Нежное касание страсти

Пролог

Персонажи этой истрии выдуманы, а все сходства с реальными людьми случайны.

Когда я был юным парнем, который максимально не любил внешность самого себя и не верил в собственное будущее на творческой стезе, то внешне скорее всего виделся другим людям необычайно простым, а тем самым и притягательным. Это же отражалось и в моём взгляде, который был настолько сконцентрированным на внутренних эмоциях, что другим я казался наиболее откровенным. Хотя моя стеснительность и максимальная сдержанность затем удивляли искателей отношений со мной, как женщин, так и мужчин. И как я сам понял, спустя десятилетия, нераскрытость тайны самого себя и притягивала ко мне других. У людей вызывало желание быть тем, кому раскроется эта тайна. Моя внешняя простота давала людям надежду, что я легко могу раскрыться им, ведь тайна внутри меня становилась для них чем-то необходимым. Наверное, они хотели познать тайну в самих себе, поэтому видели ключ к раскрытию потаённой двери подсознания через общение со мной. Истина всегда нечто ясное и понятное, когда ты чувствуешь её лёгкое касание внутри себя. Истинное чувство легко льётся по твоему телу и нежно гладить твой ум. Познать истину в себе хочет каждый. И когда человек видит в другом тайну, то хочет её познать. А когда он видит простоту в том человеке, в котором он заметил ту самую вожделенную тайну, то подсознательно тянется к этой простоте, ведь она легка по собственным ощущениям. Закрытость сознания и неискренность всегда отталкивает. Хотите познать тайну в себе и других? Транслируйте открытость. Именно тогда чужая тайна войдёт в вас легко, как и ваша притягательная тайна легко будет попадать в сердца и умы других людей. Быть максимально открытым и простым для чужого восприятия – это не слабость, а приобретённая сила свободы мышления. Тайна души не терпит непролазных стен. Твоя личная тайна должна всегда быть простой и понятной. Нет нужды хранить тайну, до которой нет ни для кого возможности прикоснуться. Если твоя тайна ужасна, тогда понятна твоя крепость, которую ты выстраиваешь вокруг себя. Но даже самая ужасная тайна легко становится твоим спасением, когда ты откроешь свою душу. Найти себе прощение легко, если перестать бояться своих слабостей. Сильней всего становишься тогда, когда выгоняешь из себя все страхи. В нас влюбляются не за силу противления окружающему миру, а за силу свободы и открытости, которая манит своей простотой в вашем исполнении. Даже если ты борешься со всем миром за какую-то идею, то влюбиться в тебя за то, что ты максимально искренен и открыт, максимально просто.

Думаю, большинство уверено, что не способно на что-то гениальное, но создание гениального из простых вещей – восхищает абсолютно всех. Поистине гениальное очень легко воспринимается. Научитесь делать простые вещи легко и свободно, а интуитивная гениальность придёт к вам сама. Гениальность может посещать совершенно любое сознание, если оно того хочет. Самые лучшие решения должны приходить к вам на ум абсолютно легко. Не останавливайте себя верой в свою неспособность на гениальные поступки и решения. Это неправильное убеждение. Человеческий гений проникает в сознание всякий раз неожиданно, но при этом всегда легко, как будто всё лежало на поверхности.

Умение любить на самом деле в одной плоскости с элементарной гениальностью. Всем оправданно кажется, что полюбить может каждый, но всякий раз натыкается на собственный страх начать излучать свой свет любви. Ещё не ощутив желание извне, человек строит «стену», которая запирает собственное чувство во имя защиты от мнимой угрозы разоблачения слабости.

У каждого свой Путь. Самое главное – вернуть себе те самые «лучшие настройки самого себя», когда у нас всё было хорошо. Как правило, это было в нашей «бессознательной» юности, когда у нас всё получалось и нас любили по-настоящему. Наша жизнь полна ошибок и все мы остаёмся дураками до самого конца. Никто не знает, какой победы ожидать от жизни. И главное поражение для нас – невозможность хоть что-нибудь исправить в прошлом. Невозможно стать счастливым, не испытав всей боли и страданий от собственных поступков. Бесчувственным неведомо простое ощущение горечи в душе. Не осознав циничную бесповоротность жизни, нельзя понять всю значимость содеянного нами. У нас есть путь вперёд, а всё имеющееся время остаётся на раздумья к каждому решению. След каждого останется в истории людей. Наполнить светом Путь – задача вполне реализуемая.

Наша молодость – самая лучшая пора, когда мы совершали миллион ошибок и не знали цену собственным проступкам. А всё потому, что мы со всей уверенностью считали себя правыми заведомо всегда и мы максимально идеальны в своём образе жизни. Мы лучше взрослых знали о наших истинных желаниях… которые меняли каждый год. Мы были юными и глупыми, но верили в свою исключительную мудрость. Мы завидовали взрослым, легковерно полагая, что им проще жить, чем нам, поэтому так часто подростки обижаются на непонятливость своих родителей. Мы хотели, чтобы все люди понимали нашу боль и делали поблажки в нашу сторону, ведь наши судьбы были необыкновенны, в отличие от других. Каждый верил, что он «избранный», но в то же время ощущал свою ничтожность и великую пустоту от неверия в себя. Молодость – пора открытий. Мы искали способы познания мира, который нам с трудом давался в руки. Мы не умели управлять своим внутренним мирком, но жаждали захватывать всё видимое вокруг. Мы жаждали улыбок от других, но опасались нарваться на усмешку. В наши мятежные головы всё влетало лёгким ветерком и улетало без препятствий. Мы непреклонно расставались с прошлым, ища себя в далёком будущем, где мы будем независимы и лучше, чем сейчас. Мы так наивно готовили себя ко взрослой жизни, убеждая друг друга в том, что вот именно нам удаётся лучше всех казаться взрослыми. Мы не оставляли шанса детству, которое протаптывали без раздумья. Мы избавлялись от статуса «ребёнок», чтобы становиться более весомыми для общества.

И вот теперь всё это сброшено назад и безвозвратно. Десятилетия промчались словно в одно лето. Ушла и молодость, и первые открытия уже поблекли в памяти. И даже фотографии из детства уже воспринимаются как нечто чуждое. Глядишь на собственное «я» в далёком прошлом и плачешь от простого выражения лица тебя тогдашнего, не знавшего, что каждый год он будет совершенным дураком, теряющим всё самое прекрасное из твоей жизни. Ты взрослый, и вроде бы умнее стал. Но с болью понимаешь, что хочешь снова быть наивным дурачком, который любит в первый раз и верит в истинное счастье и вечную привязанность к себе других. Смотришь на себя юнца и хочешь оказаться рядом, чтоб на коленях обратиться к самому себе и попросить:

«Побудь внимательнее каждый раз. Не торопись идти на необдуманную шалость. Скажи как можно большим людям около тебя, что ты их любишь и благодарен им за всё. Будь добр с теми, кто ещё живой, а лучше – принимай от них заботу с лёгкостью, ведь им намного меньше жить осталось, чем тебе. Старайся видеть доброту повсюду, воспринимай её достойно. И всякий раз стремись признать чужую щедрость как подарок, а не жалость. Прощай злодею его низость. Пусть он постигнет собственное заблуждение сам. Не повторяй его ошибок. И не ищи уверенность во злых поступках. Иди по жизни с добротой. Она всегда в цене. Не прогадаешь, если будешь милостив и забывающим чужую ненависть. И главное – не бойся полюбить. Всегда будь честен с теми, кто тебя полюбит. Друзьям не говори обидных слов и никогда не ври им. Поверь, намного будет сложно оправдаться за внезапные порывы злости. Оставь в умах людей лишь только светлый образ самого себя. Так будет лучше тебя… того, кто проживёт в два раза больше, чем сейчас. Доверься только добрым чувствам и не придумывай себе излишних оправданий. Они бессмысленны и лживы. Всё совершённое тобой – уйдёт с тобой в могилу. Чем искреннее будешь жить, тем проще расставаться с жизнью. Начни прощаться с этими людьми вокруг. И каждый год не забывай напоминать им – ты их друг. Поверь, они намного лучше, чем ты думаешь сейчас о них. Побудь подольше возле них. Не думай, что это так бессмысленно и бесполезно. Ты в будущем согласен будешь пожертвовать всё нажитое, чтобы поменять на несколько минут общения в далёком прошлом. Делись теплом. Не жди какой-то пользы от людей. Сам действуй так, как будто должен всем им разом и помногу. Никто тебе по жизни не обязан. Ты здесь один лишь раз и больше никогда. Иная твоя жизнь пройдёт в другой эпохе. А сегодняшняя жизнь – одна. Цени её и не теряй надежды. Шанс в жизни есть у каждого. Не упускай возможности быть намного лучше, чем ты есть сейчас. И помни – все хотят любви. Ты не один такой.»

///

В двадцатых числах декабря 2023 года со мной произошёл надлом психологический, который меня просто вынес так, что я рыдал несколько дней подряд, когда оставался со своими мыслями о прошлом.

Это не мужской кризис после 30 лет. И это не панические атаки.

Все эти психологические элементы, сопутствующие зрелому возрасту, – оказались в своё время настолько мелкими и легко преодолимыми, что неожиданная атака собственной памяти и осознание себя в тех давних реалиях познакомила меня с совершенно новыми ощущениями, которые не пожелаешь испытать никому. Такой надлом в сердце и уме сносит все преграды для гордости и стеснения. Если раньше ты задумывался над тем, как ты будешь выглядеть в своей «слабости» перед психологическими трудностями, то после опыта с перепросмотром своего прошлого заставил мозг снести все мнимые преграды, которые ты раньше по привычке выстраивал для себя в обществе.

Для меня триггером стали песни «Молодость» и «Крейсер» малоизвестного исполнителя по имени «Матранг». Никогда бы не подумал, что какая-то песня может порой не просто заставить всплакнуть, а заставить поменять своё мышление на такой уровень, когда вся гордость и сдержанность слетает как пыль. Тексты песен вернули меня на более чем 20 лет назад, когда я был ещё старшеклассником, которому судьба подарила самых важных людей, которые меня любили, а я не успел отплатить им тем же. Тогда, в юности, я считал слабостью демонстрацию своих чувств. Это виделось мне проявлением недопустимой сентиментальности. А ведь мне усердно пытались показать свою любовь и всеми силами стремились пробиться в мою холодную стену, за которой на самом деле была любовь, но юношеская тревожность на счёт своего мужского образа не давала тогда быть искренним и правдивым. Я не врал и не обманывал, но я удерживал в себе всю правду, с которой не торопился делиться. Мне казалось, что показать свою любовь – это обречь себя на жалкий вид, который будет немедленно осмеян окружающими. Даже в отношении любимой бабушки по отцовской линии, которая любила меня больше всех, я проявлял максимальное равнодушие, хотя и тогда испытывал к ней благодарность.

И вот этой бабушки нет уже больше 23 лет. И я с ещё бОльшим ужасом понимаю, насколько был неблагодарным к ней.

Вспоминаю свою школьную любовь к одной прекрасной однокласснице, которая была самой красивой из всей параллели. За ней ухлёстывали многие парни, а она почему-то так заметно для всех стала проявлять ко мне симпатию. А ведь я считал себя тупым и некрасивым парнем и постоянно комплексовал по этому поводу. Она оказалась в нашей группе с 8-го класса и до 11-го включительно. И все эти годы она, наплевав на свою гордость, почему-то очень долго проявляла ко мне интерес и пыталась растормошить меня, а я всё думал о своей защите от проявления «слабости» в виде ответных чувств. Эта девочка на самом деле нравилась мне безумно сильно, но каждый раз я держал оборону, стесняясь своего образа, который и так считал жалким, а поэтому раскрываться в своих чувствах хотелось ещё меньше.

Прошли десятилетия. Многие одноклассники уже переженились. Я как будто бы забывал те давние годы школьной жизни с каждым отдалением от прошлого, но декабрь 2023-го меня сломил внезапными воспоминаниями, которые привели меня к тому, что я без особых усилий сокрушил ту самую «стенку», которую выстраивал ещё в конце 90-х. Что много раньше казалось недопустимым, то сейчас для меня стало необходимостью. Теперь я понимаю, что хочу встать на колени перед своими учителями, перед которыми виноват. Встать на колени перед любимыми женщинами прошлого, которых я осознанно теперь люблю куда сильнее, чем тогда, хотя и в те годы у меня хранилось в сердце к ним широкое чувство, которое я скрывал всё за той же мнимой преградой, ведь собственную чувственность считал очевидной слабостью.

Мне безумно больно оттого, что я не осознал это много раньше. Я несколько дней рыдал из-за понимания своей тупости и мнительности, которая мешала мне в юности быть тем, кем я являлся на самом деле. Я понимаю сейчас, что всё, что во мне тогда было внутри, нуждалось в немедленном проявлении наружу, но я всё это прятал по своей наивной глупости.

Почему же мы бываем такими глупыми, когда дело касается любви и слов благодарности?! Годы пролетают всё быстрее, а нужное осознание приходит так поздно. И так хочется вернуться в прошлое, чтобы всем сказать слова любви, которые так и не сказал в самый нужный момент, когда ты чувствовал любовь к себе от других людей.

Теперь у меня от бабушки только отданный ею за несколько дней до своей смерти платочек. А от школьной Любви – маленькая записная книжка в красивой обложке, которую она мне подарила однажды на 14 февраля. Этим вещам больше 20 лет, а они теперь самые важные вещи, которые у меня остались от самых любимых людей.

Глава 1: Начало

Алексей: 30 декабря 2023

Юля, привет.

Здравствуй, моя школьная любовь. Прости, что вообще так поздно получается сообщить тебе самые важные слова. Своего молчание я не могу больше сдерживать. Прошу тебя, Юленька, прими мою искреннюю благодарность и прости меня дурака за всё.

Просто я должен рассказать тебе о том, что думал сам ещё в те незабываемые годы нашего общего отрезка жизни в период школьной учёбы. Ты подарила мне тогда более важные уроки искренности и любви, а я тебе из-за своей стеснительности и ощущения себя слабым так и не смог: 1) сказать слова любви, которые во мне были и остаются; 2) обнимать именно так, как хотел всегда; 3) целовать тебя всю, чувствуя ответную реакцию; 4) радовать тебя добрым отношением, которое просилось для тебя на каждый день нашей жизни.

Моей признательности тебе безгранично много. И целой книги не хватит, чтобы высказать тебе всё то, что я должен тебе был говорить ещё в 90-е и вообще до конца своей жизни. И всё же я укажу хотя бы несколько важных моментов, которые нельзя оставлять скрытыми от тебя, Юлечка. Если я этого не сделаю – я буду самым жалким дураком. Если я этого не сделаю – это будет ошибкой для нас обоих. Спустя многие годы, ты даже не понимаешь, что стала для меня главной учительницей на пути к жизненной мудрости, которая касается любви. Я не должен оставлять тебя с мыслями о нашем общим прошлом как о чём-то глупом и пустом. Ты делала всё намного правильнее, чем тебе самой могло показаться тогда. И только моя неопытность в распознании чувств и огромная неуверенность в себе мешало мне реагировать именно так, как и должно было свершиться уже тогда. Юленька, ты даже не понимаешь, насколько ты в наши школьные годы была лучшей среди всех, не только среди одноклассников. В юности я, бывая рядом с тобой, испытывал сразу два момента: я очень сильно любил и ненавидел тебя одновременно. Именно эта дилемма всё время препятствовала нашему идеальному сближению.

В своём обращении к тебе ниже я расскажу подробнее. Поверь, я должен это тебе сказать. Я не могу оставлять это в себе. Ты должна помнить ту правду, которой я с тобой не поделился в наши юные годы. Главное – помни, что я всегда тебя любил и так будет уже навсегда.

Я боялся раскрыться, думая, что моё ответное чувство будет выглядеть жалким и очевидной слабостью. Я хотел быть сильным и не понимал, что любимая девушка ко мне прониклась всеми чувствами, забывая о своей гордости.

«Какой силы ты хотел?» – спрашиваю сейчас того идиота Алёшу, который был в те годы. Только через десятилетия понял, что вся сила в том, что я должен был полностью открываться и говорить тебе всё то, что так долго во мне просилось из самого сердца. И вот этот ответное решение подарило бы настоящую свободу от своих предрассудков. Я должен был убрать преграду своим чувствам. Один раз признаться искренне с благодарностью тебе и всё – возможности отступать уже не осталось бы. Страх собственной слабости нужно испытывать в противоборстве с другими мужчинами, а с любимой женщиной нужно сдаваться, когда ты чувствуешь взаимную симпатию, которая тем более подтверждалась из года в год. Но юность делает нас, мужчин, неимоверно тупыми, когда дело касается любви. Наверное, в обществе традиция смеяться над юными влюблёнными меня заставило усиливать страх за публичное разоблачения от окружающих. Влюблённые всегда выглядят слабыми и незащищёнными. Но если женщина легко может плевать на стереотипы, то мужчина не любит «палиться» на публику. Нам, тупым мужчинам, нужен толчок в виде прямого вопроса в лоб: «Ты меня любишь?» И если мужчина скажет «нет», то к чёрту такого идиота, а если внезапно для самого себя ответит «да», то всё – стена разрушена и этот мужчина не построит новой стены, за которую будет прятать свою любовь, которую считал до этого недопустимой слабостью для себя.

И я слабый и глупый парнишка в те самые школьные годы внутренне всё время перекладывал этот шанс на разрушение стены и обнажение сердца на сторону той, которую люблю.

Спустя десятилетия я просто с ума схожу от того, что я годами держал эту стену, а ты в неё из года в год стучалась, не убавляя своих намерений. Ты же наверняка чувствовала, что за этой стеной такая нужная тебе и мне любовь, поэтому продолжала стучаться, но я был настолько тупым стеснительным юношей, который не мог поверить, что его может полюбить такая необыкновенная и притягательная девушка. Я не знал, что мог тебе дать тогда. Я не понимал, за что ты меня любила. Я считал себя тупым, неуверенным и некрасивым. Я не понимал, почему ты так яростно стучалась в мою стену. Я себя тогдашнего убеждал, что не смогу быть вместе с той, для которой вокруг намного больше достойных кандидатов, чем я.

Я тогда в 90-е и нулевые настолько же сильно тебя любил и ненавидел, прощая каждый раз через какой-то период, а потом вновь загонял себя в ожесточённость сердцем, видя в некоторых твоих упрёках чрезмерно обидное для себя. И только спустя годы я понял, что всё юношеское раздражение было лишь поведением инфантильного паренька, который не имел опыта чувственных проявлений.

Уже тогда (ещё даже до старших классов) мы могли быть вместе и дарить друг другу целое море энергии, которой бы хватило на целый мир. Я виноват в том, что вызывал у тебя огорчения на меня за мою излишнюю холодность, которая являлась защитой от признания себя слабым. Просто открыть своё сердце – казалось мне шибкой, которая даст повод посмеяться надо мной. Именно ты пыталась разрушить эту защитную стену, а я каждый раз уже был вот-вот сдаться тебе, когда понимал, что твои чувства ко мне – это не издёвка для «галочки» в своём послужном списке завоеваний над парнями. Сколько же раз я был готов сдаться на милость тебе и просто зацеловать тебя, забывая о страхе за собственную слабость. Ты на самом деле дарила мне силу. Именно ту силу, которая нужна для простого счастья людям любого возраста.

Юля, если что-то случилось бы с тобой и я не смог бы сказать тебе то, что хотел ещё в те самые ранние годы, то это стало бы самой ужасной непоправимой трагедией. Если бы я услышал, что тебя больше нет, то огромный опыт Любви и положительной искренности, которой ты со мной делилась в наши счастливые и драматичные школьные годы, – разорвало бы мне сердце. Я объективно был не прав, когда видел с твоей стороны проявление чувств ко мне, но ни разу не сказал тебе «Спасибо, Юля» и не сделал что-то равносильно твоим добрым поступкам для меня.

Я сотни раз вспоминал в своей жизни твои фразы, которые звучат в моей голове с каждым годом всё громче и трогают моё сердце настолько сильно и проникновенно, что огромная ненависть к самому себе за то, что был настолько холоден к тебе.

Твою однажды брошенную мне фразу «Лёшенька, только ты один у меня остался» я теперь на всю жизнь запомнил. Когда ты её говорила в тот момент, я внешне тебе явно показался излишне спокойным, но ты даже не представляешь, сколько раз я её прокручивал в своей голове уже тогда. Всю неделю подряд эти слова проносилась в моей голове как самые дорогие моему сердцу. А ты видела лишь истукана с излишне спокойным выражением лица. А на самом деле твои слова были неожиданным громом, который сделал ещё одну брешь в стене. Знала бы ты, Юлечка, что тебе тогда оставалось нанести лишь последний один удар в виде какого-нибудь откровенного вопроса и всё –

неприступный Алексей Зырянов упал бы на колени. Юля, как же я тебя люблю! Почему же ты меня не добила тогда?! Тебе же так легко давалось не задумываться о гордости перед этим тощим пареньком, которого можно было сломать мгновенно за один день. Но ты давала новую отсрочку для сдачи в твой плен, ожидая, что я пойму всё правильно и буду действовать в твою сторону без дальнейших подсказок. Нет, Юля, тогдашнему Лёше нельзя было давать времени на передышку. Слишком зашоренный своей слабостью я был тогда, поэтому любая пауза на несколько дней лишь помогала испуганному мальчишке заново отстраивать идиотскую стену.

Меня удивляла твоя изменчивость в проявлениях ко мне. 10 класс заканчивался относительным спокойствием в наших отношениях. Даже какая-то насмешка мне ощущалась под конец 10 класса. А потом я совершенно случайно летом встретил тебя на Ватутино, когда ты с Олей Сухоруковой гуляла. Когда мы заметили друг друга, то и не думал, что наш разговор станет настолько лёгким и дружеским. Я был обрадован тогда. Вы с Олей так участливо меня спрашивали о моих делах. И я тогда предчувствовал, что 11 класс начнётся точно так же, но с самого сентября 2002 я встретил с твоей стороны лёгкие подколки и некую холодность в мою сторону. Меня как будто холодной водой облили. И вот так было между нами ещё с первых лет знакомства, когда судьба нас свела вместе. Как же всё по-дурацки у нас происходило: то добрые друг к другу, то потом опять что-то портили. И вот эта постоянная изменчивость, видимо, мешало мне раскрыться тебе. Я всё время подозревал подвох с твоей стороны. Я был безгранично мнительным парнем, который своим глупым умом мешал сердцу решать самые важные вопросы жизни.

Юленька, в конце 90-х и начале нулевых, по моему мнению, были самыми важными уроками любви и опытом важных отношений для меня. Я благодарен жизни, что в ней есть ты, Юля. Оглядываясь назад, я понимаю, насколько же много всего хорошего я получал от тебя, а все мои раздражения тогда на некоторые твои выходки в виде обидных слов или твоей попытки играть на ревности лишь туманили моё восприятие. Я тогда видел в твоих эмоциях некое высокомерие и самоуверенность, но не замечал в твоих действиях попытки растормошить мою чувственность к тебе. Мнилось в твоих поступках старания подчинить меня, но одновременно с этим мысленным усилием я пытался заглушить самую очевидную догадку – ты просто хотела ответной любви. Я не помню точно, когда ты появилась в нашей школе, начиная с 7 или 8 класса? Видимо, мой мозг пытается спасти меня от того, что я ещё больше испугаюсь правды, если пойму – сколько же лет на самом деле я был тупым и безвольным. Но что я помню точно, так это твои попытки открыто показать свою привязанность ко мне. И только моя непомерная стеснительность и незнание уроков любви постоянно оттягивали собственные проявления по отношению к тебе.

Но уже тогда я знал, что хочу смотреть в твои глаза часами, обнимать тебя крепче всех, хочу целовать твоё лицо и слышать твой смех. И только моя сдержанность явно заставляла тебя саму злиться на меня, поэтому частенько ты могла что-то сказать мне слегка обидное или упрекнуть за мои увлечения или поведение в некоторых ситуациях, а я себе это раздувал в уме как огромное оскорбление. В такие моменты я внутри себя проговаривал глупые решения: «Я никогда не буду твоей игрушкой. Моя женщина не может так говорить, если по-настоящему любит меня». Я видел только верхушку твоих поступков, но не мог своим излишне скромным и глупым умом признать, что всё то, что ты делала, – это твоя попытка сказать мне: «Лёша, я люблю тебя. Ты нужен мне, дурачок!» И я был действительно дураком, который видел поводы беситься от твоих лёгких подколок или игры на ревность к Косте Козлюку, Жене Горбаченко или тому кадету, который в старших классах постоянно клеился к тебе.

И каждый раз, когда ты внезапно тянулась ко мне игриво с лёгкими прикосновениями, которые напоминали попытки обнять меня или твои откровенные чувственные слова, то я ещё держал в уме недавние обиды на твои слова или поступки, поэтому просто стоял с каким-то слегка ошарашенным видом, который тобою конечно считался неким равнодушием и холодностью. Если ты так думала, то я виноват перед тобой, Юленька. И, наверное, только мои глаза тебе говорили, что «ты мне нужна!», но моя юношеская стеснительность и вечные ошибочные самовнушения о твоей попытке намеренно обидеть меня мешали мне в каждый такой момент ответить тебе взаимностью именно тёплыми чувствами, а не холодностью и глупыми шутками.

Даже моя неожиданная параллельная влюблённость в Наталью Валентиновну была какой-то психологической помощью в той «любовной войне», которая была между тобой и мной гораздо раньше, чем я увидел Наталью Валентиновну. Вдохновляющий образ нашей классной руководительницы был для меня примером чего-то последовательного и однозначно понятным для ума и сердца. Моя первая влюблённость в учителя, в более взрослого человека – это попытка найти спокойствие в любви, которой мне так не хватало в тяжёлые времена школьной жизни, когда я был слаб психологически и не находил близкого мне человека.

Мы все в юности не понимаем, на что мы способны на самом деле и кто нам по-настоящему важен. Мы ищем постоянно что-то своё и много раз думаем, можем ли мы довериться чему-то новому. Нас никто не учил любить сердцем, ведь наш глупый ум постоянно вмешивался в наши поступки. Но ты, Юленька, самый важный человек, который меня даже спустя десятилетия восхищает тем, что ты уже в том юном возрасте, имея возможность вертеть другими парнями по своему желанию, могла легко отбросить гордость и проявить свои чувства к тому парню, который сам себя считал некрасивым и жалким. Твоя чувственная открытость и неприкрытые намёки заряжали меня уверенностью, что я достоин любви. Ты из нашей параллели была и остаёшься самой красивой девушкой, о которой мечтали другие парни. Я искренне не верил, что такая красотка может увлечься таким простым парнем.

P.S. Помнишь ту записную книжечку в красивой обложке, которую ты мне подарила в школе в 11 классе? Эта книжка со мной остаётся в числе самых важных для меня вещей из скромной памятной коллекции предметов. Беря в руки эту записную книжку, я в ту же секунду вспоминаю тот момент, когда ты мне вручала её. В ней я после писал всегда только важные данные. В ней нет каких-то повседневных записок. Я уже тогда дал себе зарок, что в эту записную книжку я буду оставлять только то, что мне нравится, что я люблю и чем увлекаюсь, а также информацию о людях, давших мне новые знания. Ну и, конечно, некоторые цитаты умных людей из разных книг попадали в эту книжечку. Я очень медленно заполнял её в течение середины нулевых, а самая главный год в ней – 2006. Очень много записей именно в этом году я оставлял по разным поводам. Даже откровенные мои идеи для рассказов туда вносил. И немало астрологической информации вписывал. Сейчас даже смешно читать такое :0)

И я помню, что дарил тебе в ответ помимо прочего ещё и маленькую искусственную розу с искусственной росой. Наверное, ты давно уже её выкинула. Но я не в обиде. Твой подарок я оставлю на всю свою жизнь. Память о тебе мне дороже всего, Юля.

Помни, что бы ни произошло – я всегда о тебе помню с огромной Любовью. Ты, Юля, самый важный для меня человек. Ты, Юленька, самая важная для меня женщина. Ты для меня как моя самая любимая бабушка (по отцовской линии), которая умерла 22 ноября 2000 года. Её не стало в день моего 15-летия. И она единственная женщина в моей родне, кто меня любил по-настоящему. И я был глуп, в том числе и сердцем, ведь не ценил и не видел безграничной любви к себе с её стороны. Она умерла в значимый для любого подростка день, а я при её жизни так и не обнял и не поцеловал её, не говоря уже о словах любви. Я был слишком молод и наивен, ведь для меня уход близких людей был недостаточно проникновенным событием, чтобы осознать утрату. И только спустя годы понял, сколько всего хорошего она делала, пренебрегая всем остальным. Живя сейчас с нами, она бы получила от меня бесконечный поток любви и благодарности. Но её нет уже чрезмерно долго. И я проклинаю себя за холодность и равнодушие, которое видела самая любимая для меня бабушка, когда я оказывался с ней рядом.

Только в последние 20 лет я по-настоящему и с огромной болью осознал, что потерял ещё в 90-е возможность сказать ей «Спасибо». От неё у меня остался красивый носовой платок, который она мне дала за несколько дней до своей смерти. Она мне дала его, когда я приехал к ней с папой ноябрьским морозным днём весь сопливый. Но я никогда не пользовался носовыми платками, поэтому я в тот день просто положил его в карман рубашки. Папа привёз меня в гости к ней в тот дом на улице Киевская 73, в котором прошло моё детство во второй половине 80-х. Папа после развода с моей мамой жил со своей матерью и отцом.

Через пару недель после нашего визита к ней я узнал, что бабушка умерла в ночь с 21 на 22 ноября в больнице. Папа мне потом рассказал, что баба Аля хотела быть на моём дне рождения, но уж несколько дней из-за проблем с сердцем лежала в больнице. Помню, что нам (в доме на Шаимском) пришлось утром долго ждать гостей. Несколько часов ожидания. Почему-то никто не приходит к назначенному времени. Стол накрыт. Но никто не звонит в нашу дверь. И матери пришлось идти до ближайшей точки с таксофонами. Решила позвонить родственникам. А когда она вернулась, то я узнал, что бабы Али больше нет. Тот день вместо праздника превратился в подготовку к похоронам любимой бабушки. Но я абсолютно не был обозлён такой переменой. Я был ошарашен внезапной трагедией с той женщиной, которая почти 15 лет стучалась в мою детскую психологическую стену, не получая ни слова любви и ни одного тёплого прикосновения. С тех пор я никогда не праздную свой день рождения. Для меня навсегда 22 ноября связан со смертью важного человека, который был со мной с первых дней моей жизни.

И тот самый платок, который мне дала бабушка за несколько дней до неожиданной смерти, я храню бережно. Я никогда его не использовал. Он хранится бережно именно таким, каким был мною получен. Он сохранил все линии изгиба, которыми его укладывала для меня бабушка. Этот платок помнит руки любимой мною женщины. Самой любимой женщины, которая у меня была на тот момент.

И вот твой подарок, Юля, имеет точно такую же ценность, как и этот платок. Что бы ни произошло, этот платок и подаренная тобою записная книжка будут кочевать со мной по жизни. Я храню очень мало вещей из прошлого. Даже игрушки из моего детства ещё в нулевые покинули мою вторую малую родину – дом на Шаимском. Мой первый дом на улице Киевской 73, где мы жили всей семьёй и бабушкой Алей, уже в 2024 году готовят под снос. Все мои бабушки и дедушки умерли, не стало и отца уже давно. Теперь и материальная память в виде родительского дома из далёкого детства уходит в небытие. И после этого хочется держать в руках хоть что-то, что может дать почувствовать ту любовь, которой тебя одаривали самые важные люди. Даже самые крошечные предметы, которые достаются от самого важного человека – дороже любых материальных благ. В этих предметах – огромный источник жизненной энергии, который можно получить, когда уже нет того человека, кто посчитал нужным дать этот предмет именно тебе.

Я не смог сказать ни слова любви своей бабушке, которая осталась самой важной родственницей из всех лично для меня. Повторять таких ошибок я себе больше не позволю.

Ты, Юля, ещё один важнейший человек, которому я буду вечно благодарен. И пока есть возможность говорить тебе всю правду, с которой я по своей слабости так и не поделился с тобой в школьные годы, я хочу это сделать максимально открыто сейчас. Моя слабость заключалась в неготовности быть открытым чувствам даже той девушке, которую полюбил в те самые первые дни, когда ты появилась в нашем классе вместе со своими подружками. Я был благодарен вселенной, когда ты оказалась в одном классе со мной. Я был благодарен вселенной второй раз, когда ты и в старшие классы перешла в новый состав учащихся. Я благодарен был вселенной, что ты почему-то увидела в скромном пареньке Алёше того, кому можно открыть своё сердце. Я тогда оставался максимально неуверенным в том, что достоин принимать на свой счёт чувства такой невероятно прекрасной и непредсказуемой девушки, которая способна заставить беситься от гнева и одновременно испытывать восхищение. Но вся моя злость была глупой выходкой неуверенного парнишки, которому вселенная давала шанс построить отношения с очень важным человеком, который в итоге научит на всю жизнь тому, как надо вести себя абсолютно всегда.

Потеряв одного очень важного человека, я не смог дозреть своим умом до того, что вселенная мне послала ещё одного важного человека. Я сотни раз ещё тогда искал поводы тебя взять в охапку и удержать возле себя. Мы оба шутили друг над другом. Иногда ты говорила мне что-то слегка обидное, а я в ответ вместо чего-то похожего иногда просто включал холодильную камеру в своём сердце, убеждая себя в том, что моё равнодушие повредит тебе ещё сильнее. Так я пытался тебя проучить. Но потом всё равно оттаивал, когда всматривался в твои глаза, когда видел, как ты старалась не ранить меня, когда пресловутый кадет вновь заходил к тебе прямо в наш класс на перемене. Ты достаточно холодно реагировала на его попытки тебя «склеить». А я молча сидел неподалёку у своей парты и как будто не замечал вашей беседы. Нет, Юля, поверь: я сидел и глядел будто бы в окно, но я вслушивался на самом деле в ваш разговор. Ты не позволяла себе дать мне повода подумать, что ты меня якобы отвергла в пользу этого надоедливого кадета. А ведь ты могла намеренно сделать нечто именно такое. И когда этот кадет уходил после звонка, я оставался сидеть за партой и что-то изображать, показывая, что я как будто всё время был отвлечён. Нет, я на самом деле испытывал благодарность, что ты не растоптала моё сердце, давая мне шанс дышать тобою.

Теперь засыпать, когда под подушкой памятные вещи самых любимых мне женщин, – обычная странность для меня. Таким осознанным решением я говорю «Спасибо!» и «Люблю тебя!» тем, кто мне больше всего ценен в этой жизни. Если я умру во сне, то моя душа будет спокойна за то, что я постарался сделать всё, чтобы доказать, что никогда не забывал тех, кто меня любил. Пусть мой последний сон будет связан с любимыми женщинами до самой последней минуты моей жизни.

Юля, любовь всей моей жизни, если у тебя есть любое желание меня упрекнуть в чём-то из прошлого, то смело это реализуй. Тебе нечего бояться. Я весь твой. Я полностью перед тобой на коленях. Если был какой-то случай из нашей школьной жизни, который оставил в твоём сознании неразрешимый вопрос, то я со всей искренностью вспомню всё и обязательно тебе объясню. Я абсолютно искренен перед тобой. Теперь мне не за чем казаться сильным, если вся сила только в правде, которую говорить всегда легко и приятно.

Юля: 30 декабря 2023

«Привет Лёша! Мне приятно получить от тебя сообщение. Прочитав, я осталась немного ошарашена твоим откровением. Ты был прав, твоя внешность очень хорошо маскировала всё, что ты хранил внутри. Я бы никогда даже в голове такого не представила.»

Алексей:

Не могу не вспомнить ещё один очень важный момент моей жизни, связанный снова с тобой. Вроде он случился перед Новым Годом в 9 классе. Этот момент связан с тем меленным танцем, на который ты меня пригласила. Ты сама подошла ко мне и пригласила. Помнишь? Всё было так тихо, а для меня это просто шок был. Мы так спокойно сблизились тогда. И следом ещё один шок – ты положила свою голову мне на плечо.

И знаешь, что я думал в тот момент, Юля? Я уже был готов к тому, что ты начнёшь действовать на полную катушку. Свет был выключен. Играла музыка, но я сейчас даже не помню, что за музыка играла. Возможно, ты и помнишь, а вот у меня в уме всё сильнее развивалась одна мысль: «Она сейчас приподнимет голову и протянет свои губы!»

Я настолько был уверен, ведь ты сама подошла, потом ещё и голову на плечо положила, демонстрируя свою абсолютную расположенность ко мне. И я хотел и одновременно боялся, что ты на этом не остановишься. И я ждал. Я опять ждал, Юленька! Я был уверен, что ты тогда была намерена пробить мою защитную стену и пойти напролом. И если бы ты тогда решилась и дальше проявлять инициативу, то я уже готовился к тому, что обязательно тебя буду целовать.

Боже мой, я даже не знал, что со мной могло случиться, если бы я свой первый поцелуй тогда отдал тебе – девочке, которую безгранично люблю. И темнота, скрывающая нас, помогала мне тогда верить в то, что первый поцелуй неизбежен. Но… я был всё тем же непробиваемым стеснительным парнем, который только и может, что ждать инициативы от других, а сам постоянно опасается показаться слабым. Но если бы ты в своей привычной смелой манере решилась протянуть свою лицо к моим губам, то…

Я в мыслях своих уже тогда готовился, что обязательно тебя обниму более уверенно, чем я делал это в медленном танце.

Ох, Юленька, что бы с нами было после того первого поцелуя? Он мог решить всё разом!

Я уже не думал о том, что будет после этого поцелуя. Мне было всё равно. Я не слышал музыки извне. Во мне звучала одна только мысль: «Я тебя поцелую, ведь я тоже тебя люблю, Юля!»

Но в итоге снова сердце ждало нового решения от тебя самой. Всё, что мне тогда нужно было для поцелуя в темноте, – твоё последнее смелое движение к моим губам. Это разрушило бы последнюю крепость в моей нерешительности. Моё холодное сердце было уже растоплено, но мой ум всё ещё боялся собственной слабости. Всего лишь маленькое движение твоих губ к моим в тот школьный вечер и… этого письма не пришлось бы писать, собирая в нём все свои воспоминания с признанием. Один поцелуй бы всё сказал за нас обоих. Сама ситуация подтолкнула бы окончательно того самого влюблённого парнишку, которого ты неожиданно для него самого полюбила. Шанса на молчание уже могло не остаться в тот самый вечер.

После окончания вечера мы шли с ребятами и обсуждали наше школьное мероприятие. Помнишь, с Раисом Мухаметдиновым танцевала Оксана Белетченко, а Ольга Сухорукова с Антоном Перминовым? Ох, видели бы вы наши восторженные взгляды. Мы абсолютно без всяких пошлости обсуждали этот момент с танцами. Нам девушки своим выбором дали понять, что мы можем быть желанными. Говорили мы, конечно, не конкретно вот так, ведь оставались стеснительными, но мы безусловно чувствовали себя на седьмом небе. Мы ведь были лучшими друзьями друг для друга в школе. И вот этот общий успех востребованности окрылял нас. Вам (девочкам) казалось, наверное, просто обыкновенным моментом, а для скромных парней – это спасение от неуверенности.

А я лично ещё чувствовал между нами (тобой и мной, Юля) личную историю любви. Мы не говорили напрямую ничего, но делали тайные движения навстречу друг к другу. У тебя это было намного смелее, а у меня внутри огромная стена, которая защищала страх собственной слабости.

Ты важнейший для меня человек, Юленька. Ты самый важный для меня человек. Ты даже, наверное, не подозреваешь, насколько ты была сильной и абсолютно правильной в своей уверенной борьбе с моей психологической стеной. Ты будто чувствовала, что за этой стеной таится любовь. Любовь к тебе. И была на все сто права абсолютно. Да, Юля, там была и остаётся огромная любовь и уважение к тебе. Я был благодарен тебе за всё уже тогда и сегодня это чувство благодарности просто вырывается из моего сердца. Эта жизнь будет абсолютно пустой для меня, если я не скажу самой важной женщине в своей жизни, что я всегда испытывал любовь, благодарность и восхищение.

Одна родственная душа (моя бабушка Аля) ушла так внезапно. И я могу лишь кричать в небеса, тысячи раз мысленно благодарить её за всё, но постоянно ощущаю боль за то, что уже никогда не услышу её ответный голос. А мне так хотелось бы видеть, что важнейшая женщина в моей судьбе может всё понимать напрямую. Мне важно было бы видеть её глаза и знать, что она понимает, насколько сильно я ей благодарен и люблю её.

Пока есть время моего существования – я должен воздать всё сполна своим любимым женщинам. Вы мои главные учителя. Только благодаря вам я сохранил в себе человечность и возможность чувствовать и думать сердцем.

Прятать свои чувства невозможно. Молодость давала хоть какие-то силы всё скрывать и внутренне бороться со слабостью, которая на самом деле была огромной силой. Ты была и остаёшься для меня невероятно сильной женщиной, которая умеет любить. В столь юном возрасте ты была для меня на одном уровне с теми, кто пожил гораздо больше. Ты для меня остаёшься великой. Только многие годы спустя я окончательно осознал, в чём сила и слабость. Сила – это не стойкость перед признанием в своей любви, а слабость – не хрупкость открытых чувств. Сила в искренности и правде внутри, а слабость – в уме, который выдумывает страхи, который прячет внутреннюю правду.

Мир полон неожиданных открытий. Что раньше казалось немыслимым, со временем оказывается совсем иным. Мир преобразуется по-другому, когда разрываешь свои шаблоны мышления. Сколько тепла и любви может быть в простой искренности. Мудрые люди были тысячу раз правы: говорить правду легко и приятно. И это огромнейшая сила, которая делает тебя по-настоящему живым. Это даёт ощущение света, доброты и настоящей свободы. И всё это на самом деле хранится внутри каждого человека.

Юленька, ты лучше многих помогла мне прийти к спасительному открытию и дала душевное наполнение. Два десятилетия прошло после нашего выпускного в 2003 году. В школе было много учителей, которых я люблю даже несмотря на сложность их дисциплин в то самое время. Я виноват перед многими из них за своё необдуманное поведение. И только спустя многие годы, я могу легко упасть на колени перед ними, не ощущая опасности за свою мужскую гордость. Именно моя юношеская гордость – это огромная слабость, которая в ранние школьные годы мне казалась силой, за которую надо держаться и укреплять её. На самом деле в ней прятался страх показаться слабым. Ум придумывает мужскую гордость и гордыню как защитную стену. И только сердце чувствует истинную силу, которой хочется поделиться, сломав в себе ненужную стену.

А ещё был выпускной:

Памятная мне песня исполнителя Жин-Жин «Снегом стать», которая была на диске, принесённым, кажется, Женей Горбаченко. Я её спустя годы иногда неожиданно мог услышать в автобусах. И вот каждый раз при такой случайности я всеми мыслями уходил в тот выпускной, который мы проводили в столовой «Газпрома» на улице Республики. И как только я слышал где-то на улице эту песню, я снова и снова тот светлый день вспоминаю. Мне сердце сжимало при воспоминании той сдержанной ситуации, в которой мы находились. Мы как-то все спокойно (в том числе и все остальные одноклассники) готовились к уходу из школы. Такое ощущение было, что после лета мы как будто вновь начнём учёбу с 1 сентября в 36-й школе. Всё как-то буднично у нас было на выпускном. Мы так привыкли к размеренной школьной жизни, что не научились ценить все лучшие моменты.

Я помню, что вместе с тобой был и отец, который нередко пытался контролировать твои выходы на улицу. По крайне мере, мне так казалось. Мне казалось и то, что он как будто именно меня определил как потенциального твоего «любимчика», поэтому как только я поднимался со стола и двигался для прогулок вовне столовой, то со своего места поднимался и он. Да и вообще он часто так приглядывался ко мне, будто сканировал насквозь.

Наверное, ты помнишь и тот момент, когда мы (Я, ты и Оля Сухорукова) вышли для того, чтобы подышать свежим воздухом, а следом вышел твой отец и промчался мимо нас. Ты ещё его спросила о причине поспешного выхода, а он как-то так судорожно постарался удалиться в сторону своей машины, хотя старался изображать невозмутимость, пряча истинную цель – проследить за тем, к чему этот парень (то есть я) может подвести его доченьку. Я его понимал. И поэтому тогда я тоже максимально старался не проявлять чего-то слишком эмоционального по отношению к тебе. Забота твоего отца о тебе меня весьма сильно охладила. Я думал много о том, что у нас с тобой уже совершенно мало времени для признания друг другу. Прошли все годы школьной жизни и уже мы стопроцентно должны будем расставаться. Теперь нам судьба не подарит появиться в одном классе два раза, как у нас это вышло. Мы с тобой были вместе в двух разных группах учеников. И я очень рад судьбе за такую долгую совместную жизнь в школе. Мне было бы крайне тяжело находить причины для встречи с тобой, если бы ты училась в параллельном классе. При таком раскладе ещё сложнее найти друг к другу доверия. А когда мы были вместе на виду, то легко было транслировать свои чувства и наслаждаться общением каждый учебный день, ведь никто бы не смотрел на нас подозрительно, когда мы – один коллектив. Заходить в чужую аудиторию, как это делал, к примеру, тот самый кадет, – вообще невыносимый психологический труд. Я тому парню даже сочувствовал, когда ему приходилось находить время для удачного похода к тебе. Но если бы его попытки увенчались успехом, то для меня это было бы жизненным крахом, ведь мне судьба дарила огромную возможность для сближения с любимой девушкой, а добился бы твоего сердца совершенно другой.

Ох, Юленька, знала бы ты, какие страсти роились в моей голове. С внешней стороны ты замечала много сдержанности в моём образе, а я на самом деле был наполнен множеством неразрешимых вопросов. Я боролся со своими чувствами и пытался найти решения, чтобы никто из важных мне людей не пострадал от моей безрассудности. Это было трудно. Учиться в одном классе, где ты одновременно любишь двух женщин одинаково. Параллельная влюблённость в собственную учительницу было будто бы спасительным шансом моего мозга, который искал успокоения в более размеренной любви. Это было как издёвка надо мной. Самые красивые особы, которых я когда-либо видел, почему-то относились ко мне с определённой нежностью. Я не видел в себе тех качеств, которые бы могли оправдать такое везение. Я постоянно ощущал это как некую издёвку высших сил, которые захотели дать помучиться юному пареньку, который сам себя считал некрасивым и тупым.

Очень важный момент, который я должен озвучить. Ты не спросила, но я должен сказать, чтобы вся картина была показано полностью.Любовь к тебе и Наталье Валентиновне – это ещё одна боль, которая рушила всё равновесие, к которому я стремился.

Для тебя, Юля, я должен был ещё больше проявить искренности и абсолютной правдивости, а не скрывать свою сердечную зависимость от тебя. Ты не боялась переступить через гордость и демонстрировала свой интерес ко мне, а я как будто пришибленный был и так скудно проявлял себя, что тебе наверняка казалось затуханием чувств. Возможно, моя параллельная влюблённость в Наталью Валентиновну привело в итоге к ещё более строгой манере выражения себя. Вся эта невозмутимость была внешней стеной, за которой я, юный паренёк, прятал терзания души. Во мне постоянно боролась собственная неустроенность. Я искал определённости, но найти её было сложно, ведь оба прелестных образа любимых женщин таили необъяснимую загадку. Вокруг нас всегда бывает много других людей, которых мы воспринимаем обыденно, но самые загадочные для нас – самые важные люди. И ты, Юля, и Наталья Валентиновна для меня были и болью, и лекарством. Вы обе дарили мне веру в то, что я в этом мире не серая личность, которая никому не нужна. Я искал идеал и разрывался в выборе. Я никого не хотел обидеть своим выбором. Я не мог допустить предательства, которое бы вы для себя определили, глядя на мой выбор. И хорошо, что моя последняя учительница гораздо сильнее осознала, что доводить школьные отношения до прямой интимной связи – это опасно для такого хрупкого подростка.

Да, через десятилетия я понял, как хорошо получилось обойти этот момент.

В конце 90-х и нулевых я вообще редко находил поводы для слёз. Даже смерти близких проходили иногда с отрешённым лицом, хотя внутри хватало понимания внезапности трагедии. Да и в десятые годы обходилось с наименьшим количеством психологических моментов, которые бы вызывали приступ глубокого сожаления или потрясения, чтобы это обязательно заставило плакать.

И вот в 2023 году меня как будто пробило настолько, что многие воспоминания очень легко подводят меня к тому, что я начинаю плакать, ненавидя себя за ту невысказанную правду, которую держал в себе, а также за те необходимые на самом деле извинения, которые следовало высказать своим учителям, когда я вёл себя излишне развязно. Мне тогда казалось, что это всё незначительно с внешней стороны, но сейчас я понимаю, что я должен был незамедлительно обозначить своё уважение ко всем учителям из 36-й школы. Они мне прощали всё, а я им не отплатил достаточным чувством благодарности.

Ты наверняка помнишь тот момент с учителем физики, когда я позволял себе шутки в её сторону, а также то, что я повёлся на заговор Слёзкиной против учителя. Статус дежурного командира меня обязывал к активному участию, но я только и смог, что не вышел на урок, а остался после звонка в коридоре школы. Но даже если и так, то я должен был после лично извиниться перед учителем, признаваясь в том, что мной двигало только понимания статуса, в котором я был в старших классах. И я ничего не сказал учителю физики.

И уж точно ты помнишь случай с учителем истории (Нохриной Татьяной Владиславовной), которая нам на уроке рассказывала в ироничной интонации об убийстве Распутина. И вот как только она уже подводила историю события под самый конец фразой «как потом выяснили при изучении тела, он умер…», я со своей парты мгновенно вспомнил концовку известного анекдота: «…в результате вскрытия». Все тогда засмеялись. После чего возникла долгая пауза. А потом она сделала совершенно внезапный жест: она ушла в свой кабинет позади себя и заперла дверь.

Молчание прервалось, по-моему, голосом Оли Сухоруковой, которая с полным на то основанием сказала что-то вроде: «Ну ты и придурок, Зырянов».

И вот после такой правильной оценки я вдруг понял, что совершил что-то неоправданное, хотя до сих так и не понял, почему настолько это вызвало гнев и обиду учителя, ведь она сама рассказывала эту невероятную историю смерти Распутина тоже в слегка ироничной манере. Мы все любили Татьяну Владиславовну за её умение рассказывать увлекательно, отчего её уроки превращались всегда в нечто развлекательное.

И вот молчание длилось, дверь не открывалась. И я смотрел на эту закрытую дверь и не понимал причину такой внезапной реакции учителя. Я должен был встать и сам открыть эту дверь и лично в лицо сказать учителю, что совершенно не хотел чем-то обидеть, а просто был подвержен хорошему настроению, которое дарили каждые уроки истории именно в её исполнении.

В последующие дни она даже не давала повода мне думать, что она на меня обозлена. До самых последних дней школьной жизни Татьяна Владиславовна относилась ко мне будто по-особенному. Я не забуду те последние дни во время ЕГЭ, когда она с улыбкой и шуточками встретила во внутреннем дворике школы, где собирались все, кто должен был сдавать обществознание. Если помнишь, я тогда опять блеснул своей внезапной манерой. Я намеренно оделся в самую простецкую одежду (футбольные кеды, синие спортивные штаны «Рибок» и серую застиранную футболку). И это всё на фоне сотни парней, которые поголовно нарядились в застёгнутые пиджаки и брюки. И этот факт посмешил Татьяну Владиславовну и учителя обществознания.

Кстати, я совершенно забыл имя той славной светловолосой учительницы, у которой наши уроки истории и обществознания тоже были нередко весёлыми из-за весёлой натуры учительницы. Я не понимаю, почему мой мозг выветривает имена многих учителей.

И ведь эта учительница обществознания на самом последнем уроке перед тем, как мы все уйдём на паузу перед ЕГЭ, при всём классе зачем-то произнесла для меня одну из самых памятных фраз, которая ею подготовлена лично мне, ведь она знала, что в список предметов по ЕГЭ я выбрал в том числе и обществознание. И вот она тогда мне (заядлому троечнику) сказала: «У меня одна надежда на тебя, Алексей. Смотри, не подведи меня». Я оказался в очередном в психологическом шоке. Я сначала подумал, что она так шутит. Но её добрая улыбка была такой тёплой, что заставляло верить в искренность сказанного. Я тогда ещё так оглянулся по сторонам, чтобы посмотреть реакцию сидящих отличников и хорошистов среди девчонок и парней. Почему-то все молча отреагировали, хотя я ожидал, что они с полным основанием могли поинтересоваться: «А почему именно Зырянов? У него же в основном тройки по вашему предмету?» А я сам даже и не спросил, потому что в моей голове была абсолютная пустота. За что мне такая вера со стороны учителя?

Ты уж точно помнишь, Юля, я на её уроках очень часто делал такой жест: склонял голову на сложенные руки и как будто засыпал. А ведь я не засыпал, а просто при таком положении мне было как будто комфортнее слушать её. Я даже глаз не закрывал, когда опускал таким образом голову. С внешней стороны это безусловно казалось каким-то вызывающим поступком, но у меня и в мыслях не было желания раздражать учителя. Просто я почему-то такое желание делать именно так было только на её уроках. Сам не знаю, почему так меня к этому клонило. Это как в детстве укладываешься на бочок, когда тебе сказку рассказывают. Учительница так мягко и монотонно рассказывала и я будто маленький мальчик начинал забываться и уходить от всего вокруг, кроме голоса. И ведь я ни разу так и не сказал вслух учителю, что это не просто какая-то выходка, а всего лишь удобная позиция для расслабленного прослушивания «лекции». И вот после таких моментов она до самого последнего дня сохраняла ко мне самое добродушное отношение. И её эта фраза про «одна надежда на тебя, Алексей» меня до сих пор волнует. За что мне такая доброта от людей, которых я не одарил словами благодарности за всё хорошее и не попросил прощения за все свои выходки?

Эх, я бы ещё припомнил уже нашу личную историю с тыканьем моей спины с твоей стороны, но это вновь затянется. Но скажу вот что. Если бы ты не марала меня шариковой ручкой, а тыкала бы пальцем или просто ногой продолжала иногда шутливо подпинывать, то и это бы помогло нашему сближению. Я всерьёз злился на тебя из-за этой неприятной выходки с твоей стороны. Если ты тыкала просто тыльной стороной ручки, то более-менее – воспринималось как флирт, но когда ты намеренно черкала футболку, то я себе давал ещё один зарок, что максимально буду оттягивать момент демонстрации чувственного желания тебя хоть как-то приласкать, даже с элементом лёгкой доминации, как сейчас принято говорить.

У меня была любимая футболка итальянская фирмы «Kappa» (мы с Антоном Перминовым умудрились найти её на совместном походе по рынку, что был на Мысу). Она была моей любимой футболкой. Там ещё эмблема такая была в виде влюблённых, которые сидели друг к другу спиной. Там именно девушка и парень, а не два парня спина к спине. Если рассмотреть ближе, то очертания груди у второго «человечка» явно проглядывались. И вот ты эту футболку чирканула ручкой. Я это уже дома смог заметить. А ведь эту футболку я не так часто надевал, ведь у неё была структура ткани такая специфическая, что очень сложно застирывать, потому что слишком нежная по своей вязке. Затирать щёткой отдельное место с чернилами было в прямом смысле опасным, так как это место потом могло приобрести заметно испорченный вид. Это было бы видно по раздёрганным переплетениям в отдельно взятом участке ткани. Как же я бесился дома, вспоминая тебя с ненавистью. Материл тебя самыми грозными словами и обещал самому себе, что буду ещё крепче в своём сдержанном проявлении к тебе. Самому себе давал обещания максимально холодно реагировать на любой твой флирт.

И вот шли недели и даже это я тебе постепенно прощал, но ты не забывала эту привычку с тыканьем ручкой. И я даже однажды тебе карандаш поломал, помнишь? Развернулся так резко, выхватил у тебя карандаш, сломал его мгновенно и повернулся обратно.

Эх, Юленька, если бы ты своими пальчиками в меня тыкала – весь нужный эффект сыграл бы во сто раз правильнее, чем ты тогда решила действовать. Не через шариковые ручки надо было пробиваться в моё сердце, а собственными ручками. Касание твоих пальцев в спину я бы воспринимал с должным пониманием. Совместные заигрывания были бы куда веселее. Это могло бы стать нашей с тобой забавой на уроках. Я так часто ещё в школьные годы рассчитывал, а ты всё почему-то криво-боко подходила в этом варианте заигрывания со мной. А ведь я мечтал, когда ты начала бы постепенно тыкать пальцами и подпинывать ногой меня, а я бы по-доброму тебя «наказывал». Ты ведь помнишь тот момент, когда ты стала добавлять к своим тычкам ещё и пинание ногой. И в один такой момент я поймал твою ногу и стал тащить к себе, а ты смеялась. Я же не делал тебе больно, а лишь продолжил наш совместный флирт. Помнишь, как это было весело? Ну, почему ты не поняла самых простых вещей, Юля?! Я же тебе дал ключ к пониманию. А ты потом всё равно продолжила свою манеру тыканья шариковой ручкой. Я уж не знаю, что с тобой было бы, если бы ты вообще продолжила не тыканьем, а щекоткой. Всё, все мои зажимы и сдержанности потеряли бы преграды. Я бы при любой возможности на переменах позволял себе заманивать тебя в сторонку, якобы для короткой беседы, а потом бы со всем желанием бы брал тебя в охапку и одаривал щекоткой всю тебя. Я ещё тогда десятки раз в своём уме уже проигрывал эти ситуации, предвосхищая тот звонкий продолжительный смех, который бы слышал от тебя. Сколько же раз я представлял твой смех во время таких «наказаний» с мой стороны для такой «проказницы»!

Да-а, какими же мы были дураками. Молодость – это прекрасно, но самое ужасное, что неопытность и неумение знать наперёд того, что более всего правильно в отношении тех людей, которых ты любишь. Мы так вроде трепетно, но в то же время умудрялись совершать самые нелепые варианты развития событий. А ведь всё самое правильное – было таким простым и очевидным. Кто бы мог нам тогда подсказать? Почему же мы были такими «кривыми»? А ещё проще было бы просто выдать друг другу признание ещё в самые первые годы нашего знакомства. И не было бы тогда никаких нелепостей с непониманием на реакцию друг друга.

Кстати, Юля, я вот никак не могу вспомнить: ты с 7 или 8 класса к нам пришла?

У меня же за всю 36-ю школу так и не было фотографий. В нашей семье в 90-е денег не хватало на всё. Именно поэтому я всегда отказывался от оплаты услуг фотографа. Даже в старших классах я зачем-то продолжил эту тенденцию, хотя уже успел в 2002 году вместе с Антоном поработать неподалёку от посёлка Матмассы и заработать денежек. А теперь мне так не хватает всех тех фоток, на которых мы все молодые. У меня вообще нет фоток с конца 90-х. Была одна от семьи, что жила по соседству. Я у них был в гостях и там меня сфотографировали рядом с одним их родственником, который был меня на год старше. Фотку потом нам принесли и она оказалась у нас в альбоме. Я несколько месяцев не мог себе найти место. Я вглядывался в себя на фотографии и мне до крайности не нравилось, каким я выглядел на ней. Я был таким жалким, на мой взгляд. И в итоге я её тайно из альбома вытащил и порвал на мелкие кусочки, а потом выкинул. Со временем так никто и не заметил её пропажи.

А спустя годы я не могу себе простить той выходки. Мне так хотелось посмотреть в глаза того парня, которого так почему-то любили самые красивые женщины в моей жизни. Для меня до сих пор не очевидным кажется тот факт, что я мог чем-то так привлекать. Тощий, некрасивый троечник с неуверенным взглядом. Почему же так ко мне относились женщины? Загадка. За что такому неблагодарному парню была такая привилегия? И тем печальнее мне осознавать на 38 году жизни, что я не отплатил тем же абсолютно всем этим женщинам: учителям и избранницам, которых на само деле любил безгранично.

Глава 2

Юля: 31 декабря 2023

«Я пришла к вам в 8 классе, потому что в школе меня травили, и общего языка найти не получилось. Лëш, читаю твои сообщения, и мне стыдно за свои издёвки в твой адрес. Извини меня. И ручка и пинки и книга по голове, это очень больно. Сейчас, когда я стала мамой и мой ребёнок ходит в школу, смотрю на то как общаются дети между собой, мне страшно. А мы ведь были такими же, грубыми, взрывными, неблагодарными. Можно долго всё перечислять, НО – это называется молодость, неопытность, ведь мы ученики и пришли учиться.»

Алексей:

Ох, Юленька, ты ж моя милая лисичка. Ты у меня именно с лисичкой ассоциировалась. Мне казалось, что у тебя личико остренькое. И мне так нравилось это. Никто у меня из девушек хоть когда-то не вызывал желание находить общего с каким-то милым зверьком. Все эти «кошечки» – это фигня. Настоящих «кошечек» я не видел ещё ни разу и вряд ли когда-то увижу. В моей жизни есть один «зверёк» – это лисичка Юля, которую я любил и не перестаю это делать, а только сильнее горю этим чувством.

Понимаю, что сейчас у девушек новые фамилии после замужества, но для меня ты остаёшься Фицайкой, как и остаются Оля Сухорукова, Оксана Белетченко, Женя Ялунина и прочие, кто сменил фамилию в паспорте. Для меня вы все те самые девочки-одноклассницы – вечно молодые и не меняющиеся. Но ты тогда и сейчас для меня остаёшься особенной, кого я люблю больше всех остальных. В школе мы (не влюблённые) друг друга ощущали просто как ровесников, но сейчас даже некоторых парней из моего класса я готов обнять как родных. Для меня нет «козла», а есть Костя Козлюк, для меня нет «Богуса», а есть Лёха Богунов, для меня нет «барана», а есть Лёша Мараничев. Остались такими же только мерзавцы Мелюх (Сергей Милюханов), Ряба (Александр Рябинин), Горбатый (Алексей Горбунов). Их я презирал тогда и остаюсь при таком же мнении о них.

Что касается твоих пинков по стулу, то эти телодвижения для меня были вполне за вменяемый флирт. Я честно говорю, Юленька. А вот неизменные тычки ручкой и карандашом меня возмущали. Это да. Я ждал пальчиков, а ты почему так и не перешла на такие очевидные методы заигрывания с хладносердным дурачком, который вроде вполне глазами хоть что-то демонстрировал ответное для меня. Или у меня и в глазах был этот нелепый «холод»?

А вот про «книгу по голове» вообще сейчас слышу вроде впервые. Ты ничего не перепутала? Я такого не помню? Может, ты так сильно ударила меня в каком-то классе, что у меня шарики за ролики заехали и память выветрилась, но вот совершенно не помню такого момента. Книга меня не могла «ранить». Ручка эта чёртовая, конечно, раздражала, а пинки и книжки по башке – это вообще безобидная выходка. Пинала же ты под моим стулом, а не по спине. Ох, Юленька, знала бы ты, сколько я в своих воспоминаниях резко оборачиваюсь к тебе после таких тычков и своим новым мышлением командую себе фразу для того молодого Лёши Зырянова: «Фицайка, прекращай тыкать ручкой! Хочешь меня тыкать – используй свои руки. Только помни – ближайшая перемена – и ты будешь «наказана» за каждый свой тычок».

И как же мне хотелось попасть в такой момент, чтобы увидеть твою заигрывающую улыбку, когда ты услышала бы мои «угрозы». По-моему, ты такую практику тычков только с 10 класса стала применять. Но и этих двух лет хватило бы, чтобы мы просто бросились друг другу в объятия, если бы не использовали лишних методов взаимного флирта, которые сбивали с правильной чувственной линии поведения.

Я не добавляю тебя в друзья, чтобы не давать повода для чьих-то подозрений. Если бы я более 10 лет назад писал, то мог и «задружиться», а сейчас не хочу кому-то из одноклассников дать повода для лишних вмешательств в наши подробности. Я и поздравлять тебя не смогу, как все остальные на стене твоей страницы. Я не могу себе эти простые открытки тебе присылать. Сердце мне велит писать только о своей любви к тебе и благодарности за всё в общем школьном прошлом, но ведь найдутся те, кто начнёт находить здесь повод для подозрений. Вот увидит, к примеру, Оля Сухорукова (Зубова), что появился неожиданно «Зыря» и заговорил о своей любви, а ведь Оля наверняка, как и многие другие, помнят, что наша взаимная симпатия вряд ли для кого-то была непонятна ещё тогда. Найдутся и другие «доброжелатели», которые захотят покопаться в чужом белье. Я себе не могу такое позволить. Я виноват перед тобой гораздо больше. Все твои выходки с тычками и некоторыми мелкими суждениями в мой адрес тогда – это всё настолько пустяшное, что меркнет перед твоими более важными действиями. Ты могла себе позволить выбор любого другого, кто крутился вокруг тебя. И это были действительно достойные ребята. Они были либо отличниками, либо более физически сложенными, более уверенные в своей мужской подаче, а ты зачем-то тратила свои усилия на жалкого парня, который был хилым троечником, не умеющим транслировать свои чувства. Но именно ты делала меня от года к году всё сильнее и увереннее, когда показывала, что такая невероятная красотка может быть заинтересована в таком скромном парне. И вся проблема была лишь в том, что для этого парня вся эта ситуация из года в год была фантастичной, поэтому самому разрушить стену изнутри не удавалось. Я боялся показаться тебе ещё более слабым.

Я не просто так тебе вспомнил несколько случаев, когда ты была вот уже совсем на короткий миг до того, когда могла бы меня брать в свой плен. Ты делала такие гигантские шаги к разрушению моей стены, но останавливалась вот совсем уж на последнем шаге, когда меня «добить» можно было лёгким движением.

Пишу тебе сейчас после вина и шампанского, но мои переживания весь лёгкий алкоголь выжигают напрочь, а мысли вновь улетают в прошлое. Я алкоголь уже больше десятилетия употребляю крайне редко. Да и с юности вообще пил вообще нечасто. Традиция лишь на Новый Год, а также на чьи-то дни рождения. Но к 35 годам у меня все бабушки и дедушки умерли, а ещё отец ушёл из жизни ещё в апреле 2016 года. Никому не пожелаешь такого, но меня это не свело к пристрастию к алкоголю. Лёгкость в борьбе с такими соблазнами мною легко реализуется. Наверное, литературное творчество помогает переключаться на усилия в более нужное русло, чем саморазрушение. Именно поэтому в сам праздник НГ или чей-то ДР могу себе позволить много, но отрезвляюсь легко, ведь я за всю жизнь выпил примерно две бочки алкоголя, если всё ранее выпитое слить в эти тары. Для других две бочки алкоголя – это норма на год.

Я ищу силы не в этом. Я живу чувствами. И чем старее я становлюсь, тем больше понимаю всю важность правды и честности в проявлении чувств.

Кстати, однажды летом 2013 или 2014 года я встретил на Ватутино Женю Горбаченко. Поговорили про самую традиционную тему в таких случаях – «видел ты наших?»

И вот он мне рассказывает про встречу со всеми «нашими» в немалом количестве в школе. А я ему: «Ух ты, а как вы так решили вдруг собраться?» И тогда мне Женька отвечает с удивлённым лицом: «Так ведь прошло 10 лет после выпускного!»

Я взял паузу на осмысление и меня прошибла мысль: «Боже! А ведь точно – мы же в 2003 году закончили школу!»

Я даже не мог понять, как я так умудрился не вспомнить такую дату. Но ещё больше меня огорчил факт, что меня никто не стал даже искать в интернете, чтобы присоединиться к группе для похода к нашим учителям. Женька перечислял нескольких людей и я с такой грустью осознавал, что я – какое-то пустое место, о котором вспоминать нет необходимости. Хотя были и обычные мысли на счёт того, что на таких собраниях очень часто бывают обсуждения того, кто и как устроился в жизни. Я ничем не мог похвастаться в сравнении с теми ребятами, у которых «стартовые данные» были гораздо лучше, чем у какого-то нищеброда, который в за время средней школы не мог себе позволить заплатить деньги за услуги фотографа, который каждый год делал коллективные фотографии. У меня так и не было ни одной фотки с 36-й школы.

Помнишь, Юленька, ты сама однажды спрашивала меня: «А почему ты не берёшь себе фотографию на память?»

А я отвечал так просто: «Да мне и не нужно. Обойдусь».

А всё дело в простой нищете нашей семьи. Мать с отцом уже развелись к 1999 году. Мать тащила двух сыновей сама. Мы с 90-х были привыкшие к тому, что даже к родственникам с Ватутино на Мыс или на улицу Киевскую 73 шли пешком, а не на автобусе.

Антону Перминову вчера написал про то, чтобы он мне фотки общие с 6 по 9 класс прислал, если у него остались, а за 10 и 11 класс у меня нет. Успел написать и Жене Горбаченко, но он очень редко заходит на свою страницу в «ВК». Я с ним с той десятилетней давности ни разу не встречался и в интернете не искал. А сейчас вот прям начинаю искать любую возможность восстановить то, что так упустил много лет назад. Не знаю, как он отреагирует, будет ли заморачиваться с тем, чтобы отфоткать свой школьный альбом.

Сейчас от Антохи получил несколько фоток за время 56-й школы и за 36-ю, но до 9 класса, ведь он потом на физмат перешёл. Прям вообще себя на некоторых фото не узнаю.

Вот несколько занятных фото…

Какой же я молокосос на многих фотках. Неужели я и в 10 и 11 классах был с таким детским выражением лица?

Ты встала позади Кости Козлюка и, как мне казалось, намеренно играла на ревности со мной. Ты можешь и не помнить, а вот у меня прям флэшбэк случился. Я помню, что поворачивался в твою сторону, а ты прям специально перед моим взглядом касалась Кости слегка за его спиной. У меня и выражение лица какое-то вообще напряжённое получилось, если попытаться присмотреться к фотографии. Ох, как мне эти твои игры на ревности помотали нервишек.Кстати, на той фотке, где мы у входа в 36-ю школу, я как только увидел себя с правого боку и тебя сверху, то сразу вспомнил тот момент во время фотографирования.

Юля: 2 января 2024

«У меня тоже где-то есть такие фотографии. Мы общаемся с Олей Сухоруковой и Настей Семёновой из всех одноклассников. Андрей Уткин умер, давно уже. Серёжа Милюханов живёт на моём районе, как то встретились, сам подошёл, был рад видеть. С Настей Менщиковой вместе работали. А больше никого не видела.

Лёша, ты мне так много пишешь, я порой теряю нить о чем ты. Твои мысли я поняла, чем старше становишься, приходит осознание и хочется поделиться, это здорово. То что ты мне написал это шок, а то, в чем ты мне признался-даойной. Боюсь разочаровать тебя, но ты ошибаешься что я с тобой флиртовала. Скорее ты это всё придумал в своей голове. Я относилась к тебе как к однокласснику, ты был интересным собеседником, необычным. Порой хотелось поддерживать.»

Алексей:

Про Уткина – это шок конкретный. Меня аж на несколько минут вынесло.

Он в начале нулевых со своим братом переезжал даже в наш дом на Шаимском 6. Только я в первом подъезде, а он в шестом жил. Но они там не больше нескольких месяцев были, а потом я его никогда не видел. Мы с ним, конечно, не сильно и общались, но время сгладила любые шероховатости. Ничего шибко гадкого от него в школьные годы не было.

Жалко Андрюху. Прям холодные мурашки по рукам идут, а я пытаюсь написать хоть что-то по этому поводу. И это не сентиментальность во мне говорит. Чисто по-мужски тяжело воспринимать. Такое ощущение, что он мне был очень близок.

Ладно, о трагичном говорить не будем много. Не то время сейчас.

Что касается флирта, то на фоне остальных в школе он был как вполне очевидным. Если уж мне даже Антон Перминов (будучи уже в физмате) в одной из встреч, когда мы с ним вместе договаривались по рынку пройтись, задавал вопросы на счёт тебя. Я ведь своих чувств к тебе никому не раскрывал из пацанов. У девочек обсуждать такие темы – обычная необходимость, а вот у пацанов чаще всего обсуждение на поверхностные темы в отношении девчонок. Только в общем плане могли говорить свободно, а вот признаваться даже своим самым лучшим друзьям о личной привязанности к девчонке – сложновато. Думаю, даже у других парней так было.

Так вот, Антон мне как-то раз задал вопрос о моей возможной симпатии к тебе. Антоха примерно в таком ключе говорил: «Лёха, мне тут мои друганы в моём классе спрашивают про тебя. Типа, а что там у него с этой Фицай. Она же к тебе вроде как нормально так относится. Ты вроде же как… ей нравишься и всё такое».

Я тогда немножечко так подофигел. Я так глаза ещё округлил: «В СМЫСЛЕ?! А они-то вообще каким боком могут что-то знать?»

И Антон так: «Ну-у… они заметили, что у вас вроде как что-то такое… да и ты вроде тоже как-то…»

А я так (после долгой паузы) плечами жму: «Симпатичная, конечно… но как же она меня бесит вообще!»

Сам-то это сказал, а про себя подумал, что у меня опять какие-то конкуренты намечаются. Я тебе не буду передавать то, что мне Антон рассказывал много дней спустя про тебя от этих его друзей с физмата. Я уже тогда догадывался, что это скорее всего грязные попытки мне подгадить. Недоброжелателей у меня с других классов хватало. Всякую лютую фигню я даже своим скудным умом мог распознать. Уж слишком дебильные кляузы были по своему содержанию. Сам Антон такого не выдумывал. Ему такой чушни нафиг не нужно было.

Кстати, вполне что-то на уровне симпатии было и у Антона с Олей с Сухоруковой. Понятно, что ничего серьёзного не вышло, но мы даже между собой об этом не говорили. Антон точно так же ответил, как и я на его подозрения, когда ему осторожно спросил про Олю. Антон уклончиво так намекнул, что Оля прикольная, но тему дальше не стал развивать.

Не знаю, может быть, это у нас такая скромная троица была в школе, что мы даже о своей любви не говорим кому-то, если только не самим себе или той самой Любви. Для нас это было табу. Думаю, Антон тогда тоже ощущал нечто вроде страха оттого, что в своём любовном признании видел демонстрацию слабости. Хвастаться своими любовными похождениями могли как раз те, кто их выдумывал или приукрашивал явные случаи, чтобы казаться более успешным в теме любви.

Раис ещё более замкнутым был в этом отношении.

Я не с бухты-барахты вспоминаю о наличии в наших отношениях флирта. Я в предыдущих письмах обходил эти две сцены, которые у меня в голове крутятся, как уже озвученные фразы от тебя и тот самый танец перед Новым Годом. Я ожидал, что ты сама вспомнишь и передашь свои тогдашние очевидные мотивы, хотя там ничего особо скрытого не было.

Мне два случая твоих ну совсем уж неожиданных телесных прижатия не забыть никогда. И оба случая были у шкафчика раздевалки в нашем кабинете №206. Я не ожидал, что ты будешь на виду у других девчонок так себя проявлять.

Просто напомню их. Я могу, конечно, ошибаться в твоих мыслях, но каким именно образом ты меня вводила в некое оцепенение – это нечто незабываемое!

Итак. Мы одной гурьбой после уроков топимся у шкафчика со своими зимними куртками и сменками. Я еле протиснулся через девчонок, чтобы склониться к шкафчику и прихватить куртку одной рукой и взять пакет со сменкой в другую руку. И я выпрямился, держа в каждой руке по вещи, причём руки на растопырку в стороны, будто распятый. Гляжу перед собой, чтобы понять, как мне выйти из толпы подальше через рядом стоящих девчонок, а ты неожиданно с какой-то хитрой улыбкой стала двигаться ко мне, протягивая свои ладони, которые ты мне за пояс завела, а сама при этом (извини, пожалуйста) своей передницей прижалась так недвусмысленно, продолжая хитренько улыбаться. Я представляю, какой же у меня был идиотский вид тогда. Я помню своё состояние тогда. У меня шок был. Таких вот публичных откровений я не ожидал, а только лишь стеснительно опустил занятые руки и потом осторожно продвинулся дальше, когда ты высвободила свои руки.

А потом был повторный случай, но через какое время он произошёл – не помню точно. Но он был. И снова я был в самом неудобном положении, когда обе руки заняты.

Эх, Юля, знала бы ты, каким я себя считал олухом. Хотя делать ответное движение было совершенно неудобно. Не мог же я тебя приобнять, когда у меня в руках висит куртка немаленькая и пакет с грязными уличными ботинками. Совсем уж не по-джентельменски. Я и тогда и сейчас считаю это вполне очевидным. Если уж обнимать кого-нибудь вместе со своими вещами, то какую-нибудь Слёзкину, к которой я относился со скептицизмом. Это если бы она ко мне так подошла. К ней у меня никого тёплого чувства не было, поэтому я её мог даже рукой с пакетом уличной сменки оттолкнуть. А тебя обнимать хотелось чистыми руками.

Но ты почему-то подбирала такие моменты, когда я был в крайне неправильном положении для этого. Ты после этого ничего подобного не делала, но я потом каждый раз, когда все вновь толпились у шкафчика, а ты была где-то неподалёку, подготавливался к новой возможной твоей «странной» попытке то ли флиртовать, то ли шутить со мной. Я придумал такую тактику: сначала беру куртку в одну руку и сразу выпрямляюсь, но боковым зрением пытаюсь узреть твоё приближение. А пакет пока не торопился брать, но руки вновь старался растопырить в сторону, будто в жесте широкого приветствия. Если бы ты тогда возобновляла свои ироничные «обнимашки», то мне было бы легче обнимать тебя свободной рукой. Я так ждал третьей попытки от тебя, а ты (как мне казалась) обиделась, что я был так холоден в твоих «заходах». И меня это расстраивало, но и удивляло. Я ведь понимал, что перед другими девчонками ты так делала не просто так. Если бы это было только в момент нашего уединения, то это тоже очень откровенно и мне было бы куда легче. Но ты почему-то никогда такого не делала, когда мы действительно оказывались в хороший момент, когда никто не мог нас видеть.

Мне казалось очевидным, что ты сама огорчалась от моей сдержанности, ведь хоть какую-то симпатию ты показывала. Если уж учителя это видели на уроках и слегка так нас «останавливали», прося не отвлекаться на свои «шуры-муры». В том числе и эти тычки в мою спину. Почему-то на уроках истории и обществознания (в кабинете на первом этаже) это «игра» разгоралось особенно рьяно. Так вот, мне виделось тогда своё объяснение таким публичным «обнимашкам». Как мне казалось, ты считала, что девчонки посмеиваются над твоими попытками флирта со мной, поэтому хотела выжать из ситуации такой эффект, чтобы ни у кого не было больше сомнений. Я думал, что ты ожидала быстрой и очевидной ответной реакции в виде взаимного обнимания, но моменты подбирала самые неудачные. И я вполне уже тогда был согласен, что хочу пойти на твою задумку вполне осознанно. У меня не было желания проучить тебя за какие-то мои прежние обидки на твои слова про мою скромную («непраздничную») одежду или наше (с Антохой и Раисом) увлечение игрой бумажным мячом. Я на ревности не играл. На слова мог обидеться, но вот обнять тебя и целовать я хотел куда больше, чем хоть как-то тебя ранить. И я ведь ни разу не говорил тебе каких-то фраз по типу «тебе какая разница, в чём я хожу?» или «чем тебе наш футбол на перемене мешает?». Я на твои замечания просто молчал. Как сильно я скрывал свои чувства к тебе, так же сильно я скрывал и свои порывы огрызаться. Я точно для себя понимал, что моя агрессия может восприниматься как преграда нашим отношениям. Для меня было легче стерпеть замечание от любимой женщины, чем дать повод ей прекратить испытывать ко мне хоть какую-то симпатию.

Снова ухожу в сторону от своих пояснений. Так вот, я тогда был готов дать «зелёный свет» твоим «обнимашкам». Я считал это хорошей возможностью дать почувствовать и тебе уверенность, что ты не в одну сторону проявляешь свои чувства. Я с лёгкостью бы тебя обнял в ответ на глазах у одноклассниц. Повторюсь, желания проучить у меня не было. Если бы с первого момента ты выбрала наилучшее время для «сближения телами», то даже с моим замешательством это вышло бы куда интимнее, чем выходило в итоге. А я тогда мог лишь размышлять о «джентльменской этике». Как говорится, негоже парню обнимать свою любимую девушку, когда в одной руке свисает зимняя куртка, а в другой пакет с мокрыми ботинками. Только и всего.

Наравне с другими уже озвученными моментами эти два случая у меня тоже в числе моих «ошибок». Сейчас, конечно, легко себе придумывать наилучший вариант, но если бы мне вернуть мышление меня 38-летнего в того подростка, то я бы мигом опустил пакет на пол, а второй рукой накрыл шутливо своей курткой твои плечи, будто одеваю тебя в неё, а свободной ладонью бы мог под прикрытием этой самой куртки хотя бы на несколько секунд обхватить твою талию и не отпускать тебя, когда ты уже сама прижалась откровенно.

И в таких мечтаниях в своём уме я сотни раз представлял наши взгляды, которые бы пронзали нас обоих. И плевать на излишнюю интимность по причине такой публичности для наших одноклассников. Но… моменты упущены. Боже мой, сотни раз я тебя так обнимал, Юлечка.

И с десятилетиями ещё тяжелее, когда понимаешь, что в те ранние годы ждать было от тебя новых внезапных обнимашек – это наибольшая слабость, проявленная мною. Вместо ожиданий я должен был сам генерировать такие моменты. Если уж я стеснялся тогда публичности, то мог ведь просто в благодарность за твою смелость просто в любой удачный момент откровенно обнять тебя. Куда проще ведь было самому обнять, а если и получил бы пощёчину, то объясниться было легче: «Ты меня вроде пыталась обнимать, но мне было неудобно это повторить. Неужели сама не видела? А сейчас я сам тебя обнял. Я разве был сейчас так груб, дурёха?»

Настя Семёнова, как я уже понял, – взяла фамилию Одинцова. И вот увидев не так давно её фотку, я понял, что неслучайно мне показалась одна девушка очень похожей на мою одноклассницу. А ещё её муж очень похож на того мужчину, которого я видел рядом с ней возле ватутинского магазина «Магнит». Смотрю и думаю: черты лица похожие, но очень прям взрослые. Я её помню такой невысокой и в очках. Она прям полностью соответствовала образу отличницы. А тут прям через двадцать лет такая женщина-вамп.

Но ей безусловно идёт такой образ. Неожиданное перевоплощение. Это даже лучше.

Я такое никогда бы не сказал, но вот женщины очень низенького роста сами говорят такое без всякой обиды. Действительно, у «маленьких» женщин есть эффект внешнего восприятия, когда всем кажется, что она ещё ребёнок, хотя женщине уже может быть далеко за 30.Я от низеньких женщин слышу часто такую фразу, на которую они сами не обижаются, а соглашаются: «Маленькая собачонка – всегда щенок».

Но Настя прям переросла стадию «щенка» и выглядит очень яркой женщиной. Повторюсь, ей это очень идёт.

А, вот ещё очень памятное для меня.

Твоя фраза в самый первый год учёбы в совместном классе, когда мы на уроке русского были. Там учительница вдруг решила нас всех пересадить. Она попросила меня сесть во втором ряду на вторую парту, а потом через минутку указала тебе на свободное место слева от меня. И вот твоя легко брошенная фраза «ой, да с удовольствием» меня просто ошарашила. Такого «подарка» я не ожидал. Мне ведь с самого раннего возраста нравились брюнетки. Ну, это так обычно бывает, у кого матери брюнетки и в родственниках чаще всего женщины-брюнетки. Плюс к этому ещё все блондинки почему-то вели себя не как загадочные особы (как скромные брюнетки), а всё время чем-то непонятным себя проявляли и часто любили с мальчишками поогрызаться. Меня такая манера раздражала и я с симпатией относился к девочкам-брюнеткам, тем более что они действительно отличались каким-то спокойствием и вдумчивостью, в отличие от блондинок, которые были как будто намеренно задиристыми. Для скромного парня такое поведение было сложным для понимания и уж тем более дарить какую-то ласку таким девчонкам сложно, если они не вели себя более чувственно, как брюнетки, а постоянно куролесили, причём невпопад.

И вот твоё появление в 8-м классе перевернуло моё восприятие.

Привели нам трёх новеньких девчонок. Две брюнетки и одна явная блондинка. Я взглянул на всех вас быстренько, а потом мой взгляд прям уткнулся в тебя и всё – я пропал. И наблюдал за тобой много раз. У меня в башке полная сумятица. Не понимал, что со мной происходит. Вижу, что блондинка. Вижу, что какая-то прям «лисичка», но… не могу не думать больше ни о чём.

И решение учителя меня удивило. Было два варианта объяснения. Я сначала тогда подумал, что это ты как-то с ней обговорила этот момент и попросила посадить нас вместе, а учительница согласилась. Мне верить в счастливую случайность было трудно. А второй вариант мой мозг уже нарисовал чуть позже. Я предположил, что учительница увидела, что я за тобой наблюдаю как-то по-особенному. Она не могла не увидеть, что парень я излишне смущённый и сдержанный, поэтому она пошла на то, что максимально помогла мне дать возможность заявить свои чувства. Она понимала, что подойти к тебе, когда ты с подружками сложно, а когда мы сидели бы за одной партой, то мне было бы легче найти общий разговор.

Я и радовался и ещё больше себя загонял в смущение. Не понимал, о чём можно с тобой заговорить. И я замечал, что ты не получала от меня более тесной связи в общении, поэтому начала делать те самые «игры на ревность». Ты демонстративно поворачивалась ко мне спиной, иногда вслух произнося фразу «ой, как скучно» и обращалась, например, к Косте Козлюку, который сидел где-то там неподалёку. Такое поведение меня расстроило своей внезапностью. Это был первый «удар в спину». И вот тогда-то и начались мои загоны со строительством «защитной стены». Да, я очень медленно шёл к тому, чтобы начать с тобой общение, чтобы обязательно найти общий язык, но твою нетерпимость к моей сдержанности я очень болезненно воспринимал. Если бы просто фраза «ой, как скучно», но вот эти развороты спиной ко мне – это прям пинок, который меня сваливал вниз по «лестнице», по которой я взбирался к твоему сердцу. Мне даже мысли не приходило придумывать свою «игру на ревность». Мне нахрен никто тогда не сдался из класса. Ты для меня была единственной. Позволять себе врать на счёт ответной реакции, чтобы злить тебя я не то чтобы не мог, а даже не хотел. Я ведь действительно сомневался в своей внешности и был закоренелым троечником, поэтому никак не мог подумать, чтобы позволить хоть малейшую трещинку в твоей симпатии. Но при этом был сдержан в том, чтобы просто признаться тебе в любви. Даже не знаю, мог ли я сказать слова любви тогда, если бы не видел уже несколько раз твоей спины, когда ты «любила» меня так «проучить». Меня останавливала внутренняя обида. Но если бы ты не была такой резкой в своём показном равнодушии, то мне было бы легче однажды уже в 8-м классе взять тебя за ладонь как будто бы случайно. Я ведь вполне иногда проявлял чудачества на уроках. Был вполне смешливым. Но вот поселившаяся моя любовь к блондинке всё крушило во мне. Я становился сверхстеснительным. Ты была красоткой, а я лишь обычным троечником. Мне хотелось видеть твои глаза, которые смотрят на меня по-доброму.

А когда нам пересадили вновь на новые места, то я вообще был сломлен. Я ведь себя корил, что учительница заметила наши скрипучие потуги сближения и очевидные недомолвки в общении. Да и мой взгляд её явно убеждал, что я как будто потух, а всё из-за своей неуверенности.

Оглядываясь назад, я понимаю, что такая быстрая посадка нас вместе действительно помешала свободному общению. Близкое расположение друг другу заставляло чаще общаться, а мы с тобой ведь в тот период прям очень напряжённо так вели. Я был вечным молчуном, а ты в своих попытках начать отвлечённый разговор натыкалась на мои скудные ответы через долгую паузу. А всё потому, что рядом с тобой сидел безумно влюблённый в тебя парень, который боялся своей глупости типичного троечника и абсолютного неумения говорить на отвлечённые темы. Ты была такой активной, а я лишь готовился к тому, чтобы начать демонстрировать свои чувства.

Если бы ты меня напрямую тогда спрашивала: «Я тебе нравлюсь?» – я бы ответил правдиво. И всё. Если уже все карты раскрыты, то и нужды в «игре на ревность» уже бы не понадобилось с твоей стороны. Я бы уже был в твоих руках. Ещё в 8-м классе ты могла меня превратить в послушного щенка. Это не позиция какого-то куколда, а просто решение влюблённого в тебя подкаблучника. Я с любимыми женщинами не воюю, а сдаюсь в плен. Воевать нужно против мужиков, в том числе в политической плоскости. Можно идти грозно против всей системы и не бояться, а вот твоя женщина – это твоя королева, которой ты служишь по зову сердца. И встать на колени можно и нужно перед любимой женщиной. И это не будет психологическим поражением или чем-то постыдным для мужчины.

Я сказал, что «не совсем», но она попросила её проводить. Мне уже тогда подумалось, что она слегка лукавит, а просто хотела завести со мной разговор. И вот мы с ней от самой школы и до рынка «Северный», а она меня спрашивает так по-доброму обо всём: то про выбор ВУЗа, то про какие-то другие жизненные выборы пути. А у меня всё время мысль внутри корёжит:Вставать на колени надо и перед учителями. Перед своими учителями я в долгу. Немало их почему-то делали мне поблажки, хотя я позволял себе всякие вольности. Была бы моя возможность, так я бы хотел увидеть их в том школьном зале всех, а самом встать на сцене на колени и вспомнить, чтобы поблагодарить, всё то хорошее, что я получал от них, и попросить прощение за мои выходки. Хотя многое, что я себе позволял они мне зачем-то легко прощали. И последние дни перед ЕГЭ это доказали. Мне даже поведение учителя физики крайне удивило, когда она меня уже после получения сертификата с оценками вдруг остановила и спросила: «Алексей, ты, случайно, не в сторону нового рынка «Северный» идёшь?»

1) А ведь она сейчас спросит меня про ту тройку за четверть, когда у меня было три оценки – 1, 2 и 3. И я не пошёл на пересдачу, а она мне просто поставила тройку, хотя всем остальным, у кого были проблемы, угрожала оставить двойки. В итоге она мне поставила тройку, а мне было стыдно.

2) А ещё вспомнил свою шутку про «сдвиг по фазе», за которую мне, по-моему, Оля Сухорукова поставила в укор вполне законно. Я ведь произнёс это в спину своего учителя и вполне отчётливо. А учительница по физике даже не показала своей обиды.

3) А ещё это моё вынужденное участие в заговоре против неё, когда Слёзкина и Бучнева подбили не ходить на урок физики сразу нескольких людей. Меня они присобачили за счёт моего статуса дежурного командира. Потом все участники «бунта» писали объяснительные для директора, а ведь Сажин меня ненавидел. Он знал моего дедушку (Алексея Ивановича Сенникова), в честь которого меня и назвали. И этот Иван Михайлович Сажин меня грозил вышвырнуть из школы, а рядом стоящую Слёзкину «помиловать» за девичью дурость. Сажин цеплялся за любую возможность «покарать» внука Алексея Ивановича Сенникова. Я только после окончания школы узнал, что и моя бабушка (Светлана Ивановна Сенникова) знала нашего директора и завуча лично. А этого Сажина мой давно ушедший из жизни ещё к началу нулевых дедушка раздражал его даже после смерти, когда он (Сажин) видел меня. Чёрная зависть к моему дедушке ему покоя не давала.

Так вот, я все эти три случая держал в голове, когда шёл с учителем физики, которая спрашивала меня о чём угодно, но только не о том, в чём я перед ней виноват.

Мне никто из учителей не высказал своей обиды. Даже мои дурацкие «сонные» позиции на парте на уроке обществознания будто не раздражали вовсе, поэтому перед ЕГЭ по обществознанию учительница сказала почему-то мне (тупому троечнику): «У меня одна надежда на тебя, Алексей. Смотри, не подведи меня». И каким-то образом умудрился сдать на 60 баллов ЕГЭ по её предмету. Выше только Оля Сухорукова была с 80 баллами, а все остальные получили меньше 60 баллов. И я ведь так и не подошёл к учителю потом, чтобы спросить: «Почему именно мне, тупому троечнику, который сидел в окружении отличников и хорошистов, вы сказали такую странную фразу, ведь я по вашему предмету получал в основном тройки?»