Варенье Отвергнутых

Опус по скидкам

Снег осыпался с небес перхотью, проявляя нездоровое состояние сугробами на земле. Луна, игривым кошачьим глазом, освещала охоту ночи. Хруст снега под ногами молодого человека сбивал с толку тишину, вгоняя в паранойю деревья, что скрипели от ветра. Панельные дома на горизонте напоминали кирпичи, небрежно разбросанные по всей местности, словно незаконченное строительство чего-то цельного.

Парень шёл по частному сектору; в округе были растравлены металлургическими деревьями опоры линии электропередач. Их гул синхронизировался с порывами воздуха и провожал в глубину леса, зверея от своего существования.

На человеке, что шёл один по тропе в цивилизацию, была совершенно смешная шапка с помпоном. Она была столь мала, что уши торчали и синели, создавая спиралевидную ледяную фигуру. Чёрная куртка, раздутая, как зерно кукурузы превращающееся в попкорн от жарки. Ботинки коричневого цвета, шнурки на которых постоянно развязывались, что приводило к частым падениям. Возможно, он не умел их толком завязывать, возможно, ему было на это всё равно. Поэтому большую часть времени он напросто заправлял их внутрь склепа для ног.

Парнишка, лет 22, с острыми чертами лица, словно оно было создано для измерения углов, с карими глазами, напоминающими подводные камни в пруду с пёстрыми водомерками. В бликах, когда они попадали в его очи, вырисовывались фигуры, похожие на призрачных жаб, что шныряли вокруг чёрной бездны зрачка и поедали с хрусталика насекомых. Козлиная борода, походившая больше на вулканический пепел. Постоянно растущие актинией усики сбривались, но оставляли щетину. Давно вжившиеся прыщи в щеках походили на холмики, а два отбившихся от стаи угря расположились на шее в ряд, напоминая собой укус вампира. Две воспалённые точки, которыми так гордился юноша, именуя себя: «Принцем гнойных упырей». Непропорционально маленькое туловище, неимоверно длинные ноги, его форма напоминала театральную куклу. Руки росли ветвями с ягодами рябины на кончиках пальцев, означающие то, что он часто получал ожоги от духовки во время готовки, когда без прихваток хватался за раскалённую ручку.

Одиночный силуэт часто прогуливался по ночам, особенно в подобных местах, что изредка сопровождали лишь собаки близлежащих дачных домов. Вдалеке был организм города, биение автомобильных сердец оглушало, постоянные прохожие требовательно, но безмолвно просили его исчезнуть с лица Земли, а все магазины хотели от него лишь денег. Здесь было спокойно, хоть и иллюзорно, но он ощущал изоляцию от безумного потока, предаваясь собственным мыслям.

Отмороженная рука потянулась к застёжке кармана куртки. Отворив секреты кенгуру, он ловко подхватил пальцами спичечный коробок и помятую пачку сигарет, вынув и любезно передав второй руке огниво. На упаковке с раковыми палочками красовались предупреждения о вреде курения с принтом чьего-то разложения.

Демонстрируя пустоте или самому себе большой палец, он тем самым вскрыл пачку. Стойкий запах кислого яблока закружил стаей птиц в его носу, сбегая от хищных системных ядов. Ароматизатор был высшего класса, хоть на вкус они и горчили, как многие дешёвые сигареты.

Поднеся стопку оставшихся сигарет в картонном теле, он жёлтыми от смолы зубами вынул одну, убирая оставшихся жертв обратно во временное убежище пуховика.

У него никогда не получалось зажечь спичку с первого раза. Иногда казалось, что ему просто-напросто нравится запах серы, и он сам для себя ищет оправдания, чтоб их жечь, например, начав курить.

Вихрь был явно против огня, даже несмотря на оплот сугробов: пургой постоянно тушил маленький народ с пылающими головами.

От множественных попыток закурить мужчина подпрыгнул на месте от гнева. Пожёвывая фильтр курева от нервов, он ронял чернильные фразы под ноги, которые эхом разносились по округе.

На его зов поступил ответ, и со спины послышался вой псов. Невидимые шаги подбирались с каждой секундой всё ближе.

Ему уже приходилось сталкиваться с бродячими тварями. Он их ненавидел, хоть и понимал, что именно люди сотворили из них печальных, голодных монстров, что прошли через предательство.

Однажды, когда он заплутал ночью в этих же окрестностях и попал на чей-то заброшенный участок, на него напала ватага пушистых дворняг. Пришлось соображать быстро и искать орудие для спасения. На его пути было лишь ведро, набитое чем-то застывшим до краёв. Им он и отбивался практически до самого выхода из частного сектора. Под адреналином он нёс его до своего дома, где благополучно забыл про него у порога квартиры и лёг спать. Поутру он обнаружил лужу, вытекшую из дырки на дне ведра. В недрах металлического спасителя красовалась верхняя часть челюсти огромного черепа. Как позже он выяснил, это был череп свиньи. Он отмыл его и стал хранить у себя. В знак благодарности он перестал есть свинину.

В данный период времени он уже ринулся и давно бежал подальше от участка частных домов и лесистых местностей назад, в панельные дома, под симфонию лая преследовавших по пятам собак.

Пробежав пару улиц, он выдохся, набрав в сапоги добротную кучу снега. Осталось пройти всего ничего – буквально перейти по светофору дорогу. Дом, где он проживал, уже красовался.

Гирлянды после новогоднего празднества уже все сняли. Окружение освещали редкие фонари на козырьках подъездов. В кармане джинсов у него лежали перчатки, подаренные подругой, что он не использовал по назначению, а носил с собой как талисман, там же лежали ключи от квартиры.

Проведя прелюдии по скоропостижному поиску ключей, ожиданию лифта и отпиранию входной двери, он уже лежал на кровати в уличной одежде.

В квартире стоял стойкий запах просроченной еды; если где и были миазмы, то в его логове.

В свободное время, которого было навалом, он покупал еду. Порой залезал в долги, просил деньги у родителей, невзначай выходил на подработку. Затаривание провизией давало ему чувство контроля над жизнью, ощущение себя.

Возможность комбинировать ингредиенты, создавая сумасшедшие блюда, консервировать, замораживать, варить, жарить, коллекционировать. Но большая часть оставалась в теории, ибо готовить он так и не научился.

Чипсы, сухарики, крекеры своим хрустом заглушали тишину его разума, в моменты, когда он был один.

Газировка, сок, особенно ценились им с высоким содержанием витамина C, заполняя пустоту быта, ведь поход в туалет – тоже приключение.

Полуфабрикаты, когда он грел их в микроволновке, как будто помогая обездоленным найти свой дом, согревало и его сердце. В его крови бурлило чувство чистой любви.

Сладкие хлопья на завтрак, шоколадки, конфеты были лучшими друзьями в момент загонов и меланхолии: эффективнее любых таблеток отгоняли дурные мысли, засахаривая и карамелизируя мозги.

Не то чтобы это всё ему было необходимо, но долгое время проживания в одиночестве проявляло свои плоды.

Втыкая фокус зрения в потолок, он выискивал там то, что обычно не мог увидеть. Не добившись результата, решил переодеться в домашнее.

Поиски одежды не заняли много времени: всё необходимое лежало на его месте для сна. На постели торчали следующие вещи: ноутбук, одеяло, подушки, сменная одежда на все случаи жизни, пара книг, тетради, ручки и паспорт.

Стянув одеяния для прогулок, он оставил их на своём же мягком плоту.

В комнате царил мрак.

Рыща рукой, шорты и футболку он вспомнил, что хотел покурить. На радостях кувыркнулся, как тюлень, напяливая домашнюю одежду. После достал сигареты и спички.

Спрыгнув с кровати, раздался хлопок: это лопнула упаковка каких-то снеков с запахом бекона. Пробираясь сквозь океаны фантиков, горы вскрытых упаковок и небосводы просроченных ароматов, он был счастлив по-своему. Всё было в достатке, и даже больше. Иногда он щедро оставлял под дверями соседей пакеты с продуктами.

На голых стенах прорастали зачатки плесени. Дверей между кухней, спальней и коридором не было, складывалось впечатление, что это место – пещера, обитель дракона-хламовщика или бункер Медузы Горгоны, что впавшей в депрессию и решившей похоронить своё горе в теле окаменевшего титана с ветряной головой.

Мебели толком не было: кровать и пару стульев на весь дом. Зато бытовой техники в виде микроволновки, пароварки, настольной духовки, вафельницы, холодильника, индукционной плитки, соковыжималки и прочих радостей было в достатке – в основном купленное в кредит или на деньги родителей.

Дойдя до окна сквозь преграды, он заранее зажёг спичку и подкурил.

Отворив оконце, в комнату хлынул торнадо свежести, который чуть не потушил сигарету.

Микрорайон перед взором походил на кучу раскрывшихся книг, что выбросили, изведав до дыр.

В зачитанных книгах-домах появлялись огоньки – это слова, смысл или кляксы пробуждались на работу. А значит, герою нужно было готовиться ко сну, ибо если солнце или шум улицы проявит свой характер, то он не сможет быть спокоен и будет бодрствовать минимум сутки.

Дым жёг горло, выходя и объединяясь с паром от мороза. Сквозь туманность от сигареты была видна детская площадка: пустынная, с парой вырытых туннелей и побитыми снеговиками.

По двору кружили под натиском ветра пакеты, обманом собственных чувств ища сосуд, на который могут нацепить свою целлофановую плоть.

Не докурив до конца, он затушил сигарету в снег, на наружном подоконнике, где уже было обосновано кладбище окурков.

Из года в год, когда тает снег, водопадом из пепла, вонючих бычков и, иногда, блевоты всё стекает вниз: на окна соседей, их внешние кондиционеры, припаркованные машины.

Зачастую к нему приходят с жалобами, но он старается не открывать дверь и не показывать следы жизни. Возможно, в том числе из-за этого, преимущественно ведёт ночной образ жизни.

Закрыв окошко в совершенно другой мир, он устремился к месту для сна.

Хотелось пить, но ничего вокруг не оказалось. Пришлось довольствоваться скупой и густой слюной.

Тараканы юрко бегали по полу, пользуясь щедростью отчаяния хозяина квартиры, пируя всем, что попадётся под лапки.

Грузный человек лежал и давился мыслями, жадно хватаясь за каждую из них.

Его мимика пребывала в двух разнополярных состояниях.

Кажется, когда идея для размышлений только созревала и проявлялась, улыбка невольно натягивалась гамаком, а глаза закатывались. Длилось это порядка 10 секунд.

После вся морда покрывалась морщинами, краснела, учащалось дыхание, обострялся бруксизм, а взгляд не мог ни на чём сосредоточиться.

Подобный цикл продлился раз пять. Кажется, чего-то цельного так и не вышло.

Не сформированные до конца образы и обрывистые видения изматывали сильней, чем погоня псов.

Единственное на что у него перед сном хватило сил, – включить ноутбук и глянуть, сколько времени.

Цифровой циферблат безмолвно огласил: «5:40 утра».

Веки тяжелели, слипались, образуя прожорливые губы, питающиеся пылью ветхого помещения.

Следующий день был особенно невыносимым. Ему казалось, что всё спешит к своему завершению и своей спешкой никогда не завершит то, чего хочет, ибо забудет или собьётся, начиная из раза в раз всё с начала.

Совершенно не выспавшись, проснувшись через 6 часов после засыпания, свет снаружи избивал его своими лучами. 11:45 утра, почти 12, так рано он давно не просыпался.

Ему хотелось есть, но большая часть провизии была непригодна для потребления даже в холодильнике.

На автоматизме он полез в карман шорт за телефоном, чтобы позвонить и попросить денег у мамы, но на половине пути остановился.

Он уже как месяц торчал в ломбарде: его аппарат, после случая, когда управляющая компания перерезала ему провода электропитания за неуплату, пришлось искать в интернете электрика, что подключит свет вновь за небольшое финансовое вознаграждение.

Заложив свою звонилку, он не только смог вернуть доступ электропитания, так ещё и суши себе заказал на сдачу.

На самом деле, его душа давно желала изменений, но он ужасно боялся ответственности, поэтому даже перестал общаться с немногочисленными друзьями.

Ему было стыдно за свою суть, за то, как он преподносит себя другим, за то, что он видит в других, и за то, что он может дать остальным. По его меркам, он мог дать ничто и забирать всё, что есть.

Время давило, эфемерными рыбами проплывая сквозь его тело, оставляя неоплодотворённые икринки возможностей.

В его тетрадях были исписаны страницами планы: норма физической тренировки на день, уборка, прогулки, поиск работы, чтение книг, возобновление общения с друзьями.

Порой он делал всё в один день и сразу же ломался, не выдерживая нагрузку, пускаясь в самобичевание и топот оправданий, превращающий его в жертву обстоятельств сурового мира.

Возможно он подсознательно создал подобный механизм, чтоб не меняться, но при этом делая иллюзорные попытки, дабы ощутить себя живым героем трагедии.

Так было не всегда, всё начиналось с мелочей.

Когда он съехал от родителей в квартиру, что досталась по наследству от бабушки, он сразу же нашёл работу в почтовом отделении. Он разносил письма, работал всего по 4 часа в день, но этого хватало на нужды. Ему было около 20 лет.

По началу к нему частенько заезжали приятели. Компания была разношёрстной, но вполне дружной.

Он медленно привыкал к тому, что может быть один. Но когда его разум смог увидеть больше, чем глаза, его посетил экстаз.

Мысли бурно кружили хороводом дикобразов в брачный сезон, неся на кончиках своих иголок случайно пойманную свободу. Действия не были под чьим-то присмотром. Это были новые ощущения, взросление, что ползло слизняком по коже, такое медленное, ранимое, гадкое от непривычки инопланетное чувство.

Юноша, начавший управлять своей жизнью, начал отдаляться от прежних привычек: стал меньше общаться, вести светские беседы на похмельных утрах, залипать в сериалы и в целом пропадать в пустоте, лишь бы отвлечься от самого себя.

Рисование, а значит, рисковать цветами, написание стихов, прогулки, работа, гитара! Новые хобби эпидемией появлялись в его жизни.

В этом самом личном расцвете возможностей произошло ни то наваждение, ни то запланированное заранее за тысячи лет событие. Его близкая подруга покончила с собой. Повесилась, как ёлочная игрушка, окоченев театральной корягой в океане среди белого шума, принимая какие угодно образы, но не те, чем она являлась ранее.

На гвоздике в доске, на втором этаже частного дома, в своём одиноком, красивом безумии.

Не стоит говорить, что мироуклад парня перевернулся. Все идеи были формальностью, концентрация на себе нарочито обостряла фригидность влияния на мир, и атрофия эмпатии сулила изнурительной рефлексией.

Тогда его и пронзил поистине лютый стыд.

Ситуация чуткости не прибавила, а чувство вины росло монстром, комком проглоченных волос в его кишках, ретроспективой, изуродованным калейдоскопом возвращая в момент осознания смерти ближнего, расчленяя хрустальное тело, заполняя его картинами пережитых совместных моментов, вбивая молотом снов между рёбер принятые подарки, пронизывая хирургической иглой, зашивая недосказанные слова.

Может он был виноват и не виноват одновременно, впрочем, как все людские, живые и мёртвые. Но всё было делом времени.

Было много попыток вылезти, сделать что-то, но с тех пор изменения его пугали.

Однако сегодняшнее утро оставило возглас уверенности, что ход вещей может быть иным.

И иногда, нужен гамбит, жертва, дабы остальные смогли начать свои ходы, свою жизнь.

Приоткрытая страница тетради совращала, лёжа на одеяле, молила и кусала парня за нос огромными чёрными чернильными буквами, буквально упрашивая выполнить хотя бы один пункт.

В его голове проносились все обещания себе, маме, миру. Вина заполнила его сердце, смешавшись с кровью, ядом.

– Решено! – Эхом разошёлся его вопль.

Парень попытался найти что-то почище и приличней в комке из разноцветной ткани. Ему даже удалось найти синюю рубашку с длинными рукавами, испещрённую в красную крапинку.

Из штанов или брюк, к сожалению, были лишь его замаранные джинсы, походившие скорее на полинявшую и отпавшую кожу змеи.

Насчёт носков он не волновался: их запах осядет на дне ботинок, рядом с табу грибка ног и вросших вопросов ногтей.

После выбора подходящего наряда он где-то отрыл таблетку обезбола: голова гудела воздушной тревогой, пробивающейся сквозь любые щели. Запил её отрытой месяц назад газировкой.

Затем отправился в душ.

Несвойственно для себя, он пару часов болтался около самых разных продуктовых магазинов.

Порой в попытках трудоустроиться в один из них.

В большинстве ему отказывали, говоря, что порядок совершенно иной: «Сначала нужно оставить заявку на сайте, прийти в назначенный день, пройти собеседование, оформить договор, после начать стажировку».

Но в один его всё-таки взяли, ссылаясь на то, что у них огромный поток людей, что не хватает рук, да и документы оформить всегда успеют.

Вероятно, менеджер хотел нажиться на нём, уйдя от уплаты зарплаты, или из-за понурого вида парня ему стало жаль, и захотелось как-то помочь. Не столь важно.

Дрожащими руками парень предоставил менеджеру по просьбе паспорт, тот, в свою очередь, сфотографировал и переписал данные, колеблющимся голосом отвечал на риторические вопросы.

Военный билет, которого не было, пообещал занести в следующий раз, как придёт.

Уличную одежду повесили в общий гардероб.

После небольшого инструктажа и обзора магазина, где какой товар стоит, ему дали задание: «Расставить товары с паллетов со склада по соответствующим полкам, начав с замороженных товаров, иначе продукция растает и пропадёт».

Выдав форму и пожелав удачи, пообещав, что завтра все документы будут оформлены и сегодняшний день пойдёт в стажировочные дни, а также что в скором времени он сможет перейти из торгового зала за кассу и получать солидную премию.

Он нервничал. Последний опыт пребывания на работе был около двух лет назад, да и то недолго, в другой сфере.

Сначала всё шло гладко, пару часов точно, но ближе к обеду люди стайками, стихийно, бедственно заполняли пространство. Некоторые даже задавали вопросы, из-за которых юноша проснулся окончательно.

Осознав своё положение, что он находится среди людей, на работе, и впереди ещё минимум 8 часов такого режима, ему стало дурно.

Материя плыла, пивные бутылки на полках змеились, смеялись, фантасмагорично строя рожицы из бликов и отражений.

Больше всего на свете ему хотелось домой, но он не хотел подвести того, кто доверился ему, предоставил работу.

И к тому же он был среди своих любимых продуктов.

Он часто спросонья или в состоянии сомнамбулы делал глупости. Данное событие по трудоустройству достигло апогея.

Скрип колёс покупательских тележек распадался на части, образуя альтернативное пространство: все намерения людей и их чувства линиями ползли в телеги, а из них – в продукты. Потребление нависло вибрацией, хаотичной и рациональной, по просьбе и случайности, запланированной и принуждённой. Эта вибрация ускоряла старение людей и гниение продуктов, после возвращая вновь в юность, в зрелость или в своё прежнее состояние.

Школьник, ворующий шоколадку, что попал под взор парня, закручивался в спираль, кладя то в карман шоколадный батончик, то снова на полку.

Времени здесь не было.

Наитие и изобилие совсем запутали его разум. Работать он долго не мог, и вспомнил почему.

Он всегда начинал ощущать НЕЧТО вокруг – нечто такое, что имело свои формы, цвета, звуки, характер.

И он никак не мог ужиться с этим нечто.

Голоса прохожих-зевак поветрием создавали новости и сплетни, но из-за их синхронности говора сложно было понять хотя бы одно предложение целиком.

Если бы их звуки были осами, то они безжалостно начинали бы жалить всех до смерти, строя ульи в трупах, познавая нервную систему человеческого тела, учась управлять передвижными домами из мяса, костей и воска с мёдом. Так много они болтали.

Голова вновь разболелась. И парнишка, что никак не называл себя, решил спрятаться от всего стресса.

Ему не хотелось предавать коллектив, но и попасть в психушку было ещё меньше по мазе.

Поэтому чтоб не уходить с рабочего места, он побежал в сторону склада, где спрятался в партии упакованного хлеба, что должны разложить завтра на полках.

– Всего пару часов сна – это всё, что нужно для приведения себя в чувство. – Потирая глаза под кучей мучных изделий, думал про себя новоиспечённый работник.

Ночь подкралась подпольным товаром на чёрном рынке, выжидая запланированной облавы искусственного света ламп и затаившегося, спрятанного страха людей, что выпускает свои щупальца в раздумьях перед сном.

Снег за окном супермаркета походил на крошившуюся луну. Сам же спутник Земли шариком лежал среди засохшей чёрной крови в рукаве Ориона. Блеклые звёзды, размокшими мюслями, заканчивали глаголить свои байки о далёком белом сверкании, уступая место световому загрязнению в роли ведущего для землян.

Выбираясь из громады выпечки, юноша в полудрёме не сразу вошёл в курс дела. В супермаркете уже было темно и тихо. Создалось ощущение, что все, кто суетился и набирал полные тележки продуктов, спрятались для большого сюрприза. И вот-вот нарушат безмолвие и выпрыгнут с хлопушками, свечами и тортом.

Хлопая глазами и стряхивая с ресниц песок, что образовывается во время сна, парень сделал глубокий вдох. Разбросав хлеб, спотыкаясь об него же, он вышел в торговый зал, постепенно адаптируясь к мраку.

Красная сфера подмигивала примерно раз в секунду над раздвижными дверьми магазина. Сигнализация была уже установлена.

Чертыхаясь про себя, откровенный в нелепости человек ходил из стороны в сторону. Каждый раз, когда ему приходилось поворачиваться назад, он резко поднимал голову и оглядывал камеры видеонаблюдения. Ментально готовясь сесть в тюрьму, он уже думал, что ответить на разного рода загадки, вопросы. Он не был специалистом по вопросу мест не столь отдалённых, поэтому многое додумывал или полагался на воспоминания просмотренных криминальных фильмов.

Силуэты за прозрачными входными воротами мелькали, но не были столь заметны для пробуждения паранойи.

Кафельный пол гипнотизировал и поглощал по крупицам тело молодого человека. Боковым зрением мелькали кошки и сразу же исчезали. Супермаркет превратился в настоящее испытание, что дают значимым фигурам для искупления общих грехов. Именно статусом мученика утешался одинокий хмырь, застрявший в логове капиталистов.

Лампы, свисающие чучелами с потолка, не горели. Воздух был морозный, не столь безжизненный, как на улице, но с подобной аурой. Продукты всех сортов грели, сопя и соря снами в своих кроватках-упаковках.

Решив разведать обстановку, он надеялся найти охранника и объясниться перед ним, тяжбы ему совершенно не хотелось.

Магазин-фантом оказался пуст. Он ощутил себя потерявшимся ребёнком, что хочет найти маму, но при этом и воспользоваться ситуацией: попробовать всё, что хотел, в любой момент, пускай и короткий.

Обратив внимание на отдел с газетами и журналами, прищурив глаза, он зачем-то зачитал вслух пару заголовков:

«Борцы за запрет абортов устроили теракт на космодроме, подорвав ракеты, которые должны были лететь на колонизацию Марса, аргументируя это тем, что хотели показать населению, каково это, когда умирает то, что ещё не родилось».

«Слоны самые эмпатичные и чуткие животные, поэтому активисты создали петицию о внедрении лоботомии для хоботных друзей».

«Хакеры нашей родины взломали прямую трансляцию вражеской страны и продемонстрировали порно со слонами».

Голова стала туманной, или, скорее, покрывшейся сгоревшей пеной молока. Настигла злость, но почти сразу пошла на спад, когда он услышал проезжающие машины.

Он бродил ещё какое-то время, пока не зашёл в отдел с холодильниками.

Постепенно примиряясь с судьбой и отыскивая плюсы в текущем опыте, незаметно для себя руки вскрывали сыровяленую колбасу с голубым сыром. Ноздри пылесосили изыски, смакуя новые для себя ароматы.

– Раз садиться за глупость, то её хотя бы нужно сделать стоящей. – Ворошил нейронные соединения юнец.

В момент, когда слюна уже вытекала изо рта, создавая новый всемирный потоп, смешиваясь с торчащими волосинками на подбородке, послышался топот ботинок. Трапезу прервала ватага тел в масках: на ком была голова лошади – у другого хоккейная, у кого-то – с парой лишних глаз и дополнительными ртами.

– Праздник? Сон? – Надеялся про себя парень.

Инстинкт подсказал, что нужно спрятаться, но клоунада пузатых, тощих, бородатых, длинных, карликовых, загнутых в вопросы людей с глазами-точками озадачила парнишку.

Ровным строем выстроившись в очередь, создав проход, фигуры застыли.

Между ними, в сером пальто, в маске обезьяны, с рыжими волосами, цокала маленькими каблуками фигура.

Парируя руками, как рапирами, пронзая пространство тонкими лезвиями, кажется, она указывала маршрут. После прозвучал голос – женский голос. Нейлоновые слова натягивались струнами, объединяя и сдавливая всех присутствующих единой идеей.

Десятки людей, ряженные, стянули со спины гигантские походные рюкзаки и ринулись к продуктовым полкам.

Заводными игрушками они сгребали всё: консервы, туалетную бумагу, протеиновые батончики, фруктовое и мясное пюре, упаковки с вяленым мясом, крупу, лапшу, сухое детское питание, презервативы, сигареты и даже жвачку.

Парень истуканом наблюдал, боясь пошевелиться. Ненароком заметив, что красный огонёк перестал мигать, он понял: сигнализация была в дрёме.

Девушка с огненными волосами в полголоса говорила с кем-то по телефону.

– Эй, ты чего тут делаешь? – Сипатый, проспиртованный голос одного из грабителей был адресован юноше.

– Работаю, – безыдейно, как само собой разумеющееся, проронил молодой человек.

– Все сюда, тут у нас палево!

Толпа незнакомцев ведьминым кругом встала возле него, изучая и принюхиваясь.

– Кажется, не из наших. – Шмыгая огласил голос из колизея тел.

– Контуженный, быть может? – Усомнился самый отдалённый тон.

– Я нормальный. – Парировал парнишка.

– Может, его того, ну, кончить? – Декларировал самый ближний гость, стягивая с себя перчатки.

– Таки я бы вырубил его, всё равно толком ничего не видел.

– Э, а как же, слышал зато! Песок мне внутривенно, если оставим всё как есть!

– Разойдись!

Круг разомкнулся, словно на балетном шоу: все его актеры создали арку для главного действующего лица акта.

– Что тут у вас? – Положив телефон в карман, озадачилась девушка.

– Да вот, чучело какое-то нарисовалось. – Очертила ход дела одна из дальних теней.

Временное затишье дало пространство для размышлений каждому из присутствующих.

Супермаркет в спячке был беззащитен и поневоле щедр. Неужели вот так просто можно брать и нарушать ход вещей? Что, если эти украденные продукты будут нужны с утра людям? – Думал про себя парень.

Увидя узкую щель, открытую дверь магазина, соединив два и два, он прыжком направился к выходу.

Спасение сквозь мельтешение полок, силуэтов, его любимых продуктов – то, что он больше вряд ли увидит в будущем.

Теперь точно уволят, посадят, так и не попробовав вкуснейшую колбасу, а может убьют, если не успею выбраться. – Переваривал беглец, покрываясь испариной.

Если бы он обернулся, то увидел, как девушка в маске обезьяны крутит пальцем у виска. Что никто его не преследует, а мирно продолжают под блюз мнущихся и шуршащих упаковок скидывать их в рюкзаки.

Свежие потоки воздуха, подобно выдоху из пасти великана, вваливались из входа. Уличные фонари, удильщиками, подсказывали куда нужно бежать.

Герой абсурда был близок: он и сам не верил в свою скорость, ему казалось, что он бежит на месте, пока пространство растягивается в туннель и заворачивается в форму пончика, обращая бедолагу в хомячка в колесе.

Когда он покинул прямоугольную постройку, на улице его уже ждали шесть чёрных машин и очередная группа людей в карнавальных масках. Он не был силён в названии марок автомобилей; кажется, такие же модели использовали для общественного транспорта под названием "маршрутка". Но зато он знал, что сказать.

– Нет, нет, нет! Пожалуйста, я ничего не скажу, молю, отпустите! – Упав на колени и закрывая лицо руками, умолял парень.

– Ну даёт! Ладно, грузите его. – Скомандовал высокий тембр голоса, словно вдохнувший несметный концентрат гелия.

Приоткрыв пальцы, делая маленькую прореху для глаз, парень увидел перед собой карлика в маске рыбы. С подшитыми колокольчиками на жёлтой ветровке, они звенели, пока тот чесал свой затылок.

Паника отступила, юноша уже не сомневался, что это просто розыгрыш, глупая игра, в которой ему нужно принять участие, чтобы от него все отстали. Мысли о тюрьме уже не внушали хтонический ужас. Все стрёмно наряженные господа и дамы давали ощущение торжества. Ему даже самому захотелось приодеться посмешнее.

Но всё же что-то пугало в их действиях: как-то чрезмерно серьёзно они подошли к своим ролям.

Когда двое мужчин, размером со шкаф, подошли и схватили его за подмышки, он ощутил первобытный холод. Он забыл куртку.

– Я оставил кое-что… – Мямлил в натянутой улыбке парень.

После сам осознал, что сказал глупость: его же скоро переоденут для аутентичности парада.

Таща его тело в железного коня, на него действительно нацепили что-то: очень странную маску, в которой было одно отверстие, предположительно для носа. Она была ему не по размеру, нацеплена небрежно, так что отверстие для дыхания оказалось у него на щеке.

Закинув мешком картошки его тушу, приказали не рыпаться и сидеть столько, сколько нужно.

Мысли были лёгкими, только почему-то сердце колотило и отдавало по всему телу вибрацией. Дыхание прерывалось на половине вдоха.

В машину заползло пару людей.

– Посидите с ним на всякий-який.

В маске не было просветов. Из-за темноты у парня виделись помехи и какие-то красно-фиолетовые пятна, что возникают при начальном этапе медитации.

– Ну и номер нарисовался тут у нас.

– Не говори, может, нашим станет?

– Да кто к нам вообще захочет присоединяться?

– Ну, Абортница решит, думаю, чё кого.

Тремор и нервный тик напали на юношу, из-за нехватки кислорода он блеванул.

Струя отходов стекала по бороде, растягиваясь лианами.

– Ах-ха-ха, я не буду за ним убирать.

– Этот мудак попал на мои джинсы.

– Ха-аха-ха, так на маску посмотри, как на него надели. Как на заложника!

– Так-то да. Ладно, сейчас исправим.

Поколдовав со шлемом тёмной материи, дырка оказалась в районе носа.

– Лучше?

– Угу.

– Доедать будешь?

– Что, простите?

– Ну, что выпустил из себя.

– Н…нет?

– Да я шучу. Заляпался я в тебе как-то больше, чем это нужно.

Посидев, потупив в тишине примерно минут десять, в машину завалились остальные.

– Все в сборе? Подсчёт давайте, я начну: Крыса-Оболтус.

– Девальвация.

– Кнопка.

– Кошатница.

– Руко.

– Ять.

– Чёрный Шаг.

– Господи, и тебя взяли, не к добру вышло, из-за тебя, к слову, Чёрный Шаг. Ладно, дальше.

– Тлена.

– Раз, два, три… Все в сборе, полагаю везде уже закончили. Поехали!

Машина тронулась. Кочки на дороге подкидывали всех сидящих в ней. Не одновременно, постепенно, как клавиши на рояле.

Остывшая тошнота желудочной кислоты прилипла к лицу. Почему-то он вспомнил первую учительницу начальных классов. Она хвалила его за знания, которые не были прописаны в учебниках, например, почему кукушка подкидывает яйца. При этом она ругала весь остальной класс, из-за чего он не пользовался популярностью, в основном вызывая раздражение. Она не доучила его первые четыре класса, померла от цирроза печени на последнем году. После каждого учебного дня он встречал её в магазине, видя, как она кладёт пару глазированных сырков, литр водки и килограмм-другой свинины.

Глупое воспоминание, неуместное. – Съежившись, прогонял мысли парень.

Ехали они долго и нудно, делая резкие повороты, без остановок. Кажется, он даже провалился в сон под общий гул и гогот, отдаваясь безмятежности неведения.

Он вылупился из сна благодаря чьим-то рукам, что играючи стукали его по плечу.

– Привет, пора вставать, машины будут разгружать. Я стяну с тебя маску, как в ней нормально дышать вообще? – Лелеял нежный голос.

Как была снята пелена, разделяющая помехи с яркими пятнами и белым светом, очам юноши лицезрелась девушка маленького роста, в маске циклопа с маленьким рогом, возвышающимся над искусственной монобровью.

– Меня зовут Кошатница, хоть маска и не соответствует моей натуре… а сколько раз просила дать мне то, что я прошу! Кхм, не важно. А… Как тебя зовут?

– Это, даже не знаю, да и какой смысл.

– Как какой? Огромный! – Удивилась Кошатница, поглаживая по волосам безымянного заложника.

– Вы меня всё равно кончите, сами говорили.

– Нуууу, я не "сами говорили", я – Кошатница. И таких вещей не глаголю. Мне мила идея, что появится ещё один соратник, соидейник!

– Я не знаю чего хочу.

– Ещё и брыкается! Точно впишешься в коммуну. Замолвлю за тебя словечко в общем. – Сомкнув один глаз, наклонив шею и, приблизившись к покрытой слизью физиономии парня, довела до сведения Кошатница.

– Хе, это я, если что, подмигнула. – Уточняла она.

– Если ты считаешь иначе, почему не снимешь маску?

– Правила такие. Не серчай и не дрейфь, скоро лучше познакомимся. – Мурчала Кошатница

– А…

– Эй, вы! Выходите. – Шершавый голос укоризненным тоном призвал Кошатницу с безымянным.

Выбираясь из маршрутки, оба чуть не поскользнулись. Было светло. Солнце мариновало Землю и все живые ингредиенты на ней.

Местность являлась открытой: поле с редкими деревьями и порядка 20-ти автомобилей. Чётко обозначенной дороги не было, лишь оставленные следы колёсами машин. И это стало сигналом тревоги для безымянного.

Оборачиваясь вокруг, он походил на сплошную голову совы. На горизонте – лишь пустыри. Окружающие его люди без устали копали лопатами снег.

Кошатница куда-то умчалась, прося немного её подождать. Но парень не запомнил ничего о ней, кроме диссонанса, что расцветал от её нежного голоса и маски циклопа с бровью-гусеницей.

Кто-то был без чехла на голове, кто-то в них оставался, будто существа из разных измерений, не замечали друг друга, работая патологоанатомами космического масштаба, расчищая снег и землю, как внутренние органы мёртвых вселенных.

Держа большие чаны, из которых шпарил кипяток, миряне поливали заледенелую почву. Иные подхватывали и долбили ту кирками, оставшиеся делали подкопы лопатами.

Топчась на месте, он решил сделать первые шаги и прогуляться. Совершив первый уверенный для себя шаг, на него сразу обрушился ливень острых взглядов. Интуиция подсказывала ему, что нужно бежать, а робость, в свою очередь, пригвоздила к месту. Так он и застыл, одной ногой вперёд.

Решив влиться в толпу, безымянный отправился покопать вместе со всеми, демонстрируя вовлечённость.

Свободной лопаты не наблюдалось. Зато были руки. Пришлось орудовать ими.

Кто-то рассмеялся, заражая по цепочке хихозом всех вокруг.

Пальцы отмерзали, становясь ледокольными иглами.

В голове крутились воспоминания о мифах и легендах. Юноша ощутил, что давно мёртв, и с ещё большим энтузиазмом приступил ворошить снег, пытаясь пробить промёрзшую землю для сотворения своей колыбели смерти, своей персональной могилы для летаргического сна, пока не начнётся второе пришествие.

Мурашки икринками покрыли кожу, озноб был проигнорирован.

В мозгу звучало лишь: «Успеть, не остаться духом, быть со всеми, не быть одному».

Партия людей, в ораторском сопровождении девушки из магазина, подкрались сзади.

– Ты чего? – Тыкнув несколько раз пальцем в волосы парня, пристально наблюдала девушка.

– Да, я играю! Я же здесь за этим? – Дрожа, повернулся парень, оставив руки на земле.

– В каком-то смысле. Замёрз?

– А вы поделитесь продуктами? В мою ямку киньте чего-нибудь, а то я ничего не взял. Будет голодно.

– Почему вы ему одежду хоть не дали? Изверги! – Стягивая с себя пальто, порицательно прошипела дама своим подчинённым.

– Простите. – Крестился вассал, штудируя взглядом обстановку.

– Извините. – Содействовал 2-ой покладистый служащий.

– Да, ему-то? – Неуверенно бурчал 3-ий строптивец.

На ходящее ходуном тело в эпилептическом припадке было нацеплено пальто, что сползло спустя 10 секунд.

– Ох… Отведите его в центр. – Стянув с себя маску обезьяны, начала массировать висок девушка.

Парень смотрел пристально в её лицо. Он увидел маленькие, лилипутские черты лица.

Брови – невидимой тканью. Глаза – с одну копейку. Нос – высушенной креветкой, что подают в дешёвых барах. Рот – тайным карманом, еле заметным, но опытным воришкам в самый раз. Детское, недоношенное лицо, невинно смотрело на него, хлопая глазами, без ресниц, сердобольно провожая в неизвестность.

Клонило в сон, и ему всё тяжелее было держать себя в сознании.

– Моя яма, вы положили туда йогурт или сосиски? – Из последних сил в надежде протянул юноша.

Трое парней тащили его. Двое держали за ноги, один – за руки, словно толпа аборигенов.

– Всё готово! Хорошо, что он хоть тщедушный оказался. – Воскликнул тот, что держал руки.

Безымянный крутил головой. На месте, где бригада что-то копала, по его молчаливым соображениям, пребывало место для упокоения или сокровища. Постепенно образовались деревянные крышки с ручками, как на кадках.

С духом викингов их отворяли, одну за другой, освобождая табу земли. Десятки глубинных ям завыли оправдательным приговором после смертного вердикта.

Десятки людей строем спускались в эти таинственные ямы, ритуально напевая в унисон песню: "Поедает конец начало, а безвременье в тоске. Всё нам мало, голодаем идеями и планом. Рухнем дирижаблем прямо в мозг, загорелся восторг. Выше тело от души, от формы слизи освободись. Перемены иль слияние, не в силах признать счастье отчаяния".

Машины заезжали с другой стороны, всё так же в бездну.

Люди, что шли позади, заметали следы вениками.

В очереди на спуск у парня начались симптомы гипотермии: он ворочался, скользил, пока его пытались удержать.

Глаза медленно смыкались. Моргание словно телепортировало его.

Моргнул – и он уже внутри, в строе, спускается по лестнице.

Моргнул – очутился в месте наподобие кухни.

Моргнул -чуть не окочурился, чудом не рухнув в длинный туннель вниз, в стене, когда в полудрёме начал болтаться из стороны в сторону.

Моргнул – освещённое помещение, шумит генератор.

Моргнул – вокруг в горшочках растения с ультрафиолетовыми лампами.

Моргнул – над ним нависла толпа, укутывая в одеяло, кипятя воду, запихивая под спину и ноги грелку.

Моргнул – провалился в сон.

Болезнь пробуждения

Овации покалывания щёк от жжения привели меня в чувство. Решил не открывать глаза сразу, нужно было немного обдумать что делать, в случае опасности. Хотя и до последнего не верилось в реалистичность фарса произошедшего.

Уши сворачивались в уроборос, не желая больше проходить цикл холода, согревая сами себя.

Руки и ноги сводило, но зато всё было на месте. Кроме носа, по ощущениям он отпал как у древнеегипетских статуй.

Муть в мыслях смешивалась с мусором пережитого за последние сутки. От нервов мои глаза пошли ходуном, а ноги отдались танцу судорог.

Хотелось пить. Обезвоживание вероятно было из-за того, что моё тело было укутано слоями тёплых вещей, из-за которых всё затекло.

Помню, как в детстве специально перевязывал шарфом части тела, держал минут 10, а после любовался узорами. Похожий ажур был на наскальных рисунках или вазах в древнем мире, которые не менее любил рассматривать в журналах про разные эпохи.

Вдруг послышались голоса. Они были едкими, еле слышными, можно сказать даже шипящими. Изначально не получалось разобрать, но привыкнув к тону и интонации, смог вникнуть.

– Так-ш, по аналишам у него ничего по нашшей теме нет.

– Угу-ш. – Со склизким шлёпаньем что-то упало вниз.

– Мы уже исхудали настольшко, ш-што челюсть-ш отваливается.

Маленькая группа голосов подошла предположительно к моей кровати. Закрытые глаза под кожей кружились яблоками на тарелке.

Было сложно различить их, словно это был один человек. Голоса жутко похожи.

– Ну-ш, можшет он не спит?

– Позвать-ш врача?

– Нет-нет-ш, ш-может у него-ш всё-таки есть-ш какие-то болячки?

– Обыщем!

Тени склонились надо мной, перегородив свет. У одного из них капала слюна.

Густая, тягучая жижа попав мне на щёку, ползла глистом в рот. Начало щипать ранку на нёбе.

Шевелиться было страшно, по этому пришлось принять струю мокроты с комочками чего-то желейного.

– Эй вы! Свалите от сюда. Сказала же, не вам! Наркоманы. – Звенел строгий женский голос.

– Мы есть-ш ш-хотим!

– Торчать вы хотите. И простудой можете перекусить. Подсели на эту дрянь как бомжей сюда приняли. Чёрт-те что.

– Да-ш, не мы ш-виноваты в общем-то. Помочь хотели, тольшко и всего.

– Кстати, я вам говорила как избежать распада. Вижу челюсть одна отпала.

– Да, да-ш. Не до этого было. Мы приберём за ш-собой.

– Так вот, у кое-кого вторичный сифилис. А именно у вас! Распространение инфекции в организме по лимфатическим и кровеносным сосудам, характеризуется в виде локализованных или диффузных поражений кожи и слизистых оболочек, поражения внутренних органов. У кого-то похуже, вкупе с другими болезнями, так что…

– Хватит-ш, ты говорила!

– Не говоря о том, что это крайне заразно!

Кажется её не слушали, хотя это звучало мощно и убедительно. Даже жутковато.

– Лечение, – продолжала девушка, – в течение 20-ти суток бензилпенициллина новокаиновая соль, бициллин, курс…

– Хватит-ш! Я больше не могу!

Странные шипящие типы гурьбой почавкали прочь.

Решив приоткрыть один глаз, расслабившись их скоропостижным уходом, сразу же пожалел об этом.

Три гротескные фигуры на фоне пещеры стремились к арке. На спине циркулировала отвалившаяся плоть, смешанная с одеждой. Пережёванные волосы, сгоревшими деревьями от удара молнии, качались от движений. Кариесные, почерневшие зубы на голове каждого коронами защищали голову от смуты облысения. От очередных шагов отскакивал звук рвущейся кожи. Оставленные следы ртутными озёрами источали испарение.

Я попытался вылезти из норы тёплых вещей, но не смог толком пошевелиться.

– О, проснулся. Не смей копошиться, сейчас тебя распутаю. – Скрестив руки и затопав одной ногой, как заяц, приказала девушка.

Я застыл. Неужели меня превратят во что-то похожее на тех существ?

Первое, что бросилось в глаза при виде неё – белый халат, длинный, прямо до самых колен. Обычные оливковые штаны выглядывали вуайеристом из под подола больничного халата. Волосы завязанные в нескончаемый хвост, напоминали чурчхелу. Чувство голода пробудилось нежитью, что была потревожена от вечного сна.

Открыв рот я попытался произнести звук, но тут же заметив мои попытки что-то выдавить, странная особа опередила меня.

– У тебя было обморожение и шок. Я провела классическую процедуру. Сняла всю уличную одежду, позвала народ согревать тебя до покраснения. Сначала все грели руками, кто-то телом. – Резво, снимая первый слой одеял тараторила девушка.

– А, где я очути… – Не договорив, меня перевернули на бок и вытянули из под спины уже остывшую грелку.

– Делали массаж, растирали шерстяную ткань, кто-то даже дышал. Представляешь как заботились? Правда были и те, кто тебя на дух не переносил, и чуть не задушил на месте!

Когда капуста из утеплительных предметов была снята, телу всё ещё было сложно шевелиться. Всё из-за ткани, которая была обмотана по всему мне.

– А это зачем? – Заинтересовавшись, глазами указал на перевязки.

– Рада, что спросил! Ты, к слову, внимательный! Так вот, наложение марли служит для тепловой изоляции зон поражения тканей. Если бы мы сразу начали тебя отогревать, тереть и прочее, то у тебя было бы падение венозного и артериального давления! Из-за быстрого поступления охлаждённой крови в базовый кровоток и контраста температур между ещё обмороженными глубинными слоями мягких тканей и уже согретыми кожными покровами. Не многие в наше время интересуются мнениями, как-будто все боятся свою личность потерять в чужих суждениях.

Я не знал что ответить, мои познания о мире были ограничены. Но, хотелось как-то показать, что мне было интересно. По этому я наиграл улыбку.

Мы смотрели друг на друга молча. Возможно минут 5, возможно вечность. Но по её взгляду было видно, что она копошиться в своих мозгах. Стеклянный взгляд врача отражал предположения, гипотезы, открытия.

Наконец, она прервала тишину.

– Меня Анестезия звать. Местный врач, хоть и не доучилась до конца, но база знаний огромна! Тебя как?

– Боря.

Не знаю почему, но я решил ей довериться.

– Нет-нет-нет. Тут лучше так не называйся. Или ты уже так представлялся кому-то?

– Это звучит обидно.

Меня ошарашило её невежество. Это первый человек, с которым у меня получается диалог с момента изоляции. Которому я доверился, видимо зря, у них же здесь игра.

– Пойми, тут у некоторых прошлое угнетающее, больное и печальное. Имена такого рода напоминают о всём, что переживали, о мире, где раньше жили. Да, субъективно, но ты в гостях, так что не стоит обижаться. К тому же первые имена вообще давали исходя из опыта, который предшествовал событиям рождения ребёнка, ну или по признакам и поверьям. В каких-то культурах люди сами давали себе имена, достигая зрелости. Боря – это хорошо. Но где ты в этом?

– В смысле о мире, где раньше жили? Мы что…

– Нет-нет, образно, ты что. Хотя не совсем. Я могу многое объяснить, но боюсь, слишком прямолинейно. Давай позову кое-кого.

Меня сейчас точно убьют, на пытки или эксперименты пустят. Панический мандраж – выбраться отсюда, в свою кровать, в свой бардак.

Оглядываясь, вокруг предстал ужас: пещера, с парой-тройкой арок, ответвление в которых делилось на два туннеля. Освещение было в виде лампочек, протянутых сплошным кабелем. Кровати – в имитации больничной палаты. Медицинские ширмы скрывали некоторые участки комнаты. Пол застелен коврами, на которых красовались тумбочки со множественными ярусами хранения. Шумел электрогенератор.

Под решёткой, в углу было большое отверстие со всю стену, от пола до потолка. Я вспомнил, как чуть не упал в такое, пока меня сюда тащили.

Баснословное множество вопросов, жажда достать из себя хоть один из них, привела лишь к ступору и смотрению в одну точку.

Пока я был в трансе, вспоминая цепочку событий, ко мне уже кто-то подошёл.

– Привет. – Насыщенный и густой тембр заполнил комнату.

Повернувшись я увидел девушку из магазина.

Мне не показалось тогда: у неё детское лицо, противное и недоношенное. Противоестественное видение – взрослая девушка с такой рожей. Я невольно скривился и отодвинулся.

После понял, насколько это невежливо, и подвинулся назад. Заливаясь краской, я двигался туда-сюда, пока она меня не остановила.

– Уродка? Да, она самая. Горжусь, между прочим, не каждый бы смог пожить в моей шкуре. Кхм, но я пришла сюда не хвастаться или спорить, скорее допрос. Хочешь сам начать?

Казалось, что её голубые, звёздчатые глаза лопнут от давления, губы разорвутся от перегрузки сказанного, их из последних сил придерживали пухлые щёки, а уши отсохнут осенними листьями. Широкий лоб, уличной стеной, ждал, пока на нём вандалы напишут граффити. Длинные, рыжие волосы периодически загораживали облик, но она практически сразу их поправляла. Каждый раз на свет появлялся всё тот же ребёнок – вечный цикл рождения. Её лицо было красное, перенапряжённое, походившее на лепрекона.

– Прости. – Отлепив глаза от её головы, отправил их в гулянье по комнате.

– Тогда я начну… Ты не похож на того, кто специально выслеживал нас, но так же я допускаю феномен маскировки. Сможешь рассказать, что ты делал в ту ночь в магазине?

– А кто были те, кто был перед врачом.

– Вопрос на вопрос, к тому же некорректный. Я не знаю, меня тут не было.

Я указал трясущимися руками на следы, оставленные на полу, всё так же не смотря в лицо девушке.

– А… Давай ты мне отвечаешь на вопрос, а я тебе. Договорились?

Я одобрительно кивнул головой, понемногу стягивая с себя марлю для утепления, чтоб чем-то себя занять.

– Я устроился на работу. Это был первый рабочий день, я поневоле уснул. Когда очнулся, то фактически сразу обрушились вы.

– Ага… Как тебя не разбудили и не побудили уйти?

– Я уснул в неприглядном месте.

– Почему ты выбрал именно этот магазин? – Постукивая ногтем по бортику кровати, подступала девушка.

– В другие не приняли.

– Понимаешь, просто мы редко вылезаем, а тут такое совпадение. Не подумай, я, как никто другой, верю в чудеса. Но, банально, это всем не объяснишь, вот я и собираю сведения. Считай, я как твой адвокат!

– Зачем тебе это?

– Нам бы не помешали люди. Чем больше вовлечённых, тем обширнее влияние, а значит, и защита.

– Секта что ли? Мне понравилась ваша игра, правда, но я бы уже хотел пойти домой.

– Игра? – Захохотав, удивилась девушка.

– Вы разыграли меня всем персоналом! Ха-ха, уснул, пропустил свою жизнь через конвейер отрешения. Заперся дома, решив выйти в социум, испугался и спрятался, как делал каждый раз, ХА-ХА. Но шутка затянулась.

– Тех ребят, что оставили следы, мы зовём их Демонами. Скорее, как даймон, то есть чудо или божественный. Ранее демонов называли даймонами, и интерпретировали как внутренний голос. Аллюзий можно строить множество, но конкретно наши Демоны могут поглощать в себя болезни, между прочим целители, только ценой собственного здоровья. В последнее время они начали торчать от инфекционных заболеваний, после моего решения. Бедные.

– Ты спятила? – Повернувшись в её сторону, невольно прыснул слюной на подушку.

– Не верь, сам потом у них спроси. Всё равно больше не расскажу.

– Да костюмы это!

– Их история, может быть, в каком-то смысле и правда костюм, или то, кем они стали. Спроси сам, могу позвать. – Осклабившись пигмейской улыбкой, девушка поспешила к выходу.

– Я полицию вызову! Вас всех тут арестуют! Вы понимаете, что так нель…

Девушка остановилась, дослушав до конца все ругательства, обвинения, проклятия и мольбы.

– Ты претензионный какой-то: тебя спасли, а ты упрёки делаешь? Мамин сепаратист, походу. Да и куда ты пойдёшь? Камеры были включены до момента нашего проникновения, а значит, было видно, как ты разгуливаешь, ну или прячешься, чтоб обокрасть под покровом ночи. – Развернувшись на месте, застряв реликтом ждала ответа девушка.

– Если бы не вы, то я бы не замёрз, не очутился в какой-то норе! Где мы вообще?