Трудно быть Ангелом. Книга Х. Крест. Роман-трилогия

Книга X

Крест

Уж сколько их упало в эту бездну,

Разверзтую вдали!

Настанет день, когда и я исчезну

С поверхности земли…

К вам всем – что мне, ни в чём не знавшей

меры,

Чужие и свои?! —

Я обращаюсь с требованьем веры

И с просьбой о любви.

М. Цветаева

Глава 1

Весёлая прогулка

Мы, двое безумно влюблённых, – благородный Поэт и принцесса Мэри – всем вам сейчас объявляем, друзья: у нас отпуск! А-ха-ха, да, это правда – у нас отпуск! Мы много работали, я издал новый роман, а Мэри получила диплом магистра искусств экстерном (круто!). Тс-с-с, и мы узнали, где Фаберже, английские банки должны заплатить нам по векселям и счетам, и когда-нибудь мы станем очень богатыми! Спасибо, Господи Боже, что помнишь и не забываешь о нас. Но все последние дни, я признаюсь, был сильный стресс и полные треша события, мысли и тревоги не отпускали меня – выгорание полное. Кто это знает – тот поймёт меня. И поэтому открою вам страшную тайну: мне хочется напиться (тс-с-с!) и подраться, любить Мэри и буянить весь день. А ещё обязательно хочется для Мэри (новоиспечённого магистра искусств) сделать приятное – завалить подарками и в постель, голую, затащить её на всю ночь. Она заслужила! А-ха-ха!

И я решил: в последний день лета беру отпуск – и на море; а с моря мы полетим в Рим на свадьбу Вари и Гения.

– Мэри, сегодня я планирую дурачиться и веселиться! Мы будем гулять по Москве, тратить много денег, пить вино, а я буду к тебе приставать.

– Ура-а!

Мэри прыгала от счастья, и весело три раза прокричала «Ура», и смачно поцеловала меня!

– Что ты задумал?

– Иногда мне кажется – я хочу обтрахаться с тобой три дня до потери сознания, а затем совместно напиться, смеяться до упаду и смотреть фильмы в джакузи.

– А-ха-ха!

Да, друзья-читатели, сегодня первый день нашего отпуска. И красавица Мэри, ещё голая, достала из шкафа комплект шикарного шёлкового летнего белья и чулки в том же стиле. И, очень довольная, аккуратно разложила и повесила всю эту красоту на спинку кресла.

Первое: она обернула вокруг талии и закрепила поясок для чулок – для Мэри приключения уже начались. Второе: она села на краешек кресла и осторожно надела тончайшие чулочки, расправляя их по всей длине прекрасных ног. Спереди чулочки к пояску подвязками прицепила она сама и посмотрела на себя в зеркало. Третье: Мэри встала и эротично подошла в кабинет к Поэту, двумя руками распахнула двери и встала в просвете, а Roy Orbison1 запел: «Oh, Pretty Woman!» Немного постояв в проходе в свете восходящего солнца, загадочно улыбаясь, Мэри модельным шагом проследовала до стола и спросила: «Вуаля?» Затем с улыбкой повернулась ко мне своей самой прекрасной задницей.

Я нахмурился, отвёл глаза от дневников, но тут же улыбнулся и принялся за важное дело: очень по-деловому и заинтересованно посмотрел на попу Мэри, похлопал по ней ладошкой; прицепил задними подвязками чулочки к её поясу; просунул указательные пальцы между подвязками и попой и провёл пальцами вверх-вниз вдоль тончайших подвязок; ещё раз проверил натяг и отрегулировал длину подвязок. И только затем смачно поцеловал её попу. (Всё, как учила меня Мэри!) Прелестница засмеялась, повернулась, чуть наклонилась и поцеловала меня, затем выпрямилась и пошла надевать трусики поверх пояса. Потрогала бантик впереди трусиков, надела тонкий бюстгальтер без лямок (на высокой груди они ей не нужны). Ножки просунула в босоножки, щёлкнула замочками, и прошлась, и повертелась передо мной со словами:

– Для красивого белья нужны благодарные зрители – твои глаза!

О, передо мной дефиле – я в радостном шоке! Пришлось три раза ещё целоваться! Через минуту Мэри ушла к себе и нанесла совсем лёгкий макияж, капельку духов на шейку и грудь, помаду на губы, а затем надела платье, браслеты и серьги. Походила вокруг перед зеркалом и крикнула весело:

– Вуаля! Милый? Я готова хулиганить! Поехали!

И вот, весёлые, мы идём по Москве! Никаких спрятанных кладов, забот, просителей и даже роман – всё подождёт. Погода стоит преотличная, летняя и по-настоящему тёплая. И, выйдя из Александровского сада, я решил: а зайдём-ка мы в ГУМ.

Прошли мимо маршала Жукова на коне, повернули направо и, через красивые Иверские ворота чуть далее пройдя, мы вошли в ГУМ магазин. Я спешил, тянул тебя (мою подругу) за руку вперёд, мне не терпелось зайти в тамошний Гастроном №1 и купить себе водки.

Настроение приподнятое, весёлое и, можно сказать, хулиганское, праздничное – и я хочу выпить водки. Я так хочу выпить, что ты, читатель, даже не представляешь! Это не передать никакими словами, как я хочу выпить; три месяца я водки не пил, и вдруг бац – отпуск! А выпить нужно мне обязательно, чтобы отпустили заботы меня и тревоги работы – я в отпуске! И выпить я хочу не дорогое вино а-ля Сhateau Lafite Rothschild 1988 года, или благородный Chablis Grand Cru, или крепкий любимый старый Chateau Petrus, а хорошую русскую крепкую водку! Но что очень важно – на голодный желудок, когда аппетит зашкаливает и кажется, что смогу съесть даже слона целиком. И я веду тебя, любимая Мэри, за талию в знаменитый Гастроном №1. Вот где царство славы еды и вина!

Деликатесы на полках разложены, порезаны и выставлены напоказ, в баночках, в судачках и тарелочках, в упаковке и горкой внавал – бери, что захочешь. Продавщицы в нарядных костюмах заботливо тебе всё расскажут, покажут, отвесят, отрежут и осторожно и тщательно всё завернут. Де-ли-ка-тесс-ссы! Какое красивое слово! Но сейчас я очень хочу купить себе водки! Долго рассматривал на стеллажах, разглядывал, выбирал и купил бутылку фирменной водки, хлеб, баночку хрена душистого и баночку чёрных маслянистых груздей. Именно твёрдых и хрустящих груздей, как я очень люблю, именно чёрных, а не белых, рыжих или каких-нибудь лисичек с маслятами. Взял в руки бутылку и засунул её в бумажный пакет.

– Теперь, дорогая, любимая Мэри (кладя руку на твою красивую попу), пошли за витрину!

– О-о?!

– За столик.

– А-ха-ха!

– А ты что подумала?

– Секс! Ха-ха!

И весь магазин смотрел на тебя, хохотушка. Уселись, довольные, расположились, тебе заказали бокал шампанского и ананасы кусочками (всё, как ты любишь), и наконец-то я открыл водку (слюнки текут), намазал хренку толстым слоем аккуратно на хлебушек и разлил по первой себе, грамм сорок, не больше, на средний глоточек, так вкуснее и легче пойдёт. Теперь открываю банку хрустящих груздей, подцепляю на вилку сразу по два, три гриба для закуси, чокаюсь с тобой, делаю медленный вдох, затем выдох, сердце колотится… И со вдохом я пью первый глоток вкусной, сладкой водочки, ещё вдыхая её водочный запах, чувствуя, как обжигающая жидкость пошла в организм, а теперь, ни секунды не медля, сую в рот чёрные грузди и начинаю жевать. Грузди хрустят, раздавливаются на зубах, их маслянисто-солёная пряная жидкость-рассол с кусочками груздей идёт следом за водкой, и я как бы им запиваю. А теперь чёрным хлебушком с хренком заесть остатки груздей и удовлетворённо, счастливо крякнуть-вздохнуть.

– Милый, как ты?

И я выдохнул:

– Хорошо-о-о.

Мне замечательно! Так о чем это я? Ах да, выпил первую и закусил, а теперь нужно прочувствовать важность процесса и спокойно ждать результата. Медленно съел ещё один груздь, важно осмотрелся и сказал тебе:

– Всё-таки здесь хорошо. Мда-а-а, и я люблю тебя. А теперь, милая, нужно закрепить результат, и по второй. Это просто необходимо, не вставая с места, выкушать мне, не спеша, вторую рюмочку водки.

Ты пьёшь шампанское, улыбаешься весело мне и киваешь. А я, деловито поддев вилочкой грузди (пожирней и покрепче), наливаю себе в рюмку и говорю тебе тост:

– Пью за отпуск, хорошую погоду, за летнее солнце, за красивых людей в этом замечательном магазине и (что, Мэри, особо важно) я пью за тебя! Да, потому что я обожаю тебя и люблю, когда меня окружает совершенная красота, а красота, она женского рода, и поэтому признаюсь, что очень люблю женщин и, самое главное, – я обожаю, Мэри, тебя! Ну с Богом, присяжные! За твой диплом магистра искусств!

Пью вторую! И, пока водка только-только пошла, я её так же закусываю груздями чёрными, долго жую и теперь оборачиваюсь на проходящий праздный народ, смотрю умиротворённо на витрины. И вот здесь, именно в эту секунду, меня совсем отпуска-а-а-ет! И я теперь никуда не спешу. Нервное возбуждение прошло, и ушли – работа над новым романом, поиски Фаберже, хлопоты и оформление клада и получение денег. Всё забыто! Я выпил, и мне хорошо, мне приятно, на меня накатывается лёгкая эйфория – люди все кажутся милыми, приветливыми, настроение поднимается, мне хочется хулиганить, шалить и говорить прекрасными словами. Мне с тобой хорошо, а тебе тоже со мною. И как хорошо начинается наше с тобой путешествие!

Я беру твою руку, целую её и предлагаю прогуляться по ГУМу. Впереди перед нами фонтан, но фонтан не струится – над ним возвышается Килиманджаро из спелых арбузов! Я купил тебе высокий стакан красных нарезанных кусочков арбуза, и мы садимся на лавочку тут же, и ты вилочкой начинаешь доставать и есть сладкий и сочный арбуз. И мы видим, как перед нами напротив, у стенки, стоит молоденький парень. И вот к нему подошла красивая девушка, он нежно её обнял и долго поцеловал. Она его взяла за руку, и они, счастливые, пошли, держась за руки. Эх! Как здесь замечательно! Сидишь, наблюдаешь и никуда не спешишь – ты приехал и вышел на станции «Прекрасивая жизнь». Тебя окружает красота и красивые люди, дети играют и бегают рядом, все покупают арбузы в стаканчиках, едят их, уплетая за обе щеки, и им хорошо, а тебе превосходно.

Арбуз закончился, последние кусочки все слопаны, и косточки выплюнуты в стаканчик, и я тебя веду на Красную площадь. Через двери в центре ГУМа, мимо старинной лестницы, мы выходим на тротуар и садимся нагло на бордюрный камень, а ноги опускаем на брусчатку, на Красную площадь, а по ней фланируют красивые люди и ходят экскурсии.

Перед нами страна, вся большая Красная площадь, за нею Стена, слева Спасская башня и Храм, над Стеной купол Сената и флаг, а ещё выше – яркое солнце, и лепота, а я и ты (мой верный друг и любимая Мэри) жмуримся на солнце и смотрим на красоту перед нами! То, за чем мы сюда шли, вот оно, перед нами. Теперь настал черёд выпить по третьей и только потом пойти и пообедать (подкрепиться в кафе-ресторане). Вы спросите: почему сразу нельзя много есть и закусывать? Да потому, что три рюмки надо пить с аппетитом, с восторгом! Так будет очень вкусно, приятно и хорошо, что жизнь покажется не тяжёлой, а лёгкой, красивой и замечательной.

Так вот, я налил третью рюмку, поставил её и банку с остатками груздей на бордюр – спрятал между нами (между тобой и собой, сидящими на Красной площади), ну и чтобы не видел никто форменного безобразия. Хлопнул в ладоши, сказал: «Эх-х!» и крепко потёр руки. А затем взял аккуратненько рюмочку и теперь не спеша (чтобы прочувствовать важность момента) я пью водку и закусываю остатками груздей прямо из банки. Как только водка улеглась – внутри пошло по всему телу тепло, и я обнимаю нежно тебя, а ты меня, и мы сидим так, обнявшись, и нам хорошо.

Посмотрели на Кремль и на Площадь, на весёлых, красивых людей, а теперь, дорогая моя, пойдём пообедаем (водку в сумку, банку в урну, и весёлым шагом в ГУМ) в ресторан. В ресторане по случаю отпуска и путёвки на море я заказал себе ушицы из горячей осетрины в горшочке, каре ягнёнка на косточке, пропечённое на огне, и нарезку салата.

Тебе же подали помидоры с моцареллой, вкусную рыбу, осетринку, а ещё икорки и чай с чабрецом. Вот здесь-то я выкушал четвёртую рюмку, с большим удовольствием заедая салатом. От души пообедали, поблагодарили друг друга за вкусный обед, встали, и на выход.

Неспешно, прогулочным шагом идём по Никольской. Сзади Красная площадь, и солнышко ярко светит нам в спину, а мы идём медленно под руку, ты, счастливая, прижалась ко мне. А навстречу нам – праздный народ: кто в ГУМ идёт, кто на площадь, все жмурятся от яркого солнца и куда-то спешат. Честно – я обожаю такую Москву, её пешеходные улицы, цветы и дома!

По Никольской, мимо лавочек и магазинов, мы доходим с тобою до арки и поворачиваем в Третьяковский проезд. Красота вокруг – мне нравится этот старый район, и Красная площадь, и ГУМ, старинные здания, церкви и купола, дети бегают, молодежь на скамейках и на стульях в кафе…

А мы повернули в сторону Метрополя и по подземному переходу, пересекая Петровку, входим в сквер Большого театра. Садимся на лавку, чтобы было видно фонтан и театр – красота должна ублажать наши души, глаза и тела. Чаша фонтана источает струи воды, и всё это льётся, струится в бассейнчик. А влюбленные парочки и просто туристы фотографируются на фоне фонтана, площади и сквера Большого театра. Мы тоже сделали селфи!

– Поэт, раз мы у Большого театра, расскажи, чем закончился балет. Смычок женился на Скрипочке?

– Расскажу тебе свой сон наяву возле Большого театра. И снилось мне, что Скрипочка заболела, и приходили лекари и волшебники, но всё без толку, и музыка прекратила играть. Смычок узнал, что любимая Скрипка заболела, и он, как и я, у Бога просил благодати для Скрипочки, и из храма он шёл, а в ладошках своих осторожно держал благодать. И обрушил влюблённый Смычок всю благодать через…

– Через?

– Уста!

– О-го-о, поцелуй!

– Да! Я смотрю – а это ты, Мэри, и ты оживаешь. И заиграла прекрасная музыка. Сначала я радостно тебя ношу по сцене Большого театра, а потом тебе лучше, смелее, ты ожила, и мы вместе танцуем. И когда музыка достигла фортиссимо, мы стоим, обнимаемся, а ты уже в белой фате, и нас осыпают цветами, конфетами, и все танцуют кругом. Вот такой балет во сне у Большого театра.

– Прекрасный сон! (Мэри обнимает и целует меня.) Сказочно! Превосходно!

– Да-а-а. Ну всё, посидели, Мэри, надо делом заняться – найти себе развлечение.

И мы вошли в Центральный Улыбчивый Магазин! А там литры парфюмерии, горы шикарной одежды и тонны золота, а мы улыбаемся, важные и деловые, идём по анфиладе, нас завлекают, мы не отказываемся и соглашаемся. Ты с шальной улыбкой весело садишься в кресло, и профессионал накладывает тебе макияж – новый, летний, приятный и лёгкий. А ты, теперь вся красивая, неузнаваемая, подходишь ко мне и целуешь воздух у меня на щеке (чтобы не запачкать помадой), и мне это очень приятно. Мы идём дальше, а здесь столы и горы бриллиантов и драгоценностей, килограммы золота и серебра. Нас что-то дёрнуло, и мы подошли к прилавку.

– У нас новая коллекция! Что вы желаете?

Я подумал: моя любимая заслужила подарки прямо сейчас! И я во хмелю ответил:

– Желаю красиво! Со вкусом и дорого!

Показал на тебя. И началось настоящее шоу! Тебе, любимая, мигом и хором протягивают все драгоценности, надевают дорогие кольца на пальчики, цепочки, кулоны, браслеты на руки и серьги в уши, и всё это льётся и льётся на тебя, красавицу, и на шею и руки твои.

– Вот этот перстень изумительно прекрасный! Вам подойдёт!

Надевают перстень, как чешуя, сочленённый из трёх звеньев, и говорят:

– Ах, как великолепно на вас! Это эксклюзивная коллекция, лакшери, прямо из Милана на днях привезли! Да-да! А цена для бриллиантов очень недорогая (три зарплаты, Мэри, всего-то!). А недавно одна молодая покупательница купила из этой коллекции и снова к нам приезжала и купила такой же, но зелёного цвета. В обществе богатых и модных людей говорит это о многом…

– Девушки, милые, спасибо, вы целый час одевали мою даму в бриллианты, но я пришёл купить летний камень. Отгадайте, какой?

– Э-э-э?

– М-м-м?

– Кольцо с изумрудом.

– С каким изумрудом? Маленьким или большим?

– С неприлично большим!

(У всех, и даже у Мэри, брови взлетели выше волос!)

– О-о-о! Ах! Да, конечно же, пожалуйста, вот сюда пройдите! Извините, девушка, как вас зовут?

– Мэри Бенуа из Милана.

– Прекрасно! Мэри, а мы в Москве вам рекомендуем – прекрасные изумруды! И у нас сегодня скидки специально и только для вас из Милана!

– Пожалуйста, покажите мне камни, а я сама посмотрю и выберу лучший.

Ты указываешь на всё, что тебе нравится. И девицы нанизывают на тебя поочерёдно все изумруды, большие караты, с платиной, с золотом и серебром.

– Вот! Оно! (Указала на кольцо на витрине.) Пожалуй, то, что мне надо!

– Но это осталось одно, из старой коллекции.

– Теперь это шик летней моды – огромный и большой чистейший изумруд. Милый, мне можно такой? Он очень красивый! У меня отменный вкус!

– Надевай!

– О-о! – воскликнули продавщицы. – Конечно, конечно, примерьте, пожалуйста!

И перстень с изумрудом кладут на подушечку, и ты, Мэри, берёшь и примеряешь, тебе очень нравится чистый салатовый камень. И ты спрашиваешь:

– Мне этот камень идёт?

А продавщицы хором:

– Прекрасно! Превосходно! Можете в зеркало его посмотреть!

Но ты отвечаешь:

– Мой любимый – его глаза на меня лучше зеркал, и если он скажет да, то значит – этот камень идёт для меня.

Ты снимаешь кольцо с большим изумрудом и снова с радостью надеваешь обратно на пальчик себе – любуешься. А я киваю в восторге, и ты очень рада. Но, смутившись, спрашиваешь шёпотом:

– Милый, но это ужасно дорого?

– Ты заслужила! Магистр?

– Это ты всё – волшебник.

– Не смей отказываться – я куплю обязательно! Правда красиво!

Далее ты обращаешься уже ко всем, громко и по-английски:

– Я думаю, вы поступите верно, если позовёте байера или кто у вас сейчас главный. Я хочу торговаться – сумма большая! А мне обещали скидки!

– Но вы вся такая воздушная, богатая.

– А-ха-ха! Уверяю – у меня было очень дерзкое и опасное воспитание! И выгляжу я не так уж невинно!

Итальянку пиццой не корми, но представление «поторговаться» она должна вкусить и испытать на полную мощь, и поймать удовольствие азарта и наглости. И пока я долго в соседней секции примерял браслеты часов, она сторговала скидку, хоть небольшую, но приличную. И как было приятно, когда после пятнадцати раундов переговоров, торгов и усилий с каждой стороны, Мэри уже почти уходила, оборачивалась и гордо бросала:

– Ладно, скидка двадцать процентов, и я забираю кольцо. Я вам недельную выручку делаю!

Об этом надо было снимать блокбастер – как Мэри торговалась и цену сбивала, а она это умеет! Мэри была счастлива. Сколько? Я точно не знаю (торг шёл на эмоциях и на женском, английском). Но после твоего триумфа, Мэри я, довольный, оплатил с карточки покупку и иду к тебе, милая, и надеваю на твой изящный пальчик кольцо с большим изумрудом, чистейший, яркой красоты камень и, конечно, неприлично богатый. Пока мы стояли, а я надевал кольцо, ты от восторга целовала меня. Всё, я надел камень на пальчик – ты вытянула руку, со стороны посмотрела на него и меня обняла.

– Я тебя очень люблю!

И прошептала:

– Я плачу от счастья, даже тушь потекла. Но если, как в фильме, компьютерные монстры сотрут мою память, то в моей чистой голове останется память о камне! Тебя им не стереть, ты навечно – мой изумруд! А я?

– Ты только моя, Мэри Даймонд Бенуа, – шепчу я в ответ.

(Мы целовались, звучали фанфары, трубадуры выдували торжественную песнь, а все вокруг хлопали и поздравляли тебя.) Очнулись – вокруг народ, и все продавцы улыбаются нам, спасибо магазину. (Только Супер Uлыбки Муа.)

А нам было весело, мы вышли из главных дверей магазина на площадь Бриджа Кузнецкого, где праздный народ, развалившись на лавочках, в креслах и на табуретках под летними зонтиками, лениво пьёт пиво, уплетает мороженое, и вокруг стоит шум, гам и веселая музыка. И мы идём в Петровский пассаж:

– Мэри! Я присмотрел тебе платье, но не знаю, как оно будет сидеть на тебе.

Мы входим в конкретный, знакомый бутик (хорошо иметь друзей в торговой Москве). Ты примеряешь яркое шёлковое модное платье. О, это божественно! Надо брать, непременно! (Не в старом же платье тебе идти в ресторан на Монте-Карло!)

– Милый, но оно очень дорогое!

Продавщица говорит:

– Поэт, хозяйка ваша давняя подруга – и будет скидка вам от неё!

– Мэри, если не купим – я здесь всё разобью! Эй, девушки, у вас витрины не били сегодня?

– С какой начнёте? А-ха-ха!

– Стой, милый! Стой! Я поняла – я попала в приют безудержных чудес и богатства?

– Ха-ха, да, большая честь для вас!

Через полчаса ты выходишь из бутика в прекрасном и невесомом шёлковом платье, будто сотканном из магии и грёз! О-о, неотразимая красавица! О, Мэри!

– Сияй, безумный мой бриллиант! Детка, я тебя очень сильно люблю!

И ещё шепчу ей ласково:

– Рыбка моя, котёночек мой, птичка моя, ты лучик мой светлый…

Мы крепко целуемся. Над нами стреляют хлопушки и конфетти! А тебе всегда нравилось обнять за шею меня, счастливо повиснуть на мне, как на сцене, подогнуть изящно ножку и целоваться у всех на виду!

Я шепчу тебе:

– Постоянно хочу тебя тискать, кошка моя, и раздевать.

– А-ха-ха!

Нацеловались. И прошли насквозь весь Петропассаж. А настроение у тебя было – танцевать, смеяться, хохотать, кружиться в новом платье, сверкать изумрудами, смотреть на свет, искорки глаз (ещё 1000 слов), и всех восхищать! Движение вокруг остановилось – всё замерло! Мы шли вверх Кузнецкого Бриджа в сторону Дмитровки. А ты, вся такая красивая и обаятельная в летнем макияже, светло-салатовые стрелки, кольцо с большим изумрудом и маленькое шёлковое платье, передающее каждый изгиб твоего танцующего тела, и твои прекрасные ножки, а ещё спереди разрез платья на бедре и, конечно, босоножки на каблучках! Ты смотрела на меня с обожанием! (Люблю такие моменты, когда твой взгляд на меня.) И в удивлении всё замолкло вокруг! Па-баммм! О, и даже кто не хотел, украдкой поглядывал на тебя и любовался моим счастьем – а уж мы умели им наслаждаться.

…Ох! Хороша и необыкновенна красавица! О, какая же она лапочка, у таких нет отбоя от жадных воздыхателей? Да, друзья! И неудивительно, что хочешь не хочешь, но, глядя на Мэри, все мечтали (и жаждали) себе любви или вспоминали о ней! И зазвенели струны в потаённой комнате жаждущих: да хоть раз в жизни, но увидеть её – свою несбыточную мечту – наяву. Вот она и есть, любовь – эта девка прекрасна, образованна и весела, но слишком мила и, увы, божественно хороша! С единственной страстью – всегда нагло и весело, профессионально эпатировать публику. Но ей-то нужно было только одно – любовь Поэта. Ах, эта Любовь! Признайтесь мне, дамы и господа, – это слишком безумная штука вдвоём, чтобы она поддавалась чьей-то логике и осуждению, она нравится всем. И даже очень, в самом высоко-прекрасном или низменном наслаждении земного, женского, бытия (и тела), и далее – открытые дрожащие губы, вспотевший лоб, обрывки чувственных фраз, прикосновения сильных рук к ней, стихи и вид оплывших ночных свечей – свидетелей их чувств, когда непременно хотелось умереть от счастья! А девичье тело – самое прекрасное, что создал Бог. Прикоснуться, и пить маленькими глотками чувств, и добровольно сдаться ему, в его руках ей содрогаться. То был фантастический баланс красоты, ума и тела, и её воспитания (pardonne moi – образования) под жгучим итальянским соусом, той высшей концентрации элегантности, нежности и девичьей красоты в одном флаконе. А у людей от увиденного мысли все затрепетали и закружились в головах, и бились, как бабочки, в прекрасном и потаённом райском саду, и каждый думал – как же приятно смотреть на эту прекрасную девушку. Право, скажу я вам, что смотреть на неё, было сравни эротическому удовольствию (винному или невинному), но наслаждение её красотой было гарантировано. Такие мгновения чуда не забываются!

Оркестр заиграл «Purple Rain» Prince, все люди вокруг оборачивались и восторженно смотрели на тебя, и сладко тонули в твоих прекрасных очах. А в них играла любовь!

Какой-то ловелас – несносный московский красавец, всем известный Звезда экрана, увидев Мэри из летнего кафе, остолбенел от удивления, снял модное летнее кепи и очки, и заворожённо прошептал: «Мать вашу! Но как же она хороша – эта стерва, аж больно смотреть. Разрази меня гром, как жаль, что она непорочна! И что она не моя! Хочу своими глазами увидеть её голой в моих руках и видеть, как она предаст его!»

(Многие из бдительных «друзей» на эту девочку искали компромат, но всё понапрасну.)

Воздушный поцелуй Звезды к ней, и по вздрагиванию губы стало понятно, как пошло хочет он её в сиянии блеска изумруда и шелков тончайших на полуголом великолепном теле, и как ненавидит он соперника, Поэта. А когда их взгляды встретились, он поманил её к себе рукой. Но Мэри нагло засмеялась – да никогда не дождётесь! Ибо она была очень возвышенна и слишком чиста, даже в окружении алмазов, бриллиантов, в её голове было достаточно ума – она охраняла свой мир и покой. К врагам Поэта и своей любви она была жестока не по годам и знала наверняка – все враги его подохнут на двести грёбаных процентов! Но добродетель превыше красоты. А Поэт для неё был всё! Что ей чужая слава, красота и похоть? Когда её Поэт со всей страстью, со словами любви к ней, с жарким поцелуем входил в неё – она была в раю. Знайте, люди, есть высшее наслаждение в верности! Но звёздный прыщ, скучающий повеса и ловелас, Звезда экрана двумя пальцами показал пистолет, намекая, что убьёт Поэта, (мечтал тайно, что вырвет его сердце и отдаст собакам). И ещё раз поманил Мэри рукой – Звезда экрана горячо жаждал красоты её, за любые деньги и посулы щедрые; и этим он хотел унизить Поэта и отомстить ему. Но всё напрасно! Ах-ха-ха! Она ушла! Долго он провожал её похотливым взглядом – да, право же, эта девочка в алмазах и шелках его восхищала. И когда он стал фотографировать их – она обернулась и, высунув язык, показала нагло фак! И как в него стреляет! Бах! Это самое малое, что она могла сделать в ответ на пошлость чудных и всебахвальных идиотов, дураков и злыдней. От наглости её у Звезды экрана выпала сигара изо рта! Бац в чашку кофе! И брызги на него – плюх! Ах-ха-ха! О да, дамы и господа, она это умела, уж она восхищала и элегантно, не разбивая сердца, сеяла хаос в головах (девичий смех). Удовольствие от общества таких повес и богатых болванов её не прельщало, с такими наглецами она была жестока. Мэри была итальянка, и сдерживать себя не любила. Она видела насквозь, что эти негодяи и подлецы скрывали от людей – жажду лёгких денег и похоти с очередной девицей, продажу души за деньги и грязным, низменным страстям. А Мэри, словно королева, блистала ярко и так соблазнительно в платье с глубоким декольте, что, увы, запомните, враги, – она подруга человека и Поэта, которого ненавидят все подлецы из мира темноты…

Я удивлённо обернулся и спросил:

– Мэри, ты что делаешь? Кому «фак» показала? И почему стреляешь пальцами?

– Никому. (Как всегда с улыбкой, она не признавала своих ошибок!)

– Что за манеры? Хулиганишь?

– Ага!

– Веселишься?

– Да!

– Ты странная?

– О, в этом мы с тобой похожи… Поэт, мой милый и необыкновенный гений, в следующий раз, вместо стола для написания романа, ты можешь листы бумаги класть на меня? А я, голая, подам тебе чернила.

– М-м, положить на живот, на голую задницу или тебе на спину?

– Куда захочешь, мой любимый!

– Э-э-эммм, с удовольствием!

– А-ха-ха!

И мы дальше продолжили поход.

Да, я обожаю – когда ты идёшь рядом со мной, вся волшебно красивая, лёгкая, приятно улыбаешься мне, прижимаешься и шепчешь что-то мне на ухо, вытягиваешь руку и смотришь на свой большой изумруд. И Москве ты, красавица, явно к лицу – это ты, живое украшение, ослепляешь город своею красотой! О Боже, смотри на неё!

Добрый читатель, ты даже не представляешь, как мне приятно идти вместе с красивой, любимою девушкой рядом и доставлять ей удовольствие, смотреть, как она радуется и, как маленькая красивая девочка, кричит от восторга, смеётся от счастья и любит меня! Ей не нужна ни табуретка, ни разрешение, если она захочет танцевать на столе или прыгать по диванам, смеясь.

– Привет, мистер Поэт, это служба спасения?

– Я что, пожарный?

– Да! У нас огонь!

– Где огонь?

– Я вся в огне! Разве вы не видите? О, мой мастер! – шепчешь ты, прижавшись к моим губам горячим ртом. – Аха-ха-ха!

И мы идём далее, прошли мимо ресторана Brasserie MOST (я вам потом расскажу, что там приключилось когда-то со мной) и остановились у Оперетты у служебного входа театра.

Девчонки толпятся вокруг, пошла суета, и вышел баритон! Важный парень, красиво одетый, подписал фанаткам несколько фото и удалился. И мы тоже пойдём, представленье закончилось.

Повернули по Большой Дмитровке, доходим до переулка Столешники, а там во дворе есть магазин-провокатор – царство тончайших чулок и белья. Зашли во двор, и уселись в кафешке за столик, и заказали лёгкое блюдо из десерта. Пока исполняли заказ, мы зашли в магазин женского белья, очень тонкого, нежного и сексуального. И купили тебе комплект с очень сексуальной красной полоской на чёрной резинке чулок, на тонких трусиках и лёгком лифчике! (Если честно, отпад! Мечта каждого мужика – увидеть такое белье на теле Прекрасной дамы!) Затем выбрали что-то из летнего белого и ещё комплект цвета нежного персика. Купили и, довольные, вернулись в наше кафе из трёх маленьких столиков. Принесли наш заказ – салатик, клубнику и холодный махито (тебе).

Здесь, в тенёчке, мы прятались от жары и от солнца, вкушали, тихо, тайно беседовали, я что-то говорил тебе про твои ножки и сразу к тебе приставал, а ты заливисто смеялась, била меня по рукам и говорила: «Не шалить! Люди кругом».

Поели, запили и пошли вверх по Столешникам, напротив церкви Космы и Дамиана, я перекрестился на кресты-купола, и мы по ступеням вошли в маленький сад на задворках князя Долгорукова на мощном коне. Длинная скамейка – то, что нам надо! И со словами «Обожаю Москву! Гулять, так гулять!» я ложусь на скамейку в тенёчке, и ты садишься, кладёшь мою голову на свои ножки и гладишь меня. А я закрыл глаза и отдыхаю.

– Господи! Какое же это счастье – лежать головой на коленях любимой женщины!

А ты мне нежно гладишь голову и шепчешь, как любишь меня. Открываю глаза и вижу тебя, а ещё ветки деревьев и синее небо над твоей головой. И облако куда-то лениво плывёт, и фонтан плещет водою, воробьи дерутся за крошки. А ты говоришь и мурлыкаешь мне нежным голоском план отпуска: как мы полетим в Ниццу, Монако и в Рим на малую свадьбу Вари и Гения (старенькие родители Гения не смогли прилететь на свадьбу в Россию), а оттуда обязательно на озеро Комо. Если закрыть глаза и слушать фонтан и ленивые разговоры, то полная иллюзия, что я на море, в Ялте, на пляже лежу. Я могу так час пролежать на коленях твоих, но нас ждут ещё подвиги и красивые виды любимой Москвы.

Я веду тебя в книжный «Москва», ты листаешь глянец – журналы и альбомы искусства, а я хожу по рядам и выбираю книгу себе. Тебе стало скучно, ты подошла ко мне, и читаешь стихи о любви, и толкаешь к кассам меня – идти. Я хохочу и в кассе пробиваю себе два фолианта, дорогие, красивые альбомы и книгу Фицджеральда в суперобложке (в отпуске буду читать). Мы идем по Тверской мимо модных бутиков – флагманов бизнеса. И, конечно, зашли в парочку из них, просто так поглазеть, присмотреть, и дальше пошли.

Повернули на Камергерский, а весь Камергерский заставлен летними зонтами и столиками! Террасы и веранды кафе-ресторанов заполнили весь Камергерский, шум, гам, музыка, кофе, еда всех народов и континентов.

Ты сказала:

– Милый, я устала на каблуках, выпьем здесь кофе.

Занимаем столик в тени и просим официантов подать нам эспрессо (тебе) и капучино (мне), и ещё пломбиры несите. А весёлая толпа вокруг разноязычно гудит, пьёт, жуёт и общается, и все рады выходным и тёплому дню. А девушки в лёгких нарядах, красивые и полураздетые. Принесли кофе и пломбир – нам спастись от жары.

Друзья, никто не может вспомнить, как он родился, никто не может мне рассказать и вспомнить, как он умер, но я запомню этот день! И как Ты, ангел мой, счастливая, сейчас улыбаешься мне, а я поднимаю чашку кофе как тост и со счастливой улыбкой выпиваю сначала всю пенку, а затем уже медленно пью вприкуску с мороженым, и мы вкушаем своё удовольствие.

– Что скажет похитительница моего сердца?

Я посмотрел на тебя. Ты была прекрасная и хрупкая, и так восторженна, как юная весна, как бомба женской красоты, харизмы и яркого конфетти.

Ответила:

– Я счастлива!

– Ха-ха! Неудивительно, мой ангел, – ты сияешь от счастья.

– И ты соучастник моего преступления.

Ты надела солнечные очки. Я посмотрел и сказал:

– Красивые очки.

– Я родилась в солнечных очках. Эпоха юбок и солнцезащитных очков продолжается. И всем шампанского!

– Это радует.

– Но я готова к танцам под дождём.

– Так нет дождя.

– Конечно, нет – я же надела платье и солнечные очки… А что ты хочешь?

– Я? Влюблён! Вы меня покорили, и люблю в тебе я многое, но особенно ночью.

– О, с радостью! Тогда и я жду ночи? Хи-хи!

И я приказал:

– Мэри – домой!

Повернули на Дмитровку вниз, и я купил огромный букет для тебя (поцелуи, восторги), и у новой сцены Большого театра России (БТР) мы спустились вниз по ступенькам. А на автостоянке театра нас уже ждал лимузин (друг Гиви), мы сели в его Мерседес. В машине ты скинула босоножки, устало положила головку мне на плечо и закрыла глаза. А я нежно гладил тебя и говорил, что ты очень красивая у меня и замечательная. Я был счастлив, в машине играла тихо музыка и чудесные скрипочки Крейцера Родольфе2, а за окнами последний день лета, поля и цветы. Ты тихо, счастливо спала и улыбалась во сне до самого дома. От машины до двери еле-еле дошли – во как погуляли, устали, а ещё букет цветов и два пакета тебе подарков тащили домой. Но, приняв душ, мы взбодрились, а ты перемерила всё бельё – и мы сразу решили покупки отметить любовью в постели.

Что было после – о, Боже мой! (Я вам не скажу!) И уже после этого с тихой негой мы ещё раз всё закрепили любовью.

Боже! Я обожаю подарки дарить! А ты громко радуешься им, примеряешь и пляшешь, и кричишь от восторга, и тянешь в постель – благодарить меня, и я принимаю эту игру.

Впереди отпуск. Москва, Питер и Рим, Милан, Байкал и озеро Комо.

Через полчаса я, усталый от счастья, заснул. А в твоей прекрасной голове (на моей руке) ещё летали роскошные сны!

Глава 2

Новый год в Тарусе

Время быстро летело, и наступила зима и новогодняя ночь! Эх-ма, люди! Да что вы понимаете, когда от счастья рвётся душа? И только музыка в ночи понимает меня! Я рву рубашку на себе и в рваной рубахе выбегаю на белый снег в зимний сад, под грохот музыки и фейерверков танцую в ночи, и мне наплевать, что всё так, а не так, как все это хотят! Я сегодня свободен, я лечу над землёй и пою тебе песню:

(Подпеваю колонкам музыкального центра.) И когда зимний холод и стужа остановят меня, я вернусь в натопленный дом, в жаркое дыхание его, подойду к новогоднему праздничному столу, налью коньяка в свой бокал, чокнусь с тобою, и выпью нектар, и прильну к губам твоим, Мэри, мягким, податливым алым губам, и запью коньяк во рту твоим поцелуем. М-м-муа! Я помню, я знаю вкус твоих губ. И я ещё специально во рту у тебя проведу языком по губам. О, твои мягкие губы – самые желанные – меня сводят с ума! Оторвусь с трудом от горячей юной женщины и с разворота смахну рукой всё со стола, чтобы поставить тебя на стол и закричу: «Танцуй! Моя Мэри! Танцуй!» Хлопаю, отбивая твоим движениям в такт, и сам подпеваю. Ты танцуешь и входишь в азарт, перебираешь голыми ногами шаги, вытягиваешь губки и улыбаешься мне, руки поднимаешь, ладошками хлопаешь, эротично двигая бедрами, подпеваешь и закрываешь глаза. Я глаз не могу отвести от тебя, от твоих прекрасных грудей, от закрытых глаз, от ног, живота! Ты источаешь волны любви и желание вечно любить тебя. Я с ума сошёл от восторга, я дико счастлив и в безумии кричу тебе: «Я люблю тебя, моя Женщина! Танцуй же, танцуй!» Но кончилась песня, и в душе тишина. Беру тебя нежно на руки, кладу на диван, достаю розы из вазы и медленно бросаю на тебя лепестки алых роз. Ломаю бутоны, рву и рву снова, ещё и ещё, лепестки алых роз и сыплю, бросаю все на тебя. А ты закрываешь глаза и говоришь, как ты счастлива. Тс-с, это не всё – я заворачиваю тебя, полуголую, в одеяло с лепестками цветов и несу во двор на мороз, а там стоит красный джип (подарок тебе, как ты мечтала). Подношу тебя – ты тянешься рукой, открываешь дверь, и я кладу тебя на сидение и сажусь рядом. Джип мощный не спит, мотором урчит, в нём тепло, но тут я медленно-медленно нажимаю на педаль и… чу! Как будто по листу железа пробежал табун лошадей – рокот и мощь тебя завораживает, ты, как ребёнок, смеёшься и просишь, кричишь мне:

– Я! Я за руль! Я трезвая!

В открытые ворота и со двора вырывается джип, и ты мчишь его далеко за Тарусу и прямо в белое поле. Включили на полную Кадышеву/liam howard ~широка река (Remix).

И мы кричим, как сумасшедше счастливые:

– Хей! Хей! Е-е-ээ! Йя-а-а! Хей-хей! Широка река! Глубока река! Вот она, любовь окаянная! Хей! Хей! Е-е-ээ! (А сабвуфер сзади.) Боть! Боть! Воть? Боть! Боть!..

Вихри снега вокруг, мы летим над белыми далями, впереди целина, и огромные колеса пожирают пространство. Ты счастлива, полуголая и прекрасная, кричишь от восторга, делаешь в поле большой разворот, и мы мчимся обратно домой по сугробам пушистого снега. А ты, как маленькая девочка, не переставая, безумно кричишь и смеёшься от радости, и большой красный джип несёт тебя по воле твоей.

Мы вернулись, и снова я тебя в одеяло заворачиваю и несу в светлый дом. Ты хочешь шампанского и земляники? Замечательно! Из холодильника беру землянику, открываю шампанское и тонкой струйкой лью тебе в рот, на лицо и на грудь. А ты губы и рот подставляешь, смеёшься, глотаешь, а шампанское течёт по тебе: по губам, по лицу тонкими шипучими линиями, на плечи стекает, на голую грудь и дальше по животу на колени. И я предлагаю тебе заесть земляникой. А земляника оттаяла в моих крепких руках, размякла, и запах лета щекочет меня. И ты, как и эта земляника, вся нежно растаяла, и любовь твоя тает в руках, на моих губах и зубах, щекочет в носу и радует глаз. Я разминаю землянику в руках, и ты слизываешь её губами и языком. И вот у меня засверкали глаза, я снова хочу тебя. Я целую тебя туда и сюда, а ты меня возбуждаешь. С тобой творится невероятное – от счастья ты стонешь, кричишь, вцепившись в меня, и волны удовольствия в истоме пошли. Твой мозг взорвался от удовольствия и кричит мне:

– Я счастлива! Я люблю тебя! А теперь ты…

…Утро. Крепко спим в спальне дома, но твой лимузин в третий раз настойчиво просигналил под окном – пора. И ты уже встала с постели, оделась: «Милый, Поэт, мне правда пора уходить – уезжать – улетать. Ты же знаешь: я покупаю нам дом на озере Комо». Медленно, тяжко, рука из руки, уплывала ладонь, пальцы цеплялись: «Не уходи, мне не хочется тебя отпускать». Виновато улыбалась: «Обязательно мне позвони».

…Ночь, утро прошли. День наступил.

Я звоню, а в ответ тишина – абонент недоступен… И вдруг приходит письмо: «Жди в Рождество и поставь стол посередине, я буду на нём танцевать! Я дом купила! Ура! Я люблю тебя каждый день и засыпаю и вижу тебя!»

…Я жду Рождество, предвкушаю встречу с тобой, много работаю и вспоминаю тебя.

Девушки и Женщины мира, вы даже не представляете, как мы, мужики, любим вас. Я могу смотреть на красивую голую, полуголую, одетую любимую девушку вечно! Какая красивая её грудь, крепкая задница, по которой хочется ударить ладонью, и хочется смотреть на линию бёдер, провести пальчиком по ложбинке ноги (а она спряталась у тебя под коленями), поцеловать твой милый животик и прикоснуться руками к губам. А твои чувствительные губы мне улыбаются в ответ, и ты целуешь мои пальцы, а я смотрю, как ты, любимая, улыбаешься мне, оголяя белые зубы, и ямочки на щеках твоих притягивают взгляд. Ты что-то мне говоришь, улыбаясь, твой нос точёный, милый округлый подбородок с ямочкой, и губы что-то увлечённо вещают, и ты забавно округляешь глаза. Но я не слышу, я любуюсь тобой, восхищаюсь твоим голосом, тембром и любовью, что ты мне подарила. Мне нравится смотреть на тебя, на твои руки, брать в ладонь твои нежные пальцы, целовать их и, дурачась, слегка покусывать, а ты отдергиваешь руки, и закатываешься от хохота, откинув назад красивую голову. Я беру в правую руку твою тонкую шею и нежно провожу рукой вниз, а затем вверх. Люблю, когда ты лежишь, и я пальчиком, еле-еле касаясь, веду по спине, по бедру вниз, ещё ниже. Люблю видеть, как пробегают по тебе волны итальянских мурашек. Могу бесконечно смотреть на твою грудь, а соски твои яркие завораживают мой взгляд бесконечно. Смотреть в глаза твои и находить там бесконечные искорки счастья, и слушать твой голос, и даже по телефону от этих чарующих звуков получать наслаждение. И даже когда ты говоришь мне: «Передавай всем привет! Пу-Муа!» (на прощание ты эмоционально, воздушно-эротично целуешь свои пальчики), я балдею! Но когда я без тебя – мне мука невыносимая! Без тебя и твоего голоса начинается ломка, хандра и уныние, потому что твой голос божественный звучит в унисон моим струнам, резонирует душе и благотворно влияет на моё тело и дух. А ещё я люблю видеть, как ты ходишь по дому, по улице, по бульвару. Это походка на миллион! И мне радостно – что ты моя любимая девушка, моя женщина. Люблю смотреть, как ты одеваешься и раздеваешься, как ходишь в чулках и в маленьких трусиках или идёшь на мой зов в юбке и ладных колготках. Я обожаю дарить тебе подарки и смотреть, как ты радуешься и кричишь, что я сумасшедший, и как это дорого. А я просто молчу, улыбаюсь и целую твой рот, и ангелы поют на небесах. И через мгновение (как всем женщинам на этой земле, тебе не терпится) ты начинаешь примерять подарки, кричать и визжать от восторга, прыгать мне на шею и целовать меня. А затем проходишься по залу, в зеркалах отражаясь, сверкая нарядами, и, полуодетая-полураздетая, на цыпочках тихо вальсируешь под восхищённым взглядом моим. И говоришь мне: «Весной у нас свадьба в Италии!» Радуешься и прижимаешься. А я целую тебя…

Дзинь-дзинь! Звонит телефон и прерывает мои мечты и воспоминания.

– Алло?

– Это я, кхе-кхе (ты кашляешь), не могу к тебе прилететь! Солнце моё, кхе-кхе, я приболела! А врачи не отпускают меня в московскую стужу, но душа моя рвётся к тебе. Я лечусь, я ем специально мороженое от простуды и пью с перцем тёплое сухое вино. Пожалуйста, любимый, я тебя очень прошу! Поэт, прилетай ко мне срочно в Италию! Надеюсь, ты любишь меня? Прошу, прилетай на православное Рождество в наш новый дом на озеро Комо – спасай меня! Мне хочется, любимый, потискать тебя и приласкаться, как кошка. Я очень-очень соскучилась, и мне даже снится, что ты рядом со мной, я слышу твой голос, иду на кухню приготовить кофе и завтрак, но тебя рядом нет, – шепчешь ты. – Мне хочется тебе дом показать, нашу округу, познакомить с моими друзьями. Смею сказать тебе – это будет потрясающе. Вот увидишь! И ты же знаешь, я долго хотела купить на Комо нам дом в Белладжио, и вот, наконец-то, банк даёт мне ипотеку, и я его оформляю в собственность, дом. А моя мама с сестрой из Милана и мужем, его зовут Роки (Мэри говорит и говорит, а её голос, как смычок, играет на моей душе), приезжали и были в гостях – они, право, также в восторге! Кхе-кхе, Роки – известный девелопер Милана, и его контора с адвокатами занимается оформлением сделки по нашему дому. (У Мэри сильный кашель.) Кхе-кхе-хе, гм… А в Милане ещё есть православный храм. Пожалуйста, прилетай, я скучаю одна, и я буду ждать тебя очень! Целую тебя и целую собственные ладошки, потому что ты их целовал. Твоим жарким поцелуем в объятии ты умеешь доводить меня до экстаза, мой угрюмый кузнец! Как ты это делаешь?

– А-ха-ха! Это волшебная магия, Мэри.

Глава 3

Рождество на озере

По зову сердца из Москвы прилетел в Милан. Я был в зимнем пуховике с тяжёлой сумкой, там книги, ноутбук, две иконы в дом и подарки для Мэри на Рождество. А здесь не зима, а как будто весна. В Москве снег, и минус пятнадцать, мороз! А здесь плюс десять тепла, и на деревьях нет листвы. На Комо тепло, трава на лужайке, светит солнце, и мне не верится, что это зима. Я очень устал, я роман сочинял и вечером был занят, а ночью стоял в храме на рождественской службе. А утром встал рано, ещё в темноте, и летел до Милана, потом от Милана на электричке доехал до деревеньки Варенна на озере Комо, а затем на кораблике добираюсь к тебе. И вот скоро пристань, и я вижу тебя! На тебе модная шуба распахнута, и длинный шарф на горле повязан, а у меня улыбка, счастливая и совершенно дурацкая. А-ха-ха! Я схожу с катера самым последним и машу тебе шапкой, ты увидела и спешишь ко мне, вся такая красивая, мимо людей. А все оборачиваются на тебя, бегущую ко мне, и понимают они, что да – есть на свете любовь, сильная и прекрасная, и видно, что ты любишь меня! А я, счастливый, влюблённый, стою, раскрыв руки, а ты, протянув руки ко мне, бежишь по пристани в белой распахнутой шубе и падаешь в объятия мои! Прижалась крепко и говоришь мне:

– Ты мой, только мой! Ты слышишь меня? (Я целую тебя, твои губы, лицо и твои мягкие волосы.) Как я тебя долго ждала! Очень соскучилась, я целую неделю тебя не видела. Всё одна и одна, пойдём же, пойдём!

– Веди. Куда?

– Добро пожаловать в Белладжио! Зайдём в кафе, пообедаем, и там же мне лекарство, микстуру, дадут, я очень голодная, второй час тебя жду. Солнце моё, я все глаза проглядела, корабли приплывают, а тебя всё нет и нет. Непорядок! Аха-ха!

Мы идём, обнявшись, по набережной, твой голос хрипит ещё, а ты мне что-то рассказываешь, показываешь, я улыбаюсь, гляжу на город вокруг – мне всё нравится – и наслаждаюсь тобой и озером Комо.

Вошли в кафе, а хозяйка, твоя подруга, шумно приветствует нас. Улыбки, поцелуи, восторги и обнимашки, с тобой и со мной. Постоянно тараторя по-итальянски, усадила нас за столик одних обедать на открытой террасе. Бутылка вина, две чашки, горячий эспрессо, оливки, и мы отдыхаем. А солнце греет, горы, вода и жара делают своё дело – меня разморило (сейчас будем обедать, и только после обеда в кафе нас ждёт дом, сиеста и сон). Сын хозяйки кафе взял у меня тяжёлую сумку, пуховик и повёз на мотоцикле в наш новый дом.

Здесь разница во времени и в другом темпе жизни – полное курортное ничегонеделание. Тепло, как в Крыму, и природа такая же, но только не море, а озеро. А я за столом почти засыпаю. Ветки кустов опускаются в кофейные чашки, вокруг дома кипарисы и пальмы, как в Ялте, и апельсины на деревьях висят, солнце светит. А часы на стене никуда не спешат. Мне видно озеро как на ладони, и солнце, от воды отражаясь, слепит мне глаза, и зайчики играют на волнах. Уже припекает, словно апрель на дворе, мы сидим на солнце в томлении неги. Полулёжа на креслах я медленно, тягуче наливаю в бокал вино, маленькими глотками отпиваю его, смакую, закусываю вкусной оливкой и снова откидываюсь в кресло, смотрю на небо, на горы и улыбаюсь. А ты в расстёгнутой шубе сидишь напротив в тёмных очках, шарф на шее, пьёшь кофе и тоже улыбаешься мне. Тебе хорошо, и ты говоришь, что очень счастлива, что я приехал на Рождество православное.

– Надеюсь, ты будешь счастлив здесь.

– А где снег?

– Здесь редко бывает снег, в феврале.

Я бездельничаю и отдыхаю, несколько туристов обедают в зале кафе, а возле нас хозяйская собака, счастливая, греет брюхо на солнце, лежит на полу, яркое солнце играет лучами на стенках бокала и в графине вина на столе. Вокруг в кафе пофигизм разливается в воздухе, хандра и спокойствие придавили меня, и ноги мои становятся ватными, не хочется двигать и никуда уходить. Все заботы далеко. Хорошо. Так и сидел бы здесь целый день.

– Кхе-кхе (ты немного покашливаешь, прерывая мой сон наяву). Ты о чём думаешь, милый?

Но я прикладываю палец к губам:

– Тс-с-с… Не сейчас, (и далее шёпотом) я наслаждаюсь, здесь приятно мечтается.

Я застыл в расслабленной позе. Погружаюсь и созерцаю природу, прекрасную обстановку вокруг, тягучий медленный ритм и любимую девушку.

Нам принесли рыбу, салаты, пасту с морепродуктами и для тебя тёплое вино, настоянное на лекарственных специях. И, сказав друг другу «с Рождеством, дорогая/дорогой», мы чокаемся бокалами. Неспешно едим, пьём вино, наслаждаемся и разговариваем…

– А-да, очень вкусно.

– А местную жареную рыбу надо сбрызнуть лимоном. О! Я тебя есть научу!

Ты вкусно ешь с аппетитом и говоришь, помогая словам, машешь руками и вилкой, как местная итальянка, всё время жестикулируешь, и восторженно, хрипло рассказываешь местные новости, улыбаешься, и запиваешь подогретым вином, и мне говоришь:

– Друзья и подруги, и местные – все очень рады, что я купила дом. Все обо мне, больной, очень заботятся, приносят лимоны и советуют пить вино со специями три раза в день, а также обтираться оливковым маслом – эта забота так трогательна. Я очень рада, что ты приехал, любимый, и даже кашель прошёл, мне уже лучше. А завтра я повезу тебя в горячие термы на воды, там тепло и очень красиво, и мы будем купаться. Когда я от тебя прилетела, ко мне сразу приехала мама, сестра со своим мужем Роки (я тебе говорила), и мы отметили очень весело. Но на улице очень холодно было – минус два! Это немыслимо холодно! Бр-р-р, минус два – это сильный мороз! И ветер с гор! А вечером я поехала с ними в Комо, на каток, покататься. А-ха-ха-ха, и очень продрогла, лимончелло выпила, но не помогло! И, похоже, я там застудилась – как необдуманно с моей стороны! Но вчера и сегодня тепло, +14, и солнышко светит, а всё это потому, что ты, моё солнце, приехал… Надоела зима, я хочу лето! Хочу-хочу! И мечтаю – ах, когда станет тепло, мы будем лежать с тобой у бассейна в тёмных очках, это будет шикарно и очень мило, я буду рисовать, читать книги, журналы, а ты свой роман сочинять. Мы будем пить вино и целоваться. А везде вокруг будут петь птички, цветы, и красивые, – и это будет лучшее время моей жизни с тобой. И у меня будет шикарная галерея! Я заработала имя – все мне заказы несут, а художники картины, а галеристы, меценаты и спонсоры, телепродюсеры новостей и погоды зовут меня на телевидение. Все словно с ума посходили – хотят видеть только меня. Но мой характер и воспитание русской бабушки желают, чтобы я оставалась самым прекрасным арт-дилером мира. А-ха-ха-ха…

Итальянка явно соскучилась. Ты не можешь остановиться и говоришь, говоришь. Я лениво тебя останавливаю и загадочно улыбаюсь:

– Кошка, ты забыла в России подарок. (Передаю тебе вторые ключи от красного джипа.)

– Ах-ах! Ты очень милый, любимый мой! (Мэри целует руку мою.) А что тебе подарить? Я, право, не знаю… Скажи, что ты хочешь. Поедем в Милан? Я куплю тебе, Поэт, всё, что захочешь!

(Я лениво качаю головою.)

– Что я хочу – позже скажу.

– Но, право, мне хочется говорить! Тебя не было, а я вчера сочинила стихи.

– Хорошо, шёпотом читай мне стихи свои.

Ты посмотрела на озеро, затем на меня, взяла руку мою и тихо читаешь свои наивные стихи:

Ты улыбалась, а я спросил:

– А чем люди занимаются здесь вечерами? Зима, туристов мало, а темнеет рано. Что здесь вечером делают местные?

– Делают и рожают детей. Но это секрет.

– О-го-о, а мне это нравится, нам надо заняться.

– Хм, я буду рада… Но, милый мой, через две недели у меня будет овуляция, и эти две недели ты не пьёшь ни вина, ни водки до тех пор, пока не зачнём, – дети должны быть здоровыми.

– Принимается.

Еда, разговоры – самый лучший отдых на свете. Час прошел за едой и беседой, и вот, с большим трудом от лени и сытости, мы встали и пошли к набережной, прогуляться в сторону дома. Ты ещё в московской одежде, в белой шубе, в шортах, в колготках и полусапожках по московской моде на каблуках, а шуба твоя до щиколоток, и ты её не застёгиваешь, и мы идём медленно, неспешно по длинной набережной, и полы шубы твоей легко развеваются, оголяя твои прекрасные ноги, и ты очень красивая, как супермодель! Редкие прохожие на нас оборачиваются. А мне нравится, что мы идём в сторону нашего дома, где стоит большая кровать – это будоражит моё воображение. Я веду тебя за руку по солнечной набережной. А ты красавица, такая мягкая, податливая, как домашняя кошка, соскучившаяся по хозяину, жмёшься ко мне, и главное, в кармане моего пиджака лежит кольцо с бриллиантом – я прилетел делать тебе официальное предложение. (У нас свадьба весной!)

Вокруг очаровательный городок. Тепло, припекает, и мы лениво и медленно совершаем променад вдоль пустых пляжей по зимнему городку. Ты берёшь меня под руку, а твои каблуки тихо, негромко отбивают шаги, я запустил руку в твою шубу, чувствую тело твоё и стройные ноги. Ты встала напротив и тихо говоришь мне:

– Ты помнишь, милый, у нас будет свадьба весной?

Я счастливо киваю в ответ:

– Да, этой весной ты будешь по закону моей.

Вдруг твои мягкие-мягкие губы коснулись моих, и всё – я пропал! По мне прошёл ток – очнулся Мужчина, проснулся и почувствовал Женщину! Я обхватил руками под шубой твою талию и с силой к себе притянул, почувствовал твой живот, ноги и упругую грудь и хитро, заговорчески, на ушко, только тебе, прошептал:

– Хочу тебя!

– М-м-м?

– Ты обещала мне танец.

– Бачата? Блюз? На столе? (Ты улыбаешься.)

– Да! На столе!

– А-ха-ха. Да! Я люблю тебя!

И ты громко смеёшься, запрокинув голову, откинувшись назад, а я, совершенно счастливый, держу любимую в крепких руках! А впереди у нас ещё долгая ночь!

Глава 4

Два месяца счастья. Думы Поэта, и мечты юной Мэри

Мэри счастливо забеременела, и теперь она загадочно и таинственно всем улыбалась. Мэри уговорила Поэта, и влюблённые решили до свадьбы остаться в Италии.

– Не волнуйся, рожать я буду в России.

– У меня должны быть российские дети! По глазам вижу – что ещё?

– Давай ещё немного до осени поживём здесь, в Италии? А? Пожалуйста—пожалуйста? Мне очень хочется, надо! Я беременная, и я очень волнуюсь! Обещаю рожать в России, и вести себя хорошо, и во всём тебя слушаться, мой любимый будущий муж! Хоть один раз пойди мне, любимой, навстречу – окружу заботой и лаской. (И далее «мур-мяу-мяу?») А осенью в Россию вернёмся!

– Никакой осени, живём до июня и в Тарусу летим.

Назначили дату свадьбы в Италии на озере Комо. И каждое воскресение, в любую погоду, посыльный привозил роскошный букет. Поэт, счастливый, с букетом цветов шёл к молодой невесте и, довольный, вручал его с поцелуями. Мэри была в восторге! Она была счастлива!

Вилла, красивая веранда, поздний вечер, за окном сумерки, звёзды, весна, горы и озеро Комо. Мама и сестра Никки часто звонили Мэри, и она им отвечала:

– Что? О нет! Я выхожу замуж! И теперь все эти вопросы будет решать только мой муж, а уж он суровый, быстро решит этот вопрос. Нет, нет, все вопросы к нему!

И, лёжа на коленях Поэта, Мэри спрашивала его:

– Да, любимый? Правильно я ответила? (Поэт кивал.) Поцелуй меня. (Целовались.) Ты любишь весну?

– Мэри, я люблю ночь, и я люблю соловьёв в Тарусе…

Вдруг кто-то позвонил Поэту и просил его: «Завтра операция – помолись за меня, очень прошу». Положили трубку. Поэт кивнул в ответ, и в мыслях он уже был далеко.

– Поэт, кто звонил тебе? Ночью!

– Мне, Мэри, ночь нужна, чтобы любить тебя, слушать музыку, молиться за себя и других, мечтать, грустить и слушать душу свою. А по-другому у меня не получается.

Мэри улыбнулась и пошла в галерею к роялю. Она играла Бетховена, Поэт задумчиво слушал музыку и что-то долго записывал.

Тихое звучание музыки. Застеклённая, тёплая веранда при доме. И выключен свет, и горят свечи на столе, огромные окна залиты чернотой, видно половину купола ночи. И яркие звёзды, луна – свидетели секса и запрещённых взглядов любви.

– Милый, что с тобой? Почему ты молчишь? Говори, о чём думаешь ты, мне скучно, покажи мне, что ты написал.

– На, читай.

«Тело моё есть земное создание, а душа моя есть совершенство небесное, и соединились во мне воедино они. Мучаюсь я! И разрываюсь между небесным и совершенно тленным, земным, но этот праздник с небес, этот дар везде и всегда будет со мной. Душа моя обратно тянется к свету… Да, я чувствую – два в одном, как свет Его проникает в меня, и как стучит сердце моё. На причастии из священного Грааля я пью божественный свет благодати и книги пишу. За каждой страницей – бессонная ночь! Каждому человеку Бог дал талант. Но когда из святого Грааля Дух Святой задаром даёт испить благодать, то человек может взять и передать этот дар, не закопать его в землю в ночи, не спрятать в подвале, не измазать грехами, а с благодатью милость творить и добро. Сделать себя счастливым и людям подать то, что ангелы дали тебе от Него. Твори добро. Так Бог завещал и сделал на страницах святого Евангелия. А ещё завещал, что одному человеку Святой Дух даст мудрость, другому – знания, третьему – дар каменщика или плотника, пророчества, врачевания, дар обжорства, дар рисования или дар молитвы и чудотворения. А женщинам всем дополнительно ещё главный дар – дар возРождения человечества. А тебе какой Бог дал талант? Мне – божественный дар. Не скрою правду, есть много даров для меня у Духа святого – дар сочинять романы. Дар драться на кулаках. И дар крепко любить тебя, Мэри, – от того величит душа моя Господа, и возрадовался дух мой…»

– Ты любишь меня? (И они посмотрели друг другу в глаза.) Я люблю тебя! Поэт, когда ты в творческом божественном кайфе, в славном потоке плывёшь!

Поэт очнулся от дум, посмотрел на звёзды и улыбнулся:

– Мэри, а хочешь, как Бог, побывать в будущем и увидеть воочию яркое прошлое неба и звёзд?

– Да, пожалуй. А это как?

– Смотри на звёзды. Видишь, они очень далеко от тебя, ты видишь их прошлое, это до тебя доходит прошлое время далёкой звезды.

– Но-но-но, я вижу их ночью сейчас – это настоящие яркие звёзды!

– Нет, Мэри, свет этих звёзд летел к тебе сотни и тысячу лет.

– Тысячу лет?

– Это доказано. И некоторые звёзды уже давно погасли и умерли, но ты видишь их свет, он очень долго летел к тебе. (Поэт закрыл глаза и продолжал говорить.) Свет звезды никогда не отклоняется от своего пути, никогда, сотни и сотни лет он упрямо летел к тебе. Ты видишь звёздное небо, которое существовало в прошлом, тысячу лет назад, – смотри, смотри, Мэри, и ты увидишь прошлое время яркой далёкой звезды. Великие звёзды. И некоторые давно уже умерли, погасли, ушли, но на небосклоне в ночи ты их видишь ещё яркими звёздами. Ты видишь чёрно-белое фото, которому тысячу лет. Бог создал эти прекрасные звёзды, весь этот мир и, как божественная субстанция, Он всё это вобрал в Себя. Бог здесь и везде, и Бог вездесущ, в мире нет пустоты. Бог на этих звёздах, и Он знает, что происходит на звёздах сейчас, и в будущем, и тысячу лет назад. А теперь представь себе наоборот: не мы, а Бог на другой планете из будущего, из далеких тысячелетий смотрит на нас и на наше Солнце, и через тысячу лет он видит, как я обнимаю тебя. Там, в будущем (через тысячу лет), в далёкой галактике, и одновременно сегодня рядом Он есть на земле, и воочию Бог видит нас! И через год видит нас, и когда мы умрём, и когда умрёт звезда по имени Солнце. А свет её и наша любовь будут упрямо и неуклонно лететь и лететь к Нему в темноте сотни лет и не отклонятся от своего пути. И только молитва по воле Господа Бога отклоняет свет далёкой звезды, её траекторию печальной жизни. Бог в силе решить – светить дальше или погаснуть, направо или налево свету лететь. Математически – настоящего нет, есть точное прошлое, и ты видишь его. У будущего есть только вероятность, потому что Бог может остановить Аннушку, или нет. Но тогда в момент разрушатся планы, и всё пойдёт кувырком, или, наоборот, тебе повезёт. В нашей жизни точного на 100% будущего не может быть никогда, только вероятность и сила молитвы к Господу Богу. А прошлое – это факт! Оно случилось уже со звездой, случилось с тобой и со мной или с кем-то другим, с городом, с домом, с моими родителями и с нашей звездой, но останется фотография прошлого. И свет из нашего прошлого всё летит и идёт, и Господь Бог в будущем будет видеть его ещё тысячу лет. Но для Бога тысяча лет как один день! И один день для Него как наши тысячи лет! Он знает, что было, и всё, что будет, а если не понравится, то изменит его или оставит как есть. И поздно молиться за друга, и тогда ты понимаешь, грустишь… А время, быстрая река, несётся вниз по течению мимо тебя, и каждый миг, капля за каплей, время омывает тебя. И в будущем, там, где река Лета впадает в райское море, Бог вездесущий идёт по реке, и каждая капля времени говорит Ему о тебе, и Он знает, что с тобой, и видит воочию – приплывёшь ты к Нему, или твой труп утонул по пути.

– Выходит, я сейчас живу в будущем и вижу прошлое вон той звезды тысячу лет назад?

Мэри взяла за руку Поэта, и Поэт улыбнулся, ответил:

– Ты поняла, как Бог живёт одновременно в прошлом и в будущем? Бог вездесущий из далёкого будущего, из галактики Девы или Водоворота, видит, как ты взяла меня за руку. Бог видит наше прошлое и настоящее, он живёт в будущем тысячу лет. Для Него времени нет! Его рай бесконечен во времени, это трудно тебе объяснить земными вещами, но как смог – объяснил на примере звезды и реки.

Поэт обнял Мэри и поцеловал, а она спросила:

– А я могу узнать наше будущее? Я мечтаю о счастье.

– Мэри, у Книги Судьбы семь печатей. Ты лучше у Бога спроси, Бог знает всё. Он знает все мечты твои. Он явно тебе улыбается, девочка.

– Улыбается мне? Это очень мило с его стороны… А мечта, ах, мечты мои! О-да, это прекрасно – мечты, и я не люблю быть взрослой. Я ужасная меломанка и шопоголичка – килограмм бриллиантов и изумрудов, тонны бус, браслетов и серьги, тридцать пар обуви и кроссовок с ботинками, полсотни платьев, тридцать две шляпы и десять шарфов, рисую маслом природу и картины, которые нравятся только мне и тебе. Я различаю 18 оттенков жёлтого, 25 светлого красного и чёрного. Мне жаль людей, которые это не видят. Люблю расставлять тюбики и косметику по цвету и росту. Я одновременно ношу пять колец и кучу браслетов. Меня в тупик ставит вопрос – а что я люблю, и что моё хобби? А если Я и есть моё хобби?! Моя жизнь – это и есть хобби! Вся жизнь моя – это искусство, арт-бизнес, а ещё музыка, танцы и ты, мой любимый Поэт. Это очень приятно, на мой взгляд, для красивой девушки. Я любительница всего прекрасного – я твой лучший трофей и любовь твоя, мда-а-а, с большим вкусом. Возможно, я ещё забыла чего-то? О да, конечно, ещё я обожаю котов! А ещё девочкой я наивно очень мечтала.

– А-ха-ха! «Очень мечтала»? Так о чём же мечтала моя «наивная девочка»?

Мечты юной Мэри:

«Мне было шестнадцать лет! Я любила под музыку кружиться в саду в красивом платье среди ярких цветов, весёлая девочка. А моё красивое новое платье летело, и я мечтала – где, когда я найду его, прекрасного Принца? Где же он – любовь моя? Я мечтала и ждала только его, когда же он придёт или увижу его во сне. Где любовь моя, с томлением ждала. Мой принц, не обманите меня! Я всё вам отдам, и себя, и свои мечты, и красивое тело, и губы, о, мой рыцарь, придите! Заберите все страхи и решите проблемы мои. О, ещё раз прошу вас, смелый рыцарь, – прогоните все мои страхи и полюбите меня. А когда я заплачу, нежно меня поцелуйте и вытрите слёзки мои. Когда мне будет грустно, вы обязательно рассмешите меня. Когда я потеряюсь – возьмёте меня за руку и поведёте, мне улыбнётесь, поцелуете, нежно обнимите и успокоите. Я же буду ангелом тихим. Мой рыцарь, я вся ваша, вы никогда не уйдёте, не бросите. Обнимете и согреете ночью холодной. И снова и снова приходите во сне ко мне и целуете очень осторожно и нежно меня, проводите рукой по волосам, по юной груди, нагнётесь ко мне и поцелуете глаза мои и скажете тихо, но твёрдо: «Солнце моё, ты очень красивая, ты самая лучшая». А в ответ я скажу: «Вы мой мужчина, мой луч света, не оставляйте меня – сведите с ума меня поцелуями и рассмешите страшной ночью в грозу. О-о, как я грома боюсь и грозы! Возможно, я, девочка, буду злиться без любви, звонить вам ночью и днём, рассказывать весь день – ни о чём. О! Любая девочка обожает говорить ни о чём – ибо об этом она знает всё. Но только знайте, я люблю очень сильно вас, мой рыцарь и мой господин. Я буду вас ревновать и вас заставлять ревновать, но, что бы я ни говорила, пожалуйста, знайте – я люблю только вас, мой рыцарь, сильный и смелый. Возможно, я буду внезапно плакать или смеяться, гнев невпопад, танцевать или петь, кружиться на виду у друзей, но только знайте всегда, я люблю только вас, мой милый рыцарь и мой господин. Если бы у меня были крылья, словно у прекрасной бабочки, – я полетела бы к вам! Я хочу быть всегда рядом с вами. И я буду смеяться и танцевать, о-мой рыцарь бессмертный, меня полюбите! Любите – любите! Где же вы, где? Когда вы придёте? Мне страшно без вас ночью спать, милый, – гроза! Слышите? Вы меня видите? Прикоснитесь ко мне! К моей прекрасной груди! Танцуйте, кружите меня, танцуйте меня! Мой милый рыцарь! Танцуйте…»

Так кружилась девочка в её сне, среди цветов и мечтаний. А Поэт её гладил.

Уже поздно ночью, когда Мэри в постели сладко спала, Поэт на коленях молился о больном друге, а утром без сил заснул на полу.

Глава 5

Жуткое видение Поэта

Поэт вечерами много работал, садился за стол у окна, кратко молился и говорил с ангелом:

«Святый любимый Ангел божий, рядом стоящий, хранитель мой, ты в бедах и в радостях меня сопроводающий, от Бога посланный Ангел моли Бога обо мне. Освети ум мой и просвети меня, молю тебя, святый мой Ангел, и мысли полезные настави меня». Поэт крестился, смотрел на горы и озеро и начинал сочинять свой роман. На стенах виллы были видны старые фрески – сцены сбора винограда, лов рыбы, парусники, музыканты и танцы, мозаика на полу и надпись – Casa «Sognare»4. А на стенах везде висели картины, старинные гравюры, на столах и в шкафах старые книги из России, из Милана и Лондона, изящная мебель, огромный камин, прекрасная кухня-столовая, в спальне ковры. Настоящее палаццо! Гордость молодой хозяйки! Она чувствовала себя настоящей сеньорой с большой буквы «С». Мэри была довольная до мурашек, и она часто принимала покупателей картин на этой вилле «Мечта», а также художников, коллекционеров и филантропов, реставраторов и галеристов со всего мира. Никто ничего не понимал, но магнетизм хозяйки этой виллы был запредельный! Все обязательно хотели быть в гостях у Поэта и Мэри на озере Комо. Иногда, по приглашению Мэри, к ним приезжали музыканты – скрипки, виолончели и пианино, они играли в галерее прекрасную музыку, а гости и хозяева виллы наслаждались её звуками.

Принимали они у себя два раза в неделю, и все гости отмечали необычную душевную ауру в стенах этого дома (Мэри дом украшала, а Поэт много работал). Клиенты, бывало, приезжали к Мэри, когда соизволят, и в неприёмные дни, но Поэт был недоволен и прогонял их взашей. А Мэри любила окрестности озера и тащила Поэта в ближайшие горы на мотоцикле гулять, она обожала горы и селфи, пикники с друзьями или дальние поездки на машине вдоль озера и кафе на природе. Поэт с Мэри ездили в Милан в православный храм, и там Поэт причащался святыми дарами. А друзья и знакомые искали любой повод побывать в их гостеприимном доме с тёплым бассейном и пальмами, поговорить с Поэтом и с Мэри на умные темы, обязательно выпить дорогого вина в галерее с картинами, насладиться вкусным кофе на их террасе с великолепным видом на горы и озеро (wow-эффект гарантирован). Или напроситься вечером к ним на барбекю, посмотреть картины, офорты, скульптуры и самую дорогую купить, послушать музыку и обязательно о чём-то важном, культурном поспорить с Поэтом. Для клиентов в огромном зале Мэри устроила галерею продаж великолепных картин, и только для избранных.

По тарусской традиции, Поэт и красавица Мэри сами извещали и приглашали на виллу друзей, которых ждали ужин на террасе и красивый закат. И тогда Мэри надевала шикарное платье с разрезами до бедра, загадочно всем улыбалась и мило шутила со всеми вокруг. Поэт с улыбкой жарил мясо, рассказывал анекдоты или говорил о потрясающих, глубоких вещах: об искусстве, о жизни, о вере – готовил пиццу и вино разливал.

Он говорил:

– Искусство существует не для золота. Нет, и нет, друзья. Оно идёт вот отсюда, из моей груди, от самой души. От мужества, от юности, из детства, из утробы и от времени до нашего рождения на этот свет.

– Но искусство можно купить!

– А-ха-ха! Что ты хочешь купить – большой вопрос, если ты не слышишь в музыке, как плачет ребёнок или журчит весенний ручей.

– А разве не за золото ты пишешь романы? И ты продаёшь мне…

– Как человек! Пойми, не золото рождает искусство, а душа моя…

Поэт, задумчиво и не прощаясь, ушёл наверх в кабинет, работать и книгу писать. А гости говорили Мэри:

– Ничего подобного я не слыхал и никого подобного я не встречал. Мэри, кто он, твой муж? Кто он? Этот затворник и креаторе?

– Он русский поэт… Господа художники и меценаты, а у меня вопрос к вам – кто из вас может жить, отcчитывая каждый час своей жизни и стараясь провести его, этот час, очень честно и добро?

– Отсчитывать время?

– Хотя бы один день.

– Помилуйте, Мэри, это же не деньги, чтобы считать. Блажь! Сумасшествие, так даже дня невозможно прожить! Да и зачем? А-ха-ха! Это полный вздор!

– Да! Мэри, никто не может так жить! Никто! Да и человеку невозможно!

Но и на следующий день, и на следующей неделе к Мэри опять стремились непременно попасть, и приезжали художники, галеристы из Милана и покупатели со всего света. И снова шампанское, умные разговоры об искусстве, восторги, шикарные платья, бриллианты и продажи картин. А когда Мэри с загадочной улыбкой томно смотрела в глаза говорящему, то у него падала челюсть, и клиент сам растекался по креслу. Мэри успешно продавала картины, и бизнес её процветал. Но иногда Поэт вдруг всех выгонял и говорил Мэри:

– Пять дней в неделю мне надо быть одному и только с тобой! Я великую книгу пишу! И каждый час дорог мне! Помни, Мэри, это приказ! Завтра не хочу никого видеть и никуда не пойду, я хочу быть дома, спать до завтрака, проснуться счастливым с тобой, валяться в постели, пить кофе, читать, отключить напрочь все телефоны! Какого хрена здесь делает эта толпа? Я буду ходить в трусах по дому, плавать в бассейне с тобой и отдыхать. Мне надоели каждый день здесь художники и все твои покупатели. Ты слышишь меня – хочу отдыхать от людей! Всё, как ты любишь, но без гостей – смотреть на горы и озеро и любить тебя, радоваться жизни, пить кофе, вино вдвоём, и говорить, и мечтать, но только вдвоём. Ты поняла меня? А вечером, когда отпустит меня суета шумных дней и ночей, – я один в кабинете буду смотреть из окна и много работать, мой роман сочинять…

– Что ты грустишь?

– Чем больше Бог любит, тем больше бесы ненавидят меня. А-ха-ха, так им и надо!.. Но хватит бездельничать! Я буду работать много, упорно и долго! Ра-бо-тать один!

– Я поняла, «ра-бо-тать один»!

– А если кто завтра снова придёт, всех гони прочь! И скажи: меня нет, и тебя! Я буду на небе! Мне, кроме тебя и Бога, не нужен никто!

– А-ха-ха, четыре дня до воскресения никого не пускать! А завтра мы в горы поедем? Почему бы нам не встретить закат? Я молодая, обворожительная, очень люблю красивое общество, высокие горы, это любимое озеро и облака! Если хочешь – энергетический кайф вон там, видишь, – на самой вершине. Туда!

– В горы? Поехали!

– Ах, мама мия, не могу отделаться от ощущения счастья. Поэт – я замужем, поцелуй меня, муж! Сладко! Я уведу всех гостей на террасу и в сад, мы не будем мешать тебе. Но…

Поэт повысил голос:

– Что ещё?!

– Всё-всё, ухожу.

Поэт заперся в кабинете и до глубокой ночи творил гениальный роман, а когда синяя ночь опустилась на озеро и стали видны тысячи огоньков на другом берегу через окно, он встал из-за стола и подумал: «Кто я? Каждый роман мой – это познание всякий раз моего таланта и Господа Бога, и я пишу романы, это угодно Ему. Я кричу: «Боже! Дай силы мне!»

Поэт молился долго, истово, а когда вновь почувствовал силы, сел за стол, взял ручку с пером и прошептал: «Помолясь, я приступаю к роману о Боге нашем, Иисусе Христе. Глава третья».

Но вдруг Поэт увидел страшное! Видение было перед глазами! Человек, красивый и сильный блондин, поверженный, лежал на столе на спине, к нему головой, и голову свою он запрокинул к Поэту, смотрел на него и в ужасе кричал, рот от боли и страха был перекошен, раскрыт. А над ним, топча ногами, с мечом в руках, его резал Архангел Мести! Святой Гавриил! В ужасе Поэт отпрянул, в голове промелькнуло: «О Господи! Кто этот грешный? И как мне спасти его?!» Инстинктивно Поэт протянул руки к грешнику, пытаясь понять, кто это. Но голова грешника была запрокинута, обезображена ужасом, болью и страхом, он лежал на спине, светлые волосы, слипшиеся снизу в крови, рот вверху, видны ещё плечи и рука, которая судорожно протянута в страхе к Поэту. Адовы муки! Месть за грехи! А меч Гавриила, словно жало, резал, резал и бил его, грешника! Поэт снял с себя крест свой и в руку бедолаге вложил. И всё исчезло!

Поэт со страхом очнулся, грудь болит, отложил перо в сторону, закрыл глаза и схватился за голову:

– Господи! Кто это был? Господи? (Шёпотом.) Кого я должен спасти? И какую цену за это я заплачу?

Глава 6

Свадьба

Свадьба Поэта и Мэри, по меркам Италии, была очень маленькая, но красивая и изящная, во дворце Balbianello на озере Комо. И была снята красивая «лав-стори», где влюблённые в элегантном костюме и изящном платье целовались, ходили по парку, катались на катере. Поэт носил на руках прекрасную Мэри, и всё было очень изящно и по-итальянски шикарно и романтично. Молодые супруги были счастливы, а вокруг весна и цветы, прекрасный парк, и дворец, и озеро Комо.

Присутствовало за столом на живописной лужайке чуть больше 20 персон: Папа невесты с охраной и Мама невесты, сестра Никки с мужем Роки, Антонина с детьми, Гений с Варей, а ещё друзья из Лондона и из России. Плюс свадебный координатор с агентами и два фотографа. Свадьба была очень скромной, ибо Поэт сказал Мэри: «Свадьба не должна быть выше любви».

И вот произнесена свадебная клятва! И наступил решаюший момент – мэр объявил новобрачным и всем вокруг: «Теперь вы муж и жена!» Салют, хлопушки, ура-а-а! Гости радостно поздравляли новобрачных и весело обсыпали их белым рисом! И пройдя через ручеёк гостей, Поэт и Мэри схватили заранее припрятанную огромную корзину с подарками для гостей и пошли обратно – сами поздравлять всех друзей на лужайке! Поэт, брутальный красавец, два метра роста, с огромной корзиной, в очень стильном костюме, с серьёзным видом брал из корзины лепестки белых пионов и кидал на гостей – салют! В ответ их также осыпали рисом и цветами роз, и все хохотали! А ещё жених со дна своей корзины, словно фокусник, доставал бутылки русской водки и дарил всем мужикам, а дамам, осыпая лепестками, из корзины протягивал билеты на концерт, а ещё подарочные сертификаты, шоколадки или бомбочки для ванн! Все весело смеялись и радовались! Это была фантастика! А новобрачная красавица Мэри в шикарном платье невесты шла рядом с мужем, ухахатывалась, смеялась, целовалась в щёки со всеми гостями, показывала им на кольцо на своём пальчике, весело крутилась, танцевала и посылала всем воздушные поцелуи – Мэри была невероятно счастлива! А ещё полёт букета невесты – ваууу! Она светилась от счастья!

Гости кричали:

– Волшебно!

– Захватывающе! Вы очень красивые!

А Мэри была самая счастливая и от счастья дурачилась на камеру:

– Эх! Жаль, бассейна нет, я бы искупалась в нижнем белье!

– А-ха-ха!

– У кого сегодня плохое настроение? Простите нас, придурки убогие, но мы счастливы! Танцуем все!

– А-ха-ха!

Подружки прыгали от восторга вокруг неё, все танцевали!

И Мама невесты на свадьбе тоже была в сильном восторге:

– Мэри, милочка, я уже не думала, что найдётся достойный тебя мужчина. И ты так подолгу пропадала в России, что я уже беспокоилась. А свадьба очень маленькая, но, однако, это фантастика! А твой муж, и правда, очень брутален, и возможно, с деньгами, тебе повезло. Я и мы все в восторге от него! Всё так необычно, и вы такая стильная пара! Я очень рада за тебя! Йо-хо-хо! Какой шикарный мужчина!

– Спасибо, мама.

Невеста закружилась на серебряных босоножках с алмазами так, что даже подол распахнулся от счастья и поднялся до подвязок чулок! Мэри посмотрела на мужа и откинула пышные волосы от лица! И тогда муж поцеловал невесту в губы и взял на руки, а она откинула голову и развела в стороны руки, от счастья смеясь. И красавец муж понёс её в дом! Её глаза искрились, и хохотала она, громко крича: «Неси на кровать!»

Овации вслед! Салют из конфетти! Свист, и крики восторга гостей!

А вечером, обернувшись в мятую простынь, Мэри попросила Поэта:

– Моргни глазами, ущипни меня, муж!

– Зачем?

– МЫ ЖЕ-НА-ТЫ?

– Да, миссис Бенуа, мы женаты.

– Миссис?

– Да, миссис Мэри Даймонд Бенуа (поцеловал), ты замужем, за мной. Или это сон?

– О-о-о! Нет? Это не сон? Боже мой, я счастлива! А-а-а! Я теперь буду самой беззаботной хулиганкой на свете.

На следующий день после свадьбы молодожёны на своей вилле организовали фуршет-барбекю для местных друзей Мэри, чтобы Поэт смог со всеми перезнакомиться. Мэри в прекрасном образе – платье, и чуть приправлена ноткой роскоши (дорогими бриллиантами). Было много итальянских друзей и местных хороших знакомых: продюсеры, актрисы, ресторатор, художник, меценат и коммерсанты с жёнами и подругами из Милана и Комо. Все хорошие, добрые и весёлые люди. И все говорили Мэри с восторгом: «О, что за приятное, шикарное, модное на тебе платье! Мэри, ты выглядишь на миллиард! Наша звезда!»

Но Мэри отвечала: «О, Хьюго! (Бетти! Лаура! Роки!) Добрый вечер, как поживаешь? Вчера? Из самого Лондона? Прошу вас – развлекайтесь!»

А желающих попасть на фуршет и познакомиться с Поэтом, мужем Мэри, было так много, что пришлось заказывать еду и официантов из ресторана. Даже Отец Мэри с тремя охранниками и одним адвокатом снова приехал, чтобы познакомиться поближе с Поэтом и заодно важно сказать всем вокруг, что он отец Мэри и что это он продал Мэри эту виллу со скидкой.

Папа показал рукой на шикарный вид на озеро и всем сказал:

– Жить в Белладжио и в Риме – это большая привилегия избранных, это как жить под открытым небом в музее. Да, это мой подарок молодым (и отпил из бокала вино). Все слышали? Это я продал им прекрасную виллу – «Мечта»!

Все в восторге захлопали, Папа был красив (и очень богат). Также была красавица Мама Мэри из Милана, а затем Отец куда-то увёл Маму Мэри на переговоры, в укромное место. Остальные ждали застолья: парни обсуждали футбол, машины и девушек, а девушки весело болтали. Младшая сестра Никки поздравляла и поцеловала старшую сестру, красавицу Мэри: «Мэри, ты лучшая!» А гости ещё прибывали на барбекю, и Мэри радостно знакомила Поэта с ними. Она смотрела на Поэта и, улыбаясь, шепнула:

– Милый мистер Поэт, обручальное кольцо вам очень идёт, вы стали с ним очень солидны.

– Теперь я за тебя отвечаю. Ты за мной, за мужем! Под моей зашитой!

– У меня большая просьба к вам, мой защитник, скоро из Милана приедут ещё мои друзья, также подруги из клуба неисправимых SHOPоголиков и коллеги по бизнесу, богема, человек 25, и если вам кто-то сильно не понравится – не бейте сразу в лицо. А-ха-ха! Это здесь моветон! И все гости должны продегустировать и хвалить наше вино, с вашего, милорд, виноградника – это бизнес, когда надо всех напоить, а не бить.

– Ладно, Мэри, дураков бить не буду.

В разгар весёлого вечера сестрёнка Никки (известная фотомодель) сказала Мэри:

– Мэри, твой муж сильно красив! Не понимаю – но мне хочется всегда быть рядом с ним. Как бы меня мой Роки не заревновал? А-ха-ха!

– Прекрасно тебя понимаю! Моего Поэта любят все! Всё время, что я его знаю, вокруг в доме, на улице, в городе и везде, где появляется он, – в его пространстве странная аура, любовь или грубая сила, и мне это нравится. Нравится, нравится! Я сама от него без ума! Мне, право, неловко, но я сказочно счастлива! Это всё он, мой любимый муж и поэт. А-ха-ха!

– Могу сказать, сестрица, – и правда, потрясающая энергетика чувствуется у вас дома, очень светлая аура.

– Очень тонко замечено. Но, увы, я все деньги свои потратила на покупку этой виллы, и ещё я взяла ипотеку. Мы начали ремонт, и я украшаю галерею картинами. Это вилла – Мечта!

– Вилла «Мечта» очень красивая и очень шикарная! Чувствуется некий флёр, амбианс.

В ответ Мэри радостно отвечала:

– Да-да! Это всё он, мой любимый, и конечно, это его намоленность дома. Правда, это всё его добрая аура. Его либо любят, и любят всем сердцем, либо ненавидят! Но я его обожаю! Правду говорю, когда он входит в дом, всё-всё вокруг светится: люди, книги и виноград, пыль на полу и даже утюг, не говоря о котах и цветах, всё при нём светится. И я вся свечусь и люблю, и он теперь мой! Но ему постоянно звонят – и ночью, и днём. Вот этим я недовольна! Звонят даже с края земли, и люди приходят издалека, и все хотят, чтобы он обязательно выслушал их и посоветовал, поговорил или помолился за них. И, конечно же, он очень красив! М-м-м, я счастлива! Он же решительный, сильный и очень любит меня. О Боже, я хотела… мне даже волнительно от этих слов! По секрету – он настоящий м-м-м, очень сильный мужчина! Прихожу к нему, кричу – хочу поцелуй, и сладко целую его. А-ха! Счастливая, я плыву на алых парусах навстречу к нему, словно во сне. А-ха-ха! Право, как золушка, в сказке живу! И мне это нравится, – тараторила Мэри, – Нравится!

– Ах, Мэри, как это прелестно! И я очень рада, сестрица. (Никки поцеловала Мэри.) Сегодня полно гостей, и как много нарядных людей! А вот эта дама очень модная и очень богатая штучка.

– Хм, но, Никки, это безвкусица! Жёлтые туфли и сумочка с чёрными брючками – моветон! И она грустная – налью ей вина!

Мэри и Никки говорили и говорили, и не могли остановиться на радостях. Было очень весело, пьяно, и все ждали ещё продолжения – барбекю. Было много итальянских друзей и подруг, шутки, улыбки и смех. Все гости поздравляли Мэри с беременностью.

– Двойня!

– Wow! Брависсимо!

Мэри, довольная, сияла в ответ! Поэт, красавец, в яркой рубашке навыпуск, всем вино наливал.

Он смотрел на Мэри и видел ту наивную беззащитность и ещё девичью милость, что заставляли всегда его умиляться и кидаться на защиту по первому взгляду, потискать и поцеловать её, и конечно, она была секси, и он явно любовался юной женой.

Глава 7

Фотограф

Все друзья и гости были в восторге от молодых! Но известный продюсер, американец и друг Папы Мэри и его друзей из Палермо, красавец, метр девяносто ростом, блондин под ником Фотограф, явно перебрал (четыре бокала вина) и по пьяни начал говорить и подсмеиваться над Поэтом:

– Вау-у-у! Какой типаж! Так-так – гордое лицо, мужественный взгляд и чуть сросшиеся брови! Готов заключить с тобой рекламный контракт – пойдёшь ко мне работать? Эй? Я тебе говорю! Я продюсер модных журналов и фешн-каналов. Ты будешь получать у меня пятьсот евро за день фотосессии, но одно условие – все фото мои, моя будет собственность. О'кей? Какой типаж! Девки, сучки и все голубые – упадут в обморок! Это будет бомба!.. А кстати, с чего это здесь все его любят? А?

Никки, тоже навеселе, разоткровенничалась:

– А я знаю: всё чувствует в нём харизму и душу родную, он настоящий мужчина! От самых корней – строгий, суровый, Поэт любит Мэри, а за любовь и за правду дерётся на кулаках! И, должна признаться, – Поэт, право, очень красивый, высокий, с харизмой, реально настоящий мужчина.

И далее много хвалебных отзывов. Но Поэт не обращал на это внимания, он за столом открывал бутылки штопором и лениво, довольно всем улыбался. А его сильные руки привлекали все женские взгляды.

Тогда Фотограф спросил:

– Он что – глухонемой?

Мэри ответила:

– Мистер Фотограф, ты хам? Он поэт!

– Менестрель? А-ха-ха! Прекрасно! – радостно воскликнул Фотограф. – Интернет взорвётся! Какая дичь! Какой жёсткий типаж!

– Он русский поэт.

– Ах, он ещё и ру-у-усский? – потрясённо воскликнул богатый красавец Фотограф, известный продюсер журнала мод и начальник Никки по модному бизнесу.

И он начал ругать Россию, говорить, что там люди живут как дикие медведи, не любят ни моды, ни голубых, они не толерантны, воинственны, ленивы, грубы, не улыбаются, пьют свою водку, и в них ничего культурного нет! Ничего нет кроме пьянства и нефти!

Поэт в ответ ухмыльнулся и сказал:

– Я узнал тебя, блондин – тебе будет очень плохо, грешник.

– Узнал? А-ха-ха, меня знает полмира! Но я ещё не напился вина! А ты, Поэт, чем занимаешься? Мне говорили – ты любишь блюз и стихи, так спой нам что-нибудь, ха-ха, менестрель.

– Э нет, приятель, я делаю, что я захочу.

– Петь нам не хочешь? А хочешь рекламировать мужские трусы? За трусы я хорошо заплачу! Очень дорого – тысячу за дорогие трусы! А-ха-ха! За трусы-ы-ы… А-ха-ха! – кричал Фотограф, громко смеясь над своей шуткой, и гордо смотрел на гостей, и сказал: – А ну, Поэт, разденься до трусов – я оценю твою фактуру.

Поэт насупил брови, исподлобья пристально, зло взглянул на шутника и начал вставать, но тут рука Мэри опустилась на его плечо, и Поэт сел обратно. А пьяный Фотограф долго и самозабвенно говорил всякую гадость и гордился красивым собой:

– Э? Слышишь меня? Большие деньги! Эге-ге, и все девки любят меня! Ха-ха-ха! А я люблю девочек, цыпочек, они приносят мне денежки, славу и прибыль. Цып-цып-цып! Моя реклама рулит! (Пьяному Фотографу хотелось поговорить.) Поверь мне, Поэт, трусы – это огромный бизнес и деньги большие, а деньги – это удача и счастье тебе. Деньги лишними никогда не бывают. А-ха-ха! Есть деньги, и тебя полюбит любая красавица. Лю-ба-я! А-ха-ха! Мэри, а что же ты отказалась работать с моими друзьями в Палермо, миллион им вернула и разорвала контракт? А я слышал – с деньгами проблема, ипотека у вас, так я работу подкину – я ищу модель для трусов. А-ха-ха-ха, модель для трусов!

Фотограф допил вино, поставил на середину стола пустой бокал и громко приказал Поэту:

– Ещё наливай мне вина, менестрель из Сибири!

– Фотограф, я убью тебя одною рукою.

– А-ха-ха-ха! Чего ты мне сделаешь? У меня друзья есть в Палермо, а ты здесь чужой! Ты здесь никто! Никто!

– Я главный герой своей жизни. А вот ты в ней точно никто. Как тебя звали, Зоил?

– А тебе зачем это знать? Если у тебя есть козыри на руках, то пора, Поэт, предъявляй козыря! За слова отвечай! Так что же, суровый красавчик, балабол, менестрель, что молчишь? Где козыря? А-ха-ха, мани-мани-мани!

– Просишь ходить с козырей? А не обкакаешься жидко?

Поэт протянул свою руку к бокалу (фотографа)! А все замолкли вокруг и посмотрели на его сильную мускулистую руку. Гости подумали, что он сейчас возьмёт этот бокал и разобьёт его об голову Фотографа! Все ждали драки! Но Поэт руку остановил перед бокалом в десяти сантиметрах. И было видно – его раскрытая большая ладонь, и как напряжены его сильные пальцы. Поэт пристально и неотрывно смотрел на пустой бокал Фотографа. И вот оно, случилось! Гости почувствовали что-то весьма необычное в воздухе, и разговоры прекратились, над столом повисла абсолютно нервная тишина. Все гости смотрели только на лицо и на руку Поэта. На лбу Поэта выступил пот, рука и ладонь в напряжении замерли перед бокалом. Фотограф тоже замолк, потому что вокруг все молчали и смотрели на руку Поэта и на его пристальный взгляд на бокал. Взгляд Поэта упёрся в бокал, раскрытая ладонь задрожала в напряжении в трёх дюймах от бокала. И Поэт произнёс:

– Фотограф, думаешь, тебя ждёт только удача – деньги, девочки и счастье? Ты ошибаешься. Счастье твоё – это ты сам, оно умирает внутри у тебя. А ты, пьяный, мне о девочках, о деньгах говоришь? А я тебе говорю – ты скоро сдохнешь! Разобьёшься, как этот бокал! (От руки Поэта на бокал шла невидимая и очень мощная сила!)

И вот оно случилось – у всех на виду вдруг бокал задрожал и с грохотом лопнул! Бах! На мелкие части с сильным хлопком! Осколки разлетелись и рассыпалисьв разные стороны по столу, и по полу, и по всему миру! И вздрогнули гости от страха! Отшатнулись! Замерли от удивления и с любопытством посмотрели на осколки бокала. Затем на Поэта! И ахнули:

– Ах! Не дотрагиваясь, силою воли разбил бокал!

Все с восторгом ждали драку – включили камеры на телефонах, но то, что произошло сейчас, было покруче всякой драки!

Толпа ликовала:

– Это телекинез?!

– О Боже! Магнификл! Он взглядом разбил! На куски! Вау-у!

– Miracle! Miracle5! Wow!

– Фантастиш!

– Да-да, это телекинез! Бесконтактный удар?

Толпа вскричала:

– Что это было, Поэт?

– Святой Дух моей русской души.

– Странные вы, русские, что так говорите. Ты взглядом бокал разбил!

– Да, мы странные, и нас, русских, без нас ни спасти, ни погубить нельзя. Вы правы, странные мы, – ответил Поэт, руку встряхнул, взял салфетку и вытер ладонь, бросил салфетку на стол, встал и сказал всем:

– Всё, дамы и господа! Я пошёл жарить мясо! И мясо будет – пальчики оближете! А-ха-ха! Эх ты, несчастный Фотограф! Просил ходить с козырей? Отвечаю – ты скоро умрёшь.

Поэт взял три бутылки с собой, пошёл на Фотографа и ухмыльнулся прямо ему в лицо. И сказал громко, чтобы все слышали:

– Вякнешь ещё раз про трусы – я зубами тебе вырву кадык!

Глава 8

Чьей силой ты обладаешь?

Оттолкнув плечом Фотографа, Поэт прошёл на террасу из дома, а все проводили его взглядом. Ужас! Молчание! И удивление! Оторопь, шок! Только сейчас все поняли, что весь вечер бомонд крутился вокруг мужа красавицы Мэри. Все разговоры и все действия женщин и девушек, и прочих джентльменов были позёрством, на его фоне все они жили и говорили, но бессознательно чувствовали его душу и присутствие духовно чего-то непонятного, но чего-то очень красивого, сильного. Он влюблял в себя всех женщин и девушек, и они завистливо шептались за спиной: «Посмотрите на его тело, на его скулы – это секс-машина. О, как Мэри повезло!».

И вновь все смотрели на разбитый бокал и ходили по осколкам его! Стекло хрустело под каблуками! А девушки были в восторге! Они схватили Мэри за руки, потащили в сторону и спросили:

– Мэри, он мощный, как зверь, признавайся – как он это сделал?

– Это фокус? Он очень загадочный!

– Что это было?

– Он экстрасенс?

– Это что-то за гранью моего понимания, Мэри! Не дотрагиваясь, силой взгляда – разбить бокал вдребезги! Бах – и в брызги! На мелкие части! Вау!

– Расскажи нам о нём! Всё-всё расскажи! О, нас терзает эта тайна!

– Да, расскажи! Он очень сильный, красивый, мужественный! Брутальный костолом! Явно тебе повезло! Он что, Копперфильд? Не касаясь, бокал раздавил!

А Мэри улыбнулась и ответила:

– Мой муж очень не любит хамства и сразу бьёт в морду! Бьёт мгновенно того, кто обидит его, и запросто может убить. Но вы не беспокойтесь – у него сегодня хорошее настроение, и он мне слово дал, что драться не будет. Поэтому Поэт «разбил» бокал, а не лицо Фотографа! А-ха-ха! Чтобы Фотограф вон убирался из нашего дома. (Мэри повернулась к Фотографу.)

– Фотограф, гоу аут! Фотограф!

Мэри решительно указала на дверь. Теперь все посмотрели на огромного пьяного Фотографа, а он хотел ответить:

– А я…

– Скажу только слово – и мой муж разобьёт тебе морду об стол! Три раза! И ещё выбьет зубы тебе, чтобы ты замолчал!

Под пристальным взглядом Фотограф замолчал и, криво улыбаясь и шатаясь, медленно вышел.

Никки недоумённо поинтересовалась:

– Но, Мэри? Почему твой Поэт так зол – услышав «трусы»? Это всего лишь реклама за деньги.

– Никки, в прошлый раз, когда моему мужу предложили трусы рекламировать, он сильно, до полусмерти избил человека и даже охрану его. И вытер ботинки.

– И вытер ботинки? А-ха-ха-ха! Ну, очень крутой муж! А-ха-ха! И я теперь очень высокого мнения о нём.

– Дамы и господа, – призвала всех Мэри, – для всех гостей и опоздавших друзей повторяю: сегодняшний праздничный ужин в честь нашей свадьбы, что была вчера, и этот ужин полностью оплачен моим любимым мужем! Платить за еду за себя не надо! Сегодня у нас бесплатный русский праздничный стол! Ни в чём себе не отказывайте.

– Ура! Вауу-у-у! Круто!

– И да, ещё! Для вас сейчас – стейки на гриле! Chiedo agli amici6 в сад на террасу отведать. Да, да, друзья, прошу пройти всех на террасу! К мясу всем полагается красное вино из своего виноградника. Друзья, леди и господа, прошу вас всех отведать вина!

Толпа гостей обрадованно зашумела, все восторженно жаждали мяса! А приглашённый повар уже старался вовсю – разжёг огонь для жарки.

Но всем хотелось ещё раз увидеть загадочного русского поэта, мужа Мэри. И гости окружили Поэта.

– Но? Мистер Поэт, скажи – что это было с бокалом? E’magico7?

– Зачем вам?

– Но, право, скажи нам! Какой силой ты обладаешь?

– Силой Святого Духа во мне, – ответил Поэт, – и силой пославшего меня сюда Отца моего.

– Что-о-о?

– Мы не верим тебе!

Поэт усмехнулся:

– Если мы все Богу начнём молиться о дожде, то раскрывайте зонты!

– Это шутка?

– Нет.

– А ещё раз, прошу тебя, – не дотрагиваясь, разбей мой бокал!

– Всё так загадочно!

– Просим ещё! Все просим!

– А я не успела сфотографировать!

– И я не успела! Поэт, сколько ты денег возьмёшь – ещё раз, за фокус? Мы готовы все заплатить! Давайте фотографировать и сделаем общее селфи.

– Это же бизнес! Господа, можно бизнес организовать!

– Огромные деньги!

– Нет, леди и господа, – благодатью я не торгую.

– Но ты деньги возьмёшь?

– Мзду не беру.

– А как же?

Поэт всем очаровательно улыбнулся и обнял при всех свою Мэри. Он потянул за руку Мэри в сад и всех тоже позвал за собой к столам ужин продолжить.

– Друзья, прошу всех к столу – мясо скоро будет готово! Наливайте вино!

Поэт легко взял жену на руки и вынес в сад, к мангалу и Повару. Мэри, счастливая, засмеялась! И все вышли в сад, и пошли обычные разговоры итальянцев – о мясе и о закусках: а этот сыр – моцарелла, с каким сортом томатов, красное вино, фаршированные цветы цукини, откуда мясо и сколько его жарить. Итальянцы обожают говорить о еде! И все фотографировали, как Поэт жарил мясо, и делились рецептами. Обсуждали мясника, красавца в округе и повара. Но одна подруга тихо шепнула Мэри при девушках:

– Мэри, подруга, признайся, а ты оргазм с ним испытала? (И в сторону Поэта кивнула.)

– О да! Обязательно! Три раза в неделю с ним и без всяких женских модных игрушек. Он это умеет. Ах, девочки, любовь и оргазм с любимым мужчиной – это прямой путь в девичий рай, а-ха-ха, ещё при жизни.

– Wow!

– И самое главное…

– Что же?

Все девушки замолкли, и наступила тишина.

– Поэт (показала взглядом на мужа) умеет меня разогревать. М-м-м, и в постели приносить мне удовольствие. Ну, вы меня поняли, девочки?

– О-о-о! Вауу-у-уу!

– Oh! Ah!

– Да, девочки, он в постели неистов.

Мэри очень гордилась Поэтом, и ещё помахала ему ручкой, и сказала сестре и подругам:

– До сих пор с обожанием смотрю на него!

– Счастливая!

– Как романтично!

– Вот это любо-о-овь!

– И ещё, у нас в семье главный – это мой муж Поэт, ему утром первая чашка кофе, и ему первому я тарелку подаю, а не себе. Мой муж, Поэт, он мой мужчина, кормилец мой и мой защитник.

– Это дискриминация!

– Мы с ним православные, и мы так живём, весело. Когда мы впервый раз упс… ну вы поняли – и мы стали парой, то тогда он сказал мне решительно – кто ебёт другого, то главный. И тогда я согласилась с ним.

– Оу! Всё так удивительно!

– А, но ты знала про его, э-э-э, фокусы?

– Фокусы? А-ха-ха, да! Когда у меня заболит голова, он руками мою боль может взять на себя.

– О-о-о?

– А ты что?

– А я что? Танцую, живу и радуюсь, и вот – я беременна от него! А-ха-ха-ха!

Удивлению подруг не было предела! И тут к девушкам подошёл красавец Поэт, весело улыбнулся, поцеловал Мэри, а она, счастливая, его обняла.

Поэт на ушко ей тихо шепнул:

– М-м-м, обожаю, когда ночью ты, девочка, ко мне прижимаешься.

– А-ха-ха! И я хочу тебя. Ещё поцелуй?

– А волшебное слово?

– Любовь? Бриллианты?

– А-ха-ха, я люблю тебя!

И поцелуй всем на зависть взасос! И все оценили этот поцелуй страсти и нежности. Пронёсся девичий стон над озером – ммм! Это девушки и женщины ошарашенно и ревниво смотрели, как Мэри и Поэт мило шептались и поцеловались. Им в голос завидовали. Явно от зависти и горя, и неудовлетворённости счастья многие гостьи сегодня ночью никак не уснут.

– А какие у тебя планы, Поэт? А ты можешь угадывать мысли?

– Прошу, ответь мне, – я выйду замуж за миллионера?

– А-ха-ха! – рассмеялся Поэт. – Да.

– И мне погадай!

– Нет, мне! Отгадай, а что у меня будет завтра?

Поэт ответил:

– У тебя будет секс.

– И мне скажи – что меня ждёт?

Поэт улыбнулся и промолчал, а Мэри пожала плечами:

– Не спрашивайте его, что будет завтра у вас, может быть, вам это не понравится.

Русские друзья провозгласили тост – «За хозяйку, за Мэри!» – и все выпили, и ещё они очень просили стихи. Мэри в красивом стильном платье читала стихи и получила бурные аплодисменты!

– Ещё полбокала, ещё мясо поспело!

– Wow!

– Bravo!

– Molto gustoso8!

Застолье в саду, разговоры все о еде, о девушках, шутки, музыка, красота вокруг, звёзды. После мяса и всего выпитого вина гости окружили Поэта и настойчиво заверещали:

– Право, Поэт! Расскажи ещё нам про фокусы!

– Лучше расскажи о будущем!

– Верно, расскажи нам, что завтра будет с каждым из нас.

– Мы все просим!

– А если вам не понравится?

– O, Yes! Oui! Si, si! Мы очень просим!

Поэт посмотрел на девушек и парней:

– М-мм, вот тебя ждёт огромная радость.

– А про меня? Я требую, я хочу знать непременно! Что меня ждёт? А-ха-ха!

Поэт достал бумагу и ручку и протянул девушке:

– Пиши завещание!

– А?

– Не плачь!

– Это правда?

– Чудовищная правда! Там всё решено. Иконку в гроб тебе подарить?

Гости в ауте! В шоке! Наступило гробовое молчание.

– Кто ещё хочет услышать про будущее? Нет никого? Ну что ж, уже поздно, мне надо работать. А вам пора по домам.

– Говорят, вы пишете книгу, стихи?

– А кто ваш продюссер и спонсор?

И Поэт ответил:

– Мой спонсор – Бог, Святой Дух!

– Кто-о?

Некоторые гости ещё рвались к Поэту с вопросами, но он приложил палец к губам:

– Тсс!

И ушёл в дом, в кабинет.

А весёлые гости в саду стали расспрашивать Мэри:

– Мэри? Всё так очень загадочно!

– У него есть талант? Ты от нас что-то скрываешь?

– А он может взглядом превращать камень в золото?

– О, камень в золото? Как это он делает?

– А может взглядом руку сломать?

– Или вилку согнуть?

– Кто же он, дерзкий русский мистер Поэт?

Мэри рассмеялась и ответила:

– А-ха-ха, харизматичный, дерзкий Поэт – это штучный товар, других таких нет на Земле. И это мой муж!

– Какая ты счастливая!

– Друзья, прощаясь, я вам всем подарю новый божественный запах! Это аромат лета! Эти духи я создавала сама!

Мэри достала флакончики духов и капнула на запястье каждой гостье своей. Гости нюхали, обсуждали и улыбались в восторге, а Мэри дарила духи:

– Не правда ли? Божественный запах лета и свежести… С самого детства я мечтала, что буду идеальной леди, а выросла совершенно не идеальной!

– А-ха-ха-ха! Не идеальная, но очень красивая!

– Друзья, эти духи я придумала совместно с Маэстро! Новый аромат, я дарю его вам. Вы только понюхайте! Прелесть! Не правда ли?

– Да, очаровательный запах!

– Я очень рада.

– А как духи называются.

– Мэри! «Мэри Дайменд Бенуа»!

– Мэри? Прекрасно! Пахнет летним солнечным утром.

– Grazie mille! Спасибо, друзья. А это вам! (И Мэри по очереди дарила маленькие флакончики духов.)

– Вы удивительные, русские – бесплатный ужин, а ещё и подарки!

– А-ха-ха, да! До свидания! Чмок-чмок. А это в подарок духи.

– Мэри, у вас муж – миллиардер?

– А-ха-ха! Он беднее меня, но едва ли можно найти более щедрого человека на Земле. И он иногда жутко тоскует по России.

– А ещё, Мэри, ты прекрасно рисуешь! И видно, как Поэт тебя сильно любит!

– Так оно и есть.

– Да, лицо у него решительно приятное и по-настоящему мужественное – очень похож на Fitzwilliam Darcy9. А ты, миссис Мэри, тоже пишешь стихи?

– Весьма неуверенно. А-ха-ха!

– Но как же так, милочка? Это правда?

– Да, до свидания, у вас прекрасное платье.

– Благодарю. Было очень чудесно! И весело!

– Граци миле! Ciao, ciao, ciao! Это подарок.

– О, я в восхищении! Ты очаровательна!

– До скорой встречи. Ciao, ciao, ciao!

Все в полном восторге получили подарки, попрощались, перецеловались, ушли и разъехались совершенно счастливые. Все, кроме девушки-завещание.

Последним уходил Папа и высказал:

– Мэри, дочка, зря ты так грубо с Фотографом, по потенциалу в рекламном бизнесе он круче Уоррена Баффетта10 и Алессандро Прото11, вместе взятых! Но я люблю тебя. Будь счастлива с этим загадочным русским поэтом!

Мэри вошла в кабинет, Поэт капнул в чернильницу каплю святой воды, аккуратно взял ручку с пером и тряпочкой прочистил перо. Мэри подошла и сзади обняла и прижалась к любимому мужу. Поэт улыбнулся, отложил ручку и сказал Мэри:

– Я гостям мог бы много чего рассказать, у них на лицах это было написано. Но правду я не сказал.

– Это очень благоразумно, что не сказал, они не поймут тебя. И так сначала удивил, а потом обидел, сказав про завещание. Она, правда, умрёт?

– Она наркоманка, завтра помрёт от передоза. У неё уже руки дрожат.

– Ты дурно судишь о ней.

– Да, Мэри, я психанул, не сдержался, достали меня! Но, может, я ошибаюсь?

– Успокойся. Все гости в восторге, а-ха-ха, в Италии бесплатно не кормят и тостов не произносят.

– Странно… Мэри, а у тебя, оказывается, много талантов! И эти духи твои явно шедевральные!

– Со мною работает известный в Милане парфюмер и дизайнер духов. Так какой запах тебе нравится в женщинах больше всего? М-м?

– Мне нравится запах любимой голой женщины в постели, жаждущей секса! Запомнила?

– Запах любимой женщины, жаждущей секса?

– Со мной!

– А-ха-ха! Ты удивителен!

– Мэри, что за книга в руках?

– «Джейн Эйр». В постели и перед сном, м-м-м, очень прелестный роман. И я люблю его, классный был фильм – скромная бедная девушка и несносный нувориш-хулиган. Мы идём, милый, спать?

– Нет, я ещё нескоро. Я в кабинете – буду всю ночь бумажные письма писать.

– Пиши на компьютере.

– Виртуальные письма и фотки здесь не пойдут, особо тяжёлый случай; здесь надо настоящее тактильное лекарство – письма чёрно-зелёными чернилами на белой бумаге. И ждут их – частичку благодати и самые добрые слова от меня… Эти письма как белые голуби, словно перелётные птицы и весточки, мои слова далеко полетят. И все, кто жаждут мои книги и письма, – прочитают слова… Они как сироты, их много: и старых, и малых, больных – все ждут утешения. Не жди меня, Мэри, я здесь буду долго. И добрые слова напишу. Иди, иди, любимая, спать. А я после писем ещё выпью вина, тяжело всего себя чернилами – словами излить на белую бумагу. (По лбу побежала грустная упрямая складка, на скулах заиграли желваки.) Я знаю, что по некоторым ангел Аннушка разлила уже масло – и их земной закончится путь. И чтобы потом не плакать мне от бессилия – я выпью сейчас…

Каждое утро люди просыпаются с надеждой на новое счастье, а мои (Поэт кивнул на письма) просыпаются уже без надежды. Но живут всему вопреки (взгляд грустный), и ждут они письма и книги мои… Под подушку кладут, словно живую помощь. Они читают книги – и мечтают, и этим живут. А я что ещё могу дать? Что? Плачу я, плачу! И эти чернила словно слёзы мои… Я же даже правду (некоторым) не могу написать, что всё – путь их окончился земной. Помнишь Серёжу? Так и они… Ты, родная, иди, ложись без меня, спи. А я тут. У меня работа такая. Я проводник. Слёзы словами от них до Него! И обратно от Него и до них – тут вам не до слабых. Здесь надо всею душою.

Поэт посмотрел пристально в глаза Мэри, он был уже не с ней.

И она ласково прошептала:

– Ты жёсткий Ангел – ты сможешь. А я всего лишь – тебя очень люблю, ты Ангел мой. Ангел любимый!

Глава 9

Тёплое утро

Где-то нигде, в очень красивой Вселенной, на озере было светлое, тёплое утро, а из спальни распахнута дверь на террасу. И яркое солнце заливало террасу, а азалии были в цвету, и на столике у двери, и в вазе стояли цветы, соломенная шляпка изящно лежала, оплавленные потухшие свечи устало поникли, красные туфли отдыхали на полу, а через открытые двери видны были горы, и пальмы, и кипарисы в саду. Пальма на солнце медленно махала листьями-крылами, а все птицы с ума посходили, приветствуя солнце. Но коты ещё спали в кадках цветов. Лёгкий ветерок, приятное тепло, яркие тени, белые летние сарафаны на кресле, картины на стенах. Завтрак на столе, на тарелке – душистые фрукты и специи, салаты, хлеб, панини, молочный коктейль, кофе и сыр. На телефоне – тихая песня: «Джаз лав, лав, лав, джаз лав». Утро, тягучее итальянское утро растекалось, как сыр на пицце.

Кофе для Поэта – это святое! Горячий, душистый утренний кофе, запахи кофе и свежего хлеба, везде цветы в горшках, огромные розы в кадках, тени на стенах. Завтрак. И оба в шортах. Мэри отдыхала и улыбалась тонко, загадочно, словно Джоконда на картине Леонардо.

Поэт пил кофе, а Мэри, бросая на него взгляд (ресницы – хлоп-хлоп), безмятежно поинтересовалась:

– Милый, а почему ветер снимает с меня шляпки и платья, но никогда не надевает обратно? А-а? А-ха-ха!

Поэт привычно, долго завтракал с Мэри, глядел на озеро и горы или в книгу, или снова на любимую Мэри и улыбался ей, подмигивал, шутил, хохотал. Но вдруг он что-то вспомнил и позвонил в Россию, и серьёзно, с тревогой спросил, как дела. И долго слушал ответ. А в трубке звучал добрый старческий голос:

– Родненький мой, слава Богу, что не забыл меня, старую бабушку Пашу, соседку твою. Ты не беспокойся – жива я… Давление, правда, мучает, и кости болят – значит, завтра дожди. Ну и пусть дожди! Мама мне говорила: неважно, какая погода, доброе сердце – оно в груди, не на улице. Давно я нигде не была, скучаю по театру, и платье праздничное с вуалью не надевала… Ох, и давление меня мучает, а нужно ходить и двигаться. Я теперь понимаю, почему Боженька придумал смерть нам, старикам, – чтобы мы не страдали вечно, больные и одинокие. А худшее из одиночества – в пустом доме болеть одной… Ах да, Поэт, пришёл мне ответ по почте на мой запрос – невестка моя давно умерла, но у неё был сын, а значит, мне внук. Наверное, у него дети есть, а где они, внук и правнучки с правнуками, никто не знает. Кабы знать, где, я, старая, к ним ползком поползла бы, хоть по лужам, хоть одним глазком на прощанье увидеть (бабушка высморкалась и вздохнула). Сегодня был грибной дождик, а затем кончился, и я открыла дверь на крыльцо и посыпала зёрнышек. Ко мне прилетели голуби, и среди них был белый голубь, очень красивый, и я подумала, что это он прилетел… Я взяла краски, что ты подарил, и рисовала «своих» голубей, а затем цветы на окне. Нарисованные, они не вянут, как я… А вчера в магазин ходила, погода была прекрасная! Я без губной помады на губах обычно не выхожу в магазин, а тут забыла и так пошла, простая и старая! Хе-хе. А на обратной дороге упала и хлеб уронила, так люди подняли меня, и я потом дома с хлеба аккуратно грязь срезала, а так вкусная булка, ела. В воскресение у нас будет служба в храме большая, так я пораньше пойду, может, чем помочь пригожуся… Плохо я сплю, мама приснилась, на могилку надо сходить. Я теперь смотрю каналы «Спас» и «Культура». По утрам долго молюсь, и пью лекарства, и добрым словом тебя вспоминаю. Я молюсь, Поэт, за тебя, каждое утро. Приезжай, много вишни, клубники, варенья тебе приготовлю – настоящая вкуснятина с чаем. У меня к тебе просьба – деньги гробовые под половицей, когда я умру, ты из них возьми и купи двадцать билетов в театр на балет «Щелкунчик», и эти билеты детям в храме раздай. Пусть все вспоминают добрым словом бабушку Пашу. Я маленькой мечтала, я там танцевала…

– Я знаю – ты будешь… мы вместе будем в раю.

– Да… Сегодня выпью таблетки и на могилку пойду к мамочке, и к твоим зайду. Не беспокойся, я потихонечку по улочке с палочкой и молитвой дойду… И я снова влюблена.

– В кого?

– Есть такой дирижёр, его Гений зовут, очень красивый и неистовый, я по телевизору смотрела концерт. Право – он стал божественным и очень неистовым! Гений! Раскрылся огромный талант. И мне очень нравится музыка, я смотрю на него и молодость вспоминаю свою. Нам, женщинам, в старости обязательно надо кого-то любить. Ах, стыдно признаться, я, старая, в этого Гения влюблена. И мечтаю побывать на его концерте, туфли надеть, платье с вуалью и вживую услышать, увидеть его, поблагодарить за музыку. Но боюсь, не смогу я доехать, болею я, старая.

– Не бойся, все вместе поедем, я знаю Гения, и Мэри поедет, она будет счастлива.

– Откуда ты его знаешь?

– Я молюсь за него, он теперь православный, а наш иерей – его духовник.

– Ты, Поэт, самый лучший! Я очень рада… А от вашего счастья и другим тоже счастье! Ах, у меня есть платье «в пол» и даже вуаль из прошлой жизни, из балетной молодости, я их берегу ради воспоминаний, по случаю. Сейчас платье – пойду и надену. Я обязательно с вами поеду на концерт православного Гения.

Бабушка ещё долго говорила, высказала всё, что хотела сказать, затем, счастливая, трижды поцеловала трубку и отключила телефон. Поэт кивнул, улыбнулся и тоже положил трубку.

– Милый, ты куда-то во все понедельники звонишь? И кому ты звонишь? Я ревную.

– Соседке по улице звоню.

– Бабушке Паше? Удивительная старушка! Я с ней рисовала природу! Как она?

– Приболела и редко выходит из дома, только по выходным и в храм, в магазин, старенькая и больная, очень просила обязательно ей звонить раз в неделю. Добрая старушка, за меня молится.

– Но зачем? Звонить так далеко ей, из Италии?!

– Чтобы узнать – жива ли она. Боится, что умрёт и никто не узнает. Ей страшно жить дома одной и умирать одной страшно. Страшно, когда ни одна душа не приходит и не звонит, не спрашивает, как её здоровье, что ела сегодня, о чём долго думала. Человеку, даже старому, страшно жить одному в пустом доме. А вдруг в мучениях умрёт, и месяц на полу проваляется труп? Говорит – грустно ей видеть из окна, как идёт жизнь в чужих домах, а не в её; страшно, что старенькой бабушке никто не принесёт лекарство и не выслушает её жалобы и надежды её на добрую и не позорную смерть. И никто не поможет сделать укол, не принесёт ей водичку таблетку запить. Я ей подарил новый телевизор, а бабушка Паша мне пересказывает, что там увидела, или вспоминает, как войну ребёнком пережила, и свою молодость, и как любила своего доброго мужа, пьяницу. А после тяжело, много работала и сына поднимала одна, а он умер ещё молодым. Говорит, у её непутёвого сына был ребёнок от женщины, но где он и как зовут внука – не знает она. И единственное счастье осталось её – когда душа в молитве соединяется с Господом Богом и Духом Святым… Мечтает попасть на концерт Гения, и я обещал, что вместе с тобой повезём её на концерт.

– Конечно, поедем! А чем сейчас бабушка Паша занимается?

– Молится обо мне, о своих внуках и правнуках, которые не видели и не знают её.

Кроме меня, ей никто не звонит. Никто! И если бы не наш храм и отец Сергий – она бы давно умерла в одиночестве. На полу… Чем ещё занимается? Рисует, что видит в окно: сугробы, цветы, голубей, траву, небо и облака, четыре времени года. Помнишь? Я краски ей подарил, она рисует и слушает музыку, и ей уже никто не мешает.

– Я тебе торжественно обещаю – здесь ты будешь работать в идеальных условиях, и никто не будет мешать. А-ха-ха! Как ты мечтал – благодать и природа, тишина и покой. Я буду счастлива ходить тихо, на цыпочках, всю весну и арии петь тебе.

Вдруг раздался колокол (звон) – это звонили в калитку. Мэри удивилась, а Поэт таинственно улыбнулся, пошёл к калитке и вернулся с новым, огромным букетом цветов, и протянул его Мэри.

Мэри пришла в восторг:

– А-а-ах, эти цветы?! А-ха-ха! Они замечательные, прекрасные! Я люблю тебя, мой гений! Мама, как я счастлива! Ох, красавчик Поэт, я очень люблю тебя! А-а-ах, Поэт, поцелуй меня! Я сейчас расплачусь, дай мне скорее любовь!

И была любовь, теперь нежная и радостно-тихая…

Вечером Поэт открыл в кабинете окно, сел за стол у окна, посмотрел на горы и озеро, немного задумался и начал печатать роман.

…На следующий день снова колокол – это курьеры доставили на машине огромную посылку из Тарусы на имя Мэри, упакованный большой квадрат. Мэри расписалась, Поэт и курьеры занесли в дом огромную посылку. Распаковали, развернули и увидели новую картину Художника. На ней был изображён Поэт. В полный рост, пронзённый тремя окровавленными ножами! Поэт, сильный, прекрасный и голый, стоял с мечом на фоне храма и не замечал ножи в своём великолепном теле! Словно на иконе святого Себастьяна, не обращал внимания на раны. В одной руке – разорванная цепь, а в другой – кровавый меч. Пребывая в благодати и не замечая раны, злой, решительный, он шёл навстречу зрителю. Герой картины, красавец Поэт, словно Давид Микеланджело, голый и мощный, стоял перед зрителями. И со всей решительностью он, будто ангел Бога, защищал храм! Подпись внизу гласила: «Разрушьте храм сей. И я в три дня его воздвигну!» И на каждом из трёх кровавых ножей была надпись на латыни: odium; invidia12…

Ох! Эта картина была шедеврально прекрасная! И очень дорогая! Всё в той же манере Художника – прозрачная мраморность, и некий таинственный флёр, и светлая аура исходили от картины на зрителя. И маленькое письмо – привет от Художника и Маши Богомаз (совместно писали портрет). Художник и Маша (фото в обнимку) просили продать картину как можно дороже. Часть денег пойдёт на богоугодное дело – восстановление старого храма в деревне, где они хотят купить себе большой дом, а часть – на строительство школы в Сибири для одарённых детей. И они хотят много детей!

Поэт смотрел на картину и пребывал в шоке от такого дорогого портрета с глубоким смыслом. Три ножа проткнули тело героя, но ангел его успокаивал, передавал благодать, и от того был решителен и спокоен Поэт.

Мэри обняла Поэта и беспрестанно ахала в восторге:

– Это божественно! Мне жалко его продавать. Но он будет в лучшей галерее мира – я тебе обещаю! Поэт, а ты на картине – настоящий шедевр! Я в восторге!

– Я шедевр?

– Да! А-ха-ха!

Глава 10

Алеся

Они хотели поцеловаться, но тут снова раздался колокол.

Поэт раздражённо воскликнул:

– Кого там ещё черти несут?

И, недовольный, в кресле остался смотреть на картину, а Мэри пошла открывать.

Оказалось, это пришёл Фотограф, импозантный и чуть помятый, но улыбчивый.

Он, стоя перед калиткой, сказал:

– Мэри, я извиняюсь за мой неуместный спич в вашем доме! Я искренне заблуждался о тебе. Э-э-э, о твоём муже!

– Я не извиняю тебя, мистер Фотограф.

– Но я очень прошу! У меня есть огромная просьба к мистеру большому Поэту, я хочу…

Мэри отрицательно покачала головой:

– Но-но-но! Мне жаль, мистер Фотограф, он не принимает.

– Почему?

– Позволь сказать тебе – ты очень плохой, ты слуга кандалашки.

– Не понял. А-ха-ха! Чей слуга?

– А мне удивительно очень, что на барбекю Поэт тебя долго терпел и не поставил синяк, не сломал тебе ноги и руки! Ты вёл себя отвратительно!

– Но я приношу извинения! Он занят?

Мэри кивнула и улыбнулась:

– Тебя он не примет, это опасно для твоей жизни. А-ха-ха, ноги сломает тебе!

Мэри снова улыбнулась и начала закрывать дверь. А фотограф, как бы оправдываясь, тихо, с надеждой продолжил:

– Правда! Речь идёт не обо мне, м-м-м… Речь идёт о моей маленькой девочке. Я умоляю! Прошу тебя!

Мэри остановила дверь.

– Что?

– Да, моя маленькая дочка… У неё два дня температура, и два дня она всё время плачет. А сегодня утром – истерика! Это ужасно! Всю ночь она не спала! И доктор приехал, но ничем не помог.

– Два дня не спала?

– Всё очень плохо! Она очень долго, серьёзно болеет. А вот я подумал… И ты говорила на свадьбе…

– М-м-м? Заходи. (Мэри пропустила Фотографа и закрыла калитку.) И на будущее, мистер Фотограф, если Поэт сказал, то не спорь с ним, и неважно, о чём, через время поймёшь, что истину он говорил, а не ты. Да?

– Хорошо. Да, и у меня есть деньги!

– Деньги здесь не причём – это всё Спиритус Санкти! Божественное вмешательство в дела людей идёт через священников, поэтов и ангелов…

– Да? О да! Это магнификал! Мне очень срочно нужен Поэт! Моя дочка болеет!

– В зал проходи, я его позову.

Поэт вышел к Фотографу:

– Как зовут дочь?

– Алеся.

– Алеся?

– Да, Алеся. А что?

– Я еду с тобой!

Через час Поэт и Фотограф сели на катер, идущий из Белладжио в Тремеццо.

– Поэт, мне Мэри что-то непонятное говорила про твой русский Спиритус Санкти и Божественное вмешательство, но я, право, ничего толком не понял. В чём твой бизнес, на чём ты живёшь?

– Я продаю северный ветер.

– Э-э? Что? Ты мистраль продаёшь?

– Вам, дуракам, не понять!

Фотограф был ошарашен, но Поэт молчал и улыбался, он был очень рад этой поездке, смотрел на катер, на горы и озеро и тихо напевал песни. Затем спросил:

– Фотограф, а твой бизнес в чём?

– Реклама – я делаю звёзды. А-ха, я великий продюсер звёзд рекламы и моды!

Знаешь ли, юный пипл очень любит героев на экране, и платят много этим звёздам и мне. Большие деньги, а-ха-ха! А старых звёзд никто не любит, кумиры прошлых лет мертвы для юных душ. И каждый год на смену прежним я рождаю новых звёзд, и этот бесконечный бизнес приносит мне большие миллионы евро. Хе-хе.

Приплыли к пристани и пошли вверх. Фотограф привёл Поэта к роскошной вилле на улице. Пройдя через калитку, они подошли по дороже к большому дому. Перед домом была стоянка для машин, лужайка и красивый бассейн, в котором плавала девушка, а вторая загорала рядом в шезлонге. Девушка из бассейна вышла и как была, мокрая и полуголая, подошла к Фотографу, поцеловала его, а затем вернулась к столику, налила бокал вина и протянула бокал. Фотограф отпил, она допила и снова поцеловала Фотографа. Фотограф вспомнил про Поэта, обернулся к нему. Вторая девушка (лет шестнадцати, модельной внешности) с бокалом подошла к Поэту:

– Вина?

– Нет, благодарю… Вы дочь Фотографа?

– А-ха-ха, нет. Она – там (девушка указала на богатый дом).

Фотограф сказал Поэту:

– Пошли!

Вошли в дом, и Фотограф предупредил, что его дочка болеет два дня. Было слышно, как плакала девочка в доме. В большой и богатой детской комнате Нянечка (лет двадцати семи) пробовала игрушками успокоить ребёнка лет 4-х, но девочка громко и отчаянно плакала, даже ревела. Крик стоял на весь дом! Истерика! Личико девочки красное! Нянечка нервничала, а рядом был ещё Доктор с игрушками, он давал их девочке, но та хватала и кидала всё на пол, и всё время громко кричала.

Поэт, беспечно насвистывая, подошёл к плачущей девочке, посмотрел на неё, вдруг весело улыбнулся и сказал:

– Ой! Смотри – слёзка упала! Давай поищем её… Вот она? Нет! Не эта.… Ах, вот она! А ну посмотри. (Поэт «нашёл» конфету!) Ура! Вот же она!.. А теперь, детка, плакать не надо, я покажу тебе солнце! Да, тёплое солнышко, ты не плачь, и мы обязательно пойдём с тобою гулять… Иди же ко мне на ручки, маленькая детка. Я тебя к своему сердцу прижму. Как тебя, солнышко, звать?

Фотограф ответил:

– Алеся (Алессия по-итальянски).

– Замечательно! Алеся, лучик мой, дай, я тебе слёзки-конфетки утру. О, какие они большие! Сейчас. Пойдёшь на ручки? И откройте все шторы здесь!

Шторы открыли. А девочка впервые за утро прекратила реветь и заворожённо смотрела на дядю Поэта, прислушиваясь к голосу, красивому, размеренному баритону. Ей стало спокойно. И Поэт тихо запел:

– Пресвятая Богородица, спаси нас, не имамы иныя помощи, не имамы иныя надежды, разве Тебе, Владычице. Ты нам помози, и на Тебе только надеемся, и Тобою хвалимся мы. Твои бо ес мы рабы, Поэт и Алессия, не постыдимся и к Тебе припадаем. Со всею теплотой и умилением молодому дитя помоги…

Поэт пел, и шептал девочке, и говорил ласково, улыбался. И вдруг маленькая Алеся протянула ручонки к нему! И Поэт воскликнул:

– Эх! Замечательно! На ручках хорошо и спокойно? Мы сейчас простуду прогоним и скажем температуре: «Нет, болезнь, уходи, улетай от Алеси».

Алеся обняла шею Поэта, и все разом заулыбались! Поэт держал ребёнка на руках, а девочка прекратила плакать и победно посмотрела вокруг, крепко держа дядю Поэта за шею.

– Алеся! Водичку попьём?

– Да! – кивнула девочка и выпила водичку.

– И куда мы пойдём?

– Ту!

– Туда, Алеся? Пойдём туда! Мы будем гулять. Гулять, да! Гулять!

– Гулять нельзя! – вмешался доктор и встал перед Поэтом, но тот легко отодвинул врача:

– Нам можно везде!

Поэт с Алесей ножками прошлись по диванам, посмотрели в окно, покопались в шкафу и нашли кофту, Алеся уже улыбалась.

– Алеся, девочка, солнышко, я тебя свистеть научу!

Ходили по дому везде, Поэт насвистывал, а девочка прижималась к нему, а то смотрела на него. Они ходили вокруг, и она говорила:

– Ту!

И протягивала свой пальчик туда, и они шли туда.

Поэт спросил девочку:

– А будет девочка кушать?

– Да!

Фотограф, Доктор и Нянечка – все ходили за ними и удивлённо смотрели на Поэта и девочку: у неё два дня температура была, а тут она улыбается! Они покормили на руках девочку и вновь удивлялись. Поэт сказал: «Гулять! На улицу!»

У всех глаза на лоб. Отнесли девочку в туалет, надели верхнюю одежду.

И вот, в сопровождении Нянечки, Поэт с девочкой на руках вышли на улицу. А на улице солнышко! Зашли в кафе. Алеся на руках у Поэта посмотрела на цветочки, прогулялась по набережной, посмотрела кораблики. Потом снова зашли в кафе. Поэт выпил кофе и напевал про любовь. Пройдя ещё немного по набережной, девочка захотела сама идти, ножками. Нянечка в шоке! А Алеся, в красивом платьишке, пошла с Поэтом по набережной, но пальчик Поэта из своего кулачка не выпускала (боялась отпустить руку Поэта) и всё время его крепко держала. Девочка увлечённо что-то говорила Поэту и Нянечке, и теперь она улыбалась, показывала на озеро и на гусей.

Поэт предложил:

– Алеся, а давай купим разноцветные пуговки?

– Да!

– Алеся не будет больше плакать?

– Нет!

Зашли в магазин и выбирали разные пуговки. (Накупили целый карман.) Алеся выкладывала пуговки на столике прямо на набережной и говорила с ними. Поэт не всё понимал, что она говорит, но с удовольствием представлял, как в будущем будет гулять со своими детьми, и ему это было приятно.

Поэт посмотрел на Алесю и сказал:

– Бог любит, когда дети смеются! А мы все его дети.

Нянечка спросила:

– Но как вам это удалось – её вылечить? Алеся два дня плакала!

– Веришь в Бога?

– Я верю в то, что я вижу – пуговицы, небо и солнце, Алеся, и вот ты, Поэт.

– А когда-нибудь была на небе от счастья?

– На небе? Нет! Это как?

– Боюсь – не поймёшь.

– Скажи, как тебе удалось успокоить капризного, больного ребёнка? Почему она от тебя не отходит? Я с ней, с капризной, два лета мучаюсь! Чуть что – истерика и убегает.

Поэт удивлённо посмотрел на Нянечку. Та была в тёмном, невзрачном спортивном костюме, некрасиво обтягивающем полную задницу, а на руках красовались наивные татушки, наследство юности. Затем Поэт нежно взглянул на маленькую красивую девочку и погладил её по головке; а капризная, балованная девочка Алеся тихо спала на плече у Поэта. Он посмотрел на небо и солнце, зажмурился, улыбнулся солнцу во весь рот. Нянечка ждала ответ на вопрос, и тогда он сказал, не смотря на Нянечку:

– Если я не верю, что сейчас пойдёт снег, то я не молюсь о снеге. Если я верил, что Алесю спасу, то Богу молился, чтобы спасти её. Веришь – лучи от Бога прошли сквозь меня, и душа моя, как у ангела, светится.

Нянечка окончательно растерялась:

– Что?

– Разве это не видно? А-ха-ха-ха! А маленькая девочка видит.

– Поэт, ты шутишь?

– И Алеся не плачет.

Глава 11

Нянечка

– Ты ангел? Или ты так шутишь?

– А-ха-ха!

– Правда, шутишь? А-ха-ха, прикольная шутка!

– Чувствуешь – как хорошо?

– Э-э? А-да. Рядом с тобой приятно, наверное, это потому, что ты красивый. А-а, мне кажется – я поняла. (И тихо.) Ты тайный ангел! Агент? Тебе заплатили?

– Тс-с-с! Спит. К ней ангел вернулся, и он будет с ней.

И Няня полушёпотом стала говорить:

– Ничего не понимаю. Ангел – это ты?.. Два дня не спала. А ты знаешь, я решила, что дорабатываю месяц – и ухожу от Фотографа. Он очень плохой человек, курит в доме и много пьёт, когда приезжает из Милана с двумя девицами, которые только пьют, гуляют и занимаются сексом с ним. А с дочкой он ни разу в парк не ходил, ни в кафе, ни на площадку и на лодочке её не катал.

– Но это его жизнь. А ты, Няня, чего так печальна?

– О-нет! У меня замечательно! Tout va bien13!

– Я тебя вижу насквозь.

– Всё превосходно!.. Это только сегодня настроение грустное.

– Хорошо? Тогда о чём думаешь? Ты же мечтаешь?

– Я?

– Рассказывай.

– У нас это не принято!

– А у нас принято. Мне, как психотерапевту, можно всё – рассказывай, о чём мечтаешь, грустишь, будто на исповеди или за бутылкой вина.

– Но? Я весёлая, и я шутки люблю.

– Хватит врать и пудрить мне мозг! Рассказывай всё, чернобровая! Бесплатно послушаю.

– Ах, бесплатно… Ты прав, почему-то мне не смешно, и депрессия накрыла волной (впервые в жизни её прорвало, и она начала свой грустный рассказ). Я очень хочу купить дом в Провансе, вернее, очень хотела. Знаешь, это рядом с Экс-ан-Прованс, красивый и любимый мой город. Ха-ха, любимая мечта, но она никогда не исполнится! А я там училась, да-да, самые счастливые дни, и моя первая любовь, моя юность. Представь: светлый дом в пастельных тонах, занавески и одеяла в цветочек, и чтобы небольшой садик, а стены комнат в белых и в светло-голубых тёплых тонах, цветы и семья. Обязательно двое или трое сыновей и любящий муж, а по утрам запах булки и кофе с корицей, и ещё чашка кофе для любимого мужа, и детский смех. Счастливой сидеть за столом и лениво листать журналы «Как вырастить идеальный сад». А вечерами всей семьей выходить на променад, идти и со всеми здороваться, довольная и гордая, всем улыбаться, говорить о пустяках и гордиться собой. И быть обязательно в красивой одежде, муж в отглаженных брюках и дорогих ботинках, а все дети в чистых костюмчиках… А получилось, что я с педагогическим образованием работаю вдали от Прованса, непостоянно, сезонно, за небольшие деньги, и всё уходит на налоги, на аренду квартиры в ужасном доме, который весь рассыпается и где живут только мигранты. А единственная работа моя – это здесь в сезон устроиться нянечкой к богатым дачникам на озере Комо. Иногда хорошие, а иногда ужасные люди. Фотограф меня ненавидит, но держит потому, что я мало беру за услуги свои. Он ужасный, он ненавидит меня! Грязный человек!

– Его грязь – это его проблемы! С ним умрёт его грязь и его ненависть! А-ха-ха! Тебе-то что? Пусть хоть обкакается! А-ха-ха, меня он тоже не любит. Ты работай и живи весело, Няня.

– Весело?

Поэт кивнул, а Няня быстро заговорила:

– Мама уборщицей и садовником работает, тяжело, здесь же на вилле. Но время идёт! Я когда-то мечтала о семье и о доме, мечтала, что жизнь моя круто изменится к лучшему, куплю домик. И мечты хотя бы не все, но исполнятся… По телевизору постоянно показывают красивых, ухоженных девушек и богатых мужчин, большие дома и шикарные машины, платья, парфюм и красивую любовь навсегда. Я отчаянно понимаю, что время уйдёт, а работы не будет, и денег нет, и не будет, и мечты мои никогда не исполнятся. Никогда! Больно, очень больно мне! Куда уходят мечты? Они, как сладкий дым, растворяются. Я просыпаюсь утром в дождливую, холодную осень, смотрю на себя в зеркало – а там нет никакой красоты. Смотрю в окно и с ужасом понимаю, что больше ничего не изменится, всё только в худшую сторону, а дальше зима. И что делать с этим, я не знаю, и мечтать больше не о чем. У меня нет постоянной работы, и, соответственно, нет парня, нет денег, и я никому не нужна. Я сама себе покупаю кофе в кафе, в магазине цветы в горшках и белое вино, дешёвые украшения и бижутерию. Я сама себе телефон и часы подарила на день рождения. И всё у меня не самое лучшее. Настроение моё постоянно меняется: то я тоскую, ругаюсь с мамой и плачу, а то веселюсь и смеюсь. А то в интернете ищу кого-то, чего-то и не нахожу. Или мечтаю, не знаю о чём. Всё беспросветно, и главное – мне кредит на дом не дают. Что со мной? (Няня с надеждой взглянула на Поэта.) Ты, словно ангел, ответь мне, не мучай. Обязательно отвечай! Поэт, что со мной?

– Это, м-м-м, грубо звучит.

– Всё равно хочу слышать!

– Тебе нужен секс, муж и дети – вот лекарство твоё.

– Но где я познакомлюсь с парнями?

– Ты на свидания ходишь?

– А на свидании я ловила сигналы – до свидания. Вот так! Эх, где они, настоящие парни, мужчины? В интернете их нет!

– А вона, смотри! (Он показал на озеро, а там на волнах сотни сёрфингистов, скайтеров и яхтсменов скользили по озеру.) Сколько парней и мужчин, и все они вечером отдыхают в кафе, иди и знакомься.

– Я плавать не умею, и к тому же они хотят только секс.

– А-ха-ха! Секс? Это прекрасно! Если у тебя ноги, руки, губы, сиськи и задница, Няня, то это не значит, что твоя задница некрасивая! А-ха-ха, и на твои сиськи, губы и толстую задницу найдётся дюжий любитель! Душа у тебя очень прекрасная! В горы ходи, катайся с парнями, пей апероль и везде ищи мужика на свою задницу! А-ха-ха!

– Тебе весело смеяться? Послушай, я расскажу тебе тайну, только ты, Поэт, никому не говори.

– Что такое?

– Твою жену зовут Мэри?

– Да.

– Точно, всё сходится! Когда мистер Фотограф с твоей свадьбы вернулся, совершенно пьяный и очень злой, заперся в кабинете, пил и матом ругался, а потом кому-то звонил и говорил гадости про тебя и Мэри. Кричал: «Поэт, Поэт, я убью его!» А ещё он сказал, что когда-то, давно через миланского галериста, хотел купить Мэри для эскорта арабского шейха! И огромные деньги ей предлагал! Но, видно, она отказалась. И дальше было много бранных и нехороших слов про неё. Сильно ругался!

– Они хотели Мэри купить? Мою жену?

– Да, несколько лет назад. Я была на втором этаже, а его кабинет на первом, и чётко я не всё поняла. Мистер Фотограф имеет нелегальный бизнес, он «продаёт» посуточно своих манекенщиц в вип-эскорт президентам крупных компаний, и миллиардерам, и королям, и через них крутит дела. А после вашей свадьбы мистер Фотограф был очень зол, много звонил, и, если бы не Белла, он к тебе послал бы друзей из Неаполя. Но Белла оттащила его, пьяного, в спальню, и там он уснул. Только, мистер Поэт, я никогда никому не рассказывала про Фотографа и про то, что я слышала.

– Я могила, ничего не скажу. Не беспокойся!

– Но ты же русский – ты убьёшь его?

– А-ха-ха, ты думаешь, у каждого русского спрятан Калашников?

– Да! Конечно, спрятан! У нас шутят так: «Очень странные Твои дела, Бог – Ты создал русских».

– Да, русских создал Бог. А-ха-ха!

– Так ты убьёшь Фотографа? Я волнуюсь за себя.

– Забей и не мучайся! Ты, Няня, найди себе хобби, красивых парней, секс и всякую минуту в жизни кайфуй, ты молодая. Постой, а у тебя, черноглазая, есть ли огромный список красивых девчачьих желаний? Где желания, и где список твой?

– О-да! Я составлю список желаний! Да, первое – я теперь буду сёрфером, второе – я хочу секса…

Няня ещё говорила, но Поэт не слушал её, на его руках была Алеся, она спала, а он, довольный, улыбался.

Когда Поэт с Алесей и Нянечкой вернулись на виллу Фотографа, девочка крепко спала на руках у Поэта. Её головка лежала на плече Поэта, глазки закрыты, и самое главное, температуры не было, и Алеся больше не плакала. Фотограф стоял у бассейна с почти голыми девушками, топлес, модельной внешности и в тёмных очках; они ели фрукты и запивали бокалами вина. Поэт с Алесей на руках поднялся на второй этаж, осторожно отцепил ручонки спящей девочки от шеи. Няня положила малышку в кроватку её, а врач со стетоскопом быстро послушал спинку девочки, померил температуру и удивлённо сказал:

– O-o, gut!

Девочку укрыли одеялком. (Маленькие спящие дети такие милые и прекрасные, будто ангелочки!) И будто вовсе не было двумя часами ранее истерики.

Фотограф поднялся в детскую из бассейна в мокрых шортах, а Врач сказал Поэту:

– Уф! Кризис прошёл! Как вам удалось?

– Поэт, это невероятно! – шёпотом воскликнул Фотограф.

Девочка Алеся спала, её личико было спокойно, и все умилились.

Поэт сказал:

– Алесю покрестите.

– Зачем ещё?

– Я буду молиться.

– Я в Бога не верю. Я с ним не знаком!

– А? Ну тогда – я пошёл.

Глава 12

Вижу по глазам – вас тошнит от меня

Поэт погладил ладошкой спящую Алесю, похлопал по плечу Фотографа, тепло попрощался с Нянечкой и кивнул Доктору:

– Будь счастлив, Доктор, и передай другим.

Поэт пошёл домой. Но за калиткой на улице его догнал Фотограф, он уже был в джинсах и в рубашке, остановил Поэта и протянул ему деньги.

Но Поэт спросил Фотографа:

– Ты как живёшь – по закону или по совести?

– Я по закону.

– А я по совести.

Поэт посмотрел на озеро. По озеру шли катера, а солнце освещало горы, берега и дома, и он отвёл от себя руку с деньгами:

– За ребёнка – не надо. От всего сердца бесплатно помог.

Фотограф удивлённо спросил:

– Брезгуешь? Ненавидишь меня?

– Да, и есть за что.

– А кто ты такой?

Поэт вновь посмотрел на солнце, затем на озеро и улыбнулся озеру:

– А-ха-ха, всё нормально! Я на Бога работаю.

– Бр-р-р! Что за чушь? Не понимаю! Ты священник?

– Они достойно работают на людей и получают деньги за тяжёлую службу и требы. Так получилось, что я не могу взять у тебя деньги, но я получаю нечто другое, большее.

– Не-по-ни-маю!

– Дочка твоя и Няня поняли.

– Вот деньги! Бери!

– А красиво вокруг, посмотри – горы и озеро! Тоже деньгами не купишь. Весна была очень красивая.

Пошёл дождь! Поэт хотел уже идти вниз на пристань и повернулся, но Фотограф вдруг обиженно схватил его за рубашку и потянул к себе.

– ?!

Фотограф сквозь зубы и со злостью приказал Поэту:

– Деньги бери! Я знаю – все любят кэш!

Поэт, не раздумывая, кулаком ударил Фотографа. Фотограф в шоке удивлённо посмотрел на Поэта. Он не ожидал такой смелости, сунул деньги в карман себе и на Поэта кинулся драться.

Завязалась драка! Они отчаянно били друг друга! Но вот Поэт ногой ударил в живот – бац! Фотограф в погибель согнулся и упал на колени. А Поэт вторым ударом ногой по морде ему – плюх с разворота! Фотограф схватился за разбитое лицо и посмотрел на Поэта. Поэт не стал добивать Фотографа, а взглянул на небо, резко поднял руки, хлопнул в ладони – и гром ударил над озером! С тр-ресском – ба-бах! Фотограф удивлённо спросил:

– Ты кто?

– Бог – мой учитель, а я ученик.

– Ненавижу тебя!

– А-ха-ха! «Вижу по глазам, вас тошнит от меня».

И Поэт пошёл вниз. Фотограф крикнул ему вслед:

– Я убью тебя! (И далее матом на итальянском.)

Поэт улыбнулся и ответил:

– Спасибо, дальше я сам. Не провожай!

Поэт дошёл до конца улицы, Фотограф поднялся с колен, сделал к нему несколько шагов под дождём и крикнул:

– Эй! Эй ты? Извини!

Поэт обернулся, посмотрел пристально на Фотографа: «Пусть Бог простит, но ты скоро умрёшь!» И, демонстративно улыбаясь, слизнул кровь с кулаков! Потом сплюнул кровь в сторону Фотографа:

– А-ха-ха.

Фотограф в шоке, со страхом это увидел! Поэт повернулся и спокойно ушёл. Лил дождь, а Поэту было весело. Он распростёр руки, махнул, и снова ударил гром! Поэт шёл вниз, на пристань фешенебельного Tremezzo. А Фотограф вытирал кровь с разбитого рта и тоже посмотрел на небо, на дождь, пожал плечами, стараясь понять загадку Поэта. Фотограф хлопнул ладонями, но грома не было! Лил просто дождь.

Поэт шёл вниз по улице к пристани, а в его душе вдруг зазвучала потрясающая музыка! Он шёл домой под тёплым дождём и хотел на катере уплыть к своему итальянскому дому, где его ждала любимая беременная жена и горячий камин. На пути вырос красивый старинный храм перед ним! Поэт в порыве душевных сил резко повернул, открыл большую дверь и вошёл в храм. В храме сладко пахло мёдом и белыми свечами, несколько человек сидели на лавках в зале в ряд, а многие стояли; перед ними был пустой алтарь, святой престол, сзади престола – красивый витраж. Были местные, и ещё туристы с экскурсоводом спрятались от дождя в храме.

Но Поэт, весь мокрый, в дверях жёстко и громко по-русски спросил у всех в храме:

– Христос?!

– Что? (Все в храме обернулись и посмотрели на Поэта в дверях.)

Поэт настойчиво спросил:

– Где Христос?

Люди оторопели от непонятного вопроса! Местные прихожане и группа туристов удивлённо посмотрели друг на друга и пожали плечами. Но одна прихожанка показала на распятие, а затем и каждый показал рукой на большое деревянное распятие на старой стене. Поэт с мокрыми волосами и в мокрой рубашке посмотрел туда и увидел Христа, распятого на огромном кресте, прикованного на старой стене. Немедленно и решительно он сурово прошёл мимо людей! И все молча расступились и наклонили головы. А он подошёл к распятию – поцеловал ноги Христу, опустился на колени, перекрестился, руки поднял к Христу, и загудел его голос в старом храме.

Было слышно:

– Боже мой, жажду я благодати немного ещё! Во имя твоё я, грешный, готов всё стерпеть! Умоляю! Пресвятого твоего Духа и в третий час Апостолам твоим ниспославший, Его, Благой, не отними от меня, но обнови меня, молящего Тебя. Прошу! Сердце чистое сотвори во мне, Боже, и Дух Правый обнови внутри меня. Да и не отринь меня от лица твоего, и Духа твоего Святого не отними от меня… Ибо печать Святого Духа на мне. На мне же, Господи! (При этих словах у Поэта слёзы потекли по щекам, и он истово продолжил молиться.) Всем сердце своим и всеми костями своими ещё я прошу, умоляю Тебя, Господи, даруй рабе божией Алесе – Духа Святаго! Приди, Святый, и очисти её немощи, твоим именем ради! Но и мне, недостойному, – даруй спокойствия и благодати во имя Отца и Сына, и Святага Духа, ныне и пристно, и до кончания век…

Поэт бил себя в грудь, мощно в голос хрипел и истово молился за здоровье Алеси. Люди в храме не понимали слова его, но душою своей они внимали его сильной молитве к Христу! Все взоры были направлены на Поэта, что стоял на коленях перед Христом. Тишина вокруг была абсолютная, и только голос коленопреклонённого Поэта в обращении к Христу в старом храме гремел! А все в храме внимали гласу его и ловили каждое знакомое слово.

Поэт закончил горячую молитву, трижды поклонился перед распятием до земли, а затем встал, развернулся и в молитве задумчиво прошёл к выходу из храма мимо людей. Все были в шоке! И, удивлённые, в храме кланялись ему, проходящему мимо них. Кто-то крестился, а кто-то нагрудный крест свой целовал! Один турист спросил местную прихожанку:

– Что это было?

Она же ответила:

– Это лучшее, что я видела в этом храме!

А все удивлённо спросили друг друга

– Кто это был?

– Кто это?

И одна модная пожилая Туристка сказала громко:

– А я слышала, он сказал: «Apostolo»! Скажите мне люди – это он? Это он?

И все пожали плечами и проводили взглядом Поэта до двери храма.

Поэт вышел из храма, и закончился дождь, засияло яркое солнце, и затихла музыка сфер. А в храме все ещё смотрели удивлённо на двери и ждали.

– Куда он пошёл?

За Поэтом вышел мальчик – посмотреть. Через десять секунд мальчик вернулся и закрыл зонт. Все вопросительно смотрели на мальчика, а он, указывая пальцем на двери, тихо сказал:

– Он вышел, и дождь закончился. Там солнце! Солнце!

И все сразу громко заговорили! А некоторые восклицали и поздравляли друг друга! На улице красота, и красота была в нём. Красота разливалась в воздухе, в траве и цветах, горлицы ворковали, бабочки летали, от озера отблески, поросшие горы и старые стены домов. До парома был ещё час, и Поэт сидел в баре на стульчике в кафе возле пристани. Он думал: «В Москве, на Патриарших прудах, сейчас тоже красиво и хорошо». Поэт заплатил пол-евро за бутылку воды и жадно её выпил, заказал салат и рыбное блюдо. Было прекрасно! После обеда он сел на паром и с удовольствием смотрел на воду и горы, а по водной глади туда и сюда красиво скользили яхты и катера, виндсёрферы, лодочки и рыбаки.

На пристани Белладжио Поэт сошёл на берег и, пройдя по набережной, поднялся выше, идя мимо кафе и отеля; и ещё выше по ViaVallassina, мимо Hotel «Belvedere Bellagio»; свернул на свою улочку и пошёл высоко вверх, к своему дому на высоком холме. Постоял возле дома, посмотрел на озеро, довольный, кивнул, улыбнулся и открыл калитку.

Мэри сидела на террасе за столиком с бокалом молочного коктейля и читала книгу, а ещё через каждую минуту брала кисть и на мольберте красками рисовала пальмы, цветы, горы и озеро. Она увидела Поэта, с улыбкой счастливой подошла и обняла его.

– У тебя синяк на лице! Ты дрался?

– Поскользнулся на палубе, сильно качало на поворотах.

– Но ветра не было, был дождь! Спокойное озеро.

– И даже кулаки разбил! Ха-ха!

– Врёшь!

– Фотограф схватил меня за руку, пришлось ему морду набить. Представляешь, совал мне деньги, а «спасибо» не сказал! Спа-си-бо!

– А-ха-ха, ты не прав! В Европе принято – за любой труд платить деньги! И это правильно! Всё должно быть оплачено!

– Но «спасибо» он мне не сказал! Сволочь хамская, тряс деньгами перед лицом! Надо было ему их в жопу засунуть.

Мэри взяла бинт и начала перевязывать его кулаки:

– Нет-нет! Ты хулиган! И взрослый ребёнок. Но ты семья моя, и ты мой мужчина, и я люблю тебя, если с тобой что-то случится – я буду плакать.

– Не плачь.

– Что?

– Что ты делала два часа назад?

– Когда шёл дождь? Я играла на рояле.

– А я слышал эту музыку в дождь.

– Удивительно! Но, прошу, расскажи, что было у Фотографа. Мне интересно!

– Укрощение строптивой девочки. Уф! (И улыбнулся.) Два часа носил на руках больную девочку, и ангел вернулся. Отлично время провёл, хотя тяжело с вами, капризными. Если честно, я с ней очень устал.

– Может, вина тебе?

– А можно тебя?

– Сейчас? Прямо здесь? Хочешь вот так?

…После секса и душа сладкая парочка на кровати предавалась любимому занятию – голова Поэта на подушке, голова Мэри на груди мужа, ноги её на спинке кровати, а она цепляла планшет на свои согнутые голые коленки. И вот так влюблённые смотрели в постели фильмы о великих людях или о красивой природе и моде. В этот раз фильм был про Шекспира, и они смотрели, пока не заснули.

Глава 13

Навстречу прекрасным закатам

Вечером на машине Поэт с Мэри поехали в знакомую тратторию встречать красивые закаты над озером и вкусно поужинать. Поэт за рулём, а Мэри рядом. Она обожала закаты и рассветы над озером и улыбалась ему. Она была весела, смеялась, они говорили глупости и сами хохотали над ними.

– Поэт, мы куда едем?

– На озеро рыбу ловить.

– Я не хочу рыбу ловить! Я не буду!

– А тогда что мы будем есть?

– Мороженое! А-ха-ха-ха!

Поэт смотрел на неё и улыбался, счастливый. А у Мэри настроение вдруг переменилось, и она сказала:

– М-м-м, живота ещё не видно, но скоро я стану большая, с огромным животом, а после родов стану толстой, и ты разлюбишь меня.

Поэт вдруг остановил машину на обочине дороги, посмотрел серьёзно вперёд, а затем угрюмо на Мэри и твёрдо сказал:

– Дура ты! Как ты могла такое сказать? Мэри, если ты растолстеешь или сильно похудеешь, если, не дай Бог, с тобой что-то случится ужасное, тебе оторвёт руку или ногу, или какая болезнь, я всё равно буду рядом с тобой и буду бороться за тебя и за твою любовь всю свою жизнь, до последнего вздоха. Потому что я люблю тебя! Потому что у меня ближе нет никого! Никого! Поняла? У меня нет никого ближе тебя!

Мэри расчувствовалась, губы её задрожали, глаза затуманились слёзками, она крепко обняла Поэта и разревелась от счастья.

Машину Поэт завёл и потихонечку поехал вдоль берега, Мэри высморкалась, посмотрела в зеркальце, улыбнулась сквозь слёзы Поэту:

– Да, я?

– Молчи! Как в твою пустую голову это могло прийти? Вот дура!

– Прости, любимый, прости! Очень непростительно с моей стороны. Скажи, как я могу загладить вину свою?

– Ночью загладишь!

– Ты будешь ругать меня?

– А что с тобой ещё делать?

– Обожать и любить! Хи-хи! А как ты накажешь меня? Научишь плохому? Бриллианты подаришь?

Мэри, счастливая, улыбалась ему, привела себя в порядок, а Поэт раздражённо буркнул:

– Ну вот! Опять вода в омывателе кончилась!

– Это не я! Я не виновата!

– А-ха-ха!

Заехали на стоянку, и, пока Поэт доливал воду, Мэри красиво облокотилась на машину (вернее, чуть присела попой), надела шляпку, из клатча вынула зеркальце, с улыбкой посмотрела на себя и слегка поправила макияж. Проходящие мимо мужики заглядывались на неё и падали с ног, а она хохотала, ей это нравилось. Милая, красивая, взрослая девочка, сама того не зная, явно имела лицензию от Бога – одним видом и искренним смехом сбивать на пол парней, мужиков!

Поэт долил воды в умыватель и закрыл капот, взял из машины важные книги почитать: «Просто о лучших винах» и «Производство вина». Он подошёл к жене и, улыбаясь, протянул руку, Мэри взяла под руку Поэта и улыбнулась ему:

– Пойдём куда-нибудь, где ты поцелуешь меня? И скажешь, что любишь меня!

– Мэри? Я же тебе говорил. Что опять – тысячу раз!

– А ты сейчас скажи, что любишь мня. Немедленно!

– Ты маленькая девочка? Да, я люблю тебя!

– А поцелуй?

Поцеловались.

– Довольна?

– Да, а теперь давай я тебя поцелую, а потом в ответ ты меня, и если нам понравится – то мы поменяемся.

– А-ха-ха-ха-ха!

А дальше, будто не было размолвки, они, красивые, вдоль набережной пошли по длиннющей крытой анфиладе мимо россыпи магазинов, и везде по пути их встречали соблазнители – мороженое и вино, сувениры, кафешки, драгоценности и бутики. Красотка Мэри в летней шляпке и в модном коротком платье была счастлива. Миссис элегантность с мужем вошла в известный нам ресторанчик друзей, весь в цветах и у берега озера. А все женщины, глядя на неё, воскликнули: «Господи! Как она красива!» Мэри, элегантная, в красивом платье, всем улыбнулась, будто знала главный женский секрет. Мэри светилась от счастья. Она ещё крепче взяла за руку Поэта, и под восхищённые взгляды посетителей прошла к своему столику. В этот ресторанчик друзей они часто приходили, чтобы как благодарные зрители наслаждаться видами гор и закатом над озером.

Поэт заметил:

– Закаты – это ускользающая красота подлунного мира.

– «Ускользающая красота подлунного мира…» – загадочно повторила она и закатила глаза.

– Molto bellissimo14! Ты заговорил стихами?

Все встали, подошли к параперту и любовались последними лучами заката. И в это время красивая молодая дама в тёмных очках тоже встала, прошла от дальнего столика, будто хотела присоединиться к смотрящим, мимо столика Поэта и Мэри. И на мгновение остановилась. Красавица (Мадам Серая) ловко вылила яд в бокал Поэта с томатным соком! Это был специальный, медленно действующий яд. Мадам поправила очки, обернулась и тоже прошла к парапету, чтобы со всеми полюбоваться закатом. Эстетический кайф! Закат над озером, в динамиках пел душевно Nicola Di Bari15 «Ho Capito Che Ti Amo».

Когда все вернулись к столикам, Мэри сказала:

– Я пить хочу!

Она взяла стакан мужа с томатным соком и жадно выпила несколько глотков. Но в это мгновение интоксикация беременной женщины спасла её. Мэри сразу согнулась пополам, её начало сильно тошнить! И из неё всё вылилось на пол! Мэри выпила ещё простой воды, и её снова стошнило! Прибежали официантки и хозяйка ресторана, всё быстро убрали.

– Милочка, у тебя, беременной, аллергия на томатный сок. Больше не пей его!

Но Поэт почувствовал неладное. Он оглянулся: вокруг было полно народу, в темноте, при свете светодиодной мишуры за столами, музыка, и шум, гам, но ничего подозрительного.

Мэри стало чуть лучше, и Поэт приказал:

– Поехали домой!

Он довёл Мэри до машины, и когда они сели в машину, сказал:

– Мэри, тебе надо вызвать скорую или врача!

– Спасибо, но мне уже лучше.

А Мадам Серая, проводив их взглядом до машины, была в ярости! Поэт был живой!

Глава 14

Правда, котики, какая мерзость этот Фотограф?

Утро. Птички весело пели, бабочки летали, а шмели жужжали, солнце вставало над горами. В доме все спали и видели утренние сны, и коты тоже, как обычно, спали в кадках цветов.

Вдруг раздались удары в колокол – это кто-то упорный настойчиво нажимал кнопку звонка на калитке.

Мэри с трудом встала с постели и прошептала:

– А? Это, верно, цветы?

Она накинула на себя шёлковый халатик по-русски, вышла из дома и, улыбаясь в предвкушении огромного букета цветов, сладко потянулась на солнышке, позвала котов: «Мичу-мичу-мичу!» (что по-русски звучит «кис-кис-кис»). Мэри потискала котиков и пошла через сад – ноги от ушей, весь мир у этих ног, и настроение кайф. А вокруг пели птички и благоухали цветы. Мэри завернула за угол дома, прошла по дорожке к воротам, открыла калитку и, счастливая, руки раскрыла для охапки цветов. Но… за калиткой стоял радостный Фотограф в очках и в синяках! Видно было, что кто-то ему пнул по лицу. Улыбка исчезла с лица Мэри.

А счастливый Фотограф весело сказал:

– Бонжорно!

Мэри посмотрела вокруг – цветов не было. Её настроение и руки упали вниз.

– Э, мистер Фотограф? Ты что тут караулишь? (Ей хотелось плюнуть в него!)

– Мэри, мне нужен Поэт! Я ему денег привёз за работу. Вот же! Это хорошие деньги! И дочке Алесе гораздо лучше. Я счастлив! Ха-ха-ха!

Фотограф держал деньги в руке. Мэри посмотрела на деньги, на дорогие часы на его руке, перевела взгляд на свои часы, зевнула.

Фотограф ещё раз потряс деньгами:

– Деньги! Кэш! Это наличка без налогов! Бери!

Мэри воскликнула:

– Засунь их в жопу без налога! Эй? А что у тебя с лицом, Фотограф?

Фотограф снял очки, потрогал некрасивый синяк и разбитые губы:

– Подрался.

– Ха-ха! Значит, он тебя побил. (Мэри взглянула на синяки и сладко зевнула.) Очень мило с его стороны.

– Да, твой муж очень забавный. Но, Мэри, я приехал, э-э-э… мне очень нужен Поэт. Пусти же меня к нему!

– Нет!

Мэри, как кошка, фыркнула в лицо Фотографа:

– Фырр! (И посмотрела на ногти.) Нет!

– Хорошо, хорошо, Мэри, успокойся! Я очень прошу – пусти меня к нему! Я тебя давно знаю…

– Занят он!

– В этакий час?

Мэри посмотрела на небо, котик тёрся об её ноги, она взяла его на руки и погладила:

– А хороший, котик, будет денёк. А хозяин занят, молится и к тебе точно не выйдет.

– Это надолго? Мне он очень нужен – поговорить, и я деньги привёз. Я пройду к нему?

Но Мэри применила способ мужа – сбивать с толку визави:

– Сейчас как кота брошу в тебя – он всю морду тебе расцарапает! В клочья!

– Э-э… что? Какой кот? Ты о чем?

– А ты о чём? Он в гробу в кабинете лежит и молится Господу.

– Умер?

– Нет, это меня тошнило вчера, и промывание желудка делала я.

– А тогда зачем Поэт лежит в гробу?

– Ему там удобно лежать и молиться. У него список молитв – сотня имён! Я первая! Мистер Фотограф, мне вчера было плохо, и ужасно хочется спать! Ты явно не вовремя.

Фотограф стоял в шоке!

– В гробу-у-у лежит? Но зачем и почему в гробу?

Мэри, прикрыв ладошкой рот, зевала.

– А-а-а, в гробу нет ничего.

– Что ничего?

И Мэри пояснила:

– Только гроб, и больше нет ничего, хе, Поэт лежит и молится в нём.

– Молится? Мамма мия! Он сумасшедший? Я так и знал!

Мэри пожала плечами:

– Фотограф, послушай!

– Да?

– Что бы в тебя кинуть, зараза?

– Что?

– Vaffanculo! (Послала в жопу!) Brutte come la merda de gatto! (Ты страшный, как кошачье дерьмо!)

Мэри плюнула и «фак» показала! Захлопнула калитку перед носим визитёра и повернула домой. С котом на руках Мэри прошла по дорожке к дому и возмущённо сказала коту:

– Фу! Какая мерзость этот Фотограф! Котик, правда? Ну каков наглец?! И Фотограф ещё меня спрашивает: «Надолго ли?» Хм! А я откуда знаю? Пока Поэт в молитве связь установит и пообщается с Господом Богом – время пройдёт, а затем у мужа будет зарядка и завтрак (она отпустила кота, пошла на второй этаж в спальню, кот – за ней). Непонятно – о чём люди думают, задницей? (Скинула халат.) Я тоже молюсь, но у меня не получается. (Мэри дошла до кровати.) Они все думают: у него тариф «Безлимитный», и он всем должен помочь! (Легла и закрыла глаза.) Нет, я никого не пущу к нему! М-м-м, а сон был чуде-е-есный.

Мэри легла и блаженно уснула в постели, а кот залёг рядом в кадке цветов. Фотограф, открыв рот от удивления, стоял с деньгами у закрытой калитки. И он задал себе прежний вопрос:

– Он что же? И правда, этот? Блаженный?

Фотограф ещё раз потрогал синяк у себя на лице, поморщился от боли и, задумчивый, стоял у калитки, как будто его стукнули с неба огромной книгой. А когда очнулся, ещё раз сильней позвонил:

– Merdoso!16 Стою, как дурак, здесь с деньгами протянутыми!

И крикнул:

– Эй! Э-э! И на джинсы мне ещё плюнула? Э, Мэри, совсем охренела?

Но калитку никто не открыл. Тогда в сердцах, он сильно пнул камешек у дороги, и тот с шумом покатился вниз.

Фотограф сел в свою дорогую машину, от досады смачно плюнул в сторону дома Поэта, будто у него отняли дорогую игрушку, засунул деньги в карман и, раздражённый (ругаясь матом), умчался вдаль.

Глава 15

Ты любишь меня

Читатель, ты, конечно, можешь услышать, но ты не хочешь услышать. А как ты можешь это понять, если не хочешь понимать? Кто не желает, и не хочет понять, и не хочет увидеть любовь, тот не увидит её. А что есть любовь? А-ха-ха! Поймите: любовь – это чудо! Настоящее чудо! Говорят, что не каждому суждено любовь получить. А надо стараться!

Они знали друг друга давно, но каждый день, словно впервые, Поэт смотрел на красавицу Мэри.

Мэри спросила:

– А что делают влюблённые, когда остаются одни? Что делают влюблённый парень и девушка? А?

Поэт удивлённо поднял левую бровь:

– Парень девушку в губы целует и обнимает, держит сзади, гладит живот её… э-э-э… беременный. И прижимает к себе, не отпускает, и на ушко ей шепчет, как он будет её в постели любить.

– Ха-ха-ха!

В это время Поэту позвонили (Юродивый и Иерей), и он долго говорил с ними по телефону, а Мэри лежала у него на коленях и целовала его могучую грудь и живот, гладила руками, а его свободную руку положила на свою грудь.

Юродивый в это время по телефону говорил Поэту:

– Поэт, брат, мы летим на Афон.

– Надолго?

– На две недели.

– Я с вами! Когда и где встречаемся? – спросил Поэт и повернулся к Мэри: – Мэри, я лечу на Афон!

– Куда ты, шальной?

– Через две недели вернусь. Собирай меня в дорогу.

…Утром Мэри, волнуясь, кормила любимого мужа, Поэта, подкладывала самые лакомые кусочки, наливала кофе, смотрела на него, как любимый жадно, с аппетитом ел. А Поэт хвалил жену, говорил, что очень вкусно и всё замечательно.

– Надо ехать в аэропорт. Мэри, мне пора!

А Мэри не хотелось его отпускать. Она сильно обняла и держала его, вцепилась в любимого мужа, как будто и правда расставались они сейчас навсегда! Мэри говорила, что хотела спрятаться от жизни и от проблем, ото всего за него, что ей, беременной, спокойно, когда он всегда рядом с ней и когда она слышит его низкий, грубоватый голос в их доме.

Помолчала и тихо призналась:

– Я долго ждала тебя, милый… У меня, кроме меня, голой, и моей доброй души, больше нет ничего – машина, мой Rolls-Royce, взята в кредит, а дом – в ипотеке, картины чужие. Всю заботу и ласку свою я готова отдать тебе прямо сейчас и навсегда. Пожалуйста, не уезжай, пожалуйста, побудь ещё немного со мной, побудь со мной рядом ещё пару минут, пока душа моя не успокоится, даже руки дрожат.

– Скоро вернусь.

– Умоляю тебя, обязательно быстрей возвращайся! Я очень прошу! И нигде не задерживайся!

Поэт кивнул в ответ:

– Каждую ночь, я тебе обещаю, – во сне буду рядом с тобой.

– Я буду ждать! Я чувствую – мне хорошо, когда мы рядом и вместе. Всё это чудо какое-то со мной! Поцелуй меня… Я правда не знаю, что это со мной. Я очень сильно волнуюсь!

– Ты сильно любишь меня.

– Что? Я? Сильно люблю?

– Да, конечно, ты любишь меня. И называется чудо – любовь. А-ха-ха! Давай быстрее целуй меня, солнце моё! И я полетел.

Глава 16

Шмель и Цветы

Мир Бога безграничен, и у любви предела нет, а мир земли – покуда видишь. Через две недели, к вечеру, Поэт вернулся из поездки на Афон. Он соскучился и жаждал видеть её, свою последнюю любовь! Истосковался!

Поэт ворвался в комнату и крикнул:

– Мэри!

А Мэри, ещё мокрая, в этот момент выходила из душа с полотенцем на голове и напевала песню:

– Ла-ла! Ла-ла-ла!

Увидела мужа, и она улыбнулась ему. Совершенно голая и прекрасная! А Поэт в шоке, как увидел все её прелести, взмахом руки остановил любимую, сорвал с себя плащ и по-рыцарски, решительно кинул его Мэри под ноги. Мэри сделала шаг на плащ и вопросительно посмотрела на мужа. Поэт снял пиджак и также кинул его Мэри под ноги, и пальцем показал – к постели. Она сделала ещё шаг на пиджак и к постели. Поэт снял джинсы, и голая Мэри шагнула вперёд на джинсы. Поэт снял рубашку и бросил на пол. А Мэри решительно сбросила полотенце, помахала головой, и волосы рассыпались по красивому голому телу, и только затем шагнула вперёд на кровать, встала в любимую позу и, соблазнительно, загадочно улыбаясь, спросила:

– Поцелуешь меня в животик? Мы соскучились. А ещё в попу и в спинку!

Поэт застонал:

– М-м-м? Как я скучал по тебе! Я быстро в душ! Не меняй позу, не поворачивайся!

– А-ха-ха! Я ещё вот так встану для тебя, хорошо?

– Ты космос, детка, – выше всяких небес.

Вилла, поздний вечер, постель. И через полчаса Мэри лёжа обнимала любимого мужа:

– Что тебе нравится во мне?

– Первое – секс с умной, красивой женщиной! Ты у меня такая одна на всём белом свете – котёнок мой, рыбонька, моя умница, лапочка, свет очей моих, сладкая булочка. Хочешь, спинку поглажу?

– Хочу, мур-р-мяу.

Очень довольная, Мэри радостно улыбнулась, крепче обняла мужа, блаженно положила свою голову на его грудь и прошептала:

– Я очень… Очень соскучилась!

И так они заснули в обнимку, вдвоём. Но ночью Мэри проснулась одна, а над озером шумела гроза! Поэта не было рядом, и ей стало грустно. Мэри завернулась в одеяло и пошла искать его. В кабинете нет его, и в зале нет. Услышала музыку, вышла в одеяле на большую застеклённую террасу, и снова раздались звуки классической музыки. Поэт был на террасе. Зажжённые свечи, диван, бутылка тёмно-красного, и бокал, наполовину наполненный вином.

– Милый, я тебя потеряла! И этот дождь?

– Да, сделай погромче мне дождь – во мне играет музыка высших планет!

– Ах, ты это любишь? (Она взмахнула руками, и гром прозвучал – бах!) Ой! Ой! Я не хотела! (Она схватилась за Поэта.) Я большая трусиха. Надеюсь, молния нас не убьёт? Пожалуйста, ты рядом со мной посиди, а я засну, и разбуди меня, когда пройдут грусть и дожди. Я в детстве, когда шёл маленький дождь, представляла себя на море. А сильную грозу и молнии я немного боюсь!

Поэт посмотрел на Мэри, улыбнулся и ответил:

– Эх ты, трусиха! А вот я обожаю бурю и смотреть на природу, на грозу и на озеро, и на сильный дождь через стекло из тёплого дома с классической музыкой. С кружкой горячего чая или вина я часто ночью сюда прихожу.

– Почему ночью?

– Красиво на озере. И потом, я всё равно не усну.

– Но почему? Любимый?

Поэт обнял Мэри:

– Наедине со звёздами ко мне приходят гениальные мысли, их надо сразу печатать, записывать.

– Это об Афоне? Как там было, что? Расскажи мне, пожалуйста!

Поэт улыбнулся и покачал головой:

– Об этом не расскажешь, если Бог даст, то это надо ощущать… и всею душой.

– Что ощущать? Например?

– Ночь, утро и день, ты можешь включить и выключить свет, но каждый день я думал о Боге и всегда о тебе. А-ха-ха-ха!

– О Боже! Я люблю тебя больше шоколада – ты обо мне думал, Поэт?

– Я люблю тебя (и обнялись). Скоро будет рассвет. Я понял на Афоне, что счастье – это всегда маленькие отрезки счастливого времени: книги с кофе, тебя поцеловал или переспал с тобой – я уже счастлив, не дала поцеловать – несчастлив, выпил вина – счастлив, не выспался – несчастлив. Весной написал книгу – счастлив, а если не пишется – несчастлив и мучаюсь я. А поступил по совести – и снова я счастлив и горжусь собою! Купил подарок тебе – счастлив…

– О-бо-жа-ю-у-у! Тебя! Чмокк!

– Я знаю. Кстати, жена, весна здесь красивая, а я люблю осень в горах.

– О-да! Поэт, осенью и на рассвете в горах здесь будет фантастика, очень красиво, и художников много. Я даже не могу тебе передать, как здесь осенью будет ярко-шикарно-красиво. Ах!

– Да, любимая, да, осенью миллиарды листьев в ярких цветах красиво перед нами умрут.

– А весной в горах цветы цветут загадочно и очень красиво. А на Афоне что ты думал про меня? И что ты делал, когда не молился? Там, в горах на Афоне?

– В горах на Афоне? Ночами я сказки сочинял про тебя.

– А-а-ай! Расскажи про меня сказку! Я очень хочу! Очень! Хотя бы одну!

– Закрой глаза и слушай первую сказку, про тайную жизнь цветов.

– Про жизнь цветов?

– В прекрасном саду было много красивых цветов, и они были свежи и восхитительны. И каждый день в этот сад прилетал большой яркий шмель. Он был огромный, сильный и важный. И все разговоры цветов были только о нём, какой он могучий, красивый и смелый. «Вчера он прилетел к незабудкам, а может быть, к розам, позавчера к маргариткам. А сегодня, — говорили ромашки, — мистер Шмель обязательно к нам прилетит, да-да, вот увидите, мистер Шмель будет наш!» Ах, как он очаровательно гудел на лепестки, и лепесточки дрожали от счастья! И от восхищения! «Ах, но как он нежно целовал, облизывал вон ту чайную розочку, и слизывал нежно её нектар, о, мы ревновали!» «Ах, ну когда же мистер Шмель ещё к нам прилетит?» – вопрошали хризантемы, фиалки и астры. Все цветы в саду мечтали о Шмеле и шумно обсуждали его. И только чайная Роза молчала и знала, что мистер Шмель прилетал каждый вечер ради неё. И для неё! Мистер Шмель ещё не кружился с ней в танце, но она знала наверняка, что только ради неё он, большой и мощный красавец, прилетал в дивный сад. И вот, чу! Шмель прилетел, увидел чайную Розу и сразу же страстно поцеловал её! И она была счастлива! А все цветы ей завидовали! И каждый день теперь Шмель прилетал только к ней! Только к ней! Целовал и целовал прекрасную красавицу, чайную Розу. И только с ней танцевал!..»

Вот такая, Мэри, сказочная ночь была у меня. И я, голодный до секса, до сих пор хочу тебя страстно, моя чайная Роза!

Мэри открыла глаза, взяла бокал из его рук, отпила маленький глоточек, хитренько улыбнулась и сказала:

– Давай, мистер Шмель, – приглашай меня и соблазняй милую чайную Розу.

Поэт легко положил правую ладонь на её задницу, взял её руку, и медленно закружились они. Поэт нежно напевал в такт приятную песню, затем целовал Мэри. А красавица в истоме закрыла глаза свои:

– Поэт, прекрати, что ты делаешь со мной? Я сейчас тебя захочу, мистер Шмель…

– А я как хочу!

Поэт нёс любимую с террасы в постель на руках. Секс теперь был не страстный, а очень нежный и сладкий.

Глава 17

Встреча старых друзей

Раз в три месяца к Поэту (теперь на озеро Комо) приезжали два его друга. Вы их хорошо знаете – это миллиардер Башня и знаменитый Режиссёр – поговорить за жизнь, об искусстве и о любви. И что бы вы ни говорили мне, но оказалось, что смысл жизни – это поиск каждым своего личного счастья и, конечно, любви!

Мэри приготовила великолепную трапезу и оделась красиво, а мужчины заперлись в кабинете за ужином с дорогим вином и сигарами за огромным столом. Сначала долго говорили о жизни, об искусстве и политике.

– Башня, как там экономика в мире?

– «Неспокойно». Хе-хе! Полная жопа!

– А отчего эта неспокойная, полная жопа?

– Могу сказать свой вывод и мнение.

– Говори, наш политический оракул. Вещай.

– Ммм? Хм! Попалась мне на глаза анкета американца, что хотел лечиться в моей европейской клинике. В анкете вопрос: «пол: мужской/женский». Но американец зачеркнул и написал «иное»! Тогда я подумал, что это либо американский червяк-гермафродит едет лечиться, либо гриб, что размножается спорами. А-ха-ха! Из любопытства позвонил в клинику и спросил про «оно»: «Вы ему отказали?» Мне ответили: «Разместили в палату для иных, где в туалете есть унитаз, писсуар, биде и ванна для слонов, иначе американские юристы засудят клинику на миллионы евро! А американские суды показательно сотрут нас в порошок и отнимут лицензию!» Охренеть! (И далее пять минут матерного ругательства и лекции про мировую экономику и про то, как США всех нагнули и доят.) Но американские принципы власти уже многим не нравятся.

Режиссёр поинтересовался:

– А что будет дальше, Башня?

– Полная жопа! Моё мнение такое – всё закончится или глубочайшим мировым кризисом из-за Америки, или войной. Недовольных очень много!

– А кто победит?

Поэт уверенно ответил:

– Победит тот, за кем Правда и Бог!

Режиссёр заключил:

– Охренеть! Дискуссию закончим! Давайте выпьем за мир во всём мире и поговорим о любви.

Выпили за мир и шумно и рьяно заговорили о смысле жизни. Во время дискуссии о смысле жизни выпившие Режиссёр с Башней почти подрались! И тогда Поэт сказал им:

– Хватит! Постойте ругаться, что я скажу! Прожив жизнь наполовину, почти все люди считают, что у них ни хрена в жизни не получилось! И ничего они не достигли, как были в говне, так там и остались в говне! Или ещё хуже – жизнь поломали свою! И вот тогда – от обиды на себя или на жизнь – начинают бухать, пить водку по-настоящему, пустоту заливать или дыру в душе. И спиваются от жизни пустой и никчёмной. Или жрут наркоту и уходят в астрал! А завтра и послезавтра их снова ждёт пустой и несчастный день, до тех пор, пока не помрут. И только люди, у которых есть любовь и которые верят в Бога, реально считают, что у них всё получилось! Решительно считают, что они очень много получили от жизни. И им совершенно неважно – богатые они, в достатке или даже очень бедные. Неважно! «Своё» они получили от жизни – своё самое лучшее! Первое, что они получили, – это свою личную большую любовь, любовь всей своей жизни! А второе, в прикупе – ещё веру в Бога. Ура!

Дело было к ночи, и друзья уже пьяные. И вот тут разговор зашёл о самой большой и сильной любви. Все трое яростно заспорили о настоящей любви и о том, кто достоин великой любви. Говорили о принце Ромео и прекрасной Джульетте, и о других великих и известных героях мировой литературы.

Но Поэт махнул рукой, сел за рояль и спросил: «Да что вы оба знаете о любви? Только что из книг?» И он яростно застучал по клавишам, заиграл Nothing Else Matters (Metallica)17. Поэт пьяную душу свою бросал на клавиши, пальцами сильно стучал по ним или гладил их, он пьяную печаль изливал, а кровь била в висках. Башня слушал, пил вино и курил. Режиссёр был задумчив и тих.

Глава 18

«Я обращаюсь с требованьем веры и с просьбой о любви»18

Вдруг Поэт с грохотом кинул вниз клавишный клап, встал посередине кабинета, выпил вина и твёрдо сказал:

– Братья мои, я хоть сейчас и пьяный совсем, но скажу вам – нет, и не было идеального человека для любви! (Он бил себя в грудь.) Нет, и никогда не будет! И мы с вами не идеальны для этого! Но любовь есть на земле! А раз речь зашла о большой и великой любви, то хочу рассказать вам один случай – это произошло со мной в простом магазине. Я реально был потрясён! А дело было так: я и Мэри в машине проезжали по дороге из Тарусы на Волгу, ехали в Плёс. И вот, за какой-то надобностью в пути, я остановил машину и зашёл в придорожный городской магазин. На вечер надо было хлеба купить и что-то ещё, и Мэри попросила срочно ей шоколада, прокладки и минералки.

А в магазине была очередь, стояли за хлебом и продуктами. Это был праздничный день в городке, издалека была слышна музыка. Кроме меня, в магазине были все местные: здоровались радостно, весело, все знали друг друга, и кто-то пьяный стоял явно за пивом (добавить) или за водкой. Продавщица принимала товар, а мимо меня грузчики носили поддоны с буханками и коробки с товаром. Продавщица считала и что-то отмечала в бумагах.

И вот тут, друзья мои, да-а-а, в магазин вошла, я вам скажу, очень странная парочка, они явно шли или из психдиспансера, или из психсанатория. Она была хоть простая и симпатичная женщина лет тридцати, но с большими прибабахами – через каждые три минуты у неё был нервный тик – лицо вдруг тряслось. Голову её и плечи перекашивало, и в сторону било, плечи резко вверх поднимались, а голова запрокидывалась чуть назад, и лицо судорожно дёргалось. Затем плечи возвращались на место, гримаса разглаживалась, и далее всё вроде было спокойно, минуты на две. В руках женщина держала свою сумочку с блёстками. Периодически (как часы) лицо и руки её дёргались, и сумка подпрыгивала – полная шиза! Но, друзья, с каким же великим обожанием она, старательно концентрируя взгляд, влюблённо смотрела на своего мужика! А он, молодой парень – могучая косая сажень в плечах, лет 27 от роду, в застиранной солдатской одежде, с медалью и с еле видным шевроном, очень сильно контуженый и явно с миром не дружит. А у Перекошенной радостная улыбка не сходила с лица! Она нежно держала парня под руку, другой рукой его гладила, а сумка ей всё время мешала. А он был моложе и на голову выше её. Сразу повторю – солдат сильно контуженый, с неподвижным лицом, с отвисшей челюстью и весь заторможенный, с немигающим взглядом перед собою, сильно шаркая при ходьбе и с шумом дыша, встал с нею в конец очереди. А подруга его, Перекошенная, заикаясь, голосом, перемешанным со смехом, невпопад говорила: «Ег-горушка, чё-ойрный ещё остался, возьмём белого, ха-ха-ха… Хлеба… Чи-чи-чаю и масла… с-сливочного и конфет… А-ха-ха?» Она смотрела на него с обожанием, какая-то мольба и огромное счастье отражались в её глазах! Одновременно! А Солдат, уткнувшись взглядом в пол, на её слова кивал бритой головою со шрамами и утвердительно мычал. Тогда она из прыгающей, с потухшими, старыми блёстками дамской сумки достала свой кошелёк – плоский, такой кожаный, потёртый мешочек с железными защёлками сверху – и вынула оттуда мятую бумажку-купюру. Долго об себя и смеясь, одной рукой её разворачивала, и тут все увидели – 500 рублей. А она то с удивлением, а то с восторгом и радостью взирала на эту бумажку, и этой же рукою с бумажкой со смехом поправила себе волосы на голове или почесала её. А другою рукой заботливо, крепко держала и не отпускала своего мужика! И, смотря на неё, все понимали, что это явно безумие и полная шиза у Перекошенной с остатками губной помады на тонких губах.

На молодой женщине была старая длинная юбка, давно выцветшая от солнца и дождя, а сверху – тряпошная синяя куртка. В очередной раз поправив прическу – «распущенный веник», она всё внимание направила на любимого молодого друга, который также с силой прижимал к себе её спасительную руку. Он потеряться боялся! И вот Перекошенная вдруг встала на цыпочки и что-то на ухо сказала ему, совсем тихо и тайное для двоих, – прощебетала на своем языке.

Контуженый Солдат, наклонив голову, внимательно выслушал её! Затем повернулся к ней медленно, и… (вот тут, братаны, внимание!) на его неподвижном лице проступила слабая гримаса – брови приподнялись его, пустое лицо снизу постепенно натянулось, а уголки губ расплылись. Клянусь – он улыбнулся! Да, клянусь Богом, он улыбался! В глазах радость появилась и смысл жизни. Да, да! Он улыбался ей! И все увидели, как он сильно любит её! Влюблённый, человеческий, осмысленный взгляд на неё – и всё исчезло вокруг. И только видно было, как сильно, очень сильно он любит её! А сам он стоял в огромных, сильно стоптанных солдатских ботинках, с красными верёвочками вместо шнурков (она завязала ему), в старом кителе с праздничной ленточкой и в солдатских штанах, слушал её гортанное щебетание, и вдруг кивнул утвердительно ей, и нежно так замычал низким голосом. Она же ответила, кивнула ему тоже в ответ, а своей рукой с сумкой на локте то гладила его, то складки на его кителе разглаживала, а то осторожно невидимые соринки смахивала с него. А он, как телёнок большой, ласково, осмысленно кивал ей и мычал! И они смотрели друг другу в глаза! Только огромная любовь в их глазах говорила – во всем мире они друг друга нашли! И нет таких слов, и никогда их не будет, чтобы описать их необычную любовь. Нет! Но, я клянусь вам, всем сердцем клянусь, – когда они в любви смотрели друг другу в глаза, то у женщины голова не тряслась! У этой сумасшедшей влюблённой женщины не было тика – безумие покидало её!

А в магазине, на улицах? Да что там – везде! Все думали, что эти двое – инвалиды и нищие, неизлечимо больные, и этот контуженый парень, и эта молодая женщина, что не могли они ни работать, ни любить другого, и что не могут они быть счастливы! По людскому мнению, ни-ког-да! Они же из психдиспансера, больные и нищие. Один покупатель в магазине сказал всем: «Её в детстве машина сбила, ха-ха!» А другой пьяный пальцем показывал и хихикал презрительно, и передразнивал их.

А я ненавижу таких! Паяцы в чужой тени, суки, прятались вечно и насмехались украдкой над инвалидами, будто бы я их не видел, их насмешек над бедными. Будто не замечал, что дебильные рожи друг другу пьяные строили за спиною убогих. Но эти влюблённые всем бедам назло – так искренне, так нежно любили друг друга, что никто и ничто на свете их не разлучит. Ничто! Только вместе в могилу! Им реально друг без друга не жить! Ей-богу, друзья! Друг без друга помрут, вот и всё! И любят они как могут любить! Да, Солдат – этот сильно контуженый парень с потёртой медалью на груди, с праздничной георгиевской лентой в петлице и красными шнурками – и Она, молодая женщина. Да, инвалиды, живущие здесь, в глуши, на свою инвалидную пенсию. Но я их в этом магазине принимал в свой мир и по-человечески сочувствовал им. Пьяные в очереди пальцем показывали и говорили, что им неприятно смотреть на уродство или хихикали: «Хе-хе». А эти двое не понимали уродства своего и были счастливы! Эти двое просто жили вместе, для себя, для любви, и никому не мешали, и радовались, и любили, очень нежно любили друг друга. Вы, сколько хотите, можете смеяться и насмехаться над ними, а они были счастливы вместе – вот и всё, господа!

Женщина в очереди шепнула подруге: «Да-да, это её в школе машиной сбило – теперь вот больная на всю голову!» И подруга ответила: «Да, я знаю их: на нашей улице живут, они на почту работают. В квартире у себя конверты клеят для почты». Двое убогих влюблённых приспособились, и живут, и любят, среди людей существуют, копируют их, подчиняются инстинктам людским, заботятся друг о друге и помогают друг другу, ходят вместе по магазинам, живут и даже работают вместе – клеят конверты для вас и для почты. Рука об руку они, и только вместе и навсегда! Но в магазине пьяные покупатели скалили рты и смеялись над ними, а остальные взгляды отводили от инвалидов или просто молчали. И никто не верил, что они любят друг друга! Никто!

А они, эти убогие, всем бедам назло – очень крепко любили друг друга, счастливые, отвергая все насмешки и плохие мысли людей! И, Господи, это правда – пусть только любят! Любят они – Он и Она! И если сам Господь Бог их любит, убогих, то все – маленькие и высокие, толстые, больные или худые, белые или чёрные, неважно – пусть плодятся и любят! И не надо никого осуждать! Не надо!..

Поэт вскинул голову к небу, руки в стороны распростёр и громко, будто обращался ко всем на земле, прокричал: «К вам всем – что мне, ни в чем не знавшем меры, чужие и свои! Я обращаюсь с требованьем веры и с просьбой о любви. Любви!»

Глава 19

Испанка и Башня

Все молчали, шокированные рассказом. Горькие, страшные страницы жизни! И когда смысл дошёл до друзей, Башня замотал головой и сказал:

– После того, брат, что я услышал – надо выпить.

– Или у меня тоже сердце не выдержит! – добавил Режиссёр.

Режиссёр и Башня с широко раскрытыми глазами молча пили из своих бокалов вино. И каждый из них, потрясённый, представлял себе этих влюблённых, двоих инвалидов с их трудной любовью.

Поэт очнулся, сказал:

– Теперь ваша очередь, братья! Чего вы молчите? А? Ваша очередь грустной повести – давай же, говори о великой любви. Отровение за откровение! Здесь только свои!

И се, настал черёд друзей рассказать свою повесть любви. После Поэта нельзя говорить чушь, а только откровенное – исповедь. И мы начнём с Башни.

Миллиардер приехал с охраной, в шляпе и в расстегнутой красно-чёрной куртке «Harley-Davidson». Он давно уже снял шляпу и куртку, выпил вина, а сейчас от волнения закурил и поправил дорогие очки, немного подумал и вдруг начал рассказ:

– Месяц назад, да, был апрель, но, блин, вдруг в Москве пошёл снег, сильный такой снегопад. Такое редко бывает – тёплый, радостный день, а ночью хоп – и привет от зимы. Вы же были у меня дома, друзья, – самый престижный в Москве «Дом на Софийской набережной» с видом на Кремль и на Храм Спасителя. Я в квартире, а рядом со мной реально – самая прекрасная девчонка на свете! Вы просто не представляете, какая же она красивая! М-м-м! Мы лежали в постели и, утомлённые любовью, просто балдели. Я, как обычно после секса, курил, и мир за пределами моей кровати меня вообще не интересовал. Я не идеален, она не идеальна, но я взглянул на эту смуглую девку в постели мельком, и тут меня снова пронзило, знаете, это щемячье чувство, мне показалось – эта умница с характером самая красивая в мире до упомрачения. Ммм-м, бля-а-а, как я хочу её снова! И вот от таких страстных, восторженных девочек – голову сносит напрочь!

Я всегда спешил жить! Выше. И больше вперёд! Не оглядываясь, бизнес крутой, и всё у меня круто, и работы полно, было не до семьи. А девки, сотнями юных, крутились вокруг меня. Но эта девка была мне почти ровесница, и другой сказал бы – не самая красивая. Но именно в тот миг я понял, что влюблён в неё по уши, как пацан! Весь день меня реально трясло от неё, и в постели мою голову напрочь снесло. Верите – я реально с ней улетел. Какой дикий замес! И вся эта ночь от страсти и секса нас сводила с ума. Меня и её, я это видел! Мы оба жаждали секса, и мы его получили! Сполна! После секса, усталые, счастливые, мы отдыхали, лежали расслабленные, а были знакомы всего-то три дня. Нас познакомил её старший брат – крутой нефтяник и серьёзный пацан.

Я курил, а была ночь, и мы устало, нежно молчали после бурного секса. Недопитые чашки кофе, вино и её платье, золотые браслеты, модное бельё и цветы были хаотично рассыпаны на столе и на кресле, но сегодня мне это нравилось. Она встала с кровати, голая и босая подошла к застеклённому балкону и вдаль посмотрела. Ночная Москва вся светилась огнями! Кружил последний снегопад весны, в приоткрытое окно залетали снежинки. Стояла красивая смуглая девочка у чуть раскрытого окна и, видно, слегка озябла, голая, закуталась в штору. Смотрела на Москву-реку, как падал снег, и на огни вдоль набережной. А я видел её шикарную задницу и необыкновенно красивое лицо – хотелось схватить её, голую, и целовать, и её нос с еле заметной горбинкой, и губы, и сиськи, и чуть смуглую кожу на стройных ногах. Глаза – океаны! А волосы у неё такие, блин, пышные, тёмные локоны, и падали они такими волнами на голое тело – уххх, и я загляделся. И желал её снова и снова!

А все в Казани звали её только Испанка – любительница Ахматовой и Цветаевой. Я вспомнил, что раньше она не сходила с обложек журнала, а интернет был переполнен её фотографиями: в шикарном платье на кинофестивалях, в бикини на тёплых морях или на приёме у президентов. Конечно, журфак МГУ и её диплом с отличием – она работала по всему миру и на телевидении. Зарубежные репортажи и интервью со звёздами. Красивая женщина как дорогое вино! В телевизоре она мне очень нравилась! А теперь воочию я был счастлив как слон – она всего волновала меня, до каждого атома. Блин, а такое редко бывало со мной за многие годы. И секс был чума! Эхх! А как она стонала и улетала со мной! Я-то всегда любил красивый нуар, и я люблю адреналин, я люблю горы и ночь, но эта ночь спасала меня. Да, я люблю белый снег, свою яхту в море, высокие горы и волны, и солнце в снежных горах – всегда был одинокий волк! Ха-ха! Но, блин, эта девка – реально чума! Меня сводила с ума! Всё было как впервые. Влюбился, как дворовый пацан! Клянусь, парни! Братаны! У меня член на неё непрерывно стоял! Она до дрожи сводила с ума! Вот такая она, девка, Испанка!

– Я люблю тебя, – сказал ей шёпотом и с нажимом, любуясь её силуэтом в окне.

– Я знаю, милый, – не смотря на меня, она дёрнула озябшим плечиком.

– Хочешь, подарю тебе шубу? Какую ты хочешь? Один звонок – и привезут тебе шубу, даже ночью! Я хочу тебе что-нибудь подарить. Позволь мне сделать подарок тебе.

Но она молчала, взор её был устремлён вдаль на город в огнях. Она задумалась, затем произнесла:

– Снег идёт. А я не люблю зиму и снег.

– А я люблю. Обожаю горные лыжи в Швейцарских горах, адреналин, дофамин и скрип снега, шале. А-ха-ха! Ты что, никогда не каталась на лыжах в горах? А хочешь…

– Я обожаю весну и Париж! Я люблю тепло и аллеи цветущих каштанов. Когда аккордеон в мае тихо звучит на бульварах и в парке Тюильри, я вспоминаю любимое место на стульчике возле фонтана, солнышко, воздух и ароматы весны. М-м-м?

– Ха-ха, не вопрос! В мае полетели во Францию! Или хочешь – полетели загорать на моей яхте? У меня яхта на Красном море в Египете и личный самолёт. Скажи мне – куда ты хочешь, Испанка? Ха-ха! И мой самолёт…

Она вдруг лицо повернула ко мне:

– Беарриц! – вырвалось громко, а потом очень тихо: – Беарриц.

– Куда?

– Я хочу в Биарриц. Там прошли самые счастливые дни моей жизни, я хочу вернуться только туда. Только туда!.. Когда мой бывший опять собрался во Францию (занимался там бизнесом) и позвал меня, а мы только месяц, как познакомились, то я бросила всё: работу, родителей, телевидение. Я продала свою огромную квартиру в Казани, квартиру в центре Питера, все деньги перевела на карту и полетела на другой край света во Францию. Два месяца мы жили в Париже! Я ходила на все экскурсии, по всем музеям и галереям, сидела в кафе, а по утрам ела вкусный хрустящий багет с мягким сыром и запивала его капучино, заворожённая, гуляла по Монмартру и посылала ему фотки и смс-ки. А вечерами он катал меня по ночному Парижу, и мы ужинали в ресторанах. И я была счастлива! Я не замечала приставучих негров, проституток и мусор, потому что в Париже я была счастлива! А когда наступила жара, мы поехали на море в прекрасное, незабываемое место во Франции – в мой Биарриц. Удивительный город! Представь себе: бескрайнее море и сильный гольфстрим, яхты, солнце и устрицы, а вокруг – старинные замки, пальмы, горы, пляжи, цветы. Этот запах богатого, спокойного курорта и свежей рыбы, соли и пряностей – его не забыть. Нет, нет, вспомнила! Там океан! Да, океан. И шикарные, огромные волны на этой границе воды и земли, и смелые красивые сёрфингисты на волнах скользят. Мы жили в апартаментах на краю утёса, нависшего над океаном, и каждый вечер на огромной террасе мы пили вино, смотрели, как солнце садилось и купалось в океане, и видели сумасшедшие, необыкновенные краски заката. Касаться губами, кофейными чашками… И я потеряла голову, для меня – это рай! Иногда по ночам бушевала гроза, а утром снова светило солнце, и я была счастлива. Жила как в раю! Мне казалось, что так будет всегда, я срослась с этим городом, чувствовала каждую его улочку, любила крутые утёсы, океан и старый маяк, песчаные пляжи Шамбер-де́Амур, базары и магазины, а местные принимали меня за свою. И я научилась кататься на сёрфе… Мой дед был родом из Испании, революционер и бунтарь из страны басков, мама – наполовину испанка, наполовину русская, а отец – знаменитый татарин—нефтяник. Во мне испано-русская и татарская кровь! Я хорошо знаю испанский, английский, татарский и немного французский и даже китайский. И я, как селебрити, гордая, ходила по городу в тёмных очках, и со мной все здоровались, а местные парни оборачивались и подолгу смотрели мне вслед. А-ха-ха, а было жарко! Я надевала короткие юбки – с моими-то ногами и ростом – и они все сходили с ума по мне. А-ха-ха… Но в сентябре он бросил меня. И в Лондон уехал. (Секунд двадцать она молчала и вспоминала.)

– Что так? Разлюбил?

– Нет, испугался. До нашей встречи у меня была работа в группе журналистов в Китае и в южной части Европы.

– Что за история?

– Мы, журналисты, проверяли одну умную китайскую теорию. Если коротко, то в одной американской сверхбогатой стране пипл каждый месяц съедает на миллиарды долларов наркоты, что тащат из Мексики. И вот власти этой американской страны решили потеснить чужие наркокартели с рынка, самим поставлять наркоту в свою страну, а заодно и в Европу. Ведь то, что на военных самолётах они везут, никто не проверит. Подмяли под себя наркоту из Афганистана, Пакистана, Тайланда и et cetera19. Прибыли колоссальные – зачем такой выгодный бизнес отдавать кому-то? Баснословно и прибыльно! И часть пацанской прибыли от наркотрафика решили направить на «благородное» дело – развитие демократии в третьих странах! И получалось – двойное удовольствие. Следующий крупный рынок – Китай! И они хотели подмять под себя наркотрафик в Китай. Но в Китае узнали об этой теории и выдали задание смелым журналистам. Мы тянули жребий – мне выпала Южная Европа. И вот в разных точках земли мы, журналисты, легально скупали результаты анализов героина, кокаина, а затем сличили анализы и делали отчёт. А Китай по этому отчёту сделал международные выводы и перекрыл им каналы к себе.

– Ахренеть! А ты смелая девочка! Тема очень опасная.

– Ха-ха, да, смелая. Но когда мой любовник узнал, что я как журналист была именно в этой теме, то он испугался и резко в Лондон свалил, один, насовсем! Но я не осуждала его – пусть решает, что важней для него… Я осталась одна. Ещё долго жила в Беаррице, всё ждала его, но на звонки он не отвечал! И я поняла – он не вернётся. А тут полиция стала на меня странно засматриваться.

– Может, кто настучал?

– Собрала последние свои оставшиеся деньги и, беременная, вернулась рожать в Россию. Мне, конечно, по старой памяти, предложили работу: репортажи вести о погоде, о моде – обычная рутинная работа, а моё прежнее место было уже занято. И всё, что я могла позволить себе, – это купить небольшую квартиру в Москве. Но… если ты тоже испугался?

– А-ха-ха! Я не из пугливых! Ты мне нравишься, смелая девочка, такая, как есть.

– А я не жалею! Что было, то было! Нет, не жалею. Да, я была счастлива с ним! Очень. Но я хочу ещё детей… А Беарриц – это прекрасная родина предков и желание моего испанского дедушки вернуться туда, я читала его письма и дневники. И я хочу жить там и вернуться туда, где была счастлива. Я испанка по крови!

– Не бойся, Испанка – я не брошу тебя! А ты, и правда, как твой брат мне говорил, – отчаянно дерзкая девка! Я все проблемы твои решу.

– Да, дерзкая. Мне это нравится. А-ха-ха! Но во мне есть одна дурацкая черта – я слишком правдивая. Неделю назад мне в Китае предложили работу – лекции читать, и зарплата большая.

Она озябла у окна, её передёрнуло от холода.

– Накинь что-нибудь!

Она оглянулась, и первым на глаза ей попался мой пиджак, накинула его на себя, подвернула рукава, и стала совсем загадочной красавицей.

– Так хорошо? Голая в твоём пиджаке? А-ха-ха!

– Шикарно! На тебе всё стильно, Испанка.

– Я знаю.

– Хорошо – уговорила. Я продам дом-шале в Швейцарских горах, а ты продашь свою квартиру, и мы уедем с тобой в Беарриц. Это будет по-честному. И там, в Беаррице, я куплю себе самый лучший отель с видом на море и выучу испанский язык. Мы возьмём с собой твоего сына, будем там жить вместе, втроём, и, как ты любишь, – по выходным ходить в море на моей яхте, встречать закаты и бродить по старым маленьким улочкам города, ходить в рестораны, есть рыбу, работать и отдыхать. Я буду любить тебя каждую ночь, днём я буду работать, а весной будем ездить в твой любимый Париж. Мы поженимся, и ты мне родишь ещё пару-тройку любимых детей. (Я уговаривал её.) Всё будет у нас! Дом, дети и твой Биарриц. Я реально куплю отель в Биаррице, и мы купим ещё себе самый красивый дом на берегу Биаррица. И будет у нас огромная терраса с видом на океан!

– В Биаррице? На океан?

– Да! На океан! Выходи за меня замуж, правдивая Испанка, и ты родишь мне самых красивых и смелых детей: две дочки и сына. А в Москву я буду летать по бизнесу на своём самолёте и возвращаться обратно к тебе. А ты будешь заниматься детьми и гостиницей в Беаррице. Даю слово мужчины – всё будет так, как нравится мне и как мы вместе хотим! Скажи только, милая, да! Что ты этого хочешь! Продадим квартиры и уедем на океан, в Беарриц! Я… впервые делаю предложение руки и сердца!

– Я не хочу ничего продавать… Я не поеду в Беарриц.

(Она стояла в пиджаке, красивая, гордая, задумчиво смотрела в окно и качала головой.)

– Но почему, милая? Ты же любишь свой Беарриц! Я не понял тебя, Испанка! Почему ты не хочешь?

Она повернула голову ко мне, посмотрела мне прямо в глаза и тихо сказала:

– Потому что я не люблю тебя, милый.

Глава 20

Что мне делать с Весной?

Нельзя передать словами всю глубину печали впервые влюблённого! Башня медленно и отрешённо достал новую сигару и спички, дрожащей от волнения рукой чиркнул спичку и закурил дорогую сигару, его шека задёргалась, глаза прищурились от дыма. Задумчив, он был ещё в мыслях с Испанкой. Длинная спичка догорела, обожгла его пальцы и потухла, а он не заметил.

Мэри давно перестала есть мороженое и во все глаза смотрела на Башню. Вот Башня очнулся, взял себя в руки и посмотрел на друзей:

– Я много раз говорил девкам: «Я не люблю тебя! Не люблю! Просто секс!» А тут она – мне! (Башня растёр в пальцах и бросил пепел спички.) Правду! В лицо мне! Мда-а-а… Режиссёр? Режиссёр!

– Что тебе?

– Твоя очередь – рассказывай свою грустную повесть. Давай, начинай!

Но интеллигент и красавец Режиссёр долго думал и не отвечал. А все ждали его рассказ. Сколько он себя помнил (28 лет), он всегда был режиссёром. Учась в Академии искусств, в школе-студии и даже в школе он ставил на сцене спектакли и сочинял пьесы. Теперь Режиссёр был очень популярным, известным и самым молодым режиссёром в Европе, и он, любимец богемы, ставил такие потрясающие спектакли и оперы, чего до него никому и в голову не могло прийти. На его спектакли и представления был вечный аншлаг! Режиссёр купался в овациях модных журналов и молодых любовниц, известных красавиц. А этой зимой он написал пьесу по мотивам рассказа Поэта, и все признали её сверхинтересной. Публика в нетерпении ждала модную премьеру на сцене! Но Режиссёр решил сначала поставить новую пьесу на сцене старинного сибирского города, откуда он был родом и где давно не бывал, хотел обкатать её на провинциальной сцене и посмотреть на реакцию зрителей, снять шероховатости, оценить работу декораций и света. А затем уже ставить пьесу в Европе.