Король не ходит конём

Тобиас Эвердэй по привычке смотрел в овальный иллюминатор. Магистр силился вспомнить, сколько раз за свои сто семьдесят два года он отправлялся в это короткое путешествие, не единожды не завершая его. То же удобное кресло, тот же изящный столик с крупной шахматной доской, та же обстановка внутри, тот же вид снаружи…

Все вещи были такими же, как и сотни раз до сего дня. Но Тобиас знал, – это были не они. Стопроцентное сходство не равняется стопроцентной идентичности. Всё, что его сейчас окружало, – необходимый набор для комфортной игры, рассчитанный на один раз. Ровно через шестьдесят минут все это сгорит и исчезнет вместе с тем, кто останется на борту.

Эвердэй приложил ладонь к идеальной обшивке космического судна. «Чистый Исход» – таково было символичное название корабля. И сколько бы раз Тобиас ни оказывался на борту «Исхода», он не переставал дивиться его царственно-ровному движению и небывалой скорости.

Корабль строился из самых передовых сплавов. У него не было ни номеров, ни серий. Во всём бескрайнем космосе мог существовать лишь один «Чистый Исход», конструирование нового запускалось только после запланированной гибели предыдущего.

Тобиас коснулся седых бакенбард. Мысли разливались по разуму Звёздного Гроссмейстера сложнейшими мелодиями. Магистр задумался, какие из сорока полученных им титулов приносили ему наибольшее удовольствие. Или хотя бы подобие удовлетворения. Ответ радовал и огорчал одновременно. Лишь первый, самый важный титул, связанный с его любимым занятием, имел для него значение, – все прочие звания и регалии были ему глубоко безразличны.

А что вообще приносило ему удовольствие, помимо Игры, с тех пор как он отошёл от своего первого и последнего официального проигрыша сто пятьдесят лет назад? На этот вопрос отвечать и вовсе не хотелось. Благо, скоро начнётся Партия. Тобиас не глядел на часы, это было ни к чему. Его внутренний метроном работал столь же точно и неумолимо.

Пять… четыре… три… две… одна…

Нет, он не слышал, как к «Чистому Исходу» пристыковалась капсула со вторым игроком. Светлейшие умы разных звёздных систем приложили все усилия для того, чтобы этот корабль не издавал ни звука. Ничто не должно было нарушать гармонию Партии. Эвердэй просто знал, что это должно случиться сейчас.

И вот единственная дверь бесшумно поднялась. Через неё вошел причудливый человек.

«Человечек» – уточнил для себя Тобиас.

– Приветствую, – не сразу выдавил из себя прибывший и, затравленно осмотревшись, присел на незанятое кресло. Он сделал это с плохо скрываемой опаской. Несомненно, представитель колонии знал об особых функциях необычного кресла.

Звёздный Гроссмейстер кивнул в знак приветствия. Он давно перестал расходовать энергию на неуместные формальности. Его так называемый оппонент начал аккуратно ощупывать сидение в поисках подвоха.

– Вы думали, вас обмотает ремнями? – совершенно не вуалируя пренебрежение, поинтересовался Эвердэй. – Или пронзит иглами?

– Конечно нет… – вскинув взгляд на магистра, растерянно произнёс второй игрок. – Просто… просто я был уверен, что почувствую что-нибудь…

– И почувствуете, – пророчески пообещал Тобиас. – Если вдруг вздумаете с него приподняться. Но вы ведь не станете этого делать.

– Не стану, – поспешно подтвердил представитель колонии, хотя то был не вопрос. Казалось, он давал обещание самому себе.

Звёздный Гроссмейстер оглядел соперника в упор без лишней деликатности. Того, кому было суждено проиграть ему в течение ближайших двадцати минут, звали Фейден Пегг. Тридцать восемь лет, двое детей, преподаватель точных наук. Заурядный профессор обыкновенного университета. По нелепой случайности оказался лучшим игроком на родной планете.

Или, быть может, он выиграл у тех, кто поддавался ему, не желая оказаться сегодня здесь: на кресле, с которого нельзя вставать, за одним столом с мастером, которого нельзя обыграть?

Совершенно банальный типаж, который не смог бы вызвать в Тобиасе интереса или жалости даже в его молодые годы. В годы, когда сердце магистра было на месте и стучало в такт его добрым намерениям.

Маленький рост, общая неказистость, телодвижения, лишённые точности и завершённости, круглое смешное лицо, испуганный «ёжик» белесых волос и короткая безвкусная бородка, будто созданная лишь для того, чтобы её обладатель мог теребить её при приступах неуверенности.

Разве что на глазах можно было сделать какой-никакой акцент. Живые, проницательные, ввинчивающиеся в суть, – это были глаза игрока. Но им не хватало концентрации, глубины, требовательности… да и многого другого. Человек с такими глазами не мог выиграть у Тобиаса Эвердэя.

Гроссмейстер скучающе вздохнул и вновь отвернулся к иллюминатору. Пегг намеревался ему что-то сказать, но, увидев подобную реакцию, осёкся и сжал челюсти. Его вниманием завладела шахматная доска.

***

«Корчит из себя сонного демиурга!» – гневно подумал про себя Фейден, косясь на безмятежный профиль со вздернутым подбородком. – «А на деле – палач, извращенец, психопат, убивающий миллионы одним движением руки».

Пегг смахнул со лба капли пота, предательски покидающие его организм.

«И гений, гений стратегии. Гений шахмат! Просто гений с большой буквы!» – тут же шепнул Пеггу его воспалённый разум.

Тобиас Эвердэй был первым и главным игроком во Вселенной. Его называли Отцом, Богом и Возлюбленным шахматной доски. Свыше двадцати тысяч выигранных партий против лучших мыслителей Объединённого Космоса. Он побеждал жрецов Девяти Лун, он брал верх над духами Эфира, дышащими самой мудростью…

«И как, черт меня побери, его может одолеть некий Фейден Пегг, скромный профессор небольшого университета?!» – этот вопрос звучал страшнее, чем вопрос «Как выжить в открытом космосе?». По сути, Фейден сейчас и чувствовал себя в открытом космосе. В этом уютном белом зале с превосходно откалиброванной температурой и влажностью, он замерзал и задыхался.

«До начала Партии остаётся две минуты» – сообщил неприметный экран над головами игроков. Звукового сигнала не было, только стройная цепочка неумолимых символов, бегущих навстречу неизбежному.

Пегга деформировало, точно бумажное оригами, угодившее в цепкую руку робота-утилизатора. Все медитации, сеансы гипноза, психологические установки, – всё пошло прахом, как только он оказался лицом к лицу со своим соперником. Нет, это было враньём. Всё случилось раньше, когда его капсулу проглотила беззубая пасть этого корабля, которому суждено было стать крематорием для второго игрока. Нет, и это было враньём. Всё пошло под откос и того раньше! Когда он ложился в капсулу? Когда прощался с родными? А добивался ли он каких-то успехов в самоконтроле?

Фейден замотал головой. Эвердэй взглянул на него с некоторым интересом.

Нет, не было никакого панциря из спокойствия. Бил лишь бумажный смехотворный наряд из рассыпающихся иллюзий. Пегг не чувствовал себя нормальным с тех пор, как записался на планетарный турнир Элдорана. В глубине души он знал, что каждая победа – это проигрыш, а каждый шаг вперёд в турнирной таблице, – шаг навстречу нарастающему безумию, бороться с которым у него, малодушного человека, не хватит ни сил, ни энергии. Но тогда он говорил себе, что играть против Звёздного Гроссмейстера должен самый талантливый игрок его планеты. Это могло превратить нулевые шансы в нечто хоть сколько-то отличное от пустоты. Вот только тогда он не верил, что этим игроком может стать он сам.

– До начала партии осталось 10 секунд… 9… 8… – 

«Но я сейчас здесь. И должен сделать всё, что в моих силах!» – мысли Пегга неслись по рельсам его сознания с пугающей скоростью. Они врезались друг в друга и слетали с пути. Разум Фейдена был переполнен скрежетом ломающихся решений и грохотом переворачивающихся идей.

– 7… 6… 5… –

«Возьми себя в руки! Вспомни все выкладки, все схемы, все наработки!»

– 4… 3… 2… 1… –

Не выдержав напряжения, Пегг протянул трясущуюся руку к стакану с водой. В тот же момент что-то мелькнуло над игровой доской, – послышался звон упавшего на пол стакана.

– Что за?.. – пальцы второго игрока обхватили пустоту и отдёрнулись, точно порезались об неё.

«Партия начинается! Славься, Первенство Интеллекта!» – надпись задержалась на экране и погасла. Запустился счётчик настольных часов: 19:59… 19:58…

***

Тобиас всегда играл чёрными.

– Ваш ход, – как ни в чем не бывало произнёс первый игрок. Словно и не было внезапного взмаха руки и опрокидывания стакана, к которому жадно тянулся его соперник.

– Зачем вы это сделали? – оторопев, воскликнул Пегг. Удивление и возмущение свились в нём в единый канат, на краткий миг давший ему опору.

– Быть может, я так боюсь проиграть вам, что слегка нервничаю, – Эвердэй не стал отказывать себе в язвительной ухмылке. – Сделайте ход, ваши двадцать минут истекают.

Фейден со злостью взглянул на зеленоватый дисплей: 18:50…

– Как сделаете ход, можете взять мой стакан. Я не испытываю иной жажды, кроме жажды победы, – вторая улыбка Гроссмейстера могла показаться участливой, если бы не охотничий прищур его глаз.

– Спасибо, обойдусь, – Пегг дал себе установку не смотреть на противника. Сейчас ничто не должно было выбивать его из равновесия.

Рука второго игрока выполнила запланированное движение, – одна из центральных пешек перешла в наступление. Другой ладонью он незамедлительно хлопнул по кнопке часов.

«Если он так долго страдал над первым ходом, что же будет дальше?» – разочарование внутри Гроссмейстера разрасталось.