Страх. Мистика и фэнтези

Глава 1

Лес был как лес. На лысом пригорке повырастала всякая мелкотня из осинок. А за ними начинало темнеть елками вперемежку с белой вертикальной строчкой берёз.

Одно только казалось странным – та простирающаяся темнота не издавала ни звука. Ни одна птица, ни один звериный шорох не нарушали этой странной тишины. Даже не слышалось шевеления ветвей. Впрочем, и движения воздуха тоже не было никакого. Тишина крайней опасности притаилась за этой лысой опушкой, установив себе границу наподобие той, что бывает между светом и тьмой.

Дорога в обход леса занимала более суток пути. А через лес можно было пройти за пару часов. И этот короткий путь казался таким соблазнительным…

Вздохнув и отогнав этим вздохом опасливые мысли, Маша погрузила свои сапожки в придорожную траву и двинулась к опушке. Но чем ближе она подходила к ней, тем зловещей и плотнее делался воздух, труднее становилось дышать. Сердце, казалось, выпрыгнет из груди, поддаваясь цепенеющему страху. Девочка подошла уже к самой границе и тут очень ясно поняла, что никакая сила не заставит её сделать следующего шага. Громадный лес стоял перед ней как поглотитель всего живого, всего доброго и светлого, что только может находиться в душе человека.

Укорив себя за безрассудную храбрость, Маша повернулась к лесу спиной и ускорила шаг, чтобы побыстрее добраться до спасительной дороги. Эта дорога была как островок безопасности, куда никакая злая сила не может проникнуть. Но было поздно. Лес заметил её.

Уже перейдя почти на бег, девочка чувствовала спиной чей-то невыразимо жуткий взгляд. Взгляд, в котором не было пощады, а одна только сила – догнать и поглотить. Не выдержав, девочка обернулась, но тут, Нечто преследовавшее её разлетелось на тысячи мелких игольчатых осколков и исчезло. Теперь девочка не решалась повернуться к лесу спиной и медленно, настороженно пятилась в сторону дороги. Как только ноги её коснулись твердой, укатанной поверхности, страх исчез. И она ускорила шаг, чтобы скорее миновать эту опушку и этот лес и выйти дальше, к полям, которые расстилались впереди.

Вскоре за спиной она услышала скрип телеги и голоса. Её догоняла неказистая однолошадная деревянная повозка.

– Но! Но! – сдерживал возница разволновавшуюся вдруг лошадь. В глазах лошади девочка прочитала страх. Ездоками были, как показалось девочке, отец и сын. А судя по мешкам с мукой, ехали они со старой мельницы.

– И не страшно тебе в таких краях одной-то идти? – серьёзно спросил её тот, что постарше, притормозив лошадь.

– Страшно, честно говоря. Здравствуйте, дяденька.

– Здравствуй, здравствуй. Садись-ка давай, подвезем до нашей деревни. Она тут первая по пути.

Маша обрадовалась, поспешно кивнула головой и забралась в телегу, прислонясь к пыльному мешку. Телега тронулась. Но девочка чувствовала спиной, как это нечто невыразимо жуткое продолжает смотреть ей вслед из леса.

– Куда, девка, направляешься? – спросил старик, слегка огрев лошадь вожжами, не смотря на то, что она и так ускорила шаг, прижав уши к крупной голове.

– Тётю родную схоронила, теперь нужно к другой переезжать в город.

– Ты Терешиных, что ль?

– Их, дяденька.

– Через лес, вот, хотела, напрямки… Карту у тётеньки видела.

– Сдурела, девка! По карте она ходить желаит, ётить. Да у нас через этот лес испокон веку не ходит никто. Даже в голодные годы ни за ягодой, ни за грибами ни ногой. Глянь, Сашок, через лес она пожелала. Прямиком…

Мужчина помоложе, к которому было адресовано это возмущение, согласно кивнул и с опаской посмотрел в сторону леса.

– Был тут один, Еремеем звали. Горько ему пришлось. Сирота. Сызмальства в людях. Вся судьба на тычках, ётить. Да зашел как-то раз к бабке Аграфене. Бабка та тайну держала, что, мол, лес этот, хотя и грозен и страшен, но счастье держит, вечное счастье. Да не для каждого держит, а только для одного кого-то. А для кого – неведомо. Уж если кто не тот в лес-то зайдёт, тот и пропадает. Безвозвратно. Вот и до того Еремей-то от горюшка намыкался, что, говорит, была не была, чем так жить, так лучче рискнуть судьбинушкой. Ну и пошёл в лес тот под воскресенье. Так уж почти пятый годок и нет его. Сгинул паренёк. Как есть сгинул. Мы-то вечерней иль ночной порой и дорогой этой не ездим, не то что в лес-то… Тут старик бросил из-под бровей взгляд в сторону леса и перекрестился: «Сохрани, Господь, нас от всякого зла».

А дорога тем временем вывела повозку на поля. В воздухе стало светлее. А вскоре за горушкой открылась и сама деревня – с два десятка крепких дворов. За деревней была поскотина, где мирно бродило деревенское стадо. Ничего не напоминало о том страшном происшествии, тревога из сердца Машеньки ушла. Однако день катился к вечеру, и нужно было подумать о ночлеге.

Старик как будто прочёл её мысли: «Слышь, девка. У нас тут теснота по домам-то, семьи многолюдные. А вот бабка Аграфена одна проживает. Стала она, правда, глазами слабовата, да и вообще одряхлела. Из наших-то, деревенских, почитай, никто не знает, сколько лет она на свете белом живёт. Ну, дровец ей наносишь, водицы. Приберешь в избе по надобности, пустит она тебя на ночлег. А уж поутру отправляйся куда тебе надо. Видишь домишко скошенный у оврага? Вот и топай туда.

Старик остановил лошадь. Девочка слезла с телеги, поискала в заплечном мешке кулёк с сахаром: «Возьмите, дяденька. Благодарствую за проезд».

– Да не возьму ничего, ётить. Взяли моду по каждому пустяку совать. Иди, давай, миллионщица… Сказал старик ворчливо и, улыбнувшись в бороду, тронул повозку.

Маша, поклонилась вслед и, отряхнув рукав от пыли и муки, направилась к домику, который ей указал старик.

Домишко был ветхий, видимо, как и сама хозяйка. Старое крыльцо разваливалось, нижние ступеньки прогнили. Тропинка к крыльцу по обе стороны заросла многолетними сорняками. Вокруг царил дух старости и запустения.

Маша аккуратно поднялась по ступенькам и робко постучала в дверь. Изнутри не донеслось ни звука.

«Может, она плохо слышит?» – И Машенька постучала ещё раз.

– Ну, входи, входи. Не толкись там, – донёсся почему-то очень молодой женский голос.

Машенька открыла двери и переступила порог. У окна на лавке сидела маленькая сухонькая старушка в белом платочке. На тонком, морщинистом лице удивительно выделялись молодые синие глаза.

– Пометил тебя лес… Пометил, девка, – вместо приветствия задумчиво произнесла старушка. Лицо её было серьёзным – Ну, да делать нечего. Судьба придёт и с печки стащит. Иди-ко, сядь за стол. – Старушка кивнула головой на большой стол и придвинутую к ней лавку в красном углу избы под образами – Мешок-то свой у двери поставь, никто его не утащит, – добавила она, снова зыркнув синими глазами.

Маша поставила мешок и села за стол. Стол был абсолютно чист, столешница натерта добела, обнажая красивый срез дерева.

– Оставлю тебя на ночку. Сейчас посиди чуток, передохни. Потом с колодца воды наносишь, вёдра справа у крыльца найдёшь. Дрова за домом в сарае. Принесть надобно охапки три. Да печь затопишь опосля, да ужин сготовь. Продукты в подполье найдёшь. А мне тут, девка, сходить кое-куда надобно. Ну, хозяйствуй.

Тут старушка неожиданно ловко соскочила с лавки и исчезла в дверях.

Девочка огляделась. Всё казалось ей странным в этом доме. Выглядел он так, будто бы в нём никто не жил. Нет, не было запустения или пыли, но не было того жилого духа, какой-нибудь одежды на вешалке, обуви, утвари… Всё было, как бы это сказать, просторно и пусто, что ли. Но у печки на полке она заметила чугунок, чайник и пару чашек. Там же стоял ухват, прислонённый к стене.

Маша долго сидеть не стала. Наносила в бадью воды из старого колодца, принесла дров, растопила печь и спустилась в подполье. Там она нашла кочан капусты, несколько картошин, бутыль с маслом и луковицу. Было такое ощущение, что всё это оставлено кем-то только на один раз приготовить.

– Странно. Лук-то кто в подполье хранит. Да и масло… И вообще, странно всё это, – подумала Маша. Потом поставила в протопленную печь чугунок готовить пустые щи, стала поджидать хозяйку.

За окном темнело, а хозяйки всё не было. Поужинав без неё, Маша незаметно для себя так и задремала на лавке.

Утро наступило внезапно, будто Маша только-только закрыла глаза. Первое, что она увидела – на лавке под образами лежала старушка. Лежала как-то неестественно прямо, и было в ней что-то неживое.

– Бабушка, – тихонько позвала Маша. Но ответа не было. Девочка тихо, на цыпочках подошла к старушке, и ей показалось, что та не дышит вовсе. Девочка тронула старушку за кисть руки, та оказалась почти ледяной. Отдёрнув руку, она стремглав выбежала из избы, надеясь отыскать в деревне своих вчерашних попутчиков, чтобы сообщить им страшную новость. Тут ей повезло, на пригорке она заметила того самого старика.

– Дяденька! Дяденька! – стала громко звать девочка, чтобы он не ушел, не заметив её. Он таки заметил бегущую девочку и подождал, пока она подбежит.

– Дяденька! Бабка Аграфена померла! Лежит на лавке неживая! Что делать-то, дяденька?!

Старик нахмурился и молча пошёл прочь, оставив девочку в полной растерянности.

«Странно всё как. Что делать? Вернусь-ка я в избу и подожду, может, он пошёл звать кого».

Девочка вернулась, но в дом входить не решилась. Присела на крылечке.

– Эй, девка! – раздалось вдруг из кустов у угла дома. Забирай скорее свой мешок и убегай через овраг. И если поймают, не говори, что я тебя предупредил!

Тут девочка увидела своего вчерашнего попутчика, того, что помоложе.

– Поверье у нас тут, при ком бабка Аграфена помрёт, тот лесом послан, злую силу несёт. Того убить надобно, кто бы это ни был, потому как переведёт всех людей в деревне. Смертью лютой переведёт! Беги, девка! Не верю я, что зло ты несёшь. Беги скорее!

Маша быстро заскочила в избу, схватила мешок и опрометью бросилась в соседний овраг, видя, как на пригорке уже показалась толпа местных жителей. Куда бежала, она не понимала, сменяя бег на быстрый шаг. Овраг понемногу превратился в длинную узкую лощину, которая привела её опять к лесу.

– Неужели это тот самый лес? Нет, этого не может быть… – Маша села на траву и заплакала от бессилия и усталости. Она хотела было встать и бежать отсюда, но странный, внезапный сон сморил её.

Во сне она видела туман, тёплый, молочный… Из тумана появилась старушка Аграфена и молча протянула ей руку со странным предметом. Девочка взяла это что-то и увидела необычный амулет на кожаном шнурке. Аграфена показала ей жестом, чтобы она надела его на себя. Подняв глаза, девочка не увидела старушки, только один туман.

Сколько она спала, Маша не знала. Вечерело. Разжав ладонь, девочка увидела тот самый амулет из сна на таком же кожаном шнурке. Очень удивилась, но, помня наказ Аграфены, надела его на шею. От амулета шло тепло и спокойная сила, которой наполнялось уставшее тело девочки. Она решила вылезти из лощины, оглядеться и принять решение, что ей делать дальше.

Когда Маша выбралась из лощины, то лес оказался справа от неё, а впереди простиралось поле с редкими кустами. Над полем поднимался туман. И в этом тумане скрывалось что-то зловещее. По спине девочки холодком пробежал страх. Единственным путём отступления от надвигающейся угрозы был лес. Девочке в данный момент он показался менее страшным.

– Была не была. Может, спрячусь под какой-нибудь корягой, закроюсь ветками, – хотя она понимала, что никакое внешнее укрытие не может спрятать её от этого простирающегося повсюду ужаса.

Прихватив одной рукой мешок, а другой держась за амулет на шее, девочка лощиной пробралась к той самой знакомой опушке и нырнула в лес. Лес, как живое существо, немедленно окружил со всех сторон, как бы обнял девочку и, как это ни странно, выступил её защитником перед тем самым густым всёохватывающим туманом, который как вкопанный остановился перед опушкой. Туман словно не мог переступить невидимую, странную границу, хотя ощущалось, что Нечто злобное бесновалось в нём, не желая согласиться с этим бессилием.

Девочка, не отрывая руки от амулета, углубилась в лес, ища себе подходящее место для ночлега. Наконец она приглядела мшистый валун у старой ели. Нижние ветви находились на небольшом расстоянии от земли и образовывали что-то наподобие шалаша, куда девочка и забралась. Под ветвями ели было спокойно, ствол был тёплым, большим. Маша прислонилась к нему спиной и снова упала в какую-то странную дремоту.

Ей снилось, что теперь уже не из тумана, а откуда-то сверху к ней сходит старушка Аграфена, смотрит своими синими молодыми глазами и говорит: «Иди, девка, лесом только когда солнце будет в самой высоте полуденной, чтобы не было теней. Бегом беги, не мешкай. А как выйдешь из леса, не оглядывайся нипочём, хоть что слышать будешь. Помни, девка, не оглядывайся!»

Девочка спала долго, почти до полудня. Видно, сказались усталость и переживания. Солнце приближалось к зениту. И она, памятуя наказ Аграфены, приготовилась бежать через лес. Сейчас он не казался ей таким уж безобидным, что-то живое, странное повсюду было разлито в нём. И это Странное проникало даже под ветви ели, едва не касаясь девочки.

Наконец, Маша дождалась, когда солнце встало прямо над деревьями, вынырнула из-под ветвей и, не оглядываясь, помчалась в том направлении, куда, по её мнению, нужно было бежать. Это направление подсказывало её испуганное сердце. То ли её подгонял страх, то ли что-то неведомое прибавляло ей сил, но лес она пересекла довольно быстро и выскочила на опушку с другой его стороны. Вдалеке она увидела реку, а вдоль нее – дорогу. Вот до этой дороги она и хотела скорее добежать.

Вдруг за её спиной раздался стон и крик о помощи. Крик был такой пронзительный, столько в нём было надежды на спасение, что она не выдержала и обернулась.

Но, обернувшись, она никого не увидела. И тут только вспомнила о наказе Аграфены ни в коем случае не оборачиваться. Страх накатил на неё новой волной, и Маша что есть силы бросилась бежать прочь, вниз к дороге. Однако чем дальше она удалялась от леса, тем труднее давался ей каждый шаг. Казалось, что ноги тонут в какой-то неведомой трясине, вытаскивать из которой их приходилось с большим трудом. А до спасительной дороги было еще далеко. Маша совершенно выбилась из сил и уже, казалось, не могла сделать ни единого шага. Тут она снова вспомнила про амулет и схватила его рукой: «Бабушка Аграфена! Помоги!»

В ту же секунду Маша очутилась стоящей на дороге, а позади неё тянулся по траве кровавый след. С ужасом она взглянула на свои ноги, но обнаружила их неповреждёнными. Вдруг кровавые следы стали исчезать прямо у неё на глазах, будто их не было вовсе, а из леса донёсся громкий то ли стон, то ли рык. На опушке появился знакомый силуэт бабки Аграфены, которая, как показалось Маше, пыталась выйти из леса. Но лес «втянул» её в себя и замолчал.