Отмели космоса

Глава первая. Очевидные затруднения

Злость, обида и ощущение собственной тупости. Знал же, что нельзя здесь задерживаться, но поддался искушению. В итоге из десятков имевшихся вариантов я выбрал худший – остаться в пункте наблюдения.

Прямо сейчас патрульный корабль шарниров неспешно стыковался с нашей посудиной, нарушая стабильную работу системы искусственной гравитации. Так как космолегавым никто не собирался открывать шлюз, они предпочли войти без приглашения – проплавить в стене корабля отверстие.

Интересно, как получилось, что их плазмобур проделывает путь непосредственно к нашему грузу, а не на капитанский мостик или, например, к отсеку со спасательными капсулами? На ум приходят две возможные причины такого развития событий: либо они знают, что мы везём, и боятся за сохранность нашего груза; либо же иррациональное строение этого летающего корыта сбило лнео с толку, и они уверены в том, что в открывшемся проходе их будет ждать центр управления кораблём, а не десятки полумёртвых людишек.

М-да. За подобное всю команду корабля отправят на рудники. Пожизненно. Нет-нет, лучше помру в попытке сбежать, нежели понадеюсь на милость бездушных машин, коими раса лнео – они же шарниры – и являлась.

Так что сейчас мне желательно не торчать в набитой полуработающей электроникой комнатке площадью три на четыре, а бежать в свою каюту за вещами, затем попасть к спас-капсулам, и тогда у меня целый год не будет никаких проблем, ибо когда ты спишь в анабиозе посреди космоса, этих самых проблем не может быть в принципе.

Правда, имеется пара-тройка неприятных аспектов. Первый заключается в том, что лнео, которые почти закончили прорезать борт нашего судна, не могли найти нас просто так. Либо им космически повезло, во что я не верю, либо кто-то нас слил. А если это так, то этот кто-то на нашем корабле. Возможно, сейчас он стоит прямо за этой заклинившей дверью. Кстати, это вторая проблема.

Пунктом наблюдения особо не пользовались, так как мониторы наблюдения были продублированы на мостике. Поэтому же никто не чинил барахлящий электрозамок, который, издав чавкающий звук, сдох, заперев меня.

По этой причине последние пару минут я был занят тем, что расковыривал злосчастный механизм с помощью одного из своих ножей. Расковыривался он плохо – винты заржавели, внутренности окислились.

С трудом, я отогнул пластину корпуса настолько, чтобы появилась возможность просунуть туда свой новенький нож. Куплен он был взамен утерянного во время незапланированного купания в одном озере, как мне казалось, процентов на двадцать состоящим из отработанного масла.

Нажимаю на нож – не пролезает. Вгоняю его внутрь ударами рукояти другого ножа. Крышка гнётся. Вдохновлённый, упираюсь в потроха замка и полностью отгибаю пластину. Жаль, я не остановился вовремя, и последнее приложенное усилие ломает клинок. Разочарованно смотрю на останки отвратительной порошковой стали, которая стоила как хорошая прокатка. Ладно, скорбеть буду, если выберусь, сейчас – замок.

Очень простая схема, разобрался с ней за пару минут. Кое-что вырвать, что-то отковырять – и вот дверь открылась. Теперь пришло время коснуться третьей проблемы. Экипаж нашего корабля вместе с новичками, которых мы за глаза называем не иначе как «расходники», составлял четырнадцать человек. А спас-капсул десять.

Лестницы на этом корабле не проходили сквозь все этажи, а были раскиданы то тут, то там, соединяя по два яруса. По одной из таких я сбежал к каютам. Тут на холодном металлическом полу лежало тело, укрепляющее во мне надежду попасть на последний рейс.

Подхожу ближе. Узнаю одежду – один из новичков. Склоняюсь над ним. На вопрос «Кто убийца?» даёт красноречивый ответ дырка в груди размером с дно пивной кружки. Я и раньше видел новенький кинетический револьвер капитана, а теперь ещё и знаю, на что он способен.

– Ах ты мразь! – слышу крик за своей спиной.

Поворачиваюсь, вижу одного из новичков, который, кажется, неправильно истолковал увиденное. Он был крупнее меня, его звали, кажется, Стултус и он сразу показался мне тупым.

Приближается. Выхватываю нож, рассекаю руку Стултуса, но он всё же бьёт, пытается схватить и сразу же получает лбом по носу. Болезненный удар, мне ли не знать. Он делает шаг назад, я тут же всаживаю ему нож в район селезёнки. Чувствую, как сталь прорезает мышцы и сосуды. Ответный пинок по голени – я валюсь набок, выпустив увязший в мясе нож. Стултус, увидев собственную кровь, ахнул и, пока я вставал, убежал к лестнице, по которой скатился вниз.

– Нож верни, паскуда! – безрезультатно кричу я ему вслед.

У меня нет времени гоняться за ним, с минуты на минуту тут будут шарниры. Бегом в личную каюту. Сгребаю вещи – базовый портативный компьютер, он же БПК, пищевые концентраты, первая аптечка, вторая, И-блокада, инструменты, резак, оружие. Всё кроме сферошлетта и кошелька в рюкзак – и быстрее к спас-капсулам.

Осторожно выглядываю из каюты, агрессивного придурка не видно. Наверное, уже истёк кровью. Сбегаю по другой лестнице вниз, вот дверь в отсек со спас-капсулами. Оглядевшись вокруг и убедившись, что никто меня здесь не подкарауливал, вхожу внутрь.

Безмерную грусть на некоторых лицах трудно передать словами. На незначительный промежуток времени мне даже стало стыдно, что я появился тут, живой и здоровый, мешая своим существованием беспрепятственному побегу этих замечательных людей. Но лишь на миг.

– Здрасте! Заждались? – непринуждённо спросил я, окидывая взглядом пять человеческих фигур и пять спас-капсул.

– И на кой ты припёрся? – с усмешкой спросила бритоголовая фигура.

Капитан Бубно́в был навеселе, что, учитывая особенности его характера, значительно напрягало, ибо подобное настроение свидетельствовало о намерении пустить кому-то пулю в голову. Предсказывать действия сей глубокой и многогранной личности многим было трудно, но я достаточно долго знаю обладателя этого морщинистого лица с недельной щетиной, ангельски-голубыми глазами и взглядом матёрого душегуба, чтобы делать некоторые умозаключения.

– Уже решили, кто останется за бортом?

Четыре новичка и Бубнов. Четыре проблемы со страхом в глазах.

– Ага. Ты. – По-моему говорящего звали Акмар.

– И что нам делать? – произнёс девичий голос.

– Летите отсюда, я остаюсь, – твёрдо сказал капитан. – Капитан всегда остаётся на своём судне.

Этим словам, произнесённым с такой интонацией и с такой злобной улыбкой, не поверил бы и пятилетний. А вот эти четверо поверили. Потому что хотели верить.

Раздался взрыв – каратели пробили грузовой отсек.

– Грузитесь, чёрт вас дери! – Капитан обожал отдавать очевидные приказы. Не потому, что любил конкретику, – просто считал всех окружающих идиотами.

Первой в свою спас-капсулу залезла девушка по имени Кяторока, за ней Акмар, я был третьим.

– Так, вы двое…

Уже закрывая за собой дверцу стального гроба, я услышал эти слова. Капитан не стал подзывать кого-то одного, он задумал пустить в расход сразу двоих. Зачем? А кто его знает. Возможно, он нашёл предателей, возможно, усыплял бдительность, возможно, что это было совершено просто так. Всё равно вторая пара новичков уже ничего не могла сделать – дверцы спас-капсул закрылись и откроются теперь ой как нескоро.

Здесь, внутри стального гроба, ничего не было слышно, лишь ощущалась вибрация корабля. Перехватило дыхание – пусковое устройство выплюнуло мою капсулу в космос. Секунда, вторая, третья, десятая, тридцатая – включились двигатели капсулы.

Какое же облегчение мне принесла эта перегрузка. Не схватили, не сбили, не перехватили. Жив. Свободен. А впереди – восхитительно-неопределённое будущее. И чем дальше, тем восхитительнее.

Я как-то не думал о том, влияет ли анабиоз на память. Хотя вряд ли я забуду основное: меня зовут Ян Дрейфус с планеты Магнедааль, мне пока ещё 23 года от роду, и я всё ещё контрабандист, которым являюсь уже примерно двадцать месяцев. Очень насыщенные двадцать месяцев. Наша команда за это время сменила два корабля и около десяти человек в личном составе, при этом никуда не делся наш капитан и ощущение, что, покинув дом, я лишил себя шансов на нормальную жизнь.

А хотел ли я нормальной жизни? Раньше – нет. Теперь же… Тяжело признавать, но те десятки и сотни людей, которых мы перевозили с планеты на планету, чтобы они попали на чёрные фермы стволовых клеток или в палаты по экспресс-пересадке органов, убедили меня в необходимости перерыва. Своеобразном отпуске.

Но об этом подумаю потом. Судя по показателям датчиков, скоро я благополучно засну на четыре месяца. Очень небольшой срок для космоса – нам не хватило всего одного телепортационного прыжка, всего одного.

Перед потерей сознания промелькнула мысль, что по федеральному календарю этот год почти закончился, и очнусь я уже в 297-м. Интересно, а какое на планете, куда я попаду, летоисчисление? А впрочем, плевать на их местные заморочки. Неизвестно доподлинно, были ли эти пророки и мученики, от дат рождения которых так любят начинать считать года, но точно известно, что, когда я проснусь, будет уже 297 год от Великого спасения человечества.

Глава вторая. Лбом об косяк

Как же неприятно выходить из анабиоза в этих дешёвых спас-капсулах – мышцы напряжены, голова раскалывается, ещё и блевать тянет. Несмотря на общее состояние, я мог держаться. За стенку капсулы.

Создатели этого гроба определённо заслуживают проклятий. Так и представляю людей без образования, халтурящих в тёмном, воняющим мочой подвальчике.

Пришёл в себя я уже на поверхности планеты. Автоматика, разумеется, не сработала, как должна была, и «непроницаемый» люк выхода, который обязан оберегать всё находящееся внутри капсулы от несомненно жестокого и коварного внешнего мира, радостно пялился на меня полоской оранжевого утреннего света.

Тихонько матерясь и ругая сборщиков этих проклятых жестянок, мною была предпринята попытка вытащить из рюкзака и ввести себе инфекционную блокаду, но затея провалилась ещё на этапе «открыть рюкзак». Руки совершенно не слушались, и это было очень плохо. Без биостопора, который я предпочитал в качестве И-блокады, каждая секунда в новой биосфере – это риск. Биоорганизмы проникнут в моё биотело и будут творить там бионепотребства.

Как же плохо-то, а. Я вдохнул полной грудью, прочищая лёгкие, и тут же пожалел об этом – коричнево-серый смрад на секунду заполнил всё моё сознание, силившееся устоять перед этим натиском. В нём сочетались тухлятина, с различимыми нотками испортившихся яиц и гнилого картофеля, а также пластико-резиновая вонь индустрии. Венчали букет нотки мертвечины.

О, левая рука начала меня слушаться. Вытаскивая биостопор из рюкзака, я лелеял робкую надежду на то, что ничего инородного в мой организм ещё не попало. В отличие от других И-блокад, с его введением нельзя было медлить. Суть в том, что после анализа организма биостопор частично изменяет в нём определённые процессы, включая иммунные, попутно фильтруя кровь и поступающий воздух от всего, чего не было в организме до анализа. И всё бы хорошо – если бы не деградация тканей, я его вообще не вытаскивал бы, – но вот если биостопор введён после инфицирования чем-либо, ничто не помешает этой самой инфекции свалить организм в рекордно короткие сроки.

Так, оба штыря на месте и для гортани, и предсердечных сосудов. Главное – воткнуть их хотя бы приблизительно правильно, высокотехнологичная начинка сделает всё остальное – продезинфицирует, обезболит, начнёт работать.

Первый пошёл. Как же неприятно. Второй. В горло ещё неприятнее. Ну, остаётся только молиться богам, знать бы, какие они на этой планете.

Следующая проблема – заклинившая дверь спас-капсулы. У меня есть резак, но пользоваться им в настолько замкнутом пространстве – идея, прямо скажем, дурацкая. Но именно для таких случаев тут, слева от меня, на двух хлипких креплениях расположен инструмент индустриальной эпохи – монтировка. Какая забота. Спасибо хоть не каменная. Чем больше я знакомлюсь с этой спас-капсулой, тем сильнее подозреваю, что у её криворуких конструкторов на планете царит первобытное общество, в котором они работают в глиняных домах на деревянных станках. И на сене спят.

Вставить монтировку в щель, потянуть на себя, потом от себя, потом на себя, потом повторить ещё раз десять, и вот уже можно пролезть.

Мир встретил меня нежным рассветным, отдающим розовизной солнцем и новыми оттенками гнилостной вони. Ну теперь хотя бы понятно, откуда запах. Капсула приземлилась аккурат на болота. Блеск. Ни разу ещё не выбирался из топей и подозреваю, это не то умение, которое следует осваивать в одиночку.

Ещё в детстве я узнал, что если идти по течению, то обязательно куда-то выйдешь. Окинув прищуренным взглядом болота, с неудовольствием был вынужден признать, что течения у болота нет.

На островке, который уже давно начал ненавязчиво засасывать капсулу, росло несколько крепких кустов, из которых с помощью инструментов и клейкой ленты был сделан шест. Затем, обещая себе больше никогда не питаться пищевыми концентратами, имеющими вкус и текстуру стирального порошка, проглатываю питательную капсулу и нацеливаюсь в сторону, где топи вроде бы обрывались. Ну, мать его, в добрый путь.

Проверить дорогу щупом, сделать шаг, проверить, шаг. Понять, что составной щуп – худшее решение. Проверить ещё раз, не найти точки опоры. Поискать рядом. Найти, шагнуть. Начать тонуть. Запаниковать и вернуться на исходную. Повторить.

В тот момент, когда вода коснулась самых чувствительных мест моего тела, было уже трудно вспомнить, защищает ли биостопор от крупных паразитических организмов. Если бы я знал, что окажусь в таком месте – взял бы расширенную версию, с дополнительными штырьками для кишечника, почек и селезёнки. Кажется, в меня что-то залезло.

Шаг, тычок шестом, шаг, тычок шестом, шаг назад, тычок шестом. Обернуться, окинуть взглядом болота, понять, что продвинулся лишь на одну десятую пути. Обессилеть. Продолжить движение.

Появились кровососущие. Больше всего они напоминали тараканов, если бы тараканы все как один были около полудюйма в длину и умели летать. И причинять боль, сравнимую с ударом шилом. В первый раз я даже опешил. Сначала от боли, а потом от омерзения – кусающихся тараканов я видел впервые. Они мне в кошмарах сниться будут. Тем временем болотная жижа достала до середины живота.

Боясь за находящиеся внутри рюкзака вещи, в особенности за биоштопор, предназначенный для изъятия из моего тела штырей, я снимаю рюкзак, чтобы подтянуть лямки. Вообще тащить его с собой через болота было не лучшим решением. В этом я убеждаюсь, когда рюкзак вывалился из непослушных после анабиоза рук и с поразительной скоростью погрузился в жижу.

Потратив секунды три на то, чтобы заставить себя с головой погрузиться в этот гнилой компот, мне оставалось лишь беспомощно дёргать за лямки – пожитки уже куда-то затягивало, и в какой-то момент уже рюкзак начал тянуть меня на дно. Ничего не оставалось, кроме как выпустить его.

Зарыдал, если б были силы, честное слово.

Осталось вещей у меня немного – сферошлетт с запасными магазинами, БПК, дрянной щуп и вставленный в тело биостопор, который начнёт плановое уничтожение моего организма уже через пару дней. А ещё пара завалявшихся в кармане витаминов, которые я, подумав, проглотил.

Где-то через полтора часа я выбрался из смеси дерьма с гнилью и, прислушавшись, двинулся на звуки цивилизации. На пути был негустой лес, состоящий из пальмообразных узколистных деревьев и редких приземистых кустарников. Ноги, истосковавшиеся по твёрдой земле, неприятно зудели.

Имелась ещё одна проблема – деньги. На руках у меня было чуть больше трёх тысяч федеральных пекуний – приличная сумма. Их следовало обратить в местную валюту – практика показывает, что человека с федеральными деньгами обязательно обманут. Может вдобавок и прирежут. На всякий случай.

Постепенно начали попадаться следы цивилизации – срубленные деревья, протоптанные тропинки, кучки мусора. Так, что тут у нас? Банка из-под каких-то консервов. «Соево-кукурузный обед». Название и состав в первую очередь написаны на всеобщем, только потом на местном, это радует.

Да, не на это я рассчитывал в тот момент, когда мы с Бубновым ударили по рукам, и я вступил на борт корабля.

Бутылка из-под пойла «Крабовый сироп». Я не имею ни малейшего представления, что именно это такое, но остаточный запах сивухи свидетельствует о том, что тут хотя бы пьют. А это уже обнадёживает, так как снижает шансы, что тут снимают напряжение менее цивилизованными способами.

Интересно, что бы сказали поколения моих предков, досконально знающих какой вилкой какую часть рыбы подцеплять, увидев своего потомка, копающимся в дурно пахнущей куче? Справедливости ради стоит заметить, что потомок пах ещё дурнее.

Остальная часть мусора, вроде упаковки из-под каких-то снеков, изготовленных из местных культур или медицинских пластиковых неразлагающихся шприцов, интереса не представляла.

Когда я закончил играть в детектива и поднялся, появилось ощущение подступающей рвоты и закружилась голова. Хоть бы местные эскулапы принимали оплату пекуниями.

Продолжил идти в сторону поселения. Стали встречаться люди. Смуглая кожа, тёмные, иногда кучерявые волосы. Да уж, я со своим белым лицом, даром что имеющим желтоватый оттенок, выделялся тут, как брызги навоза на свадебном платье. И, наверно, именно поэтому первые местные, что пожелали со мной заговорить, выглядели агрессивно. Четыре подростка, выкрикнув что-то и оставив костёр с жарящимся на нём кебабом, направились ко мне навстречу. Быстро приближались. На лицах – насмешка. С такой насмешкой дети, которых в детстве роняли головой на пустые бутылки, пинают щенков в переулках. Вот только драться с ними я не намеревался.

Увидев, как я достаю и наставляю на них ствол, они замерли и начали очень гадко улыбаться. Я знаю, что сейчас будет – они встанут столбом, вроде как пропуская меня, затем один, подгадав момент, пнёт сзади, я упаду, у меня отберут ствол, а потом будут очень долго бить ногами. Этого мне не хотелось, и поэтому, выставив на сферошлетте травматический режим, стреляю в ближайшего ко мне гопника. Его отбрасывает. Ничего, сломанная грудина учит миролюбию. В том числе и тех, кто это видел – его дружки тут же разбегаются. Дабы отбить у них всё желание сопротивляться, стреляю им вслед, укладывая на землю ещё одного.

Сферошлетт – штука высокотехнологичная и тихая. Сомневаюсь, что в двухстах метрах отсюда можно было с уверенностью сказать, что кто-то стрелял.

Стали попадаться другие люди, к моей радости, более миролюбивые. Постепенно их становилось больше. Удивительно, но на меня особо не пялились. Что было тому виной? Может, желтоватый оттенок моего лица, доставшийся по наследству от матери? Или же то, что я весь был перемазан грязью? А может, всем просто на всех наплевать? Ответа не было. Была лишь усиливающаяся тошнота и подступившая с новыми силами головная боль.

Вхожу в пригород. Возможно, это мне так не повезло, но знакомство с урбанистической стороной этой чудесной планеты началось в старых кварталах напополам с трущобами. Улицы, как ни странно, отличались приятным, геометрически продуманным строением, дороги сходились на перекрёстках под прямыми углами, образуя ровные сетки кварталов. Уже после второй пересечённой улицы начали появляться двухэтажные дома, преимущественно деревянно-полимерные. Район-то и вправду старый, если дешёвые строительные полимеры не воняют на всю округу.

Как назло, на глаза не попадалось ни одной вывески банка, рынка или ещё какого-нибудь места, где можно получить местную валюту. БПК тоже молчал, видно, коллеги либо ещё не добрались, либо имеют более серьёзные дела, нежели отправка сообщений.

Правая стопа начала чесаться. Тугая шнуровка не позволила добраться до зудящего места, поэтому просунутый внутрь ботинка палец лишь пощекотал кожу. Раздражение моё усилилось, но тут же отошло на второй план – палец, побывавший в ботинке, был измазан чем-то буро-зелёным. Твою налево, это же плесень! И она, судя по всему, решила колонизировать голень. Такими темпами я лишусь ноги ещё до конца недели. Хотя, может, здесь в неделе больше дней? У меня на родной планете их было шесть, возможно, что здесь их пять или десять? Тридцать восемь?

Головная боль уже разошлась настолько, что мешает связно мыслить, сознание плывёт. Начали появляться разные иррациональные идеи, вроде жизни в шалашах с шаманами и возвращении анархии на отдельно взятые планеты. Я и забыть успел, какая чепуха лезет в голову при мигрени.

Уже не понимая, что делаю, свернул во дворы. В глазах всё начало плыть. Нет, в таком состоянии я точно никуда не дойду. Время полагаться на удачу.

Подхожу к случайной двери. Она принадлежала дому из полимерных панелей с деревянными вставками по углам. Чуть не падая, прижался к косяку. Постучал настолько громко, насколько хватило сил. Обнаружил на другой стороне косяка звонок. Подумал. Постучал ещё раз. Начал сползать по двери вниз. Тошнота перешла в рвотные позывы.

Дверь открылась, я ввалился внутрь. По негодующим возгласам можно было догадаться, что мне тут не рады. Что ж, выбирать не приходится.

– Прошу прощения, я Бао Брукс, космический путешественник. Мне необходима помощь кваликф… крарифи… хорошего врача. Я за всё заплачу, как только приду в себя. Не пытайтесь меня ограбить, кошелёк на биозамке.

Эта тирада отняла у меня последние силы. Уже теряя сознание, я почувствовал, что рвотные позывы перестали быть просто позывами и переросли в нечто большее. К счастью, мне было уже всё равно – мир потух.

Глава третья. С корабля и за борт

Звенящая тишина. Я был дома, меня окружали родные белые стены особняка. Почему-то не работала система климат-контроля, так что приходилось мучиться от жары наравне с большей частью населения Магнедааля. Вокруг не было ни одной живой души, и лишь далёкие отголоски людских выкриков нарушали абсолютную тишину. Как же хорошо дома. Регулярное питание, уверенность в завтрашнем дне, стабильные выплаты и, что немаловажно, чистый туалет. И всё это я утратил. Утратил? Я что, не здесь?

Появился шум, он усиливался с каждой секундой; по телу забегали неприятные мурашки. Гул всё нарастал, как и напряжение внутри. Внезапно сон растаял, оставив меня наедине с реальностью.

Обвожу взглядом комнату, потолок и стены которой были покрыты коричневой облупившейся краской. Во время осмотра своего лежащего тела, наполовину прикрытого какой-то циновкой, во мне проснулось омерзение от созерцания одного из самых выносливых организмов в обжитом людьми космосе – таракана, пожирающего какую-то органическую грязь прямо с моего расслабленного тела. В отличие от болотных летающих тварей, эта хотя бы не жалила. Но была раза в два больше.

Из соседней комнаты на моё недовольное кряхтение вышла девушка. Такая же, как и все местные – смуглая кожа, чёрные волосы. Одета в какой-то синтетический бледно-серый комбинезон.

– Живой? Говорить можешь? Деньги есть? – её голос был приятен, а слова не очень.

– Какое бескультурье! – Я очень громко вздохнул. – Приличия у вас тут не соблюдают? Я Бао Брукс с планеты Десепт. Кого мне благодарить?

Странно, но ничего не болело, видимо, лечение было комплексным. Или меня просто накачали обезболивающим.

Несмотря на достаточно агрессивный настрой собеседницы, у меня было чудесное настроение. Живой, здоровый, вроде как в безопасности, да ещё и ничего не болит – в моей жизни таких моментов всё меньше и меньше. Хочется просто наслаждаться тем, что у тебя есть прямо сейчас. Определённо, ничто не может очернить моё настроение.

– Ата с Амтруно. Оплатишь работу доктора – будут приличия.

– А за что именно я должен платить? Что вы тут со мной делали?

– Вытащили эти штыри. Потом вакцинация, ампутация и протез.

– Ампутация? – Лоб вмиг покрылся испариной. – Какая ампутация?

Рывком поднялся с кровати, отправив в полёт таракана, и чуть не упал. Трудно сохранять равновесие без ноги.

– Какого чёрта! Идиоты! Вы что сделали?!

С середины правой голени органика моего тела кончалась. Ныне там красовалась изогнутая блестящая металлическая пластина.

– Целуй нам обувь за то, что тебе руку не ампутировали.

Только сейчас обратил внимание на розоватость пальцев, которыми я чесал зудящую ногу. Регенераторы.

– Кто это вообще сделал? Вы вместо доктора патологоанатома притащили что ли?

– Нехорошо. Тихо. Кого-кого притащили? – послышался голос из-за моей спины.

Вроде глупый вопрос, но, что странно, он прекратил зарождающееся во мне подобие истерики.

– Патологоанатома. Врача, что трупами занимается. – Повернувшись на звук, я увидел невысокого дедка и шкета традиционной для этой планеты наружности.

– Короче, Бао, наша помощь стоит денег. Как расплачиваться будешь? – Сносный всеобщий язык моего собеседника вызывал лёгкое облегчение.

– Пекунии устроят? Тогда верните мне мои вещи, в первую очередь кошелёк и сферошлетт. – Поймав непонимающий взгляд, я уточнил: – Ну пистолет, который вы с меня сняли.

– Держи. – Девушка бросила кошелёк. – А ствол твой был задатком за лечение, как и барахло.

– Вы хоть знаете, чего он мне стоил, а? – Чем дальше, тем грустнее. – Да ни черта вы не знаете. Сколько? – Дедок ответил не сразу.

– Восемьсот. И было бы больше, если бы не твоя татуха.

А, один из даров моей прошлой жизни, медицинский индикатор. Нечасто я вспоминаю об этой едва заметной наплечной татуировке. В этом хитросплетении линий и квадратиков должен разбираться любой доктор, отвечающий федеральным стандартам или хотя бы знакомый с ними, следовательно, есть надежда, что меня латал профессионал.

– Забирай.

Моё благосостояние значительно пошатнулось.

– На этом мы закончили?

– Нет. – Дедок наклонился к своему то ли сыну, то ли внуку и что-то прошептал, после чего вновь повернулся ко мне. – Проверю, не надул ли ты нас. Попытаешься сбежать – плохо будет. Садись пока, чего ты.

Рукоять ножа на поясе дедка, которую он поглаживал, опасений мне особых не внушала, но буянить я не собирался и сел за стол, судя по всему, обеденный. Шкет тем временем выбежал на улицу.

– Ну, раз мы в таких доверительных отношениях друг с другом, то почему бы нам вместе не поесть?

Мой голодный взгляд был полон надежды.

– Атасрава, разогрей чего-нибудь.

Девушка ушла в другую комнату.

– А с тебя тогда ещё пекуния, – внезапно сообщил дедок.

– Погоди, как её зовут?

– Атасрава. – Увидев ухмылку, он нахмурился:

– Чего лыбишься?

– Ничего, просто на моём родном языке это имя созвучно со словом «амбициозная». Ничего такого.

Это была ложь. Как же по-дурацки звучит её имя. Если бы меня так назвали, я бы повесился.

– Ах да. Пекуния за перекус? Грабёж! – сказал я, одновременно отдавая дедку желаемое.

Настроения для разборок у меня не было. Конечно, эта семейка меня обманывала, но сейчас мне было всё равно. Я хотел есть.

– Сколько я тут провалялся?

– Треть недели.

– А сколько дней в неделе?

Дедок посмотрел на меня как на умственно отсталого.

– Шесть. А что думал?

– Федеральный стандарт – семь, – сказал я, пытаясь смотреть на дедка так же, как и он на меня.

– В жопу федеральный. У нас свои порядки.

– Ага. А налоги вы платите по своему календарю?

– Нет, – ответил он, недовольно цокнув.

Конечно, по федеральному, всем плевать, как вы считаете время на своём заболоченном шарике.

– Сам-то откуда? Зачем прилетел? – пошёл в контратаку дедок.

– Прям с Десепта и прилетел. У вас же тут гуманитарные грузы ходят?

– Ну.

– Я должен был с ними прилететь, но там возникли проблемы… В общем, опоздал, добрался своим ходом…

– С контрабандистами? – подозрительно быстро спросил дедок.

– С курьерами какими-то, – ответил я и попытался сменить тему: – Вкусно пахнет.

Из кухни до нас и правда долетел весьма аппетитный запах чего-то мясосодержащего. А не так уж они и бедны, как мне показалось. Хотя вполне вероятно, что это какая-то синтетическая дрянь со вкусом резины.

– Гуманитарный груз, значит? На наши налоги, которые мы честно платим, летаешь? – спросил дедок и нехорошо улыбнулся.

– Ага. На налоги, что вы и ваши предки исправно платите почти три сотни лет. Или сколько? Я не знаю, когда именно после Спасения человечества появилась ваша колония.

Аромат усиливался. Вернулась Атасрава с подносом, на котором исходили паром три глубокие тарелки, и подключилась к разговору.

– А расскажи мне, что это за «Спасение» такое? – Во время этой реплики передо мной появилась похлёбка и ложка.

– Да пожалуйста.

Тема, предложенная Атасравой, мне понравилась намного больше, чем подозрительные поползновения дедка, и давала возможность вдоволь размять язык.

В тарелке были тушёные овощи с вроде как натуральным мясом, пусть и чрезвычайно жёстким. Проглотив несколько ложек, я занялся просвещением низших слоёв населения.

– Сразу говорю – могу ошибаться в разных мелочах. Итак, сейчас 297 год от Спасения человечества. Года исчисляются так же, как и на колыбели людской цивилизации – Земле. В земном году изначально было 12 месяцев и 365 дней, теперь больше, не знаю на сколько. Сейчас там только закрытые куполами города остались и то около десятка. Эх, а вот колыбель цивилизации карликов… ну этих, тагеронов – просто курорт, но сейчас не об этом.

– Никто сразу не назвал тот день Спасением человечества, термин появился через лет сорок. Тогда, больше, чем три сотни лет назад, всякие жуткие кризисы заставили искать новые средства производства энергии. К тому моменту, когда построили Лунное кольцо, кусок Солнца был уже не виден из-за орбитальных батарей с неожиданно низкой эффективностью, поэтому многие были согласны финансировать даже самые сумасшедшие проекты. Одним из таких было Лунное кольцо. Эта штуковина была построена на спутнике Земли и имела радиус более трёхсот километров. Хотели подчинить себе энергию чёрной дыры. По крайней мере, открыть эту самую чёрную дыру у них получилось. За несколько секунд кусок Луны перестал существовать. Вой поднялся на всю Землю. А часов через шесть к нам прилетел инопланетный корабль и случился первый контакт. Паника поднялась – просто ужас. Некоторые то ли от восторга, то ли от непонимания самоубились.

– Часть человечества ждала мира, другая войны. И ожидание последних вроде как подтвердились, когда пару пустынь на каком-то третьесортном материке пришельцы за секунды превратили в сплошное стекло. Но никто не ждал того, что правители почти всех стран после окончания переговоров, не продлившихся и полчаса, обратились каждый к своим народам. Говорили про одно и то же. Про то, что люди не одни в космосе, что теперь мы космическая объединённая человеческая держава или типа того. И прямо сейчас нам нужно совершить всей планетой акт консолидации. Дальше слова политиков разошлись: кто говорил о религии, кто об идее. Кто о светлом будущем. Нашлись и те, кто начал говорить о потенциальном всеобщем уничтожении.

– Как мне известно, все документальные свидетельства того, о чём именно впервые говорили люди и лнео, за которыми сразу закрепилось прозвище шарниры, уничтожены. Ничего, только слова политиков. И коли верить им, то если бы мы, скажем так, разочаровали пришельцев, путь в космос человечеству был бы навсегда заказан.

– На Земле был установлен новый порядок. И цель у него была одна – сплотить всех для одного-единственного проекта. – Я прервался, соскребая со стенок тарелки прилипшую зелень.

– Какого проекта? – Тон Атасравы выдавал крайнюю степень заинтересованности. Дедок подобного не демонстрировал и как-то раздражённо поглядывал на девушку.

– Второе Лунное кольцо. Только уже вокруг спутника Юпитера, такая газовая планета была. Название спутника точно не вспомню, но роль сыграл его размер. Ведущие политические структуры почти в мгновение ока слились в одну. Года два или три продолжались массовые чистки. Многих просто ссылали. Несколько десятков государств, что не захотели трудиться на общее благо, перестали существовать. Умерло в целом за первые годы становления нового порядка треть миллиарда. А самое главное – это то, что абсолютно все средства большинства, нет, всей планеты, были брошены на создание Второго Лунного кольца.

– Прошло одиннадцать с половиной лет. Разумеется, всё это время были локальные гражданские выступления, огромное количество сект, терактов, случаев сумасшествия и прочего. Часть народа, конечно же, негодовала, но политики того времени сумели различными способами обуздать волнения. Человечество проявило просто невообразимую адаптивность. Может, это вообще наша характеристика, как вида: делаем что-либо не когда надо, а когда прижмёт и несём потери, без которых могли бы обойтись?

Тем временем последние остатки пищи были выскоблены из посуды и ничто меня больше не заставляло так распинаться.

– Потом запустили это кольцо, оно не сразу, но извергло из себя чёрную дыру, всосало весь спутник, кусочек Юпитера и нарушило орбиты пары-тройки планет. Прилетели шарниры, выдали людям технологии, карты, данные, разместили своё посольство и оставили человечество разгребать свои проблемы, но уже с научной базой. Примерно так всё и было. А мне уже пора. Только вот вопрос…

Глава семейства вновь перебил меня:

– Сядь, куда вскочил.

Жестом подозвав вернувшегося пацанёнка, он выслушал его «доклад» на каком-то местном наречии и удостоил меня взглядом, в котором почему-то читалось озорство.

– Да, пекунии настоящие. Иди. Выход там.

– Конечно, настоящие, они другими не бывают. Так вот, вопросы: куда вы заложили мои вещи, где тут больница, можно ли мне?..

В очередной раз мерзкий старикашка не дал договорить.

– Ломбард электроники через четыре улицы. Налево, как выйдешь отсюда. Вывеску увидишь. Остальное сам найдёшь. Всё, проваливай.

Глава четвёртая. Различные отверстия

По улицам под полуденным солнцем туда-сюда небольшими группами сновали какие-то патрули в фиолетовой форме, видимо, местные силы правопорядка или что-то в таком духе. Переменчивые порывы ветра приносили запах то свежей выпечки, то испорченных фруктов. Звуковой фон изобиловал яростными выкриками со всех сторон.

Я, испытывая растущую боль в протезированном обрубке ноги и дискомфорт в районе кишок, двинулся в указанном дедком направлении.

На другой стороне улицы патруль начал бить двух парней. Попытавшегося сбежать мутузили с особенным наслаждением. Усердствовали не сильно, в отличие от другого отряда, выламывавшего кувалдой двери дальше по улице. Получалось плохо – дверь была металлическая и выглядела надёжно в отличие от кувалды. Подозрения о ненадёжности подтвердились, когда набалдашник после очередного взмаха устремился в небеса, повергнув молотоносца в агрессивное недоумение. Заприметив то, что он начал злобно озираться в поисках виноватого, я свернул в переулок. Повезло же выйти из этой халупы в разгар карательных мероприятий. А ведь дедок знал это, то-то так лыбился вслед. Вот и верь после такого людям.

С навигацией в пространстве у меня было не очень, так что в следующей заваленной мусором развилке я предпочёл вынырнуть из сырого пространства сомкнутых домов и продолжить движение по нормальной дороге, если эти перекошенные плиты вперемешку с грунтом вообще можно таковой назвать.

Всё чаще откуда-нибудь доносились крики. Вот кто-то выпрыгнул из окна и убегает со здоровенной сумкой. Вынырнувший из-за поворота автомобиль карателей помешал бегству, с хрустом смяв бампером худощавое тело.

Самое удивительное для меня было то, что по соседству со всем этим хаосом передвигались прохожие, аккуратно обходя очаги активности и особо не обращая внимания на происходящее. Просто поразительное безразличие, уверен, оно воспитывалось несколькими поколениями.

В разноцветных, но всё таких же облупившихся домах по обоим сторонам улиц попадались магазины, питейные заведения, какие-то конторы. Местная палитра цветов тяготела к буро-жёлтой, но рекламные проекции и вывески добавляли неуместно ярких красок.

Карательная операция коснулась малой части зданий, большинство мест даже не прекратило работу. Зато в тех, что стали объектами повышенного интереса людей в форме, события происходили безостановочно – избиения, бегство, спасение или отчуждение имущества. В одном из, кажется, баров начался пожар. А посреди всего этого хаоса находился я и занимался тем, что взывал ко всем богам, лишь бы никто на этих улицах не заинтересовался хромым человеком в грязной одежде.

С другой стороны дороги показалась открытая дверь и объёмная проекция, которая сообщала о наличии обменного пункта. Но где-то на середине пути к нему стало понятно, что сегодняшние популярно-развлекательные мероприятия коснулись и этой организации. Через распахнутую дверь в помещении можно было увидеть лежащие тела и фиолетовые силуэты. Очередная неудача в затягивающейся череде. Надеюсь, последняя на сегодня.

И как только эта мысль промелькнула у меня в голове, лицо карателя высунулось из обменного пункта и вперило в меня взгляд, отдающий нездоровой заинтересованностью. Чёрт.

Главное в такой ситуации – сделать вид, что ты вообще мимо проходил, живешь в соседнем доме и крайне уважаешь человека в форме. Придав лицу занятой вид, насколько это было возможно с такой непрезентабельной одеждой и скривившейся физиономией, я заложил крутой вираж и, не оборачиваясь, отправился дальше по улице. Многими вещами не хотелось заниматься сегодня, бегать в том числе. Кривое недоразумение вместо ноги превратило бы бег в пытку.

Увидев магазин под навесом, где торговали какими-то тряпками, завернул туда. К сожалению, тут торговали не одеждой, а всяким хламом – ловушками для мух, контейнерами для разведения насекомых, странными смесями и сумками. Навес был большой, под ним расположилось несколько торговцев. Из интереса походив между прилавками, я углядел сносный рюкзак-трансформер. Пытаясь спросить, сколько он стоит, я встретился с абсолютным непониманием всеобщего. Пока пытался на пальцах объяснить торговке, у которой во рту не хватало половины зубов, что я не бродяга, а покупатель, мой взгляд упал на сетчатый кусок ткани болотного цвета. Взяв ещё и его, отдал торговке полтинник пекуний. Она искренне обрадовалась и стала лопотать что-то на своём языке мне вслед.

Замотавшись в сетку как в накидку, я пошёл дальше. Через квартал я увидел вывеску ломбарда. Судя по ней, тут специализировались на электронике. Я поспешил к открытой двери.

То, что гордо называло себя ломбардом, оказалось подвалом барахольщика. Просторное помещение было сплошь заставлено различными стеллажами, полками, шкафами, на которые и был навален всякий хлам. Всё это охранялось камерами, лучами сигнализации и самим барахольщиком, одетым в какую-то мешковину и восседающим посреди помещения за квадратным столом. На рабочем месте торговца можно было различить пистолет, а во взгляде профессиональный интерес. Его даже не смутил мой неприглядный внешний вид.

– Доброго дня, – я вежливо начал диалог на всеобщем. – Мне нужны вещи, которые тебе продали несколько дней назад.

Услышав всеобщий, торгаш сначала наморщил своё рябое лицо, а затем оживился, да так сильно, что аж встал с кресла, хотя казалось, что он к нему прирос.

– Путешественник? Инопланетянин? Безоблачный день. Выглядишь мёртвым. Хорошие твои вещи были, задорого ушли. Ещё вещи дашь?

Проблемы во владении всеобщим он компенсировал живостью и напором речи. Смысл же услышанного мне очень не понравился. Допустим, про «путешественника» растрепала семейка, это, в принципе, неважно. А то, что мои вещи уже проданы – это форменное безобразие. Время оценивать масштаб трагедии.

– Я хочу получить назад свои вещи, я заплачу за них.

Говорить приходилось медленно и внятно, чтобы барахольщик меня точно понял. Он задумался:

– Оружие хорошее было, сразу купили. Хлам купили вчера. Компьютер плохой, нужен никому. Купи хороший, есть хороший. – Он показал на полку, где в ряд стояли какие-то пижонские БПК явно не федерального образца.

– Нет, мне нужен мой компьютер. Дай его мне. Этот диалог начинал утомлять.

– Грязный, вонючий, сам ищи, смотри коробку. – Не до конца было понятно, его слова относились ко мне или к БПК.

Торгаш указал на один из вместительных деревянных ящиков, стоящих у стены. Во всех были навалены компьютеры, в том, что слева, вроде как целые. В правом оказались БПК не федерального образца – изогнутые, стилизованные, дурацких окрасов. В ящике, на который мне было указанно, лежали поломанные и полуразобранные. Мой был почти на самом верху. От него пахло болотом, а в щели и открытые разъёмы попала грязь, но он продолжал работать. Биометрические данные приняты, экран загорелся. Какое облегчение, не придётся искать команду вслепую. Единственный раз, когда этим занимался, я чуть не остался один на крайне мерзкой планетёнке. Хоть антиутопия, какой её знает неоклассическая литература, и невозможна, но именно там она была уж очень близка к своему воплощению.

– Давай сто и иди ты, никакой пользы. – Кажется, меня собрались уж совсем некультурно оболванить.

– Какая к чёрту сотня?! Он и десяти не стоит! Пяти не стоит! – Общаясь с косноязычными сам постепенно становишься таким же.

– Дурак? Хитрый дурак? Десять засунь себе глубоко, даже выпить не купить!

Чёрт, до меня дошло. Он требовал платы в местной валюте, а я даже приблизительно не представляю, какой курс обмена.

– Забудь, рассчитаемся в пекуниях.

После того как я озвучил последнее слово, торгаш поменялся в лице. Весь негатив с засаленной рожи исчез, замещённый радушием и добротой.

– Сразу говорил бы, покупать буду, так бы уже всё увидел, показал. – Даже в его движениях активности прибавилось. – Говори, что хочешь, всё есть!

Вот чертяга. Ладно, скупердяйничать бессмысленно, начнём с облегчения общения.

– Переводчик есть? Наушник? Сколько стоит?

– Есть! Простой, для БПК, комплекс?

– Для БПК.

Что такое «комплекс» я не знаю, но звучало дорого, особенно в контексте того, что этот спекулянт отказывался озвучивать цены.

Полученный наушник я вставил в ухо, идущий в комплекте модуль подключил к компьютеру. Теперь эта штука должна работать.

– Скажи что-нибудь на своём языке.

– Я м0гу прод@ть тебе даже орYжие, есл& тbI не бYдешь размахив@ть им на Yлице. – Переводчик функционировал далеко не идеально, но как временное решение сгодится.

– Работает. Кстати, насчёт закона. Кому можно ствол, кому нельзя?

– Конкqетно те6е стре/\яющее и холодн0е нелbзя. Те6е в0обще ничег0 нельзR, гражд@нам мо»«но хол0дное. Но докумеhты ниkто про8ерять не будет, так 4то те6е должн0 бы+ь всё р@вно. Ствол можеlllь спрят@ть под одежду, скрыты>< кобур мно2о, выберешb.

Слушать его посредством наушника-переводчика стало намного приятнее, вот ещё бы помех не было. Ладно, чёрт с экономией и шансом того, что меня обдерут как липку. Без снаряги и нормальной одежды находиться на этой планетке дальше я отказываюсь.

– Итак, мне нужен ствол, портативный резак, какой-нибудь набор инструментов, одежда, ножи со скрытыми ножнами…

– Под0жди, орYжие пото/\/\, снача/\а – всё ост@льное. Оруж&е далек0.

Видимо, даже он не мог открыто торговать такими вещами. Что же, начнём с базового. Торопиться не вижу смысла, даже наоборот – может, нездоровая движуха снаружи закончится.

Спустя почти час я стал обладателем военной аптечки, непонятно как здесь оказавшейся, набора бесхитростных инструментов и простейшего термитного резака, который как таковой я недолюбливаю за его прожорливость, но выбирать не приходилось. К БПК взял перепрошитый планетарный модуль с картами, взломанными каналами связи всяких организаций и прочей ерундой, такой полезной в незаконной деятельности. Можно было найти всё в местной Сети, но так быстрее и удобнее.

Выбор оружия занял больше времени. В отдельном помещении за бронедверью, было нечто похожее на арсенал. Находящимся здесь можно было вооружить минимум пару банд отморозков-анархистов для антиправительственных восстаний. Но не сказать, что я был сильно впечатлён имеющимся ассортиментом – на полках валялось одно старьё возрастом не менее полувека. Видимо, новинки, вроде моего сферошлетта, сразу уходят состоятельным клиентам. Всё же я нашёл сносный 14-миллиметровый 10-зарядный пистолет со скрытой поясной кобурой, к нему дополнительные магазины, по четыре десятка обычных, фрагментирующихся и бронебойных патронов. Торговец странно поморщился на мой выбор в пользу пуль из обеднённого урана, но ничего не сказал. Я же не вижу смысла переплачивать за дорогие сплавы – раз в пару лет вылечить рак дешевле.

В плане холодного оружия выбор был шире. Накидка, закрывающая большую часть торса и свисающая до середины бёдер, позволила разместить на теле два ножа: один в заспинных ножнах между лопатками, другой в горизонтальных на ремне сзади под правую руку. Про запас захватил один тычковый. На всякий случай так же взял аккумуляторный термокинжал. Ресурс небольшой, но для того, чтобы продырявить дешёвую полимерную броню, хватит. Не смог удержаться и приобрёл приглянувшуюся странную дубинку, представляющую собой шипастый шар на палочке. Торгаш снова странно покосился и пробормотал про себя что-то про ненадёжность и дурацкое устройство.

Торг закончился на цене в четыре с половиной сотни за всё, что в принципе меня устраивало. Расплатившись, я покинул довольного барыгу и подошёл к выходу. Оставшись в тени стен, я включил БПК и начал искать письмо от капитана, из-за системы шифровки это заняло какое-то время.

Вскоре у меня был адрес и представление, куда идти. К этому моменту фиолетовые фигуры окончательно перестали мелькать на улицах, и город вернулся к своей обыденной жизни. Мне оставалось лишь поковылять в сторону центра, изредка исторгая ругательства и проклиная того придурка, который одарил меня столь неудобным протезом.

Глава пятая. Вши, блохи и клопы

Бедность и безразличие чувствовались везде: в каждом доме и улице, в каждом встреченном лице. Хоть район, куда привёл меня БПК, был более цивилен – многоэтажные дома, дороги, а не направления – общее настроение душного города осталось неизменным.

Адрес указал на то ли бар, то ли ресторан в одном из домов. Вход выглядел относительно прилично – ни мусора, ни сомнительных луж. Даже не воняло. И дверь без скрипа открылась.

Глазам представилось слабоосвещённое просторное помещение с парой десятков столов и привлекательной барной стойкой. Негромко играла ничем не примечательная музыка. Людей было немного, больше половины мест пустовало. Недалеко от входа за отдельным столом с широкими стульями и диванчиком сидели капитан Бубнов и один из старейших членов команды – Гнидой. Прозвище его звучало как «гнедой», только через «и». От слова «гнида».

Подсел, меня поприветствовали кивками. На столе, среди обилия пустой тары из-под алкоголя, я разглядел колбу с мешочком и двумя трубками. На вопросительный взгляд отозвался Гнидой.

– Бульбулятор Ине́с взяла. Можешь довыдувать пока не вернулась, внутри ничего серьёзного. – На сероватом осунувшемся лице промелькнула гаденькая улыбочка.

Мне не нравилось пристрастие самой адекватной части команды к таким удовольствиям, но так как Бубнову было всё равно, чем накидывается рабочая группа в свободное время, моё недовольство оставалось всего лишь недовольством.

– Хорошо, что ты такой зачуханный. За Доржи полезешь, – Гнидой аж выпрямил свою сутулую спину от удовольствия, – в самую глубокую…

– Гнидой, заткнись. Ян, сегодня пойдём за капсулой Доржи. Она грохнулась на какой-то завод в заброшенном районе и не открылась.

– А ты не слишком напился для спасательной операции, капитан? – озаботился я, окинув взглядом кучу пустых бутылок.

За Гнидого я не переживал – у него печень синтетическая, ему чистый спирт жрать надо, чтобы опьянеть.

– Завались. – Капитан встал. – Если нет вопросов – встречаемся здесь же через часа два. Так, а где твоя нога?

Я не нашёл, что ответить. Гнидой на секунду задумался. Потом заглянул под стол и разразился раскатистым смехом. Мне оставалось только состроить недовольное лицо и слушать его радостные выкрики.

– Инвалид! Натуральный инвалид! Сбежал из богадельни и прикрутил к культе спиночесалку!

Гнидому очень нравилось, когда кто-то страдал, в такие моменты он был искренне счастлив.

– Ну ты и неудачник. – Сзади подошла Инес с очередной составной колбой, из которой в разные стороны торчало четыре трубки. – Что ещё потерял? Селезёнку? Копчик? Свой чл…

– Ты тоже заткнись. Ян, кретин, мог нормальный протез сделать, – капитан источал недовольство. – Чёрт с тобой, планы не меняются. Свалите куда до моего прихода – лично вышвырну из корабля.

– Так у тебя нет корабля, капитан, неоткуда вышвыривать. Да и какой ты капитан без судна? – я пытался взять реванш.

– Щенок, сейчас ты в окно полетишь.

– Понял-понял, молчу.

Бубнов на прощание окинул нас троих презрительным взглядом, остановив ненадолго взор на Инес, которая уже присосалась к колбе и неохотно реагировала на внешние раздражители, после чего развернулся и резким шагом покинул бар, что-то недовольно бормоча себе под нос. Я смог различить только «бездарность» и «фрачьи дети». Иногда мне было сложно понять, когда это ругательство с его родной планеты использовалось в своём первоначальном оскорбительном значении, а когда как междометие.

– Чего-то он напряжённый сегодня, – сказала Инес, сильно растягивая гласные.

Судя по всему, она уже была навеселе. Её смуглое лицо с закрывающимися глазами расплывалось от расслабления, а тело растекалось по диванчику.

– Эй, а она через два часа очнётся? Хотя бы во вменяемое состояние придёт? – мой вопрос был адресован единственному собеседнику за столом, который имел ясное сознание.

– Да не ссы, всё с ней будет. Быстро отпустит, говорю же, ничего серьёзного. Разве что может отрубиться на полчаса. Не хочешь воспользоваться её беспомощностью? Я даже уступлю тебе первенство в этом занятии. – Гнидой старался оправдывать своё прозвище.

– Только попробуй, животное, я в тебе отверстий для вентиляции понаделаю. – Инес открыла один глаз. – Какая же ты всё-таки тварь, даже расслабиться не даёшь.

– Наоборот, у тебя такое расслабление будет…

Не дослушав реплику Гнидого, я встал из-за стола и пошёл к барной стойке, подальше от этого идиотского диалога.

Накидаться на голодный желудок я себе позволить не мог и решил хоть немного поесть. Аппетита не было, живот всё ещё крутило. Надо бы к врачу, но кто меня сейчас к нему пустит. Как же всё не вовремя.

Подойдя к стойке, заглянул в меню. Брезгливое выражение лица бармена напомнило мне о том, как я выгляжу, а цены в меню о том, что местной валюты у меня всё ещё нет. С позором вернувшись к парочке контрабандистов, я уселся и продолжил слушать их вялый диалог.

– Я тебя, гнида, сама изнасилую, если ты пододвинешься ко мне ещё хотя бы на сантиметр.

– Эй, команда, как насчёт скинуться мне на пожрать? – подал я голос.

– Свои деньги иметь надо. – От Гнидого другого ответа и не ждал.

– Чего тебе? Ай, сам выбери, я оплачу. – Инес сказала это, не открывая глаз. – И ещё пару бутылок пойла этому возьми, может хоть ненадолго заткнётся. Лучше бы вы ширялись, честное слово.

Себе взял классические отбивные, Гнидому самую дешёвую закуску и нечто в тёмной бутылке под названием «Яркий салют». Предположу, что на местном языке это звучит менее странно.

После еды разговор начал складываться – Инес вернулась во вменяемое состояние, а Гнидой перестал вести себя как похотливое животное. Беседа зашла об Амтруно. Местный язык сильно отличался от всеобщего, был гораздо более гибок в глаголах, а место слов в предложениях плавало, меняясь из-за многочисленных правил грамматики. В общем, очередной планетарный язык, сильно изменившийся со временем. Незадолго до возвращения капитана мы перешли к обсуждению различных инфекционных блокад. Я отстаивал эффективность биостопора.

– Да он вообще никаких последствий не несёт, нужно лишь вовремя вытащить. – Эти слова вызвали радостную улыбку у Гнидого. – И угрозы для организма не представляет. Убить сам по себе в принципе не может.

– Хлам твой биостопор. Видела человека, который его вставил себе через полминуты после попадания в новую биосферу. Так он заснул и больше не просыпался – за несколько часов ему бактерии мозг выели. А таблетке «гиперчувствительности» вообще всё равно, когда ты её проглотил, если ты не при смерти, выживаемость стопроцентная. И её не надо извлекать, – тут она скорчила насмешливую гримасу, – специализированным прибором, при потере которого ты сдохнешь.

– Ага, только организм дохнет от «гиперчувствительности» на второй день приёма. И вообще она идёт к чёрту, когда пользовался ей первый и последний раз, потерял шесть килограммов веса и ещё неделю не мог нормально питаться.

– Да даже Гнидой подтвердит, что биостопор – это мусор. Кстати, да, а ты чем пользовался в этот раз?

– «Абсолют наноботов».

Мы с Инес на секунду впали в ступор и с удивлением посмотрели на сокомандника. Пользоваться «абсолютом» в наше время, это то же самое, что применять промышленную пилу по металлу для ампутации пальца.

– Гнидой, по моему скромному мнению, – я опять пытался быть вежливым, когда не надо, – это один из самых худших вариантов, который ты мог выбрать.

– Срал я на твоё скромное мнение, – лаконично ответил Гнидой и приложился к бутылке.

За стол плюхнулись две фигуры, капитанская и ещё одна, значительно превосходящая её по размерам – с Бубновым пришёл Флюгер. Самая мерзкая рожа во всей команде. Периодически создаёт проблемы. Помню как-то раз, когда мы накосячили во всём, в чём только можно было, и не могли даже улететь с планеты, Флюгер предположил, что может рискнуть в каком-то пижонском казино. Пока мы глушили горе в самой дерьмовой рюмочной, этот интеллектуал проиграл в казино остатки денег, свою свободу и наш корабль.

Вытаскивать его не стали – это было бы слишком дорого, да и из города мы по плану сваливали в тот же день. Каково было удивление, когда через месяц, отчалив наконец с заказом с этой планеты, мы обнаружили в грузовом отсеке покрытого засохшей кровью невообразимо вонючего Флюгера. И вроде ничего особенного не произошло, но неприятный осадок лично у меня остался. Остальной команде было всё равно и на то, что он сделал в казино, и на то, что какое-то время он скрывался в хате на краю города, жильцов которой собственноручно вырезал. Разве что Гнидой какое-то время называл того говнофлюгером, но после небольшого мордобоя перестал.

– Бездари, все в сознании? – Капитан в очередной раз начал разговор с оскорблений. – Итак, текущая ситуация такова: остатки команды размазало, как говно по асфальту. Доржи застрял в капсуле на заброшке, где ошиваются всякие торчки. У Двадцатки маяк вообще не работает, шут знает, где она. Этого кретина, – он показал на Флюгера, – нашёл в кутузке. Насчёт новичков париться не хочу, сами припрутся, сообщения им отправил.

– А может, всё-таки найдём их, а? Они же больше месяца с нами мариновались. – Подозреваю, что Инес сказала это в том числе и потому, что с кое-кем из потеряшек у неё намечался коитус.

– Тебе надо, ты и ищи. А вообще, больше людей нам сейчас особо-то и не нужно, я нашёл нам работу и корабль.

Тут у меня глаза на лоб полезли. Найти судно так быстро – это было просто невообразимо. Замену прошлому кораблю мы искали два месяца. Позапрошлому – четыре.

– Настолько быстро? – я не сдержался.

– Месяца было достаточно.

Ответ Бубнова ввёл меня в задумчивость. То есть он уже месяц на этой планете? Тридцать дней? То, что он говорил о месяце, как о тридцати днях, не подлежало сомнению – все, кто часто летают от планеты к планете с различными системами измерения местного времени, придерживаются федерального образца года, месяца, дня и прочего. И даже если я долетел на пару суток позже, даже если капсула открылась не сразу, даже если я провалялся без сознания чёрт знает сколько времени, при всём этом месяца никак не получалось. Почему между нашими приземлениями прошло столько времени?

Кажется, этот вопрос так же озаботил и Инес, её расслабленное лицо собралось в задумчивую кучку. Рожи Флюгера и Гнидого никак не изменились. И если с придурком Флюгером это было понятно, то безразличие Гнидого меня удивило.

– Вылет недели через три, плюс-минус. Всем привести себя в форму, особенно тебе, инвалид.

Мне оставалось только морщиться.

– Заказчики серьёзные, просрём дело – за нами по всей галактике гоняться будут.

– Так уже же гоняются, не? – голос подал Флюгер.

– Сейчас тебя только федералы ищут, да и то не особо стараясь. А это серьёзная контора, тут за тобой придут охотники за головами.

– Что за гниль? Я не хочу вообще дел иметь с таким.

– Скатертью дорога, Флюгер. Можешь оправдать своё прозвище и опять смыться, никто скорбеть не будет.

Бандит искренне обиделся, потому что это было правдой. Кто-то говорит, что на правду не обижаются? Смейтесь ему в лицо, на правду обижаются больше всего на свете.

– Кстати, предыдущий заказчик здесь, на Амтруно, и он ждёт свой груз. Выводы – ваше дело. Теперь пошли за Доржи. Гнидой, тебя это тоже касается. Стволы у всех есть? Флюгер, ты не в счёт. Потом себе сам сообразишь.

Наша группа покинула помещение под аккомпанемент очередной заурядной и невнятной композиции. Наверное, и я мог бы такие записывать – не нужно уметь и ничего не надо знать, чтобы делать такую музыку. И оценивается такая деятельность, наверное, ненамного ниже, чем совершенно безобразная и неблагодарная работа контрабандиста.

Глава шестая. Подхваченный ветром пакет

Мы шли двумя группами – так решил капитан. Я, Инес, Бубнов – впереди, позади нас в полусотне метров – Гнидой и Флюгер. Идти вроде как было далеко, поэтому Инес закономерно попыталась начать разговор.

– Капитан, а у тебя что за инфекционная блокада?

– С чего интерес? – Бубнов бросил быстрый взгляд на Инес, после чего продолжил зыркать по сторонам.

– Просто так.

– Юлишь. Раньше тебя это не интересовало.

– По мере знакомства, сам понимаешь. Я вот только в четырнадцать узнала, что у меня когда-то брат был, только он навернулся с крыши ещё до моего рождения. Живёшь и даже не знаешь, что ты не первый ребёнок в семье. А ты говоришь – раньше не интересовало.

– Земля ему пухом, – пробормотал я.

– А вот это по-скотски, – недовольно буркнула Инес и только после этого я понял, что именно сказал.

Неудачно начавшийся диалог прервался. Капитан молчал. Инес буравила его взглядом. Я смотрел по сторонам, наслаждаясь помойными видами района.

– Так какая, Бубнов?

– Никакая.

– А ещё говоришь, что я юлю. Капитан, ну пообщайся ты с подчинёнными по-человечески, а? Я ж не в душу тебе лезу, просто разговариваю, чёрт возьми.

– Залезть можешь в постель своего папаши, но не в мою душу.

Лицо у Инес дрогнуло. Несмотря на практически год членства в команде, она так и не смогла полностью привыкнуть к оскорбительной манере общения капитана. Конечно, он не всегда разговаривал с другими, как с кусками дерьма. Но часто.

Тем временем мы вошли в ещё более бедные районы. Дома были поменьше, а кучи мусора побольше. Из тротуара, который в некоторых местах был скорее обочиной, торчали пни, что свидетельствовало о чрезвычайно наплевательском отношении в сфере строительства дорог. Об один из таких пней я споткнулся секунды через две, как начал говорить.

– Бубнов, вот сколько… ай, чёрт!

Пытаясь сохранить равновесие, я с размаху опёрся на протезированную ногу, о чём тут же пожалел. Всё бедро снизу доверху прострелило и десяток метров я прыгал на одной ноге. Кроме всего прочего, боль заставила меня забыть, что именно я хотел спросить у капитана. Инес, глядя на мои дёргания, хмыкнула, Бубнов даже не взглянул.

Людей на улицах было достаточно, периодически приходилось уворачиваться от туши какого-нибудь борова, что как один перли вперёд, не обращая внимания на других. Однако местные не сталкивались друг с другом, они либо уворачивались в последний момент, либо вовремя останавливались. Кажется, тут действует какая-то негласная система субординации и то, что от нашей троицы никто не уклонялся, говорит о том, что мы внизу этой самой системы.

Спустя ещё пару сотен метров район начал изменяться. Стали преобладать одноэтажные дома, а дорога расширилась. Часто параллельно ей располагались ямы, и только спустя какое-то время я понял, что это крайне запущенная отводная канава. С ленивым интересом заглянув в неё, я увидел чёрных слизней, объедающих труп какого-то небольшого животного.

– Ведь у тебя тоже абсолют, да, Бубнов? То-то ты отмалчиваешься? – Инес ткнула пальцем в небо.

– Нет блокады. Только «пожизненная терапия».

Инес взглянула на Бубнова, хмыкнула, попыталась переглянуться со мной, но безуспешно. Игнорировал её взгляд я по той причине, что ещё около года назад узнал об этой особенности капитана.

– Так ведь генетические модификации запрещены законом, капитан. Всечеловеческой конституцией.

– Своей конституцией можешь подтереться. Ты контрабандистка. Твоя работа – нарушать федеральный закон. Запрещены, тьфу. Это самая идиотская вещь, которую я слышал за сегодня.

– Да дело тут в другом, капитан, – я включился в диалог. – Твои изменения в генах можно спалить и сделать выводы. Тебя раскроют рано или поздно. И сдадут рано или поздно. Уж не мне тебе рассказывать, какая судьба ждёт генетических мутантов.

– Не выделывайся. Мир ещё не знает способа на раз-два определять, мутант человек или нет. Да и к тому же, – тут капитан улыбнулся, – вам никто расстрел при поимке не обеспечит, как мне, мутанту. Вы оба попадёте на планеты-тюрьмы и благополучно там с катушек съедете.

– Не съедем.

Лично я не разделял уверенности, с которой Инес это произнесла.

Шрамы и морщины на лице капитана разгладились – на его физиономии проступило подобие добродушной улыбки. Правда, вкупе с прочими чертами его лица это давало жутковатый эффект. Тем не менее, он начал втягиваться в перепалку и даже перестал давать лаконичные ответы.

– Не-а. Вот Доржи не съедет. Флюгер тоже, как и Двадцатка.

– Потому что эта мразь уже поехавшая, – пробормотала Инес себе под нос.

– А вот вы двое точно кукухой поедете. Интеллигенция, дьявол бы вас побрал.

– Так ты же тоже… то есть только поэтому, Бубнов?

– Именно поэтому. Никто, кроме вас двоих, не выдвигал дебильных предложений о гуманности, никто не возникал с вопросами морали. Спасибо хоть Ян почти сразу перестал, а то я его в шлюз выкинул бы. И вот теперь ты, Инес, порешь дичь о незаконности генетических мутаций. Раздражаешь.

– Бубнов, ты уже даже и человеком-то не считаешься.

– По закону? Плевал я на него.

– По людским меркам.

– И на мерки плевал.

– То есть тебя не напрягает это? То, что ты уже не принадлежишь к нашему виду?

– А кто я, по-твоему, Инес? Тагерон? Лнео? Метеорологический разум? Чушь собачья, выдуманная идиотами, чтобы обрубить развитие человечества как вида.

Мы вступили в какой-то заброшенный район. Кругом – покосившиеся халупы и осыпавшиеся промышленные здания, выбитые окна и двери. Но намного больше неброского окружения меня интересовали слова Бубнова, на моей памяти редко разговор шёл на столь «философские» темы. Тем временем он продолжал:

– Единственный шанс сделать человечество достойным – изменить его искусственно. И именно за это в Федерации предусмотрена смертная казнь! Ни за убийства, ни за рейдерские захваты, ни за использование людоедских технологий, а за, мать их, генетические модификации! – Злой оттенок в голосе Бубнова вдруг пропал. – Не-а, не заслуживаем мы жизни. Ни ты, ни я, никто. Да и человечество в целом.

– Ничего себе ты выдал. А кто же тогда достоин?

– Какой-нибудь новый человеческий вид. Мне всё равно, до этого момента я вряд ли доживу.

С самого начала моего знакомства с капитаном я проникся уважением к этому циничному и жестокому человеку. Пусть он относился к команде, как к ресурсам, он эти ресурсы берёг. Бубнов – единственный, чьему слову я верил бездоказательно, но ещё ни разу не приходилось слышать от него таких сомнительных тезисов.

– Капитан, да ты экстремист! – Инес попыталась свести всё в шутку, но Бубнов лишь взглянул на неё, как на идиотку.

– Захлопнись уже. Отстаньте метров на тридцать. Оба.

После этих слов капитан ускорился и свернул на другую, ещё более дерьмовую дорогу. Мы последовали за ним, послушно замедлившись.

– Что скажешь, евнух? На счёт этого всего?

Я устало вздохнул. Пусть только наедине, но всё же она излишне часто меня так называла.

– А шут его знает. Но лучше бы ты не докапывалась до него. И вообще, сейчас не об этом. Сколько дней назад ты на планету прибыла?

– Примерно неделю.

– Федеральную?

– Нет, горе ты луковое, конфедеральную. Конечно федеральную.

– Кто уже был?

– Только Бубнов.

– А какого чёрта такой большой разрыв между нашими приземлениями?

– Я-то почём знаю. Наверное, нашаманил чего-то там, и наши капсулы летели медленнее. Может, вообще на два фронта играет.

– Бубнов? Не смеши.

– Почему нет? Кто знает, что у него в башке творится.

– Он ещё ни разу не давал повода сомневаться в его словах и действиях.

– Пфф. Ещё скажи, что согласен с тем, что он только что тут нагородил.

– А ты не согласна?

Большой и абстрактный вопрос – право на существование. Я даже не задумывался об этом. Если быть честным, последний год-полтора я вообще особо не думал ни о чём подобном. А может и всю жизнь в принципе.

Запоздалый ответ Инес выдернул меня из внезапно наступившего состояния задумчивости.

– Нет, не согласна. Вообще чушь всё это, заслуживает, не заслуживает. Кто заслуживает тогда, если не мы? Шарниры что ли?

– А хоть бы и они. Лнео в плане науки опережают и нас, и тагеронов.

– Чепуха! Многие наши технологии им в диковинку, они не способны к созиданию. И то, что шарниры якобы спасли человечество – чушь собачья, которой оправдывают творящуюся чертовщину. Да и вообще – они же роботы. Тогда уж моя кофеварка заслуживает столько же прав, сколько и человек.

– У тебя нет кофеварки.

– Не придирайся, евнух.

Мы стали говорить слишком громко. Бубнов бросил через плечо быстрый, но выразительный взгляд, в котором я увидел урезание жалования.

– Тише, Инес, ради всего святого. А насчёт шарниров – они хотя бы счастливы в том мире, который построили.

– И люди счастливы, и что?

– Люди? Счастливы? – Я воззрился на неё с удивлением. – Слушай, покажись хирургу, у тебя глазная опухоль. Где тут ты счастье видишь? Ты же вскоре после меня в команду попала, видела почти всё, что видел я.

– Мы бываем только на таких планетах, – возразила Инес и была проигнорирована.

– Грязь, нищета и эксплуатация, бонусом иногда сектанты. Люди несчастны везде, где находятся. Да ты вокруг посмотри – это же типичный пример результатов тотальной людской колонизации. Здесь вообще ничего хорошего быть не может.

– Ты так говоришь, будто тебе это нравится.

– Да, нравится. Это место не притворяется, что оно лучше, чем есть.

Только после того, как Бубнов свернул на покрытую плитами дорогу, я обратил внимание на возникший впереди огромный промышленный комплекс. Место было заброшенно – растения смешанного типа заполнили собой всё вокруг строения. Правее от дороги располагалась площадка с цистернами. Там встал Бубнов.

– Знаешь, а может, капитан прав и в этом. – Я взглянул Инес в глаза. – Единственное, что сделали люди, это расплодили себе подобных и обрекли их на страдания. Нет человеческого мира, где все счастливы. И не будет.

Инес хотела что-то возразить, но мы уже подошли к Бубнову, и ей пришлось замолчать.

Капитан говорил не оборачиваясь, созерцая потрескавшуюся каменную громаду.

– Орёте как недорезанные. Слежка была?

– Нет.

– Я не тебя спрашиваю, Инес.

– Нет, Бубнов, не было. – Я оглянулся на неспешно идущих к нам Гнидого и Флюгера. – Почти никто не шёл в эту сторону.

– Что-нибудь странное?

– Тоже нет, всё как обычно.

– Как обычно? Ян, ты первый раз на этой вонючей планете, откуда ты знаешь, как тут обычно, а? Вот и не мели чепухи.

Через минуту подтянулась и замыкающая пара.

– Слежки не было, Бубнов, всё в ажуре. – Гнидой знал, о чём его спросят и ответил заранее. – На нас даже силовики особо не смотрели, им больше интересно кошмарить своих, как их там?

– Интеллектуалов, хы-хы. – Флюгер был неуместен, как и всегда.

– Завались. Я не знаю, что внутри завода, но ничего серьёзного быть не должно. Идём вместе, держимся рядом. Не стрелять, а то силовики слетятся. Кто пальнёт – пальцы поотрываю. Поняли? Всё, идём.

Закончив говорить, человек, таковым по закону уже не являющийся, развернулся и пошёл навстречу бетонной громаде, столь же потрёпанной и растрескавшейся, как его лицо.

Глава седьмая. Копошение в язве

На подходе к зданию меня стошнило. В неохотно растекающейся лужице можно было разглядеть странного вида образования, похожие на кусочки разваренного мяса, завёрнутого в тесто. Лишь бы не мышечные паразиты. Интересно, когда я успел подхватить то, что из меня только что вылезло? Если до обретения протеза – а это почти наверняка – то значит та семейка сэкономила на моём лечении. А я им целое состояние отдал. Псы облезлые.

Оглянулся посмотреть на источник характерных звуков только Гнидой. Это было неверным действием с его стороны, так как именно до него я и докопался.

– Эй, а как на этой планете с паразитами?

– Без понятия. А что, в заднице засвербело? – на лице Гнидого отражалось полное отсутствие хоть какой-то заинтересованности.

– В желудке. Я тут выблевал какие-то комки.

– Отвянь, не мой профиль.

– А как же клятва Гиппократа, а? – На мой вопрос он лишь испустил вздох смертельно уставшего человека.

Тем временем мы пришли. Бубнов, взглянул в свой БПК, немного покопался в нём и обратился к Флюгеру:

– Заходи, держись левее. Ян, ты с ним. Всё, вперёд.

Открывая проржавевшую дверь, чей скрип напоминал стоны умирающих от отёка горла, я нехотя вступил в сырое, пахнущее мочой и плесенью помещение.

В просторном цехе было относительно светло, этому способствовали разбитые окна и немногочисленные дыры в крыше. Здание уже начало разваливаться изнутри, и повсюду валялись отколовшиеся куски бетона и металлоконструкций. В воздухе летала пыль. Немного напрягало тело, лежавшее в куче мусора метрах в тридцати от входа. Оно то ли спало, то ли сдохло.

Мы прошли дальше. Повсюду виднелись следы жизнедеятельности – шприцы, пакеты, лежанки из коробок, импровизированные столы и прочее. Судя по всему, это какой-то центр сбора шушеры с окрестностей.

В следующем помещении, где стояли останки станков и конвейеров, пол был сплошняком покрыт мусором и уже знакомыми бутылками «Крабового сиропа». Тут же были обнаружены закутанные в рваньё индивиды, крайне удивлённо глядевшие на нас.

– Чт0 эт0 за выпе4ка? О|-|и скво3ные? – С услышанными фразами наушник не справился. Наверное, непереводимый жаргон.

Я сделал понятный на всех языках жест, говорящий проваливать подальше. Они притворились что не поняли и продолжили пучить глаза. Бубнов вздохнул и повторил этот жест своим кинетическим револьвером.

– 3ов& всех, н@с грабRт. – С этими словами бомжи убежали вглубь цехов. Как раз в ту сторону, куда мы направлялись.

– Хоть кто-то из вас бездельников разобрался в местном языке? – Ответом Бубнову было нарушенное мною молчание:

– Он сказал, что надо позвать всех. И, кажется, оскорбил нас. В последнем я не уверен.

– Фрачье семя. Быстро, что по стволам?

– Автолазер, – Гнидой продемонстрировал Т-образную пушку.

– 14 миллиметров, огнестрел.

Мой пистолет был удостоен презрительного взгляда владельца энергооружия.

– Гаусс, 4 миллиметра, – Инес достала ствол.

Когда я в первый раз и последний пытался объяснить сокомандникам, что это совсем не гаусс, мне посоветовали больше никогда в жизни не умничать.

– Где нормальные стволы, а? – негодовал капитан. – Команда говноедов с говноедским оружием. Инес, насколько твоя пукалка громкая?

– Как хлопок пакета. Пластикового.

– Чёрт с ним. Будет больше, чем нас – стреляй.

– А чего не я, а? Мой лазер вообще тихий, снаружи никакой говнюк не услышит.

– Даже, мать твою, не думай. Попадёшь в окно – нас за километр увидят. Ты же стреляешь как безрукий, – последние слова Бубнов произнёс тише и с усталостью в голосе. – Чего встали? Прямо и направо в тот проход. – После этих слов он вновь уткнулся в экран.

Вот только из прохода при нашем приближении вышло четыре хмыря, вооружённых подножным хламом. Выдвинувшийся вперёд, видимо, местная шишка, упёр руки в бока, оголяя спрятанную под драной курткой кобуру. Подозреваю, что они хотели появиться эффектно, но эффектности в них было, как в дошкольной театральной постановке.

– Эй, неwестные, пр0ход пл@тный. По с0тке с головbI и м0жете идти куда у2одно. Пода/\ьше отсюда. – В бегающих глазах были видны агрессия и тяжёлые наркотики.

– Что это животное там вякнуло? – спросил у меня капитан, всем своим видом выражая нетерпение.

– Что проход платный.

– Г0в0р&те на челове4еском, неместнblе. – Сизая морда попыталась перехватить власть над разговором.

– У меня нет времени на это дерьмо. Флюгер!

Флюгеру больше и не требовалось. Шаг вперёд – «дерьмо» тянется к оружию. Второй шаг – почти хватает рукоять своего пистолета. Третий шаг – удар под дых ставит мистера «заплатите за проход» на колени. Последующий удар каблуком по лицу, с хрустом, от которого у меня исцелился намечающийся насморк, вдавил нос в череп незадачливого бандита.

Я был готов к нападению, но обнаружил, что наркоманы побросали своё импровизированное оружие и тянут вверх руки. А, это капитан вытащил свой кинетический револьвер. Какая же огромная дура. Наверное, в районе килограмма весит.

– Ян, нож Флюгеру.

Я послушно бросил заспинный клинок.

– Флюгер, обоих левых, Ян, правого на счёт три. Раз, два, три!

По сигналу капитана мы подскочили к вонючим телам, которые ещё не успели среагировать. Я выхватил ещё секунд двадцать назад подготовленную дубинку. Краем глаза заметил, как мой двадцатисантиметровый клинок в руках Флюгера пробивает тощее тело. После замаха я встретился взглядом со своей жертвой. В серых глазах, расположившихся на морщинистом пожилом лице, читался ужас. Спустя мгновение удар обрушился на темя пытающегося хоть как-то прикрыться человека. Раздался хруст, и я почувствовал, как один из шипов пробивает кость. Тело обмякло и рухнуло на загаженный пол.

Отведя взгляд влево, я увидел, как Флюгер схватил за волосы попытавшегося убежать босяка и перерезал ему горло. Красный фонтан брызнул из вскрытых сосудов.

– Быстро дальше, пока их дружки не припёрлись. – Капитан указал направление. – Флюгер, нет, фрачий ты сын, даже не думай прикасаться к его стволу! Пошёл-пошёл.

Следующее помещение. Тут в потолке была очередная дырень. А под ней, в куче обломков, спасательная капсула Доржи. Причина, почему он ещё оставался внутри, становилась очевидна при первом же взгляде – морозилка лежала на собственной двери. Было заметно, что местные пытались её вскрыть – корпус был поцарапан везде, где только можно, некоторые углы деформированы. Странно, что они не попытались перевернуть этот стальной гроб. Может, не догадались. А может, не смогли.

– Вот эта спящая мразь. – Капитан вернул пистолет в кобуру, – А ну взялись все, на раз-два. Раз! Два!

Морозилка была поставлена на бок. Следов серьёзных повреждений или чего-то подобного не наблюдалось, и это значительно повышало шансы на то, что человек внутри ещё жив. Интересно, а вдруг он очнулся и не смог выбраться? Как же сильно там будет вонять его…

– Ян, может, уже начнёшь? – голос капитана был неожиданно ласков.

– Начну что?

– Резать эту сраную дверь, остолоп!

Чёрт, я немного отвлёкся от своих прямых обязанностей. Поскольку взлом, вскрытие или лёгкий ремонт не требовали по-настоящему профессиональных навыков, подобную работу на постоянной основе выполнял именно я. Наверное, ближе всего к обозначению моей роли в команде будет слово «подручный», как бы обидно оно ни звучало.

Извлечённый из рюкзака термитный резак вызвал понятную реакцию у капитана.

– Где, мать твою, нормальный плазморез?

– Он вместе с остальным снаряжением. На дне болота.

Я начал проплавлять металл в тех местах, где, как я помню, были расположены замки-крепления двери к капсуле. По моим расчётам, после того как я сначала срежу нижние, а затем половину верхних, дверь перекосит, и мы сможем её аккуратно снять, срезав последние крепления.

К сожалению, мои расчёты оказались ошибочны. Предположу, что в капсуле, чьих создателей я уже оскорблял ранее, были активированы не все замки. Как только я перешёл от нижних фиксаторов к верхним, дверь начала отваливаться. Однако, снизу оставались не прожжённые крепления, чему виной, видимо, мои попытки сэкономить термитные стержни. Под своей массой дверь распахнулась, оттолкнув и опрокинув меня, вырвав все оставшиеся, кроме одного крайнего, крепления, и с размаху рубанула меня чуть выше правой стопы.

Открыв зажмуренные глаза, я вспомнил, что правой стопы и части голени как таковых у меня нет. Ладно, признаю, в наличии протеза есть свои плюсы.

Металлическую пластину погнуло, и искусственная конечность, которая и так неидеально подходила к моему росту, стала ещё неудобнее. Пока я вытаскивал «ногу» из-под двери, пытаясь не навредить себе ещё больше, команда вынимала тело Доржи. Фекалиями от него не пахло, а значит, скорее всего, «морозилка» работала до текущего момента. Это очень хорошо.

– Гнидой, что с ним? – капитан поглядывал в коридор, продолжая общаться с нашим эскулапом.

– Без сознания. Резкий выход.

– Очнётся?

– Через полчаса, плюс-минус.

– Давай коли ему блокады и пошли отсюда. Флюгер! Понесёшь его. Инес, пойдёшь вперёд, вместо Флюгера, ствол наготове. Подходят больше трёх – стреляй.

Минуты через четыре Гнидой закончил возиться с телом, после чего тело Доржи подхватил Флюгер. Двинулись к выходу. Гнидой, не отходил от пациента, периодически проверяя его состояние. Тем не менее он нашёл время попытаться отжать моё имущество.

– Ян, дай клинок.

– Ты слепой? Он у Флюгера.

– Не гони пургу, падла, у тебя их два.

Говнюк хорошо выучил мои привычки. Разумеется, о том, что у меня три ножа, а не два, ему сообщать было совершенно не обязательно. И да, хотелось бы заметить, что термокинжал я ножом не считаю – зарезать им кого-нибудь без заряда немногим легче, чем куском картона. А заколоть и ломом можно, это не показатель.

– Ян, отдай, – в голосе капитана звякнул металл.

Против приказа не попрёшь, и я послушно передал свой второй нож Гнидому, мысленно прощаясь с ним.

Тем временем мы прошли уложенных нами же индивидов и оказались на пути к кучке люмпенов, вооружившихся палками, кусками арматуры, трубами и прочими орудиями нанесения черепно-мозговых травм. Вот только они почему-то не подумали о том, что у нас есть стволы.

Инес стреляет не очень хорошо, но менее чем с сорока метров по паре десятков человек промазать было затруднительно. Издавая звуки шлифования металла, пистолет Инес начал прошивать толпу. Поднялись крики, которые, я уверен, были слышны и снаружи. После серии выстрелов на земле осталась лежать примерно половина из обитателей местной бомжатни, пришедших по наши души. Остальные же разбежались по своим норам. Большинство из поверженных было лишь ранено, но, учитывая, что почти все из них продырявлены насквозь не один раз, они, если повезёт, тихонько умрут от кровотечения в ближайшие полчаса. А если не повезёт, то от болевого шока.

Уже обходя упокоенных Инес индивидов, произошла череда неприятностей. Сначала в ногу Флюгера вцепилось тело, которое мы посчитали безвременно покинувшим этот мир. Невовремя оживший покойник не хотел подыхать окончательно, а предпочёл начать методично протыкать флюгеровскую икру заточкой. Поскольку в руках у Флюгера был Доржи, ему оставалось только брыкаться и кричать что-то на родном языке. Предположу, что это были ругательства.

Тут же из-за какого-то проржавевшего насквозь станка вылез хмырь, что примечательно, одетый в нечто, напоминающее красный пиджак. Можно было успеть разглядеть в его руках какую-то трубу, направленную в нашу сторону. Прежде чем я разглядел детали, труба выстрелила. Далеко сзади послышался чей-то крик боли. Возможно, к нам подкрадывались. Впрочем, теперь это неважно.

Спустя секунду стрелять начал капитан – три заряда полетели в сторону незадачливого партизана. Первый попал в станок, за которым он прятался, заставив тот разлететься. Второй выстрел попал под левую ключицу, частично вернув пиджаку первоначальный цвет ценой всей руки обладателя. Третья пуля ушла выше и пробила отверстие в стене над головой уже сползающего по этой самой стене человека.

За время пока Бубнов приглашал местные силы правопорядка на урбанистическую экскурсию по местным окрестностям, Гнидой успел подскочить к Флюгеру, который как раз уронил Доржи на чьё-то холодеющее тело, и продырявить шею его обидчику в двух местах. Обидчик признал свою неправоту и обмяк.

– Отчёт! – удостоверившись, что никто больше не пытается никого убить, Бубнов перезарядил револьвер.

– У Флюгера кровотечение. Две минуты, капитан.

– Ладно. Инес, прикрывай, Ян, хватай Доржи.

– Не могу. Протез.

Бубнов, судя по его лицу, хотел повторить свой приказ в крайне оскорбительной форме, но, увидев искорёженный кусок металла на месте ноги, передумал.

– Тогда к Гнидому. Быстро.

Гнидой, как я понял, совершенно не хотел нести Доржи, и поэтому, пока я накладывал Флюгеру кровоостанавливающую повязку, эскулап колол ему обезболивающее. В четыре руки мы справились за минуту. Тем временем капитан, взяв с собой Инес, прошёл вперёд и предпринимал попытки высмотреть приближающихся силовиков, высунув голову из входной двери в воротах. Сзади начали мелькать силуэты. Предположу, что стволов больше ни у кого из них нет, а то мы бы чёрта с два так спокойно латали Флюгера, который как раз подал голос.

– Э, возьмите Доржи.

– Ходить можешь? – Гнидой проверил коллегу в бессознательном состоянии и приготовился сваливать.

– Да.

– Боль есть?

– Эээ… нет?

– Так бери его и иди уже, – с этими словами Гнидой двинулся к выходу.

Я поковылял за ним, не забывая посматривать на силуэты, которые продолжали маячить в темноте. И без того напряжённая Инес посчитала их излишне навязчивыми и пальнула для острастки. Учитывая, сколько она перед этим целилась, жалобный крик из глубины помещений был вполне закономерным.

Нестройной группой, в которой каждый был недоволен жизнью в целом и текущим моментом в частности, мы покинули сие негостеприимное обиталище местных сливок общества, чьё место в лестнице социальной диссоциации было ближе всего к мазуту. К нашей неизмеримой радости силовики не собирались тревожить нас своим визитом, либо же задерживались в пути, что также устраивало. Поэтому ничто не мешало нам завалиться в какое-нибудь заведение и, радуя себя примитивными развлечениями, с удовольствием провести остаток дня.

Глава восьмая. Досуг в хорошем обществе

Заурядный полупустой бар. Деревянные полы со стёртой краской; стены, обклеенные и замазанные, где чем пришлось; редкие лампочки, распространяющие по пахнущему утренней головной болью помещению тёплый свет. Люблю такие места по множеству причин, главная из которых – отсутствие официантов или им подобных субъектов с лизоблюдскими харями, не выражающими ничего, кроме лицемерного желания услужить, по ходу дела плюнув тебе в стакан.

За столом, который мог вместить всю команду, пока находились лишь я, Бубнов да Флюгер. Царила тишина, которую никто не изъявлял желания нарушать. Капитан уже приложился к одной из жестяных банок, блок которых стоял у него под стулом, своим местоположением намекая, что делиться Бубнов не намерен. Флюгер грустно втягивал в себя что-то 70-процентное. Его печаль объяснялась запретом капитана свалить из бара. Были серьёзные опасения, что мордоворот опять попытается кого-нибудь ограбить или изнасиловать. Вот только с продырявленной ногой шансы убежать после преступления у него невелики и, принимая это во внимание, капитан даже купил ему выпивку, лишь бы он сидел в баре и сильно не ныл.

Настроения разговаривать у меня тоже пока не ощущалось, и я медленно цедил фруктовую настойку, благосклонно пожертвованную мне капитаном. Медленно не потому, что наслаждался, а потому, что местных денег у меня всё ещё не было и рассчитывать на большее, чем эта пол-литровая стекляшка, мне пока не приходилось.

Пришла Инес с фигурной бутылкой из фиолетового стекла, села, отхлебнула, обвела нас троих взглядом. Вздохнула, отхлебнула вновь и, оставив бутылку, ушла в соседнее помещение. Когда капитан почти допил третью банку, в бар вошли Доржи и Гнидой. Эскулап последний час занимался тем, что проводил оздоровительные мероприятия на тушке переговорщика, и, судя по жизнерадостному выражению лица Доржи, он был абсолютно здоров.

Глядя на физиономию Гнидого, можно было быть уверенным, что эти мероприятия положительных эмоций ему не принесли. При возможности он компенсировал дефицит позитива высокоградусной выпивкой, нагружая синтетическую печень. Не обманув ожиданий, коновал сразу устремился к бармену.

– Ну, чего там по занятости, что по развлечениям?

Манера разговора Доржи своеобразна: во время работы он общался, мимикрируя под собеседника и перенимая его манеру разговора. А вот почему он с нами разговаривает как философ-имбецил – это загадка.

– Есть крупная работа. – Капитан сплющил опустевшую банку и перешёл к следующей. – Мелкие тоже будут. И было бы, чёрт тебя дери, неплохо, если бы ты уже занялся своими обязанностями.

– Да без базара, кэп, дай бухнуть и всё будет в ажуре, – с этими словами он плюхнулся за стол, подхватив фиолетовую бутылку, и мигом выжрал треть. – У нас же имеется место, чтобы перекантоваться?

– Третий этаж этого дома, вход со двора, второй подъезд. Там две двери, наши комнаты за той, что облита каким-то оранжевым дерьмом. Выберешь любую свободную койку. Ян, тебя тоже касается. Правила поведения знаете.

Дождавшись осмысленного взгляда от нас обоих, Бубнов бросил каждому по дубликату ключа и откинулся на спинку стула. Вернулся Гнидой с двумя бутылками с пометкой «70 %». Окинув нас презрительным взглядом, он присоединился к застолью. Вдруг его губы тронула улыбка, ехидный взгляд устремился на меня. Предположу, что ничего приятного не прозвучит.

– Эй, бездарь, ты так и не рассказал, как просрал ногу. Да и снарягу, сколько ты там за неё отдал?

– Много. Очень, – вздохнул я огорчённо. – А чего ты радуешься, хирургический набор я тоже посеял.

– Да говно твой набор, его можно заменить канцелярским ножом и степлером. И не лезь в хирургию, как занимался первой медицинской помощью, так и занимайся.

– Это уже не тебе решать.

– Может, и мне. Ты от темы не отходи, где нога, инвалид?

– Плесень сожрала, – нехотя произнёс я и под заливистый смех самовлюблённого эскулапа уставился в противоположную сторону.

Вернулась Инес, в руках у неё было очередное устройство для группового курения. Ну в этот раз ей хотя бы компанию составят – Доржи и Флюгер, как и всегда, не прочь подымить за чужой счёт.

– О Доржи. Оклемался? Как ликёр?

– Нормальный, хорошо идёт.

– Конечно хорошо. Ты мой ликёр хлебаешь, падла.

Одной рукой ставя свою ношу на стол, а другой вырывая бутылку из смуглых пальцев, она успела оценить полноту тары на просвет, недовольно пробормотать что-то нечленораздельное и осушить её одним залпом.

– Ладно, «медуза» для всех, присасывайтесь, кто хочет. Только от этого говнюка меня отгородите. – Инес кинула недоброжелательный взгляд в сторону всё ещё улыбающегося Гнидого и плюхнулась на оббитый драным кожзаменителем стул.

Вечер продолжался предсказуемо – перекрёстное опьянение, бессмысленные разговоры, лёгкие оскорбления. И, казалось бы, ничто не могло омрачить отдых, но Гнидой поднял вопрос о делах.

– Так что с работой? Я про полноценную, ты нам корабль обещал.

– Не вам, а себе. Заказчик есть, завтра встретится с нами. Ему надо видеть всю команду, поэтому завтра сбор, здесь же, ближе к вечеру. Кто не явится – лишу денег за подработки. – Бубнов смял очередную опустевшую банку и уставился в никуда задумчиво-замутнённым взглядом. – На послезавтра нужны двое-трое. Запугать на переговорах какого-то барыгу. Оплата небольшая, местной валютой. Доржи и Флюгер идёте точно. Гнидой, пойдёшь?

– Не в этот раз.

– Как знаешь.

– Эй, Бубнов, я пойду.

Мне нужны были хоть какие-то деньги и брезговать даже такой работой у меня намерения не было. Вот только капитан думал иначе.

– Не пойдёшь.

– Почему это?

– Я сказал запугать, а не рассмешить.

– Флюгер разговаривает как умственно отсталый, но ты же его берёшь.

«Отсталый» удостоил меня взгляда, в котором читалось наполовину осмысленное негодование и желание врезать.

– Он выглядит подходяще. – Взгляд капитана сфокусировался на мне. – Если тебя увидят, то со смеха помрут. Свободен, приводи себя в порядок.

– Капитан, будь человеком, я с голоду помру же!

– Не ори, будет ещё работа, чуть позже. На, держи, курс где-то восемьдесят к одному, – с этими словами он бросил мне свёрток бумажек, при ближайшем изучении оказавшихся местной валютой.

Бегло осмотрев подачку, я насчитал пять-шесть тысяч. Так, если восемьдесят к одному, то это сколько будет? Пекуний семьдесят? Ну хоть так.

– Спасибо где? – спросил капитан и недовольно рыгнул.

– Так ведь всё равно из жалования вычтешь.

– Вычту, но ты…

Начинающуюся тираду прервала фигура средних пропорций, подошедшая к столу. В ней я узнал одного из двух новичков, спасшихся в капсулах.

– Ну привет, кидалы. Здравствуй, главный говнюк.

Я знал, что капитан обычно с ленью реагирует на оскорбления в свой адрес, но только до определённого предела, и внезапный гость почти его достиг.

– Акмар. Ты попутал? – Капитан медленно поставил банку, облокотился на стол и в воцарившемся молчании перевёл тяжёлый взгляд на прибывшего.

– Заткнись. Ты там и моего друга убил. Живи и оглядывайся, мразь, я ещё приду.

Полный ненависти новичок, к своему несчастью, очень плохо разбиравшийся в людях, повернулся и собрался уходить, но тут подала голос Инес.

– А что с Кяторокой?

– Выблевала свои лёгкие, – эти слова он бросил уже уходя.

Инес грустно вздохнула и вновь вернулась к втягиванию дыма из «медузы». Как только за Акмаром закрылась дверь, капитан начал говорить:

– Флюгер, Гнидой, за ним. Геолокацию его БПК скину. Избавьтесь так, чтобы его никогда не нашли. После удостоверьтесь, что Кяторока тоже мертва. Выполнять. Чёрт, и где Двадцатка, когда она нужна? – вполголоса ругаясь, кэп полез в свой БПК.

Парочка душегубов направилась за неудачником, который минуту назад обменял свою жизнь на мгновение пафоса. Он был родом с какой-то индустриальной планетёнки и большую часть своей недолгой жизни провёл у станка. Матёрый рецидивист на пару с циничным коновалом не оставят ему и шанса.

После того как за сокомандниками захлопнулась дверь, Доржи выдохнул дым в потолок и как-то мечтательно произнёс:

– Ещё один жалкий придурок называет других жалкими. Прозаично, собака. – После глубокомысленной фразы он вернулся к втягиванию сладковатого дыма из «медузы».

– А то ты не жалкий? – спросила у него Инес.

– Не-а. Я хотя бы жив.

– Жалок, Доржи, ещё как жалок, – задумчивый голос Бубнова прозвучал инородно. – Это вообще в природе людей быть жалкими. Каждый человек жалок в принципе.

На пьяную голову капитан периодически нёс чушь.

– Хочешь сказать, что все люди жалкие?

Инес могла задавать осмысленные вопросы, и её голос почти не изменился. Видимо, в этот раз в «медузе» было что-то послабее, чем в прошлый.

– Да. И вы в первую очередь, – с этими словами капитан скомкал очередную банку и встал. – Доржи, нужен надёжный источник снаряги уже на этой неделе. И нормальных подработок поищи. Инес, корабль будет отвечать федеральным стандартам, сама знаешь, к чему готовиться. Ян. Ян, перестань выглядеть, как облезлый пёс.

Отвернувшись и слегка пошатываясь, он устремился к двери выхода.

– Нормас, наверное, это ему больше не нужно.

Доржи, после того как Бубнов покинул помещение, потянулся за остатками пойла под стулом. Я успел выхватить две жестянки. Доржи укоризненно посмотрел на меня, после чего вложил в протянутую руку Инес банку и приложился к другой сам.

– Тут и так мало осталось, больше не получишь.

– Мне и этого хватит, жалкий Доржи.

– Будешь повторять это – я тебе в пиво плюну.

– Это не пиво.

– А тогда что?

– Ладно, пиво. Так тебя задели слова про жалких людей?

Я с удовольствием открыл банку и принялся ждать ответа от Доржи.

– Да не особо, – отозвался тот, – скорее я чувствую их сраную несправедливость. Но мне в принципе побоку.

– Я не согласна, грош цена его словам. Вот кто ещё кроме людей покорил космос, а? – в голосе Инес прозвучал намёк на обиду.

– Лнео и тагероны, но без первых мы бы ничего сами не сделали, – говоря это я понимал, куда диалог пойдёт дальше.

– Чушь! Нам нужен был лишь толчок, мы его получили! Теперь люди лидируют по количеству заселённых планет, и в этом нам никто не помогал!

– Заселённых, как эта? – я иронично усмехнулся.

– Да. И хватит смеяться над подобными планетами, мы кормимся за их счёт. На богатых контрабандные товары не производят.

– Но есть исключения.

– Именно что исключения.

– Подожди-ка, ты в светлое людское будущее веришь, что ли?

– А что не так, Ян? – спросила Инес. – Мы себя вроде обезопасили от войны на уничтожение, теперь остаётся только жить. И удовольствие от этой жизни получать.

– Мы в анальном рабстве у лнео.

– Вздор же. С чего ты это вообще взял? Они нас не контролируют. Вот тебя сейчас они контролируют, а?

Почему-то настроения не было. Подумав, я решил попытаться оставить за собой последнее слово.

– К чёрту эти розовые мечты. Я согласен с капитаном – человечество жалко. Можете оставаться тут со своими дурацкими представлениями.

Под недовольный комментарий Доржи «а я-то что?» взял ещё не откупоренную банку и собрался уходить, но тут прозвучал голос Инес:

– Если каждый человек сойдёт с ума, то никто не будет сумасшедшим. Если каждый человек жалок, то не жалок никто.

Я лишь хмыкнул и откланялся. Меня ждали более занимательные темы для размышления: вроде «как капитан умудрился достать корабль федерального образца», «где найти новую ногу» или «сколько было винилового спирта в том дерьме, которое я только что выпил».

Глава девятая. Недвусмысленный привкус

Утро, пришедшее с выжигающими сетчатку лучами солнца, началось с ноющей боли в обрубленной ноге, которую совершенно негармонично дополнял лёгкий звон в ушах. Неприятные ощущения в животе уже стали обыденностью. Ну ничего, когда-нибудь я сдохну и всё будет хорошо.

Пробудившись, я обвёл взглядом кровати, находившиеся подле меня. Слева у стены дрых Доржи, из его рта вытекала желтоватая слюна и впитывалась в подушку. Образовалось внушительное мокрое пятно. Кровать между ним и мной была пуста. Справа лежала Двадцатка в своём закрывающим голову шлеме – скорее всего, пришла ночью – и смотрела в потолок оранжевыми окулярами, распространяя по комнате запах немытого тела. Может, заснула, но это вряд ли, уже и не вспомню, когда она спала при мне в последний раз. Рядом с ней, как и всегда, лежала пара использованных одноразовых шприцов и полупустые блистеры разноцветных таблеток.

В комнате, кроме четырёх кроватей с тумбочками и рассохшегося шкафа, мебели не имелось. Грязное окно было наполовину закрыто одинокой пыльной шторой. Вторую, видимо, спёрли.

В распоряжении нашей команды были небольшой коридор, пахнущий плесенью санузел и четыре одинаковых комнаты. Одну Бубнов запер ещё до моего прихода. Я выбрал случайную и прогадал – Двадцатка какого-то ляда завалилась сюда. Мне думалось, что она разместится в женской спальне, которую обычно в таких ситуациях организовывает Инес. Делала она это с помощью силы убеждения, обещая прострелить промежность всякому, у кого в пределах комнаты будет иметься фаллос.

БПК показал на карте медицинские пункты. Ограничивая поиск по определённым критериям, я искал место, не вызывающее никаких опасений. К сожалению, таких не было. Меньше всего напрягали два учреждения, но одно из них специализировалось на органической терапии, что делало выбор в пользу другого очевидным. Насчёт обменного пункта всё было ещё лучше – ближайший был в соседнем квартале.

Двадцать минут на душ, пять на созерцание гноя, сочащегося из культи, столько же на примитивную санитарную обработку и обезболивание, десять минут на безуспешные попытки выпрямить до удовлетворительного состояния металлическую пластину, пятнадцать минут на сносный завтрак в местной рыгаловке, оплаченный двумя сотнями из подачки Бубнова, и целых полчаса на поиск нормальной одежды в ближайшем магазине.

Сероватые клетчатые штаны, коричневая куртка. Рюкзак со снаряжением брать не стал, как и оружие, ограничившись лишь кистевым ножом, спрятанным за голенищем всё ещё пахнущего болотом ботинка. Попытка обрести цивильный вид увенчалась успехом, и взгляды прохожих сменились с безразлично-брезгливых на безразлично-безразличные.

Улицы были наполнены серой людской массой, в некоторых местах разбавленной фиолетовыми вкраплениями силовиков. Сегодня они встречались реже и вели себя намного спокойнее, расхаживая по кривым улицам и лениво поглядывая на прохожих.

Обменяв полтысячи пекуний на местную валюту, именовавшуюся кнарфами, по курсу 1 к 87.2, я заинтересовался транспортными вагонами, разъезжающими по подвешенным рельсам. Пока я стоял и думал, смогу ли я, не зная город, куда-то доехать на этом, ко мне успел подойти какой-то человек в сине-голубой то ли спортивке, то ли спецовке и задать вопрос, который мой наушник перевёл как «Почему нет свечей с запахом прогретых на солнце матрасов?» Мне потребовалось секунд десять, чтобы осознать, что я ничего не понял. Спросив его на всеобщем, можно ли повторить вопрос, он с некой задумчивостью произнёс: «Да… но нет» и исчез в толпе. Я снова ничего не понял, кроме того, что мне нужно реже пользоваться всеобщим языком. Пожалуй, найду такси или что-то в этом роде.

Какое счастье, что в этой заднице галактики нужные мне сейчас машины красят, как и везде, в жёлтый цвет. Прикинувшись глухим, я на пальцах и карте БПК объяснил, куда мне надо. Бородатый водитель с грязной физиономией и стойким запахом синтетического дыма показал три пальца. По приезде оказалось, что он требовал три сотни за проезд. Ну и обдираловка.

Расплатившись, я вошёл в достаточно большое здание, именовавшееся Второй планетарной больницей. Так как это было федеральное учреждение, мой всеобщий тут понимали, и объясняться стало проще.

Четверть часа бездействия в очереди, столько же на заполнение различных бумаг, преимущественно имеющих словосочетание «отказ от ответственности», и ещё треть часа ожидания, пока «личный врач-консультант, назначенный лично Вам с учётом Ваших особенностей» освободится и соизволит-таки меня принять. Между делом местные бюрократы успели вытянуть из меня шесть сотен кнарфов предоплаты за консультацию.

Поглядывая на информационное табло, где должны были отображаться имена вызываемых пациентов, я параллельно читал брошюру, продублированную кроме всеобщего на амтрунийском и эсперанто, и обнаружил, что в этом здании расположено три учреждения – две планетарные больницы и частная клиника, специализирующаяся на хирургических операциях и протезировании. Странно. Но, наверное, им тут виднее.

– Бао Брукс, пройдите! – из кабинета донеслось имя, на которое были зарегистрированы мои поддельные документы, прошедшие вместе со мной уже планет пятнадцать, если не больше.

С неким огорчением я посмотрел на табло, на котором вместо моего имени красовалась системная ошибка, и, пропустив выходящего человека с полупрозрачной полимерной челюстью, зашёл в небольшой кабинет. За столом посреди помещения сидела возрастная дама со слишком светлой для этой планеты кожей.

– На каkом языkе 8ам удоbнее говоqить? – спросила она, после чего, увидев моё лицо, кардинально отличавшееся от классического типажа, повторила уже на всеобщем: – На каком языке удобнее говорить?

– На всеобщем, будьте добры. Мне требуется протезирование ноги и полное медобследование. Подозрение на паразитов и инфекцию.

– Анализ сдадите сегодня, завтра будут результаты. Протез установим после конца диагностики и лечения.

– Протез в первую очередь, с остальным могу подождать. У меня медицинская татуировка, это должно помочь.

– «Мединдикатор»? Тоже по обмену приехали?

– По работе.

– Ммм, – она неопределённо взмахнула рукой. – Покажите.

Пока раздевался, я подумал, что неразумно долго не проверял состояние татуировки. Надо было хоть раз посмотреть, что там. Впрочем, уже всё равно. Я открыл взглядам плечо, повисло недолгое молчание. Голос женщины звучал несколько удивлённо.

– Ох, это как так? Вы давно на планете? И-блокаду ставили? Набор планетарных прививок?

– Примерно неделю. Базовый биостопор, поколения пятого, кажется. Прививки ставил нелицензированный врач.

– Мой дорогой контрабандист, – мне не понравилось как то, что мы перешли с ней на ты, так и то, что она назвала мою профессию, – вы же нормально зарабатываете, почему не следите за здоровьем?

– И с чего вы решили, что я контрабандист?

– Радиационный фон странный. – Врач что-то записывала себе, периодически сверяясь с татуировкой.

– Это от оружия. Обеднённый уран, – сказал я, недолго думая.

– Что?

– Обеднённый уран. Дешевле от рака лечиться, чем покупать дорогие боеприпасы.

– Хм, а я думала, надуло от… Неважно. Прошу прощения. Мне интересно, по кому стреляют… вы вообще кто?

– Коммивояжер. Оружие в основном от диких животных. Кстати, не интересуют оптовые поставки натуральных товаров с отсталых миров?

– Итак, диагноз неприятный. Паразитами заполнен весь организм, возможна пара серьёзных инфекций и с десяток лёгких. Анализы сегодня, результаты завтра, там сами решите, что делать.

– Готов заплатить за срочность. Чтобы результаты сегодня, а протез уже завтра. После моих слов врач задумалась.

– Цена за всё подскочит в полтора-два раза, и результаты всё равно завтра. Сразу покажите конечность, которую будете протезировать.

– Ну, как конечность… – с этими словами я закатал штанину и продемонстрировал погнутую железку, заменявшую мне ногу.

– О, господи, как грубо! Даже гильзу не поставили! – она наклонилась и стала осматривать культю. – Местное заражение, несерьёзное, операбельное. Можно узнать, кто установил это?

– Сам не знаю, был без сознания.

Врач вызывала у меня приязнь, поэтому я позволил себе немного пооткровенничать.

– Сейчас вам на кассу, затем в диагностическое крыло, там анализы. За них триста пекуний. Завтра у вас уже будет протез.

– И сколько в итоге?

– Примерно тысяч 60–65. В пекуниях дешевле, 600–700. Устраивает?

Вместе с мыслью о том, что здесь относительно дешёвое протезирование, пришло осознание. Осознание того, насколько меня обманули. Нет, не эта замечательная женщина, а та собачья семейка. Восемьсот пекуний за то, что они со мной сделали – это оскорбление. Надо им дом сжечь за такое. Мрази.

– Да, устраивает, – сказал я, передавая плату. – И ещё один вопрос.

– Слушаю.

– Сколько будут стоить инъекции галибата? Приём регулярный, одна доза, два миллиграмма, – я неловко замолчал.

– Простите, что? – женщина оторвалась от записей, подняла голову.

– «Галактический целибат», одна инъекция, регулярная.

Повисло молчание, после которого она внезапно хихикнула. Было видно, что предпринимались попытки сдержаться, но смех был сильнее. Я лишь устало вздохнул.

– На этой планете подобные медицинские манипуляции запрещены законом. Нарушает права человека и считается негуманным. Простите за смех, не сдержалась. Что-нибудь ещё? – Она закончила писать и выжидающе посмотрела на меня, неумело пытаясь спрятать улыбку.

Я же погрузился в лужу неприятных мыслей. Срок действия последней инъекции галибата истечёт на этой или следующей неделе. Что ж, остаётся только в очередной раз вспомнить добрым словом отчий дом, в котором решили, что абсолютное воздержание лучше хаотичных половых связей, и сделали из меня евнуха на десять лет. Возможности справлять естественные нужды они меня лишили железобетонно, а вот для того, чтобы притупить психологический аспект, требуется отдельная инъекция, вводимая раз в три месяца. С моим образом жизни иногда бывает затруднительно поставить её заранее или хотя бы вовремя, но в этот раз мне, кажется, совсем не повезло.

– Нет, больше ничего.

– Тогда вот, – она дала мне какую-то бумажку и продолжила: – Тут расписано, куда и когда приходить. Сейчас на диагностику. До свидания.

– Всего доброго, всего доброго.

Я покинул кабинет в задумчивости. Если галибат тут запрещён на законодательном уровне, то до следующей планеты я не смогу получить инъекцию. Сомневаюсь, что на чёрном рынке можно найти такое, уж слишком специфичная и легко отслеживаемая штука. Тем более, если я захочу выйти на нелегальные организации такого плана, мне не обойтись без Доржи, а посвящать кого-либо кроме капитана и Инес в свой секрет намерений у меня не было. Я посмотрел на выданную мне бумагу. Сверху был написан номер кабинета для обследования. Перевернув записку, я обнаружил на другой стороне список детей, умерших за этот месяц во второй планетарной больнице.

В кабинете, номер которого был написан на бумаге, с меня сняли мерки, попросили заполнить форму о требованиях к протезу, обработали и обезболили обрубок, взяли дополнительно пару непонятных анализов и выдали какую-то пластиковую грушу. На вопрос, что это, мне посоветовали выпить всё, чтобы паразиты не проели во мне дыру за то время, которое я буду вынашивать их в организме. После этого я ушёл.

Резкими глотками проглатывая жидкость, имевшую вкус дерьма, я брёл, погружённый в собственные мысли. Во-первых, меня, как оказалось, накололи слишком уж сильно. Во-вторых, скоро я начну испытывать незаглушаемое влечение. Ну и в-третьих, количество медицинских манипуляций прямо-таки угнетало.

Сделав заключительный вымученный глоток, я смял грушу и выкинул её в урну, стоящую около какого-то магазина. Секунд через пять мне в спину донёсся крик: «Тебе тут что, помойка?!» и рядом со мной пронеслась смятая груша. Я ушёл, а она так и осталась лежать на растрескавшемся бетоне.

Глава десятая. Правило первое

Я решил ещё до наступления вечера расположиться в баре, где должна была состояться встреча команды с заказчиком. Не знаю, зачем ему весь экипаж, первый раз встречаю такой запрос. С другой стороны, почему мне должно быть не всё равно?

За немногие часы моего отсутствия здесь ничего не поменялось. Я, ненадолго задержавшись у барной стойки, нацелился на тот стол, за которым мы сидели вчера, и с ленивым удивлением обнаружил там Двадцатку. Раскошелившись на кучу однотипной закуски, – полноценной пищи тут не было, бар как-никак, – я плюхнулся за стол к сокоманднице, которая поприветствовала меня микроскопическим движением головы. Или, может, она просто дёрнулась из-за нервного тика.

Что же, это не самая худшая компания за трапезой – мы просто молча сидели рядом друг с другом и занимались своими делами – я ел, Двадцатка смотрела в стену и не спеша тянула через трубочку, уходившую в специальное отверстие шлема, один из своих пищевых концентратов.

Помещение с приближением вечера постепенно наполнялось, множились пьяные выкрики и гогот. Тем не менее я умудрился задремать. С другой стороны, это было неудивительно, учитывая, сколько всего сейчас находится в моём организме, от инъекций обезболивающего до паразитов.

Ох уж эти сны в дремоте – скорее неясные образы, незаметно возникающие в сознании. Пространство, вода, деревья. Огонь. Деревья плавятся, выделяя едкий, но при этом пахнущий фруктами дым. Я задыхаюсь.

Открыв глаза, я увидел счастливого Флюгера, который как насос втягивал в себя дым из «медузы» и тут же выдыхал его мне в лицо. Я попытался наотмашь ударить его, но спросонья промахнулся и лупанул стол. Кажется, будет синяк. Заржала вся команда, кроме Двадцатки и капитана. У первой было иное понятие о юморе, а второй отсутствовал.

Желая всем присутствующим проблем в этой и следующей жизни, я поплёлся к стойке. Употреблять алкоголь в силу общего состояния не хотелось, но другие варианты отсутствовали: к различным веществам как не тянуло, так и не тянет, полноценной еды тут нет, да и безалкогольных напитков в этой дыре не нашлось. Пришлось довольствоваться всё тем же скудным ассортиментом закусок и странной на вкус зерновой настойкой, в которой шелухи было больше, чем алкоголя.

Вернувшись и сев обратно на своё место, я не спеша приступил к трапезе, слушая ленивые переругивания коллег. Между делом поинтересовался, не желает ли Гнидой вернуть мне мой нож. Он заявил, что никакого ножа не было. Как и предполагалось.

Спустя ещё какое-то время прибыл капитан. С ним пришёл человек в светлом кремовом костюме. Несколько пальцев протезировано, из-за костюма не видно, где ещё недостаёт органики. Гнусная рожа. Не в смысле того, что она была пропита или что-то подобное, просто никакого доверия не вызывала. Исключая последнее, он выглядел нетипично для этого места.

Они сели за стол, после чего лицо пижона скривилось. Причиной тому, как я догадывался, была Двадцатка, оказавшаяся по левую руку от него, и исходящий от неё запах, который можно было различить даже в пёстром букете ароматов этого бара. Он поискал взглядом другое место, но капитан сел рядом, и пижон передумал. Бубнов взял слово.

– Это Сэ́нду, посредник работодателя, будет сопровождать груз. Риски их не устраивают, поэтому они хотят изучить каждого члена команды. В общем, выполняйте его приказы. И это. Не выделывайтесь. – После этих слов Бубнов, чуть помедлив, встал обратно и двинулся к бару.

«Не выделывайтесь». Обычно это подразумевается. Никто не хочет оскорбить или обидеть заказчика – он нам деньги платит. Это понимали все, даже Флюгер. Но Бубнов сделал на этом акцент. Что это значит? Не знаю.

– Давайте по порядку, – открыл рот Сэнду. Даже голос у него был пижонский – неприятный такой, будто маслянистый. – Инес Лигай.

Инес поперхнулась дымом, а я напрягся. Это были её настоящие имя и фамилия. Мы всегда пользовались фальшивыми в целях безопасности. Всегда. Ладно, имя, но какого чёрта он назвал её настоящую фамилию?

Я вопросительно оглянул присутствующих. Доржи испытывал похожие эмоции. Остальные никак не отреагировали, лишь Гнидой демонстративно смотрел в потолок.

– Я, – откашлявшись, Инес отозвалась. – А почему по имени-фамилии?

– Так надо. Профильное образование, стаж пилота? – Сэнду говорил как бюрократ со стажем.

– Высшее пилотское, профильное. Вторым номером была суммарно три года.

– Сколько летаешь между планетами? – голос пижона звучал раздражённо.

– Говорю же, три года, – ответный взгляд Инес выражал недоумение.

– Изъясняйся понятнее, без этих словечек.

Так, а это интересно. Это даже не какой-то особенный жаргон, это почти официальный термин. Если Сэнду не знает этого, то значит, что он вообще ни черта не смыслит в межпланетных перемещениях.

– Сколько различных кораблей пилотировала?

– Четыре.

– Федерального образца?

– Только во время обучения.

– Нитто Пиковски, – пижон перешёл к следующему имени.

– Среднее медицинское. Неоконченное, – Гнидой продолжал смотреть в потолок, пока говорил. – Двадцать лет практики.

– Судимости? – Сэнду раздражённо сверлил глазами Гнидого, а тот продолжал смотреть вверх, одновременно доставая из кармана пачку каких-то курительных палочек местного производства.

– Халатность, подделка документов, мошенничество. Ах да. – Гнидой наконец ответил взглядом на взгляд. В нём читалось одновременно и веселье, и раздражение. – И контрабанда.

– А как же наркоторговля? – Сэнду бросил эту реплику так, будто пытался подловить оппонента на чём-то.

– А это подлог. Вручили в подарок, когда за незаконную трансплантацию судили. – Он улыбнулся и закурил.

Я не понимал, что происходит. Заказчик заказчиком, но чтобы Гнидой честно отвечал на такие вопросы – такого ещё не было ни разу. Кажется, работодатель очень серьёзный, и, кажется, только Бубнов да, видимо, Гнидой в курсе подробностей.

– Ян Дрейфус. Ты вообще кто? – Признаться, это не тот вопрос, который я ожидал от Сэнду.

– Первый помощник капитана.

Если я правильно понял, этому человеку нужны простые и понятные ответы. Смысловая нагрузка в них необязательна.

– Образование? Судимости?

– Без судимостей. Высшее, гуманитарное.

После этих слов он посмотрел на меня как на растаявшее мороженое и переключился на следующего.

– Доржи. Фамилия?

– Без фамилии, без образования и без судимостей. – Тощее тело сокомандника исполнило нечто, что с натяжкой можно было назвать реверансом, если бы реверанс делался сидя и максимально наплевательски.

– Отвечай на вопросы. Повторяю…

Сэнду был прерван Бубновым, подошедшим сзади. В руке он держал две банки. Видимо, засиживаться он не собирался.

– Он с одной из тех планет, где у граждан ни фамилий, ни порядковых номеров. Но за него я ручаюсь. Как и за остальную команду.

– У меня приказ, не мешай, – в голосе Сэнду уже и не осталось ничего кроме раздражения и недовольства. – Дидиан Кикути.

Это имя я слышал впервые. И, скорей всего, не я один. Миг задумчивости прервала Двадцатка, поднявшая руку.

– Судимости? Образование?

Двадцатка помотала головой. Сэнду обратился с вопросом к Бубнову, который уже выжрал залпом одну банку.

– Она у тебя немая, что ли?

– Не совсем. Заканчивал бы уже, тебе ещё отчитываться.

– Я сам разберусь, когда заканчивать. Эй ты. Сними шлем.

В чужой монастырь со своим уставом не ходят. Даже если ты платишь этому монастырю деньги. Как-то раз Флюгер надрался и решил увидеть лицо Двадцатки. Кончилось всё тем, что своими кибернетическими руками она сломала ему ключицу, а кибернетическими ногами пару рёбер.

Двадцатка повернулась в направлении капитана и встретилась с ним взглядом. Прозвучал немой вопрос, на который был дан немой ответ. Медленными движениями она отщёлкнула крепления и сняла шлем. По столу растёкся запах телесного жира. Болезненного цвета сальное лицо с парой карбункулов было совершенно заурядным, признаться, я рассчитывал на большее. Примечательными были лишь два подслеповатых глаза, в которых читалась абсолютная ненависть.

– Доволен ты? – голос Двадцатки, не искажённый переговорным устройством шлема, звучал очень непривычно, как-то даже по-детски.

– Судимости?

– Убивала. Отбирала. Крала.

– Говорить нормально можешь? – Ответом пижону был полный ненависти взгляд. – Процент кибернетизации тела?

– Шестьдесят. Семьдесят.

Пробурчав что-то невразумительное, он двинулся дальше по ведомому лишь ему списку.

– Алрекр Сангха.

– Я! – Флюгер оторвался от «медузы» и рассеянным взглядом огляделся в поисках источника звука.

– Бубнов, он же укурен до невменяемости! – кажется, раздражение было вторым именем этого человека.

– Он в норме. Ему думать не надо, – лицо капитана было непроницаемо. – Сберегу твоё время: без образования, грабитель, насильник, убийца.

Краем глаза я видел, как Двадцатка, надев шлем, вытащила у явно недовольного Гнидого из рта курительную палочку и, когда Сэнду отвернулся, вставила тлеющий конец ему в сустав кибернетического пальца.

– Ай, паскуда, ты что делаешь? – пижон подскочил так, будто почувствовал боль своей кибернетической частью тела и выбил палочку.

– Двадцатка, фрачье семя, – Бубнов говорил сквозь стиснутые зубы, но это только добавляло стали в его голос, – пшла отсюда! Быстро! Остальные тоже. Кроме Инес, Яна и Доржи. Всё, вон. Гнидой, растолкай Флюгера.

Когда остальные ушли, Сэнду немного успокоился. За минут пятнадцать он изложил для нас суть задания. Груз – некие капсулы, которые не должны нас интересовать. Планета назначения имеет второй уровень безопасности. Это не должно представить никаких трудностей. После этого мы возьмём на той планете дополнительный груз и отправимся к следующей. У этой планеты будет восьмой уровень.

Услышав это, мы с Инес опешили, но, посмотрев на Бубнова, не осмелились что-то сказать.

Малый грузовой корабль будет нам передан через полторы-две недели, с планеты улетаем через две или две с половиной. Потом Сэнду заявил, что остальное вполне может рассказать капитан, и свалил. Примечательно и ожидаемо одновременно, что весь его монолог опирался на мысль, что если мы не справимся, то очень пожалеем. Так пожалеем, что аж помрём. Ну для нас это не впервой, я уверен, что, например, прошлый заказчик хочет пустить нас на корм червям. Как и многие другие.

После ухода Сэнду у меня остались смутные подозрения. Я уже собирался озвучить их, но меня опередила представительница интеллектуальной элиты с высшим пилотским образованием.

– Восьмой? Это что за планета вообще? – Инес была искренне удивлена и не собиралась скрывать эмоции. Да и общее опьянение, к тому же не только алкогольное, этому не способствовало.

– Серьёзное тоталитарное место. Нам предоставят всё, чтобы миновать защитные системы.

Бубнов увидел, что она собиралась сказать что-то ещё, но не дал Инес этого сделать:

– Не ссы, всё схвачено. Заказчик надёжней кирпича.

Под бормотание Инес о том, что по виду Сэнду ничего хорошего о заказчике сказать нельзя, я пытался поймать ускользающую мысль или скорее даже ощущение. Что-то было не так. Сложно сказать конкретно, но какая-то деталь не давала мне покоя. То, что капитан нашёл корабль так быстро? Или то, как он легко избавился от новичков тогда на корабле? Может, по той причине, что роль Сэнду мне оставалась не ясна? Возможно, что-то ещё? Впрочем, вслух я сказал совсем другое.

– Новичков брать будем?

– Пока не знаю, нужно корабль увидеть. Точно не больше двух. И вообще, груз в капсулах, так что можем обойтись без помощников.

В недовольном бормотании Инес я явственно услышал: «Незачем было предыдущих убивать».

– Что с оплатой? – я продолжал диалог, пытаясь нащупать хоть что-нибудь, что поможет мне разобраться, что же не так.

– Пока без цифр, но вас всех устроит. Гарантирую.

– Прошлый заказчик?

– Не знает ничего. Много времени прошло, уже перестал искать.

Я достаточно долго знал Бубнова, чтобы почувствовать, что он лукавит. Но прошлый заказчик – дело десятое. Чёрт возьми, что же не так?

– Ладно, хватит, мне ещё с бюрократией местной разбираться.

Лицо Бубнова дёрнулось лишь на миг, полсекунды. Но все успели понять по промелькнувшей растерянности в холодных, как космос, глазах капитана, что тот сболтнул лишнего. Для меня эта информация ничего не значила, а вот лицо Доржи расползлось в многозначительной улыбке.

– Меня более интересует другой вопрос, – голос Доржи был делано многозначительным. – С каких пор мы работаем на правительство, капитан?

Во вздохе капитана можно было услышать страдания тысячи планет. Когда он посмотрел на Доржи, я увидел на его лице досаду вперемешку со злобой. Кажется, что-то пошло не по плану.

– Доржи, сын собаки, я тебе зубы повыбиваю.

– Капитан, ну ты и падла. – Инес могла позволить себе такие высказывания, но опять же до определённого предела. И нетрезвое состояние не будет оправданием.

– Правительственный заказ? Какого чёрта? – Вот что меня напрягало всё это время. Сэнду был чиновником. Самым настоящим. Это с трудом, но угадывалось в его разговоре, поведении.

– А ну заткнулись! – рожа капитана покраснела от напряжения, он орал на нас шёпотом: – Это не правительственный заказ. Да, заказчики из планетарного правительства. Но то, что делают они – незаконно. Поэтому мы здесь. Больше ни слова. Язык вырву тому, кто будет говорить об этом где попало. Придурки. Всё.

Бубнов ушёл. Мы остались в недоумении и лёгком ступоре.

– М-да, – Доржи скорее промычал это, чем сказал.

– Может, он слить нас хочет? – спросила Инес.

– Нет, в это никогда не поверю. – Я был уверен в своих словах. – Да и грехов на нём больше, чем на всех нас вместе взятых, нами он откупиться от Федерации не сможет. И её он ненавидит больше нас. Так что я не верю, что он замыслил что-то такое.

– Да никто не говорит о Федерации. Он же вообще не человек, с ним даже разговаривать не будут. А вот слить нас предыдущему заказчику…

Инес погрузилась в собственные мысли, которые уже полностью заволокло наркотическим дымом. Я же кинул опасливый взгляд на Доржи, но он перехватил его и неожиданно быстро всё понял.

– Не смотри на меня так, я в курсе мутаций капитана. Кто, по-твоему, выходит на подпольные клиники? Двадцатка?

– Доржи, ради всего святого, не так громко, – взмолился я. – Это не достояние общественности.

– Ха! Ты что, боишься этих людей? Серьёзно? Посмотри на них!

Я посмотрел на других посетителей бара. Зрелище было так себе. Доржи продолжил:

– Им будет всё равно, даже если я сейчас начну бить тебе морду прямо на этом столе. Пока их это не касается – им насрать.

– Философ доморощенный. – Я печально взглянул на осадок в своей бутылке и отставил её в сторону. – Как бы то ни было, причин для опасений у меня и у вас нет. Всё как обычно. Разве что заказчик стрёмный.

– Как же ты наивен, Ян, как же ты наивен. Ты готов довериться ему во всём только потому, что он вытащил тебя с той планеты? – спросила Инес, внезапно вырвавшись из сетей наркотического ступора.

– Нет, не готов, но…

– Говно! – остроумно перебил меня Доржи. – Ясно всё с тобой.

Он встал и ушёл не прощаясь. С другой стороны, на кой ему прощаться, мы же теперь живём в одной комнате.

Значит, работаем на правительство. Чудесно. Просто замечательно. Хотелось бы узнать, в какой момент Бубнов дошёл до этого. Скоро, наверное, будем космических пиратов ловить. Или удобрения перевозить. А может, сразу на планету-тюрьму полетим заселяться, чего медлить-то.

– А ты что думаешь об этом, Инес?

– А я не думаю, – ответила она и заснула.

Глава одиннадцатая. Преждевременное приветствие

После того как местные эскулапы приделали мне новую ногу, провели оздоровительные мероприятия и вычистили организм, жить стало намного приятнее, хоть и не сразу. В целом из моего тела было извлечено более полукилограмма различных паразитов. За всё люблю биостопор в качестве И-блокады, кроме его неспособности сопротивляться чему-либо, превышающему в диаметре пару миллиметров. В плане суммарной массы больше всего обнаружилось кишечных пробок – этих кругловатых тварей из меня достали аж шесть штук. На самом деле выглядят забавно – эдакие булочки из полусырого теста. Чуть не проблевался, когда их увидел.

Кибернетическая нога мне досталась неплохая, и, что важнее всего, гильзу поставили федерального образца, так что если мою новую конечность, покрытую чёрно-серым сетчатым рисунком, кто-то оторвёт, то заменить её не составит труда почти на любой планете Федерации. Обожаю унификацию.

Та женщина-врач, имя которой я так и не спросил – всё равно не запомню – посоветовала прекратить пользоваться патронами из обеднённого урана, поскольку экономия сомнительна – насчитывается около десяти видов рака, от которых лечиться либо слишком дорого, либо слишком долго. А ещё есть генетические мутации, которые вообще не лечатся. По правде сказать, я о последнем факте и не задумывался. Наверное, нужно что-то поменять в этой жизни.

Через три дня после операции пришло время для того небольшого дела, о котором говорил Бубнов. Итак, существует склад, принадлежащий одной компании. Недоброжелатели хотят, чтобы на этом складе был уничтожен некий груз. Углубившись в вопрос, капитан рассказал, что транспортные перевозки во всех городах на планете подмяли под себя три концерна, которые продолжают воевать друг с другом за рынки сбыта. Скажем так, изрешетить в несколько стволов управляющего районным отделом по внутригородским перевозкам в собственной машине считается тут здоровой конкуренцией.

Операция должна пройти тихо – мы в гражданской одежде, не вызывая подозрений, проникаем на объект, оставляем бомбы в складских помещениях и офисе, так же, не привлекая внимания, покидаем территорию и, удалившись достаточно далеко, инициируем подрыв. Вроде всё ясно.

Напоследок я спросил капитана, на какую из транспортных компаний какого концерна мы работаем. Ответом было лаконичное: «На ту, которая платит».

На дело пошли Бубнов, Гнидой, Флюгер и я. Доржи и Инес даже не звали – у них другой профиль. Двадцатку же капитан решил приберечь для более важных дел, да и внимания она привлекает больше любого из нас. Мало людей разгуливают по улицам в боевых шлемах.

Капитан заявил, что если я возьму с собой своего «грохочущего порохового уродца», то он засунет мне его в задницу, поэтому пришлось искать ещё один ствол. Учитывая характер стоящей перед нами задачи, он должен быть тихим. Доржи, уже вышедший на торговцев с сомнительной репутацией, намутил мне аккуратный пистолет с интегрированным глушителем и парой дополнительных магазинов. Боеприпас твёрдозарядный, безгильзовый, что было бы очень удобно, если мне понадобилось бы вести продолжительную преступную деятельность на этой планете. Одно неприятно – цена ствола составила почти три сотни, причём больше трети я отдал за патроны. Моё благосостояние в пекуниях стремительно приближалось к трёхзначному.

Между делом попросил Доржи поинтересоваться у местных барыг, могут ли они достать сферошлетт хотя бы старой модели. Они ответили, что такие редкости появляются тут раз в тысячелетие и сразу уходят людям совсем другого уровня. Как и ожидалось.

Итак, на мне непримечательная гражданская одежда, под мешковатой синтетической курткой пистолет в скрытой кобуре не по размеру, запасные магазины, ножи и термокинжал, с небольшими ухищрениями вставленный в заспинные ножны. В руке пластиковый пакет, в котором расположились бомба и болторез. Не стал брать остальное снаряжение, вдруг придётся убегать. Выброшенные в случайном переулке инструменты нанесут моему и так пострадавшему бюджету совершенно неприемлемый урон.

Склад находился в нескольких кварталах от нашего убежища в достаточно оживлённом районе. Не стоило даже сомневаться в том, что если мы подымем шум раньше времени, то силовики примчатся минут за десять.

Вышли после обеда. Изначально собирались утром, но Гнидой застрял в сортире, потом я порвал свой пакет и пошёл искать новый, так как почему-то ни у кого не нашлось запасного. Когда вернулся, оказалось, что куда-то свалил Бубнов и при этом ничего не сказал. Обратно пришёл он только через полтора часа. Ещё пара заминок – и солнце уже в зените.

Двигались пешком, двумя группами – Флюгер с Бубновым, я с Гнидым. До места дошли без происшествий. То, что Флюгер бортанул как минимум двух прохожих – это не происшествия, а утомительная повседневность. Объект нашего интереса представлял собой два ангара и каменное здание, которое, судя по размерам и расположению окон, совмещало в себе как непосредственно склад, так и офисные помещения. Окружено всё это было совершенно несерьёзным забором из рабицы. Подойдя к нему, мы, убедившись, что нас особо не видно с улицы, перемахнули через него и тут же натянули на себя маски. Группа двинулась к постройкам, а меня Гнидой, желая покомандовать, заставил подготавливать дыру в заборе для отхода.

Спустя минут пять проход был готов. За время своей утомительной в плане монотонности деятельности я слышал несколько негромких выкриков со стороны своей группы. Когда закончил и нагнал их, оказалось, что они уже встретились с местным персоналом, который до нашего прихода был занят погрузкой каких-то коробок в грузовик. Всего шесть человек в синих форменных куртках – две женщины, трое мужчин, один покойник. У тела, лежащего на животе, из спины торчало окровавленное острие на коротком древке. Остальные стояли на коленях, заложив руки за голову. Их на прицеле держали Бубнов и Флюгер.

– Бери мой пакет и займись зданием. Один среди груза положи, другой в офис закинь. Быстро! – говоря это, Бубнов не сводил взгляда с заложников.

Пусть скажут спасибо, что он сразу их не убил. Хотя, в отличие от того же Флюгера, нарочито глядящего куда-то в сторону, капитан старался не лишать жизни без надобности. «Зачем убивать их? Смерть лишает человека всех проблем, а они должны страдать», – примерно такие слова он сказал как-то раз, ломая руки воришке, которому уж очень не повезло с выбором жертвы в тот день.

Тут я услышал звук, схожий с тем, который бывает при распрямлении стального троса. Вместе с этим один из заложников заорал и схватился за ногу, из которой торчало древко. Тут же к нему подпрыгнул Флюгер и мощным пинком отправил в нокаут.

– У него ствол за пазухой походу.

В руках у Флюгера я увидел объяснения торчащим из тел древкам. Он вооружился – подумать только – полуавтоматическим одноручным арбалетом. Наверное, из музея спёр.

– Кто ещё дёрнется, тому прострелю оба колена и заставлю слизывать свою же кровь с земли! – пообещал капитан. – Фрачий сын, долго ты ещё стоять будешь?

Я поспешил подхватить пакет – остальные два, видимо, взял Гнидой – и двинулся в здание. Пластиковая дверь была не заперта. Всё складское пространство было забито обычными картонными коробками средних размеров, причём та, что оказалась ближе всего ко мне, была вскрыта. Заглянув туда, я обнаружил однотипные упаковки с нарисованными на них растениями. Ничего интересного.

Взобравшись на вершину стоящих впритык друг к другу штабелей, я по ним добежал примерно до середины ангара, после чего втиснул первый пакет в щель между двумя штабелями, которые неплотно прилегали друг к другу. Сделано.

Офисные помещения висели отдельной кишкой, прилепившейся к потолку. Взбежав по гремящей металлической лестнице, я увидел по левую руку от себя три двери. Замечательно, а куда закладывать-то? Ну, начнём по порядку.

Первая дверь не закрыта, за ней с пяток офисных столов с наваленным на них хламом. Допустим. Следующая приоткрыта. Сомневаюсь, что там что-то ценное, такое открытым не оставляют. Начинаю тянуть на себя дверь, почти готов зайти, но успеваю заметить стоящую у дальней стены фигуру. Мне хватило реакции, чтобы отпрыгнуть и упасть дальше по коридору. Тут же над головой засвистели пули, осыпая меня ошмётками стены. Спустя секунду я начал стрелять в ответ сквозь стену, одновременно отползая дальше по коридору и стараясь при этом не потерять пакет. Снаружи послышались выстрелы.

«Чёрт-чёрт-чёрт!» – проносилось в голове, пока я перезаряжал пистолет. Вернуться, как пришёл не могу – между мной и лестницей открытая дверь и продырявленная стена. Пристрелить его тоже не получится – сейчас он знает, где я, а я только примерно представляю, где он. Выпрыгнуть в окно наружу? Тогда он сбежит с документами – а что ещё ему тут может быть нужно? Просквозить его через соседнее помещение? Нет, расклад опять же не в мою пользу – я стреляю наугад, а он на звук.

Новый магазин в пистолете, крайне дурацкий план в разработке. Вытаскиваю бомбу из пакета, срезаю ножом все обмотки. Это крайне примитивная, самопальная конструкция – связанные пять шашек, к каждой из которых идёт по проводу от электронного детонатора. Вырываю один из проводов и вижу обыкновенную спираль накаливания. План готов.

Шаг вперёд, три выстрела наугад, два шага назад. Под звуки ответного огня срываю со стены электрокабель и перекусываю его болторезом, после чего кидаю инструмент в комнату противника. Просто так, вдруг отвлечёт. Ещё шаг вперёд, выстрел, отскок назад. Сейчас ответного огня не было. Это плохо. Но времени думать тоже нет – разбиваю пластиковый корпус детонатора и кусочком отрезанного кабеля замыкаю цепь. Теперь у меня несколько секунд до того момента, когда спираль разогреется и инициирует взрыв. Бросаюсь к окну, одновременно выпуская в него остатки магазина и обматывая левую руку электрокабелем. Момент истины – я тараню растрескавшееся стекло и вываливаюсь в окно. Сзади раздаётся взрыв – над головой проносятся осколки стекла, а я глохну на оба уха. Быстро приближающееся бетонное покрытие вдруг останавливается – это кончился электрокабель, слишком плотно обвивающий мою руку. Массы тела и ускорения хватает для того, чтобы я почувствовал, как плечевой сустав вылетает из предназначенного для него места.

Ослепляющая боль. Не помня себя, вырываю из заспинных ножен термокинжал и, активировав его, рублю кабель. Удар получился кривым, но он зацепил металлические жилы, после чего оплётка лопнула, и я рухнул с высоты в полтора метра на бетон.

Уже внизу, глядя сквозь пелену боли на обожжённые термокинжалом пальцы, я даюсь диву, как не отхватил их вместе с кабелем.

Левая рука болтается бессильной плетью, заставляя меня корчиться от боли. Вернув кинжал на место, ищу пистолет – он валяется в паре метров. Прихрамывая – при падении я ко всему прочему подвернул ногу – и на ходу перезаряжая пистолет, я пытался понять, в какую сторону вообще нужно идти. Уткнувшись в забор и волочась вдоль него, я силился перебороть гудение в голове и понять, что творится вокруг. В таком состоянии ко мне и подскочил Флюгер.

– Чего творишь? Бежим, бежим отсюда!

Сознание вернулось. Я находился между двумя ангарами, а Флюгер отвешивал мне пощёчину за пощёчиной. Увидев, что я смотрю на него и пытаюсь заблокировать его руку, он отстранился.

– Валим как пришли. Ходу!

Я побежал за широкой спиной сокомандника, если эти дёргания проткнутого соломинкой слизня можно было назвать бегом. У забора, пострадавшего от моего болтореза, стоял Гнидой. Силуэт капитана можно было различить дальше по переулку.

– Дегенераты, какого чёрта так долго?

– Рука… Гнидой… рука…

Связно говорить не получалось, но он и так всё понял. Подскочил и ещё до того, как я попросил обезболивающее, со свойственной ему небрежностью крутанул конечность. От новой порции сводящей зубы боли я онемел и лишь по инерции бежал за командой. Примерно через квартал мы завернули в какой-то тесный переулок и сели между наваленными там стройматериалами. Кажется, это были сегменты ограждения наполовину с полимерными панелями.

Как только мы остановились, Бубнов достал из кармана какой-то пульт и нажал на несколько кнопок. Прогремели взрывы.

– Гнидой, займись Яном, через пару минут пойдём. – Бубнов уставился в экран БПК и что-то там активно нажимал. – И мне очень, собака, интересно, что это ты там устроил.

Сил отвечать не было, но меня и не торопили. Получив укол обезболивающего, я попросил у Гнидого инъекцию регенераторов. Он, руководствуясь соображениями цены, послал меня к чёрту и предложил какой-то стимулятор. Думать было неохота, поэтому я послушно подставил плечо. Затем, скинув маски и внеся изменения во внешний вид – я, например, вывернул куртку наизнанку – мы двинулись на другой конец города в заранее снятую ночлежку, где собирались отлёживаться пару дней. Ох, как-то не очень хорошо всё прошло. После подобного ещё чаще начинают появляться мысли о смене работы. Или самоубийстве.

Глава двенадцатая. Террариум на выезде

Мы сидели на крыше ночлежки и жарили мясо. Если говорить точнее, мясом занимался Флюгер, он любит изредка готовить, и у него в целом неплохо получается.

Это место и до нас использовалось сходным образом – кроме спрессованного задницами аборигенов картона, тут стоял затёртый до дыр диван, с которого капитан скинул Доржи и где сейчас лежал с важным видом. Гнидой откуда-то притащил шезлонг.

Из тех, кто не участвовал в налёте, пришёл только вышеупомянутый Доржи, сидящий в данный момент на картонке и бросающий нетерпеливые взгляды на жаровню.

– А теперь, Ян, – голос капитана звучал нежно и даже немного певуче, – объясни мне, сын коровьего глиста, какого чёрта твоя бомба взорвалась так рано?

С того момента, как подо мной захрустел иссохший картон со следами неаппетитных жидкостей, я пытался придумать нормальное объяснение произошедшего, но не успел. Было выбрано единственно возможное решение – сказать правду.

– Ну… – Мысли всё ещё путались, а в ушах слегка звенело. – Начнём с того, что у меня не было выбора.

– Оправдания оставь для Божьего суда, щенок, – к разговору подключился Гнидой, до этого кемаривший в шезлонге. – Давай по делу, а то уши вянут от твоего скулежа.

Другой реакции я и не ждал. Но мне было нужно собраться с мыслями.

– В общем, захожу я на склад, оставляю первый заряд внизу, подымаюсь наверх, а там везде офисы. В одной из комнат уже шарился какой-то хмырь, начавший палить. Он зажал меня в коридоре. Я замкнул детонатор второго заряда и сиганул в окно.

– Болезный, ты как не расшибся-то? Там же метров десять было. – Гнидой приподнялся на локтях.

– Меньше. Обмотал руку кабелем, так и прыгнул.

– Ян, ты идиот, – капитан поначалу был лаконичен. – Простой приказ! Простой, кусок ты говна, приказ! Тьфу. Если заказчик заплатит меньше из-за этого цирка – вычту из твоей доли. Флюгер! Долго ты там ещё?

– Если хочешь с кровью – нет. Если не хочешь – минут пять.

– Дражайшие мои сокомандники, – начал Доржи, – я всё ещё питаю надежды услышать больше о ваших похождениях.

– Говнождениях.

– Ты от мяса не отвлекайся, оно гораздо важнее твоего мнения. О, Гнидой! А давай ты! Чего у вас там было?

С ленью, достойной какого-нибудь губернатора, коновал вздохнул и сполз по шезлонгу. Тем не менее открыть рот он соизволил.

– Короче говоря, заваливаемся на склад, а там какие-то хмыри тачки загружают. Флюгер, недолго думая, а скорее и не думая вовсе, прострелил одному аорту, тот сразу кончился. Я пошёл минировать ангары, оставив этих двух с заложниками…

– Ты не с ними был что ли? А можно мне нормальную версию истории? Капитан?

– Грузчиков держали на прицеле. Ян, Гнидой минировали. По Яну постреляли – грузчики зашевелились. Мы их вальнули, один успел шмальнуть, но мимо. Я двинул за Гнидым, Флюгер за Яном. Потом ушли дворами.

– Ничего не понял. Кто стрелял, зачем, почему? Гнидой, будь человеком, а? Объясни, как для себя.

– Да комедия всё это сраная. Мы пришли взрывать склад, когда его прикатила обносить какая-то шпана. Пока эти там в террористов играли, я напоролся на парочку каких-то придурков в крайнем ангаре. Если бы этот имбецил, – Гнидой кивнул в мою сторону, – не поднял стрельбу, я бы тихо оставил заряды и свалил бы, но нет, твою-то налево, скрытность – это не наш выбор. Ну, я обоих на нож и насадил.

– То есть вы не знаете, кто это вообще был? – Ответом на вопрос Доржи было молчание. – Может, какие-нибудь приметы? Татуировки, одежда? Нетипичное протезирование?

– Ну, они были в одинаковых куртках, – подал голос Флюгер.

– Форменные. Маскировка, – перебил его капитан. – Грузовики левые, ни заказчик, ни «клиент». Видимо, по наводке.

– Ну, я там услышал кое-что, – по голосу Гнидого было очевидно, что он был готов выложить эту информацию с самого начала. – Та парочка в ангаре – парень и девушка. Он обращался к ней с интонацией конченого жополиза и называл её не иначе как Айй.

– «Анге/\?» – это слово Доржи произнёс на амтрунийском.

– Да, вроде того.

– Брешешь! – Доржи обнажил волнение. Он и сам почувствовал это, поэтому дальше говорил медленнее: – Не, Гнидой, это слишком… чушь короче, давай по новой.

– Не гунди. Что ты о них знаешь? – Гнидой даже перешёл из лежачего положения в сидячее. Доржи, нацепив кислую мину, начал говорить:

– Значит, серьёзно? Эх. 6андитbl А№гела, на всеобщем – «Ангельская банда», она же «Банда Ангела» и прочие похожие названия. Пока знаю только то, что это молодая группировка – им и года нет. Из-за того, что силовики последний год гоняют агентов Легиона по всей планете, пострадала и организованная преступность. Тут же появилась непосредственно сама Ангел и посредством неизвестно чьих денег собрала под собой гиперактивную школоту и ошмётки разных банд, с их помощью и поднялась. Нанимают всех и каждого – качество компенсируют количеством. Кстати, я уже готовился намутить с ними пару грошовых, но непыльных работёнок. Эх, и зачем, спрашивается?

– Не отвлекайся.

– Так вот. Ребята серьёзнее, чем выглядят. До сегодняшнего дня занимались активной экспансией в этом городе. Да и в других. А теперь скажите мне, пожалуйста, что вы там всех гарантированно убили.

– Хы! Я за своих ручаюсь. Из них кровища текла, как из свиней.

Услышав комментарий Флюгера, Доржи вопросительно посмотрел на Бубнова. Тот кивнул.

– Ну, учитывая, как меня взрывной волной шарахнуло, сомневаюсь, что тот чел в офисах выжил. Даже если и выжил, второй взрыв его добил бы. А, да, что было на складах-то? – Почему-то я только сейчас задался этим вопросом.

– Удобрения.

– Они горят?

– Угу.

– Тем более. В офисах живых не осталось.

– Гнидой? – прервал непродолжительную паузу Доржи.

– Чего?

– А ты своих точно убил?

– Я уже говорил – да. Пацану горло до ярёмной вены рассёк, а Ангелу твоему нож в сердце всадил. Ах да! – врач-душегуб улыбнулся и посмотрел на меня: – Совсем забыл вернуть тебе нож. Можешь забрать его. Он сейчас торчит из трупа Ангела.

Вот ведь шут гороховый. Мои планы подрезать у него свой клинок, как только он напьётся или обдолбится, пошли прахом.

– Если ты отправил к праотцам Ангела, то мы можем попытаться стырить у банды что-нибудь весомое, пока эти придурки грызутся за власть, – протянул Доржи. – Бубнов? Подкинь денег на информаторов, пока железо горячо, а?

– На хате подкину, пока работай с тем, что есть.

– Ещё мне понадобится Флюгер.

– Забирай.

– Флюгер, ты слышал?

– Угу. Мясо готово.

Пользуясь выгодной позицией, Флюгер первым схватил сочный шмат, после чего уселся на всё тот же неприглядный картон и, усиленно дуя на парящий кусок, принялся жрать, брызгая мясным соком во все стороны.

Разумеется, о столовых приборах особо не задумывались, поэтому ели как попало. Я ухитрился нанизать кусман на нож и теперь объедал его как мороженое, с завистью смотря на полноценные столовый нож, вилку и тарелку капитана, который к тому же непонятно, когда и откуда вытащил запотевшую бутылку.

– Так эти фиолетовые гамадрилы Легион гоняют? Больше похоже на обычный грабёж кого попало. – Гнидому досталось меньше всего мяса, чем он был крайне недоволен. Так же его огорчал факт, что у капитана была бутылка, а у него нет.

– Ты недалёк от истины. – В отличие от собеседника Доржи ел медленно. Более вычурно трапезничал только капитан. – Легионеров тут, судя по всему, в подполье загнали ещё до того, как нас космополицаи подловили. А вот карательные акции до сих пор идут. И я всё ещё не понял, кто именно их тут курирует – администрация или сами силовики на местах. Но вроде всё же первое. Эх, хорошо было бы получить от местного правительства какую-нибудь бумажку, которая защитила бы от этих псов режима.

Последние слова Доржи начал растягивать, медленно переводя взгляд на Бубнова. Тот, распознав намёк, замер на секунду, потом бросил быстрый взгляд на Доржи. В нём читалось слово «смерть». Переговорщик всё понял и тут же сменил тему.

– Но у нас таких ресурсов нет, так что ждём, пока страсти улягутся, и всё станет хорошо. И у нас, и у силовиков, и у Легиона.

– У Легиона никогда не будет всё хорошо, – обычно неразговорчивый капитан внезапно ответил, когда в этом не было необходимости.

Флюгер поперхнулся. Скорее всего, потому что последний кусок он попытался проглотить почти не жуя.

– Пессимист ты, Бубнов, пессимист, – вынес вердикт Доржи. – Вот люди за тебя сражаются, гибнут, а ты о них даже хорошего слова не скажешь.

– Эта куча параноиков сражается за свои страхи и не более. При этом ворует государственное имущество.

– Как и ты.

– Я не строю из себя защитника-освободителя, Доржи. И тебе не советую. – Капитан сделался словоохотлив. Это значит, что в его бутылке было далеко не пиво.

– Ну они наносят не столько вреда Федерации, как мы, контрабандисты.

– Не так много вреда?! – тут не сдержался уже Гнидой. – Они планету спёрли! Планету! Нет, Доржи, молчи, ты дичь сморозил и лишаешься права чего-то там вякать. Они ублюдки, как и мы, только имеющие в своём распоряжении сраную планету, тысячи учёных, флот и чёртов планетарный телепортатор! Если бы они не стащили всё это у Федерации, мы бы все, да и эта планета тоже, не были в такой заднице.

– Вы два идиота, и я не уверен, кто из вас тупее. – Бубнов осушил бутылку и кинул её за спину. Спустя секунду снизу послышался звон битого стекла и чьи-то недовольные комментарии. – Легион – куски говна. То, что они якобы противостоят экспансии шарниров – брехня. Вся их группировка – мыльный пузырь, который лопнет, как только их странствующую планету «Последний оплот» подловят. А ты, Доржи, ещё и оправдываешь их. Каждый из нас – гематома человечества, но они…

Мы в напряжённом молчании слушали тираду нажравшегося капитана. Чёрт знает, что он там хлестал, но пойло было ядрёное. Нет, Бубнов прекрасно контролировал себя даже в таком состоянии, но другое дело, что сейчас он мог двинуть зуботычину просто по широте своей души. Больно, неприятно, относительно безопасно.

Но монолог ему закончить было не суждено – дверь, ведущая на крышу, открылась и оттуда вынырнуло три хари, своим видом выражающих готовность учинить над кем-нибудь расправу. Правда увидев, что нас больше, владельцы харь остановились и стали злобно переминаться с ноги на ногу. Тот, на роже которого при должном старании можно было разглядеть тень осознания себя в этом мире, заговорил, резко и рвано.

– 4то т@кое? Че2о кид@ем? Проблеwы иwеются?

Все, включая меня, приготовились к драке. Но Доржи этот вариант не устраивал.

– Эй, дру2, про6ле/\/\ нет. ДрYг, хочешb – говор&, хочешь – уход&, – Доржи говорил на амтрунийском без каких-либо устройств, но с заметным акцентом.

У местных на лицах растекалась неуверенность. Спустя пару секунд после реплики нашего переговорщика они развернулись и свалили. Флюгер разочарованно вздохнул и с грустью в голосе обратился к Доржи:

– Когда начал по-тутошнему балакать? Родился здесь, что ли?

– Мимо. Выучил. Архетипов самых распространённых языков примерно с десяток. Знаешь их – знаешь наполовину почти любой язык.

– Врёшь ведь, говнюк, врёшь, – сказал Гнидой.

– Не совсем. Насчёт архетипов – чистейшая правда.

– Раньше тебе месяц на такое требовался.

– А с мозговыми имплантами – пара дней.

– Железки чёртовы. – Капитан был недоволен. – Понапихали в себя… Когда успел?

– В тот же день, когда Ян себе ногу ставил.

Все затихли. Чьё-то молчание было сытым и удовлетворённым. У кого-то на лице было сожаление. К последним относился и капитан, правда, я не понимал почему. Из-за не случившейся драки? Вряд ли. Он не являлся любителем мордобоя с кем попало – это привлекало ненужное внимание. Но если касаться темы драк, то я уверен, что у Бубнова с десяток подлых трюков в запасе. И то, что мне о них неизвестно, не значит ровным счётом ничего. Я вот тоже никому не сообщаю о ноже в ботинке. Так и капитан – этот человек готов ко всему. В бесчестном бою, я уверен, он сразит и Флюгера, и Гнидого, и даже Двадцатку, если та будет без шлема.

Тем временем мясо закончилось, как и моё желание находиться на этой открытой всем ветрам крыше. Хотелось прямо сейчас пойти спать, желательно в течение часов пятнадцати. Я направился к спуску с крыши, обращаясь ко всем присутствующим:

– Я спать. Кто разбудит – того возненавижу всей душой.

Поскольку в ближайшие пару дней не предвиделось совершенно ничего, я без зазрения совести создал у себя в голове план из двух пунктов. Первый – выспаться и поесть. Второй – наесться и поспать.

Глава тринадцатая. Суть необдуманности

Спустя ещё один день бездействия Бубнов объявил, что всё в ажуре и можно навсегда свалить из этой воняющей мочой ночлежки. Проснувшись утром в полном одиночестве, я покинул комнату и направился в соседний квартал, где вчера приметил одну забегаловку.

Собравшись сытно позавтракать привлекательной булкой, набитой жареными мясом и овощами, я, сделав заказ и расплатившись, уселся за стол у стены. Пялился в окно. Там не было ничего интересного – редкие машины, толпы спешащих куда-то людей, один патруль силовиков. Будни.

Заказ, запах которого раздражал моё обоняние и провоцировал выделение слюны, был готов через несколько минут. Всё в нём было хорошо – и свежая прогретая булка, и мясо правильной прожарки, и соусы. Плохо было одно – появление Доржи.

Зайдя как бы случайно, он уселся рядом.

– Доброе утро.

– Вот признайся, проследил, да? Утро.

– Да. И сбрось эту кислую мину со своей физиономии, я по делу.

– Именно поэтому я и недоволен.

Я откусил сочный кусок булки и продолжил говорить с набитым ртом, чем хотел продемонстрировать неуважение к собеседнику:

– Дафай, ом’ачи этот шудесный день. Я шлушаю.

В этот раз Доржи задумал надуть местный наркокартель, точнее, то, что от него осталось – всего один кусок, сохранившийся от первоначальной организации после местного перераздела сфер влияния.

По его сценарию, я должен был притвориться придурком из другого города, которому очень хочется вложиться в наркоторговлю. Доржи играет роль махинатора, сводящего придурка и картель, за что берёт процент у первого. При этом картель продаёт товар дороже рыночной цены, так как придурок не знает расценки. Мы же перед днём отбытия расплачиваемся за товар поддельными кнарфами и сваливаем. В результате у нас должно оказаться полтора центнера дури. Органической, важно заметить. Она везде в цене, особенно на развитых планетах, где даже алкоголь синтетический.

План мне не понравился. Но намного больше не понравился ответ на вопрос:

– А капитан что сказал о твоей затее?

– Ничего. Он не знает. Даже больше – Бубнов вообще запретил в этот раз заниматься подобным.

Тут было сделано несколько выводов. Первый – Доржи не скажет капитану о деле, следовательно, не отвалит долю на содержание корабля и команды.

– Ты же понимаешь, что Бубнов повесит нас за яйца, если узнает о твоих подковёрных махинациях?

– Не изволь беспокоиться, всё пройдёт как по нотам. Так ты согласен?

– Напомни, что мешает мне просто рассказать обо всём капитану?

– Целых две вещи. Первая – я на тебя обижусь.

– Неубедительно. Ещё аргументы?

– Двадцать процентов от куша. Чистыми. На тебе только отыгрыш роли и помощь в транспортировке.

– Всё ещё неубедительно. Ты не называешь конкретных цифр.

– Потому что их и не будет до самого конца. Сбыть собираюсь там же, куда мы везём основной груз.

– Там же тоталитаризм. Они, наверное, и не знают, что такое дурь.

– Не спеши с выводами. Это капитан сказал вам, что там тоталитаризм, я же знаю чуть больше тебя.

– Всё ещё не убедил. С чего ты вообще думаешь, что они там смогут расплатиться за твой товар?

– Потому что эта планета часть Оборонного щита. Деньги там есть.

Я замолчал. В то, что сказал мне Доржи, было сложно поверить. С другой стороны, он ещё ни разу меня внаглую не обманывал – лишь недоговаривал, искажал картину и скрывал нюансы.

Вопросов стало ещё больше. Я уже и позабыл про остывшую прямо в руке булку, из которой на стол капал соус.

– Почему Бубнов не сказал об этом нам?

– Сказал. Мне. От остальных скрыл по той же причине, по которой информация о работе на правительство не достигла широкой публики – паника и дезертирские настроения. Сам подумай, как быстро исчезнет Флюгер, когда ветер переменится. Или если Инес узнает, что ей нужно будет посадить корабль на планету Оборонного щита? Или Двадцатка, у которой вообще чёрт знает что на уме?

– Хватит, я понял.

– Тогда отвечай, ты в деле?

– Дай подумать. Желательно дня два.

– Даю две минуты.

– Мало. Вот чего ты вообще именно ко мне пристал?

– А к кому ещё? Достоверно сыграть роль придурка из высшего общества в нашем случае может только настоящий представитель этого общества. Тут таких целых три штуки – капитан, Инес и ты. К капитану я не пошёл по понятным причинам, тем более как придурок он не будет выглядеть даже если постарается. Инес может, но в этот раз она слишком часто будет нужна на корабле. И вообще она женщина. Так что ты идеальный кандидат.

– Так, то есть, по-твоему, я выгляжу как придурок?

– Не отвлекайся на мелочи. Давай затолкай свою нерешительность куда поглубже.

Дилемма. Но чашу весов в пользу авантюры склоняла ещё одна деталь – вопросы.

Как нас нашли космополицаи? Насколько был уверен Бубнов в предательстве новичков и почему не убил их раньше? Какого хрена капитан оказался на планете так рано? Как он вообще вышел на контракт от планетарного правительства, пусть и теневой? Кому и зачем на планете Оборонного щита нужен наш груз? На кого в конечном итоге работает Бубнов?

Слишком много вопросов и ни одного ответа. Поэтому мне нужен был Доржи.

– Четверть и по рукам.

– Много хочешь.

– Ладно, двадцать так двадцать.

– Чудно. Через пару дней встреча, обо всех нюансах поговорим на днях. Ну, до скорого. Кстати, у тебя булка развалилась.

Доржи собрался уходить. Я перевёл взгляд на вывалившуюся на стол начинку и чертыхнулся.

– Эй, стой-стой-стой.

– Чего?

– У меня есть вопросы.

– Вообще-то я тороплюсь, но ладно, на пару минут задержаться могу. – Он вернулся на своё место.

– Что Бубнов такого сказал тебе, о чём не знаю я?

– Много всякого. Что на следующей планете, куда мы прибудем, совершенно ужасный климат. Рассказал, какие бюрократические хитрости можно провернуть здесь, если работать с официальными поставщиками. Где нужно разведать места под аварийные посадочные площадки. Сколько всего…

– Ладно-ладно, хватит. – Возможно, Доржи даже догадывался, какого рода информация меня интересует, но разве могло всё быть так просто? – Бубнов был уверен в предательстве новичков?

– Этого я не знаю. В любом случае Акмар сам виноват в своей судьбе, если ты хотел об этом спросить. Бубнов изначально не хотел его мочить. В нашей же верности он не сомневается, другое дело, что он не хочет… скажем так, заставить нас преждевременно паниковать. Так что не паникуй.

– Бубнов посвящает Сэнду во все дела команды?

– Нет, он ему практически ничего не сообщает. Даже больше – от нас требуется вообще не отсвечивать и, взрывая всякие склады, мы испытываем терпение работодателя. Это я образно сказал, относительно большинства наших дел он не в курсе. В том числе и крайнего.

– А тебя-то самого устраивает, что мы работаем на правительство?

– Не то, чтобы очень. Слишком много рисков. Жаль, что Бубнов понимает, что я всё понимаю. Без его присмотра мне жилось бы свободнее.

– Уж не о побеге ли из команды ты задумывался?

– Не совсем. Но думал, да. Как и Инес. Как и ты. Да даже Двадцатка, я полагаю. Сие очевидно, для Бубнова, по крайней мере, точно. Это одна из причин скрывать риски от нас. Но пока – это я тебе как самый осведомлённый человек после капитана в команде говорю – ссаться не с чего.

– О как. А что с предыдущим заказчиком?

– Ничего. С ним Бубнов работал сам, в одиночку. Я не при делах.

– Есть какие-то гарантии, что он нас не найдёт?

– Гарантирована только смерть.

Я замолчал, пытаясь вспомнить ещё хоть что-то, в чём меня мог просветить Доржи. Но он взглянул на висевшие на стене часы и заторопился.

– Ну в таком случае, всего наилучшего.

– Да погоди ты!

– Нет, ваше время истекло. Будьте здоровы.

Похоже, оставлять меня в противоречивых раздумьях входит у него в привычку. Чёрт, неужто настолько очевидно, что я подумывал о побеге из команды Бубнова? Хотя тут нужно просто сложить два и два – для таких, как мы, работа с правительством, без разницы какого уровня, в девяти случаях из десяти заканчивается кидаловом. И ладно они просто не заплатят – чаще всего, как только контрабандисты выполняют работу, от них избавляются. Поэтому Бубнов никогда не брал работу такого плана. До этого момента.

Булка, не выдержав длительности моих раздумий, размокла окончательно и вывалила остатки начинки на стол.

Глава четырнадцатая. Яблоки со шкварками

– Где Бубнов?!

Я проснулся ещё от звука открывшейся двери, а последующая реплика заставила открыть глаза. Как оказалось, мой сон прервал нагло вломившийся Сэнду. В этот раз в комнате не было ни Двадцатки, ни Доржи, и прошлым вечером я чрезвычайно радовался тому, что буду спать в одиночестве. Вот только мерзкий бюрократ уничтожил мою надежду безмятежно продрыхнуть до обеда.

– Другая комната. Что случилось?

Чиновник проигнорировал мой вопрос и исчез. Из коридора донёсся звук распахиваемой двери. Спустя пару неразборчивых реплик я смог различить голос капитана, который становился всё громче и громче.

Разорались с утра пораньше, чёрт вас дери.

Я закрыл голову пахнущей постельными клещами подушкой, но даже сквозь неё различал обрывки фраз: «Немедленно… сам иди… никого нет…» Так же слышались отдельные слова на амтрунийском от Сэнду, но без наушника я не понимал, что именно он говорит. По тону было похоже на ругань.

Найдя силы предпринять какие-то телодвижения и посмотреть на экран БПК, я, огорчённо вздохнув, вновь вжал подушку в голову. По местному времени было раннее, даже слишком раннее, утро. Настолько раннее, что его можно было назвать поздней ночью, хотя лучи светила, пытающиеся проникнуть сквозь занавешенное простынёй с кровати Доржи окно, были не согласны с последним тезисом.

– Команда, подъём!!! – крик капитана пробил подушку и вонзился мне в мозг. Ну вот какого чёрта там случилось?

Проклятая дверь снова открылась, на этот раз от пинка Гнидого. Он стоял в расстёгнутых штанах и спешно напяливал верхнюю одежду.

– Быстро, быстро, быстро! – коновал подскочил ко мне, сдёрнул одеяло и бросил его прочь. – У нас пара минут, хватай ствол.

После этого он выбежал из комнаты. Я со всей возможной скоростью оделся, с трудом натянул ботинок на протез – пока навык ещё не выработался, вставил наушник, распихал клинки и магазины по местам, засунул в кобуру 14-миллиметровый и, подумав, прихватил дубинку. Заворачиваясь в полюбившуюся сетчатую накидку, я вывалился в коридор. Там уже стояли Гнидой и капитан. Последний, увидев меня, заорал:

– Инес, иди хоть голой, только ствол возьми!

Через пять секунд она вышла из комнаты. Примечательно было отсутствие на её торсе одежды, кроме лифчика и распахнутой куртки. По ходу движения она пыталась засунуть свой пистолет в кобуру, но координация после сна ещё не восстановилась.

– Всё, бегом!

Мы поспешили за капитаном, который припустил словно в зад ужаленный.

Под недовольные комментарии других жильцов мы высыпались из подъезда. Бубнов впрыгнул в заведённую машину, что стояла около здания. Я, Гнидой и Инес полезли на заднее сиденье. Как только за последней захлопнулась дверь, машина взревела и погнала по кривой улице. Вместе с этим заговорил Сэнду, занимающий место водителя.

– Вроде успеваем, они даже не должны знать о нас.

– Эй, объясните, что за паника? – Инес наконец застегнула куртку и теперь поправляла остальную одежду.

– Рейд на легионеров. Ячейку срисовали только вот, мы ближе всех, – капитан говорил с ней, одновременно судорожно тыкая в БПК.

– Мы вроде как не силовики.

– У них все заняты. Мы будем там быстрее.

– А какого рожна тут я, а не Флюгер и Двадцатка?

– Флюгер на деле. Двадцатка в борделе.

– Начальник недоделанный! – Сэнду говорил отрывисто и, по обыкновению, раздражённо. – На каком деле, а? На каком деле, тебе заплатили за то, чтобы ты всякой ерундой не страдал и не сорвал нам сроки.

– Сроки сорвутся, если там меня пристрелят, Сэнду.

– Нет, Бубнов, – бюрократ выделил интонацией фамилию капитана, словно передразнивая его привычку обращаться к другим по именам, – они сорвутся, если федералы пронюхают, что ситуация с Легионом ни разу не под контролем и припрутся сюда. А мы достаточно наследили, они могут срисовать склад с грузом. Или корабль. Или ещё что. Всё, приехали.

Мы покинули машину и подошли к грязному зданию с двумя подъездами. Небольшое, облупившееся, четырёхэтажное. Сэнду глянул в свой БПК – пурпурный, ассиметричный, федеральными стандартами тут и не пахло – и начал распоряжаться.

– Второй этаж. Зайдёте с обоих концов – тут коридоры совмещённые. Всех в расход. Можете не скрываться, всё законно. Пошли.

Чиновник уставился на нас, не понимая, почему мы ещё не кинулись грудью на амбразуру. Команда же ждала приказа капитана, у которого имелся иной взгляд на ситуацию.

– Нет, Сэнду, ты возьмёшь свой ствол и пойдёшь с нами. Будешь проход держать. Стреляй по всему, что выйдет со второго этажа, мы зайдём с другой стороны.

Во взгляде пижона смешались несколько эмоций. Было видно его недовольство тем фактом, что им командует какой-то контрабандист, да к тому же искажает его приказы. Но всё же он смог притупить свою гордость.

– Дьявол с тобой, но дай мне человека, – сказав это, Сэнду подскочил к багажнику своего автомобиля, достал оттуда какой-то лёгкий карабин и армейский бронежилет, который стал спешно натягивать на себя.

– Инес, пойдёшь с ним. И броню отдай.

– Что?

– По тебе стрелять не будут. А по мне будут. Так что выбирай, либо броник, либо будешь караулить выход один.

Кажется, Сэнду хотел сказать что-то оскорбительное, но сдержался и отдал требуемое Бубнову.

Разделившись на две группы, мы вошли в здание. Пока я с Гнидым поднимался по лестнице, Бубнов, идущий позади, начал излагать план:

– Вламываетесь, сразу продвигаетесь, стреляя по всему. Вот вход…

Сразу после этих слов дверь открылась и из-за неё попытались выбраться два человека, обвешанные сумками. И пока происходил обмен удивлёнными взглядами, Бубнов выхватил револьвер и парой выстрелов проделал в каждом легионере отверстие. Дальнейших распоряжений не требовалось – мы с Гнидым залетели внутрь.

Прихожая, везде видны следы спешных сборов. За ней – коридор, простирающийся до другого конца здания, на всём его протяжении – двери по обе стороны. От их количества мне поплохело.

Всё закрыто, кроме двух комнат посередине, там ничем не заблокированные проходы. Наверное, кухня и санузел. Итак, приступаем. Первые две двери по коридору напротив друг друга. Гнидой из автолазера прошивает обе по очереди, после чего ударом ноги сшибает правую. За ней просквожённый труп. Вторая дверь на мне – лежащий безоружный человек, глядящий на меня с ужасом, изо рта течёт кровь. Добиваю выстрелом в голову. Третья – вламываемся по той же схеме, расстреляв замок и просквозив пространство за дверью. Открываем – никого. Два шага внутрь. Сверху со шкафа на Гнидого падает тень, вооружённая ножкой от табурета. Смазанный удар по голове, нападающий пытается перейти в партер, но пара пуль в живот из моего пистолета его откидывают. Поднявшийся Гнидой в расстроенных чувствах выпускает в него очередь.

– Патроны экономь.

Коновал ничего мне не отвечает. В коридоре послышались выстрелы капитанского револьвера. Выглядываю. Труп у открытой двери дальше по коридору. Обмениваюсь кивками с Гнидым и вламываюсь в дверь напротив. В комнате людей нет, только пара кроватей и шкафов. Разряжаю остатки магазина в мебель, перезаряжаюсь. Проверяю шкафы и под кроватями – никого.

Если так пойдёт дальше – у нас патроны закончатся быстрее, чем легионеры. Пора и самому начать экономить.

Дальше. Одной фрагментирующейся пули достаточно, чтобы замок вылетел с мясом. Слышу возню внутри, прижимаюсь к дверному косяку и толкаю дверь, которую тут же разносит на куски выстрелом. Экономия экономией, но жизнь дороже.

Просовываю пистолет в комнату и выпускаю весь боезапас. Перезаряжаю – последний магазин, да и тот заполнен бронебойными, что сейчас вообще некстати. В этот момент с другого конца коридора по мне начинают стрелять.

Ничего не остаётся, кроме как кувырком залететь внутрь только что обстрелянной комнаты. Два тела, оба пока живы. К счастью, в них достаточно отверстий для того, чтобы они прекратили сопротивление и спокойно истекли кровью.

Реквизирую оружие стрелка. Больше всего похоже на полуавтоматический дробовик, но с ним что-то не так. Срываю патронташ с тела, вижу неаккуратно обрезанные самопальные патроны. Проверяю маркировки на стволе – так и есть, это перепил из полицейского травмата. Да, со снабжением у них тут туго.

Выстрелы в коридоре продолжались, но к ним добавились и другие, в том числе и знакомые хлопки. Инес и Сэнду присоединились к перестрелке.

Когда выстрелы стали реже, ко мне в комнату забежал Гнидой. Вновь обменявшись кивками, мы расстреляли дверь напротив, вломились туда. Пусто. Только открытое окно с отпечатком следа на подоконнике. Тем временем у Гнидого осталась последняя батарея для автолазера.

Дальше шли открытые комнаты санузла слева и кухня справа. На другом конце коридора Инес начала смещаться вперёд. Позади меня осторожничал Бубнов, не спешивший продвигаться, как и Сэнду.

С Гнидым рвёмся вперёд – он в санузел, я на кухню. Тут никого, только гарнитур, холодильник, стол с остатками завтрака и грязной посудой, рядом с ним работающая плита и сковородка с кипящим маслом. Там же стояло блюдо, с наваленными на него кусками непонятно чего, судя по всему, обжаренными во фритюре. Эх, а ведь я даже не позавтракал.

Тут раздался крик Гнидого. Я обернулся и увидел падающую фигуру коновала, из которой торчал нож. Над ним возвышалось четырёхрукое нечто. Я выстрелил, но не попал. Противник совершил пируэт и приземлился посреди коридора. В нижних руках были ПП, ими он начал поливать пространство по обе стороны от себя. Я выстрелил ещё раз, но одна из его рук разложилась в небольшой щит. В следующий момент его другая рука дёрнулась вперёд и меня бросило на кухонный стол, развалившийся под тяжестью удара.

Направленный импульс. Но он промахнулся – основная ударная волна прошла мимо меня и выбила окно. Это значит, что автонаведения, как у Двадцатки, у него нет. Следовательно, шансы есть.

Долетев на столешнице до пола, чувствую спиной вилку, пробивающую кожу. Сдавленно стону и выхватываю пистолет. Стальной урод это замечает, но я успеваю выпустить три пули, две из которых попали в него. Четвёртую он умудряется отбить, после чего подскакивает к останкам стола и замахивается щитом. Кажется, мне намереваются отсечь голову предметом, явно для этого не предназначенным.

Пятая пуля пробивает его торс и меняет траекторию движения, мешая моему обезглавливанию, но позволяя выбить пистолет из вытянутой руки.

Несостоявшийся головоруб вновь нацелился на моё расчленение. Мне же оставалось только выхватить термокинжал и нож, чтобы попытаться заблокировать выпад.

Но вот только кое о чём не подумал этот механический уродец – если в обычном и непримечательном человеке имеется лишнее отверстие, оно необязательно должно быть смертельным.

Из сортира заработал ствол Гнидого, и, кажется, он потратил достаточно времени на прицеливание, потому как спустя мгновение у киборга лопнула голова.

Но события и не думали останавливаться. Звуки бьющегося стекла и возгорания, вскрик Инес, труднопереводимые матюки Сэнду. Две фигуры выбегают из коридора, в спину им летят пули. Первая из фигур закидывает нечто в сортир, снова звук бьющегося стекла, там вспыхивает пламя. Гнидой ревёт. Тут рявкает кинетический револьвер со стороны капитана, и парочка, избежавшая всех пуль, сворачивает на кухню. Прямо ко мне.

Метаю нож. Идея плохая, реализация ещё хуже – клинок пролетает мимо ошарашенного лица и влетает в сортир, из которого, спотыкаясь, вываливается Гнидой и, пытаясь скинуть загоревшуюся куртку, бежит в сторону входа.

Передо мной два противника, бутылкометатель, который после пролетевшего мимо физиономии ножа нацелился на меня, и его спутник, в руке которого я обнаружил зажатые ножницы.