Дети любят собак

Перед вагончиком свернулись шерстяные тела. Собаки смотрели на меня своими грустными темными глазами. Четвероногие привыкли к шуму дороги и незнакомцам. Иногда вытягивали свои шеи, чтобы осмотреться.

– Лежите-лежите. Мне туда, – осторожничал я.

– Лежим. Проходи.

Я переступил через серо-коричневый комочек у самой двери. За выцветшей вывеской «Шашлычный мир» слышалась мелодия. Вошел. По кафелю разбегались трещины, иссыхало мясо на витрине. Музыка заглушила колокольчик над дверью.

– Можно кого-нибудь?

Занавеска из бусин затрещала и передо мной появился смуглый паренек.

– Слущаю, брат.

– Здравствуйте! Поисковый отряд, ищем девочку, – он посмотрел на фото в моем телефоне, – пропала вчера, видели на объездной. Не заходила?

– Двэ?

– Что две?

Работник выключил колонку. Въедливая мелодия продолжилась в моей голове.

– Порция двэ?

– Нет. Девочку видели эту? Пропала.

Темные и, как мне показалось, грустные глаза вновь опустились на экран с изображением. В этот раз я увидел в них бессилие мысли.

– Че там!? – Бусы разбежались, в них появилось зрелое женское лицо с ярким макияжем. – Че хотели? Он не бум-бум.

– Не видели? – я направил фото в нее, словно удостоверение.

– А это не Тамарка? – Спросила она у паренька, тот дернул плечами. – Не, Тамарка старше была.

– Ее зовут Лиза, ей шестнадцать лет, – добавил я.

– А-а-а, точно нет, Тамаре сорок. А вы из банка?

– Поисковый отряд, волонтеры.

– А че ищете то ее?

– Пропала.

– А-а-а.

– Ну, зайдет – позвоните в сто двенадцать. До свидания!

Вышел, брякнув напоследок колокольчиком. Глухо заиграла знакомая мелодия. Шерстяные все так и лежали, бегая глазами.

– Может вы видели?

Собаки подняли головы, убедились, что мои руки пусты, и снова уложили морды на лапы.

– Не видели. Иди.

На парковке скучал старый крузак. Анатолий сидел у потертого штурвала, упирался длинной неряшливой бородой в свой круглый живот.

Мы познакомились два часа назад. Поиски в его жизни случились впервые. Толик подошел на точку сбора и сразу сообщил: «На всякий случай есть бензопила. И я зарегистрировался на поисковом форуме. Мой ник: "Команданте семьдесят три", можете проверить».

– Ничего? – спросил меня Команданте, когда я приблизился к машине.

– Нет. Осталось два кафе и заправка.

По его наставлению я громко хлопнул дверью, и мы тронулись.

Лиза – сирота. Опекуны девочки после очередного проступка решили отправить ее обратно в интернат. Она встретила эту новость без восторга. Сначала Лиза обожгла зажигалкой руки. Так, что пришлось вести ее в «травму». На следующий день она написала предсмертную записку и ушла из дома. В собственном некрологе подросток очень емко изложила, кого и как она ненавидит. Описала и рассматриваемые ею способы покончить с собой. Упоминались вены, веревка, пруд рядом с домом (в нем уже работали водолазы), даже канистра бензина.

«…мне вобще похрену как но я это сделаю уроды, туда я невернусь…»

Как и многих бегунков, искали ее без ориентировок. Увидев их, Лиза могла решиться на что-то из ее безжалостного списка. Если еще не решилась. Оставался только патруль и опрос. Друзьями занялись полицейские. Мне посчастливилось проверить с Анатолием объездную дорогу. Та отделяла дом опекунов от города шестью пульсирующими интенсивным автомобильным движением полосами. Мы зашли в семь кафе и навестили три заправки. В каждой из них мы вклинивались в размеренную жизнь работников, будоражили их сознание, разжигали воображение. Дарили им тему для разговоров с дальнобойщиками. Однако, оказался полезным лишь один бездомный пес. Он видел девочку и, виляя хвостом, показал направление ее похода. В благодарность четвероногий получил сосиску.

Мой телефон задребезжал в одном из десяти больших и маленьких карманов. Каждый раз клал его в разные и потом суетливо искал.

– Да?

– Ее в центре видели, давайте сюда, – сообщил знакомый голос.

Значит, пес ошибся. Крузак развернулся через две сплошные. Толя, видимо, считал, что именно этот манёвр придает героизма происходящему. Так ведут себя люди со скучной жизнью.

– А че вот делать, если я ее увидел? – спросил Анатолий.

– Девочку?

– Ну да, че мне вот делать? Хватать ее?

Я сразу представил, как он бежит за Лизой, растопырив пальцы или размахивая бензопилой.

– Не надо. Просто делаешь вид, что мимо идешь, следишь. Зрительного контакта избегаешь. Звонишь координатору или ментам сразу.

– А если убежит?

– Ну, значит убежит.

– Я бы все-таки ее схватил. Мало ли че удумает.

– Ну, как знаешь. Это все равно, что схватить любого другого человека на улице.

– И в чем тогда смысл ее искать, если даже нельзя ничего предпринять.

– Почему нельзя? Звонишь, менты все сделают, – Толю явно расстраивали мои слова, – а, если попробуешь схватить, можешь получить перцовкой в лицо. И девочка будет по-своему права.

– Понятно. Еще с ней возиться, блин.

– Ну, она все-таки не преступник, чтоб ее задерживать.

– А че ее защищать? Дура дурой. Только неприятности близким доставляет. Нет, я понимаю, ребенок еще. Но мозги-то надо уже иметь, в шестнадцать-то? Я в шестнадцать уже почти родителей содержал. Ну, если не содержал, то уж точно помогал.

Толя раздражённо включил музыку. Будь я лет на пятнадцать старше, возможно, мы бы нашли общий язык. Сейчас же самым верным решением было молчание. Я не смог определиться, что хуже: разговоры с ним или Газманов. Надел свои наушники.

Автомобиль полз в длинной веренице красных огоньков. Они отражались на нашем стекле, в зеркалах, в витринах города, до которого мы быстро домчались. Я разглядывал людей на остановках. В том марте многие еще носили зимние вещи. Искал глазами девочек-подростков. Все они похожи, и каждую приходилось сравнивать с фотографией. Точно не она. Нет. Нет. Повернись. Тоже нет.