Путешествие к центру себя

Пролог

Я вздохнул и открыл документ своей первой книги, чтобы в очередной раз отредактировать неидеальную историю. В доме стояла умиротворяющая тишина, которую нарушали лишь часы. Жена ушла на работу, а я сделал все, чтобы ничто не могло мне помешать. Даже косвенно. Даже случайно. Телефон в авиарежиме. Рядом с ноутбуком стоят три кружки с разным содержимым – чтобы не встать под предлогом “попить”. В руках брелок с игральными костями – чтобы занять руки, пока мозги думают.

Как это часто бывает, я провалился в собственную историю с первой же страницы. Именно это мешает мне редактировать свои книги, именно это я и хочу победить. А еще, я хочу победить свою лень, депрессию и нежелание писать. Но об этом позже. Дочитав до конца второй главы я, похоже задремал, потому что иначе я никак не могу обьяснить то, что произошло дальше…

Перед глазами стояли светящиеся ворота. Классическая такая арка, огромная, правда, вот только стоит она посреди… ничего? Под ногами, несомненно, асфальт, а вот вокруг туман. Вокруг арки этот туман багровый, сама арка светится кроваво-красным. Ворота внутри дубовые, с массивной цепью и замком, размером с два моих кулака. Да и сами ворота метра четыре высотой, не меньше. Мне сразу подумалось, что если бы ад существовал, то вход в него выглядел бы именно так.

Вдруг рядом с воротами возникла зеленая машина. Вот буквально только что в тумане были видны лишь ворота, а теперь есть машина. Точнее, судя по шашечкам на крыше, такси. Но… Зеленое такси? Водительская дверь открылась, вышел человек в потертом комбинезоне для гоночной езды, нервно вздохнул и закурил, присев на бампер.

Я не спешил показывать свое присутствие – было жутко интересно, что будет дальше, и не обманулся. Из тумана вынырнули два человека в белых медицинских костюмах, смутно напоминающие санитаров. Не то, чтобы я когда-нибудь видел санитаров – просто решил, что они примено так и выглядят. Они молча открыли пассажирскую дверь, вытащили (спящую?) женщину кукольного вида и понесли к воротам. Когда за ними с грохотом захлопнулись двери, мою голову посетила смутная догадка. Но вначале я должен убедиться.

Мужчина наконец успокоился, докурил и отбросил бычок в сторону. Как только он встал, я окликнул:

– Тристан Гельдер?

– Я. А ты кто? – спросил он. Да уж, вежливости я ему таки маловато подсыпал. Недочет.

– Приятно познакомиться. А я Господин Эйлер, человек, который тебя создал.

Машина выглядела именно так, как я себе представлял… И кости, те самые кости, что я держал в руках перед ноутбуком, сейчас болтаются на зеркале заднего вида. Я и сам не понял, как мы очутились в машине, но факт остается фактом – мы оба здесь. И Тристан таращится на меня так, будто я собираюсь его, по меньшей мере, линчевать.

– В каком смысле ты меня создал? Ты Бог что-ль? – спросил он осторожно.

– Да нет конечно… – я рассмеялся. – Я писатель. А ты главный герой в моей первой книге. Вот получается, что я – твой создатель. Я пока не понимаю, снишься ты мне, или я действительно попал в собственную книгу, но не поговорить с тобой я не мог. А может я вообще схожу с ума и ты моя последняя бредовая фантазия.

Тристан снова закурил. Что странно, курил он медленно, совершенно спокойно. И молчал.

– Да уж мужик, хреновая у тебя фантазия, если честно. И способности писательские так себе. Не мог мне историю попроще придумать? – он повернулся ко мне и выпустил дым прямо в лицо. Ну да, характер у него далеко не сахар.

– Будь твоя история попроще, книгу о тебе никто не стал бы читать. К тому же, ты сам меня вел! Я лишь придумал твою предысторию, все остальное ты делал сам. – Я пожал плечами и взглянул в окно. Там был лишь белый туман. Ни неба, ни земли разглядеть было невозможно.

– Почему тогда ты появился? Моя история заканчивается здесь? – спросил Тристан, и голос его дрогнул. Страх?

– Не знаю, как именно я здесь появился, но я пытался в очередной раз отредактировать твою историю. Она дописана. Концовка тебе вряд-ли понравится, но у тебя другой быть и не может.

– Тогда зачем ты меня редактируешь? – задал он резонный вопрос.

– Понятия не имею, – быстро ответил я. Соврал, конечно. И зачем? – Возможно, потому что твоя история – моя первая книга. Я придерживаюсь мнения, что лучше сделать неидеально, но довести дело до конца, чем никогда не закончить… Но есть еще внутренний критик. Именно он заставляет меня раз за разом пытаться довести до идеала то, что уже давно закончено.

– Ты же понимаешь, что это утопия? В этом мире нет ничего идеального. На вкус и цвет все фломастеры разные, – тихо отозвался Тристан на мою отповедь.

– Я понимаю, но…

– Знаешь, Эйлер, или как тебя там. Я не такой уж большой знаток книг, по правде говоря, я за всю свою жизнь ни одной добровольно не прочитал. Но одно я знаю точно. Если ты действительно придумал меня и мою историю… Значит ты отличный писатель, – неожиданно закончил он, улыбнувшись.

– Ты сам себе противоречишь, – рассмеялся я, глядя ему в глаза. Он выглядел как настоящий человек, двигался и говорил так же. Мне и самому уже не верилось, что я его выдумал.

– Знаю, но суть не в этом. Суть в том, что моя история не очень то похожа на книгу. Я бы сказал, что она больше похожа на бред сумасшедшего, от этого она и чувствуется настоящей. Ты создал меня, мой мир, мою историю, и мы продолжили существовать. Мы – настоящие. Все здесь настоящее. Да, может для тебя здесь и миллион книжных ляпов, но для нас это жизнь. Такая, какая есть. Я не знаю, чем закончится эта история, и закончится ли она вообще. Думаю, я еще не раз буду тебя проклинать, но одно я знаю точно: “Лучшее – враг хорошего.” Пиши так, как пишется, и отцепись от нас уже. Вечно редактировать первую книгу – это как бесконечно чинить свою первую тачку, когда ты мог бы купить себе уже десять новых.

Он замолчал. Я не знал, что сказать. Он был прав абсолютно во всем. А я все никак не мог взять в толк: как выдуманный персонаж может быть разумнее меня, человека, который его, собственно, и выдумал…

– Скажу еще вот что, – вдруг встрепенулся Тристан. – Мир, настоящий, я имеюю ввиду, огромен. И возможностей в нем даже больше, чем я могу себе представить. Так что выметайся из моей тачки и лови свои возможности за хвост! И да, спасибо, что придумал меня именно таким, козел!

Все еще пребывая в шоке от его слов, я глянул на брелок, болтающийся на зеркале заднего вида и машинально открыл дверь. Как только обе мои ноги коснулись твердой поверхности (не уверен, что это земля), зеленое такси исчезло. Я услышал шум мотора и визг шин. А может, это было только в моей голове.

Глава первая, в которой я просто живу

Я проснулся над ноутбуком и не понял, что это, собственно, было! Что произошло? Это был сон или я действительно оказался в своей книге? И если второе, то как это произошло? А если просто сон то, кажется, моё подсознание играет со мной в какие-то странные игры…

На самом деле, это не так уж и плохо. Потому что, кажется, в последнее время мне очень нужен тот самый толчок, то самое нечто, что произойдёт и разбудит меня. В конце концов, возможно, сытая жизнь и всё хорошее что есть в моей жизни разленило меня, и я цепляюсь за смерть деда, чтобы не писать.

Если подумать, это и правда очень хорошая отмазка. Проще всего сказать: вот он умер, он виноват! Но на самом-то деле это не так! Это просто я вбил себе в голову, что с его смертью я больше не могу писать.

– Ты не можешь писать, не потому что я умер. Ты не можешь писать, потому что понимаешь, что все это глупости, недостойные твоего времени и сил. У тебя нет таланта, усидчивости и достаточного упорства! Все твои книги – это лишь сборная солянка всего, что ты когда либо прочел и увидел, – раздался скрипучий голос за спиной.

В кресле сидел дед Михаил. Тот самый, который отошел в мир иной больше двух лет назад. Да, в минуты просветления, когда я начинаю думать, что моя писательская карьера не так уж и плоха – появляется он. На самом деле, я прекрасно понимаю, что он лишь моя выдумка, но я настолько привык во всем с ним советоваться, что так и не перестал этого делать.

– По сути, все книги в этом мире – лишь сборная солянка всего, что мы видели и читали. Все в этом мире уже придумано и сделано за нас. Нет смысла изобретать велосипед, – меланхолично отозвался я, даже не двинувшись, чтобы встать или повернуться.

– Тогда какой смысл в твоей писанине? Что она несет миру? Развлекушки? – последнее слово он выплюнул с таким презрением, что раньше, когда он был жив, я бы уже втянул голову в плечи и ожидал подзатыльника.

К несчастью (или всё-таки) он мёртв и мне больше не стоит его опасаться.

– А что если так? Что плохого в развлекушках? Это что-то грязное и порочное, или это ведёт мою душу к погибели? – резко ответил я. При его жизни я бы не стал с ним так разговаривать, но сейчас мое терпение закончилось, особенно после того, как я пообщался со своим собственным персонажем. – Даже если это всё-таки порочное и грязное и даже если это ведёт мою душу к неизбежной смерти, то знаешь, дед, ты уже мёртв. Я тоже скоро умру! Ну, может и не скоро, но тем не менее! Мне всё равно придётся это пережить. Тогда какая разница? Лучше я буду заниматься тем, что мне действительно нравится! Тем, что приносит мне удовольствие! Заниматься тем, что я умею делать, вместо того чтобы просидеть всю свою жизнь в каком-нибудь офисе и получать стабильную зарплату.

Он никак не отреагировал на мой выпад. Продолжал сидеть, прожигая тяжелым взглядом мои плечи. Я развернулся и посмотрел на него. Ни капельки не изменился. Даже, наверное, помолодел! Хотя, это лишь образ который подкинуло моё подсознание, чтобы учинить себе мозговой штурм.

Как ни парадоксально, я испытал мимолетную жалость к этому человеку. Ведь если вспомнить историю его жизни… Становится ещё жальче (такое слово вообще существует?). Он за всю свою жизнь не сделал ничего, что захотел бы сам. Профессию ему придумали родители. Жену выбрали они же. А когда она умерла, мой отец, их сын, забрал семью и уехал. Михаилу не оставалось ничего другого, кроме как сидеть и читать те самые книги. Разумеется, у него была работа, карьера, которую он строил с молодости, но, конечно же, не любил. Он просто делал не задумываясь. Потому что так правильно. А что правильно, для кого…

Позже, когда я вырос и сказал ему что хочу стать писателем, он лишь рассмеялся мне в лицо. Он все спрашивал и спрашивал: что дают миру твои книги? Что они дают лично тебе? Что они могут изменить в твоей жизни или в жизнях в других людей? Тогда я не знал ответа на этот вопрос… А сейчас, похоже, понял.

– Знаешь дед, возможно, я не самый известный писатель в мире. Но я буду к этому стремиться, – твердо сказал я.

– И зачем же?

– Затем, что если хоть одна из моих книг, поможет хоть одному человеку поверить в себя, или разрешить себе что-то сделать или, возможно, разрешить себе что-то не сделать, то все уже будет не зря. На самом деле, даже те книги что я уже написал… Они уже что-то изменили. “Аморалис”, возможно, кого-то возмутил. Особенно в моменте, когда Трис увёз Михея в ад, потому что тот убивал, чтобы спасти свою дочь. Я планировал, что Тристан отвезет его в рай, но… Тристан есть Тристан. Да и на момент написания первой книги я был молод, делил жизнь на чёрное и белое. Это сейчас я понимаю, что все относительно… Хотя опять же, все зависит от того, с какой стороны посмотреть.

В какой момент он исчез я и не понял. Видимо, разговор с подсознанием окончен. Я ответил на его вопросы. Точнее, я ответил на вопросы, которые задавал себе сам долгие годы.

Это было долгое время. Я не могу назвать его чёрной полосой. Но моя жизнь однозначно была серой. Без писательства, без моих книг, без продумывания миров, поиска информации и даже банального продвижения… Без всего этого моя жизнь была серой.

Да, возможно, я не такой уж “не такой” как другие люди. Я такой же как все. Просто кому-то для счастья нужно много есть, кому-то нужно есть вкусно, кому-то нужен секс, наркотики и рок-н-ролл. А мне нужны книги. Мои и чужие.

Будто из-под толщи воды до меня донёсся рингтон моего смартфона. Звонил Крис, мой лучший друг и по совместительству мой главный хейтер.

– Привет дружище, ты где? – Спросил он. Голос так и сочился дружелюбием.

– Дома, где я ещё могу быть? И тебе привет, – спокойно ответил я, зная к чему всё идёт. Он точно сейчас напросится на кофе с коньяком и будет предлагать мне новую работу, как и всегда.

– Ты задолжал мне порцию своего прекрасного кофе с коньяком. И я уже стою под твоей дверью чтобы забрать долг, – расхохотался он. Собственно, как я и думал.

– Тогда чего стоишь? А то ты не знаешь, что у меня всегда открыто, особенно для тебя. Я в кабинете, сейчас спущусь, – зевнув, ответил я и потянулся. Спина ныла, будто я разгружал вагоны.

– Я уже вошёл, – кричит он с первого этажа. – И уже поставил чайник!

Я сбросил звонок и ответил ему уже криком:

– А что бы ты делал, если б меня не было дома?

– Ты всегда дома, Рик. Опять со своими книжками возился?

– Естественно, – ответил я, спускаясь по лестнице. – Ты уже налил коньяка в мой кофе?

– Естественно, какой же кофе без коньяка? – со смешком отзывается он.

Я подошел к нему и мы обменялись крепким рукопожатием. Крис как обычно был в костюме, прическа волосок волоску, идеальная внешность, идеальная карьера… А за всем этим скрывается… Барабанная дробь! Да, прототип Тристана, моего главного героя из первой книги и по совместительству самого живого персонажа, которого я когда-либо создавал. Крис вырос в детдоме, именно по его рассказам я строил свою историю. Кстати, на самом деле, в реальности Крис был по другую сторону баррикад. Он не был мальчиком, над которым издевались… Издевался всегда он.

Мы познакомились в университете и мгновенно стали лучшими друзьями. Конечно, он учился бизнесу и экономике по своему желанию, а я по желанию деда, но сути дела это не меняет.

Мы переместились в гостиную, сели перед камином в огромные мягкие кресла. Я знал, что с минуты на минуту Крис снова заведет свою шарманку, про то, что мне пора устроиться на работу и жить, как все нормальные люди. Не то, чтобы он был так уж не прав. На работу мне действительно стоило бы пойти… Но недостатка в деньгах у нас нет. Это скорее нужно для каких-то общественных норм.

Ещё в самом начале, когда я только закончил универ и понял, что хочу связать свою жизнь с книгами, я немало поработал над тем, чтобы увеличить трастовый фонд нашего семейного капитала. И в целом, этого бы хватило на безбедную жизнь и мне, и моим потомкам.

У Криса мнение другое. Я его понимаю, он поднимался с самых низов. В университете он вкалывал, как проклятый, на двух работах, чтобы оплачивать обучение и как-то жить. Мне же все досталось практически готовеньким. Как бы там ни было, свою часть работы я выполнил, а зарабатывать деньги ради денег я не хочу. Зачем мне это? Жилье у меня есть. Путешествовать мы и так можем. Сейчас мне не хватает только реализации своих желаний, а это известность в книжном мире.

– Эй, Рик, ты снова уплыл в страну своих грез! Вернись ко мне, дружище! – окликнул меня Крис.

– Извини, задумался, – отозвался я. Впрочем, извинение не выглядело искренним. Со мной часто такое бывает.

– Я спрашивал, долго ли ты ещё собираешься играть в домохозяйку, и тешить свои писательские грезы? – спросил он мягко. При этом губы его слегка поджались, словно он меня жалеет. Однако на меня он не смотрел. Его взгляд скользил по шкафам, доверху набитым книгами. На самом деле, это были далеко не все мои книги, но к счастью, друг об этом не знает.

– Пожалуй, да. – Философски отозвался я, глядя на тёмную жидкость в стакане. – А ты снова налил больше коньяка, чем кофе.

– Естественно, это же коньяк с кофе, а не кофе с коньяком, – хохотнул Крис.

– В начале вроде подразумевалось иное.

– Это неважно! Важно то, что мне в фирму требуется финансовый консультант, – рубанул друг, прекращая ходить вокруг да около. – Именно такой, каким являешься ты.

– Ты же знаешь мой ответ. Зачем спрашиваешь?

– Я должен был хотя бы попытаться! Твоя жена скоро уйдёт от тебя, – вдруг сказал он, перескакивая с темы. Это был странный поворот, такого в наших разговорах ещё не было.

– С чего бы это? Я же идеальный муж! – ответил я чуть резче, чем хотелось бы.

– С чего бы? А ты себя в зеркало давно видел? Ты со своими книжками уже с ума сошел совсем! Не выходишь никуда, все время или по дому, или с книгами! – запальчиво начал он. Его глаза горели, ведь друг понял, что нашел брешь в моей броне. – Ты бы хоть жену куда-нибудь вывел! А давно ты ей платья новые покупал? Будь у меня такая жена…

– Ну так найди её себе, и делай с ней всё так, как тебе хочется. А меня учить не надо, я всё-таки не первый год женат, – уже спокойно ответил я. Хотя это было что-то новенькое! Давненько Крису не удавалось выводить меня на эмоции… Мы раз за разом вели этот разговор уже многие годы. Вот только есть одно существенное отличие: раньше я мог писать. А в последние два года нет. Крис это знает, именно поэтому в последнее время он наседает всё сильнее и чаще.

– А я похоже уже нашел, – вдруг сказал он и усмехнулся. – Её зовут Эванс, и она прекрасна. Скоро я вас познакомлю. Приведу её на ужин.

– Друг, это действительно отличные новости! Я очень за тебя рад! – Искренне ответил я, поднялся с кресла и похлопал Криса по плечу.

– Вот только её раздражает, что я постоянно на работе… Потому что работаю и за себя, и за финансового консультанта, – с намёком произнёс он.

– Я подумаю Крис. Я очень хорошо подумаю над твоим предложением. Просто сейчас у меня появилась новая идея и мне нужно попробовать её реализовать, – начал я, но друг перебил.

– Ой рик, сколько у тебя идей было за последнее время, а? Сколько книг ты уже начал, и не закончил?

– Одиннадцать.

– Это был риторический вопрос. Смирись уже с тем, что ты не можешь писать и выйди на нормальную работу, живи как обычные люди, – Крис опять завел свою любимую шарманку.

– Я не говорю, что я какой-то необычный. Я просто хочу писать. Просто хочу быть писателем, что в этом такого плохого?

– То что ты мучаешь и себя, и свою жену, – припечатал он. – Как ты думаешь, почему она не заводит от тебя детей?

– Потому что она выбрала карьеру. Сейчас ей не хочется и вообще! Чья бы корова мычала! Нам обоим по тридцать шесть, а у тебя я тоже не наблюдаю ребятишек, бегающих по дому! – от моего спокойствия снова не осталось и следа. Да что ж такое!

– Мы с Эванс работаем над этим, – ответил он, не заметив моих эмоций. На его лице проступило такое дурацко-мечтательное выражение, что я не сдержал смешок. Он не заметил и этого. – Просто сначала хотим сыграть свадьбу, а уже потом завести ребёнка или двух. А может и трёх. Не хочу, чтобы им было одиноко.

Крис замолчал, а я не знал, что ответить. Мы давно и прочно знаем друг друга, и я отлично знаю что Крису давно не удавалось встретить женщину, с которой он бы захотел иметь детей. Значит сейчас он встретил действительно прекрасную женщину, раз уж такой разговор у них уже заходил.

– Земля вызывает Рика! Куда ты опять провалился?

– Извини, – угрюмо отозвался я. Как все уже поняли, это один из многих моих недостатков. Часто, с кем бы я не разговаривал, я могу провалиться в свои мысли и просто не слышать, что говорят мне другие люди.

– Я говорил, что мне пора идти. Мы с Эванс договорились сходить в театр, – сказал он и поиграл бровями.

– Театр! Крис, как ты на это согласился?

– Молча, – он пожал плечами. – Она этого хочет, почему нет?

– Ну беги тогда к своей благоверной, не усни там! Удачи!

Крис поднялся и пошёл к выходу. Я провёл его, закрыл дверь и решил вернуться в кабинет. Попробовать сесть за новую рукопись. Точнее за одну из старых, ту, которую никак не могу закончить.

Я решил не возвращаться к первой книге. Ведь я её и так порядком достал, так что… Настала очередь “Терапии демона хранителя”.

Я снова взял в руки кости, открыл документ на компьютере и погрузился в чтение. Следовало вспомнить о чем эта история и продумать что именно я должен писать дальше…

***

Терапия демона-хранителя

Затягиваюсь. Так глубоко, насколько позволяют насквозь прокуренные лёгкие. Хочется удавиться. Этой неугомонной девчонке снова неймётся – лезет в душу, в свою собственную душу, целиком! Все ей надо понять, все знать нужно, скептицизм, блин, ходячий. Вот со всеми моими воплощениями было не то, чтобы легко – терпимо. А с ней – невозможно!

Встаю, измеряю шагами свой кабинет. Ничего не изменилось – десять на пятнадцать, справа панорамное окно, за которым вечный кроваво-красный закат над бушующим океаном, слева книжный шкаф во всю стену. Ну, мы все перфекционисты-максималисты, душа такая. Посередине стол. Так, чтобы и закатом и книгами любоваться, ага. Все и сразу.

А уж за столом, собственно, я. Сижу, дышу, курю, живу и негодую. Кто такой «я»? Изначальное воплощение и, по совместительству, ангел-хранитель души номер шестьсот шестьдесят шесть, тринадцать, сорок, ноль четыре. На данный момент во всех мирах живёт семнадцать моих воплощений. Моя задача – сберечь их от всего, что противоречит росту и здоровой жизни души, при этом посылая им же испытания – чтобы душа росла и развивалась.

И вот из всех ныне живущих воплощений только одно, а точнее, одна, доставляет мне максимум хлопот.

Я тушу сигарету в фигурной пепельнице – кажется, стащил ее в одном из миров. Это лиса, свернувшаяся в кольцо. Уж не знаю, чем она меня так зацепила, но зацепила, настолько, что я ее банально спёр.

Облокотившись на стол, я глубоко вдыхаю совершенно чистый – черт бы побрал эту новейшую систему очистки, – воздух. Начинаю злиться – мне теперь что, новую поджигать?

Но додумать мысль мне не дает одна из семнадцати лампочек, загорающаяся на противоположной стене. Она пылает оранжевым, цветом восхода и надежды. Но – я вдруг вспоминаю, что таким же цветом бывает лесной пожар, который только-только занимается. Оранжевый – цвет счастья и опасности, пока ещё не критичной. Она просит о помощи шепотом, не осознавая, что эта самая помощь действительно может прийти.

Я встаю из-за стола, мгновенно пересекаю кабинет и дотрагиваюсь до лампочки, совершенно не представляя, что ждёт меня там, за оранжевым светом.

Мгновение перехода всегда отвратительно – меня сначала разбирает на клеточки, а потом собирает, но уже в качестве астральной проекции, в другом мире. Я не могу прийти в другой мир физически, телом – это неподвластно никому из нас, но перенестись душой к другой части собственной души – это всегда пожалуйста.

Просторная, но захламленная комната, шесть на пять примерно, одна стена, та что слева от меня, на три четверти закрыта секцией, или стенкой, как просто ее называют пенсионеры, влюбленные в эти самые стенки. В дальнем углу, впереди, кровать, над ней такой же советский, как и все здесь, ковер. По правую руку диван – думаю, говорить, что над ним тоже имеется ковер, не обязательно, не так ли? Позади меня балкон. А там… Цветы! Десятки горшков с цветами, и каких там только нет! Вот только возле них стоит разъяренный мужчина, который едва заметно пошатывается. Пьяный. Вдруг, мужчина резко поворачивается, хватает горшок с цветком и с силой бросает вперед. Там, возле кровати, стоит женщина. Она плачет. Тихо-тихо плачет, чтобы не разозлить его ещё сильнее.

– Тварь! – орет он, замахиваясь очередным горшком. Кажется, это фиалки. Точно, фиалки.

Только теперь я замечаю ее, свою душу. Она сидит за креслом, стоящим посреди комнаты, и трясется. Она плачет беззвучно, колотится, словно от холода и едва слышно повторяет: «Помоги мне, помоги пожалуйста». Я чувствую исходящие от нее волны страха, безысходности и зарождающейся ненависти.

Я щелкаю пальцами, отключая для нас, для меня и Настеньки, так зовут это воплощение, звук. Негоже нам слушать эту ересь.

Опускаюсь на колени перед девочкой: огромные серые глаза наполнены болью, русые волосы заплетены в аккуратные косички, одежда чистая, хоть и не новая. Значит, алкоголик у нее только папа. Вряд-ли девочка в семь лет может так хорошо за собой следить.

От моего присутствия, от вакуума, которым я нас накрыл, девочка постепенно успокаивается. Она не видит меня, не чувствует, что я обнял ее и поглаживаю по голове и спине, но успокаивается, потому что организм запустил скрытые резервы. Настя потом и не вспомнит этот эпизод, потому что ей помогли его пережить. Ее детству ничто не угрожает – до тех пор, пока пьет только один родитель.

Наверное, вся ситуация в целом, выглядит довольно комично, хотя и, в общем-то, смешного в ней и на ноготь не наберётся: мужик швыряется цветами в свою жену, в то время как посреди комнаты, за креслом сидит их дочь в объятиях своей души – взрослого и довольно симпатичного мужика. Это так, к слову пришлось. Весело, ничего не скажешь.

Наконец, горшки над нашими головами перестают летать. Мужик заваливается на диван, поводит рукой в сторону жены, будто приказывая что-то. Та скрывается за дверью, появляясь через двадцать секунд с бутылкой пива в руке. Стеклянной.

Мне хочется заорать: «Идиотка! Он же потом эту бутылку об твою же голову разобьёт!». Но я молчу. Молчу, не потому что она не услышит, а потому, что у нее есть собственный ангел-хранитель. И если он это допускает, значит – это урок для ее души. Нет смысла спасать того, кто не хочет быть спасенным.

Пол-литра пива исчезает в глотке мужика так быстро, будто он с кем-то соревнуется. Момент, и алкоголик храпит. Бутылка на полу. Женщина выдыхает и шепчет себе под нос:

– Ну наконец-то!

А потом вспоминает про дочь. Бросается за кресло, и крепко, что есть силы, обнимает девочку.

Я щелкаю пальцами – вакуум больше не нужен. Да и я, если подумать, здесь больше не нужен. Поэтому я дотрагиваюсь до лба девочки и переношусь обратно, в свой кабинет.

За окном все тот же рассвет. Все тот же шторм в океане. Сейчас вид беснующихся волн полностью созвучен моим чувствам – они так же, как волны, бьются о черепную коробку, будто силясь вырваться на волю, затопить все вокруг. Но я лишь медленно опускаюсь на пол, продолжая смотреть на лучи рассвета и надеясь, что такой же рассвет, только настоящий, когда-нибудь наступит и для меня.

***

Черные окна, белые стены… Тьфу, да нет здесь окон. И стен нет, по крайней мере, настоящих, кирпичных, к которым мы привыкли. Значит ли это, что и границ здесь тоже нет?

А вот и не значит. Границы – штука выдуманная, но за каждой из них нас поджидает собственный цербер, с которым придется сразиться. Я со своими сражаться пока не готов.

Да, моя жизнь, в общем-то, является клеткой для дракона, которым я и являюсь. Когда-то давно я кое-что сделал. Хотелось бы мне сказать, что это было настолько давно, что я уже и не помню… Но я помню. Более того, я знаю, что я сделал Это 3000 лет назад. Если быть точным, три тысячи двадцать два года назад.

Вот тогда я и попал в клетку. Меня схватили под белы рученьки и притащили сюда, в небесную канцелярию. Усадили в комнатушку два на два метра и сказали:

– Сиди и следи за своей душой. Выбирай испытания, наказания, посылай знаки и шансы и сделай так, чтобы каждый раз к творцу она попадала чистой. Не сумеешь – умрёшь.

Я тогда бравировал долго. Кричал им: "Да хоть сейчас убивайте, мне не жалко! Я уже нажился, хватит!"

И спустя пару сотен таких высказываний меня усадили на пол в смирительной рубашке и показали фильм. Поначалу я не реагировал. Твердил мысленно, что меня это не трогает, меня не сломить и вообще я ж мужик из крови и стали… Пока мне не показали то, что я сделал.

Мы сидели на полу. Я в домашнем клетчатом костюме, а он в смирительной рубашке. Эту сцену я уже видел в своей фантазии, правда так и не записал, а вот то, что происходило на экране, Я видел впервые. Подозреваю, как и мужчина, сидящий рядом со мной.

На экране же идёт довольно трогательное кино: маленькая девочка, верхом на драконе, рассекает облака широко расставленными пальцами. Она будто пытается ухватить облако за хвост. Следующий кадр: девочке на вид лет шесть-семь, рядом с ней на диване сидит дракон в человечьем обличье. Кстати поразительно похожем на нечто, сидящее рядом со мной в смирительной рубашке. Они читают книгу… Хотя нет, похоже он учит её читать. Следующий кадр: девочке лет десять-одиннадцать, дракон принес ее на маковое поле, обратился человеком и они вместе плетут венки. Позже дурачатся уже с готовыми венками, девочка лежит на груди дракона и шепчет: мой дракон… Следующий кадр: девушка, уже девушка лет девятнадцати, лежит на плетеном плоту в окружении белых лилий, на воде… Кожа девушки никак не отличается от цвета лилий… Девушка мертва.

Я оглянулся на человека в смирительной рубашке. Его глаза зажмурены, губы трясутся, а лицо все мокрое от слез. И все это в гробовой тишине. У фильма на экране нет звука.

Следующий кадр: разъяренный черный дракон омывает огнем землю. Разбегаются люди. Горят дома. Убегает домашний скот. Когда вокруг остаётся лишь пепелище… Огромное пепелище, дракон ложится на землю и обращается в человека. Посреди темного пятна лежит нечто белое, скрюченное и маленькое. Это он пытается просто исчезнуть, но не получается… Тогда он встаёт, снова обращается в дракона и улетает. Только не куда-то в сторону, а вверх, так высоко, как только возможно… И быть может от скорости, быть может от чего-то ещё, дракон замерзает и камнем падает вниз. Упав на землю, он разбивается, как хрустальный шар, рассыпаясь на мириады осколков.

– Так рассыпалась моя душа, – хрипит человек в смирительной рубашке. – Я не мог без нее жить… А они убили ее, пытаясь спасти. От меня.

– Кем она была, эта девочка? – прошептал я, не решаясь говорить в полный голос.

– Всем, – просто ответил он, дрожащим голосом. – Она была для меня всем. Моей душой, моим миром, моим светом. У нас была одна душа на двоих. Богиня создала ее для меня, чтобы смягчить черного дракона, создала белую. Я должен был вырастить ее и продолжить драконий род… Но люди решили, что я просто украл чью-то дочь. Они посчитали, что ей лучше умереть, чем жить с чудовищем.

– А ты им не был?

– Был. Но с ее появлением… Впрочем, теперь я ещё большее чудовище, чем был тогда, – безразлично сказал он и упал на спину. Скорее всего, ему было больно, ведь пол здесь далеко не мягкий, но похоже, боль у него внутри была во сто крат сильнее.

Я тоже откинулся назад и аккуратно лег на спину. Пол был холодным, спиной это чувствовалось гораздо сильнее, нежели ногами. Дракон больше ничего не говорил, да это и не требовалось: я уже уплыл глубоко в свои мысли.

Конечно, с названием я промахнулся, но, помнится, я вообще не планировал книгу о драконах. Я и назвал-то ее “Терапией демона-хранителя” лишь потому, что хотел собрать в кучу некоторые травмы реальных людей, чтобы трансформировать их в нечто исцеляюще-прекрасное. А тут такое… Дракон, который сам рассказал свою историю. Причем история у него болезненная и поучительная. Думаю, она достойна того, чтобы быть услышанной.

И только тут до меня дошло. Словно током тело прострелило. Я снова оказался в своей книге и даже не понял, как это произошло! Что это такое? Игры моего подсознания? Путешествия в паралельные миры? Или я просто и банально схожу с ума? Ответа у меня нет.

Похоже, я настолько достал некие высшие силы (если они вообще существуют) своими моральными терзаниями, что они решили дать мне возможность путешествовать по собственным книгам! Зачем? Тут тоже есть варианты. Мне это надо, чтобы наконец определиться и начать писать. Им… А вот здесь опять вопрос. Можно было бы конечно ответить самонадеянно и высокопарно, вроде как мои книги важны для мироздания. Но это путь к гордыне и излишней самонадеянности. Хотя душу греет, факт!

Обо всех этих теориях заговора можно размышлять бесконечно, но мне было бы неплохо и домой вернуться. Скоро Элис придет с работы, мне бы ее встретить. Да и усталось чувствуется даже здесь: все таки день выдался уж очень насыщенный.

Что мне нужно сделать, чтобы вернуться?

– Решить, что ты будешь делать с этим огрызком книги, – отозвался дракон. Я это что, вслух спросил?

– Нет, но я же дракон. Древнее существо, которое умеет все, в том числе и чтение мыслей.

– Тогда откуда ты знаешь, как мне выбраться? – спросил я, приподнявшись на локти и глядя на дракона.

– Могу предположить, но точного ответа нет.

– Валяй, – разрешил я.

– Мы в твоем подсознании. Я – такая же часть твоего подсознания, как и все вокруг. Этот ответ всплыл в моей голове сам собой, соответственно, ответ дало твое же подсознание, – монотонно проговорил он. Я чуть не уснул от приятного, убаюкивающего тембра, но суть уловил.

– Сгодится, – решил я. – А ты сам то хочешь, чтобы я дописал твою историю? Я не знаю, каким будет конец и есть ли у тебя шанс на счастье.

– Ты хотел сказать, есть ли шанс на счастье у нее, – глубоко вздохнув, сказал он. Потом вдруг сел, повернулся ко мне и уставился немигающим взглядом мне в глаза. – Если он есть, хотя бы минимальный, я готов пережить еще тысячу отвратительных лет.

– Я тебя услышал. Хорошо, я допишу твою историю. Клянусь тебе, дракон.

Глава вторая, в которой я немного не в себе

Я пришел в себя, лежа лицом на клавиатуре своего ноутбука. Страшно даже представлять, чего я там понаписывал щекой… Хотя, может не так уж и много, раз ноутбук в спящем режиме. Поднявшись с компьютерного кресла я ощутил такую боль в мышцах, будто действительно долго лежал на холодном полу. Тело затекло – оно уже отвыкло проводить долгие часы в одном положении. Я принялся разминать колени, бёдра, поясницу и наконец, руки. Они устали настолько, будто я всю ночь писал без передышки… А взглянув на время я понял, что прошло всего каких-то три часа. Три часа с момента ухода Криса.

Сейчас полшестого, а это значит, что мне необходимо приготовить ужин за полчаса с небольшим. Элис заканчивает в шесть, значит, самое большое в шесть двадцать она будет дома. Нужно поторопиться!

К счастью, мне не пришлось думать что приготовить – я еще утром достал из мороза фарш. Собирался нажарить котлет, но времени на это уже нет, потому будут спагетти болоньезе.

Делая все на автомате – благо я люблю и умею готовить уже давно, я составлял план действий. Первое и главное: завтра меня ждет генеральная уборка. Этого я не делал уже давно, так как не было желания, а сейчас мне это необходимо. С уборкой снаружи, все мои мысли встают на свои места. Прекращаются тараканьи бега тревожности и мозг становится кристально чистым.

Пока буду наводить порядки, распечатаю все рукописи и приготовлю еды на пару дней, чтобы меньше отвлекаться. А сегодня… Сегодня я расскажу Элли о своих приключениях. Получу порцию ее бесценной поддержки вкупе с мотивацией и буду совсем бодрячком.

Наконец я засыпал спагетти в уже почти готовый фарш, залил все водой и накрыл сотейник крышкой. До полной готовности десять минут, до прихода жены – пять. Можно вымыть руки и отправляться в прихожую – встречать Элис.

Не подумайте, я далеко не идеальный муж, но очень стараюсь таким быть. Просто я писатель, а это и так накладывает свои минусы. Хоть не алкоголик и не абьюзер, уже хлеб.

Я включил свет в прихожей и дверь открылась.

– Привет, любимая! Как твой день? – спросил я, чмокнув жену в щеку и принимая у нее пальто.

– Все отлично, – улыбнулась она устало, и обняла меня. Я сразу почувствовал себя лучше – будто в доме разом стало теплее. – Я скучала.

– Я тоже, – прошептал я в ответ, и чмокнул ее в макушку. – Иди переодевайся, мой руки и будем ужинать. Я пока накрою на стол.

– Есть, сэр! – рассмеялась она и ушла в ванную.

Пару минут спустя мы уже сидели за большим столом в гостинной, и за обе щеки уплетали спагетти. Свечи и вино придавали романтичности нашему ужину, будто он был особенным. А он и был особенным – ведь такой ужин никогда больше не повторится в точности как сегодня! Разумеется, у нас еще будет не один такой вечер, но не такой же.

Когда первый голод был утолен, мы начали неспешный разговор. Я не спешил делиться своими приключениями, оставляя это на десерт.

– В целом, день как день, но одна мамаша сегодня попалась – жуть просто, – говорила Элли, потягивая вино. – Представляешь, она ребенка народными методами лечила от стоматита, а то время, как у малыша во рту молочница цветет буйным цветом!

– И что, она так опасна? – спросил я.

– Не то чтобы, но если долгое время лечить ее неправильно – позже, даже при полном излечении возможны рецидивы. А это больно! – гневно воскликнула она. – Так она еще и в больницу ложиться не хотела! Говорила: дома и стены помогают, сами вылечим! Ужас!

– Да уж… – Я даже не знал, что сказать. Но понял, что могу поднять еще одну очень важную тему. – Элли… А когда у нас будет малыш?

– Вот это ты заехал с места в карьер, – она аж вином поперхнулась. – Мы вроде решили, что обсудим этот вопрос несколько позже…

– Почему не сейчас?

– Мне кажется, мы не готовы, – честно сказала она. – Мне детей и на работе хватает, а у тебя уже давно главные дети – книги.

– Да, но, – мне стало обидно, хотя я не хотел этого показывать.

– Никаких но, Рик. Когда ты определишься, чего ты хочешь в жизни – писать, работать, или быть отцом, тогда и поговорим, – отрезала она. Похоже, Крис не был так уж не прав.

– А может, ты просто не хочешь детей от меня?

– Не городи ерунды, Рик! – Сорвалась она на крик. Ее щеки пылали, то ли от вина, то ли от гнева. Руки судорожно сжали вилку и ножку бокала. – Я мечтаю о детях всю свою сознательную жизнь! Как ты думаешь, почему я работаю педиатром?

Она замолчала на секунду, будто раздумывая, стоит ли говорить дальше… Но все же решилась:

– Я думала, это ты не хочешь от меня детей. Я думала, что тебе важнее всего твои книги, – закончила она почти шепотом. Вилка упала, звонко ударившись об паркет, и Элли, преувеличенно осторожно поставила бокал на стол и встала. Я тоже вскочил, едва не расплескав свой бокал.

– Милая, – начал я осторожно. – Я люблю тебя больше всего на свете. И очень хочу почувствовать счастье – быть отцом.

Она всхлипнула, и я решительно обнял ее за плечи, положил свой лоб на ее и прошептал:

– Давай начнем планировать малыша. Ты перестанешь пить противозачаточные, проверимся и начнем принимать витамины. Ты ведь знаешь, что и как нужно делать! Давай сделаем это!

На ее щеках блестели дорожки от слез, но на губах медленно расцветала улыбка.

– Я уже и не надеялась на такие слова, – прошептала она.

– Но ты их хотела.

– Очень.

Все, что происходило дальше за дверями супружеской спальни, должно остаться там же.

***

Утро наступило рано, хотя и после ухода Элли. Она не будила меня, хотя я не раз просил ее об этом. Позже жена всегда говорит мне: я не хотела тебя будить, потому что ты слишком сладко спал. Ну да ладно, пусть будет так.

Время выполнять план! И первым пунктом в нем значится уборка. У нас большой дом, состоящий из кухни, гостиной, трех хозяйских спален и двух гостевых. Уборка мне предстояла не везде – только в тех комнатах, где мы бываем. Для остальных есть приходящая горничная, старушка Мэри, которая, тем самым, зарабатывает себе вторую пенсию раз в неделю. Я не хочу отбирать у нее работу, поэтому генеральная уборка от меня требуется кабинету и нашей спальне. В гостиной и кухне я убираю всегда по ходу дела, не оставляя на потом.

Начал я с кабинета, паралельно поставил на печать первую попавшуюся рукопись под рабочим названием “Письма”. Взял пипидастр и начал смахивать пыль со всех полок с книгами, папками и многочисленными блокнотами. Убрал все лишнее со стола и скрепил как раз распечатанную рукопись, следующей на очереди оказался “Деморалис” – вторая часть “Аморалиса”, связанная с первой по сути, но не персонажами.

Далее я помыл окно и оставил его на проветривание – позже будет очень приятно писать, глядя на лес через прозрачные стекла.

По нашей спальне я пробежался довольно быстро, собрав все вещи с поверхностей в стирку, застелил постель и отправился готовить.

Самое быстрое блюдо, которое впоследствии есть можно очень долго – это самые обыкновенные тонкие блинчики. Я подготовил три варианта начинок, в течении часа нажарил гору блинов на двух сковородах, завернул все и отправил в заморозку.

Я не чувствовал усталости. Не чувствовал голода или желания чего-нибудь выпить. Я горел в ожидании момента, когда вернусь к своим рукописям, скреплю их и начну… А что начну?

– Снова перенесешься в одну из своих книг, – ответило мне подсознание голосом деда Михаила. – Наркоман несчастный.

– Ты прекрасно знаешь, что это не правда. Я не делаю ничего из того, чем занимаются наркоманы. Я просто люблю книги, и раз у меня проявилась такая способность, то черта с два я ей не воспользуюсь! – громко ответил я, поднимаясь по лестнице. Призрак деда шел за мной.

– А может, ты просто сходишь с ума! И вместо того, чтобы перебирать свои дурацкие книжонки, ты сейчас должен быть в какой-нибудь клинике, проходить обследование, чтобы завести ребенка. Ты должен продолжить наш род, сынок! – вещал он, кряхтя взбираясь по лестнице. – А еще тебе необходимо принять предложение Криса и стать его финансовым консультантом, чтобы твоей жене было спокойнее.

– А еще я должен наплевать на свои мечты и делать только то, что мне говорят, – пробурчал я себе под нос и вошел в кабинет, закрыв за собой дверь.

Живого деда это не остановило бы, не остановило и мертвого. Он просто появился из воздуха, усевшись в компьютерное кресло. Я решил не обращать на него внимания. Все таки, он лишь выверт моего подсознания, а не реальный человек. С чего мне дергаться?

– Если бы ты меня послушался и не стал бросать работу, Элис давно бы родила, и не одного! – продолжил разоряться он.

Я же преспокойно сортировал и скреплял между собой рукописи. Девять, как и должно было быть.

Вдруг зазвонил телефон. На экране высветилось фото Элли.

– Алло, дорогая, – ответил я.

– Рик, меня попросили выйти сегодня на ночное дежурство, ты не против? – спросила она. Голос был встревоженный и слегка дрожал.

– Что-то случилось? – спросил я осторожно. В голове за долю секунды проскочили разные сценарии. От жуткой катастрофы, из-за которой привлекают всех, кто имеет хоть какую-то квалификацию, до измены. Все варианты были одинаково ужасны.

– Школьный автобус перевернулся. Об этом еще не написали в новостях, но жертв нет. Хотя больных детей с разной степенью тяжести больше пятнадцати, – ответила она. Не катастрофа, но и хорошего мало.

– Конечно, работай. Буду ждать тебя утром, – ответил я. – Люблю тебя и удачной смены. Пусть все будет хорошо!

– И я тебя, – отозвалась она и отключилась.

– Тебе не кажется, что она врет? – ехидно спросил дед, почесывая бороду.

– Когда кажется, креститься надо, – резко отозвался я. – Она бы не стала шутить такими вещами.

– Тогда почему еще не написали в новостях?

– Она же сказала, жертв нет. Возможно, писаки еще не пронюхали об этом, или полиция сумела их сдержать, до выяснения всех обстоятельств, – я пожал плечами.

– А может просто не было никакого автобуса, и твоя благоверная просто прямо сейчас с кем-то делает тебе ребенка, раз ты за восемь лет в браке не смог, – хохотнул он.

У меня перед глазами встала сначала эта картина, заботливо нарисованная моей прекрасно развитой фантазией, а после глаза заволокла пелена гнева.

– Слушай, дед! – заорал я. – Честно тебе скажу, я рад, что ты умер! Нет, даже не так, – исправился я. – Я рад, что ты сдох, и перестал портить мне жизнь! Я тобой по горло сыт! Как и твоими дебильными предположениями! Наверное, именно из-за этого я и не могу писать, потому что виню себя за радость от твоей смерти!

– О нет, мой дорогой! Ты не можешь писать не из-за этого! – издевательски выплюнул он. – Ты можешь писать, потому что ты трус! Ты жалкий принципиальный трус, который не может довести дело до конца, но и выбросить уже сделанное не можешь. Вдруг когда-нибудь до ума доведешь! Ты никогда не мог настоять на своем и дать сдачи! Только в мозгах у себя можешь сценарии прописывать! А в реальности ты ноль без палочки, хоть и мнишь себя круче вареного яйца! Держишься за эти жалкие огрызки книжек, – кивнул он на распечатанные рукописи. – Вместо того, чтобы написать что-то стоящее, или бросить уже к чертям это гребанное писательство!

Я взревел. Наверное, именно это называется аффектом, потому что ничем другим я свои следующие действия объяснить не могу. Я сгреб в охапку распечатанные рукописи и понёсся в ванную. Откуда в моем кармане появились спички – я и сам не знаю, но они оказались очень кстати для того, что я решил сделать. По правде говоря, “решением” этот психоз назвать было нельзя, но в эту секунду я чётко осознал: если я сейчас не сожгу эти огрызки книг, я никогда снова не назову себя писателем.

Ванная была сухой, а бумага отлично горит, потому мне с лихвой хватило бы одной спички, чтобы сжечь их дотла. Но я, будто растягивая удовольствие, хотя внутри все просто вопило от боли, отрывал лист за листом поджигая и бросая в ванную. Свет я не включал, от огня его было более чем достаточно. Языки пламени живописно бликовали на плитке, создавая таинственную обстановку. В голове вдруг заиграла строчка из какой-то песни: “Рукописи горят, время следы стирает… Птицы в ночи летят, а рукописи горят…”

И я вдруг понял. Понял, что голос деда, голос моего подсознания, внутреннего критика и синдрома самозванца наконец замолк! В руках осталась последняя несожженная рукопись. Огрызок книги, под рабочим названием “Письма”. Я отложил ее на пол, как последнее уцелевшее сокровище, включил воду и затушил все.

Я наслаждался тишиной. Опустошение, которое накрыло меня секундой позже, заставило меня схватиться за голову… И я не нашел ничего лучше, кроме как влезть в воду с пеплом и кусками бумаги, усеянными буквами, словами и строчками. Я не потрудился снять одежду, даже не подумал об этом.

Мелькнула мысль: утопиться здесь же, рядом с многочисленными, так и не получившими свою жизнь персонажами. Это было бы символично… Но лишь для меня.

Поэтому я взял с пола последнюю рукопись, кости, чтобы занять руки и решил успокоиться единственным знакомым мне способом: погрузившись в чтение.

***

Письма

Кира смотрела на фото в газете и не верила своим глазам: со снимка на нее смотрела она сама, только младше лет на пятнадцать. За ее спиной стоял высокий черноволосый мужчина с улыбкой на лице, обнимающий маленькую полноватую женщину. В руках она держала небольшой кулек с младенцем.

“Выписка из роддома” – догадалась Кира.

Невероятным было не это. Невероятным было то, что девушка совершенно не помнила этих людей. Она была уверена в этом настолько же, насколько знала, что на фото именно она. Маленькая, но она. Хотя еще несколько минут назад она была кристально уверена в том, что всегда жила с бабушкой. Сколько она себя помнила, так и было…

Но еще более невероятным был заголовок статьи: “Отец семейства убил жену и сына”.

Кира пока не читала саму статью, просто не решалась. Она вообще взяла эту чертову газету для растопки печки. Зачем она вообще послушала бабушку и приперлась сюда среди недели? Ей же на работу завтра! Как она будет улыбаться покупателям после такой истории? Нет же, она же безотказная. Да и как она могла отказать бабушке, только что перенесшей сердечный приступ? Правильно, никак. Значит, все это было предопределено.

Посмотрев правде в глаза, Кира понимала, что по-другому поступить просто не сможет. Кто-то другой, может и бросил бы чертову газету в огонь и продолжил жить дальше… Но не Кира. Она обожала детективы, всевозможные передачи, особенно “Следствие ведут” с Леонидом Каневским.

Однако жизнь ее всегда была совершенно обычной. Как бы она ни старалась найти хоть какую мало-мальскую тайну, натыкалась на глухую стену рутины. Школа, торгово-экономический колледж, работа продавцом и маячившая в будущем должность товароведа не оставляла ни времени, ни места для фантазии. Спасали только книги и фильмы в выходные, и то поездки к бабушке забирали львиную часть времени. А сейчас, когда начинается весна, его и вовсе не будет. Нужно помочь бабушке посеять огород, убрать придомовую территорию… Короче, читать она будет ночами, как и поступала всегда в таких случаях. Хотя…

Взгляд Киры вернулся к газете. Что-то внутри девушки шептало, что как раньше уже ничего не будет. Никогда. И, будто подтверждая ее мысли тревожно зазвонил церковный колокол. Там-там-та-та-там. Там-там-та-та-там. Долго, до дрожи красиво и неожиданно пугающе.

Она сидела там, в этом старом деревенском доме, возле печки. Отблески огня играли на ее лице, волосах… И в глазах. Особенно меня поразили ее глаза. Они горели гневом и решимостью.

– Какого черта ты ещё ее не написал? – рявкнула она так громко, что я вздрогнул, а потом обернулась и посмотрела мне в глаза. – Я тебя спрашиваю, Рик, чертов, Эйлер! Почему ты до сих пор не дописал мою историю? Сколько ещё я должна сидеть здесь и как дура смотреть в эту газету?

Я в немом изумлении просто смотрел на нее. Такой реакции я точно не ожидал!

– Чего ты молчишь? – ещё громче спросила она, хотя и с уже гораздо меньшей экспрессией.

– Ты знаешь, кто я? Знаешь, кто ты? – спросил я. Да, знаю, Я чертов гений, но мне просто больше ничего не пришло в голову.

– Конечно, знаю! И я хочу, чтобы ты сейчас же сел, – голос ее с каждым словом становился все тише. – И дописал книгу обо мне.

– Я сделаю это, Кира, обязательно, – ответил я. Но даже для меня самого было очевидно, что ответ неуверенный. Сфальшивил.

– Пойми, мне необходимо, – говорила она почти шепотом, а потом вдруг всхлипнула, зло смахнула слезы и закончила решительно и громко. – Мне жизненно необходимо узнать правду. Я не понимаю… Неужели ты сам не видишь, что так нельзя? Нельзя придумать человека, придумать ему сумасшедшую жизнь и просто закрыть его в своей голове, как вкладку в браузере! Ты в ответе не только за тех, кого приручил, но ещё и за тех, кого создал!

После этих слов меня будто вытолкнуло. Из собственного тела, из книги, из-под толщи воды. Похоже, я действительно чуть не утопился. Сплюнув воду и кусочек бумаги я неустанно прокручивал в голове фразу, которая въелась мне под кожу:

“Ты в ответе не только за тех, кого приручил, но и за тех, кого создал!”