Рубиновый ключ для наследницы престола

Размер шрифта:   13
Рубиновый ключ для наследницы престола

ПРОЛОГ

– О Боже! Они нас догоняют, – простонала молодая женщина, выглянув из окна кареты.

Топот копыт громыхал в ее ушах, бешеный топот копыт по мокрой, черной ночной дороге: храп полузагнанных лошадей с пеной на мордах, яростный свист погоняющего их кнута. Бешеная дробь дождя была под стать бешеному стуку подков; карета неслась сквозь беспросветную стену воды – беспросветную, как отчаяние несчастных, что мчались в карете сквозь грозу.

Вспышка молнии перечеркнула ночное небо, и отразилась в лаковых стенках кареты, блеснула на позолоченном гербе, что украшал ее дверцы.

– Они поймают нас, – повторила женщина, судорожно сглотнув, и начала бормотать молитву, желая заглушить отчаяние. Прелестное лицо ее было мертвенно-белым. Ребенок, сидящий у нее на руках, был слишком мал, чтобы понимать происходящее, но заплакал оттого, что ужас матери передался ему.

– Элисса, ты можешь что-нибудь сделать? – голос мужчины был полон отчаянной надежды, – ты же можешь…

– Не могу… у меня не осталось магии совсем: я всю ее растратила, – отвечала она слабым голосом.

Мужчина тоже выглянул в окно, и убедился, что дюжина вооруженных всадников все больше сокращала расстояние, отделявшее их от экипажа.

– Если бы только успеть доехать до Обрубленного моста… мы свернем на мост, а эти негодяи пусть догоняют пустую карету, – он произнес это, как молитву к высшим силам.

– Но ведь пройти по мосту до конца сможем только мы – только я и ребенок – а как же ты?! – голос женщины сорвался.

– Вода в реке теплая, – нервно хмыкнул мужчина, и, высунувшись из окна кареты, крикнул кучеру:

– Останови у Обрубленного моста!

– Понял! – отозвался кучер.

Дорога шла вдоль реки, повторяя ее изгибы. Завернув за поворот, кучер остановил карету; беглецы нырнули в густые заросли ивы и пригнулись; тьма скрыла их. Карета вновь помчалась во весь опор. Когда погоня пронеслась мимо троих несчастных, они встали и бросились бежать по мосту, к небольшому каменному домику с башенками, стоящему ровно на том месте, где была середина реки. Вбежав, они тут же заперли двери; пробежав по узкому коридорчику, вышли с другой стороны домика; теперь муж и жена смотрели вперед.

То, что видел каждый из них, разнилось очень сильно.

– Попрощаемся, – сказал мужчина торопливо, – я пришлю тебе весточку, и ты приедешь ко мне, да?

Он жадно вглядывался в лицо своей юной жены, словно делая запечатлеть на прощанье каждую его черточку.

– Да, – отвечала жена, – я буду ждать. Только – ты побыстрее, ладно?

Они торопливо обнялись. Муж, наклонившись, поцеловал ребенка, и повернул голову назад, откуда уже доносились злые крики и топот копыт.

– Кажется, это погоня… они смекнули, где нас искать. Ну, давай, родная…

Тяжелые удары уже сокрушали хрупкие двери домика.

Когда группа вооруженных мужчин взломала запертые двери и обыскала сам домик – они не обнаружили никого. Сразу за домиком, на середине реки, мост обрывался, и дальше не было даже разрушенных основ моста. Только черная ночная вода, вспененная яростным дождем.

Так в ненастную осеннюю ночь навсегда покинули свою родину, королевство Галидорро, кронпринц королевства, его супруга и ребенок. Много лет прошло с того рокового дня. Тайна их исчезновения так и не была разгадана.

ГЛАВА 1

Флавиенна

Я видела в прошлой жизни этот ослепительный город, я жила в нем. Это ощущение не покидало меня каждую ночь, ибо повторяющийся сон про великолепный город, с роскошными зданиями до неба, выше неба, выше самой высоты, так что фасады домов плывут среди облаков – этот сон прокрадывался в мое сознание всегда с наступлением темноты – как нежный любовник прокрадывается на свидание с любимой…

А еще мне иногда снился старинный замок – с башенками, винтовыми лестницами, со стенами из желтоватого туфа, поросшими мхом… Во сне я гладила рукой его шероховатые стены, впитывала ладонями тепло нагретого солнцем камня…

Звонок телефона прервал мой сон на том месте, когда мне уже казалось, что вот-вот, еще секундочку – и я пойму, что это за город, и пойму еще что-то важное. А именно вот что: почему этот сон всегда сворачивает не туда?

Ибо каждый раз меня давит тревожное предчувствие, что с городом что-то не так. Сначала я любуюсь им, но потом вдруг замечаю, что садики вокруг домов выглядят запущенными, а клумбы заросли бурьяном. Витражи зияют разбитыми стеклами, а между камнями мостовой пробивается трава.

А ещё на меня волнами наплывает тишина. Нигде не хлопает створка окна, не слышатся человеческие голоса. Из окон кухонь не доносятся манящие ароматы утренней выпечки. И кошка, пушистая домашняя любимица, не устроилась погреться на солнышке возле дома. Только шмели кое-где тихо гудят над клумбами.

И я отчетливо, с полной ясностью понимаю, что я одна в этом зачарованном мире пустых домов, полевых цветов и утреннего солнца. Чувство невыносимого одиночества давит меня…

– Но почему?! – кричу я в отчаянии, – Почему? Где все?

И тут же ужас ледяной иглой прокалывает мне грудь, и я понимаю, почему: это я виновата, я! Это я покинула этот город давным-давно, и он завял, засох, умер без меня – как погибает цветок, брошенный без воды и присмотра…

Прекрасная архитектура все еще плыла перед моими глазами, но в конце концов – растаяла, рассыпалась клочьями тумана, и я узрела реальность: стены моей жалкой спаленки в съемной квартирке. В спаленке не было ничего, кроме пружинной кровати, на которой я и помещалась, облезлого комода и платяного шкафа с рассохшейся дверкой.

Я стиснула зубы. Эта скудость, эта пустая и бедная обстановка всегда нагоняла на меня тоску.

Застонав, я схватила телефон.

– Флавви, спишь? Ноги в руки, капор на голову и вперед – у нас тут убийство. Не вздумай опоздать, как придешь в участок, сразу на выезд!

– Но сегодня суббо… Слушаюсь, шеф, – я скрипнула зубами.

Села на постели и потерла лицо руками. Надо вставать.

В ванной я плеснула себе в лицо воды, глянула в зеркало, удрученно вздохнула. Нет, личико вполне миловидное. И волосы хорошие – пышные, блестящие, очень светлые с голубоватым отливом. Никто не верит, что это мой естественный цвет. Так что все неплохо, Флавви! А что до всяких там дефектов внешности, то наплевать. Спрячем, прикроем и скроем. Для полицейского следователя не так важно.

Наспех перекусив, я потрусила в «офис». Утренний Эйнелем был полон свежести раннего лета. Проходя мимо цветущего куста алларии, увешанного гроздьями белых цветов, я зажмурилась, улыбнулась, и шепнула: «Желтые». А затем взмахнула рукой. Из куста тут же вылетела целая буря лимонно-желтых бабочек. Я покрутила в воздухе пальцем, слегка дунула, и бабочки вихрем закружилась вдоль парка.

Я, Флавиенна Триальер, следователь полиции, живу в той части Эйнелема, который называется Старый Город. Двух или трехэтажные каменные домики с овальными окнами, остроконечные круглые крыши, крытые оранжевой черепицей, и мостовые, вымощенные камнями, которые отполированы до блеска – ноги горожан топтали их столетиями; лабиринты из узеньких каменных лестниц, которые кружат между двориками, взбираясь на Каменную Гору. Здесь пахнет выпечкой и сливочным кремом из маленьких кондитерских, парфюмерией из парикмахерских, здесь на каждом углу – магазинчики, мелкие мастерские, ателье…

Короче – здесь все живое и греет мне душу. Находиться на окраинах, где дымят фабричные трубы, мне тяжело, просто дышать нечем.

Поселилась я тут недавно. Раньше я жила на окраине; но, на мое счастье, судьба свела меня с почтенной вдовой Леру, которая недорого сдавала две комнатки с чуланчиком «для приличной девушки», и – ура! – она сочла меня достаточно приличной. На всякий случай, я не стала сообщать этой помешанной на приличиях даме, чем я занимаюсь – вдруг сочтет, что это неприлично – и позволила ей домыслить, что я секретарша…

Я перешла центральную площадь, украшенную собором и ратушей, свернула в проулок и вошла в офис. Там я скинула летнее пальто, и, не снимая шляпки, направилась к кофеварке, но спокойно попить кофе мне не дали. Мои лучшие друзья – Миррек и Хаджар – веселились, составляя какой-то отчет.

– Флавиенна, у нас вопрос, – заорал, обернувшись ко мне, Миррек, – если нападавший бил жертву об стену головой, то юридически, может ли стена рассматриваться, как орудие?

Я покосилась на Миррека, – умное лицо с живой мимикой, очки в тонкой золотистой оправе. За беззащитного ботаника его может счесть любой – любой из тех, кто не видел, чего этот парень стоит в крепкой драке…

Потом хмыкнула и ответила в тон:

– А разве, в данном случае, не голова является орудием при попытке повредить стену??? Тут ведь при желании, можно совсем другой состав усмотреть! То есть, стену вообще можно рассматривать, как потерпевшую!

Миррек отвечал коварно:

– Тут проблема: потерпевшая стена отказывается давать показания.

– Для начала отправить ее в суд, – сурово молвила я.

– Так она часть здания, как мы ее туда отправим! – хохотнул Хаджар, наш лучший оперативник – глыба мускулов и зверская внешность, но при этом характер плюшевого медведя.

– Вырежьте ее лобзиком, – посоветовала я, наливая себе кофе.

И тут появился шеф в сопровождении какого-то незнакомца.

– Двойное убийство на улице Соленого Нетопыря, – обрадовал он нас, – Привет, Шляпка, ты опять в новом капоре? Ишь ты какой фасонистый. Я его у тебя отберу!

– Не надо, – я поплотнее натянула шляпку-капор, – это моя главная ценность.

И кинулась к выходу. Надобно заметить, что шутливая война шефа с моими капорами, которые я упорно не желала снимать в помещении, была одной из дежурных развлекушек в нашем офисе.

ГЛАВА 2

Дом, где случилось двойное убийство, помещался в глубине запущенного сада – таинственного и полутемного даже в разгар дня. Тропинка из каменных угловатых плит, что вела к домику, застенчиво пряталась в зарослях папоротников. Сам особняк – с причудливой, изогнутой на старинный манер крышей, густо поросшей зеленым мхом, с двойными закругленными сверху окнами, казался скорее домиком гномов из сказки, чем местом, где случился банальный криминал.

– Я тут ничего не трогала, – лепетала приходящая уборщица, – как увидала, так сразу к вам…

– Да уж. Тут и без вас все потрогали, – вздохнула я, созерцая разгром внутри домика.

– Интересно, что они тут искали, – озадачился Миррек.

Потерпевших было двое: старичок-одуванчик, и мужчина помоложе. Старичок был мертв, хотя непонятно, отчего? Тяжелых ран на теле не было, только кровоподтек на виске, и впору было предположить, что он скончался от инфаркта, вызванного сильным испугом… а вот тот, что помоложе, судя по всему, оказал нападавшим отчаянное сопротивление, ибо и тело, и в клочья изодранная одежда – носили следы бешеной драки. При этом лежал он головой в щели между массивной кроватью и… узловатым широченным стволом дерева, которое росло прямо в комнате, сквозь пол, и, прорастая стволом сквозь крышу, устремлялось ветвями в небеса. Но ствол был здесь! Внизу, у самых корней, в стволе было огромное дупло, в котором помещалось уютное креслице с подушками, и даже с фонариком внутри – а на самом стволе крепилась книжная полка из корявых, но славно отполированных досок, уставленная старинными фолиантами, с тиснеными золотом корешкам (я еще раз отметила сказочность обстановки особнячка). Несколько томов свалились с полки и, как упали на голову бедняги, так и лежали…

Я осторожно убрала книжку с головы несчастного, потом вторую, и наконец, мне открылось лицо покойника – мужчины лет тридцати, который был весьма недурен, да что там недурен! Он был бы просто красавцем, если бы его не портили большой синяк под глазом и запекшаяся на подбородке кровь из разбитого носа. Волосы – пышные, цвета лесного ореха, также были в крови…

Это меня огорчило. Красивых мужчин и так почти нет в природе. А тут одного из последних красавцев прикончили – какое расточительство!

А хорош! Черты лица – словно изваяны из мрамора старинным скульптором. Брови – шелковые, черные вразлет, а изгиб-то какой красивый! И твердые, изящно очерченные губы… ах.

Как давно его убили? Я откинула рукой с лица пряди длинных волос – закинула назад, чтобы не мешали рассмотреть покойника получше. И тут меня ждало первое потрясение.

Ухо!!! Ухо, как у эльфа!

Откинутая прядь волос обнажила его ухо, верхняя сторона которого была заостренной и вытянутой кверху . Это что, у нас тут эльфа прикончили? А вампиров, некромантов и прочих кикимор тут часом за занавеской не прячется?!

Я уже машинально оглянулась в поисках опасной нечисти. Но тут меня настигло второе потрясение: «покойник» вдруг приоткрыл глаза и тихо застонал.

– Врача! – крикнула я. – Он жив.

– Точно?! – радостно воскликнул Миррек и принялся тыкать пальцем в телефон, вызывая скорую.

Несостоявшийся покойник, меж тем, силился что-то вымолвить разбитыми губами. Он морщился от боли, но явно хотел что-то сказать! Склонившись к нему, в надежде услышать что-то важное о преступлении, я шепнула:

– Говорите, я слушаю! Ну же…

И наконец, я расслышала то, что он пытался до меня донести. Он прохрипел из последних сил:

– А ты горячая кошечка…

И закрыл глаза.

ГЛАВА 3

– Так вы, господин Дармиэль Ланкрэ, утверждаете, что являетесь внуком покойного г-на Готтора Ланкрэ, и приехали к нему в гости?

Неотразимый красавчик лежал на больничной койке; его голова была забинтована. Подбитый глаз уже начал менять темно-фиолетовую расцветку на светло-коричневую.

– Именно так, – он прикрыл глаза, поскольку кивнуть, видимо, не мог.

– А с какой целью?

– Он сам пригласил. Написал, что стар, одинок… а я его единственный любимый родственник.

– И наследник? – коварно протянула я.

Он ухмыльнулся.

– Поверьте, леди – я человек далеко не бедный, и лишать жизни безобидного старика ради полудохлого домика, в котором нет ничего, кроме рухляди – абсурд. Если вы на это намекаете.

Ну и ну! Брови мои поползли вверх, глаза округлились. Этот прелестный особнячок он называет «полудохлым домиком»? Я вспомнила очаровательные витражные окна, высокие потолки с лепниной, витые лестницы, перила которых были украшены резьбой и внизу упирались в массивные резные тумбы, увенчанные вверху круглыми молочными шарами-фонариками…

А мансарда! Она была вся увешана великолепными картинами – я не знаток живописи, но, видимо, есть внутри меня живой огонек, который загорается, когда передо мной что-то действительно красивое. Так вот, рассматривая эти картины при свете, льющемся через витражное мансардное окно, я поняла, что эти картины – настоящие шедевры…

И, кстати, окно было очень интересным. Заглянув в него, я вдруг увидела, что за окном идет … снег! Разумеется, этого не могло быть – откуда снег летом! – ясное дело, это был интересный эффект, достигнутый старинным мастером-стекольщиком. Но как? Никогда не слыхала про такие эффекты. Короче, очаровательный двухэтажный особнячок был полон чудес!

Да я бы за такой дом, за возможность жить в нем… даже не знаю, что бы сделала. До убийства не дошла бы, конечно…

Но если господин Ланкрэ не считает домик ценным призом – зайдем с другой стороны.

– Возможно, в качестве наследства вам причитается кое-что покрупнее этого домика? – мой тон был самым ядовитым.

Он смотрел на меня, приподняв брови. Типа, не понимая, о чем речь.

– Что вы скажете по поводу этого? – я протянула ему желтоватый от старости свиток, украшенный старинными печатями, и несколько более свежих документов, из которых следовало…

(С ума сойти! когда я нашла эти документы при обыске домика, я буквально заорала. Я читала их и перечитывала, не веря своим глазам! Тайник в древнем письменном столе, где они были спрятаны, был настолько хитроумным, что я испытывала подлинную гордость за свои успехи!)

…из документов следовало, что покойный Готтор Ланкрэ является – ни много ни мало – прямым наследником кронпринца Альбелейна, сына и наследника короля государства Галидорро, Жюля Третьего. Вот так-то!!! И, следовательно, предъявив все эти документы куда надо, он (или его наследники) может воссесть на престол королевства… при условии, что тот не занят, разумеется.

Сначала я попыталась вспомнить, что это за государство такое вообще. Потом нашла в энциклопедии, что это крошечная страна, в которой, собственно, ничего толком нет: ни промышленности, ни сельского хозяйства, а живет это кроха-государство за счет нескольких шикарных казино, в которые все богатенькие бездельники, кому не лень, мотаются, чтобы разориться особо фешенебельным способом (идиоты).

Так-так-так! А что там с королем этого славного государства – жив или как? Я изучила и этот вопрос: так вот, престол уже много лет был не занят! А страной руководил некий Совет Двенадцати, состоящий из уважаемых горожан, исполняя обязанности регента при пустующем троне. Оказывается, такое тоже возможно! Офигеть!

Итак, сунув Ланкрэ документы, я не без ехидства наблюдала за его реакцией.

Ну, что скажешь, красавчик?!

Красавчик изучал старинный манускрипт самым внимательным образом. Прочел раза на три; затем принюхался, при этом левая бровь его поползла вверх. После чего спросил:

– Где вы это нашли?

– В ящике письменного стола был очень хитрый тайник. Может, эта штука и есть ключ… к разгадке? – голос мой зазвенел.

– Ключ, говорите? Хм… А лупы у вас с собой, часом, нет? Вы же сыщик?

Порывшись в рабочем саквояже, я извлекла лупу и протянула ее Ланкрэ.

К моему удивлению, он не стал рассматривать через нее сам текст, а принялся изучать бумагу как раз там, где текста не было. Затем улыбнулся снисходительно, и возвратил мне документ с одним коротким комментарием:

– Фальшивка.

Говорил он хрипловатым шепотом – видимо, говорить громче ему было трудно.

– Почему вы так думаете? – удивилась я.

– Ха! я немного понимаю в экспертизе всевозможных художественных предметов… рисунков…Так вот: этот документ датирован прошлым веком, а такая бумага, как эта, появилась только в веке нынешнем. Да и чернила… В то время чернила были сделаны на основе чернильных орешков, тогда как эти – чистейшая химия. Я уж не знаю, каким образом хитрец фальсификатор добился, чтобы они выглядели немного выцветшими от времени – но запах… у меня очень тонкий нюх, и запах чернильных орешков я не спутаю с запахом этих чернил.

Я сидела, слегка ошалев.

– Впрочем, если вы мне не доверяете, а вы и не должны, кстати – обратитесь к свои собственным экспертам, – посоветовал он.

Я рассеянно кивнула. Ситуация становилась все запутаннее и запутаннее. Я сжала кулачки так, что подпиленные ноготки вонзились в ладони.

Думаем, Флавви, думаем.

Допустим, он говорит правду… Тогда он ни при чем, но кто тогда убил старика и зачем?

А если он лжет, и документ подлинный, тогда он вполне мог как-то убрать своего дедулю, который был помехой на его пути. Ведь наследником трона был старик, и поди дождись, когда он отбросит концы – а красавчику-то, поди, охота поцарствовать, пока молод…

– Если это и вправду фальшивка, то объясните, ради Бога, зачем ваш дедушка хранил этот документ у себя, да еще – в тайнике?

– Я бы сам охотно спросил об этом у дедушки, – по красивым губам Ланкрэ змейкой проползла горькая усмешка, – но увы! Бедный старик уже ничего не скажет.

Он помолчал.

– Вы же сами видите, – сказал он наконец, – что мне тоже досталось от этих бандитов. С чего вы решили, что я могу быть подозреваемым?

Да это еще как сказать. Нанять головореза, который прикончит старика и немножко помнет тебя для отвода глаз, красавчик, не так уж и трудно. Так что этот вариант совсем не фантастичен.

– Вы запомнили нападавших? – спросила я с надеждой.

– Не очень, – он вздохнул. – Двое мужчин, средних лет… У одного нос с горбинкой, такой массивный… я услышал шум, вбежал в комнату. Дед даже не успел закричать – это они кричали на старика, чего-то требовали… Я кинулся на них в надежде спасти дедушку, но они умеют драться, этого не отнимешь. Меня они вырубили с нескольких ударов, а что им надо было от деда – не пойму. Хотя, я слышал, что они спрашивали его про какой-то ключ…

– Ключ? – воскликнула я.

– Да, он уверял их, что ключа у него нет, именно эту фразу я услышал, вбежав в комнату.

– А от чего именно этот ключ?

– Да откуда же мне знать, помилуйте?

Финиш.

Впрочем, у меня оставалась еще одна тема для разговора. Я немного помялась, затем собралась с духом, и пролепетала:

– Извините, а могу я задать вам вопрос, хм, личного характера?

– Вы так деликатны для полицейского следователя, – он приподнял бровь, хмыкнул. – Валяйте, задавайте.

Я собралась с духом и спросила шепотом:

– Что у вас с ушами? Такая странная форма…

– Наследственное, – вздохнул он. – У деда ведь точно такие же, вы не заметили разве? Уши – это семейное, их форма передается через века. Меняются все признаки внешности потомков, меняется форма носа, разрез глаз, цвет кожи – но уши остаются неизменными…

Он улыбнулся и протянул лукаво:

– Хотите спросить, не было ли у меня в роду эльфов?

– Я не верю в сказки про эльфов, а также фей, гномов и кикимор, – отвечала я строго и сунула ему свою визитку. – Если что-то вспомните – позвоните по этому телефону. Поправляйтесь, господин Ланкрэ.

И направилась к выходу.

– Дармиэль, – услышала я в спину. Причем сказано это было самым бархатным, самым чарующим голосом.

– Что? – я обернулась.

– Для вас я – Дармиэль, – подлец улыбался мне лучезарной улыбкой, от которой у любой девушки подкосились бы колени, а сердце растаяло, как пломбир на солнцепеке. – Можно – Дарми, так даже лучше. Удачи, леди Флавиенна.

Когда я вышла из палаты, напротив двери сидел какой-то невзрачный человек в больничном халате, поставив рядом костыли. Он внимательно посмотрел мне в лицо, и отвел глаза.

ГЛАВА 4

Ланкрэ

Занятная она, эта малявка в капоре. Небось воображает себя крутой дамой-полицейским, но – типаж не тот. Хотя, справедливости ради, истинная суть женщины и типаж редко совпадают.

Уж поверьте опытному мужчине. Чего я только не наблюдал в этом смысле!

Иная дама с темпераментом и повадками Мессалины вполне может иметь облик скромной добродетельной домохозяйки, этакой пухленькой лапочки с курносым носиком, и платьице в горошек. А яркая и стильная особа, рассекающая по жизни с хищным видом, вполне может на деле оказаться испуганной домашней девочкой, беззащитной и трогательно ранимой. И так далее.

Теория у меня на этот счет такая, что женщина иногда пытается с помощью наряда выразить не себя, а поиграть немножко в ту, которой она хочет быть, не имея ни малейшего шанса ею стать.

Ну вот, и эта крошка с глазами лесной феи не похожа совсем на суровую женщину-сержанта. Но вполне вероятно, что она отличный следователь.

А вообще, почему я о ней думаю?

Но эти глаза цвета аквамарина! Это очаровательное лукавство в уголках губ, даже когда она пытается выглядеть серьезной! Занятное знакомство устроила мне госпожа судьба…

Воздушное создание, легче самой легкой тени. Бывало ли у вас такое, что после весеннего дождя, оказавшись рядом с кустом цветущей сирени, вы вдруг всем существом ощущаете чей-то взгляд из темной глубины ветвей, словно кто-то невидимый, но – родной вам, родная душа, смотрит на вас и хочет позвать вас, открыться вам, но боится? Вот что-то подобное я ощутил, глядя на нее – даже вкус дождя и свежесть мокрой сирени.

А ведь она мне реально нравится. Кто скажет, почему из тысячи хорошеньких девушек вдруг понравится вот эта, а все остальные – мимо?

Отчего люди глупейшим образом влюбляются?

Мне кажется, что тут срабатывает какой-то внутренний сигнал.

Возьмем любого мужчину: к нему тысячи раз подходили другие, вполне достойные девушки. А он оставался равнодушен. А потом подошла одна, вроде ничем не лучше и не хуже прочих – а он взял и выбрал именно ее. Выбрал?

Это не он выбирал. Вот в чем дело. Это в нем сидело что-то, и оно, это «что-то», взяло и выбрало.

И оно, это «что-то», непознаваемо в принципе. Оно само ищет в девушке нечто такое, что не имеет отношения ни к разуму, ни к чувствам, ни к здравому смыслу своего хозяина.

Вот почему эта девчонка в нелепом капоре мне так залюбилась? Голосок такой строгий, ха! – она из себя строила грозную даму. Я, меж тем, любовался на ее бюст – мммм! – пышный, аппетитный, у меня просто руки чесались забраться под строгий костюмчик и ощутить всей ладонью тепло и упругость ее нежных округлостей…

А эти локоны с голубоватым отливом? И зачем она, кстати, таскает на голове этот капор, словно желая спрятать такую красоту?

Я встал и подошел к окну, распахнул его, сам толком не понимая зачем, а потом понял: надеялся посмотреть еще разок на эту малютку – вдруг она пройдет под окнами?

И мне повезло.

Как оказалось, окно моей палаты – как раз над входной дверью больницы. И именно из нее она вышла, и беспечно пошла вперед. Я отметил бесподобную грациозность ее походки, но тут…

Но тут из дверей, следом за моей феей, вышел какой-то тип в пижаме и костылями под мышкой.

Это меня удивило. Если ты можешь ходить без костылей, то и ходи себе, а зачем же этот бесполезный аксессуар под мышкой таскать?

Далее, он поманил рукой другого типа… и вот того, другого я узнал. Крупный нос с горбинкой! Этот «нос» подбежал к «пижаме», и я услышал шепот:

– Ключ у этой бабы!

Слух у меня отличный. Я порой слышу шепот с другого конца улицы – вероятно, у меня в роду и впрямь были какие-то магические существа…

Итак, «нос» прошептал: «Ключ у этой бабы!» и указал рукой на удаляющуюся малютку Флавиенну.

– Точно?

– Она нашла его! У старика в письменном столе был тайник. И с ним про этот ключ говорила… «Может, этот ключ и есть ключ к разгадке?»

– Понял, – отвечал «нос» и устремился за крошкой Флавви.

Так, а у малютки, похоже, будут неприятности…

ГЛАВА 5

Флавиенна

Слежку за собой я заметила сразу. Худощавый высокий парень, и на худом лице – нос с горбинкой. С горбинкой? Не тот ли самый?

На всякий случай я пропетляла по городу, чтобы проверить, не померещилось ли мне. Куда там! Он шел за мной как приклеенный.

А вот это уже непонятно.

Или он полный неумеха, или решил не столько следить за мной, сколько действовать мне на нервы.

Я свернула в переулок, и юркнула в ателье госпожи Нормэ. Тип застрял перед витриной и принялся с вожделением разглядывать женские шляпки. Соломенная с алыми маками его просто очаровала.

Отлично. С госпожой Нормэ у меня давняя договоренность: одна из кабинок для примерки имеет выход через черный ход на другую сторону улицы. А выбежав на улицу, уже в другой шляпке и другом плаще, в черных очках, я вернулась к ателье с другой стороны улицы, и решила проследить за негодяем сама…

Его не было.

Зато дверь ателье была распахнута настежь. Дурной знак. Войдя внутрь, я обнаружила рыдающую модистку, забившуюся в угол с выражением ужаса на лице.

– Что случилось?! – кинулась к ней я.

Случилась, собственно, простая вещь. Поскольку мое отсутствие затянулось, детина решил наведаться в ателье. Отодвинув шторку примерочной кабинки, в которой я скрылась, и, не обнаружив в ней меня, он схватил бедную модистку за шею, и потребовал объяснить, куда я делась. Модистка, рыдая от страха, объяснила, куда. Он кинулся следом за мной, но меня на той улице уже не было…

Когда я вышла из ателье на улицу, я была зла, как черт. А когда я зла, то почему-то начинает хмуриться небо, и поднимается противный колючий ветер.

Я села в вызванное такси, и приказала ехать домой. Когда мы подъезжали к дому, ветер был уже почти ураганный, а дождь лил как из ведра…

Ночью, лежа на диванчике в потайном чулане с пистолетом под подушкой, я поджидала визитеров. Кстати, о чулане.

Этот чуланчик в квартирке мадам Леру я оценила сразу как очень полезную вещь; втащила туда купленный на барахолке диван, а саму дверь замаскировала ковриком так, что не сразу и поймешь, что под ковром что-то есть, кроме стены. Теперь это пригодилось.

Заодно я размышляла над тем, что это за свора дуболомов свалилась на мою голову. По словам Ланкрэ, драться они умеют великолепно. Судя по всему, это какие-то профессиональные громилы. Но ни искать нужные предметы, ни грамотно вести слежку они не умеют совершенно. Кто же они и кто их нанял? Или они сами по себе?

Ночь, если ты проводишь ее без сна, присылает самые нелегкие воспоминания, и я вспоминала сиротский приют, в который попала после гибели своих родителей – мне было года четыре, или чуть больше, когда я осиротела. Ох, и дразнили же меня там! Единственная отрада была – забиться в уголок и мысленно звать маму и папу… А теперь, по прошествии стольких лет, я спрашиваю себя… Что я помню о них, о своих маме и папе? Да почти ничего. Съемная квартира, в которой мы жили, была вскоре занята другими людьми, и все вещи, которые у нас были, они, вероятно, выбросили… Мои попытки разыскать хоть какую-то информацию о родителях ни к чему не привели.

Ничего не осталось на память о них – ни копеечной брошки, ни фотографии, ни сувенира. Лицо отца я помню – тонкое, красивое лицо, однако помню смутно. А маму я не помню вообще, не помню ни лица, ни платья – только помню тепло ее тела, я прижималась к ней, сидя у нее на коленях, да помню ее нежные руки и голос – родной, успокаивающий… И колыбельную помню, которую она мне пела – про Город снов…

В городе снов заметает метель,

Снегом укрыты дома,

Спи, моя радость, начнется капель

Спи, мое счастье, настанет апрель,

Кончится все же зима.

Спи, моя радость, начнется весна,

Кисти распустит сирень.

Пусть будет роща весной зелена,

И пусть вся жизнь твоя будет ясна

Как ясный солнечный день.

Кажется, я от этих воспоминаний начинаю хлюпать носом. Только этого мне не хватало… Зло вытираю мокрые глаза.

А где мои бабушки и дедушки, и почему их у меня вообще нет – это просто загадка. Но мне неохота ее разгадывать. Если я им не была нужна, когда я была мала и беспомощна, то зачем мне они теперь? Но с другой стороны, мало ли какие там были обстоятельства…

А голос мамы продолжает напевать в моем сознании:

Мост перекинут давно кружевной

Меж двух различных миров,

И по нему ты однажды домой

С другом вернешься, с душою родной

Вновь под родимый свой кров…

Странные слова в этой песенке… Что значит «мост меж двух различных миров»? Непонятно…

Что это?! Шорох? Дёрнувшись, я поднимаю голову. Кажется, шаги по тропинке, или мне послышалось?

Нет, все тихо.

И все-таки, как хочется иметь родного человека рядом! Я вспоминаю, как однажды, в детстве мне приснился кошмар; я залезла в кровать к родителям, и сказала, что мне страшно. А потом обняла маму, поняла, что рядом с ней я в полной безопасности, и уснула. Тогда мне было четыре, но разве сейчас порой я не чувствую себя по ночам вот таким же умирающим от страха ребенком, жаждущим приюта и утешения?

Кажется, шорох… Чу, кто-то идет! Моя рука нашаривает пистолет под подушкой…

Нет, показалось. Все тихо.

Когда же эти прохвосты наконец явятся?! Я смотрю на часы; уже скоро шесть утра.

Пожалуй, можно и поспать немного. Два часа на то, чтобы поспать, у меня есть. Никто не пришел. Наверное, громилы, эти нежные созданья, убоялись проливного дождя, который всю ночь яростно поливал город…

Но они еще придут, и надо быть начеку.

ГЛАВА 6

– Итак, мэтр Ондохор, что вы можете сказать по поводу этого документа?

Специалиста по манускриптам пришлось искать в музее Изящных искусств. Нашла я его – ветхого старичка с клочковатой бороденкой и в огромных очках – в реставраторской, посреди музейной пыли, кисленьких запахов масляных красок и растворителей.

– Это фальшивка, да?

Эксперт, только что изучивший бумагу под микроскопом, явно колебался.

– Видите ли… утверждать насчет бумаги мне трудно, так как…

– Но мне сказали, что бумаги такого сорта еще не было тогда, когда, судя по дате, написан этот документ?

– Была она в то время, в том-то и дело. Но тогда она была редкой и дорогой, а широкое производство ее началось лет сорок спустя. Однако, принимая во внимание, что это не простой документ, вполне возможно, что использовали дорогую бумагу.

– Понимаю. А чернила?

– Это не чернильные орешки, но и не современная химия. Это чернила, сделанные из моллюска-буррекса, они были весьма популярны в те времена, и кстати, принимая во внимание, что Галидорро и его столица стоят у моря – почему бы им не использовать чернила из моллюсков?

– То есть, этот документ вполне может быть настоящим?

– Вполне, – кивнул старичок.

Час от часу не легче. То есть, что же получается? То есть, мы возвращаемся к тому, с чего начали. А именно, что мой сомнительный красавчик и есть подозреваемый? Еще придется его упечь в тюрягу…

А жаль. Я всегда считала что красивые мужчины – это общественное достояние, как произведение искусства, как эстетический объект… Придется его снова навестить.

– Такси, – кричу я, выйдя из музея. – В госпиталь.

В палату меня не пустили. Медсестра извинилась, и сообщила, что вчера больной нарушил режим и ему стало резко хуже.

– Что значит – нарушил режим? – уточнила я.

– Ну, встал и пошел куда-то… а потом потерял сознание в коридоре.

– Простите, а почему он его потерял?

– У него сильнейшее сотрясение мозга. Вставать в таком состоянии не рекомендуется… да и волноваться тоже, так что уж простите, но я вас к нему не пущу…

– Его так сильно ударили по голове? – спросила я ошеломленно.

И тут же обругала себя последними словами. Ну почему вчера я не задала вопрос о характере повреждений сразу! Услышала, что ему лучше, и вообразила, что его просто слегка отшлепали для видимости.

– Вероятно да, раз он при попытке подняться потерял сознание…

– О Боже… В каком он состоянии?!

Так, а почему у меня колени подкашиваются? Я опускаюсь на стул, заботливо придвинутый мне медсестрой, и смотрю на нее жадным, умоляющим взглядом.

– Боюсь, что в тяжелом. Ну, ну, – она чуть улыбнулась побледневшей мне, – надо надеяться на лучшее….

За окном громыхнул гром, прокатился по небу как бочка, полная камней, а затем нежно-розовая молния расщепила небо. Опять, стоит мне расстроиться, начинается черт-те-что с погодой!

Одно ясно: Дармиэль невиновен. То, что с ним случилось, не могло быть просто инсценировкой: ради инсценировки по голове с такой силой не бьют. И к этой шайке от тоже непричастен – слава Богу! Осталось услышать, что он поправляется, и было бы совсем хорошо.

Я вышла и пошла по улице, не замечая ничего вокруг. Дождя не было, но атмосфера была предгрозовая и душная… Дармиэль, Дармиэль. Только бы выжил, только бы…

Почему-то в памяти всплыли красиво очерченные губы, брови вразлет, подбородок с ямочкой… А что это я думаю о нем, не как о свидетеле преступления, а вспоминаю глубокие глаза и брови вразлет?

«Только бы выжил», повторила я как молитву.

И тут зазвонил телефон. Машинально глянула на определитель номера – это не был ни шеф, ни Миррек, ни кто-либо из нашего отдела. Номер был мне незнаком.

Вероятно, ошибка, решила я, но решила ответить.

– Алло?

– А я тебя вижу, – гаденько протянул незнакомый хрипловатый голос. И засмеялся мерзко – то ли закудахтал, то ли закашлял…

– Кто вы? – растерянно промямлила я.

– Тот, от кого ты не уйдешь, – он гнусно хихикнул.

Раздались короткие гудки.

Черт, черт, черт! Мне захотелось трахнуть трубку об пол.

«Флавви, возьми себя в руки», – приказала я себе и перевела дух.

Итак, я нарвалась на сталкинг. Теперь меня будут преследовать, и рвать мне нервы к чертям, пока я не попаду в психушку. По крайней мере, мой преследователь так думает. Через минуту телефон зазвонил снова.

– А я твоего дружка в больнице пришил, – сообщил он весело.

– В смысле пришил?

– В прямом смысле. Он сдох, – и снова раздались гудки.

Я чувствовала, как бешенство сжимает мне виски железными тисками. Небо, откликнувшись на мою ярость, внезапно потемнело, и свинцовые тучи спустились на город, клубясь и чернея на глазах.

Спрашивать телефонного хулигана «Где ты и что тебе надо», разумеется, совершенно бессмысленно. Тем более, я и так знаю, что именно ему надо. Сталкеру надо довести меня до такого состояния, чтобы я, теряя рассудок, на коленях молила его появиться в поле зрения; была бы готова покончить с собой, лишь бы избавиться от удушающего страха. Я видела девушек, которые стали жертвами сталкеров: это были полубезумные, исхудавшие, с глубокими тенями под глазами бедняжки…

Звонок раздался снова.

– Где ты взял мой номер телефона? – рявкнула я в трубку.

Разумеется, я не ждала, что он ответит на вопрос.

– Я про тебя знаю все, цыпочка, и номер телефона, и адрес дома, хе-хе, так что жди нас в гости, – и снова короткие гудки.

А ведь страх уже начал меня подъедать. Вдруг он и вправду сумел причинить какой-то вред Дармиэлю?

Флавви, возьми же себя в руки! С логической точки зрения, в этом нет ни малейшего смысла. Нет, нет, уверяла я себя – они этого не сделали, а говорят так, чтобы запугать! Он им был нужен, как источник какой-то информации… но с другой стороны, убили же они того старика? Хотя, возможно, они не имели намерения его убивать – просто перестарались, будучи дуболомами.

А что, если все-таки… Дармиэль, о Боже!

Я повернулась и бросилась бежать обратно к больнице. Я неслась со всех ног, шептала молитву и вытирала слезы с глаз. В палату я влетела, оттолкнув медсестру. Дармиэль был там, был жив и даже в сознании.

Слава Богу! Я прислонилась к косяку.

Ланкрэ скосил на меня глаза, и взглядом словно спросил «Что случилось?».

– Ничего, ничего. Просто… – тут я махнула рукой. И вытерла мокрые глаза.

И тут снова зазвонил телефон. Чтоб ему! Я сбросила звонок. Подошла поближе, села, взяла его за руку. Рука была теплой, с длинными пальцами, и мне хотелось ее трогать и разглядывать…

Флавиенна! – одернула я себя. – Не хватало только влюбиться в подследственного, позор для такого бывалого следователя, как ты!

– Я слышала, вам вчера стало хуже, – я сжала его руку.

– Хотел вас предупредить, что за вами следят, – прошептал он. – Я видел двоих… Вышел попросить телефон, а потом… ничего не помню.

– А моя визитка? Где она сейчас?

Он на минутку задумывается.

– Не помню… Она у меня была с собой… Да, в руке, но потом…

– Потом вы обронили ее в коридоре, – вздыхаю я. – Теперь понятно.

– Что понятно?

«Понятно, откуда сталкер знает мой телефон», – это я ему не говорю, просто машу рукой.

И тут телефон звонит снова, и я снова сбрасываю звонок.

– Вас преследуют? – спрашивает он тихо.

Я набираю номер участка.

– Миррек, это я. Пришли охрану к палате господина Ланкрэ. И да, не мог бы ты… погоди, я сейчас…

Я ласково глажу Ланкрэ по руке, мило улыбаюсь и выскальзываю в коридор, чтобы поговорить с Мирреком без посторонних ушей.

Преследования продолжаются неделю. Поминутные звонки, отвлекающие меня и выматывающие нервы. Постоянная слежка, когда я чувствую опасность за спиной, чувствую всей кожей – но, обернувшись, никого не вижу.

– Что вам нужно? Ключ? – кричу я наконец срывающимся, полным слез голосом в телефон. – Не ходите за мной, у меня его при себе нет! Он у меня дома, в тайнике, но без меня его вы все равно не найдете!

И судорожно, истерически рыдаю в трубку.

К дому я подъезжаю затемно. Моросит мелкий злой дождь, под стать моим издерганным нервам. Я снимаю промокший плащ, сбрасываю туфли, и, пройдя в гостиную, щелкаю выключателем.

– А мы уже здесь, – слышу я противный, до тоски смертной знакомый голос, гаденький смех и созерцаю хорошо знакомый мне нос с горбинкой.

Стремительно оборачиваюсь на звук голоса.

Мерзавец сидит, развалившись с моем любимом кресле и потягивает из бутылки мой любимый шоколадный ликер. Мой ликер!

Сссссволочь!

– Ага, – подтверждает кто-то сзади. Быстро обернувшись, обнаруживаю, что путь назад отрезан: у дверей стоит его сообщник.

ГЛАВА 7

– Ну, раз вы уже тут, не угодно ли чаю? – напевно мурлычу я самым светским голосом, с любезным радушием хозяйки дома.

Да, мальчики, а вы чего ждали? Что я начну колотиться с воплями: «Как вы смеете? Пустите меня!» и все такое? Не дождетесь.

– Или вы предпочитаете кофе? – продолжаю щебетать я. – Или хотите предложить мне тему для светской беседы?

– Ты глянь, она не боится? – интересуется один, с развязной ухмылочкой подходя ко мне. – Шибко храбрая?

Нет, я не храбрая. Мне страшно. И единственный выход, как мне кажется – это говорить с нахальными подонками спокойно и невозмутимо, притворяясь, что ничего особенного не происходит…

– Я полагала, что мы могли бы поговорить как деловые люди, – смотрю ему прямо в лицо. – Вам что-то нужно – так? – а мне нужно, чтобы вы от меня отстали. Мы могли бы договориться.

– Мы с бабами не договариваемся, – цедит он сквозь зубы, – мы бабам показываем, где их место.

Резким рывком его рука наматывает на кисть мои волосы, и при этом мне в горло упирается нож.

– Вы себя ведете непрофессионально, – говорю я ему, жмурясь от боли. – Вы хоть можете сказать мне, что вам нужно?

– А нам все нужно, – ухмыляется он мне в лицо. – Сперва мы с тобой позабавимся, а потом ты нам сама все расскажешь про то, где спрятала ключик… Поняла, девка?

– И какой же ключик вам надобен? – мой голос звучит сипло. – А то у меня ключей тридцать три связки, поди разбери…

– После того, как мы тебя оприходуем, ты сама сообразишь, какой, – отвечает мне горбоносый, и подходит ближе. Подходит походкой вразвалочку – походкой наглого победителя.

– А кто вас прислал, я тоже сама должна сообразить?

– А тебе этого знать не надобно, цыпочка, – он мило улыбается, – мы тебя все равно живой оставлять не собираемся. Твоя забота теперь – умереть без особых мучений…

И тут раздается звук. Тихий хлопок. Настолько тихий, что на него и внимание-то не обратишь… если не знаешь, что он означает.

Мерзавец, внезапно обмякнув, падает на пол. Все буднично и просто. Миррек, бесшумно возникший в комнате, держит в руках пистолет с глушителем, и вид у него спокойный, как у офисного служащего. За его спиной – открытая потайная дверь от чуланчика…

– Позабавиться решили? – спрашивает Миррек с улыбкой. Вопрос обращен к тому из налетчиков, что еще продолжает держать меня за волосы, а нож его упирается – и довольно болезненно – мне в шею.

– Не подходи! Я ей горло перережу! Пистолет на пол! – верещит он.

– Хорошо, хорошо, – отвечает Миррек, улыбаясь еще шире. – Вот прям сейчас положу, только сначала станцую… Трам-там-трататам…

И начинает изображать грациозные па бегемота, решившего сбацать чечетку. Изящества мало, но топота много, а он еще и спрашивает, хихикая, с идиотским выражением на лице:

– Вы что предпочитаете – народные танцы, или классические бальные? А может, стриптиз?

И, к моему изумлению, Миррек, страстно извиваясь, начинает расстегивать рубашку. И по бедрам себя поглаживает этаким эротичным жестом – где он только такого набрался?! Я хотела бы намекнуть ему, что он малость переигрывает уже, но острие ножа, упирающееся мне в шею, несколько мешает…

Жаль, не вижу я в этот момент лица бандита. Наверное, выражение изумления на нем примечательное…

Он все еще держит меня за волосы, но явно не понимает, что делать дальше, не понимает до тех пор, пока на его голову не обрушивается рукоятка тяжелого пистолета Хаджара, который на цыпочках, в одних носках, подкрался сзади.

– А вообще ты лентяйка, – нахально заявляет мне Миррек, когда два негодяя – один мертвый, другой живой в наручниках – уложены на пол в кладовке.

– Это почему еще, – улыбаюсь я.

– Могла бы и сама в одиночку с ними справиться!

Он мне льстит. Я бы не справилась, но от его смеха мне становится легче.

– Это же такая возня, – возражаю я, открывая холодильник, – Пива хочешь? А ты, Хаджи?

– Вот я и говорю – лень ты морёная, – смеется Миррек, наливая пиво в высокий стакан, – а на закусочку ничего вкусненького нет?

– К нам скоро должен прийти третий из этой шайки, так что вы не расслабляйтесь, – возражаю я.

– Думаешь? – Хаджар напрягся, – почему?

Оперативник он от Бога, вот только соображает куда медленнее Миррека.

– А чтобы третий мог явиться спасителем в белом пальто, и тогда в порыве благодарности, перепуганная дамочка отдаст ему и ключ, и все на свете, – объясняет Миррек, – даром, что ли, они ее неделю пугали и доводили до трясучки?

– Понял, – кивает Хаджар, – ну-ка, садись, – и придвигает мне стул. Я устраиваюсь поудобнее, а Хаджи бельевой веревкой опутывает меня.

– Ротик, – командует Миррек, засовывая мне в рот платок.

– Вполне убедительно, – окидывает меня Хаджи взглядом художника, завершившего свой шедевр. И оба удаляются в потайную комнатку, прихватив бокалы с пивом. И бутылку не забыли.

Я жду.

Тикают часы.

Тихо моросит злой холодный дождь за окном, барабаня по пухлым листьям индемоны. Тикают, тикают часы. Да что же такое.

Тихий скрип входной двери. Я вся сжимаюсь. Сейчас я его увижу…

– Флавиенна! – слышу я знакомый голос, и я не верю своим глазам.

На пороге стоит Дармиель Ланкрэ.

ГЛАВА 8

Проклятье! Проклятье!!!

Ну почему так? В кои-то веки мне понравился мужчина. Нет, я не романтическая барышня, и ждать худшего в любой ситуации меня научила жизнь. Но хоть один раз могло бы это правило не сработать?!

С другой стороны, даже если бы он не разочаровал меня сегодня – разве возможно представить на минутку, чтобы между нами что-то было по-настоящему? Такой король-лебедь, как Дармиэль, и такая серенькая мышка, как я… Так что, по сути, я ничего не потеряла… Хотя нет, конечно, потеряла: когда мужчина падает в твоих глазах с пьедестала, это больно. Господи, о чем я думаю в самую неподходящую минуту!

– Как вы? – бросается он ко мне, вытаскивает кляп изо рта. В голосе – искренняя тревога. Заботливый, гад!!!

Я так расстроена, что у меня даже нет сил на ярость.

– Откуда вы узнали, где я живу? – спрашиваю я устало и апатично.

– Я собственно, не знал… Но у меня есть одна особенность – я чувствую, когда дорогой мне человек в беде… и иду, сам не зная куда, но всегда прихожу куда надо.

– Ах, так я дорогой вам человек, – мой голос полон сарказма.

– Наверное… То есть, я хочу сказать, если сработало – то, наверное, моя душа по какой-то причине считает именно так… Хотя умом я не могу понять, что она, сиречь душа, в вас нашла, – его губы кривит ехидная усмешка.

– Ах, так вы свою душу понять не можете? Так я вам подскажу: она просто жаждет получить тот самый таинственный ключ, и ради нее вы подослали этих двух дуболомов?

– Я не знаю, о чем вы, но давайте я лучше вас развяжу…

– Не трогайте мои веревки! – рявкаю я.

– Вы уверены? – он явно удивлен.

– Точно так же, как и в том, что вы – организатор всего этого спектакля…

– Какого, помилуйте?

– Да такого, что неделю эти придурки мотали мне нервы звонками и запугивали. Сегодня они вломились в мой дом. И когда я предложила решить вопрос по деловому, они объяснили, что сначала хотят со мной «позабавиться», а потом убить, причем убивать долго и мучительно.

– Где они?! – он темнеет лицом.

Не обращая внимания на его реплику, я продолжаю злобно:

– И какой же вывод? Все их действия были спектаклем, чтобы довести меня до нервного срыва, и подготовить ваше триумфальное появление…

Он кидает взгляд на свои ноги в мятых пижамных штанах, и замечает:

– Вообще-то в пижаме я мало похож на триумфатора!

– На правдивого человека вы тоже мало похожи. Надо же придумать такое – что у вас экстрасенсорные способности…

Он делает гримаску, закатывает глаза.

– О, небо! Именно тогда, когда я говорю чистейшую правду, мне почему-то всегда не верят. Видимо, это судьба, – говорит он меланхолично.

– Я дам вам вторую попытку, – отвечаю я в тон. – Попробуйте еще раз, может я и уверую в вашу правдивость?

Он смотрит мне в глаза насмешливым взглядом, затем выдает смиренным тоном:

– Спасибо. Ну, и как же мне вас убедить, – он закрывает глаза. Сосредотачивается. И, шепнув: «Зеленые», щелкает пальцами.

И к моему абсолютному изумлению, вихрь из зеленых бабочек, взявшись из ниоткуда – порхая, шаля, мерцая – закручивается по комнате. Вот это да! Быть не может…

Он такой же, как я. Такой же!!! Мы с ним существуем на одной волне… Мы оба какие-то «не такие, как все»!

Какая же жалость, что этот человек – мой враг… И, не успеваю я погрузиться по этому поводу в горестные сожаления, как он приподнимает палец предостерегающим жестом.

И тут я слышу шаги, тихие шаги по вымощенной плиткой дорожке.

– Кляп! Всуньте мне его обратно и спрячьтесь, – шепчу я.

Ланкрэ нагло целует меня в губы, и смотрит мне в лицо смеющимися глазами, проверяя мою реакцию.

– Что вы себе поззз… позволяете?! – шиплю я.

– Как хорошо, что вы связаны, – говорит он, снова – очень нежно – прикасается губами к моим губам, затем сует мне в рот кляп – воспользовавшись тем, что мой рот приоткрыт от возмущения – и с невероятным проворством отступает в соседнюю комнату.

ГЛАВА 9

Ланкрэ

Слава Богу, сегодня я уже в норме. А вот тогда, неделю назад, было плохо.

В тот день, когда я из окна заметил слежку за Флавиенной, я решил, что надо ее срочно предупредить. Телефон бы только одолжить у кого-нибудь…

Я вышел из палаты, с визиткой в руке. Коридор, как назло, был совершенно пуст. И, пока я шел по коридору, я неожиданно заметил, что стены его ведут себя странно: то надвигаются, то раздвигаются, потолок куда-то плывет и кружится, а еще ощутил на губах привкус крови. Проведя рукой по лицу, я понял, что кровь у меня идет носом. Экая досада.

Тут я повернул за угол и увидел медсестру.

– Простите, вы не могли бы… мне нужен телефон…

– Почему вы встали с постели?! – вскрикнула она, переменившись в лице. – Вам надо лежать, вернитесь в палату…

– Мне нужно, – заплетающимся языком вымолвил я, и вдруг услышал странный звук. Он напоминал шипение газировки в тот момент, когда открывается бутылка, только был намного громче, от него закладывало уши. А потом наползла темнота из углов, ее становилось все больше, а света все меньше, я видел этот свет как в маленькое круглое окошко перед собой, и в нем металось лицо медсестры.

Потом ничего не помню. Я очнулся уже в палате на следующий день, и первым делом получил от медсестры внушение на тему – с постели не вставать, никуда не выходить и все такое.

Я и вел бы себя паинькой, но вот сегодня на меня навалилось «это».

Я до сих пор не могу придумать названия этому странному необъяснимому ощущению, и мысленно называю его «это». Так было с дедушкой, когда я мирно сидел в садовой беседке с книгой и бутылкой моего любимого абрикосового бренди. Я ощутил ужас, панику, и, сам не понимая, что я делаю, вскочил и побежал к дому. Нет, я не знал, что на деда напали, просто тревога жгла душу, мои ноги сами меня несли куда-то… а потом я оказался в комнате с убийцами. И раньше еще пару раз было… ладно, лучше грустные вещи не вспоминать.

И вот сегодня… Не собирался я никуда идти. Я вообще дремал у себя в палате, когда чувство нестерпимой тревоги погнало меня по городу, и знал ли я куда иду? Люди пялились на чудака в пижаме и больничных тапочках, а я бежал туда, куда звало меня «это». Я даже не знал, что в этом доме, в который я вошел, живет Флавви. Хотя догадывался, конечно, потому что других людей, которые мне были бы дороги, в этом городе нет.

Сейчас кто-то войдет. Может, я напрасно ее послушался и ушел? Однако я прячусь в платяной шкаф (дверка его издает омерзительный скрип), и жду – что же будет?

Меня одолевает беспокойство, и в то же время душит смех. Бог мой! Этот ее возмущенный взгляд – да за один этот взгляд разъяренного котенка я бы ее просто скушал. Губы мои помнят еще нежную свежесть ее рта, и ее растерянность, ее изумление в глазах в ответ на мою дерзость…

А ведь какой был бы отличный момент: она связана, не сопротивляется, целуй – не хочу… надо же влезть в эту идиллию какому-то пошлому уголовнику!

Скрип двери. Сейчас что-то случится…

ГЛАВА 10

Флавиенна

Дверь открывается и входит смазливый тип в светлом костюме. Он или не он?

– Простите, а… – говорит он, и созерцает меня с деланным изумлением, затем кидается ко мне. – Сударыня, о Боже! Что с вами?!

Он выдергивает кляп из моего рта, а я заваливаю голову набок. Я в обмороке, черт возьми, вот и давай, приводи меня в чувство!

– Леди, вы как?

Никак. Посмотрю, что ты делать будешь…

Он похлопывает меня по щеке. Я не реагирую.

– Чертовы остолопы! – бормочет он сквозь зубы. И кидается в соседнюю комнату – видимо, спросить у остолопов, какого черта они перестарались. Но остолопы прочно заперты в кладовке, а дверь в нее замаскирована так, что найти ее непросто…

– Эй, где вы тут? – шипит он.

Пометавшись, и не найдя никого, он развязывает мои веревки и на руках тащит к дивану. Это неприятно, но я изо всех сил имитирую глубокий обморок. Имитирую до тех пор, пока этот тип не начинает мне вливать в рот шоколадный ликер – из той самой бутылки! Из которой пил тот самый, который…

– Прекратите немедленно! – бешено фыркаю, и весь ликер из моего рта оказывается на его белоснежной рубашке. Я зло вытираю губы, и рассматриваю незваного визитера.

Бог ты мой, где они только нашли это чудо из ванильных зефирок и сладкого сиропа! Белокурые волосы, чуть ли не до пояса. Светлый костюм – элегантный, отутюженный – теперь тебе придется его сдавать в химчистку, голубчик. Короче, выбрали на роль соблазнителя антропоморфный торт с кремом… И пока я смотрю на него взглядом бешеной кошки, он пытается прийти в себя – роль-то ему надо отыграть. Он должен выглядеть спасителем бедной обиженной сиротки, а для этого ему придется быть ласковым и бесконечно терпеливым…

– Кто вы такой? И почему вы в моем доме?! – шиплю я грозно.

– Простите, я шел мимо и услышал крики, – отвечает он кротко.

– Крики?!

Ага, крики – ну конечно! Не намекаешь ли ты, что кричала я, с кляпом во рту, да? Вот ты себя и выдал, голубчик. Шпаришь по заранее сочиненной методичке. Меж тем, здесь было тихо с самого начала…

Смотрю на него в упор. Похоже, начало получилось неудачным, не так ли? Он же должен был вступить в героическую драку с моими обидчиками, повергнуть их в грозной схватке и произвести неизгладимое впечатление на наивно-романтичную дурочку, то есть меня. А тут нате – обидчиков-то и нет. И драться не с кем. Какая досада!

– Простите, а что тут случилось? – спрашивает он неуверенно. – Кто вас привязал к стулу?

Больше всего мне хочется ответить ему, что это мы с любовником играли в ролевые игры (ох, и рожа у него была бы!). Но вместо этого я рыдаю:

– Вы спасли меня! О Боже, вы спасли меня от участи, которая хуже смерти! Я вам так благодарна, так благодарна, что готова отдать вам все, все, все, что вы пожелаете!

И смотрю страстно. В смысле – жду, чего же он пожелает?

Однако он не торопится мне это сообщить, а спрашивает осторожно:

– А кто они? Эти, которые на вас напали? Куда они делись?

Так я тебе и сказала, что одного пристрелили, а другой – в кладовке в наручниках.

– Я не знаю…

– А чего они от вас хотели? Они же хотели чего-то, раз к стулу привязали?

– Они про какой-то ключ спрашивали, – шепчу я, – но я не знаю, про какой…

Самые натуральные слезы текут у меня по лицу.

– Я клянусь, я бы отдала им этот ключ, но я не знаю, о чем они спрашивали!

Вид у него озадаченный.

– Хм… Ну, может вы в последнее время находили какой-то ключ?

Я растерянно пожимаю плечами.

– Если бы хоть знать, что это и где искать, я бы нашла, – шепчу я обреченно. – Хоть бы знать, как он выглядит…

Он смотрит на меня задумчиво. Затем проводит рукой по моим волосам, и шепчет томно:

– Вы так прекрасны… как я счастлив, что встретил вас. Не плачьте, дорогая… Нет худа без добра: благодаря этим негодяям мы с вами встретились, а ведь могли и не встретиться, и пойти по жизни разными путями… я ждал такую, как вы, всю жизнь.

Мда. Этот малый явно переигрывает. Точнее, актер он хороший, но как сценарист-импровизатор – никудышный. Слишком много патоки…

– А вы, – он с преувеличенной нежностью заглядывает мне в глаза, – у вас было предчувствие, что мы когда-нибудь встретимся?

– Разумеется! Я так ждала этой встречи, милый, – шепчу я, и кто упрекнет меня во вранье? Я и вправду мечтала с тобой познакомиться. А уж как все наше полицейское отделение жаждало этой встречи!

– Успокойтесь, все позади, – шепчет он, гладя меня по голове, – дорогая…

Ишь, какой шустрый. Он уверен, что после любовных ласк, растаяв, я любовнику расскажу и про таинственный ключ, и про номер моего счета в банке…

– Да, да, – шепчу я в ответ, изображая любовную негу, – вы прекрасны, как зефир с мармеладом… Только вот твои дружки лежат убитые в кладовке…

– Что?! – он хватает меня за шею, – что ты сказала?! Где они?

Он склоняется надо мной, его пальцы больно впиваются в мою шею – и тут же, от жесткого пинка в живот, он падает на ковер спиной.

– Миррек, Хаджи! – кричу я.

Мои друзья появляются мгновенно. «Зефирка» проигрывает им несколько секунд, так как вскочить мгновенно после такого падения в реальной жизни невозможно. Защелкиваются наручники и растерянный горе-соблазнитель испуганно таращится по сторонам.

Невозмутимый Хаджар вытаскивает из холодильника еще несколько бутылок пива (надо же отметить удачное завершение операции). И в этот самый момент я слышу донельзя возмущенный голос мадам Леру:

– Что здесь происходит?! Флавиенна, я вас, кажется, предупреждала, чтобы никаких вечеринок с мужчинами! Для приличной девушки это неприемлемо!

На мою беду, из спальни в гостиную выходит Ланкрэ, что дает хозяйке повод для дополнительного гнева:

– А что в вашей спальне делает мужчина в пижаме?!

ГЛАВА 11

– Ну и что вы можете мне предъявить? – нахально спрашивает белокурый красавчик, уже сидя в комнате для допросов. Ироническая улыбка играет на его губах. – Да, я вошел в чужой дом, но дверь была не заперта. Я услышал крики…

– Которых не было, так как трое полицейских сотрудников и один свидетель может подтвердить, что было тихо.

– Мне померещилось.

– Прекрасно. А зачем вы душили нашу сотрудницу, когда она вам сказала, что ваши дружки убиты?

– М-мм… Он неожиданности.

– То есть, они вам не дружки, и вы даже не поняли, о ком идет речь, но на всякий случай решили девушку придушить? – вежливо уточняет Миррек.

Антропоморфный торт ухмыляется, но уже не так уверенно.

– Послушайте, – голос Миррека звучит уже не иронично, а зло и жестко, – ваши приятели убили старика; затем совершили покушение на убийство еще одного человека, его племянника; затем ворвались в дом сотрудника полиции – нашей сотрудницы, госпожи Триальер – и угрожали ей изнасилованием, пытками и убийством.

– В самом деле?! – невинно удивляется красавчик. – Вот же какие нехорошие…

– В самом деле, – продолжает Миррек. – И, вполне возможно, они выполнили бы свои угрозы, если бы мы не вмешались – даже наверняка выполнили бы. То, что вы к этому причастны, доказать проще простого. Дело в том, что один из ваших дуболомов жив, и он охотно вас опознает… Показать вам, как это делается?

– Не надо, – белокурый красавчик явно подавлен, и голос его звучит хрипло, – да, я в доле, признаю – но я не участвовал в убийствах, и даже не знал о них.

– У вас паспорт Галидорро. Вы давно приехали? С какой целью?

– Только вчера. Могу показать билет, я его сохранил. Меня взяли в долю, чтобы я сыграл роль… Но я не знал ни про какие убийства!

– Да знали, знали, хоть и не принимали участия. Какую роль вы должны были сыграть?

– Я не знал про убийства, и вы этого доказать не сможете, – упрямо говорит он. – Я должен был соблазнить девушку, только и всего, – он кивает на меня, – чтобы узнать у нее про ключ…

– Какой ключ?

– От ларца, естественно, – он пожимает плечами, словно говоря: «Зачем вы меня спрашиваете о самоочевидном!»

– Какого ларца, чтоб тебя! Ясно, четко, внятно: какого ларца?

– Ну, от королевского ларца Галидорро.

Мы с Мирреком переглядываемся.

– Помилуйте, – потрясённо шепчу я, решив вмешаться, – а с чего вы решили, что этот ключ у меня? С чего вы вообще решили, что этот ключ – такой важный, раз он от королевского ларца – вообще находится не в вашей стране, а здесь, в Эйнелеме, и при чем тут я?

Он стремительно развернулся, мерзко улыбнулся мне и ответил:

– Я и сейчас продолжаю думать, что ключ у вас. И самое главное – там, – тут он поднял палец, указывая куда-то наверх, – тоже так думают. И там вас в покое не оставят. Вас будут преследовать до тех пор, пока вы не отдадите им ключ…

– Там – это где? – озадаченно интересуюсь я.

– В службе безопасности Галидорро. Думаете, вы нас поймали, и все? Кое-кто остался на свободе – за вами еще кое-кто следил!

– Но с чего бы ради?!

– А с того, что с недавних пор в Галидорро, как грибы после дождя, принялись появляться самозванцы с документами, из которых следовало, что они – законные принцы Галидорро и законные претенденты на престол!

– То есть как? – уточняю я. – Целое нашествие принцев?!

Ни фига себе, думаю я. Интересно, что это за явление такое?!

ГЛАВА 12

– Принцы лезут как грибы? И много их, этих самозванцев? – в голосе Миррека отчетливо слышались детские интонации: когда он изумлен, он становится похож на ребенка.

– Без малого уже дюжина, – хмыкнул белокурый красавчик. – И все приезжают отсюда, мошенники! Из Эйнелема!

– Но погодите… А что это за документы, которые они предъявляют?

Белокурый рассматривает Миррека критически. Пытается изобразить презрение. Дескать, что ты, полицейская ищейка, можешь понимать в высоких материях, которые тебе недоступны! Ловил бы уж мелких хулиганов на рынке…

– Я жду ответ. Быстро, четко, внятно! – в голосе Миррека звучит металл.

Белокурый явно струхнул но показать этого не желает, и потому ломает комедию, изображая, что проявил некую милость к следователю.

– А по этим документам – они якобы предки того самого Готтора Ланкрэ, которого наши парни хотели допросить. Да перестарались, и старичок помер от инфаркта. Но он явно что-то знал!

В голове я меня что-то щелкает.

– Погодите, – я торопливо достаю папку с бумагами из рабочего саквояжа, – вы говорите, бумаги… это не вот такие, случайно?

И сую ему в руки то, что обнаружила в тайниках письменного стола старого Ланкрэ.

Он просматривает их и отвечает, пожав плечами.

– Вероятно, да. Я сам их не видел, но слышал о них, и самое странное – вообразите себе, – он ехидно усмехается, – что все эти наследнички, все до единого, объявляют своим предком именно Готтора Ланкрэ, который якобы давно умер, хотя на самом деле был живехонек до недавнего времени. И каждый предъявлял, в общем пакете документов, его свидетельство о рождении! Каково, а?! Вам это не кажется странным?

– Почему? – не врубаюсь я. Он смотрит на меня снисходительно и произносит назидательным голосом:

– Потому что, милая леди, свидетельство о рождении у человека всегда одно! Живой он или даже покойник, но свидетельство – все равно только одно! А если их дюжина, то это уже наводит на размышления, верно?

– То есть, старик Готтор Ланкрэ был просто прохиндеем, который изобрел оригинальный бизнес! – я была просто в шоке. – Он фабриковал документы о престолонаследии! А затем продавал их всяким авантюристам… которые искренне считали, что у них есть шанс, с помощью якобы настоящих документов, взойти на престол. То есть, престарелый авантюрист водил за нос авантюристов помоложе!

Меня разбирает смех. Ну и ну… Это ж надо до такого додуматься!

– Погоди, – заинтересованно спрашивает Миррек, – а откуда он взял образцы документов, чтобы создать такие подделки? И откуда он знал, какой именно набор документов нужен для того, чтобы заявить о законных претензиях на трон?

– Этот вопрос не ко мне, – возразил зефирный красавчик, встряхивая прекрасными локонами, – я по другой части.

– Да уж, мы поняли, – кивает Миррек, – но почему вопрос с каким-то ключом вы решили адресовать этому старику, Готтору Ланкрэ?

– Потому что ключ исчез давным-давно – исчез, когда из страны сбежал кронпринц королевства. Вероятно, он и его жена прихватили ключ с собой. Ну вот мы и подумали – если этот старикашка что-то знает про старинные документы, то как знать – может, и про ключ ему что-то известно?

– Довольно сомнительное суждение, – возражаю я, – Так, давайте по порядку: вы работаете на службу безопасности Галидорро? Что-то вы очень неуклюжи для профессионалов, нет?

– Это почему еще мы неуклюжи? – парень явно обижен.

– По куче причин. Хотя бы потому, что итог ваших похождений – вы сидите у нас, а не мы у вас. Повторяю вопрос: вы работаете на спецслужбы Галидорро?

– Нет. Мы с ребятами работаем на себя. Дело в том, что с недавних пор было объявлено, что тому, кто достанет этот ключ, предоставляется награда в миллион золотых.

– Сколько?! – выдыхает ошеломленный Миррек.

Мне хочется присвистнуть. А затем мною, очень некстати, овладеаавет мечтательное настроение. Я спрашиваю себя, что бы я купила на миллион золотых?

Мммм! Квартиру, большую, просторную. С большой гостиной и витражными окнами… Мне представились дорогие обои, мягкие диваны, пухлые кресла, огромные пушистые ковры – и то ощущение домашнего уюта, которого я так долго была лишена.

Я встряхиваю головой, отгоняя наваждение.

– Кем предоставляется эта награда? – осведомился Миррек.

– Советом Двенадцати, то есть правительством Галидорро.

– Ого, – удивляюсь я, – А почему вдруг такая неслыханная щедрость из-за какого-то ключа?

– А они просто в безвыходном положении. А «когда человек тонет, он хватается за змею» – слышали поговорку?

– Простите, а у вас там кто-то «тонет»?

– Да, – неохотно признается он. – Вы что, не в курсе?

– И кто же?!

– Да все королевство! Королевство гибнет!

– Не поняла, простите?! В каком смысле гибнет?

– В прямом…

ГЛАВА 13

– Скажите, Дармиэль, а кем был по профессии ваш покойный дедушка?

Мы сидим в небольшом уютном кафе, попивая кофе с миндальными пирожными. На мне, помимо нового платья и туфель, новый капор – сиреневый, в тон платью, с шелковой сиреневой ленточкой. Душа моя охвачена детским тщеславием. Я в кафе, с красивым мужчиной, и все у меня как у настоящей девушки. Вы будете смеяться, а у меня, по сути, первое свидание в жизни. Я всегда запрещала себе даже думать о мужчинах… по ряду причин.

– Дедушка? Художник… все больше рисовал иллюстрации к книгам, занимался реставрацией, да, еще каллиграфией увлекался…

– То есть, он мог вполне создать все те документы? Сам? Простите, что задаю вам этот вопрос…

– Вы намекаете, что мой дедушка жульничал? – развесеслился Ланкрэ, нимало не смутившись. – Ха! Не извиняйтесь, у нас в роду все немножко… шалопаи, так что дед, если бы он это сделал, вписался бы в семейную традицию. Но скажу: вот уж поделом тем авантюристам, которые купились на его обман!

Ланкрэ расхохотался. Затем доверительно наклонился ко мне.

– Я просто представляю себе эту сцену. Дедушка, слабым, дребезжащим голоском говорит своему посетителю: «Ах, голубчик! Мне этот документ уже все равно не пригодится – мне уже надо думать не о власти, а о кладбище. Когда я был молод, у меня не было и шанса – Совет Двенадцати не подпустил бы к власти никого. Да, горько мне было жить, прозябая в нищете и при этом зная, что я наследный принц – но они бы не потерпели короля… им и так хорошо. Бороться за власть в таких условиях? Я не самоубийца. Но теперь, когда шанс появился и им позарез нужен король, а я уже ни на что не способен. Документ ваш. А деньги мне очень пригодятся на лекарства…». Наверняка разыграл все как по нотам…

– Он был таким артистом?

– О! – Ланкрэ поднимает указательный палец. – Вы даже не представляете, каким! А насчет технической стороны вопроса… Мог ли он все это подделывать – мог, без труда, при его квалификации… но остается кое-что непонятное, – Дармиэль отпивает кофе. – Откуда он скопировал все это? Ведь нельзя же просто так сесть и написать… документ должен быть составлен по образцу, ведь так?

– Это правильно, – соглашаюсь я.

– А значит, у него был оригинал документа. И вот вопрос – откуда?

Я с недоумением пожимаю плечами.

– Я после погрома прибирался в доме, – продолжает Ланкрэ, – и в одной из старых книг нашел вот это, – он кладет передо мной рисунок генеалогического древа.

Я склоняюсь над этим документом – нагромождение виньеток и разных завитушек, но смысл понятен. В основе древа, прародителем, указан некий король Жюль Веселый… ну и имечко! – и его супруга, королева Арвета. От них идет линия к их сыну, кронпринцу Альбелейну и его супруге Элиссе. У кронпринца было двое детей: старшая девочка, и младший мальчик… Ах ты!!! Мальчика звали Готтор… А девочку Арвета, в честь бабушки.

– Готтор? – поднимаю я глаза на Дармиэля. – Уж не ваш ли дедушка?

– Вот и мне интересно, – вздыхает он, – и более того: видите? Тут указана дочь его Лимия, так именно Лимией звали мою матушку… И муж ее Кордэн Ланкрэ, а это, заметьте, имя моего покойного отца… А вот и я: Дармиэль Ланкрэ.

– То есть, вы взаправду ведете свой род от короля Галидорро?! – глаза у меня горят от восторга, – а я-то до последней минуты полагала, что это просто розыгрыш…

Он со смехом разводит руками.

– Поверьте, если это и так, то для меня это не более, чем курьез. Я предпочту скорее подметать улицы, чем сидеть на троне.

– Не любите власть? Редкое качество для мужчины.

– Да, вы правы. Редкое. Но что поделаешь – уродился таким… Меня в этой истории больше занимает другое…

– Да? – спрашиваю я, продолжая рассматривать генеалогическое древо. – А вот тут какие-то пробелы… То есть, отсутствуют имена…

– Вот и я о том же! Если с наследниками сына кронпринца все ясно, то с наследниками его дочери – недоразумение какое-то. Дочь Арветы-младшей, по имени Мея, вышла замуж за мужчину по имени Иллиус Рейли. Дальше, у них дочь Нолли Рейли, и она, вероятно, вышла замуж, но за кого? Здесь пустой квадратик с вопросительным знаком. И насчет ее детей тоже ничего не ясно, то есть – они то ли были, то ли их не было.

– Почему это вас беспокоит?

– Я одинок в этом мире. Дед был последним родным человеком, и так ужасно его потерять. А Нолли Рейли … Родители упоминали в разговоре, что Нолли вышла замуж против воли родных и сбежала с любимым… Где сейчас она и ее муж? А что, если где-то у меня есть троюродный кузен или кузина?

Я тихо рассмеялась.

– Ну Дарми… вы позволите вас так называть? Кровные узы – вещь хорошая, если они связывают людей с ранних лет; и впридачу, если у вас совпадают характеры, ценности… Но если вы найдете вашего родственника после стольких лет разлуки – это, скорее всего, будет совершенно чужой вам человек.

Он грустно улыбнулся, кивнул. Потом спросил:

– А вы, Флавиенна? Какие у вас планы?

– Вы будете смеяться, но я решила отправиться в Галидорро.

Он поднял бровь.

– А можно узнать, с какой целью?

Я поиграла пальцами в воздухе и протянула мечтательно:

– Да так… посмотреть, люблю незнакомые места…

Ланкре покачал головой укоризненно, и молвил:

– Бросьте, ничего все равно не выйдет.

– О чем вы? – пропела я невинно.

– О ключе. Ведь именно его вы решили поискать, не так ли.

Я скромно потупилась, потом рассмеялась. Все-таки Ланкрэ меня не перестает удивлять. Есть в нем удивительная проницательность, словно он меня знает уже сто лет.

– Дармиэль, скажите честно, вы всех людей вот так запросто разгадываете, или только я для вас – открытая книга?

Он загадочно улыбнулся, покачал головой и ответил:

– Нет, вы не открытая книга, но вы представляетесь мне самой интересной книгой на свете, которую я хотел бы читать и перечитывать. А что до ключа – так все очевидно. Вы невероятно любопытны, и в душе немного авантюристка. Странно было бы, если бы вас не заинтересовала эта загадка… не так ли?

– Да, загадка интересная… Но не только загадка! Дело в том, что за ключ от королевского ларца объявлена огромная награда, – я сделала паузу и прошептала замогильным голосом, – миллион золотых! А у меня как раз отпуск намечается. Почему бы не совместить приятное с полезным? Посмотреть на место, в котором я еще никогда не бывала… И если повезет, представляете?! Я бы все свои проблемы смогла решить за эти деньги!

Он расхохотался.

– Я бы с радостью пожелал вам удачи в поисках – только, увы, я в эту удачу ни капли не верю.

– Вообще-то, не забывайте – я следователь… И неплохой…

– И что? Там, в Галидорро, ключ тоже ищут наверняка не последние люди. И если они в отчаянии объявили награду, это говорит только о том, что они уже вконец потеряли надежду. А раз так, то считайте, что шансов нет. И, кстати, самое главное: зачем им этот ключ?

– Ооооо, – я поднимаю палец. – Дело в том, что они и впрямь крупно влипли.

Дармиэль поднимает левую бровь – знак вопроса.

– Много лет назад они подписали, как я поняла, договор, с соседней страной, Ленурией. Это было такое условие при заключении брачного контракта последнего короля, который был женат на принцессе этой самой Ленурии. И по этому договору, если королевство Галидорро останется без короля энное количество лет – точнее, восемьдесят лет – оно перестает существовать как самостоятельное государство, и вливается в состав Ленурии, как провинция…

– А кто там сейчас в этом Галидорро правит, я не понял?

– Сейчас государством правит Совет Двенадцати, это вроде регентства при пустом троне – а короля нет! – я развела руками. – Потому что кронпринц с супругой и наследником, ну, эти, которые ваши предки, если верить вашей картинке с генеалогическим древом – исчезли из Галидорро давным-давно при загадочных обстоятельствах…

– А как они исчезли?

– Сбежали.

– Зачем?!

– Не поняла толком. Их кто-то убить хотел, вроде.

– Исчезли там – и появились здесь, – задумчиво тянет Дармиэль. – Странно. Если их убить хотели – в таких случаях принято не убегать, а казнить заговорщиков.

– Да я сама ничего не поняла из объяснений этого охотника за ключом. Но им именно сейчас нужно позарез посадить на трон нового короля, так как срок жизни без короля совершенно истекает, а им почему-то вливаться в состав этой Ленурии страсть как неохота.

– Ну еще бы, конечно неохота. Они же всю свою власть утратят, не так ли? А где они его возьмут, нового короля?

– Ну, долго ли подделать документы и фальшивую родословную… Им же свой человек нужен на троне, понимаете?

– Ах, вот как.

– Но проблема в том, что для коронации им надо непременно открыть ларец. Что в этом ларце – мне неведомо. А ларец ни отпереть, ни взломать без этого ключа. Какой-то этот ларец… неотпираемый.

– Да, интересно, что там внутри…

– Мне тоже. Во всяком случае, я намерена включиться в эти поиски.

– Ох, боюсь, что ничего вы не найдете…

– Ну, не найду, так наберусь новых впечатлений. Почему вы так упорно отговариваете меня от этой попытки?

Ланкрэ складывает руки на груди, рассматривает меня задумчиво.

– Почему-то у меня нехорошее предчувствие. Такое ощущение, что вы с беспечностью ребенка лезете в пасть к аллигатору…

– А что мне еще остается, Дарми? Дело в том, что прятаться в моем положении – это не выход. Они – я имею в виду, всякие авантюристы из Галидорро – все, как взбесившись, решили почему-то, что ключ у меня – они меня в покое не оставят.

– А вот это мне не понятно. Почему они «взбесились», как вы думаете? Что заставляет их верить в то, что вы что-то знаете о ключе?

– Понятия не имею, хотя вопрос хороший. Может, попутно я выясню и его. Но сидеть, сложа руки или прятаться – не по мне. В моем положении единственное, что остается – идти навстречу опасности.

– Опасность может быть слишком велика для вас, – говорит он грустно и серьезно. И накрывает мою руку своей, отчего я сразу ощущаю прилив сил и отвечаю бодро:

– Да ну, вот уж, право! Мы еще посмотрим. Найду ключ, заработаю кучу денег… ох, какие у меня на них планы! – я предвкушающе улыбаюсь.

– Надеюсь, вы не попробуете зарабатывать в знаменитых галидоррских казино? А то еще спустите все, что только можно…

– Да мне спускать вообще нечего, – улыбнулась я, – к тому же, я азартна только в следственных делах.

Ланкрэ одобрительно кивнул. Ухмыльнулся.

– Ну а вы? Какие у вас планы? – поинтересовалась я.

Он молчит. Вид его задумчив.

– Займусь финансовыми вопросами. Мне надо продать свои картины, – на красивых губах его промелькнула усмешка, – есть у меня одна идея, как это сделать…

– Вы что, художник? – спрашиваю я, – ах, да! Я же видела в мансарде дома множество картин, но почему-то не спросила, чьи они…

И тут же начинаю мысленно хохотать над собой. Тоже мне, ну ты и следователь, Флавиенна! Не спросила у свидетеля, чем он занимается по жизни! Впрочем, у лежащего на койке забинтованного человека я спрашивать старалась только самое главное…

– Да, был им когда-то, – отвечает он неохотно. – Впрочем, и сейчас не бросаю живопись. Я неплохой художник, поверьте. Однако, сейчас такое время, что покупатель смотрит не на картину – а на подпись под картиной. Поэтому я понял, что гораздо выгоднее продавать чужие картины, чем писать свои…

– Понимаю, жить ведь на что-то надо, – пожимаю я плечами.

– Я бы охотно нарисовал ваш портрет, Флавиенна. Ради такого удовольствия я буду счастлив вспомнить, что такое кисти и мольберт, если вы окажете мне честь и согласитесь позировать, – он смотрит на меня пристально, а голос его звучит вкрадчиво, – Что вы об этом думаете?

После такого предложения я слегка покраснела. Или даже не слегка. Щеки, я чувствовала это, просто горели.

– По возвращении я опять окунусь в полицейские будни, – промямлила я. – Боюсь, мне будет не до портретов.

Дармиэль снова накрывает мою ладонь своей, гладит мои пальцы…

– Ну, по воскресеньям вы могли бы выкраивать по часику, не так ли? – и он дарит мне улыбку, полную мужского шарма.

Хм, что бы это значило? Такая настойчивость даже похожа на мужской интерес, не так ли? Я на пару секунд позволила себе помечтать о несбыточном, но тут же одернула себя. Проснись, Флавви! Он король-мужчина – посмотри на него. Гибкое мускулистое тело, уверенный взгляд неотразимого красавца… А ты – смешная мышка в капоре, и что бедной мышке делать рядом с королем?

– По возвращении и решим, – мило улыбаюсь я ему. С таким видом, как если бы у меня были все шансы на этого красавчика. И мысленно смеюсь над собой, притворяшкой этакой.

Он берет паузу, многозначительно смотрит мне в глаза долгим глубоким взглядом, и говорит голосом самым бархатным, самым многообещающим:

– Вы позволите мне вас проводить?

ГЛАВА 14

Дармиэль провожает меня до дома, когда уже сумерки перестают быть сумерками и над Эйнелемом поднимается огромная, прозрачная, белоснежная луна. Мы бредем по улицам засыпающего города, мимо темных окон, и окон, освещенных маленькими ночниками, мимо загорающихся фонарей и облетающих кустов алларии, и я считаю шаги, потому что каждый шаг рядом с ним – это чудо, и мне хочется, чтобы дорога к дому никогда не кончалась, но увы – она кончается.

Итак, он провожает меня до дома, и даже вежливо целует мне ручку на прощанье. И тут-то мне надо бы пригласить его на чашку кофе, или что говорят в таких случаях, но – о черт!!! – язык просто прилипает к небу. Вот скажите, что это?! Я, острая на язык, бойкая Флавви Триальер, просто не могу выговорить несколько слов!

А все почему?! Потому что нелепый страх сидит во мне, и страшно, что вдруг он откажет, а я такого унижения не переживу…

Вы скажете – такого не может быть? Что ни один мужчина не отказывает, когда ему предлагают вот этот самый кофейный эвфемизм и то, что за ним застенчиво скрывается? А с другой стороны, почему он сам-то не попросил меня об этой чашке кофе?!

Но я делаю над собой героическое усилие.

Продолжить чтение