И вновь продолжается бой!

И вновь продолжается бой!

Пролог

Андрей мягко плыл в молочном тумане. Было тихо и умиротворяюще. Всё ушло куда-то далеко, в бесконечность. Суета, дела, мысли, переживания – всё осталось там, в настоящей жизни. В уже прошедшей жизни. Он вдруг осознал, что его существование закончилось. Не было ни отчаяния, ни горя, ни переживаний. Только немного досады, что ничего толком и не успел. Хотя и не прожил амёбой, свой след он всё-же оставил. По сравнению со многими так и целое следище. И своё продолжение он тоже оставил, там осталась маленькая искорка новой жизни. Мальчик, который продолжит путь его рода по этой грешной земле. Его кровиночка, его сын, его надежда.

– Куда это ты собрался?

Андрей вздрогнул, его откинуло назад и морок рассеялся. Он увидел своё окровавленное тело со стороны. Двое мужчин с пистолетами и в масках подкрадывались к нему, направив на него оружие.

– Какое душераздирающее зрелище?

Произнёс тот же голос, и Андрей развернулся. За его спиной висел седоватый мужчина-брюнет, которого он не раз видел.

– Денис! – обрадовался он.

– Здравствуй, Андрей, – кивнул он, не отрывая взгляда от копошащихся внизу мужчин в масках. – Лихо ты их пострелял. – И он улыбнулся. – Что, удивлён? Ты-ты. Я-то растерялся, никогда не попадал в такие ситуации, а ты молодец. Помнишь, что сказал куратор перед смертью? Тебе нельзя попасть к ним в руки живым, понимаешь почему?

– Будут пытать? – посмотрел он на Дениса.

– Не то слово, Андрюха, не то слово… – Он оглянулся назад.

Серебристое, ртутное, круглое зеркало размером метров в пять в диаметре, висело прямо за ними. Иногда по нему пробегали судороги, и оно, словно живое, вздрагивало.

– Что это? – испуганно спросил Андрей.

– Вход в чистилище, – ответил Денис. – За всё надо отвечать. Только это за мной, дружище, твоё время ещё не пришло.

– Я не понимаю, Денис? Ведь это мой мир, а не твой, значит, это за мной? – растерянно смотрел на него Андрей.

– Ну уж нет, братишка! – Отрицательно покачал головой Денис. – Здесь твоя жизнь, здесь твоя семья, здесь твоя любовь, и оставаться здесь, тоже тебе. Я ухожу, и не спорь. У тебя всё впереди. Подожди! – Поднял он руку, останавливая Андрея. – У нас мало времени, слушай меня внимательно. Первое: тебе необходимо уничтожить всех этих, – Он показал на бойцов в масках внизу. – Они не должны выжить, а ты должен пропасть вместе с ними. Только так ты сможешь выжить, чтобы подготовить удар по врагам Родины. Свяжись с дядей Мишей, только ему ты можешь верить, как, не знаю, но придумай.

Второе: у меня в последнее время было много свободного времени, и я кое-что приготовил для тебя, – Усмехнувшись, посмотрел он на Андрея. – Я рассортировал всю свою память. Разбил её по папкам, как на рабочем столе компьютера. Ты же видел его в моей памяти, помнишь?

Андрей кивнул головой.

– Отлично! – обрадовался Денис. – Значит, открываешь рабочий стол, и там вся информация в папках, тебе достаточно только задуматься, и она откроется прямо в мозг. Например, тебе надо сочинить музыку к кино, задумался о музыке из кинофильмов, и оп, в твоей голове музыка, выбирай нужную. Всю музыку и песни до 75 года я убрал, незачем тебе неприятности и обвинения в плагиате. Да и сам сочиняй, ты теперь умеешь! – рассмеялся Денис.

– Подожди, Денис! – испугался вдруг Андрей. – Так получается, я остаюсь один? А если я не смогу? Если тупо не справлюсь?

– Смирно, боец! – зло рявкнул Денис. – Никаких «не справлюсь» не может быть. Ты знаешь и умеешь всё то же, что и я. Сжал зубы и попёр вперёд. Никто кроме тебя не сможет спасти страну. Никто! Отставить мандраж. Умирать не страшно! Ты теперь сам это знаешь. Только вперёд, братишка! Ради любви, ради семьи, ради всех ещё не родившихся детей ты должен идти вперёд, невзирая ни на что. Выбора у тебя нет: или они, или мы. Я выбираю нас, а ты? – строго взглянул он на побледневшего Андрея.

– Нас, конечно! – сглотнул тот.

– Тогда хватит трусить. Ты можешь всё! Ты делаешь это не для себя, а для всех своих. – Денис ещё мгновенье смотрел строго, а затем улыбнулся. – Не ссы, братишка, прорвёмся! Вся информация по врагам и предателям в одной папке, она называется «Пятая колонна». Запомнил?

Андрей кивнул.

– Ну всё, братишка, пора нам прощаться, – грустно улыбнулся он. – Я в тебя верю. Береги девчат.

Он развернулся и поплыл к зеркалу. По мере приближения к нему Дениса, оно светлело и было уже не серебристое, а грязно-бело-золотистое. Денис встал прямо перед ним и оглянулся.

– Присматривай за Валентиной… – попросил он.

– Хорошо! – согласно кивнул Андрей.

– Прощай, братишка! – грустно улыбнулся он, и, вздохнув, шагнул в сияющий уже золотым огнём шар.

Шар довольно причмокнул и растворился.

– Прощай, брат! – ответил Андрей и оглянулся на бойцов, что пинали его тело.

– Колян, прекращай, – строго прикрикнул один из бойцов на другого. – Думай, что майору будем говорить. Приказ был его живым притащить.

– Живым? – подпрыгнул и развернулся второй в воздухе. – Живым? Этот щегол Лёньку прямо в глаз застрелил. В глаз! Робин Гуд сраный. – И он вновь, развернувшись, принялся остервенело пинать бесчувственное тело.

– И что теперь? – психанул первый. – Вон, Петруха с Серёгой лежат. Мне теперь тоже к тебе присоединиться и пинать мёртвое тело? Лажанулись мы, и сами виноваты. Завалили охрану и расслабились, вот и итог.

– Парни, мне неотложку надо, – раздался голос от их машины. – Или хотя бы перевяжите. Я ведь кровью изойду!

– Вот, кстати, иди лучше Павла перевяжи, – указал на раненого первый. – Я пока наших в багажник уберу.

– Кто бы меня перевязал… – проворчал первый и пошёл к Павлу.

– Ни хрена себе! – подумал Андрей. – А как это? – и посмотрел на себя.

Он висел над самой землёй, не касаясь её. Словно корабль на воздушной подушке. Его настоящее тело лежало в паре метрах от него, не дыша и не двигаясь. Андрей воспринимал его как скафандр или водолазный костюм. Странное такое ощущение? Тут его взгляд заметил что-то мелькнувшее на периферии, какое-то смазанное движение. Неожиданно в нём проснулась тревога и ощущение опасности, его потянуло в своё тело. Сопротивляться он не мог и молнией понёсся к окровавленному и избитому себе.

– Ни фига себе кино? – успел подумать он, влетая в своё тело, и вдруг что-то тёмное и склизкое ворвалось следом, а затем между ними началась борьба.

Второй боец, уже затащивший тела своих напарников в багажник, подошёл к телу пацана. Неожиданно оно дёрнулось. Тот от испуга подпрыгнул и, выхватив пистолет, направил на тело, но оно лежало, не подавая никаких признаков жизни. Тихо к нему подойдя, он ткнул его носком ноги и отпрыгнул. Никакой реакции. Он снова подкрался к телу и ткнул его стволом пистолета в голову. Никакой реакции. Он положил два пальца на шею, не сводя с него ствола пистолета. Никакой реакции, пульса нет.

– И что это было? – напряжённо спросил он пустоту вокруг. – Померещиться же… – сплюнул он в сторону.

Спрятал пистолет в кобуру подмышкой и, схватив тело пацана за ноги, потащил к машине.

Полчаса спустя. На окраине Москвы.

Две автомашины въехали на территорию старой овощной базы. Встали ненадолго перед одним из складов, дожидаясь, когда им откроют въездные ворота, а затем скрылись внутри. Из машин вышли несколько человек и заговорили.

– Я к майору на доклад. Ты со мной, – указал он на первого. – Паша, ты в медпункт. Выполнять! – и, развернувшись, зашагал к дверям.

– Ты как? – посмотрел первый на раненого.

– А-а! – махнул тот рукой.

– Сам дойдёшь?

Тот только кивнул и, держась за рёбра, скособочившись, пошёл следом за лейтенантом.

– Чёртов пацан! – плюнул первый и пошёл следом.

В одном из багажников машин.

Андрей рывком очнулся, всё тело было в поту и крови. Кровь выступала со всех пор и была землисто-чёрной, тихий ужас, и только. Он судорожно вдохнул затхлый и пыльный воздух багажника и закашлялся. Пахло маслом, бензином, кровью и дерьмом.

– Что всё это было? – заметался в страхе его разум. – Я что, умер и воскрес? А Денис? Он же ушёл? Денис!!! – прокричал он в себя. – Денис!!!

Он подождал пару секунд и выдохнул. Всё-таки ушёл. Теперь он один. Он так привык к Денису, к его советам, к его поддержке, к его опеке, и вот теперь… Он один. Какое непривычное чувство. Прощай, брат! Мне тебя уже не хватает…

Он попытался повернуть голову и застонал от боли. Сотни, тысячи, миллионы иголок вонзились в его тело, и его выгнуло дугой. Несколько секунд его словно било током, а затем отпустило, он расслабленно опал обратно и судорожно задышал. С его губ сорвалось ругательство, и вдруг ему стало легче. Он расслабленно задышал и смог повернуть голову. Пистолет, первое, что попалось ему на глаза.

– Интересный пистолет, я таких ещё не видел! – подумал Андрей и протянул к нему руку.

Пистолет как-то привычно лёг в ладонь, а в следующую секунду он услышал тяжёлые шаги и маты. Кто-то подошёл к машине и рывком открыл багажник. Не задумываясь, Андрей поднял руку и выстрелил в контур мужчины, смотрящего на него расширившимися от удивления глазами.

– П-бам! – тихо сказал пистолет, и мужчина, схватившись за грудь, отшатнулся назад, матернулся и упал.

Андрей ещё секунду поводил стволом пистолета слева направо, но никакого движения больше не было. Он устало опустил руку и отключился.

Москва. Переделкино.

– И ты во всё это веришь? – Суслов внимательно посмотрел на Брежнева, оторвавшись от папки с документами.

– Дочитай до конца, – устало отмахнулся Брежнев. – Не хочу спорить.

– Действительно, Леонид Ильич, как-то это… – сказал Гречко, повертев в воздухе ладонью.

– Пока не дочитаете, никаких разговоров! – резко поднялся Брежнев. – Неужели вы думаете, я бы вас из-за сказок дёрнул? Всё, я пошёл покурю, а вы читайте.

– Тебе же нельзя? – удивлённо посмотрел на него Громыко.

– Мне теперь всё можно. У меня теперь, как у Сталина, выбора нет, или вы со мной, или нет. Всё, я ушёл… – и он раздражённо вышел.

– Думаете, всё так серьёзно? – оглядел остальных Громыко.

– Я Лёню таким давно не видел. Очень давно. Давайте дочитаем и потом поговорим… – ответил Суслов и принялся за чтение, пододвинув к себе папку с документами.

Остальные посмотрели на него и тоже продолжили чтение.

Брежнев вышел из помещения кинолектория и обратился к своему телохранителю Михаилу.

– Миша, дай мне сигарету!

– Леонид Ильич, меня же Нина Андреевна загрызёт… – отступил он испуганно.

– Потерпишь! – огрызнулся Брежнев. – Я не в том состоянии, чтобы спорить, так ей и скажешь. Давай сюда всю пачку и спички. – Он нервно вытащил сигарету и прикурил трясущимися руками. – Щёлоков ещё не приехал? И где майор?

– Тут такое дело… – занервничал Михаил.

– Говори! – резко повернулся Брежнев.

– Э-эм… На кортеж министра МВД совершено нападение. Известно только, что они смогли отбиться, но сам министр ранен. Товарищ майор выехал туда пару минут назад, просил пока придержать информацию! – смущаясь ответил Михаил.

– Так… – глубоко затянулся Брежнев. – Так! – повторил он и задумался.

Михаил стоял рядом ни жив ни мёртв и боялся даже дышать.

– Встрял со всех сторон, – думал он. – И майора подставил, и промолчать не имел права. Засада!

– Вот что, Михаил, – наконец повернулся к нему Брежнев. – Кто сейчас за старшего на объекте?

– Я, товарищ Генеральный секретарь! – вытянулся он.

– Значит, слушай боевой приказ, товарищ капитан! – серьёзно посмотрел на него Брежнев. – Уровень охраны теперь параноидальный, приоритет красный – максимум. Всех вооружить по полной, при малейшем подозрении на соответствие от несения обязанностей отстранять. Проверять всё и всех, независимо от званий и должностей. Ну ты знаешь всё, что надо делать? От вас и ваших действий теперь зависит, останется жить СССР или нет. Действуй, капитан, если возникнут проблемы, сразу ко мне, и пусть майор зайдёт сразу, как вернётся. Мне тут одна идейка вдруг пришла в голову, нужно посоветоваться… Если он в ближайшие полчаса майор не появится, зайди сам.

– Слушаюсь! – кивнул Михаил. – Разрешите выполнять?

– Действуйте, товарищ майор, – кивнул Брежнев. – Уже майор! – перебил он попытавшегося возразить капитана.

– Слушаюсь! – кивнул тот и убежал.

– Пойду обратно, – сказал в пустоту Брежнев. – Послушаю, что мне эти старые пердуны посоветуют… – и, улыбнувшись, пошагал к кинолекторию.

– Ну что? – оглядел он всех, зайдя в помещение. – Дочитали?

– Дочитали! – кивнул Громыко.

– Дочитали, – согласно кивнул Суслов. – Может пояснишь, зачем ты нас вытащил с заседания? – недовольно посмотрел он на Брежнева. – Что, нельзя было после с делом этого мальчишки разобраться?

Все согласно закивали головами, соглашаясь с Сусловым.

– Да можно было, конечно, – спокойно сел на своё место Леонид Ильич. – Я, собственно, так и собирался, но… – оглядел он всех троих. – По дороге сюда на машину Андрея напали. Его охрана полностью уничтожена, а сам он пропал. На месте перестрелки обнаружены следы крови и многочисленные гильзы. Следы двух машин, скрывшихся с места преступления.

– О как! – озадачился Суслов. – И? Продолжай дальше, это же не всё, что ты хотел сказать?

– Со слов следователей, Андрей отстреливался из пистолета своего куратора из Тюмени. Точно кого-то или убил, или ранил. Сначала его хотели взять живым и стреляли мимо, пытаясь напугать. Когда он, видимо, попал, то стали бить на поражение. На месте остались его окровавленная шапка и пальто, простреленное в двух местах, одно пулевое в плечо и одно в живот.

– Тссс! – выдохнул Гречко. – Жалко мальчишку. Геройский парень, не испугался.

– А уж мне-то как жалко! – соскочил Брежнев. – У них с внучкой любовь, хотели в июне свадьбу сыграть, она от него, наверное, беременна. Вот как я ей скажу, что его убили? Как? – зло осмотрел он остальных. – Он мне письмо написал, видимо, подстраховывался, всего несколько слов: «Леонид Ильич, опасайтесь Андропова. Он один из руководителей заговора по развалу СССР». Один из… Один из! Вы понимаете, что это значит? Понимаете?

– Успокойся, Леонид, может, всё не так страшно? Перепутал чего малец? С кем не бывает… – попытался его успокоить Гречко.

– Я тоже думал, напутал, но вот только что узнал про нападение на кортеж Щёлокова. Они отбились, но министр ранен, не знаю пока характер ранения. Туда выехали ребята из моей охраны, как всё выяснят, сообщат.

– А вот это уже серьёзно! – сообщил очевидную всем вещь Гречко.

– Серьёзно! – кивнул головой Брежнев. – Отсюда вопрос к каждому из вас: вы со мной? Или отойдёте в сторону? – пристально посмотрел каждому в глаза Брежнев.

Суслов и Громыко глаз не отвели и только кивнули головой, а вот Гречко…

– Знаете, ребята, а ведь это гражданская война… – оглядел он остальных. – Если предатели забрались так высоко, то мы не можем доверять никому? А если в игре КГБ, то… – покачал он головой. – Значит, там и кто-то из армейских особистов замешан, и, возможно, на самом верху. Что делать-то будем?

– Как Геракл конюшни чистить, – прервал его Брежнев. – Хватит лицемерить! У нас нет выбора: или спасаем страну, или сдаёмся. Ты готов сдаться и целовать дядю Сэма в жопку? – повернулся он к Гречко. – Я нет и не буду, но и допустить того, что сделают со страной, даже пусть это было только фантазией Андрея, я не хочу и не дам этого сделать никому. Даже и ценой своей жизни! Хватит нам лебезить и бояться, пора наводить порядок в стране, а все честные люди нас поддержат. Ты с нами?

– Да куда я денусь? – отмахнулся Гречко. – Я в команде!

– Тогда разрабатываем первые меры, ставим задачи и за работу! – положил руку с пистолетом на стол Брежнев.

Все посмотрели на ствол, и Гречко вытер вдруг вспотевший лоб.

– Ну ты, Лёня… – настороженно глянул он на Брежнева.

– А как ты хотел? – серьёзно посмотрел ему в глаза Брежнев. – На кону моя жизнь и жизнь страны. Дело партии, тут не до сантиментов…

– Понимаю! – кивнул Гречко. – Пойду Ивашутину позвоню, надо твою охрану усилить. И вообще, пока спецов КГБ отжать маленько от руля, так сказать, во избежание…

– Это дело! – согласился Брежнев. – Объясни всё Петру Ивановичу и привет передай. Да…! – остановил он вставшего и немного напрягшегося Гречко, вновь посмотревшего на пистолет в руке Брежнева. – Я своим доверяю, хоть подполковник и скурвился, но остальные ребята со мной.

– Как скажешь! – кивнул Гречко и вновь посмотрел на пистолет. – Скажи, Лёня, а стрельнул бы?

– Ну, в войну же стрелял, – посмотрел он в ответ. – А если честно, не знаю, Андрей? Но я рад, что не пришлось…

– Ага! – кивнул Гречко и вышел.

– Вот это ты дал, Леня! – покивал головой Суслов.

– А по-другому не получится, Миша! – посмотрел Брежнев в ответ. – Представь, что «лесные братья» просочились в Политбюро?

– Как всё дерьмово-то? – покачал он головой. – Что мы делаем неправильно? Где ошибаемся?

– Андрюха хотел мне объяснить, да не успел… – зло убрал Брежнев пистолет в ящик стола. – Теперь у меня к ним никакой жалости.

– Понимаю! – кивнул Суслов. – Жаль мальчишку, хорошо пел.

– Он вообще был настоящим! – сгорбился Брежнев. – Жаль, я это поздно понял…

– Да! – согласно кивнул Громыко. – Так и не познакомился с тёзкой. Многообещающий был паренёк.

– Пока тело не нашли, давайте не будем в таком тоне! – попросил Брежнев.

– Лёня, ты же понимаешь…? Ранение в живот, тут без вариантов. Тем более, больше двух часов прошло… – опустив голову, сказал Громыко.

– Да всё я понимаю, Андрей, но… – замер Брежнев.

– Да не объясняй! – отмахнулся Громыко.

Тут в зал вернулся недовольный Гречко.

– Что случилось, Андрей Антонович? – посмотрел на него Брежнев.

– Не смог связаться с ним по ЗАСу, пришлось подключать армейскую связь. Вызвал сюда передвижную машину связи с новой охраной. Не нравится мне это всё. Неужели он рискнёт? – ответил тот, посмотрев на остальных.

– Кто бы знал, что у него в голове… – ухмыльнулся Суслов.

– Не у него, а у них… – уточнил Брежнев. – Так, долой всё лишнее, давайте помозгуем, что будем делать?

На окраине Москвы. Андрей.

Сознание мой плавало, я то выплывал на поверхность и понимал, где я, то опять уходил в сумрак. Кровь подсохла и образовала на мне корочку, я, наверное, со стороны похож на грязного негра. Мысль об этом вызвала смешок. Надо же? Я ещё способен шутить, находясь в такой жопе? А, кстати, а в какой жопе я нахожусь? Надеюсь, не в грязной и чёрной? А-ха-ха! Что это? Я схожу с ума или брежу? Наверное, это от потери крови? Правое плечо не чувствую совсем. Ого! Это же я, получается, сейчас стрелял с левой руки? Да я прям Клинт Иствуд! Какой ещё Клинт Иствуд? Задумался я невольно и вдруг вспомнил всё, что знал о нём Денис. Прикольно!

Так, надо выбираться, или я тут и сдохну. Не хочу! Что-то не понравилось мне умирать, да и гадость эта, что со мной запрыгнула в тело. Бе-е-е! Та ещё мерзость. Как я понял, они поедают души неудачников, застрявших в мире живых, а те, кто смог дать им отпор, становятся духами и приведениями. Да я теперь спец по загробному миру? Блин, это получается, если бы я не успел запрыгнуть в тело, то меня бы сожрало вот это? Фу!!! Получается, попав со мной в тело, оно ослабло и я смог его убить? Или выдавить из себя? Или нет? Или где оно? Надеюсь, часть его во мне не осталась? Как-то мне прям нехорошо стало от этой мысли.

Надо срочно выбираться из багажника.

С огромным трудом мне удалось буквально выпасть из машины. Тут я увидел того мужика, что открыл багажник. Он был ещё жив и расширившимися от ужаса глазами смотрел, как я к нему ползу. Он попытался закричать и не смог, и тут он стал седеть прямо на моих глазах… Его чёрные волосы моментально стали абсолютно седыми, вдруг он задёргался и замер. Ну и видок у него, словно призрака увидал и сдох от страха? Я на автомате подобрал его пистолет и, вынув полную обойму, вставил его магазин в свой пистолет. Только тут я заметил, что так и держу тот пистолет, что подобрал в машине. Оба-на! Это что же получается, в магазине пистолета был всего один патрон? Круто, чё!

Тут я почувствовал, что мне что-то мешает в поясе. Я остановился, положил пистолет, перевернулся и задрал свитер. Я уже устал удивляться… По какой-то иронии судьбы, пуля царапнула по боку и застряла в пряжке сбившегося на бок ремня, а ведь ребята ещё смеялись надо мной, мол, не пряжка, а бронежилет. Вернее, они говорили стальной чехол для брюха, это я уже под мир Дениса назвал бронежилетом. Тут я замер. Мир Дениса? Точно, мир Дениса! Ведь я теперь могу писать книги из его мира!!! И музыку! И песни! И стихи! И всё! Вообще всё, чего нет в моём мире!!! И сценарии к классным фильмам и мультфильмам. Да снять ту же «Машку и Медведя». Это же такой классный мультик, как я ржал, когда смотрел его в памяти Дениса. А ещё «Фиксики», «Смешарики», да там столько всего… Это что же получается, если я умру, то в этом мире их не будет? Возможно, совсем?

Ой бляха-муха, какая непруха! Нет, двигаться, двигаться и ещё раз двигаться, как завещал великий друг женщин Казанова, в движении жизнь. О чём это я сейчас? При чём тут Казанова? Так, у меня мало времени, явно начинаются глюки. Мне нужен телефон, срочно нужен телефон, жизненно срочно нужен телефон. Полцарства за мобилу!

Глава 1

Мир Дениса.

Я, Денис, очнулся, лёжа на траве. Прямо передо мной висел огромный багровый диск заходящего солнца.

– Что голова-то такая тяжёлая? Словно мне по ней от души врезали? – подумал я и в удивлении раскрыл глаза.

– Деня, ты как? – стал меня трясти мой детдомовский друг Васька Мокроусов по прозвищу Мокрый.

– Мокрый? – прострелила меня мысль. – Его же в 88-м машина сбила! Это чего вообще происходит?

Осенью 88-го он шёл с работы, и его толкнул под самосвал местный хулиган Гопа, с которым они не поделили девушку. Васька погиб на месте, а Гопу так и не нашли. Он был моим единственным настоящим другом в детдоме, да и после мы с ним встречались постоянно, хоть и устроились работать в разные места, да и жили совсем не рядом.

– Деня, ты живой? – испуганно смотрел на меня мой друг. – А то лежишь и не дышишь. На фига ты вообще мяч на голову принял? Взял бы на грудь и отпасовал Грине. Мяч же мокрый…

– Сам ты мокрый! – рассмеялся я от осознания, что вернулся в своё прошлое.

– Мокрее некуда, – поддержал мой смех подошедший Гриня и все остальные ребята.

– Он его родственник! – выкрикнул кто-то, и все опять захохотали.

– Вась! – протянул я руку улыбающемуся другу. – Помоги подняться. Что-то я вдруг ослаб неожиданно…

– Неожиданно! – засмеялся кто-то. – Неожиданно можно до тубзика не добежать. Мокрый, ты ближе всех, понюхай, от него не пахнет? А то, может, зря мы его спасать прибежали? – добавил кто-то под общий смех.

– Фу-у-у! – замахал перед носом рукой Васька.

– А-ха-ха! – поддержали его все.

Эх, святая простота! Одно слово – маленькие дети, но как же я рад снова их всех, ну почти всех, видеть.

Васька вздёрнул меня за руку, ему помогли остальные и подхватили моё покачнувшееся тело.

– Эк, меня повело-то? – негромко сказал я.

– Так, мальчики, что случилось? – подбежала к нам наша воспиталка, Мария Давыдовна.

Вполне симпатичная сорокалетняя шатенка, в отличие от многих, добрая и заботливая. Лет пятнадцать назад у неё погибла вся семья, муж и двое детей. Детей она больше почему-то иметь не могла, и, видимо, чтобы не сойти с ума или не спиться, она пришла работать в наш детдом воспитателем. Чему мы только радовались, она была не такой строгой и к нам относилась очень доброжелательно и заботливо, особенно к девочкам. Оберегала и защищала их, как могла.

– Мама Маша, Дениска мяч головой отбил, а он мокрый после лужи и тяжёлый, вдруг упал и не дышит, а потом дёрнулся и очнулся! – зачастили ребята.

– Денис, ты как себя чувствуешь? – попыталась она посмотреть мне в глаза.

У меня же неожиданно закружилась голова и слегка подогнулись ноги.

– Так, ребята, помогите Денису дойти в медпункт, – скомандовала она. – А я побежала за нашим медиком.

Медицинская комната.

– Денис, сколько пальцев? – поводила передо мной пальцем тётя Роза.

Мы её в шутку между собой называли Донна Роза Дальвадорес, за её сильную внешнюю похожесть на актёра Калягина в роли этой самой донны Розы. Лежать на твёрдой кушетке было неудобно, да и пахло в медпункте как-то резко и неприятно, какими-то лекарствами и химикатами.

– Два! – на автомате ответил я.

– Ясно… – кивнула донна Роза. – Дотронься пальцем до носа! – попросила она.

– Легко! – ухмыльнулся я и вместо носа ткнул со всей дури себя пальцем в глаз. – Уй-йя!

– Денис! – напугалась донна Роза. – Оглашенный, чуть глаз себе не выбил. Ополоумел, чи шо? – посмотрела она на меня и попыталась оторвать мою ладонь от заслезившегося глаза.

– Бляха, больно-то как? – просипел я.

– Не ругайся! – всё-таки оторвала мою ладонь тётя Роза. – Ну вот, вредитель, теперь глаз весь красный. Всё! Будешь лежать тут минимум неделю.

– Неделю? – ужаснулся я, как Винни-Пух. – Целую неделю нюхать это?

– Ничего, я окна открою, проветрю, – отмахнулась тётя Роза. – Это меня ваша оглашенная напугала, у меня лекарство из рук выпало. Сейчас открою окно, а лежать ты будешь не здесь, а в лазарете.

– Но там же тоска зелёная… – заныл я.

– Ничего-ничего! – засмеялась донна Роза. – У тебя сотрясение мозга, да ещё и в глаз себе зарядил. Недельку точно полежишь, – строго посмотрела она на меня. – И не спорь, а то я тебя в больницу отправлю! – пригрозила она.

– Только не в больницу, – взмолился я. – Лучше в лазарет.

Лежать в городской больнице мы не любили, слишком безразлично к нам там относились, да и детишки попадаются разные. Особенно неприятно, когда к ним приходят навестить родители или родственники, а они потом хвастаются тем, что им принесли, и делится с нами, увы, далеко не каждый. Есть и такие, что сожрут всё специально у тебя на глазах, при этом ещё и довольно ухмыляются, обзываясь и всяко тебя унижая. Потому лучше тут, здесь все свои, а то там набьёшь такому гаду морду, а тебя на хлеб и воду. Можно подумать, будто нас хорошо в детдоме кормят? Хотя, конечно, от повара зависит, вот тётя Дуся всегда старается повкуснее приготовить, а Тамарка-Нахалка, как получится. Зато полными сумками нашу хавку домой тащит. Сволочь жадная, никогда добавки не даст, даже маленьким.

Тут меня увели в лазарет и уложили на кровать. Тётя Роза притащила каких-то порошков и заставила меня их все проглотить. Пришлось согласиться, тем более меня ждала награда. Когда я всё проглотил, тётя Роза развернула бумажную упаковку и высыпала мне в рот – прелесть! М-м-м! Ням-ням! Кисло-сладкую аскорбинку… Все прошедшие годы я иногда вспоминал эти аскорбинки, тогда мне казалось, что ничего вкуснее её на свете нету. И вот сейчас я почувствовал во рту тот самый вкус. Фейерверк вкуса взорвался в моём рте или правильно говорить роте? Вот блин! Что за дурацкие мысли приходят в голову? От этих позабытых мной вкусовых ощущений я так растрогался, что даже слёзки побежали из моих глаз. Нифига себе, меня торкнуло?

– Дениска, ты же уже взрослый мальчик? – погладила меня по голове тётя Роза. – Так больно?

– Нет! – отрицательно замотал я головой и вдруг порывисто её обнял. – Вкусно! Спасибо, мама Роза! – прошептал я.

– Ох! – неожиданно вздрогнула она и прижала меня к себе. – Никто ещё меня мамой не называл… – всхлипнула она.

Нифига себе? Это что, за те пять лет, что она у нас работает, её никто мамой не называл? Офигеть! А тут я со своим порывом непонятным нарисовался. Интересно, а сколько мне сейчас? Так, этот момент я помню, мне 13. Мы пошли играть в футбол после дождя, и я не успел выпрыгнуть и принять мяч на грудь, пришлось мне пасовать головой. Мяч у нас был старый, когда он намокал, вообще становился гирей, и вот эту гирю я и пасанул головой. Тогда я тоже получил сотрясение и лежал в нашем лазарете как раз неделю. Это меня удачно переместили, знать бы ещё за какие заслуги? В мире Андрея я не так много и успел. Хотя, видимо, достаточно, раз ОН вернул меня сюда.

Андрюха! Э-хе-хе… Надеюсь, братишка, ты смог убить тех мужичков в масках и связаться с дядей Мишей? Дядя Миша. Сразу вспомнились оторвы сестрёнки, мамочка, ребята из ансамбля, Валюша. Как же мне теперь без вас жить? Вы же мне все родными стали, роднее некуда! Стоп. Валюша! Я же в своём мире, а Таня тут ещё жива. Она погибнет только через год. Ну уж нет! Этого я не допущу. Сам сдохну, а ей умереть не дам. Ты будешь жить, моя любовь. Будешь жить. И пусть не со мной, если так угодно ему и судьбе, я приму этот жребий, но ты будешь жить. Если мне не суждено быть твоим любимым, я буду твоим другом, как был другом и Маше, и Жанке, и Вере, и Свете, и Ланке. Твоим самым верным другом!

– Денис! – посмотрела на меня влажными глазами тётя Роза. – Спасибо тебе! И, если тебе не сложно… – замялась она.

– Конечно, мама Роза! – улыбнулся я. – Мне даже приятно… – посмотрел я на неё.

– Какой ты… – внимательно всмотрелась она в мои глаза. – Понимающий!

– Я такой! – задрал я нос, и мы облегчённо рассмеялись.

– Может, тебе что-нибудь нужно? – повернулась она ко мне, вставая.

– А можно мне сюда гитару принести? – с надеждой посмотрел я.

– Ты умеешь играть на гитаре? – удивилась она.

– Немножко! – засмущался я. – Пока не так хорошо, как хотелось бы…

– Хорошо, Денис! – улыбнулась она. – Я поговорю с Надеждой Витальевной, думаю, тебе и вправду одному будет скучно, а так, глядишь, и повеселее, и польза.

– Спасибо! – кивнул я довольно.

– Ладно, я пойду, а ты постарайся поспать. Хорошо?

– Разрешите выполнять! – шутливо приложил я руку к голове, отдавая честь.

Мама Роза покачала головой, улыбаясь, и вышла, а я завалился спасть. Как здорово, что я вернулся именно сюда и именно сейчас. Теперь всё будет иначе!

Мир Андрея.

Москва. Госпиталь имени Бурденко.

Вика лежала в палате и смотрела в потолок.

– Какая ты жестокая, жизнь, – думала она. – Разве заслужил всё, что с ним было раньше и случилось сейчас, её милый Лисёнок? Чуть больше месяца они были вместе, так мало и так много. И вот, они говорят, его больше нет. Какие страшные слова. Ещё вчера они смеялись, целовались, дарили друг другу нежность и наслаждение, и вот, его не стало. Он буднично улыбнувшись вышел за дверь и больше не улыбнётся никогда. НИКОГДА! Они даже не знают, где его могила. Всё, что ей от него осталось, это фотографии, его песни, записи концертов и ребёнок. Их ребёнок. Он так его хотел или её, даже имена для них придумал, если будет мальчик, то Денис, а если девочка, то Таня. Если в честь кого имя Таня, она понимала, то вот кто такой Денис, он так и не признался. Очень хороший человек, вот и всё, что ей известно.

– Дорогая, не нервничай! – говорил он. – Остальным имя выберешь сама.

Остальным. Никаких остальных уже не будет. Нет, я не хочу верить! Пока не найдут его тело, я верить не хочу. Я не верю, что он умер. НЕ ВЕРЮ!!! Он обещал мне вернуться даже с того света, а он всегда держит слово. Всегда! Я буду его ждать и он обязательно вернётся, обязательно. Он всегда держит слово!

У палаты Виктории.

– Ну как она? – спросила свою мать Галина Брежнева.

– Непонятно! – ответила Виктория Петровна. – Сначала пришла в ужас, а сейчас вроде успокоилась. Мне кажется, она не хочет верить, что Андрей погиб. Если честно, я тоже не верю, не тот он человек.

– Я тоже не хочу верить, но на его пальто два пулевых отверстия, в плече и в районе живота. Если он и выжил, то только чудом! – присела она рядом на диванчик.

– Я понимаю, но… – задумалась Виктория Петровна. – Не знаю, как это объяснить, но он жив. Ему плохо, больно, но он жив и он борется!

Галина Брежнева удивлённо посмотрела на мать и только покачала головой.

Окраина Москвы. Старая овощная база.

Андрей очнулся резко, судорожно вздохнул и осмотрелся вокруг. Кажется, до телефона он не добрался, отрубился где-то по дороге. Кряхтя, попробовал встать. Чёрт, как же больно! Плечо не чувствуется совсем, а рядом всё горит. Наверное, началось воспаление. Этого для полного счастья и не хватает. Ему срочно нужен телефон, здесь должен быть телефон. Должен быть!

С трудом, упираясь головой в стену, он смог подняться. И так вдоль стеночки, потихонечку он и поплёлся к двери. Он должен найти телефон, должен, иначе смерть. Кабинет за кабинетом, помещение за помещением. Расплывающимся взглядом увидел красный крест на двери. Зайти или нет? Зайти, а вдруг? Сжав зубы толкнул дверь и завис, качаясь и ловя баланс. Лишь бы не упасть, лишь бы не упасть… Наконец красная пелена отступила и он смог трезво заглянуть в кабинет. Молоденькая медсестра в белом халате, с красной розочкой у сердца, смотрела в потолок стеклянным взглядом. Вот суки, совсем ведь молодая… На столе стоял телефонный аппарат, неужели? Из последних сил он добрёл и взяв трубку, набрал номер, пошли гудки…

Москва. Старая площадь. Кабинет Андропова.

Юрий Владимирович сидел и размышлял. Что-то не так… Где-то они ошиблись, он это чувствовал. Но вот где и в чём? Доклад об уничтожении мальчишки пришёл, их встреча не состоялась. Тут всё чисто, тогда где? Где прокол? Где?

Раздавшийся телефонный звонок заставил его вздрогнуть. Нехорошее предчувствие шевельнулось в груди.

– Я слушаю! – сказал он в трубку.

– Это Цвигун! – раздалось из трубки. – В 10-32 на кортеж министра МВД Щёлокова совершено вооружённое нападение, они отбились, но двое телохранителей убито, один ранен. Щёлоков также получил ранение головы, в данный момент его жизнь вне опасности.

– Почему так поздно докладываете? – разозлился он.

– А вот тут самое интересное! – напряжённо заговорил тот. – Идёт неофициальное бойкотирование комитета. Наши люди во многих местах отстранены и заменены на сотрудников ГРУ генштаба, в первую очередь, в охране Брежнева и его семьи. Также выяснилось, что было нападение на жениха внучки Брежнева, по предварительной информации он убит, но его тело не найдено. Вся его охрана уничтожена, на месте боестолкновения обнаружены многочисленные гильзы и следы крови, что говорит об активном противодействии, видимо, среди нападавших имеются и раненые и убитые. После этого Брежнев вызвал к себе в Переделкино: Громыко, Суслова, Гречко и Щёлокова. Что там происходит выяснить не удалось, наши люди отстранены и вывезены. Вот, по дороге в Переделкино, на кортеж министра МВД и было совершено нападение, кем и для чего, пока неизвестно. Люди работают, но пока информации нет.

– Ясно! – задумался Андропов. – Держите меня в курсе, Семён Кузьмич.

– Слушаюсь! – ответил генерал Цвигун и отключился.

– Твою же мать! – выругался Андропов и с силой положил трубку. – Какая сволочь воду мутит?

Окраина Москвы. Старая овощная база.

– Неужели никого? – со страхом подумал Андрей. – Что теперь делать? Кому звонить? – паника захлестнула разум Андрея.

На звонок так никто и не ответил. Посидев ещё пару минут смотря в стену, Андрей очнулся. Нужно выбираться с базы и постараться попасть в больницу. Только как? А если попробовать доехать на машине? В гараже две машины, в одной тела, а другая чистая. Только я не умею ездить, а Денис умел, значит и я смогу. Ползём к машине. Через полчаса весь мокрый и смертельно уставший, Андрей сидел за рулём чёрной Волги. Слава богу, что ворота открываются механически, открыть их вручную он бы точно не смог. Нажал на кнопку и жди, когда ворота отъедут. Теперь можно и трогаться. Выжал сцепление и включил передачу, поехали.

Сержант КГБ Петров сидел и скучал. Совсем не так он представлял свою работу в комитете, совсем не так. Ведь кто он по сути? Вратарь! Он просто открывает и закрывает ворота, вот и вся работа, а ведь он мечтал совсем-совсем о другом. О! Опять куда-то намылились? Вот уж у кого служба так служба! Привычно открыл ворота и отсалютовал, даже не глядя, кто сидит за рулём. Да и зачем ему это? Кто там может быть, кроме этих надоевших рож?

Вот это удача! Обрадовался Андрей, даже документы не посмотрели, сразу ворота открыли. Теперь вперёд, к победе коммунистического меня! Чёрт, зрение плывёт, как не вовремя. Перекрёсток, надо притормозить.

Старшина ГАИ Пирогов был счастлив. Наконец-то он уломал Светлану на встречу, а ломалась-то, ломалась-то. Ничего, сегодня его день. Удача, награда настырных! Он облокотился на капот служебного Москвича и довольно улыбнулся. Вдруг резкий визг тормозов заставил его оглянуться, а уже в следующую секунду он запрыгнул на этот самый капот, а в то место, где он только что стоял, ударила чёрная Волга со служебными номерами комитета госбезопасности. Ничего себе заявочки! Они бухие что ли? Совсем что ли оборзели? Он спрыгнул и подлетел к водительской дверце, рывком распахнул её и… в ужасе отпрыгнул. Мать твою, кто это? Это вообще человек? Господи, сколько крови? Что делать то? Неотложка! Нужно вызвать неотложку, срочно! Он заскочил в служебный Москвич и схватился за рацию.

Москва. Переделкино. Кабинет Брежнева.

– Леонид Ильич! – ворвался в кабинет Михаил. – Андрея нашли!

– Живой? – встал Брежнев.

– Живой, но изранен. Угнал машину и на перекрёстке потерял сознание, врезался в машину ГАИ. Те сразу вызвали неотложку, он сейчас на операции, вынимают пулю из плеча.

– А ранение в живот?

– Там только царапина и гематома, пряжка от ремня задержала пулю, – довольно ответил Михаил.

– Это хорошо! – присел Брежнев обратно и стал массировать сердце. – Это очень хорошо. Людей отправили?

– Так точно! – кивнул Михаил. – Отправили туда ближайшую группу, они уже на месте. Берут всё под охрану и наблюдение.

– Замечательно! Иди, майор, я своим позвоню, обрадую…

То ли просто совпадение, то ли кто-то наворожил, но привезли Андрея в госпиталь имени Бурденко, туда же, где лежала и Вика. Когда в её палату зашёл дядя Миша и сообщил новость про Андрея, они все трое чуть не запрыгали от радости.

– Я же говорила, он жив! – довольно сказала Виктория Петровна.

– Я тоже не верила в его смерть! – гордо ответила Вика.

– Да, я тоже не верила, – задумчиво улыбаясь, ответила Галина Брежнева. – Просто пулевое в живот…

– Пуля попала в пряжку от ремня, да и шла под углом, – ответил дядя Миша. – Пробила её насквозь и в ней и застряла. Пробила кожу и оставила здоровую гематому. Все и подумали, что он умер.

– А к нему можно? – просительно посмотрела Вика на дядю Мишу.

– К нему не пускают! – отрицательно помотал он головой. – Пулю из плеча ему вынули, но у него касательное пулевое ранение головы. Он в бреду, там сидит наш сотрудник, всё записывает на магнитофон. Как только он очнётся, вас сразу к нему проведут.

– Бедненький! – выступили слёзки у Вики.

– Ничего, доченька, – обняла её Галина Брежнева. – Главное, живой!

– Угу! – кивнула она головой и уткнулась в мамино плечо.

– Дамы, я вас оставлю, мне нужно идти, – сказал дядя Миша. – За меня старшим теперь Вячеслав, старший лейтенант Сомов по-нашему. Он в курсе всей ситуации и знает, что делать. В связи с последними событиями ваша охрана усилена, прошу нас понять. Григорий многое знал, и теперь это известно противнику.

– Мы всё понимаем, Миша, – внимательно посмотрела на него Виктория Петровна. – И мы тебе полностью доверяем, не дай его убить!

– Сделаю всё возможное и невозможное! – кивнул он и вышел.

– Ну всё! – строго посмотрела она на дочь и внучку. – Отставить слёзы. Он жив, и это главное. В свете новых обстоятельств, думаю, со свадьбой откладывать не надо. Вика, когда Андрею исполняется 18?

– 10 марта… – всхлипнула она.

– Вот и надо ориентироваться на это число. Давайте посмотрим ближайшую пятницу после 10-го, – достала она маленький блокнот из сумочки. – 13!? Тогда в субботу 14 марта. Согласна? – посмотрела она на Вику.

– Я-то согласна, а Андрей? – растерянно посмотрела она на бабушку.

– Что-то мне подсказывает, что он только обрадуется такому решению, – улыбнулась Галина Брежнева. – Особенно, когда узнает про твою беременность…

Мир Дениса. Лазарет детдома.

Я лежал и наигрывал на гитаре мелодии. Гитару мне всё-таки принесли, мама Роза уговорила директрису, что сделать совсем непросто. Она у нас чрезмерно строгая, но в то же время справедливая. На мелкие проступки закрывает глаза, но если накосячил по-крупному, то и наказание серьёзное. Все уже привыкли и не обижаются, у всех пришло понимание момента.

Гитару мне притащил Васька и долго интересовался, с чего это меня потянуло на музыку? Вроде мы мечтали стать футболистами? Было такое в прошлой жизни, теперь-то я понимаю, как это было глупо и наивно, только разбивать сердце друга я не буду.

– Мокрый? – снисходительно посмотрел я на него. – Кто мне в лазарете разрешит в футбол играть?

– Так-то да! – усмехнулся он. – Своими кривыми ножками ты тут всё перебьёшь… – и расхохотался.

Надо признаться, что ноги у меня действительно кривоваты, да и вообще я совсем не красавец. Что есть, то есть. По сравнению со мной, Андрюха – Ален Делон! Как-то я привык в том мире, что на меня девушки смотрят с интересом, а ведь в этом мире я ещё тот гадкий утёнок. Ничего, прорвёмся… Мне нужно покорить только одно сердце, а на остальных пока плевать.

– Слушай, Вась? – начал я и замялся. – А…?

– Ты про Таньку? – заинтересованно посмотрел он.

Я только смущаясь кивнул.

– Она с Костиком мутит, – отмахнулся он. – Про тебя даже не спрашивала. Слушай, Деня, ну зачем тебе эта шалава? Что, нормальных девчонок нету?

– В смысле, шалава? – соскочил я с кровати.

– Ой, только не делай вид, что ты не знаешь? – презрительно отмахнулся он от меня.

– Не знаю? – потрясенно прошептал я.

– Ну что ты, как маленький? – удивлённо посмотрел он на меня. – Ты же видишь, что она одевается красиво, игрушки у неё дорогие, сладости всегда есть. Видишь?

– Я как-то не обращал внимания… – растеряно прошептал я.

Что вообще происходит? Таня всегда была тихой, застенчивой и скромной девочкой. Никогда не велась на эти посылы повышения благосостояния в обмен на тело и услуги. Что уж скрывать, но было такое у нас, было. Конечно, не в детдоме, а за его стенами хватало извращенцев. Но чтобы моя Таня и такое? Нет, только не это. Господи! Неужели ты отправил меня сюда страдать? Я ещё не искупил свои грехи?

– Вась, ты иди пока… – сел я расстроено на кровать. – Прости, но мне надо одному побыть.

– Хорошо, дружище, – присел он передо мной. – Только без глупостей, ты мой единственный на этом свете друг, и не хотелось бы тебя потерять из-за девки. Обещаешь?

Я посмотрел в его серьёзные глаза и ответил:

– Я может и наивный, но не дурак.

– Лады! – хлопнул он меня по плечу. – Я тогда после обеда ещё забегу?

– Здорово! – улыбнулся я и согласно кивнул головой.

– До встречи! – махнул рукой довольный Васька и убежал.

А я загрустил. Такой расклад ломал мне все планы, если это другой мир и Таня здесь совсем не пай-девочка, то…

Я взял гитару и стал наигрывать грустную песню, которую сочинил давным-давно, вернее сочиню.

Я люблю ночь, за всех одиноких прохожих,

Я люблю ночь, за девушек так не похожих.

Я люблю ночь, за звёзды и небо в тумане,

Я люблю ночь, за шорохи в тёмном чулане.

Я люблю ночь, за многоцветье витрин,

Я люблю ночь, за то, что брожу с ней один.

Я люблю ночь, мы с нею на «ты», как друзья,

Я люблю ночь, её обмануть мне нельзя.

Я люблю ночь, за то, что мы с нею не в браке,

Я люблю ночь, за ласки чужие во мраке.

Я люблю ночь, за то, что не видно глаза,

Я люблю ночь, за то, что не нужно слова.

Я люблю ночь, за наше святое молчанье,

Я люблю ночь, за искренность и пониманье.

Я люблю ночь, мы вместе грустим у окна,

Я люблю ночь, она мне навеки верна!

(Песня подруга ночь, слова автора)

http://music.lib.ru/mp3/k/kalinin_a_n/kalinin_a_n-podruga_nochx-2.mp3

Когда допел, сидел задумавшись, наигрывая всякое разное, и смотрел в окно на берёзу, по которой прыгала стайка воробьёв. И что делать? Перво-наперво мне нужно самому встретиться с Татьяной и поговорить, а то был в прошлой жизни случай, все говорили б-б, а она вообще оказалась девственницей, и это просто была такая форма самозащиты. Вдруг и здесь что-то похожее? Очень на это надеюсь, а то мечта разбилась на тысячу осколков и уже не склеить. Н-да! На автомате заиграл…

Что-то во взгляде этом

Больше такого взгляда нет

Что-то от солнца летом

Что-то из листопада лет

Целого мало мира

Всей неизвестностью манит

Этого взгляда сила

Как притяжение – магнит

Как бешеный магнит!

Я в её взгляде так неспокоен

Он надо мной кружит

Есть в этом взгляде что-то такое

Что не даёт мне жить

Что помогает жить!

(М.Бублик)

Допел и отложил гитару.

– Красивая песня! – раздался сзади голос Татьяны, и я неверяще встал. – Ты сам написал? – смотрела она на меня вопросительно своими синими глазищами.

Сколько раз я мечтал вновь посмотреть в эти глаза, сказать ей всё о своей любви и о её гибели, и вот завис и молчу. Не в силах отвести взгляд. Я смотрел в них и не мог наглядеться. Да, это она, моя нежная прелесть. Чуть лучше одетая, но я не увидел в глазах похоти и разложения, это всё та же Татьяна, какой я её помнил. Интересно, как она зашла? Неужели мама Роза пропустила?

– Ты словно сто лет меня не видел, – рассмеялась она. – Что случилось, Дениска? Привидение увидел?

– Любимую девушку, которую не видел целую жизнь! – пробормотал я.

– Так уж прямо и любимую? – хитро смотрела она. – Так уж прямо и целую жизнь?

Я только молча кивнул, оставаясь серьёзным.

– Денис, ты меня пугаешь, – вопросительно смотрела она. – Так сильно мячиком стукнули?

– Да, сильно! – согласился я. – Что-то не помню у тебя этой кофточки… – кивнул я на неё.

– А… – отмахнулась она. – Папка подарил! – и тут она испугалась и заоглядывалась. – Только ты никому. Денис, я очень прошу! Никто не знает, что это мой отец. Пожалуйста!

– Я могила! – стукнул я себя в грудь. – А как его зовут?

– Тебе зачем? – подозрительно посмотрела она.

– Должен же я знать имя своего будущего тестя? – сделал я удивлённое лицо.

– А-ха-ха! – залилась она колокольчиком. – Тоже мне жених. Может, я лучше найду?

– Может, и найдёшь, – кивнул я. – Может, даже гораздо красивее меня, а вот верней и преданней нет. Я такой один! – отбрил я её.

Она внимательно посмотрела на меня.

– Всё может быть… – задумчиво ответила и вновь взглянула мне в глаза. – Патрушев Сергей Петрович, его зовут! – ответила она и посмотрела на меня.

Я сделал вид, что задумался.

– Странно, – посмотрел я на Таню. – Где-то я уже слышал это имя…

– И где? – разозлилась она.

– Не помню, – пожал я плечами. – Может, просто однофамилец?

– Я пойду, Денис, – развернулась она, пытаясь выйти. – Выздоравливай.

– Подожди, Таня! – ринулся я к ней, тут она повернулась и мы столкнулись.

– Ты чего? – удивлённо-испуганно распахнула она глаза.

– Какая же ты красивая! – прошептал я, глядя ей в глаза, и потянулся к губам.

Бамс! Треснула пощёчина.

– Ты! Ты! – сжала кулачки Татьяна. – Я не такая!

– Ты даже не представляешь, как это здорово! – облегчённо выдохнул я и в следующий миг засмеялся.

Я хохотал, и все страхи выходили из меня. Я никак не мог остановиться и всё продолжал ржать. Вот уже и Татьяна, смотрящая на меня удивлённо, стала мне подхихикивать и наконец в голос засмеялась. Теперь мы уже вдвоём ржали, как сумасшедшие.

– Ребята, с вами всё хорошо? – забежала в комнату обеспокоенная мама Роза.

– Всё хорошо, мамочка! – сдерживая смех, ответил я. – Теперь будет всё хорошо.

И тут Татьяна прекратила смеяться и пристально уставилась на меня.

– Ты подумал, что я…? – стали наливаться гневом её глаза.

– Я подумал, что у тебя появился парень, и очень расстроился, – не дал я ей всё испортить. – Поверь, это больно!

– Я знаю! – отвела она взгляд.

Ну да, я знаю, что тебе нравится Гриня, но он, так сказать, пошёл по бабам. Грине 15, а в детдоме это обычно происходит рано.

– Для меня, кроме тебя, больше никого нет! – твёрдо ответил я.

– Все вы так говорите… – ответила она.

– Я – не все! – упёрся я. – И всеми никогда не стану.

– Посмотрим… – ответила она и, посмотрев на тётю Розу, ушла.

– Дениска, а может ты другую зазнобу себе выберешь? – обречённо смотрела на меня мама Роза.

– Нет, мама Роза, – покачал я отрицательно головой. – Сердцу не прикажешь!

– От горюшко-то? – села она на кровать напротив меня.

Глава 2

Мир Андрея.

– Опять этот туман? – подумал Андрей. – Неужели я снова умер?

– Не совсем, Андрей, это я! – раздался рядом детский голос.

– Кто это ты? – посмотрел Андрей на молоденького мальчишку. – Денис, ты? – вдруг озарило его.

– Я это, братишка, я! – довольно рассмеялся Денис. – Хочу сообщить, что не умер, а переместился в свой мир. Мне там 13, и я смогу всё исправить, и Таню спасти, и свою жизнь построить по-новому!

– Это здорово, Денис! – обрадовался Андрей. – Это офигительно здорово!

– Я тоже так думаю! – разулыбался Денис. – Ты-то как? Я смотрю, смог выбраться?

– Да! Я в больнице лежу, после операции. Только я её смутно помню, сознание плавало постоянно! – ответил Андрей.

– Я пришёл предупредить, что ещё ничего не кончилось! – внимательно посмотрел на Андрея Денис. – Прямо сейчас тебя пытаются выкрасть из госпиталя, а если не получится, то убьют. Твоя задача – очнуться и удержать руку со шприцом, в котором яд. Если не сможешь удержать – умрёшь, так что собери все силы и держи!

– Долго держать? – почему-то шёпотом спросил Андрей.

– Я не знаю, братишка? – пожал плечами Денис. – Но помощь уже спешит! Прямо сейчас! Держи справа!

Андрей открыл глаза и увидел мужчину в белом халате, что пытался попасть иглой ему в вену. Превозмогая страшную слабость, он левой рукой схватил и отвёл руку со шприцом, а правой нанёс короткий удар прямо в горло. Вывернул ладонь со шприцом и швырнул выпавший ему в руку шприц в стену сзади.

– Бздынь! – жалобно сказал стеклянный шприц и разбился.

– Ах ты сучонок! – сказал голос слева, и свет для Андрея погас.

Мир Дениса.

Приснится же? Это что сейчас было? Я что, реально смог предупредить Андрея? Даже не знаю, пугаться теперь или радоваться? Фух! Аж вспотел от волнения, надо водички попить. Встал с кровати и босиком по холодному полу почапал к графину с водой. Налил полный стакан и в три больших глотка его выпил, а затем ещё один. Харасё!!!

Посмотрел в окно, совсем рано, часов шесть утра. Неожиданно захотелось открыть окно и одному встретить первые лучи солнца. Подёргал шпингалет, и он неожиданно легко открылся. Ура! Свобода! Свежий воздух!

Распахнул большую створку настежь, постелил одеяло и забрался туда, прихватив гитару. И вокруг полилась музыка, сначала я спел «Так хочется жить», потом «Как жаль» «Браво», потом «Мой друг оранжевое лето»! Я ведь здоров, молод, талантлив, некрасив, да и ладно. В данный момент я счастлив, и мне плевать на всё! Счастье меня переполняло, оно бурлило и пыталось вырваться на свободу, и я отпустил его, и стал делиться им со всем миром. Я вспомнил про Таню и Валю, эта девочка и эта женщина органично вплелись в мою любовь. Таня никогда не будет Валентиной, и это хорошо, пусть всё, что у нас было с Валей, останется в том мире. В этом я буду строить новую любовь и новые отношения. Я пока не знаю, какие они будут, не хочу сглазить.

Наверное, со стороны смотрелось и слышалось смешно. Мальчишка 13-ти лет, ещё писклявым голосом поёт взрослые песни, но мне было плевать. Какое-то ощущение полноты и реальности происходящего затопило меня по самую макушку. Я знал, что в данный момент именно так я и должен был поступить, сесть на подоконник и петь солнцу именно эти песни. Потом были «Ау» того же Розенбаума, потом что-то ещё и ещё. Вдруг на подоконник рядом со мной приземлился голубь и, наклоняя голову, стал поглядывать на меня. Мне вспомнилась песня Д. Хмелёва «Голубок», и, недолго думая, я заиграл её. Слушай, пернатый!

Надо мною голубок кружит,

Что-то хочет мне сказать крылом?

Где летал ты, расскажи,

Видел или нет мой отчий дом?

(Д. Хмелёв)

Спел, и почему-то вдруг стало грустно-грустно и обидно. Не знаю почему? Вот такие мы странные люди – музыканты. Вспомнились заводские ребята, как они там? Смогут сами поставить спектакль к 23 февраля? Мама, сестрёнки, Шах! Как обидно, что я их больше никогда не увижу, не обниму, не улыбнусь им. Больно, и я запел Корнелюка «Город которого нет».

Ночь и тишина, данная навек.

Дождь, а может быть, падает снег.

Всё равно, бесконечной надеждой согрет,

Я вдали вижу город, которого нет.

Где легко найти страннику приют.

Где наверняка помнят и ждут.

День за днём, то теряя, то путая след,

Я иду в этот город, которого нет.

Там для меня горит очаг,

Как вечный знак забытых истин.

Мне до него последний шаг,

И этот шаг длиннее жизни.

Допел и замер, смотря на небо. Голубь посмотрел на меня внимательно и улетел. Вдруг сзади кто-то всхлипнул, я резко оглянулся и увидел маму Розу, которая зажимала рукой рот и глотала слёзы.

– Дениска, ты такой несчастный и такой талантливый, – убрав руку и сглотнув, сказала она. – Прости меня, пожалуйста!

– За что, мама Роза? – соскочил я с подоконника и подошёл к ней. – Ты-то в чём виновата?

– Не знаю? – всхлипнула она. – Наверное, за то, что жизнь так несправедливо обошлась с тобой. За то, что люди такие равнодушные и злые. За то, что ты поёшь такие красивые песни о маме, а сам её никогда в жизни не видел и даже не знаешь, как она выглядит. Это так… печально! – опустила она глаза.

– Но ведь лично ты в этом не виновата? – присел я перед ней и заглянул ей в глаза. – Ты пришла работать к нам, значит, ты совсем не злая и уж точно не равнодушная? Ведь так?

– Да! – согласно кивнула она головой. – Я точно не злая. Строгая – да, но не равнодушная. Дениска, а можно я тебя усыновлю?

– Можно, только смысл? – внимательно посмотрел я ей в глаза. – Три года, и меня выпнут отсюда во взрослую жизнь, да и большой я уже. Ты бы, мама Роза, кого из мальков выбрала, им нужнее, а я и так к тебе замечательно отношусь, да и не только я, если честно. Если разрешишь, то я и буду к тебе как к маме относиться.

– Разрешу! – внимательно посмотрев на меня, ответила она. – Ты и правда, Денис, развит не по годам. Такой вполне рассудительный и задумываешься уже о жизни. Просто не верится!

– Мам Роз, а ты поверь, – улыбнулся я. – Мне, наверно, пора микстуры принимать?

– Пора! – кивнула она, и посмотрев в мои глаза, сказала: – Споёшь мне ещё свои песни?

– Спою, – кивнул я. – Только они не мои, так слышал где-то…

– Пусть слышал, – отмахнулась она. – Поёшь больно уж душевно, словно сам пережил. Странно! – задумалась она.

– А аскорбинка будет? – с надеждой посмотрел я на неё.

– Будет-будет, – улыбнулась она. – Как такого замечательного мальчика оставить без сладкого?

– Уррааа! – подпрыгнул я, а мама Роза счастливо рассмеялась.

Потом были гигиенические процедуры, вкусный завтрак и приём лекарств, тех, которые после еды, а были ещё и те, что до… Бэ! Как там в знаменитом советском мультике про малыша и Карлсона? Эта домоуправительница фрекен Бок настоящая домомучительница, а у нас тут лекарствомучительница! Их специально что ли для детей такими противными делают? Чтобы они не хотели болеть? Спорно! Иногда хочется поболеть, чуть-чуть! Когда от всех вокруг устаёшь и тебе хочется одиночества или, наоборот, повышенного внимания именно к себе. По-разному, в общем, в жизни бывает.

Эх, скукота! Чем бы мне заняться? Стишок что ли сочинить? А что, вариант. И я занялся сочинительством, ну или попытался. Вспомнилась Валентина, наш волшебный вечер. Тут мне до такого ещё расти и расти, а там снежная зима. Зима! Москва! Тюмень! Как всё это далеко и недостижимо для меня. Оказывается, я так сроднился с тем миром, что тут мне немного неуютно, хотя это и мой мир. Эх, Валюша, теперь только вспоминать тот сказочный вечер и твою нежность…

Мне одиноко без тебя,

И глаз не радуют морозы.

Мне одиноко без тебя,

И не пугают даже грозы.

Слеза, печаль, тоска в груди,

Боль от разлуки и обида,

Что не могу обнять тебя,

Поцеловать, и боль забыта.

Вдохнуть твой запах неземной

И раствориться в тёплой неге.

Вновь слиться в радости с тобой,

Забыв о суете и беге.

И тихо млеть и тихо плыть,

Не отвлекаясь на проблемы.

Я так хочу про всё забыть,

И не касаться сложной темы.

Мне одиноко без тебя,

Тоскливо, грустно, боязливо.

Мне одиноко без тебя,

Вернись, на сердце так дождливо!

(слова автора)

Я дописал и ушёл в себя, совершенно не обращая внимания на то, что происходит вокруг.

– И кому это ты такие стихи пишешь? – раздался обиженный голос из-за моей спины. – И с кем это ты уже успел слиться?

Я медленно повернулся и увидел злую и покрасневшую Таню.

– А ты как сюда зашла? – удивился я. – Тебя что, мама Роза пропустила?

– Может, и пропустила! – вспыхнула она. – Вот все вы такие, никого вернее меня нет, а сам другой стихи пишет! – она резко развернулась, так что даже юбка взметнулась вверх, оголив ножки, и решительно пошла на выход.

– А почему другой? – растерянно спросил я.

Она резко остановилась и разгневанно уставилась на меня.

– Вообще-то, я когда писал, о тебе думал? – пожал я плечами. – А подкрадываться некрасиво! – и отвернулся от неё.

Она немного помолчала, затем подошла и села на кровать напротив. Я не смотрел на неё, а глядел в окно. Тут на подоконник сел утренний голубь и привычно наклонив голову посмотрел на меня.

– А! – улыбнулся я. – Прилетел всё-таки? А я тебе вкусненькое приготовил, – сказал я и, подхватив тарелочку с хлебными крошками и пшеном, пошёл к окну.

Открыл оконную фрамугу и поставил перед ним тарелку. Он посмотрел на меня, затем на подошедшую Татьяну и удовлетворённо принялся клевать угощение.

– А кто это? – спросила удивлённая Таня.

– Голубь! – ответил я, глянув на удивлённую Таню.

– Я поняла, что это не ворона! – разозлилась она. – Откуда он взялся?

– Прилетел! – пожал я плечами.

– Прилетел? – вопросительно уставилась она на меня.

– Ага! – кивнул я и стал смотреть на голубя.

– Какой же ты противный! – топнула ногой Татьяна. – Сложно объяснить по-человечески? Откуда он прилетел, и почему к тебе? И почему он тебя не боится? – спросила она, глядя, как я поглаживаю не обращающего на меня внимания голубя.

– Ну, во-первых, он мой друг! – глянул я на неё. – Мы познакомились сегодня утром. Во-вторых, ему понравились мои песни, а в благодарность я пообещал ему крошек, вот он и прилетел за обещанным угощением! Подожди, он ещё и спеть сейчас потребует! – улыбнулся я, и тут голубь посмотрел на меня и что-то сказал на своём, на голубином языке.

– Думаешь? – загадочно посмотрел я на растерянную и удивлённую Таню. – А ей понравится?

Голубь разразился целой тирадой, а в конце ещё и покурлыкал. Тут я решил приколоться.

– Так зови её в гости! – посмотрел я в глаза ему. – Заодно со своей познакомлю!

– Курлы! – сказал голубь и вспорхнул с подоконника.

– Куда это он? – спросила совсем растерявшаяся Таня.

– За своей подругой полетел! – ответил я. – Хочет нас с ней познакомить и чтобы я им поиграл! – сказал я и, забрав тарелку с крошками, достал из тумбочки пшено и кусок хлеба, стал готовить угощение.

– Ты серьёзно? – села она на кровать.

– Конечно! – кивнул я серьёзно.

Почему-то я был уверен, что он вернётся и не один. Поставил полную крошек и пшена тарелку на карниз и посмотрел вверх.

– А вот и они летят! – кивнул я, показывая Татьяне на подлетающую пару. – Надо бы им и водички поставить! – заоглядывался я, ища подходящий тару.

Наконец я увидел жестяную крышку от банки, не жара, но подойдёт. Налил в стакан воды, взял крышку и пошёл к подоконнику, у которого с квадратными глазами стояла Татьяна.

– Привет, красавица! – поздоровался я с голубкой, что внимательно меня рассматривала. – Меня зовут Денис, а это моя подруга Татьяна! – представил я нас, улыбаясь, и аккуратно наливая в жестяную крышку воду из стакана.

Тут голубь что-то прокурлыкал и принялся клевать пшено. Я убрал руку со стаканом и, показав на угощение руками, сказал:

– Приятного аппетита!

Голубка посмотрела на меня, потом на Татьяну, что-то сказала по-своему и тоже стала клевать крошки.

– Ну вот и замечательно! – улыбнулся я. – Вот и познакомились!

– А что она сказала? – вопросительно стала смотреть Таня.

– Сказала, что ты красивая и ей нравится мой выбор! – серьёзно ответил я.

– Прямо так и сказала? – удивилась и улыбнулась она.

– Ага! – кивнул я и отвернувшись стал смотреть на голубей.

Таня обиженно засопела.

– А что это ты меня ей как свою подругу представил? Ты мне в любви не признавался и дружить не предлагал?

Я посмотрел на неё и продекламировал стихотворение.

Я не умею о любви красиво,

С размахом и азартом рассказать,

Я не умею о любви красиво,

Со страстью нежной в голосе вещать.

Я не умею о любви красиво,

Изящными мазками рисовать.

Я не умею о любви красиво,

А жаль, так много хочется сказать!

Сказать о жарком шёпоте заката,

Сказать о буйной радости зари,

Сказать о том, что, может быть, когда-то,

Во всём тебе признаюсь – потерпи!

(слова автора)

И посмотрел на Таню, а та стояла, раскрыв рот. Наконец она сглотнула и произнесла:

– И давно ты стихи пишешь?

– Как мячом в голову прилетело, так и полилось из меня! – глянул ей в глаза и рассмеялся. – Хорошо хоть стихи, а не что-нибудь другое!

– Дурак! – пихнула она меня несильно. – А почитай что-нибудь ещё?

Я показал на наш старый тополь, стоящий у выездных ворот.

Старый-старый тополь во дворе стоит,

Кроною своею небу он грозит.

Сильный и высокий, гордый средь кустов,

Только одинокий, загрустил он вновь.

Опустились ветки, обломился сук.

Чем ты опечален, мой зеленый друг?

Средь домов кирпичных скучно одному?

Может мне подругу посадить ему?

(слова автора)

– Здорово! – посмотрела она на меня. – О! Голуби покушали! – кивнула она на них.

– Покушали? – подсел я на подоконник. – Понравилось?

Тут голубь опять что-то прокурлыкал и стал, надув грудь, храбриться перед голубкой, та как-то смешно фыркнула, и мы невольно дружно рассмеялись.

– Распушил перья-то? – посмотрела на меня усмехаясь Татьяна.

– А что делать, если вы только самых пушистых замечаете? – парировал я. – Закон природы!

– Ты так думаешь? – заинтересованно уставилась она на меня.

– К сожалению, знаю! – грустно отвернулся я, а она поджала губы.

Да, девочка моя, ты тоже меня раньше не замечала и смотрела на высоких, широкоплечих и красивых. Не тебе одной больно, что тобой пренебрегли. Мне ещё далековато до высокого и широкоплечего, конституцию тела поменять можно. Мышцы накачать не проблема, а что с моськой делать? Копить на пластического хирурга? А вдруг ещё хуже сделаю? То-то и оно! От природы не убежишь.

Спрыгнул с подоконника и, подойдя к кровати, взял в руки гитару. Быстренько подстроил и заиграл.

Мир по кусочкам собрав, не потеряв головы —

Я не хочу тебе врать; я не могу тебе врать, увы.

Ходим вокруг да вокруг – это сильнее меня;

Я тебе больше, чем друг, и надо что-то менять, менять.

Я сам тебя выдумал, сам тебя выдумал в своей голове!

И я это видел, и ты это видела в потоке людей.

Я сам этот выдумал мир вопросительный ночною порой.

Хочу постоянно и безотносительно быть рядом с тобой, с тобой!

С тобой!

(М. Бублик)

На удивление, голос не подвёл, и я спел, как хотел, душевно и с чувством. Вложив в слова всю свою любовь, всю свою нежность и веру, всю свою надежду. Доиграл, положил гитару рядом и сидел молча.

Таня тоже какое-то время молчала, а потом, смотря в глаза, спросила:

– И давно ты меня любишь?

– Всегда! – ответил я, не задумываясь.

– Как всегда? – опешила она.

– Сколько себя помню! – посмотрел я ей в глаза. – Я всегда тебя любил и всегда тебе пел и писал стихи. Я всегда тебя защищал и оберегал, несмотря на опасность и последствия. Я всегда был рядом и всегда был в тени. Я плакал от боли, когда видел тебя с другими, но всегда молчал. Я тебя прощал и продолжал оберегать и любить, и так продолжалось всегда, пока кто-то из нас жив. Во всех жизнях и во всех мирах. Таково колесо Сансары!

– Колесо Сансары? – прошептала она.

– Вечное колесо жизни… – ответил я. – Это если говоря по-простому.

– Я ничего не поняла, Денис? Какие ещё другие миры и другие жизни? – обалдело смотрела она на меня. – Ты хочешь сказать, что есть другие миры? Что это не первая наша жизнь? Ты надо мной смеёшься, да? Нашёл дурочку и угораешь? Ну ты и гад!

Она соскочила с кровати и выбежала, гневно зыркнув на меня глазами. Видимо, дебил – это мой реальный диагноз во всех мирах, и прожитые годы на это совершенно не влияют. Разозлённый на себя, я взял гитару и запел.

Спаси меня от всех душевных мук,

Ты для меня спасательный мой круг.

Укрой меня от всех людей, укрой,

Но не герой, не твой герой я.

Найди меня, найди меня скорей

Или забудь в пространстве всех морей.

Накрой меня внезапною волной,

Ведь не герой, не твой герой я.

(М. Бублик)

Допел и залез с ногами на карниз. Что ж у меня всё так наперекосяк-то выходит? Ничего нормально сделать не могу, ничего. Вроде мужик, а чувства и эмоции бегут впереди меня. Голубка запрыгнула мне на колени, и я машинально стал её поглаживать. Надо же, птица, а не боится? Я вспомнил фильм «Любовь и голуби!» и улыбнулся. Интересно, его уже сняли или ещё нет?

– Ты как, Дениска? – зашла в комнату мама Роза. – Зря я её пустила, да?

– Нет, мама Роза, – покачал я головой, повернувшись. – Всё нормально. Спасибо!

– Ух ты! – опешила она, увидев на моих коленях голубицу. – Денис, ты меня поражаешь. Ты знаешь, что голуби к плохим людям не идут?

– Значит, я хороший! – улыбнулся я.

– Хороший! – кивнула она. – Таня тоже хорошая, и ты её давно любишь. Да там ничего сложного, я ведь за тобой давно наблюдаю! – отмахнулась она на мой вопросительный взгляд. – У неё отец есть, родной отец. Отсидевший за убийство. Она его дочь от любовницы, а других детей нет, вот он для неё и старается, а она его стесняется. Просила никому не говорить, но раз уж она тебе проболталась, то расскажу. Он бывший второй секретарь областного комитета партии, его жена была смертельно больна, и они решили облегчить ей страдания. Она написала прощальное письмо и приняла яд, только его всё равно осудили. Отсидел восемь лет, карьера разрушена, из партии выгнали, работы нет, жилья нет, куда теперь дочку забирать? Вот он и крутится, чтобы кооператив купить или дом, да не очень получается. Живёт по съёмным квартирам да общагам. Правда, год назад вроде устроили его на одну базу, на хорошую должность, кто-то из старых знакомцев подсуетился. Вот теперь он привозит ей вещи хорошие да продукты подкидывает иногда. Она всё на кухню относит, стесняется одна есть. Только красивая она, Дениска, а жена красавица – это такая головная боль! Может всё же ну её, а? – посмотрела она на меня.

– Да я бы рад, мама Роза, да не могу… – покачал я отрицательно головой. – Не будет у меня без неё нормальной жизни.

– О-хо-хо! – вздохнула она грустно. – Намаешься ты с ней, касатик.

– Что с ней, что без неё – всё равно нехорошо. Значит, такова моя судьба! – ответил я, и тут голубка сорвалась и улетела, а следом за ней и голубь.

– Вот и ты так же, всю жизнь вдогон летать будешь! – сказала мама Роза и погладила меня по голове. – Пойдём хоть аскорбинки тебе дам! Хоть какая-то радость в жизни!

– Аскорбинка – это хорошо – сразу обрадовался я. – А с Таней мы ещё поговорим. Пусть впечатления улягутся, а там поглядим, кто и за кем вдогон летать будет – задумчиво посмотрел я на летящих в вышине голубей.

Глава 3

Мир Андрея.

Вика сидела у постели Андрея и смотрела на его исхудавшее лицо. Господи, всего несколько часов разделили её жизнь на до и после. Всего лишь несколько часов жизни, за которые она испытала и боль потери, и радость обретения. Теперь она сполна поняла рассказы бабушки о войне и страхе ожидания похоронки. Поняла то, что чувствовали тогда люди вокруг, их боль и отчаянную надежду на чудо.

Их страстное желание поскорее и любой ценой закончить весь этот ужас войны. Она вспомнила рассказы деда о сожжённых станицах и разрушенных городах, о безлюдных, пустынных километрах когда-то самой заселённой части Советского Союза. Сплошная разруха и отчаяние, боль и слёзы, и десятки сожжённых танков и бронемашин, и кругом трупы, трупы, трупы. Ужас и мрак! Тогда она не воспринимала эти рассказы, они казались чем-то древним и сказочным, а оказались гораздо ближе, чем казались. Наши враги никуда не делись, они притаились и ждали тот момент, когда можно ударить в самое сердце и убить страну советов, убить её народ и всё, чего смогли достичь простые советские люди за эти годы. И в самом центре этой борьбы оказался её мальчик, её любимый Лисёнок.

Нет! Не мальчик! Совсем даже не мальчик, а храбрый и отчаянный мужчина. Честный, смелый, искренний, настоящий. Не пожалевший ни свою жизнь, ни свою любовь, ни своё будущее и настоящее. Да, молодой и немного наивный, но смело идущий к своей цели. Теперь она понимала все те недомолвки и оговорки, что он иногда допускал. Тогда она их списывала на горячность и молодость, но теперь, после разговора с дедушкой, всё встало на свои места. Да, ещё много неясностей и некоторые моменты вызывают многочисленные вопросы, и Андрею ещё предстоит на них ответить, но главное, он жив и он сможет это сделать. Сможет! Несмотря на все попытки врагов его уничтожить. Когда они узнали, что Андрея попытались выкрасть из госпиталя и их смогли остановить только в последний момент, и то Андрей выполнил работу охраны, как-то сумев очнуться от наркоза и уничтожить шприц с ядом. А если бы дядя Миша опоздал всего на секунду, то они бы уже никогда не увидели Лисёнка живым, его точные выстрелы спасли Андрея.

Неужели сам Бог хранит Андрея? Иначе как объяснить всё случившееся? Как? Она непроизвольно погладила живот, где зарождалась новая жизнь. Их ребёнок. Их общий ребёнок. Интересно, это мальчик или девочка? Хотя какая им разница? Любить его они будут одинаково. Виктория взяла ладонь Андрея в свою, и неожиданно он её слегка сжал.

– Кому ревём? – сверкнули его серые глаза.

– Лисёнок! – склонилась счастливая Вика над лицом Андрея.

– Хыр-м-хм! – попытался он что-то сказать.

– Я сейчас! – соскочила Вика и заметалась по палате. – Я быстро! Я мигом! – и выскочила в коридор. – Тётя Катя! Он очнулся! – закричала она в коридоре.

И тут началось…

Москва. Кремль.

– Таким образом, работа товарища Андропова Юрия Владимировича на посту руководителя комитета госбезопасности комиссией партийного контроля признана совершенно неудовлетворительной. Имеется предложение снять товарища Андропова с должности и отправить его на заслуженную пенсию с сохранением звания, наград и персональной пенсии. У меня всё! – сел на место председатель комиссии партконтроля Шверник Николай Михайлович, бессменно занимавший этот пост с 1956 года.

(Сразу уточняю для любителей «правды» даже в фантастике, это только в этом альтернативном мире.)

– Плохо выглядишь, Николай Михалыч! – заметил ему Брежнев.

– Тоже пора на пенсию! – посмотрел он на Брежнева. – Может, отпустите меня, Леонид Ильич? Здоровье ни к чёрту!

– Подумаем, Николай Михалыч! – кивнул Брежнев. – Замену нашёл?

– Хочу предложить своего заместителя, Пельше Арвида Яновича! – тут же откликнулся Шверник. – По сути, он и руководит комиссией последние пару лет, я всё больше по больницам.

– Да, Арвид Янович достойная кандидатура! – кивнул Брежнев. – Давайте вернёмся к рассмотрению персонального дела товарища Андропова. Голосуем! Кто за предложение товарища Шверника? Единогласно! Товарищ Андропов, пока сдавайте дела вашему первому заместителю товарищу Цвигуну и лечитесь. Нам сообщили, что у вас серьёзные проблемы с почками? Берегите себя, товарищ Андропов. Вы свободны! – безразлично посмотрел он на поднявшегося Андропова.

Когда за потерянным Андроповым закрылась дверь, Брежнев довольно кивнул и произнёс:

– Переходим к следующему вопросу повестки дня!

Андрей, пережив весь бурлящий круговорот вокруг своего пробуждения, наконец-то кушал. Если, конечно, стакан куриного бульона можно назвать едой? Одно издевательство! Грустно вздохнув, глядя на опустевший стакан, выносимый из палаты медсестрой, он спросил:

– А обед когда будет?

– Это и был обед! – улыбнулась оглянувшаяся медсестра.

– Как обед? – растерялся Андрей. – Тогда требую добавки! – с надеждой посмотрел он на медсестру.

– Как решит ваш лечащий врач! – отрезала та и вышла.

– Вот же ж? – он расстроенно-растерянно посмотрел на Викторию, и та, не выдержав, рассмеялась.

– Лисёнок, ты такой сейчас забавный!

Он задумчиво оглядел Викторию и плотоядно облизнулся.

– Иди ко мне, моя сладенькая! – довольно позвал он её.

– Э-ээ! – растерялась уже Виктория. – Я, наверное, до буфета сбегаю? Что-то мне бутерброда с чаем захотелось! Тебе с колбасой или с сыром? – посмотрела вопросительно она на Лисёнка.

– И того и другого, и можно без чая! – довольно ответил он. – Лучше Боржоми или Нарзана!

– Хорошо, милый! – согласно кивнула она и выскочила из палаты. – Надеюсь, меня не выгонят после этого?

– Вы куда, Виктория Михайловна? – обратился к ней один из охранявших палату сотрудников ГРУ.

– В буфет! За минералкой и бутербродами! – ответила она.

– Ага! – кивнул тот. – Сейчас вам всё принесут! Оставайтесь в палате! – попросил он.

– Хорошо! – кивнула она и вернулась в палату.

– Так быстро? – удивился Андрей и вопросительно посмотрел на её пустые руки.

– Сказали не выходить из палаты! – пожала она плечами. – Сейчас сами всё принесут!

– Это хорошо! – улыбнулся он. – Садись рядом, солнышко, и рассказывай, а то все шифруются, как партизаны в тылу врага! – усмехнулся он.

– Ты как себя чувствуешь? – присела Вика рядом с кроватью.

– В принципе нормально! – задумался он на секунду. – Плечо болит немного, голова гудит, а так вполне! Рассказывай! – нетерпеливо попросил он.

– Слушай, милый! – и Вика принялась за рассказ.

Полчаса спустя.

– Как интересно всё получилось, – дожёвывая бутерброд, ответил Андрей. – Целый приключенческий роман. Хоть кино снимай!

– Какое кино? – рассердилась Виктория. – Ты обо мне подумал? А о маме? А о бабушке? Мы тут по очереди ночевали, а мама в соседней палате лежит, ещё не очухалась после отравления.

– Какого отравления? – опешил Андрей.

– Когда тебя пытались выкрасть, применили какой-то газ, – покачала головой Вика. – Все, кто надышался, плохо себя чувствуют и лежат в соседних палатах. Без малого десять человек. Дядя Миша отошёл в туалет, и только благодаря этому тебя не убили. Ещё и ты как-то очнулся и шприц с ядом выбил? – она вопросительно посмотрела на Андрея.

– Денис помог… – машинально ответил он.

– Денис? – вцепилась в него взглядом Вика. – Какой Денис?

– А-аа? Э-ээ! – завис Андрей.

– Давай рассказывай, – строго посмотрела на него Виктория. – Я тебе жена или нет?

– Жена! – согласно кивнул он и задумчиво посмотрел на Вику.

– Давай-давай, колись! Ишь, развёл тайны от жены? – нахмурилась она. – Не расскажешь, я тебе тоже что-то важное не расскажу.

– Ладно! – вздохнул он. – Куда мне деваться? Слушай. Это случилось десятого ноября прошлого года, на работе мне прямо в голову прилетела сорвавшаяся с токарного станка заготовка. Я только и почувствовал удар и темноту, а потом в этой темноте появился он. Денис! Взрослый, 50-летний мужик из другого мира, в котором он тоже погиб в этот самый момент и как-то переместился в моё тело. Я страшно испугался и спрятался прямо в темноте, и стал наблюдать за всем со стороны. Всё было очень интересно и весьма познавательно. Сначала он пытался понять, где он очутился, и первое время считал, что это его бред. Постепенно он осознал, что всё вокруг реальность, и он действительно попал в другой мир. Мир очень похожий на его, но другой.

Денис детдомовский, и у него никогда не было ни отца, ни матери, ни родственников, а тут моя мама и сестрёнки. Сначала он растерялся и пытался дистанцироваться от них, но они так искренне любили и так переживали, что он тоже стал испытывать к ним похожие чувства, и они, эти чувства, ему очень понравились. Он стал искренне о них заботиться и делать те вещи, о которых мне никогда не приходило в голову. Например, он стал готовить еду, убирать в доме, выносить мусор и всё такое, что я считал раньше неважной ерундой. Оказалось, это очень важно, я заметил, как мама облегчённо и довольно улыбалась, приходя с работы и видя, что он приготовил покушать и ей не нужно торчать у плиты. Как-то тихо и незаметно все хозяйственные вопросы переместились с мамы на него. Он ходил в магазины, готовил, стирал свои вещи и иногда вещи сестрёнок и мамы, убирался в доме, ремонтировал мебель и сантехнику. Стал хозяином в нашем доме. Мама стала с ним советоваться и просить о помощи.

Что интересно, мама ведь сразу раскусила его изменившееся поведение, но он рассказал ей сказку, будто прожил в коме целую жизнь и погиб в 50 лет. Отсюда и все его изменения в поведении, ведь в душе то он 50-летний мужик, а тело принадлежит 17-летнему мальчишке. Сложно поменяться сразу и незаметно для окружающих, тем более что в той, прожитой им жизни, он был музыкантом и композитором, автором и исполнителем собственных песен. Правда, сильно не прославившимся, ни одна из написанных им песен не получила всесоюзной популярности. Он был достаточно известным музыкантом в Тюмени, писал музыку и песни на заказ, за деньги. Проводил в клубе дискотеки, это танцы по-нашему, свадьбы, юбилеи, корпоративы. Это праздники в разных организациях, чаще всего новогодние и профессиональные, там на день нефтяника или геолога и тому подобное. Естественно, тут он этим не мог заниматься, но к музыке его тянуло, вот он и попёрся в заводской ансамбль. Конечно, там он произвёл фурор своими талантами и стал одним из руководителей. Дальше звёзды сложились так, что он встретил Валентину Васильевну, повзрослевшую копию своей первой любви. Это та самая женщина, о которой ты меня спрашивала в нашу первую встречу, помнишь? – посмотрел он на Викторию.

– Которая сидела на балконе с начальством и которой ты соловьём заливался? – с обидой посмотрела на Андрея Вика.

– Солнышко, это не я ей пел, а Денис! – покачал головой Андрей. – Это у них была неземная любовь и чувства на грани сумасшествия. Я противник таких крайностей, я просто люблю тебя и всё.

– Я уже ни в чём не уверена! – повертела головой Вика. – Со мной сейчас кто говорит? Денис или Андрей?

– Дениса больше нет! – резко отвернулся Андрей. – Он умер вместо меня. Отшвырнул меня и ушёл в чистилище. Сказал, это твой мир, тебе в нём и жить.

– Когда? – соскочила со стула Виктория. – Как умер? Умер за тебя? То есть ты умер, а он ушёл за тебя в это…? А когда?

– Когда я у машины отстреливался, – виновато взглянул на неё Андрей. – Получил сразу три пулевых ранения и оказался над своим телом, тут меня и потащило в это зеркало, а Денис, он меня отшвырнул назад и сам поплыл к этому… Я не знаю, как описать то, что видел? В общем, он попрощался, попросил присмотреть за Валентиной и пожелал мне удачи, а потом оно его проглотило и исчезло. Хлоп, и пустота. Я оказался свободным и попытался вернуться в своё тело, но тут на меня напала какая-то… Хрень какая-то, и нас с ней затащило в моё тело. Потом я очнулся в багажнике машины, весь в крови, и первое, что увидел, это пистолет. Я услышал шаги и взял его в руку, открылся багажник, и я выстрелил в силуэт. Спустя какое-то время очнулся и смог выпасть из багажника. Стал искать телефон, чтобы позвонить на явку, что мне дал дядя Миша, но там никто не отвечал. Потом я опять потерял сознание, а когда очнулся, решил выехать оттуда на машине. Я сам ездить не умею, но Денис умел, а я запомнил почти всё, что знал и умел Денис. Дополз до машины и выехал, но опять потерял сознание, а очнулся уже здесь, на операционном столе… – замолчал Андрей.

– Ничего себе! – выдохнула Виктория. – У меня прямо мурашки, так страшно. Бедненький мой! – всхлипнула она.

– Только не реветь, – попросил Андрей. – А то собьюсь.

– Угу! – сквозь слёзы закивала головой Вика. – Молчу.

– Вот! – замолчал Андрей, что-то быстро обдумывая. – А вчера я снова очнулся в темноте и испугался, подумал, опять умер. Тут мальчишеский голос сзади говорит: «Привет». Я оглядываюсь, а там стоит паренёк лет 12, и тут я понимаю, что это молодой Денис. Вот я офигел! А он говорит, улыбаясь, что не умер, а переместился в свой мир. Там ему снова 13, и он сможет всё изменить, и Таню спасти от смерти, и свою жизнь по-другому построить. Я, конечно, обрадовался, а он мне говорит: «Рано братишка радуешься, тебя пытаются выкрасть, но их обнаружили, и сейчас тебе нужно выбить шприц или ты умрёшь». Я очнулся и выбил шприц, а потом опять отключился, а когда очнулся, уже ты рядом сидишь и меня за руку держишь. Такие вот дела, жена.

– Офигеть! – испуганно посмотрела она на Андрея.

– Я не брежу, милая! – серьёзно посмотрел он. – Понимаю, что всё звучит сказочно, но это правда. Та правда, которую я могу рассказать только тебе, а вот что рассказывать остальным, я не знаю? Вряд ли они в это поверят? Ещё отправят меня в психушку? А я туда не хочу!

– Не надо психушки! – резко напугалась Вика. – Давай вместе подумаем, что можно говорить, а что лучше не надо? Согласен?

– Да куда ж я с подводной лодки денусь? – усмехнулся Андрей. – Давай, родная, кумекать, как мне избежать дурдома!

Два часа спустя.

– Товарищ подполковник? – остановил дядю Мишу Константин, один из его команды. – Вам обязательно нужно это прослушать!

– Что там? – остановился спешащий к Брежневу подполковник.

Всё, что касалось Андрея, проходило только через него, и Леонид Ильич требовал новой информации каждые четыре часа. Вот и сейчас приближалось контрольное время, и он собирался выехать к генсеку на доклад, тем более появилась новая и очень обнадёживающая информация о возможных исполнителях и заказчиках нападения на кортеж министра МВД.

– Вам лучше услышать лично! – посмотрев по сторонам, ответил Константин. – Там всего минут десять прослушать.

– Ну хорошо! – посмотрел на наручные часы и кивнул подполковник, соглашаясь. – Пошли.

Спустя сорок минут.

Кремль. Кабинет Брежнева.

– Заходи, Михаил! – доброжелательно кивнул головой Брежнев. – Присаживайся и рассказывай. Вижу, у тебя есть новости, даже магнитофон принёс.

– Так точно, Леонид Ильич, – поставил подполковник магнитофон на стол и подключил к розетке. – Для начала вам необходимо прослушать разговор Андрея и Виктории в палате. Он объясняет то, что не могли объяснить наши психологи и разные специалисты – с этими словами он протянул ему наушники и, как только Брежнев их надел, нажал на кнопку, включая запись.

Какое-то время спустя.

– Вот, значит, как…? – снял Брежнев наушники и глубоко задумался.

Подполковник молчал, не мешая думать генеральному секретарю и главе советского государства. Наконец Брежнев очнулся и внимательно посмотрел на подполковника.

– Вот что, Михаил, забирай это дело полностью под свою руку. Я тебе доверяю всецело, поэтому тебе и флаг в руки. Создадим спецотдел, подчиняться будете официально комиссии партконтроля, а по факту только мне. На тебе будет охрана главы государства и его семьи, сразу прикинь полное штатное расписание, необходимые силы личного состава и спецоборудования, не стесняйся. Должность будет генеральская, иду тебе навстречу, но и спрошу серьёзно. У нас война, и исходи из этого, скромность ни к чему. Включи в штат и пропагандистскую работу, подключим к ней консультантом Андрея. Думаю, у него есть что нам предложить? – хмыкнул Брежнев.

– А не рано? – засомневался подполковник.

– Думаю, поздно! – покачал головой Брежнев. – Видимо, в нашу первую встречу я общался именно с Денисом, он тогда предложил ненавязчиво пару идей, вот пусть Андрей их и реализует. Раз ему досталась вся память и все умения и знания Дениса, ему их и воплощать в жизнь. Заодно и музыку свою продвигать будет, а то мы своими старческими взглядами и догмами молодёжь отпугнём и потеряем окончательно, как и получилось в мире Дениса. И вот ещё что, съезди лично и поговори с ним по душам, – Леонид Ильич пристально посмотрел на подполковника. – По душам, Михаил! Я так понимаю, ты на его матери жениться хочешь?

– Хочу! – серьёзно кивнул головой подполковник.

– Это хорошо… – задумался Брежнев. – Может, вам и свадьбы вместе сыграть? – уставился он на Михаила.

– Свадьбы? – растерялся тот. – Но ведь…?

– Чего ты растерялся? – усмехнулся Брежнев. – Станем дальними родственниками.

– Ну вы, Леонид Ильич, и задачки подкидываете? – выдохнул Михаил. – Тогда мне нужно в Тюмень слетать и поговорить с Аней. Простите, с…

– Да ничего, Михаил, это нормально – улыбнулся Брежнев. – Сильно она моей Галине понравилась, нет-нет да помянет её добрым словом, я тоже хочу познакомиться. Так что разговаривай с Андреем, думаю, он не будет против сыграть свадьбы в один день, и лети в Тюмень за семьёй. Принято решение руководства выделить вам трёхкомнатную квартиру в Москве, не в однокомнатную же тебе молодую жену везти? Тем более с ней две девчонки-двойняшки. Смелый ты мужик, Михаил!

– Да какой там смелый? – отмахнулся Михаил. – Как меня дочки воспримут? Андрей-то ладно, сам дал согласие, а вот девчата…?

– Да они только за переезд в Москву тебя зацелуют! – рассмеялся Брежнев.

– Ой, не факт, Леонид Ильич. Ой, не факт! – отрицательно покачал головой Михаил. – Могут ведь и послать далеко и надолго, особенно Аннушка.

– Серьёзно? – удивился Брежнев.

– А то, – усмехнулся Михаил. – Настоящая офицерская жена!

– Тогда примени хитрость! – ухмыльнулся Брежнев. – За Андреем уход нужен? Нужен! А кто кроме матери лучше будет ухаживать?

– Этого я и боюсь… – грустно вздохнул Михаил. – Погонит она меня половой тряпкой за сына. Как есть погонит!

– Тогда сделаем так, я сам ей позвоню и поговорю, а когда она сюда прилетит, тогда и поговорите. Согласен? – посмотрел на него Брежнев.

– Конечно, согласен! – взбодрился Михаил. – Вас-то она тряпкой не погонит.

– Ну, будем надеяться… – усмехнулся Брежнев. – Давай, Михаил, действуй, а я пока подумаю, как мне правильно разговор построить.

– Слушаюсь, Леонид Ильич! – встал подполковник. – Разрешите идти? – и посмотрел на магнитофон.

– Аппарат пока оставь… – отмахнулся Брежнев. – Ещё разок послушаю, заберёшь в следующий раз. Иди, Михаил, и не подведи меня!

– Никогда, товарищ генеральный секретарь! – вытянулся подполковник.

– Работайте, товарищ подполковник! – кивнул Брежнев, и Михаил вышел.

Глава 4

Мир Андрея.

Тюмень. Квартира Лисёнка.

Аннушка сидела в комнате Андрея и гладила лежащую на коленях гитару сына. Она чувствовала, что он попал в беду, настоящее материнское сердце не обманывает. Что же с тобой случилось, мой мальчик? Какая беда с тобой приключилась? Почему не звонишь?

Тут, словно по мановению волшебной палочки, громко и пронзительно затрезвонил молчавший телефон. Аннушка от неожиданности выронила гитару, и та, скатившись с колен, грохнулась на пол. Она схватилась за сердце и со страхом уставилась на дребезжащий требовательно и настырно аппарат.

– Алло! – взяла трубку вышедшая из своей комнаты дочка. – Здравствуйте! Да, это квартира Лисицыных. А вы…? Кто? Это шутка? Нет? Вы правда Брежнев? Ух ты! Вот здорово! Мне же никто не поверит? Да, она дома. Да! Сейчас передам трубку! – она оторвала трубку от уха и восторженно глядя на маму произнесла: – Мама! Там настоящий Брежнев! Тебя просит к телефону. Бери быстрее! – протянула она ей трубку.

– Встать не могу! – с ужасом глядя на телефонную трубку произнесла она. – Спроси, Лисёнок жив?

– Мама! – возмутилась Ленка. – Ну что ты говоришь? Что может с ним случиться в Москве?

– Спроси! – умоляюще посмотрела она на дочь.

Тут из комнаты вышла вторая дочь Ольга и, грозно смотря на сестру, спросила:

– Тебе что, спросить сложно?

– Вы серьёзно? – растерянно посмотрела Ленка на них.

– Дай сюда! – выхватила Ольга трубку у сестры. – Здравствуйте, товарищ Брежнев! Скажите, мой брат жив? Так! Ага! Что? Да как..? А вы..? А кто…? Понятно! Конечно! Одну минутку… – она отняла трубку от уха и, зажав рукой микрофон, произнесла: – Андрей лежит в госпитале с пулевым ранением, операция прошла успешно, но он волнуется и попросил Леонида Ильича связаться с нами и пригласить нас в Москву. За Андреем требуется небольшой уход, Вика ухаживает, но ей требуется наша помощь.

– Ох! – вздрогнула мама Аня. – Мальчик мой!

– Мама, поговори сама! – потребовала Ольга. – А мы пока начнём собираться.

– Хорошо! – с трудом поднялась та, взяла трубку и, словно змею, поднесла к уху. – Слушаю вас, Леонид Ильич!

Москва. Палата Андрея.

Михаил Григорьевич стоял перед дверями палаты Андрея и не мог решиться зайти. Глупо! Один шаг, и он изменит его жизнь, но какой трудный шаг? Вроде не трус, так чего же я боюсь? Чего? А что боюсь, это факт! Может, это страх старого холостяка перед переменами? Всё может быть! Были в моей жизни женщины, и некоторые оставили там глубокий след, который кровоточит до сих пор, но… Что «но»? Не создан я для семейной жизни, моя жизнь – это работа!

Тут открылась дверь палаты, и прямо на него выскочила Виктория.

– Ой, дядя Миша, извините! – чуть не снесла она его.

– Ты куда понеслась, егоза? – спросил её дядя Миша.

– В буфет! – вздохнула Вика и прикрыла двери. – Дядя Миша, а мужчины все так же едят или это только мой такой феномен?

– А-а-а! – рассмеялся он. – Да, мы такие, прожорливые!

– Да я же готовить застрелюсь? – возмутилась Вика.

– Привыкнешь! – ответил он, улыбаясь. – Лейтенант, сходите с Викторией в буфет. Сопроводите! – повернулся он к одному из охраны.

– Сделаем, товарищ подполковник! – кивнул тот и указал Виктории рукой вперёд.

– Эхе-хе! – покряхтел дядя Миша. – Ну и мы пойдём! – и шагнул в двери.

Палата Андрея.

– Заходи, дядь Миш! – подмигнул ему Андрей. – Чего ты в дверях менжуешься?

– Да что-то страшно мне, Андрюха! – честно признался дядя Миша.

– Да? – удивлённо вопросительно посмотрел на него Андрей. – Что за мужики пошли, как под пули они первые, как жениться, сразу ноги делают? Ты чего напугался, дядя Миша?

– Да понимаешь, Андрей! – зашёл в палату и сел рядом с кроватью подполковник. – Холостяк я и женат никогда не был. Ладно с тобой мы общий язык нашли, а сестрёнки твои? Вдруг я им не нравлюсь?

– У-у-у, как всё запущенно? – картинно схватился за сердце Андрюха. – Михаил Георгиевич, вам моя мама нравится? – пристально посмотрел он на него.

– Очень! – честно ответил дядя Миша.

– Тогда всё остальное фигня полная, – рубанул левой рукой воздух Андрюха. – Сеструхи через пяток лет свалят замуж, и живите спокойно. Может, и своего успеете заделать?

– Ой, Андрюха! – посмотрел на него серьёзно подполковник. – Твоими устами…

– А давайте поспорим, Михаил Григорьевич? – усмехнулся Андрей.

– Нет, Андрюха! – отрицательно покачал головой тот. – Спорить я не буду! Я что пришёл? Извиниться хочу! Не принял я всерьёз твои слова, думал… – он замолчал и посмотрел в окно. – Да ни хера я не думал! – вдруг разозлился он. – Ребят погубил и чуть тебя не потерял. Как бы я Аннушке в глаза посмотрел, если бы тебя убили? Вот как? – со стоящими в глазах слезами повернулся он к Андрею. – Какая тут женитьба, если мне тупо стыдно за свою упёртость?

– А вот это ты зря, дядя Миша! – приподнялся Андрей. – Вроде взрослый мужик, а такую хню сморозил. Я тоже не пророк и мог ошибиться. Будущего не знает никто.

– Даже ты? – пристально посмотрел он на Андрея.

– Даже я! – грустно кивнул он. – Будущее не предопределено, мы сами делаем будущее. Каждым своим поступком, каждым своим решением, каждым своим стремлением, и чем больше будет хороших стремлений, тем лучше будет наше будущее. Вот так, дядя Миша!

– Скажи, а Денис точно ушёл? – как рентгеном посмотрел он на него.

– Значит, правда стоит прослушка! – задумчиво покивал головой Андрей. – Денис предупреждал, да я, дурак, не поверил! – тут он поднял взгляд и прищурился. – Кто ещё знает?

– Константин, я, Вика, Суслов, Громыко, Гречко и Леонид Ильич! – ответил подполковник.

– Много! Константина к нам начальником охраны в вашем личном подчинении. Естественно, с полного согласия Леонида Ильича, иначе никак, – задумался Андрей. – Вика будет молчать, больше об этом мы нигде и никогда. Нужно будет пару человек, что-то вроде секретарей, которые будут записывать всё, что я вспомню. Хотя, наверное, лучше магнитофон и микрофон. Меньше народу, больше кислороду. Желательно нам всех проверять на детекторе лжи, в курсе, что это? – посмотрел он на подполковника.

– Более-менее… – кивнул тот.

– Необходимо создать похожий аппарат и распустить о нём ложные слухи. Вскрыть пару тайных агентов во время проверки на нём, чтобы у людей поджилки тряслись только от мысли об агрегате. Ну не мне вам объяснять смысл затеи? – посмотрел он на подполковника.

– Да, может сработать! – кивнул подполковник. – Интересные варианты прорисовываются.

– Со своей стороны могу выдать пару агентов, – кривовато ухмыльнулся Андрей. – Правда, Денис этим совершенно не интересовался, но пару фамилий я в его памяти запомнил. Это некто Поляков из КГБ, Резун и генерал Калугин из ГРУ. Думаю, нужно установить за ними слежку, всё-таки другой мир. Не хочется, чтобы из-за меня пострадали невинные люди.

– Калугин генералом станет? Это точно? – заволновался вдруг подполковник.

– В мире Дениса он много лет сдавал агентов за рубежом и передавал ценную информацию. Вроде как в его гараже есть шифровки и другие вещдоки? – пристально и с напряжением посмотрел он на подполковника. – Так, дядя Миша, а ну говори, в чём дело, не шифруйся!

Дядя Миша встал и, достав пистолет, передёрнул затвор.

– Похоже, встряли мы, Андрюха! – грустно посмотрел он на того. – Именно люди полковника Калугина тебя здесь и охраняют.

– Зашибись! – сматерился Андрей. – Да что за задница такая со мной творится? У вас тут не компартия, а прям какой-то змеиный клубок. Куда ни плюнь, везде враги. Что делать будем? Шестой этаж! – показал он рукой на окно. – Да и из меня сейчас боец, как из дерьма пуля. Положат нас, и не пискнем.

– Подожди! – отмахнулся подполковник. – Я думаю… – несколько секунд он молчал, а потом резко подскочил к дверям.

Вдохнул-выдохнул пару раз и, спрятав за спину пистолет, улыбаясь, выглянул в коридор.

– Ребята, а где Константин? – спросил он ГРУшников, выслушал ответ и поблагодарил.

Закрыв дверь, он пронзительно посмотрел на Андрюху и, сделав к нему два шага, протянул ему пистолет.

– Знаю, пользоваться умеешь. Спрячь под одеялом и будь наготове. Кажется, нам сегодня повезло, и Константин сейчас сидит на прослушке, если нет, меня убьют на выходе. Постарайся подороже продать свою жизнь! – задержал свой взгляд на Андрее подполковник и, развернувшись, пошёл на выход.

– Спасибо, дядя Миша! – дрогнувшим голосом ответил Андрей.

Дядя Миша развернулся и мгновение смотрел тому в глаза.

– Маме сам всё объяснишь! – сказал он. – И прости ещё раз! – затем он резко открыл дверь и вышел.

Андрей, спрятав пистолет под одеялом, напряжённо ждал выстрелов, но в коридоре было тихо.

«Эх, Денис, Денис! – подумал Андрюха. – Встрял я в дерьмо по твоей милости, хотя… Хотя, а что Денис? Я бы и сам это сделал, может, не так эффективно, как он, но всё равно попытался бы всё исправить. Просто не смог бы молчать и жить дальше, не смог бы!»

Прошло минут пять, и тут в коридоре поднялась какая-то суета. Упало пара стульев, какой-то вскрик, и всё стихло. Дверь медленно приоткрылась.

– Андрей, не шмальни! – раздался голос дяди Миши. – Это я!

– Заходите! – приподнялся Андрей.

Дядя Миша зашёл в палату и зло произнёс:

– Викторию украли. Лейтенант что-то почуял и, угрожая оружием, утащил её на стоянку машин, не успели их остановить. Не переживай, у неё есть маячок, их ведут. Я поднял ребят и два вертолёта, никуда они не денутся. Сейчас приедет начальник ГРУ Ивашутин Пётр Иванович, хочет с тобой поговорить лично.

– Мы же договорились? – психанул Андрей.

– Экстренные ситуации требуют экстренных мер! – строго ответил подполковник. – А Ивашутин, он настоящий партиец, патриот каких поискать. Он за Союз горло грызть будет. Сразу встал на сторону Брежнева и абсолютно во всём его поддержал, сейчас в стране такое творится? Маленько очухаешься, расскажем. Он в нашей команде, расскажешь ему всё. Прослушку с палаты мы сняли, и разговор будет только между вами. Расскажи ему всю правду, Андрюха, не стесняясь и не приукрашивая расскажи, так, чтобы до печёнок пробрало. И про Калугина, и остальных расскажи. Есть подробности? – внимательно посмотрел подполковник.

Что, мне ему всю папку «Пятая колонна» озвучить? Пусть там и немного фамилий, всё-таки Денис был больше музыкант, но с десяток имён будет. Правда, большинство из них ещё пацаны и ничего сделать пока не успели, но если их не прижать, то они ещё такого натворят и нагадят Союзу от души. Ладно, расскажем, не корысти ради, а здоровья для!

Наконец послышался какой-то шум в коридоре, и в палату решительно зашёл мужчина с пронзительным взглядом. Подполковник подскочил и попытался отрапортовать, на что тот, отмахнувшись рукой, уставился на меня.

– Ты, значит, и есть Лисёнок? – спросил он.

– Мама так называет! – кивнул Андрей.

– Ага-ага! – кивнул он и посмотрел на подполковника. – Вот что, Михаил Георгиевич, оставь нас и проследи, чтобы не мешали.

– Слушаюсь! – кивнул тот и вышел.

Ивашутин вынул из портфеля какую-то фигню и воткнул вилку в розетку.

– На всякий случай подстрахуемся… – сказал он и, встав, прилепил что-то на стекло окна.

– Серьёзно у вас! – одобрительно покивал Андрей.

– Стараемся! – усмехнулся тот. – Давай, Андрей, договоримся так, ты зовёшь меня дядя Петя и без чинопочитания. Мне нужно кое в чём разобраться, и без тебя не получается. Договорились?

– Без проблем! – согласно кивнул Андрей. – Тогда вы спрашивайте, а я буду отвечать.

– Хо-ро-шо! – по слогам задумчиво ответил тот. – Начнём тогда с…

Прошёл час.

– Да, Андрей, интересное кино получается! – глядя в окно, сказал дядя Петя. – Значит, нам не показалось…

Тут раздался стук в дверь, и заглянул подполковник.

– Товарищ генерал армии, простите, что прерываю, но срочно требуется ваша помощь!

– Я ненадолго… – сказал дядя Петя и вышел.

Прошёл целый час.

Вика влетела в палату и сразу прижалась к Андрею.

– Напугалась, зайка? – погладил он её по спине. – Вот такой я бедовый.

– Что ты говоришь? – стукнула его в грудь Вика и тут же охнула. – Извини! Извини! Извини!

Он упал обратно на подушку и сжал зубы от боли.

– Прости, я машинально! – с тревогой смотрела она на него.

– Сейчас пройдёт! – автоматически ответил Андрей, прикрыв глаза. – Рассказывай потихоньку, что там и как?

– А нечего рассказывать, – присела Виктория рядом. – Сначала эвакуировали. Вроде как нападение и необходимо спрятаться, а потом привезли обратно и передали дяде Мише. Вот и всё.

– Очень интересно? – приоткрыл он глаза. – И не запугивали, ничего не требовали, ничего не спрашивали?

– Нет! – отрицательно замотала головой Вика. – Я так поняла, они и сами ничего не поняли, то команда на эвакуацию, то на возвращение. Обращались вежливо, просьбы исполняли. Я даже дедушке позвонила, и он с ними разговаривал. Потом они уже звонили, с кем-то связывались, обычный бардак.

– Это хорошо, что бардак! – улыбнулся Андрей.

Тут в палату зашёл дядя Петя, и за ним следом дядя Миша. Сели рядком и заговорили со смешком.

– Ну что, Андрей? – посмотрел на него дядя Петя. – Везучий ты, однако! Твои слова подтверждаются, Калугин действовал отдельно, он не знает об организации, чистый экспромт. От дела я его отстранил, назначил ему служебную проверку. В гараж и на рабочее место спецы выехали, сам он под наблюдением. Поглядим на его реакцию.

– Не сбежит? – пристально посмотрел на него Андрей. – Как бы опять в лужу не сесть?

– Исключено! – отрицательно мотнул головой тот. – Мы с Михаилом Георгиевичем кое-какие дела уточнили, обсудили и пришли к полному взаимопониманию. Наш разговор мы пока закончим, встретимся завтра или даже послезавтра. Чую, мне сегодня спать некогда будет? – усмехнулся он, взглянув на меня. – Спасибо тебе за нужную информацию!

– Всегда пожалуйста! – отшутился в ответ Андрей. – Я, если честно, что-то нехорошо себя чувствую, сам хотел вам предложить перенести.

– Ну вот и отлично! – кивнул Ивашутин. – Михаил Георгиевич, остальное расскажете сами, а я побежал. Работа не ждёт.

Он встал и, собрав прибор и со всеми попрощавшись, вышел.

– Ну что вы надумали, дядя Миша? – повернулся к нему Андрей.

– Будем перевозить тебя в Переделкино дня через три. Завтра прилетает Аня с дочками, начнём обживать новые хоромы. Если, конечно, она меня не пошлёт куда подальше… – отвернулся он к окну.

– Вы их сначала сюда привезите, тут и поговорите, при мне. А иначе, чувствую, сгоряча наворотите дел? – усмехаясь, посмотрел он на отчима.

– Это можно! – согласно кивнул тот головой. – Это ты хорошо придумал.

– В Переделкино-то меня зачем везти? – перебил его Андрей.

– Там выделен целый дом под тебя! – тут он посмотрел на Викторию. – Вернее, под всех вас, включая и маму с сестрёнками. Так легче будет осуществлять твою охрану, да и доктора тебе определят и медсестру. Заумники говорят, что осложнений у тебя быть не должно, но на всякий случай подстрахуемся.

– Ясно! – кивнул Андрей. – Кормить хоть вкусно будут?

– А-ха-ха! – рассмеялась Виктория. – Ты о чём-нибудь ещё думать можешь?

– Могу! – кивнул тот, улыбаясь. – Но пока не могу!

– Да, Андрюх! – улыбнулся дядя Миша. – Что-то я у тебя раньше такого аппетита не замечал?

– Сам удивляюсь! – ответил тот. – Прямо какой-то проглот стал!

– Это точно! – закивала Вика. – Ест и ест, ест и ест. Каждый час, и куда в тебя лезет?

– Туда! – похлопал он себя по животу. – А кстати, у нас там ничего пожевать нету? – поглядел он на тумбочку.

– Бутерброды с минералкой? – встала Вика. – Или чего с кухни попросить?

– С кухни! – аж приподнялся Андрей. – Котлетки там или поджарку!!!

– А ты не лопнешь? – как-то подозрительно посмотрела на него Вика.

– А ты принеси и отойди! – хитро прищурился он. – Проверим!

Когда все отсмеялись и Вика вышла, Андрей спросил:

– Как на самом деле дела, дядя Миша? А то что-то мне напряжно!

– Да дела ни шатко ни валко. Многое непонятно, много запутанно, но потихоньку разбираемся. За кончик верёвочки зацепились и теперь медленно раскручиваем. Результаты есть, но об этом в Переделкино будем говорить. Тут сам понимаешь, везде уши.

– Понял. Главное, с места тронулись, а там посмотрим, как сложится. Ты вот что, дядь Миш, с мамой говори полностью открыто и честно, юлить не пытайся. Хуже сделаешь. Она перепсихует, переоценит, а потом сама извинится, если чего лишнего наговорит. Просто мой совет.

– Спасибо, Андрей! – благодарно посмотрел он. – Я это ценю.

– Мелочи! – отмахнулся Андрей. – Мне главное, чтобы у вас сложилось, не хочу видеть маму несчастной.

– Я понял! – кивнул он. – Пойду я посты проверю. Зайду попозже.

– Хорошо! – прикрыл глаза Андрей.

Через минут десять в палату зашла Виктория с подносом, полным еды, и один из телохранителей, нёсший бутылку «Боржоми» и графин с водой.

– Так-с, больной! – поставила Вика поднос на тумбочку и строго посмотрела на Андрея. – Руки… мыли?

– Ах, да-да! – заволновался Андрей, сделал вид, что плюнул на ладошку, и принялся их усиленно тереть.

– Андрей!?! – изумлённо раскрыла глаза Вика. – Как ты можешь?

– Ах, да-да! – снова сказал Андрей и принялся вытирать ладошки о пижаму.

– Ты бяка! – топнула ножкой Вика.

– Ну да, ну да! – закивал согласно головой Андрей.

– Р-р-р-р! – сжала кулачки и подняла их вверх Вика. – Ты несносный мальчишка! – произнесла она.

– Дорогая, я есть хочу! – с грустью посмотрел он на поднос и облизнулся.

– Вот ведь… – опять топнула она ножкой. – Другим женихи как женихи достались, а мне обжора! Ну за что?

– За зависть! – попытался Андрей дотянуться рукой до беляша.

– Какую такую зависть? – опешила Вика, а телохранитель, скрывая улыбку, наблюдал за всем из-под тишка.

– За белую и неблагодарную! – посмотрел Андрей на неё. – Завидовала подружкам белой завистью? Вот и досталась тебе судьба неблагодарная! – грустно вздохнул он. – Меня кормить!

Тут телохранитель хрюкнул, быстренько поставив графин и бутылку, вылетел за дверь и громко заржал.

Вот конь педальный, чуть аппетит не испортил. Бяка!

– Не обращай внимания! – отмахнулся Андрей. – Это он от зависти!

– Какой? – села Вика растерянно на соседнюю кровать.

– Чёрной и неблагодарной! – вымолвил довольный Андрей, наконец дотянувшийся до беляша. – Уф! Завидовал мне, больному и несчастному, что его не кормят так вкусно. Слышишь, как от горя плачет? – прислушался он к хохоту в коридоре. – Бедолага! – грустно выдохнул он и тут посмотрел на беляш, который уже хотел укусить. – Может, мне с ним беляшом поделиться… или не поделиться…? – задумался он. – Наверное, не стоит? – отмер он. – Всё-таки больной я, а не он? – тут он посмотрел на Викторию. – Пусть и дальше завидует! – и впился зубами в беляш.

– Вот же ты обжора! – сказала Вика и принялась кормить своего единственного и неповторимого.

Глава 5

Мир Дениса.

За окном лил дождь. Точнее, ливень. Про такой говорят: «Как из ведра». Вот уже три месяца, как я, Денис, вернулся в свою юность. Успехи? Успехов нет, да и откуда им взяться? Особо выделяться я не стремлюсь. Обычный такой среднестатистический детдомовский пацан. Спасать СССР? В 84-м году? Не смешно. Всё уже прогнило и смердит. Да, ещё есть что-то хорошее и рациональное, но это только остаточная инерция. Поступательное движение огромной людской массы. Верхушка уже готова и вовсю действует. Идёт планомерная подготовка к развалу и разграблению страны и её ресурсов. Если кто-то наивно думает, что СССР развалился сам, от невозможности существования такого образования в природе, то я вас точно разочарую. Наш СССР разваливали планомерно и долго. И принимали в этом участие все заинтересованные государства, лица, секты, кружки по интересам и т. д., и т. п. Отметились активно детки-мажоры, «правильно» воспитанные в заграничных образовательных учреждениях и в наших блатных «вышках», высших учебных заведениях. Ну и, конечно же, верхушка КПСС и прочих несознательных товарищей из властных структур, особенно из КГБ. Той самой структуры, что была так разрекламирована в кино на Западе, а по сути представляла собой сборище профанов-любителей и иноагентов, что вместо защиты страны и её интересов активно и с огромным желанием принялось за помощь врагам в уничтожении собственной страны. Да, такими были далеко не все, но большинство из. Ведь почти на всех руководящих должностях сидели детки, кумовья и зятья власть имущих, будущее быдлодворянство «свободной» России. Будущие «хозяева» земли Русской. Будущая «элита» Российского истеблишмента.

Боже, как мерзко-то на душе? И ведь ничего я не могу сделать, ни-че-го! Абсолютно! Написать письмо Горбачёву и описать его ошибки? Три раза хи-хи. Михаилу Горбачёву по кличке Мишка-конвертик плевать на советский народ и страну, давно и окончательно. Его гложут только свои страсти и желания жёнушки, работающей на одну из вражеских разведок. Им уже дали задание, и они его выполняют.

Кому ещё можно написать? Сталину? Нереально. Он сейчас пария, оболган и спрятан от народа. Даже память о нём пытаются уничтожить. Честные коммунисты есть, но они внизу и абсолютно ничего не решают. Именно они в будущем будут спиваться и жалеть о Союзе, а «истинные борцы» порвут свои партбилеты прилюдно и окунутся в мир так желанного ими капитализма, феодализма и вседозволенности. Ведь это они «победили» проклятый коммунизм, и им можно всё! Абсолютно всё!!! Вот и расцветут у нас бурно наркопритоны, бордели, казино, ночные клубы с доступными девочками и мальчиками, появятся миллионы беспризорников и брошенных вообще всеми детей, с которыми можно делать всё, что захочешь. Педофилия приобретёт такие узаконенные масштабы, что ужаснутся даже самые тупые и глупые, а нам будут показывать по цветному телевизору, как очередного «осчастливленного» иностранцами ребёнка увозят в сказочное будущее, в прекрасную гомосячную заграницу. Что будет с ним потом, никому совершенно не интересно.

А сотни тысяч брошенных страной русско-говорящих граждан, позабытых в ставших «вдруг» враждебными социалистических республиках? Всякие там Казахстаны, Узбекистаны, Таджикистаны и другие «станы»? А Кавказ? А Прибалтика?

Ведь тогда более-менее нормальное отношение к русским осталось только в Белоруссии и частично в/на Украине. Сотни тысяч людей, миллионы, были просто вышвырнуты из этих стран. В лучшем случае хоть с какими-то вещами и деньгами, а в худшем… И какое же отношение в родной стране было к этим беженцам? Мне даже вспоминать стыдно и противно.

А в будущем эти же самые «бывшие товарищи», что убивали, грабили, насиловали наших сограждан, приедут сюда, к нам, на заработки. Десятки, а потом сотни тысяч, миллионы гастарбайтеров хлынут в Россию, чтобы заменить «ленивый» и не желающий работать за копейки русский народ. Тот самый народ, который они совсем недавно грабили, насиловали и убивали, и вы думаете, что-то в их отношении к нам поменялось? Вы серьёзно? Вы настолько глупы и наивны и думаете, что все они «Джамшуты» из дебильного юмористического сериала? Когда они придут вас грабить, убивать и насиловать, напомните им про «насяльника». Вам будет очень весело и интересно.

Господи! Что же так херово-то на душе? Это от бессилия или от понимания своей никчемности? Ещё и дождь этот хлещет и хлещет. На автомате взял гитару и заиграл.

Дождь звонкой пеленой наполнил воздух майский дождь.

Гром прогремел по крышам, распугал всех кошек гром.

Я открыл окно, и веселый ветер разметал всё на столе —

Глупые стихи, что писал я в душной и унылой пустоте.

Грянул майский гром, и весёлый голос, то ли пьяный, то ль шальной,

Прокричал мне: «Эй, вставай-ка и попрыгай вслед за мной.

Выходи во двор, и по лужам бегай хоть до самого утра.

Посмотри, как носится смешная и святая детвора».

(«Дождь» ДДТ)

– Деня! Мать твою! Семь утра! Воскресенье! – раздался возмущённый голос Грини.

– Ша, Гриня! Пусть играет… – заступились за меня остальные соседи по комнате. – Нефиг было вчера допоздна в «Буру» играть.

– Вот вы уроды! – возмутился тот и, завернувшись в одеяло, ушёл из комнаты.

– Пофиг! – махнул мне рукой Васька. – Поспит на диване в коридоре. Сбацай ещё чего, здорово у тебя получается.

– Хорошо! – кивнул я. – Слушайте.

Это всё случилось в звёздную полночь.

И себе я не смогу простить,

Что позволил уйти навсегда прочь

Той, с кем я готов был жизнь прожить.

В суете за счастьем в долгой погоне

Пронеслись бесцветных дней года,

Но я только сейчас это понял,

Что одну тебя любил всегда.

Да-а, следы дождя на мокрых стеклах,

Моя душа насквозь промокла.

Море слез – душа моя.

Да-а, я знаю, надо верить в чудо.

И буду я искать повсюду

Тебя, любовь моя.

(В.Усланов)

Вдруг распахнулась дверь, и в комнату заглянуло несколько девчат.

– Ребята, а можно мы у вас Дениску послушаем? – попросились они.

– Залетайте, девчата! – сел на кровати, закутавшись в простыню, Васька и приглашающе показал на свою кровать.

Через минуту все кровати в комнате, кроме одной, были заняты, и все внимательно слушали слова песни. Тут в комнату царственно зашла Татьяна со своей подружкой Катей, и они сели рядом с играющим на подоконнике Денисом, прямо на его пустующую кровать. Свято место…

Я допел, посмотрел на Татьяну и, не останавливаясь, заиграл следующую песню. Концерт так концерт.

Да, наши отношения так и остались загадочно-непонятными. Вроде бы все понимают, что между нами отношения, но сами мы их не демонстрируем. Смотрим друг на друга и ничего не предпринимаем. Я боюсь спугнуть, а Таня, видимо, ждёт моих шагов. Так вот и живём.

Допел и сразу заиграл следующую. Что-то меня сегодня несёт!

– И что это у нас тут за собрание? – ворвалась в комнату Варвара Валерьевна, Варрава, как мы её звали. – Романов, опять ты дисциплину нарушаешь? Немедленно слезь с подоконника. Девочки, это что такое? А ну марш в свои комнаты! Романов, я всё доложу директору! Давай сюда гитару.

Я слез с подоконника, отдал гитару и чуть не сплюнул от злости. Совсем забыл, что сегодня эта стерва дежурит. Тем временем она выгнала девчат и повернулась к нам.

– Романов, ты сегодня без завтрака! – победно посмотрела она на меня.

– Слушаюсь, господин надзиратель! – встал я по стойке смирно, как принято в СС.

– Романов! – взвизгнула она. – Обед ты тоже пропускаешь! – и злобно пыхтя выскочила из комнаты.

– Деня! – подошёл ко мне Васька Мокрый. – На фига?

– Извини, дружище! – положил я ему руку на плечо. – Психанул.

– Психанул он! – посмотрел Мокрый на остальных. – Она ведь со столовой не даст ничего вынести.

– Не переживай, Вась! – хлопнул я его по плечу. – В первый раз, что ли? Завтра меня мама Роза покормит чем-нибудь домашним, и всё будет путём.

– Всё равно! – отмахнулся он. – Ладно, попробуем малышню уговорить.

– Да не заморачивайся ты! – попросил я.

– Денис! – в комнату влетела Таня. – Правда тебе Варрава и завтрак и обед запретила?

– Правда! – ответил Васька.

– Вот гадина! – возмутилась она и, крутнувшись на месте, выскочила из комнаты.

– Чего это она? – посмотрел на меня Василий.

– А я знаю? – хмыкнул я.

– Странные они? – задумчиво покачал он головой.

– Думаешь? – вопросительно посмотрел я на него.

– А ты не замечал?

– Они говорят, что это мы странные! – улыбнулся я.

– А мы-то почему? – вновь удивился он.

– А я знаю? – снова ухмыльнулся я.

– Ну вот и поговорили! – сделал заключение он. – Ладно, я умываться.

– Сделай доброе дело! – согласно кивнул я. – А я пока кровати заправлю.

– О! Цидило! – разулыбался он.

– Иди давай! – подтолкнул я его к выходу. – Козявки выковыривай!

– Но-но! – возмутился он. – Козявки это святое!

– Вот Денис! – вбежала в комнату Татьяна и уставилась на нас вопросительно.

– Это не я! – выставил я перед собой руки. – Это Мокрый предложил мне на завтрак козявки пособирать! Я против!

– Фу, мальчики! – фыркнула Татьяна.

– Вот именно, Василий! – повернулся я к нему. – Как ты мог предложить такое лучшему другу?

– Да тьфу на вас! – демонстративно отвернулся он. – Не хотите, сам съем, а вы оставайтесь и завидуйте! – мазнул глазами по продуктам, принесённым Татьяной, и ушёл.

Таня вопросительно уставилась на меня.

– Это шутка была!

– Глупая шутка! – недовольно посмотрела она мне в глаза.

– Согласен! – кивнул я и посмотрел на то, что принесла Таня. – Это мне? – удивился уже я.

– Тебе! – покраснела она. – Это я девчонок к вам в комнату позвала, значит, ты из-за меня голодным остался. Вот! – и протянула мне пачку земляничного печенья, банку сгущённого молока и шоколадку «Алёнка».

Целое сокровище по детдомовским меркам.

– Тань? – сглотнул я. – Это очень много.

– В самый раз! – отвернулась она.

– Давай я только печенье возьму! – посмотрел я на неё. – Полпачки! А остальное вы с девчонками съедите?

– Денис! – посмотрела она сверху вниз на меня, да, я пока ниже её ростом. – Возьми, пожалуйста, всё! Я тебя прошу!

– Тасик, я не могу! – пробурчал я, опустив взгляд и отвернувшись. – Мне стыдно…

– Дурачок! – силой сунула она мне в руки продукты. – Я же для тебя их прятала! – и стрельнув синими глазищами убежала.

Я смотрел ей вслед и глупо улыбался. Ура! Наконец-то заработало!

Дождь так и шёл весь день, не прекращаясь. После завтрака мы с Таней забрались на чердак и болтали, болтали, болтали. Потом прибежала Катя и позвала Таню на обед, та жалостливо посмотрела на меня и, грустно вздохнув, убежала в столовую. Я смотрел ей вслед и вновь глупо улыбался. Девочка моя глупенькая, да только ради этих нескольких часов, проведённых вместе, я готов голодать неделю. За возможность видеть твои живые синие глаза, за теплоту рук и нежную улыбку я буду благодарить господа всю свою оставшуюся жизнь. Сколько лет в прошлой жизни я мечтал об этом, просто сидеть рядом и разговаривать ни о чём. С тобой. С живой.

Невольно я задумался и ударился в воспоминания. Вспомнились похороны Тани, моё тупое отчаяние и бессилие, моя боль и горечь потери. Осознание того, что это навсегда, что это насовсем и больше не повторится никогда! Никогда!!! Как боль разрывала мою грудь и воздух застревал в лёгких, не желая выходить наружу. Не желая возвращаться в тот жестокий и беспощадный мир, где больше нет её. Той, ради которой я жил, той, которой я жил, той, которой я дышал и о которой мечтал круглосуточно. Она была моей путеводной звездой, и пусть я тогда этого не понимал и не осознавал, но инстинктивно тянулся к ней всей душой. А когда моя путеводная звезда погасла, я просто заблудился во тьме и блуждал неприкаянно до самой смерти.

Теперь я не дам этому случиться. Любой ценой я предотвращу это. Любой ценой!

– Дениска! Пошли быстрей! – подскочила ко мне счастливая Татьяна и села на колени рядом. – Мы Варраву уговорили тебя покормить! – Тут её взгляд встретился с моим, и она испугалась. – Что случилось, Дениска? Скажи мне! Скажи! Ну не молчи, пожалуйста! – Она неуклюже ткнулась в меня губами. – Пожалуйста! Где болит?

– Тут! – ткнул я себя пальцем в грудь, в районе сердца.

– А что там? – испуганно смотрела она.

– Сердце!

– У тебя больное сердце? – удивлённо вперилась она в меня взглядом.

– Очень! – кивнул я.

– А что с ним? – положила она ладонь мне на грудь, где как бешеное колотилось моё сердечко.

– Оно любит и ему очень одиноко! – ответил я. – Ему страшно одному.

– Денис! – опустила она глаза.

– Прости… – прошептал я и положил голову ей на колени. – Я не хотел тебя напугать и обидеть!

– Ты плакал? – положила она свою ладонь мне на волосы.

– Я иногда плачу… – закрыл я глаза, боясь спугнуть робкую ладошку.

– Я тоже… – тихо прошептала она и стала поглаживать мои волосы.

– Давай теперь будем плакать вместе? – улыбнулся я. – Убегать на чердак и рыдать вдвоём, тишком от всех?

– Здорово! – Я почувствовал, что она тоже улыбнулась. – Это будет наша страшная тайна!

– Самая страшная и самая таинственная! – кивнул я головой, мурча про себя от удовольствия.

– Ой, Денис! – вдруг дёрнулась она. – Нас же Варрава ждёт и остальные? Без нас обед не начнут. Побежали быстрее.

– Побежали, – соскочил я. – Спасибо, Тасик!

– За что? – покраснела она.

– За то, что ты есть! За то, что ты здесь! За то, что ты переживаешь за меня! За то, что я тебе нужен! – Глядя ей в глаза и держа за руку, ответил я. – Спасибо, милая!

– Не за что! – Отвела она глаза, но руки не выпустила. – Идём?

– Обязательно! – Воскликнул я и счастливый побежал вперёд, держа за руку свою драгоценную девочку.

В столовой.

– Романов, ты всех заставил себя ждать! – недовольно сказала Варвара Валерьевна.

– Простите, Варвара Валерьевна, но я не мог придти с немытыми руками? – нагло заявил я. – Это нарушение правил.

– Романов, ты стал задумываться о правилах? – ехидно посмотрела она на меня. – Удивил!

– Расту, наверное? – улыбнулся я.

– Так, все за столы… – захлопала она. – Приступаем к приёму пищи.

Мы дружно уселись на свои места и застучали ложками. А вкусно!

Хорошо, что сегодня не Тамарка-нахалка на кухне дежурит. Быстро уничтожили всё, что было на тарелках, и принялись за сладкое какао с булочкой. Да у нас сегодня прям праздник живота?

Затем мы играли в коридоре в самые разные игры. Увы, но на улицу сегодня ни ногой. Я иногда садился к окну и смотрел на пузырящиеся лужи, на людей за чугунным забором, что бегали под зонтами, и грустил. Грусть прямо въелась в меня сегодня. Что это? Ностальгия? Или просто накатила грусть? Или что…

В один из таких моментов рядом со мной на подоконник села Таня и вопросительно посмотрела на меня.

– Грустно! – ответил я. – Не знаю почему?

– Хочешь, я у Варравы гитару попрошу? – положила она свою ладонь на мою.

– Не надо! – поморщился я. – Не хочу, чтобы ты перед ней унижалась. Слушай! – заозирался я по сторонам. – А давай в актовый зал проберёмся? – зашептал я. – Там пианино есть, я тебе попою!

– А ты и на пианино можешь? – очень удивилась она.

– Могу! – грустно вздохнул я. – Только это тайна!

– Ой, как интересно! – поднесла она руку к щеке. – Расскажешь?

– Расскажу, но только тебе! – вновь оглянулся я по сторонам. – Через пятнадцать минут жду тебя там.

– А как…? – попыталась она спросить.

– Семён Семёныч? – протянул я.

– А! – растерянно кивнула Таня. – Ну да! Ты же мальчик.

– И? – удивился я её логике.

– Ну вы как-то умеете открывать двери! – заключила она.

– Хорошо! – кивнул я. – Я тебя научу, но только тебя. Остальным ни слова!

– Могила! – довольная Татьяна показала, как она закрывает рот на замок.

Ну ещё бы! Это было наше тайное место. Когда необходимо срочно спрятаться, мы прятались в актовом зале. Нас ещё старшие ребята научили и показали, где лежит ключ от замка. Как и где они смогли сделать дубликат, я не знаю, но он нас очень выручал. Это был секрет именно нашей комнаты, даже Гриня, недавно переехавший к нам, об этом не знал. Мы его, если честно, не очень любили, какой-то он гниловатый был, что ли? Держали его на расстоянии. Общаться общались, но близко не подпускали. Он это чувствовал и по-своему высказывал нам своё фи, наверное, постукивал директрисе, слишком многое она знала. Да и бог с ним!

Мы разделились и встретились уже у дверей актового зала. Так-то он у нас не большой и уютный. Поменьше, чем чем был репетиционный зал на заводе «Строймаш» в том мире, почти в половину. Да и куда нам большой? Нас в детдоме едва две сотни наберётся, да педагогов и воспитателей человек десять-двенадцать. Я достал из тайника ключ и показал Тане, как его класть обратно, чтобы не было видно. Она понятливо кивнула, и я открыл двери. Мы мышками заскочили, и я закрылся. Сердце у обоих стучало, как бешенное.

– Страшно! – довольно прошептала Таня.

– А чего шёпотом? – спросил я.

– Не знаю? – рассмеялась она.

– Пошли к сцене – хотел я пойти.

– Подожди! – схватила меня за руку Таня. – Денис… – вдруг засмущалась она. – А почитай что-нибудь из своих стихов!

– Хорошо! – кивнул я.

Как объяснить, зачем растёт трава,

И всходит солнце для чего над головою?

Как объяснить, зачем взошла луна,

Печальною и грустною порою?

Как объяснить, зачем цветут цветы?

И радуется всё теплу и лету.

Как объяснить любимой о любви,

Если любви в любимой ещё нету?

Как рассказать о чувствах и мечтах?

О радостном томленье ожиданья?

Когда в ответ сверкнёт искра в глазах,

И бог осуществит вдруг все желанья!

Как рассказать всё это в двух словах,

Когда от восхищенья сердце млеет?

Да что творится в наших головах,

Если никто о том понятья не имеет?

Как объяснить, зачем растёт трава,

И всходит солнце раннею порою?

Когда хочу с тобою быть всегда,

Я связанным одною общею судьбою!

(слова автора)

Она помолчала задумчиво и попросила ещё.

Люблю тебя, как утреннее небо,

Как нежное касанье поутру.

В твою любовь лишь искренне я верю,

Тебе одной я сердце берегу!

Твоей руки храню я нежность,

Я губ твоих касанье берегу!

И ты прости мою небрежность,

Когда я не подумав говорю!

Я не со зла, прости мне мою страстность,

Я никого обидеть не хочу!

Я не как все, прости мне эту странность,

Я всей душой одну тебя люблю!

Смотрюсь в тебя, как в зеркало кривое,

Что изгоняет пятна из души.

Затем смотрюсь я в зеркало простое,

И понимаю, как тебя люблю!

Ты жизнь моя, моё ты солнце,

Мне без тебя не мил весь белый свет!

Ты по утрам стучись в моё оконце,

Поверь, ты не услышишь слова «нет»!

(слова автора)

– Ты правда так меня любишь? – спросила Таня, загадочно глядя на меня.

– Больше жизни! – кивнул я.

– Больше жизни… – повторила она задумчиво.

– Давай я тебе спою? – кивнул я головой в сторону пианино.

– Давай! – согласно закивала она головой.

Я забрался на сцену и подошёл к пианино. Оглянулся вокруг и, найдя школьный стул, пододвинул его к пианино и ещё один для Тани. Мы сели рядом, касаясь друг друга плечами, и замерли.

– Ты играть-то будешь? – прошептала вдруг она.

– Буду! – вздохнул я и поднял крышку.

– А что ты так грустно вздыхаешь? – подозрительно посмотрела она на меня. – Не хочешь не играй, я не заставляю.

– Было так хорошо! – посмотрел я ей в глаза. – Очарование момента. Что тебе спеть?

– Спой про то, как ты меня выдумал! – засмущалась она.

– Слушай, Зайка! – улыбнулся я и заиграл.

Когда допел, Таня, немного помолчав, сказала:

– Так странно? Вроде те же слова, но песня прозвучала нежнее и мягче. А ты очень хорошо играешь на пианино, когда научился?

– Пробирался тишком и учился играть – ответил я.

– Сам? – ошарашено уставилась на меня она.

– Где-то сам, где-то подсматривал за другими. Ну и брал втихую уроки за деньги. Вот потихоньку и научился – вздохнул я.

– А ты, оказывается, очень скрытный? – сказала Таня, глядя на меня удивлённо.

– А зачем всем рассказывать? – пожал я плечами. – Вдруг бы ничего не получилось?

– Всё равно! – отрицательно кивнула она. – Не ожидала…

Я не стал ничего отвечать, а заиграл романс Николаева «Там нет меня!».

Там нет меня,

Где на песке не пролегли твои следы,

Где птица белая,

Где птица белая в тоске кричит у пенистой воды.

– Красиво! – прошептала Таня, не глядя на меня.

– Красиво! – кивнул я, соглашаясь, и заиграл «Я не могу без тебя!» Меладзе.

Вниз по небесной лестнице,

Обернувшись облаком, опускался Бог,

Ты посадила деревце,

Я его от холода еле уберег,

Я за нелюбовь тебя простил давно,

Ты же за любовь меня прости.

Я не могу без тебя,

Я не могу без тебя,

Видишь, куда ни беги,

Всё повторится опять,

Я не могу без тебя,

Я не могу без тебя,

Жить не любви вопреки

И от любви умирать.

Тут Таня зашмыгала.

– Что ты, солнышко? – резко повернулся я к ней.

– Ничего! – отвернула она голову. – Играй…

Я пожал плечами и заиграл «Ты – это я!».

Пусть говорят, мы редко видимся с тобой,

В сердце всегда ты со мной, ты со мной,

Пусть говорят, что не судьба нам быть вдвоем,

Люди твердят об одном, об одном.

Я – это ты, ты – это я,

И никого не надо нам,

Всё, что сейчас есть у меня,

Я лишь тебе одной отдам,

Я – это ты, ты – это я,

И никого не надо нам.

Всё, что сейчас есть у меня,

Я лишь тебе одной отдам.

Доиграл и убрал пальцы с клавиш.

– И никого не надо нам! – вдруг сказала Таня. – Удивительно точно. Денис, ты удивительный!

– Ты так думаешь? – скрывая довольный блеск глаз, спросил я.

– Да! – коротко ответила она и замолчала.

Я тоже молчал. Танино горячее плечо и бедро прижимались ко мне, и я наслаждался моментом.

– Ещё! – повернулась она и посмотрела мне в глаза.

– Слушай! – нежно улыбнулся я.

Так мы и сидели, прижавшись к друг другу бедром и коленками. Я пел, а Таня внимательно слушала. Доиграл, и мы сидели в тишине. Таня повернула ко мне голову и пронзительно взглянула в мои глаза. Тут я понял, что должен её поцеловать, и нежно и аккуратно приник к ней. Время остановилось, и жизнь вокруг нас замерла в изумлении. Это был самый прекрасный и самый долгожданный поцелуй в моей жизни. Когда мы оторвались друг от друга, Таня счастливо выдохнула и улыбнулась.

– Ты и вправду необыкновенный! – сказала она.

– А ты просто чудо! – ответил я.

Мы посмотрели друг на друга и автоматически потянулись губами.

– Целуемся, значит? – раздался сзади, довольный голос Варравы.

Мы посмотрели в глаза друг друга и разочарованно вздохнули.

Принесла же, нелёгкая…

Глава 6

Мир Андрея.

– Мама! Мамочка! – думал Андрей, прижимаясь к ней и улыбаясь от счастья.

Спасибо тебе, Дениска, за то, что дал мне понять, как это прекрасно и какой это подарок иметь семью и близких. Тех, кто любит тебя по факту твоего рождения и ценит просто за то, что ты есть на этом свете. За то, что ты такой же, как они, и по крови, и по внешнему виду, ты родственник. Производная от имени славянского Бога Рода, род-ня, род-ич, род-и-на, род-ст-во, род-и-те-ли, род-ить, род-ной, род-о-вой, род-и-мый, род-нень-кий. А ещё есть благо-род-ный, на-род-ный, род-о-слов-ная, род-ник, род-ин-ка. Если вдуматься, то голова идёт кругом. Я не лингвист, но наводит на мысли…

Ладно, не суть, сейчас мы о другом.

– Как ты тут, сыночек? – обеспокоенно смотрела на него мама. – Сильно досталось?

– Досталось… – грустно усмехнулся Андрей. – Только я крепкий, облезут, гады! – сжав кулаки, сквозь зубы прошипел он.

– Аня! – попытался вклиниться в разговор дядя Миша.

– А с тобой я отдельно поговорю! – зло повернулась к нему Аннушка и впилась в него взглядом.

– Прости! – опустил он глаза и весь сжался.

– Мама, ты не права, – привстал на кровати Андрей. – Дядя Миша мне жизнь спас, если бы не его точные выстрелы, то меня бы убили.

– Ох! – села мама Аня на стул, схватившись за сердце. – Да что у вас за страсти тут творятся?

– Долго рассказывать, – ответил Андрей. – Да и не всё тебе, мама, нужно знать, а где Алёнки? – попытался переключить разговор Андрей.

– Ты мне зубы не заговаривай! – строго посмотрела на него мама. – Тоже мне, заговорщик. Миша, я должна знать всё, или мы враги! – повернулась к дяде Мише мама Аня.

– Аня, всё я рассказать не могу, ты сама понимаешь, вопросы государственной безопасности, но основное ты будешь знать. – спокойно и уверенно ответил он. – В том, что случилось с Андреем, есть и моя вина, я это признаю. Только я не господь бог и всего заранее не знаю, да и никому в голову не могло придти, что такое может случиться?

В этот момент Андрей внимательно посмотрел на дядю Мишу, и их глаза встретились.

– Да, Андрей, я согласен! – грустно кивнул он. – Про никому, это я погорячился, и обещаю впредь относиться к твоим предупреждениям со всей серьёзностью. Чего уж теперь?

– Мне всё интересней и интересней… – сказала мама, посмотрев на обоих по очереди. – И не думайте, мои дорогие, что у вас получится уйти от объяснений.

Тут в палату ворвались Алёнки, и завертелась карусель.

На следующий день их отвезли в обещанный дом. Дом всем понравился и расположением, и обстановкой, и большим двором. Всем на удивление он оказался и удобным, и уютным. Больше всего Андрею понравилось фортепиано в зале и его гитара на подставке, которой он обрадовался безмерно. Он уже не мог жить без творчества и музыки, они тихо и незаметно вошли в его жизнь и стали чем-то таким же естественным и необходимым, как вода и воздух. Он тут же подошёл к фортепиано и попробовал что-нибудь сыграть, но боль в плече дала понять, что ещё рано и необходимо подождать. Обидно, пальцы просто чесались, и спеть хотелось неимоверно, но не судьба.

– Потерпи, милый! – подошла к нему и положила руку на плечо Вика. – Ещё неделька-полторы, и ты снова сможешь творить.

– Это да, но как же не терпится написать шедевр! – улыбнулся Андрей.

– Так, молодёжь! – подошла к ним мама Аня. – Вика, сейчас должны подъехать мама Галя с твоей бабушкой, будем обсуждать, как нам жить дальше. Готовьтесь! – и, ухмыльнувшись, ушла.

– Обрадовала! – посмотрел Андрей на Вику. – Чувствую, скоро кончится наша холостая жизнь?

– А ты против? – удивлённо посмотрела на него Вика.

– Что ты? – замахал Андрей. – Жду не дождусь, когда же меня окольцуют!

– Ах ты! – стукнула его шутя Вика. – Я, может, сама ещё не решила, выходить за тебя или нет?

– Чего это вдруг? – удивился уже Андрюха.

– Да вот думаю, может, мне будет проще одной с ребёнком прожить, чем тебя прокормить? – задумчиво посмотрела на него Виктория.

– Серьёзная тема! – покивал с умным видом Андрей. – Требует трезвого взгляда на суть семейных отношений. Что важнее, накормить мужа или ребёнка? Борьба между будущим и настоящим, битва между манной кашей и пюре с котлетой, бой между грудным молоком и крепким кофе. Эпично!

– Эпично – это количество уничтожаемой тобой еды! – возмутилась Вика и ущипнула Андрея за живот. – Только куда всё девается? Вот главный вопрос столетия!

– Эй! – отпрыгнул Андрей, потирая живот. – Я, между прочим, героически раненный бандитской пулей. Меня нужно беречь и любить, холить и лелеять!

– А ещё вкусно кормить! – насмешливо посмотрела Вика.

– Ну и это тоже… – опустил глаза Андрей. – Но если меня не кормить, я же никогда не выздоровею!

– Только на то и надежда! – улыбнулась Виктория.

– Какая надежда? – удивлённо посмотрел Андрей.

– Что перестанешь жрать в три горла! – рассмеялась Вика.

– Зайка, но я правда не знаю, что со мной? – попытался оправдаться Андрей. – Я раньше столько не ел. Ты же сама слышала, что сказали доктора? Это постравматический синдром, он со временем пройдёт.

– Есть хочешь? – заботливо посмотрела на него Вика.

– Эээ! Ну! Если только немного… – неискренне засмущался Андрей.

– Проглот! – рассмеялась Виктория. – Пошли на кухню. Что-нибудь тебе сообразим.

– Спасительница ты моя! – обрадовался Андрей. – И что это я в тебя вдруг такой влюблённый?

Москва. Кремль. Кабинет Брежнева.

– Таким образом, примерно очерчен круг заинтересованных лиц, количество партийных работников из секретариата ЦК нереально огромное. Ощущение, что половина высшего партаппарата заинтересована в развале страны и вполне осознанно движется в этом направлении. Предпринимаются завуалированные, но несущие прямой вред стране и строю действия на отторжение политики партии народонаселением страны. В разных регионах страны активно разжигаются очаги межнациональной розни и кровавой вражды, готовятся боевые дружины для борьбы с оккупантами, под которыми подразумевают всех, кто не является титульной нацией. На руководящие должности ставятся свои люди, идёт выживание из республик активистов и сторонников единой страны. Всё это происходит негласно и законспирированно. Чувствуется, что за спинами этих людей действует очень мощная и организованная сила, спаянная одной идеей. Строгая конспирация, иерархия и взаимовыручка. Они не останавливаются ни перед чем, подделка документов, убийства, шантаж, компромат на всех чиновников и партаппаратчиков, которым они искусно играют. В общем, враг сильный, опытный и спаянный! – закончил доклад новый руководитель комиссии партконтроля Пельше Арвид Янович.

Брежнев побарабанил пальцами по столу и спросил:

– Кто из ЦК в этом участвует?

– Куусинен, серый кардинал организации. Руководит, сидя на даче, и весьма активно. Был в жёсткой связке с Юрием Андроповым, после его отставки с поста руководителя КГБ они стали встречаться чаще. Наш агент работает рядом с Отто Вильгельмовичем, и вся информация поступает напрямую… – начал отвечать Арвид Янович.

– Подожди… – перебил его Брежнев. – Он ещё на что-то способен? Я думал, он уже давно впал в маразм?

– Нет, Леонид Ильич, – покачал головой Арвид Янович. – На удивление живой и энергичный товарищ, да и на память не жалуется.

– Арвид Янович! – посмотрел на того Брежнев. – Думаю, так не должно дальше продолжаться? Пора данному товарищу подумать о вечном.

– Понял, Леонид Ильич, – кивнул Пельше. – Разрешите высказать контраргумент?

– Слушаю вас, – кивнул согласно Брежнев.

– В данный момент у нас очень удачно получилось внедрить в их организацию несколько агентов. При неожиданной смерти контактёра мы потеряем возможность вычислить руководящую верхушку организации и лиц к ней приближённых. Думаю, будет нерационально в данный момент уничтожать столь важный источник информации, тем более ему и так осталось немного. По информации, полученной недавно, Отто Вильгельмович болен раком. – закончил Пельше.

– Это совершенно меняет дело, – согласно покивал Брежнев. – Согласен с вашими выводами. Кто ещё из Политбюро замешан? Мне необходимо понимать, что и от кого нужно ожидать.

Арвид Янович вздохнул и стал перечислять.

– Точно известно, что в курсе и полностью поддерживают Полянский, Щербицкий, Кунаев, Черненко, Кулаков. Пока окончательно не подтверждено, но возможно, Устинов и Подгорный тоже в игре. На остальных пока только косвенная информация, и она проверяется!

– Ахринеть! – эмоционально выразился Брежнев и стукнул кулаком по столу. – Дожили, бляха!

Он соскочил с кресла и пару минут матерился, ходя по кабинету и чуть ли не рвя на себе волосы.

– Успокойся, Лёня! – попытался его осадить министр иностранных дел Громыко. – Нам тоже весьма неприятна эта информация, но мы же не материмся.

– А я бы сматерился! – поддержал Брежнева член Политбюро, секретарь ЦК КПСС Суслов. – Правильно Лёня сказал, дожили! Половина ЦК предатели. Тьфу!

– Как бы то ни было, надо решать, что будем делать? – медленно оглядел всех начальник ГРУ Ивашутин. – Мы теперь все в одной лодке, и не хотелось бы вместе с ней перевернуться.

– Я считаю, нужно действовать жёстко! – встрял министр обороны Гречко.

– Согласен с Андреем Антоновичем! – жёстко кивнул Ивашутин.

– Я тоже поддержу! – согласно кивнул Суслов.

– Всё бы вам сразу в атаку! – перебил их Громыко. – Считаю, торопиться не надо. Главное, мы знаем предателей и можем в любой момент их изолировать. Сейчас главное найти ниточку на Запад и порвать её, но так, чтобы они обожглись и обгадились.

– Вот это правильно, Андрей! – сел на место Брежнев. – Казнить всегда успеем. Наша задача не просто прополоть грядку, а уничтожить сорняки напрочь.

– Умеете вы, Леонид Ильич, задачу поставить! – усмехнулся Ивашутин.

– Что у нас с руководством комитета государственной безопасности? – оглядел всех Брежнев. – Есть предложения?

– Шелепин! – сразу высказался Ивашутин.

– А я бы вернул Семичастного! – неожиданно высказался Суслов.

– Чего? – удивлённо посмотрел на него Брежнев. – Миша, ты с дуба рухнул?

– Что-то ты и вправду, Михаил, хватил лишку! – отрицательно покачал головой Громыко.

– А чем вам Цвигун не нравится? – посмотрел на всех Гречко.

– Цвигун? – задумался Брежнев. – Не вызывает он у меня доверия, скользкий он.

– Может, оно и к лучшему? – не отрываясь вопросительно смотрел Гречко.

– Нет, Андрей! – отрицательно помотал головой Брежнев. – Туда нужно настоящего профессионала сажать. Того, кто разбирается и работу понимает. Хватит кого попало туда пихать, думайте.

– Тогда нужно кого-то из комитета выбирать. – серьёзно ответил Ивашутин.

– Есть кто на примете? – заинтересованно посмотрел на него Брежнев.

– Есть! – кивнул головой тот. – Проверенный товарищ. Идейный и за Родину горло перегрызёт, тем более и опыта ему не занимать.

– Ну не томи, Пётр Иванович! – нервно дёрнул головой Брежнев.

– Я себя предлагаю. – улыбнулся Ивашутин.

– Точно! – повернулся к нему Гречко. – Петя там наведёт порядок.

– Хорошее предложение. – согласился Суслов.

– Поддерживаю. – кивнул Громыко.

– А ты молодец, Пётр Иваныч, – рассмеялся Брежнев. – Грамотно подвёл!

Все рассмеялись и довольно посматривали друг на друга.

– Кого вместо себя предложишь? – заинтересованно посмотрел на него Брежнев.

– Начальника 3-го управления ГРУ Мещерякова Валентина Ивановича. Товарищ верный, проверенный. Воевал, сам был резидентом ГРУ в Гаване, службу знает и понимает. На первых порах поможем, подскажем, а дальше сам. Я в нём уверен на все сто процентов! – заявил Ивашутин.

– Хм! – пробурчал Брежнев. – Неожиданно! Хорошо, обсудим, посоветуемся, пообщаемся и решим. Что с министром МВД решаем? Оставляем Николая Анисимовича?

– Спорный вопрос! – сразу встал в позу Суслов.

– Поддерживаю! – присоединился к нему Громыко.

– А я, пожалуй, выскажусь за Щёлокова! – удивил всех Ивашутин.

– Я пока воздержусь! – задумчиво ответил Гречко.

– А что так? – повернулся к Ивашутину Суслов. – Чем тебя Николай Анисимович покорил?

– Отношением к своим подчинённым! – улыбнулся Ивашутин.

– А поточнее? – напрягся Суслов.

– Ну давайте рассмотрим его деятельность. К примеру, как раньше сотрудники МВД получали жильё? – посмотрел он на Суслова.

– Как и все! – нахмурился тот.

– Именно! – кивнул Ивашутин. – А это неправильно.

– Почему? – спросил Брежнев.

– Я считаю, что все профессии с повышенным порогом опасности и социальной значимостью должны и оплачиваться, и премироваться по особому тарифу. Ведь люди каждодневно рискуют своей жизнью, рискуют осознанно и идут на это не ради наживы и заработка, а по велению души и сердца. И наша святая обязанность достойно их за это вознаградить! – ответил Ивашутин.

– И это правильно, – поддержал его Гречко.

– Согласен! – кивнул Брежнев. – А Николай Анисимович здесь при чём?

– Должностные оклады сотрудникам поднял? Поднял! – стал перечислять Ивашутин. – Добился увеличения квоты на квартиры сотрудникам в десять раз. Везде целенаправленно повышает авторитет милиции, организовывает концерты к дню милиции, реформировал многие службы и отделы, борется с проявлениями грубости и хамства среди сотрудников, настаивает на повышении уровня образования сотрудников МВД. По его инициативе создаются школы МВД, институты и даже академия МВД, которая даст стране настоящих профессионалов своего дела, опытных мастеров. Ввёл новую, более удобную форму для сотрудников. Поддерживает писателей и режиссёров, пишущих сценарии и снимающих фильмы о милиции, общается с актёрами, музыкантами, композиторами.

– А ещё поддерживает диссидентов и писателя Солженицына! – вмешался Суслов. – Тем самым помогая врагам и клевретам Запада.

– Михаил! – остановил его Брежнев. – Ты у нас тоже не святой, давай не будем устраивать балаган. Ты же читал со всеми вместе, к чему привела борьба с диссидентами и Солженицыным? Наши действия мы обговорили и утвердили, ты голосовал вместе со всеми, вот и не будем обсуждать всё по новой. Делаем дело в свете вновь полученной информации.

– А если это информация неверна? – недовольно посмотрел на Брежнева Суслов.

– Михаил, не начинай по новой, а? – попросил его Брежнев.

– Ты бы лучше этого паренька сюда привёз, чтобы мы его послушали напрямую и вопросы позадавали, – возмутился уже Суслов.

– Да, Лёня! – кивнул согласно Громыко. – Показал бы уже зятя.

– Завтра! Сегодня они в Переделкино заселяются, а вот завтра приедем все вместе и поговорим с ним, – посмотрел сразу на всех Брежнев.

– Это хорошо! – задумчиво покивал головой Ивашутин. – Андрюха парень головастый и смекалистый, он нам объяснит, почём фунт сыра, – рассмеялся он неожиданно.

– Ну будем надеяться, что ничего не случится и мы наконец-то пообщаемся с нашей Кассандрой, – довольно потёр руки Суслов.

Леонид Ильич посмотрел на него и только недовольно покачал головой.

Переделкино. Дом Андрея.

Встреча и знакомство будущих родственников получилась неожиданно бурной и весёлой. Наши мамы обнялись и расцеловались, как давние подружки, которые тут же принялись обсуждать последние новости и события, совершенно позабыв про остальных. После недвусмысленного покашливания бабушка Виктория была представлена и облобызана или облабызена? Как правильно ударение ставить? А, двоечник! В общем, знакомство получилось вполне интересным и приятным. Затем все уселись на диваны и кресла в большой зале и уставились друг на друга. Пару минут все переглядывались, и тут Андрей засмеялся.

– Ты чего ржёшь? – пихнула его в бок Вика.

– Я себя чувствую, как на заседании суда в качестве свидетеля, – улыбнулся он.

– Почему? – удивлённо все посмотрели на него.

– Сижу и думаю, пронесёт или нет? А-ха-ха!!!

Все поулыбались, и тут мама Галя произнесла:

– Это, видимо, чисто мужское. Нам не понять!

– Это точно! – вновь залился Андрей.

– Андрей, перестань, а то я обижусь, – надула губки Вика.

– А чего обижаться? – перестал он смеяться и посмотрел на неё. – Сама ж говорила, что я проглот и без меня легче ребёнка прокормить?

– Дурак! – отвернулась она.

– Ну вот, опять двадцать пять, – расстроился он. – Что я опять не так сказал или сделал?

– Всё! – буркнула Вика.

– Ну прости, солнышко, – потянулся он к ней. – Я же тебя люблю!

– Я тебе не верю! – гордо подняла она голову.

– Ага! – задумчиво ответил он и посмотрел на улыбающихся женщин. – Ага! – вновь сказал он, увидев фортепианно. – Чего только не сделаешь ради любимой девушки! – Он встал и направился к инструменту.

– У тебя же плечо болит? – соскочила за ним Вика.

– Придётся потерпеть, – ответил он, откидывая крышку и садясь за фортепианно.

Оглядел женщин внимательным взглядом и произнёс:

– Немного грустная песня, но покажет мои чувства. Называется «Ты самая красивая!».

Ну кто придумал этот дождь?

Он зарядил с утра,

А в лужах отразился день,

Как будто в зеркалах.

Прохожие в метро спешат

Нестройною гурьбой,

А осень, старая лиса,

Танцует танец свой.

И пусть сегодня у меня по коже дрожь

И тучи заслонят всё небо синее,

Твою красу не смоет дождь,

Ты самая красивая.

Как хочется порой бежать

По лужам босиком

И детство прошлое искать,

Не думать ни о чем.

И ворошить, как жизнь свою,

Опавшую листву,

И, заглянув в глаза твои,

Опять в них утону.

И разгонять твои печали прочь

И верить в то, что ты со мной счастливая,

Твою красу не смоет дождь,

Ты самая красивая.

И будет осень бушевать,

Накинувши вуаль,

И будет в темноте звучать

Ночная пастораль.

А свет опять в твоем окне

Зажжется, как звезда,

Но без тебя мне не уснуть

До самого утра.

И растворится в светлом утре ночь,

Я назову тебя своею милою,

Твою красу не смоет дождь,

Ты самая красивая!

(Камик)

Пока играл, Андрей кривился от боли, рановато взялся за музицирование. Допел и облегчённо прижал руку к груди, чтобы ослабить боль.

– Ну и зачем? – спросила Вика.

Он ничего не стал отвечать, просто посмотрев ей в глаза.

– Очень красивая песня! – заметила мама Галя, внимательно посмотрев на Андрея. – Её бы на 8-е Марта показать по телевизору? Как, Андрей, сможешь записать и спеть на телевидении?

– Я так понимаю, что в Тюмень я уже не вернусь? – ответил он ей таким же внимательным взглядом.

– Правильно понимаешь! – качнула согласно головой мама Галя. – После такого никто и никуда тебя не отпустит. У вас скоро свадьба, нужно готовиться.

– А учёба? А работа? А ансамбль и музыкальный спектакль на 23-е февраля? – спросил напрягшийся Андрей.

– Всё учтено могучим ураганом, как ты любишь говорить, – улыбнулась мама Галя. – Все твои ребята уже увольняются и готовят переезд в Москву. Со всеми музыкантами поговорили, и все выразили своё полное согласие и понимание момента. Репетировать и записывать спектакль будем здесь, в Москве. Тут и симфонический оркестр есть, и отличный хор.

– О как! – задумался Андрей.

– Не переживай, – встала и подошла к нему мама Галя и положила ему ладонь на плечо. – Отец просил не говорить, но, видимо, придётся. Ребятам твоим сказали, что ты предотвратил покушение на жизнь Генерального секретаря. По сути, это является правдой. Получил при этом ранения и находишься на исцелении в госпитале Москвы. Принято решение, и они отнеслись с пониманием к этой информации и даже гордятся тобой и твоим поступком. И ещё, ты представлен к правительственной награде. К какой, говорить не буду, сюрприз!

– Ой-ё! – схватился за голову Андрей. – И нафига мне это нужно?

– А как ты хотел всё объяснить ребятам? – с интересом посмотрела она на Андрея.

– Да просто, что попал в перестрелку между бандитами совершенно случайно, и всё… – с обидой посмотрел он на маму Галю.

– Э, нет, дорогой! – отрицательно замотала она головой. – От бандитов отстреливался? Отстреливался! Уничтожил их, смог сбежать и предупредить остальных об опасности? Смог! Так или нет?

– Так! – опустил он голову.

– Вот и радуйся! – улыбнулась мама Галя. – Награда нашла своего героя!

– Ой, бяда, бяда, бяда. Разочарование. Будет нас теперь слепить орденов мерцание! – процитировал Андрей и грустно уставился в окно.

Глава 7

Мир Андрея.

Москва. Завидово.

– Да уж! – промолвил Андрей Андреевич Громыко, глядя в спину выходящему из кабинета юноше и, оглядев своих притихших соратников, грустно вздохнул.

– Лёня, он у тебя бессмертный что ли? – посмотрел на Брежнева Суслов. – Он же вообще ни хрена не боится? Пришёл и опустил всё Политбюро ниже плинтуса. Камикадзе, блин!

– А на мой взгляд, парень красавчик! – хмыкнул Ивашутин. – Всем рот заткнул и на место поставил. Так с нами и надо, а то вообразили себя небожителями, вот он нас и приземлил. Зато теперь мы на мир реально смотреть будем и себя начнём трезво оценивать.

– Это да! – горько улыбнулся Гречко. – Как он меня, а? Со всего маху, наглой харей прямо в кучу дерьма, да ещё и повозил туда-сюда от души. Мне давно так стыдно не было. Ну я этим скотам жизнь весёлую устрою…

– Думаешь, правда? – заинтересованно глянул на него Ивашутин.

– А какой ему смысл врать? – пожал тот плечами. – Он же сразу сказал, мне ничего не надо, а вот за державу обидно. Бляха, прям в самое сердце уколол. Будто мне за державу не обидно?

– Нам всем обидно, потому мы и здесь, – отмахнулся Громыко. – Чего молчишь, Лёня? – пристально посмотрел он на Брежнева. – И не кряхти давай, говори, как есть.

– Чего говорить то? – посмотрел тот на Суслова. – У меня в голове ещё не вся информация уложилась, да и, боюсь, ещё не скоро уложится. Я просто поверить боюсь, что такое возможно? Если это всё правда, а причин сомневаться у меня нет, то… – и он глубокомысленно замолчал.

– Есть такая поговорка: надейся на лучшее, а готовься к худшему, – задумчиво проговорил Суслов. – Какое может быть худшее, мы теперь знаем, вот и давайте сделаем этот вариант совершенно невозможным.

– Предлагаю собраться завтра ближе к обеду, – решительно оглядел всех Брежнев. – Каждый обдумает услышанную информацию и сформулирует свои предложения по нашим дальнейшим действиям. Думаю, так будет рациональнее и эффективнее. Все согласны?

– Я за! – сразу кивнул Громыко.

– Я тоже! – согласно кивнул головой Гречко.

– Согласен! – махнул рукой Суслов.

– Поддерживаю! – ответил Ивашутин.

– Вот и отлично! – довольно кивнул Брежнев. – Я ещё с Андреем вечером тет-а-тет поговорю… И да, завтра к нам решил присоединиться Николай Анисимович. Врачи ему разрешили двигаться, он решил сразу взяться за дела, я пригласил его присоединиться к нам. Возражения есть? – оглядел Брежнев остальных, и все отрицательно покивали головой. – Ну вот и отлично. Всё, товарищи, до завтра!

Все стали вставать и прощаться с Брежневым, а затем по одному выходить из его кабинета. Когда все ушли, Леонид Ильич выкурил сигарету и, вздохнув, вышел в коридор. Прошёл по нему и спустился в залу. Там у окна стоял Андрей и молча смотрел на разъезжающие машины с важными товарищами. Услышав шаги, он обернулся и пронзительно взглянул на Брежнева.

– Что, Леонид Ильич, не понравилась высоким товарищам моя правда жизни? – усмехнулся он.

– Понравилась, Андрей, – беззлобно улыбнулся Брежнев и уселся в любимое кресло возле стола. – Но парень ты, конечно, бешеный! – рассмеялся он. – Достал тебя Суслов?

– Не то слово! – зло отмахнулся Андрей. – Ишь, пацана нашёл, учить жизни решил, я его сам поучу…

– Ладно-ладно! – похлопал его по плечу Леонид Ильич. – Сильно не напрягайся, ты всё сделал правильно. Михаил немного зазвездился, как ты говоришь, вот ты его и приземлил. Притом красиво и фактами. Одобряю! Хотя и жёстко, но с ним по-другому нельзя. Хотя не только с ним, ты сегодня по всем нам врезал, даже по мне, и это правильно. Как там говорил товарищ Сталин, «калавакрушение ат успехов»? Так и есть, к сожалению. Мы все зазвездились. Что по свадьбе решили? Дожали тебя наши бабы? – улыбнулся он.

– Хотели! – усмехнулся Андрей. – Да я не дался. Пока не выздоровею окончательно, никакой свадьбы. Что это за жених неполноценный? Не потанцевать, не пообниматься. В апреле будет свадьба.

– Ну, это вам решать, – кивнул согласно головой Брежнев. – Я туда не полезу, мне главное, что свадьба вообще состоится.

– Не пожалели ещё, что со мной связались? – серьёзно посмотрел Андрей на Брежнева.

– Поначалу сомневался, – не стал отрицать очевидное Брежнев. – А вот когда мне рассказали, что ты не испугался врагов и стал отстреливаться, вот тогда пожалел, что не успел вас поженить! – теперь уже Брежнев пристально смотрел на Андрея.

Тот ничего не ответил, только хмыкнул задумавшись.

– Что, даже ничего не спросишь? – удивлённо посмотрел на того Брежнев.

– А что спрашивать? – пожал тот плечами, глядя в окно. – И так всё понятно.

– Галина сказала, ты не хочешь орден получать? Почему? – не отрываясь смотрел Брежнев. – С моей точки зрения, заслужил!

– Всё-таки орден? – грустно посмотрел он на Брежнева. – Какой хоть, если не секрет?

– А какой бы ты хотел? – ухмыльнулся Брежнев.

– Никакой! – отмахнулся Андрей. – Ну какой из меня герой?

– Самый настоящий! – сердито качнул головой в бок Брежнев. – Поверь, я был на войне и могу смело говорить, что ты проявил мужество и смелость, а это достойно награды.

– Вот и наградите меня орденом «Мужества»! – хмыкнул Андрей.

– Орден «Мужества»? – удивлённо посмотрел на него Брежнев. – Это из мира Дениса?

– Да! – не стал отрицать Андрей.

– Интересная мысль, – оживился Брежнев. – И какой у него был статут?

– Достаточно обширный, – ответил Андрей. – Им награждали только за личную храбрость, гражданских, пожарных, спасателей, милиционеров, военных. Даже иностранцев, проявивших мужество в критических ситуациях.

– Действительно, обширная география, только вот название не очень… – задумался Брежнев.

– В мире Дениса орден сначала назывался «За личное мужество», потом уже сократили. Думаю, это название будет точнее и понятнее… – добавил Андрей.

– А нарисовать его сможешь? – заинтересованно посмотрел Леонид Ильич.

– Смогу! – пожал плечом Андрей.

– Сиди, – подорвался Брежнев. – Сейчас принесу карандаши и бумагу.

20 февраля 1971 года.

Москва. ЦДСА (Центральный Дом Советской армии).

– Артём, не беси меня… – психовал Андрей. – В пятый раз объясняю и показываю. Что сложного? Не си, а си бемоль. Все собрались, повторяем. Три, четыре, начали!

Эх, дороги! Пыль да туман.

Холода, тревоги. Да степной бурьян.

Знать не можешь доли своей,

Может, крылья сложишь посреди степей.

– Всё буянит? – тихо спросила у Маши подошедшая Галина Леонидовна Брежнева.

– Ужас! – круглыми глазами посмотрела на неё Маша. – Это не тот Андрей, которого мы помним, кто это чудовище?

– Да он это, он! – отмахнулась, улыбнувшись, Брежнева. – Просто подрос и на жизнь реальнее посмотрел. Да и ответственность на нём висит, никому не пожелаешь… – нахмурилась она. – А как вообще дела?

– Живы-пока! – хмыкнула Маша.

– Тишина в зале!!! – гаркнул Андрей, не оглядываясь.

Брежнева с Машей переглянулись и синхронно покачали головой.

– Вот! Вот оно! – радостно подпрыгнул Андрей, когда композиция закончилась. – Сейчас прозвучало именно так, как я и хотел. Запомнили? Вот так и исполняйте. Все молодцы. Перерыв пятнадцать минут, и продолжим.

Он развернулся и, подойдя к Брежневой, присел рядом. Маша уже убежала, и кроме нескольких человек, в зале никого не осталось.

– Что, тяжко, Андрей? – сочувствующе посмотрела на него мама Галя.

– Что-то я задолбался, – кивнул он согласно головой. – Где-то я неправильно делаю, а где понять не могу?

– На ребят ты сильно наехал, вот они и растерялись, – ответила мама Галя. – Дай им обвыкнуться немного, а ты их запряг сразу на полную.

– Два дня осталось, а тут конь не валялся! – взвился Андрей.

– Сядь! – строго сказала Брежнева. – Ты почему перестал доверять ребятам?

– Перестал доверять? – переспросил Андрей и задумался.

– Вот-вот… – согласно кивнула Брежнева. – Посиди-подумай, а я пока в буфет схожу.

Тут она увидела подозрительный взгляд Андрея и смутилась.

– Мама Галя, мы же договаривались? – осуждающе смотрел он.

– Ну я… – замялась она.

– Ты просто сопьёшься и закончишь жизнь в психушке. На твои похороны никто не придёт, и рядом с гробом будут идти только работники того самого дурдома. Тебя похоронят на больничном кладбище, и никто, и никогда не будет о тебе больше вспоминать! – он с таким презрением и разочарованием посмотрел на неё, что мама Галя села и растерялась.

– О чём ты говоришь, Андрей? – с ужасом смотрела она на него. – Дурацкая шутка!

– Шутка? – психанул он. – Да если бы ты не была мамой Вики, мне было бы пофиг. Спивайся! Но ты её мать и бабушка моих будущих внуков. Я не хочу на их вопрос: «А где бабушка?» – говорить такую ужасную правду. Не хо-чу! Поэтому возьми себя в руки и – ПЕРЕСТАНЬ БУХАТЬ!!!!!

– Почему ты так со мной разговариваешь? – попыталась она возразить.

– Потому что я точно знаю, как и чем это всё закончится, – подскочил он. – Точно знаю, понимаешь? А-а! – махнул он разочарованно рукой и, развернувшись, быстро пошёл из зала.

Галина Леонидовна смотрела ему вслед ошеломлённым взглядом и прошептала:

– Только не в психушку. Не хочу!

Андрей вышел из зала и побрёл, опустив голову.

– И чего я сорвался? – думал он. – Не мог нормально объяснить? А она бы поняла и признала? Нет! Вот тебе и ответ. Что-то я какой-то шибко нервный стал. С чего вдруг? Блин, я же не обедал. Так, срочно идём в столовую.

И он решительным шагом направился в столовую, к которой их прикрепили. Зайдя в зал, увидел почти весь ансамбль.

– Так, народ! – подошёл он к ним. – Я совсем забыл про обед. Спокойно все обедаем и никуда не торопимся. Репетиция подождёт. Тем более оркестр и хор подъедут к трём, вот до трёх и отдыхаем.

– Ура! – обрадовались ребята и побежали занимать очередь на раздаче.

– Блин, Андрюха! – отодвинул стакан компота и булочку Евгений. – Не мог сразу сказать? Я бы аппетит не перебивал.

– А ты мне почему не напомнил про обед? – грозно посмотрел Андрей в ответ.

– Да ты какой-то бешеный стал, – отвёл глаза Евгений. – Слова не скажи…

– Что-то я и правда перегнул, – сел Андрей рядом. – Ты придерживай меня на поворотах, пожалуйста, а то натворю дел.

– Постараюсь! – кивнул Евгений. – Болит? – кивнул он на плечо.

– Ноет, сволочь, сил нет, – сморщился Андрей. – Да ещё и жор этот? Постоянно жрать хочу. Не есть, а именно жрать! Не знаю, что со мной?

– Ни фига себе? – обалдел Евгений. – И давно у тебя это?

– Да как в себя пришёл после операции, так и жру, как свинтус, – отмахнулся он. – Только куда всё уходит, не пойму? Ни грамма веса не прибавил. Феномен!

– Удивил! – покачал головой Евгений.

– Вот кстати, вы как устроились? – посмотрел на него Андрей. – Я с этим спектаклем зашиваюсь просто, даже не поинтересовался.

– Да всё нормально! – посмотрел Евгений на раздачу и ребят.

– О, точно! – поднялся Андрей. – Пошли, тоже очередь займём.

– Пошли, – согласно встал Евгений. – Нас пока в общежитии всех поселили. Выделили нам там целый блок, восемь комнат. Две душевых и два туалета, для мальчиков и девочек. Общая кухня, но мы там только если чай кипятим, а так нас в буфете завтраками и ужинами кормят. На удивление вкусно.

– А что за общежитие? – спросил Андрей, взяв поднос и положив его на раздачу.

– Какое-то военное, над нами офицерские семьи живут, а под нами молоденькие лейтенанты. К нашим девчатам они уже подкатывали, но им комендант такой разнос устроил, что теперь обходят нас стороной, – рассмеялся Евгений.

– Это хорошо, – довольно кивнул Андрей. – Кстати, у нас меняется название – повернулся он к Евгению. – Теперь мы не ВИА, а ВПА. Вокально-патриотический ансамбль, а вот как будем называться, надо придумать сообща.

– Нифига себе задачка? – удивлённо оглянулся на ребят Евгений. – Ладно, вечером покумекаем сообща.

– Во-во! – улыбнулся Андрей. – Задай ребятам ребус. Надо название со смыслом и в тоже время простое. Только не надо там «Красные голоса» или «Красные патриоты», банально. Хочется необычно и ёмко.

– А с чего вдруг? – спросил Евгений.

– А я знаю? – недовольно пожал плечами и тут же скривился от боли Андрей. – Хотели нас «Красной звездой» назвать, еле отбился. Хорошо Брежнев разрешил самим название придумать.

– Красная звезда, а что, неплохо звучит? – удивлённо посмотрел Евгений.

– Догадайся с трёх раз, как нас будут в народе называть? – недовольно ухмыльнулся Андрей.

– Это да! – расстроенно кивнул Евгений. – Это я ступил.

– Бывает! – улыбнулся Андрей. – В общем, название отдаю вам на откуп. Сами решите, как захотите называться. «Заводские ребята» уже не катят, не тот у нас теперь уровень.

Пообедав, народ разбежался кто куда. Андрей же вернулся в репетиционный зал. Брежневой уже не было, и это хорошо. Андрею не хотелось с ней сейчас объясняться. Поднявшись на сцену, Андрей прошёл к роялю и, усевшись, стал потихоньку наигрывать разные мелодии, приходящие в голову. Вспомнилась Вика, он уже так привык, что она всегда рядом. Теперь она снова ходит в школу, и рядом её пока нет. На автомате запел песню.

Хочешь, опоздай на последний самолёт,

И не будем думать о завтрашнем дне,

Хочешь, бросимся с тобой в водоворот,

И не будем помнить о вещем сне,

Хочешь время останови и, нарушив все правила,

А хочешь просто молчи, хочешь просто молчи,

Но не убегай от моей любви, не убегай,

Я прошу тебя!

Если бы ты знала, как дороги

Стали эти три дня с тобой?

Тут его обхватили любимые руки, и долгожданный голосок прошептал в ушко:

– Не дождёшься!

– Викуля! – радостно развернулся к ней Андрей.

– Соскучился, милый? – улыбнулась она и присела перед ним. – Как плечо?

– Болит, – отмахнулся он. – Отучилась?

– Еле дождалась, когда уроки кончатся, – рассмеялась она. – Бежала к тебе, как дура!

– Почему как? – сделал удивлённые глаза Андрей.

– Ах ты… – замахнулась Вика.

– Но-но! – возмутился шутливо Андрей. – Я ранетый герой. Меня нельзя бить, меня надо любить нежно-нежно, – довольно улыбнулся он и вытянул губки для поцелуя.

– Сейчас прям! – отвернулась Вика. – Всё брошу и буду тебя любить нежно-нежно, – рассмеялась Вика. – Не заслужил.

– Как это? – опешил тот.

– Ты чего маме сказал? – вопросительно посмотрела она на него. – Я её встретила, так она меня даже не заметила и прошла мимо. Пришлось её догонять и узнавать, что случилось?

– Извини! – опустил глаза Андрей. – Устал молчать и смотреть, как она спивается. Сказал ей про её будущее, вот она и офигела. Ей полезно о жизни подумать, а то поставила на себе крест и всяких подхалимов слушает и попу за них рвёт, а они о ней и не вспомнят. Даже на похороны не придут, ну и зачем ей такие якобы «друзья»? Есть же нормальные мужики, и на неё засматриваются, а её всё к подлецам тянет! – отвернулся он.

– Андрюш, я понимаю, что ты за неё переживаешь, но постарайся помягче? – попросила Вика.

– Постараюсь! – вздохнув, ответил он.

– А где ребята? – посмотрела в репетиционный зал Вика. – На обеде что ли?

– Ага! – кивнул Андрей. – Отпустил всех до трёх, а то что-то резко я их загрузил. Пусть чуть расслабятся.

– Да мне уже рассказали про твои зверства, – рассмеялась она. – Довольно эмоционально, между прочим.

– Да, перегнул немножко, видимо, волнуюсь? – согласно кивнул головой Андрей.

– Не переживай, милый, всё у тебя получится! – чмокнула его Вика. – Мы в тебя верим.

– Да что получится, я не переживаю, я переживаю, как получится? – нахмурился Андрей. – Снимать-то будут по ходу спектакля, почти в прямом эфире.

– Перестань, Андрей! – подняла ладонями его лицо Вика и посмотрела в его глаза. – Всё идёт отлично. Ты уже просто придираешься ко всем, за неделю репетиций в твоём драконовском режиме косяки просто умерли в страшных муках.

– Думаешь? – со скепсисом ответил он на взгляд.

– Я вижу, милый, и слышу, все такого же мнения. Только ты один нервничаешь и мечешься! – покачала головой Вика.

– Хорошо, если так… – улыбнулся Андрей и прижал к себе Вику. – Как там Дениска поживает? Не пинается ещё?

– А-ха-ха! – засмеялась Вика. – Рано ему ещё пинаться, только месяца через четыре минимум начнёт.

– Жалко! – расстроенно вздохнул Андрей.

– Чего тебе жалко? – удивлённо посмотрела на него Вика.

– Так хочется его почувствовать. Прижимаешь ладошку к животу, а он бац по ней слева, а потом правой и ногой довершающий! – изобразил Андрей серию ударов, и они довольно рассмеялись.

Тут в зал вошли несколько ребят из ансамбля. Андрей негромко свистнул и подозвал всех рукой. Когда все подтянулись, он объявил:

– В общем, народ, задача нам поставлена такая: после записи спектакля к 23 февраля начнём запись мини-фильмов к 8 Марта. Назовём их клипами, к примеру. Одну песню исполняю я на рояле, а две необходимо записать всем ансамблем. Надо решить, какие песни будем петь.

– А что за песню поешь ты? – спросил Евгений.

Тут в зал вошла оставшаяся группа ребят, и Евгений, подозвав их, объяснил им ситуацию. Затем он вопросительно повернулся к Андрею.

– Я буду петь песню «Ты самая красивая» – ответил Андрей. – Недавно я неосторожно спел её, а мама Галя прям вцепилась в меня с требованием спеть её на женский праздник.

– Нам-то споешь? – спросил Евгений.

– Спою, конечно! – кивнул Андрей и повернулся к роялю.

Виктория обошла рояль и встала напротив Андрея. Андрей запел, глядя ей в глаза, и всю песню они не отводили глаз друг от друга. Когда Андрей допел, она смахнула слёзы с глаз и поцеловала Андрея.

– Да, Андрюха! – сглотнул Евгений. – Умеешь ты свои чувства выразить.

Андрей повернулся и посмотрел на ансамбль. Жанка, Маша, Светлана, Вера, Ланка – все стояли с влажными глазами и обиженным взглядом смотрели на него.

– Сильная песня, Андрей, – сказала Жанка. – Красивая! – и грустно посмотрела на Викторию.

– Да! – отмахнулся Андрей. – Спонтанно получилось. Какие песни выберем в подарок женщинам страны? – улыбнулся он.

– А что, песни, которые мы поём, не подойдут? – удивились все.

– Подойдут, конечно, – улыбнулся Андрей. – Только их целым концертом покажут по телевидению и запустят по радио.

– Ты хочешь предложить что-то новое? – первой сообразила Маша.

– Есть такое! – хмыкнул Андрей.

– Пой! – просто сказала Маша.

Андрей только хмыкнул и удивлённо мотнул головой, глянув на Машу и подмигнув стоящему рядом Шаху.

– Тогда слушаем. Песня называется «Желаю тебе!», будем петь всем мальчиковым составом. Каждый из солистов по одному куплету, припев поём все вместе.

Я не верю вновь своим глазам,

Я за эту встречу всё отдам,

Может быть, со мной не по пути,

Знаю, ты должна сейчас уйти.

Желаю тебе из тысячи звёзд,

Одну, самую яркую!

Желаю тебе из тысячи слёз,

Одну, самую сладкую!

(И. Саруханов)

– Классная песня! – сразу загорелись парни. – Вещь, ребята… – довольно запереглядывались они.

– Теперь для девочек, – улыбнулся Андрей. – Сразу предупреждаю, песня сложная и потрудиться придётся прилично.

– Да пой уже, а… – нервно сжав кулачки, попросила Маша, и остальные девчата её поддержали.

– Какие вы нетерпеливые, а? – не остался в долгу Андрей. – Нервные какие-то?

– Андрей!!! – раздался единый женский полукрик-полустон.

– Да пою-пою, – замахал он руками. – Покусаете ещё…

– Р-р-р! – донеслось от девочек.

– Как с вами, женщинами, сложно… – повернулся Андрей к роялю. – Постараюсь вам передать всю гамму чувств и переживаний, но только постараюсь… – хитро улыбнулся он.

Стая белых журавлей возвращалась домой,

Я позволила себе быть немножко другой.

Полюби меня такой, полюби меня такой,

Полюби меня такой, какая я есть!

(исп. Н. Могилевская)

– Ну и гад ты, Андрей! – эмоционально выдохнула Маша и остальные девчата, когда я допел.

– Не понравилась песня? – шутливо расстроился он. – Есть другая песня, попроще… – и посмотрел вопросительно на девчат.

Девчата пошептались, зло посмотрели на меня, и Маша прошипела:

– Пой, сволочь!

– Только гитару возьму, – заявил он, взял гитару и заиграл.

Минули, сгинули слова наивные и унеслись в небеса.

Просто ли, сложно ли с сердцем берёзовым, ветер играет в слезах.

Было ли, не было, нитками белыми сшиты сомненья твои,

С нами надеждами, не буду прежней я, просто меня отпусти.

Сильная, смелая, как лебедь белая,

Я становлюсь на крыло,

Сложно ли, просто ли,

Зимами, вёснами,

Всё, что болело, прошло.

(Гуркова и Михальчик)

– Мальчики, – повернулась к ним Маша и попросила: – Стукните кто-нибудь этого гада по плечу.

– Стоять! – соскочил Андрей и спрятался за роялем. – Я ранетый бандитской пулей герой. Что опять не так?

– Всё! – выдохнули девочки дружно.

– Ничего не понимаю? – изображая дурака, заозирался на парней Андрей. – И это им не так, и то не этак? Ну давайте тогда третью песню спою? – наивно посмотрел он на девчат.

– Нет! – снова дружно выкрикнули они.

– Лисёнок! – шагнула вперёд Маша. – Ты до утра не доживёшь…

– Милисия! – заполошно заметался по сцене Андрей. – Поможите! Композитора убивают…

Вика и парни хохотали от души, глядя на эту клоунаду. Наконец все отсмеялись и успокоились. Только девочки шептались и спорили, иногда недобро поглядывая на Андрея. Они никак не могли придти к единому мнению, и спор начинался по новой. Наконец Андрей не выдержал и решил вмешаться.

– Девчата! – попытался он привлечь к себе их внимание.

– Помолчи! – дружно гаркнули они и продолжили спорить.

– Но я… – снова начал он.

– Что тебе? – повернулись они к нему все разом с весьма недовольными лицами.

– Я просто хотел сказать, что вам можно спеть обе песни, – довольно улыбаясь, сказал Андрей. – Я, собственно, уже обо всём договорился.

– Так и убила б чем-нибудь, паразита! – громко прошептала Маша.

Глава 8

Мир Дениса.

Денис был в смятении. Любовь к Татьяне и обида за её предательство бились в нём насмерть. Спасти её или нет, вот в чём вопрос? Он знал, где и как всё произойдёт, но боль в сердце не давала ему сдвинуться с места. Он и хотел её смерти, и в то же время не хотел. В той, первой своей жизни, он этот момент просто не понял и не предал ему значения, в силу своей юности и отсутствия полноценных знаний о сексе. В этот раз он всё понял правильно и выпал из жизни. Слишком сильным был удар, слишком сильным было потрясение от осознания измены любимой девушки. Измены той самой, ради которой он был согласен абсолютно на всё, той, ради которой он вернулся с того света, той, которой он жил и дышал, той, которой он сочинял и пел песни. Той, ради которой был готов пожертвовать собственной жизнью, той, которая нежно говорила ему, что любит. И вот…

Когда он сдуру вошёл, в почему-то не закрытый актовый зал и понял, что происходит… Это было настолько неожиданно, настолько ужасно и так его шокировало, что он просто потерял дар речи. Осознание происходящего было настолько ужасным, что как он не сошёл с ума, он и сам не понял. На фига он вообще сюда припёрся? Что его сюда привело? Чуйка?

Зло посмотревший на него Гриня, только громко выпустил сквозь зубы воздух и выматерился. После чего рывком вышел из Татьяны и, застегнув штаны, ушёл, сплюнув от раздражения. Татьяна же, судорожно сдвинув ноги, отвернулась и обняла себя за плечи.

– Не смотри! – сердито и расстроенно выдохнула она.

Почти не видя ничего перед собой, Денис развернулся и вышел.

С того случая прошло почти восемь месяцев. Восемь месяцев бессмысленного существования. Денис почти ни с кем не общался и больше не пел и не играл, став волком-одиночкой.

Гриня попытался в своей манере поглумиться над Денисом, но тот молча и как-то равнодушно сломал ему сначала ногу, а потом и челюсть. Гриню увезли в больницу, и пробыл он в ней ровно полгода. Перелом получился сложный, дважды нога срасталась неправильно, и её ломали по новой. Как там говорится? С кем поведёшься, так тебе и надо? Тот самый случай.

Таня попыталась что-то высказать Денису за Гриню, но он даже не обратил на неё внимания, просто пройдя мимо. Для него она стала пустым местом. Вернувшийся с лечения Гриня шугался и его, и Таню, и вообще, стал удивительно покладистым в присутствии Дениса.

Денис переживал свою боль молча и ни с кем не делился, только постоянно что-то писал в своём дневнике, который всегда носил с собой. Конечно, все окружающие в детдоме знали, из-за чего всё, в маленьком коллективе секреты долго не хранятся. Все относились к ситуации по-разному, но Денису на разговоры было абсолютно всё равно. Единственные, с кем он оставался прежним, это Васька Мокрый и мама Роза, что приняла близко к сердцу Денисову обиду. За эти месяцы они сблизились с мамой Розой и общались очень душевно. Иногда Денис пел для неё и Васьки, но другим, никогда. Делился с ними своими планами на будущее, читал стихи. В общем в кабинете мамы Розы они стали постоянными обитателями, чему она только радовалась, стараясь им угодить и накормить домашним. Чему, естественно, растущие организмы ребят были только рады.

Денис часто пытался разобраться в себе, но каждый раз подростковая эмоциональность и критичность брала верх. И вот уже май месяц на дворе, и сегодня Таню должны убить. Денис смотрел в окно и не знал, что же ему делать?

– Деня! – сел рядом с ним друг Васька. – Может уже хватит страдать? Что ты прям как девка? Сама придумала, сама обиделась…

– Согласен! – очнулся и посмотрел на него Денис. – Что-то я действительно, как девка? В первый раз что ли в жизни мне бабы изменяют? – сам себе сказал Денис и довольно выдохнул, ну её эту любовь, только мешает мыслить. – Спасибо тебе, дружище, и опасайся Гопу. Очень опасайся…

– А кто это? – удивлённо посмотрел Васька.

– Воришка один без мозгов, через два года познакомитесь. И запомни, всё зло от баб. – ухмыльнулся Денис. – Прощай, дружище, не поминай лихом! – хлопнул он Василия по плечу и ушёл быстрым шагом.

– Деня, ты куда? – крикнул Васька в спину лучшему другу, но тот ушёл, не ответив. – Странный он какой-то сегодня… – пробормотал он и задумался.

Денис бежал по улицам, как сумасшедший. Перебегал перед машинами, нёсся прямо на красный свет. Перепрыгивал через препятствия и мусор, бежал и матерился.

– Нашёл время для соплей и обид? – корил он себя. – Взрослый мужик! Тьфу, придурок. Твоя задача девочку спасти, а всё остальное потом…

Он влетел в клуб, перепрыгнул стол с билетершей и, ворвавшись на танцплощадку, заозирался. Где-то сзади отстали бегущие дружинники, что попытались его задержать, как безбилетника. Только некогда, нужно найти Таню и Катю, пока ещё не поздно. Да где же они? Ага! Вон Катя, а где Таня? Он протолкнулся к Катерине и рывком развернул её к себе.

– Где Таня? – крикнул он ей в ухо, пытаясь перекричать музыку.

Катя попыталась возмутиться, но Денис прервал её.

– Это вопрос жизни и смерти! – серьёзно покачал он головой.

Катя секунду смотрела на него, а потом, остановив своего парня, что хотел одёрнуть Дениса, махнула рукой и стала пробираться к выходу. Точно, сообразил Денис, они же за клубом должны драться и тут же рванул вперёд, расталкивая танцующих. Кто-то попытался его схватить, но он ужом выскользнул и стрелой метнулся на выход. Те же дружинники попытались его остановить, но он, крикнув им: «Быстро за мной, там человека убивают!» – проскользнул между ними и выскочил на крыльцо.

– Стой, придурок! – выскочила за ним следом Катя. – Да что случилось-то?

Но Денис её не слушал и просто бежал вперёд. Вот он заскочил за угол клуба и увидел начавшуюся драку, тут он увидел Таню и рванулся к ней. Рядом с ней стоял какой-то парень и что-то ей зло выговаривал. Денис не стал ждать и, оттолкнув его, схватил Татьяну за руку и, крикнув: «Бежим», потащил её за собой. Только Таня упёрлась и, заявив: «Я никуда с тобой не пойду», попыталась выхватить руку. Тут она что-то увидела за спиной Дениса, и её глаза распахнулись от удивления и испуга. Денис резко повернулся, успел увидеть нож и закрыть собой Таню, а в следующий миг его скрутила страшная боль.

– На-на, сука! – неистово бил его парень ножом в живот.

– Дени-и-и-и-ис! – раздался полный ужаса крик Тани, и это было последнее, что услышал Денис.

Мир Андрея.

– Да мать твою! – рывком сел в кровати Андрей и судорожно выдохнул. – Чё за хрень-то опять?

Сердце билось в груди, как бешеное. Постепенно он стал подробно вспоминать приснившийся ему кошмар и выматерился. Посмотрел на спящую рядом Вику и потихонечку выполз из кровати. На цыпочках вышел из спальни и побрёл на кухню. Сел за стол и обхватил руками голову.

– Ну что же ты так глупо, Дениска? – прошептал он. – Взрослый же мужик! Как же так, братишка?

Через пару минут на кухню ворвалась Виктория.

– Андрей? – запахнула она на ходу халат. – Случилось что? На тебе лица нет, и ты белый весь.

Андрей расстроено смотрел на Вику и молчал.

– Милый, не молчи, – присела она рядом, подвинув табуретку, и сочувственно посмотрела в глаза. – Плечо болит?

Андрей отрицательно помотал головой.

– С мамой что-то? С сестрёнками? – заволновалась Вика.

– Денис погиб! – разжав зубы прохрипел Андрей. – Побежал спасать свою Таню и попал под нож, вместо неё.

– Ты серьёзно? – опешила Вика.

– Да какие шутки? – расстроенно отмахнулся Андрей. – Я во сне всё видел, словно кино со стороны смотрел. Он её от убийцы попытался утащить, а та заупрямилась. Убийца хотел её ножом ударить, а он Таню собой закрыл, тот, наверное, раз двенадцать успел Дениса в живот ударить, пока его дружинники не скрутили. Дениска на месте скончался, первый же удар был смертельный. Я видел, как его душа в чистилище ушла. Окончательно! – опустил голову и замолчал Андрей.

– Жалко-то как! – уткнулась ему в плечо и тихо заревела Вика.

– Жалко… – кивнул Андрей, и из его глаз тоже побежали слёзы.

Весь день Андрея прошёл, как в бреду. Они что-то репетировали, что-то пели, но мысли его были далеко отсюда. Наконец это все заметили и усадили его подальше в зале. Виктория сидела рядом и встревоженно поглядывала на задумчивого Андрея.

Андрей сидел и тупо смотрел на происходящее на сцене. Зачем мне всё это, думал он. Ради чего? Для чего вообще мы живём на свете и что-то делаем, делаем, делаем. Мельтешим, носимся, суетимся, бьёмся за какие-то идеи, цели, мысли, стремления, вещи, деньги, машины, квартиры. Зачем мы так бездарно гробим свою жизнь, здоровье, время, отпущенное нам? На что отпущенное? Что мы должны сделать? Зачем мы вообще есть на земле? Без людей жизнь на планете была бы гораздо лучше. Абсолютно у всех. Ведь мы, люди, по своей сути хищные микробы. Злобный вирус, уничтожающий всё вокруг себя. Мы раковая опухоль планеты. Болезнь, от которой она бедная никак не может избавиться. Мы созидающие разрушители. Увы, но это так!

22 февраля 1971 года. ЦДСА. Музыкальный спектакль. Выступление.

– Ну что, Андрей, начинаем? – повернулся к мне главный режиссёр от кураторов, и я согласно кивнул головой.

– Не жалеешь, что поменял концепцию выступления? – спросила меня Александра Пахмутова, принявшая активное участие в подготовке праздничного концерта.

– Нет! – замотал я головой. – Всё я сделал правильно, у людей праздник, и нужно их поддержать. Мой же спектакль получался слишком эмоционально тяжелым, жаль, я поздно это понял, и спасибо вам, что заставила меня обратить на это внимание. Иначе и не знаю…

Я улыбнулся Вике, кивнул головой Пахмутовой и остальным и поднялся на сцену. Ребята и девчата были одеты в военную форму, кто-то десантником, кто-то морпехом, кто-то пехотинцем, кто-то был в танковом комбинезоне, а кто-то и в матросской форме. Я был одет в лётную форму лётчика, девочки в форме связисток и медсестёр. Смотрелись мы вполне солидно, хоть половина ансамбля ещё не служила в армии, а лично Андрею служба и не светит. Сначала мы от имени Патриотического ансамбля «Знамя» поздравили всех военнослужащих страны и тех, кто защищал Родину, а затем…

Да, всё прошло почти без накладок. Пару моментов пришлось переснять, но в основном всё получилось, как и хотел Андрей. И Пахмутова, и режиссёр, и актёры были в восторге и от песен, и от ансамбля, да и все остальные тоже. Хренников так вообще радовался, как мальчишка, и всё порывался крепко обнять Андрея, но, вспомнив о его раненном плече, каждый раз замирал и с огорчением отворачивался. В общем, праздничный концерт вполне удался и народу понравится, ну будем на это надеяться. Мне кажется, для этого времени наше выступление будет прорывом вперёд, туда, куда надо двигаться, а то опять всю молодёжь профукаем.

Сегодня наше выступление посмотрят большие товарищи и вынесут своё решение, правда, я в нём нисколько не сомневаюсь. Наши песни политически верны и правильны, а самое главное, близки и понятны простым людям, обыкновенному советскому народу. Надо быть совсем слепым и глухим, чтобы этого не услышать и не понять. Да и вы со мной согласитесь, кому из вас не нравятся большинство песен группы «Любэ»? То-то и оно.

А вечером меня нагло выдернули из дома и привезли в Кремль. Завели в большой кинозал, в котором, на мой взгляд, было человек двести-двести пятьдесят явно больших начальников. Кто-то улыбался мне и дружелюбно кивал, кто-то, наоборот, смотрел злобно или недовольно, кто-то равнодушно или с любопытством, в общем, весело. А потом началось форменное сумасшествие…

Два часа меня пытали вопросами, и только знания Дениса, оставшиеся в памяти Андрея, позволили мне выйти из этого противостояния победителем. Только кто бы знал, каких нервов и переживаний мне это стоило? Я пытался держать покер фейс, но иногда эмоции прорывались, и как же мне иногда хотелось сказать в эти зажравшиеся начальствующие рожи знаменитое задорновское: «Ну тупые!!!».

Наконец всё закончилось, большие товарищи проголосовали, и подавляющим большинством голосов концерт был утверждён и разрешён к показу по телевидению и вещанию по радио на всю страну. Когда высокая комиссия начала разбредаться, я присел наконец-то на кресло в первом ряду и прикрыл глаза.

– Что, Андрей Фёдорович, тяжко доказывать свою правоту? – присел рядом Ивашутин.

– Дядя Петя, на фига вы меня вот так сразу в прорубь головой? – обиженно посмотрел я на того. – Хоть бы заранее предупредили!

– А зачем? – с хитринкой посмотрел он на меня и улыбнулся.

– В смысле? – выпрямился я и с удивлением посмотрел на Ивашутина.

– Предупреди мы тебя, и всё… – развёл руками Ивашутин. – Ты бы стал судорожно искать доводы и оправдания и всё провалил.

– А так я не провалил? – саркастически прищурился я.

– Нет, Андрюха! – рассмеялся Ивашутин. – Ты сначала немного растерялся, а затем ринулся в бой, всё по классике боевых действий. Да так лихо и с такой горячностью, что даже мы подвисли. – Вновь рассмеялся он. – Но какие доводы ты приводил убойные, одно только смысловое сравнение текстов наших песен и западных песен, повергло в шок многих из горлопанов. Я и не знал, что ты так хорошо знаешь английский язык?

– Это не я! – серьёзно глянул я на Ивашутина. – Откуда мне?

– Понял! – став серьёзным тоже кивнул в ответ Ивашутин. – В любом случае получилось отлично, и я уверен, что после показа по телевидению и транслирования по радио нас накроет волной восхищённых телеграмм со всей страны.

– Было бы не плохо… – согласно кивнул я.

– Будет! – твердо заявил Ивашутин. – Я в этом разбираюсь. Кстати, можешь меня поздравить! – хитро улыбнулся он.

– С чем? – с интересом развернулся я к нему корпусом.

– Теперь, вместо Андропова, руководить КГБ буду я. Вот так… – довольно посмотрел он на Андрея.

– А вот это замечательная новость, Пётр Иванович, – довольно улыбнулся я. – И я искренне вас поздравляю! – затряс я ладонь дяди Пети. – Задайте им жару, а то ребятки расслабились.

– Приложу к этому все свои знания и силы! – согласно кивнул Ивашутин.

– О чём секретничаем? – остановился рядом довольный Леонид Ильич Брежнев и несколько особо приближённых товарищей.

– Да вот… – встал Ивашутин, и я подпрыгнул за ним следом. – Поздравил наше молодое дарование с отлично проведённым мероприятием!

– Это да! – рассмеялся Брежнев, и остальные его поддержали.

– Лихо Андрей отстрелялся, – заявил улыбающийся Суслов. – Особенно мне понравилась сентенция про застарелый маразматический застой идей в мозгах отдельно взятых чиновников и руководителей. Надо было видеть лица наших партаппаратчиков, – рассмеялся он. – Я уж думал, придётся докторов в зал запускать.

– А мне особенно понравилось про зарывшихся в свою мягкую норку хомяков, заботящихся только о личном удобстве и отсутствии малейших позывов сделать хоть что-нибудь для людей и страны, – усмехнулся Громыко. – Прямо точно в тему наших шумных дебатов перед просмотром концерта.

– Да, хорошо получилось! – довольно зажмурился Брежнев. – Некоторым «товарищам» ты сильно на хвост наступил. Ну да ничего, пущай понервничают, а то слишком расслабились. За концерт, Андрей, отдельное спасибо! – повернулся Брежнев. – Задорно получилось и так… – он на несколько секунд задумался. – Душевно, уютно и… не знаю, как выразить? – посмотрел он на остальных.

– Словно к своим в колхоз съездил! – сказал задумчиво Ивашутин.

– Точно! – повернулся к тому Брежнев. – Словно с роднёй, которую давно не видел, повидался. Так легко на душе стало…

– Я рад! – и покраснел. – Сам не ожидал, что так хорошо получится. Спасибо Пахмутовой и Хренникову, без них бы не вышло.

– Это они тебе помогали? – повернулся к нему Брежнев.

– Ага! – кивнул. – Самое удивительное, руководить не лезли, только подсказывали иногда.

– Молодцы какие? – удивился Брежнев. – Это ты их попросил или Галина?

– В том-то и дело, что нет! – замотал я головой. – Мама Галя сама удивилась, когда они пришли на репетицию.

– Мама Галя? – удивлённо переспросил Николай Анисимович Щёлоков.

– А, Николай, а это Лисицын Андрей Фёдорович! – повернулся к тому Брежнев. – Композитор, музыкант, певец, поэт и тот самый мой будущий зять. Знакомьтесь!

Мы с любопытством, глядя друг на друга, пожали руки.

– Завтра после награждения собираемся у меня, узким кругом. Тебя, Андрей, это тоже касается. Да, всё хочу спросить, а кто такое название придумал, Вокально-Патриотический ансамбль "Знамя"? – вопросительно посмотрел Брежнев на Андрея.

– Сами ребята! – усмехнулся Андрей. – Целый вечер спорили, чуть не передрались. Пришлось уже мне своей волей выбирать три названия, а им голосовать за каждое персонально. Большинством голосов выбрали это.

– Хорошее название выбрали, многообещающее, – кивнул Брежнев. – И звучит отлично, патриотический ансамбль "Знамя". Молодцы!

– Мы старались! – улыбнулся я довольно. – Только можно я завтра с ребятами весь день проведу? Я им обещал Москву показать, а то они кроме общежития и ЦДСА ещё ничего и не видели. Одни репетиции круглосуточно.

– Хм! – задумался Брежнев. – Михаил! – повернулся он к Суслову. – Это по твоей части. Надо найти им хорошего гида, автобус и провести экскурсию. Пусть ребят покатают по городу, покажут им всё, что захотят. Потом надо где-нибудь организовать банкет, ресторан или хорошее кафе. Всё же не каждый день награждают? Пусть у них останется хорошая память и о нас и о Москве. Кстати, с жильём для ребят что-то решили?

– Проблема неожиданная возникла, вот Андрей Антонович хочет их на свой баланс взять, а Николай Анисимович на свой, даже не знаю, что делать? – вмешался в разговор Арвид Янович Пельше. – Я-то рассчитывал их к себе определить?

– О как? – удивился Брежнев. – Неожиданно? А сами-то ребята чего хотят?

– А кто нас спрашивал? – рассмеялся Андрей. – Нам пока никто и ничего не предлагал?

– Это не серьёзно! – спародировал Брежнев "Бывалого" из "Операции Ы" и все рассмеялись. – Значит, мы завтра и этот вопрос обговорим, только Андрей? – повернулся ко мне Брежнев. – Ты уж к нам Вику завтра привези, хоть на пару часов, а то Виктория Петровна скучает, да и я с внучкой с удовольствием пообщаюсь.

– Договорились! – согласно кивнул. – После восьми мы у вас.

– Отлично! – довольно потёр руки Брежнев. – Ну, можно и по домам. До завтра, товарищи, встретимся на награждении!

При словах о награждении Андрей поморщился.

– А ты не морщись, – наставил на него палец Брежнев. – Всё решено и утверждено!

– Причём единогласно! – вмешался Ивашутин.

– Да я чё, я ничё! – засмущался я. – Другие вон чё, и им за это ничё! Надо, значит надо.

– Это в первый раз такое чувство, – усмехнулся Ивашутин. – Со временем привыкнешь! – и все по-доброму засмеялись.

– В смысле в первый раз? – вытаращился я.

– А ты больше наград не хочешь? – притворно удивился Брежнев.

– Нет! – замотал я отрицательно головой.

– А придётся! – ехидно усмехнулся Брежнев и все хитро улыбнулись.

– Во засада? – подумал я про себя расстроено. – Явно что-то замыслили, редиски нехорошие!

Как там говорил герой Леонова по кличке "Доцент"?

– Этот Василий Алибабаевич, этот нехороший человек, мне на ногу батарею сбросил. Падла!

Глава 9

Мир Андрея.

24 февраля 1971 года.

Гостелерадио СССР. Кабинет директора.

– Невероятно! – сидел опешивший директор гостелерадио СССР, Лапин Сергей Георгиевич. – Уже больше трёхсот тысяч телеграмм со всего Союза и даже из-за границы. Все в восторге и благодарят за прекрасные песни к мужскому празднику. Требуют повторить концерт и транслировать песни по радио. Многие просят наградить музыкальный коллектив и авторов слов и музыки. Удивительно? Я ожидал похвальных отзывов, но чтобы вот столько… ?

– Видимо, народ зацепили их песни? – задумчиво сказал его помощник.

– Зацепили песни? – задумался уже Лапин. – А ведь похоже на то? – посмотрел он на помощника.

Тот только согласно кивнул и не стал отводить взгляда.

– Ладно, доложим старшим товарищам и посоветуемся! – решился он и потянулся к телефону.

Андрей выбрался из кровати и пробрался на кухню. Поставил чайник на плиту и полез в холодильник. Достал палку докторской колбасы, батон, пачку масла. Разрезал батон пополам и стал на него мазать масло, затем выложил кусочки колбасы и накрыл сверху второй половинкой тоже намазанного маслом батона. Получился такой типа гамбургер. Налил заварки в стакан, добавил сахару, кипятка и перемешал. Только он поднёс батон ко рту, зажмурившись от будущего удовольствия, как рядом с ним раздался голос Виктории.

– У всех женихи, как женихи. Просыпаются и бегут за цветами для любимой, или за конфетами, или за тем и другим, да ещё и кофе в постель несут. А мой на кухню и жрать втихушку, ладно хоть не под одеялом жуёт, втихаря от всех. Обидно!

– Ты просто не дождалась моего прихода с цветами и кофе! – ответил уверенно Андрей. – О чём это говорит? – и он посмотрел пристально на Вику.

– О чём? – заинтересовалась та.

– Это говорит о твоём недоверии! – ответил Андрей и разочарованно посмотрел на неё.

– С чего это вдруг? – возмутилась она.

– Как с чего? – удивился уже Андрей. – Ты же сюда прибежала меня контролировать? Ты! А это значит, что ты мне не доверяешь. Обидно!

– Вот ты гад! – топнула ногой Вика. – Опять всё перевернул. Ну вот как это у тебя получается?

– Что? – сделал удивлённое лицо Андрей.

– Переворачивать всё с ног на голову!

– Когда? – наклонил с сарказмом голову Андрей.

– Да только что! – вновь возмутилась Вика.

– Не может быть? – отрицательно замотал головой Андрей. – Не было такого!

– Как не было? – опешила Вика.

– Не было! – утвердительно кивнул он головой. – Ты, видимо, опять что-то напутала? Ничего страшного, с беременными это случается. Это нормально, не переживай.

– Чего? – зависла Вика. – При чём здесь моя беременность?

– Не при чём, конечно! – согласно закивал Андрей. – Тебя ещё не тошнит? На солёненькое не тянет? Может, настроение прыгает? Эмоциональность повышенная или пока всё в норме? Лейкоциты, белые тельца, давление в порядке?

– В порядке! – замотала головой Виктория. – У меня всё хорошо, и чувствую я себя замечательно!

– Фу! – смахнул Андрей со лба воображаемую испарину. – Это отлично! Ну, твоё здоровье… – и Андрей впился зубами в батон.

– Вот же ты гад! – прошептала возмущённая Виктория.

– Сеас оем и наю бе офе! – проговорил он, жуя батон.

– Чего? – переспросила Вика.

Андрей тщательно прожевал под внимательным взглядом Виктории и, проглотив, повторил:

– Сейчас доем и налью тебе кофе! Тебе бутерброд сделать?

– Только не такой переросток, как у тебя! – с тревогой смотря, как Андрей откусил здоровый кусок от батона и продолжил его жевать.

– Ясно! – кивнул он и, встав, потянулся к хлебнице.

– Молодёжь? – зашла на кухню мама Аня. – Вам чего не спится?

– У проглота очередной приём пищи, – кивнула Вика на жующего Андрея. – Третий за ночь.

– Всего третий? – удивилась мама Аня.

– Да! – согласно кивнула Вика. – Явно жор пошёл на спад.

– Очень на это надеюсь! – покачала она головой. – Сынок, я понимаю докторов, но это ненормально. Человек не может столько есть, это нонсенс.

– Согласен, мам, – кивнул прожевавший Андрей. – Только ничего не могу с этим поделать, хотя последний день и правда желание жрать не такое сильное. Очень надеюсь, что всё пройдёт и я снова буду нормально питаться.

– Было бы хорошо, – согласно кивнула мама. – А то, боюсь, ты превратишься в колобка, только не сможешь убежать ни от бабушки, ни от дедушки.

– Эт почему это? – удивился Андрей.

– Запыхаешься быстро! – рассмеялась мама. – Да и ручки с ножками будут мешать.

– Злые вы… – отвернулся Андрей и ещё яростнее атаковал бутерброд.

– Какие есть! – хмыкнула мама. – Куда нам до вас, орденоносцев.

– Ну ма-а-ам! – заканючил Андрей.

– Всё-всё! – схватила она стакан воды. – Уже ухожу.

– И-то меня е юпит! – пробурчал жуя Андрей.

– А я? – распахнула глаза Виктория. – Разве я тебя не люблю?

– Уже не уверен – прожевал Андрей. – Следишь, контролируешь, к кухне и еде ревнуешь.

– Дурачок! – положила она ему голову на плечо. – Я просто за тебя переживаю.

– Если только так… – посмотрел он на Вику. – Пошли досыпать?

– Не хочу! – помотала она головой. – Пойдём в зимний сад? Немножко посидим в тишине?

– Отличная мысль! – согласился Андрей. – Только я ещё чаю налью и бутер сделаю.

– Обжора!

– Ревнилка!

– Проглот!

– Завидуй молча! Худышка!

– Гад ты!

– Ещё какой… – довольно улыбнулся Андрей. – И скоро ты будешь со мной мучаться всю оставшуюся жизнь! Бу-га-га!!!

– И куда смотрели мои глаза? – притворно скорбно вздохнула Вика.

– На сцену! – откровенно улыбался Андрей. – А там я, краси-и-и-ивый! Весь светюсь в огоньках, костюм-то на мне с отливом. Обалденная гитара, впереди микрофон, и я в него пою…

– Какие мы бабы дуры? – покачала расстроенно головой Вика. – Я влюбилась в костюм с отливом…

– Но-но! Попрошу не оскорблять великого композитора! – выпятил грудь Андрей. – Почти народного артиста СССР.

– Именно, что почти! – съехидничала Вика. – Тебе ещё до заслуженного РСФСР десять лет, а ты уже о народном всего СССР говоришь? Хвастунишка!

– Неправда!

– Правда!

– Неправда!

– Правда!

– Ах так, да? – встал перед ней Андрей. – Тогда я… Тогда… – задумался он. – Вот! – и показав на неё пальцем Андрей развернулся и подойдя к столу стал резать бутерброд.

– Что вот? – ехидно улыбалась Вика. – Ну что?

– Вот именно то! – сказал Андрей и снова отвернулся.

– Мне начинать бояться? – рассмеялась она.

– Поздно уже! – отмахнулся Андрей. – Я уже принял решение. Вот!

– Так… – задумалась Вика. – И что за решение?

– Страшное! – ответил Андрей не оглядываясь и с удовольствием кромсая колбасу. – Я больше не буду тебе писать песен. Пока не стану заслуженным. Вот! Теперь живи и мучайся. Бе-ээээ! – показал он ей язык.

– Какой же ты… отвратительный… – топнула ножкой Вика.

– Я такой! – согласно закивал он головой. – Мы, творческие люди, такие подлецы…

– Точно! – согласно кивнула Вика. – Такие гады, слов нет. Так и хочется чем-нибудь тебя шмякнуть.

– Низя! – ехидно усмехнулся Андрей. – Я ранетый.

– Ничего-ничего! – с прищуром посмотрела Вика. – Я потерплю. Когда-нибудь ты выздоровеешь, и тогда я тебя, кааак шмякну!

– Говорил мне папа, не торопись с женитьбой. Эхе-хе! – схватил Андрей бутерброд и стакан с чаем. – И чего я таким непослушным вырос?

– Не поняла? – взвилась Вика. – Ты на мне жениться не хочешь?

– Да что-то я сомневаться начал… – выскочил Андрей с кухни.

– Сомневаться? – зависла Вика. – Ах ты бездарный артистишка! Да у тебя ни таланта, ни голоса.

– Я знаю! – донеслось из коридора.

– А ну стой! – подскочила Вика. – Я тебя научу Родину любить! Стоять, гитарист липовый…

– Я сегодня занят. Приходите завтра! – донеслось с конца коридора.

– Чего? – зависла Вика. – Куда убежал? Ну держись…

– Что там опять? – спросила мама Аня у дочки.

– Молодожёны воюют! – со смехом ответила Ольга. – Вика опять Лисёнка гоняет.

– И чего им не спится? – выглянула сонная Ленка.

– В старости выспятся, а пока у них самое веселье! – хмыкнула мама Аня. – Вы со школой определились?

– Да! – кивнула Ольга.

– Нет! – выглянула Ленка.

– Так да или нет? – строго смотрела на них мама.

– Я не хочу в Москву ездить! – заявила Ленка. – Тут рядом есть нормальная школа.

– А ты видела школу, что нам дядя Лёня предлагает? – повернулась к ней Ольга. – Там, между прочим, даже бассейн есть и кружков куча, и факультатив, и иностранные языки. А в этой твоей школе ничего такого нет. Лентяйка!

– И ничего я не лентяйка! – взвилась Ленка. – До неё час минимум добираться, а это значит вставать рано придётся.

– И что? – поджала губы Ольга.

– И то! – фыркнула Ленка. – Я в пять утра вставать не согласна!

– Почему в пять? – опешила Ольга. – В шесть!

– В шесть мы будем не успевать, – заявила Ленка. – Сядь и посчитай сама.

– Я считала, у нас минут пятнадцать-двадцать запаса есть! – стояла на своём Ольга.

– А если снегопад, ливень, авария на дороге, да мало ли что может случиться? Будем каждый раз опаздывать?

– Ну что ты всё время нагнетаешь? – рассердилась Ольга.

– А ну тихо! – мягко сказала мама Аня и посмотрела на притихших дочек. – Вы с чего решили, что мы будем здесь жить?

– А разве нет? – удивились они.

– Нет! – коротко ответила мама. – Мы будем жить в квартире дяди Миши. После нашей свадьбы! – уточнила она.

– Ага! – задумалась Ленка. – А его квартира далеко от той школы в Москве?

– Рядышком! – улыбнулась мама Аня.

– Тогда вопрос снят с голосования! – улыбнулась Ленка. – Будем учиться в Москве.

– Вот и хорошо! – довольно улыбнулась мама Аня. – Что-то наши молодожёны притихли?

– Мирятся, наверное? – хмыкнула Ленка.

– Всё может быть… – задумчиво улыбаясь, посмотрела она на дочек.

Москва. Квартира дяди Миши.

– Мужики, выручайте! – дядя Миша посмотрел на строителей. – У меня тут дочки-двойняшки будут жить. Им уже по 13, нужно что-то более серьёзное.

– Есть один вариант… – ответил ему бригадир. – Но сами понимаете…

– Сколько нужно, столько и заплачу! – отмахнулся он. – Дело не в деньгах. Я по магазинам бегать не могу, у меня времени нет.

– Михаил Георгиевич! – перебил его бригадир. – Мы же всё понимаем. Может твоя жена с нами покатается? Лимиты все выписаны, наряды на руках. Прокатимся по складам, она сама выберет, что понравится. А мы за недельку ремонт сделаем и живите на здоровье!

– Ну как вариант! – кивнул тот. – Только с машиной проблема.

– Мы на моей покатаемся! – снова перебил бригадир. – Не «Волга», конечно, но…

– Перестань, Семёныч! – отмахнулся дядя Миша. – Она у меня не избалованная.

– Тогда совсем без проблем! – потёр руки бригадир. – Ребята пока внутренними работами займутся, а мы с тобой поехали за женой. Время не ждёт!

– Поехали! – посмотрел на часы дядя Миша. – У меня где-то час есть. Успеем?

– Должны! – твёрдо заявил бригадир.

– Тогда пошли и держись за моей машиной. Они в пригороде живут.

– О как? – удивился бригадир. – Я думал, у родителей ваших?

– Она пока у сына в доме квартирует! – отмахнулся дядя Миша.

– У тебя ещё и сын есть?

– Приёмный, Семёныч, но парень хороший! – улыбнулся дядя Миша. – Да ты его знаешь!

– Знаю? – офигел бригадир. – Откуда?

– Вчера вечером праздничный концерт смотрел? – хитро посмотрел он на бригадира.

– Конечно! – удивлённо посмотрел тот на подполковника.

– Патриотический ансамбль «Знамя» видел?

– Ещё бы! Такие отличные песни поют. Мне очень понравились! – закивал бригадир.

– Вот как раз эти песни мой приёмный сын и написал. Да и спел тоже! – с гордостью глянул на бригадира дядя Миша.

– Да иди ты? – восхитился бригадир. – Это который пел «Комбата» и «Ребята с нашего двора»? В форме лётчика?

– Он самый, Семёныч! – довольно кивнул дядя Миша. – Он самый!

– Вот это да! – завис бригадир. – Парням скажу, не поверят. Михаил Григорьевич, привези его к нам хоть на десять минут. Да ребята вам такой ремонт забацают, когда его увидят. Пальчики оближешь.

– Да ты его сам скоро увидишь! – хлопнул его по плечу дядя Миша. – Мы как раз к нему едем.

– Тогда помчались! – заторопился бригадир.

Андрей сидел и смотрел в окно, перебирая волосы лежащей на его коленях Виктории. Вика только что не мурлыкала от удовольствия. Он посмотрел на неё зажмурившуюся от удовольствия и улыбнулся, котёнка ты моя ласковая. Тут Вика, видимо почувствовав его взгляд, приоткрыла один глаз и посмотрела на него.

– Не подглядывай! – попросила она. – А то я стесняюсь.

– Чего, глупенькая? – спросил он.

– Не знаю, но ты всё равно не подглядывай!

– Не буду! – кивнул Андрей и стал смотреть в окно, улыбаясь про себя.

Непроизвольно он стал вспоминать вчерашний день, награждение, ребят, маму с сестрёнками. Ту волну любви и гордости, что пришла от них и Вики, когда Леонид Ильич вешал ему на грудь орден «За личное мужество» под номером один. Ту добрую зависть и восхищение от ребят и остальных. Хоть он о наградах тогда и не думал, просто хотел выжить. Да и спорить смысла нет, он прекрасно понимает всю подоплеку этого награждения. Ему нужно стать иконой стиля, хи-хи. Примером для всех октябрят и пионеров, комсомольцев и коммунистов, беспартийных и сомневающихся. Павликом Морозовым от музыки, хотя нет. Не тот пример. Скорее таким Павкой Корчагиным от искусства. Идеальным и стойким.

Тут во двор въехала служебная машина дяди Миши, а за ней «Москвич-402». Кто это с ним интересно?

– Кто там? – приоткрыла один глаз Виктория.

– Дядя Миша с кем-то приехал. Нужно пойти встретить, может что важное? – ответил Андрей.

– Мама Аня встретит! – недовольно повела плечом Вика. – Давай ещё посидим, когда ещё получится?

– Ладно! – согласился Андрей. – Позовут если что…

Так они пронежились ещё минут десять, пока их не нашёл дядя Миша.

– Вот вы где спрятались? – обрадовался он. – Всем привет! Как здоровье после вчерашнего?

– А что с ним случится? – удивился Андрей. – Пить мы не пили, физзарядкой сильно не занимались. Чуть потанцевали в ресторане и всё.

– Ага! – хмыкнул дядя Миша. – Всё в порядке, значит? Это замечательно. Нам с тобой, Андрей, в больницу на плановый приём, ты, Вика, с нами или отдохнёшь от него? – хитро посмотрел он.

– Ой даже не знаю? – скосила она взгляд на Андрея. – Надоел, сил нет. Опять же одного отправишь, он опять куда-нибудь вляпается. Проконтролирую! – решительно поднялась она. – Пошла одеваться… – заявила она и гордо удалилась.

– Весело у вас! – хмыкнул дядя Миша. – Андрей, дело есть.

– Каворите ну! – изобразил Андрей товарища Саахова из «Кавказкой пленницы».

– Надо подъехать пообщаться с бригадой, что ремонт в моей квартире делает! – глянул он на Андрея. – Шибко они просили, когда про тебя узнали.

– Надо, значит подъедем, – ответил Андрей на взгляд. – Не вижу проблемы?

– Спасибо! – поблагодарил дядя Миша. – Может сегодня и заскочим, после больницы?

– Правильно! – улыбнулся Андрей. – Куй железо, не отходя от кассы.

– Ну что ты? – обиделся дядя Миша.

– Да это шутка была! – развёл Андрей руки. – Ты чего?

– Ладно! – отмахнулся тот. – Там Анечка с бригадиром строителей по складам поедет. Пусть сама всё выбирает, чтобы потом не ругалась. Может Вике тоже предложить? Как думаешь?

– А почему бы нет? – кивнул Андрей и встав рывком, вышел.

Дядя Миша вздохнул и развернувшись пошёл к выходу.

Где-то в центре Москвы.

– Необходимо действовать, а не ждать развития ситуации – говорил мужчина лет сорока, одетый как чиновник среднего класса. – Мы уже показали свой низкий уровень и всё, что можно просрали. Да-да, просрали! – перебил он попытавшегося возразить Андропова. – Всё от несогласованности. Это нападение на кортеж Щёлокова всё нам поломало. Хотя, с другой стороны, и позволило ему войти в ближний круг. Теперь мы знаем их планы и можем нанести превентивные удары. Даже не можем, а должны! Брать заложников бесполезно, они не пойдут на уступки. Теперь нет. Значит нужно заставить их совершать ошибки и бить их в самые больные места. По близким родственникам, друзьям и любовницам. Кто что может предложить? – оглядел он остальных.

– А почему не убрать их всех скопом? – спросил товарищ Куусинен.

– Можно и скопом! – согласно кивнул мужчина лет сорока. – Когда и где?

– Они планируют собраться на даче у Брежнева послезавтра. Хотят подключить Косыгина и ещё несколько человек. Времени маловато, не успеем… – поморщился неизвестный чиновник. – Необходимо хотя бы неделю на подготовку.

– Да почему не успеем? – возмутился Андропов. – Есть возможность нанести удар с расстояния. Никто не успеет среагировать. Новинка оборонпрома.

– По ней на нас и выйдут! – отмахнулся чиновник. – Надо действовать более тонко.

– Да некогда уже тонко! – возмутился Андропов. – Нас не сегодня, так завтра возьмут.

– С чего вы так решили? – пристально взглянул чиновник.

– Я чувствую! – упёрся взглядом вдаль Андропов. – Я всегда чувствую! – и стал вдруг, Доцентом из «Джентльменов удачи».

– Ты чего, Андрей? – присел к его кровати дядя Миша. – Приснилось что?

– Приснилось! – выдохнул он. – Кошмарик такой небольшой. Скажи, дядя Миша, послезавтра на даче у Брежнева собираются?

– Собираются! – ответил дядя Миша и очень напряжённо оглянулся по сторонам.

– А есть гипотетическая возможность нанести дистанционный удар по даче? – уже Андрей напрягся. – Какая-нибудь новинка от оборонпрома?

– Что ты имеешь в виду? – напрягся дядя Миша.

– Ракетный удар я имею в виду! – разозлился Андрей. – Точечный ракетный удар.

– Ну ты… – растерялся подполковник. – Это уму непостижимо? В Москве? По даче генсека? Ракетами? Ты в своём уме?

– Я-то да, а вот они нет. Между прочим, а Щёлоков тоже там должен быть? – пристально зыркнул он на дядю Мишу.

– Ну да… – не мог успокоиться подполковник. – А это тут при чём?

– Не доверяю я ему! – отвернулся Андрей. – Не могу объяснить, но…

– Я понял, Андрей! – посмотрел на входную дверь дядя Миша. – Хочешь его проверить? Приедет или нет?

– Именно! – согласно кивнул Андрей.

– Ну, как вариант проверки может и сработать… – задумался подполковник. – Если только и вправду…

– Вот и узнаем, правда или нет! – посмотрел вслед за подполковником Андрей на входную дверь.

– Тогда собирайся и поехали к Брежневу! – дядя Миша встал и подошёл к окну. – Начальство надо поставить в известность, во избежание…

– Это да! – согласился одевающийся Андрей. – Что там эскулапы говорят? Жить буду?

– Говорят, будешь, но сложно… – усмехнулся подполковник.

– Не понял? – развернулся Андрей. – Что опять не так?

– Да говорят, нереально быстро у тебя всё заживает, а анализы обыкновенные. Такие же, как у всех. Хотят тебя на запчасти разобрать и свою теорию проверить. Соберёшься ты сам или нет? – ехидно засмеялся дядя Миша.

– Тогда делаем ноги отсюда! – подорвался Андрей. – Пока живым отпускают. Больше я сюда ни ногой! – и выскочил из палаты.

– А-ха-ха! – рассмеялся подполковник. – Ссышь, когда страшно? А ещё орденоносец!

– Я орденоносец, а не камикадзе! – заглянул в палату встревоженный Андрей. – Этим Пилюлькиным только дай повод, заклюют нафиг. На анализы изойду!

– Эти могут! – пошёл на выход улыбающийся подполковник. – Сильно ты им приглянулся. Феномен, говорят!

– Во-во! Поэтому валим, пока можем.

– Лисицын! – раздался крик завотдел хирургии профессора Боровицкого. – Вы далеко собрались, молодой человек? У нас ещё ЭКГ и рентгенография.

– Дела государственной важности, профессор! – сложил руки перед собой в замок Андрей. – Западные разведки заинтересовались текстами моих песен и отправили в Союз резидента. Справиться с ним могу только я. Извините, профессор, работа! – и, развернувшись, быстрым шагом ломанулся на выход.

– Э-эм! – только и смог сказать профессор.

– Даже не знаю, профессор, выживет ли он на этот раз? – сказал подполковник, посмотрев на раскрывшего в удивлении рот доктора. – Что поделаешь, феномен! – и направился догонять Андрея.

– Хм-м! – поправил галстук профессор. – Действительно, феномен!

Глава 10

Мир Андрея.

Кремль. Кабинет Брежнева.

– Чисто теоретически это возможно! – задумчиво ответил Гречко.

– Да и не теоретически тоже! – разозлился новый глава КГБ Ивашутин. – Что ты, Андрей Антонович, всё обтекающие фразы ищешь? Говори, как есть. Если в обслуге ракетных установок есть предатели, то удар реален. Решение проблемы? Предлагай варианты.

– Да вариантов множество, откуда ждать удара? – посмотрел в ответ Гречко. – Вот в чём вопрос?

– Ну тут всё просто! – раздражённо отмахнулся Ивашутин. – Включаем логику. Дальний Восток, Сибирь, Урал, Казахстан, Калининградскую область можно сразу исключать. Кавказ, Украина, Белоруссия тоже сомнительно. Я бы искал варианты поближе, Подмосковье, Поволжье, Ленинградский военный округ, что-то в радиусе 200-300 километров от Москвы. Думай, Андрей Антонович, что у нас есть в этом радиусе действия?

– А почему вы рассматриваете именно ракетный удар? – спросил их Брежнев. – Авиация у нас отсутствует?

– А ПВО на что? – удивился Гречко. – Вы же сами знаете, Леонид Ильич, что полёты над Москвой запрещены!

– А можно об этом поподробнее? – неожиданно для всех вмешался в обсуждение Андрей, на что Гречко поморщился.

– А ты не морщись, Андрей Антонович! – строго посмотрел на того Брежнев. – Андрюха парень головастый и может увидеть то, чего мы не видим.

– Да я согласен! – раздражённо отмахнулся Гречко и вновь недовольно глянул на Андрея. – Просто у меня в голове не укладывается…

– Не только у тебя! – перебил его Ивашутин. – Но давай думать рационально и учитывать всё.

– Да согласен я… – вновь отмахнулся Гречко. – В общем, слушай, тёзка…

Полчаса спустя.

– А почему вы не рассматриваете вариант с захватом пассажирского самолёта? – оглядел он их.

– Да нет, Андрей… – отмахнулся Ивашутин. – Нереально!

– Вполне себе реально! – рассерженно и громко стал говорить Андрей. – Я вам расскажу о теракте 11 сентября 2001 года в мире Дениса. Тогда группа террористов захватила четыре пассажирских самолёта с людьми и направила их на Пентагон, Белый дом и Всемирный торговый центр в Нью-Йорке или, как его ещё называли, башни-близнецы. Два самолёта врезались в небоскрёбы торгового центра, отчего они загорелись и обрушились, причинив огромные разрушения окружающим зданиям и людям. Погибло почти три тысячи человек, более 25 тысяч получили ранения. Завалы убирали восемь месяцев, доставая трупы погибших. Пентагон от разрушений отстраивали год, а самолёт, летевший на Белый дом, рухнул, не долетев, на нём вспыхнула драка с пассажирами, и террористы предпочли уничтожить всех, врезавшись в землю. Террористы были разбиты на группы по пять человек, из пятёрки один умел управлять воздушным судном, все они были смертниками и шли на смерть осознанно. Как они проникли на борт судна с оружием и взрывчаткой, до сих пор спорят спецы, но точно так никто и не знает. Только ТАМ в аэропортах осуществляется досмотр багажа и личных вещей, все люди проходят через специальные рамки, в которых срабатывает сигнал на оружие и металлы. Их могут отвести в отдельные досмотровые помещения, где могут раздеть до гола и проверить как пассажира, так и его одежду. И всё это по закону, а как у нас проходит посадка?

– М-да! – застучал пальцами по столу Ивашутин. – Не обрадовал.

– Умеешь ты, Андрюха, головной боли добавить! – грустно покачал головой Суслов.

– Да при чём тут я? – разозлился Андрей. – Я просто смотрю на проблему посторонним взглядом. А кстати, где министр МВД?

– Кстати да? – огляделся Брежнев. – Что-то Николай Анисимович задерживается?

– Да у него опять ЧП случилось! – ответил Ивашутин. – На какой-то зоне контролёра в заложники взяли.

– Это хорошо! – обвёл всех взглядом Андрей.

– Чего хорошего-то? – удивился Гречко.

– Хорошо, что его нет! – ответил Андрей и оглядел всех. – Не доверяю я ему! – тут он на мгновение задумался. – Чуйка говорит, что он не с нами.

– Ты бы, Андрей, полегче с такими обвинениями? – глянул на него Брежнев.

– Я всё понимаю, но вот… – покрутил он кистью руки в воздухе. – Давайте его проверим?

– И как? – заинтересовался Ивашутин. – Есть предложения?

– Андрей Фёдорович предлагает не ставить в известность о ракетном ударе Николая Анисимовича, но на совещание его пригласить! – вмешался дядя Миша. – По итогу и посмотреть, будет в действительности удар или нет и приедет ли туда Щёлоков?

– Скромненько и со вкусом! – рассмеялся Суслов.

– Андрей, а с чего вдруг такие подозрения? – повернулся к тому Брежнев.

– Я не могу объяснить! – покачал головой Андрей. – Просто чувствую…

– Ясно! – задумался Брежнев. – Что с дачей делать будем? Привык я к ней, вдруг и правда жахнут чем? Да и соседи там, их тоже нужно будет незаметно эвакуировать. Хотя этим предатели нам руки развяжут. Если, конечно, ударят?

– Ударят, Леонид Ильич! – твёрдо ответил Андрей. – Я не знаю, откуда это, от Дениса осталось или уже после моего воскрешения появилось, но я точно знаю, удар будет и помогает им ваш бывший глава охраны Григорий.

– Вот сучёныш! – вырвалось у подполковника. – Извините!

– Это усложняет задачу… – вновь застучал пальцами по столу Ивашутин.

– Пётя, перестань! – в раздражении попросил Гречко.

– Да, прошу прощения! – убрал руку со стола Ивашутин. – Нервничаю…

– Мы все нервничаем! – отмахнулся Брежнев. – Я склонен Андрею верить. Пока он не давал повод в нём сомневаться. Разработаем план действий на случай удара, если он будет, то начнём аресты…

– Вот это другое дело, а то компромата чемоданы, а мы всё тянем! – потёр руки Суслов.

– Пётр Иванович, давай начнём с КГБ… – и все бурно начали обсуждать необходимые действия.

– Мы, наверное, пойдём, товарищи? – встал Андрей и к нему присоединился подполковник.

– Ага! – посмотрел на него Брежнев. – Подожди, Андрей, вы завтра начинаете твои музыкальные короткометражки снимать?

– Да! – кивнул Андрей.

– Я тут разговаривал со своими и с Лапиным… – внимательно посмотрел он мне в глаза. – Они говорят, у тебя много замечательных лирических песен о любви. Да я и сам некоторые слышал, включая бардовские. Так вот, как ты смотришь на то, чтобы снять музыкальный фильм на твои песни? Что-то вроде романтических сценок на природе, как ты поёшь под гитару зрителям, я всех тонкостей не знаю, но Лапин там прямо сыпет идеями. Вам надо будет встретиться и всё обговорить. Я его идею поддержал и все присутствующие здесь тоже. Это нужно не срочно, но желательно в ближайшие полгода снять. Как ты?

– Да я только за! – пожал я плечами. – Я вообще предлагал на Свердловской киностудии снять музыкальную комедию.

– Да? – удивился Суслов. – А почему я не знаю?

– Я тоже впервые слышу! – удивлённо посмотрел на меня Брежнев.

– Ну-у-у! – смутился Андрей. – Я особо не распространялся…

– Понятно! – кивнул Брежнев. – Обговорим подробнее попозже, а пока можете идти. Михаил, ты будешь нужен.

– Понял, Леонид Ильич! – сразу подобрался подполковник. – Провожу Андрея и сразу обратно.

Я со всеми попрощался и вышел.

– Андрей, извинись там за меня перед мамой! – попросил дядя Миша. – Сам видишь, это надолго.

– Без проблем, дядя Миша! – кивнул Андрей. – Вам лучше вернуться, вон Константин меня отправит.

– Увидимся! – согласно кивнул подполковник. – Костя, проводи Андрей Фёдоровича к машине! – подозвал он того и убежал.

Через час они подъехали к дому, и Андрей окунулся в семейную круговерть. Сначала на нём повисли оторвы-сестрёнки, затем Виктория. Чмокнула в щёчку мама и позвала на кухню. Андрей уплетал свои любимые котлеты с пюре и тихо радовался жизни. Всё хорошо, все его родные и любимые рядышком, все счастливы и довольны. Вот бы так было всегда-всегда!!! Пока все что-то бурно обсуждали, он вышел на застеклённую террасу и, улыбаясь, уставился взглядом в поле. Красота!!! Вспомнился царь Иван Грозный из комедии и его бессмертное: «Эх, ляпота-то какая!!!» Захотелось что-нибудь сыграть, и он потянулся к гитаре. Сел и задумался… Пальцы сами что-то стали наигрывать… А что это я играю? А!!! Похулиганим…

– Что это ты поешь? – забежали сестрёнки с Викторией. – Специально от нас спрятался, да?

– Не прятался я! – улыбнулся Андрей. – Просто захотелось хоть чуть-чуть побыть в одиночестве. Всё уже нормально!

– Мы тебе правда не мешаем? – доверчиво посмотрела мне в глаза Ленка.

– Как ты можешь помешать? – чмокнул её в носик Андрей.

– Это хорошо! – обрадовалась сестрёнка.

– Поиграешь, Андрюш? – присела рядом Вика.

– Конечно! – согласился Андрей. – Чего желают принцессы?

– Спой что-нибудь новенькое? – попросила Вика.

– Эй, молодежь! – раздался крик мамы Ани. – Без меня не начинайте, я сейчас.

– Хорошо, мам! – крикнул в ответ Андрей. – Ждём!

– Плечо не болит? – положила ему на колено руку Вика.

– Нет, солнышко! – накрыл её ладошку своей Андрей. – Почти не ноет уже, и двигаю свободно. Еле с госпиталя с дядей Мишей убежали от Пилюлькиных. Хотели меня на запчасти разобрать, редиски нехорошие! – улыбнулся он.

– Вот и я! – зашла мама и села на диван. – Можете начинать!

– А можно что-нибудь попроще? – попросила Ленка.

– Можно, конечно! – ухмыльнулся Андрей. – Специально для Елены Лисицыной, единственной и неповторимой!

Луч солнца золотого

Тьмы скрыла пелена.

И между нами снова

Вдруг выросла стена.

А-а-а, а-а-а-а-а.

Ночь пройдет, наступит утро ясное,

Знаю, счастье нас с тобой ждёт.

Ночь пройдёт, пройдёт пора ненастная,

Солнце взойдёт…

Солнце взойдёт.

– Класс! Здорово! Красиво! Андрей, прекрасная песня! – взорвалась тишина, когда Андрей допел.

– Ты теперь мне её будешь постоянно петь! – вцепилась в Андрея Вика.

– Как скажешь, солнышко! – довольно кивнул он.

– А мне песню? – обиженно посмотрела Ольга.

– Хорошо! – кивнул Андрей. – Следующая песня для тебя, слушай.

Ты стоишь у окна, небосвод высок и светел,

Ты стоишь и грустишь и не знаешь от чего,

Потому что опять он прошел и не заметил,

Как ты любишь его, как тоскуешь без него.

Расскажи, подскажи, разве в нем одном отрада?

Или просто тебе стало холодно одной?

Может, просто тепла твоему сердечку надо,

Чтоб не ждать, не страдать

И не плакать под Луной.

(Маркин)

– Я не царевна Несмеяна! – надулась Ольга.

– Ты чего? – толкнула её Ленка. – Такая песня классная, радуйся!

– Я радуюсь! – скорчила рожицу Ольга.

– А это песня для тебя, мама! – улыбнулся Андрей маме. – Слушай!

Давно ли песни ты мне пела

Над колыбелью наклонясь,

Но время птицей пролетело

И в детство нить оборвалась.

Поговори со мною, мама

О чем-нибудь поговори

До звездной полночи до самой

Мне снова детство подари.

Спел и был затискан и зацелован плачущей мамой. Еле-еле успокоили. Тут Андрей объявил перерыв на чай, и все дружно направились на кухню. Разлили кипяток по стаканам, добавили заварки и захрустели кто сухарями, кто сушками и баранками. Мама Аня молчала, задумавшись, и изредка поглядывала на Андрея.

Наконец она решилась и сказала:

– Сынок, тебе нужно спеть эту песню со сцены, на всю страну. Ты моментально станешь любимым певцом всех мам Советского Союза. Я в этом даже не сомневаюсь.

– Придёт время, и спою! – кивнул Андрей. – Я пока безобразно молод для таких песен, просто бессовестно юн.

– Даже не знаю, что тебе сказать? – растерялась мама.

– Не нужно ничего говорить, мам! – грустно улыбнулся Андрей. – Я хочу её какой-нибудь певице предложить, только пока не решил, какой?

– А своим девчатам не хочешь? – посмотрела на него мама.

– Нет, мам! – отрицательно мотнул головой Андрей. – По той же причине, они ещё маленькие для такой песни.

– Может быть, ты и прав! – согласно кивнула мама и задумалась ненадолго. – Ты не будешь против, если я с Галей посоветуюсь?

– Совершенно не буду! – улыбнулся Андрей. – Даже буду рад её помощи. Вдруг действительно хорошую певицу подскажет?

– Спасибо, сынок! – довольно улыбнулась мама.

– Мне сегодня Леонид Ильич предложил фильм снять по моим песням, музыкальный. Решили чуть позже обговорить все варианты. Я рассказал про музыкальную комедию, что хотел снимать на Свердловской киностудии, вроде обещали поддержку. Посмотрим, что получится? – глотнул чаю Андрей. – В кино я ещё не снимался!

– Ух ты! Здорово! Вот это да! – восхитились сестрёнки. – Наш брат будет сниматься в кино. Фантастика!

– А сами не хотите сняться? – с хитринкой посмотрел он на сестёр.

– Мы? – выдохнули они разом. – Хотим-хотим-хотим! – соскочили и запрыгали они вокруг стола.

– Тихо, клуши! – прикрикнула на них сердито мама Аня. – Чай разольёте бешеные. Андрей, ты тоже думай, где им такое предлагать? Они и стол могут перевернуть, оглашенные!

– Прости, мам! – повинился Андрей. – Не подумал.

– Мамочка, прости-прости-прости! – обняли её с двух сторон дочки.

– Всё-всё! – рассмеялась довольная мама Аня. – Задушите, дикие! Всё, садитесь за стол. Допьём чай и поговорим.

Допив чай, все снова вышли на террасу и расселись.

– И какую роль ты для них придумал? – спросила мама.

– Да ту же, что и в жизни! – усмехнулся Андрей. – Будут играть родных сестёр главного героя фильма. Им даже ничего придумывать не надо, будут сами собой и всё. Ну, попляшут, это они умеют, да пару песен споют, этому я их научу.

– Здорово! – разулыбались сестрёнки. – Нас покажут на всю страну, в школе все обзавидуются!!!

– Учиться-то всё равно придётся! – покачал головой Андрей. – И домашние задания делать. На второй год вас никто не оставит. Нагонять придётся.

– Ерунда! – отмахнулись обе. – Нагоним.

– Ну-ну! – усмехнулся Андрей.

– А про что будет сам фильм? – спросила Вика, и Андрей принялся рассказывать сюжет комедии.

В самый разгар рассказа приехала слегка поддатая мама Галя и сразу перетянула всё внимание на себя. Андрей поморщился, но сидел терпел. Почему-то его стала сильно раздражать выпившая тёща, видимо оттого, что не хочет думать головой. Немного попсиховав, он извинился и вышел. Не нужно себя накручивать, это её жизнь и её здоровье. Пусть поступает, как считает нужным. Что мог, он сделал, а дальше…

– Андрей! – догнала его Вика. – Что случилось?

– Долго объяснять… – отмахнулся он.

– Ты из-за мамы? – поняла она. – Я тебя понимаю, но она вот такая. Всегда такой была.

– Ладно! – обнял её Андрей. – Бог с ней. Пошли в нашу комнату.

– Мама обидится! – расстроенно посмотрела ему в глаза Вика. – Может потерпишь?

– Постараюсь! – кивнул Андрей, и они пошли обратно.

– Вот и наша молодёжь! – обрадовалась мама Галя. – Не злись, зятёк, не могла я отказаться, не те люди были, но я не напилась и к вам приехала. Цени, а ты психуешь.

– Просто неприятно! – пожал плечами Андрей.

– Я твои слова услышала, поняла и приняла, стараюсь! – посмотрела на него мама Галя. – Ох! – вздохнула мама Галя. – Злой ты, Андрей!

– Я мягкий, белый и пушистый! – ответил он. – Зря вы на меня наговариваете.

– Галя! – вмешалась мама Аня. – Он такую песню мне написал… Просто обалденную!

– Да? – сверху вниз посмотрела на Андрея Галина Брежнева. – Ну пой давай, композитор!

– А ещё меня злым называют! – вздохнул Андрей и заиграл.

Когда он допел, мама Галя не отрывала от него пристального взгляда и молчала.

– Галя, тебе не понравилось? – обратилась к ней мама Аня. – Андрей хочет её какой-нибудь певице отдать, а какой пока не решил. Может ты кого подскажешь?

Брежнева перевела взгляд на сватью и спросила:

– Анечка, вот откуда он такой взялся? А? Он у тебя хорошие песни, как куличи в песочнице штампует. Когда только успевает? Эту песню завтра будем первой записывать и на 8 марта пустим везде, где можно и где нельзя. Это будет бомба! – погрозила она пальцем Андрею. – И даже не думай со мной спорить!

– Я и не думаю, а кто её петь-то будет? – вопросительно посмотрел он на маму Галю.

– Кто? – растерялась тёща. – Ах да! – она задумалась. – Может кто-то есть на примете? – вновь посмотрела она на Андрея.

– Валентина Толкунова, молодая и начинающая певица, – немного помолчав, сказал Андрей. – У неё замечательный голос и внешность очень подходящая. Она поёт у Саульского в джаз-оркестре «ВИО-66», учится в Гнесинке на заочном отделении.

– А говорил, никого не приметил? – обиделась мама Аня.

– Мама, она тоже молодая, и я не уверен, что у неё получится, хотя она и постарше девчат из нашего ансамбля!

– Может ещё кто на примете есть? – глянула на него Брежнева.

– Людмила Зыкина! – пожал он плечами. – Больше вариантов не вижу.

– С Людой я могу прямо сейчас созвониться! – аж привстала Брежнева. – Если, конечно, она дома?

– Звоните! – кивнул Андрей, и Брежнева порывисто вышла.

– Андрей, что-то не так? – спросила его мама.

– Всё хорошо, мамочка! – улыбнулся он. – Всё просто замечательно!

– Видимо, это судьба! – подумал Андрей про себя. – Зыкина не смогла её спеть в мире Дениса, видимо, споёт в моём, и справедливость восторжествует, а Толкуновой мы подарим другие песни. Не порядок лишать популярности музыкальную диву, да и человек она, говорят, хороший.

Брежнева вернулась минут через десять весьма довольная.

– Всё, Андрей, я договорилась! Она как раз приехала с гастролей и свободна, будет послезавтра к двенадцати ноль-ноль. Я ей так расхвалила твою песню, что она загорелась и хотела прямо сейчас приехать. Представляешь? – довольно рассмеялась Брежнева. – Еле объяснила, что мы за городом и далеко добираться, но завтра будет как штык.

– Меня хоть на ночь-то будут домой отпускать? – грустно поинтересовался Андрей.

– Всё может быть? – ответила тёща, задумавшись на секунду. – Но утверждать не буду.

– Ну всё, до свадьбы не доживу! – посмотрел он на Викторию. – Меня растащат на сувениры.

– Мам? – встревоженно повернулась та к матери.

– Не нагнетай, Андрей! – отмахнулась та. – Мы на тебя пояс верности оденем.

– Вот же ж… – чуть не сматерился Андрей. – Всю жизнь мечтал!

– Мечты сбываются! – рассмеялась тёщенька.

– Забыла добавить «Газпром», и тогда точно сбудется! – подумал зятёк и с ненавистью уставился в окно.

Глава 11

Мир Андрея.

– Андрей, что случилось? – прижалась к сидевшему на террасе и задумавшемуся Андрею Виктория.

– Денис приснился… – помолчав пару секунд, ответил Андрей.

– Опять что-то должно случиться? – напряглась Вика.

– Нет! – отрицательно покачал головой Андрей. – Он песню пел где-то в баре. Будучи взрослым. Своим друзьям.

– Интересно… – задумчиво ответила Вика. – Может, он что-то хочет сказать этой песней?

– Я тоже так подумал… – кивнул Андрей. – Только что?

– Может, тебе нужно больше петь, а не лезть в политику? – потёрлась об его ухо носом Виктория.

– Эй! – наклонил голову Андрей. – Я жену заводил, а не собаку! – рассмеялся он.

– Я не собака! – оттолкнула его шутливо Вика.

– Я знаю! – развернулся он и прижал её к себе. – Ты гораздо лучше… – и они принялись целоваться.

Наконец они оторвались друг от друга. Вика положила голову на грудь Андрея, счастливо вздохнула и попросила:

– Почитай чего-нибудь из своего…

Ты говоришь, о чём тоскую?

Конечно, солнце, о тебе!

Я не ищу любовь другую,

Принадлежу одной тебе.

Я о руках твоих тоскую,

О поцелуях и губах.

Ну где ещё найду такую,

Что разбирается в стихах?

Вика тихо залилась колокольчиком.

Что терпит все мои заскоки,

Спускает всё на тормозах,

Что исправляет мне пороки,

И не вздыхает: ох да ах!

– Ах-ах-ах! – притворно завздыхала Вика.

Где я ещё найду такую,

Красивую и молодую?

Такую нежную, смешную,

Такую милую жену?

– И это правильно! – хихикнула Вика.

Ты говоришь, о чём тоскую?

О твоей нежности в глазах!

Я полюбил тебя такую,

Какой мне снилась в сладких снах.

(слова автора)

Глаза Вики светились в полумраке.

– Поцелуй меня! – попросила она и…

Час спустя.

– Я поеду с тобой! – топнула ногой Вика.

– Солнце, в школу! – отрицательно помотал головой Андрей.

– Но я хочу с тобой… – захныкала Вика.

– Малыш! – подошёл он к ней. – Учёбу никто не отменял, и получить среднее образование ты обязана, а потом у тебя ещё институт или университет.

– Какой ещё университет? – испуганно уставилась на него Вика.

– Откуда я знаю? – пожал он плечами. – Какой выберешь.

– Не хочу! – вновь захныкала она.

– Надо, солнышко… – он посмотрел ей в глаза. – Тебе в первую очередь это самой надо!

– Почему это мне? – удивилась она.

– Потому что тебе нужна профессия, благодаря которой ты сможешь зарабатывать и кормить своего ребёнка! – он недовольно посмотрел на неё.

– А ты? – подозрительно посмотрела она на Андрея.

– Солнышко, а со мной может случится всё, что угодно! Ты теперь знаешь, как неожиданно это может случится. Поэтому, пока не получишь профессию, лентяйству бой! – уверенно заявил он.

– Я не лентяйка… – вновь топнула она ногой. – Просто не хочу с тобой расставаться.

– Я знаю, малыш, – поцеловал он её. – Поэтому, как только кончаться уроки, сразу ко мне!

– Ладно… – недовольно проворчала она.

– Ну вы всё? – окликнула их сестра Ленка. – Может, мы уже поедем, а то и вправду опоздаем?

– Всё-всё! – посмотрел на неё улыбающийся Андрей. – Можете забирать принцессу! – и чмокнул Вику в носик.

– Бяка! – сказала та и с поникшими плечами пошла на выход.

– Всё, девочки, я вас люблю! – помахал им вслед Андрей.

– Пока! – заявили все трое и вышли в поджидающую их машину.

Андрей прошёл на кухню и сел допивать свой чай. Тут на кухню ворвалась мама и стала спешно делать себе бутерброд.

– Со на ска еете? – пробурчал полным ртом Андрей.

– Сначала прожуй, а потом говори! – недовольно посмотрев на него, сказала мама. – Да, на склад. Плитку выбирать и обои.

– Понятно! – дожёвывая ответил Андрей. – Только Алёнкам не бери в комнату обои с цветочками.

– Почему? – остановилась мама.

– Ну так большие они уже! – ответил Андрей. – Возьми лучше зайчиков там, оленят, белочек! – и засмеялся. – Представляю, какие у них будут рожи, когда они увидят этих зверюшек! – и захохотал от души.

– Тьфу на тебя! – отмахнулась мама. – Думала, что толковое посоветуешь?

– Не обижайся, мам! – встал он и обнял маму. – Бери им, как взрослым. И ещё, если попадётся хорошая мебель, бери тоже сразу. Денег я добавлю и без споров. Будешь артачиться, сам куплю и дядя Миша меня поддержит.

– Лучше бы он меня поддержал! – в сердцах завернула мама. – За три дня я его часов шесть и видела.

– Мам, там всё очень сложно! Поверь! – посмотрел ей в глаза Андрей. – Там сейчас решается жить нам всем или умереть. И он прямо на линии огня.

– Ой, Андрей! – села мама на стул. – Может, зря мы тогда всё это затеяли?

– Ничего не зря! – сел рядом Андрей. – Вы – его фундамент, он ради вас всех порвёт на фиг. Ему сейчас как никогда нужна ваша любовь и поддержка.

– Я понимаю, сынок… – задумалась она. – Просто не привыкла пока, всё так быстро завертелось.

– Это да! – рассмеялся Андрей. – Никогда не думал, что в Москву перееду…

– Ты бы видел, как на меня Юра смотрел, когда я ему сказала, что замуж выхожу? – расстроилась она.

– Не переживай! – отмахнулся Андрей. – Я ему объяснил политику нашей партии. Между прочим, они скоро тоже сюда переезжают. Я договорился насчёт хорошего места в Метрострое, дяде Юре понравилось. Они там решают с жильём и сроками переезда. Скоро тоже станут ма-асквичами! – рассмеялся он.

– Обрадовал! – заулыбалась мама. – Это хорошая новость, а остальные?

– Остальные стесняются, ну и флаг им в руки! – отмахнулся Андрей. – Их там много, не пропадут, а у дяди Юры кроме нас никого не осталось. Да и дети с женой в восторге, так что скоро нас станет побольше.

– Молодец, сынок! – поцеловала его в щёчку мама. – Не ожидала…

– Ладно, мам, собираться надо. Скоро машина за мной придёт.

– Ой, правда! – соскочила мама и принялась за бутерброд. – А за мной игатир ожен аехать.

– Сначала прожуй, а потом говори! – рассмеялся Андрей.

– А ну тя! – жуя убежала мама. – Бригадир говорю за мной должен заехать.

– А, этот? – засмеялся Андрей. – Тот ещё жук!

– Ага! – засмеялась в ответ мама. – Колорадский!

– Что-то есть! – поддержал её Андрей. – Ладно, мам, до вечера!

– Вы на Мосфильме будете снимать? – заглянула мама на кухню.

– Ага! – кивнул тот. – Только не знаю пока, где точно.

– Ладно! – махнула мама. – До вечера.

– Пока-пока! – махнул рукой Андрей и принялся сооружать себе бутерброд в дорогу.

Час спустя. ЦДСА.

– Так! Костюмы, грим, инструмент нужный всё взяли? – посмотрел Андрей на Евгения.

– Да, всё-всё… – отмахнулся тот.

– Жека, если что-то забыли, поедешь туда и обратно на такси за свои личные! – отбрил того Андрей.

– Вот ты злыдень! – развернулся Евгений и побежал всё проверять лично.

Конечно, оказалось, что забыли и вполне прилично. Вот что делает обещание наказания рублём! Сразу включили голову и забегали. Наконец всё погрузили в автобус, все уселись, и мы поехали на «Мосфильм», где нам выделили павильон для съёмок клипов. Чувствую, будет интересно…

Полчаса спустя. Павильон «Мосфильма».

Всё оказалось ещё хуже, чем я ожидал. Павильон полузаброшенный, просто склад разного хлама. Пара подвыпивших рабочих сцены, пара осветителей, а режиссёр и все остальные куда-то вышли или вообще не приходили. Короче, кругом мрак и запустение. Провожатый, что привёл нас сюда, быстренько испарился, якобы по весьма важным делам. Андрей не стал ругаться, а, оглядев имеющуюся аппаратуру и валяющиеся вокруг декорации, решил попробовать пока снять самому, а там…

Подошёл к работникам и попросил рабочих найти звукооператора и оператора камеры из тех, кто захочет подзаработать, и, посмотрев вслед убежавшим работягам, принялся осматривать хлам, что валялся вокруг. Присмотрел всё необходимое и довольно потёр руки. Ну, я вам устрою революцию в кино!

– Андрей, а что происходит? – подошла к нему Жанка.

– То, что и ожидалось! – улыбнулся он. – Мне показывают моё место в жизни.

– Кто? – удивилась она.

– Думаю, начальство, сама министр культуры или её замы? – пожал плечами Андрей. – Они где-то недовольно рыкнули, а подчинённых, желающих сделать другому гадость, всегда хватает.

– И чем это нам грозит? – расстроилась она и подошедшие ребята.

– Абсолютно ничем! – улыбнулся Андрей. – Мы с вами весьма хитры, умны и талантливы, и снимем всё сами. Так даже лучше, вот представьте, мы всё сняли. Все вокруг в восторге и требуют наградить и поощрить, и тут бац! Выясняется, что нас все, кто должен, бортанули и не выполнили распоряжение генерального секретаря… Вот кому-то счастья прилетит полные штаны? – расхохотался Андрей.

– А мы сами-то сможем? – растерянно спросил Дмитрий.

– А нам деваться некуда… – посмотрел на всех Андрей. – Или мы, или они? Каждый раз бегать и жаловаться я не буду, пусть знают, зарою и закопаю сам лично.

– Ладно, Лисёнок, мы с тобой! – вышла вперёд Маша. – Говори, что делать?

И завертелось…

Через полчаса пришли желающие чуть-чуть подзаработать неофициально, таких, к счастью, всегда и везде хватало. Андрей, быстро обговорив с ними нюансы и размер оплаты, раздал указания, и народ активно принялся за работу. Андрей же засел за написание сценариев к песням, позвав на помощь Евгения и Жанку. Медленно и со спорами, но дело пошло, и через час был готов сценарий к двум песням. Позвав остальных ребят, определили роли и порядок съёмки, проверили свет и звук, и началась работа.

Виктория ехала на «Мосфильм» к Андрею и довольно улыбалась. Всё у них хорошо, даже очень хорошо. Лисёнок стал для неё всем в этой жизни, и другом, и мужем, и настоящей любовью. Всё, что было до него, казалось такой ересью… С ним ей безумно интересно просто находиться рядом, а уж в её случае… И она радовалась каждому мгновению, проведённому вместе, каждому поцелую, каждому прикосновению. Та любовь и забота, что он проявляет к ней и их будущему ребёнку, то трепетно-бережное отношение, что он демонстрирует ей неосознанно, та нежность и тепло, что он всегда готов ей подарить, говорят лучше всяких слов. Да и его слов любви хватает, его песни, его стихи, его глаза… Она и не мечтала, что такое может быть, и вот… Это происходит с ней и сейчас. Мечта!

Тут они подъехали к проходной, но что-то пошло не так. Константин вышел из машины и пошёл разбираться. Через пять минут он уселся обратно, и они проехали на территорию. Подъехав к нужному павильону, вошли внутрь и замерли в растерянности. Пусто! И где все?

– Добрый день! – вышел к ним мужчина. – Чем могу служить?

– Здравствуйте! – кивнул Константин. – Мы, может, не туда попали? Нам сказали, в этом павильоне должны снимать музыкальные мини-фильмы?

– А, вы об этих наглецах? – завёлся мужчина. – Я уже отзвонился и пожаловался куда следует. Они даже не соизволили приехать, как это понимать? Их ждут уважаемые люди, тратят своё драгоценное время, а они даже не явились! Какое неуважение, какая наглость!

– Подождите секундочку! – прервал его Константин. – От вас можно позвонить?

– Можно! – недовольно ответил мужчина. – Но далеко не всем. Вы, собственно, кто?

– Комитет Государственной Безопасности, капитан Дьячков Константин Игоревич! Вот моё удостоверение… – раскрыл он корочки удостоверения и показал слегка побледневшему товарищу. – Так я могу от вас позвонить?

– Да, конечно… – засуетился мужчина. – Петровский Аркадий Иванович, заместитель директора «Мосфильма»! Прошу за мной.

Константин с мужчиной ушли, а Виктория стала с интересом осматривать всё вокруг. Через пару минут они вышли.

– Ничего не понимаю? – пожал плечами Константин. – В ЦДСА сказали, что автобус доставил их на «Мосфильм», прямо до павильона № 23, а нас на проходной отправили именно в этот павильон. Что происходит? – повернулся он к товарищу Петровскому.

– Я сам ничего не понимаю? – растерянно ответил тот.

– Понятно! – задумчиво кивнул Константин. – Кто-то очень хочет попасть к нам на беседу? Что ж, мы ему это устроим. Едем к 23 павильону.

– Простите, товарищ капитан, но там склад… – растерянно проблеял заместитель. – Там устаревшая аппаратура и старые декорации, то есть то, что от них осталось.

– Ничего, разберёмся! – грозно посмотрев на взбледнувшего зама, сказал Константин. – Вы поедете с нами!

– Да-да! – как болванчик закивал товарищ Петровский. – Куда мне…

– Садитесь в машину к Виктории Петровне, – показал на заднее сиденье Волги капитан. – Виктория! – окликнул он девушку, с интересом осматривавшую огромную кинокамеру.

Вика оглянулась и побежала к машине.

– Что, Константин, нашли Андрея? – спросила она, усевшись рядом с Петровским.

– Да! – повернулся тот с первого ряда. – Они почему-то в другом павильоне.

– О как! – глянула она строго и подозрительно на гражданина Петровского.

– Сам в растерянности… – проблеял тот.

– Разберёмся! – грозно ответила Вика, и заместитель директора Мосфильма вдруг понял, будут бить и, возможно, ногами.

Он расстроенно уставился в окно своими грустными еврейскими глазами.

Вот они подъехали к павильону 23, возле которого было удивительно людно. Все куда-то бежали, что-то несли, что-то обсуждали и снова разбегались. Они вышли из автомобиля и стали удивлённо рассматривать происходящее.

Неожиданно раздался громкий крик Андрея в павильоне через рупор:

– Всем внимание! Минутная готовность. Замерли!

Они удивлённо переглянулись между собой. Больше всех был удивлён и ошарашен товарищ Петровский.

Тут снова раздался голос Андрея:

– Оператор готов? – через секунду. – Свет? Звук? Актёры? Внимание, съёмка. Мотор. Начали!

Включился яркий свет, заиграла музыка.

– Что там происходит? – уставился шокированный заместитель директора Мосфильма на Константина.

– Я так понимаю, они снимают то, что хотели… – улыбнулся Константин.

– Снимают? Но как? Кто? На чём? – спросил зам и дёргано зашагал ко входу в павильон.

– Я к ним! – сказала Виктория и пошла следом.

Константин только хмыкнул и пошёл за ними. Их остановил у входа какой-то парень, он замахал на них руками и, показав, чтобы они остановились, сразу отвернулся, с интересом смотря на происходящее в павильоне. А там было на что посмотреть. Маша, одетая в старинное дворянское платье с зонтиком в руках, одетых в длинные перчатки, стояла перед большим зеркалом, а парень, одетый рабочим, это, естественно, был Алексей, горячо признавался ей в любви. Тут вдруг в комнату ворвался царский генерал и возмущённо затопал и замахал руками, а потом, указав рукой рабочему на выход, грозно свёл руки перед собой и стал глядеть на него из подлобья. Генерала изображал, конечно, Василий Севастьянович. Маша-дворянка развернулась и запела. Допев, она резко отбросила прочь зонтик, сорвала с рук перчатки и, взяв за руку Алексея-рабочего, выбежала с ним из комнаты. Всё было сыгранно, как в старинных чёрно-белых фильмах, когда ещё не было звука. Такие же яркие эмоции, выражающиеся игрой глаз, бровей, резкими жестами, нарочитыми позами.

– Стоп. Снято! – закричал Андрей. – Все молодцы. Перерыв пятнадцать минут. Приготовиться революционерам! – и улыбающийся Андрей, развернувшись на стуле, вдруг увидел Викторию.

Тут же соскочив со стула, он кинулся к ней. Подбежал, обнял её и поцеловал, а затем повернулся к Константину.

– Представляешь, Константин, мне доверили самому снимать клипы! – с восторгом доложил он. – Вот здорово! Никто не будет бухтеть: «Это неправильно, так никто не делает». Надо будет поблагодарить руководство киностудии.