Код негатива

Размер шрифта:   13
Код негатива

Раз

Рис.0 Код негатива

За столом сидели трое. Их капюшоны были так глубоко надвинуты на лица, что разглядеть можно было разве что бороду одного из них.

– История начинается с начала и длится, пока не закончится… – хриплым басом протянул обладатель бороды.

– Как глубоко. И философично! – донёсся саркастический женский голос из-под второго капюшона. – Может быть у Вас, господин Нижний, найдутся более конкретные мысли?

– Быть может, они найдутся у Вас, госпожа Верхняя? – даже не пытаясь прикрыть агрессию, ответил философичный.

– Ой, вы ещё подеритесь. – вскинул руки третий. – Как дети малые.

Повисла тишина, нарушаемая лишь поскрипыванием посуды, тщательно натираемой трактирщиком.

– Так что делать-то будем? – не выдержала Верхняя. – У Вас есть предложения, господин Срединный?

– Как и всегда, – спокойно ответил оный. – Наблюдать. А вмешиваться лишь в крайнем случае.

– А сейчас разве не крайний? – пробасил бородач.

– О нет, уверяю вас. Далеко не крайний. – всё так же спокойно ответил Срединный.

Не произнеся больше ни слова, фигуры растворились в воздухе.

Трактирщик продолжал натирать посуду, словно ничего и не произошло.

Два

«Какой странный сон. – подумал Валера, продирая глаза. – Интересно, к чему бы это?»

Но на раздумья времени не было, т. к. будильник был переведён уже трижды, а значит на работу он снова опоздает.

Наспех умывшись и прожевав бутерброд, Валера выскочил на улицу. Бросил взгляд на догорающий автомобиль.

– Вот твари. – тихонько выругался он себе под нос. – Я ведь её любил. Что ж. Придётся на общественном. Михалыч меня точно прибьёт.

Три

Валера запрыгнул в автобус. Жил он всего в трёх остановках от начала маршрута, так что с наличием свободных мест проблем не было. Это-то и сыграло с ним злую шутку.

На Черкасской вошёл паренёк. Щуплый, молодой совсем – лет двадцати. Прыщавый, немытый и с мерзкой ухмылкой.

Вошёл хозяйски. На левом виске выбито пять чёрных волн – символ скользящих. Прощупав автобус липким взглядом, остановил его на милой девчушке – явно ещё несовершеннолетней. Подошел к ней и выпростал наружу своё богатство. Прошипел:

– Ссасссиии! – с наслаждением растягивая буквы и закатывая глаза. Раздался звук списания талона.

Пассажиры смотрели с интересом и неприкрытой завистью. Большинство тут же повытаскивали из карманов гаджеты и начали записывать процесс на видео.

Девочка подняла испуганные глаза на ухмылку. Помедлила несколько секунд. И принялась за дело. Из глаз хлынули слёзы – то ли от стыда, то ли от того, что он готов был влезть в неё чуть ли не с головой.

Внутри Валеры смешивались неконтролируемое возбуждение, отвращение, желание схватить этого упыря и долбить его головой о поручни, пока она не расколется на две ассиметричные части, и инстинкт самосохранения – денег не было.

Не дожидаясь окончания его внутренней борьбы, очень скоро шум двигателей и улюлюканье толпы заглушило тихое девичье:

– Спасибо.

– Обращайся. – будничным тоном произнёс скользящий, застегнул ширинку, втянул что-то носом с кулака, и вышел на «Лакокраске».

Вот тут-то и зашла она. Бабка. Много таких. С клюкой и катарактой. Но было в ней что-то непередаваемо мучительное. Что-то, помутившее Валерино сознание. От чего он вскочил с места с давно забытой запретной фразой:

– Садитесь, пожалуйста.

На секунду ему показалось, что в её глазах мелькнула благодарность. Что пронесёт. Но лишь на секунду. Бабка заверещала на весь автобус, а в Валериной голове вспыхнули два слова: «Ты попал».

– Што вы штоите рты ражинув?! Граждане, хватайте нарушителя щкааарей! – громогласно вещала беззубая бабулет.

Граждане не растерялись и быстро выкрутили его преступные руки, не упустив и возможности поддать по преступным же рёбрам.

Рис.1 Код негатива

На «Островского» его уже поджидал экипаж.

Наручники. Еще пара ударов по рёбрам. И вот он уже в участке.

«Уж лучше бы раскроил скользящего… – подумал Валера. – Тогда этот бред наконец бы закончился».

Четыре

«Он-то и является подлинной мишенью в плане Тайлера» – внезапное озарение настигло госпожу Верхнюю.

– Этот мир отныне принадлежит нам, нам и только нам, – говорит Тайлер. – Древние давно в могилах.

«Ну-ну, мой мальчик. Это мы ещё посмотрим» – ухмыльнулась она, после чего покинула тело скользящего. Освобождённый юнец растерянно покрутил головой. Пытаясь понять, как вообще оказался на собрании – ведь он даже не собирался на него идти.

Пять

– Ну что, паскуда, будешь ещё порядки нарушать?! – взревел молицейский прямо в лицо Валеры.

– Никак нет Ваше Сиятельство! – не задумываясь выпалил тот.

– Чо сказал?! Ты ещё умничать мне тут будешь?! – вслед за слюной в лицо Валере прилетел кулак. – Я тебе покажу, Сиятельство, добродел херов!

– Да я просто в званиях не разбираюсь… – ответил задержанный, вытирая пошедшую носом кровь.

– Тфу, ска. Ещё и не служил. Ну хотя оно и видно… – презрительно бросил сержант. – Повторяю вопрос: порядки нарушать будешь?!

– Никак нет! – не стал рисковать с продолжением Валера.

– И это прааавильно. Но обещать каждый может. Я вашего брата знаю. А ты докажи, что ты не из этих! Вот тебе талон – отработаешь его на одном человечке. Понял меня? – плотоядно улыбнулся молицейский, протягивая распределитель.

– Но… Но я… Я ведь… – лицо Валеры сделалось белым даже в тех местах, где только что образовывался кровоподтёк. – Я никого никогда не убивал…

– А то я сам не догадался! – рассмеялся сержант. – Всё бывает в первый раз.

Шесть

Никто точно не скажет, когда это началось. Видимо, где-то вскоре после распада СССР. Коллективное было послано подальше – началась эра индивидуальностей. С каждым годом «Я» всё больше доминировало над «мы». Люди чаще фотографировали самих себя, чем своих близких. Снимали на видео несчастные случаи, вместо того чтобы помочь пострадавшим.

Шли к личностному росту, успеху и всякое такое. Всё меньше ценилась забота о других. Обесценивались никчёмные понятия вроде «дружбы», «любви», «ответственности», а слова вроде «альтруизма» и вовсе стали архаизмами. Акценты смещались. Цвета смешивались. Пока, наконец, не вывернулись наизнанку. Получился эдакий «негатив».

Летом 2041 года новая общественная мораль была утверждена правительством РФ. Тогда же «Полицию» переименовали в «Молицию». Истинные причины ренейминга остались за кадром, но, созвучно названию, люди стали чаще молиться, при виде стражей закона.

Что же до самого закона. Всё, что не так давно было плохо – вдруг стало хорошо. И наоборот. Убийства, кражи и прочие «прелести» стали делом порядочным, а некогда добрые дела начали преследоваться законом.

Понравилась машина? Угони! Приглянулась девочка? Возьми силой! Хочешь продвинуться по службе? Убей руководителя! Только не забывай придерживаться Пирамиды Новой Морали. И оплачивать взносы, конечно же.

Рис.2 Код негатива

Как ни странно, с приходом «негатива», страну хотя и накрыла волна преступлений, но волна какая-то незначительная. Неуверенная. То ли настоящих злодеев оказалось не так уж много. То ли если можно, то и не очень хочется. Да и не так-то просто оказалось убить человека, даже если мораль одобряет. Латентно добрых людей тоже оказалось немало. Как и просто трусливых.

Хотя первоочередной причиной всё же оказались взносы. Убивать и грабить можно было лишь по заранее приобретённым талонам.

Если на момент деяния талона на счету не было – с него списывалась сумма по двойному тарифу.

Если же на счету не оказывалось оной – человек умерщвлялся на месте без выяснения причин.

Так что на грабёж, насилие и убийства шли лишь обеспеченные люди.

Умирающие с голода могли лишь рассчитывать на мгновенную смерть в момент кражи шоколада.

Что же касается латентных добряков и трусов – для них всяких курсов наоткрывали:

«Как научиться громко и уверенно посылать всех нахуй»

«Как убить остатки совести. И директора заодно»

«Групповое изнасилование – просто!»

И прочих заманчивых предложений по самосовершенствованию.

Валера посетил только «Лёгкий способ бросить быть добрым». Правда и его до конца не прошёл. С теорией всё было отлично, да и с играми вроде «бегай вокруг стула и усядься первым» справлялся. Но вот когда привели специальных женщин для битья – не смог.

Вроде и понимал, что они не против. Зарабатывают неплохо, да и провоцируют как надо.

Но не смог. Не тому его батя учил.

Пришлось под едкие оскорбления поднатаскавшихся одногруппников покинуть курс. Хорошо хоть административку не завели.

Семь

– Ну так что? – уже без смеха продолжил сержант. – Ты готов показать, на чьей ты стороне? А, Валь?

– Вообще-то Валя – это… – начал было Валера, но осёкся под стервенеющим взглядом. – Нет. Не готов. Что со мной будет?

– Что-что? В заповедник отправишься, что. – нарочито-безразлично произнёс молицейский, выделяя букву «ч». – Глядишь хоть там человеком станешь. Если выживешь, конечно.

При слове «заповедник» в нутре Валеры кто-то перекрестился и умер.

С приходом Новой Морали надобность в классических тюрьмах отпала. Преступников всех мастей теперь отправляли на огороженные многокилометровые территории, где они были предоставлены сами себе.

А единственной формой исправительной работы было только «выжить».

Сложностей было две:

Во-первых, в отличие от тюрем, там не было ни жилья, ни питания, ни прочих минимальных благ. Единственное внимание, которое оказывалось подопечным – это круглосуточное видеонаблюдение.

А во-вторых, туда регулярно приезжали охотники. Фактически, выбраться из заповедника можно было лишь убив одного из них. Таких оказывалось немного. Но до окончания срока и вовсе не дотягивал никто.

– К-ккак зз-заповедник? – заикаясь произнёс Валера. – За то, что место бабке уступил?!

– А ты как хотел? Обезьянником думал отделаться?

– Вообще – да. Может даже штрафом…

– Ну нет, дружок. Так дело не пойдёт. От тебя ж доброделом за километр несёт! Это ты сегодня место уступил. Завтра подпольный приют организовал. Что будет через год?

Не дождавшись ответа, сержант продолжил:

– Я Родиной рисковать не намерен. Ты либо сразу подтверждаешь, что персонаж не преступный. Либо в заповеднике исправляешься. Третьего не дано. Решай.

– Чем? – после мучительных размышлений спросил Валера.

– Что чем?

– Убивать чем? Голыми руками я точно не смогу. Вы же видите моё телосложение.

– А вот это правильный вопрос! – прямо-таки расцвёл сержант. – Вижу, конечно. И сегодня я добр. Поэтому дам тебе этого красавца.

Сержант выложил на стол легендарного «Макарова». Чем несказанно облегчил мучения Валеры. «Отлично. Лучше застрелюсь» – подумал он, а вслух ответил:

– По рукам.

Восемь

– И нахрена тебе этот придурок сдался? – спросил сержант, затягиваясь сигаретой.

– Ебать тебя не должно, Грищенко. – с крайне неприятной ухмылкой ответил собеседник. – Твоё дело какое было? Вручить парню ствол. Ты с ним справился? Справился. Бабки поймал? Поймал. Чо ещё?

– Да ничего-ничего. Просто любопытно, Сень. – замялся сержант.

– Нет, ты реально дебил? Может мне на твоё место кого поумнее направить? Я тебе сколько раз говорил так меня не называть?!

– Прости. Прости, Тайлер! Больше не повторится! – вскинул руки сержант и поспешил ретироваться из курилки.

– Дал же Босх братца… – прошипел Сеня, глядя на захлопывающуюся дверь.

Девять

Валера нежился в горячей ванне.

Не обращая внимания на раздающийся двадцать первый звонок от Михалыча.

На боль в переносице.

На то, что вода уже текла через край.

Всё его внимание было направлено на две вещи: стакан с виски и вишнёвым соком, и пистолет Макарова.

Впрочем, первый был ему нужен лишь для того, чтобы проще управиться со вторым.

Бутылка подошла к концу.

С трудом управляя движениями, Валера дотянулся до ствола.

– Ну… – выдохнул он. – Надеюсь там будет не хуже!

Сунул дуло в рот.

Нажал на спусковой крючок.

Мир погас.

Десять

Валера пришёл в себя с протяжным стоном. Лёжа в ванне с ледяной водой. Голова раскалывалась. В ногу что-то упиралось. С трудом наклонив голову, Валера увидел, что это ПМ. Последние кадры вчерашнего вечера ярко вспыхнули перед глазами.

«Но я же нажал на спуск!» – мысленно воскликнул он.

«А с предохранителя ты снял?» – ответил не менее мысленный, но чем-то отличающийся голос.

– Вот я мудааак… – уже вслух протянул Валера. – Что теперь делать-то? Опять нажираться?

«Может хотя бы посмотрим на того, кого вальнуть надо? Вдруг там человек-говно. Ты же периодически думал, что от таких мир надо чистить».

«Хммм… А почему бы и нет». – поставил точку в самологе Валерий.

Одиннадцать

«Ну чего ты мнёшься? Ну ты посмотри на него. Вживую он ещё отвратнее, чем в сети!»

Аргумент был весомым. Тип оказался действительно преотвратительнейшим. Но… Вот так взять и убить человека.

«Да за ним одних только изнасилований несколько десятков. И это лишь зафиксированных на видео! Да давай ты уже! Сделай мир чуть лучше!»

Трясущейся рукой Валера вытащил пистолет. Нагнал мужика лет сорока. Он следил за ним до самого дома. Тянуть больше было некуда. Поднял руку на уровень головы. Та затряслась сильнее. Опустил. В затылок выстрелить не смог.

– Эй, дядь Лёш. – окрикнул он.

«Нет, ты реально мудак. Ты правда думаешь, что в лицо будет выстрелить проще?!»

Дядя Лёша, как он сам требовал себя называть женщин, ставших невольными актрисами его киношедевров, обернулся. Бросил взгляд на пистолет, зажатый в Валериной руке. И, не теряя ни секунды, бросился на колени.

– Не убивай, прошу тебя, не убивай! Мне ещё так много нужно успеть! Я тебе денег дам. Много дам! Не убивай, прошу!

Валера вздрогнул. Но не от мольбы – в паре метров от них залаяла собака. А от мольбы Валере почему-то стало легче. Тирада насильника не вызывала жалости. Наоборот – отвращение приумножилось. Глаза остекленели. Зубы сжались. Валера вскинул руку. Не забыв, на этот раз, снять с предохранителя.

– Папа! – раздался внезапный детский крик.

Рис.3 Код негатива
Продолжить чтение