Маренго
Редактор Елена Милиенко
Корректор Юлия Халфина
Дизайнер обложки Мария Фролова
© Елена Терновцева, 2025
© Мария Фролова, дизайн обложки, 2025
ISBN 978-5-0065-4497-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Дорогой читатель!
Добро есть. Сколько? Я не знаю. Иногда мне кажется, что достаточно, иногда – немного, а иной раз – что его количество стремится к нулю.
И в той ситуации, когда все представляется в тусклом свете, бывает довольно тяжело сообразить, как же себя следует вести, как отдавать миру что-то светлое и полезное. Да и вообще можно задуматься, а нужно ли все это душам, если я им?..
В такие минуты, на мой грешный взгляд, нет ничего лучше, как поступать… нет, не хорошо, а так, чтобы было не стыдно перед собой.
Это не нравоучения, не совет, а мысли автора, которые стали слышны. Просто где-то рядом идут…
Глава 1.
Чистая душа
Слабый ветерок позднего январского вечера ласково провожал последних кружащихся путников до оконных отливов. Снегопад закончился, и уставшие, но любопытные гостьи не сводили глаз с мирно спящих людских макушек и потихоньку приходили в себя от долгих танцев под спрятанной еще недавно ими от мира луной. Немного спустя снежинки стали любоваться и звездами, сияющими снаружи, и, благодаря отражению на окнах, скрывающимися внутри. Нет ничего приятнее света звезд! Да и разве можно не доверять тем, кто и сам знает толк в свечении?
Неожиданная картина предстала взору холодных искорок: в одной из квартир под одеялом закопошились, и часть следов небесных жителей растворилась в наплывшей пепельно-серой туче. Странно и грустно – на небе ни облачка! Но не время унывать – светить нужно всегда.
Из теплокровных не видели сновидений только те, кто мечтал вместе со звездами. К скамейке на улице неспешно подошел чуть сгорбившийся мужчина. Он согнулся еще немного более обычного и, слабо потрескивая, ладонью, укутанной в варежку из овечьей шерсти, смахнул часть почивавшего на лавочке снега. Затем на освободившееся место человек постелил небольшой прямоугольный кусок старого пожелтевшего листового мебельного поролона и сел. И вот на скамейке было уже двое почтенных обладателей роскошных серебристых усов: одному было около восьмидесяти, другому – чуть за двенадцать.
Николай Васильевич в очередной раз вздохнул, но сейчас как-то тяжелее обычного. Душевный груз, упавший на друга, уютно расположившегося в теплой дедушкиной куртке, заставил мягкие лапки подняться и высунуть нос наружу. Посочувствовав хозяину, милая темная мордашка не просочилась обратно – далекие огни заставили ее задержаться. Разве можно улизнуть от блестяшек? Тем более куда-то несущихся.
Восхищение звездами, которым маленький усач решил поделиться с большим, отыскало в голове пушистика знакомую мелодию и завело ее. Вибрации кошачьих голосовых связок разбудили дремавшую подъязычную кость. Удар за ударом, и ритм хвостатой души услышал печалившийся рядом человек. Он снял темные варежки и убрал их в карманы куртки. Вот дедушка уже гладил рукой питомца, а тот своим мурчанием – дедушку.
Трое присутствующих были окутаны в мрачные мысли и цвета, словно растворились в дремавшем небе: черные куртка, брюки, ботинки, шапка у человека, темно-серая шерстка у друга-хвоста; и только наблюдавшая за двойной печалью душа выделялась блеском. Ветерок слегка трепал длинное, черное, переливающееся живым светом платье приближавшейся к неспящим гостьи.
Николай Васильевич и хвост сидели уже довольно долго, пока человек не достал из куртки телефон и не посмотрел на часы: двадцать три пятьдесят пять.
– Нам пора, Марусь, – тихо сказал дедушка и убрал телефон обратно. Он взглянул на темную, с небольшими светлыми крапинками, макушку питомца, погладил будто прилепленное белое ухо и добавил: – Ночь наступает.
Человек, собираясь завершить прогулку, оперся рукой о скамейку и наклонил корпус вперед, когда увидел довольно долго падающую с неба звезду. И он вновь устроился на месте поудобнее.
«Какой длинный путь! Словно привет из прошлого», – очарованно вздохнула великовозрастная душа.
Затем в последний раз миру широко улыбнулась и вторая сияющая путешественница. Оба, хозяин и хвост, завороженные происходящим, проводили светлого путника взглядом, а потом вновь посмотрели наверх. Хотя четыре глаза уже привыкли к ночному небу, но световой шум города по-прежнему мешал им любоваться звездопадом. Надо же как! Световое загрязнение.
Человек несколько минут сидел молча, пока не заметил, что проплывавшие звезды стали крупнее.
– Эх, – грустно произнес вслух Николай Васильевич, – измучен я, Маря. Все время думаю, виноват ли я? Вот если бы вернуться назад… то что? Как много вопросов и как мало ответов. А звезды знают все. Сколько они судеб повидали? Это очень мудрые наблюдатели. Если бы можно было оказаться рядом. И не просто увидеть вблизи… а как-нибудь коснуться той, что завершает свой путь, спросить… А еще, милый друг, – дедушка потрепал Марю по голове, – где звезды, там и мечты. Но мне, наверное, уже надо мечтать о чем-то попроще. И не с кем, кроме тебя, поделиться, – мужчина сделал паузу. – Вроде и родные есть, да и хорошие они у меня, а не могу я. Слова лежат камнем, понимаешь?
В поисках желтых глаз старик наклонил голову вбок. Хвост печально мурлыкнул. Дед догадливо кивнул.
– Понима-а-аешь.
Вновь воцарившееся затишье вскоре прервали.
– Если просит чистая душа, так тому и быть, – объявил наблюдатель.
Дедушка, разволновавшись душой и косточками, встал. Девушка, расправившая мягкое черное платье в серебристый горошек, была рядом. Ее длинные темные волосы развивались, стараясь закрыть нежные обнаженные плечи: миг покоя, волнения и красоты одновременно.
– Кто здесь? – прижимая ближе к телу куртку с дорогим содержимым и беспомощно оглядываясь, заговорил мужчина.
Теплый комочек внутри людского укрытия заерзал и запищал.
– Я слушатель… тоже, – произнесла в ответ добрая душа и поправила длинные пряди волос, которые игриво перебирал ветер.
– Где ты? Что за слушатель? – более ровным голосом промолвил Николай Васильевич.
Доносившийся рядом мирный голос будто убаюкивал человека, так что переживания старика немного стихли. Дедушка с мягкой прохладой тихо поющего ветра словно получил еще больше успокоения, но тем не менее все еще оставался начеку.
– Не бойся, Марь, все хорошо, – произнес старик и, погладив маленького друга да прислонившись к его теплому лбу, поделился с ним покоем.
– Все хорошо, – гостья заглянула в пожилые глаза. – Я просто тебя слушаю.
– Но я молчал, – сбивчиво прошептал Николай Васильевич.
Мужчина упрятал хвостика поглубже: хоть питомец будет волноваться меньше, и то хорошо. Но отливающие золотом глаза словно и не боялись, они уже вновь любопытно выглядывали сквозь не застегнутую до конца молнию куртки. Чуть позже наружу прорвался и слабенький кошачий писк.
– Да, сейчас твой голос молчал, но сердце говорило. Его я слышу всегда. В свой каждый приход. А один раз в жизни, длиною в несколько часов, могу и ответить, – ласково изрекла чуткая душа. – Тебя мучают вопросы. А ночь – время находить ответы, загадывать желания и мечтать. Однако это не простое дело, а порой еще и опасное.
– Опасное?! – Николай Васильевич схватился левой рукой за сердце, продолжая правой придерживать распереживавшегося хвостика. Хвост, которому передалась тревога хозяина, мяукнул.
– Как можно догадаться, найти то, что ищешь, возможно лишь благодаря свету. Свет звезды попадает в глаза и скользит дальше… в сердце. Если ты окажешься вблизи этого света, то твоя душа обнажится, ты же это понимаешь…
– Но звезды светят и днем, – не понимая, вопрошал дедушка.
– Но свечение в темноте особенное, соответственно, как и опасность. Свет, излучаемый среди темной одежды неба, очень яркий.
А если это свет падающего метеора, то ему нет равных в мире по блеску!.. Да, хоть и прошло уже столько лет, а для всех вас это по-прежнему звезды. Пусть будет так. Без волшебства иногда не обойтись, – было так странно, но при данных словах говорящего ощущалась его улыбка. Легкий вздох, и вот сладкая речь возобновилась: – Это красиво, конечно, но временами еще и страшно. Не все смогут принять то, что может просочиться из искр… В общем, не всегда душам везет, когда небо покидает большое количество звезд. А сегодня будет немало светлых росчерков – все-таки пик звездопада.
Теперь, когда гостья, давая обдумать сказанное, молчала, не мог говорить уже Николай Васильевич. Он лишь прижимал к себе питомца. Несколько секунд спустя слушатель, освободившись от черных локонов, закрывающих ясные светлые глаза, заговорил вновь:
– Но путь исцеления не может быть легким. Я могу предложить путешествие под звездами, если не боишься вернуться, если не боишься ответов. Но не все так просто… как и всегда… я предупреждаю о правилах: не останавливаться и никого не обманывать.
Пушистик высунул мордочку из куртки, с лаской и интересом посмотрел на мужчину, потом, поведя белым ухом, на небо. Через мгновение хвостик полностью вылез из теплого гнезда, спрыгнул на скамейку, а затем и на притоптанный снег. Он, распевая что-то на кошачьем, потерся о ноги хозяина серым хвостом.
– Маря, тише, не переживай. Все будет хорошо. Успеем мы домой, – успокаивал себя и хвостика дедушка, – да и что нам там делать? – Затем он снова обратился к звучавшему рядом голосу: – Так, погоди, а что же такого страшного может со мной произойти?
– Мой друг, звездное путешествие в темное время суток совсем не такое, как другие. Не самое страшное, но напугать обнаженную душу может сильно.
Да, и днем можно найти ответы на вопросы. И днем могут осветиться душа и мысли. Но ночью можно увидеть еще и мечту – то, чего хочешь больше всего на свете, но, к сожалению, иногда боишься себе в этом признаться. Порой вы обманываете себя и отступаете от своего истинного желания, подстраивая его под время, события, людей. Вы меняете мечту, даже не пытаясь поменять что-то в себе. И здесь будет не только радость, но и разочарование… Не от настоящей мечты, а от того, что прячется за ней. Терпения и труда. А бороться, да, в первую очередь, с самим собой – дело не простое.
А если в темноте увидишь падающую звезду, – продолжил пояснять собеседник, – то она вытащит наружу все… и даже больше. Как уже было сказано, последний свет звезды особенный. Самое восхитительное… как, впрочем, и отвратительное: свет умирающей в черноте звезды настолько пронзительный, что может освещать даже души грешников. Но только на улице. При полной свободе. Вне границ: домов, машин. Все-таки должны же они как-то расплачиваться…
Но у тебя, мой друг, будет возможность разобраться в себе, а это хорошо. Можешь взять кого-нибудь с собой, если хочешь, если нужно или страшно… Друга?
Двое заметили еще одну упавшую с неба звезду, и необычный разговор прервался. Все трое проводили небесного скитальца в последний путь. А хвост словно спел для него прощальную песнь.
– У меня нет друзей… Был один, но время его уже забрало… Могу я взять внучку?
– Готов ли ты к этому? Вообще, довольно редко, когда с собой к мечте зовут грешников. Их боятся. Скажу честно, меня радует, что я вижу мало их следов.
Благодаря свету падающей в темноте звезды грешники могут слышать других – то, чего им не дано в реальной жизни.
А во время ночного звездного путешествия, заглушающего звук города и его обитателей, такой свет позволит им услышать и чистые души. Услышать смысл. И без разницы как: хоть через звуки, хоть через мысли. И, к сожалению, наоборот: чистые души смогут услышать мысли грешных.
Время действия такого волшебства разное, но не долгое; однако дольше, чем сам огненный хвост. Видишь ли, сгорая, звезда делится всем своим теплом с тем, кто рядом, и его так много, что звезды уже больше нет, а ее свет еще некоторое время живет. А учитывая, что сейчас пик звездопада, ты во время путешествия совсем не будешь защищен. Ты почтенного возраста, должен понять. Ты же многое повидал, – закончила гостья.
– Погоди-ка. Что за чистые души? Ты про себя? – волнуясь и по-прежнему не до конца веря в происходящее, озадачился дедушка.
Питомец, желая быть к человеку ближе, снова запрыгнул на скамейку. Николай Васильевич взял на руки обратно просившегося хвостика, так предусмотрительно забравшегося повыше. Человек, не услышав от слушателя ответа, бережно придерживая маленькую мягкую головку, повернулся кругом в поисках говорящего. Никого. Однако казалось, что незнакомец окружал его со всех сторон.
– Мм… Я вот, к сожалению, уже не могу похвастаться отменным здоровьем. Заразна. Работа с грешниками, хоть и редкая, имеет свои недостатки… Точно не передумал? – спустя некоторое время уточнил слушатель.
– Нет, – произнес Николай Васильевич и погладил вертевшегося и мяукающего хвостика.
– Ну, хорошо, сойдет. Имейте с другим путником в виду, что прогулка под уходящими звездами не может быть долгой. Путешествие начнется сейчас, с момента рождения новых суток, и закончится не позже, чем на рассвете. Вам не нужно будет заботиться о еде, питье, сне или другом отдыхе: свет звезд будет вас насыщать и давать силы.
Напоминаю, что правила только два.
Первое: вы всегда должны идти.
Звезды, готовые пролить свет на истину, не стоят на месте; поэтому и вам, чтобы ясно их слышать, нужно двигаться тоже.
Также важно и то, что именно своими шагами вы приводите в движение часовой механизм. Вы сами крутите колесо своей жизни. Не забывайте об этом никогда. Так что не останавливайтесь. Это не запрещено. Но когда остановитесь, то начинать движение заново будет тяжелее.
При этом помните, что бессмысленно шагать и забрасывать звезды вопросами. Ночные огни никогда не дадут вам прямого ответа. Они словно раскрашивают темное прошлое, да так, что малейшие, кажущиеся незначительными, детали могут показать свое истинное значение. Движение лишь позволяет вам быть со звездами одним целым, при этом не важно, в какую сторону они идут. Вопросы же по большей части вы должны задавать себе. А звезды так подсветят то, что сидит глубоко внутри вас в настоящем и прошлом, что вы сами сможете все понять. Если будете к этому готовы, конечно.
А если путь угасающей звезды полностью совпадет с вашим, то она, помимо раскраски прошлого, может дать вам подсказку, поделиться идеей, оказать невидимую, но ощутимую поддержку и, наконец, принести прозрение.
И второе. Все будет слышно: как слова… так и мысли. Это и интересно, и страшно.
Лишь движение и свет позволят отогнать второстепенные размышления, свои собственные или спутника рядом, на задний план. Словно их приглушить. Двигаясь под звездами, вы всегда будете иметь чистую голову. Особенно это касается начала пути, того времени, когда вы будете лишь немного насыщены светом. Но… полностью удалить или остановить мысли, хоть и несущественные для настоящего момента, нельзя. Это не под силу никому.
И… звезды светят чистым светом и не приемлют никакой другой. Поэтому нельзя обманывать себя и того, кто идет рядом. Если один из путников, вслух или про себя, скажет неправду смотрящим на них звездам, то они оба вернутся назад и начнут свой путь снова. Тогда, возможно, это будет не сказка, так же? – грустно добавил слушатель.
– Но это путь к мечте! Неужели одни только трудности?! – недоумевал дедушка.
Руки изумленного мужчины не смогли рвануть вверх. Однако, слабо поддаваясь контролю, они все же ослабли и попросились вниз. Хвост тоже был вынужден скользнуть ниже и вновь приземлиться на скамейку. Услышав кошачье бормотанье, человек вспомнил о питомце и содрогнулся.
– Ответы порой будут даваться тяжко, но я буду рядом. Ты, если будет такая необходимость, сможешь слышать меня до прихода его. Утра. Так согласен ли ты?
– Согласен, наверное… А Маруся? – разволновался Николай Васильевич. – Марь, погоди, – открытая ладонь дедушки остановила нетерпеливого хвостика, пытавшегося снова пробраться к нему на руки, и тот слабо пискнул. – Тут такое…
– Не переживай за друга, я и о нем позабочусь, – ответили с пониманием.
Николай Васильевич вспомнил молодость: как давно у него не было приключений! Хотя были ли они вообще? И глаза старика загорелись, а душа задребезжала от сладкого предвкушения скорого необычного и опасного дела в такт разговорившемуся хвосту.
«Меня же никто не ждет… Разве только приключение. И мечта. Да и я уже запутался. А мечта… она точно не может быть плохой!» – наконец заключил старый человек.
Мужчина вновь кивнул собеседнику и надел варежки. Светлоглазая красавица обняла путешественника и прошептала:
– Удачи вам.
– Подожди! – крикнул Николай Васильевич. Волнение старика заставило сжаться его самого и хвостика рядом. – А как мы вернемся назад? Просто на рассвете?
– Помни, что если найдешь ответы до прихода утренних лучей, то вы сможете вернуться раньше, если нет – то с рассветом следующего дня. Когда звездное путешествие закончится, то вы снова окажетесь здесь, вот на этом самом месте. Я не оставлю вас себе, – по-доброму усмехнулся слушатель. – Намного лучше наблюдать за спящими душами, чем за мающимися. Да и обычно мы недолго имеем дело с путешественниками: много желающих.
– Мы?! – только и успел произнести старик.
Николай Васильевич и его спутник перенеслись в темное место. Не было ни света окон, ни фонарей, ни фар. Только сияние луны и звезд.
Глава 2.
Под хвост
«Эх, кто это „мы“?.. Вот я на старости лет-то вляпался!» – размышлял Николай Васильевич, поворачиваясь немного то в одну, то в другую сторону и рассматривая жемчужную пустыню перед собой.
Человек поразился. Не только безлюдному месту, дышащему чистотой и сияющему белизной. Не ожидал он и того, что его, такого осторожного, затащат на закате дней в какую-нибудь авантюру. А тут сам пошел!
«На-чу-ди-и-ил», – протянул про себя мужчина, продолжая любоваться кишащим жизнью и смертью полуночным небом и безмятежно спавшей, покрытой снежным покрывалом землей.
Старик находился вблизи одиноко стоящего ветвистого дерева. Позади, как он успел заметить краем глаза, была большая дорога. Но сделать вроде бы разумное и пойти в сторону проторенного пути ему в тот момент не хотелось. Это могло подождать, потому что нужно было выполнить кое-что важное… для души. Старое лицо озарила слабая улыбка.
Николай Васильевич рос в деревне, в единении с, местами дикой, природой. И когда, уже будучи городским и еще крепким здоровьем, он имел честь оказаться в лесу, то первым делом, по привычке, всегда здоровался с его обитателями, передвигающимися и не очень.
Конечно, сейчас перед мужчиной предстал не лес, но часть, часть могущества. Приветствуя крепкое дикорастущее существо, старик положил на него упрятанные в варежки руки и прижался зажатым в теплые объятия шапки лбом. Потом, немного отстранившись от дерева, он посмотрел на пустовавшую без одежды крону, снял варежки и убрал их в карманы. Затем снова чуть подался вперед, прислонил обнаженную, согретую шерстью ладонь к холодному стволу и ласково прошелся кончиками пальцев по морщинам долгожителя.
Поздоровавшись с одинокой и всеобъемлющей душой, дедушка, несмотря на видимые трудности, решил обойти ее и детство и осмотреться получше. Холодные неподвижные белые волны лишь молчаливо провожали задумчивого человека взглядом. Сугробы под кроной дерева хоть и были надутыми до средней высоты, но двигаться по снежным кучам все-таки получалось непросто. Это даже было сложно назвать движением: лишь медленным перетаскиванием той ноги, которая стояла позади, к той, что была чуть впереди.
Обходя великана, старый человек еще раз отметил, что здесь не было никаких других следов, кроме его собственных. И рядом никого. Заспанную округу не беспокоили даже ветер и снежинки.
Дорисовывая небольшими и аккуратными штрихами большой круг на снегу, стряхивая с руки старую сухую деревянную кожу и вылезая из воспоминаний о далеком прошлом, дедушка прошептал:
– Есть кто?
– Я тут, – раздался мягкий бархатный голос.
Николай Васильевич быстро шагнул и оказался в самом начале протоптанной им дорожки.
– Маруся? – небольшие, так давно спрятанные за многочисленными милыми и неглубокими морщинками, голубые глаза округлились при виде маленькой темной фигуры.
– Нет, – нежным голосом возразил собеседник неподалеку.
«Маря же…»
У Николая Васильевича на лбу выступил пот. Он сдвинул тонкую вязаную шапку назад. Из-под нее выглянули любопытные седые завитки.
Молодой Николай был завидным женихом. Высокого роста и крепкого телосложения. С глазами бледно-василькового цвета, при радости довольно необычно немного уходящими в зелень. Светлые кудряшки парня всегда очаровательно блестели на солнце и манили девушек окунуть в них пальцы. Многим барышням вскружил голову господин Дубовский. Несмотря на свою внешнюю красоту, юноша был еще более привлекателен внутри. Только вот, к несчастью, скромен и терпелив. И жену себе нашел под стать такую же: красивую фигурой и душой. Но это все было тогда, когда Николай был еще огромного роста. А сейчас… старик почти усох (лишь его спина по-прежнему оставалась широкой и крепкой) и согнулся: стал крючком. Возраст, к сожалению, идет на пользу только душе.
Николай Васильевич посмотрел на ответившего, затем покрутился по сторонам: больше точно никого не было. Взгляд человека случайно упал на темное изогнутое пятно.
«Знак вопроса прямо», – подумал мужчина, отвлекшись на свою тень рядом.
– Да, – мягко подтвердили ему в ответ. – Но ты же здесь за ответами.
Николай Васильевич присмотрелся получше, вернул шапку на место и сделал пару небольших шагов по направлению к говорившему. Ему навстречу тоже пошли.
Дедушка, еле-еле продвигаясь вперед, удивлялся, что хорошо видит без очков. Хотя он совершенно четко различал знакомый силуэт, в голове у него мелькнуло: «Нет, не может быть, чтобы это была Маруся. И кто это говорит? Слушатель? Но голос другой… Неужели эта кошка? Но что это за говорящая кошка? Говорит она или мне кажется?.. – непонимание происходящего все-таки вселяло в пожилого человека страх. По его телу забегали мурашки, и он остановился, задрожал, затем обнял себя за плечи, чтобы согреться. – А может, я уже того? Старый же».
Маленькое темное пятно тоже остановилось, наблюдая за большим.
От пришедших тогда в бедную человеческую голову мыслей сердце Николая Васильевича заревело и понеслось, и мужчина в отчаянии повернул ладони к небу. Секунды две спустя старик, немного совладав с собой, опустил руки.
Некоторое время смотря перед собой, дедушка размышлял о своих похоронах: вот его нашли, сообщили дочке и внучке, вот они плачут у бездыханного тела в морге, затем на отпевании у гроба, потом еще, конечно, на кладбище, ну и дома, как полагается, тоже, а он теперь лежит в могиле рядом с Настасьей. Мысли о покойной жене, ставшей тогда ближе, немного утихомирили старое сердце.
«Может, и внучка тогда оттаяла бы… если б я навеки замерз», – решил старик и все-таки заплакал.
Еще раз мысленно побывав на кладбище, Николай Васильевич вернулся глазами к белому снегу и темному образу: тот был на месте. Человек вытер слезы.
«Эко меня угораздило!» – предавался раздумью старик, с трудом делая шаг к сумрачному комочку.
Пушистик, мягко ступая лапами, тоже пошел навстречу старику.
Еще немного продвинувшись вперед, мужчина протер глаза несколько раз, но картина по-прежнему не изменилась. Поняв, что на его пальцах еще сидели остатки древесной пыли, человек тщательнее освободил от них руку.
«Все же передо мной Маруська. Да-а, дела-а-а. А может, я не умер, а сошел с ума? – питая небольшие надежды на жизнь, то ли рассуждал, то ли просил небо дедушка. – Хотя… даже не знаю, что лучше? Умереть или того?» – дернув два раза головой вбок, заключил старик и вздохнул.
– Ты не сходишь с ума, – по-прежнему двигаясь вперед и немного удивляясь, развел в сторону уши пушистый комочек.
«Говорящая кошка! Мне не показалось! Говорящая кошка!» – при этих мыслях, все еще казавшихся дикими, Николай Васильевич остановился опять.
– Нет, – уверенно прозвучал мягкий мирный голос.
Тепло приближавшихся желтых глаз нежно укутало человека заботой и заставило сделать шаг.
– Нет?! Как это нет? Ты так похожа на моего хвостика! – пристально всматриваясь в говорившего, возразил дедушка.
– А я и есть твой хвост, – попытался объяснить маленький усач. Затем пушистый комочек прищурился, облизнулся и, глядя в глаза человеку, добавил: – Но я не кошка.
«Маря…»
– Как же это не кошка, – старик вскинул брови и правую руку вверх и перестал раскачиваться на месте, пытаясь шагнуть дальше, – собака, что ли? – левая рука также не удержалась и потянулась к небу.
Собеседник мужчины тоже остановился.
Руки старика недолго оставались на весу, через секунду одна из них уже поддерживала вмиг потяжелевшую голову. Дед снова оголил лоб.
«Ох-ох-ох. Голова кружится. Опять. И серо временами. Все как в тумане… Но интересно, черт побери! Вот ночка-то у меня! – соображал дедушка. Человека мутило, но, несмотря на это, пришло понимание того, что он не просто перестал бояться, его начинала радовать разыгравшаяся забава. Давно он уже так не веселился. – Кошка вроде моя, а вроде и не моя. Но как же похожа на Марю!»
– Да Маря я! – из маленького существа вырвалась буря. – Но не кошка, – немного успокоившись, пояснил обиженный хвост. – Чтобы стало ясно, нужно начать путь, помнишь.
Комочек двинулся с места. Старик поправил шапку и тоже шагнул вперед.
«Надеюсь, я все-таки не умер? – дедушка посмотрел на темноту вверху и добавил: – Я бы еще хотел…»
Оказавшийся близко небожитель не дал старику договорить. Он, проливая последний свет, озарил человека предположениями.
– А-а-а! – заголосил дедушка и замер. – Ударился! – выбрал одну из догадок дедушка.
«Точно, – человек сделал небольшой шаг. – Поскользнулся, упал и лежу. Где хоть я лежу? У скамейки?! Если так, то хорошо – быстро найдут, – порадовался Николай Васильевич. – Но на улице зима – не-е-ет, плохо, – поник он. – Ну теперь точно все. И рядом никого. Только…»
Хвост, подошедший уже довольно близко к человеку, перестал двигаться.
«Маря».
Старик продвинулся еще немного и тоже остановился.
«Только Маря… или кто ж это?»
Николай Васильевич плавно оглянулся. Он стоял на проторенной им самим узкой дороге. Она скручивалась так, будто завивалась в петлю, накинутую на бедное одинокое дерево. Мужчина медленно развернулся обратно и, сделав шаг, наконец вышел с узкой тропы на широкую, где вновь приостановился.
– Я – Маря, кормилец, – передернул ушами стоявший почти рядом пушистик. – Но я не кош-ка, – питомец говорил твердо, по слогам, но нежно и осторожно, понимая, что человеку понадобится больше времени, чтобы прийти в себя. – И ты не ударился. Я же здесь с тобой. Или, получается, что я тоже ударился или… того? – также постучав два раза мордой вбок о что-то невидимое, спрашивал питомец.
«Что же происходит?» – развел руками дедушка и посмотрел на темный клубочек в шаге от своих ног.
Человек поднял кверху глаза, затем неторопливо оглянулся еще раз: сзади – дерево, вверху – звезды, внизу – они вдвоем. И снег. Кругом снег.
– Иду за ответами и к мечте, – пропел хвостик, а затем добавил: – С тобой. – Золотые кошачьи глаза так красиво вписывались в очаровательную картину рядом и добавляли ей блеска. – Но я не кошка.
Мужчина шагнул. Свет догорающего небесного огня и двух теплившихся земных наполнил человека улыбкой.
– Ко-о-от, – медленно двинул головой назад дедушка.
– Да, – кивнул пушистик и дотронулся до Николая Васильевича спинкой. Затем маленький комочек снова повернулся к человеку мордой. – И зовут меня не Маруся, а Маря. Разные это имена. Ты сам придумал, что я Маруся.
У Николая Васильевича все еще немного кружилась голова, но у него получилось наклониться к хвостику, чтобы получше его разглядеть. Вообще старый человек старался сгибаться настолько, насколько скрип его позвоночника и коленей звучал бы более-менее прилично для окружающих. Но рядом же не было практически никого. И вот старик, нарушив своим хрустом тишину округи, взял на руки питомца, провел пальцем по кошачьей переносице и с восторгом проговорил:
– Чудеса! Если не умер, не ударился, то… сплю? – продолжил соображать мужчина.
Маря печально вздохнул, а человек прислонился щекой к маленькому, подсохшему на холодном воздухе сухому носику, затем чуть отодвинулся от него и заговорил:
– Странная обстановка, цвета, звуки… Маря, я точно не сплю?
– Ты не спишь, – кот приблизился к кормильцу и лизнул его большой сморщенный влажный нос.
– Ладно… – смирился старик. – Значит, ты кот. Откуда ж мне было знать? – покосился он на пушистика.
«Вот, дедушка, Маря, – человек прислонил пушистика к груди и вспомнил, как вчера к нему забежала запыхавшаяся внучка. – Ты присмотри немного за хвостиком, ладно?» – «Ладно». – «Я скоро заберу…»
При мыслях о внучке Николаю Васильевичу стало тяжело, и он, придерживая ценное, вновь сдвинул шапку назад. Затем, остро нуждаясь в заботе, старик посильнее схватился за кота. Нежно.
«Эх», – выдохнул и сжал губы дедушка, по-прежнему прижимая одной рукой к себе кота, а другой держась за мутную голову.
– А внучка-то где? – вдруг спохватился мужчина.
На него смотрели двое, а говорила только она одна – тишина.
– Пойдем, Марь, скорее, – дед, готовый рвануть, поправил головной убор. – Может, ей страшно одной. Надо ее скорее найти.
– А она здесь? – озабоченно дернул хвостом Маря.
Человеческое лицо удивленно отодвинулось от кошачьей морды, а вновь выпущенные на свободу седые кудряшки испытующе посмотрели на кота.
– А как иначе? Я же сказал, что хочу взять ее с собой. И о тебе попросил позаботиться. Ты же вот тут… Значит, и она будет с нами, – вновь закивал Николай Васильевич.
Он, внучка и питомец – хорошая компания для хорошего дела. Кот в ответ лишь подвигал усами.
Старик мучительно потер лоб.
– Когда стоишь, то кружится голова, – осторожно промолвил Маря.
«Да, как странно. Обычно, остановки помогают, а тут наоборот», – кумекал дедушка.
Человек прислонил руку к плавающей и клонящейся вниз голове.
– Необходимо начать путь, тогда и станет яснее, – были прерваны человеческие размышления. – Время искать ответы и мечтать. Но мечта не упадет в руки сама. До нее надо дойти. А к утру звезды исчезнут. Такой шанс я даю только раз в жизни, – напомнил слушатель.
– Да-да, идем, – промолвил дедушка. – Ох и старый я уже стал. – Сам пойдешь?
Маря в знак согласия прикрыл глаза. Дедушка, слегка шумя старостью, аккуратно наклонился, и питомец спрыгнул на снег. Затем кот махнул мордой, показывая путь и призывая идти.
– Да, пойдем, – произнес Николай Васильевич. – Мы должны двигаться. И нам еще надо найти…
– Дерево позади, становящееся все меньше и меньше, будет подсказывать, что идущие на верном пути, – добавил слушатель, еще раз напоминая, что нужно начать путешествие. – А если оно окажется рядом…
– То мы в самом начале, – смекнул Николай Васильевич.
– …тогда нужно начать путь заново, – проговорили, смотря на старого путника.
Человек наконец-то вернул шапку на место.
– Пойдем, Марь, – теперь Николай Васильевич, делая шаг, поманил рукой кота.
И они пошли.
Идти по большой дороге было для мужчины легко – она оказалась хорошо протоптанной. Бордюры из сугробов по обеим сторонам пути были, на удивление, невысокими.
– Значит, все по-настоящему, и я не умер, не сошел с ума, мм, не ударился… и не сплю, – обратился к питомцу дедушка. – Это хорошо… Не переживай, Марь, за ночью придет утро, придет солнце. Солнце утром – обычное дело для молодых, а для нас, стариков, – радость, – Николай Васильевич посмотрел на кота и улыбнулся. Затем снова отвернулся и добавил: – Если не болеешь сильно, конечно.
Через секунду человек вновь перевел взгляд на пушистика и спросил:
– Кстати, Марь, а сколько тебе лет?
– Двенадцать. Двенадцать людских лет, – поведал кот.
– Тоже старичок, получается, – качнул головой дедушка.
Окрыленный встречей с дорогим человеком, занятной историей с питомцем, большой путник пошел для своего возраста довольно резво.
– Вот так дела! – некоторое время спустя человек делился с тоже пошедшим быстро котом. – Маря, ты – кот! Они всё: «Маря, Маря». И я как-то решил, что ты Маруська. Да и раньше как было? Машка да Тишка. Радость еще… Вот и не стал спрашивать… А ведь я еще ду-у-умал, почему у тебя такие глаза умные! – залился смехом Николай Васильевич. Но ненадолго.
Такое легкое поведение было уже некоторое время несвойственно старому человеку.
«Лишь бы не спугнуть этот момент», – понадеялся усатый.
– Кормилец, ну ты сам виноват, что так удивился, – воспользовался паузой и вставил Маря, не давая человеку увязнуть в грусти. – Взял бы да и посмотрел, кто я есть – заглянул бы под хвост, – выдал кот.
– Ты чего, Марь! Я в жизни никому под хвост не заглядывал и уж тем более котам! – захохотал остановившийся Николай Васильевич. – Хоть тут я молодец, – добавил с уже серьезным видом человек.
– Ну почему же «тем более», – оскорбился хвост и тоже остановился. – Я же хороший.
– Хороший, конечно, – улыбаясь, чуть склонился в сторону друга дедушка.
Теперь старику еще больше нравилось путешествие.
«А неплохо так все получилось, забавно», – порадовался мужчина.
Он переживал за внучку, но почему-то почувствовал, что с ней все хорошо. Да и скоро он ее встретит. Воодушевленный добрыми мыслями, большой путник пошел, но еще быстрее, временами даже обгоняя маленького.
– Пошли скорее, Марь! – подстегнул пушистика Николай Васильевич. – Все будет хорошо. Не бойся, дойдем.
– Это путь к мечте, – догоняя кормильца, сказал Маря. – Он не будет легким, помнишь, – путешественники вновь остановились и посмотрели друг на друга, – но точно будет интересным, – подбодрил человека кот. – Да и мы вместе.
Двое пошли. И путешествие к ответам началось.
– Я и не жду этого. Вся моя жизнь, Марь, не была легкой. А в последнее время… Эх. Ты же знаешь, что в один момент она пошла под откос – коту под хвост, как говорится, – и дедушка, чуть сбавив темп ходьбы и ласково поглядев на хвостика, закряхтел от своей шутки. Он вновь смеялся. Ему было хорошо: с мягкой шерсткой и душой. Да, он говорил, говорил с другом. – Как же это славно! – словно по-кошачьи пропел Николай Васильевич.
Маря одобрительно кивнул – такой улыбчивый кормилец ему нравился больше, и вчера он его таким не видел. Да и не слышал ничего радостного…
«…с тех самых пор», – мысленно закончил также пошедший медленно кот.
– С тех самых пор, – повторил человек.
Ноги старика вдруг стали ватными, и он снова остановился. Николай Васильевич понял, что прочитал мысли кота. И не только сейчас. Они слышали мысли друг друга с тех самых пор… как оказались в этом месте. Под звездами. Вот чудеса! Но несколько секунд спустя изумление сменилось тревогой.
«Это удивительно, конечно, – мелькнуло в человеческой голове. – Но с мыслями надо быть поосторожнее. Мало ли кто слушает».
Но мысли же трудно остановить, тем более те, которые избивают тебя кнутом постоянно. И у человека вырвалось:
– Ах этот чертов блокнот!
Глава 3.
Скрип
– Кормилец, не уходи в себя… снова. Я многое слышал. А кошки понимают все, о чем говорят люди… Тебе нужно выговориться. Проговорить все, что лежит камнем, и свою боль тоже. Начни, и посмотрим, что из этого выйдет. Излей душу, пусть даже и коту. Не бойся меня, – поддержал Николая Васильевича стоявший некоторое время рядом друг, а затем, полушутя, добавил: – Да и кому я скажу? Бублику?.. Пошли.
Голубые глаза сузились и взглянули на желтые: «Такой маленький, но такое большое сердце!»
Да, кошки кажутся своенравными и отстраненными. Они, возможно, такими и бывают. Но не когда дорогому сердцу рядом плохо. Эта история о плаче души, поэтому и о мягкости гордого, сильного, свободолюбивого хозяина жизни.
Кот-путешественник оказался прав. Николай Васильевич уже столько раз был в прошлом. Но каждый раз это были лишь одни отрывки, и он был тоже один. Человек явно ощущал, что ему нужно поделиться историей и печалью. Тем более путники были сейчас вдвоем, а внучку во время такой необычной прогулки дед еще не встретил. Да и после этого путешествия все будет по-прежнему: хвостик будет снова только мяукать, и никто ничего не узнает. Очень даже безопасно.
– Бублику! Скажешь тоже, – хихикнул Николай Васильевич и пошел вслед за манящим хвостом. – Хотя он хороший кот: сам гуляет, в еде не привередлив. Нравится мне. Нравился… – Мысли о бывшем соседе Томы и его коте вновь всколыхнули горькие человеческие воспоминания. И у захваченного печалью пленника сил хватило лишь только на маленькое, но тяжелое: – Эх.
Николай Васильевич сбавил темп ходьбы, и время будто замедлилось. Поблекшие от старости глаза сделались еще более мутными от слез, и человек остановился. Старик вытер слезы и посмотрел на небо. Темное небо, темная голова. Ох эти горькие минуты. Как же долго они идут! Мужчина чудом вспомнил, что нужно продолжать идти. Старик посмотрел на кота – нет, не он сам, его звали. Тогда дедушка ухватился за невидимый трос – взгляд пушистика рядом – и заковылял. Вид спокойного друга, шедшего вблизи, придавал сил. Кот ступал медленно и ничего не говоря, но навострив уши – он был готов, готов слушать.
– Чертов блокнот, – вновь вырвалось у мающейся души. И мужчина уже целенаправленно выхватил из воспоминаний начало конца.
Старик вспомнил, как теплым и снежным зимним вечером дошел до магазина рядом с домом. А там – светло и празднично. И сыро, конечно, тоже. Но месиво вокруг никто не замечал. Тридцать первого декабря все и всё вокруг живут в ожидании нового счастья, а оно блестит веселее любой грязи.
Как вкусно тогда пахло из пекарни, ловко уместившейся при входе в продуктовый. Рот старика наполнялся слюной, а он сам – недовольством: желудок раздражался сам и раздражал все, чего мог коснуться взгляд голодного человека. Дел было полно, а времени – мало. Не хватало его на то, чтобы сделать все хорошо: с правом на ошибку и на ее исправление. Надо сказать, что раздражение не проходит бесследно. Оно, проходя мимо, нагло задевает и топчет все вокруг, а звук побеспокоенных им людей и вещей еще долго отзывается в течение дня, а порой и жизни.
«Да, мало приятного, когда в голове только кушанья… а времени в обрез», – вздохнул четыре дня назад в магазине дедушка, с долгоиграющим потрескиванием поставил перед собой на пол пустую корзинку, сдвинул шапку назад и надел очки.
В тот голодный до неприятностей вечер Николаю Васильевичу нужно было выбрать открытку и конверт – он собирался в гости. Да не только на Новый год, но и на день рождения. И только тогда оставалась одна-единственная возможность что-то купить – уже через час был праздничный вечер.
– Да, дотянул я тогда, – начал свой рассказ коту Николай Васильевич. – Обычно я так не поступаю. Но когда не хочешь что-то делать, то и откладываешь все на последнюю минуту. Так же, Марь?.. Как чувствовал. Я же был в этом магазине накануне, купил два конверта для девчонок, но Этому… Этому выбрать не смог. Отложил почему-то… – мужчина склонил голову набок, затем вернул ее на место и чуть опустил. Потом он в очередной раз освободил легкие, оставив груз на сердце. Старик выдохнул не в пустоту, а в белый шарф. Слегка приподнятый, но аккуратно и спокойно-сдержанно торчавший из-под ворота куртки. Только он был единственным светлым пятном среди темной человеческой одежды. Теплый воздух согрел мужчине нос и еще немного его увлажнил. – В таких ситуациях, с мокрым носом, я прямо чувствую себя котом.
Кормилец грустно подмигнул питомцу. Но, увидев серьезный взгляд Мари, продолжил:
– Ну что ж… Как сейчас помню цветы, цветы, цветы, часы… – И страдалец полностью погрузился в последний день прошлого года.
Кот и человек вновь мысленно оказались в магазине неподалеку от их дома. Маря, усилиями своего спутника, представил, как тот стоял напротив стальной вертушки с открытками.
«Часы подойдут, – подумал в новогодний вечер дедушка. – И написано неплохо, – Николай Васильевич поправил очки и прочитал поздравление на открытке. – Да, пойдет».
Мужчина чуть наклонился к корзинке и аккуратно отпустил золотые «часы» в свободное падение.
«Та-а-ак, теперь конверт. Ага, вот тут. Машина. Мм, пожалуй, нет. Часы? Нет, наверное. Уже на открытке есть, и дома у них – на каждом углу, – выдумал более приличную причину дедушка. – Цветы, снова цветы, опять цветы и, конечно же… Ба! Корабль! Вот так номер! Не ожида-а-ал. А что там дальше? Ну вот! Цветы. Хе-хе, – покупатель улыбнулся, подсмотрев рисунок на следующем конверте. – Не-е-ет, лучше корабль, – решил Николай Васильевич и задумчиво устремил взгляд поверх очков: …Так же мягко скользи по волнам своей жизни, Толя! – Затем седовласый человек припомнил прогноз погоды на следующий день: – А что? В понедельник вообще плюс обещали. Пущай поплавает. При лужах так самое то».
Мужчина закатился звучным смехом.
Нет, он хорошо относился к Анатолию. Просто соглашаться выходить замуж или нет было делом Томы, а его, Николая Васильевича, – принять с сожалением или просто принять.
Продолжая рассматривать на конверте трехмачтовый корабль с наполненными ветром парусами, старик услышал, как сзади него кого-то окликнули:
– Сюда, Надь, скорее!
И тележка со скрипом запыхавшегося и отчаянно упирающегося колесика, направляемая еще более уставшей работницей торгового зала, начала прокладывать себе путь.
Дедушка, ловя ухом звуки утомившихся людей и вещей, приближавшихся к нему со спины, развернулся. Рядом с собой он увидел двух страдальцев, а чуть подальше – огромную очередь.
«Неужели одна работающая касса?! Ох-ох-ох. Воскресенье! Новый год! Вдвойне больше народа! Вот угора-а-аздило Толю… Хоть бы еще одну открыли», – досадовал почтенный посетитель.
Но было кое-что еще. Не только уставшая Надежда. Старик, вновь повернувшись к торговой вертушке, зацепился взглядом за ежедневник с шариками на полке сверху рядом стоявшего стеллажа, чуть правее места, где он стоял. Дедушка, слегка склонившись, бережно бросил конверт к открытке и подвинулся к «шарам». Он так давно хотел купить себе ежедневник и все забывал. Вот так удача!
Николай Васильевич, поглаживая усы и разглядывая голубой ежедневник, припомнил, как же сильно в детстве любила шарики внучка.
Воспоминания о милой Кыське заставили Марю опустить глаза под темно-серые лапки.
– Да-а, грустно, – согласился человек с шагающим рядом по снежной дорожке питомцем.
В тот момент безлюдная округа уже не говорила мужчине о чистоте – она вызывала гнетущее чувство. Тяжелые человеческие ноги обмякли, однако странным, но приятным образом продолжали плавно переплывать горечь. Через секунду старик вновь почувствовал под ногами твердое и увидел убегающий от него свет. В то время, как блеснувший напоследок ночной светильник, мягко вернувший человека на снег, спокойно удалялся в небытие, путники благополучно возвратились в прошлое вновь.
В тот декабрьский вечер, думая о шариках, Николай Васильевич не печалился.
«Любовь к шарикам, наверное, не проходит никогда. Их же любят все: и взрослые, и дети. Кыська и сейчас от них без ума», – расплылся в улыбке мужчина, стоя в магазине.
Ему на ум пришел букет из воздушных шаров, подаренный внучке ее кавалером на прошлый день рождения. Облик светловолосой девушки в прелестном голубом платье наполнил сердце порядком уставшего от магазина человека радостью.
Внучка Николая Васильевича была очень похожа на дедушку: высокая, светловолосая. Только не с голубыми, а серо-голубыми, как у бабушки, глазами. Хоть так Николай Васильевич мог подолгу и вживую полюбоваться частичкой своей, ныне покойной, Настасьи. А милые Кыськины кудряшки! Как же дед радовался ее завиткам! Точеная фигура, нежный взгляд девушки добавляли ей легкости. Но она в отличие от деда знала себе цену. Да и терпения от бабушки и дедушки совсем не унаследовала.
Образ внучки, пришедший деду в голову в магазине тридцать первого декабря, растворился, вернее, был нагло перебит ароматом другого счастья. Запах копченой колбасы, лежащей в корзине рядом оказавшегося покупателя, да еще и подмигивающей своим аппетитным лакированным бочком, вернул парящего в златокудрых облаках старика обратно в супермаркет. Тогда дед поправил очки и принялся рассматривать картинку на ежедневнике дальше.
«Луна. Звезды. И две души, летящие к огонькам на шариках. Как красиво! – Николай Васильевич, восхищаясь видом прелестной картинки, дотянулся до приглянувшегося предмета правой рукой. – „Взгляни на свой путь с другой стороны“», – мысленно прочитал надпись на ежедневнике покупатель и немного задумался о вечном.
Времени было мало – вдоволь не пофилософствуешь. И через минуту старик вновь вернулся мыслями в магазин.
«Хороший блокнот. (Надо сказать, что Николай Васильевич называл блокнотами любые блоки листов, поэтому еженедельникам, а уж тем более модным планерам попадало частенько. Но что поделать? Веление души.) А вот еще точно такой же, – заметил старый человек, – только серый. Кстати… Толя же говорил, что все исписал. И вот! Шарики да звезды… Неплохо. Деньги – на день рождения, а это – на Новый год. Интересно, празднично, цвет нейтральный – любому мужчине подойдет. Да, возьму два. Один – ему, а второй – мне, – снимая левой рукой с полки серый ежедневник, размышлял старик. – Хм. Только какой мне? Серый? Голубой?»
Николай Васильевич, стоявший в магазине в шапке, пусть и цепляющейся за макушку, в добротной зимней куртке, хоть уже и расстегнутой, изрядно подустал от жары да выбора и решил немного передохнуть. Мужчина захватил оба ежедневника одной рукой и снял мокрую, набухшую от растаявшего снега шапку, – стало легче. Шапку он спрятал под мышку слева. Затем старик вдохнул воздух в себя и, свободной правой рукой проведя по голове, в свои волосы (а его шевелюра довольно неплохо сохранилась к восьмому десятку лет) – еще лучше. И почтенный покупатель вновь вернулся к выбору.
«Лучше ему серый, а мне голубой, под цвет моих глаз», – лицо дедушки оживилось улыбкой.
Он, держа на левой ладони пирамидку из ежедневников, терпимо шумно нагнулся к корзинке, поднял ее правой рукой, проверил глазами конверт и открытку.
«Так, блокноты, – старик убрал ежедневники в левую часть корзины, перевесил ее ручки на левое предплечье, а правой рукой подвинул другие подарки до конца вправо и слегка их погладил. Затем решил убедиться, что ничего не напутал – все-таки возраст. – Открытка, – он немного приподнял „корабль“ и посмотрел на „часы“, – конверт». – И «судно» опустилось на дно к другим товарам.
Довольный старик расслабился, взял корзинку в правую руку и немного шумя да кряхтя поставил ее на пол. Затем выпрямился, достал футляр для очков, спрятал туда очки и, снова слегка откинув край куртки, убрал все вместе в карман пиджака. Наконец, он освободил из заключения свою черную вязаную шапочку. Сжимая в правой руке шапку, старик любовался итогами проделанной операции, как вдруг его окликнул знакомый голос:
– Николай Васильевич! – проголосил Анатолий.
Застигнутый врасплох дедушка вновь засунул шапку на прежнее место, со скрежетом схватил правой рукой корзинку, распрямился и лишь немного спрятал ее за спину. Спина и руки старика часто ныли, поэтому не позволяли ему проделывать многие интересные номера.
– Приветствую! – мужчина помоложе, успевший увидеть лежавший сверху конверт, протянул руку старику и пошутил: – Ага, за сейфом пришли!
– Да-а, – лишь вымолвил старик, немного повернувшись к подошедшему.
Старый человек переложил корзинку в левую руку, затем слегка убрал ее за спину уже с другой стороны и пожал руку Анатолию.
– Вон у вас на часах уже… восемнадцать-тридцать, – теперь кивая в сторону открытки, выглянувшей из-под конверта, выдал вытянувший шею Анатолий, – а вы еще здесь. Опоздаете! – и именинник разразился смехом. Задорное кряхтенье мужчины довольно быстро сбавило обороты. – Да шучу, шучу.
Николай Васильевич растерянно улыбнулся и вытащил корзинку обратно. Теперь, когда он уже опростоволосился, прикрывать собой подарки было бессмысленно, и старик, хоть и смущаясь, продолжил держать корзинку сбоку.
Анатолий Мешков был тучным мужчиной пятидесяти лет. Его комплекция позволяла ему заглянуть куда угодно, при этом особо сильно не напрягаясь, да и вообще не приближаясь к объекту. Несмотря на то, что ходил Анатолий всегда медленно, ум его был довольно шустр. Мужчине от природы достались карие глаза, что при его изобретательности не всегда ему помогало. Его жена, например, всегда замечала, как маленькие темные кружочки ударялись в бега при волнениях хозяина. У Анатолия, кстати, темными были не только глаза, но и волосы. Хотя все было не так плохо. Небольшая лысина добавляла ему света и блеска.
Весельчак Анатолий был почти среднего роста и средненький во всем. Только с огромной уверенностью в себе. Победоносность к нему добавилась тогда, когда он, еще будучи юношей, придумал изменить себе фамилию без всяких бюрократических процедур: стал Мéшковым, а не Мешкóвым.
– Поздравляю тебя, Толь! – собравшись с мыслями, промямлил приглашенный на праздник гость. – Не дозвонился до тебя утром… и днем. А когда разговаривал с Томой, то тебя рядом не было.
– Спасибо! Да-а, без телефона… – сердясь и махнув рукой, бахнул Анатолий и прислонил руку к оттопыренному карману пальто.
«Да-а».
Николай Васильевич мысленно поблагодарил моргнувший в последний раз для него и Мари язык пламени и снова перенесся в прошлое.
– Эх, крякнул он вчера, – продолжил недовольно Анатолий несколько дней назад. – Совсем некстати… Но ва-а-ас, – брови мужчины разъехались, и он погрозил старику указательным пальцем, – все равно накажу! – Именинник немного сгорбился и заговорщически прошептал: – Штрафную выпьете, – тут он снова задорно захохотал над своей шуткой.
Небольшой, пузатый, со слизью под носом от недавней простуды, словно грибочек, Анатолий подмигнул Николаю Васильевичу, хлопнул его по плечу и улизнул. Маслята обычно любят хвойники и редко живут в смешанных лесах с преобладанием дубов. Но дуб-то уже был старый, согнувшийся. Хотя нет, возраст ничего особо не изменил. Непривычное в природе соседство все-таки редко кого устраивает.
Николай Васильевич после возникших образов Анатолия почувствовал у своих ног прижавшийся хвост и вновь вернулся в настоящее, к Маре. Старик остановился, нагнулся до почти допустимого хруста, потеребил стоявшего питомца за белое ухо и тоскливо произнес:
– Да уж, наказал.
Затем мужчина окунул кончики прохладных пальцев в теплую, мягкую, длинную и густую шерстку, сделал из нее приятный глазу и сердцу завиток и потихоньку выпрямился.
«Как же все-таки быстро летит время», – подумал человек, максимально расправив спину и посмотрев на свое темное, остававшееся крючковатым, отражение на снегу.
– Снова видишь вопрос? – уточнил кот.
– Правильно говоришь, – кивнул Николай Васильевич.
– Это не я. Это тени. Тени тоже говорят, – задумчиво ответил хвостик.
Голова стоящего мужчины немного закружилась. Он, при помощи Мари вспомнив о наказе слушателя, сделал усилие и, как и кот, шагнул. И путешественники снова перенеслись в прошлое.
Николай Васильевич поведал маленькому спутнику о том, что в новогодний вечер ему довольно легко удалось избавиться от юбиляра, так как тот был захвачен скидками на главное, наливающее всех радостью, блюдо вечера. Однако старику пришлось изрядно покопошиться на выходе: хотя уже работали две кассы, но очередь, в которой он стоял, разумеется, двигалась медленно. Такая ленивая суматоха. Как же старый человек хотел поскорее выбраться на улицу! Он даже был уже как минут пять в шапке и старательно сверлил взглядом выход. Вот и Анатолий прошуршал мимо него, расплачивающегося за покупки. Эх.
И снова скрип. Скрип колес тележки и чувствующего неприятности сердца.
Уставший, сырой и мечтающий поесть, старый человек вышел из магазина. Он стоял на верху лестничной площадки и готовился к спуску, как вдруг увидел именинника, всегда неторопливо шагавшего, а тогда уже резво убежавшего в сторону дома.
Надо отметить, что среди всего того, что добавилось к возрасту, Николай Васильевич чуть лучше, чем терпимо, относился к дальнозоркости.
«Да-а. Все бегут. В разные стороны, но бегут. Кто вон прямо, к банкомату, наверное, а кто налево, как Толя. Бегут…» – размышлял мужчина почтенного возраста.
– Но в тот момент я за него порадовался, – изрек старик в настоящем и посмотрел на кота, – а за себя опечалился – подумал, опоздаю.
Маря понимающе кивнул, и Николай Васильевич, продолжая свою историю, снова мысленно перенес себя и кота в тридцать первое декабря к крыльцу магазина.
Тогда будущий гость, распростившись с последней ступенькой у продуктового, хрустя коленками, рванул, в меру своих сил, направо.
Уже дома старик снял шапку, расстегнул куртку, разулся и поскрипел костяшками пальцев, заглядывая в любимый пакет: ежедневники были на месте, «корабль» рядом и «часы» тоже не выпали. Он посмотрел на них беззвучно, а они в ответ будто затикали, только не по-доброму как-то.
Старый человек, не снимая куртку, подошел к стенке в гостиной и достал деньги.
«Если бы я вас не забыл, то не пришлось бы возвращаться, – вздохнул Николай Васильевич. – Столько времени потратил зря».
Старик засунул в «часы» пять тысяч, и они, насытившись, замолкли. Надолго ли? А сам, насколько это возможно в его возрасте, быстро побежал в гости.
Голод и время поджимали уже вдвойне: человек не стал разбирать пакет, а ведь была у него возможность не тащить с собой лишнее. На самом деле кое-что все-таки выбралось… хотя раньше, конечно. И жаль, что именно оно. Раздражение бывает опасно еще и тем, что, вырвавшись наружу, может нанести удар не сразу, а чуть погодя.
Глава 4.
Между сладким и соленым
Николай Васильевич, продолжая ступать по снегу, был мысленно уже на празднике.
– Помню, – делился с котом человек, – что на Новый год я пришел раньше Этого. Данное обстоятельство, конечно, показалось мне странным…
Маря представил старика, уже как минут пять назад пришедшего на праздничный вечер к Томе и Анатолию. Хозяйка вечера помогла почтенному гостю раздеться, он помыл в ванной руки и прошел на кухню.
Это, надо сказать, была довольно просторная для городских квартир старой постройки комната, просто плохо освещенная, да и с темной мебелью цвета венге – любимого цвета хозяина квартиры. Белые обои в нежно-голубую и мятные полоски так и не смогли помочь хозяйке сделать помещение визуально больше. Не выручили даже прозрачные жемчужно-белые занавески. Хотя шторки были такие тоненькие, что от них вообще не стоило ожидать большой борьбы. Не спасла также роскошная люстра: лампочки в ней все время отказывались работать на совесть. Не подсобила и межкомнатная дверь со стеклянной вставкой.
За новогоднее настроение на кухне отвечала маленькая, весело сверкающая елка, два стеклянных украшения с широким дном и узким горлом (попозже, с приходом хозяина, их количество возросло до трех, и некоторым стало еще радостнее) и многочисленные разноцветные кушанья, словно елочные шарики, разбросанные на столешнице кухонного гарнитура и большом обеденном столе. А этот стол, вплотную придвинутый к стене справа, был единственным гигантом на кухне.
С минуту гость почтенного возраста переминался с ноги на ногу у стены, противоположной гарнитуру. Там он, более-менее чувствуя себя в безопасности, перекидывался с присутствующими редкими фразами и теребил свой новогодний пакет. Старик то держал его перед собой, то сбоку, то, бережно огибая содержимое, складывал пополам и прижимал к груди, то разматывал вновь и качал его из стороны в сторону.
На самом деле пакет был старогодний и уже очень много раз, просто любимый, нервущийся и на все случай жизни. А Дед Мороз, белый зайчик с подарком и наряженная елка на фоне синего звездного неба делали полиэтиленовую емкость довольно милой не только для зимы.
Тома тогда, вернувшись на кухню, вновь прижалась правым боком к рабочей столешнице гарнитура. Она стояла вполоборота к присутствующим и копошилась с бутербродами. Хозяйка, насколько могла, облегчала страдания двух молчаливых и пунктуальных гостей, Николая Васильевича и Сергея, расспросами.
В то воскресенье Сергей по обыкновению пришел в гости вовремя, следом за Николаем Васильевичем. Тамара его встретила и снова закрыла входную дверь на ключ. Предполагалось, что именинник подойдет до прихода гостей, но получилось, как получилось. Да и Тома, видимо, боялась, что не сможет вовремя быстро отвлечься от хлопот.
Хозяина торжества еще не было, и второй гость не стал проходить в гостиную, как предложила Тамара, а для начала зашел на кухню, чтобы, как водится, немного побеседовать с хозяйкой. Дверь на кухню была открыта, и новый визитер встал недалеко от порога. Более удобное место у стены и дверного полотна, к ней примыкавшего, уже занимал тот, кто пришел чуть раньше, да и в любом случае мужчина помоложе на него не претендовал.
Николай Васильевич взглянул на гостя, стоявшего у дверного проема – высокого, худого, в костюме мышиного цвета, с серыми, будто выцветшими, рыбьими глазами, тусклой, почти прозрачной, кожей, седыми волосами и мрачной от трагедии душой, – и покачал головой.
«Никак не получается его раскусить, – думал в тот вечер старик. – Понимаю, ему тяжело, у потери нет срока давности, но… ничего не могу с собой поделать: не располагает он к себе, и все. И не потому, что Томе он почему-то не нравится. Не злиться же мне на него непонятно из-за чего. Хотя это, конечно, отталкивает, чего уж тут кривить душой. Однако человек он вроде неплохой. Но какой-то блеклый, лишенный определенного вкуса, что ли. Не сладкий, не соленый… пресный?»
Тома в очередной раз отвлекла мужчин от размышлений: попросила сесть, чтобы они не устали. Сергей отрицательно помотал головой. А Николай Васильевич, кивнув другому гостю и подождав, пока тот немного сдвинется назад и влево, аккуратно выдвинул стул с торца стола. Так было нужно сделать не только из-за Сергея. Почтенный гость знал, что на стуле, спрятанном под столешницей с другой, длинной стороны гиганта, любил посопеть хвостик, и он боялся его потревожить.
Дедушка был прав. Под звуки шебуршавшего пакетика, расположившись на стуле возле хозяйки квартиры, мирно дремал пушистик.
Маря, услышав воспоминания кормильца о себе, молча подошел к нему ближе. Николай Васильевич на несколько секунд вернулся обратно в холодную пустыню к коту. Старик остановился и сразу ослаб, но, почувствовав во взгляде стоявшего рядом животного подмогу, сделал шаг. И пошедшие путники вновь окунулись в звуки еще мирной некогда жизни.
После того, как в декабре старик выдвинул стул, никто сквернословно не мяукнул, и он, тихонько поспорив с коленками, уселся. Но гость до конца не расслабился и, чтобы добавить звуков, продолжил шуршать пакетом, периодически заглядывая в него.
В новогодний вечер Сергей, к радости всех присутствующих, пробыл на кухне недолго. Через распахнутую кухонную дверь четверо услышали звук проворачиваемых в замке ключей, открывающейся входной двери, мужских вздохов и поворота дверного барашка.
Кот, шагая по снегу и представляя события новогоднего вечера, довольно быстро восстановил в памяти, как мужчина средних лет развернулся в сторону входной двери, а мужчина постарше – лишь слегка повернул голову.
Дорогой читатель, еще раз проговорим… Понятно, что мысленные дополнения слушающего идущего были, как можно догадаться, непроизвольными. Но при помощи ночных стражей света, ловко оставляющих в тени малозначительное, идущего говорящего нечасто удавалось сбить с размышления или вытащить из прошлого. Так что небольшие уточнения второго путника чаще всего хорошо вписывались в рассказ первого, сильно не мешая ему.
Вот и Николай Васильевич, просмотрев мысли Мари, вновь вернулся к повествованию.
– Всем привет! – тридцать первого декабря поздоровался с гостями зашедший в квартиру Толя.
Николай Васильевич и Сергей поприветствовали именинника тоже.
– Толь, скоро подойду! – чуть откинувшись назад, крикнула из кухни мужу жена.
Слушая кормильца, Маря также вспомнил, как Сергей тогда посмотрел на повернувшуюся к ним Тамару. Гость в тот момент двинул головой влево, спрашивая у хозяйки разрешение отлучиться и поприветствовать юбиляра получше. Тома одобрительно закивала: ей, видимо, нужно было еще немного времени, а Сергей был свободен, поэтому вполне мог ненадолго занять именинника.
Старый человек, ловко подхватив воспоминания кота, припомнил, как в праздничный вечер, по звукам топчущихся возле него беспокойных ног, понимал, что второй гость занял первое место в очереди на поздравления, и поэтому, да совсем не возражая, вставать сразу не стал. Он, еще несколько секунд прослушав волнение мужчины рядом, лишь произнес:
– Потом тогда я.
Затем человек рассказал коту, как Сергей в тот момент вышел из кухни. Да. Но Маря в отличие от своего кормильца это не только слышал, но и видел. Маленький усатый заметил, как тогда Сергей кивнул Томе, развернулся влево и немного задержался. А разглядывать там было нечего, разве только полоску матового стекла среди распахнутой темной деревянной двери. Видимо, поймав взглядом свое еле заметное отражение, мужчина наклонил по привычке голову (не всегда высокий рост позволял ему вписываться в обычные людские проходы) и, крепко придерживая края пиджака, вышел в коридор.
Николай Васильевич кивнул коту в знак благодарности за небольшие штрихи к его неполностью разукрашенным картинкам из прошлого. Хотя они не были небольшими. Таковыми были лишь детали. А вот что удивляло человека сильно, так это цвета. В очередной раз взглянув на привычное в непривычном цвете, мужчина продолжил копаться в воспоминаниях.
Николай Васильевич представил, как декабрьским вечером Тома проводила ушедшего из кухни гостя напряженным взглядом, вздохнула и вновь вернулась к хлопотам. Старику от ухода постороннего человека тоже стало легче.
«Да и пакетом можно будет не крутить», – улыбнувшись, мысленно заключил пожилой гость.
– Томочка, может, чем помочь? – заботливо поинтересовался у хозяйки старик, наглаживая пакет на коленях.
– Нет, не нужно, спасибо, – с искренней улыбкой ответила Тамара.
Она положила немного форели на последний пустовавший без красок кусочек батона с маслом, вытерла руки о фартук, заглянула в духовку и выключила ее.
– Я сейчас.
– И я тоже… через минутку, Томочка.
Женщина кивнула, вышла и прикрыла за собой дверь.
Через приоткрытую кухонную дверь Николай Васильевич слышал, как Сергей поздравлял юбиляра, а потому знал, что у него есть лишь немного времени. Оставшись один, старик переложил пакет с коленей на большой стол, достал из кармана пиджака футляр для очков, примерил «стеклышки» и заглянул внутрь своего спутника.
«Та-а-ак, „корабль“, де-е-еньги, „часы“, – почтенный гость вынул из пакета открытку и отложил ее на край стола. А вы, – обратился он к ежедневникам, – пока тут полежите».
– Толь, опаздываешь же! Где ты так долго ходишь?! – Николай Васильевич отвлекся от раздумий, услышав из коридора Тому.
– Да после магазина за подарком тебе еще заходил и за телефоном потом забежал, – не сразу ответил супруге Анатолий.
«Да…»
Маря проницательно покачал мордочкой в такт замедлившемуся человеку. Николай Васильевич, в душе взяв кота за лапку, в уме открыл для своего спутника остаток недавнего разговора.
– Спасибо, – оживилась несколько дней назад Тома. – Но давай быстрее! – вспомнила свои обязанности хозяйка.
– Вот, посмотри, Томочка, не все купил… А это вот только такое было, – вновь услышал гость на кухне.
К этому моменту старый мужчина уже успел медленно встать, обойти троих четвероногих – еще два стула и кота – и оказаться у холодильника. Там сверху, на микроволновке, всегда была наготове ручка, о чем Николай Васильевич прекрасно знал.
– Так… – старик все же уловил голос Томы, хоть ее совсем нескромно перебивал шуршащий в коридоре пакет.
Дойдя обратно до своего места, Николай Васильевич немного и негромко согнулся, сосредоточился и, не садясь, подписал открытку, а затем положил ее обратно в лежащий рядом пакет, синий, со сказочными героями.
– Ага, ну ладно, – до старика вновь донеслись слова Томы и ругательства пакета.
Пожилой человек слегка наклонился влево и заглянул в укрытие – пушистик все еще лежал, но с полузакрытыми глазами. И он, стараясь особо не шуметь, повесил свой пакет на спинку стула рядом, к его правой задней ножке, тихонько задвинул стул и вышел из кухни.
Николай Васильевич, как появившийся позже всех, остановился практически в начале пути, или в одном из концов г-образного коридора, поэтому только еще раз кивнул имениннику, стоявшему у входной двери, в своеобразном углу коридорной дорожки, а остальное оставил на потом.
Тома уже проверила покупки. И, чтобы не терять времени, едва Анатолий достал из кармана пальто небольшую белую коробку и разделся, чуть подвинула пакет с продуктами к входной двери и взяла одежду мужа, намереваясь повесить сама.
– Все такие снежные, Толь, а ты – нет, – вскинула брови вверх Тамара, – сразу мокрый. Как ты так делаешь? – женщина скривила губы дугой, продолжая держать в руках плачущий кашемир. – Стой! – она ловко, одной рукой, поймала за спинку синей кофты пытавшегося скорее слинять от нее мужа. – Ну куда-а ты уже побежа-а-ал?!
– Поставить на зарядку сразу хочу, – жалобно пропищал Анатолий.
– Гости уже пришли, – мягко возразила Тома, мотая головой в сторону Сергея. По виду землисто-серого супруга жена заключила, что он забегался и устал, поэтому уже спокойнее добавила: – Толь, давай через несколько минут поставишь. Пойдем, помоги мне, пожалуйста, – попросила помощи хозяйка. – Возьмешь пакет?.. А тут у тебя в другом кармане еще что-то осталось, – разместив одежду супруга на вешалке, заметила женщина. – Не надо пока?
Анатолий замешкался. К огромному наружному карману большущего мужского пальто быстро домчались темные глаза, лишь затем, медленно-медленно, приблизились трясущие ручонки.
– Да… забыл, – опустив глаза, промямлил Анатолий и достал из другого кармана пальто немного помятый праздничный крафтовый пакет среднего размера.
– Давай помогу, – потянулась к пакету мужа Тома, – а ты телефон неси. И продукты.
Анатолий испугался, но промолчал. И Тамара взяла грубоватый пакет, машинально его потрясла и стремительно рванула на кухню, прихватив с собой и Николая Васильевича. Дверь на кухню снова лишь прикрыли.
– А я и рад был смыться, – глухой горький смешок прервал январское повествование Николая Васильевича, – а то вроде поприветствовать человека надо, но стоять и слушать чужие разговоры неудобно. А я видел, что Сергей хочет сказать Анатолию что-то еще.
Затем старик рассказал маленькому усачу, как он в декабре, двигаясь к Томиной кухне и заходя в нее, уловил голос второго гостя, удачно воспользовавшегося безмолвием хозяина квартиры:
– Кстати, Толь, звонили по заявке. Надо будет пообщаться с ними после праздников. Запиши телефон. Четвертого, сказали, уже можно звонить…
Сергей не добавил новую информацию. Видимо, он, взглянув на своего коллегу, все-таки понял, что это бессмысленно – человек еще не переварил старую.
– Да… хорошо, – до Николая Васильевича, уже стоявшего возле своего стула, донеслись слова приближавшегося Толи. – Пойдем на кухню, – Анатолий резко воспрянул духом, придумав гениальный план. – Найду там какой-нибудь листочек, ручку и запишу. Телефон вот новый купил, а сим-карту еще не вставил. Без телефона как без рук.
– Это точно, – подтвердил Сергей, заходя вслед за именинником в крохотное помещение (сама кухня была немаленького для многоквартирных домов размера, а вот как отдельная комната – уже небольшой).
Анатолий поставил сумку с продуктами на пол неподалеку от раковины, встроенной в кухонный гарнитур.
– Толя, еще раз поздравляю! – Николай Васильевич, наконец-то, второй раз за день, пожал руку имениннику.
– Ага, спасибо.
Анатолий заметил, что крафтовый пакет, помятый, но закрытый и невредимый, стоял на большом столе. Правда, напротив Томы, но все-таки в относительной безопасности. Мужчина тогда немного перевел дух и выдохнул, как потом поняли старики, треть душевного груза.
Чтобы еще немного успокоиться, именинник, оставив коробку с телефоном на краю стола (том конце, который был напротив входа на кухню), протиснулся между миниатюрной женой и деревянным гигантом к окну – в тот вечер туда, на подоконник, временно переставили графин с водой и стаканы. Мужчина подошел к обеденному столу ближе.
– Над ним, – Николай Васильевич продолжал новогоднюю историю, – (дрожащей от шаливших нервов рукой) он налил себе воду и жадно ее выпил. А пустой стакан оставил на столе рядом с сахарницей… и да… Спасибо. Да, от волнения, видимо.
Мужчина кивнул хвосту, светлому, переливающемуся, танцующему и медленно растворяющемуся в темноте, и вновь оказался на кухне на своей улице четыре дня назад.
Старик был прав. Упомянем, что Анатолий действительно переживал. Но в Новый год он, так очень благовоспитанно, не стал тревожить бедную Тамару и совать пустой стакан ей под нос да беспокоить другими проблемами. Не человек он, что ли?
– Та-а-ак, даже некуда и черкнуть, – в декабре, медленно из-за своих габаритов, кружился на кухне хозяин квартиры, одним глазом ища, куда бы записать номер телефона, а другим на всякий случай следя за женой.
За окном танцу мужчины мило аккомпанировали снежинки. Но у них, конечно, получалось лучше.
Тамара не видела мучений мужа, так как уже стояла спиной к гостям и резала ароматную грудинку. А вот Николай Васильевич видел. Он снял со своего стула одну полиэтиленовую ручку, залез внутрь пакета и вынул голубой ежедневник. Не те «шарики» старик засунул под мышку справа, затем достал и серые.
– Толь! А у меня есть для тебя нужный подарок. – И гордый старик, дождавшись, когда к нему проберется юбиляр, вручил ему серый ежедневник. – Держи, это тебе на Новый Год! И вот как раз ручка, – седовласый гость передал мужчине все необходимое и, держа свое при себе, нацепил ручку полупустого пакета обратно на стул.
– Да-а, спасибо, – Анатолий с радостью взял подарок. – А я видел такой… – мужчина улыбнулся, – на днях… в нашем магазине, как раз хотел купить.
– Так, посторонитесь! – Тома поставила мясную нарезку на большой стол, подальше от себя и двух мужчин и поближе к кухонной стене, а затем повернулась обратно.
Анатолий, пока Тома снова крутилась у себя, под диктовку Сергея стал делать необходимые заметки, а Николай Васильевич, немного отвернувшись от других мужчин, достал из-под мышки отложенную поклажу и залюбовался ею.
– Какой нужный подарок! – Сергей перевел взгляд на старика и его похвалил.
Польщенный таким отзывом Николай Васильевич обернулся к другому гостю: тот кивнул ему и улыбнулся. Старый человек тоже отблагодарил Сергея за добрые слова улыбкой, а затем снова немного развернулся к стене: голубой блокнот был очень красив и манил, не давая надолго перевести от него взгляд.
Управившись с делами, Толя положил ручку неподалеку от старика. Уловив движение рядом с собой, Николай Васильевич немного отвлекся. Толя к этому моменту закрыл свой ежедневник и начал его изучать. Довольный старик снова отвернулся. Николай Васильевич, любуясь своим ежедневником, краем глаза видел, как Анатолий, повертев свой подарок и рассмотрев его со всех сторон, убрал тот на край стола.
– Да здесь места уже почти нет!
Старик, услышав голос Томы, опять повернулся к присутствующим. Он смотрел поверх очков и видел, как женщина стояла лицом к мужчинам, держала в руках пиалу с домашними маринованными огурцами и покачивала головой. Она быстро протиснулась к большому столу, одной рукой поставила небольшую тарелку на его край, другой оперлась на ежедневник, а затем добавила:
– Давай сюда.
Хозяйка наклонилась над столом, с его середины убрала пустой стакан, а затем моментально, ничего особо не рассматривая, переложила ежедневник Анатолия подальше. Правее того места, где ранее стоял стакан. За своеобразный островок: подставку для столовых приборов и разместившийся перед ней (ближе к двери) небольшой поднос с сахарницей и медовницей. Сверху на подарок она добавила и белую коробку. Лишь потом женщина немного отодвинула огурцы от края.
– Все дела уладили? – уточнила Тома у стоявших рядом и мешавших ей заниматься делами мужчин. Увидев, как двое кивнули, она продолжила: – Тогда, Толь, иди усади Сергея, рыбку пока вот возьмите, – женщина передала мужу тарелку с бутербродами с рабочей поверхности кухонного гарнитура и добавила: – А ты, – она взглянула на Анатолия, – потом возвращайся. А, нет! Руки помой сначала.
Тома забрала тарелку обратно и вновь поставила ее на кухонный гарнитур.
– Сергей, – женщина обратилась к стоящему рядом коллеге мужа, – проходите пока в большую комнату. Скоро Толя рыбку принесет – угощайтесь. Там и поговорите нормально, – подбодрила хозяйка гостя.
Сергей кивнул и вышел. Тамара развернулась к себе и немного освободила рабочее пространство: закрыла банку с огурцами, поставила ее в холодильник, потом поправила пару кусочков рыбы на второй большой тарелке с бутербродами, убрала ее и маленькое блюдце с такой же закуской на небольшой столик рядом.
В то время, как хозяйка занималась хлопотами, а Анатолий по чуть-чуть, из-за мешавшего живота и страха, продвигался вглубь комнаты, Николай Васильевич по-прежнему стоял у стены справа. Он временами, сквозь раздумья, переводил взгляд с голубого блокнота на что-нибудь еще. И вот он немного повернулся влево и, довольный делами, а также тем, что на кухне стало свободнее, наконец осторожно выдвинул стул и снова, чуть шумя, уселся. Шла подготовка к застолью. И старик, сделав все дела и даже больше, решил дождаться Тому, но не мешать при этом присутствующим, поэтому положил свой ежедневник на колени и поправил очки. Затем нежно погладил маленькую книжечку ладонью.
Когда пожилой человек усаживался, то Анатолий все еще тянулся за подарочным пакетом.
– Так, Толь, оставь это пока! Времени сейчас нет, – Тома развернулась к мужу и своей ладонью опустила его протянутую руку. (Мужчина печально обернулся к супруге.) Услышав от Анатолия в ответ лишь слабое мычание и не дождавшись ничего вразумительного, Тома заговорила вновь: – Через минутку посмотришь, ладно. Это подарок же? – уточнила она, кинув взгляд на нарядную елку и зеленый бант на жестком бежевом пакете.
– Да-а, – кивнул Анатолий. – Ква…
– Толь, рано ты уже квакать начал, – покатилась со смеха Тома. – Ква-ква. А мы еще не начинали.
Губы Анатолия скривились в улыбке, а глаза продолжали оставаться напряженно-круглыми.
– Подарок, говорю? – подсказывала мужу Тамара. – А ты, да, много куда успел заскочить… Это тебе или мне?
– Да, п… подарок… мне… – еле ворочал языком муж, – с работы. Какаво, – вдруг вырвалось у него.
Гусиные лапки у наружного края уголков глаз Томы стали заметнее обычного, и она по-доброму хихикнула.
– Какао, – смущенно исправился Толя.
– Этот, – Николай Васильевич в январе вмешался в недавний диалог почти бывших супругов, – по всей видимости, помнил, что ему обещали баночку какао и что-то еще.
Маря кивнул. И мужчина продолжил рисовать картину праздничного вечера дальше.
– Не только, – в Новый год покачала головой Тома.
– Не только, – сглотнул бледный Толя.
Тома, слегка отодвинув ногой пакет с продуктами, левой рукой обняла разволновавшегося мужа за спину и подтолкнула к раковине.
– Подарок никуда не убежит. Давай тогда здесь помой руки. Идем под водичку. Сейчас отойдешь, – успокаивала мужа улыбающаяся Тома. – Ква-ква, – не удержалась она и вновь заливисто засмеялась. – Не обижайся, шучу, шучу. Скорее мой руки и помоги мне, пожалуйста.
Тамара посмотрела на Николая Васильевича: он некоторое время назад отвлекся от своих дел и тоже, улыбаясь, морщил нос. Они вдвоем были еще те шутники. Старик, порадовавшись хорошему настроению Томы, вновь отвернулся от супругов и уткнулся в свой ежедневник.
Вначале он, продолжая размышлять над надписью впереди, еще раз как следует нагладил мягкую голубую обложку грубой ладонью; потом взвесил ежедневник – какой же он был легкий; затем пошуршал сухими кончиками пальцев по серебристому форзацу; и, не жалея для кончика среднего пальца слюны, бережно перевернул несколько страниц. Вслед за этим дедушка захватил большую часть блока книжных листов и с ветерком их пролистал. Наугад выбрав счастливчика, он в верхней части правой страницы одного из разворотов закрутил спираль.
«Как приятно писать в новом! – порадовался старик тогда. – Еще немного и уберу, а то забуду», – решил Николай Васильевич и поставил еще один завиток.
– Толь, ну что ты стоишь как вкопанный! Руки же помыл – иди к гостю. И вот на, отнеси на стол, – вновь подавая со столешницы гарнитура тарелку с бутербродами с форелью, подсказывала суетившаяся Тома. – Ах да, вот еще! – женщина немного наклонилась над обеденным столом и в другую руку Анатолию дала ждавшую своего часа пиалу с маринованными огурцами. – За разговорами не забудь про остальные блюда. Потом и за второй тарелкой с рыбкой приходи, ладно? – попросила Тома.
Толя кивнул и, сам словно рыба, уплыл, а Тома принялась разбирать пакет из магазина.
Анатолий, надо сказать, возвратился довольно быстро. Шум обычно заходил вместе с этим веселым мужчиной. Муж Тамары являлся тем, кто своей забавной манерой разговора да еще более разговорчивыми глазами заставлял звучать всех остальных, даже убежденных молчунов. Но в тот декабрьский вечер Анатолий зашел один.
Николай Васильевич сделал паузу в изливании души другу. Человек, желая передохнуть от прошлого, с наслаждением взглянул на мирное темно-сливовое небо. Несколько секунд путники шли молча.
– Я еще в то время отметил, – вновь начал Николай Васильевич, – что именинник в самом начале праздника был совсем не словоохотлив. Но тогда я заключил, что он, скорее всего, устал… от суматохи, очереди в магазине… поиска нового телефона.
Кот с участием посмотрел на человека, а тот своими мыслями снова перенес его в новогодний вечер, в тот момент, как Анатолий уже снова стоял на кухне.
Тома к тому моменту успела разобрать сумку с продуктами и ставила к елке салаты да докладывала мужу обстановку:
– Остались только Генка с Галей, Толь. А Кристинушка с Лешей попозже подойдут. Если хотите, то с Сергеем начинайте пока.
Тома вручила мужу вторую тарелку с бутербродами со слабосоленой рыбой. Затем женщина глазами маякнула мужу, будто заторможенному… или свежезамороженному, в сторону выхода.
Анатолий проследил за ее взглядом, но с места не сдвинулся. Тогда Тома, вновь помогая супругу, слегка потянула его за рукав шерстяной кофты в коридор. И он, словно на буксире, побрел из кухни.
– Мы тоже сейчас подойдем, – уверила уходящего мужчину женщина, убирая от него руку.
Томе нужно было закончить дела, а Николай Васильевич не мог сорваться с места сразу. Да и она понимала, что старику было бы неловко начинать праздник без нее.
Анатолий вышел. Тамара вплотную подошла к заваленному угощениями большому столу и окинула его взглядом.
– Так, еще чуть-чуть и уберу все лишнее, а потом пойдем, ладно?
– Хорошо, Томочка.