Фиолетовый платок и кроссовки «Найк». Часть первая

Заряженный ковер

Предупреждение:

Сюжет, персонажи, страны, временные периоды и организации, изложенные в этой книге, являются полным художественным вымыслом. Совпадения названий, имен, внешности людей и зданий, жизненных и сюжетных ситуаций – случайны.

Обращение к читателю:

Так повелось, что все, даже те, кому я не прихожусь родственником, называют меня дядя Абдулла. Хотя по возрасту я уже скорее дедушка. Работа смотрителем автостоянки привила мне навыки хорошего слушателя: чашка горячего чая в душном вагончике раскрепощает человека, и он, как правило, сам начинает выкладывать самые сокровенные воспоминания совершенно незнакомому толстому старичку в серой кепочке и потертой синей форме охранника. За годы службы я, не прилагая к этому никаких усилий, стал хранителем многих тайн нашего района. Таким же образом, без какого-либо напряжения, собрался материал и для этой книги: в основном из рассказов Ерлана и некоторых других участников описываемых событий. Каюсь, меня никогда не покидало ощущение, что Ерлан провел не один год в местах не столь отдаленных, хотя он об этом ни разу не заикался, и, говоря о подобных краях, я подразумеваю совсем не багажник желтого полицейского уазика, а кое-что похуже. Говоря о подозрениях в темном прошлом моего друга, я имею в виду незаурядные способности рассказчика, очевидные каждому, кто знавал Ерлана хотя бы чуть больше десяти минут. У Ерлана было три ярких таланта: постоянно без всякого повода к этому попадать в идиотские, а порой и в совершенно криминальные ситуации, героически затем выбираться из подобных ловушек, в которые он сам себя и завел, и, наконец, мастерство гениального рассказчика. На всё у него всегда были ответы, хотя большинство из них он явно придумывал на ходу. А говорил так красиво и складно, что люди забывали обо всем на свете и с головой проваливались в поток его красноречия. Опять же, прошу прощения за мой круг знакомств, но все подобные краснобаи, кого я когда-либо знал, отточили свой навык в тюрьмах: делать там, по их словам, больше особо нечего, это единственное доступное занятие. Я просто слушал и записывал самые интересные моменты в тетрадь. Сцены, где участвуют только незнакомые мне люди, воссозданы согласно свидетельствам очевидцев, а также по слухам и сплетням, где-то пришлось додумывать самому – как сейчас модно говорить в определенных кругах, – считывать информацию с астрального плана, который лично у меня превосходно открывается после четвертой стопки бахусовского коньяка. В соответствии с чем, за достоверность не ручаюсь: многое из описанного – дела давно минувших дней, а человеческая память, по моим наблюдениям, очень слаба и придирчиво фиксирует не самые главные и важные события, а что-то другое: сильные эмоции, отдельные вспышки из прошлого, незначительные, но яркие детали. Можно напрочь забыть год, когда это произошло, и все другие подробности, но чётко помнится запах свежеиспеченного хлеба в тот день, когда тебя провозили в детской коляске мимо пекарни. Забыл имя и лицо одноклассницы, зато прекрасно помнишь заколку в форме сиреневой бабочки в ее волосах. Абсолютно выпала из головы обстановка дома, где жил в детстве, но как сейчас видишь круглый аквариум с золотой рыбкой, который отец принес на один день, поставил на журнальный столик, а утром аквариума и рыбки уже не было – почему, не помню. Поэтому прошу не судить строго: в этой книге могут быть грубые и непростительные оплошности в годах и событиях, однако это ведь и не документальная хроника, а свободное изложение, написанное по памяти уже не самых молодых людей, да еще и с заметным налетом мистики. Подлинность имён, точность цен на продукты и товары в разные годы и достоверность всего остального тоже не гарантирую. Единственное, что могу обещать: максимально лёгкое, отстранённое и беспристрастное чтение на доступном и по мере возможностей грамотном языке. Кроме того, вы, уважаемые читатели, всегда можете поправить меня, если где-то будет допущена ошибка, за что буду вам очень благодарен.

С уважением,

Дядя Абдулла.

Глава первая.

Заряженный ковер.

Это был сухой и безмятежный алма-атинский сентябрь года, предположим, примерно девяносто третьего. Из монументального, с мраморными колоннами, здания вокзала в толпе прибывших показался худенький невысокий паренек лет девятнадцати в выцветшей оранжевой футболке, сером трико и стоптанных ботинках на шнуровке. На его голове красовалась зелёная аульная тюбетейка с вышитым орнаментом, а на остром плече болталась спортивная сумка с вещами. Непрезентабельная внешность паренька компенсировалась дерзким взглядом, выражавшим готовность к любому конфликту, и гордо выпяченной грудью, хотя последняя худыми торчащими костяшками производила скорее комический, нежели угрожающий эффект. Паренек сделал несколько шагов по тротуару и бросил пламенный взгляд на чугунный памятник посреди вокзальной площади. Проходящий мимо тучный пассажир с кучей баулов задел нашего героя чем-то острым, торчащим из узла, и это моментально пробудило в юноше зверя: он догнал неуклюжего толстяка и схватил его за плечо поношенного скользкого пиджака.

– Слушай, ты… – начал паренек, одновременно отводя кулак другой руки в сторону для нанесения бокового удара в челюсть.

Но его кулак тут же был остановлен подбежавшим мужчиной – тот строго взглянул на паренька и вежливо разрешил ничего так и не понявшему колхознику с баулами продолжать свой путь к зевающим у края дороги таксистам. Затем больно ткнул юнца локтем в тощий живот и пролаял длинное нецензурное выражение – смесь славянских и тюркских ругательств, означающую в переводе на обычный язык что-то вроде:

– Успокойся, ты не для этого сюда приехал.

Мужчина выглядел на несколько лет старше паренька и, несмотря на такой же крайне небогатый гардероб, производил впечатление напористого, но серьёзного и более сдержанного человека. Под косматыми бровями светились большие ясные глаза, настороженно замечающие и сканирующие всю окружающую обстановку, хищный нос и нависший надо лбом чуб густых каштановых волос дополняли образ агрессивного, но опытного и осторожного городского жителя. Тоненькая, но не жидкая полоска усов доминировала над напряженной верхней губой и свидетельствовала о тщательности и аккуратности их обладателя: требовалось много времени и внимательности, чтобы вот так чисто и опрятно выбривать каждое утро две трети волос над губами, оставляя эту отточенную щегольскую линию.

Строго одёрнув друга, мужчина слегка подобрел в лице и похлопал паренька по плечу со словами:

– Привыкай к жизни в большом городе. Это тебе не деревня, Фархад.

Паренек дёрнулся, собираясь возразить, но старший товарищ снова, на этот раз сильно и безжалостно, ударил его в бок, и этот аргумент заставил непокорного юнца промолчать. Тот лишь недовольно повел плечом и пробормотал:

– Да я это, брат…

– Не брат, – поправил старший. – Я Ерлан, ты что, забыл? Можно еще Иса-Якуб.

– Почему Иса-Я…куб? – не понял Фархад.

– Это мой псевдоним, – загадочно пояснил Ерлан. – У тебя тоже будет свой псевдоним. И вообще, хватит задавать вопросы. Если уж решил стать дервишем, то будешь выполнять всё, что я говорю. Я твой духовный наставник. Гуру, мастер, сенсей. Ну, и так далее.

Фархад почтительно наклонил голову, но по его искривленному лицу стало понятно, что это движение далось ему с огромным трудом.

– Гордыня, – отчеканил Ерлан, глядя на ученика с явным сомнением в прищуренном взгляде. – Гордыня и море самомнения без каких-либо оснований для этого: бич современного человечества.

Каждое слово он произносил ясно, членораздельно и со стальными хрипловатыми нотками, а его крайне серьезный тон и сфокусированный взгляд без тени улыбки на лице заставляли любого человека невольно прислушиваться и с ходу ощущать некое уважение к обладателю подобного тяжеловесного, нешуточного голоса.

Со скрипом и лязгом подъехал пятый троллейбус, и друзья вошли в него вслед за визгливой толпой приезжих с разнокалиберными чемоданами. Светловолосый шофер, одетый в десантную майку с голубыми полосками и защитные армейские брюки, хлопнул дверью и вышел на улицу покурить. Наступил период от десяти до пятнадцати минут: святой промежуток времени для алматинских водителей общественного транспорта, который неукоснительно соблюдался с незапамятных времен и остается в ходу и по сей день, несмотря на очень негативное отношение к этому обычаю со стороны всех без исключения пассажиров. Растоптав бычок, шофер вернулся и начал гоготать со своим знакомым, оба при этом абсолютно никуда не торопились. Минут через двенадцать томительного ожидания один из пассажиров робко спросил:

– А мы когда-нибудь сегодня с места двинемся?

Водитель прервал веселую беседу и мельком взглянул на пассажира, демонстрируя полное безразличие с небольшим оттенком презрения. Затем из его уст прозвучало слово, известное только алматинцам, часто путешествующим по городу на троллейбусах:

– Оттяжка.

Это, видимо, означало, что предыдущий троллейбус уехал еще не так далеко, поэтому надо совершить таинственный черномагический ритуал, доступный только троллейбусным водителям – оттянуть время и пространство, создав комфортный для графика промежуток.

– Какая оттяжка? Вы по двое друг за другом ездите, а потом целый час троллейбуса не дождешься. – недовольно произнесла полная женщина почтенных лет с тележкой в руках. В каждом алматинском троллейбусе в любое время суток есть хотя бы одна такая бабка. Их количество увеличивается пропорционально числу пассажиров. В час пик, когда общественный транспорт забит так, что студенты висят на подножках, а двери отказываются закрываться, в троллейбусе или автобусе обязательно будет не менее трех бабок с тележками. Их задача: нагнетать давку, панику и ругань там, где всего этого было предостаточно и без всяких боевых старушек. Находясь на пенсии, они могут выехать в магазин или на базар в любое время, но предпочитают паковаться во тьму переполненных маршрутов именно в самые напряженные часы, когда это тяжелее всего и ощущаешь себя раздавленной шпротой в плотно закрытой консервной банке. Почему они так делают – одна из неразрешимых загадок нашего века.

Однако в данный момент водитель не был настроен на сражения с бабками, да и народу в салоне было не так много, чтобы начать вселенский ор. Он посмотрел в глубину троллейбуса  отсутствующим взглядом и выкрикнул дежурную фразу:

– За проезд оплачивайте, троллейбус никуда не поедет, пока не оплатят все.

Это, конечно же, заставило пассажиров дружно притихнуть. Через несколько минут водитель всё же соизволил начать движение.

Фархад сразу пробрался вперед и неотрывно смотрел в бескрайнее лобовое стекло. Улицы Алма-Аты выглядели неопрятными и замусоренными, вдоль дорог стояли десятки мешковато одетых арендодателей, трясущих связками ключей на вытянутых руках, но для Фархада это зрелище всё равно было фееричным.

– Столько иномарок, и здания такие большие, – высказался он Ерлану. – У нас в селе такого нет.

– Нам сейчас выходить, – сказал Ерлан две остановки спустя.

Фархад двинулся к переднему выходу из троллейбуса, но водитель, по ещё одной странной алма-атинской традиции того времени, открыл только среднюю дверь.

– Дверь откройте, – попросил Фархад.

Водитель демонстративно смотрел в другую сторону, не замечая приезжего.

Фархад повторил просьбу – громче и с удивлением в голосе, не замечая, как друг настойчиво тянет его к среднему выходу.

Даже если бы водитель открыл передний выход, это в данной ситуации было бесполезно, поскольку на ступеньках оказался товарищ шофера – громадный молодец, подпиравший головой свод троллейбуса. Как только Фархад сделал движение к двери, детина с вызовом расставил руки в проходе и громко, на весь салон, спросил:

– А почему он обязан открывать тебе дверь?

– Ты… – начал было возмущенный сельчанин. В глазах Фархада потемнело, и совершенно не замечая разницы в весовых категориях, он сделал шаг к детине. Тот явно обрадовался и сжал кулаки – каждый размером с баскетбольный мяч.

В этот момент гравитация изменила рассерженному Фархаду, и он, смешно дёргая руками и ногами, поплыл к среднему выходу: это Ерлан, прекрасно зная характер своего друга, поднял его вместе с сумкой и понёс по троллейбусу. Громадный детина и водитель усмехнулись.

Пятёрка завизжала электрическим двигателем и умчалась вверх по Коммунистическому проспекту. Фархад яростно вырвался из объятий Ерлана и еще несколько минут орал и жестикулировал вдогонку троллейбусу, обещая детине найти его и лишить всех жизненных благ, а некоторые его органы оставить без возможности осуществлять важные для воспроизводства поколений функции. Ерлан безучастно разглядывал свои стоптанные ботинки, но, лишь только поток красноречия его друга иссяк, отвесил ему хорошую оплеуху. Троллейбус забрал с остановки всех ожидающих пассажиров. Поблизости не было ни души, если не считать нескольких лиц традиционной аграрно-степной внешности, расположившихся у подножия старинного трёхэтажного дома метрах в пятнадцати от улицы. Издалека могло показаться, что смуглые ребята справляют большую нужду, нимало не беспокоясь о мнении окружающих, однако на самом деле они всего лишь сидели на корточках, словно птички на телеграфных проводах, курили и соревновались в дальности плевков и изысканности великосветских выражений, то есть предавались своим обычным занятиям. На двоих граждан непрезентабельной внешности, сошедших с троллейбуса, ребята не обратили ни малейшего внимания, благодаря чему дервиши могли выяснить отношения без свидетелей.

– Ты чего? – фальцетом психанул Фархад, бросая сумку на тротуар и замахиваясь инстинктивно в ответ.

Ерлан перехватил его руку и ударил снова, на этот раз сильнее, одновременно воскликнув:

– Идиот, ты забыл, почему сюда приехал? Если хочешь драться, оставался бы в ауле.

При последней фразе драчливый паренек осёкся и сник, вся воинственность куда-то улетучилась.

– Вот, так-то лучше, – бодро отметил Ерлан. – Подними свое имущество и пойдем домой.

Фархад, глядя исподлобья, нагнулся и схватил брошенную сумку напряженной клешней. Ерлан посмотрел на него со снисхождением:

– Знаю, усмирять гордыню – это тяжело. Для большинства людей это вообще невозможно. Взять хотя бы того здорового кретина, с которым ты чуть не сцепился. У него два преимущества – это молодость и сила, и он этим пользуется, гася таких коротышек, как ты… Ну, ну, не надо опять на меня зверем смотреть. Разве ты не коротышка? С ростом полтора метра и сорока килограммами веса как-то не очень умно бросаться на агрессивных амбалов. Успокойся и занимайся своими делами, а этот идиот обязательно встретит свою судьбу и очень скоро.

– В смысле? – понуро огрызнулся Фархад.

– У него на лбу тюремная печать, – авторитетно заявил Ерлан. – Я уже таких видел, и каждый раз оказывался прав. Ему на свободе осталось полгода, ну, может чуть дольше. А потом он завалит кого-нибудь и отправится туда, где его габариты не будут иметь никакого значения. Когда двадцать кидаются на одного, да еще и сзади, исподтишка…

– Ты что, там бывал?

– Конечно, бывал, – радостно признался Ерлан. – Только не по уголовке, конечно. Пятнадцать суток административного ареста терпеть приходилось. Слишком уж я заметный, да и в прошлой жизни, видать, много чего натворил, поэтому ловили за самые невинные мелочи, которые другим легко сходят с рук. Это только тебе повезло: человека почти прирезал и на свободе ходишь.

– Он сам полез, – пробормотал Фархад сквозь зубы.

– Сейчас это уже никому не интересно, – сказал Ерлан, глядя собеседнику прямо в глаза. – Тебе нужно помнить только одно: за всё, что ты сделал, всегда придется отвечать – рано или поздно, но обязательно придется.

– И что, меня поймают, ты это хочешь сказать?

– Нет, тебя не поймают, если будешь делать, что я скажу.

– И что я должен делать?

– В твоем случае – усмирять гордыню, – подсказал Ерлан.

– Это как? Стегать себя плёткой и носить кандалы?

– Когда носят добровольно, это не кандалы, а вериги, – поправил Ерлан. – Вообще, было бы нелишне. Но у тебя, помимо дерзкого характера, проскальзывает иногда еще и небольшое количество здравого смысла, и даже имеется некоторая начитанность, раз уж ты знаешь про плётки и вериги. Поэтому, думаю, в твоем случае не всё потеряно. Будешь сутками и неделями без сна и отдыха читать молитвы, которые я тебе дам. И только попробуй еще хоть раз огрызнуться – бить буду уже не кулаком, а чем-то потяжелее.

Несмотря на угрожающие нотки в голосе Ерлана, со стороны казалось, что два старых друга ведут милую беседу, мирно прохаживаясь в густой тени деревьев. Перепрыгивая через журчащие арыки, они вошли в арку одного из высотных домов в районе ЦУМа и поднялись на последний этаж.

– Оставим твои вещи, потом выйдем на работу, – отрывисто сообщил Ерлан, постучавшись в старую, обитую лакированными рейками дверь.

Лязгнул замок, и в дверном проёме показалось недовольное заспанное лицо – долговязый худой прыщавый мужчина лет тридцати с длинноватыми патлами чёрных вьющихся волос и очками ботаника на широком впалом носу. Очки выгодно увеличивали исключительно маленькие бегающие глазки, взирающие на мир с перманентным выражением настороженного внимания. Мужчина глянул на Фархада без всякого интереса и, вздохнув, ушел на кухню.

– Бросай туда, – Ерлан указал на полосатую софу, имея в виду сумку Фархада. – Пойдём, сейчас быстро  – по чашке чая, а потом на Арбат.

Из тесной прихожей Фархад ступил в единственную комнату типичной съемной квартиры: драные обои, два полуживых топчана, полочка со школьными учебниками семидесятых годов и цветастый коврик с оленями на стене. В углу рядом с балкончиком красовались несколько сумок с личными вещами, куда Фархад присоединил и свою. Затем пришёл на кухню, где Ерлан наливал в детские бокальчики с цветочками спитую заварку из липкого чайника.

– Это всё, что есть, – стоически произнес Ерлан, указывая другу на свободную табуретку. – Последние деньги кончились два дня назад. Какен тоже на мели.

Прыщавый сожитель Ерлана в подтверждение его слов трагично кивнул головой и, в свою очередь, задал Фархаду вопрос:

– Откуда будете? Из каких краёв, имею в виду?

– С севера, – неопределенно ответил Фархад, клюнув носом в чашку.

– Тюмень, Уренгой? – деловито поинтересовался Какен.

– Не настолько с севера, – поправил Ерлан и душевно, с размаху, хлопнул долговязого по тощей спине. – Можно не шифроваться, Какенский свой парень, у нас секретов друг от друга нет.

Какен поморщился, резко обозначив тяжелые носогубные складки, и стрельнул узкими глазами в сторону Ерлана. Стало очевидно, что ему не особенно приятна фамильярность соседа. Ерлан недовольства не заметил и продолжал рассказывать, обращаясь к Фархаду:

– Если честно, мы всего неделю как знакомы. Встретились тут, на проспекте, ночью, когда искали квартиру. В этом городе всегда много студентов, поэтому найти не обгаженную квартиру по нормальной цене тяжело. Мы долго окучивали одну и ту же хозяйку, пытались скинуть цену, а она ни в какую. Потом догадались объединить капиталы и пожить вместе. Идея была хорошая, иначе поодиночке мы бы и двух суток не протянули. Какена месяц как сократили из научно-исследовательского института, а я, сам знаешь, птица свободная. Пытался организовать курсы психологии или нетрадиционной медицины, но местный люд не пошел: народ испорчен, все думают только о деньгах…

– Как и мы, – резонно вставил Какен.

– Мы – люди ученые, – Ерлан важно развел руками. – У меня, между прочим, незаконченное высшее образование. А Какен – вообще кандидат физико-математических наук. Доцент.

– Толку с этих регалий, если даже булку хлеба купить не можем, – сквозь зубы процедил кандидат наук. – Твари, за полгода зарплату не выдали и выгнали на улицу…

Поднявшись, Какен выплеснув остатки бледного чая в рукомойник, поставил туда же чашку и, подойдя к окну, упёрся ладонями в подоконник. На зеленый двор он смотрел со смешанным выражением безысходности и злобы.

Ерлан переглянулся с притихшим Фархадом и деликатно попытался сменить тему разговора:

– Так вот, я сам, как уже говорил, из Караганды, а Фархад – мой дальний родственник по материнской линии. Он приехал из Петропавловска, а точнее, из дальнего села в тех местах. Отсиживался там годик после одного случая.

– Врезал кому-то, что ли? – глухо спросил Какен, продолжая взглядом изучать деревья во дворе.

– Почти, – отозвался Фархад. – До драки не дошло, но дело завели.

– Был я в Петропавловске, – вспомнил Какен. – Отправляли в командировку года два назад.

– Так это не там произошло, – сказал Фархад. – Я по делам торчал в Актюбинске, друзья обещали на работу устроить. С работой как-то не срослось, а вот по кабакам мы изрядно помотались. Дело было на окраине города, а может, и нет, я так и не понял, как ориентироваться в этом городе. У них там просторно, вроде едешь и думаешь, что уже далеко в степи, но тут снова начинается город, а потом река и лес, а потом снова город, и это всё тот же Актюбинск. Уже было за полночь, друзья ушли, а я сидел один за столом, уже не особо соображая, где нахожусь. Подходит ко мне здоровый быковатый мужик, похожий то ли на кавказца, то ли на турка, но по-русски говорит без акцента. Начал на меня наезжать, оскорблять, сидишь, говоришь, тут, не платишь. Но мы за еду давно уже заплатили, так что предъява была неверной: в общем, я так и не понял, кто это был, из персонала или просто мимо проходил, но ему явно сильно хотелось подраться. Ты же меня видишь, с виду я не авторитетный, вот многие и думают, что меня можно спокойно загасить. А этот говорит – я из блатных, меня вся местная братва знает, я пять лет зону топтал, если прямо сейчас долг не закроешь, мне стоит только свистнуть, и с тобой такое сделают. Когда его угрозы перешли все границы, я встал и пошел к выходу, а он мне заорёт вслед: ты чо, не мужик, что ли?

– Это ты стерпеть уже не смог, – иронично заметил Ерлан.

– Да, а кто такое стерпит? Я вернулся, предложил выйти и разобраться по-мужски, как он и хотел. Он обрадовался, и мы с ним перешли в… Непонятно, куда, что-то вроде подсобного помещения, там стояли сложенные штабелями табуретки и пивные бочки. Он на две головы выше меня и шифоньер еще тот. Снял рубашку, у него руки огромные, натренированные, и пошел на меня. Сейчас я тебя, говорит, урою. А я спокойно вытащил из кармана нож…

– Ты с собой нож по кабакам носишь? – удивлённо спросил Какен.

– А кто знает, что там случится? Ну, сейчас уже не ношу, конечно, – вздохнул Фархад.

– Что было потом? Ты его порезал?

– Нет, в общем-то, на этом всё и закончилось. Как только он увидел нож, он сразу развернулся, быстро добежал до двери и стал бешено в нее стучать. А сам кричит: Милиция, милиция! – и голос у него изменился. До этого со мной говорил хриплым басом, а когда бился в дверь, его голос стал звонким, практически женским, и столько в нем было страху… Дверь эта и не была закрыта на замок, мы только что через нее зашли, на ней вообще никаких запоров не было. Просто она открывалась на себя, а он от страха ее толкает и, понятное дело, не может выйти. А я стою с ножом и угораю от смеха: он ведь за пять минут до этого называл себя блатным, а тут тонким голоском зовёт милицию.

– Да, ну и дела, – недоверчиво пробормотал Какен.

– Я и сам бы не поверил, если бы кто рассказал, – согласился Фархад. – Но мне смысла врать нет, потому как закончилось всё скверно. Он написал заявление в милицию, что я пытался его убить холодным оружием, но я этого заявления не видел, мне потом друзья рассказали. Это и никакое не холодное оружие, а обычный хлебный нож с базара. Я убежал, нож закопал в роще, а сам на попутках добрался до своего аула и залёг там на дно… Ну, это сильно сказано – залег на дно. Просто наше село – это самый-самый край цивилизации, последнее место на Земле, где кого-либо будут искать, да и кому нужен парень без гроша в кармане, у милиции и других дел помимо меня хватает. Я там жил у дяди, иногда осторожно заглядывал к родителям, но они каждый раз меня успокаивали, что милиция не приходила. Так за всё время никто к нам и не заявился. В селе работы нет, а постоянно на шее родителей сидеть не хочется, вот я и позвонил в итоге Ерлану, когда услышал, что он перебрался в Алма-Ату. Он сказал, приезжай, только не поездом, а также на попутках, ведь поезда проверяют. Но я всё равно часть пути проехал в плацкарте, так быстрее.

– Не слушается, – покачал головой Ерлан. – Молодежь нынче своенравная пошла.

– Да ладно, – Фархад неуверенно покачал чай в кружке. – На третьих полках никого не трогают, да и не видно там никого, одни носки торчат и пахнут. И потом, я убегал, когда слышал приближение патруля.

– Трудно мне с тобой будет, – отчеканил Ерлан. – Но ничего, и не с такими справлялись. Об этом мы совсем недавно говорили с Какеном.

– О чём это? – спросил Фархад.

– Я рассказал, чем иногда зарабатываю на жизнь: аруахи, молитвы, небольшая деревенская магия. Какена, оказывается, тоже давно интересуют вопросы из той же области…

– Ну, это как сказать, – поправил Какен. – Главное отличие магии от науки – полная ее недоказуемость, а это дает простор шарлатанам. Мое изобретение основано на строгих расчетах и может быть проверено на опыте. И я бы всё доказал, если б меня не сократили.

– А что за изобретение?

– Вечный двигатель, – серьёзно пояснил Какен. – А что, он абсолютно возможен, и законы термодинамики не опровергают, а подтверждают это. В черновике моей докторской диссертации подробно описан вечный двигатель на основе гироскопа, это моё ноу-хау.

– Вас уволили, потому что руководство не признало это изобретение? – испуганно спросил Фархад.

– Нет, не поэтому. Мою работу просто никто не стал читать. Стране не нужны учёные, все занялись бизнесом. Вот и в нашем институте наукой перестали заниматься уже давно, их сейчас волнует только приватизация, кто больше сможет ухватить. А я караулил заместителя директора по науке у кабинета много дней подряд, хотел, чтобы он ознакомился с моими трудами. Ему это надоело, и он сократил меня вместе с еще полусотней сотрудников.

– Получается, все мы – пострадавшие от системы, – трагично подытожил Фархад.

– А я то – почему пострадавший? – спросил Ерлан. – Меня, в общем-то, всё устраивает. Да, с деньгами сейчас напряжёнка, но это пройдет, мы что-нибудь придумаем.

– Когда начнём? – с готовностью вскочил Фархад.

– Настрой мне нравится, – похвалил его Ерлан. – Прямо сейчас и начнём.

Он привел Фархада в комнату и, подняв с пола небольшую коробку, вручил ее подопечному. В коробке были книги.

– Будем читать? – с непониманием в глазах спросил Фархад.

– Нет – продавать, – ответил старший товарищ и окликнул Какена, продолжающего чаепитие: – Мы – на Арбат, пойдешь с нами?

– Это что, опять великий бизнес? – насмешливо отозвался физик. – Ну нет, я тут пока побуду. А вы смотрите, осторожно там, олигархами не станьте в течение дня. И берегите себя, сейчас на вас накинутся желающие купить ваш товар и могут вас на клочья порвать, если на всех не хватит.

– Мы хоть чем-то пытаемся заниматься, – с укоризной сказал Ерлан. – Всё лучше, чем дома сидеть.

Хлопнув входной дверью, он сердито выговорил другу, пока они спускались вниз по лестнице:

– Вот ведь язва, ничего не хочет делать, а портить людям настроение – это он завсегда. Целыми днями сидит, смотрит в стену, хоть бы посуду разок помыл. Считает себя непризнанным гением, да только какой из него гений? Псих какой-то, одним словом – изобретатель вечного двигателя, и этим всё сказано.

– А он откуда, местный?

– Говорил, что его родители живут в окрестностях города, в бывшем яблочном совхозе. У него, вроде бы, есть сестра, но с родственниками он не общается. Если честно, меня он пугает иногда – взгляд у него, даже не знаю, как описать, что-то есть в нём безжалостное, бездушное. Это не гнев или ненависть, а пустота, тлен, вакуум. При первой возможности надо съехать от этого типа, сам он вряд ли такими темпами переедет.

Фархаду было не особо интересно слушать про недостатки нового знакомого. Он осторожно спросил:

– А, вот эти книги, это, получается, и есть наша работа?

– У тебя есть другие предложения? – резонно осведомился Ерлан. – Ну вот, пока их нет, займёмся чем можем.

Фархад выдвинул вперед нижнюю челюсть и отвернул голову в сторону, демонстрируя таким образом разочарование. Ерлан моментально это заметил и резко остановился, когда друзья уже вышли из подъезда. Подойдя к низкорослому родственнику, Ерлан ткнул его пальцев в выпяченную грудь и агрессивно произнес:

– Фрустрация и прочее – это оставь при себе, у меня сейчас нет времени разбираться с твоим недовольством. Но мы им обязательно займемся и вытрясем из тебя всю эту гордыню.

– Да я молчу вообще! – воскликнул Фархад, но даже в этом его оправдании сквозила такая злоба, что Ерлан не выдержал и снова ударил подопечного, на этот раз в челюсть. Маленький ворчун в ответ ткнул учителя в боковину и сразу же понял, что перестарался. От этого удара Ерлан пришел в ярость и перекинул дружка вместе с коробкой через низкую ограду палисадника. Фархад ударился головой об дерево и лежал так некоторое время, злой и побитый.

Ерлан уселся на скамеечку рядом с лежащим другом и закурил папиросу. Он был спокоен как никогда.

– На днях стоял в очереди за беляшами, – сказал он, выпуская кольца дыма. – Было много народу, человек десять, а может, и больше. Передо мной стоял русский парень в очках, а позади – толстая баба с несчастным, тщедушным как вобла, мужичком. Торговка двигалась, как черепаха, очередь из-за этого практически стояла. Душно, жара, все устали, и баба начала орать на торговку – что вы там так долго, сколько так можно стоять. Продавщица беляшей на нее не реагировала, и та начала орать вообще на всю улицу так, что хоть уши затыкай. Парень передо мной повернулся и сказал ей: что вы кричите, все же стоят и ждут. И тут она начала орать уже на него. Знаешь, что она крикнула? – Я не все! – Жирная, старая, страшная, как смертный грех, в засаленном платье и с мужиком, похожим на лягушку, – и она, видите ли, не все. Ничего из себя не представляет, а самомнения выше крыши. Ты понимаешь, к чему это я? – Ага, правильно, ты – это та самая баба. Ты тоже – не все. Ни копейки в жизни сам не заработал, одной ногой в тюрьме, но смотрите-ка – книгами на улице я торговать не буду, подавайте мне что-то другое. А с чего тебе внешний мир обязан давать что-то еще? Что ты сам сделал для этого мира или хотя бы для себя? Но нет, каждое ничтожество считает себя центром вселенной, а сами в это же время полны дерьмом до краев. Пока это дерьмо из тебя не выбьем, ты так и будешь пребывать в состоянии чувства собственной важности или гордыни, другими словами. Все вы – личности, а попробуй вам слово сказать, так столько вони в ответ польётся, что хоть ассенизаторскую машину вызывай.

– И что? – спросил Фархад, сидя на земле и вытирая струйку крови на щеке. – И что, с того, что я хочу быть личностью? Разве это плохо?

– Твоя личность, и не только твоя, вообще личность – ты задумывался, что это такое? Люди не только не умеют добиваться собственных целей, они даже ставить их не умеют. Всё, что они могут – это реагировать на идиотские действия других таких же кретинов, как они сами, и вот эту реакцию они и называют личностью. А это не личность – это зомби. Человек – это адская куча стереотипов, негативных установок и программ, напиханных в него с раннего детства и даже еще до рождения. Сидит дитя в животе и уже всё понимает, у него там уже есть ментальное поле. А вокруг него что? – ругань, склоки и прочая грязь, и всё это мелкий впитывает, как губка. Рождается, идёт по жизни, хочет что-то сделать, а ему – по рукам, по рукам, не трогай, мелкий гаденыш, не дорос еще; заткнись, не делай этого, как тебе не стыдно! В школе еще хуже – там его начинают портить злобные неудовлетворенные мегеры, радостные от мысли, что искалечат еще одного мелкого беззащитного дебила. В общем-то, я не удивляюсь, почему ты такой, могло быть и хуже.

– И что делать? – задал Фархад риторический вопрос.

– Убрать всю эту шелуху, набросанную в тебя семьей, двором и школой, тяжело, но не невозможно, только здесь мне понадобится твоя помощь. Если не хочешь работать, скажи сразу, и вали, куда глаза глядят. А если решил что-то сделать, тогда начнем – мы, в принципе, уже это делаем. Если стереть хотя бы часть негативных программ, жизнь значительно улучшится, а почему? Не знаешь? – Вот и я не знал, пока сам не допёр. Под ворохом всех этих программ спрятано то, о чем люди вообще не заботятся и не задумываются – душа человека. Программа гордыни – самая тяжёлая и страшная зараза, но и с ней можно справиться. Будем выбивать их из тебя постепенно, хотя на твоем уровне это, конечно, тяжело. Один известный американский исследователь целый год работал официантом в грязной пиццерии на границе с Мексикой, – учитель-индеец заставил его туда устроиться, чтобы усмирить в нем гордыню, и это было еще не всё, – тот же учитель отправлял к нему других учеников, чтобы они разбивали посуду, писали жалобы, плевали в чашки и всячески портили жизнь этому мужику, и владелец пиццерии каждый раз его наказывал, но они так и не смогли добиться, чтобы он хоть раз вышел из себя и выкатил какую-нибудь грязную сцену… Но видишь, это Америка – у них там немного другой уровень. Если тебя так же отправить в пиццерию, это будет для тебя не наказание, а самое что ни на есть повышение, ты, наоборот, сильно обрадуешься, а оно нам совсем не надо. Поэтому мы пойдем другим путем: долгим, скучным, но эффективным. А сейчас – поднимай книги и пошли.

Фархад отряхнул рассыпанные книги и, прочитав названия, изумлённо посмотрел на Ерлана:

– Это что, школьные учебники из этой съёмной квартиры? А хозяйка знает?

– Много будет знать, скоро состарится, – невозмутимо отреагировал Ерлан. – Там этого добра столько, что она ничего не заметит.

– А кто это будет покупать? Это же советские учебники.

– Советское – самое качественное. И потом, книги – это не самоцель, а только инструмент.

– Чего? – не понял Фархад.

– Сейчас всё увидишь, пойдем, пойдем, – кивнул Ерлан.

Перейдя шумную улицу, друзья оказались в одном из самых популярных мест города – на пешеходном Арбате перед ЦУМом. Довольно узкая проезжая часть практически наполовину была заставлена множеством автомобилей, возле которых толклись их хозяева – мрачные таксисты. За ними стояли уличные торговцы с различной мелочёвкой. Требовалось немало ловкости, чтобы миновать эти нестройные, но плотные ряды. Фархад успел несколько раз заехать коробкой в живот либо спину встречным прохожим, получил в лицо соответствующие нецензурные выражения, однако в драку вступить не смог, как бы сильно это ему ни хотелось, поскольку всякий раз Ерлан силой оттаскивал его по направлению к улице Фурманова.

Оказавшись на свободном участке тротуара, Фархад несколько минут приходил в себя, а Ерлан уже начал торговлю. Выхватив из коробки две книги с наиболее привлекательными обложками, он принялся бегать от одного прохожего к другому и настойчиво предлагал им купить “лучшие в мире бестселлеры по личностному росту”. Люди делали вид, что спешат по делам, либо отрицательно мотали головами, но смотреть на книги упрямо отказывались. Доморощенного продавца это нисколько не расстраивало, и скоро он всё же смог привлечь внимание троих хохочущих студенток. Когда Фархад подошел ближе, Ерлан держал одну из девушек за руку и, судя по его указательному пальцу, движущемуся по ладони, предсказывал ей будущее. Студентка глядела на него с недоверием, потом её подруга что-то ей шепнула, и все трое быстро ушли, почти убежали. Ерлан пытался их остановить, догнать, но скоро запыхался и вернулся к Фархаду, злой и раздраженный.

– День сегодня не задался, – сказал он, кидая учебники обратно в коробку. – Обычно бывает иначе.

– А чего это ты им говорил? – поинтересовался Фархад.

– Да так, думал познакомиться с ними поближе – вроде ничего так девушки. Уже почти приворожил одну, но другая поняла, что я делаю, и сказала. Книги – это только повод. Главное – заговорить с человеком, заинтересовать его, и тогда можно гадать на что угодно: на будущее, на счастливый брак, на новую работу и тому подобное. За это люди охотно отдают свои деньги. Иногда тут можно хорошо так поднять за день. Но эти девахи вообще ни о чем пока не думают. Но ничего, главное – не опускать руки, я чувствую, мы сегодня заработаем много денег.

Последнюю фразу Ерлан произнёс очень неуверенно. Фархад, который уже давно мечтал о хорошем обеде, тоже приуныл. Так и держа опостылевшую коробку, они отправились гулять по шумевшему Арбату. Увидели слева магазин одежды и решили зайти – просто, чтобы посмотреть.

– Когда-нибудь, – сказал Ерлан, – мы зайдём сюда или в другое крутое место и купим себе всё, что захотим. Вот, например, вон тот чёрный костюм.

С трудом отодвинув тяжелую стеклянную дверь, они пересекли линию входа и первое, на что наткнулись, это на сидевшего охранника. Средних лет недовольный мужичок с пшеничными усами и в джинсовой куртке устремил на них сердитый взгляд стальных глаз под косматыми бровями. Он плохо посмотрел на коробку и, поднявшись со стула, перегородил визитерам путь.

– Ребята, вам не сюда, – негромко сказал охранник с нотками то ли отвращения, то ли омерзения.

– Что? – вопросил Ерлан, останавливаясь перед ним.

– Уходите, – жёстко пояснил пшеничный мужичок, подходя к Ерлану вплотную.

Фархад попытался толкнуть его коробкой, но Ерлан угадал его маневр и быстро увёл подопечного из магазина, не сказав ни слова в ответ на явное и неприкрытое хамство охранника.

– Неправильный выбор, – выдохнул Ерлан, когда друзья, униженные и беспомощные, оказались за дверями магазина. – Когда мы станем богатыми, пойдём в другие места. А эта шарашкина контора через месяц-другой закроется. А ты молодец, в этот раз почти сдержался. Я думал, ты его на месте закопаешь.

– Не сегодня, так завтра, – предрёк Фархад, с ненавистью глядя в роскошную витрину, – он сам попадет в такую же ситуацию. Его не пустят никуда, а мы будем смотреть и смеяться. Карма – страшная вещь.

– Тут ты, к сожалению, ошибаешься, – возразил Ерлан. – Люди постоянно путают карму и воздаяние, тогда как эти понятия происходят вообще из разных учений. Карма – слово восточное, а пример, который ты сейчас привел – воздаяние, из христианской религии. Ничего общего между ними нет и никогда не было, что бы там ни говорили современные недоделанные философы. Этот гад, конечно же, будем мучиться, но как-то по-своему, не знаю точно как, а возмездие за сегодняшний поступок его не настигнет. У каждого своя карма, поэтому не отвлекайся на старого хрыча.

– Это мы еще посмотрим, – глухо произнес Фархад и, опалив напряженного охранника прощальным мстительным взглядом, направился вслед за учителем дальше по Арбату. – Я его запомнил.

В полном унынии они вышли к верхней части пешеходной улицы – к фонтану у подножия двух многоэтажек, напоминающих несколько ящиков, криво поставленных друг на друга. В те времена там на первом этаже находился переговорный пункт, откуда можно было позвонить в любой город или страну. Перед фонтаном тоже кипела жизнь: здесь находилась целая галерея типажей, довольно близких Ерлану по роду деятельности.

Ближе всех к улице Байсеитовой расположился колоритный старичок-оркестр. Бородатый, с крючковатым носом и седой бородой, он носил старую коричневую шляпу и такого же цвета мятый костюм. Глаза с сильно опущенными внешними уголками и скорбное выражение лица делали его похожим на пожилого, уставшего от жизни бассет-хаунда. Старичок восседал в окружении различных барабанов и прочих музыкальных инструментов. Они висели прямо на нём, объединённые хитроумно скреплёнными верёвками и рычагами в некую оркестровую систему, где дирижёром и исполнителем выступал один человек. Пухлый том-том красовался на спине, а палка, обитая мягким войлоком, непрерывно поднималась и опускалась на его поверхность, приводимая в движение рычагом, идущим от ноги музыканта. Другая нога в это же время управляла прочими частями ударной установки. Это было еще не всё: поверх своей шляпы старичок приделал две тарелки, они также вносили в общий кавардак свою звонкую лепту. Помимо ударных, в композиции присутствовали также струнные и щипковые инструменты. Всё это одновременно пиликало, лязгало, бренчало, тренькало, булькало и грохотало без всякой единой связи, создавая абсолютную какофонию, но старичок при этом всегда оставался серьёзным, отстранённым и невозмутимым, словно не имел ни малейшего отношения к производимым звукам.

Недалеко от человека-оркестра стоял улыбающийся смуглый плюгавый мужичок индокитайской внешности, лет сорока, в белой рубашке с короткими рукавами и официальных чёрных брюках. По одежде его можно было принять за государственного служащего, если бы на груди не висел маленький плакат с выведенными от руки словами: “Графология раскроет тайны характера по вашему почерку”. На плакатике также фигурировала вырезка из газеты “Караван”, из которой следовало, что мужичка зовут Махмуд, и он уже успел прославиться, вешая на уши местным гулякам различную лапшу, происходящую из их письменных талантов. За небольшую плату Махмуд предлагал вывести на клочке бумаги любую надпись, после чего минут пять нёс полную чепуху о выдающихся способностях и светлом будущем очередного клиента. Правда, в настоящий момент графолог скучал: было ещё довольно рановато для массового выхода народа на променад.

Соседи гения письменности, похоже, недостатка в клиентах не испытывали. На ступеньках фонтана расположились напёрсточники – любители игры в “шарик-малик”. Тут уже собралась небольшая толпа, кого-то успели нагреть на чувствительную сумму, слышались обрывки нецензурных выражений, высказываемых нетерпеливым повышенным тоном.

Рядом с напёрсточниками высокий парень с торчащими во все стороны патлами кудрявых волос показывал рукой на ватман с нарисованной схемой чакр и тонких тел и постоянно кричал что-то про астральное тело и точку сборки. Взгляд у парня был совершенно безумный.

Пока Фархад с интересом разглядывал эту яркую кунсткамеру неповторимых персонажей, к нему вплотную подошли два человека в одинаковых белых свитерах и с ходу задали вопрос:

– Не желаете пройти бесплатный оксфордский тест?

– Чего? – Фархад от неожиданности едва не выронил коробку с книгами.

– Оксфордский тест личности поможет определить десять ключевых показателей, определяющих ваш успех и всё ваше будущее, – разъяснил один из близнецов.

– Вы узнаете свои сильные и слабые стороны, – заявил второй, продолжая напирать на Фархада так, что тому пришлось сделать шаг назад. – Обретите свою дорогу к счастью. Нашими методиками пользуются по всему миру, включая Нью-Йорк, Детройт, Сан-Паулу и Кишинёв…

– Предложение ограничено, не упускайте свой шанс, – сказал оба одновременно, но Ерлан отодвинул Фархада в сторону и жестом попросил близнецов удалиться.

Те не стали упрашивать и побежали окучивать других зевак.

– Кто они? – вопросил немного сбитый с толку Фархад.

– Да так, – пробормотал Ерлан. – Здесь таких много, привыкай.

И в самом деле, с приближением полудня на Арбат высыпало дикое количество разнообразных монахов, продавцов с бусами и ладанками, целителей и прочих деятелей, большую часть которых сознание Фархада вообще отказывалось воспринимать как часть реальной действительности. Несколько раз подходили лысые кришнаиты в оранжевых тогах или в гражданской одежде. Они предлагали купить тяжелые цветастые книги с изображением синих людей неопределенного пола и сильно исхудавшего старика, устремившего взор в космос. Ерлан тут же показывал на коробку в руках у Фархада и намекал на обмен. Кришнаиты хмуро смотрели на потертые учебники и молча отходили.

Здесь же можно было увидеть двух высоких дам с журналами, явных конкурентов лысых в оранжевом. Дамы брезгливо посматривали в сторону кришнаитов и раздавали прохожим журналы и визитки, сразу же призывая пробудиться и обернуться к истинному богу Иегове.

Прошли мимо три девушки, с ног до головы закутанные в белые простыни. На их шеях красовались цветные ожерелья, а вместо шапок они носили сложные узлы, похоже, накрученные из полотенец и наволочек. В этих одеждах девушки походили на больших диковинных птиц из параллельной реальности. Их лица излучали абсолютное счастье, но девушки никого не агитировали и не раздавали флайеры с визитками, а просто шли куда-то в волшебное будущее.

На пешеходной улице, идущей под прямым углом от Арбата, расположились художники и неподалеку от них продавцы разной мелочёвки. Картины стояли на мольбертах или прямо на тротуаре. Без духовного вмешательства и здесь не обошлось: ряды картин обходил толстый бородатый старичок в тюбетейке и колхозном пиджаке, и за символическую плату читал молитвы на хорошую торговлю.

По другую сторону Арбата от художников под сенью деревьев размахивал руками харизматичный мужчина средних лет, высокий, поджарый, с внешностью смешанного азиатско-европейского типа. Он обернул вокруг себя что-то вроде старой войлочной кошмы с желтой бахромой, а длинные русые волосы перевязал джутовой бечёвкой. Расставленные у дороги этюды с коняшками и национальные кожаные изделия обнаруживали родство харизматичного перевязанного человека с работниками творческих профессий. Прислоненные к дереву кобыз и домбра усиливали эту связь. Вокруг собралась толпа человек в пятнадцать, и взгляды людей были прикованы к наиболее заметному экспонату в коллекции: обширному – площадью примерно полтора на полтора метра, – многоцветному изделию, сплетенному из длинных широких нитей поролона или резины. На изделии висела прикрепленная бумажка с выведенной от руки надписью: “Заряженный ковер. Не продаётся”.  Люди тянулись руками к стенду с ковром, но хозяин изделия не позволял щупать магический предмет, поскольку от прикосновения он мог потерять свои чудесные свойства. Художнику наперебой задавали вопросы, и он звонким приятным голосом давал отрывистые объяснения, при этом экзальтированно тряс головой и выделывал руками сложные фигуры, не переставая двигаться ни на мгновение. Вне всяких сомнений, экспансивный мужчина и его яркий ковер заняли первое место среди других интересных аттракционов на Арбате. Ерлан и Фархад остановились и примкнули к толпе праздношатающихся, жаждущих притронуться к волшебному ковру. Создатель чудесного предмета силы в этот момент громко разговаривал с одним из зевак – высоким, интеллигентного вида мужчиной с длинными светлыми волосами, одетым в яркий джинсовый костюм и шейный платок ярко-розового цвета. Мужчина, чем-то отдалённо похожий на рок-музиканта Дэвида Боуи, своей внешностью из семидесятых и плавными манерами и сам производил впечатление человека не от мира сего, поэтому разговор между двумя этими необычайными людьми привлёк внимание ещё большего количества местных бездельников.

– Я вас понял, – воскликнул художник, видимо, продолжая разговор, начало которого дервиши не слышали. – Давайте ближе познакомимся. К примеру, как вас зовут?

– Сергей, – ответил Дэвид Боуи. – А как ваше имя?

– Меня тут все знают, я Шейзия, – представился изготовитель ковра, охватывая рукой безграничное пространство. – Подчёркиваю, что ударение на последней букве – “я”, а вовсе не на первом слоге, как думают некоторые. Вы, конечно, во многом правы, да, именно душа первична и постоянна, но я считаю, что большинство из нас далеко ещё не готовы полностью оставить физическое тело и присоединиться к абсолюту, и вот почему. Физическое тело очень важно, это не просто грубая оболочка и вместилище пороков, как вы говорите. Да, это всего лишь одно из семи человеческих тел, но также это единственное из них, которое мы можем ощущать. А почему мы ощущаем? – Благодаря точкам соприкосновения физического тела с эфирным – их еще называют чакры. Эфирное тело дает нам сигналы, а чакры, контактируя с нервными центрами, преобразовывают эти сигналы в ощущения. Астральное, ментальное и прочие тонкие тела – да, они существуют, но мы их не чувствуем и не можем увидеть.

– Эфирное тело можем, – возразил Сергей, отбрасывая назад свои непокорные волосы. – А как же видение ауры?

– Да, не спорю, – кивнул Шейзия. – Но сейчас речь не об этом. Астральное тело позволяет нам путешествовать во снах, а отсутствие ментального тела сразу бросается в глаза, когда человек попадает в психушку. Хотя в последнем случае это скорее не отсутствие, а искажение ментального тела. Именно оно позволяет нам знать, что я – это именно я, и никто другой.

– Мы знаем это благодаря душе и духу…

– Подождите, дайте мне закончить. Душа – это наш великий дар, но у каждого явления есть своя функция. А скажите, вот вы говорите, что душа бессмертна и может реинкарнировать. В таком случае – буду я помнить себя в следующей жизни? – Вряд ли. Случаи воспоминаний из прошлых жизней не доказаны и, по моему глубокому убеждению, всё это – просто плод больного воображения или коммерческая уловка. Ну не может человек помнить свои прошлые жизни, потому что сознание находится в клетках мозга, а они безвозвратно погибают в первые несколько минут после смерти. Часть памяти сосредоточена в ментальном теле, но вот незадача – и оно полностью исчезает через некоторое время после физической смерти. Перерождается только душа, а вот у души – что? – у души нет ни памяти, ни способности самостоятельно развиваться, она только может сохранять следы, слепки прошлого…

Шейзия обвёл замершую толпу расфокусированным взглядом и торжественно резюмировал:

– Вот потому нам и дается физическое тело и сознание, чтобы мы своими поступками могли видоизменять свою душу. Беда в том, что абсолютное большинство прожигает годы бессмысленным образом жизни, а потом эта грязь отпечатывается на душе и переходит в следующее воплощение. Представьте себе жбан, кастрюлю, алюминиевый бидон. Грубо, конечно, но наша душа в момент ее зарождения выглядит как новенький металлический сосуд: дутый, звонкий, без единой царапины. Но вот человек начинает проживать жизнь, а проводит он ее, как мы знаем, по большей части весьма хреново, и так же тупо умирает. И раз – на бидоне появляется царапина, и вот она как раз и переходит в новое воплощение. А в следующей жизни он кого-то убьет – и на жбане уже не царапина, а вмятина. И так далее, и вот – сколько ходит сейчас людей с израненными душами и покалеченными судьбами, а кого за это винить, если он сам себя так вел в прошлых жизнях и продолжает в этой? – И что же делать?

– И что делать? – раздалось несколько голосов с нескольких сторон.

Шейзия загадочно улыбнулся и поднял указательный палец:

– К счастью, не всё потеряно, есть много способов совершенствования души и тела. Можно заниматься йогой, буддизмом, цигуном и другими практиками, но всегда помнить главное – делать всё это осознанно. А что такое осознание, как не само знание предмета? Да, как это ни банально звучит, но знание – это сила. И в подтверждение могу сказать – мы дожили до тех счастливых времён, когда существование тонких материй признало даже научное сообщество.

Фархад ещё в середине длинной и малопонятной для него лекции художника заметил пасмурного Какена – тот, видимо, всё же соизволил выйти в свет и присоединился к толпе у ковра, хотя и с другой стороны, явно не желая выдавать свою общность с дервишами. Теперь, когда речь зашла о науке, Какен заметно оживился и начал вслушиваться в слова Шейзии с интересом.

Между тем Сергей оказался довольно подготовленным и настырным собеседником. Если большинство присутствующих воспринимали речь художника практически с благоговением, то двойник Боуи с сомнением покачал головой и спросил:

– И где же доказательства ваших слов? При всём уважении, наука и магия представляют совершенно разные, даже противоположные подходы к происхождению мира. Главный научный метод – это опыт. Научное исследование, подтверждённое, к примеру, в Америке, даст точно такие же результаты в Японии или, скажем, на Южном полюсе. А что магия? На одного человека действует так, на другого иначе, или вообще не действует. Я хочу, чтобы меня поняли действительно правильно, я – полностью на вашей стороне. Например, сегодня с утра я поработал со всем пространством города и предотвратил серьёзное землетрясение. Почему я меня это получилось? – Потому, что работал я с тонкими сферами. Наука не может и неизвестно, сможет ли когда-нибудь прогнозировать землетрясения, а мы это умеем.

– К чему вы всё это говорите? – устало выдохнул Шейзия. Было видно, что самоуверенный человек в джинсах начал его утомлять.

– Это я к тому, – продолжил Сергей, – что наука и магия не делают одно и то же. У каждой из них своя сфера деятельности, и смешивать их не следует. Мы работаем там, где наука не может дать точных ответов. Если говорить относительно к человеку, то наука работает с твёрдым физическим телом, а магия – с тонкими телами, сам факт существования которых научные методы напрочь отрицают. Давайте уже отделять одно от другого.

– Вы меня не поняли, – замахал руками Шейзия. – Вы сейчас рассуждаете как скептик. Согласен с вами, давайте будем оперировать научными терминами. Вот вы говорите, что человек состоит из твёрдой материи, а я уверенно отрицаю – нет. Уже не будем приводить азбучную истину о том, что он на семьдесят процентов – вода, хотя и это тоже имеет место. Всё сущее на Земле – это системы разных молекул, а молекулы представляют собой решётки атомов. Теперь представьте себе атом – это крохотное ядро, вокруг которого вращается такой же микроскопический электрон. Размеры электрона в сравнении с радиусом его орбиты просто несопоставимы – разница огромна, это всё равно что представить габариты первого искусственного спутника и всей нашей планеты. Только в случае с атомом спутник летает не вокруг гигантского земного шара, а вокруг такого же маленького спутника, при том, что радиус вращения такой же или ещё больше. Я хочу сказать – что атомы практически состоят из одной пустоты. Не только человек, но и даже стена этого здания управления связи – твёрже и прочнее трудно представить, и она тоже фактически пустая. А если заглянуть внутрь электрона, что современной науке пока не удалось – что там? – скорее всего, там такая же картина, ещё более мелкие частицы, тоже летающие в громадной пустоте, или же волны, некие искривления пространства, то есть, возможно, там вообще абсолютный вакуум, и получается, в конечном итоге, всё вокруг нас состоит не из твёрдого вещества, а из ничего, из волн и искривлений. Так вот, мы подходим к главному. Теперь мы видим, что человек – это система одних частиц, непрерывно вращающихся вокруг других. К каким элементарным частицам относятся электроны? Правильно, относятся к лептонам. Ранее считалось, что лептоны и это те самые мельчайшие стройматериалы, из которых состоят атомы, но сейчас уже есть научные труды, опровергающие это. Лептоны, в свою очередь, состоят из аксионов и микролептонов, тоже основанных на силе вращения, а вот вращаются они не сами по себе, а по инерции, идущей от торсионных полей. Торсион по-французски означает кручение, эти поля открыл учёный из Парижа, не помню фамилию. По его расчётам, диск, находящийся в идеальных условиях, будет крутиться непрерывно, приводимый в действие торсионными воздействиями. То есть, если на него не оказывает влияние сила тяжести, трение и прочие факторы, то его работа будет вечной.

– Это вечный двигатель! – послышался громкий восхищённый возглас. Его издал Какен, внимательно пропустивший сквозь извилины весь предыдущий монолог.

Шейзию реакция Какена явно подбодрила. Он приветливо ему кивнул и продолжил, обращаясь исключительно к Сергею:

– Да, всё в этом мире приводится в движение микролептонными и аксионными полями, они же торсионные. Но есть разница, в какую сторону вращаются микролептоны. У большинства растений и животных они вращаются в правую сторону, а вот современные люди состоят из левосторонних полей. Левостороннее вращение имеют вирусы, болезнетворные палочки, злые духи, раковые клетки. Теперь отгадайте, почему большинство людей в этом мире несчастны и постоянно болеют? Почему у нас такая не радующая продолжительность жизни? Да, верно, всё дело в левостороннем кручении их полей. Я, конечно, сильно упрощаю, – если почитать специальные научные монографии, там на этот счёт можно найти намного больше интересного, но в целом всё обстоит именно так. Мой ковёр сконструирован по всем правилам современной науки, пребывание на нём в течение получаса каждый день выравнивает торсионные поля в теле человека и направляет их в правую сторону.

– Но как же конкретно он работает? – задал вопрос Какен, с интересом и даже некой жадностью разглядывающий чудодейственный ковёр. – Каким образом вы смогли раскрутить торсионные поля с такой силой? Ведь на практике их влияние очень небольшое, даже ничтожное? И как же другие силы инерции, кроме торсионных? Как же принцип Д’Аламбера, третий закон Ньютона, сила Кориолиса, в конце концов?

– Физику никто не отменял, – кивнул Шейзия, – но вы сейчас говорите о материальных вещах. Микролептонные силы действуют на тонком плане, где законы школьной физики уже несостоятельны. Ведь и в Эвклидовой геометрии параллельные линии никогда не пересекаются, но мы-то знаем, что там бывает только в лабораторных условиях, на практике же они еще как сходятся и расходятся, словно рельсы на сортировочных станциях. На тонком плане торсионные частицы обладают буквально сверхъестественной силой, они могут всё. Например, они могут взаимодействовать с тахионами – элементарными частицами, открывающими возможности к перемещению со скоростью света. Что, выглядит как фантастика? Нет, будущее уже наступило.

– Короче говоря, – сделал вывод Сергей, – микролептоны – это очень перспективная тема…

– Не просто перспективная, – многозначительно отметил Шейзия. – Серьёзными исследованиями на эту тему уже занимаются. Не у нас, конечно, а в России, но придёт день, новые веяния дойдут и до нашей провинции. Товарищ, трогать ковёр руками нельзя, я же говорил, его энергетическое тело от этого может сильно пострадать.

Последняя фраза относилась к попытке Какена прикоснуться к яркому ковру обеими руками. Услышав предостережение, Какен словно очнулся от сна, вздрогнул и быстро ушёл за пределы толпы. Ерлан и Фархад, которым долгий научный диспут уже надоел, последовали за ним.

Какен стоял под сенью раскидистого дерева на другой стороне улицы. Вспышка любопытства в его глазах сменилась прежним выражением злости и безысходности.

– Вот шарлатан, – пробормотал он, как только подошли друзья.

– Ну, по крайней мере, у него есть целая крепкая концепция, – сказал Ерлан, бросая мечтательный взгляд на толпу вокруг ковра и на поясной кошель Шейзии, распухший от множества купюр. – Смотрите, сколько народу собралось. Похоже, с деньгами у него всё в порядке…

– Да ну их всех с его деньгами и дурацкой концепцией, – высказался Какен. – Лично я не отказался бы сейчас от здорового гамбургера и порции картошки.

– Это же вроде иностранная еда, – осторожно произнёс Фархад. – Неужели здесь есть такое?

– Есть, – уверенно подтвердил Какен. – Возле гостиницы “Казахстан”, в пристройке. Там делают корейские гамбургеры, каждый подается завёрнутый в отдельную тонкую бумагу. Попробуешь один раз – и станешь их рабом навсегда. Были бы деньги…

– Да, мы тоже не прочь перекусить, – согласился Ерлан, почёсывая голодный живот. – Вот только чем и на какие деньги…

Все трое умолкли, потупив взоры в асфальтовое покрытие улицы, поскольку безжалостная пирамида потребностей спустила их внимание из высоких материй к недовольному бурчанию желудка.

Долго им так стоять не пришлось, поскольку со стороны Зелёного базара послышались грохотанье и бренчание целой сотни различных народных инструментов: то приближался весёлый парад кришнаитов. Сотни мужчин, женщин и детей в оранжево-жёлтых тогах неторопливо шли по Арбату, растекаясь по всей ширине этой далеко не самой узкой в городе улицы. Они несли бубны, дудочки, барабаны и металлические тарелочки, применяя их во всю силу мышц или лёгких. Дедок-оркестр в сравнении с этим бедламом производил шума не более чем обитатели дома престарелых в тихий час.

Пока друзья зачарованно смотрели на это зрелище, к ним подбежала невысокая девушка лет шестнадцати, задрапированная в золотистую штору и в сланцах на босых ногах. Её лицо и руки были разрисованы сложными индийскими узорами, а во лбу зияла ярко-красная точка, похожая на след от сквозного огнестрельного ранения. Девушка оглушительно гремела двумя пустыми тыковками на ручках, полными камешков, и, пританцовывая, пела нескончаемую харе кришну.

Подбежав к трём хмурым парням у обочины дороги, молодая харе кришна остановилась, прекратила бряцание и приветливо протянула им флайер со словами:

– Приходите сегодня в Дом учёных, туда придет гуру из Америки, ученик самого Бхактиведанты. Он объяснит, как стать преданным вайшнавом и следовать верному пути.

– Один уже показал нам верный путь на целых семьдесят лет, – проворчал Какен. – Похоже, ничего хорошего из этого не вышло.

– Приходите, – пропела девушка, нимало не обидевшись на неуместное замечание. – Там будут традиционные индийские угощения, выпечка.

Весть об угощениях сразу заставила Какена переменить свой пессимистический настрой в отношении кришнаитов.

– А когда начнётся лекция? – быстро спросил он.

– Через полтора часа, мы все как раз туда направляемся, – последовал мелодичный ответ. – Обещаю, вы не пожалеете. Это на улице…

– Да знаю я, где это, сам учёный, – заторопился Какен. – Задний вход Академии наук. Вы идёте?

Последняя фраза предназначалась Ерлану и Фархаду, которых, однако, увещевания девушки в шторе не убедили.

– Как-то странно они выглядят, – замялся Ерлан. – Мы, наверно, в следующий раз…

Какен не стал их уговаривать.

– Ну, как знаете, – сказал он и направился вверх по улице Фурманова.

– Вот так он всю жизнь… – пробормотал Ерлан, глядя вслед Какену. – Пытается зайти в науку с заднего входа.

– Можно было пойти с ним, там выпечка… – неуверенно сказал Фархад.

– Посмотри на них, какая там у них выпечка? Давай лучше сходим на базар, у меня там есть знакомая, может покормить в долг. Главное, чтобы сегодня была её смена. Только книги сначала дома оставим.

На базаре оказалось, что Ерлан не врал: его знакомая оказалась на месте и без лишних слов поставила каждому по чаше с ароматным лагманом, а потом ещё и чаю налила. Во время трапезы Ерлан без остановки нахваливал благодетельницу, крича на всю столовую и повторяя одни и те же комплименты раз по тридцать – так, что несколько посетителей не выдержали и ушли, оставив свои тарелки полупустыми.

– Ерлан, ты нам всех клиентов распугаешь, – строго произнесла знакомая, вертлявая женщина лет тридцати в кружевном чепчике и белом поварском халате.

Ерлан в ответ поднялся, зажал её в угол и несколько минут шептал что-то на ухо. Девушка улыбалась и в итоге растаяла. Засмеявшись, она хлестнула ухажёра тряпкой по плечу и отправилась собирать посуду с освободившихся столов.

– Учись, – хвастливо заявил Ерлан, когда они вышли из базарного павильона. – К женскому полу нужен особый подход. Ничего, это только начало. Как только у нас появятся деньги, я её приглашу куда-нибудь.

После обеда друзья пришли в хорошее настроение. Беседуя и хохоча, они дошли по короткой улице до парка панфиловцев и долго бродили там по обсаженным соснами аллеям, любуясь на дёрганых белок и стаи вечно ненасытных голубей.

В один из парковых ресторанов стекались массы самого разношёрстного народа. Женщины и мужчины шли в повседневной одежде, с усталыми сосредоточенным лицами, то есть явно планировался не той, а что-то другое. На крыльце два радостных человека раздавали листовки и зазывали людей внутрь. Делать всё равно было нечего, поэтому Ерлан и Фархад присоединились к сосредоточенным людям.

Около сотни стульев в помещении ресторана не хватило на всех желающих. Народу скоро набилось под завязку, стояли даже в фойе и вокруг сцены. В общем-то, это трудно было назвать сценой – так, небольшое возвышение, на котором во время мероприятий обычно сидят невеста с женихом и их свидетели.

Ерлану и Фархаду повезло: они подошли в числе первых и заняли стулья примерно в десятом ряду. На сцене началось движение, организаторы выставили белые картонные коробочки и пластиковые баночки с неизвестным содержимым.

– Похоже, мы на поминках оказались, – шепнул Фархад, имея в виду появившийся на столах портрет улыбающегося кучерявого мужчины, чьи безупречные ослепительные зубы намекали на импортное происхождение их обладателя.

– Было бы хорошо, – отозвался Ерлан. – Обычно на таких мероприятиях дают угощения. Потом, если что, с собой остатки заберём.

Угощений, однако, не дождались. Из скверных динамиков вдруг зазвучала громкая тягучая музыка, пробивающая всё тело и рвущая на части желудки. Под истошные вопли Тины Тёрнер организаторы и с десяток их приближённых выстроились перед сценой, подняли руки вверх и принялись ритмично раскачиваться в разные стороны, одновременно зазывая весь зал повторять их движения. Часть присутствующих последовали их примеру, однако большинство осталось сидеть и растерянно глазели друг на друга и на беснующихся организаторов, походивших в этот момент на одержимых перед началом процедуры экзорцизма.

Песня стихла, но кошмар только начинался. Организаторы бегали по залу взад-вперёд, орали воодушевляющие лозунги, демонстрировали плакаты с некой продукцией и ватманы со стремящимися ввысь графиками. Из всего сказанного Ерлану понравилось только красивое многозначное слово “Шизандра” – кажется, это было название одного из лекарственных препаратов. Только минут через сорок прозвучало название “Гербалайф”, и тогда всё стало понятно. Благополучный человек на портрете оказался пока ещё не жмуриком, а председателем всей этой безумной корпорации, организаторы, соответственно, были его подчинёнными. Многим стало не по себе, и они тихо, по-английски ушли, но две трети зала всё еще сидели к моменту окончания длинной и неинтересной рекламной акции. Завершилось тем, что главный организатор – пухлый лысоватый парень в очках, призвал всех новичков подходить к своим супервайзерам и договариваться с ними о начале сотрудничества.

Ерлан и Фархад сидели, словно прибитые к стульям. Они обалдели от шумной музыки, жары и запаха пота, который источали они сами и другие такие же ошалевшие посетители. Также, как и все остальные, они не поняли новомодного слова “супервайзер”, что не помешало супервайзерам материализоваться, пойти в народ и предлагать свои услуги. Тут же, как водится, выявились подробности, о которых позитивные организаторы умолчали.

– Как это так? – возмущалась полная женщина с большой сумкой на коленях. – Получается, я должна купить у вас продукции на сто долларов? А где мне их взять?

– В этом и вся суть, – пояснял её потенциальный супервайзер. – Так делается бизнес. Вы берёте продукции на сто долларов, продаёте и получаете двести долларов. Потом покупаете на двести долларов…

– А у меня нет ста долларов, у меня вообще нет денег, – начала закипать женщина. Сидя на стуле, она ростом была почти вровень с худеньким компактным супервайзером. Тот, обладая хорошо развитыми телепатическими способностями (конечно же, благодаря чудодейственным заморским препаратам), инстинктивно отошёл на шаг назад.

– Дайте мне их взаймы, я продам товар и верну их вам, – предложила здоровая тётка, поднимая руку и пытаясь зацепить супервайзера за край вязаного свитера.

– Нет, это будет неправильно, – повторил тот, постепенно увеличивая безопасное расстояние между свитером и пухлой карающей дланью, судорожно зачерпывающей воздух в поисках добычи. – Вся суть в том, что первоначальный взнос вы должны сделать сами.

– Почему так, не могу взять в толк, почему вы говорите, что в этом вся суть? – рассвирепела женщина.

Похожие сценки разыгрывались по всему залу. Атмосфера, как и температура в помещении, заметно накалилась, и Ерлан кивком головы предложил покинуть эту юдоль печали.

На улице было прохладно, и дело уже шло к вечеру. Друзья несколько минут стояли у крыльца и не могли надышаться свежим воздухом. Впечатлений было столько, что они молчали.

– Да, полная шизандра, – единственное, что смог выговорить Ерлан.

– Вот-вот, и я говорю, – подтвердил Фархад, указывая пальцем куда-то сквозь деревья.

Ерлан вгляделся и увидел длинную процессию людей в белых одеяниях. Они шли по соседней парковой аллее по направлению к старому храму.

– Пойдем, на это надо посмотреть, – предложил Ерлан, и они заспешили к новым приключениям.

Зрелище было не для слабонервных. В начинающихся сумерках посреди деревьев двигались несколько десятков человек, в основном молодых девушек, хотя были тут и мужчины, и женщины постарше. Все были закутаны в белёсые простыни, закрывающих туловище, ноги и всё прочее так, что непокрытыми оставались только лица и кисти рук. На головах красовались клобуки сложной формы: у кого-то треугольником, кто-то навертел чалму, у некоторых из головных уборов торчали спицы, делающие людей похожими на огромных цапель. Девушек из подобного сборища друзья уже видели днём на Арбате. Как и кришнаиты, многие несли диковинные музыкальные инструменты, но встречались и крепкие парни с палками, лопатами и даже арматурами.

Глаза у всех участников шествия были стеклянные, настроение решительное. Прохожие останавливались и смотрели на странную колонну, а одна старушка не побоялась и спросила:

– Доченька, вы куда идёте?

Белая цапля, которой было адресовано обращение, остановилась и ответила:

– Впереди Страшный суд, Эммануил придёт. Нам нужно укрытие, и вы прячьтесь, пока есть время.

– А что будет, если не спрятаться?

– Начнутся сели и землетрясения, разверзнутся хляби небесные. Только храм сможет укрыть истинных детей Матери.

– Так храм давно уже не работает, – не отставала бабка. – Там сейчас музей или склад, это я с семидесятых годов помню.

– Ничего, это нам подходит, – успокоила её девушка. – Мы спасёмся, а остальных поработят, вошьют чипы в мозг, и станете все вы поклоняться Зверю.

– Какому зверю? О чём ты, дочка? – бабка задала ещё несколько вопросов, пытаясь вытянуть из цапли информацию, но то вернулась в колонну и на внешние раздражители более не реагировала.

Белые люди вышли на площадь перед старой церковью. Здесь путь им преградила государственная машина в лице нескольких милиционеров и двух десятков солдат внутренних войск. Огнестрельного оружия у них не было, но серая цепь ощетинилась рядом чёрных устрашающих дубинок.

– Вот что, товарищи! – воскликнул молодой белобрысый капитан в залихватски надвинутой фуражке со старым советским гербом. – Быстро развернулись и разошлись. Здесь парковая зона, шествия и акты самосожжения запрещены.

Белая колонна полностью вышла на площадь и в гробовом молчании остановилась в нескольких метрах от милиции. Так они стояли минуты три, сверля друг друга взглядами.

– Не поняли, что ли? – прервал безмолвие капитан. – Расходимся, даю вам ещё один шанс, потом всем вам придётся проехать с нами в управление.

– Братья и сестры! – раздался возглас. – Перед нами легион Антихриста! На каждом из них метка Зверя! Они преграждают нам путь к спасению!

Кто именно кричал, оставалось непонятно, но голос был явно мужской, и из тех, к чьему мнению другие участники шествия прислушивались. Во всяком случае, они стали медленно наступать на милиционеров, которые, в свою очередь, сделали несколько шагов назад. В белых рядах послышалось тягучее песнопение, некоторые угрожающе выдвинули вперёд палки и железяки.

Неизвестно, чем бы закончилась эта сцена, если бы позади шествия не завизжали моторы: это на двух армейских грузовиках к милиции примчалось подкрепление. Теперь численное преимущество было уже не на стороне белых братьев и сестёр, и они внезапно кинулись врассыпную, позабыв напрочь о конце света и Антихристе.

Недавняя статика резко сменилась бешеной динамикой: по всему парку с дикими криками бегали люди в белом, за которыми гонялись серые милиционеры и солдаты. Если им удавалось встретиться, несколько солдат хватали белого человека, скручивали ему руки и тащили к грузовикам и подъезжающим жёлтым уазикам. Случайные прохожие оказались в центре этой круговерти и растерянно озирались либо тоже начинали бестолково нестись куда-то в пространство.

Ерлан и Фархад остолбенели на мгновение, не зная, как им поступить. Мозг в подобных ситуациях обычно отключается, тем более у Фархада, который вообще не привык обращаться к помощи этого человеческого органа. В паре метров от них милиционер с погонами сержанта схватил мелкую девушку в белом одеянии. Та пищала и вырывалась, но сержант заломил ей руки назад и пытался поднять с асфальта, чтобы отвести к машинам. Коллеги сержанта в этот момент были заняты своими делами в других частях парка и не смогли прийти к нему на помощь, если бы что-то пошло не так.

Думал об этом Фархад или нет, неизвестно, но он, словно тигр, набросился на сержанта со спины, вытащил его дубинку из петли в портупее и со всей силы ударил милиционера по плечу, а потом ещё и по голове. Фуражка слетела с головы сержанта, и тот, охнув, повалился на пыльную землю. Девушка вырвалась из ослабевших рук захватчика и быстро убежала.

Фархад поднял ногу, явно желая раздавить потерявшему сознание милиционеру грудную клетку, но в это время Ерлан пришёл в себя от неожиданности, подбежал к нему и резко дёрнул назад. Только тогда Фархад пришёл в себя и понял, что он натворил. Ерлан выхватил у него из рук дубинку, провёл ею у себя под мышкой, потом ещё вытер носовым платком, забросил палку в ближайшие кусты, затем взял Фархада за руку, поскольку тот стоят столбом и тупо смотрел на поверженного стража порядка, и быстро поволок зарвавшегося ученика к выходу из парка.

К счастью, в общей сутолоке никто не обратил внимания на эту небольшую сценку. Практически все вокруг носились в ритме броуновского движения, истошно орали и дрались между собой, поэтому два компактных парня в неброских одеждах беспрепятственно добрались до чугунной ограды парка и выбрались на перекрёсток улиц Гоголя-Карла Маркса. Здесь Ерлан насильно заставил Фархада сменить бег на быстрый шаг, и они ушли вниз, к Арбату.

По пути Ерлан в самых непарламентских выражениях сообщил Фархаду всё, что он думает о его необдуманном поступке. Фархад молчал, погружённый в свои мысли. В надвигающихся сумерках они не заметили, как прошли весь длинный пешеходный отрезок Арбата и очутились дома.

В квартире их ждал пустой чай и ещё более, чем обычно, озлобленный Какен. Он сидел на табуретке со стаканом кипятка и шептал себе под нос неразборчивые ругательства. Под глазом яркой звездой горел свежий фингал, а воротник на рубашке был надорван, так же как и один из рукавов.

Уставшие от приключений друзья, не сговариваясь, решили умолчать о недавнем происшествии. Ерлан насыпал из бумажного пакетика в заварной чайник немного гранулированного чая – добычу с Зелёного базара, которую он попросту стащил в лагманной, и выложил в стеклянную вазочку несколько кусочков сахара. Все сели пить чай, и Какен сам начал рассказывать о своих злоключениях:

– Еды я так сегодня и не увидел. Эти… кришнаиты наврали про выпечку. Вся эта толпа припёрлась в зал, там ещё собрались обычные люди с улицы – им тоже они, наверно, пообещали национальные угощения, твари. Какой-то лысый здоровый американец, одетый, как в сауне, битый час через переводчика рассказывал полную чушь, временами оранжевые дебилы на сцене начинали под звуки какой-то непонятной наземной гармошки трястись и орать харе кришну. Лысый всё болтал и болтал, никакой пользы или тем более откровения в его словах я не услышал. Говорил что-то о своем детстве в лагерях… А вы знали, что у американцев тоже были пионеры в красных галстуках, и они так же вскидывали руку ко лбу и говорили «Будь готов – всегда готов»? Я не знал… Некоторые люди в зале начали уходить, и я тоже ушёл, так как понял, что всё это – одно большое… Потом у того же Дома учёных один чувак дал мне визитку. Он сказал, что увидел меня издалека и сразу понял, что я особенный человек, у меня, типа, особое излучение откуда-то из головы или фиг знает ещё откуда. Спросил, интересуюсь ли я богом, и позвал меня на заседание их организации. Я на это повёлся – а кому не понравится, если его назовут особенным, необыкновенным и так далее. Поехал с ним на троллейбусе в обычную квартиру где-то на Абая-Шагабутдинова, там они расписывали мне на доске что-то про бога-отца, бога-сына и какого-то Муна с его женой, который вроде как реинкарнация господа на земле. Мне это скоро надоело, и я их открыто спросил, дадут пожрать или нет. Я сказал, если этот Мун – кореец, то я бы не отказался от хе из судака и тарелки кимчи с фунчозой. Они начали меня упрекать, что я думаю только о своём теле, а не о спасении души, тогда я встал и ушёл. Да, кажется, когда выходил, я их всех послал по одному адресу, не помню точно, куда. Хоть бы печеньку дали, собаки. Там на большой остановке перед стадионом вонь и грязь полнейшая, чумазый бомж устроил свалку из досок, старых покрышек и прочего барахла. Он ходит там по местным ларькам, помогает им поднести что-то или пол метёт, за это ему дают остатки еды. Так вот, это грязный бородатый бомжара потом сел на скамейку и принялся жрать, а у меня, кандидата наук, за весь день маковой росинки во рту не было. Потом ещё на троллейбусе, когда возвращался, зашли трое гадов, особенно противный главный – усатый, стриженый, узкоглазый, вот такой…

Несмотря на ужасы прошедшего дня, Фархад и Ерлан с трудом сдержались от смеха, глядя, как исключительно монголоидный Какен, щурясь и растягивая пальцами веки, старательно показывал злого узкоглазого контролёра.

– На нашей остановке зашли, а у них какое-то соглашение с водителем. Тот не стал открывать среднюю дверь, всех выпускали через переднюю, и там эти три аульных типа начали всех шмонать на предмет наличия билета. А у меня какой билет? Я всегда бесплатно езжу, так как денег в карманах не водится. Я оттолкнул первого, но двое остальных повисли на мне. Еле от них отбился, вот, видите, рубашку порвали. Но ничего, я одному тоже хорошо так ногой под дых врезал, он аж скрутился весь. Потом они гнались за мной полквартала, но отстали. Я в школе первый в классе был на стометровке.

 Выговорившись, Какен вздохнул и долго водил ложкой в стакане с чаем. На город опускалась темнота. День, полных самых разных событий, утомил всех, и скоро Какен отправился спать, а за ним и Ерлан. Только Фархад остался на кухне. Ерлан заставил его плести самодельные свечи из тряпья и при их свете читать всю ночь молитвы для прощения грехов и смирения гордыни. На этот раз он не противился, прекрасно осознавая, что наломал дров, и молитвы – самое меньшее, чем ему придётся за это платить.

Полицейские хроники Акаши

Теперь в лучших традициях авантюрного романа перенесемся в две тысячи четырнадцатый год. Хотя не обещаю, что это был именно четырнадцатый. Возможно, тринадцатый или  даже раньше, но не в этом суть. Если вы читали мои предыдущие вирши, озаглавленные как рассказы парковщика, то напомню окончание третьей истории: после ряда конфликтов с таинственными организациями наши герои вернулись к обыденной, унылой и довольно сонливой жизни. Ерлан стал больше времени проводить в полицейском участке, где по вечерам они с Азаматом частенько прикладывались к бутылке, а потом ходили буянить по району.

В то весеннее утро оба были на удивление трезвые, причем, зная характеры этих субъектов не понаслышке, предполагаю с большой долей вероятности, что воздержание сие – последствие финансового кризиса, вызванного предыдущими гулянками, а вовсе не выражение свободной воли, стремящейся к здоровому образу жизни. К восьми утра заспанный Ерлан повертелся в той части вагончика, где у нас располагалась крохотная замасленная кухня, не нашел там ничего интересного и, захватив свою кружку, отправился в участок, надеясь перехватить что-нибудь у лейтенанта. И вот, когда они пили чай, дверь участка открылась, и на пороге появился майор Жумабаев.

В основном участковый виделся с майором в управлении, где тот частенько проводил совещания, на которых без остановки разглагольствовал, то и дело вставляя в фонтанирующий словесный понос любимое словечко – “плебейский” или “плебейство”. Произносил он его таким тоном и с настолько важным выражением лица, словно сам происходил из древнего патрицианского рода, чей прародитель принимал участие в похищении сабинянок. В участок майор заезжал редко, и сегодняшний визит оказался целым событием для забытого богом и людьми обиталища лейтенанта.

По словам Азамата, начальство в последнее время полюбило различные сюрпризы, но так, чтобы являться без приглашения, было слишком – даже для майора Жумабаева. Обычно ведь бывает наоборот – руководство вызывает на ковер, чтобы припечатать к этому самому ковру нерадивого работника. Однако майор сразу же, с порога, объяснил причину своего раннего явления народу.

– Доброе утро, Азамат лейтенант, – весело пропел майор. – Ну как, неплохо я скаламбурил? Однако не будем отвлекаться, я по неотложному делу. Вас, уважаемый, вызывают в полицию.

Последняя фраза, судя по взгляду майора, относилась к Ерлану, чья рука с почерневшей кружкой зависла в этот момент на полдороги от стола ко рту. Справившись с мимолетным окоченением, Ерлан трясущейся ладонью поставил кружку на грязную, в крошках, скатерть, и пробормотал:

– Я не… Это не я… В общем, та витрина в магазине возле “Евразии”… Я видел, это один бомж мимо проходил, поднял обломок кирпича и, ну, того… Если надо, я могу дать показания, но это не я, вот он может подтвердить!

И с надеждой указал на лейтенанта. Тот молча помотал головой в разные стороны, так, что было невозможно понять, согласие это или отрицание. После чего оба посмотрели друг на друга с настолько беспомощным выражением лиц, что майор не мог удержаться от ехидного смешка.

– Ну что, напугал я вас, архаровцы? – весело пролаял он. – Шучу, шучу, не бойтесь. В полиции вами интересуются, но вовсе не вызывают, а, если можно так выразиться, приглашают и с нетерпением ждут.

Толстенький майор распахнул свой дорогой плащ и, небрежно содрав его с плеч, бросил на стул, словно Цезарь – тогу. Только в этот момент Азамат и Ерлан обратили внимание, что майор в рабочее время был одет в гражданский костюм-тройку и лакированные туфли вместе форменной одежды. Навороченный служебный автомобиль Жумабаева, отражавшийся в окне, тоже не походил на замыленную голубую полицейскую “Шкоду” или “Фольксваген”.

– Что, нравится? – ухмыльнулся майор. – А ведь были времена, когда я ездил на плебейском желто-голубом  “Уазике” и глох на каждом повороте. Да, и носил точно такую же форму, как у тебя, лейтенант, только с другими погонами, конечно же. Кстати, а почему она у тебя такая мятая и, прошу прощения, воняет мышами? Хотя насчет этого пусть тебя спрашивает твое прямое руководство.

– А вы что, уже не его начальство? – спросил Ерлан, все еще с недоверием косящийся на майора.

– Ну, как бы сказать, – склонил голову Жумабаев. – Имею к нему отношение, но уже, если можно так выразиться, довольно опосредованное. Долгая история, но если вкратце, то программы двадцать-тридцать и тому подобное – это уже прошедший этап. Весь мир преображается, и мы эволюционируем вместе с ним. Наше министерство, несколько других центральных ведомств и местный акимат объединились и совместными усилиями породили новую структуру – ГУ ВГ, что означает Государственное учреждение “Видящее государство”. Согласен, звучит немного как масляное масло, но в этих простых словах сокрыта великая истина. Кого замечало наше государство в прежние времена? Вот ты, простой, недалекий умом и страшный обликом, никому вовеки не нужный младший лейтенант, неудачник, плебей, ты это понимаешь, ощущаешь на своем печальном опыте, ведь правда?

Лейтенант был не полностью согласен с майором, особенно в части страшного облика, но на всякий случай послушно кивнул. Жумабаев покровительственно потрепал его по замызганному рукаву и задушевно продолжил:

– Нас только недавно создали, и у ведомства еще нет своей полностью разработанной идеологии, но, как я лично вижу лозунг нашего ГУ – это то, что мы видим всех насквозь, предугадываем события и знаем всю подноготную. Шмотки из Есентая, Ролекс, айфон, ручка Монблан, Лексус, персональный водитель в костюме от Zilli, – все это ничего не значит, это так, плебейство и безделица. Наша главная задача – стать ближе к народу, и ради этой цели мы внедряем абсолютно инновационные формы работы. И вы в этом нам поможете.

Ерлан и Азамат бросили взгляд на обшарпанные стены участка, апрельскую слякоть за окном, и с сомнением воззрились на майора. Тот правильно истолковал скептицизм, написанный на лицах обитателей хмурого района Гвардии, и быстро пояснил:

– Я не говорю о материальной стороне вопроса, это как раз – наша забота. Один из учредителей ГУ – республиканская ассоциация “Наследие предков”, слышали о такой? Это неважно, в общем, “Наследие предков” максимально погружена в знакомую вам тему: гадалки, тарологи, знахари, колдуны и прочие мошенн… Хотя о чем это я, сейчас речь идет как раз-таки о том, чтобы ввести соответствующие методы в практику работы правоохранительных органов. Да, теперь государство, можно сказать и так, практически уже признает, точнее, значительно приблизилось к признанию и дальнейшему усовершенствованию, урегулированию работы людей, занятых в этой сфере, а значит, нам необходимо знать их методы, желания, чаяния. Поняли, к чему я клоню?

– Не совсем, – ответил Ерлан за обоих, в то время как лейтенант еще пытался собрать в кучу и осознать слова майора. – Вы говорите, что органы заинтересовались ведьмами и колдунами? Но зачем, ведь сфера довольно специфичная.

– Вы знаете, что такое синергетический эффект? Словечко новомодное и звонкое. Это объединение совершенно разных явлений в один часто необъяснимый, но исключительно продуктивный механизм. Наши ведомства часто и, будем говорить честно, в основном, – работают вслепую. Да, есть статистика, патрули ездят по городу, но у сотрудников отсутствует единый, системный взгляд на происходящее. Поэтому мы сейчас говорим о видящем государстве. Да, лет через десять у нас будут десятки тысяч камер по всей стране, введут тотальную сдачу отпечатков пальцев и повальный скрининг всего взрослого населения, но этого мало. Нам необходимо с большой степенью точности знать, о чем думает каждый гражданин, любой и всякий местный житель и гость нашего города. Да, господа, я говорю именно о том самом, о чем вы только что подумали – полицейским необходимо развивать ясновидение.

Азамат забыл об остывшем чае и в абсолютной прострации уставился в окно. Ерлан же, напротив, вскочил и принялся в волнении ходить по кабинету. Майор смотрел на произведенный эффект с явным удовольствием. Правый глаз у Жумабаева был заметно больше левого, постоянно смотрел вверх и практически не мигал, что производило впечатление общения с человеком немного не от мира сего и увеличивало воздействие даже самых обыденных слов, произнесенных майором, а тут такое – было от чего разволноваться.

– Конечно же, это видение нашего ГУ, – продолжал Жумабаев, сверкая правым глазом. – Мы еще не получали подробных инструкций от “Наследия предков”, но, поскольку их собственные усилия направлены примерно в том же русле, мы хотим упредить их и основать, так сказать, свою концепцию видящего, в нашем случае – ясновидящего государства.

– Ну хорошо, основывайте, развивайте, – наконец, выдохнул Ерлан, остановившись посреди комнаты. – А мы тут при чем?

– Вот мы и подошли вплотную к причине моего визита, – сказал майор. – Я предлагаю вам, скажем так, подработку. Постоянную штатную единицу мне пока выбить не удалось, но на договор, как его называют, ГПХ, средства уже имеются. Не делайте такие большие глаза, мы ведь не в вакууме живем. Прекрасно наслышаны о ваших потусторонних подвигах.

– Слухами земля полнится, – проворчал Ерлан. – А что конкретно вы от меня ожидаете? Сделать весь департамент внутренних дел ясновидящими не получится ни у кого, даже не пытайтесь. И дело тут не в том, что у них какой-то особый склад характера…

– Во-первых, у них действительно особый склад характера и ума, прошу прощения, что перебил. Годы работы накладывают свой отпечаток, а на некоторых – даже в буквальном смысле, – майор указал на задрипанный мундир лейтенанта. – А во-вторых, задача не в том, что вы станете их гуру или мозгоправом. Не надо превращать милиционеров в кашпировских. Начните хотя бы с самых базовых медитаций, научите их первоначальным навыкам. Мы должны чувствовать нарушителей из-за угла, ощущать атмосферу готовящегося правонарушения. Я хочу, чтобы вы отточили шестое чувство полицейских, превратили их в настоящие машины… Хотя о чем это я? Нет, я имел в виду…

– Да понял я, понял, – махнул рукой Ерлан. – Базовые медитации – это я могу. Предлагаю начать с хроник Акаши, потом перейти к чакральным коммуникациям, а затем…

– Это вы уже сами знаете, мне такие подробности ни к чему, – согласие Ерлана явно привело майора в хорошее расположение духа. – Для меня главное, что я смогу отправить руководству благоприятный отчет, и тогда там наверху поймут, что мы с ними двигаемся в одинаковых направлениях.

На этом месте Жумабаев запнулся и, помедлив, обратился к лейтенанту с просьбой налить ему чаю.

– В целом, можно сказать, я считаюсь вашим куратором со стороны нашего учреждения, – продолжил майор, получив свой чай. – Смысл реформы в том, что мы заберем на себя самые важные, системообразующие преступления, освобождая таким образом участковых от серьезных дел и попутно разгружая их для концентрации на различной бытовухе. Мы сейчас внедряем электронную систему оповещения “Умный микрорайон”, и после ее запуска вы будете оперативно получать разнарядку на каждый день. Таким образом, вам больше не придется думать, чем заняться в каждый конкретный момент вашего рабочего дня, готовый распорядок придет на ваш компьютер так же легко и просто, как вы только что налили мне эту чашку чая. В наш департамент мы пригласили самых лучших.

– А чем, к  примеру, ваши лучшие сыщики занимаются прямо сейчас? – поинтересовался Ерлан.

– Там не только сыщики, – проинформировал майор. – Оперативные группы состоят из сотрудников разного профиля, в их числе медики, программисты, математики, специалисты в сфере городского дизайна. Есть даже флористы. Отсюда и самый широкий спектр рассматриваемых нарушений. Вот, например, насущная проблема современности – загрязнение окружающей среды. Скажите, пожалуйста – какой, по вашему мнению, доминирующий фактор негативного экологического воздействия в нашем городе? Автомобили, фабрики? – а вот и нет. Несколько лет назад один из маслихатов принял постановление… Как вы знаете, маслихаты – это нормотворческие органы города и районов, можно сказать, парламент в миниатюре. Так вот, многие годы в городе творилось форменное безобразие – целлофановые пакеты в магазинах выдавались бесплатно. Покупатели брали их охапками, и пакеты затем валялись на каждом перекрестке, носились по ветру и липли на лица. А если пакет мокрый или грязный? Представляете. сколько заразы разносилось по городу? Когда маслихат утвердил свое решение, поднялась форменная истерика – опять, мол, вы за олигархов и против народа! Какое плебейство…

– А не в этом маслихате несколько депутатов – владельцы крупных сетей супермаркетов? – Ерлан счел за должное вставить замечание и тут же нарвался на критику.

– Вот, вот, именно так и отреагировали безумцы, – назидательно возразил Жумабаев, шутливо погрозив пальцем в сторону усатого дервиша. – А между тем моя команда сделала расчеты с привлечением крупных экспертов, и оказалось, что законодатели были правы, – именно эти чертовы пакеты и есть главный загрязняющий фактор в городе и стране. Пакеты сделаны из неразлагающегося пластика, они создают засоры в канализации, попадают в пищеварительный тракт животных и, по итогу, входят в первую тройку главных мировых проблем современности. Но что мы видим? – Проблема решена лишь половинчато. Цена на пакеты смешная, каждый может купить хоть сотню и затем вволю раскидывать их по тротуарам и мостовым. А так называемые маечки? – Они и сейчас бесплатны, и лишь немногие сознательные продавцы сражаются за чистоту окружающей среды и продают маечки и прочие маленькие пакетики хоть за какую-то цену. Мы собираемся поощрять таких продавцов, а затем пойти дальше. Люди избалованы, берут продуктов намного больше, чем им нужно, затем кормят этими продуктами собак, голубей, а то и вовсе их выбрасывают. Мы разрабатываем проекты нескольких поправок в нормативные акты, согласно которым цены на все продукты без исключения должны каждый месяц подниматься на десять-пятнадцать процентов. Затем произойдет заметный апгрейд, оптимизация – маслихаты введут продуктовые карточки на хлеб, макароны, воду и другие потребительские товары. Конечно же, это не будет внешне выглядеть как нечто патриархальное, – карточки будут оцифрованы, а все граждане страны войдут в единую систему отслеживания, чтобы избежать злоупотреблений. Вы ведь в курсе, насколько наши граждане несознательны и по-детски хитры. Они начнут ходить по разным магазинам, чтобы взять больше, чем достаточно, пытаться подделать карточки и тому подобное. Электронная система распознавания лиц и документов полностью исключит подобные трюки. Опять же, лечебное голодание будет полезно для большинства, и на это у нас тоже есть готовая концепция…

– Это понятно, – подал голос лейтенант Касымов. – Экология – злободневная тема. А все-таки, может быть, поведаете нам о чем-то более близком к полицейской работе?

– Хорошо, вернемся к правонарушениям, – охотно согласился майор. – Как я уже говорил, наш народ на выдумки горазд, а введение инновационной системы продуктовых карточек – идея перспективная, и неизвестно еще, как к ней отнесутся законодательные органы. Между тем, проблема никуда не исчезла, а решать ее необходимо уже сейчас. После того, как пакеты сделали платными, широко распространился главный бич современного общества – я, конечно же, имею в виду, повальное воровство пакетов. Советы директоров крупных торговых сетей неоднократно собирались по данному вопросу и выяснили, что продажа пакетов – основная статья доходов, от нее, в частности, зависит размер бонусов всего их руководящего состава и учредителей, поступления налогов в бюджет и в конечном итоге – финансовая стабильность страны. Мы проводили множество экспериментов на практике, но выяснилось, что даже изъятие пакетов из свободного доступа и концентрация их в руках одного специально выделенного работника не гарантирует отсутствие злоупотреблений. Сейчас мы работаем над созданием специальной рамки – пакето-детектора, подобного тем, что используют в аэропорту для выявления у сотрудников и путешественников металлических изделий. Также наше кинологическое отделение вышло с блестящей идеей тренировать собак на предмет обнаружения спрятанных пакетов по характерному запаху. Для этого сначала необходимо нанести этот специфический запах на пакеты, для чего мы отправили несколько экспедиций в Южную Америку и экваториальную Африку, – скоро они должны предоставить результаты изысканий. Пока же наши специалисты заняты выведением путем селекции особой породы собак для работы в условиях супермаркета. Это будет исконно наша, отечественная порода, гордость степей… и торговых центров.

Айфон майора Жумабаева залился пронзительной национальной мелодией, очень похожей на ту, которую включают при взлете и приземлении в местных самолетах. Глаза майора затуманились, он закачал головой в такт музыке, неразборчиво пропел несколько строф и прослезился. Затем все же принял звонок, с минуту сосредоточенно выслушивал чей-то доклад, тыкал пальцем в экран, спрятал телефон в пиджак и засуетился:

– Мне пора, служебная необходимость. Вот, кстати, еще одно из ряда вон выходящее событие, ужасно омерзительный случай. На одном из перекрестков пришла в негодность бетонная кладка – лестница, пристроенная к зданию еще в советские времена. Я там был несколько лет назад, лестницы уже фактически не было, а валялись кругом отдельные куски бетона. Официальные службы района делали все, что от него зависело: отправляли туда специалистов на изучение ситуации, заказали в нескольких инжиниринговых организациях проекты строительства новой лестницы, провели ряд важных тендеров, да что там – даже аким и его заместители лично ездили на это место раз пятьдесят, если не больше… В общем, работа проведена громадная, еще каких-то три-четыре года, и проблема была бы решена, но – каждый раз удивляюсь, сколько на свете негодяев, готовых испортить чужой труд просто так, ради красного словца. Этой ночью какие-то неизвестные без всяких разрешений от соответствующих органов за несколько часов установили стальной каркас, привезли бетон и восстановили лестницу абсолютно в том же виде, как она выглядела лет двадцать назад. Мне уже отправили фотографии этого плебейского уродства. Бегу туда разбираться, придется вызывать бригаду с отбойными молотками. Уже создана специальная межведомственная комиссия по этому вопиющему случаю, на место выехали несколько министров, руководитель района со всеми заместителями и… ну, чую, будет большой скандал. Ничего, мы их найдем, этих самоуправцев, у меня уже есть идеи, кто это мог быть. Лет пять уже группа местных жителей бесконечно писала и талдычила одно и то же: мол, падают они, ноги ломают, старушкам и инвалидам не пройти. Нашли, кем прикрыться, мерзавцы. Сейчас поднимем их обращения и найдем преступников. Видите, сколько дел, просто невпроворот!

У порога майор остановился и напомнил Ерлану:

– Так мы вас ждем в ближайшие дни. Подготовьте медитацию, а с меня – благодарные слушатели. О месте и времени сообщим дополнительно.

– А как же?.. – выдохнул Ерлан, но Жумабаев уже хлопнул дверью.

– Не сказал, сколько будут платить, – сокрушенно пробормотал дервиш.

– Какая тебе разница? Все равно бездельничаешь, – успокоил его Азамат. – А так – официальная работа, да еще с постоянной оплатой.

– Ладно, уговорил, – протянул Ерлан. – Ну я пошел, мне надо к медитации готовиться.

Спустя три дня мы вдвоем с Ерланом выехали на “Мерседесе” моего брата в полицию. Какое конкретно это было управление, я не помню: старенькое обшарпанное трехэтажное здание с вбитыми между окнами, характерными для семидесятых годов вертикальными плитами, которые должны были защищать персонал от чрезмерного солнечного света. Голубые ворота нам открыл мрачный охранник с погонами младшего сержанта, он же указал на свободное место рядом с полицейскими “Октавиями”. Я собирался вернуться на родную парковку, но Ерлан позвал меня с собой, уповая на то, что одному ему скучно, и медитация займет не так много времени. Поскольку на парковке меня все равно уже подменил новый сторож, я согласился.

Майора Жумабаева в управлении не оказалось. После десятиминутного блуждания по этажам и коридорам мы нашли сотрудника в штатском, которому Жумабаев поручил нас встретить. Небольшого роста, щупленький, на голове сноп вертикальных каштановых волос, направленных строго вверх, словно рогоз на болоте.

– Инспектор Тыншыбеков, – представился он, протягивая миниатюрную ручку. – Кто из вас Ерлан? Удостоверение личности захватили? Тут такое дело, отдел кадров сейчас на мероприятии, поминки по одному из коллег. Они подойдут через полчасика, а мы пока можем провести ту самую медитацию, которой нас сильно заинтриговал майор Жумабаев.

– Да конечно, без вопросов, – пожал плечами Ерлан.

Нас провели в тесноватый актовый зал, начавший уже заполняться полицейскими в форме и гражданке.

– А что сегодня за контингент, если не секрет? – спросил Ерлан. – Просто чтобы сориентироваться, на чем делать акцент в медитации. Я заметил у некоторых жезлы.

– Да, верно заметили, – согласился инспектор. – Есть также часть сотрудников из других отделов, но их не так много.

– Это отлично, – кивнул Ерлан. – У меня в связи с этим назрело несколько хороших идей.

– А вы пришли без ничего? – поинтересовался Тыншыбеков, с явным скептицизмом оглядывая непрезентабельную фигуру дервиша. – Никаких записей, плакатов, наглядного материала?

– В нашей работе это ни к чему, – уверил его Ерлан. – Тут главное подключиться к нужному эгрегору, а дальше все пойдет само собой, при поддержке сил космоса.

– Ну, это вам лучше знать.

Зрителей собралось весьма много для такого зала – не менее сорока человек, в основном сосредоточенные мужчины в серой форме, но было и несколько женщин. Многие явились с задания или собирались в патруль, о чем свидетельствовали пропахшие автомобильным дымом куртки, блестящие нагрудные жетоны и пистолеты в тугих кобурах. Наблюдались и фигуры в гражданской одежде: на входе контроля не было, поэтому, как мы узнали впоследствии, наряду с правоохранителями в зал смогли попасть и некоторые случайные люди. Кто-то вполголоса перешептывался, некоторые просматривали телефоны и планшеты, но большинство присутствующих молча взирали на сцену в ожидании начала сеанса. Тыншыбеков сел в первом ряду, я облюбовал продавленный стул у входа.

Ерлан не стал залезать на высокую сцену. Он подошел к сидящим в первом ряду, окинул аудиторию уверенным взглядом и спросил:

– Меня кто-нибудь представит?

Его умение вести себя должным образом в любой обстановке и достоинство, граничащее с надменностью, всегда поражали меня. Одетый в простенькую белую футболку под затрапезного вида ветровкой и широкие брюки на резинке, больше похожие на пижаму, нежели на часть делового костюма, Ерлан, тем не менее, держался прямо и решительно, а речь его звучала убежденно и авторитетно. Серьезное лицо с резкими, словно вырубленными из одного куска скалы чертами лица и густыми насупленными бровями, обрамляли густые прямые волосы, выбивавшиеся из-под зеленой мусульманской шапочки. Монументальный облик портили узенькие франтовские усики, вытянувшиеся темной полоской над верхней губой, но Ерлан ни за что на свете не отказался бы от этой весьма идиотской детали своей внешности, придававшей лицу дерзкую и агрессивную экспрессию. Склонный к криминальным авантюрам и не один раз за свою бурную жизнь попадавший в мутные ситуации, Ерлан спокойно обводил взглядом толпу стражей порядка и собирался к тому же попробовать себя в роли их преподавателя.

Инспектор Тыншыбеков не счел нужным торжественно представлять оратора. Он слегка приподнялся с места и, повернув голову в сторону зала, будничным тоном произнес:

– Коллеги, это тот самый экстрасенс. Ну, помните, майор про него говорил? Да, да, сейчас будет медитация. Остальное, думаю, он сам расскажет.

И плюхнулся обратно в кресло.

Ерлана столь обыденное и приземленное знакомство с публикой нисколько не смутило. Судя по всему, ему не раз приходилось выступать перед гораздо менее благосклонными слушателями. Кажется, он даже обрадовался.

– Что ж, благодарю за поддержку, инспектор, – кивнул он Тыншыбекову, в то время как тот зевал и разглядывал свою руку. – Вижу, тут собрались люди работящие и к официозу не склонные. Поэтому уделю буквально минуту вступительной части, а затем перейдем к медитации. Сразу скажу – нострадамусов и просветленных я из вас не сделаю, но такой задачи перед нами никто и не ставил. Мы считаем, что расширение сознания и подключение возможностей, о которых многие из вас даже не слышали, это лишь часть решения проблемы. Основная цель – повышение эффективности полиции. Нам нужен полицейский, способный обрабатывать и применять информацию круглосуточно, полицейский с усиленными рефлексами и способностями, априори имеющий преимущество перед нарушителем и различными криминальными организациями. Сегодня, на этой сцене мне доставляет особое удовольствие представить вам будущее охраны общественного порядка. Мы не просто собрались на семинар, сейчас мы говорим о полицейском завтрашнего дня: образованном, натренированном, способном предвидеть и прочувствовать любую потенциальную угрозу с тем, чтобы не просто устранять последствия, а искоренять нежелательные ситуации еще до того, как они произошли, путем использования нетрадиционных техник, практик и упражнений. Одна из таких техник известна еще с прошлого, а точнее – с позапрошлого века, хотя ее корни уходят в далекую древность. Всех людей и других живых существ на планете объединяет неосязаемое энергоинформационное поле, называемое по-разному: ноосфера, морфогенетическое поле, коллективное бессознательное, книга жизни. Есть еще один термин – Хроники Акаши. Работа с Хрониками поможет найти путь к собственной душе и состоит из нескольких ступеней: расслабление нервной системы, концентрация на дыхании или мантре, а затем – отключение внутреннего диалога и вхождение в состояние внутренней тишины. На этом этапе человек открывается к восприятию глубинных уровней информации. Под контролем опытного гуру вы войдете в пространство Акаши словно в библиотеку, после чего начнете задавать любые вопросы, и вам начнут приходить ответы. Обращаю внимание: у каждого индивидуальный метод постижения информации. Кто-то увидит ее в виде мыслей, образов или даже всплывающих в темноте надписей, кому-то ответы будут слышаться как звуковые сигналы, а есть и такие люди, которые будто получают в этот момент озарение свыше…

– Можно вопрос? – раздался отрывистый возглас из зала.

– Конечно, – с готовностью кивнул Ерлан. – Раз уж вы подняли руку, давайте сразу договоримся на будущее. Пока я делаю вводную, вы можете задавать интересующие вопросы и прерывать меня на любом месте. Но когда мы начнем медитацию, очень прошу – любое общение оставляем до момента, когда я разрешу говорить…

– Зачем нам все это? Чепуха какая-то.

Не только Ерлан, но и все слушатели обратили внимание на говорившего. Даже инспектор Тыншыбеков прекратил досмотр своих рук, приподнялся и бросил в зал долгий испепеляющий взгляд, не суливший наглецу ничего хорошего. Правда, того, похоже, это не волновало. Сухощавый молодец с длинным узким телом и бесконечными засаленными патлами, падавшими на рубашку неопределенного цвета, зевнул и еще раз негромко высказался:

– У меня там переустановка Windows и проверка сетей, а нас согнали на эту бесполезную лекцию. Объясните, зачем мне этот опиум для народа и наркотик для масс? Ведь кажется, века мракобесия остались далеко позади? Ваши Хроники вам об этом не поведали?

– Айдос, ты что, берега попутал? – прорычал Тыншыбеков, делая попытку вскочить с кресла, но Ерлан его удержал и насильно усадил обратно.

– Американцы – умная нация, – сказал Ерлан, обращаясь не только к Айдосу, но и ко всему залу. – У них есть поговорка: нет такой вещи, как глупые вопросы, – есть только глупые ответы. Ко мне можете обращаться по любым интересующим вас темам. Вы, насколько я понимаю, программист?

– Сисадмин, – все так же вполголоса пропел Айдос.

– Ну так я вам скажу, что именно для вашей профессии наша медитация имеет первостепенное значение. Считайте Хроники Акаши гигантским универсальным хранилищем данных, как это по-вашему – жестким диском. Или же можно сравнить их с Интернетом, только информации там значительно больше, и за нее не надо платить провайдерам. А информация в наше время – это всё: контроль, сила, власть. Вы всегда сможете быть на шаг впереди любого другого…

– Хорошо, предположим, вы меня уговорили, – снова перебил Айдос. – Скажите на милость, зачем для этого нужен преподаватель? Мы можем найти эту технику в том же Интернете, почитать о ней или же включить видео. Да там полно разных медитаций, на кой нам терять время с вами?

– Тут ничего не смогу возразить, – развел руками Ерлан. – Я человек старой закалки и считаю, что живой преподаватель намного лучше мертвого видео. За весь мир не скажу, но лично я не видел еще никого, кто бы смог получить инициацию через видео в сети, и в качестве такого закрепления материала лично я сомневаюсь. Впрочем, я вас не держу, можете идти, заодно и проверим, у кого техника будет получаться лучше: у вас, поклонника сетевых медитаций, либо у остальных присутствующих.

Ерлан выждал многозначительную паузу, сверля засаленного компьютерщика глазами, и, убедившись, что тот не воспользовался приглашением уйти, вернулся к лекции:

– Много времени я у вас не отниму. Эта медитация вообще проводится с преподавателем только один раз. Вы получаете инициацию – своего рода разрешение, ключ от библиотеки, и далее сможете пользоваться этим ключом бесконечно, хоть всю жизнь. Итак, начнем! Меня проинформировали, что большинство присутствующих имеет отношение к определенному подразделению, поэтому медитацию проведем с соответствующим уклоном. Юнг считал, что любой человек, даже не зная языков, может свободно общаться с другими людьми, используя архетипы – образы и символы, являющиеся универсальными в разных культурах и эпохах. Таким универсальным символом в нашем случае является жезл, другими словами – стержень, скипетр, лингам, глобальная аллегория урожайности и плодородия, известная со времен неолита. Этот символ автоматически превращает и без того превосходных сотрудников в альфа-самцов, основоположников жизни во всей Вселенной. Не забываем свои корни и приступаем к медитации. Устроились поудобнее, закрыли глаза. Все заботы, проблемы дня уходят, растворяются, вы позволяете себе несколько минут полной абсолютной тишины. Сделайте глубокий вдох и позвольте себе расслабиться. Теперь делаем еще один глубокий вдох – дышите размеренно и спокойно, постепенно выдыхая напряжение и стрессы дня и недели. На вдохе пропускаем дыхание сквозь все тело снизу вверх, уходя сознанием в глубины космоса, на выходе точно также прочищаем физическое тело с головы до ног и переносимся сознанием в центр земли. Повторяем снова и снова, расслабляем все тело и входим в состояние полной релаксации…

Голос Ерлана был тихим, мягким, успокаивающим, однако при этом оставался внятным и контролирующим. Я не участвовал в медитации, но и сам в этот момент почувствовал, как некая пелена заволакивает мозг. Большинство присутствующих, в том числе и недавний возмутитель спокойствия из компьютерного отдела, действительно закрыли глаза и погрузились в релаксацию, но были и такие, кто смотрел на происходящее со скептицизмом либо даже с усмешкой. Правда, проведению медитации они не мешали, и лектор мог спокойно продолжать. Он погрузил зал в глубокий транс, отсчитывал числа от одного до десяти, затем в обратном порядке и, когда счел погружение достаточным, сообщил всем, что теперь для них существует только их собственное сознание и звучание его голоса.

– Теперь позволим своему сознанию вести нас в самые лучшие места, о которых вы только могли мечтать, но для этого нам придется пройти довольно тернистый путь. Сначала ощутим себя крошечной точкой, пылью, плесенью, никем, вам холодно, голодно и тяжело, на вас навалилась громадная каменная плита, и она давит и давит… Но тут мы замечаем свет в конце туннеля, и плита сразу отваливается в сторону. Источник света перемещается вверх, и мы следуем за ним, четко осознавая, что это – наш единственный путь к спасению. Пока что мы находимся в нижнем мире и наблюдаем вокруг ужасающие фигуры наподобие чудовищ из самых страшных кошмаров. Не бойтесь, они вас не тронут, поскольку каждый из вас – избранный, и вы можете спокойно смотреть на них и даже подробно изучить всю эту кунсткамеру. Из таинственных углублений в стенах, покрытых зеленой слизью, стелется тлетворный дым, и выглядывают различные недружественные нам особи: личахи на мотоциклах, пьяницы с бутылками, продолжающие хлебать свое пойло за рулем, недобросовестные дальнобойщики, перевозящие запрещенные грузы. Они взирают на нас исподлобья, но мы поднимаемся выше и видим еще более ужасных персонажей. Вот бородатые дряхлые гномы с палками и кикиморы с тележками на колесах, они еле двигаются и пытаются достать вас своими клюками. За ними следуют гоблины, лишенные конечностей, они передвигаются на увитых мохом колясках и изрыгают потоки отборной брани. Чужеземные сущности в кепках и папахах, с горящими взглядами, несут в лотках ядовитую снедь и сторонятся вас, хотя знают, что им не миновать встречи с карающей дланью. Из дальних пещер к свету продираются закутанные в ветошь лярвы и горгоны с десятками мелких головастых демонов-спиногрызов: часть из них сидят у ведьм на плечах, а другие, постарше, бегут рядом и непрерывно голосят. Все они алкают вашей крови, но вы упрямо продолжаете свой путь, хватаясь за выступы на стене и свисающие лианы. И вот, наконец, вы выбрались на поверхность. Вы находитесь посреди небольшого лесочка и вдали лицезреете красивый замок на скале. К нему ведет тропинка, и мы направляемся по ней. Ужасные существа из нижнего мира тоже вылезли вслед за вами, поэтому вам необходимо поторопиться. Идем вдоль тропинки быстрым шагом и на поляне видим автомобиль. Это именно тот автомобиль, о котором вы мечтали всю свою жизнь, он именно того цвета, года выпуска, той конфигурации и со всеми наворотами. Вы садитесь в него, и на вас сразу появляется серая форма с погонами самого высшего звания. Автомобиль трогается, и вы едете к замку. Чудовища тоже ускоряются и летят вслед за машиной. Они вот-вот ухватятся за бампер, но автомобиль уже приблизился к подножию скалы и буквально взмывает вверх по горному серпантину. И вот – вы на вершине скалы, дверь автомобиля медленно отворяется, и вы оказываетесь перед огромными золотыми воротами. Позади шипят и скрежещут зубами чудовища, но их силы иссякли, и все они: карги-страшилы с тележками, орки на колясках, мелкие потусторонние спиногрызы, – падают с диким визгом обратно в дыру, откуда вылезли. Ворота перед вами отворяются, вы сразу попадаете в самый большой и светлый чертог прекрасного замка. Посреди блистательного зала с расписными колоннами и сияющими канделябрами высится величественный трон. К нему ведет красная дорожка, по обе стороны которой стоят прекрасные эльфы и великаны. Они приветствуют вас и приглашают взойти на трон. Вы медленно поднимаетесь по ступеням и садитесь на трон, тут же поверх серой формы появляется парчовая накидка, в правой руке вы ощущаете увесистый жезл – главный символ вашего могущества, а в правой появляется рация. Эта рация и есть ваш ключ к Хроникам Акаши, вы задаете любые интересующие вопросы и получаете на них исчерпывающие ответы. Трон поднимается и возносит вас в божественные палаты, где авторитетные властители принимают вас как равного, как своего, ведь вы – венец творения, сверхчеловек, чья могущественная непоколебимая воля задает вектор развития всей нашей реальности. Здесь все вы в своей стихии, вы – соль земли, лучшие сыны Вселенной, колоссы, столбы света, величиною от Земли до неба, возвышающиеся среди мрака и пустоты человеческого общества, вы – боги, высшая раса, вы определяете судьбы мира!.. Посидите на троне столько, сколько вам необходимо, проникнитесь этим великолепным состоянием… А теперь я начинаю обратный отсчет…