Элдриан

Глава 1
Город тянулся до самого горизонта, как холодная картина идеального порядка. Стеклянные фасады, отражающие безмятежный свет экранов, вздымались ввысь, подобно окаменелым деревьям в лесу технологий. Здесь всё функционировало безупречно: машины двигались по тщательно продуманным маршрутам, не нарушая плавности потока; инфраструктура была устроена так, чтобы не оставалось места ни для заминок, ни для недочетов. Люди – неотъемлемая часть этой безукоризненной системы – вписывались в общую гармонию, как элементы единого механизма.
Каждый день словно был предназначен лишь для того, чтобы повторить предыдущий. В этом бесконечном повторении крылась суть стабильности. Одинаковые лица с едва различимыми выражениями, синхронные шаги и предсказуемые действия были частью ритуала, который никогда не прерывался. Окружающая реальность стала настолько привычной, что утратила способность вызывать эмоции; её плавное течение подавляло любую мысль о переменах или отклонении от правил.
Всё вокруг служило одной-единственной цели – поддерживать стабильность и порядок. Даже редкие деревья в строго очерченных парках были выведены и ухожены так, чтобы служить лишь дополнением к архитектуре, казаться безупречно выверенными и лишенными какой бы то ни было дикости. Природа здесь – так же, как и люди, – казалась подчинённой одной задаче: соответствовать городу, вписываться в его строгие формы, не нарушая идеального баланса. Небо, которое едва различимо висело над городом, тоже было частью этого сценария, излучая ровный свет, почти лишенный теней и оттенков.
Жители города не только вписывались в его ритм, но и подчинялись чётко установленным нормам и целям. Главной целью было стремление к совершенству – новому гаджету, последней моде, очередной рекомендации, появлявшейся на экранах. Каждый шаг был заранее предсказан системой, каждый выбор – продуман и утверждён кем-то наверху. Обновления гаджетов сменяли друг друга с частотой, задаваемой невидимыми «часами» Единого Президента, и оставаться в курсе новинок здесь было столь же важно, как дышать.
Для людей быть успешным означало соответствовать этим стандартам. Внешнее впечатление и материальное обновление были единственными критериями, по которым оценивалась значимость человека. Здесь не было места сомнениям, и никто не задавался вопросами о том, что скрывается за этим гладким фасадом. Сама мысль о поиске чего-то другого, отличного от предписанных целей, казалась нелепой, бессмысленной. Всё, что могло когда-то вызвать сомнение или разбудить беспокойство, было тщательно вычищено и стерто.
Прошлое исчезло, оставив за собой лишь безупречно подобранные цифровые копии. Случайные вспышки творчества, неудобные моменты истории и спорные идеи были удалены, оставив лишь очищенные от всего лишнего версии событий, которые Единый Президент признал достойными сохранения. Здесь всё было стерильно, как экспонат в музее, а память о прошлых эпохах свелась к набору утверждённых норм, которым не было позволено вызывать какие-либо вопросы. Даже воспоминания были подогнаны под шаблон, оставив за собой лишь пустые следы на экранах.
Глава 2
Но под поверхностью этой общей гармонии находились те, кто не чувствовал себя частью безупречного механизма. Среди прохожих выделить одного человека было почти невозможно: одинаковые лица, прически, одежда, одинаковые, устремлённые взгляды. Быть собой здесь означало следовать маршруту, давно проложенному кем-то другим. Ноа был одним из немногих, кто иногда мог задержаться, посмотреть в сторону, вглядываясь в то, что другие игнорировали. Он шел по кампусу университета, окружённый стеклянными стенами, ловящими холодное утреннее солнце. В этом мире Ноа был тенью, не видимой для большинства. Он всегда шёл немного в стороне, сутулясь, чтобы слиться с толпой и остаться незамеченным.
Для Ноа этот мир был пустым и однообразным. Ему не были нужны новые устройства, модные вещи или яркие новости, которые увлекали остальных. Вместо этого его притягивали старые идеи – те, что существовали до того, как всё оказалось под полным контролем. Он искал что-то затерянное за слоями цифровой пустоты, то, что говорило бы о другом времени, когда в жизни ещё оставалось место сомнению и свободе. Ему хотелось узнать правду, которая существовала до того, как воспоминания были очищены от всех следов ошибок и противоречий.
Каждое утро, заходя в университетский холл, Ноа сканировал свой пропуск и, как и все, проходил вдоль экранов, на которых сменялись новости, тренды, рекомендации. Он видел, как взгляды студентов жадно следили за мелькающими образами: новыми моделями устройств, анонсами, спортивными сводками. Казалось, каждый стремился схватить хотя бы крупицу «важного», чтобы быть «в тон» с настоящим. Но Ноа всегда смотрел в сторону, словно находя в этом невнимании собственный немой протест.
После занятий он направлялся в своё общежитие. Здесь, в маленькой комнате, он находил немного покоя. Скромное пространство служило ему убежищем, но даже здесь, среди привычных вещей, он чувствовал себя словно взаперти. Ноа был сиротой. Его отец умер ещё до его рождения, а мать, оставшись одна, скончалась, когда ему было шесть лет. После неё осталось лишь несколько расплывчатых воспоминаний и тёплый образ, словно картинка из старого фильма. С тех пор его жизнь проходила среди равнодушных стен интернатов и учебных корпусов, где некому было проявить заботу.
Единственной его связью с семьёй стали несколько предметов, оставленных ему дедом по отцовской линии – редкие, но в тоже время запретные вещи, которые сохраняли воспоминания о жизни, далёкой от современных стандартов. На полке среди учебников прятались старые комиксы о Человеке-пауке, пожелтевшие страницы которых хранили запах времени и память о герое, вдохновлявшем на справедливость. Эти комиксы, оставленные ему дедом, были для него тёплым напоминанием о прошлом, которого он никогда не знал. В другом углу стоял старый виниловый проигрыватель, подарок деда, – вещь редкая в мире цифровых файлов. Шершавый звук пластинок возвращал его в эпоху, когда музыка звучала живо, напоминая о времени, когда технологии ещё не полностью поглотили все аспекты жизни. На столе рядом с кроватью располагался шахматный набор с потёртыми деревянными фигурами, которые он давно успел полюбить. Погружаясь в партии в тишине своей комнаты, Ноа находил спокойствие, ускользающее в мире за её пределами. Ноа дорожил этими вещами, поэтому тщательно прятал их в своей комнате.
Комната Ноа была его тихим убежищем, местом, где скромные артефакты прошлого оживали в окружении привычных вещей. Каждый предмет был для него маленьким символом той другой реальности – утерянной и, возможно, неидеальной, но настоящей. Всё это, от винила до комиксов, было его тихим протестом против мира, где память о прошлом превратилась в стерильные цифровые копии.
Глава 3
Утро для Ноа начиналось медленно и спокойно. Открыв глаза, он потягивался, позволяя себе немного времени в тишине, пока мягкий свет пробивался сквозь жалюзи. Встав с кровати, он первым делом шёл в ванную, умывался прохладной водой, чистил зубы, смотрел на своё отражение, словно пытаясь настроиться на день, который ждал его впереди. Этот утренний ритуал был прост, но для Ноа он стал чем-то вроде маленького укрытия.
Затем он направлялся на кухню, где готовил привычный завтрак. Он доставал хлеб, плавленый сыр, ломтики колбасы и делал горячие гренки. Когда сыр начинал таять, наполняя кухню тёплым запахом, Ноа ставил чайник и заваривал чай с бергамотом. Этот аромат был для него чем-то особенным – насыщенный и немного терпкий, он пробуждал, настраивая на новый день. Завтрак был простым, но ему он казался уютным и даже важным моментом утра.
Надев простые классические брюки и любимое тёмное худи, Ноа смотрел на себя в зеркало: образ завершали белые кеды, немного потёртые, но удобные и привычные. Убедившись, что всё на месте, он прощался с тишиной своей комнаты и выходил на улицу. Тихая радость от утреннего спокойствия постепенно исчезала, уступая место однообразному ритму города. Шаг за шагом, он направлялся в университет, ощущая, как мир вокруг постепенно поглощает его в свою ровную и безупречную систему.
В университет Ноа входил вместе с другими студентами, растворяясь в общем потоке. Окружение – коридоры с идеально ровными стенами, чёткие линии света, экраны, бесшумно сменяющие изображения и новости – было знакомым и привычным, как и толпа вокруг. Он прошёл через регистрационный сканер на входе, привычно не задерживая шаг, как делали все, кто хотел слиться с ритмом этой безупречной машины.
Он двигался к аудитории, прислушиваясь к шагам и голосам. Однокурсники шли вокруг него, вовлечённые в свои обсуждения и новости дня. Рядом был Кай – его бывший одноклассник, шумный и уверенный, всегда в курсе последних трендов. С модной стрижкой, идеально подобранной к каждому новому сезону, он беззаботно листал экран телефона, обязательно последней модели, и каждая новость, каждое уведомление, казалось, имело для него особую важность.
Ноа молча наблюдал за ним и ухмылялся, отмечая его лёгкость в этом мире – Кай был частью этой системы, настоящим её приверженцем. В его глазах отражалось то же стремление соответствовать, что и у остальных студентов вокруг. Ноа чувствовал, как отделяется от них, как его взгляды и мысли будто не находят опоры в этих разговорах. У него были попытки стать частью этого общества, но это было невозможно, он не мог врать себе. Ноа был один на один с этим миром, хотя были некоторые, кто заинтересовал Ноа, как личности.
Когда они дошли до аудитории, преподаватель уже начинал лекцию. Это был невысокий человек с выправкой, характерной для тех, кто привык контролировать ситуацию. Его голос был ровным, и казалось, что всё, что он говорит, – очередная часть долгой инструкции. Лекция проходила, как всегда, почти автоматически. Ноа старался слушать, но в какой-то момент его мысли отвлекались, и он начинал замечать детали вокруг: экран, меняющий слайды; тихий шум кондиционера; лица студентов, скользящие взглядами по экрану и почти не видящие его, ему было интересно наблюдать за мимикой однокурсников, разглядывать их внешность и делать какие-то выводы. Для окружающих Ноа казался странным.
После лекции он направлялся по коридору, встречая знакомые лица. Среди них была Элизабет, его соседка по группе. Её серьёзный взгляд всегда удивлял его – Элизабет действительно интересовалась тем, что они изучали, искренне задавала вопросы и пыталась найти ответы. В отличие от Кая, для которого каждый тренд был всего лишь поводом для разговора, она хотела верить, что их работа и знания принесут миру изменения. Ноа сдержанно улыбнулся ей, и Рина коротко кивнула, скрывая лёгкое смущение.
Проходя дальше по коридору, он увидел декана, который говорил с несколькими студентами. Декан был известен своим строгим и выверенным подходом к управлению университетом. Его взгляды, жёсткие и точные, словно искали в студентах соответствие стандартам, которые он сам выстраивал. Ноа не задерживался рядом, стараясь остаться неприметным, как и всегда, когда декан был рядом. В его присутствии воздух становился тяжёлым, и Ноа ощущал, как всё в университете подчинено этой безукоризненной системе, от которой он отчаянно стремился держаться в стороне.
Так проходил его день, наполненный встречами с теми, кто окружал его каждый день, но оставался где-то на периферии его мыслей. Все они казались частью того большого механизма, который шёл, не останавливаясь, поглощая их жизни, мысли, желания. И среди них был он, движущийся рядом, но всегда чуть в стороне, словно тень, стараясь найти смысл, который оставался скрытым от остальных.
Глава 4
На лекции по Истории археологических знаний студенты сидели в полутёмной аудитории, где мягкий свет падал на столы, освещая их записи и экран, на котором профессор Ремин Хелсто показывал изображения древних артефактов. Хелсто, человек с аристократическими манерами и лёгкой насмешливой улыбкой, был строг и любил порядок, но его лекции были живыми, а иногда даже захватывающими. Студенты относились к нему с уважением, потому что, несмотря на его требовательность, он был предан своей теме.
Профессор любил обращаться к студентам по фамилии, словно проверяя их принадлежность к традиции археологических знаний. В какой-то момент его взгляд упал на Ноа, и он, чуть прищурившись, произнёс:
– Господин Элдриан, как вы думаете, что является ключевой задачей археологии?
Ноа знал, что от него ждут ответа, но этот вопрос задел его мысли о связи прошлого и настоящего, о том, что часто скрывается под слоями истории.
– Археология, – начал он, – это не только сохранение ценностей, но и напоминание о том, чего мы предпочли бы не помнить. Она позволяет нам видеть, что прошлое нередко говорит о людях больше, чем хотела бы знать современность.
Хелсто с интересом посмотрел на него, будто оценивая, сколько смысла вложено в его слова, прозвучавшие как почти незаметное отклонение от принятых идей. Он коротко кивнул и вернулся к основной теме лекции.
В завершение занятия он объявил:
– В следующую неделю наша группа отправится на полевые исследования в разрушенный исторический центр. Я хочу, чтобы вы поняли, что это не просто практика, а возможность прикоснуться к подлинному прошлому, которого в современных архивах вы уже не найдёте. Все детали будут отправлены вам по внутренней системе.
Студенты оживились, обмениваясь взглядами. Для многих это была просто ещё одна практика, но для Ноа – шанс увидеть нечто настоящее, не отфильтрованное и не подогнанное под правила их мира. А возможно и прикоснуться к прошлому…