Школа

Первое издание этой книги, в жанре повести, под другим названием и в мягком переплете, вышло в 1997 году. Потом была мимолетная публикация в периодической печати. Все последующие годы я переписывал книгу, что-то изменяя и добавляя, в итоге повесть разрослась до романа.

Определить жанр этого романа довольно легко и одновременно сложно. В девяностые книга создавалась как хроники последних лет моей школьной жизни, затем приобрела криминальные вставки. Потом часть, в которой шла речь о школьных разборках, разрослась, и ее пришлось выделить в криминальный роман (соответственно, впоследствии я опубликую тем же способом упомянутые школьные хроники). Перечитав недавно на свежую голову этот роман, я пришел к выводу, что ввести его в ранг криминального жанра означало бы частично признать достоверность изложенных тут фантастических событий. Это даже не научная фантастика, скорее это нечто вроде городского фэнтэзи, поскольку все истории этой книги от начала до конца являются плодом безумного воображения их автора.

В прямой связи с вышесказанным, пожалуй, стоит предупредить, что эта книга – не воспоминания и не хроника реальных событий. Также указанный роман не является справочником по уличной жизни и уж точно ни в коей мере не представляет собой руководство к действию. Все персонажи настоящей книги выдуманные, никогда не существовавшие в действительности фигуры. То же самое можно сказать в отношении описанных тут событий. Населенные пункты, названия и нумерация – вымышлены. Время действия – точно не определено, примерно – начало девяностых. Конечно же, любые совпадения случайны. Короче говоря, все, что далее описано, произошло давно и неправда.

Если вас все же не удалось отговорить от нелепой идеи просмотреть следующие страницы этого, с позволения сказать, труда, то читайте на здоровье, но помните – я вас предупредил.

С уважением,

Автор.

1.

Когда толпа бьет одного, вариантов у жертвы немного. Хуже всего – если упал. Тогда свернись в позу эмбриона и молись, чтобы толпа быстрее сочла твои почки и позвоночник достаточно отбитыми. Но это – самый крайний случай, чреватый инвалидным креслом и жизнью на таблетках в течение всей последующей жизни. Это – если толпа подготовленная, действующая как единое целое, твердо нацеленная на самые тяжкие последствия.

Если же нападает не группа опытных бойцов, а разрозненное сборище, больше настроенное на веселье, нежели на бой без правил, тогда есть реальная возможность удержаться на ногах. Еще лучше – опереться спиной о стену. Тогда остается прикрывать руками уязвимые части тела и ждать, когда нападающим наскучит мордобой, и толпа найдет себе другое развлечение.

Но на практике события по большей части разворачиваются так, что даже при наличии стены забываешь обо всем, бросаешься в гущу толпы и спустя несколько минут оказываешься на земле один, с разбитой головой и переломанными зубами.

Некоторые в таких случаях пытаются плакать либо скулить – в надежде разжалобить врагов, но такое срабатывает редко. Другие, наоборот, активно сопротивляются и даже успевают вывести из строя одного-двух нападающих. Как правило, и жалобщиков и агрессивных ждет одна судьба: их избивают с еще большей энергией, а иногда и убивают.

Старшеклассник по имени Бахыт не причислял себя к числу тех, кто любит ходить по лезвию ножа, но и жалобных слез себе тоже не позволял. В школе его называли Бахой. И в старой, сельской школе, и в новой, находящейся в одном из местных микрорайонов.

В первые дни Баха еще не успел достаточно изучить все уголки школьного здания и поэтому на переменах старался не отставать от других учеников своего класса, которые всё это время упорно его игнорировали. Приземистая одноэтажка в соседнем селе, где он получал знания все прежние годы, преодолевая пешком каждый день по шесть километров в обе стороны, казалась микроскопической времянкой по сравнению с мрачным, изогнутым замысловатой головоломкой нагромождением блоков и бесконечных коридоров шестнадцатой городской школы. Поэтому, когда после уроков Баха отправился искать библиотеку, он довольно скоро заблудился в лабиринте этажей и плутал по зданию добрых пятнадцать минут.

В библиотеку его отправила учительница литературы – там была книга, по которой она задала Бахе подготовить доклад на следующий урок. Баха не любил ни доклады, ни литературу, однако делать ему всё равно было нечего по причине полного отсутствия друзей в городе, и он решил скоротать время до ужина в окружении книг. Уходя из класса, Баха уловил внимательные взгляды троих парней, шушукавшихся между собой у окна, но не придал этому значения.

Когда уставший Баха добрёл-таки до тёмного крыла, в котором находилось искомое помещение, дорогу ему преградили два незнакомых старшеклассника.

– Здорово, – отрывисто сказали они, глядя на Баху с весёлыми нахальными усмешками.

– Привет, – сдержанно ответил Баха, протягивая им руку.

Старшеклассники переглянулись и радостно загоготали, но быстро успокоились и снова обратили своё навязчивое внимание на новичка.

– Пойдём, – коротко приказал один из парней, не замечая протянутой ему для приветствия руки десятиклассника.

Они увлекли Баху за собой в тёмный закуток за библиотекой, где, как потом он узнал, когда-то помещалась пионерская комната, а теперь был склад.

Там уже столпилось человек тридцать ребят из старших классов. Завидев Баху и его сопровождающих, они прекратили разговоры и напряжённо на него уставились.

Затем от толпы отделился небольшого роста худощавый паренёк с очень короткой стрижкой и крупными пятнистыми зубами и, весело скалясь, подошёл к Бахе вплотную. Парень был из параллельного класса; Баха до этого слышал, как другие называли его странным прозвищем Бычок. Он и впрямь походил лицом на облезлую корову: круглые бессмысленные глаза, огромный рот, большие печально повисшие уши. Но прозвище получил не за внешность, а за привычку поднимать и складывать в жестяную коробку окурки. Бычки он искал повсюду: возле школы, на тротуарах и площадях, на автобусных остановках. Потом он их скуривал в одиночестве, причем мог использовать сразу как готовый продукт, либо собирал остатки табака в банку и набивал им самокрутки.

– Новенький? – спросил Бычок, не переставая скалить зубы.

Бахыт молчал и исподлобья смотрел на него. Толпа тем временем начала медленно обступать их обоих.

– Чего молчишь?

Не дождавшись ответа, Бычок и вовсе развеселился. Покачиваясь и приседая, он понёс полную околесицу – задавал Бахыту бессмысленные вопросы, скалил зубы и поднимал его на смех, от чего все остальные тоже принялись гоготать. Все, кроме высокого худого одиннадцатиклассника с длинными плохо осветлёнными пергидролем сальными волосами и непроницаемым лицом. Его щёки были густо покрыты лишайными пятнами, а в глубоко запавших глазах читалась апатия. Он стоял поодаль от места представления, устроенного Бычком, и, прислонившись к стене, жевал в зубах спичку. Тревожно озираясь по сторонам, Бахыт заметил, что многие, смеясь, иногда бросали на высокого парня быстрые взгляды. Бахыт уже понял, что сейчас произойдёт, но путь к отступлению был уже отрезан – толпа окружила его и Бычка полностью.

Расшалившись, Бычок в перерывах между дурачествами, наконец, задал Бахыту вопрос, приоткрывший цель сегодняшнего действа:

– Слушай, новенький, а прописка у тебя есть? Нет? Ну, говори, чего молчишь? Тебе говорить со мной западло, что ли?

И закатил Бахыту звонкую пощёчину, от чего все вокруг чуть не повалились на пол от смеха. Ошеломлённый Бахыт с трудом сдержался от ответного удара, втянул голову в плечи и исподлобья смотрел на толпу и бесновавшегося Бычка.

– Ну же, Баха, если нет прописки, тогда поставь нам бутылку, или будешь таким же чмошником, как Бека. У нас есть Бека, а теперь будет ещё и Баха!

И засмеялся над собственным «каламбуром». Бахыт уже видел Беку – несчастного, затолканного и зашуганного всеми лысого паренька – его отец уже несколько лет сидел в тюрьме по не уважаемой в тех местах статье, и в школе каждый, кому не лень, считал своим долгом чем-то его задеть – поставить подножку, порвать ему тетрадь или хотя бы приклеить к одежде или волосам жвачку. Сравнение с Бекой задело Бахыта, и в его груди закипела злоба. Не в силах больше сдерживаться, он отбросил портфель и, приложив пятерню к узкой противной мордочке Бычка, с удовольствием оттолкнул его.

Бычок и другие совершенно не ожидали такого нахального выпада. Потрясённый заводила упал навзничь и принялся что есть силы верещать на весь коридор. Остальные члены «комиссии по прописке» с мгновение приходили в себя, после чего огромный верзила Рустем грузно подошёл к Бахыту и набросился на него с кулаками. Бахыт увернулся и успел локтем садануть Рустема в поясницу. Развернувшись, он собирался снова уйти от удара разъярённого здоровяка, но толпа в этот момент пришла в неистовство, и сразу несколько человек схватили его за руки, а остальные принялись с остервенелым удовольствием колотить и пинать новичка.

Бахыт всё же сумел освободить руки и, получая множество ударов, с огромной скоростью раздавал ответные тумаки. Он смог-таки добраться до стены и продержался таким образом еще несколько мгновений.

Уже заплывшими от синяков глазами он с удовлетворением видел, что не менее трёх нападавших на него пацанов выбыли из строя, а другие, пытаясь протиснуться вперёд, неоднократно по ошибке получали удары от своих товарищей. Многие промахивались и вместо новичка доставали стену, но в пылу драки не чувствовали боли и продолжали что есть силы наносить удар за ударом.

Сжав зубы и сохраняя самообладание, Бахыт держался против трёх десятков человек ещё некоторое время, пока верзила Рустем не пробрался к нему с ругательствами и не обрушил на его голову свой громадный кулак. Тут свет в глазах новичка померк, и последнее, что он мог внятно разглядеть, прежде чем упасть и получить ещё добрую сотню ударов на полу, – это всё такое же равнодушное выражение лица высокого лишайного парня со спичкой в зубах, и его пустые, звериные глаза, неотрывно смотревшие на Бахыта.

Когда Бахыт перестал дёргаться и представлял собой уже сплошное кровавое месиво, толпа расступилась, и кто-то, по-видимому, Рустем, с сомнением проговорил:

– Ну, вроде и этого поломали. Теперь как бы родителям не сдал.

2.

Бахыт ничего не сказал о случившемся родителям, хотя бы потому, что родителей у него не было, а тётка, у которой он поселился в городе, не проявляла к его учёбе и личной жизни абсолютно никакого интереса. В школе Бахыт заявил, что свалился в бетонную яму, когда играл в футбол на стройке, и учительница довольствовалась таким объяснением, хотя подозревала об истинном происхождении громадных синяков на заплывшем лице новичка.

Спустя несколько дней, отойдя от побоев, Баха нашёл неприметное старое здание, в котором помещалась секция бокса, и записался туда. Своего снаряжения у него не было, и тренер, небольшого роста плечистый рыжий мужик со свороченным набок носом, на каждой тренировке давал ему старые, порванные в нескольких местах казённые перчатки.

Глядя, как Баха остервенело дерётся на спаррингах, тренер сердито кричал и отводил его в сторону, наставляя, что сначала надо овладеть техникой, а уж потом лезть на рожон. Однако эти уговоры помогали мало – Бахе больше нравился бокс с реальным партнером, чем отработка ударов на груше и их шлифование. Тренер после этого только вздыхал, бормоча про себя, что толку из этого реактивного паренька не выйдет. А другие ребята в секции боялись участвовать в спаррингах с Бахытом, потому что этот худой смуглый аульный мальчишка выходил на ринг, как на последний бой, и даже если опытные боксеры разбивали его лицо в кровь, не останавливался и продолжал свирепо нападать, осыпая спарринг-партнёра ударами и часто забывая о всяких правилах. Никому так и не удалось отправить его в нокаут либо просто сбить с ног, зато сам он скоро повалил не однажды каждого, да так, что тренер начал задумываться, как поделикатнее посоветовать Бахе выбрать себе другой, не боевой вид спорта, пока он не переломал лучших его ребят.

Тренеру, однако, не пришлось этого делать, потому что в один вечер Баха неожиданно пропал и больше никогда не появлялся в секции. Тренер вздохнул с облегчением и даже не стал наводить справки о судьбе своего нелюбимого ученика.

У Бахыта в тот вечер произошла встреча, изменившая всю его жизнь. Он шёл по темной пустынной улице и размышлял о своей невесёлой доле и о том, что завтра куча уроков, а он, как всегда, ничего не учил. Была уже поздняя осень, дул холодный пыльный ветер, и по земле перекатывались последние облетевшие с немногочисленных деревьев листья. Здание детской спортивной школы находилось на улице Чапаева, в этом месте не асфальтированной и заросшей бурьяном. Улица эта представляла собой затхлую изнанку одной из главных городских магистралей; тут располагались давно брошенные на фундаменте новостройки, жалкие камышитовые мазанки на заднем плане, и был еще фанерный магазин – единственный центр цивилизации на протяжении двух пыльных километров от секции до микрорайонов.

На длинной ухабистой улице не было ни души, только иногда проносились затонированные недружелюбные автомобили, да горел свет в окнах пятиэтажек на главной улице, где ленивые обыватели сели у телевизоров с кружками горячего чая. Бахыт посматривал в эти окна и грустил, потому что дома его ждал только продавленный диван и жалкие остатки съеденного теткиными детьми ужина.

Когда Баха добрел до микрорайона, от унылых мыслей его оторвали звуки глухих ударов и отборного мата, внезапно послышавшиеся с пустыря под окнами ближайшей пятиэтажки. В тусклом свете фонарей с дальней улицы подбежавший Баха с трудом рассмотрел силуэты четверых парней с палками в руках, которые яростно избивали одного. Было видно, что, несмотря на героическое сопротивление, силы упрямого одиночки на исходе.

Бахыт не раздумывал ни секунды. Бросив на землю сумку со спортивной одеждой, он в несколько прыжков добежал до места драки и молниеносно запрыгнул на спину ближайшего агрессора. Тот заорал от дикой боли, потому что Баха вцепился зубами ему в плечо, да с такой силой, что прокусил его. Покусанный выронил палку и упал в пожухлую осеннюю траву, где принялся извиваться от боли, как громадный червяк. Бахыт подхватил его оружие и, не давая времени опомниться ошеломлённым дружкам поверженного врага, что есть силы заехал палкой по голове одного из них. Удар был настолько немилосердный, что противник повалился лицом на землю, словно подкошенный тяпкой сорняк. Двое оставшихся парней набросились на Бахыта, но тот, ухватив свою палку двумя руками, наносил им такие богатырские удары и с такой частотой, что его врагам в этой бескомпромиссной молотилке синяки доставались намного чаще, чем ему.

Тут отдышался и парень, которому Баха пришёл на помощь. Подпрыгнув, он нанёс одному из своих обидчиков профессиональный удар ногой в корпус, от чего тот отлетел метра на два и растянулся на земле. Последний агрессор, моментально осознав, что теперь он в меньшинстве, с завидной скоростью развернулся на сто восемьдесят градусов и, рискуя в темноте налететь на столб или стену дома, очертя голову помчался прочь.

Спасённый Бахытом парень, невысокий, коренастый, наголо бритый, в чёрной кожанке и потёртых джинсах, беззлобно оглядел побитых недругов, стонавших в придорожной пыли, и сказал:

– Нам тоже надо сваливать, иначе тот тип сейчас новых приведёт. Конечно, мы можем и дальше с ними развлекаться, но лично у меня есть и другие дела. А как насчет тебя?

И они с Бахой быстрым шагом ушли с улицы, затерявшись в недрах микрорайона.

Когда они молча прошли уже порядочное расстояние, новый знакомый протянул Бахе руку и представился:

– Мустафа меня зовут. Вообще-то на районе меня называют «Мустафа-сенсей» или просто «Сенсей», но ты можешь звать меня Мустафой.

У Мустафы было детское лицо с крупным носом и вечно смеющимися глазами, и когда он улыбался, а улыбка у него всегда была широкая и искренняя, на щеках появлялись ямочки, а зубы ослепляли своей белизной и безукоризненной формой.

– А я Бахыт, – прозвучал скромный ответ.

– Спасибо за содействие, Баха, если бы не ты, я бы уже там валялся с перебитыми ногами, и не скоро вернулся бы к тренировкам. У меня чёрный пояс по каратэ – говорю просто для информации, потому что этим в наше время уже никого не удивишь. Когда нападают четверо с палками, да ещё ночью и со спины, трудно сразу собраться с мыслями, тем более, что они не с приличным разговором ко мне подошли, а без всякого предисловия сзади по голове огрели. В такие моменты начинаешь задумываться о том, чтобы купить, наконец, шапку, – и Мустафа осторожно провёл по своей обритой голове со слегка заострённой макушкой. – Да и холодает уже. А ты, я смотрю, тоже со спортом дружишь? Чем занимаешься? Боксом? А, знаю, это недалеко от того места, где ты меня нашёл. Был я как-то в вашей секции, у вас там на втором этаже качалка неплохая. А тренер у вас хороший, я его знаю, Ермолаев его фамилия. А сам ты где учишься?

– В шестнадцатой школе.

– Видел эту школу снаружи, только никого оттуда не знаю. Хотя нет, знаю одного, он племянник моего друга, Макс зовут, может, слышал? А я в политехническом институте заочно учусь. Мама заставила, образование, говорит, нужно. У меня мама старая, болеет часто, не хочу её расстраивать, вот и пошёл. А живёшь ты где? Тут рядом, в микрорайоне? Сам-то местный?

– Нет, я из села.

– Да, я смотрю, на местных не очень похож. Давно приехал? Этим летом только? А, ну и как живётся? Бьют, небось?

Бахыт в ответ промолчал, сжав губы, и Мустафа с пониманием посмотрел на него, прищурив один глаз и покачав головой.

– Это ничего, всё поправимо, – успокоил Мустафа. И задумчиво добавил: – А я-то думаю, с чего ты такой злой? Вон, Фаре плечо прокусил, он теперь нескоро опять руками махать сможет.

– А ты что, их знаешь?

– Как не знать, конечно, знаю, не очень хорошо, правда, потому что с этой тупой породой я особо не общаюсь. Но такие, как Фархат, иногда бывают полезны. Только в этот раз я немного наследил, и вот теперь расплачиваюсь, – и Мустафа потёр ушибленную в схватке голову.

Бахыт мало что понял из неясных намёков собеседника, и тот, видя вопросительный взгляд своего спасителя, отвёл взгляд и постарался перевести разговор на другую тему:

– Слушай, Баха, а ты рыбалкой не интересуешься? Давай завтра сходим. Ты в какую смену учишься? Во вторую? Ну вот, тогда утром подваливай на берег, туда, где старая баржа затонула. Я тебя там в шесть утра ждать буду.

– А чего так рано?

– Нормально, чем раньше, тем лучше. У вас там, в селе, что, не рыбачат? Какая там у вас река? Как-как ты сказал? Ну и название, язык сломать можно. Никогда не слышал. Ну да ладно, давай с утра подходи. Порыбачим, пообщаемся, в это время рыбка хорошо идёт. Придёшь?

Бахыт согласно кивнул:

– Только у меня нет ни удочки, ни наживки.

– Да ничего страшного, у меня всё будет с собой, – сказал Мустафа и, воровато оглядываясь, похлопал Бахыта по плечу, явно намереваясь уходить: – Ладно, ты иди домой, а я пошёл, мне кое-какие дела с теми братками закончить надо.

И Мустафа, подмигнув Бахе, быстро нырнул в темноту.

3.

– Ну что, готов? – спросил Мустафа, оглядывая подошедшего Баху. – А чего ты не оделся для рыбалки?

И Мустафа взглядом указал на свой мешковатый тёмно-зелёный костюм рыбака. В руках у него была облезлая сумка с инвентарём, на голове тёплая вязаная шапка, а на ногах высокие сапоги. Всё это сильно пахло рыбой.

Бахыт грустно посмотрел на своё поношенное одеяние.

– А, понятно, – невозмутимо кивнул Мустафа. – У тебя ничего другого нет. Ну что ж, и это сойдёт. А в кармане что держишь? Ну-ка покажи. Давай, давай, не заберу.

Баха осторожно вытащил из кармана куртки большой складной нож, чья деревянная рукоятка была покрыта многочисленными царапинами и зарубками.

– Знатная вещь, – с уважением оценил Мустафа, раскрыв нож и потрогав его острое лезвие. – Откуда у тебя это? Это же нож охотника.

– Отец подарил, – сказал Бахыт.

– А отец в селе живёт? – спросил Мустафа, возвращая нож его владельцу.

– Нет, он умер лет восемь назад.

– А мать?

– Мать умерла недавно. Я жил в доме с бабкой и двоюродной сестрой, но потом меня отправили в город к тётке. Здесь, говорят, работу легче найти, а я уже в последнем классе, так что, думаю, скоро начну искать.

– Что искать – работу? – Мустафа насмешливо улыбнулся. – Ты знаешь, от какого корня слово «работа»? – Правильно, от слова «раб». Ты хочешь быть рабом, как сотни тех несчастных, которые каждое утро выходят из дома и проводят свою жизнь в офисах, и у которых все дни разделены на две части: в ожидании обеда и борьба со сном после обеда?.. Не знаю, это не по мне – бесконечно выслушивать крики какого-нибудь типа, чьи заслуги заключаются только в том, что он пришел в эту контору раньше тебя и испортил в офисных туалетах больше бумаги. Да и ты при первом же выговоре треснешь своего работодателя папкой с бумагами по голове и в тот же день вылетишь. Или ты как хочешь – лопатой махать вместе с измазанными глиной работягами? Или, может быть, мостовую подметать?

Баха, подавленный красноречием поднаторевшего, судя по всему, в душевных разговорах собеседника, молчал.

– Не в твоём это характере, брат, – уверенно отрезал Мустафа. – Да и не в моём тоже… А чего мы стоим, как два столба посреди ясного поля? Пойдём, у меня тут недалеко есть хорошее место в камышах, тебе там понравится.

Они направились вдоль берега к густым зарослям ивняка, у подножия которых покачивались от слабого ветра жёлтые камыши. Солнце ещё не встало, но с противоположного берега река хорошо освещалась фонарями набережной. Было прохладно, но приятно, а не промозгло, небо было чистое, и всё предвещало хороший ясный день.

– А ты чем занимаешься? – спросил Баха. – Сейчас ты студент, а потом на что жить собираешься?

– Ну, студент я, честно скажу, так себе. Я даже названия своей специальности толком не знаю, а экзамены сдаю только с помощью твёрдой валюты. Я, в общем-то, торговлей немного занимаюсь. Закупаю диски, оборудование для компьютеров и прочую мелочь, а потом продаю. У меня товар стоит в нескольких точках по городу. Но это так, особого дохода не приносит. На это не разгуляешься.

– А что надо делать, чтобы можно было разгуляться? – спросил Бахыт.

– На этот счёт у меня есть своя теория, – охотно начал разъяснения Мустафа. – Надо с малых лет привыкнуть к мысли, что и в торговле, и в работе все хорошие, да и не очень хорошие места давно уже заняты до тебя. Мне до этого пришлось доходить самому путём проб и ошибок, а тебе говорю сразу, поэтому можешь считать, что тебе крупно повезло с жизненным учителем.

– С сенсеем, – уточнил Баха.

– Верно, с Сенсеем. Так вот, куда бы ты ни пришёл и на что бы ни положил глаз, везде придётся натыкаться на тупых, наглых толстяков, которые влезли в эту сферу задолго до тебя и считают теперь, что они чуть ли не родоначальники этого дела, а ты годишься только на то, чтобы мыть передние стёкла машин на светофорах. И так повсюду: в бизнесе, в работе, и даже у братвы, при всех её высоких словах о том, что они в законе, и тому подобное. Когда доходит дело до крупных сумм, они забывают о всяких законах и рвут друг другу глотки не хуже самых последних работяг.

– Ну да, как вчера, – вставил Баха, которому было интересно узнать причины вчерашней ночной драки.

– Точно, именно как вчера, – подтвердил Мустафа. – Кто такие для меня эти Фара и его дружки? Ну, знакомы издалека, и всё. Они себя крутыми считают, а на самом деле обычные бездельники. Ну, перехватил я у них из-под носа выгодную… сделку – а нечего было болтать по пьяни что попало и кому не следует. Из-за этого они разозлились, подстерегли меня в тёмном месте и мочить стали, как последние хулиганы. Если бы не ты, забили бы до смерти – у этого народа мозги плохо работают, только руками махать умеют. Пришлось вчера ночью искать знакомых, чтобы они им разъяснили, что к чему. Ну, и небольшую часть добычи через этих посредников им отдал, иначе они от меня до конца своих дней бы не отстали. Это, конечно, я в этот раз грубо сработал – неправильно, если после дела тебя бьют. Всё надо делать чисто… – и Мустафа вздохнул.

– Возвращаясь к нашей теме, – продолжал он, – можно вывести итог: зачем пачкаться самому, когда всегда найдутся такие, как Фара, которые сами за тебя всё сделают и укажут, где что плохо лежит, а ты появляешься в конце и снимаешь все сливки. Я имею в виду, при этом всё надо обдумывать и делать по строгой отработанной схеме, чтобы в итоге не получать по шее в тёмном переулке. В работе и в жизни то же самое – раз тебя не пускают куда-то, значит, ты имеешь полное право забрать у них ту часть, которая по естественному, природному праву принадлежит тебе. Они придумали разделить город на сферы влияния: Фара химичит в этом районе, его дружки в том, и так далее. А мне-то что с того, я всегда сам по себе. Появляюсь и тут, и там, забираю то, что считаю нужным, и исчезаю. Они за это на меня и злятся.

– А чем ты и все они: Фара и прочие, – занимаетесь? – спросил Бахыт. – Дисками и кассетами?

– Ну, – замялся Мустафа. – Можно сказать, что и дисками в том числе тоже.

Мустафа привёл Бахыта на маленькую полянку в зарослях камыша, которая выходила на узкий кусочек пляжа. Над поляной нависали ивы, и здесь было очень уютно. Мустафа вытащил из сумки несколько лесок с многочисленными крючками и вместе с наживкой забросил их в реку. Затем он достал из спрятанного в камышах ящика две облезлые деревянные скамеечки и уселся на одну из них.

– Садись на стул, – сказал Мустафа Бахе. – На земле сейчас не посидишь, холодно уже. Сейчас мы с тобой тяпнем, как положено на рыбалке.

На ящике Мустафа разложил нарезанный заранее чёрный хлеб с колбасой и луком и поставил бутылку минеральной воды. Затем он снял с пояса флягу, обтянутую зелёной тканью, и отвинтил крышку.

– Это спирт, – сказал Мустафа, кивнув фляжке и улыбнувшись, словно доброму другу. – Я его сам развожу и добавляю туда сок лимончика. Получается неплохо.

Мустафа налил спирту в два маленьких гранёных стаканчика и подал один из них Бахыту. Тот никогда не пил алкоголя, но спирт оказался, на удивление, приятным на вкус и в голову не бил, тем более что больше двух стаканчиков Мустафа пить не позволил, сказав, что у него ещё сегодня дела.

– Вот так и живём, – сказал Мустафа, жуя хлеб с колбасой. – Вечером – карате, с утра – рыбалка, а потом – дела, так что, как видишь, не бездельничаем. А вот и рыба клюёт.

Мустафа вытащил леску и снял с крючков толстую рыбину.

– А что это за сферы влияния в городе? – спросил Баха, когда Мустафа положил рыбу в пакет. – Этот Фара, получается, в нашем районе в авторитете?

– Да нет, – отмахнулся Мустафа. – Я же говорю, они просто шпана, шушера, и их сферы влияния имеют значение только для них самих. А в городе сейчас полный балаган, никто ни за что не отвечает и ничего не держит. И, насколько я знаю, так было всегда. Где-то на севере или в других городах с этим делом полный порядок: один-два законника, которые всем руководят, под ними районные авторитеты и положенцы, а потом уже идут смотрящие, которые держат отдельные дворы и улицы. А у нас – бардак. Смотрящих по районам никто не назначал, во всяком случае, я об этом не слышал, положенец в городе, по слухам, остался только один, где-то в рыбацком посёлке, сидит дома и боится высунуться. Его пытались несколько раз вытаскивать на разборки, чтобы он помог по справедливости решить дело, а он либо вообще не приходил, либо мямлил там что-то невразумительное. Был ещё один милиционер, офицер с кавказской фамилией – он когда-то обеспечивал связь между зоной и городом, так его тоже задвинули – отстранили от работы, и он сейчас мелким бизнесом занимается, а по вечерам от скуки пьёт и стреляет со своего балкона из пневматической винтовки по местным хулиганам. Говорят, только в школах идёт какое-то движение, но в эти дела я не посвящён, и не знаю, кто там смотрящих назначает.

– У нас вроде бы есть такой, – отозвался Бахыт.

– И кто же он? – спросил Мустафа, вытаскивая на берег очередную рыбу.

– Амантай его зовут, высокий такой, волосы длинные, может, знаешь?

– Нет, с малолетками я не знаком, – ответил Мустафа. – И что, он там у вас вроде как за главного?

– Да. Это он натравил на меня пацанов в день прописки.

– А, прописка… – усмехнулся Мустафа. – Слышал о таком. Выходит, до сих пор народ так развлекается? И что, много кого уже прописали?

– Не знаю, но меня точно, – зло ответил Баха. – Толпой на одного. А этот длинный стоял сзади и смотрел, как меня бьют. Ну, ничего, я с ним ещё посчитаюсь.

– Как посчитаешься? – спросил Мустафа.

Баха молча достал из кармана нож и поиграл им в руке.

– Раньше я его держал дома, а теперь ношу с собой, в портфеле, – сказал Баха.

– А до того, как пускать в ход этот аргумент, ты с ним пытался как-то контактировать? – спросил Мустафа. – Или он с тобой? Не верю, что эта прописка была просто для их удовольствия. Наверняка после этого они к тебе подходили. Было такое?

– Было, – ответил Баха. – Через несколько дней на перемене я сидел в классе, – я всегда сижу в классе на перемене, потому что со мной никто не хочет разговаривать. Так вот, я сидел в кабинете, и ко мне подошёл один щегол, из младших классов. Белобрысый такой, не знаю, как по имени. И говорит, что меня в коридоре ждут. А я вижу – там к стене прислонился Амантай – он всегда так стоит, стены подпирает, как будто упадёт вот-вот. Этот мелкий несколько раз позвал меня, а я не пошёл. Амантай потом ушёл, и больше ко мне не подходил. Я думал, меня опять бить будут, но ничего, больше ничего не было.

– Ну что ж, это хорошо, – заключил Мустафа.

– Что же хорошего?

– Понимаешь, тебя били не только для тебя, но и для других. Не думаю, что они каждого новенького так мочат толпой. Просто тебе не повезло, тебя решили выбрать как пример для других. У них там не только новеньких, но и своих хватает, и далеко не все из них ведут себя так, как надо этому Амантаю. А стоял в коридоре он не просто так – по переменам он деньги собирает. Когда я в школе учился, у нас тоже такое было. Тебя позвали, а ты не пошёл. Не знаю почему, но от тебя отстали, и я думаю, что навсегда. Возможно, во время прописки ты слишком рьяно сопротивлялся, а может, и после этого кому-то успел уже рёбра пересчитать, просто мне не говоришь. В любом случае, они решили, что к тебе лучше не лезть, после твоей прописки и так у них денежные сборы увеличились – ведь мало кто хочет так же по шее получить.

– Да, я тогда хорошо дрался, – сознался Баха. – Их просто много было, но я успел некоторым неплохо вломить – троих после этого я видел с приличными фонарями под глазами.

– Вот видишь, значит, я прав. Никто с тобой связываться больше не хочет. Хотя на месте этого Амантая я наоборот таких вредных каждый день прессовал бы за школой, пока они не превратились бы в послушных овечек. Ты ведь теперь самое опасное явление для него – недобитый враг, который уже показал свой характер, и ходит спокойно в его владениях. Он либо не до конца понимает опасность с твоей стороны, либо не так уж и сильна его власть в вашей школе, и никто поэтому не хочет по его указке тебя жизни учить. Прописка была для них просто идиотским развлечением, а чтобы систематически прессовать, нужна определённая степень настойчивости и собранность, чего у этих малолеток нет и, боюсь, никогда не появится. А спускать дело на тормозах в данном случае неправильно. Не сегодня-завтра ты его прирежешь где-нибудь в туалете, на том и кончится его карьера сборщика податей.

– Это точно, – подтвердил Бахыт. – Вот завтра пойду и прирежу.

– Ну, это я так, образно сказал, – с некоторой опаской сказал Мустафа. – Я верю, что ты его можешь ткнуть хоть сегодня, но, знаешь, за решётку ты всегда успеешь отправиться. Поверь мне, там совсем не так романтично, как кажется некоторым. И ничего это тебе не даст. Я тебе советую бросить мысли об этом и переключиться на более продуктивные сферы. Ты парень целеустремлённый, доверять тебе можно. Давай двигаться вместе? Я вообще-то один всегда работаю, но раз ты меня спас, я считаю своим долгом тебе помочь.

– Как помочь?

– Добрым советом, конечно же. Кто тебя в такой ситуации убережёт, кроме меня? Ты с собой нож носишь и мечтаешь его в этого Амантая сунуть, и я по тебе вижу, что ты бы так и сделал, если бы я тебе случайно не встретился. И, возможно, в твоём случае иного выхода для тебя не было: денег нет, родителей нет, никому ты не нужен, остаётся только завалить кого-то и пойти в тюрьму – там хоть кормят. А со мной ты научишься многому, поверь мне, не пройдёт и полугода, как ты ни в чём не будешь нуждаться.

– И что же надо делать?

– Я уже сказал. Для начала оставь все мысли о мести и тому подобное. Зачем тебе эти тупые школьники? Я в твоём возрасте в школу вообще уже практически не ходил, а сам себе на кусок хлеба зарабатывал. И тебе пора уже начинать остепеняться. Есть у меня как раз на примете два хороших дела, думаю, на этой неделе всё разведаем и пойдём. Там на месте я тебя введу в курс, а пока до этого никому не говори ни слова, что вообще со мной знаком. Хотя кому ты скажешь, если тебя никто не знает.

Мустафа продолжал туманно разглагольствовать, а полиэтиленовый мешок тем временем уже порядком наполнился рыбой. Бахыт, нисколько не оставив мыслей об Амантае, рассеянно слушал. Небо тем временем совсем уже прояснилось и посветлело, а в кустах позади уютно устроившихся собеседников послышалось шуршание, и на полянку неожиданно вышли три угрюмых субъекта в рыбацкой одежде. У двоих из них были багры, а третий нёс тяжёлый рюкзак с поклажей.

От новоприбывших повеяло такой явной враждебностью, что Бахыт перестал играть с ножом и сунул его в карман, однако придерживая там на всякий случай оружие в потной руке. Мустафа поднялся на ноги и, криво улыбаясь, протянул рыбакам ладонь. Те по очереди поздоровались, и самый высокий и грузный из них, взрослый мужчина с обветренным красным лицом, спросил с вызовом:

– Ты что это, Мустафа, на нашей территории делаешь? Разве тебе до этого не объяснили, что так нельзя?

– Да что ты, Кабан, – смешался Мустафа. – Разве такое было, чтобы я на чужое зарился?

– Было, – отчеканил Кабан. – И не раз. Все вокруг говорят, что ты мастер приходить на готовенькое. А тебя в этом самом месте месяц назад Сашка и Жерех уже встречали, – и Кабан посмотрел на своих мрачных спутников. – Тогда они тебе не вломили, а, выходит, надо было, потому что по-хорошему ты не понимаешь.

– Да ладно тебе, старик, что я могу тут сделать? Вы своей сетью за пять минут ловите больше, чем я за весь день. Да и прихожу я сюда иногда, не чаще раза в месяц, как ты сам сказал.

– Неважно, раз в месяц или два раза в день, – отрезал Кабан. – Место наше, так что давай, отчехляйся по полной, а то ведь ты нас знаешь.

Кабан и Сашка сжали в руках багры, а Жерех опустил поклажу на землю и достал из-за спины продолговатый свёрток. Мустафа взглянул на них и виновато опустил взгляд. Рыбаки сразу же успокоились. Сашка нагнулся и поднял пакет с рыбой, наловленной Мустафой. После этого он и Жерех повернулись, чтобы отправиться дальше, но Кабан, вместо того, чтобы уходить, пристально посмотрел на Баху.

– А почему это малой сидит и не здоровается? – спросил он.

– Я поздоровался, – тихо сказал Баха.

– Что-то я не видел, – недоверчиво проговорил Кабан. – А в кармане у тебя что? Ну-ка покажи.

Баха сильно сжал в кармане нож, а Мустафа сказал Кабану:

– Братишка не при делах, старик. Он ещё школьник, оставь его, мы же с тобой всё равно договоримся, свои люди ведь.

Не обращая внимания на Мустафу, Кабан подошёл к Бахыту и протянул руку со словами:

– Давай сюда ножичек. Спроси у своего дружка – он подтвердит, что всё оружие на моей территории принадлежит только мне.

Баха молчал и не двигался.

– Сашка, подними его, – негромко сказал Кабан.

Сашка, в своём огромном башлыке и болотных сапогах похожий на лешего, надвинулся на Баху и угрожающе направил на него острый багор.

После тягостной пауза Бахыт встал и, исподлобья глядя на Кабана, сделал шаг назад, к реке. Его рука в кармане напряглась, и он был уже готов броситься на рыбака с ножом, но в последний момент Мустафа опередил его и крепко схватил своего невыдержанного друга за локоть. Баха напрасно дёргался и вырывал руку – Мустафа держал его мёртвой хваткой. Посмотрев по правую руку от Кабана, Баха увидел Жереха, который подкрался сбоку и направил на него дуло ружья, выглядывающее из свёртка. Тупой и ничего не выражающий взгляд Жереха красноречиво свидетельствовал, что он не задумается, прежде чем выпустит в грудь Бахе добрый заряд крупной охотничьей картечи. Это взгляд неожиданно успокоил Бахыта. Чувствуя, как холодеют его руки, он выпустил нож и позволил Мустафе передать его Кабану. Тот равнодушно оглядел нож и положил его в широкий карман своей пропахшей рыбой куртки.

Жерех и Сашка опустили своё оружие, а Кабан сказал:

– Чтобы через час тебя здесь не было.

После этого рыбаки собрались и исчезли в зарослях.

Мустафа покачал головой и сказал:

– Ну что ж, за час мы ещё много успеем наловить.

Но Баха махнул рукой и направился было домой. Его голова была опущена, а взгляд выражал крайнюю степень затравленности. Мустафа остановил его, почти насильно усадил и заставил выпить немного водки. Выпив также сам, он задумчиво произнёс, виновато глядя на Баху:

– С другой стороны, наверно, хватит тебе уже получать от всех подряд. О ноже не беспокойся – у меня их куча, найду тебе ещё получше, чем тот. А после обеда давай я зайду к вам в школу и посмотрю на этого Амантая. Мне надо его увидеть, чтобы оценить этого вашего громилу и придумать, как тебе его наверняка завалить. Да ты не бойся, я тебя не засвечу. Ты ходи сам по себе, а я его найду и просто издалека посмотрю. А после школы я к тебе подойду и обсудим, что нам дальше делать. Согласен с таким планом?

Баха, уже потерявший было надежду расправиться со своим обидчиком, благодарно посмотрел на Мустафу и кивнул.

4.

– Вот здесь очень узко, смотри, не замарайся. А тут голову береги – очень низко, и кирпичи торчат – не ушибись.

Мустафа и Баха, согнувшись почти до четверенек, пробирались в секретное убежище Мустафы в подвале одной из пятиэтажек. Здесь стояла затхлая прохлада, пахло канализацией и плесенью. Мустафа петлял между лабиринтами труб и колонн, ориентируясь в почти кромешной темноте по одному ему известным ориентирам: крошечным зарубкам на кирпичах, нарисованным мелом и краской знакам и пятнам копоти на потолке.

– Этот подвал – особый, – говорил Мустафа, осторожно пробираясь между трубами. – Он сухой, а в наших микрорайонах это редкость. В центре дома другие, и там редко бывают потопы, а у нас подвалы словно созданы для хранения воды. Этот подвал почему-то всегда был сухим. В детстве я с друзьями часто тут лазал, но только мне пришла в голову идея запомнить это место и использовать потом его на практике. Ну вот, уже пришли.

Мустафа с усилием отодвинул тяжёлый, весь покрытый ржавчиной лист гофрированного железа, за которым открылась закрытая на замок дверь в небольшую каморку.

– Вот мы и дома, – сказал Мустафа, пропуская Баху вперёд и закрывая за собой каморку тем самым куском железа.

В каморке был низкий потолок и чисто выметенный бетонный пол. Окна не было, но свет проникал сквозь щели под потолком. В каморке стояла старая пружинная кровать без матраса, возле неё примостился небольшой колченогий столик с двумя табуретками и низенький шкафчик.

– Чувствуешь, как здесь тепло? – спросил Мустафа. – Снаружи проходят трубы отопительной системы, но внутрь комнаты они не заходят. Если не знать, что здесь есть комната, снаружи невозможно её заметить, иначе сантехники давно бы её вычислили. А так я могу приходить сюда, когда хочу, и отдыхать. Однажды я здесь хоронился три дня подряд безвылазно, когда надо было на дно упасть. Потом, правда, не выдержал и перешёл домой к одной знакомой, но при желании тут можно вечно жить. Основная проблема в таких подвалах – это комары, они даже в сухих подвалах житья не дают, но здесь их почти нет. Не знаю, почему, может, здесь какая-то геопатогенная зона или ещё что-то в этом роде. Но для нас это в любом случае только плюс.

Мустафа разлёгся на кровати и сказал Бахе:

– Там внутри шкафчика есть открытая бутылка водки и заварной чайник с чаем. Так что если хочешь…

Баха отрицательно покачал головой, но из любопытства посмотрел в шкафчик и убедился, что там есть не только указанные предметы, но и ещё кое-что из столовой утвари – правда, всё это было потёртым и потрескавшимся, но чистым и вымытым.

– Я это всё с помойки натаскал, – сказал Мустафа, указывая на мебель и утварь. – Ты не представляешь, сколько нужных вещей люди выкидывают. А потом ещё нашего брата винят: воруете, мол… Ну, это я так, к слову. Тут в подвале есть ещё каморка сантехников, они её на замок закрывают, но я подобрал ключ, так что можно и туда ходить. Там есть рукомойник с водой и розетка, так что можно и посуду помыть, и чаю вскипятить – кипятильник у меня тоже есть, посмотри. Они тут бывают редко, и когда приходят, то их издалека слышно, они ключами гремят, когда главную железную дверь открывают. Пока они доковыляют до туда, десять раз можно убежать. Я не люблю грязи, поэтому сразу мою посуду и пол мету, чтобы тут свинарник не устраивать. Так вот, ты тоже можешь сюда приходить, как домой, мы ведь теперь с тобой в одной упряжке, да?

И Мустафа дружески хлопнул Баху по спине.

– Ты Амантая видел? – спросил Баха.

– Видел, конечно, – сказал Мустафа. – Ты это, водку всё же вытащи и налей, а то горло пересохло. Я его сразу по твоему описанию узнал, действительно, тип ещё тот. И я на него не только посмотрел, но и кое-что разузнал. Нашёлся у меня там знакомый среди ваших – вернее, братишка знакомого, ну, я у него невзначай и расспросил про этого Амантая. Деньги, как он говорит, на «общак», он стал собирать недавно, всего только около года. До этого он, как все, сидел по дворам и курил, а потом, видимо, деньги на сигареты понадобились. Как я понял, он в основном дерёт с нескольких терпил, которые у него есть – так сказать, любимые мальчики для битья, а остальных просто так стращает, для порядка.

– Да, есть такие, – подтвердил Баха. – У нас в классе тоже двое есть: Аркаша и Владя. Он их каждую перемену вызывает, и, как я думаю, деньги у них берёт. Они ещё недавно с фингалами под глазами ходили.

– Точно, и в других классах тоже та же картина: берёт вот таких белобрысых из интеллигентных семей и ставит их на счётчик, и потом они его вечными рабами становятся. А что касается прописки, то ты в этой школе был вообще первым и единственным, кого таким образом прописали. Это Амантай услышал, что в армии или на зоне так иногда делают, и тоже решил устроить представление, чтобы другим отбиваться от рук неповадно было. И ещё одну вещь я у вас в школе увидел. Пришли ребята с соседней девятнадцатой школы.

– Они почти каждый день приходят, – кивнул головой Бахыт.

– Это было уже после уроков. Их человек десять зашло. Они сели на скамейке в вестибюле и немедленно принялись отбирать деньги у всех школьников подряд и приставать к вашим девчонкам. А Амантай всё это видел, но только поздоровался с ними и прошёл дальше. Многие ваши пацаны смотрели на этот беспредел и явно были недовольны. Но никто ничего не сделал. И так, ты говоришь, происходит каждый день?

– Почти что каждый. Если их учителя или директор не выгоняют, то они вот именно так себя и начинают вести.

– И какой ты из этого можешь сделать вывод? – задушевным голосом спросил Мустафа, опрокинув шкалик водки.

–Ну, то, что у них самих в школе скучно, – предположил Баха.

– Это тоже, – отозвался Мустафа. – Но я имел в виду другое. Сопоставь все факты: Амантай чморит только интеллигентиков, общак он собирает около года, и то не со всех, прописывали только одного тебя, ну а про девятнадцатую школу я вообще молчу. Если бы я был смотрящим за школой, то я уж точно не позволил бы чужим отбирать мои деньги и приставать к моим девчонкам. Ты сегодня сам на своей шкуре убедился, как держат свою территорию браконьеры. Они готовы убить даже малолетку, который к ним вторгся. Ведь для них рыбалка – это главное и единственное дело жизни. Сравни их с поведением этого вашего Амантая. Да ведь ясно, что он просто возник на пустом месте, потому что кому-то рано или поздно всё равно пришла бы в голову идея собирать общак со школы. И ясно, что он далеко не самый лучший смотрящий, школьники за ним не идут, и при первом удобном случае положат на него с превеликим удовольствием. Если лишить его возможности собирать общак, то он немного, конечно, погрустит, а потом снова сядет во дворе и будет курить сигареты, никому не мешая, как раньше.

– А как же с пропиской, тогда остальные разве не его слушались? – недоверчиво спросил Баха.

– Я узнал у своего знакомого, как тогда было дело, – невозмутимо ответил Мустафа. – Делать было нечего, после каникул все были полны энергии, и когда Амантай предложил «прописать» кого-нибудь из новеньких, все его сразу поддержали. Драться никто не хотел, для них это было развлечением. Если бы один недоумок не перегнул палку, тебя бы просто подняли на смех и отпустили. Так что поверь мне, друг, никакой реальной власти и уж тем более авторитета у Амантая нет. Он даже один коридор контролировать не сможет, не говоря уже о целой школе.

– И что мне теперь делать? Идти и мочить его?

– Торопиться не надо, – успокоил Мустафа. – Для начала немного подготовься. С этого момента называй меня, как хочешь, но желательно либо Учителем, либо Сенсеем. Курс обучения не займёт много времени. Сегодня немного теории, а завтра экзамен, вот и всё. Послезавтра начнёшь разрабатывать свою цель.

– Будем тренироваться? – обрадовался Баха, вставая с табуретки.

– Да чего мне с тобой тренироваться? – лениво спросил Мустафа. – Ты молодой, сильный, а этот Амантай – худосочный орангутанг, и мне его уже жалко. Этакая высохшая жердь, и та полезла в смотрящие. На что только деньги не толкают народ! Это я поэтическим языком выражаюсь, а тебе всё равно надо его опасаться. Он выше тебя на голову и старше, так что завалить его всё равно будет нелегко. И запомни, что мои сегодняшние умозаключения доступны только нам с тобой, а для вашей школы он всё ещё так и остаётся главным авторитетом, так что наобум на него лезть нельзя. Попрёшь на него без всякого повода и среди бела дня – остальные школьники, даже те, кто, может быть, его не любят, тебя сразу же забьют на месте, потому что это будет означать, что ты поступаешь не по понятиям.

– А как будет правильно?

– Это надо думать, как его спровоцировать и себе не навредить. Давай для начала в общем поговорим. О тебе, например.

– А чего обо мне говорить?

– К примеру, мы раскритиковали этого твоего Амантая, – Мустафа усмехнулся, видя, как Баху передёрнуло при слове «твоего», – волосы у него длинные и крашеные, как у бабы, морда грязная и всё такое. А ты на себя посмотри. Ну, одежда у тебя всегда одна и та же – это ясно, другой нет. Но это не значит, что её надо месяцами не стирать и не гладить. От тебя воняет, ты не замечаешь? Сегодня же вечером постираешь и погладишь всю свою одежду. Причёска у тебя вроде нормальная, только голову надо мыть каждый день. И эти твои усы – зачем они тебе? Думаешь, старше выглядишь? Вряд ли. Можешь с усами у себя в ауле ходить, а здесь ты должен быть чисто выбрит.

– При чём здесь усы? – разозлился Баха.

– Слушай и делай, что я говорю, – авторитетно и спокойно сказал Мустафа. – Если ты хочешь вызвать на бой главного бандита в школе, тебе придётся ставить на кон всё, что у тебя есть. Если ты проиграешь, то вряд ли уже вернёшься в эту школу. А если победишь, то станешь на его место…

– Очень мне нужно его место…

– А тебя и спрашивать не будут – сразу же заставят. А это значит, что тебе до этого надо уже… как бы это сказать… завоевать симпатии, что ли. Кто же захочет идти за человеком, от которого воняет бараном?

Бахыт промолчал.

– Дальше, – с удовлетворением продолжал Мустафа. – Тебе надо научиться правильно говорить. Это сразу не приходит, но после регулярных занятий и это освоишь. Специальный воровской язык, конечно, знать не обязательно, да и кто его сейчас толком знает, – но основы нормального базара освоить надо, со временем ты поймёшь, что это намного важнее, чем мускулы и самопалы. И, самое главное, надо полностью быть в курсе законов того мира, в котором вращаешься. Чтобы жить и действовать в соответствии с блатными заповедями, их сначала надо не просто выучить, а сделать их частью себя и своей жизни. Ничего сложного в этом нет. Братва – это те же самые люди, все они когда-то начинали. Надо запомнить несколько простых правил, из которых исходит всё остальное. Три главных, можно сказать, хрестоматийных, жизненных принципа у нас это: не верь, не бойся и не проси. В твоём случае это: не верь никаким россказням про Амантая и про его могущество, вся его слава дутая, как ты увидел, и чёрт всегда не так страшен, как его себе представляют. Не бойся никого и никогда, не носи с собой нож или самопал, кроме тех случаев, когда идёшь на серьёзную разборку, иначе спалишься, погоришь на чепухе. Всегда будь рассудителен и хладнокровен, не лезь в драку, если тебя провоцируют, потому что им только и надо, чтобы ты вышел из себя. И на будущее: ничего не проси, никто тебе просто так ничего не даст, всё надо забирать самому, и тогда люди проникнуться к тебе уважением. Запомнил?

Баха кивнул, проникнувшись житейской мудростью и подивившись её простоте и силе. Мустафа, довольный прилежностью своего ученика, продолжал, лёжа в той же позе на жёстких пружинах кровати:

– Ничего и никому ты не должен – это правило на все времена. И ещё – очень важная вещь – никто не может спросить с тебя за нарушение порядков, которых ты не знаешь. Это при условии, что вообще есть какие-то порядки. Ваша прописка при всей её церемонности была самым обычным беспределом, тебя били просто так, ни за что, а такие вещи нормальной братвой караются очень жестоко. А вот когда тебя звали, а ты не вышел в коридор, ты поступил совершенно правильно. Вместо того, чтобы тебя мочить, им следовало нормально тебе разъяснить, что тебе надо отдавать деньги в общак. А этого не сделал никто ни до, ни после прописки, и до сих пор тебе остаётся только догадываться, какие там у них порядки. Всё это говорит о том, что у них там не нормальные пацаны, а обычные отморозки. Вот такие самые общие правила.

– И как мне себя теперь вести?

– Так же, как и все эти дни. Помалкивай, присматривайся, делай то же, что и все. И так же, как все. Поменьше говори, побольше слушай. Не давай волю своему гневу, особенно по мелочам. Многое пропускай мимо ушей, потому что оно не стоит твоего внимания.

– А нож ты мне дашь?

– Да, нож дам, – сказал Мустафа и серьёзно посмотрел на Баху.

– Научишь им пользоваться?

– А чего там учиться? – спросил Мустафа. – Дело нехитрое – берёшь и колешь. Тут только одно правило – не вытаскивай без необходимости, а уж если вытащил, то режь без промедления. У меня, пока мы говорили, возник план, как можно всё это дело обстряпать. Ты ведь говорил, что у вас в классе учатся двое, которые ходят под Амантаем?

– Ну, ходят это сильно сказано, – поправил Баха. – Он с них деньги собирает.

– Отлично. И ты в одном классе с ними. Так вот, попробуй завести дружбу хотя бы с одним из них, а лучше с двумя сразу.

– Зачем?

– Тебе ведь нужен повод, чтобы вызвать Амантая на бой? А просто так к нему подойти ты не можешь. Вот и защити своих одноклассников – это вполне нормальный повод для драки. Только прямо в школе не дерись и сразу на него не набрасывайся, сделай так, чтобы у него не было возможности ускользнуть, и при других пацанах вызови его на бой на ножах. Покажи ему, что у тебя есть нож, только не свети оружие при всех, а приоткрой немного пиджак и продемонстрируй нож во внутреннем кармане. Вид оружия сразу его уверит, что твои намерения серьёзные. И чем больше народу при этом будет, тем лучше, он не сможет отказаться. В ближайшие три-четыре дня сойдись с твоими забитыми одноклассниками и ищи повод схлыстнуться с Амантаем. Думаю, в течение этого месяца он тебе такой повод предоставит сам. А сейчас вечерком мы с тобой пойдём на экзамен.

– Куда это?

– Увидишь.

5.

На часах было десять часов утра. Бахыт вслед за Мустафой зашёл в ничем не примечательный подъезд обычной пятиэтажки в центре города. На третьем этаже Мустафа остановился на несколько секунд и внимательно прислушивался к звукам в подъезде. Убедившись, что всё тихо, он достал из кармана связку ключей, надел тонкие китайские перчатки для ремонта и подошёл к двери одной из квартир. Баха заметил, что дверь была очень добротной, стальной и обделанной дорогим деревом, что резко контрастировало с облезлой внешностью соседских квартир. Мустафа поменял два ключа и заметно обрадовался, когда третий подошёл, и дверь легко, без всякого усилия, открылась. Мустафа быстро вошёл внутрь квартиры и втянул за собой Баху. Тихо звякнул английский замок в двери.

Мустафа вынул из кармана куртки и протянул Бахе вторую пару перчаток. Баха их немедленно натянул. Мустафа жестом пригласил в главную комнату квартиры. Закрыв за собой лёгкую стеклянную дверь между комнатами, он огляделся и, вздохнув, произнёс вполголоса:

– Неплохое место. Я его для себя берёг, но тебе тоже надо с чего-то начинать. Это ещё один совет тебе на будущее – всюду, где находишься, подхватывай любую информацию. Ничего случайного на свете вообще нет, всё, что говорят вокруг, может привести тебя к деньгам. Вот, например, как эта квартира. В магазин на днях зашёл за сигаретами и случайно услышал разговор двух покупательниц. Одна из них хвасталась другой, ее хозяева скоро уезжают домой в Венгрию на два месяца, и она тоже рванет завтра на отдых к родителям в Уральск. Как я услышал про венгров, так сразу стал прислушиваться. Я за ней последовал и пришёл к этой квартире. Точную дату отъезда я уже знал – она в разговоре сказала, и как только они уехали, я поставил в двери обломок спички. Если бы кто-то после этого открывал дверь, спичка бы вылетела. Но, если ты успел заметить, и сегодня она была на месте.

Мустафа принялся шарить по серванту, а Бахе указал на шкаф у телевизора. Пока они искали ценности, Мустафа продолжал поучать:

– Кроме заметки, обязательно надо в таких случаях проверять, нет ли сигнализации, и есть ли глазки в дверях соседних квартир – а то в последнее время много развелось любителей смотреть в чужие квартиры. Ничего этого не было, и я изучил замок в двери. Типов замков не так уж и много, их все можно при желании выучить назубок. Так что за несколько дней я подобрал ключи, а на случай, если они не подойдут, у меня есть отмычки. Я ещё один раз приходил проверять заметку, и после этого предложил тебе пойти со мной. Как тебе такой экзамен?

Баха в ответ промолчал, продолжая рыскать по шкафу.

– Мы возьмем тебе кое-какие вещи, а то ты сильно обносился, – сказал Мустафа. – Оденешь их прямо на себя, чтобы не тащить в руках. Пакеты могут привлечь внимание, так что их надо брать по минимуму. Ты не торопись, у нас времени много, всё досконально просмотрим, потом за собой уберёмся – зачем людям бардак в доме устраивать? Хотя, если подумать, какие они люди? Ты же венгров видал? Они где-то в степи на нефтяном месторождении вахтовый поселок строят. Уже несколько лет по городу ходят как местные. Одежда у всех такая модная, дорогая, и на наших смотрят как на папуасов. Щеглы к ним подходят и просят жвачку. Они, сволочи, уже приучили щеглов становиться на колени. Фотографируют их, смеются, и только после этого дают жвачку. А те, кто постарше, у них так же сигареты вымаливают. Поубивал бы их за это.

– Кого поубивал? Щеглов или венгров?

– Не знаю, – задумчиво ответил Мустафа. – Никто из них ничего хорошего не заслуживает. Одни ведут себя как колонизаторы, а другие родину за жвачку продать готовы. В любом случае, венгры не обеднеют. Ты бы машины видел, в которых они разъезжают. Богатые, гады.

– Ты смелее себя веди, – ободрил Баху Мустафа, заметив неуверенность в его взгляде и движениях. – Мы не какие-то там закоренелые урки, мы творим справедливость. Все что находится в этой квартире, куплено за наши с тобой деньги, за нашу нефть. Почему они у себя дома не сидят, а на нашу землю приехали? А наши рабочие тем временем не могут трудоустроиться. Это, брат, политика, что они жируют, а наши нищенствуют! Но мы немного эту ситуацию поправим, верно?

Обоснование Мустафы и вправду уверило Баху в правильности их действий, и он принялся искать вещи с удвоенной энергией.

Спустя час, проверив все комнаты, Мустафа и Баха аккуратно паковали найденные вещи. Немного денег, которые удалось найти, рассовали по карманам. На плече у Мустафы висела кожаная сумка с дорогим фотоаппаратом, а Баха держал во внутреннем кармане куртки блок иностранных сигарет. Кроме того, Мустафа взял с собой редкий французский коньяк, чтобы отметить сегодняшнюю удачу.

– Это вам не спирт Рояль, – с гордостью сказал он после трёх неудачных попыток прочитать сложное название на этикетке.

Мустафа не позволил брать никакие вещи из комнаты с детской кроваткой, потому что, по его словам, было большим грехом забирать что-то у малышей, и велел Бахе положить обратно тяжёлый браслет с бриллиантами, за который явно можно было выручить хорошие деньги.

– Штучка именная, – с презрением указал он Бахыту, повернув браслет тыльной стороной. – Видишь, тут целая надпись выгравирована: наверно, желаю того, да сего. Можно, конечно, попробовать свести эту надпись, но знакомых ювелиров у меня нет, а зайдёшь кому-то наугад – сразу засветишься. И на базаре тоже не продашь – за вещи с надписями дают намного меньше, да и опасно это. У меня одного старого дружка по такой именной вещице выследили: вор опытный был, а погорел на пустяке, из-за банальной жадности. Жадность и зависть – вот две вещи, которые сильно вредят нашему брату. Был у меня знакомый, так он то, что не мог унести, ломал или портил: получайте, мол, буржуи. Из такого браслета он обязательно бы постарался бриллианты выковырять: даже если не продашь их, то вещь уже безвозвратно пропадёт. Но такая мелочность мне не нравится, а вор этот завистливый давно уже отошёл от нормальной работы и промышляет сейчас вместе со своими братьями по разуму, где-то на госслужбе. Не всё золото в этой жизни надо брать, лучше чем-то сегодня пожертвовать, чем завтра сокрушаться, сидя где-нибудь на поселении. Так что положи браслетик обратно и никогда не бери помеченные вещи. Как разбогатеешь, купишь себе или своей девушке такой, и поймёшь тогда, что ничего хорошего в этих побрякушках нет. Одни только лишние расходы.

Перед уходом Мустафа долго копался в кабинете хозяина дома и, наконец, нашёл то, что искал – с торжественной миной он протянул Бахе тяжёлый добротный охотничий нож, отточенный до остроты тонкого бритвенного лезвия.

– Я же говорил тебе, что у меня этого добра много, – сказал Мустафа, пряча оружие в роскошные ножны и передавая своему напарнику. – Теперь и про свой старый тесак забыть можешь.

– Ничего, я его ещё верну, – пообещал Баха, с удовольствием принимая в руки новую опасную игрушку. Под курткой у Бахи уже были надеты новая рубашка и свитер, и вкруг талии он обвил дорогие джинсы, от чего на глазах располнел. Мустафа тоже поживился кое-чем из вещей хозяина, включая меховую зимнюю шапку, которую он натянул на голову.

– Пора, – сказал Мустафа, прислушавшись сквозь входную дверь к звукам в подъезде.

И они неслышно выскользнули в коридор.

– Ну что ж, экзамен ты прошёл, – похвалил Бахыта Сенсей, когда они, продав сигареты и фотоаппарат знакомым Мустафы на базаре, в подвале пили коньяк. – Теперь можешь смело драться с Амантаем. А дальше – я не позавидую тому, кто встанет у тебя на пути.

6.

События в школе развивались даже быстрее, чем предсказывал Мустафа. Близко познакомиться за два-три дня с Аркашей и Владиком не удалось: они, как и все остальные, сторонились новенького, – да и Баха не отличался коммуникабельностью: все его попытки заключались в том, что он подходил к ним и стоял рядом, тупо прислушиваясь к их разговорам. Заподозрив недоброе, они начали отходить от него всякий раз, когда Баха пристраивался к их группе, и ему пришлось отказаться от такого метода сближения.

На третий день он пришёл в школу за сорок минут до начала уроков и присоединился к группе одноклассников, судачивших в углу на обычные темы: автомобили, рыбалка и фильмы.

В последнее время коллеги привыкли к Бахе и перестали от него шарахаться, но внимания на него так и не обращали. Бахыту позволили присутствовать в роли молчаливого свидетеля беседы, но быстро пресекли две робкие попытки вставить в разговор веское слово, перебивая неопытного в трёпе сельчанина на той стадии, когда он, вспомнив интересную историю, только набирал воздух в лёгкие и подавался вперёд. Осёкшись во второй раз, Баха перестал влезать в разговор и сосредоточил внимание на визуальном изучении собеседников, надеясь, что извлечёт из их речей нечто для себя поучительное. Недели вынужденного молчания во враждебной городской обстановке сделали из него хорошего слушателя и превосходного наблюдателя. Поэтому Бахе хватило всего нескольких минут, чтобы составить вполне справедливое мнение о, впрочем, далеко не шекспировских характерах парней, коротавших время до начала урока.

Из собравшихся тут пятерых ребят только один выделялся своей внешностью и речью – смуглый, с серьгой в ухе и бандане, скрывавшей нещадно обритую голову – меломан и завсегдатай дискотек Даулет. Он всё время пытался перевести разговор на последние новости в мире музыки, делал рэпперовские движения пальцами и даже пританцовывал и припевал наиболее запомнившиеся ему мелодии. Но его усилия хоть как-то раскрасить пресную дискуссию были тщетны: монотонный разговор завяз на летних воспоминаниях о шлюпках, петлях для ловли севрюг и лагерях.

Баху не интересовали особенности найма к корейцам для уборки бахчевых и тонкости флирта с пионервожатыми, поэтому он тихо отошёл в другой конец класса, к широкому окну с несколькими горшками фикусов и алоэ. Перед окном стояли и горячо спорили высокий, нестерпимо рыжий и весь покрытый веснушками Андрей и атлетически сложенный Кумар, обладавший приятным, хорошо поставленным, словно у оперного певца, басом. Они тоже говорили на малопонятные для Бахыта темы, но, в отличие от предыдущей компании, представляли собой действительно увлечённые натуры, и беседа их напоминала скорее жаркий научный диспут, нежели простой ученический разговор в межурочное время.

По отдельным словам и выражениям Бахыт вскоре догадался, что диспут носит сугубо технический характер, а названия вроде «АйБиЭм» уверили его в том, что он имеет дело с очень продвинутыми специалистами в сфере компьютеров. Андрей спорил нервно и даже агрессивно, наседая на одноклассника всем своим почти двухметровым ростом; Кумар же стоял, не шелохнувшись, и невозмутимо отвечал на яростные выпады длинными и продуманными предложениями. Его глубокий бархатный голос подчёркивал резкость и поведения Андрея, и в целом эта парочка смотрелась очень гармонично в отличие от расплывшейся от лени и пустоты в головах в один малоподвижный кусок студня компании Даулета.

От чисто технической части диспута компьютерщики перешли к более приземлённым и потому понятным для невидимого им слушателя вещам – способам заработка с помощью их знаний и умений.

– А я тебе не говорю, что наша специальность – это золотое дно, – мягко возразил Кумар в ответ на очередное замечание Андрея. – Все ребята, которые этим занимаются, пашут в поте лица. Конечно, есть большие компании, начинавшие с крупных вложений, но таких одна, две, и обчёлся, а основная масса сидит в тесных офисах или ходит по домам.

– Никто этого не отрицает, – развёл руками Андрей. – Но согласись, что это постоянный источник дохода. Пусть маленького поначалу, но стабильного. Ты же знаешь Петра? В очках, с длинными волосами, на хиппи похож? Так вот, он уже год как даёт объявления в газету, в раздел «Компьютерные услуги». У него уже есть постоянные клиенты. Некоторым он уже даже новые машины поставил – сам собрал и продал, как импортные. А что – наклеить на мониторе и системном блоке название любой иностранной компании – и продавай, кто ж узнает, что ты их сам у себя дома сделал. Тем более, что в случае поломки клиент опять к тебе же и обратится, а в большинстве случаев причины неисправностей одни и те же.

– У меня тоже были знакомые – два парня, они только закончили колледж, взяли кредит и открыли маленькую фирму в микрорайоне. Сняли там офис на первом этаже и занялись продажей и ремонтом компьютеров. Дела шли не очень-то хорошо, но на еду и оплату аренды хватало. А потом их угораздило заключить договор с одной государственной организацией, они им поставили тридцать или около того машин и получили хорошие деньги. Но оказалось, что при заключении сделки были нарушены какие-то там обязательные условия, директора той организации закрыла милиция, а офис наших ребят опечатали, и счёт арестовали. Я их недавно видел – до сих пор как в воду опущенные ходят.

– Это верно, с государственными компаниями лучше не связываться, – поддакнул Андрей. – Можно начать так же, как Пётр – ходить по домам и чинить машины. А потом, как накопим денег, снимем помещение и откроем свою фирму. Таких фирм в городе мало, а желающих купить компьютер много: играть любят и дети, и взрослые. Стабильно будем получать доход, а там и фирму покрупнее основать можно.

– Да, но чтобы открыть фирму, тоже деньги нужны. Нам ведь не один и не пять компьютеров сделать придется, а как минимум десяток.

Видимо, посчитав в уме, сколько будет стоить десяток компьютеров, Андрей и Кумар дружно вздохнули. Баха воспользовался паузой, чтобы вставить вопрос:

– Извините, а вы, как я понял, компьютерщики?

Андрей и Кумар в раздумье подняли головы и удивлённо посмотрели на Бахыта. Они только что заметили его присутствие. Первым опомнился Кумар:

– Мы не компьютерщики. Мы системные администраторы. Или, если угодно, системные интеграторы. А в чём дело?

– Ну, пусть будет интеграторы, – согласился Баха. – А вы действительно думаете, что с помощью ваших знаний можно зарабатывать деньги?

– Конечно, – уверенно ответил Андрей. – Мы как раз об этом сейчас и говорим.

– А вот, к примеру, что надо сделать, чтобы стать интегр… компьютерщиком?

– А зачем тебе это? – спросил Кумар, но не с вызовом, а с искренним интересом.

– Да вот, думаю, чем заняться после школы, – честно признался Баха. – Ваша идея мне понравилась. Вот теперь думаю – а где можно выучиться вашей профессии?

– Ну, не знаю, – протянул Андрей. – Это надо в колледж или в политех идти.

– А в какой колледж?

Ребята снова переглянулись. Андрей подошёл к Бахе и положил руку ему на плечо.

– Для начала, парень, я думаю, надо школу хорошо закончить, чтобы экзамены сдать. У тебя по алгебре и физике какие отметки? А информатика? Ты компьютер вообще видел?

– Видел, – гордо ответил Бахыт. – Только вот работать с ним не приходилось.

– Тогда, думаю, тебе надо начать с азов. То есть – подойти к Владику. Он у нас гений математики, а в компьютерах без математики никак.

– К Владику? – переспросил Баха.

– Да, вон он сидит за партой, белобрысенький такой, – кивнул Андрей. – Видишь, учебник читает? Ты ведь у нас недавно, ещё, наверно, и не знаешь его?

– Ну, так…

– Давай, познакомлю.

Андрей, не давая Бахе времени на раздумье, с силой взял его за плечо и подвёл к Владе. При виде огромной фигуры Андрея, заслонившей свет, Владя осторожно поднял голову и вопросительно уставился на непрошенных гостей.

– Привет, Владик, – сказал Андрей.

Владя встал и вежливо поздоровался с обоими за руку.

– Это – Баха, – хлопнул Андрей по плечу своего спутника с такой силой, что тот едва устоял на ногах. – Ведь правильно, Баха? Он у нас будущий компьютерный гений.

Владя смерил Бахыта недоверчивым взглядом.

– Да, может быть, сейчас в это трудно поверить, но тяга к знаниям и настойчивость у него имеются, – продолжал Андрей. – Думаю, у него всё получится.

– Это хорошо, – согласно потёр подбородок Владя и устало моргнул своими серыми водянистыми глазами. – А я тут при чём?

– У нашего друга есть одна проблема. Его бы немного в математике подтянуть, чтобы он смог в следующем году экзамены в колледж сдать. Он к нам обратился за помощью, а я говорю, что лучший в этом предмете у нас ты. Разве не так?

– А, математика? Да конечно, без вопросов, – охотно поддержал идею Андрея Владя. – А учебники у тебя есть?

– Есть, – тихо ответил Баха.

– Ну, бери их и подсаживайся ко мне. Сейчас проверим, как ты сделал уроки… А ты их вообще делал?

– …Да.

– Ладно, ребята, вы тут учитесь, а мне ещё с другом поговорить надо, – извинился Андрей и отошёл к окну.

Кумар ждал его с иронической усмешкой на лице.

– Классно ты его… – сказал он.

– Это точно, – радостно подтвердил Андрей. – Наконец-то этот выскочка помучается. Наш деревенский тупица так ему мозги обработает, что он очень скоро перестанет нас идиотами перед учителем физики выставлять.

И они оба удовлетворённо посмотрели на Владю и подсевшего к нему к учебниками Бахыта.

Общение с Владей получилось неожиданно плодотворным. Признавшись, что из пяти заданных на дом упражнений он сделал только одно, и то не до конца, Баха выпросил у нового наставника тетрадь, чтобы списать домашнее задание. Владя согласился, но в ответ все перемены «гонял» его по учебнику, терпеливо разъясняя непонятные ему места. К этому интересному процессу присоединился и Аркаша, попутно оказавшийся гением геометрии, так что Бахе пришлось изрядно попотеть.

После уроков Баха нагнал Владю и Аркашу и присоединился к ним, заваливая их по пути вопросами о сегодняшнем домашнем задании.

Когда они вышли из школьных дверей, на крыльце в толпе выходящих из здания учеников им повстречалась ватага старшеклассников, при виде которой лица Аркаши и Влади резко помрачнели. Они опустили головы и попытались быстро миновать крыльцо, но от той самой компании отделился старый знакомый Бахи по имени Бычок и подошёл к ним со своей обычной дурацкой ухмылкой. Абсолютно игнорируя Баху, Бычок грубо толкнул ближайшего к нему Владю и громко спросил:

– Ты чего не здороваешься? Крутой стал?

Владя поспешно протянул ему руку, но Бычок здороваться не стал, а хлестнул Владе ладонью по лицу и толкнул его кулаком по голове. Затем Бычок ухватил молчаливого Владю за локоть и принялся учить его, что, когда Владя видит его, Бычка, даже издалека, то он должен прибежать и поздороваться, да ещё двумя руками, и тогда его, может быть, не треснут за неуважение в физиономию. Аркаша во время этого «урока» понуро стоял рядом, а Баха некоторое время наблюдал это унижение, после чего кровь в нём вскипела, и он резким ударом кулака в скулу сбил не ожидавшего нападения Бычка на бетонное покрытие крыльца.

Дружки Бычка, до этого радостно потешавшиеся в сторонке, моментально смолкли и в нерешительности посмотрели на Баху. Не столько пострадавший, сколько изумлённый и оскорблённый таким обращением Бычок в некотором раздумье поднялся с бетона, после чего, извергая потоки отборной брани, набросился на Баху, но получил второй удар, ещё сильнее первого, и вторично очутился на полу.

Аркаша и Владя в страхе убежали с крыльца и исчезли во дворе ближайшего дома. А Баха прижал к себе школьный портфель, в котором лежал острый охотничий нож, и воинственно посмотрел на друзей Бычка. В его взгляде в этот момент было нечто такое, что заставило всю эту братию отойти в страхе к самой дальней из колонн, поддерживавших крыльцо.

Бычок, которому Баха расквасил нос, плакал и размазывал по лицу кровь и слёзы. Держась теперь от Бахи на почтительном расстоянии, он принялся кричать, что ему это даром не пройдёт, и его скоро так отметелят, что мало не покажется. Крики эти продолжались довольно долго. Баха терпеливо выслушал, а потом, памятуя наставления Мустафы, спросил Бычка:

– А на кого ты намекаешь? Кто это меня замочит? – Амантай ваш, что ли? Да он для меня никто, пусть приходит, я его сам завалю. Где этот Амантай, эта ваша обезьяна крашеная?

Последние слова Баха прокричал так, чтобы их отчётливо слышали дружки Бычка на дальнем конце крыльца. Слова эти были так смелы и безрассудны, что даже Бычок прекратил скулить, тихо отошёл и поспешно покинул крыльцо, направившись с друзьями внутрь школы.

Баха стал их ждать, отойдя от крыльца к школьной ограде. Он расстегнул портфель и переложил нож поверх учебников.

Спустя десять минут из недр школы показалась довольно внушительная толпа, в центре которой выделялась своей особенной сегодняшней немытостью и неряшливостью плохо выкрашенная пергидролем голова Амантая. Толпа подошла к Бахе и остановилась в нескольких метрах от него, затем Амантай не спеша приблизился к Бахе и бесстрастным голосом осведомился:

– Ты почему про меня говоришь что попало? Ты кто такой вообще?

– А сам ты кто такой? – спросил Баха, с огромным трудом сохраняя спокойствие и глядя прямо в холодные, глубоко посаженные глазки врага.

– Ты что, думаешь, что здесь можно говорить такие вещи и после этого ходить спокойно по школе? – прошипел Амантай, в то время как все остальные жадно ловили каждое его слово.

– Ещё как, – ответил Баха и, не желая ввязываться в долгий хитроумный разговор, в котором Амантай, чего доброго, мог выставить его не в самом лучшем свете, решил сократить время дискуссии: – Я вообще с тобой говорить не желаю, козлом крашеным.

Маска невозмутимости впервые за время разговора слетела с лица Амантая. Он опалил Баху страшным взглядом и сделал шаг вперёд, но Баха красноречиво засунул руку в портфель, и Амантай остановился, всё ещё держась на безопасном расстоянии от дерзкого выскочки.

Толпа, услышав немыслимые до этого оскорбления в адрес своего вожака, загудела, но без сигнала нападать на Баху не спешила. Баха понял, что промедление в этой ситуации может плохо закончиться, и, выбросив руку с ножом из портфеля, громко воскликнул:

– Завтра после уроков я буду ждать тебя там, – и указал ножом в сторону полуразрушенной школьной теплицы. – Будем на ножах драться. Если хочешь, можем и сегодня, но у тебя нет оружия. А если завтра не придёшь, то все будут знать, что Амантай не только крашеная баба, но и трус.

Несколько человек попытались подойти к Бахе с явно недружелюбными намерениями, но Баха выкинул в их сторону руку с ножом, и они поспешно отступили.

– Завтра, – повторил Баха, ткнув ножом в сторону Амантая, который невольно отшатнулся, и в его глазах Баха с удовлетворением заметил страх или, по крайней мере, опасение.

Затем он медленно повернулся, положил нож в портфель и, с каждым шагом убыстряя темп хода, пошёл к дому.

Сзади некоторое время царила гробовая тишина, но, когда Баха отошёл шагов на тридцать, толпа направилась за ним, улюлюкая и выкрикивая различные угрозы. Баха не оборачивался. Скоро вокруг него стали с грохотом падать куски щебня и засохшей грязи. Баха продолжал упрямо идти, зная, что ему предстоит драться с Амантаем, а не с толпой трусливых шакалов.

Но когда острый кусок щебня попал ему в голень, и сильная боль пронзила ногу, Баха не выдержал, обернулся и побежал на бесновавшуюся толпу. Он успел заметить, что Амантая среди них не было, а, значит, он так и остался по своему обыкновению наблюдать склоку издалека. Увидев несущегося в ярости Баху, толпа остановилась, а затем, распавшись на отдельных школьников, разбежалась в стороны. Баха тут же прекратил наступление и оценивающе посмотрел на своих преследователей. Те тоже встали: некоторые продолжали угрожающе кричать, но не приближались, другие теребили в руках камни и молчали.

Баха развернулся и снова пошёл по направлению к дому. Он старался не убыстрять шаг, чтобы они не приняли его за нерешительного беглеца, а шёл спокойно и, как ему казалось, даже величаво: лёгкой ковбойской поступью, словно персонаж вестерна. Крики и преследование возобновились, но уже с меньшей интенсивностью. Ещё несколько камней упало возле Бахи, но в него ни один не попал. Скоро толпа стала отставать от Бахи, потом позади осталось всего несколько самых упорных, но и они повернули обратно, как только Баха вошёл в микрорайон.

В тот день Баха не смог найти Мустафу, чтобы рассказать ему о случившемся. Первую половину следующего дня Баха не выходил из дома, опасаясь, что его могут поджидать в подъезде, а потом отправился в школу. Ещё на крыльце он заметил направленные на него внимательные взгляды пацанов. К нему не подходили, но и не нападали, только смотрели издали и о чём-то переговаривались за спиной.

На перемены Баха не выходил, боясь возможных провокаций. Перед вторым уроком, когда Баха одиноко сидел в пустом классе, к нему подошёл верзила Рустем – тот самый, который остервенело бил его во время прописки. На этот раз Рустем был тих и осторожен, в его поведении читалось даже скрытое уважение. Он остановился в двух партах от Бахи и сказал ему:

– Я от Амантая. Сегодня драться будете не ножами, а арматурой.

Баха был удивлён и отреагировал резко:

– А что, ножами слабо? Ваш Амантай уже струсил, что ли?

Рустем с усилием подумал и ответил:

– Не знаю, мне передали только это.

– А где я арматуру возьму?

– Всё будет, ребята приготовят, – пообещал Рустем и быстро ушёл, видимо, чтобы не отвечать на прочие вопросы, которые могли бы возникнуть в связи с его поручением.

Баха посмотрел на свой нож и задумался. Он был сбит с толку, потому что ясная схема событий, предсказанная Мустафой, ломалась. А что, если это хитроумная комбинация, с помощью которой его хотят обезоружить и затем избить его целой толпой? В мучительных метаниях Баха отсидел два урока, а потом на перемене в класс зашёл незнакомый паренёк из средних классов и сказал ему тихо:

– Зайти в туалет в конце коридора, там тебя Сенсей ждёт.

Парень сразу же вышел, а Баха отправился в туалет, захватив с собой нож во внутреннем кармане пиджака. Он опасался, что это могла быть ловушка, но в пустом туалете действительно стоял у окна и перемалывал крупными белыми зубами жвачку довольный Мустафа. Баха почувствовал облегчение: в этот враждебный лагерь пробрался хоть один союзник, да ещё какой! Дружеская поддержка Мустафы была сейчас для него особенно важна.

– Ты где вчера был, я искал тебя, – с ходу упрекнул друга Бахыт, не скрывая, тем не менее, своей радости от его появления.

– Дела были, – спокойно объяснил Мустафа. – И потом, я знал, что ты и сам справишься. С Максом познакомился? Это как раз тот самый братишка моего знакомого, о котором я тебе рассказывал, что он здесь учится. Он успел мне рассказать про твой вчерашний бенефис. Немного крутовато, но, в общем, верно. С ними так и надо себя вести, с отморозками этими. Безбашенных любят, особенно на первой стадии, на которой находишься ты. Потом тактику надо менять, иначе свои же и пристукнут или сдадут, но у тебя время ещё есть, так что развлекайся пока, потом я тебя проинструктирую, когда надо будет.

– Ко мне подходил человек Амантая, – сказал Баха. – Он предлагает драться арматурой.

Мустафа встретил это известие без изумления.

– А я знал, что так оно и будет, – отозвался он. – Этого черта Амантая насквозь было видно с первого взгляда. Такой трусишка, как он, сразу наложил в штаны, как услышал про драку на ножах, а когда ты ещё и помахал этим охотничьим мачете перед его носом, я думаю, он вообще дар речи потерял. Такие, как Амантай, на ножах не дерутся. А отказаться он не мог, потому что ты его вызвал перед всей толпой. Авторитет он терять не хочет, и получать пером в живот тоже не желает. Вот он и прислал к тебе заранее гонца, чтобы всё выглядело, как будто это ты ему втихаря предложил сменить вид оружия. Извиняюсь, что не предупредил тебя о своих предположениях заранее, но так даже лучше – если бы ты знал это, твоё поведение не было бы таким естественным.

– А что будет, если они принесут арматуру только для него?

– Раз сказали, значит, будет и для него, и для тебя. Правда, от этих малолеток можно ожидать и нечестную игру: например, твой прут будет короче или легче, чем его, но в таком случае ты имеешь право требовать, чтобы их сравнили и предоставили тебе равное оружие. Хотя я боюсь не этого, а того, что они могут не остановиться в своих требованиях – предложат, например, драку на палках или просто на кулаках. Без оружия драться не соглашайся, потому что Амантай выше тебя, и руки у него длиннее. С виду он доходяга, но такие обычно жилистые и выносливые, в драке их надо держать на расстоянии палки или, в вашем случае, арматурного прута. Перед этим он обязательно тебя вызовет в сторону и будет стращать или уговаривать, чтобы ты сам отказался от драки – это всё потому, что драки этой он сам боится, как огня, но не хочет об этом говорить открыто. Он будет нести всякую чушь, чтобы только потянуть время, так что если ему удастся тебя запутать разговорами – считай, что он выиграл. Поэтому с самого начала всё бери в свои руки, если он скажет: отойдём в сторону, – спроси, где твоя арматура, и стой на своём. Если они будут отказываться дать тебе арматуру, вынимай нож – это их отрезвит. Если чувствуешь, что он затягивает разговор, отталкивай его и требуй оружие, но в любой момент ожидай нападения с его стороны – он будет надеяться на элемент неожиданности. Остальное додумаешь по интуиции.

– А ты там будешь? – с надеждой спросил Баха.

– Нет, – покачал головой Мустафа. – У меня правило нигде не светиться, тем более в местах разборок. Даже если тебя будут там мочить коллективно, я не приду к тебе на помощь – не тот это случай. Так что рассчитывай только на себя. Жвачку будешь?

– Да какая жвачка! – махнул рукой Баха.

– Тогда я пошёл, – засобирался Мустафа. – Вечером будь дома, я к тебе зайду, расскажешь, как всё было.

Мустафа ушёл, а Баха отправился обратно в класс.

После шестого урока Бахыт, справившийся к тому времени с остатками колебаний, решительно направился к назначенному месту драки. Руины теплицы, скрытые кустами в нескольких десятках метрах от школьного крыльца, надёжно защищали от лишних глаз и ушей любую разборку и издавна служили местом серьёзных пацанских мероприятий. Баха этого не знал и выбрал место путём собственных наблюдений и умозаключений.

На дворе школы было холодно и облачно, с утра начинал моросить несмелый дождь, потом он стих, и почва поэтому была слегка влажная. В теплице уже собрались десятка два человек, но Амантая среди них не было. На Баху они посматривали по-разному: кто-то с презрением, кто-то с опаской, – но никаких выпадов, в том числе словесных, в его сторону никто себе не позволял. Баха спокойно прислонился к гладкой покрытой ржавчиной трубе, когда-то служившей подпоркой для тепличной крыши, и стал ждать.

Амантай не утруждал себя пунктуальностью. Он появился только минут через сорок, окружённый десятком приближённых. Внешне он был спокоен и даже немного расслаблен: шёл вперевалочку и позёвывая. Одет он был в чёрную кожаную куртку, джинсы и крепкие ботинки, к носкам которых были прибиты изогнутые куски воронёной стали. Баха почему-то сразу обратил внимание на эти ботинки и сделал для себя вывод, что надо особенно остерегаться ударов ногами. Подойдя к Бахе метров на пять, Амантай остановился и лениво натянул на руки чёрные кожаные перчатки. Баха заметил, что один из ребят, шагавших за Амантаем, нёс в руках два ржавых арматурных прута. Не опуская на землю портфель с ножом, Баха подошёл к этому парню и протянул руку к арматуре. Но к нему тут же приблизились два пацана, которые часто тусовались вместе с Амантаем, и один из них довольно угрожающим тоном сказал:

– Обожди, поговорить надо, – и дотронулся до плеча Бахыта.

Баха отдёрнул плечо и резко ответил:

– Арматуру дайте – начинать пора.

Переговорщики, один из которых был безразмерно толст, а другой огненно-рыжий (за это их называли Жиртрест и почему-то Баклажан – наверно, в честь баклажанной икры), переглянулись и подошли к Бахе вплотную, теперь уже явно ему угрожая.

– Пойдём, отойдём в сторону, – сказал более наглый Баклажан и крепко стиснул руку Бахи поверх локтя. Толстяк сложил руки со сжатыми кулаками перед собой и, наклонив голову вперёд, напирал на Баху с другого бока.

Вдвоём они принялись подталкивать Баху к кустам, где темнели силуэты нескольких их сообщников. Баха понял, что план Амантая был намного проще того, который предполагал Мустафа, и осознал, что действовать надо незамедлительно и оригинально, иначе его сейчас изобьют опять, и на этот раз без членовредительства точно не обойдётся. Заметив краем глаза удовлетворённую ухмылку Амантая, Баха разъярился окончательно.

Въехав кулаком поднятой руки в зубы Баклажану, который от неожиданности выпустил его, Баха нырнул вниз и локтём нанёс удар в место пониже отвисшего живота Жиртреста. Тот охнул и согнулся, а Баха выхватил нож, бросил портфель на землю и, разогнав взмахами оружия подбежавших было дружков Амантая, подскочил к парню, который держал арматуру. Приложив нож к его подбородку, Баха спокойно попросил:

– Отдай мой прут, – и тут же его получил.

Бахыт засунул нож за пояс и, взвесив на руке прут, убедился, что он достаточно тяжёл и обладает необходимой длиной. Затем, увидев, что все вокруг, включая присмиревших толстяка и Баклажана, почтительно расступились, оставив его и Амантая в центре площадки, Бахыт решительной походкой направился к своему противнику. Секундант подбежал к тому и всунул в руку побелевшему вожаку арматурный прут, после чего поспешно отошёл на безопасное расстояние.

Схватив прут, Амантай неожиданно вышел из состояния полной расслабленности и с диким криком замахнулся своим оружием на дерзкого новичка. Тот уклонился, и прут просвистел мимо. Оказавшись сбоку от Амантая, Баха не растерялся и ткнул его прутом под рёбра. Укол был исключительно чувствительный, потому что Амантай заверещал от боли и согнулся. Не ведая к нему ни малейшей жалости, Баха замахнулся, чтобы раскроить ему череп, но Амантай увернулся и, в свою очередь, атаковал Бахыта.

Около минуты противники, пыхтя от усилий, обменивались ударами, некоторые из которых попадали в цель. Удары получались в основном скользящие, поэтому у обоих скоро из ободранных ран на лице и руках начала сочиться кровь.

В пылу драки Баха забыл о ботинках врага, и тот скоро этим воспользовался, нанеся окованным носком удар в бедро. Метил он в пах, но Баха в последний момент отскочил, и мощный удар пришёлся в правую ногу. Баха вмиг охромел и поволочил за собой ногу, и Амантай, обрадовавшись, принялся орудовать прутом с удесятерённой энергией. Бахыт сглаживал его удары и отводил их в сторону, а затем, изловчившись, заехал противнику сбоку по уху. Этот удар был такой силы, что Баха, казалось, сам увидел, как у его врага из глаз посыпались искры. Амантай выпустил арматуру и столбом повалился на землю.

Подбежав к противнику, Баха немилосердно наградил его ударом ботинка в живот. Затем он занёс прут для завершающего удара, но Амантай вытянул вверх руки и, громко плача, закричал:

– Не надо! Не надо! Всё, я сдаюсь!

Помня о коварстве поверженного врага, Баха всё же треснул его ещё раза два ногой в голову, которую Амантай закрыл руками, а потом посмотрел на дружков школьного босса.

На лицах всех присутствовавших было написано только одно: страх. Все в ужасе смотрели на окровавленного Бахыта, возвышавшегося над телом человека, перед которым многие ещё недавно трепетали, и страх в их глазах постепенно сменялся уважением.

Бросив прут на Амантая, который при этом только всхлипнул, Баха поднял портфель, положил туда нож и неторопливо направился домой.

Вслед за ним разошлись и все остальные, только Амантай ещё долго лежал в одиночестве на земле, плача от боли и унижения. Потом начался дождь, и Амантаю стало холодно. Он с трудом поднялся и поплёлся в микрорайон.

7.

Бахыт сидел в столовой перед стаканом компота и гипнотизировал взглядом булку в своей руке. Чувства голода не было, но и сидеть на большой перемене в классе, где всё внимание было приковано к нему одному, тоже не хотелось, поэтому он пришёл в столовую и считал минуты до начала урока.

Возле широкого прилавка у раздаточного окошка столовой царила обычная для перемены давка. Из этого смешения школьных костюмов и платьев вывалился Серик из параллельного класса и направился к Бахе. У Серика были пышные волосы, как у рок-звезды, и тщательно выглаженная дорогая одежда – всё это сильно пострадало в страшной драке за пирожки и сочники, поэтому по дороге Серик потратил несколько минут на попытки вернуть себе прежний деловой облик. Усевшись за стол напротив него, Серик протянул руку и сказал:

– Здорово, брат, как дела?

Серик не присутствовал при вчерашней драке и в прописке Бахи не участвовал, но Бахыт давно уже стал выделять его среди прочих старшеклассников, потому что Серик был со всеми одинаково корректен, пользовался всеобщим уважением и всегда был в курсе любых школьных новостей и сплетен. Но с Бахой он, как и все остальные, до этого никогда не здоровался, поэтому упрямый неофит шестнадцатой школы ответил на его рукопожатие с некоторой осторожностью.

– Слышал, слышал, как ты вчера зажигал, – похвалил Бахыта Серик таким тоном, будто знает его уже очень много лет. – Амантай теперь не скоро в школе появится. К этому, в общем-то, всё и шло. Пацаны его уже, если честно, с трудом терпели, потому что у него в последнее время было много отстойных движений.

– Я заметил, – всё так же осторожно отозвался Баха.

Серик внимательно на него взглянул своими большими и невинными, как у телёнка, глазами и возразил:

– Да нет, в целом идея была правильная. Общак по-любому нужен, без него трудно. Если в школе есть чмошники, то почему бы с них не собирать больше, чем с других. Это всё верно; я, например, не согласен с Ризой, который всё это дело просто игнорировал и до сих пор считает общак дурацкой затеей, хотя для себя, если ему нужно, собирает и даже отбирает у особо несговорчивых.

Баха слегка кашлянул и посмотрел в сторону.

– Риза – очень крутой пацан, – сказал Серик. – Ты его еще увидишь. Это не Амантай, он по мелочи не работает. Хотя у Амантая бывали проблески хороших мыслей. Это я все про общак. Но Амантай – слишком жадный тип, и это его, как обычно в таких случаях, и сгубило. Ребята поговаривали, что весь общак он тратит на себя. Ну, если и не весь, то большую его часть. А денег там должно было скопиться немало: с каждого чмошника вроде Беки или ваших Аркаши и Влади Амантай почти каждый день стриг по полной. Кстати, ты, конечно, сам знаешь, что правильно, а что нет, но насчёт этих Аркаши и Влади подумай – на кой они тебе, они математики хреновы, ни с кем не общаются, оба переехали недавно в наш город, и отстёгивать будут по-любому: не Амантаю, так другим. А у Беки отец сидит по плохой статье. Амантай всё это про всех знал и давил на это. А нормальных пацанов не трогал. Например, Риза в эти дела вообще не лезет, и его люди ходят под ним – у них свой бизнес, есть места на базаре, где они либо сами торгуют, либо крышуют других, которые продажами занимаются. Амантай в курсе, что Риза сам по себе, и никогда к нему не подкатывал. Но в последние недели он вообще чувство реальности потерял: если бы ты его не завалил, его всё равно кто-то сдал бы милиции, и были бы у него большие проблемы. Мы с него ничего не требовали – раз сам вызвался, то пусть и собирает. Но были раза два случаи, когда надо было пацанов отмазывать, и тут как раз общак бы сгодился. Мы ему по-хорошему говорили, а он… Нет, деньги он в итоге дал, хотя перед этим очень долго тянул и приводил разные отмазки, но дал такой мизер, что этого ни на что не хватило. Мы сами попытались сброситься, но школа у нас не дружная, практически ничего не собрали. И хорошие ребята попали, один сейчас в колонии для несовершеннолетних, другой уже вышел – родители как-то помогли. Амантаю тогда никто не решился предъявить, потому что есть в нашей школе такое – разобщённые мы, только своих и можем нагибать, а все соседние микрорайоны над нами смеются и наезжают, как хотят. А теперь, после вашей разборки и Амантаю и его дружкам многое припомнят.

Баха смотрел на свой стакан и пытался понять, к чему клонит Серик. Серик продолжал разглагольствовать, а его собеседнику этот разговор уже начал надоедать. Когда Баха сделал нетерпеливое движение рукой и посмотрел в сторону выхода, Серик быстро оценил настроение вспыльчивого новичка, встал из-за стола и заявил:

– В общем, я хочу сказать… Мы все довольны, что именно ты это сделал и стал новым школьным смотрящим.

– Кто? – в замешательстве спросил Баха. – Я? Смотрящим? А кто доволен?

– Ребята хотят поздороваться, – продолжал Серик и махнул рукой в дальний конец зала.

К их столу подошли пятеро школьников из параллельных классов, и первым среди них руку Бахе протянул тот самый Рустем, который бил Баху во время прописки. Баха посмотрел на него с опаской, но в виноватых глазах гиганта увидел только преклонение и собачью преданность, и Бахе ничего не оставалось, как ответить на рукопожатие. Остальные тоже с уважением поздоровались и остались стоять возле стола в напряжённом молчании.

Баха собрался с мыслями и сказал:

– Я всё понимаю, конечно, но дрался я не из-за вашего общака. Этот Амантай меня просто достал, и я его вызвал, как сделал бы любой другой честный пацан. А в ваши общаковские игры я, извините, играть не буду, потому что ничего в этом не понимаю. Я пошёл, мне в класс надо…

Баха поднялся и направился к выходу из столовой. Рустем и другие переглядывались в недоумении и разочаровании.

– Подожди, так ведь нельзя! – попытался преградить Бахе дорогу Серик.

Но Баха обошёл его и, опустив голову, быстро ушёл из столовой.

Ребята остались стоять возле стола, а Серик с досадой треснул кулаком по бетонной колонне и проговорил:

– Ну, блин, теперь нам крышка! Теперь остальные школы нас точно зачморят!

Вечером Мустафа молча выслушал рассказ Бахи о сегодняшней беседе и покачал головой.

– Это они чего-то быстро начали, – сказал он. – Надо было подумать сначала – человек с аула, его только вчера по голове сильно били, дня три-четыре на осмысление ситуации надо было дать. Но Серик этот, ясное дело, к общаку хочет пристроиться, вот и торопится, чтобы другие выгодное дело не перехватили. Он ещё себя в качестве бухгалтера не предлагал?

– Нет, – ответил Баха. – А кто это – бухгалтер?

– Смотрящий – тот, кто смотрит за порядком, – объяснил Мустафа. – Времени на подсчет денег у него, как правило, нет, вот и вводят должность бухгалтера или казначея, который держит общак и головой отвечает за его сохранность. Если Серик не предложит своей кандидатуры, то выдвинет кого-то из своих друзей, так что будь готов к этому. Вообще, это хорошо, что нашёлся такой советчик. Раз ты теперь смотрящий, теперь тебе надо быть в курсе всех школьных событий и знать, что от кого ожидать. Серик тебе в этом поможет. А деньги передавай ему без всякого страха – если что и пропадёт, его первым бить будут, а не тебя.

– Да не хочу я быть смотрящим, – протянул Баха. – Я за себя лично дрался, а не за деньги.

– А тебя, как видишь, не спрашивают, хочешь ты им быть или нет, – весело сказал Мустафа. – Школа это не зона и не тюрьма, смотрящего там и сами ученики могут выбрать. Амантая этого, как я понял, вообще никто не назначал и не выбирал, он сам вызвался, а тебя народ выбрал, так что по статусу ты выше Амантая.

– Да ну, это же смешно, – неуверенно проговорил Баха. – У нас в селе такого не было. Деньги отбирали, конечно, и били, но чтобы какие-то смотрящие, бухгалтеры – это я в первый раз слышу.

– Тебе решать, – развёл руками Мустафа. – Если не хочешь в этом участвовать, так им и скажи. Ты это уже сказал. Но смотри, лично я бы от такой возможности не отказывался. Бакланов в каждом районе много, а о твоей драке уже все наслышаны. Ты теперь как претендент, побивший чемпиона на ринге. И каждый пень, который хочет доказать, что он крутой, будет мечтать тебя побить. Если считаешь, что всех побьёшь в одиночку, то это твоё дело. Но народ у нас безбашенный, и драться тебе придётся часто. Я бы предпочёл в таком случае иметь за спиной толпу верных людей, готовых впрячься за тебя в любой момент.

– И что мне теперь делать?

– Сам решай. Теперь, как ты их так резко отшил, они к тебе некоторое время не будут подходить. Но разговор у вас не закончен, и кто-то из них, скорее всего, опять этот Серик, рано или поздно с тобой заговорит. И тогда не убегай, как дикарь, а поговори, что они хотят. Скажи, например, следующее: предположим, я согласен, и что тогда? Выслушай их, я бы так поступил, никто тебя не заставляет принимать решение сразу, приди обратно ко мне, подумаем.

– Хорошо, – поразмыслив, изрёк Баха.

– Ладно, не парься, – похлопал его по плечу Мустафа. – Пойдём ко мне в каморку, чаю выпьем. А по пути я тебе подробно объясню, кто такие смотрящие и бухгалтеры.

Несмотря на подробные и весьма компетентные объяснения Мустафы и описанные им картины сладкой жизни школьного смотрящего, Бахыт, как ему казалось, твёрдо решил более не связываться с криминалом, а отгородиться от навязчивых бездельников и хулиганов, и приналечь на учёбу. Общение с Мустафой, соучастие в краже и жестокая драка следовали друг за другом слишком быстро, а Баха был полностью поглощён одной навязчивой идеей расправиться с Амантаем, поэтому у него не было ни времени, ни желания остановиться и поразмыслить о том шатком пути, по которому он следовал автоматически, словно робот.

Теперь же, когда время появилось, и Баха столкнулся с новыми реалиями и проблемами, что-то в нём застопорилось, и он ушёл в себя, напуганный тяжким грузом потенциальной ответственности. Кроме того, он начал осознавать, что на свете есть и другие занятия, вполне мирные, но при этом увлекательные и перспективные. Например, его всё ещё привлекала возможность стать компьютерщиком. Хорошо подумав на эту тему, Баха пришёл к мысли, что он поступил правильно, избавившись от угрозы в лице Амантая, потому что существование недруга в лице школьного смотрящего ставило непреодолимый барьер на любых мечтах Бахи в пределах этого микрорайона, но теперь, когда это препятствие было преодолено, можно было отвлечься от всего и заняться учёбой.

Решив для себя таким образом сложную дилемму, Баха представил себе будущий год как тяжкое, но сладостное время усиленного прогрызания гранита науки под руководством Влади и других школьных гениев, и даже перестал ходить к Мустафе. Последний, впрочем, был слишком поглощён своими делами, чтобы беспокоить Бахыта, поэтому их контакты на время прекратились.

Однако на практике гранит науки оказался непосильным для зубов нашего неофита, и виной тому была незримая стена, выросшая вокруг Бахи после драки со смотрящим. Его одноклассники, другие школьники, да и многие из учителей теперь глядели на него с плохо скрываемой неприязнью, и Баха не мог понять причин такого отношения. Владя и Аркаша избегали его, а когда Баха попытался ухватить Владю за руку, чтобы поговорить об учёбе хотя бы несколько минут, его несостоявшийся наставник в ужасе отдёрнулся и бросился бежать вон из класса. Немного спокойнее, но с тем же результатом, реагировали на Баху Кумар и Андрей.

Поразмыслив, Бахыт решил, что он застрял на некоем перепутье, переходе между этажами. Прежнее огульное игнорирование его персоны сменилось теперь осторожным соблюдением безопасной дистанции от «этого дикаря» и недоверчивыми перешёптываниями за его спиной. Для обычных ребят и «чмошников» он стал частью криминального мира, а для «крутых пацанов» остался всего лишь одиночкой, неподтверждённым претендентом на место смотрящего. Что касается взрослых, то те из учителей, которые знали о происшествии, видели в нём обычного хулигана – для них не было разницы, справедливая была драка или нет, а они лишь слышали, что вот этот новенький сильно избил своего однокашника, и от него теперь надо держаться подальше, иначе мало ли что ещё ему взбредёт в бедовую голову. В этом «железном занавесе» зияла только одна дыра, да и та была весьма сомнительна – приглашение Серика и его друзей, но его Баха, как известно, решительно отклонил и другие варианты рассматривать не собирался.

Однажды после уроков Бахыту наскучило ходить в пустом холле, и он вышел на крыльцо. Там было сыро и неприветливо, а пасмурное небо предвещало грозу. Со стороны микрорайона приближались несколько старшеклассников из чужой школы, но Баха, поглощённый своими мыслями, не обратил на них внимания. Он вынул из портфеля тетрадку с фразами на английском и принялся повторять сегодняшний урок.

Когда Баха углубился в чтение, стоя неподалёку от дверей, его неожиданно толкнули в плечо, и в тот же момент кто-то заботливо подставил ему ногу, чтобы не дать возможности отступить назад. Бахыт опрокинулся навзничь прямо на грязный, пыльный бетон, а тетрадка отлетела от него на несколько шагов. Сильно ударившись затылком о крыльцо, Баха чуть не потерял сознание. Приподнявшись, он сел и обнаружил, что эту подлость ему подстроили взобравшиеся на крыльцо чужаки-старшеклассники. Пока он сидел и потирал затылок, они бурно над ним хохотали, а один из них не поленился подойти к тетради и вытереть об неё ноги.

Баха вскочил и, подбежав к тетради, вырвал её из-под ботинка хохотавшего недруга, но тот наподдал Бахыта коленом и вновь обрёк его на неуклюжее падение, теперь уже на бок, чем вызвал новый взрыв восторга у своих товарищей.

Измазанный и побитый, Бахыт тяжело поднялся и сунул погибшую тетрадку в сильно пострадавший при падении портфель.

Решив, что с Бахи на этот раз достаточно, чужаки исчезли внутри школы, а он остался на крыльце, одинокий и униженный.

Весь вечер дома Баха провёл в тяжёлых раздумьях. Ему вдруг стало совершенно ясно, что спокойно жить и учиться ему теперь не дадут, слишком уж заманчивую цель он представлял для обидчиков. В одиночку с наглыми обидчиками не справиться – их было очень много, и на одном бесшабашном мужестве, как в случае с Амантаем, тут нельзя было выехать. Как Бахыт ни гнал от себя эту мысль и ни просматривал другие варианты, ему скоро пришлось осознать, что теперь оставался лишь один выход – подойти к Серику и согласиться с его предложением, если, конечно, оно ещё в силе.

Продолжая обдумывать ситуацию, Бахыт постепенно нарисовал в своём мозгу весьма заманчивую картину ближайшего будущего. Вместе с Сериком они сколотят крепкую бригаду и попытаются выгнать распоясавшихся чужаков из школы, а потом, возможно, он преуспеет и станет лучшим смотрящим в районе.

8.

План Бахи, как уже говорилось, был до гениальности (либо до беспредельной глупости) прост. Фактически, никакого плана не было, а существовало лишь намерение очистить школу от чужаков и сплотить вокруг себя народ. Поэтому в реальности обстоятельства заставили Бахыта импровизировать, так как Серика в школе не оказалось, зато незваные гости были тут как тут.

Сразу же на пороге школы Бахыт столкнулся с невысоким парнем из соседнего микрорайона. Бахыт знал, что он учится в девятнадцатой школе. Парень высокомерно посмотрел на Бахыта, и тот благоразумно пропустил его первым.

Во время уроков Бахыт видел ещё несколько учеников из соседней школы: они о чём-то шептались в туалетах, отводили в сторону местных чмошников, которых до этого обирал Амантай, и интенсивно клеились к старшеклассницам. Бахыт заметил, что это явно не нравилось исподволь наблюдавшим за чужаками Рустему из параллельного класса и его друзьям, но, поскольку к ним лично пришельцы не имели никаких претензий, то они и не вмешивались.

На одной из перемен Баха подошёл к Рустему и тихо спросил его, где сегодня Серик.

Рустем взглянул на Баху с удивлением, так как тот в своё время довольно грубо их с Сериком отшил, да и в последнее время практически ни с кем в школе не общался.

– Серик? – недоверчиво переспросил Рустем. – А тебе зачем?

– Да так, нужен, – уклончиво ответил Бахыт. – Парой слов надо было перекинуться.

– Я могу послать за ним пацанов, он подойдет, – подумав, предложил Рустем.

– Не надо, это я так спросил, вопрос не срочный, – поспешно отговорил его Баха и отошёл.

Рустем внимательно посмотрел ему вслед, затем подозвал к себе двоих младшеклассников и дал им несколько коротких инструкций. Пацаны переглянулись и спешно отправились в микрорайон.

Последним уроком была физкультура. На улице с утра потеплело, и физрук решил провести урок на бетонном школьном дворе. После физкультуры Баха задержался, потому что по просьбе учителя собирал скакалки и прочий спортивный инвентарь, разбросанные на дворе. Сложив всё это в картонную коробку, Бахыт направился в школу.

Войдя в просторный школьный вестибюль, Бахыт обнаружил с десяток старшеклассников из соседней школы, развалившихся на скамейках у окон. Пришельцы из девятнадцатой и раньше вели себя дерзко, а сегодня с первого взгляда было ясно, что они чувствуют себя хозяевами положения. Опёршись спинами о батареи, они вытянули ноги далеко вперёд и лениво шевелили губами, надувая пузыри из жвачек и плюясь во все стороны. Двое стояли в углу и явно, никого не боясь, отбирали деньги у пойманного ими восьмиклассника. Этих двоих Баха узнал моментально – они были из вчерашней компании его обидчиков – те самые, один из которых толкнул его, а второй истоптал тетрадку.

Воспоминание о картине собственного позора взволновало Баху, но он постарался изобразить на лице полное равнодушие ко всему происходящему на планете и бочком, держась противоположной стены, проскользнуть к спортзалу. Однако, когда он проходил мимо незваных гостей, один из них быстро встал и, как бы мимоходом, задел Бахыта плечом. В момент соприкосновения он так сильно тряхнул корпусом, что Баха не удержался и осел на пол, выронив коробку. Со скамейки раздался дружный смешок, но он быстро смолк, поскольку вчерашнего неуклюжего ботаника словно подменили.

Не поддавшись на провокацию и даже не взглянув на задиру, спокойно, как ни в чём не бывало, Баха легко поднялся с пола и пошёл в прежнем направлении.

Это явно задело лучшие чувства пришлых забияк.

– Эй! – раздался резкий окрик, – Бахыта грубо и настойчиво звали со скамейки.

Бахыт не обратил внимания и, стараясь не ускорять шаг, продолжал свой путь к спортзалу.

– Эй, братишка, к тебе обращаются! – повторился грозный крик.

К Бахе кто-то подбежал сзади и положил тяжёлую руку на плечо. Но в тот же момент рука отдёрнулась, и Баха услышал тихий, но твёрдый голос:

– Полегче.

Развернувшись, Баха увидел массивного гиганта Рустема, который незаметно подошёл сзади и резко убрал руку старшеклассника из девятнадцатой школы, пытавшегося остановить Бахыта. Тот старшеклассник тоже оказался не маленького роста и, в свою очередь, с вызовом воззрился на Рустема. Со скамейки начали приподниматься остальные.

Рустем сделал шаг по направлению к наглому пришельцу, но Бахыт схватил его за локоть и потянул к себе. Рустем вопросительно на него посмотрел.

– Не надо, – сказал Бахыт.

Рустем стоял в напряжении ещё секунды три, и Бахыт чувствовал, что он едва сдерживается, чтобы не расквасить незваному гостю физиономию. Однако Бахыт настойчиво повторил свою просьбу, и Рустем, высвободив руку, медленно развернулся и зашагал вместе с Бахытом к повороту на спортзал. Пришельцы внимательно смотрели им вслед.

Завернув за угол, Рустем тут же остановился и с вызовом обратился к Бахыту:

– Я не понял, ты что, хочешь…

– Остальные здесь? – прервал его Баха.

– Чего? – переспросил Рустем.

– Остальные наши, говорю, ещё по домам не разошлись? За перемену их собрать успеешь?

– Успею, – глядя исподлобья, ответил Рустем.

– Ну, тогда иди, собирай. По одному выходите из школы и ждите меня за углом, в малом дворе.

– Зачем?

– Мы потолкуем с этими ребятами и разъясним им, что так себя вести нельзя.

– А я что сейчас, по-твоему, хотел сделать? – подбоченившись, спросил верзила.

– В школе, на глазах учителей? Твои родители давно к директору не приходили? Зачем нам лишние проблемы? Не теряй время, зови народ. Это наша школа, и, раз другие этого не понимают, придётся им объяснить.

При этих словах Рустем заметно приободрился и даже расцвёл.

– Сейчас соберу! – радостно сказал он. – Только ты это, смотри, опять задний ход не включай!

– Не включу, – уверенно пообещал Баха.

Рустем умчался на верхние этажи, а Баха зашёл в спортзал и отдал физруку коробку. Переодевшись, он направился к запасному школьному входу – дверям, которые вели на малый дворик. Он знал, что в обеденное время этот, обычно закрытый вход открывают, и завхоз вместе с уборщицами достаёт оттуда вёдра и швабры. Пространство между внешними и внутренними дверями завхоз использовала как кладовку.

В малом школьном холле никого не было. Баха осторожно заглянул в «кладовку» – там тоже не было ни души. Оглянувшись, Баха нырнул внутрь и закрыл за собой дверь. Внутри было темно, но свет лился из многочисленных щелей и отверстий во внешних дверях. Переступая через вёдра, мотки верёвок, сваленные как попало старые транспаранты (кладовка и в самом деле была очень стара – под кипой сине-голубых лозунгов пылал кумачовыми отблесками культурный слой давно ушедшей эпохи) – и прочий хлам, Баха добрался до дальнего конца междудверья. Как-то во время одной из генеральных уборок завхоз привела его в числе других учеников в эту кладовку, чтобы снабдить класс вёдрами и тряпками. Копаясь в хламе, Баха заметил среди тряпок и швабр то, что искал теперь – дюжину гладких крепких черенков от лопат. По-видимому, их держали тут ещё с древне-советских времён, потому что их покрывала столетняя пыль. Почему они тут лежали и куда подевались их наконечники, Баху мало интересовало. Эти увесистые и удобные палки вполне годились для осуществления его плана.

Внешняя дверь была закрыта на огромный проржавевший замок, но петли сильно подгнили. Дверь можно было отодвинуть, и тогда образовывалась щель, достаточная для того, чтобы просунуть наружу черенки, что Баха и сделал, замирая от страха при мысли, что его тут могут застукать.

Всё обошлось. Спустя несколько минут черенки лежали на крыльце малого двора, а Баха уже шагал к главному школьному выходу. Незваные гости сидели на той же скамейке и ехидно посмеивались при виде Бахи, но в этот раз к нему никто не подошёл – скорее всего, им просто было лень вставать. Быстро пройдя к выходу, Баха, тем не менее, успел заметить, как их главарь с довольным видом считал деньги, явно собранные в шестнадцатой школе.

В палисаднике у малого двора уже собралось около пятнадцати ребят, собранных Рустемом. Среди них был и Серик, который был занят сегодня своими делами, но пришёл, когда Рустем известил его, что с ним хочет поговорить Баха.

Увидев приготовления однокашников, Серик подошёл к Бахе и тихо спросил:

– А стоит ли это делать? Всё-таки, мы с ними никогда не ссорились.

– Оно и видно, – коротко отреагировал Баха.

Серик не нашёлся что ответить. Остальные ребята тем временем живо обсуждали сегодняшний набег девятнадцатой. Из обрывков фраз, которые расслышал Баха, он составил мнение, что незваные гости успели «отметиться» практически во всех старших классах и перешли все границы дозволенного. Ребята пылали жаждой мщения.

– Что будем делать, смотрящий? – раздался нетерпеливый возглас, и все взгляды устремились на Бахыта.

– Пусть со мной пойдут двое, – предложил Баха и направился в недра малого двора.

Рустем и ещё один парень из его класса последовали за Бахой и спустя минуту вернулись с черенками от лопат. Черенки раздали по рукам, и Баха изрёк:

– В свой район они пойдут этим путём, и никаким другим, вы знаете. На проспект им идти уже поздно, да и делать им там нечего. Они набрали деньги, а значит, пойдут отмечать это событие – купят вина и сядут в подъезде. Мы будем ждать их за углом прямо вон там, где школа заканчивается, и до забора остаётся метров двадцать. Там растут деревья с кустами, и есть, где спрятаться. Нападаем по моему сигналу. Мочить их быстро, только по головам не бейте – нам тут мертвецы не нужны. Ну, пошли.

Обводя взглядом лица пацанов, Баха задержался на Серике, который явно хотел что-то сказать. Но Баха тут же отвёл взгляд.

Они встали за школьным углом, а один из ребят сел на трубу на школьном пустыре, что напротив. Его задачей было известить остальных о подходе противника.

Погода была очень хорошая, от вчерашнего ненастья не осталось и следа, и только земля ещё сохраняла некоторую влагу внутри себя. На утоптанном чернозёме в палисаднике стоять было приятно, но ребята не расслаблялись и не тратили время на пустые разговоры. Бахыт даже курить запретил, чтобы быть в полной готовности.

Долго ждать не пришлось, как Бахыт и предсказывал. Дозорный подал сигнал уже спустя пять минут. Затем из-за угла показались довольные ученики девятнадцатой школы.

Бахыт ещё не успел скомандовать атаку, когда нетерпеливый Рустем, издав яростный рык, бросился вперёд и страшным ударом черенка поверг наземь главаря пришельцев. Остальные враги на мгновение оцепенели, а оскорблённые ученики шестнадцатой налетели на них, как тигры на стадо испуганных антилоп.

Во время стремительного нападения Баха так и не успел никого ударить – его опередили другие. Черенки мелькали меньше минуты, а все одиннадцать гостей были уже побиты, как бродячие собаки. Они даже не пытались сопротивляться, а только беспомощно закрывали головы руками, и лишь те из них, которые шли последними, сделали попытку к бегству. Беглецов тут же ловили и, уложив поперёк цветных поливочных труб, били им по спинам и задам.

Когда стало ясно, что враг повержен и сдался на милость победителей, Баха нашёл среди распростёртых на земле недругов двоих вчерашних обидчиков и с наслаждением ударом носка ботинка выбил одному из них передние зубы. У того кровь полилась из разбитого рта, и несчастный заверещал на всю округу. А Бахыт, распалившись, набросился на второго и, вероятно, убил бы его, если бы не подоспел Рустем.

Баха разбежался и нацелился прыгнуть врагу ногами на грудь, но Рустем легко, как пташку, перехватил его в полёте и держал в железном замке сомкнутых рук, пока Баха не успокоился.

– Ладно, хватит, – вполголоса сказал Бахыт. – Отпусти, я в порядке.

Как только Рустем разжал замок, Бахыт высвободился и посмотрел на своих бойцов. Те в полном молчании смотрели на него со страхом и уважением. Под ногами жалобно стонали поверженные враги. Минута была поистине сладостная, и осознание этого окончательно вернуло Бахыту спокойствие и способность логически мыслить.

Бахыт шепнул Рустему, что надо забрать у их главаря деньги и, после того, как верзила с удовольствием исполнил этот приказ, смотрящий скомандовал отступление.

Суровые бойцы шестнадцатой исчезли в тени палисадника так же быстро, как появились. Они обошли школу сзади и спрятали черенки в секретном месте между гаражами – они могли пригодиться в будущем. Потом остановились возле гаражей, чтобы покурить.

Серик в избиении не участвовал, а стоял в сторонке. Тут же он подошёл к Бахе и сказал:

– Я пытался предупредить, но вы все были не в том настроении, чтобы что-то понять. Я о том, что, вообще-то, девятнадцатая школа держит весь район, и все это знают.

– Что значит – держит? – не понял Баха.

– Никто их раньше не бил вот так нагло, как мы. А всё потому, что они давно дали понять – если хоть одного из их пацанов побить, хотя бы даже и за дело, то завтра в ответ заявится сто бойцов, и они найдут виновника хоть на том свете.

– И поэтому считается, что они держат район?

– Ну, да.

– Всё так просто? – спросил Баха и повернулся к Рустему. – Рустем, мы сможем завтра собрать сотню пацанов?

Рустем быстро произвёл какие-то подсчёты в уме и ответил:

– Думаю, что сможем. Сейчас пройдусь по дворам, предупрежу, и завтра все будут начеку.

– Ну вот, видишь, – сказал Баха Серику. – Если надо, и больше соберём.

Серик покачал головой.

– Я ведь помочь хочу, – сказал он с оттенком обиды. – Собрать людей можно, но пойдут ли они за тобой? Нет, конечно, тебя уже многие знают, но принимают ли они тебя как своего? Извини, для некоторых ты всё ещё обычный аульный парень, и то, что ты побил Амантая, ещё не говорит о том…

– Хорошо, я понял, – остановил Серика Баха. – Что ты предлагаешь?

– Сегодня уже поздно, да и в школе уже никого нет, так что даже если они и соберутся, то ничего нам сделать не смогут. А вот завтра, ну, или послезавтра… Они знают, что старшие классы у нас учатся во вторую смену, но и у них учёба тоже со второй смены. Так что вряд ли они будут ждать нас до уроков – это было бы нежелательно, потому что в таком случае они перебьют нас поодиночке. Им самим надо осмыслить ситуацию, что-то спланировать и так далее, так что реальнее всего они придут завтра примерно в такое же время. Рустем и я соберём все старшие классы на футбольном поле – здесь нас вряд ли увидят учителя, потому что поле скрыто за деревьями. Они тоже, скорее всего, соберутся на поле. И вот тут нам понадобится кто-то, кого они знают и уважают, и, если они увидят его среди нас, то, возможно, вообще откажутся от драки, и перейдут к общению. А в разговоре уж я им смогу объяснить, насколько они были не правы.

– О ком это ты? – спросил Баха.

– Я о Ризе, о ком же ещё. О Ризе и его парнях.

– Ризу будет тяжело уговорить, – безнадёжно покачал головой Рустем.

– Это точно, – отозвался Серик. – Но без него будет плохо, так что надо попробовать.

– Я ведь его не знаю, – сказал Бахыт. – Видел несколько раз, но он никогда со мной не заговаривал.

– Да потому что ты был никем для него, – объяснил Серик. – Ты не думай, что он только с тобой так, он почти ни с кем не здоровается и не разговаривает. Он независимо живет, сам по себе. У него банда человек в десять таких же амбалов, как он, они таэквондо занимаются и качаются серьезно. С ними даже взрослые банды связываться не желают.

– Ну, тогда, раз он такой серьёзный, мы для него вообще малышня, сброд, с которым он и разговаривать не будет, – заключил Баха.

– Ты такими словами поменьше бросайся, – быстро проговорил Серик, с опаской косясь на остальных пацанов. – За это у нас и побить могут, и не посмотрят, что ты… А про Ризу ты зря так, он пацан правильный. Если объяснить, что чужие школу задавить могут, в стороне не останется. Вот только как он это сделает, это другой вопрос. Может, пойдёт и словечко за нас замолвит? Хотя какое тут, к чёрту, словечко, в такой ситуации без крови точно не обойдётся.

И Серик задумался.

– А где Ризу можно найти? – осведомился Бахыт. – В кабаке?

– Я же тебе говорю, Риза парень спортивный, у него чёрный пояс по таэквондо, он водку не пьёт и сигареты не курит, – сказал Рустем. – Вечерами он со своими ребятами занимается в спортзале, это тут недалеко, в здании колледжа.

– Тогда пойдём к нему и поговорим, это единственный способ что-то прояснить, – предложил Баха.

– Верно, сходим к нему, – согласился Серик и обратился к Рустему. – Пойдём втроём, остальным скажи, пусть расходятся по дворам и предупредят пацанов о завтрашней разборке.

Школьники разошлись, а Серик, Баха и Рустем отправились в колледж.

– Да, пока не забыл, – сказал по пути Баха. – Рустем, отдай Серику деньги.

Рустем с готовностью вытащил из кармана и протянул Серику смятую пачку.

– На что они мне? – поинтересовался Серик.

– Ну, если я смотрящий, то, насколько мне известно, я имею право назначить казначея, – объяснил Баха. – Так вот, ты у нас парень рассудительный, с математикой дружишь, тебе и быть казначеем. Если, конечно, не хочешь, то можешь отказаться.

– Да ладно, надо так надо, – быстро сориентировался Серик и, пересчитав, сунул деньги в карман.

Получив назначение, Серик заметно повеселел и тут же внёс своё предложение:

– Я на днях ещё к Амантаю наведаюсь, надо у него остатки общака забрать.

– Думаешь, ещё что-то осталось? – усмехнувшись, спросил Баха.

– Если не осталось, ему же хуже, – жёстко сказал Серик, и по его тону Баха понял, что на темы, связанные с деньгами, он шутить не любит.

– И ещё, – добавил новый казначей, – сядем как-нибудь и обсудим систему пополнения общака. У меня куча новых идей, пора их реализовывать.

– Для начала надо девятнадцатую школу успокоить, – сказал Баха. – Иначе некому будет твою систему реализовывать.

9.

Колледж находился в нескольких кварталах от школы, на пересечении двух больших городских магистралей. Отсюда начиналась трасса в аэропорт, а через дорогу возвышался новый комбинат по выпеканию хлеба. Совсем недавно колледж назывался профтехучилищем, ПТУ; многие ученики шестнадцатой школы после девятого класса уходили туда за получением среднего образования. Риза тоже был из таких, только он бросил колледж на середине первого курса, но спортзал данного учебного заведения посещал исправно – поздними вечерами и в сопровождении верных друзей.

В колледж Серику, Бахе и Рустему удалось зайти без лишнего шума – они сказали вахтёру, что хотят записаться в секцию таэквондо. Хотя вахтёр сообщил, что приём в секцию давно окончен, здоровенные плечи и усталый взгляд Рустема уверили его, что этих ребят всё же необходимо пропустить, после чего три друга бесшумно вошли в зал и примерно, по стеночке, добрались до ближайшей скамейки у входа.

Спортзал у колледжа был большой, и в нём одновременно занимались несколько секций. В дальнем углу разминались на матах парни в белых кимоно. Среди них Баха заметил Ризу – коренастого здоровяка с громадными бицепсами и давно не бритым хмурым лицом.

– Как быть? – спросил Баха. – Подойдём к нему или попросим его выйти?

– Думаю, он нас скоро сам увидит, – предположил Серик. – Подождём немного.

Риза и вправду часто поглядывал в их сторону, а спустя несколько минут к выходу подошёл один из его ребят. Серик знал этого парня очень хорошо, его звали Анарбек, и у Ризы он был кем-то вроде разводящего. Анарбек с Сериком пошептались, и посыльный Ризы вернулся к своим друзьям. Они с Ризой обменялись короткими фразами и продолжили тренировку.

– У них перерыв через пятнадцать минут, – сказал Серик. – Тогда он к нам подойдёт. А сейчас у них важная тренировка, не хотят прерывать.

Бахыт и сам видел, что ребята Ризы были заняты серьёзным делом. Они били кирпичи, расстелив между матами толстый лист полиэтилена, и несчастная, короткая судьба обречённых стройматериалов наглядно свидетельствовала о том, что человеческие руки и черепа намного твёрже и прочнее любых образований неорганического характера.

Расправившись с добрым десятком кирпичей и уймой деревянных брусков, Риза вытерся полотенцем и быстрой пружинящей походкой зашагал к выходу из спортзала. При его приближении ребята встали и по очереди пожали Ризе руки. Серик предупредил Баху, что Риза, в отличие от всех остальных, ни с кем не обнимается, и на лице его никогда не проступает даже тень улыбки. Со всеми он вёл себя одинаково бесстрастно и говорил в основном односложными короткими фразами. Исключение составляли его близкие друзья-спортсмены, с ними он иногда позволял себе долгие разговоры и даже угловатые шутки.

На Баху Риза посмотрел исподлобья, но без агрессии. Сухо поздоровавшись, он в полном молчании выслушал долгий рассказ и просьбу Серика, после чего уселся на старую боксёрскую грушу, валявшуюся в углу, и, задумчиво почесав подбородок, изрёк:

– Ты меня, Серик, знаешь – я стараюсь никогда ни во что не влезать.

– Да, но ты ведь учился в нашей школе, а у нас сейчас особенный период в развитии, – сказал Серик. – Когда был Амантай, все привыкли, что каждый сам за себя, и другие школы нас за людей не считали. А теперь у нас появился шанс доказать всему району, что мы… – тут Серик запнулся, подбирая подходящее выражение.

– Что – вы? – бесстрастно спросил Риза. – Доказывайте, что хотите, это ваше дело.

– Мы теперь – хозяева своей территории, – нашёлся, наконец, Серик. – Понимаешь, при Амантае…

– Не говори мне про этого длинного, – брезгливо оборвал Серика Риза. – Он для меня никто. Его только малолетки боятся.

– Да, но идея с общаком была хорошей. Теперь мы берём общак в свои руки и будем действовать по справедливости.

– Общак… – задумчиво проговорил Риза. – Модное слово. Что вы можете знать про общак?

– У тебя десять-пятнадцать бойцов, кстати все они тоже из нашей школы или учились там раньше, – сказал Серик. – Вы ломаете кирпичи, а с этими районными наркоманами и подавно справитесь. Вы нам нужны. Не хотел этого говорить, но, вообще-то, все знают, что, когда идут районные разборки, участвовать должны все честные пацаны.

– А ты меня не учи, – беззлобно предостерёг Риза.

– У нас новый смотрящий, – Серик показал на Баху, которого Риза смерил внимательным взглядом. – Я – казначей, держатель общака. Прикинь, Риза, на нашем районе никогда такой стройной системы не было. Если мы с твоей помощью побьем девятнадцатую, мы первыми на районе станем!

– Устал я от тебя, – сказал Риза. – Сказал же, мне это неинтересно. Делайте, что хотите, меня это не касается.

И Риза направился обратно к своим ребятам.

Бахыт сделал движение, намереваясь остановить его, но Серик ухватил его за руку и, когда Риза отошёл подальше, сказал:

– Не надо влезать, всё прошло хорошо. Он знает, что завтра после уроков у нас намечена разборка, и будет теперь думать. Риза принимает решения не один, у него много ребят, и они нормальные пацаны. Так что посмотрим, может, к завтрашнему дню он пересмотрит свою позицию. А ты приучайся больше молчать. Ты смотрящий, ты теперь в авторитете, говорить должен только в крайних случаях. В остальное время за тебя должны говорить другие.

Расставшись с друзьями, Баха сразу же отправился к Мустафе. Искать его долго не пришлось – Мустафа находился в ближайшей пятиэтажке, где уговаривал хозяина кооперативного магазина купить у него стопку лицензионных аудиокассет. Посетителей в магазине не было, поэтому Мустафа беспрепятственно донимал продавца уже, и по затуманенному выражению лица жертвы можно было предположить, что эта пытка длится не менее получаса.

– Таких кассет ты в городе не найдешь, – Мустафа уверенно рубил воздух ладонью. – В Торговом центре запись с шумами. Мой знакомый недавно записал у них «Легкий бум» и на следующий день прибежал требовать деньги обратно. В Доме быта запись чуть лучше, но тоже не фонтан. А у меня смотри: кассеты японские, вкладыши сделаны в официальной типографии, а не отпечатаны где попало. И самое главное – качество звука отличное!..

– Ну не торгую я кассетами, сколько можно говорить, – вздохнул хозяин, крепкий русский мужик лет сорока пяти.

– У тебя на полке стоит несколько магнитофонов, – сказал Мустафа. – Кассеты к ним будут как раз кстати.

– Да это так, взял в довесок, – пытался отнекиваться продавец. – Ты же видишь, у меня основной товар – еда и спиртное. Батончики «Луна», водка «Горбачев» и всякое такое. На одних жвачках «Бомбибом» можно за день кассу сделать – вон, дети из школы идут и покупают по пути. Одежда и остальное – так, дают самую малость из прибыли.

– А с кассетами все будет иначе, – доказывал Мустафа, проводя рукой по бритой голове. – Сам увидишь. Я тебе такую рекламу сделаю, все микрорайоны твоими будут.

– Ну хорошо, – сдался хозяин. – Оставь штук пять, посмотрим, может кто и заинтересуется. Договор заключать надо?

– Мы работаем на принципах полного доверия, – отчеканил довольный Мустафа. – Возьми десять, все купят, обещаю. Ты на названия посмотри: «Мираж», Дитер Болен, Сандра…

– Хорошо, оставляй, – продавец кивнул на прилавок. – Только я наценку двадцать процентов сделаю.

– Да хоть вполовину делай, все равно купят, – пообещал Мустафа, передавая пакет хозяину и поворачиваясь к выходу. – Я на днях зайду, если надо, еще занесу, у меня поставщик надежный.

– Как дела? – спросил Мустафа у Бахи, явно радуясь его обществу.

– Есть время? – озабоченно проговорил Баха.

– Давай покурим, – предложил Мустафа, определив по выражению лица товарища, что у того не все в порядке с делами.

Они вышли из магазина и сели на лавочку у тротуара. Мустафа закурил «Риск». Баха от сигареты отказался и рассказал о проблеме с Ризой. Мустафа выслушал и задумчиво сказал:

– Риза – да, знаю. Было у меня с ним одно-два дела, парень конкретный, все делает четко, хвостов за собой не оставляет, никого не кидает. Он из дома еще этой весной ушел, с отцом поругался. Сейчас, насколько мне известно, он живет поочередно у своих ребят или где придется. Промышляют они мелкими делами. Отбирают деньги у лохов, зимой шапки снимают. Так, ничего особенного. Ни в какую группировку не входят, работают сами… Так они тебе нужны для встречи с девятнадцатой школой? Слушай, а давай наведаемся к нему?

– Бесполезно, – покачал головой Баха. – Я думал, ты его знаешь, а если нет, то вряд ли он с тобой будет разговаривать.

– Ну зачем там? – возразил Мустафа. – Это смотря как подойти. Поговорить он точно не откажется.

Расспросив несколько человек, удалось узнать, куда Риза отправился из спортзала.

– Он что, пьет пиво? – удивился Баха.

– Не думаю, – покачал головой Мустафа. – Скорее всего, в «Шайбе» у него другой интерес. А если пьет, то еще лучше – вот и познакомимся поближе.

Старая, известная всему городу пивная «Шайба» представляла собой круглое в плане, довольно обветшалое здание, где с незапамятных времен продавали пиво. Одни говорили, что его производят тут же, другие – что привозят с городского пивоваренного завода. Во всяком случае, по отзывам, тут было лучшее пиво на правобережной стороне.

«Шайба» находилась внутри остроугольного выступа, образованного тремя улицами. Пейзаж тут был унылый: старые постройки частного сектора, автохозяйство с ржавыми остовами машин невдалеке и всего одна небольшая рощица тщедушных карагачей. В этой рощице наблюдалась неясная возня.

Мустафа острым взором в вечерних сумерках сразу определил, что Риза находится именно в той самой роще.

Когда Мустафа и Баха ступили на пожухлую траву под карагачами, Риза в окружении троих друзей возвышался над неким субъектом, сидящим прямо на земле и закрывшим лицо руками. Риза пинал его в бок и что-то вполголоса требовал.

Появление незваных зрителей Ризу явно не обрадовало.

– Чего надо? – резко выпалил он, обращая в сторону пришлых парней весьма недовольный взгляд.

– Да это я, Мустафа, – спокойно отозвался Сенсей.

– Вижу, – сквозь зубы сказал Риза. – Чего надо?

– Вообще, поговорить бы не мешало, – протянул Мустафа. – Но вы тут немного заняты, как я понял?

Мирный тон Мустафы несколько успокоил Ризу. Переведя взгляд на Баху и узнав его, он сказал:

– Да ничего, мы тут уже заканчиваем, – и снова пнул несчастного, сидящего на земле, на этот раз очень ощутимо – тот охнул и завалился на живот, тихо постанывая от боли.

– Плохо себя вел? – спросил Мустафа.

– Да, – коротко молвил Риза и, нагнувшись, ухватил несчастного за волосы.

Когда жертва, оказавшаяся худым мужчиной алкоголического типа, вновь приняла вертикальное положение, Риза грозно спросил:

– В последний раз спрашиваю – когда отдашь долг?

– Через неделю, – прохрипел избитый, строя от боли самые невероятные рожи.

– Завтра, или будет хуже, ты понял?

– Понял, только не надо больше бить! – крикнул алкоголик, пытаясь закрыть лицо.

Риза еще около минуты стращал должника, обещая ему все муки ада в случае дальнейшей просрочки, затем выпустил его волосы. Несчастный тут же принял наиболее безопасную, с его точки зрения, горизонтальную позицию.

Риза бросил на жертву последний презрительный взор и обратился к Мустафе:

– Ну, так с чем пришли?

– Есть желание выпить? – спросил Мустафа. – Я приглашаю.

– Не пьем, – отрицательно покачал головой Риза. – Давай только выйдем отсюда, тут воняет.

На ходу Риза успел отвесить еще один пинок притихшему должнику и вышел на густо посыпанную битым стеклом площадку перед тускло освещенным входом в пивную.

– Ваш должник? – поинтересовался Мустафа, закуривая сигарету.

– Нет, друзья попросили разобраться, – ответил Риза, потирая слегка сбитые о физиономию должника костяшки пальцев. – Взял товар на реализацию месяц назад. Теперь ни товара, ни денег. Тут сказали – уже неделю сидит в пивной безвылазно. Все потратил на выпивку, а как возвращать, не знает.

– Дохлый номер, – изрек Мустафа.

Риза промолчал, давай понять, что у него свое мнение на этот счет. Мустафа решил перейти к делу:

– Есть у меня знакомый – можно сказать, бизнес-партнер. Фархат зовут, ты его, кажется, знаешь…

– Видел разок, – подтвердил Риза. – Он вроде с братьями торговлю ведет?

– Да, точно, у него два здоровенных брата. У них есть место на рынке, они разной мелочевкой торгуют. Иногда и мой товар сбывали. Но в последнее время как-то неправильно стал себя вести. Деньги не полностью отдает, товар теряет. На него уже многие жалуются. А он ведь с юга приехал, не местный, и некому объяснить, что у нас так себя вести не принято. Я ему пытался это сказать, а он почему-то с братьями бить меня начал. Если бы не Баха, мне бы сильно досталось. Малой у нас правильный, помог.

Риза посмотрел на Баху, но ничего не сказал.

– Так вот, я предлагаю потолковать с ним и сказать, что так не делается, – продолжал Мустафа. – И не только это. Ему надо вбить в голову, что он не местный, за них никто не вступится. И место его – теперь не его, а наше. Директор рынка не будет против, я знаю. Вот только один я это не потяну, мне помощь понадобится.

– Ну, вот пусть малой тебе и помогает, – кивнул на Баху Риза.

Соратники Ризы промычали что-то в знак согласия со своим вожаком.

– У малого свой фронт действий, – объяснил Мустафа. – Про это нам тоже надо будет поговорить, немного позже. А у нас дела взрослые, без тебя этот вопрос я никак не решу. Братья Фархата выслушают меня, только если ты со своими ребятами будете стоять рядом со мной.

– Зачем мне это? – спросил Риза.

Мустафа посмотрел вглубь рощи, где все так же неподвижно лежал должник. Он уже вполне отошел от ударов, но на всякий случай не вставал, ожидая, пока его обидчики уйдут.

– Ты ведь уже и школу, и колледж прошел, насколько я знаю? – осведомился Мустафа. – А чем занимаешься? И какие у тебя перспективы? Так и будешь всю жизнь щеглов и ханыг на счетчик ставить? Не пора уже заняться более прибыльными делами?

Лица Ризы и его друзей помрачнели, а один из молчаливых парней даже сделал шаг по направлению к Мустафе, сжимая при этом кулаки. Риза сердито взглянул на него, и парень быстро вернулся «в строй».

– Наши дела вроде как других не касаются, – спокойно проговорил Риза. – Мы живем так, как нам нравится, и другим советов не даем.

– Знаешь, сколько я делаю в месяц? – спросил Мустафа. – Ты не поверишь, если узнаешь. И это при том, что товар я сбываю иногда через трех-четырех посредников. А если у нас будет своя точка на базаре, то доходы сразу возрастут в несколько раз. Ты ведь тоже часто ищет, кто бы помог сбыть товар? Уточнять не будем, где ты его берешь?

Риза посмотрел на своих друзей, вздохнул и сказал:

– У нас нет опыта торговли.

– Ты думаешь, этот опыт вообще у кого-то есть? Я предлагаю отпустить малого, у него есть чем заняться, а мы тем временем обговорим все вопросы, а потом и Фархата навестим. Как ты смотришь на это?

– Хорошо, давай поговорим, – согласился Риза.

Баха шел домой по темной, плохо освещенной улице. Дул холодный ветер, попадались пьяные. Баха был в плохом расположении духа. Он решил, что Мустафа воспользовался случаем, чтобы навести порядок в своих собственных делах.

Однако злиться попусту на Мустафу уже не было времени. Бахе предстоял очень непростой день, и необходимо было подготовиться к визиту девятнадцатой школы.

10.

Рустем и Серик, как обещали, собрали большую толпу: после шестого урока на футбольном поле скопилось не менее ста человек. Портфели предусмотрительно свалили в кучу у футбольных ворот. Многие принесли с собой палки и куски арматуры, у кого-то карманы оттягивали тяжёлые камни. Погода была прекрасная, как и вчера, только подул ещё свежий ветер; настроение у всех было весёлое и боевое.

Противник всё не показывался, хотя отдельные шпионы из соседнего микрорайона кружили вокруг школы уже с утра. По информации агентов шестнадцатой школы, во вражеских дворах со вчерашнего вечера царила тревожная атмосфера: они и впрямь хотели идти на разборку сразу же после нападения на них отряда Бахи, но потом поняли, что в темноте никого не найдут, и перенесли акт мести на следующий день. С утра же многие, как видно, остыли и не спешили лезть в драку. Обдумав всё это, Баха с удовольствием про себя отметил, что их школа оказалась в этом деле дружнее и оперативнее.

Вестей от Ризы не было, Мустафа тоже как в воду канул. После вчерашнего разговора Баха, в общем-то, на Ризу и не надеялся и предполагал, что драться придётся своими силами. Поэтому он попросил Серика познакомить его с авторитетами из каждого класса и с каждым провёл короткую ободряющую беседу. Серик тем временем активно пропагандировал «в народе» идею общака. После этих бесед Баха убедился в правоте Серика, когда тот говорил, что авторитетов в школе практически нет: подводил он Бахыта в основном к самым здоровым либо наглым представителям того или иного класса, и те, как правило, не могли и двух слов связать, не то что вести сколь-нибудь осмысленный разговор. На Баху смотрели в основном недоверчиво и осторожно, и только присутствие Серика, Рустема и других друзей заставляло ребят расслабляться и признавать в Бахыте своего.

Бахыт начинал уже волноваться, как бы народ не устал и не разошёлся по домам, когда со стороны улицы послышался шум, и через невысокую ограду с той стороны футбольного поля на территорию шестнадцатой школы хлынул поток на этот раз не вполне незваных, а в чём-то даже долгожданных гостей из соседнего района. Перепрыгивая через забор, они затем собирались в тесные группы вокруг противоположных ворот. Когда их скопилось уже приличное количество, в сторону учеников шестнадцатой школы полетели угрозы и оскорбления. Многие на них отвечали и даже пытались выбегать в сторону противника, но Баха и Рустем сразу же останавливали таких сорванцов.

Противник, судя по всему, был настроен драться не на жизнь, а на смерть: у каждого была палка, кусок металла или ещё какой-либо опасный предмет. Среди представителей соседней школы Баха заметил вчерашних побитых пришельцев – эти кричали и жестикулировали особенно яростно.

Через забор перемахнули последние бойцы девятнадцатой школы, и Баха, обведя вражескую толпу взглядом, с тревогой оценил её не менее чем в полтораста человек. Кроме того, их состав был заметно однороднее и сплочённее разношёрстного воинства шестнадцатой школы: Бахе сначала даже показалось, что все гости примерно одного роста и одеты одинаково, и причёски у них тоже похожие.

Баха поделился опасениями с Сериком, но тот махнул рукой и сказал:

– Нет, такого количества тут нет. Даже сотня едва наберется. Не бойся, веди себя спокойно, на тебя ведь все наши смотрят.

Баха постарался взять себя в руки и сделать самое свирепое выражение лица, на которое только был способен.

Девятнадцатая школа сомкнула тесные ряды, и вчерашний побитый главарь вышел вперёд, сверкая гигантским фонарём под глазом.

– Эй, вы, козлы! – закричал он на всё поле. – Отдавайте наши деньги!

В ответ ему понеслись ругательства и целые гневные тирады. Баха с трудом успокоил своих ребят и проорал вражескому боссу:

– Эти деньги вы отобрали в нашей школе, а значит, деньги наши!

Столь дипломатичная и лишённая мата фраза поставила врагов в тупик – они явно не нашлись что ответить.

– Хорошо обосновал, – раздались одобрительные возгласы из толпы позади Бахи.

В рядах противника происходило мельтешение и перегруппировка: одни о чём-то совещались, другие выступали вперёд и, не найдя достойного ответа на заявление Бахи, поливали шестнадцатую школу отборным матом.

– Что-то непонятное у них происходит, – сказал Серик, подойдя к Бахе. – Наверно, не все по-боевому сегодня настроены.

– Это хорошо, – отозвался Баха. – Значит, надо нападать.

– Чего? – Серик внимательно посмотрел на Бахыта.

– Идём в атаку, – коротко сказал тот. – Самое время.

И, не дожидаясь ответа Серика, Бахыт поднял сжатую в кулак руку к небу и заорал:

– Мочи их! – после чего помчался вперёд с энергией дикого буйвола, готовый в одиночку раздавить всю вражескую свору и совершенно не заботясь о том, идёт кто-то за ним или нет.

Тем самым Бахыт произвёл эффект спускового крючка – остальные тоже понеслись в атаку: на опешивших от неожиданности учеников девятнадцатой школы, словно налившаяся гневом грозовая туча, надвигалась яростно ревевшая и ощетинившаяся десятками палок тёмная толпа. Впрочем, враги оказались не робкого десятка: оправившись от внезапности, они заорали в ответ, и навстречу бойцам шестнадцатой школы полетели камни и куски арматуры.

Бахыт, устремившийся вперёд, словно дикий жеребец, на середине пути вспомнил, что выполняет в сегодняшней сваре ещё и обязанности лидера. На ходу он оглянулся и успел заметить, что никого из его ребят метательные снаряды не задели, потому что все умело увернулись: только в одном месте двое школьников, пытаясь отклониться от падающего куска железа, столкнулись между собой и неуклюже повалились на землю.

В следующее мгновение Баха развернулся обратно к противнику и на полном ходу налетел на дико кричащего парня в жёлтой куртке и с палкой в руке. Тот успел взмахнуть своим оружием, но лишь больно оцарапал Бахе лицо, после чего Баха врезался в него, пихнув локтем в незащищенный живот. Парень, издав жалобный стон, скрючился, осел вниз и исчез под ногами у других бойцов.

Бахыт оказался в самой гуще боя. Со всех сторон раздавались крики, звуки ударов и стоны. Баха отобрал у одного из противников стальной прут и колотил им направо и налево, стараясь не попадать по головам. Ему самому несколько раз чуть не размозжили череп, и только Рустем, заботливо опекавший смотрящего, смягчал либо отводил эти удары.

Скоро Баха заметил, что его и Рустема враги уже стараются обходить стороной, предпочитая других, менее сумасшедших бойцов. К этому времени первый пыл драки прошёл и, отдышавшись, Бахыт с тревогой увидел, что численное превосходство девятнадцатой школы всё же сыграло свою роль. Многим парням из шестнадцатой приходилось в одиночку сражаться с двумя, а то и тремя бойцами с вражеской стороны и, видя это, некоторые уже дрогнули. Задние ряды расслоились, и наименее храбрые начали медленно отступать, а вслед за ними и вся остальная толпа, продолжая изрыгать удары и проклятия, подалась назад.

Фланги девятнадцатой школы, словно крылья гигантской вороны, обтекли всё ещё стойко сопротивлявшееся ядро вражеской толпы, и шестнадцатой школе теперь приходилось биться на три фронта. Десятка два ученика, и так уже сильно отступивших назад, скоро были отрезаны от основной группы, и часть из них разбежалась, а других враги принялись нещадно бить.

В середине все уже перемешались, но постепенно людей Бахи и Серика оттеснили в центр поля и полностью их окружили. Они продолжали драться, но силы были уже на исходе, и торжествующие лица неприятелей закрыли от них весь остальной пейзаж.

– Ну, блин, недолго мы собирали общак! – с явной досадой закричал Серик, у которого кровь обильно капала из разбитой губы. – Ничего, нас так просто не взять! – и Серик устремился вперёд, охаживая всех вокруг заранее припасённой дубинкой.

Баха и Рустем шли рядом с ним, и остальные их соратники тоже собрали остаток сил и пошли в последний натиск. Однако всё больше их падало под ноги дерущихся либо, запыхавшись, лишь отбивалось от наседавших врагов и отходило в глубь толпы. Баха понимал, что ещё несколько минут, и шестнадцатая школа будет побита: не позорно, в честном бою, но всё равно побита.

Однако, как оказалось, девятнадцатая школа рано праздновала победу. Со стороны старого обшарпанного общежития вдруг послышались дикие крики и стоны повергаемых в пыль школьников, после чего вражеская толпа в этом месте стремительно начала редеть. Многие ученики девятнадцатой школы с ужасом оглядывались туда, после чего бросали своё оружие и стремглав неслись куда глаза глядят.

Менее чем за полминуты вражеская толпа отхлынула, и глазам Серика, Бахи и Рустема открылось с десяток здоровяков с Ризой во главе, которые вклинились в ряды девятнадцатой школы и, не утруждая себя излишним соблюдением джентльменских и рыцарских обычаев, с ходу многих положили ударами ног сзади в шею или затылок, а потом перешли к остальным. Оравшие во всю мочь при каждом ударе и одетые в одинаковые спортивные куртки тёмно-синего цвета, люди Ризы были похожи на всадников апокалипсиса, неожиданно поднявшихся из царства мёртвых для того, чтобы покарать девятнадцатую школу за попытку нарушить установленные границы районных территорий.

Увидев подмогу, бойцы шестнадцатой школы издали общий радостный рык и принялись биться с удвоенной энергией. Это было как нельзя кстати, потому что далеко не все ученики вражеской школы испугались грозного вида спортсменов и отступили: многие продолжали сражаться, а на своём правом фланге они даже потеснили шестнадцатую. Однако общий настрой противника был уже пораженческим: группа за группой они отступали и, прижавшись к краю поля, перелезали через ограду. Когда их осталось менее полусотни, они, наконец, дрогнули и побежали. Бойцы Серика и Бахи неслись за ними, ставили подножки и с наслаждением охаживали их по плечам своими палками.

Скоро все ученики девятнадцатой школы, которые могли ещё передвигаться, убежали за ограду, а около двух десятков были захвачены в плен. Среди них оказался и вчерашний главарь – его, как оказалось, звали Дарын, и раньше он учился в шестнадцатой школе, вот его и тянуло туда постоянно. Во всяком случае, именно этим он объяснил свой вчерашний невежливый визит в прежнюю альма-матер, когда Риза и Рустем сдавили ему плечи и с вежливостью опытных дантистов предупредили, что сейчас все или большая часть его зубов окажутся на футбольном поле.

– Отпустите его, ребята, – мирно предложил Бахыт. – Пусть уходят.

Здоровяки отошли от помятого Дарына, и тот, корчась от боли, сел на землю.

– Послушай, Дарын, – сказал Баха, и все остальные, образовав круг, дружно ему внимали. – Если ты пришёл к кому-то в дом, ты же не плюёшь там на пол, не бросаешь семечки и не отбираешь у хозяина деньги? Разве не так? А хоть кто-нибудь из нашей школы ходит к вам и ведёт себя так, как вы вчера вели себя у нас? Скажите, есть тут такие? – и Бахыт обвёл взглядом присутствующих.

Все молчали, а многие одобрительно кивали головами.

– Вы привыкли, что ходите по району как хозяева, и все вас боятся, – продолжал Баха. – Только времена теперь изменились. В наш район будете приходить только тогда, когда мы позовём, а если хотите прийти сами, спрашивайте заранее разрешение. Понятно?

Дарын ничего не ответил, но по тому, как он опустил голову, было видно, что ему всё понятно.

– Забирайте его и уходите, – сказал Баха друзьям Дарына, робко столпившихся в сторонке и окружённых бойцами Рустема с палками наперевес.

Двое подошли и подняли Дарына под мышки. Затем побитое воинство соседней школы, хромая и ковыляя, побрело наискось поля к калитке. На этот раз им вслед никто не произнёс ни слова.

Баха подошёл к Ризе и пожал ему руку со словами:

– Спасибо, брат. Если бы не ты…

– Да ладно, – махнул рукой Риза. – Своим помогать – дело святое. Будут ещё наезды – только свистните.

– Получается, вчера удалось договориться? – спросил Баха, но Риза быстро вполголоса его прервал, похлопав дружески по плечу:

– Об этом потом, остальные тут ведь не в теме.

Баха понимающе кивнул.

– Нормально вы тут развернулись, – с одобрением сказал Риза, оглядывая усеянное палками и камнями поле недавнего сражения. – Ну, мы тогда пойдем. Я всегда где-то тут рядом, найдёшь меня через Серика. Правильно я говорю?

Серик утвердительно кивнул.

– Нам пора, – сказал Риза. – Тренировка сейчас будет.

И он ушёл вместе со своей командой.

Баха оглядел поле битвы и своих довольных соратников.

– Ну что ж, – обратился он к Серику. – Похоже, теперь у нас впереди много работы.

11.

В школьном вестибюле было светло и тихо, со стороны столовой далёкий радиоприёмник наигрывал умиротворяющую музыку, а батарея приятно грела спину. Баха и Рустем сидели на скамейке, а Серик, расположившись перед ними на ободранном стуле, показывал сделанные им в тетради расчёты. Это касалось новой системы сбора дани со школьников. Серик сегодня на уроках объявил, что нашёл Амантая и отобрал у него остатки прежнего общака.

– Он сначала отказывался и даже угрожал, а потом я сказал, что приведу Баху, и он быстро успокоился, – смеясь, рассказывал Серик. – Хотя, сдаётся мне, отдал он далеко не всё, но я, если честно, и на это не рассчитывал. Лох-то этот, судя по всему, жил на широкую ногу, раз у него даже остатки не маленькие. Ну и чёрт с ним.

Серик устроился поудобнее и, наклонившись вперёд, начал вполголоса излагать свою теорию:

– Пока у нас общак совсем маленький, и так дальше, я вам скажу, дело не пойдёт. Каждый день мы с другими школами драться не будем, да и слишком тяжёлые это деньги. Двенадцать человек попало в больницу, с утра по школе милиция ходит, допрашивает всех, что вчера было. Никто, понятное дело, не расколется, но каждую неделю или даже месяц такие разборки мы устраивать не можем. Я с самого начала был против драки и сейчас тем более считаю, что все вопросы надо решать путём переговоров.

– А как твои переговоры с девятнадцатой школой? – спросил Баха.

– Да, были мы там сегодня, – ответил Серик. – К нам они приходить больше не хотят, и тебя видеть не желают в любом случае. Ты становишься знаменитым: многие люди при одном упоминании о тебе начинают сильно нервничать. Дарын передал: хорошо, признаём, мы были неправы, теперь границы переступать не будем, и вопросы если какие будут возникать, будем на стрелках решать. Только у них одно условие. Они так и сказали: не приводите с собой вашего психа, или мы вообще с вами общаться перестанем.

Серик испытующе взглянул на Бахыта, но того эта оценка, похоже, весьма прельстила: он откинулся назад и мечтательно закинул руки за голову, а на лице его появилась довольная улыбка.

Серик продолжал:

– В наших местах не одна девятнадцатая школа. Многие теперь захотят нас, скажем так, протестировать. Это всегда так: если появляется новый баклан, остальные… птицы будут несколько дней его клевать, и отстанут только в том случае, если он найдёт в себе силы всем надавать по шее. Боевую сторону вопроса вы с Рустемом, я думаю, сможете отработать, но в финансовых вопросах тоже надо навести порядок, иначе уважать перестанут.

– Ну, говори уж, хватит нам всё разжёвывать, – лениво отозвался Рустем.

– Я и говорю. У Амантая была своя система, если это можно назвать системой. Он сдирал деньги со всех лохов и щеглов, и драл с каждого по полной – например, ему сегодня отдают пятьдесят, у него от этого глаза начинают светиться, и на следующий день он требует уже вдвое больше, и так далее. А если денег не дают, он бьёт, ставит на счётчик. Щеглы из-за этого на воровство шли, некоторые попадались. Это по большому счёту глупость, система отморозков. А у нас будет разумная матрица: от каждого, как говорится, по способностям. Общак на то он и общак, что в него отчехляются все, а не только чмошники. У меня тут всё написано.

И Серик поделился с компаньонами основами разработанной им системы. Пятиклассники, по его предложению, должны будут сдавать стоимость одного беляша в день, восьмиклассники – в пять раз больше, десятый класс – еще больше, одиннадцатый класс будет платить в день уже довольно ощутимую сумму.

– Не много ли? – спросил Баха. – Как бы нам с такими темпами судьбу Амантая не повторить.

– Это ведь не окончательно, – возразил Серик. – Это в порядке предложения. А конкретные суммы обсудим с народом и будем взимать в разумном размере. Потом, не обязательно деньгами брать. Установим таблицу возмещения: например, одна сигарета равняется столько-то, или один сникерс – определенную цену всегда можно узнать на базаре. Кто не можем в данный момент, будет отдавать услугами. Всегда ведь можно договориться. Главное, с самого начала дать понять, что в долг мы не берём. Я этих должников знаю: растягивают до конца света, а потом идут доносить директору или участковому.

– Что ж, разумно, – согласился Баха.

– И ещё идея, до которой Амантай не дошёл, а есть школы, в которых такое применяется уже давно. У нас многие играют в карты – на деньги, естественно. Играют в туалетах, на переменах и в других местах. Надо установить сбор – десять процентов с суммы выигрыша. Так все делают.

– Можно, – сказал Бахыт. – Только как все эти нововведения довести до народа? И как они к этому отнесутся?

– Нормально отнесутся. Разбитую физиономию Амантая видели многие – никто не захочет выступать против нас. Так что если ты даёшь добро, мы начинаем.

– Да начинайте, ради бога, – разрешил Баха.

– Надо будет в каждом классе назначить смотрящего, – продолжал Серик. – Ты видел, что уже, в принципе, ребята нормальные есть, но их должен назначить ты. С самого начала влезай во все самые мелкие дела, иначе уважать перестанут. Беспредел уже закончился, но порядок такая вещь, что его надо постоянно поддерживать.

– Поддержим, чего уж там, – сказал Бахыт.

– О распределении денег поговорим отдельно, – добавил Серик. – Небольшую сумму каждый месяц придётся выделять Ризе и его людям. Конечно, они всегда нам и так помогут, но с откатами будет лучше – так мы дадим им понять, что мы народ с понятиями и отвечаем за помощь. Остальное как обычно: грев и другое, только надо будет конкретные суммы обговорить.

– А что это: как обычно? – спросил Баха. – Ты не забывай, я парень аульный, ваших «как обычно» не знаю.

– Какой въедливый, – с уважением посмотрел на Бахыта Серик. – Обычно средства общака, насколько я знаю, расходуются на поддержание сидельцев в зоне – это самая главная статья. Из нашей школы сейчас сидят трое, их мы и раньше финансировали, но так, время от времени, потому что общак Амантай зажимал, расходовал только на свои цели, а с народа добровольно не особенно-то соберёшь. Единицы давали регулярно и в нормальном размере, а остальные в основном отнекивались. Но теперь деньги у нас есть, ребятам в зоне будем вносить помощь постоянно. Это не такие большие суммы – раз в месяц даём на сигареты, хлеб, продукты, можем родственникам их помочь, если будет такое решение «сверху». Часть денег будет уходить на охранников и милицию, потому что так просто передачи туда не принимаются, особенно денежные. Это дело нужное, для ребят самое главное даже не сам факт передачи, а мысль о том, что их помнят и ждут обратно.

В последнем Баха сомневался, и это, видимо, отразилось на его лице, почему Серик тут же сменил свой поэтический тон на более приземлённый:

– Да не бойся ты, никто из них в школу не придёт, а если и придёт, то ничего мы им не должны. Школьная корзина – это не зоновский и не блатной общак, и в этом-то и всё преимущество. У нас нет строгих правил по распределению денег, и никто нас не накажет, если мы распорядимся ими так, как хотим. Амантай вон сорил деньгами направо и налево, новые шмотки себе покупал, рюкзаки всякие, баб в рестораны водил…

– Баночное пиво пил, – вставил Рустем.

– Да, и виски из кооперативного магазина тоже брал, – подтвердил Серик. – И никто ему не мог сказать ни слова, потому что это было его право. Сам отобрал – сам и потратил. А что всё это значит для нас?

Баха молчал, не зная, что ответить.

– Для нас это значит… – продолжал Серик с торжеством. – Вот, например, у тебя личного помощника нет. Тебя не найти, когда ты нужен. А у Амантая всегда было несколько ординарцев. Ходишь ты, извини, в чём попало. А это разве хорошо, разве правильно, что смотрящий школы похож, извиняюсь, непонятно на кого? Ты не бойся тратить деньги на себя, у нас их скоро много будет. Как только наберём, сразу же купим шмотки всем нам троим… Тебе, конечно, самые лучшие…

Баха уже явно устал от разговора и скучающе смотрел в окно.

Серик потряс его за плечо со словами:

– Да не грусти ты так! У нас новая жизнь начинается, ещё не то будет!

– Вот именно, чувствую я, что не то ещё будет, – менее радостно, чем Серик, произнёс Баха.

12.

Приехав из села, Баха крайне редко выходил за пределы своего микрорайона, а уж ту сторону реки и вовсе посещал лишь несколько раз, поскольку необходимости бывать там регулярно не возникало. Поэтому другую, левобережную часть города он знал очень плохо и, появившись в центральных микрорайонах впервые, с любопытством и некоторой опаской озирался вокруг. Все тут было почти такое же: желтые панельные пятиэтажки, пыльные пустыри с минимумом растительности, даже местный универмаг «Рахат» сильно походил на «Каспий» возле третьей школы, куда Баха часто наведывался, но при этом присутствовало четкое ощущение, что территория здесь чужая, и они тут всего лишь гости. Попадающиеся в пути группы старшеклассников по пять-шесть человек смотрели на Баху и его друзей оценивающе и со скрытой агрессией, сразу примечая пришлых, но держались на расстоянии – сказывались габариты Рустема.

– Расслабься, – сказал Серик. – Никто нас сегодня не тронет. Мы уже на территории Мухита, а он за порядок отвечает – если сам нас пригласил, никакого беспредела, по крайней мере, сегодня, не будет.

Рустем шёл вразвалочку чуть поодаль впереди и громко заговаривал с каждой симпатичной девушкой, из тех, кто встречались по дороге. Девушки либо шарахались, либо проходили молча, делая вид, что не замечают ухажера. Это нисколько не смущало Рустема, он был в хорошем настроении и считал себя неотразимым, поскольку впервые надел купленный накануне кооперативный спортивный костюм с тремя знаменитыми полосками на рукавах, и ослепительно белые китайские кроссовки. Серик тоже не отставал в вопросах моды. Он с любовью поглаживал толстенькую золотую цепочку, которую одел поверх водолазки, а, чтобы цепочку видели все, расстегнул куртку, невзирая на холодный вечер.

Бахыт, несмотря на поучения Мустафы, вплоть до сегодняшнего дня продолжал ходить в своей потёртой сельской одежде, но, узнав, что его приглашают на сходку в центр города, всё же уступил просьбам друзей и купил на базаре новые ботинки, брюки и рубашку с кофтой. Кожаную куртку ему подарил Серик, а вязаной спортивной шапочкой снабдил Рустем.

В довершение «взрослой» экипировки на пальцах спутников Бахи красовались тяжёлые серебряные перстни: у Серика – с черепом, а у Рустема, напротив, с изображением солнца. Несмотря на уверения Серика, что всё будет хорошо, Рустем всё же взял с собой верный самопал, а Баха положил в карман кожаные перчатки, обшитые металлическими бляшками – в драках последних недель они уже не раз оказали ему добрую услугу.

– Так что это были за ребята, ты их раньше знал? – спросил Баха, возвращаясь к прерванному разговору.

– Да, знал, в принципе, но не сказать, чтобы и так близко. В ночных клубах виделись, да ещё где-то. Я слышал, что они тусуются с Мухитом, вот и всё. Даже имён не помнил, пока они сами их вчера не сказали.

– Если приходят такие люди, меня надо звать, – недовольно заявил Бахыт. – Я уже два месяца как смотрящий, вы сами меня и поставили всем миром. А тут приходят ребята по важному делу, и вы принимаете решение без меня. Я что-то не понимаю.

– Да ты что, Баха?! – Серик развёл руки в стороны и сделал большие глаза. – Ты что, думаешь?.. Да, чёрт, я даже не могу поверить, что ты такое говоришь. Все важные вопросы решаешь только ты, и никто другой. А эти ребята не того ранга, чтобы с тобой разговаривать. Они простые посланцы, засланцы, леший бы их взял, гонцы, вот и всё. Если бы я даже захотел их к тебе подвести, они бы сами не согласились. Они передали нам приглашение на сходку и сразу же ушли, даже одной сигареты с нами не выкурили. Я тебе уже сколько раз повторял: ты должен разговаривать только с самим Мухитом, всё остальное делаем за тебя мы. А начнёшь с мелочью всякой общаться, можешь до её уровня опуститься.

– Ладно, проехали, – сказал Баха. – Наверное, ты прав. А Мухит, получается, смотрящий семнадцатой школы?

– Да, был им раньше.

– В смысле – раньше?

– Нас потому и пригласили, что его только что, буквально на днях, назначили смотрящим за всеми школами города. В таком случае его называют уже не смотрящим, а рулевым. О том, что его назначили, нам сообщили эти ребята. Я для верности поспрашивал у других, они говорят, да, всё верно.

– А кто раньше был общим школьным смотрящим?

– Был один рулевой, но он, как бы это сказать, не очень активно себя вёл. Видишь, какое в нашей школе было положение – Амантай что хотел, то и делал. И в других школах и дворах то же самое или ещё хуже было. Прежнего рулевого недавно в армию проводили, он был из восьмой школы. Перед уходом он передал общак Мухиту.

– А зачем Мухит нас собирает?

– Вот этого не знаю. Общей городской сходки никто из рулевых и смотрящих раньше не назначал, да и районных сходок я что-то не припомню. Город-то у нас никогда на зоны и территории не был поделён – красный город его называли – не потому, что все поголовно коммунистами были, а поскольку правили тут милиция и другие органы, а не братва. Только сейчас к культуре приобщаемся. Повод, чтобы вызвать нас, ребята передали: человек десять из одной пятиэтажки, что на окраине нашего микрорайона, подрались возле ночного клуба с группой пацанов откуда-то с привокзальных территорий. Кого-то порезали, но не смертельно. Наши их побили и деньги забрали. А подрались на нейтральной территории, так что наши, как это, в общем-то, и принято, ничего возвращать не стали. А они передали Мухиту, что с ними поступили не по понятиям.

– А чего сразу к нам не пришли?

– Приходили. Их вторично побили и выгнали. После того, как мы всех вокруг нагнули, у нас в микрорайоне народ немного чувство реальности потерял. Я с этими щеглами вчера встретился и поучил их жизни. В ночном клубе они поступили верно, но потом совершили ошибку – гонцов не бьют, а приводят их к смотрящему, который всё и решает.

– Вот видишь, ты забываешь людей ко мне приводить, и они тоже забывают, – сделал вывод Баха, и Серик на этот раз был вынужден с ним согласиться. – А ты их на сходку позвал?

– Чего им там делать? На сходку только нас троих позвали, да ещё Ризу, но он, как всегда, отказался. Он же теперь на рынке точку держит, у него там работы много. Пацаны наши, нам и отвечать за них. А потом, если надо, мы с них сами спросим. Я, кстати, уже спросил: отобрал у них всё, что ещё не успели потратить с тех денег, которыми они у привокзальных разжились. Деньги уже в общаке. Но, сколько бы Мухит ни требовал от нас вернуть их, ничего мы возвращать не будем. Как только зайдёт речь об этом, передай слово мне, я им отвечу достойно. Это очень важно, запомни: мы никому ничего не должны. Мы Мухита, конечно, уважаем и всё такое, но деньги ему отстёгивать не будем. Городской смотрящий всегда был очень абстрактной фигурой: все знают, что он крутой, но это и всё. Грев со всех собирали только в исключительных случаях, и это всегда было добровольным делом. У нас своих сидельцев достаточно, и мы поддерживаем. Так что помни это, а как только почувствуешь, что слова у тебя кончаются, передай слово мне.

Баха хотел ещё что-то сказать, но их неожиданно прервали.

– Пришли, вот этот дом, – показал Рустем, прекратив заигрывания с женским полом и делая серьезное лицо.

Они дошли до стандартной панельной пятиэтажки: желтые блоки с черными траурными обводами, восемь затхлых подъездов, полуживые козырьки с покореженными алюминиевыми лампами: все, как и в их родных микрорайонах. Рядом теплопункт и развалины старого барака с вылезающей повсюду соломой. Позади здания грибочки и беседки выдавали детский сад.

Возле последнего подъезда на лишённой деревянных деталей, облупившейся на солнце скамеечке сидели на корточках, словно птички на проводе, несколько дворовых пацанов. Они курили и щелкали семечки, но при приближении делегации шестнадцатой школы прекратили своё увлекательное занятие и поднялись. Поздоровавшись, ребята указали гостям на подъезд со словами:

– Идите в подвал, Мухит скоро подойдёт.

В подъезде было сыро и темно. Друзья, нагнув головы, протиснулись в маленькую обитую жестью дверку, которая вела в подвал. Спустившись по выщербленной бетонной лестнице и с опаской пройдя мимо клубов пара, поднимавшихся из гнилой трубы отопления и делавших вход в убежище Мухита похожим на логово падшего ангела в преисподней, Баха и его друзья приблизились к глухой заржавленной дверце в панельной стене. Не успел Рустем в неё постучаться, как дверь открылась сама, и высокий хмурый парень молча кивнул головой, приглашая их войти внутрь.

Баха шагнул вперёд первым и очутился в большой комнате с низким бетонным потолком, скудно освещённой тусклым светом нескольких лампочек, прикреплённых к торчавшим из стены изогнутым проводам. Вдоль внешней стены комнаты проходила массивная отопительная труба, благодаря которой в помещении было тепло и сыро, как летним вечером на берегу заболоченного пруда. В комнате не было ни стола, ни стульев, а из мебели присутствовал только большой старый шифоньер, неизвестно как, кем и для чего принесённый в подвал. Зато на каменном полу были навалены полосатые матрасы, спортивные маты и потёртые ковры, а на стенах кто-то развесил плакаты и транспаранты, на которых от старости и сырости уже ничего невозможно было разобрать. В стене можно было увидеть два малюсеньких окошка, но они были лишены стёкол и вместо этого заткнуты кирпичами и тряпьём.

Участники сходки, а их пришло десятка три, сидели вдоль стен и вполголоса между собой разговаривали. Бахыт заметил, что все они были без обуви, поскольку мягкое мозаичное покрытие начиналось уже в полутора метров от входа и занимало всю остальную площадь комнаты.

Разувшись, три друга прошли на свободное место в дальнем конце помещения. Здесь Бахыт обнаружил ещё одну дверь, но она была закрыта на замок. В углу комнаты в беспорядке были свалены картонные коробки со старыми вещами и пустыми бутылками из-под водки и лимонада. Бахыт, по-турецки скрестив ноги, сел на толстый мат возле одной из таких коробок и прислонился спиной к натянутому вдоль стены куску зелёного брезента. Рядом с ним расположился Рустем. Что касается Серика, то он пошёл здороваться со всеми, кто находился в комнате. С некоторыми знакомыми он обнимался, с другими перекидывался парой фраз: как понял Баха, Серик не испытывал недостатка в коммуникабельности.

Вернувшись в угол, Серик протиснулся между Бахой и Рустемом и прошептал на ухо школьному смотрящему:

– Мухит задерживается. Должен подойти ещё кто-то и он пошёл за ним. Так что у нас есть время поговорить.

– У тебя всегда есть время поговорить, – проворчал Баха. – А та школа подошла уже, ну, у которой к нам претензии?

– Подошла, – ответил Серик. – Вон они сидят у противоположной стены, в середине, двое тёмненьких таких, видишь? Их Кайсар и Есен зовут, я только что познакомился. Ребята, вроде бы, нормальные, зла на нас не держат, хотя у Есена и фингал под глазом. Пусть Мухит, говорят, разруливает, как он скажет, так и поступим.

– Значит, надеются, что он в их пользу решит? – спросил Баха.

– Это мы ещё посмотрим, – уверенно произнёс Серик. – А справа от нас видишь, двое у стены стоят и шепчутся – это Баур и Арман, дружки Мухита. Они с одного класса и одного двора, с детства вместе. В их банде семь человек, из них тут только Баур с Арманом и Нурик – это тот, кто нам дверь открыл. Они уже давно по-крупному работают: квартиры бомбят, особенно любят иностранцев обчищать, – тем всё равно конторы сворованное возмещают. Машины угоняют, шапки срывают, ну, и так далее.

– И все это знают? – недоверчиво глядя на Баура и Армана, спросил Баха.

– Так пацаны рассказывают, а за руку их никто не ловил, так что и доказать невозможно. Я на месте Мухита вообще бы не светился, раз дело уже поставлено, а он лезет в рулевые – не понял я его, зачем. Может, дальше по блатной лестнице хочет продвинуться?

– А в школе он так же, как мы, общак собирает?

– Не так же, как мы, а намного жёстче, да и суммы у него побольше. На счётчик он ставить умеет, чмошники раскошеливаются – будь здоров.

– Наши чмошники тоже раскошеливаются, – сказал Баха.

– Да, но мы никогда их не бьём. Почти никогда, если быть точным. А Мухит за просрочку долга и зубы выбивает, и ногу может поломать. Потом никто не признаётся, все говорят, что поскользнулся или споткнулся. Это я понимаю, это значит: держит пацан свой район так, как надо.

– По-моему, хорошо держит район тот, кому не приходится для этого бить морду и ломать ноги, – возразил Баха. – А его методы больше подходят для отморозков.

– Как сказать, – задумчиво сказал Серик. – Я часто думаю, что многим и в нашей школе такое обращение бы не помешало.

Входная дверь звякнула, и в комнату вошли двое: среднего роста крепыш в кожаной куртке и высокий, очень худой парень с бледным лицом. Серик шепнул Бахе, что первый – это Мухит, а второй – прежний городской смотрящий, Мейрам.

– И чего он здесь делает? – удивлённо вопросил Серик. – Он же должен быть в армии.

Все поднялись с матов и приветствовали вошедших. Мухит ни с кем персонально не здоровался, а с непроницаемым лицом кивнул головой, прошёл в противоположный от входа конец комнаты и сел между Бауром и Арманом, так, что теперь он сидел по левую руку от Бахи. Мейрам уселся в угол слева от Баура.

Нурик закрыл дверь, и сходка началась.

13.

Говорить начал Мейрам:

– Здорово, пацаны! – громко поприветствовал он всех, встав с мата, хотя в этом и не было особой необходимости – он и так, благодаря своему росту, был хорошо заметен из любой точки комнаты. – Давно не виделись. Если бы не Мухит, я многих из вас вообще вряд ли увидел бы до конца службы.

– А где ты служишь, Мейрам? – раздался вопрос из глубины помещения.

– На востоке, в обычной стрелковой части, – ответил Мейрам. – Несколько месяцев уже отслужил, теперь вот домой на два дня приехал. Спасибо Мухиту, смог меня найти. Это хорошая идея – собирать всех для того, чтобы совместно решать любые непонятки и наезды. В нашем городе такого раньше не было…

Мейрам запнулся и оглядел комнату, из недр которой на него смотрели несколько десятков пар внимательных глаз.

– Я вижу, тут много незнакомых мне лиц, – сказал Мейрам. – Вроде бы, уехал недавно, а уже столько всего поменялось. Для тех, кому я не знаком, представлюсь: я – Мейрам, раньше был тут рулевым. А это Мухит – я его перед уходом поставил смотрящим за городом вместо меня. У Мухита, как я понял, есть, что вам сказать.

Мейрам сел, а Мухит, не вставая со старого продавленного кресла, низким голосом начал говорить. Он поблагодарил всех за то, что они сегодня пришли, сказал, что хотел бы проводить такие сходки регулярно, и что для любого, кому нужна помощь или совет, он всегда найдёт время. Затем он объявил, что есть несколько конфликтов между школами и дворами, которые необходимо сейчас разобрать.

Бахе понравился хорошо поставленный спокойный голос городского смотрящего и то, что он, в отличие от других, не злоупотреблял непечатными и жаргонными словечками. Кроме того, Мухит во время своей вступительной речи рассматривал аудиторию и, как показалось Бахе, внутренне оценивал каждого из сидящих. Несколько раз он задерживал взгляд на Бахе и явно выделил его из толпы, – Бахыт объяснил это для себя тем, что Мухит его не знал и напрасно старался вспомнить, где он мог видеть Баху до этого.

Смотрящие школ, которых пытался рассудить Мухит, вели себя по-разному: кричали, вскакивали со своих мест, били кулаками по стенам, доказывая свою правоту, – но когда их ярость, казалось, вот-вот готова была выплеснуться в нечто большее, чем словесная перепалка, Мухит чуть повышал голос и твёрдо давал понять, что драки не допустит. И школьники, понукаемые соседями, нехотя успокаивались.

Все дела, в общем-то, были довольно пустяковые: в основном дворовые потасовки, разгоревшиеся из-за неосторожного слова. Мухит, с одобрения Мейрама, предлагал сторонам забыть обиды, но в случае очередного наезда взыскать с виновников по всей строгости. Конфликтующие школы в итоге соглашались.

Более серьёзный вопрос был между двумя другими школами. Несколько парней пришли в чужую школу во время второй смены и отобрали у младшеклассников дорогую портативную игровую приставку. Младшие пожаловались своим одиннадцатиклассникам, и те отправили троих переговорщиков в чужую школу. Тех приняли, но никто из воришек в содеянном не признался.

– Пусть вернут приставку, – громко потребовал смуглый носатый Ганибек, представитель пятнадцатой школы. – Пока что щеглы молчат, потому что мы им пообещали решить дело. Но если не вернёте, щеглы донесут родителям, а те обратятся в милицию. Тогда всем плохо придётся.

– А вы докажите… – вскочив со своего места, воскликнул маленький крикливый Бекзат из пятой школы.

– Говорить будешь, когда я скажу! – резко прервал его Мухит, и Бекзат обиженно замолчал. – Действительно, Ганибек, за такие слова надо отвечать. Зайти в чужую школу и забрать что-то – это явный беспредел. У нас такое не редкость, но теперь с этим надо кончать. Если я услышу, что кто-то продолжает творить беспредел на чужой территории, то смотрящие этой школы ответят, и всех остальных из этой школы будут чморить по всему городу. Но для начала надо доказать, что такое действительно было. Что скажешь, Ганибек?

– Ну, если слову пацана уже не верят, то я не знаю, до чего мы докатились, – разведя руки, сказал рассудительный Ганибек. – А поскольку мы знали, что Бекзат обязательно начнёт отпираться, то взяли с собой младшего, у которого они и потянули приставку. Он один идти побоялся, взял с собой друга. Можно они сюда зайдут?

Мухит кивнул Нурику, и тот исчез за входной дверью. Через полминуты Нурик вернулся с двумя младшеклассниками, которые сильно испугались, увидев тёмную комнату и толпу мрачных парней в ней, и отказались идти дальше входа.

– Пусть стоят там, – разрешил Мухит и обратился к детям: – Как вас зовут?

– Ильяс, – ответил тот, что стоял ближе к окну.

– Слава, – представился его друг.

– Кто из вас хозяин приставки?

– Я, – отозвался Ильяс.

– Ты, часом, не придумал, что приставку твою отобрали? – строго спросил Мухит. – Может, сам разбил или потерял, а старшим сказал, что отобрали?

– Я, я… – испуганно пролепетал Ильяс и замолчал, озираясь по сторонам.

– Да не бойся, никто тебя не тронет, – сказал Мухит. – Смотри, здесь и из вашей школы старшаки есть. Если говоришь правду, так и скажи. А если нет, тогда будем разбираться.

– Правду он говорит, – подал голос Слава. – Пришли пятеро и забрали приставку, и Лёшке ещё по шее дали.

Бекзат сделал попытку встать, но Мухит так страшно на него посмотрел, что Бекзат тут же молча бухнулся на своё место.

– Ну, говори, что заткнулся? – обратился Мухит к Ильясу.

– … Да, это он забрал мою приставку, – наконец, выдавил из себя Ильяс, кивнув головой в сторону Бекзата. – И с ним ещё четверо было.

Наступила тишина. Мухит кивнул головой Нурику:

– Пусть щеглы идут, они здесь больше не нужны.

Затем все воззрились на Бекзата. Тот молчал и со скрупулёзностью учёного-энтомолога рассматривал паутину на противоположной стене. Его и без того белое лицо совсем побледнело, и на курносом носу и щеках ярко выступили оранжевые веснушки.

Заговорил Мухит:

– Если бы это было в другом городе, с тебя, Бекзат, уже семь шкур бы спустили за враньё. Но у нас с понятиями ещё у многих проблемы, поэтому предлагаю тебе не портить отношения со всем городом и просто вернуть приставку до завтрашнего вечера.

– Да что вы верите кому попало? – прокричал вдруг Бекзат, продолжая, впрочем, смотреть в пространство. – Ясно же, что они подговорили этих первашей и научили их, что надо сказать. На халяву приставку захотелось? – и Бекзат гневно посмотрел на Ганибека, который в этот момент только осуждающе качал головой, сложив руки на груди.

– Неконкретный базар, – негромко сказал Мейрам.

– Бекзат, сегодня от вашей школы ты пришёл один, поэтому к тебе и обращаюсь, – сказал Мухит спокойным голосом. – Если бы с тобой пришёл кто-то ещё, я бы говорил с ним, потому что я уже, если честно, сомневаюсь, что ты всё передашь в точности и не наврёшь, как сегодня. Но сделать всё так, как я сказал, в твоих интересах, поэтому перепроверять не буду. Приставку верните завтра же, и ты знаешь, что будет в том случае, если не вернёте. А о твоём поведении сегодня скоро станет известно по всему городу, и если не хочешь стать чмошником, сам сдавай другому должность смотрящего. Всё, на этом с вами заканчиваем.

Следующим было дело шестнадцатой и двадцать четвёртой школы. Кайсар и Есен долго и нудно по очереди рассказывали о безобразиях их обидчиков, и их злоключения вызывали у многих присутствовавших сдержанные улыбки, а Мейрам в углу даже усмехнулся раза два, от чего лица пострадавших стали ещё более несчастными.

Как только они закончили, Мухит повернулся к представителям шестнадцатой школы и спросил:

– А вы что скажете?

Серик посмотрел на Баху, и тот, поняв его взгляд, кашлянул и заговорил:

– Меня зовут Бахыт, я в вашем городе человек новый и ещё многого не знаю. Но у нас на селе такое тоже бывало: идут с разных аулов в центр на танцы и дерутся там. Многое что творили на этих вечерах, но чтобы после этого ходили и жаловались – такого не помню. Другое дело, что потом двадцать четвёртая к нам прислала своих пацанов на переговоры, а наши их поломали – за это извиняюсь, наша недоработка, что не все во дворах ещё ведут себя правильно. Но я сильно сомневаюсь, что, если бы наши ребята пришли в один из их дворов, с ними не поступили бы так же или хуже. Ситуация с отсутствием понятий тяжёлая по всему городу. Поэтому я не пойму, почему этот вопрос вообще вынесли на сегодняшнюю сходку. Почему Кайсар и Есен не пришли ко мне? Могут они это объяснить?

– Так к вам не пройдёшь, мы только во двор вошли, как нас сразу метелить начали! – в негодовании выпалил Есен, прикрывая подбитый глаз.

– Тебя там узнал парень, у которого ты девчонку на дискотеке отбил, – подал голос Рустем, и Есен сразу сник.

По комнате прошёл неодобрительный гул. Мухит посмотрел на Мейрама и сказал:

– Если драка была не запланирована и прошла на нейтральной территории, то не может быть и речи о возврате отобранных денег. Но бить послов нельзя – это непорядок, и отвечать за это надо в любом случае. Пусть шестнадцатая школа вернёт то, что забрали у послов во дворе, и поставим на этом точку.

Кайсар и Есен что-то быстро и недовольно заговорили наперебой, пытаясь уверить Мухита в неверности его выводов. Серик тоже был разгневан, но сдерживался и ждал, пока ему дадут слово.

Неожиданно в перепалку вмешались девятнадцатая и ещё две пострадавшие от действий бахиных гвардейцев школы. Они выражали недовольство постоянными набегами и поборами своих врагов, но при этом опасливо косились на Бахыта.

Мухит некоторое время слушал и посматривал иногда на Мейрама, который в ответ беспомощно разводил руками. Тогда Мухит, как врождённый организатор, прибегнул к испытанному средству выпускания пара при явном эмоциональном перегреве – объявил перерыв.

– Ребятам надо покурить, подумать, а потом снова соберёмся, и я вам кое-что предложу, – сказал он во всеуслышание и к всеобщему облегчению.

В перерыве, когда многие вышли во двор, чтобы покурить, Мухит подошёл к Бахе и прямо спросил:

– Слушай, а как тебе удаётся их так держать? Ваш район ведь самый беспредельный в городе был?

– Не знаю, – честно ответил Баха. – Это не я, а они сами меня смотрящим предложили сделать.

– Это понятно, – кивнул головой Мухит. – А как ты смог и другие школы себе подчинить?

– Никого мы не подчиняли. Просто с ними в мире жить не получается – они сразу бакланить начинают. Вот и приходится почти каждый день на разборки ходить.

– Редко где в нашем городе школа становится центром района. Обычно каждый двор сам за себя. А у вас, я слышал, по-другому?

– Везде, где есть пацаны из нашей школы, мы назначили смотрящих по дворам. У каждого из них есть своя дружина – десять-пятнадцать бойцов. Все смотрящие знают телефоны друг друга, на крайние случаи есть гонцы из малолеток. Если нападают на двор, смотрящий сразу же предупреждает другие дворы, и они быстро туда подходят. А если наших обидели в чужих дворах, мы не идём туда толпой, как все, а узнаём, кто именно был обидчиком. Потом выслеживаем его или их, окружаем и заставляем отдавать сворованные у наших вещи или, если они просто навалили нашим по бокам, бьём их. Вот и всё.

– Не всё, – возразил Мухит. – У вас самая лучшая система сбора общака.

– Система как система.

– Я хочу предложить сейчас собирать общак по всему городу. Такого раньше у нас не было. За другие районы я не беспокоюсь, с ними и раньше работали. Но у вас, как я говорил, беспредельщики. Я смогу справиться только с твоей помощью.

– И что мне делать?

– Просто поддержи мою идею, когда мы сейчас опять соберёмся в подвале, и больше ничего от вас не требуется.

– Что за идею?

– Увидишь, – неопределённо сказал Мухит. – Кажется, твой друг уже понял, в чём будет идея.

И Мухит перевёл взгляд на Серика, который стоял рядом и прислушивался к их разговору.

Как только Мухит отошёл, Серик подбежал к Бахе и радостно зашептал:

– Забудь о том, что я говорил тебе до этого. Соглашайся со всем, что он скажет. Чёрт с этим долгом двадцать четвёртой школе! Теперь у нас будет столько денег, сколько раньше и не снилось!

Баха уже ничего не понимал. Он молча соглашался с Сериком и решил подождать, что же такого скажет Мухит.

Когда все собрались в комнате опять, Мухит объявил:

– По многим школам и дворам собирают общак, и все это знают. Раньше, бывало, собирали со всего города, но было это только один или два раза, когда хороших ребят на зоне надо было поддержать. Но времена меняются, и там теперь намного больше наших, чем раньше.

Тут Мухит перевёл дух, и все очень внимательно на него посмотрели, поскольку уже понимали, что он скажет.

– В других городах общак собирают уже давно, и дело это добровольное. Добровольным оно будет и у нас. С этого момента я прошу все школы и дворы сдавать помесячно в общак положенную сумму. За порядком сбора будут следить смотрящие. Как я уже сказал, и народ это подтвердил, все смотрящие – нормальные пацаны, кроме Бекзата, с которым я ещё разберусь. Поэтому, думаю, все согласятся с этой системой, тем более, что на самом деле в ней ничего нового нет, а мы просто приводим в порядок то, что и так уже делалось на практике.

Народ загудел и начал шептаться между собой. Мухит с минуту смотрел на это брожение и сказал:

– Если кто-то не согласен, может предъявить это мне прямо сейчас. Все тут пацаны прямые, так и скажите: Мухит, ты не прав.

И обвёл суровым взглядом комнату. Все притихли.

– Раз все согласны, у меня ещё предложение. В привокзальных и других районах я никаких проблем не предвижу, а вот на той стороне есть ещё разногласия. Шестнадцатая школа вернёт то, что отобрали у переговорщиков во дворе. Но вернёт не двадцать четвёртой, а в наш общак – это будет их первый взнос. И я ставлю Баху смотрящим всей той стороны. Серик при нём будет казначеем. Опять же, если кто не согласен, может высказать.

Все некоторое время переглядывались между собой.

– Баха, ты согласен? – спросил Мухит.

Бахыт был ошеломлён, но его локоть до боли стиснул Серик, и Баха согласно что-то промычал.

– Да у него руки коротки! – раздался крик из глубины комнаты. – Зубы обломает!

– Ну, они ведь и так вас уже прижали, – беспощадно глядя на Баху, сказал Мухит. – Вот и посмотрим, на что они годятся. Только теперь помните, что тот, кто наедет на Баху, наедет и на меня.

При последних словах лица оппонентов Бахи потемнели.

– А по сколько сдавать? – спросил кто-то.

Мухит озвучил размеры ежемесячных взносов, и многие облегчённо вздохнули – сборы были более чем разумные. В больших размерах, которые тоже были оглашены, предполагалось собирать в особо экстренных случаях. Кроме того, смотрящим разрешалось самостоятельно вводить свои собственные сборы при условии, что это не повредит доле главного общака. Это сообщение особенно порадовало смотрящих и положило конец спорам.

Объявив, что деньги надо будет сдавать Бауру или Арману, Мухит завершил сходку. Народ ещё долго не расходился и обсуждал новые правила в комнате и дворе.

14.

Бахыт хотел уйти сразу же после заключительных слов Мухита, но Серик шепнул ему, что Мухит попросил их остаться, и Баха молчаливо ждал, пока смотрящие из других школ наговорятся и выйдут из подвала. Мухит и его люди тоже вышли за ними, но вскоре вернулись, проводив Мейрама домой, и Мухит подошёл к Бахе. Широкоплечий и нечёсаный, с лицом, покрытым шрамами, он казался намного мощнее и солиднее, чем худощавый Бахыт в тщательно отутюженной одежде. Однако Мухит не выказывал никакого высокомерия, а, напротив, обратился к Бахе с явной симпатией:

– Хорошо, что у нас появляются такие конкретные мужики. Выпьешь с нами?

– Можно, – согласился Баха. Спиртное он не любил, но давно понял, что в городе без него важные вопросы не решаются, и отказом выпить можно сильно задеть тех, кого обижать нельзя ни в коем случае.

Нурик достал из угла комнаты две початые бутылки с водкой и лимонадом, а Баур разложил на матах газету. Арман вытащил из принесённого с улицы пакета колбасу и хлеб и начал всё это нарезать складным ножом. Откуда-то появились пластиковые стаканчики, и скоро в подвальных потёмках Мухит провозгласил первый тост: конечно же, за общак.

Водки на семерых оказалось до обидного мало, но после двух стопок все повеселели, и у Мухита появилось настроение показать Бахыту свои владения.

– Здесь когда-то был шахматный клуб, – сообщил Мухит, оглядывая комнату. – Мой старший брат рассказывал, что над подъездом были нарисованы пешки и короли, а тут стояли столы с досками и специальными часами. Внутри всегда было полно очкастых чмошников, и когда они шли домой, брат со своими друзьями отбирали у них деньги. Хорошее тогда было время!

– Сейчас тоже неплохо, – вставил Баха только для того, чтобы поддержать разговор.

– А как вы отстояли этот подвал? – спросил Рустем, пережёвывая кусок хлеба с колбасой. – Сейчас ведь такие хорошие помещения во многих районах расхватали.

– Так и наше помещение тоже считается складом местного жилищного кооператива, – подтвердил Мухит. – А сам кооператив сидит в двух пятиэтажках отсюда, тоже в бывшем подвале. Их начальница приходила, сначала пыталась кричать и милицией нас пугала, но мы с ней поговорили, и она отстала.

– Как это? – недоверчиво спросил Рустем. – Я просто жилищных начальниц знаю, даже если одна из них кричит, то это выглядит страшнее крика сотни рассерженных слонов.

– Да, сначала так и было, – снова согласился Мухит. – Здесь помещение хоть и большое, но акустика специфическая, и многие из наших после этого несколько дней плохо слышали. Когда она успокоилась, мы ей объяснили, кто мы такие, и сказали, что комнату она может, конечно, отобрать, но после этого ей нами жить в одном районе, а у неё дети, квартира, деньги… ворованные. А то, что украдено, то, как правило, плохо лежит. Я сказал: пожалуйста, оформляйте это помещение на свой кооператив, можете даже нас ввести в свой штат, мы не против, но уходить отсюда мы не будем. Она оказалась понятливой, долго извинялась и ушла. Больше после этого не приходила. Так что видишь, мы люди цивилизованные, а не такие, как иногда другие о нас думают.

– Здесь только одна комната? – спросил Серик.

– Давай покажу, – сказал Мухит и встал с матов.

Дальняя дверь была закрыта на здоровенный проржавевший шпингалет. Баур отодвинул его с видимым усилием и отпер дверь. Там начинался тёмный коридор с несколькими лишёнными дверей проёмами.

– Освещения в коридоре нет, – объяснил Мухит, ведя за собой остальных. – А в некоторых комнатах есть. Но там ничего интересного, только трубы, стекловата и влажность.

Мухит повернул направо и, порывшись рукой в сплетениях труб и проводов, включил хилую лампочку, спрятавшуюся под потолком. Небольшая комната, вся опутанная трубами отопления, казалась обжитой: тут стояли стулья и несколько ящиков.

– Мы здесь храним заточки и самопалы, – похвастался Мухит после того, как, отодвинув один из ящиков и порывшись в открывшейся за ним нише, он показал хорошо выделанный двуствольный самопал. – А порох и селитру держим в другом месте – здесь слишком влажно.

– Мухит, мы же договорились никому это не показывать, – недовольно пробурчал сзади Баур, но Мухит не обратил на него внимания. Он любовно перебирал в пластмассовой коробочке заточки и кастеты. Достав из глубины коробки перчатку с пришитыми к костяшкам пальцев стальными пластинами, Мухит задушевно сообщил:

– Вот этим я когда-то раздробил челюсть толстому Булекбаю.

– А не боитесь, что сюда зайдут и стащат ваши самопалы? – спросил Серик, с интересом разглядывая комнату. – Здесь ведь даже двери нет.

– Пусть лучше стащат, чем нас с этим добром участковый повяжет, – сказал Мухит. – В нашем штабе ничего нет, кроме пустых коробок и старых шахматных досок, а что в других комнатах подвала – это, извините, господин офицер, не наше. А вообще, если подумать, то – верно говоришь, их надо будет получше перепрятать, под замок положить или плитами бетонными прикрыть. Раньше мы об этом не думали, потому что открытый вход в подвал только один – с нашей стороны. Кто-то из нас каждую ночь спит в штабе, и поэтому дверь всегда открыта. У сантехников есть ещё один вход – с противоположного торца здания, но он закрыт, а ключ есть только у нас. Мы сменили там замок, когда сантехники однажды устроили в той части подвала пьяный дебош. Теперь они ходят только через наш штаб.

– И не возмущаются? – осведомился Баха.

Мухит не ответил, а посмотрел на него, слегка наклонив голову и скривив рот. Баха понял, что сказал глупость и постарался перевести разговор на другую тему.

– Я хотел спросить – в порядке обмена опытом: мы вот в нашей школе ввели налог с карточных игр, – а у вас что-то подобное есть или, может, ещё что посоветуете?

– Это правильно, – одобрил Мухит, закрывая коробку и направляясь дальше по коридору. – Картёжники не должны наглеть. Но почему же только картёжники? Мы собираем десять процентов со всего, что происходит на нашей территории. Снял куртку с перваша и толкнул на рынке – плати со стоимости куртки. Отобрал что-то ценное – плати. Выиграл в лотерею – тоже раскошеливайся. И так далее. А от нас ничего не скроешь, у нас на базаре свои люди. Базар-то совсем рядом, за соседним домом.

– И большая у вас территория?

– Нам платит четыре школы, не считая нашу. Это наш районный общак. Теперь будет ещё и общегородской.

– А как к вам вообще пришла эта идея? – спросил Баха. – Я имею в виду саму идею общака?

Мухит остановился и в темноте посмотрел на Баху. Все тоже остановились и напряглись. Но Мухит лишь одобрительно качнул головой, хмыкнул и изрёк:

– Далеко пойдёшь, смотрящий! В самую суть всегда глядишь. Не зря я тебя приметил… Ну, чего по этим лабиринтам кружить, пойдёмте обратно в штаб.

По дороге в комнату Мухит молчал, а потом развалился на своём кресле и, отпив лимонада, сказал:

– Жил у нас во дворе раньше один старый вор. Мы, пацаны, часто к нему заходили, и он угощал нас чифирём – это чай такой крепкий. Он когда-то рассказал нам про общак, и мы начали собирать на него деньги, но всё это было поначалу несерьёзно, и платили-то человек двадцать максимум. Потом старый вор умер, и я как-то совершенно случайно познакомился с Дедом. Это вообще отдельная история, как-нибудь я её вам расскажу. Так вот, наш Дед живёт в двухэтажке возле реки. Он откинулся с зоны несколько лет назад и сам начал собирать общак сначала в своём дворе, а потом и по всему району. Мы ему стали помогать и, чтобы никто не усомнился, он назначил меня смотрящим по школе и по району. Дед собирал только от случая к случаю, когда действительно надо было срочно ребятам в зоне помогать. Потом я ему предложил собирать постоянный общак, потому что не раз бывало, что деньги срочно нужны, а наскрести необходимую сумму быстро не удаётся. Дед согласился. А потом эту идею мы решили распространить на весь город. Потому что когда весь город с понятиями, то это хорошо.

И Мухит на мгновение задумался, а потом предложил:

– А пойдём к нему!

– К кому? – не понял Баха.

– К Деду! Он тебе понравится, да и он не против будет с нами выпить.

– Ну, к Деду, так к Деду, – охотно согласился Баха.

Оставив Армана и Нурика в штабе, Баха, Мухит, Серик и Рустем отправились к Деду.

15.

Несмотря на кризисы и другие социальные потрясения, город медленно, но неуклонно разрастался. На окраинах и пустырях, там, где совсем недавно зеленел бурьян, и мирно копошились в горах мусора собаки, возникали новые бетонные микрорайоны, начисто лишённые даже намёка на какую-либо растительность. Они сжали город в душное кольцо, и только в самом центре, в старом сердце города сохранилось несколько глухих улочек с живыми дворами, засаженными столетними тополями и карагачами. В одном из таких дворов и коротал свои дни Дед.

Окружённая ветвистыми деревьями послевоенная двухэтажка с треугольной деревянной крышей тесно прижималась к нескольким рядам добротных кирпичных гаражей. Ещё несколько трёхэтажных домов окружали довольно просторный двор, заросший карагачами и ясенями. Старый дворик был чистенький и даже идиллический. Но пятна тлена уже проступили и на его лице – подле дома стоял кран, и рабочие, копошась, словно муравьи, сгружали с платформы на колёсах строительный вагончик: по распоряжению городского руководства старые гаражи должны были скоро сносить и возводить на их месте офисное здание.

Пацаны вошли в узкий проём со старинной двустворчатой деревянной дверью и по узкой лестнице поднялись на второй этаж к старенькой квартире с номером, набитым гвоздями.

– Дверь всегда открыта, – сказал Мухит.

Они вошли в прихожую и шумно стали снимать обувь.

– Кто это там? – раздался звучный голос из глубины квартиры.

– Свои, – отозвался Мухит.

Раздался скрип кресла, потом стук чего-то по гладким деревянным половицам, и, когда ребята разулись и ступили в обширную главную комнату, то увидели спешившего им навстречу высокого седого мужчину с большой головой и орлиным носом. Он тяжело опирался на палку и волочил за собой правую ногу, но не производил впечатления измождённого жизнью инвалида. Несмотря на возраст и увечье, он не горбился, а живые глаза всегда смотрели прямо и внимательно.

Дед узнал Мухита и улыбнулся:

– Ну, привет, брат, привет, давно не заходил.

Мухит и остальные поздоровались с Дедом за руку.

В главной комнате было два маленьких кресла со старомодными лакированными подлокотниками, кресла разделял небольшой журнальный столик, на котором стоял телефон; а параллельно другой стене стояла низкая софа. Ещё в зале был высокий сервант, чёрно-белый телевизор и дверь на балкон.

Мухит сел на одно из кресел, другое занял сам Дед, а парни уселись на софу. Они не чувствовали себя скованно, отчасти благодаря действию алкоголя, но в большей степени благодаря особой атмосфере спокойствия, витавшей в воздухе этой квартиры.

– С чем пожаловали, друзья? – официально спросил Дед.

– Да вот, отчитаться пришли, – ответил Мухит. – Только что закончили первую общегородскую сходку, о которой я тебе до этого говорил.

– Это интересно, – сказал Дед. – И как успехи?

– Ну, как бы сказать, – скромно склонил голову Мухит. – Всё вроде нормально прошло.

– Значит, тебе удались все планируемые нововведения?

– Пока не знаю, время покажет. Но восприняли идею хорошо, все согласны.

Дед помолчал, задумавшись. Потом вдруг встрепенулся и поднялся, опёршись о палку. Вставая, он говорил:

– Что это я, гости пришли, а я сижу, как старый пень?

– Не надо ничего, Дед, – попросил Мухит, но старик его не слушал. Он ушёл на кухню, порылся в холодильнике и вскоре вернулся, неся в свободной руке ледяную бутылку с водкой.

– Скажи ребятам, чтобы принесли продукты – я их на столе оставил, – проговорил Дед, поставив бутылку на столик, после чего прошёл мимо кресел в кладовку, скрытую за дверью, и долго там копошился.

Ребята принесли с кухни стопки, чёрный хлеб, лук и большую банку с огурцами. Пока они нарезали хлеб на расстеленной газете, Дед достал из кладовки несколько пахучих вяленых вобл.

Усевшись в кресло, Дед принялся отработанными движениями разделывать сухую рыбу. При этом он говорил:

– Рыба уже не та, что раньше. Вот раньше, бывало, зимой закинешь в прорубь – и сразу же вытаскиваешь здоровенную воблу чуть ли не с сазана величиной. У меня до сих пор кастрюли сохранились, в которых я рыбу солил – можете в кладовке посмотреть. В этих кастрюлях слона можно засолить… Ну, что ты сидишь, как неживой, наливай, что ли?

Дед выпил три стопки, но спирт, по всей видимости, не оказал на него никакого воздействия: он был всё так же нетороплив и корректен. Мухит успел рассказать Деду о Бахе.

– По-крупному мы деньги собирали только дважды, – сказал на это Дед, смотря на Бахыта и продолжая разделывать рыбу, – там всё понимают и стараются на малолеток тяжёлые сборы не вешать. А так раз в месяц передаём символические подарки: сигареты, чай. Это там ценится во много раз больше, чем на воле. У нас зона хорошая, чисто мужицкая; иногда бывают там залётные авторитеты, но ненадолго – для этих есть любимые места на севере. Так что никто никого заставлять не будет, это дело добровольное. Принёс сегодня пачку чая – и с тебя не потребуют приносить её в следующем месяце. Парень, сбегай-ка в магазин – тут прямо в торце дома есть, возьми ещё бутылку. Деньги там, на полке в серванте.

Рустем послушно сбегал, и Дед продолжал. Теперь он говорил исключительно с Бахытом, словно желая наставить его на путь истинный.

– Сам-то я тоже не из блатных, и попал туда по пустяку. Напился и стал ночью ломиться в ларёк за водкой – тогда ещё коммерческие ларьки по городу не убрали, и был тут недалеко такой возле остановки. А они уже закрылись и не хотят открывать. Я им стёкла побил, а потом ещё и милиции оказал сопротивление. В итоге вышло на несколько лет хулиганства моего.

Дед тоскливо замолчал, а Мухит, чтобы поднять всем настроение, стал рассказывать анекдоты.

Баха поднялся и прошелся по квартире. Плотно подогнанные лакированные половицы не скрипели под ногами, всюду было чисто. В длинной спальне стояла старомодная швейная машинка со сложным педальным приводом и разрисованным узорами столом. Сама машинка была спрятана вглубь стола, а сверху громоздился невиданный прибор с серыми пластиковыми стенками и огромной линзой. Тут же лежали разные негативы и готовая продукция: фотографии, показывающие различные приемы карате, фото эстрадных исполнителей известных актеров. Баха понял, что старик не паразитирует на общаке, а самостоятельно зарабатывает на жизнь, несмотря на возраст и инвалидность.

Вернувшись в главную комнату, Баха обнаружил, что Дед попросил достать из кладовки несколько старых охотничьих ружей и показывал парням, как их разбирать, собирать и чистить. Там же в кладовке нашелся древний пожарный шлем с мощным стальным гребнем. Дед подарил его Мухиту, несмотря на то, что тот долго отказывался.

Кроме того, Дед снабдил каждого из пацанов свертком с вяленой воблой собственного производства.

А перед уходом пацанов Дед сказал Бахе:

– Это вы хорошее дело начали, деньги на зоне нужны всегда. Но всё-таки… неправильно всё это. Школьники – это не блатные, школа может, конечно, иногда по мере сил помогать, но смешивать их не стоит, иначе чёрт знает, что из этого получится. Так что держитесь за свой общак и отстаивайте его, а я вас по пустякам дёргать не буду.

Мухит, слышавший этот разговор, сначала нахмурился, а потом заметно обрадовался. Когда парни вышли на тёмную ночную улицу, он предложил купить ещё выпивку. Пили в подъезде, а потом шли по ночному мосту, пьяные, и говорили по душам. На прощание Мухит пожал Бахыту руку и сказал:

– Я очень рад, просто не знаю, как это выразить, что ты к нам приехал. Знаешь, какая главная проблема нашего города? – нет, она даже не в том, что народ у нас без понятий, а в том, что некому вести пацанов за собой. Но теперь, как появился ты, на вашей стороне многое изменится. Так что – береги себя.

16.

В последующие недели Бахыт, вдохновлённый сходкой у Мухита, развернул бурную деятельность. Драк с другими школами больше не было – с их представителями Серик назначал встречи, на которых разрешалось присутствовать только смотрящим, чьи кандидатуры были одобрены Мухитом, и их приближённым. Серик сразу разъяснял, что сборы производятся не для себя, а для общегородской казны, а школьный смотрящий имеет полное право включать в дань и свою долю, причём размер последней ограничен только личными запросами самого сборщика и его возможностью обеспечить эти запросы необходимой защитой от покушений.

В двух школах смотрящих пытались избить во время сбора, и Бахыт в ответ на их мольбы привёл на помощь свою дружину. «Повстанцам» в обоих случаях так намяли бока, что больше в авторитете смотрящих никто не сомневался.

Бахыт отрегулировал размер ежедневного сбора с каждого школьника, значительно снизив драконовские, по его мнению, ставки Серика (к большому того неудовольствию). Во всех случаях постановки счётчика следовало заранее попросить разрешения у Бахыта, иначе виновник сам ставился на счётчик. Зато теперь ученики, особенно чмошники, перестали отсиживаться дома и мечтать о самоубийстве, а потянулись в школы, потому что знали, что при беспределе любой пацан может подойти к Бахыту и пожаловаться, и тот не будет вставать в позу умудрённого жизнью блатного, а решит дело по справедливости.

Другие смотрящие по примеру Бахи тоже стали разбирать все школьные споры, вплоть до самых мелких, при этом тот, кто оказывался по их решению неправ, должен был оплатить «судебные расходы» – и никто не отказывался.

В девятнадцатой школе смотрящим скоро вместо «косячного» Дарына стал нормальный пацан Бекет, и эта школа из вражеской быстро превратилась в самого верного друга. Все прочие школы на этой стороне реки признали верховенство Бахи, но его к этому времени волновали уже совсем другие вопросы.

– Если честно, мелочью всякой занимаемся, – не раз говорил он Серику, который непонимающе смотрел на него – Серика такая жизнь вполне устраивала.

– А что же делать? – спрашивал Рустем. – На серьёзные дела мы идти не можем – заметут.

– Я ведь не говорю, что это должны делать мы, – загадочно в ответ говорил Баха. – Вы, когда были у Мухита, его внимательно слушали?

Со временем Серик и Рустем начали его понимать.

Однажды Баха в сопровождении молчаливого Рустема поймал в коридоре юркого пацана Дулата, который часто подходил к учителям и предлагал купить у него золотые кольца, серебряные ложки и прочие мелочи, а зимой ещё и меховые шапки. Дулат и в этот раз только вышел из кабинета истории, где учительница в ужасе отшатнулась от предложенных ей двух блестящих подвесок и сказала, что вызовет милицию, если он сейчас же не уйдёт.

– Как дела, Мышара? – спросил Баха, как только Рустем перегородил дорогу пытавшемуся скрыться при их появлении Дулату.

– Да дура какая-то, – раздражённо промолвил Дулат, видя, что массивная фигура Рустема перекрыла ему путь, и придётся начинать душевный разговор. – Вопит, как психованная. Камешки ей, что ли, не понравились? Надо бы завтра другие захватить, эти видать, фальшивые.

– Где колечки берёшь, Тушканчик? – за характерную внешность и пугливые повадки Дулата обычно причисляли к отряду грызунов и давали соответствующие прозвища, на которые он не обижался. Интересно, что сообщников Дулат набирал точно таких же с виду, как он сам: прытких и незаметных, и клички у них тоже были, как правило, мышиные.

Дулат отвёл взгляд и тихо ответил:

– Где беру, там уже нет.

– Зря ты так, друг, – сказал Баха, обняв Тушканчика рукой и похлопав ему по плечу. – Мы ведь с тобой не ссорились.

– А вы что, сдать меня захотели? – подозрительно спросил Дулат.