Сгоревшая сакура

1

Кронс де Гарр любил предрассветные сумерки. Их серая поволока прогоняла ночные кошмары, а первая трель игривых ласточек сгоняла сонливость не хуже крепкого чая. Он лежал в теплой постели и сурово хмурил брови, глядя в потолок. Это было его своеобразным ритуалом. Мужчина в эти моменты практиковал самогипноз, стараясь избавиться от ночных ужасов былой жизни. Помогало это не всегда, но на такие случаи у него был ещё один ритуал, самый приятный из всех. Он приподнялся на локтях и вгляделся в красивое лицо супруги. Рея крепко спала, склонив голову на бок. Ее губы были слегка приоткрыты и словно жаждали горячего поцелуя. Кронс не стал противиться искушению и с нежностью прильнул к её устам. На губах остался вкус спелой вишни – именно так он ассоциировал оттенок их секундной страсти.

Немного придя в себя, Кронс встал с кровати, оделся и отправился в комнату дочери. Боудика сладко сопела, обнимая плюшевого мишку. Ее волосы, сотканные из чистого мрака, змеились кудрями на подушке. Он с предельной аккуратностью поправил её одеяло и вышел в коридор.

Его трактир пребывал в крепкой дреме, лишь изредка постанывая старыми досками. Но ни одна половица не скрипнула под легкими шагами Кронса. Бесшумная поступь за многие годы вошла у него в привычку, от которой он никак не мог избавиться. Внизу он остановился у барной стойки, задумчиво погладил полированное дерево и уставился на ряд темных бутылок. Его лицо отражалось на чёрном стекле. Он был всё ещё красив, и пятьдесят вёсен не порезали его глубокими морщинами. Но глаза… Глаза выдавали в нём дряхлого старца. Травянистая жирная зелень вокруг зрачков была пропитана проседью былых несчастий.

Кронс схватил бутылку с терпким ежевичным вином, открыл пробку и глубоко вдохнул аромат отборной, забродившей "лозы". Он сделал ещё несколько глубоких вдохов над матовым горлышком, а затем уставился на потолок, как раз на ту его часть, где сверху спала Боудика. Мужчина не без сожаления воткнул пробку обратно и убрал бутылку на место.

Ещё раз зачем-то погладив стойку, Кронс отправился в подвал. Это было большое помещение, разделенное на три секции: винный погреб, склад для продуктов и тренировочный зал. Полированные булыжники стен дышали прохладой, и мужчина невольно поежился.

В это время он обычно тренировался. И сегодняшний день не был исключением. Он взял катану и завязал себе глаза черной лентой. Привычные движения и шелест клинка по воздуху его успокаивали. Когда он закончил, из маленьких бойниц пробился первый луч солнца. Хмыкнув себе под нос, Кронс повесил меч обратно на стену и присел на тонкий коврик. Медитация являлась его последним утренним ритуалом. Она помогала избавиться от лишних мыслей и настраивала на рабочий лад. Хотя работы у него в последнее время было немного. Посетителей становилось всё меньше, и Кронс периодически задумывался о том, как он с семьёй будет зимовать, если не сможет отложить необходимые сбережения на дрова, еду и налоги. Прогнав невесёлые мысли и закончив медитацию, мужчина поднялся наверх.

Солнце испепеляло сумерки и стучалось в окна, стелясь по полу золотым покрывалом. К пенью ласточек подключались другие птицы, а это значило, что скоро все проснутся. Кронс вышел на улицу и придирчиво посмотрел на вывеску. Краска потрескалась, а буквы, выводящие поэтическое название, поблекли. Трактир "Сгоревшая сакура" был сложен из крупных каменных блоков, его окна и двери сверкали новизной и надёжностью, и только вывеска подкачала…Её давно надо было освежить, но у мужчины не поднималась рука это сделать. Он находил в этом миниатюрном запустении какие-то пророческие нотки.

Кронс осмотрел конюшню, накормил пегую Сивку овсом и взял несколько сухих поленьев из сарая. На улице было зябко. Сухая осень шелестела палой желтизной, принося с собой первые заморозки. И мужчине захотелось поскорее отправиться на кухню.

Бросив дрова в каменный очаг, Кронс развёл огонь. С неохотой он сделал ещё несколько ходок на улицу: в трактире было несколько каминов, и их нужно было накормить сухой древесиной. Уставшие путники, часто ночующие на голой земле, любили погреться у очага и потравить байки. Это Кронс знал не понаслышке.

Когда тепло расплескалось по залу, а лучи солнца перекочевали на столы, Кронс принялся за готовку. Он как раз насаживал на вертель несколько ощипанных кур, когда дверь за его спиной скрипнула, и на пороге появилась Рея.

– Доброе утро, милый. – пропела она и поцеловала его в макушку. Её волосы коснулись его шершавой щеки. – Почему не разбудил? Я бы помогла тебе.

– Ты так сладко спала… Не хотел тебя тревожить.

– Ты опять был в подвале и упражнялся с клинком?

– Как ты догадалась?

– У тебя на висках след от повязки. Ты всегда слишком строг к себе и туго затягиваешь узел на затылке.

Кронс пожал плечами и водрузил вертель на железные рогатины. Жар накинулся на свежее мясо, послышалось шипение и возмущенный треск алых углей.

– Тебе сделать чаю? – Рея погладила мужа по плечу.

– Из твоих рук он всегда вкуснее. – улыбнулся мужчина, перехватывая ее запястье и целуя кончики тонких пальцев. – Так что сделай.

Рея упорхнула с грацией бабочки, а Кронс, не переставая улыбаться, ещё с минуту смотрел на то место, где она только что стояла. Порою он не верил в своё счастье. Такие люди, как он, не заслуживали благословения небес.

Кронс несколько раз крутанул вертель, приоткрыл окно и уселся в кресло напротив кухонного очага. Боудика ещё спала, и у него было время для трубки. Закурив, мужчина выпустил колечко сизого дыма и прикрыл веки.

В последнее время он часто думал о прошлом. С каждым годом воспоминания блекли, но камень вины становился тяжелее. Иногда он ненавидел себя за то, что былое в его памяти выцветало, жухло, как трава за окном. Ему хотелось ударить себя, причинить боль… Он не имел права на сладкое забвение. Но улыбки его девочек дарили ему чувство амнистии… Хотя бы на время, до очередного кошмара.

– Твой чай, дорогой. – Рея вошла на кухню с деревянной доской вместо подноса. Над двумя глиняными кружками клубился белый пар, добавляя к аромату забористого табака нотки бергамота и цитрусовых. Уместив импровизированный поднос на столике возле кресла, Рея уселась в соседнее и пристально взглянула на мужа.

Кронс хорошо знал этот взгляд. Ему сразу захотелось спрятаться.

– Что? – Спросил он, готовясь к неминуемому.

– Ты ведь не забыл о своём обещании?

– Ты про ярмарку или про тренировки?

– Про всё сразу!

Кронс подул в кружку, затем сделал медленный глоток.

– Ты обещал. – повторила Рея.

– Идёт война… Ты, правда, считаешь, что это хорошая идея?

– Я считаю, что Боудике нужны детство, сверстники и новые книги, а не сумеречная глушь на отшибе мира. Знаешь ли, ребенку полезно веселиться… Даже во время войны.

– Наверное, ты права. – Кронс попытался улыбнуться. Вышло не очень. Он прекрасно знал, что может случиться на ярмарке во время голода, чумы или шального налёта иноземцев. Но всё же… Его маленькая девочка уже полгода не видела праздника. От этих мыслей у мужчины заныло под сердцем.

– Поедем? – Рея выгнула бровь и сделала глоток из кружки.

– Поедем. – сдался Кронс, выпуская очередное колечко дыма.

– Ты чудо! – Рея ловко отняла у него трубку, глубоко затянулась и выдохнула, пронзая мглистое колечко мужа миниатюрным облачком. – Мы купим ей сказки Эренея! Она давно хотела прочитать их. Прошлый постоялец ей все уши прожужжал об этом сказителе. Вот ей и неймётся. К тому же, в Ферроу, наверняка, приедут Миррианы, а ты знаешь, как наша дочь дружит с их детьми…