Полночная школа

© Maëlle Desard. L'école de minuit, 2022
© Rageot-Éditeur, Paris, 2022
© Перевод: Немирова А. В., 2023
© Иллюстрации: Щёголева Е., 2023
© Дизайн обложки: Фролова М., 2024
© Дизайн форзацев: Васильченко О., 2024
© Оформление: ООО «Феникс», 2024
© В оформлении книги использованы иллюстрации по лицензии Shutterstock.com
Предисловие переводчика
Прежде чем вы узнаете об удивительных событиях, случившихся в Полночной школе, вам нужно еще узнать… скажем так, правила игры, созданной автором. Они простые:
1. Хотя учатся здесь фантастические существа, дело происходит в современной реальной Франции, а потому все имена, фамилии и названия произносятся с ударением на последний слог. (Притом Kолен не имеет никакого отношения к колену, а Люка – к люку!)
2. Хотя дело происходит в современной Франции, она все-таки немного отличается от реальной: здесь сосуществуют два мира, Полдень и Полночь, но, согласитесь, я же не могу называть их обитателей ночниками и дневниками! Пришлось придумать особые слова: полночники (наши «полуночники» тоже не годятся!) и полдневники. Так что это не ошибки, а такой прием перевода.
3. Автор очень вольно обращается с теми стандартными представлениями о поведении и способностях фантастических существ, которые могли вам встретиться в книгах или фильмах; не удивляйтесь: таковы условия этого мира!
Глава 1
Ненавижу опаздывать.
Но сейчас я согласился бы пережить двенадцать панических атак, лишь бы только суметь повернуть время вспять и не устраивать скандал всему семейству, ради того чтобы выехать как можно раньше.
Потому как мы прибыли на место уже сорок пять минут назад. Сорок пять минут я слушаю, как мои родители препираются в машине, опасаясь даже глубоко дышать, чтобы не дать повода к новому нападению.
А все потому, что опоздания у меня вызывают стресс.
Вот идиот!
Ладно, если по-честному, я в этой истории не совсем белый и пушистый. Атмосфера в машине плотная, хоть ножом режь, но это концентрат всего, что случилось у нас дома за последние две недели.
Я было вздохнул, но спохватился, сообразив, чем рискую. Однако все идет хорошо: отец и мать перебрасываются убийственными взглядами через зеркало заднего вида. Он – на водительском сиденье: волосы темные, редкие, глаза карие и кожа цвета белого песка. Она – на заднем сиденье, рядом со мной: косы ниже пояса, фиалковые глаза и кожа цвета темной яшмы.
День и ночь.
Почти буквально, по сути. Моя мать – вампир из мира Полночи, того самого, откуда являются чудовища, населяющие ваши легенды и детские кошмары. А мой отец – просто человек из мира Полдня, вашего, значит, мира с его дурацким солнцем и дурацким отсутствием магии.
– Ты нас слушаешь, Симеон?
Я сажусь поудобнее на своем месте.
– Да-да, конечно, мамочка…
– Не знаю, что с тобой творится в последнее время, – ворчливо заявляет она. – Но я ожидаю от тебя безупречного поведения в школе, ясно?
Я трясу головой.
– В Академии не шутят, там тщательно изучают досье абитуриентов. И я не потерплю никаких новых выходок, ты меня хорошо понимаешь?
Тут я съеживаюсь.
– Он еще ребенок, – вздыхает отец, – может, тебе лучше…
– Что «лучше»?! – прерывает его мать. – Позволить ему испортить свое будущее из-за глупостей? Пусть и дальше верит, что мы всегда будем рядом, чтобы исправить их последствия? Ему не костыль нужен, а дисциплина. Он не такой, как его сестра, ему будет труднее.
Огромным усилием воли мне удается сохранить стоическое спокойствие. Если я выкажу хоть малейшую слабость, мать заведется по новой. А этого мне сейчас не хочется, ведь я уже так близок к цели.
Направляю взгляд наружу и посматриваю в сторону Полночной школы: вот она, по ту сторону улицы. Выглядит, не стану врать, преотвратно. Но после двух недель кошмара мне кажется, что она окружена ореолом божественного света и ласково нашептывает мне: «Свобо-о-ода!»
Отец рассказывал, что до превращения в школу это здание было монастырем. Понятно, почему оно на первый взгляд выглядит так сурово и зачем его покрыли горшками с геранью до самых слуховых окошек: наивно надеялись придать ему праздничный вид. Получился, что называется, обратный эффект: теперь похоже, будто дом страдает от тяжелого приступа угревой сыпи. Правда, мне это скорее нравится, типа, мы с ним станем товарищами по несчастью.
– Если ты хочешь занять высокое положение в обществе, – твердит в тысячный раз мать, возвращая меня на грешную землю, – нужно метить в Академию. А чтобы туда попасть, Симеон, ты должен стать безукоризненным во всех отношениях. Значит, трудись и веди себя потише.
Она словно отчеканивает эти слова, ударяя кулаком по бедру.
Мне хочется ответить ей: «Не беспокойся, мамочка, я буду таким тихоней, что дам фору даже дядюшке, который спит в крипте». Но я воздерживаюсь от демонстрации своего остроумия, потому как чувства юмора у моей матери не больше, чем в ножке стула. Пытаюсь ее подбодрить:
– Я знаю, мамочка. Мое досье будет идеальным. Даже блистательным.
Брови матери сходятся к переносице: она улавливает оттенок нарочитого сожаления в моем голосе.
– На мой взгляд, для идиота, который ухитрился подставиться под солнце без вуали примерно пятнадцать дней назад, ты слишком нахален.
Я начинаю злиться. Черт возьми, до чего она остра на язык, настоящая акробатка от критики, прямо на уровне «Цирка дю Солей»[1]. Я должен противостоять ее следующему кульбиту, если не хочу потерять жалкие остатки самоуважения, а потому убираю морщинку со лба и подтягиваю опущенные уголки губ. Ни за что нельзя выказать хоть малейшую эмоцию. Мать пристально смотрит на меня, но, поняв, что реакции не дождется, выкладывает следующую порцию ценных указаний. Теперь в программе один из ее любимых пунктов: какие сангинады[2] мне можно или нельзя употреблять, согласно ее личным наблюдениям.
– Осторожнее с говяжьей сангинадой, – напирает она, помахивая указательным пальцем. – Ты знаешь, что она у тебя плохо усваивается.
Я обмениваюсь через зеркало смущенным взглядом с отцом, и он одаряет меня одной из тех своих вечно немного грустных улыбок, от которых у меня душа переворачивается. Я знаю, что такой сын для него – сплошное разочарование. Нужно заметить, что мы с ним не слишком близки. Дело в том, что солнечный свет для меня смертельно опасен, и из-за этого мы мало чем можем заниматься вместе.
Думаю, его огорчает то, что сын так не похож на него. Зато моя старшая сестра (о, восхитительная, уникальная, сказочная Сюзель!) являет собой воплощение священного согласия между двумя мирами.
От матери со стороны Полночи она унаследовала дивную красоту, втяжные клыки и сногсшибательную силу. А благодаря отцу она может гулять под солнцем, есть полдневную пищу и вести нормальную жизнь среди людей.
А как же я? Мне достались все худшие свойства, как будто на генетической лотерее двух миров мне всучили проигрышный билет. Не верите? Погодите, сейчас выдам вам весь список, и вы уясните размеры моего несчастья.
От матери у меня вот что:
– аллергия на солнечный свет;
– пищеварительная система, которая не принимает ничего, кроме крови, крови и еще раз крови;
– вспыльчивый характер (вскипаю, как молоко), который, говорят, позже доставит мне неприятности.
А со стороны моего родителя – ничуть не лучше. Итак, чем он меня одарил:
– отчетливо заметная тучность, точнее, моя задница похожа на булку, а на бедрах после нажима остаются красные пятна;
– акне, то бишь угри, ведь юность была бы совсем тусклой без непрошеных гостей, которые фестивалят прямо у тебя на лице;
– близорукость, примерно как у крота.
Я знаю, что являюсь самым «гламурным» образчиком гибрида человека и вампира.
Все это мать, разумеется, держит под контролем и из кожи вон лезет, желая исправить посредством ограничений и приказов, которые я напрочь не соблюдаю. Это, пожалуй, единственный наш с отцом общий секрет: он наловчился доставлять контрабандой мои любимые сангинады, стараясь всегда добывать самые вкусные.
– Я буду использовать только легкие сорта сангинад, – обещаю я матери.
Она перебирает бусины и пощелкивает браслетом на своем запястье. На ее плече урчит Улисс – блуждающий огонек такого же сурового нрава, как и она. Ничего удивительного: эти огоньки, они же элементали[3], отражают характер ночных существ, их создающих. Он проводит время, изучающе меня разглядывая с самодовольным видом большого кота. Избавиться от него так же просто, как отрубить и подать семейству на обед жареной собственную руку; иначе я бы уже давно утопил его в ванне. Но полночники не трогают чужих огоньков. Никогда. Ни под каким предлогом.
Правда, с тех пор как Сюзель вернулась из Полночной школы со своим элементалем, Улисс оставил меня в покое, сосредоточив свою неприязнь на новоприбывшей. Однако в машине ему некого терзать, кроме меня. Вот почему его горящие гневом глазки сыплют искрами в данный момент.
А чего еще было ожидать?
Все свои пятнадцать лет я мог общаться с людьми не иначе как при посредстве сестры. Я вписывался на вечеринки, когда Сюзель приглашала своих приятелей. Возвращаясь из коллежа, она, когда удавалось улучить минутку, рассказывала мне о своих приключениях в мире дневного света.
Но все это было раньше. До того как эта предательница всадила мне нож в спину. По-вашему, слишком сильно сказано? Решайте сами.
Отъезд Сюзель в Полночную школу стал для меня шоком. Ведь это интернат с обязательным проживанием, и, когда я остался один, мой мир сузился: родной дом, близлежащие ландшафты да учеба на дому. Гулять в одиночку по лугам, прячась под паутинной вуалью, которая защищает меня от убийственных лучей солнца, мне казалось нелепым. А еще, между нами будь сказано, общение с Сюзель давало мне важное преимущество: компания не сводила взглядов с нее, а маленького толстячка в прикиде пчеловода рядом с нею не замечала в упор.
Без нее я из невидимого превратился в чересчур доступного взору, и эту перемену я, прямо скажем, не оценил (перевожу: это отвратно).
Потом она приехала на летние каникулы, и казалось, будто вместе с нею в наш дом вошло солнце.
И потом – такая вот серьезная «ерундовина»: за пару недель до возвращения в школу она без колебания предала меня, аккурат вечером в мой день рождения.
Короче говоря, она меня бросила ради своих приятелей. Я решил пробраться следом за ними туда, где они устраивают свои тайные рейв-вечеринки. И вот я попал в западню: не заметил, что уже забрезжила заря, и оказался под открытым небом, без вуали и хоть какого-то укрытия от солнца, кроме скудного кустарника и деревьев с облетевшей листвой. Сестра, обнаружив меня, вызвала мать, чтобы та пришла за мной. Натуральное смертоубийство!
В итоге мне запретили гулять до начала учебного года, паутинную вуаль отобрали. В течение двух недель я страдал дома, заключенный за тонированными стеклами наших окон, пялился в телик и читал, находясь под двойным гнетом недовольства матери и ее огонька.
А Сюзель как ни в чем не бывало занималась своими мелкими делишками. Хуже того, мать ее прямо похвалила за то, что она так быстро отреагировала. За участие в разгульной вечеринке – ноль последствий. В который раз все привилегии достались Сюзель.
А она даже не подумала извиниться, зараза!
Пока я предаюсь мрачным мыслям, мать пользуется этим, чтобы усилить накал своих нотаций до крещендо. Покончив с темой излишнего веса, из-за которого обязательно пострадает в будущем моя по преимуществу фантастическая карьера, она пускает в дело угрозы насчет ЗППП[4] и опасности близких контактов без презервативов. Я не осмеливаюсь ни покраснеть, ни отвернуться: если выкажу малейший признак слабости, она вцепится еще пуще. Моя мать ведь все-таки хищница. Она чует слабые места жертвы.
И вообще, если честно, с чего бы ей так беспокоиться? Школой управляют крутые полночники, могущественные и так далее. Метис вампир-человек с тридцатью процентами жира в организме? Маловероятно, что кого-то это особенно смутит.
– Дорогая, – замечает отец, – нам уже скоро идти. Не пора ли ему отдать?..
Я настораживаюсь.
Мать бросает на меня взгляд, который мог бы сам по себе уладить проблему глобального потепления, но мне все равно: с момента, когда мы сели в машину, я ждал только этой минуты.
Я заметил еще утром, перед отъездом, как мать засунула коробку, оклеенную зеленой кожей, под водительское сиденье. И отлично разглядел рисунок на крышке – два перекрещенных полумесяца.
Там лежит моя вуаль из вдовьей паутины.
– Не заставляй меня пожалеть об этом, – буркнула мать, положив коробку на колени.
Когда она открыла крышку, я чуть ли не затрясся от нетерпеливого желания скорее прикоснуться снова к этому чуду, благодаря которому я могу жить в мире Полдня. Ночная вдова – крайне редкая разновидность пауков, смертельно опасная во многих отношениях. Собирать шелковое волокно их производства – значит очень сильно рисковать. Я хорошо знаю, что суммы, уплаченной за вуаль, которую сейчас протягивает мне мать, хватило бы, чтобы купить всю школу, куда я поступаю. Но для меня драгоценна не ее стоимость, а свобода, которую она мне подарит. С вуалью я смогу снова вести почти нормальную жизнь.
На самом деле, я боялся, что мать решит не отдавать ее. Я знаю, что не у всех вампиров в Полночной школе есть вуаль, и они проводят школьные годы, прижимаясь к стенам коридоров, пробираясь в темноте по переходам без окон и страшась погибнуть, обуглиться при каждом повороте или от случайного толчка в тесноте.
Когда пальцы мои коснулись драгоценного содержимого коробки, возникло, как всегда, удивительное ощущение, как будто я держу лоскут облачной ткани, сквозь которую, не утихая, веет свежий ветерок. Ткань эта считается неуничтожимо прочной, но она же несравненно тонка и воздушна.
Я водружаю на свою черепушку шляпу с широкими полями, с которой свешивается вуаль, и готовлюсь выйти из машины, но тут отец поворачивается, опираясь локтем на подголовник. Он считает своим долгом напомнить:
– Сюзель приедет завтра. Если у тебя будут проблемы, пойдешь к ней, окей?
Я заверяю его, что, конечно же, обращусь к обожаемой сестрице.
Но в глубине души я знаю, что об этом и речи быть не может. Скорее умру, нежели о чем-нибудь попрошу эту предательницу.
Глава 2
Несколько месяцев я мечтал о первом дне в школе, а вышло все как-то тускло.
Уже добрых пять минут, как родители уехали, а я, чувствуя себя одиноким пухлым пончиком на тарелке, все торчал столбом на ступенях крыльца.
Площадка перед школой кишит народом. Толпа учеников растянулась до края тротуара, и хотя бы прикинуть, сколько их тут, мне не удается. Притом ведь предполагается, что сегодня прибывают только ученики первого года обучения. Интересно, они тут соблюдают нормы противопожарной безопасности при такой-то концентрации учащихся на метр квадратный?!
Входя в гущу толпы, я близок к тому, чтобы сесть на свой чемодан и удрать на манер Марио Карта[5]. И все эти существа хлопают друг друга по спинам, и все орут. Не знаю, как это возможно, но кое-кто уже сбился в группы, и мне кажется, что я упустил свой единственный шанс быстро войти в коллектив. Неужели это оттого, что матери вздумалось напомнить мне об излишнем весе и о ЗППП? Сколько же лет мне придется платить психотерапевту, чтобы избавиться от этой травмы?
Кто-то вдруг хрипло хохотнул слева от меня, я пошатнулся от толчка какого-то детины и чуть не уронил очки. Удалось ухватить их в последний момент, прямо пальцами за стекло. Супер…
– Черт, извини! – говорит парень, похлопывая меня по плечу. – Я тебя не заме…
Его улыбка исчезает. Точнее опрокидывается. Типа поворота на 180°, странно так: углы рта опускаются ниже подбородка. К тому же мускулы его внезапно вздуваются, и я делаю вывод, что недовольство его направлено куда-то на уровень моей глотки. Я пытаюсь его успокоить.
– Ничего страшного, они не разбились. Я пойду…
Никуда я не пошел. Парень хватает меня за шиворот и поднимает, словно пучок соломы. Бычок. У него во взгляде явно что-то бычье.
– Креон! – окликает его стоящая рядом девочка. – Оставь его!
– Он вампир, – выдыхает бычок.
Я изо всех сил стараюсь не замечать его дыхания, от которого меня мутит, и искоса высматриваю нашивку на его куртке. Сделать это сквозь отпечатки моих пальцев на стеклах очков нелегко, но я достигаю успеха.
Он – минотавр.
Креон трясет меня, как грушу, и препирается с девочкой, а я, внезапно превратившись в тряпичную куклу, пользуюсь заминкой, чтобы выкопать в памяти все, что мать рассказывала о минотаврах: силачи, но не слишком хитры. Способность ориентироваться чуть лучше плачевной.
Супер. Итак, чтобы он не выбил мне зубы, я могу только сыграть с ним в прятки? Нечего и говорить, что это исключено.
– Это из-за него моего папика украли!
Я дергаюсь: о чем это он?
– Не глупи, ему всего тринадцать лет!
– Пятнадцать! – счел я нужным вмешаться.
Девочка поглядела на меня как на последнего идиота. У нее крючковатый нос, касающийся подбородка, а руки такие длинные, что пальцы щекочут колени. Это гарпия.
Отлично. Мне лучше заткнуться и не умничать.
– Мы видели гробницу, – настаивает Креон. – Она была вскрыта.
– Ну и что? Вампиры не грабят могил.
– Ага! Но они отказались поместить папика в своих пещерах!
Ой-ой…
Вампиры любят денежки, это, пожалуй, единственное стереотипное представление о них, не лишенное оснований. Нужно также упомянуть, что из всех погребальных жилищ в мире Полночи только вампирские крипты нельзя взломать. А за мраморный саркофаг нужно заплатить целое состояние.
– Поверь, я не знаю, о чем ты говоришь! – кричу я Креону. – Я родился здесь, на стороне Полдня!
Креон уставился на меня. Беда в том, что я не вижу в его глазах ни проблеска разума, ни искры понимания. Наскоро рассчитываю угол атаки. Допустим, я смогу напрячь брюшной пресс, хотя это непросто, и раскачать вытянутую ногу, тогда может получиться.
– По-моему, вам следовало бы разузнать подробнее о вашем могильщике, – вдруг произносит голос, полный уверенности.
Я кое-как изворачиваюсь, чтобы поглядеть вниз.
У этого и нашивку смотреть не нужно: и так ясно, что он лич.
Голова его вся исчерчена швами. Один глаз голубой, другой черный; рот сдвинут, на черепе красоты ради имплантировано несколько волосков. В той части, где мое тело напоминает тыкву, у него что-то вроде гигантской ватной палочки. Что касается кожи – глаза б мои ее не видели. Коричневые, черные, белые и более-менее красные лоскуты образуют органичный узор, нечеткий и аляповатый. Лич однозначно уродлив. Но кто я такой, чтобы судить, с моим-то выдающимся вроде полуострова и снедаемым угрями шнобелем?
– Не сбивай его с толку, Жоэль, – вздыхает девочка, которая пыталась меня спасти.
– Но я не шучу, – уверяет ее Жоэль. – Если тело исчезло, в этом неповинны ни личи, ни буки, ни вампиры. Когда есть нужда в отдельных частях, не заморачиваются с тем, чтобы утаскивать труп целиком, ты же знаешь.
Девочка состроила гримаску. Я скривился. Минотавр скривился. Но его рука плавно опустилась.
Вскоре кончики моих ног коснулись земли, и я очень постарался сохранить подобие достоинства и не ушибиться.
– Ты думаешь? – спрашивает Креон.
– Уверен, – заявляет Жоэль. – Можешь спросить у Самии, она знает, что я не вру.
Гарпия Самия обращает свой клювоподобный нос к личу и убивает его взглядом.
– Угу, он предпочитает подливать масло в огонь, а не тушить пожары.
Креон решает поставить меня на землю. Как истый джентльмен, он отряхивает пыль с моего воротника.
– Извини, – вздыхает он. – Мои родители недолюбливают вампиров.
– Это вполне объяснимо, – бормочу я, благоразумно удаляясь.
Не успеваю я отступить и на пару шагов, как чья-то рука тычется в мой затылок. Жоэль-лич, по-видимому, желает еще пообщаться.
– Хочешь, чтобы я спасибо сказал? – бросаю я, пытаясь высвободиться.
– Лучше скажи, ты и впрямь родился здесь? – спрашивает он без предисловий.
– Ага. Так и есть.
– Держись от него подальше, – кричит Самия мне вслед, пока Жоэль тащит меня в сторону. – Он грязный тип!
– Не лезь не в свои дела, Самия! А ты скажи, Сюзель часом не твоя сестра?
Мне становится холодно. Дернув плечом, я избавляюсь от его фальшиво-дружеского жеста и окидываю его взглядом со всем доступным мне презрением:
– Если ты член ее фан-клуба, не трудись лизать мне сапоги. Мы с нею не дружны.
Это неправда. Мы были очень даже дружны, пока она не всадила мне нож в спину.
Жоэль, кажется, удивлен. Хотя выражения на всех частицах его лица разные, но в целом все выглядит как удивление. Потом он разражается смехом.
– Не парься! Просто она при мне никогда не упоминала, что у нее есть братик. Но тут и цвет кожи, и рождение на стороне Полдня, и прочее… Ну, прочего ничего. Все сошлось.
– Она никогда не говорила обо мне?
Жоэль искоса зыркает на меня.
– В общем, учти, что мы с ней вовсе не дружим. А кстати, что ты вообще тут делаешь? Сегодня ведь день для первого курса!
– Я знаю, но меня оставили на второй год.
Меня это не удивляет. Полночные школы практикуют очень, очень строгий отбор. Цифры процентов я позабыл, да и вряд ли все то, что долго вколачивала в мою голову мать, старательно доводя меня до стресса, было правдой; но многие из рекомендованных учеников остаются на повторный курс. Пройти всю школьную программу за три года – это дело для гения.
Тут уж можно не сомневаться, Сюзель с этим справится играючи. В Академии уже, наверное, стелют свежие простыни в ее будущей комнате. Но Жоэль, похоже, немного расстроился, и он сразу становится мне симпатичен.
– Не повезло, верно? – наугад спрашиваю я.
Жоэль смеется и внимательно смотрит на меня.
– Ты в каком классе будешь?
Я могу не заглядывать в листок, который мне прислали вместе с перечнем необходимых для учебы материалов.
– В первом «Б».
– Ух ты! Супер! Мы тоже там!
«Мы»?
Как-то само собой получилось, что я пробрался сквозь толпу, следуя в кильватере за Жоэлем, и так мы добрались до совершенно восхитительного клуатра. Длинные галереи, окаймленные готическими колоннами, посредине – квадрат симпатичной зеленой травки и журчащий фонтан. Прекрасное тенистое местечко, это меня радует, хоть я и не намерен покидать свою комнату без вуали.
Жоэль подошел к группе учеников, и я вдруг почувствовал себя крошечным и жутко беззащитным.
– Народ, – обратился к ним Жоэль, – представляю вам… Э, черт, как тебя вообще зовут?
Все взгляды устремляются на меня. Рот мой наполняется слюной, но я не в силах ее сглотнуть.
– Симеон. Симеон Сен-Поль.
– Привет, Симеон Сен-Поль, – восклицает Жоэль и пожимает мне руку. – Вот это – Колен.
Он подталкивает меня к ученику такой прекрасной наружности, что я на несколько секунд слепну, будто глянул прямо на солнце. Волосы у него светло-розовые, длинные пряди завиты наподобие язычков пламени. Кожа золотистая, словно блестит изнутри, глаза мерцают цветом морской волны, зубы блестят, как перламутр, и все лицо идеально пропорционально. Форменный школьный блейзер, который шьют только четырех стандартных размеров (ага, у меня 50), сидит на его образцовой фигуре словно сшитый на заказ. В общем, если коротко: я хочу быть таким же, как он.
– Привет, Симеон, – снисходит до меня божок. – Вампир?
Я киваю. Нетрудно догадаться, учитывая отброшенную на шляпу вуаль, которая свешивается мне на спину наподобие небрежно накинутого плаща. Я украдкой смотрю на значок у Колена на груди. Он – сирена, ну то есть сирен? Черт, что-то я засомневался, как правильно сказать.
– Ну, с нею ты уже знаком.
Теперь Жоэль подталкивает меня к Самии, и я с подчеркнутой учтивостью склоняю голову. Руки у нее похожи на птичьи лапы с когтями, и пожимать их, по-моему, излишне.
– Этот мир такой чудной, – буркает она, пошевелив локтями. – Никак не привыкну к этому телу, это меня нервирует.
Красавчик одаряет ее ослепительной улыбкой:
– Однако оно тебе идет.
– Не заводись, – предупреждает она Колена и вздыхает. – Но меня на самом деле достает, что нас заставили приехать сюда учиться. Насколько было бы лучше остаться на стороне Полночи…
– Само собой, – вздыхает Жоэль. – Было бы рациональнее оставить нас в исходных формах. Тогда вместо дортуаров устроили бы отличный зверинец.
– Ага, – проворчала девочка, которую я не сразу заметил: она пряталась за Самией. – Легко тебе так говорить. Ты не рискуешь умереть, просто открыв окно.
Я почувствовал неловкость, потому что и не глядя на значок понял: она вампирка. Нечто в ее взгляде, холодноватом, даже жестком, и скульптурное совершенство лица создают сходство с моей матерью. Ничего общего с сияющей красотой Колена.
– Ноэми, – представляется она и пожимает мне руку. – Как оно тебе, с вуалью?
Я вижу, что у нее вуали нет, и чувствую себя немного трусом.
– Без сомнения, она весьма эффективна, если учесть, что Симеон родился здесь, в мире Полдня! – сообщает Жоэль, и не подумав спросить, хочу ли я говорить об этом.
Компания, погрузившись в благоговейное молчание, переваривает услышанное.
– Погоди-ка, ты не шутил? – вдруг воскликнула Самия. – А я-то думала, ты это сболтнул, чтобы наш бычок тебя не забодал!
Я покачал головой:
– Нет-нет, не шучу. Я родился здесь.
– Но живешь ты в Полночи, верно? – спросила Ноэми таким тоном, будто нашла ошибку в сложном рассуждении.
Я поморщился.
– Гмм… нет, честно говоря, я на ту сторону и ногой не ступал.
Все уставились на меня округлившимися глазами. Сильно округлившимися, так что я испугался, как бы одно из глазных яблок Жоэля не вывалилось из орбиты, но лич придержал его указательным пальцем; это хоть и противно, но успокаивает, ведь я, конечно же, заорал бы как новорожденный, упади мне под ноги чей-то глаз.
– Вампир?! У полдневников? – продолжает удивляться Ноэми. – Серьезно?
– Класс! – восхищается Колен. – Я знал, что тут будет полно личей и ундин, но еще и вампиры? Респект.
Я принимаю эту дань уважения не без гордости: мою крутость наконец-то оценили.
– Погодите, еще на его сестру полюбуетесь, – посмеивается Жоэль. – Ее прозвали Папессой, такая уж она, прямо ух!
Моя улыбка гаснет. Час славы моей оказался кратким.
К счастью, нашу беседу прервал шум, поднявшийся среди учеников, а за ним прокатилась волна тишины, которая заставила нас замереть. Воздух застыл, и все волоски на моем теле встали дыбом. Меня инстинктивно потянуло удрать подальше.
– Ты ее тоже почуял? – шепчет, склоняясь ко мне, Ноэми.
– Ага…
Мой голос дрожит.
Толпа учеников наконец расступается, чтобы дать пройти новенькой.
Девочку сопровождает блуждающий огонек невиданных размеров, он парит над ее головой, будто раскаленная корона.
Ее кожа так бела, что кажется синеватой.
Седые волнистые волосы, подстриженные под каре, спускаются чуть ниже ушей.
Желтые глаза обведены агрессивно-оранжевой полоской.
Незачем читать нашивку на ее блейзере, мой организм уже и так все понял.
У нас на первом курсе будет учиться волчица-оборотень.
Глава 3
Я не вслушивался в спор учеников, бурливший вокруг меня. Волчица-оборотень. В моем классе. Я чуть не рассмеялся, когда сообразил, что в грудах советов, под которыми мать норовила меня похоронить, не было ни малейшего упоминания о наших врагах волчьего рода.
Но это объяснимо: волки-оборотни не посещают Полночных школ. Они отказались поддержать соглашение, подписанное в 197 году (по календарю Полночи), объединившее граждан этой стороны, считающих, что вся молодежь должна получать единое образование.
Соглашение было подписано семьдесят шесть с лишним лет назад. Соответственно, семьдесят шесть лет нога ни одного оборотня не ступала в мир Полдня.
И все же, и все же, вот она, тут.
Я не заметил, как все ученики собрались на залитом солнцем дворе и в примыкающих к нему коридорах; только когда зазвучал мощный голос, отражаясь от стен, я отвлекся от своих мыслей.
– Добро пожаловать в Полночную школу, дорогие учащиеся! Мы счастливы принять вас на первый курс и гордимся тем, что будем способствовать вашему совершенствованию в полночных науках.
Фигура полной женщины, произносящей речь, напоминает восьмерку, но это не смягчает ни жесткости ее взгляда, ни суровых складок в уголках рта. Я сразу понял, что это – ужасная госпожа Персепуа, директриса заведения, о которой Сюзель не раз мне рассказывала. Помешанная на успеваемости, непримиримая поборница дисциплины, жесткая до предела, директриса терроризирует всех, от учеников до профессоров.
Послушать Сюзель, так если бы Персепуа могла, то запретила бы всем дышать в коридорах. Помня об этом, я ловлю каждое слово приветственной речи директрисы:
– Толерантность, сосуществование, понимание и уважение – таковы краеугольные камни нашего образования. Мы надеемся, что вы проявите лучшие качества граждан Полночи и будете всегда стремиться вперед.
– Ну-ну, поглядим, – посмеивается Жоэль, скрестив руки и высоко подняв брови.
– На что? – не понимает Ноэми.
– Толерантность? Сосуществование? Половину прошлого года меня оставляли сидеть после уроков в классе, а все потому, что у меня не было средств купить тауму[6] для опытов по алхимии!
Самия цокает языком и прожигает Жоэля взглядом:
– Слушай, ты же не станешь нам тут сейчас докучать своими дешевыми теориями, да? Тебя оставили на второй год потому, что ты облажался с учебой, вот и все. Все, кто учился в прошлом году, могут это подтвердить. Прекрати хоть ненадолго корчить из себя жертву, надоело!
– Я из себя корчу жертву? Может, это ты платишь налог на кислород, а не я?
– Бросьте, ребята, – примирительно говорит Ноэми. – Вы уже нас замучили, честное слово.
Мы с Коленом не можем не согласиться с ней.
– Таума, – бурчит Жоэль. – Цена выросла втрое с прошлого года. И мне пришлось выбирать, покупать ее, чтобы выживать или чтобы учиться. Я выбрал свою башку.
Дома я уже прочел школьные учебники Сюзель и легко понимаю, что он имеет в виду.
На тауме держится мир Полночи. Эту субстанцию мы используем и в медицинских целях, и для работы нашей техники, а еще для сотворения огоньков или зелий для стимуляции роста волос. Гоблины извлекают и очищают ее, и мир Полночи не смог бы без нее обойтись.
Но таума также определяет сущность населения мира Полночи. У всех разновидностей тамошних существ есть одна общая черта: в наших жилах течет таума. Именно она обуславливает наши врожденные способности. У вампиров, к примеру, их долголетие и силу; у гарпий – оглушительные вопли и стальные перья, у минотавров… ну, их бычьи головы. Некоторым полночникам достается большая доля, чем другим.
Отсюда возвращаемся к личам, у которых несомненно больше всего поводов для жалоб. Ведь лич – это, в общем-то, просто пазл, сложенный из более-менее свежих частей других полночников, и жизнь его поддерживается остатками таумы, сохранившимися в этих частях. Поэтому личи вынуждены регулярно потреблять концентрированную тауму, чтобы продлить жизнь своих лоскутных тел.
В этих условиях повышение стоимости обучения действительно должно сильно их огорчать. Два или три раза я слышал, как моя мать тоже жаловалась на это, но меня вопрос денег никогда всерьез не интересовал. Для нас деньги не проблема.
– Чепуха, – бурчит Самия. – Ты по всей школе расклеил свои памфлеты, обвиняя администрацию в том, что она обирает учеников, а сам со своим дебилом-кузеном попытался взломать…
– Та-та-та, – перебивает ее Жоэль. – Когда не знаешь всю историю, лучше помолчи!
Самия закатывает глаза и игнорирует его.
Выступление директрисы закончилось внезапно, и нам объявили, что нужно разбиться на маленькие группы, чтобы войти в школу и ознакомиться со зданием. Я не успел задаться вопросом, почему мне хочется остаться с новыми, немного странными, знакомцами: к нам подошел ученик явно постарше нас.
Рослый, даже слишком. Тощий, как гвоздь, кадык выпирает так, что жалко смотреть. Старшеклассник склонился над нами и расплылся в такой улыбке, что его очки поднялись до надбровных дуг.
– Привет, молодежь!
– О нет, – простонал лич. – Только не он…
– Я тоже очень рад тебя видеть, Жоэль. Скажи, сколько еще ты собираешься тянуть с визитом ко мне в бюро?
Жоэль засовывает руки в карманы и пожимает плечами.
– Недолго, если школа не сделает ничего для поддержки самых нуждающихся учеников.
– Ты снова о деньгах?
– Как всегда, – огрызается Жоэль. – Вы завалены подачками родителей, которые боятся, что их отпрысков не допустят в Академию. Не нужно мне рассказывать, что у вас нет фондов, это просто вопрос приоритетов. Меньше расходов на цветочки – больше на учеников; достаточно разумная концепция, мне кажется, разве не так?
В груди моей как будто заворочался тяжелый шар, когда я сообразил, что являюсь отличным примером «отпрысков», упомянутых Жоэлем.
– Твои предложения будут непременно доведены до сведения дирекции, – заверил его долговязый. – Но сейчас не время дискутировать. Итак… Привет всем, меня зовут Огюстен, я учусь на третьем, последнем, курсе и сейчас, если не возражаете, проведу вас по школе. После полудня у вас будет свободное время, чтобы устроиться в дортуарах.
Он привел нас в анфиладу залов первого этажа; и у меня мелькает мысль, что минотавру Креону будет чертовски трудно ориентироваться в этом лабиринте.
Огюстен сообщает, что план галерей и переходов можно получить в бюро администрации. Самия и Жоэль хватаются за головы. Колен говорит мне о способах придать индивидуальность нашим блейзерам. А Ноэми демонстрирует свое презрение, когда вдруг путь нам преграждает стена. Не поймите буквально, вообще-то на ней юбка с блейзером и движется эта стена прямо на нас.
– А, вот и ты! – восклицает Огюстен. – Познакомьтесь, это моя младшая сестра, Прюн.
Младшая сестра?! Да она нависает над его двухметровой фигурой и заметно шире его в плечах. Даже я чувствую себя тщедушным пред лицом ее великолепия, скажем так!
Я пытаюсь различить знаки на ее нашивке, но Ноэми опережает меня, вскрикнув:
– Великанша?!
– Полувеликанша, – поправляет ее Огюстен. – Она будет учиться в вашем классе, и я рассчитываю, что вы хорошо ее примете, договорились?
Мы все киваем в унисон. Великаны в общем неопасны, но излишек в размерах и силе иногда их подводит. Великан мог бы, сам того не желая, оторвать вам голову при попытке стряхнуть перхоть с вашего блейзера. Посему я намерен следить за чистотой своих волос.
Прюн, молчащая, как пень, встала позади нас, и мне не удается даже разглядеть черты ее лица, прикрытого прядями, свисающими до подбородка, потому что она сутулится, несмотря на приличную высоту потолка.
– Ну хорошо, – Огюстен бодро возвращается к теме. – Пойдем дальше?
Чтобы Ноэми не спеклась в первый же день, Огюстен повел нас полутемными коридорами, попросив своего блуждающего огонька осветить их.
– Кстати, – замечает он, почесывая огоньку брюшко, – я вижу, что кое-кто из вас еще не обзавелся огоньками. Хотите зайти в магазин и купить набор для сотворения?
Мое сердце екнуло.
Я так радовался, предвкушая, как мы с Сюзель сотворим мой огонек. Вот еще штука, которой мы лишились из-за ее предательства.
– Да, – говорю я. – Я хотел бы, да!
Я глянул на Жоэля, ожидая, что он выскажется по поводу такой траты денег, но он занят болтовней с Коленом. Между тем наш гид, показав библиотеку и учебные кабинеты, увлек нас на четвертый этаж (без лифта), где располагается школьный магазин.
Больше всего это оказалось похоже на лавку безумного травника, живописную, как в фильмах Миядзаки. Десятки стеллажей громоздятся до узорчатого потолка, плохо различимого в полумраке, и ломятся под тяжестью магических книг, сундучков, кувшинов и кубков, переполненных зельями и жидкостями с психоделическими ароматами.
Огромный деревянный стол, отполированный многими сотнями локтей, перегораживает вход в эту сокровищницу. Такой прилавок был бы уместен в волшебной сказке; но прямо за ним возвышается новенький автомат, какие ставят на вокзалах. Однако он загружен не шоколадными батончиками. Нет, тут лишь крошечные пакетики, а в них сказочно мерцает что-то голубое. Цены, указанные на табличке, запредельные: щепотка таумы стоит двенадцать персеев[7]. Я прикинул: в пересчете на полдневную валюту вышло около ста шестидесяти евро.
– Здесь никого нет? – удивился Колен.
Жоэль потыкал пальцем в углы помещения:
– Будь спокоен, за нами хорошо следят.
Я опустил очки на нос. Сумрак рассеялся, открыв впечатляющее количество всяких устройств, прежде мною не виданных. Кабели, поршни, линзы… гоблинские технологии. Я сглатываю.
– Советую держать руки в карманах, – предупреждает Жоэль. – Малейший подозрительный жест – и нас прихлопнут.
– Прости, что?!
– Ты затеял хитрость, или просто кажется, что затеваешь, – и тебя прихлопывают, – повторяет он совершенно обыденным тоном. – Мой кузен Люка в прошлом году попробовал залезть в кассу, и ему пришлось заново перешивать физиономию, так его изуродовали.
Жоэль захихикал, скрестив руки на груди, словно уродовать учеников – дело вполне нормальное.
– Ну и мерзкая же у тебя манера переписывать историю, когда это тебя устраивает, – проворчала Самия.
– Эй, эй, потише, – призвал нас к порядку Огюстен. – Симеон, ты можешь купить набор для сотворения в автомате.
– О, неужели?
Как ни странно, я расстроился. Сестра говорила мне, что магазин содержит консьерж, а консьержем здесь служит не кто иной, как гоблин. На картинках-то я их видел, но мне ужасно хотелось увидеть гоблина вживую.
Тем хуже. Значит, отложим это до следующего раза.
Я засунул в прорезь машины почти все деньги, что мне оставила мать, и после долгих содроганий автомат выдал сильно потрепанную картонную коробку.
– Теперь пойдемте, – позвал нас Огюстен. – Направляемся в столовую на обед.
Мы пришли почти последними, и на столах мало что осталось от угощения, организованного в честь нашего приезда. Лично я от этого не пострадал, потому что блюда с жирами, протеинами и овощами в состав моего питания не входят. Мне хватило двух полулитровых бутылочек сангинады из ведерка, набитого кубиками льда; с ними я направился следом за моими новыми знакомыми, которые уныло тащили подносы с блюдами не очень аппетитного вида к столику в глубине зала.
Когда все уселись, я заметил, что ни Прюн, ни Огюстен за нами не пошли. Я оглядел помещение, но великанши не увидел.
– Могли бы пригласить ее пообедать с нами, – сказал я укоризненно.
– Это еще зачем? – резко ответила Ноэми, откинув прядь волос за плечо. – Она все равно не смогла бы усесться на эти скамейки.
– Это разве мешает нам проявить вежливость?
Вампирка метнула в мою сторону неприязненный взгляд, потом решила меня проигнорировать и пустилась в оживленную беседу с Самией. Сидела она напротив меня, но уж не знаю каким чудом дала почувствовать, что я прозрачный.
– Не заморачивайся, – утешил меня Колен. – Великаны очень застенчивые.
– Вот как?
Он подмигнул.
– Точно. Мы с ними ведем коммерцию, и вечно приходится очень стараться, чтобы их растормошить.
– И как это происходит? – поинтересовался Жоэль. – Они обряжаются в бикини и встречаются с вами на пляже?
Колен расхохотался, а я чуть не задохнулся от восторга, такой он красавчик. Потрясающая внешность!
– Это было бы фантастично, но все не так. Это мы посещаем их на дому, говорю же, они жутко застенчивы. Отхлебнешь полдневного питья и – бац! – ты уже на ногах.
– Полдневного питья?
– Ага, – отвечает Колен, набивая рот пудингом. – Несколько капель эликсира и…
Взрыв, сотрясший всю школу, не дал ему договорить.
Мы повскакивали, и тут на нас посыпалась известка с потолка, а возле главного входа в столовую сразу образовалась пробка из убегающих учеников.
– Это что такое?
– Я тебя выше всего сантиметров на десять, – отозвался Колен. – Откуда мне знать?
Я нахмурился. Не больше, чем на семь сантиметров. Но я не успеваю его поправить: нас захлестывает волна перепуганного народа.
Какой-то парень хватает меня за руку и тащит к одной из боковых дверей; мне удается вырваться за мгновение до того, как он вытащил бы меня на солнце и погубил вконец.
Жоэль словил меня за плечо и прижал к стене, защищая от напора толпы.
– Твоя вуаль в порядке?
Я малость испугался, но тут же убедился, что кожа моя вся прикрыта.
– Да, в порядке.
– Тогда убираемся. И быстро!
– Да что же стряслось? – спрашиваю я на бегу.
– Демон удачи!
Глава 4
– Не понимаю! – мне все еще было тревожно, когда мы добрались до комнаты отдыха для первокурсников. – Демон инугами[8]? В нашей школе?
Часть лица Жоэля такая бледная, что я боюсь, как бы он не упал в обморок. А Колен усердно отряхивает известковую пыль со своих плеч.
– Оборотень, великанша, а теперь еще и демон удачи? – перечисляет Жоэль. – Они решили, что ли, извести нас в этом году?
Я упал в кресло, мои приятели тоже уселись.
– Не называй его демоном, – попросил я Жоэля.
– Почему бы и нет?! Он взорвал дверь!
– Не приписывай этому существу способности, которых у него нет. Это инугами, вот так. И потом, что касается двери и взрыва: никто ничего не знает, не видел.
– Ну, во-первых, известно, что он там был, – Колен начинает считать на пальцах. – Во-вторых, дверь взорвалась. Это по меньшей мере очевидно.
– Ладно, только я не об этом хочу сказать. Может быть, это случилось ненамеренно?
– А то как же, – хихикает Жоэль. – Ты прав. Я к нему имел бы меньше претензий, если бы он меня убил ненарочно.
– Ага, тебя-то можно восстановить, – возмутился Колен. – Немножко таумы, два-три свежих лоскута вместо наиболее поврежденных. А вот из меня получится полное сашими[9].
Я с любопытством поглядел на него.
– Ого, мы тоже можем поиграть словами насчет сирен и рыбы?
Колен чешет в затылке.
– Нет, это только я могу. Такой нюанс.
– Если ты умрешь раньше меня, ты не против, чтобы я забрал твои глаза? – спросил его Жоэль.
– Да ты что! – воскликнул сирен. – Ты это всерьез?
– Не договоримся?
– Нет, ни за что!
– Я всегда предпочитаю сначала спросить, – Жоэль пожал плечами. – Чтобы без недоразумений.
Лич, сменив тему, похлопал меня по колену.
– Итак? Не пора ли заняться?
Он указал взглядом на коробку, которую я все еще крепко держал в руках. Картонная, банальная, на крышке логотип в винтажном стиле и надпись:
«ОГОНЁК БЛУЖДАЮЩИЙ. Набор работы мэтра Кремпкинса. Элементаль – это элементарно!»
Я открыл коробку и изучил ее содержимое: смесь трав, мешочки с землей, восемь камешков, сушеный цветок в конвертике из хлопковой ткани, чаша из переработанного бамбука, руководство по сборке (видимо, переведенное с древнегреческого через гугл, настолько оно невразумительно) и крошечный пластиковый пакетик с тремя пылинками таумы. Я отчетливо ощущаю, что меня надули.
Колен взялся расшифровать инструкцию и читает с нарастающим изумлением:
– «Козу в чашу и смешай песок цветов»?
– Работу гоблинов легко узнать, – пробормотал Жоэль. – Цену взбивают до небес, а товар выдают по минимуму.
– Закон рынка, – решил я поумничать.
Зря. Жоэль вскипел:
– Ага, закон одурачивания. Когда-нибудь это им аукнется, только они не поймут.
Мы с Коленом переглянулись и промолчали, но я сделал заметку на будущее: никогда не заговаривать о гоблинах при Жоэле.
– Как твои дела, приятель? – спросил у него Колен. – У тебя есть все, что нужно для учебного года?
Жоэль покраснел. А поскольку лицо его составлено из лоскутов разной кожи, результат весьма впечатляет.
– Ладно-ладно, простите. Просто ситуация меня бесит. Моя сестра хотела девочку, но из-за цен на тауму собрать ее не удалось.
Собрать девочку.
Я сдержал дрожь и изо всех сил постарался не представлять себе, как семейство личей ищет нужный материал среди трупов детей-полночников, чьи родители не имели средств на покупку места в вампирской крипте.
Я выхватил листок с инструкцией из рук Колена и стал разбираться с формулировками.
– Ты уверен, что не нужно подождать, пока приедет твоя сестра? – спросил Жоэль. – Эта штука стоит целое состояние!
У меня задергалась щека. Лучше умереть.
Я пожал плечами, демонстрируя уверенность.
– Ничего, я справлюсь. Она говорила, это совсем просто. Если не так, разве продавались бы такие наборы, а?
– Это ты так говоришь, потому что не видел, чем кончился первый опыт Самии с тинктурами[10] в прошлом году. Между тем они тоже продавались в виде набора.
Я пропустил его слова мимо ушей. Мой огонек – мой собственный выбор.
– Помяни гарпию… – пробормотал Колен, оглянувшись.
– Ребята! Ребята, ребята, сюда, СЮДА-А-А!
Самия подлетела к нам, воздевая руки под немыслимыми углами.
– Что?! – разозлился Жоэль, в которого она сразу вцепилась и принялась трясти. – Черт побери, ты всегда была такая зануда? Я что-то не припоминаю.
– Ты бы заткнулся! Вы ушли слишком быстро, вы все пропустили!
– Что пропустили?
– Из Полночи прибыли санитары, чтобы забрать раненых, с ума сойти!
– Откуда вдруг санитары? – спросил Колен.
– Были раненые? – одновременно спросил я.
– Ну да! – воскликнула сильно возбужденная Самия, широко улыбаясь. – Там с ума сойти можно, демон снес напрочь стену столовой, представляете?!
– Но почему он это сделал?
– Она, – поправила Самия. – И я не знаю, что с нею сделают. Похоже, какой-то парень наступил ей на ногу, а она разозлилась.
– Ну как же, конечно, не иначе как парень ее раздавил, – пробурчал Колен явно невпопад.
– Ах, так это меня вы называете занудой?!
– Ты говорила о раненых, – перебил я их. – Много?
Самия в последний раз погрозила Жоэлю кулаком и повернулась ко мне.
– Не знаю, в любом случае санитаров Полночи вызвали в первый раз. Там были такие хорошенькие, и… ЭЙ, НОЭМИ, ПОДОЖДИ!!!
Она сделала полуоборот и, оборвав рассказ на полуслове, растворилась в потоке учеников, выкрикивая имя вампирки, которая, я уверен, пыталась от нее улизнуть.
– Гарпии – это нечто, – поморщился Жоэль.
– По-моему, она миленькая, – заявил Колен.
– Угу, вижу, что от твоих глаз мне пользы не будет. Они явно подслеповаты!
Колен показал ему язык; Жоэль, как мне кажется, от этого зрелища не в восторге.
– Не дури, – парировал сирен. – В любом случае, я решил, что женюсь на волчице.
От удивления я уронил чашу, к счастью, еще пустую.
– Прости, что?!
– Я на ней женюсь, – повторил он.
– Эй, друг, – скривился Жоэль, – Ты ее даже толком не видел!
– Нет, я предчувствую: это та девочка. Единственная волчица в Полночных школах. Она – для меня.
– Откуда ты знаешь, что единственная? – процедил я сквозь зубы, смущенный тем, с каким пылом он упоминает мою родовую врагиню.
– В Полночные школы не принимают только сфинксов и оборотней. Если она здесь, значит, она – исключение из правил. Если она исключение из правил, значит, она – исключительная. А если она исключительная, значит, она – для меня!
Ну вот, мы потеряли Колена.
– Признавайся: затеваешь какую-нибудь глупость? – забеспокоился Жоэль.
Колен рассмеялся.
– Глупость? Ну вот еще! Посмотри на меня.
– Мне достаточно того, что я тебя слышу, – отрезал Жоэль. – И то, что я слышу, звучит как-то не очень здорово.
Сирен не смутился, но ограничился лишь загадочной улыбкой уголками губ. Жоэль, кажется, поверил ему наполовину.
Я, со своей стороны, решил сосредоточиться на творении огонька, и вскоре мы все трое опустились на колени перед низким столиком, чтобы пораскинуть мозгами и понять, как это делается.
– Положи цветок перед камешками, – советует Колен.
– Да, но тут четко сказано, что цветок должен лежать на камешках.
– Кстати, обрати внимание: ты их выложил в неправильном порядке!
– Ах, значит, еще и какой-то порядок должен быть?
– В магии все имеет порядок, – с мягкой насмешкой поучает меня Колен, – смысл и причину.
– Спасибо, великий Штрумпф[11]!
– Великий кто?
Я покраснел.
– Да ладно, никто. Спасибо.
– Странно, что ты до сих пор не обзавелся своим огоньком, – заметил Жоэль.
– Почему же?
Он поставил локти на стол и подпер кулаками подбородок. Из-за этого рот у него слегка растягивается и становится наконец правильным.
– Ну, не знаю. Просто ученики, у которых есть средства, сотворяют себе компаньона намного раньше.
Я попытался всунуть сухой лепесток в пестик маргаритки, знававшей лучшие дни.
– Ага, понятно: у тех учеников нет такой мамаши, как моя.
Жоэль морщится, я вздыхаю. Выйдя замуж за моего отца, мать рассорилась со всем своим семейством. А когда родились мы, Сюзель и я, это возбудило такое любопытство в вампирском сообществе, что наши родители предпочитают избегать в доме каких-либо напоминаний, даже косвенных, о Полночи. Единственное исключение – Улисс, которого мать сотворила еще в юности; он так же неотъемлемо принадлежит ей, как ее глаза цвета галактики. Я знаю, что на стороне Полночи у нас есть родня: родители матери и вдоволь теток, дядьев, кузенов и кузин. Но мы с ними никогда не виделись.
Иногда матери приходится навещать их, но только по делам: моя семья владеет одной из самых больших сетей частных крипт Полночи, и родичам не удалось отобрать у матери ее наследство. Однако возвращается она в таком подавленном состоянии, что ни Сюзель, ни я никогда не осмеливались расспросить ее.
И каждый раз, когда мы хранили молчание, а вопросы наши оставались за стиснутыми зубами, пропасть, разделяющая нас с матерью, еще больше углублялась. Порой я опасаюсь, как бы однажды разрыв не стал таким большим, что мы больше не сможем преодолеть его.
– Вот как! – откликается Жоэль, хлопнув меня по плечу так, что я подпрыгнул. – Похоже, вампирские мамаши способны даже медведей заставить плясать. Сочувствую.
Я издал вымученный смешок и поправил очки на носу.
– Не переживай, на самом деле мне жаловаться не на что. Ладно, давайте вернемся к огоньку.
– Как же так, тебя не тянет поделиться с нами своими детскими травмами?
– Знаете, у меня хватило бы таких тем на тысячу разговоров, – встревает Колен с кривой усмешкой.
Мы рассмеялись и снова сосредоточились на компонентах набора.
Это настоящая головоломка: нужно соблюдать последовательность действий, порядок раскладки камней, учитывать соленость воды, мое расположение в комнате относительно сторон света, со сдвигом в сторону Полночи. Для этого потребовалось бы усвоить полный курс наук, и только такой дурак, как я, мог принять на веру слова Сюзель, что все сводится к цене покупки. Да уж, для нее-то все просто. Все просто, когда в предмете разбираешься.
Однако наконец я со всем справился. Мне осталось лишь бросить крупицы таумы в бамбуковую чашу, чтобы магия заработала.
– Ну, давай, Симеон, – подбадривает меня Колен. – Наслаждайся!
Затаив дыхание, я открываю пакетик с таумой и высыпаю три блестящие частицы на состряпанную нами сероватую смесь.
И ничего не происходит.
– Волосок джинна тут бы не помешал, – первым прервал молчание Жоэль.
Колен ткнул его со всей силы локтем в живот, едва не отправив лича в нокаут.
– Ты чего? – возмутился Жоэль.
– А того, что ты предлагаешь запрещенный способ!
– Ох, да не волнуйся ты так. Я же не предлагаю жениться на девочке, с которой виделся три секунды в коридоре. Просто добавить несколько кусочков, чтобы придать силу формуле.
– Это шаманизм, – буркнул Колен. – Промашка вышла, Жоэль, это категорически запрещается.
– Несколько кусочков? – переспросил я, испытывая любопытство и легкую тревогу из-за того, что реакция в смеси не начинается.
– Ага! – оживился Жоэль. – И никаких забот, да-да! Все великие таумурги так делают. Волоски джинна – чтобы усилить действие стихийных заклинаний, яд вампиров – для лечебных зелий или для ядов. Ус дракона – чтобы подзарядить папочкино орудие, а чешуйка сирены – для привле…
– Хватит! – перебил его Колен.
Жоэль с насмешливым видом вскинул руки вверх.
– Все-все, не буду. В любом случае, если вам понадобится что-нибудь этакое, у моего кузена есть что продать.
– Твой кузен? – переспросил я. – Это тот, которого гоблины взорвали?
– Он самый, – весело подтвердил Жоэль.
Конечно, такое решение не годится, и я на грани паники. Я слушаю, как препираются Жоэль с Коленом, будто они на расстоянии нескольких километров от меня. Неужели я просадил почти весь свой бюджет ради месива из трав Полночи?!
Вдруг один из камешков с громким бульканьем выскочил на поверхность, и нервы мои сдали. Но как только я протянул руку, чтобы взять чашу и выбросить ее в мусорное ведро, что-то начинает происходить.
Сначала сквозь комковатую смесь пробивается лучик света.
Потом поверхность начинает пузыриться все сильнее и сильнее.
И наконец какой-то плотный предмет поднимается над чашей как фантастическая поганка.
Все расступились с возгласами восторга, любуясь зрелищем, которое длится добрых двенадцать секунд. А потом вдруг… больше ничего.
Под аплодисменты собравшихся в комнате учеников я приблизился к чаше и заглянул в нее.
– Гмм… – с сомнением протянул Колен. – Это что за штука?
Кошмар, какой-то кошмар!
Я не увидел маленького огненного шарика, столь милого моему сердцу.
Нет первой встречи, нет любви с первого взгляда, нет неразрывной связи и уж не знаю чего там еще.
Ничего нет. Потому что я сотворил лужицу слизи.
Все просто.
Жоэль у меня за спиной захохотал и не смог больше сдерживать грубость, давно вертевшуюся у него на языке:
– Теперь будем знать, что в глубине души ты пузырь!
Реплика завершилась воплем «Уййй!», и я понял, что Колен сделал личу больно, за что я благодарен сирену.
– Давненько уже не видел ничего подобного, – произносит голос у меня за спиной.
Я вздрогнул, обернулся и оказался лицом к лицу с блуждающим огоньком волчицы. Боже, какой же он здоровый, с мою голову величиной!
– Чего?!
Это все, что мне удалось сказать, учитывая, что 1) этот здоровый шар ко мне приближается и 2) он разговаривает?!
– Счет 10/10 в пользу вампира, – хихикает шар.
Я не успел ответить: голос полночницы прогремел на всю комнату.
– Скель! – рычит она. – Ко мне!
Шар испускает печальный вздох и закатывает глаза.
– Внимание, мамочка-волчица явилась, – шипит он, вертясь вокруг своей оси. – Иду-иду! Но сначала…
Скель ринулся к чаше, где лежала бесформенная кучка слизи. Не успел я поднять руку, чтобы его удержать, как он нанес ужасный удар трупику моего дружка, разразившись садистским гоготом, и у меня потемнело в глазах от ярости.
Я бросился на него, но волчица успевает раньше. Она ловит своего огонька и прижимает к себе.
– Только тронь его, и я порву тебе глотку! – угрожающе шипит она.
Гнев душит меня; я бросаюсь к волчице, стиснув кулаки.
– А если он еще раз приблизится ко мне, я его утоплю!
Скель спрятал голову в ладонях хозяйки и показал мне язык.
Волчица уставилась на меня, и я понимаю, что ненависть, горящая в ее желтых глазах, это отражение ненависти, которую она читает в моих. Уж будьте уверены, до конца нашей учебы я не позволю ей устраивать такое.
Она капитулирует, отворачивается, и я неожиданно становлюсь героем дня. Жоэль и Колен хлопают меня по плечу и тормошат, ученики поздравляют с тем, как я классно осадил волчицу. Тот факт, что Колен спустя минуту ускакал за нею, не испортил чудесного момента.
Тогда-то до меня дошло, что я сделал. Я замахнулся на элементаля ВОЛЧИЦЫ-ОБОРОТНЯ! Оборотни охотятся на вампиров. Они их даже едят, если то, что мне рассказывала мать, правда.
А волчица пригрозила порвать мне глотку, или мне это приснилось?! Ох, незадача… Она пообещала меня убить, а я с ней играл в гляделки. «Кто первый сморгнет, тот проиграл». Я умру. Все умрут. Я хочу домой…
– Симеон? – окликнул меня Жоэль.
– Что?
– Погляди-ка! – он указывает на чашу, забытую на столе.
Из нее струился зеленый свет, и моя паническая атака мгновенно прошла.
Две светящиеся ручки, малюсенькие, меньше мушиного крылышка, более драгоценные, чем бриллианты самой чистой воды, ухватились за край сосуда.
Зачарованный, я упал на колени, не спуская глаз со стола.
Язычок зеленого пламени вырос наверху круглого тельца – мой огонек потихоньку пробуждался.
Он зевнул, и у меня дух захватило от такой прелести. Он как котенок, но в двести раз очаровательнее.
Сначала открывается один глазик, невероятно синий. Потом другой. Он немножко косит, но, моргнув несколько раз, выравнивается.
Я улыбаюсь во весь рот и шепчу:
– Рад тебя видеть, Кальцифер, меня зовут Симеон.
Глава 5
В то утро я проснулся с трудом.
Это не удивительно, если учесть, что обычно в этот час я только ложусь и что я, конечно, не потрудился заранее изменить расписание сна, потому что «мне это не нужно, я буду сам решать». К тому же сегодня начнутся занятия, а это немного напрягает. Я смотрел, как Жоэль и Колен выпрыгивают из постелей, и Колен тут же валит Жоэля на пол, потому что тот по привычке хотел открыть ставни; и я сказал себе: вот она, настоящая жизнь.
Я нащупал очки на ночном столике, насадил их на нос и протер по контуру. Телефон подмигнул мне, но я воздержался от просмотра своих любимых сайтов. Полночная школа – надежное средство от интернет-зависимости. Дело, прежде всего, в том, что таума плохо сочетается с электричеством, и в школе нет соответствующего оборудования. Сохранить заряд батарейки важнее, чем ходить по социальным сетям.
После взрыва в столовой и сотворения Кальцифера администрация в лице Огюстена явилась как ни в чем не бывало, чтобы объявить, как нас распределили по комнатам на этот год. Он остался абсолютно глух к нашим страхам как насчет инугами, так и, к моему большому удивлению, насчет волчицы.
– Я только что видела, как она напала на огонек этого мальчика, вон там! – выкрикнула какая-то девочка, указав на меня пальцем. – И она угрожала перегрызть ему горло!
– Это правда, я сама слышала! – добавила другая. – И вы хотите, чтобы я жила с ней в одной комнате?! Ни за что в жизни!
Огюстен уклонился от ответа, выдал нам списки на поселение и посоветовал разобраться самостоятельно. Следующие три часа выдались самыми анархическими в моей жизни (но и самыми приятными тоже, ведь в кармане моего блейзера спал Кальцифер). Каждый старался занять комнату подальше от туалетов, от которых пованивало, что администрация объясняла пожатием плеч и фразой: «Увы, трубы старые». Одни ученики желали поместиться вшестером, а не вчетвером. Другие отказывались соседствовать с некоторыми видами полночников. Одна девочка просила помочь ей установить этажерку, которую ее мать оставила у входа в школу.
Полный хаос.
Наконец все как-то утряслось. Когда четверки были сформированы, нас выстроили в комнате отдыха. Дортуары девочек – направо, мальчиков – налево. Девочке с громким голосом поручили вести обратный отсчет, и «Голодные игры»[12] дортуаров начались.
Народ сцепился в коридоре, без удержу работая кулаками, локтями и коленями. Честно, я даже слышал звуки плача. Жоэль, развивая потрясающую скорость, перепрыгивал через учеников и уклонялся от ударов, хохоча, как гиена. Колен держался прямо за ним, прикрывая руками лицо, явно опасаясь, как бы его не задели и не повредили. Я же, тащась у них в фарватере, веселился как никогда, прижимая руками карман, чтобы защитить моего новорожденного огонька.
Нам не удалось отхватить себе комнату в глубине коридора: некоторые учащиеся оказались шустрыми, как олимпийские спринтеры, но в целом мы неплохо устроились. Во всяком случае, никакие подозрительные ароматы нас не беспокоили.
Я обвел еще сонным взглядом спартанскую обстановку: четыре кровати, разделенные шкафчиками размером с этажерку. Четыре узких письменных столика. Окно, прикрытое черной непрозрачной вуалью. Вчера нам предложили принять буку по имени Мартиаль, у которого здесь не было знакомых, но после краткой встречи в комнате отдыха мы с ним больше не пересекались. Должно быть, он нашел себе другое место.
– Ну что, ребята, началось! – воскликнул вдруг Колен, потянувшись.
Мы дружно рассмеялись. Начало учебного года – законный повод для тревоги, и мы радовались, что перешагнем этот порог не в одиночку.
– Надеюсь, тут будут красивые девочки, – проворковал Жоэль, натягивая блейзер. – И не вздумайте сказать, будто личи испорченные.
Ну конечно. Опять о девочках. Я чувствовал себя чуточку не в своей тарелке, потому что эта тема не возглавляет мой список приоритетов в настоящее время. Сначала – диплом. Потом – самостоятельность. И наконец – слава. И уж там, в весьма отдаленном будущем, гипотетически – подружка.
– Ты представишь нас сестре, Симеон? – спросил Жоэль со своей кривой усмешкой.
– Она настолько хороша? – удивился Колен.
– Что да, то да, – ответил Жоэль. – И ты еще пожалеешь, что увязался за волчицей, поверь мне.
– А может, и нет, – хмыкнул я. – Иметь дело с Сюзель я не пожелаю и злейшему врагу.
– В худшем случае у нас всегда будет под рукой Колен в качестве загонщика, – подхватил Жоэль. – Согласен, красавчик?
Жоэль бросился на сирена и ткнул кулаком в голову. Колен хохотнул и, легонько оттолкнув его, поправил сбившийся воротник.
– Мне очень жаль, друзья, – вздохнул он. – Но очарование сирен принадлежит только сиренам.
– А я с тебя соскребу чешуйки в душевой, ты ничего и не заметишь.
– Сделаешь это – я тебе серенаду спою!
– Ой-ой! – ухмыльнулся Жоэль и подмигнул.
– Неужели тебе достаточно принять душ для трансформации? – вмешался я в их обмен репликами по дороге в столовую.
Снаружи ярко светило солнце, и мне приходилось то и дело отдергивать защитную вуаль, которая лезет мне в рот, когда я говорю.
– Не переживай, – засмеялся Колен. – Ты не в моем вкусе, маленький вампир. И потом, я хожу в душевую по особому расписанию, отдельно. Распоряжение дирекции!
В столовой обстановка лихорадочная: к нам присоединились ученики второго и третьего курсов. Возле взорванной стены хлопочут рабочие, из-за них в коридорах не протолкнуться, а в зале невероятная сутолока.
Я оставил Жоэля с Коленом, которые пытались пробиться к шведскому столу, расталкивая толпу локтями, и направился к стойке с сангинадами. Не стану лгать: с точки зрения питания быть вампиром так же интересно, как провеивать рис на триере[13].
Когда я потянулся, чтобы снять бутылочку с полки, две руки вдруг ухватили меня за складки на боках, изящно именуемые ручками любви, и кто-то прямо в ухо крикнул: «Бух!». Я вздрогнул и приложился головой к стеклу стойки. В ярости обернулся – и увидел сестру.
– Посмотрел бы ты на свою голову! – насмешливо бросила она. – Черт, я никогда не устану тобой любоваться. Ладно, теперь пусть мой ученый братец скажет, как прошел первый день в школе.
Она пригладила воротничок моей рубашки, лукаво улыбаясь, и я чертыхнулся, заметив, что она приподнялась на цыпочки, чтобы таким образом унизить меня своим высоким ростом.
– Привет, Сюзель, а ты не хочешь пойти посмотреть, нет ли меня где-то в другом месте?
Она взяла меня за плечо и, подталкивая, заставила пройти через зал. Другой рукой она прижимала к животу пачку флаеров чрезвычайно агрессивной расцветки – ядовито-зеленых с оранжевым – и раздавала их, переходя от столика к столику.
– Фу-у, ну же, Симеон, сколько можно злиться? Что, по-твоему, я должна была сделать – оставить тебя испечься в поле?
Я вывернулся из захвата и метнул в нее убийственный взгляд.
– У тебя были и другие возможности, кроме этих двух, Сюзель.
– Были, но не лучшие. Прекрати дуться, это несерьезно! Здесь хорошо, ты попал в Полночную школу, так пользуйся этим! И кончай дуться на меня, это… Ох!
Она умолкла, потому что Кальцифер высунул из кармана кончик носа.
– Ты… ты сам сотворил себе огонька?
Я почесал своего элементаля под подбородком.
– Верно подмечено, капитан Очевидность!
– Пришлось основательно потрудиться?
Я решил соврать, чтобы ей неповадно было.
– Ничуть. Как ты и сказала, проще некуда.
– И как же зовется этот маленький покоритель сердец?
Я не смог удержаться от улыбки. Она все-таки умеет сказать, тут не поспоришь.
– Кальцифер[14].
Печаль, затуманившая лицо Сюзель, растаяла, и она рассмеялась.
– И почему я не удивлена? Это же мой маленький умный братец, как всегда!
Она обхватила мою голову за ушами и, смеясь, покрутила ее туда-сюда. В одно мгновение горечь двух последних недель прошла. Но я не хотел прощать сестру слишком быстро.
– А что это у тебя? – спросил я, выхватив один флаер у нее из рук и наскоро просмотрев.
– Приглашения на Хэллоуин! – похвалилась она.
Я скривился. Сюзель вздумала использовать для описания Хэллоуина и прочей информации, типичной для Полдня, безупречно четкий алфавит Полночи. Когда-нибудь страсть этой девочки к совершенству меня доконает.
– Дирекция в курсе, что этот праздник не привился в здешней части мира Полдня?
Сюзель, пропустив мое замечание мимо ушей, озаряет столики одной из своих улыбок экстра-класса. В глазах слушателей загораются искорки, они расхватывают флаеры.
– Не болтай глупостей, – одернула она меня. – Это прекрасный повод, для того чтобы дать полночникам распробовать удовольствия Полдня, тебе не кажется?
– Ну-ну… Значит, ты насмотрелась американских сериалов и пользуешься неведением администрации, чтобы подсадить народ на свое увлечение?
Сюзель только рассмеялась. Я засунул один флаер в карман.
– Давай о другом! Удалось тебе попасть в спокойную комнату? – поинтересовалась она. – Вампирам не так-то легко угодить, когда речь идет о совместном проживании.
– Все в порядке, кстати, это мои товарищи, – уточнил я в надежде, что она оставит нас в покое.
Куда там!
Сюзель выбирает самую милую улыбку из своего арсенала и усаживается рядом со мной, лицом к Жоэлю и Колену, которые сидят с раскрытыми ртами.
– Мне кажется, или я тебя знаю? – спрашивает она у лича, нахмурив брови.
– О, понимаешь ли, такие черты лица, как у меня, можно часто встретить, – отвечает Жоэль.
– Которые из черт ты имеешь в виду? – усмехается Сюзель.
Жоэль веселится. Колен веселится. Сюзель веселится.
А я стал невидимкой, как и всякий раз в ее присутствии. Храня гневное молчание, я пил сангинаду, а сестра, как всегда, сконцентрировала на себе внимание окружающих. Мне бывает почти больно смотреть, как все встречные рано или поздно начинают принимать корм из ее рук.
И нами дело не ограничивается. Подошел Финеас, лич со второго курса, и предложил Сюзель свое сердце в буквальном смысле и чтобы она пошла вместе с ним на хэллоуинскую вечеринку; Жоэль его прогнал, ударив ногой по заду; девочка принесла сестре бутылочку сангинады с сиропом из роз (ее любимую), украшенную прелестным бантиком из шелковой ленты; потом нелегкая принесла двух остроухих мальчишек, которые тут же умчались прочь, раскрасневшиеся с ног до головы. К счастью, дефиле влюбленных, которых отшивала моя сестра, наконец завершилось, когда в свою очередь приблизился Огюстен.
– В администрации есть вакантный пост, – сообщил он. – Тебя это еще интересует?
Сюзель подскочила на месте и немедленно приняла предложение. Огюстен, казалось, вот-вот воспламенится: щеки его приобрели карминовый оттенок, а уши стали почти фиолетовыми. Перед уходом Сюзель толкнула меня локтем и подмигнула:
– Удачи тебе на первый день. Ты знаешь, где меня найти, так ведь, малыш?
Я фыркнул в ответ, и она удалилась, посмеиваясь. Тупо уставившись на ближайшую стенку, я готовился к граду вопросов, который должен был посыпаться, как только она переступит порог столовой.
Пять, четыре…
– Она крута, – выдохнул Колен.
– Погоди, ты еще самого лучшего не видел, – предупредил его Жоэль.
Три, два, один!
– Ох, чертовщина! – Колен резко вскочил, опрокинув тарелку с молочной кашей на стол. – Это розыгрыш?!
Я вздыхаю и, наконец, поворачиваю голову. Снаружи, во дворе, под ярким солнцем порхает Сюзель, широкая улыбка растекается по ее идеальному лицу. Я ее ненавижу. Я чувствую, как Колен глядит на меня, и остро осознаю разницу между собою и сестрой. Мои угри, мои очки, моя тучность и вуаль, прикрывающая спину.
Но Колен ничего больше не сказал, сел, промокнул салфеткой лужицу молока, а потом принялся увлеченно грызть яблоко.
– А я все-таки предпочел бы волчицу, – признался он Жоэлю.
Это нелепо, но у меня словно гора свалилась с плеч.
Мы открыли листки с расписанием, в котором дыр больше, чем в швейцарском сыре. У нас оставалось десять минут до первой встречи с нашим главным преподавателем, Фейлу, который будет читать нам курс таумической бухгалтерии и географию Полночи. Далее по расписанию: два часа естественных наук Полночи, два часа на обед, час полночных языков, час введения в гоблинский язык, час самостоятельных занятий и два часа математики. Вот уж точно понедельник – день труда.
Вдобавок мой телефон завибрировал и пришло сообщение от матери, она интересовалась, как прошла моя первая ночь. Вздохнув, я начал писать ответ, и тут Колен полюбопытствовал:
– Мне дома рассказывали о технологиях Полдня. Эта светящаяся штуковина имеет к ним отношение?
– Эта? Да! Это мой телефон.
– Твое что?
Жоэль в свою очередь тоже достал телефон, и последние свободные минуты мы потратили на то, чтобы объяснить Колену, как работает мобильник. Когда я показал ему функцию фото, в частности селфи, он прервал меня и прошептал со странным блеском в глазах:
– Я это хочу!
– Дорого стоит, – предупредил его Жоэль.
– Мне. Он. Нужен.
– В городе есть магазин секонд-хенд, где можно купить подержанный, – сообщил я друзьям. – У тебя есть евро?
– Чего? – скривился Колен.
– Местная валюта. Ну, я уже понял, что у тебя их нет. А я даже не знаю, можно ли обменять деньги в школе.
– Нельзя, – Жоэль хихикнул. – Наша администрация заботится только о том, что не выходит за пределы ограды заведения. Но я знаю, где можно обменять что хочешь после занятий.
У меня возникает дурное предчувствие. И оно подтверждается.
– У моего кузена! – добавляет Жоэль.
Чтоб он был неладен!
Глава 6
– Кто-нибудь видел Кавеха? – спрашивает преподаватель, закончив перекличку. – Кавеха Бахмана? Из народа хома?
В классе тишина. Нас тут сорок пять, и у нас не было пока времени запомнить все фамилии.
– Ну что же, – вздохнул профессор[15]. – Видимо, он опоздал к открытию портала. А теперь мы с вами…
– Он был вчера, сударь, – перебил его мальчик, сидящий в первом ряду. – Его подселили к нам в комнату.
– Кавеха Бахмана?
– Ага, высокий такой парень, черноглазый. Супермилый, он нам помог донести еду до стола.
– Значит, вы его забыли утром в столовой?
По классу прокатились смешки, профессор легко выпрямился, без сомнения довольный тем, что ученики оценили его юмор.
– Нет, вчера вечером он не пришел спать, и мы его не нашли.
Фейлу посерьезнел. У него черная борода и шрам на голове, и, чтобы компенсировать свою заурядную внешность, он нарядился в рубашку горчичного цвета и белые джинсы, отчего у меня в глазах рябит.
– Подойдете ко мне после урока, – приказывает он.
– Хи-хи-хи, погляди-ка на него, – шепчет Жоэль, ткнув меня локтем. – Он пробует съесть карандаш!
Прервав созерцание нелепого костюма препода, я повернулся и обнаружил блаженную улыбку на физиономии лича. Я понял, что он говорит о Кальцифере, еще не взглянув на своего огонька. Жоэль мгновенно проникся к нему нежностью и даже похитил сегодня утром из общей душевой махровую рукавичку, чтобы я мог устроить для малютки гнездышко поуютнее в моем пенале.
Пенал я положил посередине стола, за которым мы с Жоэлем сидим на нашем первом уроке, потому что прятать Кальцифера, когда глаза лича светятся любовью, было бы жестоко.
Я улыбнулся, увидев, что Жоэль сказал правду. Мой малыш Кальци с энтузиазмом грызет кончик карандаша, и тот уже начинает опасно дымиться.
– Итак! – бодро провозглашает наш Фейлу. – Предлагаю вам без дальнейших проволочек приступить к изучению программы: она довольно плотная, а первые контрольные не за горами.
Класс дружно вздохнул. Я-то готовился месяцами. Мать еженедельно устраивала мне проверки, и я стал закаленным воином опросов.
– Знаю-знаю! – попытался нас утешить Фейлу. – Не пугайтесь, мы здесь для того, чтобы содействовать вам. А теперь кто может мне сказать, что такое таумическая бухгалтерия?
Я заколебался. Можно было бы поднять руку и выказать себя всезнайкой. Заработать очки у профессора, извлечь пользу из многих часов подготовки. Но мысль о том, что нужно будет встать на глазах у всего класса, меня ужасала.
– Ах, вижу, вы еще робеете! (Смех в аудитории.) Сегодня это вам сойдет, но впредь вы должны будете стать решительнее. Так вот, таумическая бухгалтерия – это система организации измерения таумы для целей профессионального употребления, иначе говоря, это дисциплина, которая позволяет точно определять меру таумы, необходимую для различных формул и заклинаний.
Пустая болтовня.
Удивительно! Даже я, знающий, о чем он говорит, нахожу его объяснение слишком высокопарным и сложным. Таума стоит дорого. Мир Полночи вращается вокруг нее, бухгалтер обеспечивает правильное распределение и использование ресурса, вот и все. Впрочем, подобная карьера меня сильно соблазняет, хотя я знаю, что мою мать такая перспектива абсолютно не устраивает.
Что делает эту мечту еще более соблазнительной.
Я лелею честолюбивую надежду разработать компьютерную программу, которая крутилась бы на территории Полдня и позволяла частично автоматизировать расчеты, производимые на стороне Полночи вручную. Так я мог бы ловко извлечь выгоду из своего гибридного состояния человека-вампира. Но когда я несколько месяцев назад заговорил об этом с матерью, она взъярилась не на шутку. Тогда я продолжил учиться программированию тайком, поглощая в своей комнате книги о тауме, которые Сюзель приносила мне из библиотеки. У меня уже есть первый прототип программы, и она работает отнюдь не плохо.
– В этом году, – продолжает Фейлу, – мы ознакомимся с различными параметрами, которые следует учитывать при расчетах таумы. Лунные циклы, ритм приливов и отливов, теллурические линии. Кроме того, профессор Дедекен научит вас усиливать таумический заряд ваших формул при помощи растений и отваров.
– Видишь, – прошептал Жоэль, похлопав по спине Колена, сидящего впереди нас. – Я не так уж и промахнулся, когда говорил про волосок джинна!
Колен обернулся и сердито глянул на нас:
– Есть чертовская разница между отваром ромашки и куском уха!
– Только не для личей! – хихикнул Жоэль.
Я содрогнулся. Жоэль пообещал познакомить нас после уроков со своим кузеном и другими личами, чтобы Колен обменял деньги и мог купить телефон. И хотя я с волнением предвкушаю встречу в первый же день учебы, по сути, с маргинальной группировкой, но остаюсь, между нами будь сказано, все тем же трусишкой, который так ценит покой и безопасность.
Прогулка по подвалам школы ради встречи с личами, которые торгуют кусочками полночников, довольно сильно отличается от моего привычного вечернего отдыха: диван – фильмы «Нетфликс» – закуска.
Но уже поздно отказываться, иначе меня сочтут слабаком. А я уже основательно привязался к маленькой компании и не рискну ее потерять только потому, что у меня поджилки трясутся. Мы на удивление хорошо поладили, Колен, Жоэль и я. Сегодня утром многие ученики, старые товарищи Жоэля по первому курсу, пришли в столовую, чтобы повидаться с личем. И когда он предпочел остаться с нами, а не уйти с ними, я успокоился.
Кроме того, после нашей утренней встречи Сюзель категорически мне посоветовала не сходиться слишком близко с личами, если не хочу нажить себе врагов. Раз она этого не одобряет, тем лучше.
Лекция тянется бесконечно, и я отпускаю свой взгляд вместе с разумом побродить по залу.
С потолка свисают во множестве трубки, внутри которых кружатся светлячки, изливая рассеянный свет – окна здесь, понятное дело, заложены. Учитывая присутствие в классе вампиров, это минимальная мера безопасности, доступная в школе. Притом жители Полночи привыкли к полумраку, и он им не мешает. Кроме того, многие ученики выпустили своих блуждающих огоньков, как они, без сомнения, делают у себя в мире Полночи, и те переливаются всеми цветами радуги.
Это даже красиво. Совершенно непрактично для такого неполноценного полночника, как я, ведь я лишен ночного зрения. Но красиво.
В глубине помещения я замечаю крупный силуэт Прюн; великанша сидит на стуле сгорбившись, и все равно она больше и массивнее всех учеников. Я задумался над тем, как ее устроили в дортуарах. Я искренне надеюсь, что ей не пришлось ложиться в такую же кровать, как в нашей комнате: она разломала бы это ложе в щепки. И тут странный холодок сковывает мой затылок.
Забыв об осмотре помещения, я стал оглядываться в поисках источника угрозы. И быстро определил его. Прямо перед великаншей я заметил пару светящихся глаз вроде кошачьих, уставившихся на меня.
Эйр, волчица-оборотень. И с ее плеча Скель, блуждающий огонек, тоже пристально смотрел на меня.
Долгая дрожь пробежала по хребту, и я резко отвернулся.
Теперь предстоящая вечером встреча с личами меня даже радовала: все лучше, чем испытывать на себе такие взгляды; а день будет долгим…
Я подозреваю, что над планом подземелий Полночной школы работали египетские архитекторы эпохи Древнего царства, потому что подобная путаница коридоров, пандусов, тупиков и странных узких лестниц была бы немыслима нигде, кроме как внутри великих пирамид.
Правда, маловероятно, чтобы грабители гробниц сунули свой нос сюда. Я поглядываю на Жоэля. Здесь личи как бы заменяют грабителей гробниц.
– Ты не заблудишься? – спрашивает Колен.
Лич смеется, отчего фонарик в его руке прыгает.
– Я знаю эту зону как свой карман, не напрягайся. Ну вот! Вон там каморка консьержа.
Мне любопытно, но вглядываться не имеет смысла. Я вижу в темноте ничуть не лучше крота с завязанными глазами.
– Это правда, что у нас консьержем служит гоблин? – вздрагивает Колен.
Жоэль сердито подтверждает этот факт. Я напрягаю слух в надежде услышать лязг металла, но, увы, в подземелье царит тишина. Жаль. Я еще никогда не видел гоблинов, и назвать мое возбуждение нетерпением – то же, что определить Тихий океан как лужу воды.
Дело, видите ли, в том, что только у двух разновидностей жителей Полночи нет таумы, и они не меняют свой истинный облик, переходя в мир Полдня.
Огры, равно тупые и опасные, эдакие шкафы, состоящие на девяносто процентов из мускулов, обтянутых желтоватой кожей, а клыки у них такие, что самый крепкий кабан позеленел бы от зависти. Размеры их черепа обратно пропорциональны мускулатуре, то есть мозги не больше горошинки и вмещают лишь одну мысль: когда можно будет перекусить. В качестве закуски им вполне сойдет и какой-нибудь зазевавшийся полночник, если сумеют поймать. В общем, никто не жаждет встречи с огром, как в Полночи, так и на стороне Полдня.
Зато гоблины гораздо более цивилизованны. Даже, может быть, слишком: инженерия – их религия, научные исследования – их кислород, и только они знают, как извлекать тауму из горной породы, они же ее очищают и продают по всей территории Полночи. Это гении, заключенные в тело…
– Пришли! – воскликнул Жоэль, прервав мои размышления.
Он провел нас вниз по нескольким узким лестницам; сырой воздух прилип к коже, как паутина. Меня передернуло.
– Личи тут параллельно со школьными занятиями занимаются коммерцией, – продолжает нас просвещать Жоэль, голос его звучит глухо: каменные стены поглощают звук. – Но нужно знать, где их найти!
– А ваши клиенты никогда не терялись в коридорах? – с опаской спрашиваю я.
Жоэль обернулся ко мне с улыбкой, на его лоскутном лице играют тени; я с трудом сглотнул.
Когда мы наконец добрались до цели, нас окутало облачко дыма, исходящего из электронных сигарет четырех личей, рассевшихся на складных стульях. Диодики сигарет тускло светили сквозь подозрительно пахнущий туман, а из портативной колонки сыпалась, как град, психоделическая музыка.
– Жоэль! – воскликнул один из личей, когда мы пробились через дымовую завесу.
– Люка!
Наш товарищ обнял кузена и принялся хлопать его по спине, они походили на двух гогочущих индюков, но явно были рады встрече. Тяжесть, давившая мне на плечи, исчезла.
– Ты нашел зарядник для USB, который я тебе оставил? – спросил Люка.
– Еще бы! – одобрительно отозвался Жоэль. – Попозже вечером мы пойдем гулять в город, и я заряжу свой телефон в кафе. Но меня это основательно выручило сегодня! А кстати, – Жоэль обернулся и взмахом руки пригласил нас вступить в разговор, – Люка, познакомься, это Симеон и Колен. Симеон, Колен, представляю вам Люка, моего кузена и заодно самого пробивного лича в школе!
Мы вежливо поздоровались, но я изо всех сил старался не глядеть Люка в лицо. Казалось, словно половина его физиономии расплавилась. Это меня встревожило.
– Что же это вы, молодежь, первый день в школе, и уже надумали завести сомнительные знакомства? Хорошо быть молодым!
Жоэль рассмеялся и что-то прошептал на ухо кузену.
– Ты прикалываешься? – рассердился тот.
– Нет, говорю тебе, все точно.
Люка окинул взглядом меня и Колена, чуточку поколебался и сосредоточился на моей скромной персоне:
– Ты, значит, брат Сюзель?
Вопрос застал меня врасплох.
– Говорю же тебе, он парень что надо, – рассердился Жоэль. – Все хорошо, он не будет ябедничать.
– Твоя сестра – чертова зануда, – не соглашается лич. – Она тут интереса не имеет, нечего ей, святой недотроге, совать нос в наши дела, предупреждаю!
Как ни странно, его угроза окончательно развеяла тяготившее меня беспокойство. И именно потому, что я воспринял ее всерьез. Выражение лица и интонации Люка делали ее еще более убедительной.
Именно то, что не все в этом мире падают в обморок при виде Сюзель, странным образом меня утешает.
– Мне стыдно за тебя! – вспылил Жоэль.
– У тебя те же способности, что и у сестры? – спросил Люка.
Я отрицательно покачал головой.
– Хммм… Ладно. Я дам тебе сто евро в обмен на бутылочку с ядом, пойдет? Не нужно экономить на качестве, наоборот! И если ты можешь добыть яд у сестры, дам вдвое больше.
Ничто не могло бы смутить меня сильнее.
Каково это – знать, что яд моей сестры стоит на черном рынке в два раза дороже моего. Или признаться перед лицом приятелей и личей, что в пятнадцать лет мои вампирские клыки еще не прорезались. У Сюзель они показались в день, когда ей исполнилось десять, уже полностью готовые к действию, втягивающиеся и ядовитые. А мои… одно недоразумение…
– Ну… Ну, мы пришли сюда не из-за меня, – пробормотал я.
– Тогда ты-то кто, а? – Люка повернулся к Колену. – Сатир? Или, может, джинн?
– Я просто хочу поменять персеи на евро, – ответил Колен.
Люка подошел ближе и провел рукой по его плечу, чтобы пощупать блейзер. Нужно обладать потрясающим ночным видением, чтобы надеяться прочесть нашивку в окружающем полумраке.
– Oкей, – буркнул он. – Я вам даю по три евро за двенадцать персеев.
– Шутишь? – Я чуть не задохнулся. – Сейчас по курсу один персей идет за двенадцать евро!
– Да неужели? – ухмыляется Люка. – У тебя есть знакомый банкир, чтобы это подтвердить?
Я взъярился. Это же чистый грабеж, организованный бандитизм!
А Люка постучал пальцем по груди Колена, и хищная улыбка перерезала его лицо надвое.
– Сирен!.. – присвистнул он. – Тогда есть способ договориться по-другому, если пожелаешь. Ты мне даешь одну свою чешуйку, а я тебе выдам двести евро. Чешуйки сирен всегда пользуются спросом.
Колен с силой оттолкнул его и прожег взглядом.
– Я передумал, – буркнул он. – Это была неудачная идея.
– Погоди! Колен, постой! – вскрикнул Жоэль. – Люка, уродец, что же ты творишь!
Люка сделал еще одну затяжку из своего вейпа и выдохнул на нас облачко белого дыма с запахом клубники.
– Ну, хотелось попробовать, – вздохнул он. – Чешуйки сирен – большая редкость.
– Ты моего товарища обидел!
Кузен состроил гримасу огорчения и почесал свою мохнатую шкуру.
– Oкей, окей. Простите, я не думал, что он так плохо это воспримет. Ну, раз так, можем найти и другой выход. Ты не собираешься возвращаться наверх?
– А вот и собираюсь!
Глава 7
– Две плитки венского шоколада и мятный чай! – сказал я официанту. – И два брауни с макадамией.
Официант – ни улыбки, ни приветствия – удалился, и я едва удержался от смеха, заметив, с каким выражением Колен оглядывается вокруг, сложив губы сердечком. Мать не раз мне говорила, что в мире Полночи катастрофически не хватает роскоши и комфорта.
– Да, я думаю, что никогда не захочу возвращаться, – вздохнул Колен.
Жоэль кивнул с печальной улыбкой.
– Даже глупо говорить, что в Полночи все могло бы стать так же, если бы гоблины не захватили власть.
Моя улыбка увяла:
– Э, не увлекайтесь! Вы-то здесь как туристы, но и на этой стороне куча проблем. Войны, голод, изменение климата. От этого мира тоже смердит.
Я и вообразить не мог, что однажды буду кого-то утешать таким образом, но так уж получилось. Официант поставил на стол наши напитки и пирожные, и я сразу расплатился, чтобы он не появился второй раз у нашего стола и не пялился на лицо Жоэля.
Колен, который только что приобрел телефон, уже сообразил, что может сфотографировать свою тарелку.
– Зачем это тебе, а? – насмешливо спросил Жоэль.
– Для социальных штук, – буркнул Колен.
– Для социальных сетей?
– Точно. Если где-то имеется такая сеть, я хочу с ней связаться.
– Тебя нисколечко не беспокоит то, что тебя могут опознать? – хмыкнул Жоэль.
Колен бросил на него сердитый взгляд и отложил телефон.
– Сети – это культура. Нельзя смеяться над чьей-либо культурой.
– Да не сердись ты так, я в жизни себе такого не позволю!
Я улыбался, слушая, как Колен восторгается сладостью шоколада.
А ведь чуть более двух часов назад я боялся, что после выходки Люка он с нами уже никогда и знаться не захочет.
А вот и нет.
Когда мы с Жоэлем вернулись из подземелья, Колен ждал нас у дверей столовой с пылающими щеками, скрестив руки на груди. Едва мы одолели последнюю ступеньку, как он набросился на лича, сообщая ему в выражениях не слишком изящных все, что о нем думает. Жоэль перебил его тираду на полуслове, протянув ему купюру в двести евро, и извинился за поведение своего кузена; этого хватило, чтобы Колен все простил.
Что касается меня, я, несомненно, навсегда запомню, что произошло в подземелье.
Насколько я смог понять, в семье Жоэля давно уже длилась ссора из-за какого-то большого пальца ноги. Пальца, которым завладел Жоэль.
Скажу вам кратко: он им уже не владеет.
Потому что Люка палец этот отрезал ножницами с закругленными концами, а Жоэль подпрыгивал на одной ноге, окутанный дымом, и обзывал его разнообразными именами, обещая вскорости отобрать свое. И я весьма горд тем, что не выблевал при этом свою сангинаду.
Восторженные вопли Колена вернули меня к реальности.
– Я хочу отведать ВСЁ, что тут едят, прежде чем вернусь на сторону Полночи, – заявил он, слизывая крошки с тарелки. – Я буду первым, кому это удастся!
Я поморщился. У нашего сирена серьезные проблемы с конкуренцией. Когда он заказывает третий десерт, являются неприятности в виде упитанного огонька, пикирующего на наш стол, как шар на кегли.
– Э, мой пудинг! – вскрикнул Колен, подхватив спасенную тарелку.
– У тебя с головой все в порядке? – агрессивно начал огонек, пытаясь приклеиться к моему лицу.
Глаза его, черные злые точки, терялись в гневных завихрениях его пылающего тельца.
– Я… ты что имеешь в виду?
Я не мог пошевельнуться на стуле, иначе бы влип в него головой.
– Я спас твоего огонька, и так-то ты нас за это отблагодарил?
– Но о чем ты…
– Вы все одинаковы, вампиры! Все! Это невероятно! Ты сам испортил свое творение, а виноваты мы?!
Тельце Скеля заметно раздулось, и мне трудно было сосредоточиться на чем-то, кроме жара, исходящего от него, который опалял мне щеки.
– Я… Но о чем ты говоришь? Да отодвинься ты, черт побери!
– Еще раз как-то заденешь Эйр, и я буду считать тебя лично ответственным. Держись при своих полночниках, не то пожалеешь!
– Ты мне угрожаешь, ты?
– Скель!
Дверь кафе распахнулась, створки врезались в стену. Я замер на несколько мгновений.
Эйр не была с ним? Как это возможно? Блуждающие огоньки связаны со своими хозяевами, они не могут отдаляться от них больше чем на несколько метров.
Мои соображения прервало вмешательство Жоэля.
– Слушайте, вы можете успокоиться на две минуты и нормально поговорить?
– А ну заткнись, или я тебе вспорю все швы!
Дрянь какая! До чего же он вульгарен!
– Скель! Что ты дела…
Когда Эйр заметила нас, ее лицо окаменело.
– Скель. Иди сюда, немедленно.
Бросив на меня последний убийственный взгляд, элементаль развернулся и поплыл к хозяйке. Колен повернулся на стуле и резко окликнул волчицу:
– Эйр! Эйр, погоди, не хочешь ли посидеть с нами?
– Чертов Колен, – проворчал Жоэль, – Ты считаешь, сейчас подходящий момент, чтобы волочиться?
– Но я не волочусь! Здесь просто есть большое недоразумение. Это слишком глупо. Эйр! – снова позвал он. – Ты еще не пробовала шоколад? Это чудная штука!
Волчица пристроила Скеля под рукой и пошла к выходу, игнорируя Колена, который поспешно вскочил, когда она проходила рядом.
– Колен, – Жоэль, вздохнув, схватил сирена за локоть, – брось, она уходит.
Но сирен его не слушал. Он резко оттолкнул Жоэля и заодно выбил Скеля из-под руки волчицы.
Я зажмурился.
Эйр мгновенно подскочила к Колену, затрясла его и прорычала в лицо:
– ТЫ БОЛЬШЕ НИКОГДА К НЕМУ НЕ ПРИКОСНЕШЬСЯ!
– Прости! Прости! – вскричал Колен. – Это было случа… Оооох!
Эйр влепила ему такую оплеуху, что пудинг брызнул у него из ноздрей. Она занесла руку, явно намереваясь повторить. Теперь уже среагировал я. Вскочил и попытался схватить волчицу за руки, а Жоэль оттащил Колена подальше от опасности.
Эйр засветила мне локтем в челюсть, я свалился на пол, малость оглушенный. О нет, хуже некуда, я ви…
– КАЛЬЦИФЕР, НЕТ!
Поздно. Мой огонек, с лицом, искаженным гневом, бросился на Скеля и ткнул своим крошечным кулачком в его жирную щеку. Скель даже не покачнулся от удара. Все застыли.
Он фыркнул и поглядел на Кальцифера, как бы в чем-то сомневаясь.
Эйр сделала движение, которое я не смог понять, но было уже поздно. Ее огонек разинул пасть.
И проглотил Кальцифера.
Зрелище фантасмагорическое! Жоэль и Колен разом вскрикнули. А я все лежал на земле, растекшись, словно лужица слякоти, в ожидании, когда придут меня вытереть.
– СКЁЛЬ! – кричит Эйр. – Плюнь! Плюнь!
Мерзкий огонек, помирая со смеху, катается по столу, оставляя на нем темные полосы, он явно в восторге от всеобщего внимания.
– Выплюнь его!
Кажется, кто-то помог мне подняться, потому что я вдруг оказался на ногах, а мои подмышки болят после надавливания.
– Да плюнь же!
Скель наконец подчинился и отрыгнул Кальцифера, перепуганного и дрожащего. Он утратил большую часть своего свечения и не смог полететь. Чтобы отдалиться от Скеля, ему пришлось ползти, отталкиваясь ручками.