Последний шанс

Пролог.

Не счесть всех случаев, когда я прибегала к подобному способу избежать реальных проблем, но, как оказалось, я наивно надеялась, что это лучший из всех вариантов. Прежде всего, я думала, что благодаря письмам спасаю себя. Но убивала самыми откровенными мыслями на чистом листе бумаги, лишь бы не произносить их вслух. Вместо того, чтобы оглянуться вокруг и осознать ценность того, что я имела, я пряталась в своих воспоминаниях, ворошила то, что должна давно забыть. И отпустить.«Записи в дневник – это, конечно, удел сумасшедшего. Но, возможно, это и верный выбор, чтобы не сойти с ума. Я пример и тому, и другому.

Есть ли другой способ, с помощью которого, я могу быть откровенна и честна? Необходимость ли сейчас писать тебе, когда я знаю правду, когда вкус лжи теплится на языке и не дает сделать вдоха?

Одиночество – удел слабых. Я была ей. Слабой девочкой, пережившей ужас потери. Слаба и сегодня, чувствуя вкус обиды и боли. Был ли ты рядом на самом деле, или это плод моего воображения, созданная мной же иллюзия тепла и любви? Что прикажешь делать?

С любовью и ненавистью.Хотя ответ мне не нужен, я давно решила. Мне нужно, нет, необходимо попрощаться. Безумные люди часто возвращаются к своим любимым занятиям, и если я была безумна раньше – с меня довольно. Пришло время прекратить это, потому что я в глубоком отчаянии. И именно это поможет мне остаться на плаву. Поможет быть сильной.

Прощай.

Глава 1

Утро сегодняшнего дня выдалось особенно жарким. Студенты Московского международного института спешили к главному входу, а заходя внутрь, торопились в áулу – так называл актовый зал преподаватель конституционного права, с которым мне придётся сегодня попрощаться навсегда.

Дурацкая синяя шапочка давила на виски, пряча мои взмокшие от июльской духоты волосы. Плотная, не просвечивающаяся ткань накидки заставляла вспотеть ещё больше, но я продолжала стоять под беспощадно палящим солнцем, ожидая начала вручения дипломов. Видимо, я так настраивала себя на окончание одного жизненного пути, хотя знала наверняка, что вряд ли когда-нибудь судьба сведет меня с этим делом. Все, что как-то могло связывать меня с юриспруденцией – шуточки, брошенные в разговорах. Чтобы отвлечь себя, я включила фотоаппарат, предоставленный мне заранее куратором, и, прикрыв один глаз, сфокусировала его на распашные ворота, куда то и дело заходили, как под копирку, выпускающиеся студенты.

– Вот ты где! – раздался женский голос позади меня. Высокая деревянная дверь издала скрип, отворившись до самого конца, и я взглянула на рыжеволосую, говорившую со мной девушку, которая была безгранично счастлива и улыбалась во все зубы. – Скоро начнется вручение, а тебя ищут.

– Иду.

Мишель, дотошная зараза, не уходила, пока я с тяжелым вздохом не прошла следом за ней.

В áуле, казалось, людей было больше, чем вмещал в себя зал, но несмотря на эти неудобства, все выпускающиеся, преподаватели и даже наш всеми любимый охранник довольно смеялись, шутили и даже успевали всплакнуть. Мне не было дело до всех них. Я выпускалась с юриспруденции так и не найдя с кем-либо с потока общий язык. Кроме одной – прилипала Мишель Анищук, чья личность не отпускала меня ни на секунду, врываясь в мою жизнь словно вихрь.

Кто-то планировал устроить прощальный, веселый вечер после вручения дипломов. Мишель, конечно же, без сомнений согласилась, и со своим качеством гиперпродуктивности помогала в организации по такому случаю. Меня на этом вечере быть не могло: сегодня в ночь меня ждала смена в баре, после которой, вероятнее всего, мне придется будить соседку по комнате в общежитии, которая снова закроет дверь на верхний замок, не беспокоясь о том, как я попаду в общее место обители, если верхняя часть двери закрывалась только внутри.

Но отчасти, я была точно так же, как и все окружающие, счастлива окончанию учебы. Маленькая цель свершена, диплом защищен, и оставалось лишь получить корочку и плыть в моем собственном, нужном только мне направлении.

Фотографии выходивших на вручение я делала с максимальной отрешенностью. Моя фамилия была в самом конце, и трястись и беспокоиться, мне не приходилось как другим. Отчего-то, они все чувствовали волнение.

– Диплом об окончании юриспруденции вручается Анастасии Ям.

Я передала фотоаппарат рядом стоящему педагогу и, поправив съехавший на голове колпак, направилась на сцену. Ни дрожи, ни страха перед чем-то новым и неизвестным я не испытывала. Забрала корочку из рук ректора, постояла пару минут, натягивая улыбку на фотографиях, и удалилась со сцены.

Я привнесла большую пользу за эти несколько лет обучения, то и дело писала научные статьи и делала важные фотографии, из чего институт получал выгоду, но ни в одном из этих дел я не чувствовала своего призвания. И даже сейчас, получив долгожданный, заветный диплом – не чувствовала в груди никакого трепета.

Просто обыденное дело. Я получила диплом. И больше не студентка юриспруденции.

* * *

Метро переполняло людьми, галдеж со всех сторон сбивал с координации и я, ухватившись за перила эскалатора, поспешила прижаться к правой стороне, лишь бы не оказаться сбитой с ног пробегающими мимо. На секунду взглянув на часы, я поняла что опаздываю уже на пятнадцать минут. Впрочем, я не сильно беспокоилась на этот счет.

Встреча, на которую уговорила пойти меня Мишель заключалась в сотрудничестве с малым предприятием, чьи права, в случае чего, мы должны были защищать. Эта идея меня не впечатляла, но продвижение в жизни по специальности, когда выдалась возможность, я считала удачным случаем. И не могла себе позволить отказаться.

Но несмотря на свои убеждения, я нарочно проспала все будильники, пропустила пару вагонов на своей ветке, думая «а нужно ли это мне?» и, как бы это смешно не звучало, болтала с местным «аристократом» подземки – дядькой, который прозвался Бродячим Псом.

– Я живу так, как указывает мне мое сердце.

– И на что же оно тебе указывает? На существование в метро и попрошайничество на бутылку чего покрепче?

– Я свободный человек. А все, кто здесь – гонятся непонятно за чем. За призмой идеального будущего… А сами не замечают, как несчастны на самом деле. Вот мне чего надо-то для счастья? Звездного неба, когда тепло, да друга пушистого под боком.

В чем-то он все же был прав. Я подкинула ему монет за приятную беседу и запрыгнула в вагон отправлявшегося поезда со станции Полежаевской, от которой я жила в двадцати минутах ходьбы. До станции Рижской, где была назначена встреча, я добиралась с одной пересадкой с Китай-города, но звонки от Мишель начала получать еще раньше. Я нагло игнорировала их, до того момента, пока не начала подниматься по движущемуся эскалатору, который, как сказал Бродячий пес, должен был привести меня к призме идеального будущего. В эту призму, как выражался бездомный, я тоже не верила. Но идея с фотографиями, к которым у меня лежала душа, казалась еще более провальной.

– Неужели! – воскликнула Мишель по ту сторону трубки, – Скажи мне, дорогая Ана, на сколько была назначена встреча?

Я нажала на кнопку приема вызова, когда телефон разрывало в четвертый раз за последние пять минут. Звонила, конечно же, Мишель, и как бы я не была недовольна ее надоедливым присутствием в своей жизни, она была ее неотъемлемой частью, спасательный кругом моей лодки одиночества.

– На одиннадцать, – нерасторопно ответила я.

– Тогда какого черта ты ещё не здесь?

– Я свободный человек и не гонюсь непонятно за чем.

– Чего?

Я усмехнулась, непроизвольно закатив глаза.

– Скоро буду, Миша. Скажи Полине, что я уже спешу.

Я сбросила. Мишель – выпускница юридического института, а по совместительству моя бывшая одногруппница, которая непонятно как, но на протяжении всех четырех лет учебы была рядом со мной. С начала учебы я мало с кем имела общий язык и никогда не стремилась найти среди однокурсников себе друзей, но Миша искала способы, как завязать со мной разговор. К концу второго курса она уже была неотвязна от меня. Я всегда сравнивала её с комаром, назойливый писк которого ты слышишь у себя под ухом, но убить его никак не можешь. А он все сосет и сосет твою кровь, пока в конечном счете ты его не прихлопнешь. С Мишель такого не произошло, но это пока что. Мой чуйка подсказывала, что совсем скоро это могло случиться.

Вышла на улицу, и в лицо тут же ударил мощный поток ветра, раскидывая мои блондинистые волосы в разные стороны. А я даже не успела насладиться долгожданной погодой осени… Спрятала волосы под кофту, и покрепче затянула ремень на пальто, прежде чем отошла от дверей метро, а затем зашла в навигатор. Дорога должна была занять пару минут, это значило, что Мишель просто состроит недовольную гримасу после встречи, а не будет читать нравоучения с сопутствующими криками о том, насколько я вообще безнадежна.

Завернув за угол, я обнаружила маленькое кафе в минималистичной стиле и, перепроверив указанный адрес и место, зашла внутрь.

– А вот и Ана, – засияла Мишель, прикрывая за улыбкой свое недовольство мной. В который раз.

– Доброе утро, прошу прощения за опоздание, сегодня такое странное желание помогать бездомным.

– Она шутит.

Подруга отпустила нервный смешок, покосившись в мою сторону. В её взгляде серых глаз виднелся броский огонек, который она с удовольствием пустила бы прямо мне в лоб, будь у неё на то возможность.

Я надеялась, что в глубине души Мишель понимала, что я не заинтересована в данной работе так, как ей хотелось думать.

Я присела на выделенное для меня место и представилась Полине Викторовне, женщине с короткой стрижкой, в возрасте примерно сорока лет, чьи уши украшали громоздкие серьги, переливающиеся на свету от ламп.

– Что ж, – с наигранным пристрастием, я потерла ладони, – приступим.

Для Полины было важно защищать свое кафе в арендных отношениях. И на такую простую работу она не потрудилась поискать более квалифицированных специалистов, посчитав, что две девушки, только окончившие университет, вполне справятся с такими задачами, как переговоры с арендодателем, решение вопросов касательно помещения, разбор бумаг, относящихся к оплатам.

Ну и самое главное: нам можно было платить в разы меньше.

Полина не долго сомневалась. Мне думалось, она заранее была готова подписать с нами договор, но нужно было провести встречу для каких-то само-собой-придуманных «галочек». Но она все же поставила свою подпись на распечатанном документе и слегка неловко улыбнулась нам.

– В ближайшие дни мы бы хотели встретиться на месте, где планируется открытие кафе. – сказала я, привстав со своего места. То же самое сделала и Полина, а за ней Мишель.

– И было бы прекрасно назначить встречу с арендодателем. Будем знакомы с ним в лицо. – подхватила Мишель.

– Разумеется.

Мы распрощались с Полиной Викторовной, после чего она – покинула кафе, а мы с Мишель присели на прежние места.

– Я переживала, что она откажется. – выдохнула Мишель.

Мишель была лучшей в потоке выпускников. Не самая роскошная работа для нее, но все же работа.

– Как она вышла на тебя? И почему мы работаем в паре?

– По теории рукопожатий. – отмахнулась она. – А вместе мы, потому что дополняем друг друга. Без тебя я бы не подписала этот договор, а вместе мы получим опыт в работе.

– В таком случае, ты на пол шага ближе к крупным сделкам. Поздравляю.

– Мы, – поправила подруга, – мы на пол шага ближе.

– Да, – отвернулась я в сторону, – конечно же.

Расплатившись за допитый кофе, мы с Мишель возвращались к станции метро, откуда полчаса назад я спешила на встречу.

– Какие планы на вечер? – остановившись у входа в подземку, поинтересовалась подруга.

– Сегодня выставка.

– Все еще тешишься надеждами?

– В теории вероятности, я уже должна была там появиться.

– В теории вероятности, Ана, это дело совсем не практично.

– Заключать сделку в арендных отношениях с кафе Полины более практично в деле юриста?

Парировала я аргумент Мишель. Она было открыла рот, чтобы возразить, но у неё не нашлось подходящих слов. Вместо этого она нервно смахнула прядь выбившихся волос из пучка, надув губы.

– Просто на твоем месте я перестала бы грезить мечтой о невероятном и посмотрела бы правде в глаза. Фотографом выгоднее быть на заказ, чем в публикациях.

Я протяжно затянула в легкие воздуха. Я ждала публикации в выставочном зале несколько месяцев. А до этого, ещё в университете, подавала заявки на различные конкурсы от издательства этого зала. Ни один я, конечно же, не выиграла, но отправить свои работы на публикацию в зал было проще, нежели занять победное место в соревновании. Хотя, оказаться на стенах выставочного зала было точно таким же соревнованием. В котором я точно так же была безуспешна.

– Это не то, чего я бы действительно хотела. И ты это знаешь.

На этом я закончила разговор с Мишель, развернувшись в сторону метро. Она же направилась на автобусную остановку.

Ветер в разы усилился, и, по дороге домой, мне приходилось утыкаться носом в воротник верхней одежды. Я безумно любила осень, но порывистый ветер – ненавидела.

Однокомнатная квартира, в которую я спешно забежала и с силой захлопнула входную дверь, встретила меня холодом и темнотой. Светлые жалюзи едва прикрывали солнечный свет, но пасмурная погода усугубила положение, и оттого в квартире стоял мрак. Я включила свет, разуваясь на ходу.

Ноутбук, стоявший на барном столе, что разделял кухню с общим залом, остался включенным с моего ухода, и я тут же полезла проверять почту. Вдруг пришло сообщение от выставочного зала?

Но увы, никаких писем мне не приходило.

Этот зал был одним из немногих, куда я могла пробиться со своими желаниями. Мои работы могли разглядывать, оценивать, находить в них свой собственный смысл, восторгаться и заблуждаться. Я представляла в голове картину, как мои работы успешно публикуются, продаются и обсуждаются. Обсуждаются.... на страницах Орбипа, конечно же.

Ещё одно мое безутешное желание. Издательство «Орбпип», так сильно охватившее популярность за последние несколько лет, славилось громкими заголовками, интересными подробностями и точной правдой. У них даже был слоган, личное кредо: «Обязуемся быть честными с народом, и говорить правду во имя правды». Это издательство охватывало множество блоков, в которых обсуждались те или иные события, но художественный блок, что касался артистов, писателей, поэтов, художников, музыкантов, в общем-то, всех из индустрии искусства, трогал меня куда сильнее. Чем ещё больше всего славился Орбпип? Тем, что их интересовали новые имена. И попади мое имя на строчки художественного блока – я на десять шагов ближе к исполнению цели.

На десять шагов ближе к исполнению обещания, данного мной в прошлом.

Время пролетело незаметно, и часы показывали шесть часов вечера. Я успела перекусить, переодеться и поговорить с Мишель по телефону. К слову о Мишель, она навязалась пойти на выставку со мной. Я не стала возражать.

Дорога до выставочного зала заняла не много времени. Я стояла у входа, переступая с ноги на ногу в ожидании Мишель, которая умоляла подождать её на улице. Погода поутихла, ветра практически не было, лишь изредка поддувало в спину.

– Ты опоздала. На тебя совсем не похоже. – приметив впереди приближающуюся подругу, крикнула я.

– Знаю! – отвечала она. – Автобусы забиты, метро, кстати, тоже. Я удивлена, как ты успела вовремя.

– Чудо, не иначе. – пожала я плечами. На моей станции народу было не так уж много.

Мишель встрепенулась, демонстративно покрутившись вокруг себя.

– Как тебе наряд?

Синее шелковое платье, длиной выше колен, точно прилегало по фигуре, очерчивая осиную талию подруги, и открывало шикарный вид на грудь. Этот цвет отлично подходил к её светло-рыжим волосам, подчеркивая вытянутый подбородок, выделяя большие серые глаза.

– Очень красиво. – нетерпеливо ответила я. – Пойдем уже.

Я подхватила её за руку, пока она не начала расхваливать мой внешний вид. Платья я надевала достаточно часто, но Мишель видела меня в них редко. Оттого постоянно читала нотации, причитая как же подходили мне женственные образы, от которых я отказывалась в повседневной жизни. Сегодня я утешила её прежние рассуждения, явившись на выставку в черном коротком платье. Моя спина была в нем открыта, а рукава шли вплоть до окончания пальцев.

Пройдя парадный хол, где я и Мишель оставили верхнюю одежду, мы прошли в главный зал, где помещение сплошь было усыпано работами талантливых людей.

Продолговатая форма зала напоминала больше извилистый коридор, вдоль которого по обеим сторонам в белых рамках висели фотографии. Они освещались белыми лампами, а под каждой из работ висела табличка с именем фотографа, что подсвечивалась белым, приглушенным светодиодом. Сегодня было много народу, и это слегка смутило меня.

– Я и не представляла как здесь красиво.

Мишель любопытно разглядывала все, что было перед её носом. Прежде ей не выдавалось выбраться со мной сюда, или же она просто не хотела. Второй вариант больше похож на правду.

Я прошла вперед, всматриваясь в работы с разных сторон и оставляя завороженную подругу позади. Не забывала вглядываться в имена, чтобы в дальнейшем просмотреть их профили в социальных сетях, и узнать чем они занимались в жизни, что сделали из того, что не сделала я, чтобы оказаться на этом месте.

Неспешно, оценивая каждую из работ вместе с Мишель, мы дошли до самого конца, и я так и не обнаружила своей работы. Снова подступало разочарование, и я могла поклясться, что готова была сдаться в этот же момент. Если бы мой взгляд не пал на вывеску с расписанием выставочного зала на следующую неделю: «работы современных авторов», а ниже, маленьким шрифтом, все имена под определенной нумерацией. Номер 7: Анастасия Ям.

Номер 7… Практически в самом начале зала, с большей проходимостью и вовлеченностью инвесторов, журналистов, ценящих искусство, богатых и бедных. Это был мой личный выигрыш!

– Миша, смотри.

Я ткнула пальцем в свое написанное имя. И не смогла сдержать детской, радостной улыбки.

– Ой, это ты! – выдала глупо она. – Вот это да, Ана! Поздравляю!

Она обняла меня, не давая и слова в ответ сказать. И я обняла её в ответ.

– Дважды ой! – взбудоражено прошептала Миша, – ты ни за что не поверишь кто здесь.

Я отстранилась от подруги, произнеся:

– Не томи же.

Она наблюдала за кем-то позади меня, и выследив куда именно она смотрела, я стремительно повернулась в поисках этого человека. А как только я обнаружила кого именно высматривала Мишель, моему удивлению не было предела.

В этот день присутствующих людей было достаточно на такой малый зал, но сквозь небольшую толпу я все же разглядела того, кто мог протянуть мне билет в счастливую жизнь. Он двигался медленно и уверенно вдоль работ, окидывая каждую сверху донизу своим оценивающим взглядом, сосредоточенно хмурил брови в своих собственных размышлениях, пока я замерла, не в силах моргнуть хоть раз. Твердой походкой к нам приближался никто иной, как Дмитрий Лемин – руководитель художественного блока, критик и журналист издательства Орбпипа!

Я приложила ладонь ко рту в изумлении. Его высокий рост гармонировал на фоне подтянутого тела, а широкую спину подчеркивала прямая осанка. Зеленые глаза поблескивали в отражении ламп, каштановые волосы лежали в беспорядке, что придавало ему особенной притягательности в сочетании с черным костюмом. От него за метр веяло мужественностью и стойкостью. Лемин в разы был привлекательнее в живую, чем на фотографиях, и это полностью меня обездвижило.

– Он как с обложки Плейбоя, – восхищенно вздохнула Миша. И я не могла с ней не согласиться.

А ещё не могла не признать, что его нахождение на следующей выставке сыграло бы мне на руку.

– Нужно его заинтересовать.

– Урвать билет в Диснейлэнд и прокатиться на строчках его статьи. – подхватив мою мысль, тихо произнесла подруга.

– Да, Мишель! Именно.

– Так ступай к нему.

– Ты в своем уме? – я посмотрела на Мишу так, словно она сморозила самую большую глупость. – Я точно ляпну какое-нибудь недоразумение. Как сегодня при Полине.

– Перестань сомневаться. Дерзай давай, сладкая!

– Ну почему ты постоянно подталкиваешь меня к важным решениям, а не потакаешь моим идеям?

– Потому что ты можешь больше, чем ду…

Я сделала шаг вперед, прежде чем Мишель продолжила. Выслушивать ободряющие наставления я не горела желанием, а потому, тягостно ступала в сторону Лемина, и как только я осознала что вообще делаю, почувствовала как сердце забилось чаще. Щеки залились кровью, я ощущала жар подступающий к лицу, и знала наверняка, что моего волнения совершенно не видно.

Шаг – и два резких удара в грудь, ещё шаг – и ударов стало в пять раз больше. И так продолжалось до того момента, пока я не встала перед Дмитрием совсем близко.

Он уставился на работу по левой стороне, продолжая шаг и, если бы я не коснулась рукой его груди, врезался бы прямо в меня. Его пронзительный взгляд устремился на меня, и я задержала дыхание. Точеные скулы Лемина были ярко выражены за счет ослепительного освещения, а тонкие губы сомкнулись в легкой ухмылке, когда он обратил свое внимание на мою руку, что до сих пор касалась его. Я тут же отбросила руку, продолжая молчать. Казалось, из легких выкачали весь воздух, ведь я не могла сделать и единого вдоха от страха.

– Итак?

Вполголоса произнес он, и его хриплый тембр вызвал во мне неутолимую дрожь. Лемин внимательно наблюдал за моими эмоциями, пока я бегала взглядом по его лицу, в попытках начать хотя бы дышать. И о каких же ляпнутых недоразумениях я твердила Мишель, если даже и слова сказать Дмитрию не могла?

– Мы знакомы? – в очередной раз задал он вопрос.

По выражению его лица, Лемина определенно забавляла вся эта ситуация. Меня же наоборот, вгоняла в краску. Понятия не имела как продолжить разговор.

– Простите, – спустила я что-то похожее на смешок, – нет, мы не знакомы. Я Анастасия. Коротко Ана.

Я резко протянула вперед руку. Он удивленно вскинул брови, ухмыляясь. Мой взгляд строго направлялся на него, но в душе я уже успела закатить глаза от его реакции. Да-да, уважаемый и почитаемый Дмитрий Лемин, вот такая я ненормальная!

– Дмитрий. – отвечал он, пожав мою руку.

– Часто появляетесь на выставке?

– Смотря с какой целью вы интересуетесь.

Оказавшись смущенной, я отвела взгляд в сторону. Я произнесла то, что первое пришло в голову, не успев обдумать сказанное:

– Моя подруга заинтересовалась вами.

Несколько секунд стояло молчание. А затем я услышала тихую усмешку со стороны Лемина, и поспешила взглянуть на него.

– Ничего глупее не слышал.

Я похлопала ресницами. Равнодушие с его стороны было вполне логичным, но отчего-то, во мне разгоралось недовольство. Я кинула быстрый взгляд на Мишель позади меня, которая тут же подскочила на месте, уставившись в фотографию перед собой и сделала увлеченный вид. Не знаю что казалось большим позором в данный момент: ужасно неправдоподобная сценка Мишель или же безучастный в разговоре Лемин.

Клянусь, я показалась ему полной дурой.

– Глупее сказанного могу быть только я сама. – с долей иронии ответила я.

– Почему же?

Я потерла себя по лбу, перебирая варианты, которые могла ему озвучить. «С твоей помощью я стану известна», «Ты мой счастливый билет», «Возьми визиточку, пока не поздно, ведь совсем скоро я буду известным фотографом».

– Это не так важно. – произнесла я, еще больше становясь дурой в его глазах. – Хорошего вечера.

Я кивнула на прощание, пытаясь поскорее скрыться от своего позора, но рука Лемина, что удержала меня под локоть, заставила застыть на одном месте.

– Веришь в случайности?

Я удивленно нахмурила брови. Что за странный вопрос вылетел с его уст?

– Случайности? – повторила я – Нет. Я верю в судьбу.

– В судьбу? – его внимательный, изучающий взгляд прошелся по мне вдоль и поперек, что несомненно смутило меня. Губы растянулись в приятной улыбке. Да он был не просто красив… Он завораживал своей невозмутимостью и взглядом.

Но все это в нем казалось мне привлекательной оберткой от конфетки, которая сплошь могла прогнить внутри. И я судила несправедливо, ведь у Дмитрия Лемина была безупречная репутация.

– Мне правда пора.

– Доброй ночи, Ана.

Спешной походкой я направилась в сторону Мишель. Она так же продолжала делать вид, что заинтересована фотографией перед собой, пока я не подошла слишком близко.

– Почему он смотрел на меня? – взволнованно шептала она.

– Пойдем. Здесь нам больше делать нечего.

Мы незаметно проскочили мимо Дмитрия, который завел разговор с кем-то из присутствующих, и вышли из здания. Попутно по дороге до метро, где мы должны были сесть в разные вагоны, я рассказала о диалоге с Леминым.

– Он в самом деле спросил что значит для тебя случайности?

Ее изумленный тон мне совсем не нравился, но она продолжала восхищаться Леминым все десять минут, что мы шли.

– Да, Мишель. А ещё он явно усмехался надо мной.

– А ты ответила что-то про судьбу.

Продолжала она. Я закатила глаза, молча следуя к метро. Пусть восхищается, пока может. Ведь в конечном счете, я провалила задумку заинтересовать Лемина. Мой путь не в Диснейленд, а вниз по эскалатору.

Подальше от своего светлого будущего.

– Он будет на следующей выставке. И ты обязана показать себя на высшем уровне!

– С чего ты взяла, что он будет на следующей выставке?

– С того, что ты то точно в его вкусе. И он узнал твое имя.

– Как примитивно.

– Я готова с тобой поспорить, что он там будет. На горячий раф с малиной.

Я подумала, прежде чем ответить.

– Если он будет на следующей выставке я пересмотрю с тобой Отчаянных Домохозяек.

– Вот это конечно равносильные ставки! Ты проиграешь, сладкая. Будь в этом уверена.

На этом мы и распрощались. А как только я вернулась домой, вся моя маска спокойствия и равнодушия к внешнему миру спала. Скинув обувь, не раздеваясь, я села за барный стол, где стоял ноутбук. Открытая почта сама притянула меня к давно помеченному профилю «Избранное»…

«Здравствуй.

Сегодня я с хорошими новостями.

Я и Мишель заключили договор о защите прав кафе. Моя первая работа, после окончания университета. Мишель все пытается внести в мою жизнь что-то реальное, что-то настоящее, но как можно было понять, я уже давно не живу по-настоящему.

Есть ещё одна новость. Пройдя через долгое ожидание и надежду, я все же публикуюсь на выставке со своей работой на следующей неделе. Рада ли я этому? Безусловно. Я знала, что это не пустая трата времени, и рано или поздно, я добьюсь своего.

Подсознательно я убеждена что мои сообщения все же доходят до тебя. Но прежде чем я вновь предамся тоске, есть ещё кое-что, что я бы хотела сказать…

Лемин. Как-то раньше я уже писала о нем. Ты знаешь, он лучший в своем деле, и его мнению верят сотни, если не тысячи людей. У меня была возможность показать себя сегодня, и я успешно провалила её. Но надежда все же есть: Мишель убеждена, что он будет на следующей выставке. Если это так, у меня все же есть шанс получить счастливый билет. И я сделаю все для того, чтобы добиться своего. Думаю, ты бы гордился мной. Словно я сейчас вновь не создала иллюзию твоего присутствия в своей жизни, чтобы держаться на плаву.

Ну все, довольно этого. Я безусловно счастлива, имея твою почту, и большего я не прошу. Но пора прощаться.

До новых событий в моей жизни,

Папа.»

Глава 2

Тихая ночь. За открытым настежь окном маленькой, заваленной хламом комнаты едва было слышно проезжающие машины. На односпальной старой кровати, стоящей под окном, лежала светловолосая девочка, смотрела в потолок, в отражающийся свет уличных фонарей на нем, перебирала пальцами в сложенных ладонях в замок. Часто лежа так, не в силах сомкнуть глаз и спокойно уснуть, борясь с бессонницей и неконтролируемым потоком мыслей, она вспоминала о том, как в этой холодной и, довольно долгое время, мрачной комнате когда-то раньше царил смех, радость и веселье. Несвязная вереница воспоминаний уносила ее далеко от реальности, и она думала то об одном, то о другом. И не было этому ни начала, ни конца.

Единственное делало ее капельку счастливей. Она больше не могла плакать. Несколько лет беспрерывных, тихих всхлипов в подушку по ночам, терзаний и бесконечных вопросов «почему?» оставались позади. Но тоска совершенно никуда не уходила, и сила этой тоски была такой сильной, что еще совсем незрелая, тринадцатилетняя Настя не справлялась с ней.

Мысли девочки вдруг привели ее к одному свежему воспоминанию. Убираясь на днях в зале, где обычно спала ее безучастная в жизни девочки мама, она перебирала свои старые рисунки. Какие-то казались ей глупыми и странными, и без всяких сомнений, она сминала их и выбрасывала в мусорку, какие-то, которые считала прекрасными, складывала в папку. Перекладывая листы один за одним, она наткнулась на странную бумагу. На ней не было вычурных рисунков, ярких красок, только маленький печатный шрифт. Английскими буквами выводилось имя ее отца.

Она не сразу догадалась, что означали сочетания букв и непонятных ей знаков на одной строке. Это была его электронная почта. Анастасия ухватилась за эту зацепку, как за нечто живое и более реальное, чем все происходящее вокруг нее. Старый компьютер, оставшийся наследством после смерти отца, девочка включала редко. Рисунки больше не имели важности, ведь почта отца была ее спасением и утешением, и каждый Божий день, утром, после уроков, поздно вечером или ночью, она углублялась в написание целых историй, происходящих с ней за то время, что отца не было рядом. Прилив сил ударял с неожиданностью, и все свое время она посвящала почте того, кто был так далек от нее. И это было ее единственным спасением.

Но так она лишь думала.

* * *

Торговый центр был полон людей в выходной день. Я проходила витрины с одеждой одну за другой, выискивая платье подешевле. Мишель плелась за мной сзади, едва дотрагиваясь ногами до пола: от этого я совсем не слышала её шагов и часто оборачивалась посмотреть, идет ли вообще она за мной.

Черное платье с красивыми манжетами, украшенными стразами, привлекло мое внимание, я покрутила его в разные стороны, высматривая ценник. А как только нашла его, откинула обратно и, громко вздохнув, направилась дальше.

Неделя после выставки пролетела незаметно. Мы встретились с арендодателем кафе Тихоновой. Мужчина среднего возраста, довольно высокий, улыбчивый и с густой бородой, за которой практически не видно его губ. Он сам предложил нам с Мишель прочесть все договора, прочитанные Полиной заранее, и в них не было никаких намеков на какие-нибудь тайные деяния. Я оставалась хладнокровной. Даже если что-то пойдет не так – мы сможем с этим разобраться.

Однако, помимо встречи, Мишель пришли документы на обработку от самой Полины. И её раздосадованные возгласы по телефону я едва могла выдерживать.

– Ты даже не представляешь какая у неё неразбериха. – жаловалась Миша по телефону. – А это я ещё не притрагивалась к бухгалтерии.

– Кафе ещё не открыто, а уже все так плохо? – усмехалась я. – Ты запрашивала разрешение? У Полины вроде как есть свой бухгалтер.

– Головная боль, а не бухгалтер. – возражала она тогда. – Молю, сладкая, приезжай! Я не выдержу этого абсурда одна.

Подумав с минуту, я положила макароны обратно на полку, взятые до звонка Миши, и последовала к выходу из супермаркета.

– Выезжаю, драма-квин.

Но как только я оказалась за порогом её квартиры – оказалось никакой волокиты и в помине не было. Мишель драматизировала, и разобралась со всем и без моей помощи, а ее звонок был обычным привлечением моего внимания. Есть в Мишель одна особенность: она может болтать без умолку битый час, и никто не в силах остановить её поток речи. Иногда, даже мне это не по силам. Я слушала все, что было у неё на уме – об имени её будущего ребенка, что она никогда бы не променяла свою драгоценную фамилию на фамилию мужа, о планах быть лучшим юристом из лучших. Это было лишь малой частью её рассуждений, пока я не уснула, опираясь локтями на её двуспальную кровать сидя на полу.

Возвращаясь мыслями к реальности, я пробежалась взглядом по вещам в масс-маркете, и вдруг заметила консультанта, молодого парнишку, что мельтешил туда-сюда, преследуя нас. Он намотал не меньше пяти кругов в попытках подойти к нам, и ещё один – мы бы угодили в ловушку дьявола. Я резко притормозила, разворачиваясь на горе-работника, и застала его врасплох.

– Вам что-нибудь подсказать? – растеряно поинтересовался он.

– Где стенд с распродажами?

– Чуть дальше. По правую сторону.

Он указал рукой куда нам идти. Я коротко кивнула вместо благодарности, ступая дальше, уже без назойливого комара. Вот бы так получалось избавляться и от Мишель.

К слову, о Мишель. Сегодня она была на странность молчалива и досаждала лишь своим внешним присутствием. С момента как мы зашли в торговый центр, Миша обронила пару слов, в остальное время она ходила за мной хвостиком, уставившись в свой телефон. Меня это немного настораживало.

Стенд с распродажей был найден, и я уже продвигала вешалки вперед в поисках подходящего наряда и не отводила внимательного взгляда от подруги. Попутно оглядывая вещи, я бросала на нее мимолетные взгляды, но никакой реакции от Миши я не получала. В какой-то момент я не сдержалась, хлопнула ладонями по бедрам и произнесла:

– Что с тобой сегодня такое?

– М?

Мишель непонимающе подняла на меня свои большие глаза. Похлопала ресницами, как невинное дите.

– Что там такого важного?

Я кивнула на гаджет в её руках. Как только её внимание вновь вернулось ко мне, я перестала отвлекаться и просматривала вещи детальнее.

Телефон Мишель полетел прямиком в её сумку. Подойдя к стенду с другой стороны, она задумчиво стала перебирать вешалки напротив меня.

– Ты будешь смеяться. Или же скажешь, что я глупая.

– Ну что?

Она вздохнула.

– Искала будет ли кто-то из Орбпипа на выставке.

– Конкретно Лемина ты имела ввиду?

– Конкретно – да.

– Оставь эти бесполезные попытки. – рассмеялась я. – В самом деле, неужели ты ему личное приглашение напишешь, лишь бы выиграть спор?

– Если очень захочу, именно так и сделаю! – дернув все вешалки разом в одну сторону, торжественно произнесла она. – Азарт пришел во время игры, и меня уже ничем не остановить.

Я достала зеленое короткое платье из кучки.

– Звучит устрашающе. – совсем не испугавшись, я подначивала тот самый азарт, о котором говорила Мишель.

– Ну коне-е-ечно. – наигранно, растянув слова, ответила мне подруга.

Ее идей насчет Лемина я не разделяла. Чем наш с Дмитрием разговор мог быть запоминающимся, если я ляпнула какой-то несвязный бред, назвала свое имя и ответила на его вопрос про «случайности» первое что пришло на ум? Мишель считала нашу взаимосвязь особенной. Я же – бессмыслицей.

Я покрутила платье, вытесненное из набора других, и пробежалась по нему взглядом. Треугольный вырез на груди, длинные рукава с перьевыми манжетами, прямой шов от талии. Мишель перехватила ценник раньше, чем я успела опомниться и одобрительно кивнула.

– Храни Господь распродажи.

После этих слов я направилась прямиком в примерочную, где накинула платье поверх своей тонкой туники. Радости в шоппинге я никогда не видела, и даже считала это глупостью, а потому максимально экономила время на выборе вещей.

Покрутившись вокруг себя, я оценивала наряд. В области груди платье сидело хорошо, через плотную ткань, выглядевшей слегка дешево, поглядывали очертания джинс – оно тесно прилегало к телу. Но в остальном, вещь была хороша собой. Быстро сняла с себя платье, так же быстро его оплатила и вышла из магазина, пока Мишель не присмотрела себе десять похожих кофточек, которые обязательно нужно померить. Все.

До моей квартиры с Мишель мы добирались вместе. В этот раз она сама проявила инициативу пойти на выставку и позаботилась о сборах заранее, решив что поедет в выставочный зал от меня.

– Сколько сейчас?

Мишель вытянула руку вперед, поглядывая на свои наручные часы.

– Четыре часа до выставки, если ты об этом.

Я кивнула.

Глупо было бы не признать свое ужасное волнение. Но если припомнить сколько времени ушло на то, чтобы моя работа оказалась замеченной – оно, это волнение, вполне оправдано. И я совсем не предполагала какую именно фотографию выбрали из всех отправленных мной.

Но главной вишенкой на торте всего моего сладкого беспокойства была бессонница, настигнувшая меня в самый не подходящий момент. Беспокойные мысли то и дело крутились в моей голове, а сердце отбивало свой собственный ритм, как обычно бывало перед важными событиями. Проснулась я не утром, от заведенного будильника, а ближе к обеду, с десятого пропущенного от Мишель – именно ей удалось поднять меня на ноги в этот день.

Добирались до дома мы на такси. Такую роскошь я позволяла себе крайне редко, что не скажешь о подруге, но как только мы оказались у меня – я спохватилась за сборы, пока Миша приняла роль повара на моей кухне. Моей благодарности не было границ: готовить я совсем не любила.

Легкий душ освежил голову. Натянув новое платье на голое тело, я достала из шкафчика в шкафу пару сережек. Я стояла у зеркала, вдевая одну из них в ухо, когда Мишель плеснула воды в почти готовое блюдо, и запах растянулся по всей квартире. Живот моментально заурчал, я застонала от голода и поспешила к плите.

Не дождавшись пока паста до конца впитает в себя соус, я схватила вилку из верхнего ящика и наложила себе небольшую порцию в тарелку. Мишель добродушно рассмеялась, медленно потянувшись у плиты.

– Боже, это очень вкусно. – уплетая без остановки, бормотала я у кухонного гарнитура. – Спасибо.

Быстрая трапеза закончилась. Я поспешила довершить свой образ, в это время Мишель намывала посуду.

Проделав несколько шагов назад, я полностью оглядела себя в зеркало. Встала на носочки, положив руки на пояс, и слегка покрутилась из стороны в сторону. Мое телосложение не было подтянутым, скорее наоборот, худощавым, но платье сидело идеально, подчеркивая мои формы. Мишель, заметив мое занятие, пролепетала «какая ты красивая!» и захлопала в ладоши. Я смутилась, но виду не подала.

– Кое-кто точно будет в восторге. – играя бровями, пропела подруга.

– Ни слова о Лемине. – поспешила поправить я. – Я не для него прихорашиваюсь, и точно не ради него иду на выставку.

– Ну конечно.

Я врала лишь наполовину. Не исключено, что мы могли пересечься с ним на выставке снова, как в прошлые выходные, но выглядеть особенной мне хотелось и потому что это первая опубликованная работа моего авторства. К тому же, будь Лемин в выставочном зале мне больше не нужно было краснеть и говорить невнятный бред. Теперь у меня имелся козырь в рукаве, мой заслуженный седьмой номер. И это не могло не радовать.

– Вселенная, если ты слышишь, пусть эта выставка будет значимой в моей жизни. – я прикусила губу, скрещивая пальцы, как в детстве перед экзаменом.

– Так и будет.

– Надеюсь ты это говоришь без очередных намеков. – опустив руки, говорила я. – Больше я не выдержу.

– Без всяких, – она подняла руки вверх. – но у нас спор. И если Лемин все же будет там, значит я победила и ты уже не отвертишься от уговора.

– Знаешь Мишель, – сумка с прикроватной тумбочки оказалась в моих руках. – твоя болтовня так утомляет.

– Если бы не я – ты бы уже давно была в депрессии.

Она весело дотронулась до моего носа пальцем, а затем, пританцовывая, прошла ко входу. Я задумчиво сжала губы.

– Депрессия кажется не таким уж плохим вариантом.

Мы вышли из дома довольно быстро. Погода на улице менялась в считанные секунды, и ветер, чуть ли не сносящий все вокруг, сейчас легонько поддувал в затылок, в то время как дождь, идущий стеной перед нашим с Мишель выходом, напоминал о себе только огромными лужами.

В отличии от меня, Миша не любила метро, хотя в автобусах порой было теснее, чем в подземке. Она спихивала это на страх замкнутого пространства, и когда спускалась глубоко вниз, чувствовала нарастающую панику, что перевешивала любой аргумент. Но сейчас, не смотря на свой страх, она с опаской и некой тревожностью, переступила через себя и спустилась. Не знаю точно, ради меня ли, или ради чего-то другого, но я невольно словила себя на мысли, что это значимо.

– Между прочим на одной из станции иногда появляется удивительная личность. Он прозвал себя Бродячим Псом. Он философ.

– Бродячий пес… – задумчиво повторила Мишель, присаживаясь на свободное место в вагоне. Как только поезд двинулся, подруга нервно дернулась, не придавая этому значения. – Надо же! Я столько упускаю.

Я ничего не ответила. Лишь рассмеялась с ее слов и только.

Проделав недолгий путь от станции метро до здания Крауз-холла, мы оказались у входа и я остановилась.

Томительное предвкушение, в котором я пребывала весь долгий день оставался позади и за дверями находилось то, чего я желала больше всего на свете.

Однажды, я услышала фразу. Единственное, через что человек может оставить след на этой Земле – это искусство. И я полностью с ним согласна. Я делала все, для того чтобы достичь своей цели, подавала заявки во многие издательства, писала письма и ждала ответа. Активно вела социальные сети, публиковала различные работы. В институте зарекомендовала себя, как талантливого фотографа, и хоть там, в учебном учреждении, это не играло особой роли, я все равно выкладывалась в этом на все сто, что было важно лишь для меня. Я должна была показать свой уровень, должна была доказать всем и самой себе в том числе, что я стою намного большего. И в частности, я хотела оставить след в память об отце.

Он бы этим безусловно гордился.

Он бы гордился тем, чего я могла достичь.

Прямо сейчас, я достигну этого. Достигну того, о чем думала беспрерывно на протяжении многих лет. И от осознания этого, руки начали дрожать. Моему воодушевлению не было границ, и я, стоя на тротуаре, разглядывала вывеску зала, принадлежащего Крауз-холлу и улыбалась одним только мыслям. Скрестив пальцы, я начала подниматься по ступенькам.

В вестибюле мы с Мишель оставили верхнюю одежду, повесив на одну из свободных напольных вешалок. Я сделала глубокий вдох, успокаивая бешенный сердечный ритм, и только после этого прошла следом за подругой в основной зал, где находились все работы фотографов.

Мои ладони взмокли от волнения. Медленно шагая вдоль работ, я заставляла себя не бежать сломя голову точно ребенок к седьмому номеру. Как и обычно, я разглядывала фотографии под первыми номерами, имена этих людей не менялись, и уже давно просмотренные профили этих людей были в моих подписках. Я переводила взгляд на тех, кого считала зрителями, и пыталась считать их эмоции, понять просто ли они были зеваками, или теми людьми, кто правда интересовался фотографиями, как способом выразить свои чувства и эмоции.

Мишель дернула меня за руку, вынуждая вернуться в реальность. Потянула вперед и мои ноги чуть не запутались между собой. Я остановилась, хлопнула ладонью по её руке и вернулась к прежнему темпу, в котором и шла раньше. Подруга нахмурилась, отмахнулась и встала рядом, ступая в ногу со мной.

Не могла точно понять, что заставляло меня останавливаться и тратить время на других. Сейчас не было ничего важнее, чем оказаться рядом со своей работой, запечатлеть плоды своих стараний, вечных заявок и долгого молчания со стороны зала, но я отчего-то оттягивала этот момент, словно сладкая и желанная конфета была последней в коробке, и от этого, хотелось оставить послевкусие на потом, растянуть удовольствие.

Но Мишель уже подошла к седьмому номеру, и ее нахмуренные брови ввели меня в такое сильное заблуждение, что я на секунду остановилась в метре от работы. Сердце мое пропустило один удар, и я заволновалась пуще прежнего.

– Что там?

– Сладкая…

Больше медлить я была не в силах. Подскочив к подруге, я обернулась на фотографию, посмотрела на номер под ней и имя. Не знаю, как можно было так непрофессионально отнестись к выполнению работы, что в имени оказалось не две, не пять… А куча ошибок.

Ведь под фотографией, которая собственно и не была моей, красовалось имя Константин Решетов.

Уголки губ нервно дернулись вверх. Не то, чтобы я не ценила работы других, напротив… Но это показалось мне очень сильным и больным ударом под дых.

Седьмой номер с прекрасной работой другого фотографа принадлежал Константину Решетову, а не мне.

– И как это понимать?

Мишель указала ладонью на фотографию перед собой, приоткрыв рот от негодования.

– Поищем под другим номером.

От прежней робости не осталось и следа. Я огибала присутствующих и быстро просматривала имена, в надежде увидеть свое. Точно не знала, какую из трех отосланных фотографий выбрал зал, но надеялась на одну единственную, более значимую для меня работу.

Нужно было хотя бы оказаться на выставке. Это моя цель на сегодняшний день, и я просто не могла не увидеть свою работу. Слишком долго я ждала этого момента.

По ощущениям я пробежала весь выставочный зал, и от скорости, с которой я двигалась дальше и дальше, у меня кружилась голова, но я не останавливалась ни на секунду. Боялась. Очень сильно боялась вовсе не обнаружить своей работы.

И все же, одна фотография показалась мне знакомой. Мое имя выведено прямо под ней, и я остановилась, переводя дух.

Девушка в танцевальном купальнике, сверху которого надета атласная юбка, сгорбившись, изображала руками крылья. Ее лопатки выпирали, а сама она была зажата, словно находилась в коконе. На стене виднелось отражение её смыслового аспекта – крылья – которые в свою очередь служили передатчиком боли, страданий, мук, слабой веры в самого себя. Я уловила кадр со спины девушки и одновременно поймала тень. Одна из лучших фотографий, сделанных мною. Я опустила глаза на номер.

Тридцать семь.

Меня чертовски унизили, перевесив с долгожданного и лучшего седьмого номера на тридцать седьмую позицию.

– Ничего себе, Ана! Так красиво!

Восторженно щебетала Мишель, приблизившись к фотографии.

Я прикусила язык. Конечно, она красивая! И я так сильно злилась на несправедливость, с которой столкнулась. Подлость, которую не могла предугадать. Я запрокинула голову наверх, уставившись в потолок, и уперлась руками в поясницу.

– Ненавижу проигрывать.

– Ну почему проиграла сразу? Ты же опубликовалась, это что-то да значит.

– Ни черта это не значит, Мишель.

– Мы выясним почему так произошло, я уверена мы что-нибудь решим, ведь…

Она резко замолчала. Я не отрывала глаз от потолка, ведь иначе она бы заметила мой взгляд, полный разочарования.

– Ведь?

– Так ты фотограф…

Я сглотнула, прежде чем медленно убрать руки с поясницы и опустить голову вниз. Я бросила взгляд на Мишель, и она кивнула, отвечая на мой немой вопрос: «Точно ли я правильно поняла кто стоял за моей спиной?»

Несколько часов назад я считала эту встречу счастливой монеткой, а сейчас желала исчезнуть. Я полная неудачница.

– … Теперь все встало на свои места.

Мишель резко встрепенулась, подскочив ко мне, и воскликнула:

– Вот же оно, твое решение!

Была бы моя воля – я бы прихлопнула ее прямо здесь.

Вместо этого, я шикнула на неё, призывая замолчать. Взяла себя в руки, наконец развернувшись к журналисту лицом. Он не изменял своим вкусам, стоя перед нами в классическом костюме. На секунду я уловила запах его одеколона, и протяжно затянула побольше воздуха в легкие.

– Случился конфуз. – продолжала Мишель, вовлекая в подробности Лемина. – Ошибка зала.

– Замолчи. – я дернула ее за руку.

Яростный возглас остановил Мишу, и она поджала губы, с надеждой уставившись на Дмитрия. Импульсивная, наивная, глупая зараза. Почему решила, что именно сейчас будет хорошо воспользоваться положением Лемина?

– Какая ошибка?

Я не отвечала. Тогда он взглянул на фотографию позади меня и произнес:

– Так в чем дело?

– Ни в че…

– Они перепутали номера, Ана должна была быть в начале зала! – перебила меня Мишель.

Я ахнула от возмущения, взглянув на нее. Она протянула руки вперед, ладонями выстраивая защиту от меня, и попятилась назад. Моему негодованию не было предела, что вообще на неё, черт возьми, нашло?

– Интересно. – усмехался Лемин. – Разве это не обсуждается заранее?

Я нахмурилась. Этот вопрос крутился и в моих мыслях. Вместо письма на почту или любой другой связи, я увидела свое имя лишь в конце зала, прочитала его на стенде, как будто мы существовали не в век развитых технологий, а придерживались старым форматам. Но я совершенно не хотела такого вмешательства Лемина. И теперь, не хотела вообще никакого.

– Ладно, вскрываем карты, – на выдохе произнесла я, – я знаю кто ты, и прекрасно знала в прошлую нашу встречу. Мне был выгоден диалог с тобой, и я рассчитывала на сегодняшнюю выставку, как на сорванный куш, но облажалась. Давай сделаем вид, что ничего из этого не было и просто разойдемся в разные стороны?

Я посмотрела на Мишель. В её глазах был заметно смятение. Я не винила её в этом. Но в одном все же осуждала.

–Научись держать язык за зубами, когда это необходимо.

Я перевела взгляд на Лемина, что пристально наблюдал за мной. Его прищуренные глаза вглядывались в мои, он будто пытался заглянуть куда глубже, чем позволяла ситуация, и я невольно повела плечами от подобного. Вновь уловив себя на мысли, что его взгляд слишком проницаем, я отвела свой в сторону и, не попрощавшись, направилась к выходу.

Но уйти мне не удалось. Когда я коснулась ручки двери, ведущей в вестибюль, меня настигла Мишель, и коснувшись моего плеча, она, запыхавшись, проговорила:

– Ты нашла очень неподходящее время, чтобы показывать свой характер.

– Мне все равно, Мишель. Я не хочу больше здесь находится, тем более в сложившихся обстоятельствах.

– Хватит. – она прошептала это со всей строгостью в голосе, как недовольный преподаватель, отчитывающий ученика. – Мне все равно, Мишель, бла-бла, я не хочу находиться здесь, бла-бла. Это просто смешно!

– Издеваешься? – опешила я.

– Нет, я помогаю! Сейчас же вернись к нему. Он твой шанс на спасение и даже не отрицай.

– Буду отрицать. Мне вернуться чтобы что? Чтобы снова унижаться?

– Твое упрямство меня когда-нибудь убьет! Отрицай, пожалуйста!

Она убрала руку, сложив руки на поясе, и поджала губы точно обиженный ребенок. Я закатила глаза и развела руки в сторону.

– Что ты предлагаешь?

– Вернуться. Ты проиграла в споре. Я меняю просмотр «Отчаянных домохозяек» на то, чтобы ты сделала это.

Я округлила глаза, злобно выдыхая.

– Зараза!

Пройдя мимо Мишель, я возвращалась к своей работе и в считанные минуты настигла ее. Остановившись позади Дмитрия, который стоял перед моей работой и, наклонив голову вбок, разглядывал ее, я пробежалась по его фигуре взглядом. Его широкая спина заслоняла практически всю фотографию. Я тихо подошла к нему и встала сбоку. Он не обернулся, чтобы взглянуть на меня.

Мы оба долго молчали. Я разглядывала детали работы, нумерацию, выведенное курсивным шрифтом мое имя, лампочки сверху и снизу фотографии, но только не оглядывалась на парня рядом. Эта тишина, вперемешку с тихими перешептываниями, обсуждениями и личными разговорами проходивших, с цоканьем каблуков здешних дам и шебаршением каталогов с выпустившимися отсюда уже известными фотографами казалась чем-то таинственным и сокровенным. Боковым зрением я заметила его слабую улыбку, с которой он продолжал рассматривать мою фотографию. Красивый, умный, выдающийся и ни в чем не виноватый придурок.

– Что заставило тебя вернуться? – тихо поинтересовался он. Я даже удивилась, что наше загадочное молчание было прервано.

– Дурацкий спор. Что заставило тебя остаться?

В ответ поинтересовалась я.

– Полагаю – ты.

Он не отводил взгляда от моей фотографии. Мне пришлось несколько секунд помолчать, прежде чем выдать ответ:

– А если я скажу, что работа не моя, причина останется прежней?

Дмитрий усмехнулся, покачав головой.

– Даже если так, я все равно остался бы.

Я не нашла, что сказать ему. Вместо этого уставилась в пол, разглядывая вычурный узор на плитке.

– Интересная фотография. Хотел бы посмотреть на подобное вживую.

– Любоваться ею в начале зала было бы интереснее, чем в самом конце.

– Хорошее замечание. – с момента, как я вернулась к Лемину, его взгляд впервые обратился ко мне. – Воспринимай это как знак, сильных всегда пытаются задушить.

Я оторопела от этих слов. Что же я сделала такого в прошлых жизнях, что в этой судьба ко мне так неблагосклонна? Слишком много веревок на моей шее.

– Даже не знаю, что лучше: утянуть веревку или перерезать ее.

– Перерезать. Это по крайней мере отображается на твоей фотографии.

Я подняла глаза на фотографию и приметила крылья девушки. Ну конечно. Я же этого и добивалась в работе. Хотела показать, что такое вера.

– Считать это наставлением? – я посмотрела на Дмитрия.

Он улыбнулся. Пробежался взглядом и ответил:

–Ты далеко не этого ждала, я прав?

– Я не хотела воспользоваться, а натолкнуть на содействие. – предполагая о чем конкретно он говорил, оправдывалась я. – Может быть, это и было моей маленькой целью.

– Так или иначе, случайностей ведь не бывает?

Мне нечего было ответить. Он парировал мой аргумент моими же словами.

–Зеленый тебе к лицу. – вдруг сказал Дмитрий, обращая внимание на мое платье. – Надеюсь, мы еще увидимся.

– Только в том случае, если я снова захочу погоняться за первые места.

– Тебе не нужна никакая гонка. – Лемин покачал головой, чуть наклонившись ко мне ближе. Я не смела пошевелиться. – Первое место тебе гарантировано и так.

После этих слов он отстранился. Легко кивнул мне на прощание и направился к выходу, оставив меня в смущении и волнительном одушевлении.

«Первое место тебе гарантировано».

Я бы поверила любому слову, сказанному из его уст. Но сейчас отчего-то сомневалась.

Мои щеки неистово загорели, и я приложила к ним холодные ладони тыльной стороной, отправившись на поиски Мишель. Я нашла её среди толпы у одной из фотографий, где присутствовал сам фотограф, рассказывающий как именно к нему пришла идея своего творения. Легко коснувшись её кисти, я вытянула её оттуда, направляясь на улицу.

Добираться до дома Мишель предпочла на такси, но решила проводить меня до метро. Всю дорогу она что-то говорила мне, я же проводила время в своих мыслях и рассуждениях. О чем конкретно говорил Лемин?

У станции мы стояли, переминаясь с ноги на ногу, ожидая назначенной машины для Миши. И обе молча.

– Знаешь, – вдруг нарушила тишину она, – ты иногда такая душная.

– Что…

– То есть, не так. Ты ежик.

– Как это понимать?

– Ну, навострила свои иголки, и не даешь никому к тебе притронуться, помочь, дать совет. Все сама и сама. Иногда я думаю, что в твоих глазах глупая или раздражаю тебя.

– Я не скрываю этого, – пыталась отшутиться я.

– Я серьезно, Ана. Я просто хочу сказать, что меня расстраивает твоя неоправданная предвзятость ко мне, когда я правда хочу помочь, из чистых побуждений.

Я молча переминалась с ноги на ногу, не зная что ответить. Видимо, ее сильно задели мои слова сегодня.

Мишель посмотрела в телефон и оглянулась назад. Подъехала белая машина. Она быстро поцеловала меня в щеку, не забыв произнести привычное: «Пока, сладкая», и убежала к обочине. Я продолжала стоять на месте, наблюдая как подруга бежит к машине, садится в неё и уезжает к себе домой.

Я тяжело выдохнула, отправившись к дверям метро, и задумчиво глядела вниз, когда спускалась на эскалаторе. Что вообще хотела сказать своими словами Мишель?

Я предполагала, но говорить вслух боялась. Привязанность для меня всегда являлась опасной зоной, а с Мишель это было сплошным минным полем. Она слишком ласковая, слишком заботливая, слишком… болтливая. Чего нельзя было сказать обо мне. Я вообще ничем не делилась с ней. Только однажды, на третьем курсе, она вывела меня на разговор и узнала о том, что я лишена отцовского плеча, и это произошло случайно! Ее в меру настойчивый характер и милая манера общения обескураживали меня порой настолько, что я сама не осознавала, что чем-то с ней делюсь. Для меня до сих пор было загадкой как мы могли сдружиться. Как и то, в какой момент Мишель проникла в мою жизнь настолько, что ранить ее точно такой же больной удар, как если бы ранили меня саму.

Я отвратительный друг. Я не умела поддерживать разговор, если дело касалось серьезного, не писала и не звонила первой, не искала встреч. Мне привычнее плыть одной. Но, по всему видимому, в лодке Мишель, специально выделялось место для меня.

Я садилась в вагон с тяжестью в груди, и мыслями я была далеко от происходящего в реальности. Говорила ли я когда-нибудь Мишель слова, которые слышала от нее чуть ли не каждый день? «Ты молодец», «Ты справишься», «Как твои дела?», «Тебе взять что-нибудь на перекус?»… И таких выражений много, очень много. Я просто будто этого не замечала, или не хотела замечать. Я не отдавалась ей в ответ, но она все равно оставалась рядом.

И чем я только могла ее обидеть?

Я не заметила, как в размышлениях добралась до дома. И включив настольную лампу сразу же, как только сняла с себя верхнюю одежду и обувь, я присела на барный стул и открыла ноутбук. Электронный адрес был открыт с прошлого раза, я щелкнула по нему несколько раз и открыла новый, чистый лист.

«Здравствуй, мой молчаливый собеседник.

Сегодня мне как никогда нужны утешения, но я держусь изо всех сил, чтобы не впасть в апатию.

Сегодня я заметила, как жизнь круто может развернуться к тебе спиной, посчитав что достаточно дала ранее. Может быть, это намек на урок над ошибками, но я явно не в хороших отношениях с судьбой, да и намеки плохо понимаю. Недоговаривать плохо, врать – ещё хуже. Что если я совсем «малость» скрываю то, что действительно меня разрушает? Хотя я далеко не честна даже сама с собой, и не могу судить насколько «малость» велика.

В голове крутится одна мысль, которая не дает мне покоя. Я будто бы выстроила «кокон отчужденности», из которого не могу или не хочу выбраться. И будто бы именно он помогает мне оставаться на плаву.

Ты бы поругал меня за то, как я поступаю с теми, кому я дорога, но я с радостью парирую твою критику: меня, к сожалению, те кто были мне дороги не щадили. Я не вправе судить людей, и пусть я не буду судима ими. Только если мы не в зале суда, конечно же. Оттуда выход прост лишь одному – потерпевшему.

А я не злоумышленница.»

Глава 3

– Ты уверена, что они не будут против?

Я потеребила ремень рюкзака на своем плече, следуя за своей подругой. Сырая земля под нашими ногами проваливалась и от обуви на ней оставались следы. Глупо было задавать подобный вопрос, проделав путь на электричке от Москвы до Калуги, но я вдруг почувствовала себя незваным гостем на пиршестве, и не сдержалась от подобного вопроса.

– Они будут только рады наконец с тобой познакомиться! – щебетала Мишель. – Я им все уши прожужжала про то, какая ты классная!

Миша шагала быстро и с энтузиазмом махала руками. Ее родители позвали на майские праздники отдохнуть на даче, а Мишель позвала меня с собой.

Мы мало были знакомы с ней. Но знала я о своей одногруппнице, болтливой подруге практически все. Казалось, Мишель видит во мне с самой первой встречи, год тому назад, родственную душу и не отстает ни на день.

– Пришли. – она коснулась рукой двери. – Будь лапочкой.

Я постаралась. И получилось неплохо: я сразу же произвела хорошее впечатление на родителей Миши, Риту и Виктора, встретивших нас лишь на открытой веранде большого одноэтажного дома. Пахло жареным мясом, свежими овощами и луком. Усевшись на диванчике у стены, большом и мягком, я смущенно улыбалась и слушала, как Мишель обожает это место. Ее отец, поприветствовав меня ранее, вернулся к мангалу, а мама присела на стул рядом с Мишель напротив меня. Они говорили о том, кто еще должен приехать. Я смотрела на красивую женщину перед собой с восхищением, она смеялась и узнавала последние новости у дочери.

– Успеваемость хорошая. – рассказывала Мишель, попутно хватая овощи со стола. – Сессию, думаю, сдам на отлично. Чего не скажешь об Ане.

– Не клевещи на меня. Я и так сдам все хорошо.

– Ну конечно. – закатила Мишель глаза. – Ты работаешь больше, чем учишься. И ладно бы, это приносило свои плоды, но твоя работа занимает все последние силы.

Уголки губ резко упали вниз. Я знаю, у Мишель с родителями очень хорошие отношения, она делится всем без сомнений. Но в моей семье все было иначе, и кто я такая, чтобы обо мне поднималась тема для обсуждения? От слов Миши я смутилась и неловко заерзала на месте. Что сейчас подумает обо мне ее мама? Что я забиваю на учебу и трачу время на что-то бесполезное.

– Послушай, девочка, – мама щелкнула Мишель по носу, – никогда не суди человека за его поступки. А ты, милая, – она повернулась ко мне, улыбаясь продолжила: – не слушай, что говорит моя дочь. Доверяй и прислушивайся к своему сердцу. Оно всегда подскажет в каком направлении тебе нужно двигаться.

Мы сидели так за столом, разговаривая обо всем, несколько часов. Приходили новые люди, ближайшие родственники Мишель, дядя с тетей и их маленькие дети, двоюродные братья и сестры. Большая семья в сборе, они находили темы для обсуждений и вспоминали былые времена. Поднялся сильный гул из разных голосов, громоздких взрослых и звонких детских. Я перестала чувствовать себя неудобно, расположившись к этим людям, вливалась в разговоры и громко смеялась. Моя душа наполнилась до краев счастьем, которого я была лишена с детства, и как только меня озарила эта мысль, я тоскливо улыбнулась, поочередно всматриваясь в лица всех родственников Миши. Она присела рядом со мной и протянула мне плед, укрываясь вторым.

– О, вы помните, как краснела Мишель каждый раз, когда врала? – звонко смеялась Рита. – Ее щеки моментально становились, как помидор. Или, – она снова засмеялась, и смех мешал ей продолжить рассказ дальше. – как она решила соврать, что была на последнем уроке, когда мне часом ранее позвонила классная руководительница и все рассказала. Стояла на пороге с глазами в пол, и только слово попытается сказать – тут же губа начинала дрожать.

– Ну мам! – возмущенно хлопнула ладонями по своим коленям Миша. – Сколько можно уже, в самом деле? Мне давно не четырнадцать!

– Смешно, как ты боялась осуждения, но пыталась соответствовать своим друзьям. Мы все равно доверяли тебе.

– Ага, – часто закивала подруга, – друзей только наказывали за все, что можно было, вот я и боялась того же.

Я погружаюсь в прошлое. Все, чем я дорожила или любила, летело в мусорку, если я говорила что-то неправильное, не удовлетворяющее маму. Мне приходилось прятать крафтовые листы и фломастеры, подаренные тетей, приходилось делать вид, что я сплю, когда совсем этого не хотела или подделывать оценки, хотя она никогда их не проверяла. Мои изношенные вещи перешивались мной же вручную, потому что ей никогда не было дело до того, как и в чем я хожу. Тетя помогала мне иногда, особенно когда мои бедра стали шире, и отдавала свои вещи. Ее разговоры с мамой, где она переубеждала маму в неправильном отношении ко мне, я слышала каждую неделю и каждую неделю слышала один и тот же ответ: «Не лезь в воспитание моего ребенка».

Мы редко разговаривали. Редко виделись, живя в одной квартире. Но я все делала не так. Говорила не так.

– Мам, я порвала учебник. – тихонько подошла я к косяку двери. Глаза мои были направлены в пол, я боялась смотреть на нее.

– А от меня что хочешь?

– Виолетта Викторовна, – она была моим классным руководителем, – сказала нужно заплатить за него.

С ее губ слетел тяжелый вздох. Я осмелилась поднять свой взгляд на маму и увидела, как ноздри ее расширились, а стеклянный, чужой взгляд смотрел прямо.

Перед ней на журнальном столе стоял недавно наполненный стакан. Только тогда заметив его, я осознала какой глупостью было подходить к ней в этот момент.

Я порвала учебник не случайно. Мой одноклассник на протяжении года всячески доставал меня. Прятал вещи по классу, выкидывал канцелярию с окна, изрисовывал тетради. Проходя мимо по коридору, мог толкнуть плечом или задеть сумку так, что она слетала с моего плеча. Я порвала его учебник со злости, когда он на весь класс начал обсуждать и смеяться, что у меня старый и изношенный рюкзак, намекая на бедность.

– Он вынудил меня. Я защищалась.

Оправдывалась я, только чтобы не получить от нее порцию оскорблений или чего хуже. Хотя иногда, это было абсолютно бесполезно.

Мама встала со своего места, подошла к комоду и достала оттуда несколько купюр. Я потянулась за ними, но она резко одернула руку и взглянула мне в глаза.

– Не думай, что я отнесусь к этому с закрытыми глазами. Ты очень силньо накосячила, а за ошибки нужно платить. Неси свои рисунки.

– Только не рисунки, мама! – я не сдержала слез. – Я не сделала ничего ужасного, всего лишь пыталась защититься!

– Скажешь об этом классному руководителю. А мне неси рисунки! – повысила она голос. Я подскочила на месте, сжавшись всем телом.

Я не смела перечить. Достала из-под дивана папку с исписанными листами. Сидя на корточках, я проводила по ним пальцами и слезы катились вниз, падая на голые колени и мои ладони.

Они оказались в руках у мамы. Без сожалений, она ловко рвала их по одному, прямо на моих глазах.

– Это плата за твое поведение. – откинув последний, произнесла она. – Может так ты научишься вести себя правильно. А так, что ты можешь натворить завтра? Сегодня порвала учебник, а завтра ручку воткнешь в глаз?

– Я не жестокая. Ты не веришь, что я защищалась, думаешь я порвала его потому что захотела, но это не так!

– Доверие необходимо заслужить. А ты, несносная девчонка, делаешь все наоборот.

Перед глазами стояла пелена. Первой это заметила Мишель и, коснувшись своей ногой моей, она задумчиво посмотрела на меня.

Мама не доверяла мне ни в чем. Чего нельзя было сказать о семье Миши.

Я заморгала, так быстро, чтобы слезы не успели упасть на мои щеки. А перед глазами до сих пор стояла картина, где я сминала купюры в своих руках, лежа на полу, и ненавидела одноклассника, маму и себя.

* * *

Сильный дождь бил по подоконнику с улицы. Я готовила себе завтрак, пока тишину разбавляла негромкая музыка радио. Последние шесть дней я чувствовала себя отвратительно, неспособной делать что-то по дому, но сегодня я взяла себя в руки и принялась за еду. Но в этом, как и в мечте всей своей жизни, я мало преуспевала – тосты сгорели, яичницу я жарила с попавшими на сковородку скорлупками, а чайный пакетик, оставшись надолго в стакане, превратил мой обычный утренний напиток в чифирь. Не то, чтобы я вообще не умела готовить… Просто мое настроение оставляло желать лучшего после недавно пройденной выставки.

Такого абсурда я не переживала ни разу в жизни.

Музыку с ноутбука перебило оповещение. Я печально взглянула на сковородку, в которой ещё не успели приготовиться яйца, и сняла её с огня, выкинув все внутри находящееся в мусорку. И только после этого подошла к столу, выключила музыку и зашла в диалог с Мишель. Я удивленно вскинула бровями. После выставки, это первое отправленное мне сообщение от нее.

Срочно переходи по ссылке. Это просто улет!

Краткое содержание заинтриговало. Я нажала на ссылку, перекинувшую меня на сайт давно известного мне Орбпипа.

Статья о выставке. Я пододвинула стул, усевшись поудобнее, и принялась читать.

«Красочная фото-выставка выдалась на выходных и в который раз убедила всех в своем профессионализме, умению отбора и качестве фотографий. В первых рядах, как и всегда, можно было заметить всеми полюбившихся Арсения Крылова, Викторию Слабину, Михаила Демьянова и других. Однако не все так красочно, как хотелось бы. Глупость, совершенную залом, выдалось застать лично. Анастасия Ям, Ксения Завьялова, Мария Серчук и Анатолий Вербида – фотографы, чьи работы были обозначены в первых числах, но по случайности (или же нет) оказались не на назначенных позициях. Скажете: «Это же не критично», но на это есть разъяснение. Даже несколько. Стало непонятным, как работы выставляются в зале без надобной связи. Без предупреждений, без каких-либо сообщений и звонков, вместо всего этого – консервативный, устарелый способ в виде бумажки в конце зала. Помимо этого, наших любимцев с первых позиций долго не выпускают на волю. В чем причина? Нам неизвестно. Успешные контракты, деловые встречи, и самое главное, без чего не обходится ни один из них, деньги – все это имеют уже известные всем имена. Может, дело в проценте, получаемом выставочным залом с продаж? Разве «Крауз-холл» недостаточно успешен, раз пренебрегает своими полномочиями? Ведь основная цель зала в развитии новых лиц. Кажется, у «Крауз-холл» с этим возникли проблемы. Наши вопросы остаются открытыми. С вами, как и всегда –

Честный Орбпип.»

Волнение возникло неожиданно, когда последняя строчка статьи была прочитала мною. Я совсем не ожидала, что Лемин станет копать так глубоко, обнажая ошибки зала. А вместе с этим, я затаила дыхание, устремив взгляд на свое напечатанное имя.

Это утро больше не казалось испорченным. Мое имя красовалось в статье Орбпипа, о большем я и не мечтала.

У меня нет слов.

Я отправила короткое сообщение Мишель, и сразу же получила от неё приглашение на видеозвонок. Нажала на зеленый телефончик, принимая вызов.

– Ты прочитала? – взбудоражено выдала она. – Я просто глаз оторвать не могу, перечитываю снова и снова. Твое имя в статье! А число прочитанных – сто сорок тысяч!

Я и слова не успевала вставить, вместо тщетных попыток, я просто упиралась ладонью в подбородок и с улыбкой слушала все, что говорила Мишель.

Об этом раньше я только и мечтала. Казалось, я до сих пор не могла поверить в происходящее…

– Тебя срочно нужно ущипнуть! Ты, кажется, в самом деле не осознаешь что произошло.

Я засмеялась.

– Нет, Мишель. Я прекрасно все поняла, как и ты прочла несколько раз. – я набрала в легкие побольше воздуха, – мое имя в статье Орбипа.

Может Миша ожидала большего счастья на моем лице, от того и сощурилась. А может, ей была не до конца понятна моя реакция. Но в глубине души я была до одури счастлива.

– Это точно его статья.

– Ну конечно. Чья же ещё.

– Сомневаешься?

– Ни капли. Ты посодействовала этому.

– Ничего я не делала. – закатила она глаза. – Открыть очевидное не значит сделать сенсацию.

– Именно это ты и провернула.

– Он точно запал на тебя.

Я вскинула брови, удивляясь как мы перешли от одной темы к другой.

– Не говори глупостей.

– Как обычно, Ана ничего не видит, ничего не слышит. Удобно же иногда притворяться дурочкой, да?

– Удобно же сразу родиться такой.

Я прикусила язык. Ну кто тянул меня на такие слова…

– Я не это имела ввиду. – оправдывалась я, – само вырвалось.

– Дурочкой быть всегда удобнее. Даже если ты рождена ею.

Я облегченно выдохнула, обрадовавшись тому, что Мишель не стала обижаться и просто отшутилась. Но осадок в глубине души от такой глупой шутки все равно остался. Я поспешила загладить вину.

– Прости, Мишель, пожалуйста прости.

– Я не сержусь. – она закатила глаза на мой щенячий взгляд. – Ну правда, Ана, чем больше мы об этом будем говорить, тем больше я буду придавать значение твоим словам.

– Пошли в бар сегодня вечером?

– Спрашиваешь! Я согласна.

– Я скину тебе адрес. Будь готова к восьми.

– До связи.

Я сбросила первой. Чувство вины снова накатывало, и мне пришлось приложить усилия, чтобы проглотить ядовитый ком в горле. Прямолинейность в моем случае – не дар, а наказание. И меня в очередной раз охватывал стыд перед Мишель за свой быстрый язык.

Помахав головой, я сбросила с себя чувство вины и вновь перечитала статью Лемина. Меня удивляло, что он вообще позаботился об этом, нашел других людей, что оказались в такой же ситуации как и я, и осветил это миру. И не могла не согласиться, что меня давно так ничто не радовало, настолько что аж кружилась голова! Эта статья определенно придала мне сил на новые свершения, воодушевила и замотивировала.

Я сгорала от полного счастья, предполагая, что эта статья не принесет мне ничего, кроме внутреннего удовлетворения, но все равно, как ребенок, широко улыбалась, перечитывая текст снова и снова.

Вдруг я задумалась: нужна ли мне вообще та признательность, о которой я постоянно твержу? Или это все моя детская наивность и отражение слов отца? Ведь это он натолкнул меня в далеком детстве на работу с фотоаппаратом, давая щелкнуть его с уловом на рыбалке, и вместо того, чтобы сделать кадр с отцом – я навела объектив на закатную реку.

Эта фотография стала моим началом. Отец говорил, что я талантлива в этом, поэтому каждый раз когда мы куда-то отправлялись вместе, он брал с собой фотоаппарат и давал волю моему воображению. А сейчас «раритет» отца пылился на верхней полке шкафа-купе в коробке с самыми первыми фотографиями, сделанными моими руками, ведь несколько лет назад я, из-за своей неуклюжести и мимо проезжающего велосипедиста, уронила его и разбила вдребезги. Выкинуть такую важную для себя вещь не смогла. Оставила на память.

Встряхнув головой, я отбросила воспоминания, и воодушевленная от статьи, схватилась за чистую сковородку, вновь принимаясь за готовку.

Поднявшись на эскалаторе из метро, я сразу же обратила внимание на Мишель, ходившую взад-вперед в ожидании. На улице заметно чувствовался мороз, а подруга совершенно не щадила себя, надев джинсовую юбку с разрезом сбоку до икр. По оголенной части её ноги можно было заметить капроновые колготки, что вряд ли защищали от ощутимого маленького плюса на улице. Именно поэтому она и зашла внутрь станции, ждала меня рядом с обогревающими вставками в стене. И мельтешила, в очередной раз злясь на меня за опоздание.

– Пока ты не начала читать мне лекцию, спешу сказать что я не специально опоздала. – поднимая руку вверх, подходила я к Мишель. – В моем подъезде загорелся мусорный бак. Мне нужно было убедиться, что все в порядке.

– Ну да. У тебя же так много ценных вещей в доме. – закатила она глаза, складывая руки на груди.

– Чем тебя так обидел мой минимализм?

– Неуютно.

Я схватила Мишель под руку, выводя из метро. «Ана, ну где твои платья?», «Ана, у тебя вообще вещи есть?», «Ана, тебе правда все равно что у тебя не работают лампочки в люстре?» – зная все эти выражения подруги, я решилась на лучшее что могла предпринять, и просто отвлекла её, выводя на мороз, где в своем наряде она могла думать только о том, как бы поскорее добраться до бара и не отморозиться.

– Кстати, я полностью разобрала документы кафе Тихоновой. Посмотри, как будет время. Я пришлю тебе на почту.

– Обязательно. – я остановилась у входа в бар. – А теперь замолкай. Мы пришли отдыхать.

Она коротко кивнула, заводя меня под локоть в помещение.

– Добрый вечер, – с улыбкой приветствовала нас девушка-администратор, – у вас забронировано?

– Да, на имя Анастасия.

– Секунду, – вбивая мое имя в планшете, просила она. – Пройдемте за мной.

Не снимая верхнюю одежду, мы последовали за девушкой, огибая деревянные столы, упитанные вкусной едой и напитками. Народу было хоть отбавляй – хорошо, что я забронировала место заранее, хоть бар и не находился в горячей точке. Теплое освещение не напрягало глаза, создавалась атмосфера уюта. Из интерьера – небольшие деревья в горшках, искусственные кусты на полках, вбитых в стены, черно-белые картины.

Сам бар – прямоугольной формы – не был огромным, но вмещал в себя достаточно большое количество людей. Когда мы прошли половину зала, я заметила парня с микрофоном в руке, общающегося с диджеем, и тут же насторожилась. Вечер субботы, вполне возможно сегодня должна была быть какая-то развлекательная программа, но я хотела иного от вечера с Мишель.

– Ваш столик. – указала девушка. Он находился чуть дальше середины зала.

– Сегодня будет какая-то программа?

Поинтересовалась я у девушки, на бейджике которой было написано имя «Лера».

– Вы насчет ведущего? – я кивнула на её вопрос. – У нас каждую субботу проходит интерактивная часть с посетителями, после чего объявляется время дискотеки до самого закрытия бара.

Я натянуто улыбнулась.

– Что ж. Спасибо.

– Ваш официант скоро подойдет к вам. Приятного вечера.

Я присела на диванчик, Мишель напротив меня на стул.

– Ну и что за кислое выражение лица? Тебе не понравилась идея с ведущим?

– Хотела уединения и спокойной обстановки. Видимо я выбрала неудачное место.

– Ну поучаствуем, в этом же нет ничего плохого. Тем более, я такое обожаю!

– Если бы я разделяла твои чувства, то непременно бы обрадовалась.

– Лучше сидеть недовольной? Расслабься, Ана.

– Ладно-ладно.

Официант принес меню, и Мишель сразу же определилась с выбором. Я последовала примеру подруги, заказав жаркое, фруктовую нарезку и Лонг-Айленд.

– О! – воскликнула она. – Я хочу заказать кое-что на нас двоих, но пусть это останется секретом, пока не попробуешь, ладно?

– В составе яд?

Мишель рассмеялась.

– Нет. Ты и без него, как гадюка.

– Сочту за комплимент.

В итоге она прошептала свой заказ официанту на ухо, когда тот подошел брать заказ, и довольная своим выбором, откинулась на спинку стула, оглядываясь по сторонам.

Забавно, но Мишель считала меня уверенной в себе девушкой. Она всегда твердила: «Как бы я хотела так же равнодушно относиться к мнению окружающих», даже не подозревая, как сложно мне порой приходилось быть в окружении большого скопления людей. По ее мнению, я не обладала никакими комплексами или страхами, только одним недостатком, лишним составляющим моего характера – слова Мишель – упертостью. И сейчас я прикладывала усилия, чтобы показать равнодушную, не паникующую сторону от присутствия ведущего в баре. Я молилась, лишь бы его программа никак не коснулась лично меня. «Ты такая настоящая и уверенная». Если бы Мишель только знала.

Я никогда не была уверена в себе.

Страх порождает страх. Именно поэтому я казалась Мишель упрямой и резкой. Сама я вряд ли знала, какой была в глубине души.

«Доверие необходимо заслужить.»

Твердили мне в детстве. Но как же заслужить его у своего собственного «я»?

На стол поставили два стакана, и тем самым официант вывел меня из раздумий. Я притянула один из коктейлей поближе к себе, разглядывая белый напиток.

– Пробуй уже давай. – подталкивала Мишель.

Я ударила свой бокал об бокал Миши и сделала первый глоток. Сливки было первым, что я почувствовала. С каждым новым глотком вкус все больше становился приторным, до невозможности сладким. Я скривилась, отодвигая бокал подальше от себя.

– Это оргазм, детка!

– Ничего хуже в жизни не пробовала. – помотала головой я.

Музыка стала громче, ведущий начал свою пламенную речь, чем вызвал ободряющую реакцию присутствующих. Я откинулась на спинку дивана, закинув ногу на ногу, и оперлась лбом на руку. Тяжело вздохнула, разочаровываясь в этом вечере.

Мишель с интересом повернулась назад. Из нас двоих кому-то нужно было наслаждаться этим моментом. Молодой парень в зеленом костюме приветствовал публику, вводил в курс дела – что конкретно ждало нас этим вечером, и кроме того, что придется участвовать, как единое звено вместе с подругой от нашего столика, я не услышала.

Я сразу обозначила Мише, что участвовать не стану. Она лишь пожала плечами, отвечая на это: «Ну что ж поделать».

Так вечер и прошел. Подруга заполняла бланк, который ведущий раздал в самом начале, отвечала максимально стараясь, и прыгала на месте от счастья, когда эти ответы оказывались верными. Я провела это время в телефоне, время от времени находя возможность перекинуться парой слов с Мишель. Дельного диалога на время программы у нас так и не вышло, я потеряла подругу, как только ведущий стал говорить в микрофон. Я не возникала, не пыталась одернуть Мишу, не выдавала свое разочарование. Мы были абсолютно разными, и ей, как очень активной и слегка впечатлительной девушке, что-то подобное нравилось.

– Спасибо за этот вечер, друзья, вы потрясающие! – говорил ведущий. – До скорых встреч.

Аплодисменты заполнили зал. Многие уже были пьяны и раскрепощены, одни уходили сразу после развлекательной программы, другие же вставали со своих мест, заполняя импровизационный танцпол. Я допивала свой третий Лонг-Айленд, когда Мишель вдруг тоже встала со своего места, протягивая мне руку.

– Пошли потанцуем.

– Иди без меня, – я мягко улыбнулась, чтобы она не подумала, что я могла быть недовольной.

Она не стала уговаривать, ушла одна.

Я скатилась по дивану чуть вниз, облокотившись головой на спинку, и наблюдала за людьми. Контингент присутствующих здесь казался абсолютно разным; молодые девушки и парни, взрослые мужчины, женщины за тридцать, и каждый из них находил себе место в этом шумном заведении.

Лонг-Айленд кончался. Я подозвала официанта, снова заказывая коктейль в двойном количестве. И после этого вновь осмотрела находящихся в баре. Мой взгляд остановился на знакомом мне парне, что стоял поодаль от танцующих. С бокалом в руке он беседовал с парнем напротив себя, время от времени даже кивал на его речи, но сам не проронил ни слова. На нем не было привычного мне костюма, на замену ему я видела бежевую футболку, что прекрасно открывала накаченные руки, и темно-серые брючные штаны. На правой руке, в которой он держал бокал с напитком, красовались механические часы, а выше них – серебряная цепочка, переливающаяся на свете от стробоскоп. Его каштановые волосы, обычно убранные назад, спадали на лоб, и сейчас он мне казался особенно красивым. От его глубокого, проницательного взгляда я впадала в оцепенение даже находясь вдали.

Я нагло разглядывала Дмитрия, пока он не подозревал о моем нахождении в одном месте рядом с ним. Эта мысль заставляла чувствовать преимущество, хоть и не имело никакого смысла. Он стоял, разговаривая с другом, а я в то время прищуривалась, представляя как, должно быть, он удивится, заметив меня.

– Лонг-Айленд.

Я перевела взгляд на молодого официанта, похлопав ресницами. О чем я вообще думала?

– Не могли бы вы кое-что сделать для меня?

Я достала из сумочки ручку, написав записку на салфетке и отдала официанту.

– Передайте вон тому молодому человеку.

Он коротко кивнул и направился к Лемину. Я с замиранием сердца наблюдала, как тот передал записку и указал на столик, за которым сидела я. Плечи машинально расправились, когда он быстро отыскал мои глаза и взглянул прямо в них. Когда Лемин раскрыл мою записку, я почувствовала волнительный холодок, прошедший по спине.

«Верю ли я в случайности?»

Я подняла свой бокал в воздух, натянув ехидную улыбку. Небольшое количество алкоголя придавало мне смелости, потому я не казалась смущенной. Не только же ему всегда выглядеть стойким и уверенным.

Его собеседник продолжал болтать, пока не заметил озадаченности своего друга. Кучерявый парень помахал перед глазами Дмитрия и перевел вгляд туда, куда смотрел журналист: на меня. Записка в руках Лемина отправилась в карман его штанов, а безучастный взгляд Дмитрия пал на парня рядом. Я томилась в ожидании его дальнейших действий.

После нескольких секунд раздумий, журналист усмехнулся себе под нос, покачал головой и поднял свой бокал в воздух, не отрываясь взглядом от своего друга. Я испустила смешок, сделав глоток первой, следом за мной выпил и Дмитрий.

Наш молчаливый диалог остался тайным. Хоть и реакция Лемина не ускользнула от болтливого парня напротив.

Я не знала точно, стал ли его товарищ расспрашивать Дмитрия кто я такая, когда боковым зрением заметила взгляд обоих мужчин, обращенных ко мне, но оно уже было не важно, ведь за стол одиночества и таинства снизошла энергичная бестия.

– Срочно выпить!

Отдышавшись, Мишель сделала большие глотки.

– Кстати, Лемин здесь. – наклонившись, прикрикнула я.

Глаза подруги округлились.

– Да ну? И где он?

– Справа от тебя. Только не оглядывайся! – поспешила сказать я. Закинув ногу на ногу, я в очередной раз поднимаю свой бокал. – За дурацкий вечер и не состоявшийся разговор по душам.

– Что за глупый тост? Надо пить за любовь, всегда.

– И за настоящую дружбу, в частности.

– Знаешь, – сощурилась она, приблизившись через столик, – еще несколько дней назад я так злилась на тебя, а сейчас сижу и не понимаю за что.

– Нет-нет-нет, только не сейчас!

Мишель покосилась вправо. Туда, где стоял Лемин и его друг.

– Если он мишень в твоей игре, – не знала, почему она говорила так, – то ты определенно будешь стрелять прямо в цель.

И она чокнулась об мой бокал, не давая мне возможности ответить. И что это могло значить?

Ответа я так и не получила. Мишель, быстро допив свой коктейль, снова убежала на танцпол.

Мне не пришло в голову ничего лучше, чем выйти на улицу и прийти в себя. Душно становилось даже сидя.

Открыв дверь, я вышла на свежий воздух, и ветер, что едва разносился по городу из-за замкнутого пространства дворов, слегка развил мои взмокнувшие у корней волосы. Рядом со входом у курилки стояли небольшие компании и я, отойдя немного в сторону от них, остановилась у закрытого кафетерия. Блаженно прикрыла глаза и вдохнула как можно больше воздуха в легкие.

Ветер подул сильнее, и меня качнуло в сторону. Я открыла глаза, опустив голову ниже, и уставилась на дома напротив. Еще несколько лет назад я видела перед собой скучные, однотонные дома, ничем не отличающиеся друг от друга, а сейчас могла прогуливаться по улочкам Москвы, видеть разные новостройки. Конечно, не в этом было счастье переезда. Но забавно даже думать о том, что было и что я имела сейчас.

Машины едва проезжали мимо, неподалеку мельтешила молодежь; я стояла на своем месте, улыбаясь от какого-то неожиданного счастья.

– Не помешаю?

Я повернула голову на говорившего. Им оказался Лемин.

– Нет.

Коротко ответила я и отвела взгляд, не переставая улыбаться.

Признаться, находиться рядом с ним было в разы сложнее, чем наблюдать издали. И хоть во мне присутствовала эта щепотка самонадеянности, о которой талдычила мне Мишель, я теряла любое самообладание рядом с этим мужчиной. И как ему только удавалось производить на меня такое впечатление?

Мы простояли несколько минут молча, и я могла бы с легкостью поверить, что критик ушел от такой молчаливой собеседницы, если бы боковым зрением не видела его, смотрящего прямо перед собой, туда же куда смотрела и я.

– Хорошая статья получилась. – подала я голос.

– Рад слышать. Она была посвящена тебе.

Я потеряла дар речи. Подобное я не ожидала от него услышать, и это заставило меня смутиться.

– Неужели мои глупые слова стоили того?

– Глупые? Обвинения были точными.

– Я никого не обвиняла.

Дмитрий было хотел вставить слово, но я перебила его, вытянув руку вперед.

– Я высказала свое мнение, но никак не старалась уприкнуть кого-то и задействовать тебя в этом.

– Я высказал свое в статье. Иногда так бывает: два разных мнения могут быть схожи.

– И что же, наши схожи?

– Да ладно. – усмехнулся он. – Не отрицай, что не возненавидела весь мир от ошибки работников Крауз-холла.

– Не буду. – повернулась я к нему. – Но я далека от журналистики, и тем более, я не скептична.

– Не каждый журналист скептик.

– Странно, я полагала статьи именно в этом и заключаются.

– Так и есть.

Лемин то отрицал, то соглашался с фактами, имеющими один и тот же смысл. Не знала кто был больше пьян – я или он.

– Ты меня запутал.

– Если бы я не был скептичен в работе, все бы пало крахом. А так, это позволяет мне оставаться на плаву.

– Может, ты вообще тогда человек без убеждений? Раз пытаешься удержаться на двух лодках одновременно.

– Если ты так считаешь. Я могу сказать лишь так: будь я и в жизни скептиком, то не видел бы важного.

Я замолкла. Частично он был прав. Возможно, он более рационален, чем я сама.

– Значит голова. – себе под нос произнесла я.

– Что значит «голова»? – Лемин усмехнулся, посмотрев на часы.

– В выборе между разумом или сердцем, ты выбираешь первое. Голову.

– Так и есть.

– От разумной веры нет никакого интереса. – закатила я глаза, сложив руки на груди.

– А ты значит сердечной придерживаешься, так?

Я пожала плечами.

– Может и так.

– Так ты романтик. – подытожил он, кивая в собственное убеждение.

– Больше мечтатель. – я сонливо моргнула, откинув голову к небу. – Сомнения мешают и сводят с ума, но в этом есть и своя прелесть. Но это роль побежденного, никак не победителя.

Дмитрий сделал шаг навстречу мне. Я опустила голову в исходное положение, встретившись своими глазами с его. Какие же они до одури глубокие…

Наш рост сровнялся, если не учитывать что я была на каблуках.

– Какая же роль отведена тебе, Анастасия?

Я прочувствовала мурашки от своего имени из его уст всем телом.

– Предпочитаю оставаться в заблуждении.

Я снова взглянула на небо. Из-под густых облаков выглянула луна.

– Но ты явно свою роль знаешь. – улыбнулась я, в последний раз взглянув в его зелёные глаза. – Я пойду.

Я обогнула его, как вслед услышала:

– Будь осторожна. Моя статья может принести тебе пользу, но не исключает вреда.

Развернувшись, я нахмурила брови и спросила:

– И как это понимать?

Лемин пожал плечами.

– Не могу сказать точно. До следующей встречи.

– Ты так в этом уверен? В следующей встрече?

– Человек без убеждений в одном убежден всегда: в своей собственной правде.

Обдумывая его слова, я поджала губы.

– Что ж, тогда я держу пальчики за неслучайные встречи.

Подняв в воздух скрещенные пальцы, я ступала спиной обратно ко входу в бар, и как только оказалась у двери, развернулась к Лемину спиной.

Подходя к столику в раздумьях, я обнаружила Мишель не одну: на моем месте сидел молодой человек с окрашенными в пепельный волосами. Он широко улыбался, мило беседуя с моей подругой, и я заметила на его зубе скайс.

И только через несколько секунд разглядывания, я поняла что именно он был в компании Лемина в другом конце бара минутами ранее.

– Здравствуй, таинственная незнакомка! – приветливо помахал он мне рукой. – Я немного пересек черту, подсев к твоей подруге, да?

Я нахмурилась.

– Я Ана. – протянула ему руку. – Коротко от имени Анастасия.