Девять поводов влюбиться

Плейлист

1. Cloe Wilder «I Wanna Be Alone with You»

2. OneRepublic «Sunshine»

3. Priscilla Ahn «Dream»

4. Natasha Bedingfield «Unwritten» (Cover by Davina Michelle)

5. JP Cooper «She’s on My Mind»

6. Dahl «Can I Kiss You?»

7. Survivor «Eye of the Tiger»

8. Ryan Caraveo «Peanut Butter Waffles»

9. Taylor Swift «Long Story Short»

11. Matt&Kim «Daylight»

12. Smokehouse «Cadillac in the Swamp»

Глава 1

Пока, Фелиша

Ладно, старички, поделитесь с нами мудростью, опытом и прочей чепухой.

Симпсоны (The Simpsons)

Я останавливаюсь на тротуаре и хмуро смотрю на дом братства, в котором живут футболисты. Музыка внутри настолько громкая, что гравий буквально вибрирует под ногами. Вечеринки «Каппа Гамма» – одни из самых значимых событий Греческой жизни[1]. Я успешно избегала их два учебных года, с первого дня, как поступила в «Шарлотту»[2].

До сегодняшнего вечера.

Совет будущим первокурсницам: никогда не спорьте с девчонками из своего сестринства на желание. Это ловушка дьявола.

– Всего тридцать минут, Сэм! – кричит моя соседка по комнате Бри, дергая меня за руку. – Если не понравится, просто уйдешь.

– Но мне уже не нравится. – Мой голос звучит почти жалобно. – Пожалуйста, давай вернемся домой. Закажем пиццу с ананасами, посмотрим новый сезон «Извне»…

– В последний раз, когда я смотрела с тобой это дерьмо, мне неделю снились кошмары. О, смотри, Дилан! Ладно, мне пора. Повеселись, – радостно щебечет Бри и почти вприпрыжку направляется к своему парню, поджидающему ее на крыльце «футбольного дома».

– Непременно, – вздыхаю я, с грустью наблюдая за ее удаляющейся фигурой.

Я знала, что она меня бросит, потому что такие девчонки, как Брианна Бейтс, не тусуются с теми, кто занимает низшую ступень в иерархии популярности «Шарлотты», но не думала, что это произойдет так скоро.

Ради бога, мы ведь даже в дом еще не вошли…

Рядом раздается чей-то смех. Я смотрю на шумную компанию парней, которые вразвалочку пересекают лужайку, направляясь к дому, и вскрикиваю, когда один из них, проходя мимо, щиплет меня за задницу.

Ну все.

Плевать на проигранный спор. Я проиграла Брианне желание, а не мозги.

С твердым намерением уйти отступаю назад, и в тот момент чья-то рука хватает меня за одну из двух кос и рывком тянет на себя.

– Куда собралась?

Поворачиваю голову и вижу незнакомого парня в оранжевой бейсболке с логотипом университетской баскетбольной команды, который едва стоит на ногах. От него воняет пивом и потом, а из растянутого в ухмылке рта свисает тлеющая сигарета.

– Отпусти! – Схватив его за руку, удерживающую меня за волосы, пытаюсь ее разжать, чтобы освободиться, но терплю неудачу.

– Ты первокурсница? – едва ворочая языком, спрашивает он, обшаривая мое лицо остекленевшими глазами. – Никогда раньше тебя здесь не видел.

Продолжая удерживать меня, как собачонку на поводке, парень глубоко затягивается. Его рот складывается в букву «О», когда он выдыхает кольцо густого дыма мне в лицо.

– Да что ты делаешь?! – с отвращением выкрикиваю я, маша рукой, чтобы разогнать дым.

Выражение его лица резко меняется, и мерзавец смеется, свободной рукой сбивая пепел, а затем снова крепко затягивается сигаретой. Пока я пытаюсь справиться с паникой, стремительно охватывающей тело, он рукой сжимает мое лицо, до боли в щеках, после чего наклоняется и выдыхает вонючий дым мне прямо в рот.

Я начинаю сильно кашлять. Стекла очков запотевают. Слезы застилают глаза. В голове молнией проносится мысль, что я сейчас задохнусь и умру на глазах у десятков студентов или, что еще хуже, – меня стошнит. Потому что я бы никогда сознательно не стала блевать на чьем-то переднем дворе.

– Да чтоб тебя, Бриггс… – раздается за спиной, и в следующую секунду я слышу глухой удар.

Быстро моргаю, заставляя зрение проясниться, и вижу перед собой высокую мужскую фигуру в джинсах и зеленой футболке с вышитыми греческими буквами «Каппа» и «Гамма», из которой торчит мощная татуированная шея. Поднимаю голову выше, и мои глаза расширяются от удивления. Напротив стоит Джесси Чемберс. Четверокурсник. Квотербек[3] университетской футбольной команды. Будущая звезда НФЛ. Парень, в которого влюблены все. Без преувеличения.

– Пойдем в дом. – У меня отвисает челюсть, когда Чемберс протягивает мне руку. Его красивые карие глаза на секунду встречаются с моими, а затем снова возвращаются к парню в оранжевой бейсболке, который теперь почему-то валяется на траве. – А ты вали на хер отсюда, Бриггс! Еще раз увижу тебя на своей территории – надеру задницу.

– Пожалуй, я тоже пойду, – охрипшим от кашля голосом бормочу я.

– Да ладно тебе, очкарик. Веселье только начинается! – Джесси одаривает меня своей фирменной улыбкой на миллион ватт и, прежде чем я успеваю опомниться, хватает за руку и тащит за собой.

Тепло от его прикосновения распространяется по моему телу странным покалывающим ощущением. Я смотрю на наши руки, гадая, это только мне так кажется или он тоже это чувствует.

За два года учебы в «Шарлотте» я встречала Джесси в кампусе тысячу раз, но он ни разу даже не взглянул на меня. И совершенно точно никогда со мной не разговаривал. Знаете, тот самый момент из старых диснеевских мелодрам, когда на ботаника-невидимку впервые обращает внимание самый крутой парень университета? Так вот, я переживаю это сейчас.

Лавируя между студентами, толпящимися у главного входа, Чемберс ведет меня в дом своего братства, где является президентом. Все хлопают его по плечу в знак приветствия, когда мы проходим мимо.

В гостиной полно народу. Еще нет и десяти, а большинство людей уже мертвецки пьяны. Потные полуголые тела тонут в море бело-зеленых стаканчиков. Белый и зеленый – официальные цвета «Шарлотты». Черный кофейный столик в центре комнаты полностью заставлен выпивкой. На северной стене висит огромный баннер с названием футбольной команды «Шарлотта 49»[4]. Я оглядываюсь по сторонам, отмечая, что, несмотря на холодный октябрь, многие студенты очень легко одеты, и быстро понимаю почему: здесь ужасно жарко.

Крепко сжимая мою ладонь, Джесси приводит меня на небольшую кухню с открытой планировкой, куда следом за нами заходят двое парней.

– Чувак, мы это сделали! – встречает его объятиями симпатичный рыжеволосый парень, в котором я без труда узнаю второкурсника Райана Коди, играющего с Чемберсом в одной команде. – Третий, мать его, раз подряд!

– Будет и четвертый, – говорит Джесси, неожиданно опуская руку мне на талию. Жар его ладони обжигает кожу даже через плотную ткань свитшота. – Правда, сладкая?

Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть к кому он обращается, но кроме меня и троих парней на кухне больше никого нет.

– Хрен знает, мужик, – пожимает плечами другой футболист, имени которого я не помню. – В прошлом году ссаные «Альпинисты» уделали нас как младенцев.

– Ну а в этом году отсосут, – громко заявляет Коди и под одобрительные возгласы парней демонстрирует пошлый жест, упираясь языком щеку.

Взгляд Джесси бездумно блуждает по кухне, затем возвращается ко мне, и тут наконец я понимаю, что он тоже пьян.

Пуф! Диснеевские чары развеялись.

– Хочешь чего-нибудь выпить или поесть? – спрашивает Чемберс, глядя на меня.

– Нет, спасибо.

Мне действительно следовало остаться в своей комнате и пропустить эту дурацкую вечеринку.

– Джесси! – На кухню заглядывает красивая брюнетка в коротком черном платье. – Станешь моим партнером по пиво-понгу?

– Спрашиваешь, – подмигивает ей Чемберс и снова переводит взгляд на меня: – Ты как? С нами?

– Спасибо за приглашение, но я не пью.

– Совсем?

Да, чертов гений. Совсем. Наверняка ты знаешь много людей, которые дожили без воды до двадцати.

– Алкоголь, – уточняю я, с трудом сдерживаясь, чтобы не закатить глаза.

– Окей. – На его лице мелькает замешательство. Затем он наклоняется и говорит мне на ухо: – Если проголодаешься, поднимись наверх в комнату под номером «1», там увидишь незаправленную кровать с постельным бельем цвета бедра испуганной нимфы, где под подушкой найдешь мою секретную заначку вяленой оленины.

– Цвета… кого? – ошарашенно спрашиваю я, поворачиваясь к Джесси, но его уже нет рядом.

Честно говоря, понятия не имею, на что, черт возьми, я пялюсь и что вообще происходит вокруг. Я ощущаю себя невидимкой. Никто не пытается заговорить со мной. И я никак не могу понять, нравится мне это или нет.

Наверное, правильнее всего было бы развернуться и уйти, но я проиграла спор и в качестве наказания должна пробыть в доме «Каппа Гамма» минимум тридцать минут, и раз уж я уже здесь, глупо сдавать назад.

Мои глаза сканируют толпу и останавливаются на Чемберсе, который стоит возле старого бильярдного стола, заставленного стаканчиками с выпивкой. Девушки порхают вокруг него, как мотыльки, но он не обращает на них внимания. Его взгляд направлен на меня.

Взгляд, который я не могу расшифровать.

Когда на кухне становится слишком много народу, я отправляюсь на поиски места поспокойнее и нахожу небольшой темный уголок под лестницей, мимо которого все ходят туда-сюда, словно его не замечают. Снова смотрю на Джесси и взволнованно прикусываю внутреннюю сторону губы, наблюдая за тем, как он огибает бильярдный стол, перехватывает у Коди красный стаканчик и направляется в мою сторону походкой человека, знающего, что он здесь главный. Чемберс пересекает гостиную, ныряет в сумерки и прислоняется плечом к стене рядом со мной.

– Я участвую в конкурсе женских трусиков, победит тот, кто принесет самые необычные. – Его пухлые губы изгибаются в нахальной усмешке. – Ставлю сотню на то, что твои макси в горошек с кружевными оборочками уделают всех конкурентов.

– У меня не… – Я осекаюсь и хмурюсь. – Идиот.

– Тебе здесь не нравится.

Это утверждение, не вопрос.

– Интересно, что меня выдало?

– Ты минут двадцать стояла на одном месте – там, где я тебя оставил, – ни с кем не разговаривала и почти не двигалась, а сейчас выглядишь так, словно собираешься запереть в этом доме все двери, а затем всех здесь на хрен взорвать.

– У меня нет способности к телекинезу.

– Поверю на слово, – пьяно пропевает он, распыляя свое знаменитое обаяние, словно феечка волшебную пыльцу.

Может, Джесси и красавчик, но я не одна из его бесчисленных цыпочек, которыми он лакомится как канапе с тарелки с закусками.

– Есть ли шанс, что я смогу заставить тебя что-нибудь выпить, расслабиться или хотя бы улыбнуться? – В его глазах появляется лукавый блеск. – Я бы предложил тебе заняться сексом, но ты, скорее всего, упадешь в обморок еще до того, как мы начнем раздеваться, так что…

– Ты отвратителен.

– Поэтому ты пялилась на меня целый вечер?

– Это неправда, – фыркаю я, вытирая внезапно вспотевшие ладони о шерстяную ткань своей клетчатой юбки миди.

– Влюбилась – так и скажи.

– Не хочу показаться неуважительной, но такие парни, как ты, вообще не в моем вкусе.

– Такие – это какие?

– Которые больше заботятся о том, куда бы пристроить свой член, чем о результатах тестов на экзаменах.

Он тяжело вздыхает, прежде чем встать напротив меня, засунув свободную руку в карман.

– Думаешь, что знаешь меня?

Я киваю в сторону пьяного голого парня, который прыгает ногами на диване, изображая рев орангутана, и пожимаю плечами:

– Как говорит моя бабушка, человек узнается по его окружению.

– Господи, а чего ты ожидала от студенческой вечеринки? – Теперь его тон становится враждебным. – Что парни достанут спиритическую доску, девчонки – бесцветный лак для ногтей, и мы всей компанией будем смотреть сопливые мелодрамы, заедая малиновый чай шоколадками?

– Я предпочитаю мистические триллеры и кофе.

Чемберс шумно вздыхает и смотрит в потолок, как будто этот разговор – самая раздражающая вещь, которая случалась с ним за долгое время. В этот момент проходящая мимо девчонка толкает его в спину, выбивая из руки пластиковый стакан. Вонючая жидкость, попав на мой свитер, расплывается на нем огромным пятном.

– Блестящая реакция, квотербек! – взрываюсь я. – Ты мяч так же легко теряешь?

– Значит, вот как мы поступим, лапуля. – Джесси придвигается ближе, опираясь ладонью о стену над моим плечом, и я невольно вдыхаю древесный аромат его парфюма. – Ты сейчас развернешься и свалишь отсюда, навсегда забывая дорогу в «Каппа Гамма». Ну а я, с твоего позволения, пойду искать себе на вечер парочку сладких бедер, между которыми сегодня пристрою свой член. – Он опускает голову, слегка касаясь своими губами моих, и говорит: – Пока, Фелиша[5].

Его слова вынуждают меня содрогнуться. Жгучее чувство унижения поднимается по шее к лицу и разливается огнем на щеках. Собрав то, что осталось от моей самооценки, я отталкиваю Чемберса и бросаюсь прочь. Пробираясь сквозь толпу к выходу, по пути мечтая провалиться под землю, я все еще чувствую на себе насмешливый взгляд карих глаз.

Глава 2

Дерьмовая пятница

Есть только одна вещь хуже, чем проснуться от запаха собачьего дерьма: вступить в него.

Я выплевываю ругательство, когда пальцы правой ноги погружаются в мягкую, уже остывшую кучку, и яростно вскакиваю с кровати, едва не споткнувшись о спортивную сумку Коди, которая за каким-то чертом валяется раскрытой посреди комнаты. От резкого движения головная боль усиливается в десять раз, угрожая взорвать мне череп. Я застываю на одной ноге, как хренов фламинго, и несколько мгновений стою неподвижно, сдерживая рвотные позывы.

– Коди! Гребаный ты мудила!

Мой лучший друг, товарищ по команде и сосед по комнате лениво отрывает рыжеволосую башку от подушки и морщится с отвращением, глядя на обосранный пол.

– Прости, чувак. Наверное, безмозглый Поуп снова накормил Ки-Ки сладким.

Ки-Ки – его пятилетний йоркширский терьер. Двухкилограммовая истеричка со скверным характером и манерами члена уличной банды. Кто-то должен сделать выговор этой стерве, которая в данный момент уютно устроилась у Райана в ногах. Но я не привык грубить дамам, так что…

– Разберись с ней, приятель, – требую я, медленно прыгая на одной ноге в сторону ванной комнаты. – Или, богом клянусь, отправишься жить к изгоям в «Сигма Пи». И когда я вернусь с тренировки, здесь все должно сиять и пахнуть как в райском саду.

– Вообще-то мы играем в одной команде, придурок. И тренируемся тоже вместе.

Голос друга кажется чрезвычайно громким. Я останавливаюсь и сжимаю пальцами переносицу, но это не помогает унять пульсацию в висках.

– Думаешь, самый умный?

– По крайней мере, от меня не воняет дерьмом.

Я прыгаю обратно к сумке Коди и пинаю ее прямо в зловонную кучку.

– Какая же ты нечисть, Чемберс! – верещит Райан.

Мелкое отродье дьявола по имени Ки-Ки просыпается, спрыгивает с кровати и с истошным лаем бросается на меня.

Охренительное начало, мать его, дня!

В раздевалке царит режим тишины, потому что у большинства из нас адское похмелье. Даже жирные бургеры с беконом и жареным яйцом, которые принес Кормак, не облегчили наши страдания.

Вечеринки по четвергам – одна из самых нелепых студенческих традиций. Потому что утренние тренировки в пятницу превращаются в настоящее испытание. Но вчера мы выиграли третью игру подряд – товарищеский матч, но все же – и это достижение стоило того, чтобы надраться.

Я захлопываю свой шкафчик и едва не роняю кал от испуга, когда вижу стоящего передо мной тренера Берри.

– КАК САМОЧУВСТВИЕ, ЧЕМБЕРС? – орет он мне прямо в лицо.

Срань. Господня.

Я отшатываюсь и хватаюсь за голову обеими руками, потому что боль в висках становится такой сильной, что кажется, будто кто-то вышиб мне мозги. Оглядываюсь и замечаю, что в раздевалке, кроме нас двоих, больше никого нет. Блеск!

Кто всегда самый крайний?

Конечно же, капитан Джесси Чемберс.

Должно быть, снова какой-то первокурсник-недоумок загрузил фотки с нашей тусовки в социальные сети, и Берри их увидел. Как будто главное правило вечеринок «Каппа Гамма» – «Убрали на хер свои телефоны» – для них сраная шутка.

Воспоминания о прошлой ночи проносятся в голове размытыми картинками, вынуждая поморщиться. Проклятие. Сейчас тренер наверняка заставит меня драить толчки, как в прошлый раз, или наматывать круги на стадионе до тех пор, пока меня не вывернет наизнанку. Или, что еще хуже, – позвонит моему отцу.

Я из семьи, которая живет и дышит футболом. Моя старшая сестра – физиотерапевт «Викингов Миннесоты», отец – легендарный квотербек из Зала славы, который десять лет назад завершил карьеру из-за хронической травмы голеностопа. Старик чуть не лопнул от радости, когда я сообщил ему, что полон решимости участвовать в драфте НФЛ. И если сейчас он узнает, что я нарушаю режим из-за выпивки и девчонок, его хватит удар. Кроме шуток.

К моему удивлению, тренер больше не орет. Он молча протягивает мне листок бумаги с каким-то графиком и самодовольно ухмыляется.

– Что это? – с опаской спрашиваю я.

– Общественные работы, Чемберс. Семь волонтерских смен в доме престарелых «Энсли-Пайнс», который закреплен за нашим университетом. – Берри указывает пальцем на пустые квадратики, расположенные справа от дат. – Через неделю здесь должны стоять семь подписей от координатора волонтеров из «Шарлотты». Ее имя Саманта Уолси.

Я провожу рукой по волосам и чешу затылок, пытаясь осмыслить услышанное.

– Какой дом престарелых, тренер? Сезон в самом разгаре. У меня нет времени даже на подготовку к экзаменам.

Не то чтобы меня это особо волновало, но все же…

– На вечеринки время находишь, значит, и на уход за милыми беспомощными старушками тоже найдешь. – Он снова тычет пальцем в свою треклятую бумажку, которую мне до смерти охота обоссать. – Если здесь не будет хватать хотя бы одной подписи – матч с «Альпинистами» ты пропустишь.

Это что, шутка?!

– При всем уважении, сэр, но вы в своем уме? – Бог свидетель, я безгранично люблю этого мужика и пытаюсь научиться у него как можно большему, чтобы улучшить свою игру, но прямо сейчас старик несет какую-то чушь. – На этой игре будут присутствовать скауты из «Баффало Биллс» – команды, за которую я мечтаю играть с детства! Это мой последний сезон, в котором я могу обеспечить себе место в первом раунде драфта. Вы не можете отнять у меня этот шанс!

– Ты прав, я не могу, а вот ты – да. – Его крепкая рука опускается на мое плечо, и взгляд серых глаз немного теплеет. – Сделай это для себя, Джесси, а не для меня. Как сказал однажды великий Майк Тайсон, «без дисциплины не имеет значения, насколько ты хорош, ты ничто».

Из моей груди вырывается тяжелый вздох.

– Когда тренер отдает приказ, что нужно ответить, Чемберс?

– Есть, сэр.

Когда тренер уходит, я падаю на скамейку, упираюсь локтями в колени и роняю голову на ладони.

Ну что за дерьмовый день. И худшее еще не позади.

Почему жизнь всегда должна быть такой чертовски сложной?

Глава 3

Сверхъестественное знакомство

Плохие воспоминания о вчерашней вечеринке в «Каппа Гамма» медленно тают под лучами осеннего послеполуденного солнца. Порыв прохладного воздуха с запахом прелых листьев приятно холодит лицо. Тепло любимого фисташкового латте просачивается сквозь картон, согревая руки. Над головой щебечут птицы…

Идеально.

Дом престарелых «Энсли-Пайнс» – это атмосфера сдержанности, почтения и умиротворения. Мой островок безопасности, где я не чувствую себя лишней, одинокой или ненужной.

– Миссис Диллон, кормушки из чертополоха для щеглов и вьюрков, они предпочитают семечки, а не мучных червей. – Я осторожно беру пожилую леди за локоть, подвожу ее к другому скворечнику и указываю на гладкий деревянный поднос. – Оставьте червей здесь, для малиновок и синих птиц.

– Сколько можно повторять, дочка, зови меня просто Люси, – бормочет женщина, дрожащей от болезни рукой заполняя поднос из банки.

– Как скажете, – пожимаю плечами, окидывая взглядом территорию.

«Энсли-Пайнс» состоит из трех небольших двухэтажных зданий, расположенных буквой «П». В центре находится внутренний зеленый дворик с фонтаном из светлого камня. Между кустарниками азалии и можжевельника вьются выложенные камнем пешеходные дорожки. Повсюду поставлены удобные скамейки, где я могу часами проводить время за книгой или домашним заданием. Потому что здесь тихо и спокойно. Не считая отдаленного гула машин, доносящего с главной трассы.

– Ну, как ваши дела?

Я оборачиваюсь и вижу Ташани, стоящую в дверях центрального входа. Ташани – пышная сорокалетняя темнокожая женщина, которая работает здесь старшей медсестрой. Временами она бывает немного грубой, но, несмотря на это, мы неплохо ладим.

– Уже закончили, – отвечаю я, выбрасывая пустой стаканчик из-под латте в урну.

Медсестра кивает и обращается к миссис Диллон:

– Время художественной терапии.

– Кому нужна моя треклятая мазня, – недовольно ворчит старушка, пока Ташани помогает ей подняться по ступеням.

– Вы чудесно рисуете, Люси, – подбадриваю ее я.

– Какая я тебе Люси? Соплячка!

– Простите, миссис Диллон. – Мы обмениваемся с Ташани понимающими улыбками.

Уход за пожилыми людьми, безусловно, сопряжен с немалой долей трудностей, но меня этим не напугать. Я выросла в маленьком луизианском городке с размеренным ритмом жизни, где средний возраст населения переваливает за шестьдесят. Поэтому здесь я чувствую себя почти как дома.

Когда женщины исчезают из виду, я устраиваюсь на скамейке и достаю из рюкзака книгу, намереваясь немного почитать перед уходом. Переворачивая очередную страницу, краем глаза замечаю миссис Хоффман. Самая таинственная жительница «Энсли-Пайнс», которая не любит говорить и редко покидает свою комнату, шаркающей походкой проходит мимо и занимает соседнюю скамейку.

Старушка, как всегда, выглядит безупречно. На ней клетчатый твидовый костюм в стиле «Шанель», кокетливый красный шарфик и ортопедические туфли. Полностью седые волосы подстрижены в строгое каре. Поймав мой взгляд, миссис Хоффман поджимает тонкие, накрашенные красной помадой губы и отворачивается, всем своим видом демонстрируя презрение. Но я уверена, что за внешностью ледяной королевы скрывается доброе, одинокое сердце, в которое она просто никого не впускает.

Мои размышления прорезает рокот быстро приближающегося мотоцикла. В поле зрения появляется черный сверкающий спортбайк. Оглушительный рев его двигателя эхом разносится по округе, разрывая в клочья идиллическую тишину. Я впервые вижу на территории «Энсли-Пайнс» мотоцикл. И, судя по ошарашенному выражению на лице миссис Хоффман, не я одна.

Тем временем байк резко сворачивает в нашу сторону, наезжая передним колесом на свежую рассаду азиатской лилии, и с визгом тормозит, поднимая вокруг себя облачко пыли. Водитель опускает подножку, спрыгивает с мотоцикла и снимает шлем, освобождая густые темно-каштановые волосы. Наши взгляды встречаются на несколько долгих секунд, и мои глаза расширяются от шока.

Джесси Чемберс?

Какого черта он здесь забыл?

Мое сердце стучит громче с каждым шагом, который он делает, стремительно приближаясь ко мне.

– Мне нужна некая Саманта Уолси.

– Это… я.

Уголок его верхней губы приподнимается в ухмылке, когда Джесси окидывает меня оценивающим взглядом. Разумеется, засранец меня не помнит. Наше вчерашнее общение было не то чтобы захватывающим, но, на самом деле, это довольно обидно.

– Отлично. – Чемберс вытаскивает из заднего кармана какой-то помятый листок и машет им у меня перед лицом. – Значит, расклад такой, Сэмми: я даю тебе вот эту бумажку, ты ставишь на ней свой изящный автограф и, если сюда позвонит мой тренер, говоришь старику, что трудолюбивее волонтера в жизни не видела. Ну а я пока пойду найду какой-нибудь мягкий диванчик и вздремну немного, идет?

Не дожидаясь ответа, он разворачивается и направляется по дороге, ведущей в главный корпус.

Мой рот открывается и закрывается.

Мне не нравится плохо думать о людях, но Джесси Чемберс, несомненно, самый отвратительный человек, которого я когда-либо встречала.

Я делаю глубокий вдох чтобы успокоить нервы, затем вскакиваю со скамейки и бегу за ним.

– Сэмми – двенадцатилетний малыш с пухлыми щеками, а я – Сэм, ясно?!

Джесси останавливается и поворачивается ко мне. Карие глаза сканируют мои конверсы, длинную клетчатую юбку яблочно-зеленого цвета, белый свитшот с гербом университета и поднимаются к лицу.

– Цитируешь «Сверхъестественное»? – В его голосе слышится неподдельное удивление. – Я думал, зануды вроде тебя смотрят «Аббатство Даунтон» или «Бриджертонов».

– А я думала, что такие, как ты, вообще не думают.

– Туше́, – смеется Джесси, и от широкой улыбки на его щеках образуются ямочки.

Господи, почему он так хорошо выглядит, когда улыбается?

И почему я вообще думаю об этом?

– Значит, тебя отправили в «Энсли-Пайнс» на общественные работы? – спрашиваю я, пытаясь разобраться в том бардаке, который Джесси на меня обрушил.

– Типа того. И ты вроде как мой босс.

– Твой босс?

Чемберс наклоняется, и я застываю, когда его теплое дыхание касается моей щеки.

– Тебя это заводит, Сэмми?

Мои щеки вспыхивают. И наверняка приобретают лиловый оттенок, который, я уверена, идеально сочетается с моими розовыми сережками в форме пончиков. Я отступаю, поправляя очки, и смотрю на Джесси так, словно он сошел с ума.

– Ты хоть понимаешь, где находишься?

– С нетерпением жду, когда ты проведешь мне экскурсию, – отвечает он, невинно моргая.

С мыслями о скором возмездии я мрачно улыбаюсь.

– Ладно. Пойдем, преступник.

– Вообще-то у меня имя есть.

– Охотно верю.

Оказавшись в помещении, мы проходим мимо общей жилой зоны, где несколько пожилых леди играют за столом в криббедж. Внезапно Джесси останавливается и заглядывает к ним в комнату.

– Привет, сладкие. Парней обсуждаем?

Глаза старушек округляются. Одна из них тихо ахает, прикрывая костлявыми пальцами рот.

– О господи… – Я хватаю его за куртку и тяну обратно в коридор. – Ты не можешь так обращаться к пожилым женщинам, Джесси!

– Значит, ты все-таки знаешь, как меня зовут. – Он дергает меня за косичку, но я отталкиваю его руку.

– Все знают, как тебя зовут.

Мы проходим сестринский пост с двумя медсестрами в бледно-розовых медицинских халатах. Чемберс подмигивает женщинам и обращается ко мне:

– Куда мы идем?

– Минутку…

Я устремляюсь вперед, по пути заглядывая в каждую из спален на этаже, и облегченно вздыхаю, когда наконец нахожу то что нужно.

– Где все? – спрашивает Джесси, оглядывая пустую палату, в которую я вошла.

– На групповых занятиях. Время социальной активности.

– И ты пригласила меня сюда, чтобы… – Он вопросительно вскидывает брови, глядя на меня сверху вниз с невыносимо самодовольной ухмылкой.

Я киваю на единственное использованное судно, которое стоит на полке под кроватью мистера Доуси, и говорю:

– Бери эту штуку и следуй за мной.

Проследив за направлением моего взгляда, Чемберс сглатывает. Его глаза округляются. И я наслаждаюсь каждой чертовой секундой этого.

– Ты про корыто с мочой?

– Судно, – строго поправляю я.

– Брось, ты же это несерьезно…

– Как скажешь.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но Джесси останавливает меня, схватив за руку.

– Ладно-ладно. Что мне нужно с ним сделать?

– Отнести в техническую комнату и вымыть с помощью специальных дезинфицирующих средств.

– Окей. – Он поджимает губы от отвращения. – Ты же поможешь мне, правда?

– Извини, Чемберс. – Настала моя очередь самодовольно ухмыляться. – Здесь каждый сам за себя.

– Да ты прямо-таки воплощение альтруизма, Сэмми!

Шесть часов спустя…

– Я определенно не переживу эту неделю, – стону я, зарываясь лицом в подушку. – От меня до сих пор воняет ссаниной.

– Нет, не воняет, – устало отвечает Коди, читающий комикс на своей кровати. – Ты принял душ. Трижды.

Я переворачиваюсь на другой бок и засовываю руку под голову, пытаясь устроиться поудобнее. Обычно мои мысли витают где-то в другом месте: футбольное поле, тренажерный зал, расписание игр…

Но не сегодня.

Конечно, я не мог ее не узнать. Потому что это было самое странное и запоминающееся знакомство с девчонкой, которое у меня когда-либо было. Но мне казалось, если я притворюсь, что вижу ее впервые, это упростит наше общение. С чистого листа, типа, и все такое. Но, похоже, это разозлило Уолси еще больше. Не думаю, что какая-либо девушка когда-нибудь смотрела на меня с такой враждебностью.

Завораживающее зрелище.

Глава 4

Болотный блюз

На входе в «Энсли-Пайнс» меня обдает теплым воздухом от работающих обогревателей, слабым запахом антисептиков и ароматом свежей выпечки, который моментально вызывает урчание в желудке. Мое и без того дерьмовое настроение становится еще паршивее, когда я вижу Саманту, идущую по коридору в противоположном направлении.

Бесшумно догоняю девчонку и следую за ней, наблюдая за ее маленькой попкой, затянутой в классические джинсы. Сэмми идет так быстро, что ее длинные толстые косы практически подпрыгивают за спиной. Я нахожусь достаточно близко, чтобы слышать, как она что-то напевает себе под нос.

– Надеюсь, это Metallica.

– О господи! – Сэм резко останавливается, едва не врезаясь в меня.

– Зови меня просто Джесси.

– Ты не завоюешь у меня уважения, цитируя мой любимый сериал. – Ее южный говор звучит более протяжно, чем техасский, к которому я привык, проживая с хьюстонцем Коди, и мне становится интересно, откуда она родом.

– Тогда почему ты улыбаешься?

Ее тонкие пальцы взлетают к губам. У Сэмми короткие аккуратные ногти без лака, но такие же идеально ухоженные, как и все остальное в ней. Признаться, мне до смерти хочется внести немного беспорядка в этот отглаженный образ. Например, распустить ей волосы, расстегнуть парочку верхних пуговиц на блузке, целовать ее маленькие губы в форме сердечка до тех пор, пока они не распухнут…

У-уф… Полегче, Чемберс.

Почему я вообще думаю о поцелуях с этой девчонкой?

Мне кажется, целовать Саманту Уолси – это то же самое, что целовать Спящую красавицу, не будучи принцем.

– Что тут у тебя? – Я выхватываю у нее из рук пластиковый ланч-бокс и, приоткрыв крышку, заглядываю внутрь. – Отварная куриная грудка и овощи? А ты неплохо подготовилась к нашей встрече, Сэмми.

– Это для миссис Хоффман. – Уолси строго смотрит на меня сквозь тонкие стекла очков, и я не могу оторвать взгляд от ее красивых глаз, пытаясь с точностью определить их цвет, колеблясь между спаржей и зеленым папоротником. – Женщина считает местную еду «сраными подачками от правительства, в которых она не нуждается», поэтому ест только то, что приношу я или медицинский персонал.

– Знаешь, а мне она уже нравится, – говорю я, с драматическим вздохом возвращая контейнер с едой. – Кстати, не хочешь где-нибудь перекусить, прежде чем снова начнешь меня унижать?

В этот момент из комнаты отдыха, возле которой мы стоим, выходит щупленькая старушка в цветастом халате и останавливает свои ходунки.

– Мой тебе совет, парень: не налегай на местную стряпню. – Ее голос звучит как скрежет гвоздя по классной доске.

– Принято к сведению. – Я демонстрирую ей традиционное скаутское приветствие, салютуя тремя пальцами, и снова смотрю на Сэмми.

– В прачечной есть торговый автомат с напитками и закусками, – с хитрым блеском в глазах говорит Уолси. – Я отведу тебя к нему, но при одном условии…

– Разумеется, – гримасничаю я. – Легких путей с тобой не бывает.

На ее губах мелькает тень улыбки.

– Сыграй партию в шахматы с мистером Керри, пока я отнесу еду миссис Хоффман. – Она делает шаг назад и заглядывает в комнату отдыха. – Пожилой джентльмен у окна в темно-синей рубашке-поло.

– Считай, уже выполнено, Сэмми.

В небольшом помещении находится около десяти человек. Кто-то смотрит телевизор, кто-то дремлет в кресле, кто-то разгадывает кроссворд, а кто-то разговаривает сам с собой. Большинство из них выглядят так, будто им уже нет дела ни до чего на свете. И я задумываюсь, круто это или все-таки грустно.

В углу скудно обставленной комнаты за столиком в одиночестве сидит седой старик с нелепой бородкой Джона Прайса[6].

– Ты новенький? – спрашивает он, когда я занимаю свободный стул напротив.

– Вроде того. Но я здесь не задержусь, так что знакомиться нам необязательно.

– Отлично, – кивает мистер Керри, откидываясь на спинку стула и скрещивая руки на груди. – Значит, буду звать тебя просто «мелкий говнюк».

– Ладно, ладно, – сдаюсь я, застревая между неловкостью и раздражением. – Мое имя Джесси.

– Поздно, мелкий говнюк.

– Мой рост сто восемьдесят шесть сантиметров!

– Расскажи это тем, кому не плевать.

К нашему столику подъезжает пожилая леди в инвалидной коляске с электроприводом. На вид ей лет шестьдесят, или, быть может, сто двадцать. Трудно сказать, сколько на самом деле, потому что, несмотря на дряблую, морщинистую кожу, напоминающую кору старого дерева, в ее глазах все еще горят озорные огоньки.

– Позавчера мы были на ярмарке, и Сэм сфотографировала меня с самой большой тыквой в Северной Каролине. Эта оранжевая хреновина оказалась и впрямь огромной. Хочешь посмотреть фотографии?

Я выдавливаю улыбку.

– Как-нибудь в другой раз, лапуля.

Когда мне стукнет сто восемь.

– Последние слова перед казнью? – спрашивает мистер Керри, расставляя шахматные фигуры на исходные позиции.

– Я квотербек, – с гордостью заявляю я. – Стратегические действия, спланированные на десятки ходов вперед, – это то, в чем мне нет равных.

– Да я уже в штаны наделал, – кривляется старик, и по комнате прокатываются смешки.

После третьей проигранной партии я с позором сбегаю из комнаты отдыха и отправляюсь на поиски Саманты. Ничуть не удивляюсь, когда нахожу ее в библиотеке на втором этаже. Уолси складывает книги в тележку, сверяя их названия со списком, который держит в руке.

– Поддался старику, чтобы он не выглядел аутсайдером в глазах местных цыпочек.

– Какое же ты трепло, Чемберс.

Я смеюсь, когда она морщит нос. Взгляд Уолси на мгновение перемещается к моим губам, и притяжение вспыхивает между нами как ток. Ее зрачки расширяются, как будто она тоже это чувствует. Я поднимаю руку, касаюсь ладонью ее лица и провожу подушечкой большого пальца по мягким губам. Таким чертовски манящим…

– Джесси. – Я слышу ее учащенное дыхание, когда Сэмми отстраняется, чтобы сердито посмотреть на меня. – Зачем ты делаешь это?

– Делаю что?

– Флиртуешь со мной.

– А почему бы и нет?

– Потому что.

– Понял. Это слишком серьезный аргумент, чтобы продолжить.

Сэмми закатывает глаза, но я замечаю на ее щеках слабый румянец.

Стоять рядом с Уолси, держа свои руки при себе, – все равно что бороться с магнитом, а учитывая мою природную нетерпеливость, просто чудо, что я до сих пор не набросился на нее. Еще ни одна девчонка не вызывала у меня подобных эмоций. Это похоже на то, как если я хочу встряхнуть ее и вместе с тем поцеловать.

– Мне нравится твой южный говор.

– Я из южной Луизианы, – пожимает она плечами, заправляя за ухо выбившуюся прядь волос. – Странные законы, болота, аллигаторы, служба в церкви по воскресеньям…

– Сэм, милая, – слышу грубый голос у себя за спиной. Оборачиваюсь и вижу темнокожую женщину в медицинском халате, стоящую в дверях библиотеки. – Мне нужна твоя помощь.

– Уже иду, – отвечает Саманта, разворачивая нагруженную тележку в сторону выхода, и обращается ко мне: – Ты тоже займись делом.

– Брось, Сэмми… – Я с трудом сдерживаю жалобный стон. – Эта грязная работенка не для меня. Ты знаешь, как футболисты дорожат своими руками?

– Тебе нужна моя подпись или нет?

– Знаешь, даже странно, что ты фанатка «Сверхъестественного», ведь на таких, как ты, Винчестеры обычно открывают охоту.

Уолси нахально улыбается и уходит, оставляя меня смотреть, как ее самодовольная задница раскачивается из стороны в сторону.

Пятнадцать минут спустя в техническую комнату, где я, сгорбившись, стою над раковиной, оттирая очередное корыто от дерьма, входит симпатичная молоденькая медсестричка, толкая перед собой тележку с медикаментами.

– Что ты делаешь? – удивленно спрашивает она. – Волонтеры не моют судна, парень. Вообще-то, их не моют даже сиделки. Потому что для этого у нас есть специальная посудомоечная машина.

Я застываю на месте.

Мне требуется секунда, чтобы осмыслить ее слова.

– Твою мать… – Я стягиваю оранжевые резиновые перчатки и бросаю их в раковину, используя каждую унцию самоконтроля, которая у меня есть, чтобы не взорваться от гнева.

Я слышу, как девчонка смеется. Смеется над моим унижением. И этот смех гремит в моей голове, даже когда я оказываюсь на улице.

– Джесси! – Ко мне бежит Уолси.

– Да пошла ты! – со злостью выплевываю я, надевая шлем, завожу мотор и, сорвавшись с места, направляюсь подальше отсюда.

Глава 5

Брак Эммы Стоун под угрозой

Тихий стук заставляет меня приподнять голову. Захлопываю ноутбук, отбрасываю его в сторону и одергиваю футболку, гадая, кого там принесло. Вскочив с кровати, открываю дверь и на мгновение теряю дар речи, когда вижу стоящую на пороге Сэм.

Она похожа на ангела: длинные волосы распущены, капли дождя усеивают сливочные локоны, ниспадающие каскадом на плечи, и стекают по гладким, порозовевшим от холода щекам, на лице ни капли макияжа. В руках большая картонная коробка с надписью «Пицца», от которой исходит потрясающий аромат.

– Как ты смотришь на то, чтобы начать наше знакомство с чистого листа? – Слабая улыбка приподнимает уголки ее губ, и все мои претензии, гнев и обиды сдуваются, как воздушный шарик, когда я замечаю в ее глазах слезы. – Привет, меня зовут Саманта Уолси. Я стипендиатка, волонтер и комнатное растение, которому не хватает смелости, обаяния и социальных навыков, чтобы завести друзей.

Я отнимаю у нее пиццу, швыряю коробку на кровать и протягиваю Сэм руку:

– Привет, я Джесси Чемберс. Дар божий и все такое.

Ее улыбка становится шире. Смахнув слезы, Сэмми мягко пожимает мне руку, и по моей коже пробегают мурашки удовольствия. Непривычно, но так чертовски приятно видеть ее такой эмоционально открытой – ведь это может значить лишь то, что я нравлюсь ей. Определенно. И, дьявол, как же она нравится мне!

Жестом приглашаю ее в комнату и пинком закрываю за нами дверь.

– Какая у тебя специальность, Саманта? – решаю продолжить нашу игру.

– Социальная работа.

– Компьютерные науки.

– Я в курсе, – фыркает она, а затем начинает смеяться, и я чувствую, как по телу разливается приятное тепло. – То есть рада узнать тебя получше, Джесси. Кстати, можешь звать меня просто Сэм. Или Сэмми, если тебе так больше нравится.

– У тебя очень красивые волосы, Сэмми.

– Э-э… Спасибо. – Смущенно переминаясь с ноги на ногу, Уолси оглядывает нашу с Коди комнату, прежде чем ее взгляд останавливается на моей кровати. Она подходит к ней, слегка приподнимает покрывало и проводит пальцем по краю простыни. – Так вот какой цвет бедра испуганной нимфы.

Мы оба смеемся, пока я достаю из ящика комода чистое полотенце и протягиваю его Сэм, чтобы она могла вытереть промокшие волосы и лицо.

– Моя мама – колорист. Когда я был помладше, мы с ней часто разучивали всякие названия тонов и оттенков, в том числе и смешные.

– Понятно.

Я сажусь на кровать и приглашающе похлопываю по месту рядом с собой. Светлые брови хмурятся в замешательстве, но когда Сэмми все же принимает приглашение, мои мысли меняют свое направление.

– Какой сезон «Сверхов» твой любимый? – спрашиваю я, набирая сообщение Коди, который повез Ки-Ки к ветеринару и должен вернуться с минуты на минуту.

Чемберс:

Зависни сегодня у Тони.

Коди:

Обойдешься.

– Тот, в котором появляется Кастиэль, – отвечает Сэмми.

– Четвертый? Мой тоже. Устроим марафон?

Чемберс:

Я не один.

Коди:

Я тоже!

Чемберс:

Ты мне должен две сотни.

Коди:

У Тони так у Тони.

Коди:

С тебя две сотни.

Коди:

И новая зимняя курточка для Ки-Ки.

Сэм растерянно моргает.

– Сейчас?

– Конечно, – говорю я с облегченным вздохом, засовывая телефон в карман спортивных штанов. – Пицца у нас уже есть. Я принесу из холодильника пиво. То есть… колу?

– Кола подойдет, – с улыбкой кивает она.

Когда я возвращаюсь, Сэмми лежит на спине на кровати и что-то печатает на своем телефоне. Ее длинные светлые волосы разметались по подушке, как у принцессы. Член в штанах напрягается, и я мысленно делаю ему строгий выговор.

Остаток вечера пролетает незаметно. На третьей серии экран ноутбука гаснет, но я не встаю за зарядным устройством. Свет в комнате выключен. Шум, доносящийся с вечеринки на первом этаже, кажется, для нас не существует. Время тоже потеряло всякий смысл. Мы просто лежим на спине, полуобернувшись друг к другу, болтаем и смеемся в темноте.

– О чем ты мечтаешь? – спрашиваю я.

– Сделать этот мир лучше.

– Ты делаешь лучше жизнь многих людей.

Сэмми вздрагивает, когда за окном раздается очередной раскат грома, и я тянусь к ее руке, переплетая наши пальцы.

– А у тебя есть мечта? – тихо спрашивает она.

– Разрушить брак Эммы Стоун.

Сэмми смеется, и этот звук наполняет меня нелепой радостью. Не помню, когда в последний раз лежал в кровати с девчонкой, не занимаясь при этом с ней сексом. Случалось ли такое вообще когда-нибудь?

Повернувшись, я, приподнявшись на локтях, смотрю на нее сверху вниз. Наши глаза встречаются, и я слышу, как прерывается ее дыхание. В этот момент все, чего я хочу, – это уничтожить разделяющее нас расстояние, снять с нее одежду и почувствовать прикосновение ее кожи к моей. Но я этого не делаю. Не хочу торопить события. Не хочу ее отпугнуть. Мне нравится наслаждаться происходящим.

Наслаждаться ею.

– Джесси, прости меня, – почти шепотом произносит Сэм, и впервые ее голос звучит по-настоящему расстроенным. – За судна, и вообще…

– Прости за свитер и Фелишу, – искренне извиняюсь я, перерезая между нами последнюю нить напряжения. – Я немного перебрал в ту ночь и вел себя как мудак.

На мгновение между нами повисает тишина, и единственное, что я слышу, – это грохочущую музыку из-под пола.

– Значит, ты все-таки меня узнал. – Даже в темноте я вижу, как вспыхивают искорки радости в ее зеленых глазах. Она прикусывает нижнюю губу, и выражение лица становится задумчивым. – Почему ты иногда ведешь себя как мудак?

С моих губ срывается хриплый смешок.

– Потому что это весело. Я прекрасно могу себя контролировать. Просто временами предпочитаю этого не делать. Попробуй тоже как-нибудь.

– Не контролировать себя?

Я киваю.

– Не все в нашей жизни нуждается в контроле, Сэмми.

– Звучит немного безумно… – Ее голос затихает, а взгляд останавливается на моих губах. – Но я как-нибудь попробую.

Глава 6

Планы на вечер? Дожить

Мне не следовало сегодня приезжать в «Энсли-Пайнс». Я должна была поручить кому-нибудь другому поставить последнюю подпись в бланке общественных работ Джесси. Потому что я не хочу прощаться с ним. Мне становится трудно дышать, когда я просто представляю это.

Хватаюсь пальцами за края раковины и наклоняю голову, мысленно считая до пяти, чтобы успокоиться, прежде чем плеснуть в лицо холодной водой и вытереть насухо бумажным полотенцем. Выхожу из туалета в коридор и по пути в комнату отдыха решаю поздороваться с медсестрой Харпер, которая работает сегодня в ночную смену.

Когда я подхожу к сестринскому посту, Харпер жестом просит меня замолчать и указывает куда-то в сторону, с трудом сдерживая смех. Я останавливаюсь рядом с ней, прислушиваясь к странному гудению.

– Что это за звук?

– Гонки на инвалидных колясках в восточном крыле, – хихикает она, прикрывая рот чьей-то историей болезни.

Я непонимающе смотрю на нее.

Должно быть мне послышалось.

– Прости, ты сказала… гонки?

И тут меня осеняет.

Сбрасываю на пол свой рюкзак и бегу по коридору так быстро, как только могу. Оказавшись в восточном крыле, пробираюсь сквозь толпу, часть которой составляет персонал ночной смены.

– Что здесь проис… – Мой голос обрывается, когда я замечаю сидящего в инвалидной коляске Джесси.

Я несколько раз моргаю, чтобы убедиться, что то, что я вижу, реально.

– Только не поддавайся, – обращается к нему миссис Мэй, нетерпеливо постукивая ладонями по подлокотникам своего инвалидного кресла.

– Не в моих правилах, ласточка, – подмигивает ей Чемберс.

– Три… – начинают отсчет зрители. – Два… Один!

Коляски резко срываются с места. Я в ужасе закрываю ладонями глаза и открываю их, только когда толпа вокруг взрывается громкими аплодисментами.

– Побеждает Джиллиан Мэй! – торжественно объявляет Джесси. Его карие глаза горят от возбуждения и легкой усталости. – Всем спасибо за участие.

По коридору прокатывается одобрительный гул. Я вздыхаю с облегчением, а люди начинают расходиться. Миссис Мэй жмет кнопку на своем инвалидном кресле, и оно с жужжанием поворачивает ее лицом ко мне.

– Сэмми, смотри, что у меня есть! – радостно говорит женщина, размахивая билетом. – Завтра мы идем на футбол.

– Мы? – рассеянно спрашиваю я, наблюдая, как Чемберс подхватывает на руки сидящую на стуле миссис Кавински, осторожно усаживает старушку обратно в ее коляску и набрасывает ей на колени разноцветный вязаный плед.

– Я, Люси, Хэдли и Кавински. Все, кто победили сегодня в гонках.

– Ты совсем обезумел? – набрасываюсь я на Джесси, когда мы остаемся в коридоре одни.

– Ой, да ладно тебе. – Он щиплет меня за щеку. – А какой твой самый безумный поступок? Отрезала челку?

Мое лицо краснеет от стыда, потому что засранец не так уж далек от истины, но я не собираюсь давать ему повод уйти от темы.

– Форсаж на инвалидных колясках, Чемберс! Это даже для тебя слишком.

Джесси беспечно пожимает плечами.

– Просто хотелось как-то развлечь девчонок напоследок, и это первое, что пришло мне в голову.

– О, в ней много свободного места.

– Слова ранят, Сэмми.

– Жаль, не убивают.

– Опять эти твои занудские штучки? – Он бросает на меня дразнящий взгляд, приглаживая свои взъерошенные волосы, торчащие из-под красной шапки, нелепо сдвинутой на самую макушку. – Кончай драматизировать, солнышко. Жизнь становится веселее, когда в ней есть немного опасности. Оглянись вокруг: здесь живут обычные люди, которым по большей части не нравится, когда с ними нянчатся как с трехмесячными младенцами. Даже если у некоторых из них нет зубов или они вынуждены носить подгузники – это все еще взрослые люди.

Словно в трансе, я киваю, пытаясь сосредоточиться на том, что говорит Джесси, но меня отвлекает его запах. Иисусе, как же приятно он пахнет. Смесью мыла и чего-то древесного с едва уловимыми нотками дыма, как будто парень только что вернулся из похода, где был ответственным за разведение костра.

Мысль о том, что это может быть последний раз, когда мы с Джесси проводим время вместе, погружает меня в отчаяние. Я так старалась не влюбиться в него, но все же влюбилась. Я знаю это. По тому, как мое сердце замирает в груди каждый раз, когда он улыбается.

Боже, я действительно облажалась, не так ли?

– Эй… Что-то случилось? – спрашивает Чемберс. Я опускаю голову, но он поднимает ее за подбородок, заставляя смотреть ему в глаза. Мой пульс учащается под тяжестью его внимания. – Ты вся напряжена. И выглядишь охренеть какой грустной.

Я отстраняюсь, чтобы создать некоторое пространство между нами, и качаю головой.

– Все в порядке. Просто немного устала. Ты уже уходишь?

– Черта с два, – отвечает Джесси, зажигая тоненькую спичку радости.

Он обнимает меня за плечи, притягивая к себе, и мы идем по коридору вместе. За окнами еще светло, но в небе уже сгущаются сине-фиолетовые сумерки. Я не фанатка холода и коротких дней, но осень – мое любимое время года. Особенно здесь, в Северной Каролине, с ее потрясающим сезонным колоритом.

– Как поживает моя любимица? – подмигивает Чемберс выходящей из библиотеки миссис Хоффман.

Женщина фыркает и демонстративно отводит взгляд, но я готова поклясться, что ее тонкие морщинистые губы трогает едва заметная улыбка.

Мы сворачиваем в комнату отдыха, и Джесси сразу направляется к свободному стулу, занимая место за большим круглым столом, рядом с Люси и другими пожилыми дамами.

– Девочки, какие планы на вечер?

Миссис Патаки отрывается от своего пазла и прищуривается, глядя на него сквозь толстые стекла очков.

– Мне девяносто четыре. Дожить.

Смешок вырывается у меня прежде, чем я успеваю его остановить. Боже, я буду скучать по этому.

Я буду скучать по нему.

Атмосфера в комнате быстро меняется с сонной на игривую. Вокруг все смеются, шутят и оживленно болтают, одновременно разговаривая о нескольких вещах. Миссис Диллон включает электрический чайник. Харпер приносит чашки, печенье и стаканчик моего любимого фисташкового латте из автомата.

– Итак… – играет бровями Джесси, оглядывая сидящих за столом. – У вас наверняка есть много постыдных историй из вашей молодости. Так вот: сегодня хочу услышать их все.

Я толкаю его ногой под столом.

– Чемберс… – Внезапно в моей голове всплывает вопрос, который вертится в ней уже целую вечность. – Постойте, а кто-нибудь знает историю таинственной миссис Хоффман?

– Она немного грустная, – вздыхает Харпер.

– Немного? – фыркает миссис Мэй. – Да ничего печальнее я в жизни не слышала.

– Выкладывайте, – оживленно кивает Джесси, поднося дымящуюся кружку к губам.

Он пьет чай как ребенок: сначала шумно дует на него, а затем делает крошечный глоток и морщится от того, что жидкость все еще горячая. Это так забавно. И мило.

– Мэри Хоффман – дочь эгоистичных негодяев, – начинает миссис Мэй. – Но если бы я была в лучшем расположении духа, то назвала бы их состоятельными людьми с высокими требованиями и ожиданиями, которые однажды решили поиграть в Бога. Когда Мэри встретила Саймона, каждый понимал, что их путь окажется тернистым. Сын плотника и швеи являлся невыгодной партией для дочери Хоффманов. Конечно, родители Мэри были против этих отношений. Они считали, что ее избранник должен быть по меньшей мере представителем их круга. – Она заключает последнее слово в воздушные кавычки и закатывает глаза в раздражении. – Родители отправили дочь учиться в Англию, в надежде, что время, расстояние и бурное течение оксфордской жизни смоют ее наивные чувства к Саймону. Но Мэри верила, что их любовь преодолеет все препятствия.

В то время у нас не было всех этих навороченных технологий, связь поддерживалась только письмами, и Мэри писала их каждый день. Но время шло, а ответа не приходило. Первый курс… Третий… Выпускной… Годы мелькали с невероятной скоростью. Англия открывала перед ней множество дверей, но ни одна из них не вела к ее счастью.

Как-то раз родители признались дочери, что подкупили местного почтальона, который тщательно следил за тем, чтобы письма Мэри никогда не попадали в почтовый ящик Саймона Филча. Когда женщина узнала об этом, она тут же прилетела в Шарлотту. Но увы, в доме Саймона ее ждало горькое разочарование. На пороге стояли незнакомые люди, которые ничего не знали о Филче. Мэри не решилась искать его. В ее воображении Саймон уже встретил другую женщину и построил свое счастье. Так и прожила бедняжка всю свою жизнь в одиночестве, не позволив никому другому коснуться ее сердца…

Когда миссис Мэй заканчивает историю, ее карие глаза полны грусти и непролитых слез. В комнате воцаряется тишина. Все выглядят погруженными в свои мысли. Я сглатываю комок в горле, стараясь не расплакаться, и вздрагиваю от неожиданности, когда теплая ладонь Джесси сжимает под столом мое колено, а затем медленно скользит по бедру.

Боже мой…

Боже мой…

БОЖЕ МОЙ!

Я задерживаю дыхание, изо всех сил стараясь сохранить хоть какую-то связь с мозгами, и бросаю на него взгляд. Но его красивый профиль непроницаем – Джесси неотрывно смотрит на миссис Мэй.

– Что еще вы знаете об этом парне? – спрашивает он.

– О Саймоне? – Ее серебряные брови сходятся в замешательстве, когда Джесси кивает. – Только дату его рождения. Как-то раз у Мэри из книги выпала фотография с ним, а Люси нашла ее. Сзади было написано его имя и какая-то дата… Вероятно, его рождения, потому что на снимке он задувал свечи на праздничном торте.

– Вы помните эту дату?

Миссис Мэй задумчиво переглядывается с подругой.

– Четырнадцатое марта? – хмурится Люси.

– Может быть, – пожимает плечами миссис Мэй. – Я точно помню лишь год рождения, потому что у нас он совпадает, – тысяча девятьсот сорок пятый.

Тем временем ладонь Джесси ныряет между моих бедер. Не сдержавшись, я громко ахаю, и все за столом поворачиваются ко мне.

– Уже так поздно! – выдаю первое, что приходит в голову.

Харпер смотрит на часы, висящие у нее на запястье.

– Действительно.

Когда я поворачиваюсь к Джесси, мерзавец изображает невинность, хлопая своими густыми ресницами. Он мгновение смотрит мне в глаза, затем наклоняется к моему уху, слегка задевая губами щеку, отчего у меня мурашки бегут по коже, и шепчет:

– Я бы никогда не уехал. Я бы тебя дождался.

Эти слова проникают мне прямо в сердце, разливаясь внутри теплом. И это ощущается так… правильно. Как будто им там самое место. Наши взгляды встречаются, и мир вокруг расплывается, пока я не слышу, как кто-то произносит мое имя.

Оглядываюсь, с удивлением обнаруживая, что кроме меня, Джесси и миссис Диллон в комнате больше никого нет.

– Оу, а где все?

Старушка улыбается, демонстрируя искусственные зубы.

– Милая, вы так смотрите друг друга, что остальным становится неловко находиться с вами в одной комнате. Так что я тоже, пожалуй, пойду.

– Простите, я не…

– Никогда не извиняйся за свои чувства, Сэмми.

Мои щеки немедленно начинают гореть.

– Нет никаких чувств.

– Я старая, но не слепая, – ворчит миссис Диллон. – Увидимся, мелкий говнюк.

– Я Джесси! – кричит ей в спину Чемберс.

Когда Люси уходит, он откидывается на спинку стула, поправляет свою нелепую шапку и закидывает руки за голову.

– Как насчет партии в криббедж? – улыбается засранец, пуская в ход все свое обаяние. – Если выиграю я, ты идешь со мной на свидание. Если выигрываешь ты, я иду с тобой.

Как только мы оказываемся на открытом ночном воздухе, Саманта вручает мне мой листок, где стоят все семь подписей, и на меня накатывает странная волна пустоты. Я окидываю взглядом кирпичные здания «Энсли-Пайнс» и как будто бы уже начинаю скучать по всем этим ворчливым старикам. Они крутые. По-настоящему. Не знаю, что за волшебство случилось в этом недельном отрезке времени, но я чертовски проникся этим местом.

Словно прочитав мои мысли, Сэм кладет ладони мне на плечи и мягко сжимает их.

– Ты можешь приезжать сюда в любое время.

– Ну да, – фыркаю я. – Делать мне больше нечего.

Уолси смотрит на меня с мягкой улыбкой, как будто не верит ни единому моему слову. Уличный фонарь, горящий за ее спиной, очерчивает хрупкий силуэт мягким светом. Ветер треплет выбившиеся из толстой косы пряди, бросая их в разрумяненное лицо.

Какая же она красивая…

Я беру ее руки, обвиваю их вокруг своей шеи и обнимаю за талию, притягивая к себе. Когда наши взгляды встречаются, сердце совершает экстремальный скачок, увеличиваясь в полете на три размера, и в этот момент я понимаю, что по уши влюбляюсь в Саманту Уолси.

– Я видела, как загораются глаза местных жителей, когда они слышат звук твоего байка. – Ее голос становится тише с каждым словом. – Ты нравишься им, Джесси. Ты… нравишься мне.

С этими словами она приподнимается на цыпочки и целует меня.

Наверное.

Скорее всего.

Я ни черта не успеваю понять, потому что Сэмми сразу же отстраняется и ошеломленно смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

Я немедленно сокращаю расстояние между нами и прижимаюсь губами к ее губам, раздвигая их языком. Как только Уолси отвечает на поцелуй, я понимаю, что мне конец. Моя рука быстро перемещается с ее талии на затылок и обхватывает шею, притягивая ближе. Ее пальцы запутываются в моих волосах, сбрасывая шапку. Она издает сладкий стон, и этот звук отдается прямо в паху, отчего член мгновенно твердеет. На вкус она как сладкий ореховый кофе. На ощупь как бархат и рай. Ее тело буквально тает в моем, когда я углубляю наш поцелуй. Не думаю, что когда-либо чувствовал себя лучше, чем сейчас. Это похоже на затянувший прыжок с высоты. Даже мои гребаные кости вибрируют от удовольствия.

У Сэмми самые нежные губы, которые я когда-либо целовал.

Мы с трудом отрываемся друг от друга, задыхающиеся и нуждающиеся. Ее пылающие огнем глаза над запотевшими стеклами съехавших набок очков, припухшие губы, растрепанные волосы и раскрасневшееся лицо навсегда врезаются мне в память. Уму непостижимо, как много она стала значить для меня за такой короткий промежуток времени. Но я без ума от нее.

Вообще прям на хрен спятил.

– Знаешь, а это приятно – не контролировать себя, – тяжело дыша, произносит она.

– Ты очень послушная ученица, – довольно ухмыляюсь я, опуская свободную руку, чтобы поправить стояк. – Не хочешь прогуляться в кампус пешком?

Наблюдая за моими действиями, Сэмми снова краснеет, к моему большому удовольствию, и кивает.

– Волнуешься перед завтрашней игрой? – спрашивает Сэм, когда мы подходим к дому ее сестринства.

– Немного, – честно отвечаю я. – Мы играем с «Альпинистами». Их линия защиты крепче, чем у монашек-девственниц, принявших обет безбрачия. К тому же на матче ожидаются скауты, которые будут наблюдать за мной.

– Уверена, ты надерешь им зад.

– Кому? Скаутам? – спрашиваю я со смехом.

– И скаутам тоже, если понадобится.

Когда мы останавливаемся у массивных входных дверей, я чувствую потребность прижать Сэм к себе и никогда не отпускать.

– Ты занимаешь все мои мысли, Сэмми. – Я провожу кончиками пальцев по линии ее подбородка и улыбаюсь, когда она наклоняется навстречу моему прикосновению. – Придешь завтра поболеть за меня?

– Хм-м… – Она кокетливо поджимает губы. – Надо подумать…

– Давай сделаем это вместе.

Я обнимаю ее за талию и притягиваю к себе, пока она не сталкивается с моими губами. Маленькая жадина тут же обивает руками мою шею и прижимается ближе, вызывая у меня счастливую улыбку. Мы целуемся так, словно у нас в запасе все время мира. Из моей груди вырывается стон, когда она нежно посасывает мой язык. Я тону в удовольствии. Теряю гребаный рассудок. Мои ладони опускаются ниже, чтобы сжать ее попку, пока рот скользит по ее подбородку к шее, оставляя за собой дорожку поцелуев.

– Ты такая вкусная… – Захватываю ее нижнюю губу зубами и тяну, пока она не выскальзывает из моего рта, провожу языком по щеке, кусаю за подбородок… Проклятие, я не могу от нее оторваться.

Я хочу быть в ней. Я хочу быть с ней.

Навсегда.

– Бог мой, я приду, – слышу ее прерывистый шепот. – Джесси…

Мое имя еще никогда не звучало так хорошо.

Глава 7

Вперед, девятки!

Мы занимаем отличные места рядом с полем, где есть зона для инвалидов-колясочников. Рядом со мной сидят лучшие гонщицы «Энсли-Пайнс», размахивая огромными пальцами из пенопласта. Миссис Диллон даже нарисовала плакат с игровым номером Чемберса – двадцать девятым – и трогательной надписью «ВПЕРЕД, МЕЛКИЙ ГОВНЮК!». На моей щеке тоже нарисован этот номер. Как и на спине бело-зеленой джерси, которую сегодня утром мне подарил Джесси.

Звучит одноименный командный гимн, и чирлидерши начинают свое выступление:

Футбольная команда «Альпинисты Аппаччинского университета», представляющая Аппалачский государственный университет в Буне, с незапамятных времен является одним из главных соперников «Шарлотты». Между нашими студенческими секциями нередко происходят драки, и яростные болельщики обеих команд всегда с нетерпением ожидают этот матч, который является главным событием в турнирной таблице. В прошлом году «Альпинисты» обыграли всех в своем расписании, выиграли матч чемпионата AAC[7] и вышли в плей-офф. Поэтому зрителей на стадионе Джерри Ричардсона сегодня больше, чем обычно, и воздух буквально гудит от напряжения.

– Пока мы с нетерпением готовимся к развязке, приближаясь к захватывающим последним неделям регулярного сезона…

Я отвлекаюсь от болтовни комментатора и снова смотрю на красивое выступление чирлидерш. Рядом с девчонками отплясывает Норм Девятка – знаменитый талисман нашего университета, который выглядит как золотоискатель, одетый в командную форму «Шарлотты», в широкополой шляпе, которую он никогда не снимает, и с киркой в руке – символом первопроходческого происхождения[8]. Наконец начинают объявлять состав игроков, и все мое внимание сосредотачивается на тоннеле.

– Квотербек «Шарлотты» Джесси Чемберс демонстрирует потенциал первого раунда НФЛ, – торжественно говорит комментатор, когда Джесси выбегает из тоннеля под оглушительные возгласы зрителей. – Бесстрашный любитель риска с непредсказуемым подходом, который делает его одним из самых сложных игроков для координаторов обороны соперника при планировании игры. И это отнюдь не единственная черта, которая выгодно выделяет его среди других перспективных…

Джесси трусцой бежит по полю. Взгляд карих глаз беспокойно блуждает по трибунам… пока не останавливается на мне. На его лице вспыхивает широкая улыбка, освещая сиянием соседние штаты. Он изображает пальцами сердечко, которое разлетается бабочками в моей груди, и я смущенно прикусываю нижнюю губу.

Боже милостивый… как же он хорош.

Ладно, представьте высокого парня с широкими плечами, поверх которых надеты массивные накладки. Теперь подключим к этому образу белые лосины, облегающие неприлично мускулистые ноги, шлем, сквозь металлические полосы которого проглядывает мужественное лицо с черными полосами под глазами… И если вы все еще не потеряли голову, то что с вами не так?

Тем временем команды занимают свои позиции. Миссис Кавински что-то гневно выкрикивает на польском, когда «Альпинисты» выигрывают подбрасывание монетки. Звучит свисток судьи, наша бело-зеленая форма смешивается с черно-золотой соперника, и начинается грандиозный замес.

Футбол редко производит на меня впечатление, но сегодня все ощущается иначе. Каждая эмоция обострена до крайности. Я с гордостью отмечаю, с каким восторгом люди наблюдают за игрой Джесси. И точно знаю, что прямо сейчас все жители и персонал «Энсли-Пайнс» собрались вместе перед большой плазмой в комнате отдыха и так же, как и мы, всем сердцем болеют за «мелкого говнюка».

Который не подводит.

Наша команда лидирует на протяжении всей игры. Джесси бегает как ветер и действует как вулкан, великолепно координируя работу своей команды. Почти каждый раз, когда меняется счет на табло, я испытываю прилив эйфории. Потому что наше преимущество поистине впечатляющее.

На последних секундах четвертого периода Чемберс описывает на поле идеальную молнию, уворачиваясь от полудохлых защитников, которых он вымотал своей энергичностью, грациозно взмывает в воздух, где ловит пас от Коди, и, крепко прижав мяч к груди, приземляется в конечной зоне.

Судья дует в свисток, поднимая руки над головой:

– ТАЧДАУН!

– Команда «Шарлотты» побеждает со счетом 63:10! – гремит голос диктора, эхом разносящийся по всему стадиону.

Когда зрители с криками вскакивают на ноги, празднуя победу, я уже сбегаю вниз по лестнице. Подошвы моих конверсов буквально гудят от шума вокруг. Пробираюсь сквозь толпу к ограждению и цепляюсь пальцами за металлическую решетку, наблюдая, как команды встречаются в центре поля, чтобы обменяться рукопожатиями.

После церемонии Чемберс снимает шлем, встряхивает мокрыми от пота темно-каштановыми волосами и направляется к какому-то мужчине, одетому в деловой костюм, который ждет Джесси у боковой линии.

«Воротничок» протягивает ему черную карточку, похлопывает по плечу и уходит. Чемберс поднимает карточку вверх, показывая ее своему тренеру, и что-то возбужденно кричит, прежде чем уделить внимание скачущей вокруг него репортерше с микрофоном ESPN в руке. Несколько коротких комментариев, и он отстраняется.

– ДЖЕССИ! – кричу я так громко, как только могу, когда его глаза обшаривают трибуны в поисках меня.

Наши взгляды встречаются, и я вижу чистую радость на его красивом лице. Он кивает охраннику, чтобы тот открыл ограждение. Джесси встречает меня на полпути, подхватывает за талию и кружит, как в сцене из романтичного фильма. Взвизгнув, я цепляюсь за его шею и обвиваю ее руками, когда он осторожно ставит меня на ноги.

– Скаут[9] дал мне визитку! – Его голос звенит от восторга.

– Потому что ты был невероятен.

– Пять тачдаунов, Сэмми! – Он поднимает руку в белой перчатке и машет растопыренными пальцами. – Пять! Но это еще не все. Сегодня я побил рекорд «Шарлотты» по количеству результативных бросков квотербека. Когда я подпишу контракт с НФЛ, имя Тома Брэди[10] тут же уйдет в закат вместе с его смазливой мордашкой.

Я качаю головой, улыбаясь.

– Какой же ты воображала…

Джесси смотрит на меня так, словно я единственная девушка на планете, где через пять минут случится апокалипсис. Его взгляд, как шелк, скользит по моему лицу, а руки опускаются на ягодицы и сжимают их. На глазах у пятнадцати тысяч человек, включая главного тренера «Шарлотты 49», который стоит в пяти футах от нас.

– Притормози, Чемберс… – Я смущенно упираюсь ладонями ему в грудь, пытаясь создать между нами хоть какое-то пространство. – Три поцелуя не делают нас парой.

Он притягивает меня за задницу, и наши губы соприкасаются словно две половинки одного целого, идеально подходящие друг другу.

– А четыре? – Он снова целует меня. – Пять? – Еще поцелуй. – Как насчет шести? – Поцелуй. – Может, семь?..

Я счастливо смеюсь, уворачиваясь от его губ, которые уже повсюду.

– Ты невозможен.

– Я нереален!

Бум. Бум. Бум.

Я чувствую свой пульс везде: на шее, в ушах, в висках и даже в кончиках пальцев. Я пытаюсь держаться спокойно и не вести себя как очередная его фанатка, но терплю неудачу, когда снова тянусь к нему за поцелуями. Весь мир сужается до мягких губ Джесси Чемберса, и все остальное становится неважным.

– ДЖЕССИ! ДЖЕССИ! ДЖЕССИ! – слышу голоса неугомонных гонщиц.

– Мощная группа поддержки, Чемберс! – кричит тренер, кивая в сторону банды седовласых старушек.

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, стараясь не рассмеяться, когда стоящая за металлическим ограждением миссис Диллон поднимает вверх свой плакат. Джесси широко улыбается. На его лице безошибочно читается гордость.

– Мои цыпочки.

Эпилог

Гребаный «дневник памяти»

Я взволнованно постукиваю ногтями по экрану телефона, наблюдая за миссис Хоффман. Мэри неподвижно стоит на солнечном месте во дворе у старого каменного фонтана, прижимая к груди потрепанный экземпляр «Поющих в терновнике», и смотрит куда-то вдаль, задумчиво приложив два пальца к подбородку.

Очередной порыв ветра подхватывает ворох сырых листьев, закручивая их в разноцветные спирали вдоль тротуара. Влажный после недавнего дождя воздух заполняет легкие приятной свежестью. Я плотнее кутаюсь в куртку, чувствуя, как все мое тело дрожит – но вовсе не от холода.

Знакомый рев двигателя моментально выводит миссис Хоффман из задумчивости. Она бросает на меня быстрый взгляд и устремляет его на проезжую часть, поправляя на шее красный кашемировый шарф в шотландскую клетку, который резко контрастирует с ее серебряными волосами.

Несколько секунд спустя на подъездную дорожку влетает черный спортбайк. За спиной Джесси сидит пассажир. Мужчина. Я начинаю плакать, как только вижу в его руках букет красных роз – таких же царственных и элегантных, как сама Мэри.

Боже правый, это и в самом деле он. Тот самый Саймон Филч. Первая и единственная любовь миссис Хоффман. Невероятно…

Пока Джесси помогает пожилому джентльмену слезть с байка, я быстрыми шагами иду к Мэри. Мое сердце бьется так сильно, что кажется, будто оно вот-вот пробьет грудную клетку.

– Похоже, у вас посетитель, – шепчу миссис Хоффман, когда мужчины направляются в нашу сторону.

С замиранием сердца смотрю, как замешательство застилает бледно-голубые глаза пожилой женщины, прежде чем в них вспыхивает узнавание.

– Это… – Ее тонкие губы дрожат, словно она пытается произнести имя, но не может этого сделать.

– Саймон. – Я издаю тихий всхлип, обнимая ее за хрупкие плечи. Слезы катятся по щекам непрерывным потоком. – Ваш Саймон, Мэри.

– Мой Саймон… – едва слышно выдыхает она, и темная аура одиночества вокруг ее маленького, хрупкого силуэта рассеивается, как чары злой колдуньи под воздействием настоящей любви.

В глазах миссис Хоффман собираются слезы, но тень улыбки на морщинистом лице дает понять, что она счастлива, а не расстроена.

Шаркающей походкой, но с чертовски прямой осанкой Саймон приближается к Мэри. Его шаги медленные, однако уверенные. Даже на расстоянии видно, как мужчина волнуется. Наконец их взгляды встречаются, и кажется, будто все время мира останавливается, чтобы продлить это волшебный момент.

– Гребаный «Дневник памяти», – бормочет стоящий рядом Джесси.

Он обнимает меня сзади за талию, прижимаясь подбородком к макушке, и мы стоим так какое-то время, молчаливо наблюдая за трогательной сценой воссоединения, которая останется с нами навсегда.

Готова поспорить, что в молодости мистер Филч был тем еще сердцеедом. У него большая белоснежная борода, как у Гэндальфа, и такого же цвета волосы, стильно зачесанные назад. Одетый в кожаную куртку с эмблемой Rolling Stones, красную фланелевую рубашку и черные джинсы, которые заправлены в высокие ботинки, он смахивает на старенького байкера-лесоруба.

– Пойдем, не будем им мешать, – шепчет Джесси, потирая тыльной стороной ладоней глаза.

На плече у меня висит рюкзак, который Джесси забирает и закидывает себе на плечо. Когда мы сворачиваем в сторону подъездной дорожки, по безоблачному небу тянется радуга, которой раньше там не было. Я улыбаюсь про себя, воспринимая это как знак, что все у Мэри и Саймона будет хорошо.

– Не хватает только единорогов, – фыркает Чемберс, глядя на радугу, и я толкаю его плечом.

– Ты и в самом деле привез семидесятидевятилетнего мужчину сюда на байке?

Джесси сдвигает шапку, чтобы потереть лоб.

– Не пойму, ты ругаешься или восхищаешься? – Он останавливается перед байком и поворачивается ко мне лицом. – Слушай, а давай стареть вместе?

Боже, эти слова…

Они ощущаются так, будто Джесси выжег мне их на сердце без анестезии, а затем залил рану шампанским и сверху посыпал блестками.

Я обхватываю ладонями его лицо и притягиваю к себе. Мои губы медленно соприкасаются с его губами. Это один из тех нежных поцелуев, которые обычно дарят тем, кого планируют поцеловать еще миллион раз. Примерно лет до ста… Это и есть мой ответ.

Мгновение спустя Джесси надевает мне на голову шлем и ловко застегивает крепления под подбородком, прежде чем забраться на мотоцикл. Скользнув на пассажирское сиденье, я обхватываю руками талию Джесси и прижимаюсь широкой к спине.

– Куда мы едем? – спрашиваю я, седлая волну предвкушения высотой с гору Денали.

Оглядываясь через плечо, Джесси одаривает меня озорной улыбкой и надевает шлем.

– Есть пиццу, смотреть «Сверхъестественное» и заниматься сексом.

Глава 1

Пердечный сриступ, или Как не откинуться в ожидании отличных новостей

Никогда не занимайся сексом втроем, если второй не грудастая блондинка, а третий не горячая калифорнийская цыпочка с отличным бампером.

© Рэйф Барнс

Все началось с отвязной университетской вечеринки на Хеллоуин. Я в образе опасного пирата Джека Воробья, мой придурковатый брат – типа Драко Малфой и наша общая знакомая Оливия Лав в горячем костюме феи Динь-Динь. Девчонка захотела переспать с нами, а мы на тот момент посчитали это охренительной идеей. Два гребаных брата-полных-идиота, которые не отказались воплотить грязную мечту Лав в реальность.

Что такого может быть в секс-трипе втроем? Да ни хрена, кроме того, что теперь эта девчонка беременна и мы вообще не знаем, от кого из нас!

Наверное, вы сейчас думаете: а как же тест на отцовство, тупой ты баклан?

Ответ: я и мой брат Рэйф однояйцевые близнецы.

Идите к черту со своей сообразительностью!

– Ты выглядишь как куча испражнений верблюда.

– Забавно, что это говорит мой брат-придурок-близнец. Ведь ты выглядишь точно так же, как и я.

– У нас разные татуировки и прически, а еще мои бицепсы больше твоих.

– Пусть мои мышцы и уступают твоим на несколько дюймов, но в отличие от тебя я не страдаю деменцией и мой дружок больше.

– Пошел ты! Он больше всего на на-хрен-вообще-нисколько!

– Если, по-твоему, три дюйма – это неизмеримая херня, то твой член еще меньше, чем ты себе представляешь. – Откинувшись на спинку кресла, я бросаю методичку о том, как стать папочкой, в своего брата и тру пальцами переносицу. – Эта цыпочка, вероятно, спятила, если думает, что мы будем жить втроем как счастливая семейка и воспитывать общего ребенка.

– Общего? – поднимает брови Рэйф. – Я не в теме!

– Да? А как же: «О да, Олив! Мой резерв уже в тебе, детка»? – Выделяю слова кавычками из пальцев, стреляя в брата недовольным взглядом, и издаю мычание, по-кроличьи толкаясь бедрами вперед, имитируя его движения и звуки в тот самый момент.

– Да ты не так все понял, Трэв!

– Я вообще ничего не понимаю, уловил? Я был мертвецки пьян в ту ночь. – Ударив ногой по столу с журналами для будущих мам, я сжал руками голову. – Черт, мы в дерьме!

Мы находимся в коридоре ожидания «Здоровая мама и бла-бла-бла малыш», и администратор этой охренительно дорогой частной клиники наблюдает за нами как за персонажами дешевой комедийной драмы, попивая матча цвета детской неожиданности из прозрачной кружки с надписью «Беременность – это счастье!».

– Ты готов стать отцом? – отвлекает меня брат, пока я недовольно прожигаю взглядом женщину в форме копа, чьи глаза прилипли к нам с того момента, как мы вошли в клинику с девчонкой, цепляющейся за наши руки, словно мы – одна гребаная шведская семейка.

– Нам по девятнадцать, ты вообще соображаешь, о чем говоришь? Мы второкурсники. Наш заработок с канала и соцсетей настолько ничтожен, что мы не сможем позволить даже подгузники.

– Ты подрабатываешь спасателем на склоне, этого будет достаточно, чтобы обеспечить ребенка.

Мой телефон издает звук пердежа, который снова поставил на входящие сообщения полоумный брат.

– Очень смешно, Рэйф. Твой пердеж – именно то, что добавляет этой ситуации еще больше абсурдности.

Вытягиваю смартфон из кармана под громкий булькающий смех гаденыша, родившегося на несколько минут позже, и открываю сообщение.

Джарвис_долбозавр_менеджер_Уолкинс:

Сегодня ваши мудозвонские задницы должны быть на склоне в три часа. Какая-то девчонка из Нью-Йорка хочет снять вас в ролике для фильма к своей книге про любовь.

Протираю лицо от подбородка до лба и печатаю ответ.

Трэв:

Иди к черту! У нас сейчас проблемы посерьезнее, чем твои пятьдесят баксов, Уолкинс. Засунь их себе в зад и снимись в фильме «Я и мой близнец в заднице».

Джарвис_долбозавр_менеджер_Уолкинс:

Она платит пять штук за несколько роликов, тупица. Но если ты и дальше собираешься притворяться девственницей, я найду других близнецов.

– Ну и засранец!

– Что там?

Трэв:

Мы придем. Оставь место в своей заднице для чего-то другого, а не для наших пяти штук.

– Джарвис написал, что какая-то сумасшедшая заплатит пять штук «франклинов» за видео с нами.

– Она хочет повторить на камеру то, что мы делали с Олив? – улыбается он. – Я готов на это и бесплатно.

– Ты вообще должен забыть о перепихоне и своем члене! Если Лав действительно беременна и мы станем папочками, то твой дружок больше никогда не увидит новой кис… – Я затыкаюсь, потому что дверь кабинета открывается и оттуда выходит бледная Оливия.

– Парни, у меня безумно плохие новости.

Твою мать… Олив… Их будет двое? Они девчонки?

Ты хочешь назвать их Мэри-Кейт и Эшли, как сестер Олсен?

– Я… – Она делает глубокий вдох, а я уже мысленно рою себе могилу и представляю, как мои долбанутые друзья пьют «Микки» и говорят о том, каким хреновым ублюдком я был, потому что бросил на брата двоих девочек-близняшек, которых зачал. – …не беременна. Это была ложная тревога.

– Да чтоб я сдох и на мою могилу пописала Дженнифер Лопес! – вскрикиваю я и обнимаю своего недалекого брата, как будто он мой самый близкий родственник. – Ты слышал это?

– Да, Трэв! У меня будут новые киски!

Полоумный идиот.

Глава 2

Привет, пап, я дома

Если твоя семья со странностями

и тебя это ни капли не смущает,

то ты – Шелби Грэхем.

© Шелби Грэхем

– Да-а, Элфи, я все помню. «Не говори с незнакомцами, не пей из открытых бутылок, не занимайся сексом с эльфами-помощниками Санты и не верь засранцам».

– Господи, я вообще не понимаю, зачем ты полетела в Аспен. Твоей книге не нужны никакие фильмы со сноубордистами. «Парни, сноуборды, любовь и я» уже бестселлер! У тебя несколько дополнительных тиражей, много подписчиков на Wattpad, ты и так популярна!

– Да, ты и вправду не понимаешь. Я хочу показать читателям книгу такой, какой ее вижу я. Ты слышала, что я сказала на прошлой неделе, а? Гребаный Netflix отказал мне в экранизации, а это – моя мечта!

Прижав телефон плечом к уху, я медленно пробираюсь сквозь сугроб к родному дому, находящемуся неподалеку от склона.

– Ты сумасшедшая. Любая другая на твоем месте потратила бы авторский гонорар на развлечения, новые шмотки, игрушки из магазина для одиноких, в конце концов, а не на книгу, которая их и принесла. И уж точно мечтала бы о принце на белом McLaren или миллиарде долларов и местечке в списке Forbs, а не о ролике с какими-то качками-недоумками, которых она использовала в качестве прототипов. Эти Трэв и Рэйф явно не такие клевые, как Джас и Оливер. Я сталкерила их соцсети во время создания эстетик для твоей книги, они – тупоголовые гориллы, чьи мозги находятся ниже пояса, а не в черепной коробке.

– Бла-бла-бла, Элф. Я знаю Трэвиса и Рэйфа. Если ты не забыла, наши родители дружат, а мы знакомы с детства. Мы встречались на праздниках, выходных и…

– Да-а. Только эти парни, судя по твоим рассказам, явно не вспомнят тебя. Как думаешь, они вообще замечали малышку Би с причудливыми хвостиками, которая была младше их на год? Сколько им было? По десять? В таком возрасте парни еще не интересуются девчонками, Грэхем.

Закатываю глаза, отпускаю ручку чемодана и открываю дверь в дом.

– Ты лучше расскажи мне, твой несносный начальник отпустит тебя на Рождество? Я все еще готова оплатить тебе билеты в качестве подарка.

– Еще не знаю, Шел. Джеральдина уволилась, а новая девчонка… – Элфи переходит на шепот. – Она даже не умеет готовить кофе, не говоря уже о том, чтобы сделать боссу его любимый сэндвич с рукколой, арахисовой пастой и тунцом.

Смеюсь, затаскивая чемодан, закрываю дверь и, стянув куртку, бросаю ее на комод.

– Я знаю решение этой проблемы.

– И какое?

– У тебя есть целых пять дней, чтобы научить ее готовить и повторять твое фирменное: «Да, мистер Фэтч, минута – и ваш кофе будет у вас!» – подшучиваю я, приступая к расшнуровке ботинок.

– Ты настоящая язва, Шелби Грэхем, мастурбирующая на несуществующих парней с книжных страниц, но даже несмотря на этот факт, я все равно люблю тебя.

– «О боже, наша близость продлилась целых десять минут. Ты не представляешь, Стивен настоящий гигант!» – пародирую ее вчерашние восхищения доставщиком пиццы. – Не думаю, что твой сексуальный опыт с настоящими парнями гораздо лучше моего вибратора, который может удовлетворять меня, пока я не нажму на красную кнопку. Знаешь, сколько он держит зарядку?

– Помнишь, что я сказала несколько минут назад? Ты – язва! Говори что угодно, но лучше доставщик пиццы и десять минут, чем бездушный латекс!

– Жду тебя в Аспене, Элфи Хоторн. И да, – я перехожу на шепот, – я уверена, что найду того самого «несуществующего парня», который сделает со мной то, о чем я читаю в книгах. Пока-пока!

Скидываю звонок и, стянув ботинки, прохожу в кухню-гостиную. Я не была в этом доме с девяти лет, а все потому, что мама решила развестись с отцом и перебраться в Нью-Йорк к мужчине, с которым была знакома всего несколько дней по переписке. Конечно же, они не поженились и даже не прожили вместе и недели, но это абсолютно ничего не поменяло. Мы остались жить в Нью-Йорке. В маленькой съемной квартире, с отвратительными соседями сверху, вечно выясняющими отношения и примиряющимися так, что лопасти вентилятора на потолке моей спальни напоминали листья пальмы, на которой сходила с ума шимпанзе. Я не осуждаю маму за выбор такой жизни. Мой отец – он классный и все такое, но его любовь к склонам, сноубордам и свободе была гораздо сильнее, чем к ней, во всяком случае, она так считала. Что насчет меня? За все эти девять лет я ни разу не была в Аспене, а все только по той причине, что мама отказывалась летать сюда, а я, по ее мнению, слишком несамостоятельна для перелетов с пересадками. Но, конечно же, я видела отца. Он прилетал в Нью-Йорк на выходные раз в несколько месяцев. Мы ходили на симулятор сноуборда, в скейтпарк, а также на взрослые тусовки нью-йоркских сноубордистов, где я впервые попробовала отвратительное ирландское пиво и узнала значение «Игры головой».

– Шелли-Джелли-Белли!

И да, я забыла сказать: отец вечно коверкает мое имя, смешивая его с названиями жевательных конфет, которые я ненавижу с детства из-за того, что переела их и разукрасила блевотной радугой мамин любимый белый ковер.

– Привет, пап! – Я успеваю помахать рукой, прежде чем утонуть в его медвежьих объятиях.

– Как полет?

– Если не считать того, что на последней пересадке самолет попал в зону турбулентности и старушка рядом со мной начала истошно кричать «Мы все умрем!», а потом схватила бумажный пакет и отправила туда сэндвич с тунцом как раз когда я пережевывала протеиновый батончик, то прекрасно. Ты как?

Отстранившись, я осматриваю его. Как и всегда: растрепанные темные волосы, холостяцкая небритость, которая, к слову, очень ему идет, и выцветший пижамный костюм Гринча – подарок матери десятилетней давности.

– Улет! Как там поживает моя повелительница драконов?

Закатываю глаза от нелепости прозвища для мамы.

– Все еще играет роль одинокой самодостаточной женщины, чей бывший муж оказался настоящим ослом. – Натягиваю безобидную улыбку и пожимаю плечами. – Она в полном порядке. Читает книги про драконов и мечтает попасть в их мир.

– Твоя мама – очень горячая штучка, Ше-Дже-Бел, и мне не верится, что она не может найти достойную замену снобу-сноубордисту, который ее не ценил, – говорит он, вытягивая из холодильника яйца, бекон и галлон молока.

«Наверное, потому, что не существует мужчины лучше, чем ты, пап, а она все еще хочет, чтобы ты сделал первый шаг и вернул ее», – думаю я, но произношу:

– Я не лезу в ее жизнь. Лучше расскажи, как ты справляешься здесь в абсолютном одиночестве.

Поставив на керамическую панель сковороду, он бросает туда нарезанный бекон, разбивает шесть яиц и посыпает это все пряностями из обрезанной банки от Pepsi.

– В будние дни тренирую туристов и смотрю глупые телепередачи по квадратной коробке с названием «телевизор». Слышала что-нибудь о такой инновации? – улыбается он, и я отвечаю тем же. – В выходные – катаюсь с парнями по диким тропам весь день в поисках снежного человека, а потом отмокаю в джакузи под открытым небом и пью отвратительный разливной эль из забегаловки твоего дяди Бенджамина.

– Скучно. – Я зеваю в ладонь, подходя к кухонному островку, и, взяв яблоко из фруктовой корзины, делаю большой укус.

– Я одинокий старый волк, Шелби. Чем, по-твоему, я должен заниматься в тридцать семь?

– Не знаю – может, завести себе сенбернара, пачкающего мебель, играть в бильярд, ходить на вечеринки и напиваться в барах, пока тебя не похитит НЛО?

Он смеется, накладывая глазунью с беконом на тарелки, а я устраиваюсь поудобнее на барном стуле, осматриваясь по сторонам. Здесь все, как и в тот день, когда я уезжала. Сдержанный минимализм в серых тонах, несколько виниловых пластинок «Bad Company» на стенах и наши фотографии: я, мама и отец. Счастливые и еще не предвидящие дерьма, которое произойдет дальше.

– Ты надолго в Аспен?

Пожимаю плечами, забирая тарелку из его рук, и, вынув вилку из подставки, накалываю кусочек бекона.

– Останусь на праздники, чтобы не дать тебе умереть от скуки, старый волк.

– Кайф! Мне не хватало напарника, чтобы пересмотреть все части «Один дома», любимого «Гринча» и «Полицейского из Беверли-Хиллз».

– О не-ет, только не просмотры фильмов со своим стариком, – смеюсь я, закидывая в рот еще один ломтик бекона и наблюдая довольную улыбку отца. – Это испанский стыд!

– Когда ты успела побывать в стране паэльи[11]?

Булькнув от смеха, беру перечницу и посыпаю кулинарный шедевр отца на своей тарелке перцем.

– «Испанский стыд» – это…

– Я знаю, что такое «испанский стыд», просто решил тебя подколоть.

– «Подколоть»? – возмущаюсь я. – Ты и вправду слишком стар. Это слово никто уже не использует.

– И как же это называется сейчас?

Прожевав, взмахиваю вилкой.

– Пранк.

– Пранк, – повторяет он, наливает молоко в два стакана и, придвинув их к тарелкам, накрывает моим любимым печеньем с шоколадной крошкой.

– Жаль, твоя мама отказалась приехать, я очень скучаю по нашим совместным семейным вечерам. Особенно по дню, когда ты сделала это.

Усмехнувшись, он заводит большой палец за спину, и, проследив взглядом, я замечаю в прошлом белый, в настоящем уродливый ковер.

– Фу! Почему ты не выкинул его? – кривлюсь я, встряхивая головой и передергивая плечами.

– Я повешу его на стену, и когда ты приведешь знакомиться своего будущего мужа, я скажу ему, что в детстве ты была очень творческой натурой.

– Это совсем не смешно!

– Разве? Как по мне, отличный пранк.

Откинувшись на спинку стула, он принимается заразительно смеяться, и я не замечаю, как начинаю смеяться вместе с ним.

Глава 3

Юху и черепашки ниндзя!

Деньги не пахнут, пахнет дерьмо твоего брата, который решил обделаться на глазах у симпатичной Нью-Йоркской куколки.

© Трэвис Барнс

– Как долго мы должны здесь торчать? – ноет Рэйф, сжимая в руках бумажный стаканчик с какао, который ему принесла одна из его фанаток, работающая на склоне.

– Мы здесь всего несколько минут, тупица. Судя по времени, нью-йоркская заказчица должна прийти… – Стянув с пальцев перчатку, достаю из кармана телефон, чтобы посмотреть на время. – Прямо…

– Привет, парни.

Сейчас.

Подняв глаза, я чуть не поперхнулся собственной слюной, когда узнал в девчонке маленькую милашку, носившую причудливые хвостики и плакавшую из-за того, что я стриг ее кукол. Шелби, дочь миссис Грэхем, лучшей подруги нашей матери. В детстве мы часто зависали вместе, но потом она уехала и не возвращалась в Аспен, хотя, буду честен, я этого очень ждал.

Не то чтобы Шелби совсем не изменилась, но я оказался бы полным лузером и идиотом, если бы не узнал свою первую симпатию. К тому же не часто встретишь девушку, чьи глаза выглядят настолько запоминающимися. Гетерохромия. Один яркий голубой с коричневым пятнышком, а второй темно-карий с забавной светлой точкой, которая напоминает северную звезду в ночном небе.

Грэхем неловко улыбается, сжимая в руках блокнот, а ее щеки ярко полыхают, пока я все еще без стеснения ее рассматриваю.

Длинные темные волосы, заплетенные в косы, яркая алая помада на губах и подкрученные густые ресницы. Ее забавный вздернутый нос морщится, стоит брату сделать несколько шагов вперед и натянуть посильнее на ее лоб милую плюшевую шапку с медвежьими ушами.

– Шелли-Джелли-Белли!

Шелби недовольно фыркает, когда Рэй сжимает ее в крепких объятиях и поднимает в воздух.

– Привет, Рэйф. Ну все, отпусти!

Оказавшись на земле, Би встает на носочки и поднимает голову, выглядывая из-за плеча братца.

– Привет, Трэвис. – Когда она обращается ко мне, ее голос меняется. Он становится нежнее.

– Привет, Шелби.

Мы смотрим друг на друга молча. Она все еще стоит на носочках, а я улыбаюсь, пока в моей голове играет какая-то тупая тошнотворная мелодия, подходящая для ванильных моментов мелодрам. И все было бы не так уж плохо, если бы не брат, который громко высмаркивается прямо на снег, от чего на лбу Грэхем появляется морщинка.

– Какой-же ты ублюдок! – рычу я, отталкивая его в сторону.

– Я что, должен был проглотить свои сопли?

– Лучше захлопнись, Рэйф!

Би неловко хмыкает, ее щеки заливает смущенный румянец, а я чувствую себя самым отвратительным образом, понимая, что мой близнец практически наложил кучу в священный Грааль.

– Этим жестом Рэйф хотел показать, что мы снимемся в твоих роликах бесплатно.

Ты не лучше своего брата, тупой ты баклан! Кто называет сопли знаком благодарности, черт дери?

– Отлично, – кивает девчонка, натягивая наигранную улыбочку, и демонстрирует большой палец.

Отлично? Как по мне, это ни хрена не отлично, медвежонок.

Брат весело смеется, хлопая меня по плечу в успокаивающем жесте, а я сбрасываю его руку и ударяю себя по лицу невидимым клоунским кулаком.

– Та-ак… – Что ты хотел спросить? Не видит ли она, что ты взорвешься прямо сейчас, как рождественская петарда? – Что за кадры мы должны отснять?

Шелби оживляется и, сделав несколько шагов в мою сторону, протягивает девчачий блокнот, переливающийся под солнечным светом как диско-шар.

– Прочти это.

Взяв методичку, открываю первую страницу, пускаюсь взглядом по пунктам, выделенными цветными маркерами.

1. Прокатка по склону и несколько крышесносных трюков для нарезки моментов.

2. Вечеринка. Джаспер (Рэйф) и Оливер (Трэв) влюбляются в Аманду. Ссора братьев из-за нее и импровизированная драка. В конце концов братья обнимаются, а девчонка достается Оливеру.

3. Оливер учит Аманду кататься на сноуборде. Сцена под звездным небом на склоне. В один момент они падают, и Оливер ее целует.

6. Сцена в кафе, с бельгийскими вафлями и мороженым. Оливер делает девушке предложение.

– Девушка и поцелуи? – вскидываю бровь я.

– Эм-м. – Грэхем, выхватив из моих рук блокнот, быстро его закрывает. – У тебя есть подружка? Это все облегчит. – Она шумно выдыхает и поджимает губы, заметно смущаясь. – Если тебе не нравится эта идея, Трэвис, я все пойму…

Шелби отступает на шаг, натягивая плюшевую шапку так сильно, словно собирается скрыться в ней целиком и исчезнуть, как белый пушистый кролик в цилиндре фокусника.

– У меня нет подружки, Шелби. И это не кажется мне плохой идеей.

– Правда?

Правда, что у меня нет девчонки, медвежонок? Или о идее?

– Дайте мне посмотреть, – влезает в диалог Рэйф, пытаясь отобрать у Грэхем блокнот, который она быстро прячет за пазуху экипировочной куртки.

– Дважды правда, – киваю я под ее облегченный вздох. – Но если ты хочешь, чтобы я участвовал в этом, у меня есть условие.

– Я согласна на все что угодно, Трэвис. Это и вправду очень важно для меня!

Глава 4

Полный провал

Если тебе кажется, что ты проваливаешься под землю, расслабься и дай этому случиться, в противном случае ты все еще останешься на глазах у всех с красным носом, как у Рудольфа, оленя Санты.

© Шелби Грэхем

– Что он сказал? – вскрикивает Элфи, оглушая меня визгом.

– Что роль Аманды должна сыграть я. – Ударившись в подушку затылком, я издаю измученный стон. – Это полный провал!

– Это еще почему?

– Потому. Что. Я. Не. Аманда! Я. Не. Справлюсь! – Продолжаю самоистязания вместе с ударами головой на каждое слово о мягкую поверхность кровати. – Ты хоть можешь себе представить, что я решусь на эти бутафорские поцелуи с парнем, от взгляда которого фолликулы в моих яичниках, подобно кукурузе в микроволновке, взрываются, превращаясь в попкорн?

– Мне уже нравится этот парень.

– Элф, я серьезно!

– Я тоже. Напомни мне… За восемь лет нашей дружбы было ли так хоть с одним парнем? Я помню только: «О нет, ну этот парень полный отстой!», «Нет, Элфи, мне не нравятся баскетболисты, особенно этот!», «Полный придурок!», «Отвратительный сноб», «Золотая задница, испражняющаяся бриллиантами», «Ботаник», «Ты видела, как он сжимает мяч? Как озабоченная горилла перед спариванием!».

– Ты можешь остановиться?

– Только если ты признаешь, что Трэвис, возможно, и есть тот самый не-настоящий-настоящий парень, который сделает с тобой…

Зажав нос пальцами, выдаю, как автоответчик:

– Пип! Если вы сейчас же не заткнетесь, абонент вас заблокирует.

– Хорошо! Ты можешь ныть и повторять себе, что это дерьмовая идея и все такое, но будь я на твоем месте… я бы не занудствовала, упуская судьбу, а наслаждалась горячими поцелуями с красавчиком. И вообще, ты можешь говорить, что кадр получился неудачным, и целоваться с ним, пока он в тебя не влюбится! Как тебе такое, малышка Би?

– Иногда ты генерируешь идеальные советы.

– Спасибо, подруга! Думаешь о тысяче неудачных кадрах с Трэвисом?

– О том, что продолжу ныть и повторять себе, что это дерьмовая идея. Добрых снов, Элфи.

Скинув звонок, я быстро поднимаюсь с кровати, бросаю телефон и выхожу из комнаты на принудительный просмотр «Тупого и еще тупее» со своим папочкой, который подготовил для нас напитки и закуски.

– Шели-Джели, ты чуть не пропустила начало фильма.

– Как жаль, что этого не случилось, – фыркаю я, падая рядом с ним на диван. Закинув ноги на журнальный столик, ставлю на колени пластиковую миску с соленым попкорном и наполняю им рот.

На экране появляется Джим Керри, и, даже несмотря на нервное состояние, я непроизвольно улыбаюсь, толкая отца локтем в бок.

– Твой дядя сказал мне, что его приятели видели тебя на склоне с близнецами Барнс. Тебе все еще нравится этот парень?

Чуть не подавившись кукурузой, я поворачиваюсь в его сторону.

– Этот парень?

– Трэвис.

– С чего ты решил, что он мне нравился? – Делаю невозмутимое лицо, заталкивая в рот целую горсть попкорна.

Отец улыбается, воруя из миски несколько вздутых кружочков, закидывает их в рот и возвращает взгляд к экрану.

– На День святого Патрика ты подарила ему трилистник, а на Хеллоуин отдала все свои конфеты, соврав нам с мамой, что их отобрал какой-то одноглазый пират, сбежавший с корабля Джека Воробья.

– Что? – смеюсь я. – Я этого не помню. Полный бред!

– А еще ты разрешала Трэвису стричь твоих Барби и даже давала любимую куклу Клубнику.

– Кукла Клубника?

– Та страшила с розовыми волосами, для которой ты придумала шляпку из скорлупы от яйца. Она так жутко воняла! – Отец кривится и, зажав нос пальцами, испускает шумный вздох. – Маме пришлось выкопать яму на заднем дворе и похоронить куклу, соврав тебе, что она вышла замуж и улетела в Сиэтл.

Прижав ладонь ко лбу, я стекаю вниз по спинке дивана.

– А на Рождество, Шели-Би, вы хотели вместе сбежать из Аспена и начать новую жизнь, – продолжает отец.

– Остановись, пожалуйста.

Я чувствую, как мои щеки становятся такого же цвета, как волосы у куклы Клубники. И нет. Не только потому, что отец знает о моих чувствах к Трэвису. А из-за того, что теперь я не то что не смогу поцеловать его, я не справлюсь даже с миссией «Посмотри ему в глаза»!

– Как по мне, Трэвис неплохой парень, и если ты решишь выйти за него замуж…

– ПАП!

– Я уверен, это не такая глупая идея. Во всяком случае, он уже видел твое искусство на ковре.

– Господи, какой ужас! – Зажимаю глаза ладонями, а мой отец смеется надо мной, отнимая миску с попкорном.

Глава 5

Леденцовая трость

В каждом человеке есть хоть капля разума и щепотка мозгов, если, конечно, он не Рэйф Барнс.

© Трэвис Барнс

«Шелби Грэхем» – ввожу в поисковик Гугл и сразу же натыкаюсь на ее книгу, которая называется «Близнецы, сноуборды, любовь и я».

Выполнив несколько несложных действий, покупаю электронную версию на Amazon и открываю файл в читалке, которую ранее использовал только один раз, изучая биографию Трэвиса Райса – легенды сноубординга. К слову, думаю, нас с Райсом не зря зовут одинаково, ведь я собираюсь обогнать этого парня в рейтинге. И как бы пафосно это ни прозвучало, я имею на это все шансы.

– Трэв, Лав зовет нас на вечеринку! – разрывается брат за дверью в мою спальню.

– Забудь эту девчонку, если не хочешь попасться на ее удочку еще раз! – отвечаю я, пробегая глазами по первым строкам в книге Шелби.

«Это был рождественский вечер. Заснеженный Аспен сиял от разнообразия гирлянд. Аманда спешила домой с тяжелыми бумажными пакетами, наполненными продуктами, не желая опоздать на праздничную вечеринку подруги Хейли, где соберутся самые выдающиеся сноубордисты Гленвуд-Спрингс…»

– Ты что, оглох? – отвлекает меня от чтения ворвавшийся в комнату Рэй.

Не спеша нажав на кнопку блокировки экрана, перевожу на него взгляд.

– Что?

– Нам ведь нужно отснять для фильма Шел сцену на вечеринке. Почему бы не воспользоваться предложением Олив, чтобы сделать это?

Прикусив губу, пялюсь на него, удивляясь тому, что его крошечный мозг может генерировать и полезные идеи, а не только всякий шлак.

– Я позвоню ей.

Кивнув, Рэйф натягивает идиотскую улыбочку и, напевая себе под нос Jingle Bells, утанцовывает за дверь.

Хорошо. Нужно просто набрать ее номер и сообщить о первых съемках.

Разблокировав телефон, открываю переписку с Джарвисом-долбозавром-менеджером-Уолкинсом и нажимаю на контакт, который я попросил прислать его при нашем последнем общении.

Шелби Грэхем. Девчонка, чьи ямочки на щеках вынуждают меня быть серьезным и превращаться в хорошего парня с джентельменскими наклонностями.

Я не очень помню то, что происходило между нами, когда мы были детьми, но ее жест с конфетами я точно никогда не забуду. В день Хеллоуина мы с братом набрали полные мешки сладостей, но малышка Би была гораздо проворнее нас. Она умудрилась собрать вдвое больше леденцовой карамели и шоколадок, заполнив ими карманы, бумажный пакет и даже отцовский походный рюкзак, который тащился за ней по заснеженным улочкам Аспена. Что же было дальше? Она отдала все это мне, вытряхнув на пол моей спальни. Да, именно: маленькая Шел отдала все свои сладости парню, который на тот момент даже не догадывался, что это он сам должен был поступить так. Мы ели эти конфеты с Рэйфом целый год, а одна из них даже осталась у меня на память.

Поднявшись с кровати, открываю первый ящик стола и вытаскиваю полосатую леденцовую трость с моим любимым вкусом «Черника – мята». Она завалилась под кровать и нашлась только в прошлом году, когда я решил сделать перестановку мебели в комнате.

Ухмыльнувшись, прокручиваю леденец между пальцами, кладу его обратно и снова смотрю в экран смартфона. Нажав на кнопку вызова, прижимаю динамик к уху плечом, откашливаясь и настраивая голос.

– Да-а? – неуверенно спрашивает Грэхем.

– Шелби, это Трэв. Ты готова начать первые съемки?

Глава 6

Санта, ты сошел с ума!

Симпатия к парню – то же самое, что и школьный экзамен. Если твой взгляд поймают не там, где следовало, – ты завалил!

© Шелби Грэхем

– Сегодня? – Убавив громкость на телефоне, я поднимаюсь с дивана и под заинтересованным взглядом отца спешу к лестнице на второй этаж.

– Да. Оливия проводит предрождественскую вечеринку. Думаю, можно воспользоваться случаем и отснять первые кадры.

– Но-о, – тяну я, прикусив губу, – мой оператор еще не вылетел из Нью-Йорка, и сегодня, наверное, не самый подходящий день…

– Оператор не проблема, медвежонок. Джи-Кей, то есть Джейкоб, один из моих друзей-сноубордистов, сможет сделать отличные кадры. Он профессионал в своем деле.

Трэвис Барнс только что назвал меня медвежонком?

Маленькая Би с причудливыми хвостиками, кажется, сейчас разгромит все в приемной моей души, писаясь в колготки от восторга.

– Ты в деле?

– Да-а.

– Я зайду за тобой. Тебе хватит полчаса на сборы?

Чертики. Конечно же нет!

– Да, Трэвис. Я бы справилась и за несколько минут, – наигранно смеюсь я и, испуганно сдвинув брови, быстро оглядываю комнату в поисках нужных вещей. – До встречи.

Скинув звонок и швырнув телефон, будто это горячая картошка, я несусь в ванную комнату, прихватив с прикроватной тумбы дорожную косметичку. Я должна принять душ, накрутить волосы, чтобы они выглядели как у Аманды, и нанести макияж. Встав под воду, закрываю глаза и вспоминаю, как выглядела моя героиня в тот самый вечер.

«Оказавшись в своей комнате, я поспешила к туалетному столику, чтобы нанести макияж: яркая алая помада, несколько мазков туши и тонкие стрелки с мягкой дымкой, добавляющие образу невинности и романтизма».

Глава 7

Раз, два, три – Трэвис, действуй!

Хочешь завоевать сердце девушки, которая тебе нравится?

Прочти ее любимую книгу.

© Трэвис Барнс

«Когда я зашла в дом Хейли, мое сердце упало в желудок. Я никогда раньше не была на вечеринках, а сегодня выдался особенный день. День моего рождения».

Остановившись, я свернул приложение и вернулся в поисковик, чтобы найти биографию Би.

«Писательница Шелби Аманда Грэхем родилась в Аспене, штат Колорадо, тридцать первого октября две тысячи шестого года…»

Какой же я кретин, черт возьми! Я отобрал у девчонки конфеты в ее день рождения.

– Ты готов? – ворвался в спальню Рэйф, одетый в костюм пасхального кролика, вынуждая меня откинуть телефон, словно я пубертатный подросток, которого поймали за мастурбацией.

– Ты издеваешься? Что за дерьмо ты напялил?

– Я пасхальный кролик.

Пройдясь ладонью от подбородка до лба, шумно выдыхаю.

– Мы идем на вечеринку, чтобы отснять материал для любовного романа, а не для извращенного фанфика «Алисы в Стране чудес». Ты должен выглядеть как человек, придурок!

Застряв взглядом на моем лице, Рэйф задумчиво накручивает на палец плюшевое ухо, пока в его голове, по всей видимости, скрипят заржавевшие шестеренки.

– Надень толстовку и джинсы, гребаный олень Санты, – помогаю ему я.

– Да, ты прав. Это похоже на человека, – улыбается он, воодушевленно убираясь из моей спальни.

Поднявшись с кровати, открываю шкаф и ищу подходящую одежду.

Что бы понравилось Шелби?

Свитер с надписью «Привет, киски, ваш папочка уже здесь», который Рэйф подарил мне на день рождения, – нет.

Футболка со спаривающимися гориллами, еще один подарок брата, но на День благодарения, – нет.

Вернувшись к кровати, беру телефон и возвращаюсь к истории в поисках пасхалок на прохождение этого уровня.

«Оливер Тэрэнс – кажется, так его назвала незнакомая мне девушка – был одет как настоящий бэдбой. Белая футболка, расстегнутая красная клетчатая рубашка, а на бедрах парня отлично сидели спущенные светлые джинсы. Зачесав волосы, он взял со стола банку Bud и, словно почувствовав на себе взгляд, повернулся в мою сторону, одарив меня игривой ухмылкой».

Подняв глаза в потолок, напрягаюсь, вспоминая, где видел похожую рубашку. Вроде такая же была на оборотне. Кажется, его звали Джейкоб.

О чем ты, на хрен, вообще думаешь? Ты же не возьмешь свой гребаный телефон и не позвонишь актеру, чтобы одолжить у него одежду, кретин!

Музыка из комнаты брата дает мне главную подсказку. Рэйф – шопоголик, любящий копировать образы звезд для своих тупицких роликов. Если у него нет такой рубашки, тогда «Сумерки» не одна из лучших киносаг.

Отбросив телефон, направляюсь к его комнате.

– Эй, Рэйф!

Открыв дверь, я застываю на пороге, наблюдая, как брат записывает очередную нелепую херню в костюме дерьмового кролика, тряся пушистым хвостом и мотая ушами в такт песне «Alaska» группы Little Hurt.

– О, Трэв, давай со мной!

Закатив глаза, я быстро прохожу по спальне и нажимаю «стоп» записи видео, останавливая дикий процесс конвульсий пасхального придурка.

– Мне нужна клетчатая рубашка красного цвета.

Кивнув, брат моментально выворачивает весь шкаф, достает нужную помятую тряпку и бросает ее в меня.

– Не порти ее, она мне нравится.

– Я так же тебе говорил о Саре Сэйлар, за которой ухаживал несколько недель.

– Та девчонка, чья собачка нагадила в мои ботинки? Она была совсем плоха в постели, ты должен сказать мне спасибо.

Выставив средний палец, забрасываю рубашку на плечо и направляюсь к двери:

– Пошел ты к черту!

Глава 8

Модельер кукольной одежды

Если парень, который тебе нравится, смотрит на тебя не отрывая взгляда, возможно, вы просто играете в игру «Кто я?», и он пытается понять, что написано у тебя на лбу.

© Шелби Грэхем

– Пап, это ко мне! – кричу я, быстро спускаясь по лестнице под трель дверного звонка, но стоит мне оказаться внизу, я замираю с открытым ртом, наблюдая за тем, как отец приглашает Трэвиса пройти в дом.

– Как поиски снежного человека? – отшучивается Барнс, неловко переминаясь с ноги на ногу, словно мой отец не тот, кто менял ему подгузники, когда Трэвис оставался у нас с ночевкой.

– Иногда мне кажется, что я и есть этот странный чувак, оставляющий следы на снегу, – отвечает папа, складывая руки на груди и внимательно наблюдая за Трэвисом. – Ты пришел позвать на свидание мою дочь?

Отлипнув ногами от плитки, я набираюсь решимости и подхожу к ним.

– Нет, пап, это не свидание. Трэвис согласился сыграть в ролике для моей книги, и сегодня у нас первые съемки.

Повернув голову, отец осматривает меня с головы до ног и, ухмыльнувшись, продолжает свои попытки вывести нас с Трэвом на чистую воду.

– За полчаса ты из ужасного огра превратилась в прекрасную принцессу. Твой отец не идиот, Мармеладный Боб[12].

– Пап, – шепотом произношу я, заметив улыбку Барнса, – я сказала правду, и нам действительно уже пора.

Подняв ладони над головой, отец пятится в сторону гостиной, но, прежде чем скрыться из вида, наводит два пальца на свои глаза, переводит взгляд на Трэва и, шевеля губами, говорит что-то наподобие «Я слежу за тобой, говорящий осел».

– Обожаю твоего старика, – смеется Трэвис.

– Можешь забрать его себе. Он всегда мечтал о сыне-сноубордисте, – набрасывая куртку, недовольно бормочу я.

– Я все слышу, Фиона! – усмехается отец.

– Буду поздно, Фея-крестная!

Вытолкав Трэвиса за порог, я закрываю дверь на ключ и, выдохнув, поворачиваюсь в сторону парня.

– Покажешь, куда идти?

– Конечно, принцесса Фиона. Но только если обещаешь не превратиться в огра, – смеется Барнс, а я с улыбкой на лице толкаю его в плечо.

– Я не была похожа на огра, он преувеличивает!

– Не оправдывайся, Би. Я знаю, что это шутка.

Идя по левое плечо от Барнса, засовываю руки в карманы куртки и, глядя на светодиодные прожекторы, освещающие склон, меняю тему:

– Чем занимаешься в Аспене помимо сноубординга и ведения соцсетей?

Пожав плечами, Трэвис смотрит в ту же сторону, куда и я, подражающе засунув руки в карманы.

– Учусь в местном университете и подрабатываю на склоне.

– Дай угадаю! – Усмехнувшись, поворачиваю голову в его сторону. – В детстве ты мечтал стать спасателем.

– В цель. Хочу продолжить дело дедушки.

Киваю, поглубже натягиваю шапку.

– Ну а ты, писательница из «Большого яблока»[13]. – Улыбка на его лице заставляет бабочек в моем животе танцевать фламенко. – Учишься на архитектора домиков для кукол, как мечтала в детстве?

Засмеявшись, наклоняюсь и, быстро слепив снежок, кидаю им в Барнса, но он уворачивается.

– Я мечтала шить для них одежду!

– Практика в модном домике Барби?

– Нет! – Отряхнув руки, подношу их ко рту, пытаясь согреть дыханием. – Я нигде не работаю и не поступила в университет.

– Черт, прости.

– Нет, ты не так понял. Все в полном порядке, правда. Я просто взяла перерыв после окончания школы, чтобы написать книгу.

– «Близнецы, сноуборды, любовь и я», – произносит он, и я шире открываю глаза.

– Ты что, нашел мою книгу?

– Шелби, ты сказала, что для тебя это очень важно.

Нахмурившись, я проваливаюсь в мысли, молча шагая рядом с Трэвисом.

В моей книге очень много того, что я бы предпочла держать в тайне от парня, в которого была влюблена, будучи маленькой девчонкой. Особенно стоит учесть тот факт, что во время написания я сталкерила его соцсети, не пропуская ни одного рилса и влога, чтобы создать идеальную копию.

– Пришли! – окликает меня Трэв, и когда я поднимаю глаза, до меня наконец-то доходит, кто такая Оливия Лав.

«Привет, дневник. Сегодня был ужасный день. Трэвис и Рэйф отказались играть в северных оленей и Санту из-за того, что Оливия притащила к их дому свою собаку Джанни. Я не играю с собаками. Мама сказала, что они могут откусить руку, а я не смогу без руки, потому что, когда я вырасту, хочу шить одежду для кукол. Ненавижу Оливию, она стерва! Не знаю, что значит это слово, но так мама назвала нашу соседку. Пока, дневник».

– Оливия Лав все еще живет здесь?

– В Аспене остались все, кроме тебя. – Барнс пропускает меня вперед, а я мысленно представляю, что Оливия – все еще та девчонка с кривыми зубами, какой была в детстве. От этой мысли мне становится немного легче, но ровно до того момента, пока не открывается дверь в дом и я не встречаю Оливию Лав 2.0.

Длинные ноги, отличная фигура и красивое розовое платье, подчеркивающее идеальную тонкую талию. Лав широко улыбается, и я с уверенностью могу сказать, что от кривых зубов ни осталось и следа. Она смотрит на меня сверху вниз, отчего мне становится еще отвратительнее.

Да, я маленький леприкон ростом в пять футов, с дурацкой медвежьей шапкой на голове. Улыбаешься, так как считаешь, что жизнь обошлась со мной справедливо после того, что я написала о тебе в своем дневнике?

– Привет, мы знакомы? – Блондинка хлопает ресницами и поправляет блестящие длинные волосы, такие же идеальные, как у куклы Барби.

– Эм-м… – Я запинаюсь, замечая ее шикарные туфли.

– Это Шелби Грэхем, не помнишь ее? – перекрикивая музыку, вмешивается Трэвис, закрыв дверь и проходя вперед. – Моя лучшая подруга детства.

Он назвал меня лучшей подругой детства? Чертики, подержите мою сумочку, я собираюсь прыгнуть в жерло вулкана, прямо в раскаленную лаву, от этой новости.

– Шелби! – вскрикивает Лав и, сделав шаг, прижимает мое лицо к своей упругой «тройке». – Ты так изменилась!

Ты тоже… Не зря говорят, что обезьяна эволюционировала в человека.

– Всего несколько футов в росте, – подшучиваю я, отодвигаясь от ее огромной груди.

Выпустив меня из объятий, Оливия переключается на Трэвиса, и я мельком замечаю, как она тянется поцеловать его в губы, но Барнс поворачивает голову, подставляя щеку.

– Рэйф и Джи-Кей уже здесь? – спрашивает он, откашливаясь в кулак и, забрав мою куртку, вешает ее на свободный крючок.

– Да-а, они играют на бильярде.

Барнс кивает, берет меня за руку, переплетая наши пальцы, и от этого внизу живота начинается настоящий пожар. Приятное покалывание распространяется по телу, когда его большой палец нежно поглаживает мое запястье. Книги «18+» со сценами, начинающимися так же, всплывают перед глазами, и я уже не могу воздержаться от фантазий.

Я и Трэвис наедине. Он смотрит на меня невероятно красивыми голубыми глазами, в которых отражаются языки пламени потрескивающего камина, и, облизнув губу, касается кончиками пальцев моего подбородка, медленно притягивая к себе для поцелуя…

– Кстати, Шелби, – отвлекает меня Оливия, возвращая в пространство Eminem’a и дерьмовой вечеринки. – Классная шапка, прямо как у моей младшей сестренки.

Натянуто улыбнувшись, стягиваю с головы плюшевое недоразумение.

– Классные зубы, выглядят почти как настоящие, – почти неслышно огрызаюсь в ответ, и улыбка тут же исчезает с лица Лав.

Упс. Кажется, я недооценила эволюцию. Эта стерва умеет читать по губам.

Глава 9

Камера, мотор, бей его!

Каждая девчонка заслуживает лучшего парня. Я, к примеру, – Трэвиса Барнса.

© Шелби Грэхем

– Идем, медвежонок, – шепчет мне на ухо Трэвис и проходит вперед, потянув меня за собой.

Поджав губы, я следую за ним, сконцентрировав взгляд на наших переплетенных пальцах. А вокруг происходит настоящая вакханалия. Игры в пиво-понг, сумасшедшие танцы на столе и поедание бургеров наперегонки. Все здесь не кажется романтичным, но поглаживания Трэвиса зарисовывают сердечками оголенные тела девчонок и парня, которого рвет в чан с пуншем.

Когда мы преодолеваем несколько кругов ада и спускаемся по лестнице, Трэв открывает дверь в подвальное помещение, и мы оказывается в бильярдном зале. На стенах ржавые номера от машин из разных уголков Соединенных Штатов, виниловые пластинки Queen и яркие маленькие огоньки. Это место выглядит гораздо лучше, чем весь дом семьи Лав. Здесь играет старое кантри, а парни пьют пиво, по очереди ударяя киями по шарам, и бурно обсуждают предстоящие соревнования для сноубордистов.

– А вот и они, – воодушевленно говорит Рэйф, открывая бутылку пива об угол винтажного бильярдного стола.

– Привет! – машу я, когда мы подходим чуть ближе к нему и парню с рыжими волосами, заплетенными в милые косички.

– Это Джи-Кей, он легенда. Снимает лучшие ролики в Аспене, – знакомит нас Трэвис, выпустив мои пальцы из своей руки, и я чувствую разочарование.

– Это Шелби. Та самая писательница, о которой я тебе рассказывал. Она с твоей помощью хочет снять фильм по своей книге.

– Рад познакомиться.

– И я, – смущенно отвечаю, опустив глаза в пол, когда ловлю на себе пристальный взгляд Барнса-старшего.

– Ты принес? – спрашивает Трэвис.

– Обижаешь.

Отойдя в сторону, Кей поднимает с пола спортивную сумку и, расстегнув молнию, достает профессиональную камеру и фотофонарь.

– Будешь, Шел? – предлагает мне пиво Рэйф, на что я молча мотаю головой, ощущая подступающий нервяк, когда рыжий парень наводит на меня объектив камеры.

– Расслабься, Би, – улыбается Трэвис. – Это всего лишь камера.

Ему легко говорить. Он постоянно снимается в роликах, а я избегаю даже записи ответных видео лучшей подруге в Snapchat.

– Так что мы должны отснять? – интересуется Джи-Кей, убирая штуковину, которая действует на меня, как фары пикапа на дикого оленя.

Откашлявшись, я выхватываю у Рэйфа бутылку и делаю несколько жадных глотков, чтобы избавится от сухости, образовавшейся во рту.

Чертики, ну и дрянь!

– Моя героиня приходит на вечеринку, и там на нее западают два брата-близнеца, – хриплым голосом выдавливаю я.

Рэйф присвистывает, но Трэвис тычет его локтем в бок, вынуждая заткнуться, чтобы я смогла продолжить.

– Братья обсуждают девчонку между собой, а потом дерутся.

– Надеюсь, победит Трэвис, – шутит еще один парень, чье появление я даже не заметила из-за волнения.

– Да, – неловко отвечаю, мысленно заставляя себя говорить и оставаться в сознании. – Рэйф должен будет уступить девчонку и обнять брата после драки.

– Класс. Снимаем. Сначала запишем драку, а перед уходом отснимем кадры, как твоя героиня приходит на вечеринку. Идет?

Кивнув, я перевожу взгляд на Трэвиса, который, кажется, все это время не спускал с меня глаз.

– Что?

– Твои щеки. Они такого же цвета, как волосы у куклы Клубники.

Черт! Он тоже помнит про это дурацкую куклу. Святая Санта-Барбара, надеюсь, я не заставляла его нюхать ее скорлупичную шляпку.

– Так, стоп! То есть он должен мне по-настоящему вмазать? – Рэйф хмурит брови, а Джи-Кей начинает громко смеяться.

– Ты можешь немного увернуться, но сделать вид, будто удар попал в цель. Чтобы выглядело правдоподобно, мне достаточно взять правильный ракурс.

Рэйф поднимает большой палец, а я ухожу из кадра, перемещаюсь за спину оператора.

– Камера, мотор, бей его!

– Что ты о ней сказал? Ты гребаный кусок дерьма, Джастин! – яростно выплевывает Трэвис слова из диалога в моей книге, а я прикрываю ладонью рот, когда он бьет брата, а тот не уворачивается, подставляя щеку под его кулак.

– Черт, ты ударил меня, чувак! – возмущается Рэйф, но затем, словно по сценарию, хватает Трэвиса за грудки и тоже наносит удар. Парни перемещаются к бильярдному столу, а Джи-Кей следует за ними по пятам, снимая сцену крупным планом.

– Ты это заслужил!

– Ты, вообще, понимаешь, что ударил родного брата из-за девчонки?

– Да пошел ты! – отшвыривает его в сторону Трэв.

– СТОП! – кричу я, влезая в кадр, когда понимаю, что драка заходит слишком далеко.

– Снято, – смеется Джи-Кей. – Никогда не видел Трэвиса таким серьезным, – тихо говорит мне он, а я задерживаю дыхание, чтобы уменьшить бешеное сердцебиение.

– А теперь, парни, – похлопав меня по плечу, Кей снова направляет камеру на братьев, – вы должны обняться.

Глава 10

Можете закопать меня? Спасибо

Ты нервничаешь и чувствуешь себя гребаным пубертатным подростком, когда держишь девчонку за руку, а не за грудь? Поздравляю, баклан, ты влюблен в нее по уши.

© Трэвис Барнс

Я не мог оторвать взгляда от Грэхем, которая снимала куртку и шапку вот уже в пятый раз и проходила в гостиную. Если Рэю и приходилось все это время играть влюбленность в эту девчонку, то для меня это не являлось необходимым.

– Снято! – выставляет большой палец Джи-Кей, и я замечаю, как на лице Би проявляется «О Господи, спасибо!». Она шумно выдыхает и, отобрав бутылку с пивом у какого-то незнакомца, открывает ее зубами и заливает в себя содержимое, как яблочный сок.

– Воу! А эта девчонка пожар, – шепчет мне на ухо Джейкоб, и я перевожу на него «она-моя»-взгляд.

Подняв руки, он выставляет кулак вперед в прощальном жесте, и я отвечаю ему тем же.

– Спасибо, чувак. Ты – легенда.

– Жду продолжения съемок. Мне определенно понравилось.

Одарив его улыбкой, киваю и направляюсь к Грэхем.

– Твой трюк с бутылкой почти заставил меня отобрать кольцо с бриллиантом у той богатенькой брюнетки, чтобы сделать тебе предложение.

Хохотнув, Шелби ставит пустую бутылку на захламленный стол.

– Хочешь повторить историю Джастина и Хейли Бибер?

Приподнимаю бровь, пытаясь понять, кто это, на хрен, вообще такие.

– Бибер?

– Забудь. Мы уже можем отсюда уйти? Мне не нравится эта дурацкая вечеринка.

Проводив меня до дома, Трэвис молча останавливается у крыльца, а я не знаю, что со мной происходит, но я становлюсь смелее и делаю шаг в его сторону.

– Это было восхитительно. Нет, не так! Ты – восхитительный, – облизнув губу, говорю я, не отрывая взгляда от его почти неоновых из-за освещения глаз.

Трэвис напрягается. Его легкая полуулыбка, которая не пропадала всю дорогу, исчезает. Наклонив голову, он заправляет мои волосы за ухо и медленно приближает свои губы к моим.

Я совершенно точно уверена, что через секунду мы сольемся в жадном поцелуе, от которого тянет внизу живота, прижимаясь к друг другу, как сумасшедшие влюбленные. В моей голове даже начинает играть Taylor Swift. Но кто я вообще, на хрен, такая, чтобы решать за отца, который распахивает входную дверь, вынуждая нас отскочить в разные стороны?

– Ты нарушила комендантский час, конфетная радуга.

Закатываю глаза от очередного оригинального прозвища мистера Гринча.

– Всего лишь полночь. И почему ты, вообще, не спишь? – злюсь я, наблюдая за тем, как он рассматривает моего будущего парня.

– Звонила твоя мама, обеспокоенная тем, что ее дочь не выходила с ней на связь с самого прилета в Аспен. Она была уверена, что ты проспала пересадку или стала кормом для гризли.

– Шелби, я пойду. Завтра ранний подъем, нужно отснять рекламу протеиновых батончиков, – привлекает к себе внимание Трэв. – До встречи, мистер Грэхем.

– Брату привет, – улыбается папа, а я, махнув Барнсу на прощание, проскальзываю в дом.

Отец следует за мной и закрывает дверь.

– Вы собирались поцеловаться?

– Обняться на прощание, – быстро стягивая ботинки, бормочу я.

– Нет. Это больше было похоже на почти состоявшийся поцелуй влюбленных голубков.

Бросив шапку и куртку на комод, быстро прохожу гостиную и взбегаю по лестнице.

– Спокойной ночи, Руфус Хамфри![14]

– Это еще кто?

– Это ты, пап!

Глава 11

Яйцо Фаберже

Если утро начинается с дурных новостей, не обязательно хоронить весь день, можно просто похоронить тех, кто принес эти новости.

© Шелби Грэхем

– Ты серьезно, Элфи? Она не прошла стажировку из-за того, что купила не ту арахисовую пасту? Какой-то абсурд.

– Она купила соленую арахисовую пасту, а мистер…

– А Мистер Задница посчитал это оскорблением? Тогда это все объясняет.

– Я не смогу приехать в Аспен, Шел.

Выдохнув, достаю электрическую щетку и, нанеся на нее пасту, приступаю к чистке.

– Ты что, включила вибратор? – доносится смех Хоторн.

– Меня не возбуждает твой капризный босс. Слышала что-то о чистке зубов по утрам?

– Хоторн! Где мой кофе?

– Упс. Веселье закончилось. Младенец обделался, нужно срочно сменить подгузник.

– Прости, Грэхем. Мне пора.

– Передай этому гребаному Гринчу, укравшему твое Рождество, что он должен повысить тебе жалованье!

– Не обижайся, я люблю тебя.

Сбросив звонок, избавляюсь от остатков пасты и, прополоскав рот, спускаюсь на первый этаж, где уже вовсю гремит посудой старый волк в пижаме с Джоном Ленноном[15].

– Глазунья или скрэмбл[16]?

– Отец, который не достает меня вопросами о парнях.

Усмехнувшись, он разбивает несколько яиц на сковородку и посыпает их тертым сыром и зеленью.

– Так все-таки это был почти поцелуй?

– Предлагаю сделку. Я спокойно завтракаю без твоих вопросов, погружаясь в депрессию из-за того, что моя лучшая подруга не сможет приехать в Аспен на Рождество, а взамен обещаю показать тебе, чему научилась в Нью-Йоркском парке на симуляторе сноуборда.

Отец, искривив лицо, издает шипение.

– Мармеладный Боб собирается стать Яйцом Фаберже?

– Посмотрим, как ты заговоришь, когда твоя дочь покажет тебе первоклассный бэкфлип[17] на самом опасном трамплине.

Он улыбается и изображает, что закрыл рот на замок, а я беру в руку телефон, открываю в соцсетях профиль Трэвиса и включаю без звука тот самый ролик с рекламой протеиновых батончиков.

– И это все, на что ты способен, Гуфи[18]? – кричит Джи-Кей, когда я приземляюсь и, затормозив, засыпаю его снегом.

– Получилось? – Сдвигаю защитную маску на макушку и смотрю в экран его камеры, пока он отряхивается от снега.

– Шутишь? Мы отсняли отличные кадры, Шелби будет в восторге.

И стоит ему это сказать, как я мельком замечаю на склоне знакомую шапку с медвежьими ушами.

– Снимай, – командую я, направляя его видеокамеру на Грэхем, показывающую отцу язык. Она натянула полосатый шарф до самого носа и, выкрикнув «Юху!», мчится на самый опасный трамплин.

Джи-Кей перемещается в сторону, чтобы поймать лучший ракурс, а я, не отрывая взгляда, наблюдаю за девчонкой, которая только что чертовски вовремя подорвала борд из точки вылета трамплина и идеально сработала ведущим плечом, демонстрируя крышесносный бэкфлип.

– Вот же черт! – кричит Джейкоб, отбегая спиной, чтобы заснять ее приземление, а я продолжаю стоять, как вкопанный в снег, подбирая челюсть, которая туда провалилась.

– Яйцо Фаберже! – кричит старший Грэхем, свистит, и это возвращает меня в реальность.

Совсем забыв о том, что я все еще на доске, пытаюсь сделать шаг и падаю к ногам Шелби.

– Трэвис? Ты в порядке? – Подняв маску, медвежонок рассматривает меня, а я принимаю удобную позу, подставив локоть под голову.

– Загораю. Сегодня повышенная солнечная активность.

Би смеется и, отстегнув ботинки, садится рядом, пока ее папа уже готовится испортить нам очередную миленькую болтовню.

– Я не нравлюсь твоему отцу? – спрашиваю ее я.

– С чего ты взял?

Киваю в сторону старшего Грэхема, несущегося к нам.

– Он думает, что мы влюбленная парочка, которая от него скрывается.

На ее щеках проявляется румянец, и я точно уверен: это не из-за холода.

«Влюбленная парочка». А что, если я скажу ей, что хочу этого на самом деле?

– Это было круто! – Оказавшись возле нас, Норвуд показывает большие пальцы. – Только не могу понять, ты в Нью-Йорке точно писала книгу или сутками тренировалась на батуте и симуляторе с Шоном Уайтом[19]?

– Просто признай, что твоя дочь – уникальна. – Шелби закусывает язык и ритмично двигает плечами под музыкальный рингтон Avril Lavigne «Bite me», доносящийся с вершины склона.

– Уникальна, – не сдерживаюсь я, и все взгляды устремляются на меня. – Я не встречал в Аспене ни одной девчонки, которая на это способна.

– Он прав. Ты крута, Яйцо Фаберже! – добавляет мистер Грэхем, отчего Би закатывает глаза. – Трэв, ты присмотришь за моей дочерью до вечера, пока мы с ребятами исследуем дикую тропу? Ну, там… знаешь… Чтобы она не сломала шею, демонстрируя эту крутость Грэхемов, пока меня не будет рядом.

– Пап, мне не пятнадцать! Я сама могу позаботься о себе.

– Для меня ты всегда останешься малышкой, Мармеладный Боб.

– Конечно, сэр. Никаких проблем, – откашливаюсь я.

– Отлично!

Пожав мне руку, он наклоняется к дочери и шепчет ей на ухо:

– Это был первоклассный бэкфлип, милая.

Шелби улыбается, а я думаю о том, что хотел бы слышать тоже самое от своего старика, который считает, что сноубординг – всего лишь глупая херня.

– Обожаю твоего старика, – тихо усмехнувшись, говорю я Би, внимательно рассматривая ее разноцветные и невероятно красивые глаза. – Кхм. Мы с Джейкобом отсняли трюки для твоего фильма.

– Правда? Трэвис!

Шелби бросается ко мне в объятия, окончательно повалив на снег. Она оказывается верхом на мне, и я не могу не заметить, как дрожат ее губы, находящиеся в нескольких дюймах от моих. Ресницы прикрывают большие глаза девчонки, словно она вот-вот меня поцелует.

– Прости, просто я… – Отстранившись, она садится рядом, еле сдерживая улыбку, и это чертовски сносит мне крышу, вынуждая болтать лишнее.

– Я не настолько крут, как этот парень с камерой, но если ты настаиваешь, не откажусь от поцелуя благодарности.

Би покрывается румянцем и переводит взгляд на Джи-Кея, вызывая его смех.

– Я пас, отдаю свою награду Трэву. Но если честно, я проголодался и не отказался бы от сэндвича с двойным сыром и порции картошки.

– Одинаково! Готов расправиться с мамонтом. – Отстегнув крепление, поднимаюсь на ноги и протягиваю руку Грэхем. – Идем, медвежонок, угощу тебя лучшими бургерами во всем Гленвуд-Спрингс.

Глава 12

Бутафорский или настоящий поцелуй?

Когда тебя целует парень твоей мечты, не забывай дышать, иначе он может подумать, что ты прикидываешься мертвой, потому что он тебе не нравится.

© Шелби Грэхем

За разговорами, едой и несколькими порциями глинтвейна я даже не заметила, как за окном кафе стемнело, а дневное освещение сменилось яркими огнями вывесок и рождественских украшений, под светом которых падающие большие хлопья казались бриллиантовыми.

– Чертов прогноз! Снегопад обещали на следующей неделе, – ругается Кей. – Я только откопал гребаный снегоход, чтобы завтра добраться в Вуди-Крик!

– Снегопад, – говорю я.

– Да, это хренов снегопад, Шелби! Добро пожаловать в Аспен, крошка из Нью-Йорка, – продолжает он.

– Да нет же! – Я улыбаюсь. – Снегопад – это просто превосходно! Мы сможем отснять самую важную сцену уже сегодня.

– Важную сцену? – переспрашивает Джейкоб, забрасывая в рот несколько ломтиков фри, измазанных в кетчупе.

– Первый поцелуй. – Не отрывая от меня взгляда, Барнс пополняет стакан оставшимся глинтвейном и опустошает его. – Ты уверена, что готова, Шелби?

Натянув наигранную улыбочку, пытаюсь задержать дыхание, чтобы умерить сумасшедшее сердцебиение и тряску рук.

– Это всего лишь бутафорский поцелуй, Трэвис. Пустяк!

Будь я проклят, в моем животе творится что-то странное, и дело не в том, что я расправился с двумя бургерами, начос и картошкой, которую не доела Би. Это другое. Ощущение, что в мой живот пробрались бабочки, которые щекочут изнутри крыльями. Я словно под действием экспериментальных веществ сумасшедшего ученого из фильма «Без чувств», только вместо зуда в заднем проходе и превосходного слуха у меня появляются крылья. Мои ладони потеют, во рту полная засуха, а сердце… Сердце стучит так сильно, когда я наблюдаю за неловкостью Грэхем, что хочется удариться головой о стену, чтобы прийти в себя.

Шелби смотрит на меня и протягивает руку. Ее блестящие темные волосы заплетены в забавные косы, а на голове черная шапка Джи-Кея, потому что медвежонок не вписан в сюжет.

– Ты должен сказать, что научишь меня кататься.

– Я это сделаю, медвежонок.

– Сценарий, – усмехается она, а я качаю головой, понимая, что несу полный бред, но я ничего не могу с собой поделать.

– Не бойся, Амелия. Я научу тебя кататься.

Взяв ее за руку, я перемещаюсь вперед, страхуя ее, а она делает вид, что очень шатко стоит на ногах.

Еще несколько мгновений, и Шелби упадет, а я должен буду приземлиться сверху и на мгновение прикоснуться к ее губам. Я должен сделать это, и я бы хотел оказаться профессионалом в бутафорском поцелуе с Грэхем, но чувство, что я поцелую ее по-настоящему, потому что ощущаю дикое притяжение, не отпускает.

– Ой! – издает она писк, а я делаю все, чтобы не удержать ее.

Шелби падает, а я поскальзываюсь и осторожно приземляюсь сверху, выставив ладони по обе стороны от ее лица. Время останавливается, лишь медленно падающие крупные хлопья снега напоминают, что стрелки часов продолжают движение. Я смотрю на Би несколько секунд, находясь в дюйме от ее лица, и, наклонившись, целую. Наши губы соприкасаются, и я держусь изо всех сил, заставляя себя отстраниться, но мое влюбленное сердце выполняет крышесносный бэкфлип, пока я делаю самый чертовски опасный прыжок с трамплина, целуя Грэхем глубже. Шелби не сопротивляется, она осторожно запускает пальцы под мою шапку и впивается пальцами в волосы, прижимая меня к себе и одобряя мои действия.

– Снято! – кричит Джи-Кей, и я с трудом отстраняюсь от губ Шелби, желая провалиться с ней под землю и продолжить начатое.

Ее раскрасневшиеся щеки и прерывистое, как и у меня, дыхание отвечают на вопрос, на который мне был необходим ответ.