Верь мне
ПРОЛОГ.
Мама стоит на палубе белого лайнера. В белом костюме. Стройная и красивая. Волосы горят на солнце золотой короной.
Ангелина с пирса машет ей рукой. Думает – как мало люди знают друг о друге. Вот стоит среди других отплывающих ее мама, самый близкий человек на свете. Но ведь она понятия не имеет, что сейчас делается в душе ее семнадцатилетней дочери. Наверняка мама уверена, что все обустроилось наилучшим образом – дочь – студентка, снята чистенькая комнатка в пяти минутах ходьбы от института. Дочь представлена институтским друзьям (мама сама закончила этот институт двадцать лет назад), занимающим высокие посты в республике. К ним можно обратиться за поддержкой в случае чего. Чего, интересно!?
А главное – старики совершенно счастливы. Теперь они будут видеть свою любимую внученьку чаще, чем раз в год. Они взяли на себя оплату аренды жилья. Значит, минимум раз в месяц их любимица будет к ним приезжать, приплывать, прилетать, скрашивая их одинокую старость. Ну, не такую уж старость. Еще семидесяти нет обоим. Огород в тридцать соток сами перекапывают.
Все хорошо, прекрасная маркиза.
А прекрасная маркиза прячет за бодрой улыбкой горькое разочарование в себе.
За то, что не осмелилась идти своим путем. За то, что подчинилась воле мамы, посчитавшей ее мечты о сцене блажью. За то, что поехала в этот опереточный рай для пенсионеров и курортников. Вместо вожделенной Москвы. За то, что по маминому блату всунулась в этот совершенно не нужный ей педагогический институт. Как же! Разве способна она сама, без посторонней помощи, сделать правильный выбор?! Своей судьбы, между прочим.
Мама считает, что здесь Ангелина будет счастлива. Потому что здесь была счастлива сама. Лучшие годы жизни – студенческие. Первая юная любовь. Повышенная стипендия. Близкая подруга. Рядом, в соседнем городке, (еще более провинциальном), родители. Чего ж не быть счастливой!?
А Ангелине здесь всё чужое. И все чужие. Не по своему желанию она оказалась за две тысячи километров от всего родного и привычного. Чужой язык (и не один, а много чужих языков), чужие нравы, чужие запахи, пусть даже такие приятные – как запахи магнолий, кофе и морских водорослей. А хуже всего – эти мерзкие приставания местного мужского населения, не пропускающего ни одной юбки, чтоб не сказать вслед какую-нибудь сальность. Хоть паранджу надевай.
И через месяц ничего не изменилось.
По-прежнему – центр притяжения ее сердца – главпочтамт, где в окошке « До востребования» каждый день ей выдают счастье в конвертах. Письма из дома, письма из десятка городов, куда разъехались одноклассники. И самая близкая дорогая подруга Наденька. От нее письма прилетают почти каждый день. И во всех письмах – грусть-тоска по навсегда ушедшему счастью общения. Так что Ангелина не одна такая. Это утешает. Немного.
С учебой все нормально, никаких сложностей. Ангелина гуманитарий. Чтение книг – ее естественное состояние, как дыхание. Как без них? Однокурсники – все приятные ребята и девчонки.
На лекциях она вместо конспектирования того, что говорят преподаватели, строчит письма, но кто это видит? Только Аллочка Сарьян, соседка по столу. Староста курса. Но она не выдаст. И зачем записывать то, что потом можно за одну ночь прочитать в учебнике перед экзаменом? Не высшая математика.
– Геля, ты знаешь, где Люда Князева живет? – Аллочка с первых дней произвела на Ангелину самое приятное впечатление сочетанием изящества, женственности и энергичности.
– Знаю. Людмила показывала дом. В двух шагах от моря.
– Отнеси ей сегодня вопросы к семинару. Пусть готовится, пока на лекции не ходит. Будет, чем заняться. А то в безделье болеть скучно.
Идти к заболевшей однокурснице не очень хотелось. Людмила со времени вступительных экзаменов просто приклеилась к Ангелине. Ее внимание было назойливым и стесняющим. Но делать нечего. Да и прогуляться по вечернему городу было предпочтительней, чем сидеть в маленькой комнате в чужом жилище, где две пожилые дамы – мать и дочь, бдительно наблюдали за всеми телодвижениями своей квартирантки.
Ангелина переоделась из строгого – синяя юбка, белая блузка, в легкомысленное –красное махровое платьице, белые босоножки на невысоком каблучке, белая сумочка через плечо, и отправилась в сторону набережной. Решив влиться в безмятежную карнавальную толпу отдыхающих. Бархатный сезон в разгаре.
Музыка льется из каждой кофейни. Чайки спокойно прогуливаются по парапету. Запах жареного мяса привлекает всех окрестных котов к небольшому ресторанчику, встроенному в каменные руины старой крепости у самой кромки воды. Люди смеются, болтают, дети бегают между ними.
Ангелина чувствует себя чужой на этом празднике жизни. Кто бы заметил ее отсутствие в этой нарядной толпе праздных курортников и низкорослых чернявых местных парней, чего-то выискивающих в этой толпе… Зачем она здесь? Как грустно. Невыносимо грустно.
Ангелина не удивилась, войдя в темный коридор, заставленный ветхим хламом. Она уже привыкла к контрасту между парадными светлыми фасадами домов, увитых плющом и лианами, и задворками этих домов, словно сошедших с полотен художников-передвижников. Ветхость, скученность, шаткие длинные лестницы, сараюшки, хибарки, деревянные туалеты в закутках, краны во дворах, где постоянно кто-то толчется со стиркой или мытьем зелени и овощей.
В доме Людмилы водопровод отсутствует. На стене висит рукомойник с подставленным снизу ведром.
Ангелина стучит в нужную дверь.
Дверь открывается так быстро, как будто ее ждали.
В темном проеме высокий светловолосый парень, лица почти не видно. Внутреннее помещение не освещено.
– Здравствуйте! Люда дома?
– Дома. Прошу, – парень слегка сдвигается с середины прохода. Геля делает шаг вперед. Он так близко, что ее волосы касаются его лица. А она чувствует его запах. Это ее безумно удивляет. Никогда раньше она не замечала чужих запахов. Кроме запаха кожаной лётной куртки отца и маминых ситцевых халатиков.
А здесь… невозможно понять…но так приятно вдыхать…табак, солнце, сухие травы… Полынь… Нет. Не понять…
Геля хочет увидеть себя его глазами. Она похожа на свеженькую редисочку. Красное с белым…красиво. Хорошо, что она переоделась.
– Андрей, кто там?
– Это к тебе,– парень слегка касается руки Гели выше локтя, вроде бы придерживая в полумраке коридора и направляя в нужную сторону.
Геля идет на голос.
В комнате много света. Большое окно распахнуто настежь. Прохладный ветерок гуляет по комнате. В постели полуодетая Людмила с голыми плечами, протягивает руки к вошедшей. Геле приходится чмокнуть ее в щеку. Садится на стул, отодвигая его чуть дальше от кровати.
– Привет, привет, как ты? Вот, вопросы к семинару по истории. Алла беспокоится, чтобы ты подготовилась.
– Уже нормально, температура спала. Через пару дней приду.
В комнату входит тот, кто открыл Геле дверь. Она может разглядеть его лицо. Смешно… Такими профилями были разрисованы ее тетрадки… Точь в точь… Наверное, это волосы его пахнут полынью. Светлые, выгоревшие на солнце. А глаза…такие голубые, чистые глаза…словно изнутри светится светлячок…
– Познакомь нас,– говорит парень с едва уловимым акцентом, причесавшись у встроенного в дверцу шкафа зеркала. Он смотрит на Ангелину через отражение.
– Геля, это Андрей, мой младший брат. Андрей – это Ангелина, моя однокурсница.
– Ангел, значит…,– произносит парень странную фразу. И протягивает руку почему-то ладонью вверх.
Ангелина поднимается и вновь оказывается в недопустимой близости к шагнувшему навстречу парню. Но ей некуда отодвигаться, стул мешает. И она кладет свою ладонь на его ладонь. «Может, поцелует …руку»…?– мелькает смешная мысль. Но Андрей просто сжимает ее кисть. Так нежно и невесомо, будто это не рука, а новорожденный цыпленок.
– Ты, кажется, собирался куда-то уходить?– раздается голос Людмилы. – Ну, вот и иди себе. Дай пообщаться!
– Если вы поболтаете полчасика, девочки, я вернусь и провожу тебя, Ангелина. В нашем городе таким хорошеньким девушкам, да еще в таких красных платьицах… без охраны никак нельзя. Или ты мастер спорта по самбо?
Людмила поняла, что ее «задвинули», когда после второго культпохода в кино, друзья Андрея тактично придержали ее у кофейни, отпустив вперед две удаляющиеся фигуры… брата и Ангелины.
Те уходили по набережной, не оглянувшись. И даже не заметив, что свита отстала. Похоже, они сейчас не заметили даже, если бы исчезли все люди в городе.
И вот так каждый раз. Сначала нежная дружба с сестрой, а потом шуры-муры с братом… И эта туда же…Хорошо, что ему через месяц в армию. За два года эта дива забудет о его существовании.
Странное дело, Ангелина никогда не могла вспомнить подробности их разговоров во время прогулок по городу. По четыре часа рта не закрывать, а потом затрудниться вспомнить – о чем говорили… Как во сне. Похоже, она слушала звук его голоса, не вникая в смысл.
Хорошо, что он уходит в армию. А то влюбишься еще, чего доброго. Не до учебы будет. Опять маме огорчение. Она предупредила – до окончания института – никаких глупостей.
Так и не поцеловались ни разу.
-
Дневник.
« 26 июля.
Вот уже четырнадцать дней, ровно две недели, я – замужняя дама!
Мой супруг спит на полутороспальной кровати в маленькой комнате на улице Костюшко в городе на Неве, куда мы отправились в свадебное путешествие. Недалеко от гостиницы, где не оказалось свободных мест, к нам подошла женщина и предложила этот адрес. Наши хозяева – пролетарии средних лет, уходят рано, приходят поздно, мы предоставлены самим себе. Что нас вполне устраивает, несмотря на спартанскую скромность обстановки. Главное здесь есть – отдельная комната с кроватью и ванная комната с горячей водой. Больше нам ничего не нужно.
Пока мой милый почивает, я, пользуясь свободной минуткой, запишу свои впечатления. По совету мамы.
– Если бы я имела привычку вести дневник, то сейчас смогла бы отразить свой жизненный опыт в художественной форме,– сказала она мне накануне нашего отъезда в свадебное путешествие.– У тебя есть склонность к сочинительству, не упускай времени. Описывай все, что привлечет твое внимание. Это разовьет твою наблюдательность и способность анализировать.
Совет, кстати, запоздалый. Дневник я веду с восьмого класса. Неужели она этого не знала? Неужели забыла тот скандал, когда батя обнаружил в моем дневнике запись, где я писала – как нам всем становится хорошо, когда он улетает в командировки. И чем дольше командировка – тем нам хорошее. Я училась тогда в классе восьмом. Дура была. Как могла поверить взрослым, что чужие письма, а тем более дневники читать нельзя. Это неприкосновенная территория души. Вранье все. Нет ничего неприкосновенного для того, кто тебя кормит. Честно, меня тогда больше удивило то, что у него не хватило ума скрыть от меня сей факт – нарушения неприкосновенности личной территории. Так обиделся на подростковую глупость… Наверное, понял, что это чистая правда. Мама расцветала в его отсутствие. Даже петь начинала. И не потому, что батя какой-то злодей. Да нет – батя добрый, миролюбивый, жизнерадостный. Просто они с мамой разные. Как в басне – в одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань. И честно говоря, я не смогу утверждать однозначно, что трепетная лань – это мама. Иногда она очень даже конь.
Но, не об этом речь. .
Не знаю, как у меня с наблюдательностью и способностью к анализу, особенно теперь, когда единственным объектом моего внимания стал мой муж. Я не хочу ни красот памятников архитектуры Северной Пальмиры, ни шедевров Эрмитажа, ни дворцов Петергофа, ни театральных действ с участием самых великих актеров. Я хочу лежать с милым в постели в костюме Евы, обниматься, целоваться, миловаться, ласкаться, ныряя периодически в океан наслаждения, с которым ничто не сравнится.
И какое спасибо моим старшим подругам, которые теоретически просветили меня в этом интимном вопросе, кто книгами, кто исповедями, кто перепечатками с древних трактатов, а то разочаровала бы мужа дремучим невежеством и комплексами. Флорочка, спасибо за «Ветки персика»!
Я становлюсь зависимой от моего милого. От его желаний, настроений, намерений, интересов. Хорошо, что это все направлено на меня… Пока…
Но вот вчера в Казанском соборе какая-то наглая блондинка из чужой экскурсионной группы уставилась на моего мужа, и он бросил на нее несколько взглядов. Если бы у меня был аннигилятор, волшебный приборчик, разлагающий живую плоть на атомы без вреда для окружающих, через секунду на месте, где стояла блондинка, лежал бы на плитах один ее бесстыжий сарафанчик, не прикрывающий то, что у порядочных женщин должен прикрывать…
Плохой симптом. Нельзя превратиться в маниакальную ревнивую истеричку, отравляющую жизнь и себе, и людям. Но как же сильно это чувство собственничества. Как будто с моего пальца хотят сорвать кольцо с 5 каратным брильянтом. Мое кольцо!
Пока я контролирую себя. Я и виду не подала, что заметила стрельбу взглядами. Но, похоже, мой муж тоже не лишен наблюдательности. Взглянув на мое лицо и, что-то там заметив, он очень самодовольно ухмыльнулся.
А ведь недавно ему было не до ухмылок, когда он предстал впервые перед моими родителями в качестве законного супруга…
16 июля я приехала домой.
Поезд прибыл в пять утра. На вокзале взяла такси, и через полчаса мы подъехали прямо к воротам городка.
Дома еще все спали. Конечно – радость, объятия, поцелуи. Отец побежал на кухню жарить яичницу. Мама за ним, накрывать на стол. Я достаю из сумки свидетельство о браке и иду следом, пряча правую руку за спину. Захожу и говорю им -
– Сядьте, пожалуйста.
Мама послушно садится. Батя игнорирует. Яичница шипит. Я протягиваю перед собой окольцованную руку, сжимающую документ и произношу.
– Мы с Андреем расписались. Можете меня поздравить!
Минута ошеломленного молчания закончилась робким маминым вопросом -
-Как? Уже?
-Да, уже!
– А как же твой ансамбль?– спрашивает отец, с ехидцей.
– Из ансамбля я ушла. Потом расскажу.
– Ну а где же твой супруг, Линочка? – задает резонный вопрос мама.
– Оформляет отпуск. Приедет к Надюшкиной свадьбе. Они уже здесь?
– Да, вовсю готовятся. Послезавтра едут в ЗАГС. Уже забегала сюда, ты же свидетель у нее, ты ведь знаешь?!
– Конечно знаю. Списывались, телеграммами обменивались. Из-за этого я поехала раньше Андрея, мало ли что…
Почистив перышки и перекусив, я помчалась в соседний дом на пятый этаж к своей разлюбимейшей подруге Надюшке, которая через два дня выходит замуж за нашего же одноклассника Василия.
Она еще ничего не знает о моем спонтанном поступке, которого я сама от себя не ожидала. Еще два месяца назад ничто не предвещало … Я спокойно готовилась к экзаменам, лежа на кровати в небольшой светлой комнате, которую мы снимали с Аллочкой у матери однокурсницы Люси Ягелло., когда раздался телефонный звонок, поднявший меня с постели.»
Два месяца назад.
– Мурлик, ты подумала над моим предложением? – голос Арамиса в трубке выдернул Гелю из размышлений о сходстве и различии судеб Эммы Бовари и Анны Карениной, которые невольно пришли в голову при чтении романа Флобера.
– Над каким? – понимая, что от Арамиса минутой разговора не отделаешься, Геля захлопнула книгу, развалившись в хозяйском кресле на залитой майским солнцем веранде. Судя по тому, что к телефону никто не подошел, хозяев в доме не было.
– Я предложил тебе стать солисткой в ансамбле, который я организую при филармонии.
– Да ладно…Я думала, это треп!
– Когда я тебе трепался, Мурло ты такое!? Я тебе говорил, что ты станешь лауреатом конкурса. И ты стала! Я говорил тебе, что ты поедешь в столицу на телевидение? И ты поехала.
Геля улыбнулась тому, как по – детски обижался этот седеющий сорокалетний мужчина, новый худрук студенческого коллектива, в котором уже три года пела Геля. С его приходом не местная фамилия Гели вдруг перестала быть преградой на пути к дипломам и призовым местам на всяких конкурсах и фестивалях.
– Я вам безмерно благодарна, сэр!
– Ангел мой, не разбивай мне сердце, скажи, что ты согласна!
– Но мне еще два года учиться… Родители не разрешат бросить институт.
– Я уже все продумал. Переведешься на заочный. Гастроли будем планировать так, чтобы к твоим сессиям ты была свободна. Не будь фраером! Соглашайся! Тарификацию сделаем, задарма весь Союз увидишь. И не только Союз. Государственная организация! Такое не каждый день предлагают!
– Ты уверен, что я соответствую? У меня ведь только музыкальная школа…
– У тебя голос, детка, и сценическое обаяние. А остальное добавит практика. Два года поработаешь в гастрольном режиме, сама себя не узнаешь, так вырастишь. И потом, не спорь со старшими. Никого не хочу, только тебя, Ангел мой. Сегодня придешь на репетицию?
– Сегодня не приду. Завтра экзамен по зарубежной литературе.
– Ну, иди, зубрилка! Готовься к своим экзаменам. Целую!
– Жену свою целуй!
– И за что я тебя люблю, ведьму такую!?
– Так все-таки ведьма или Ангел?
Неужели может сбыться « мечта идиота», и Ангелина попадет на профессиональную сцену?! Самодеятельность она и есть самодеятельность. Ни дисциплины, ни ответственности, ни обязательности. Только с приходом в их студенческий коллектив Арамиса обстановка стала понемногу выправляться. Геля сразу почувствовала на себе его внимание. Доброжелательное и заинтересованное. Ей это даже льстило поначалу. Художественный руководитель, взрослый мужчина приятной наружности, похожий на Владислава Дворжецкого в фильме « Бег». Огромные глаза, стройная фигура профессионального танцора, шарм, хороший парфюм, даже наглость и настырность не привыкшего к отказам донжуана местного разлива… Ох, эти местные донжуаны! Все считают себя подарком судьбы для юной барышни славянской наружности. Но Геля его не опасалась. Особенно после визита к нему домой.
Как-то после репетиции уговорил.
– Мурлик, поехали ко мне в гости. Я тебя с мамой познакомлю. Не волнуйся, я тебя не покусаю. У меня и дочки дома.
– А жена где?
– В командировке.
И уже перед дверью поворачивая ключ в замке, быстро произнес –
– Ничему не удивляйся. У нас старшая дочь больна.
Но то, что Геля увидела в гостиной, не называлось – «дочь больна». Существо с тоненькими ручками и ножками и бессмысленным блуждающим взглядом, висело в высоком манеже на кожаных ремешках, сложно объединенных в поддерживающую систему. Геля отвела взгляд.
Из кухни вышла седая женщина со спокойным красивым лицом и осанкой королевы.
– Мамочка, это наша солистка Ангелина. Нам поработать надо. Свари нам кофе, пожалуйста.
Одна из дверей, ведущих в гостиную, распахнулась, и на трехколесном маленьком велосипеде въехала кудрявая девчушка лет трех. Подкатила к ногам Арамиса и, подняв мордашку, вытянула губки для поцелуя. Арамис выхватил ее с сидения, поднял к лицу, чмокнул в носик и посадил обратно. Перебирая коленками, как толстый кузнечик, она покатила на кухню.
Арамис завел Гелю в третью комнату, закрыл дверь и усадил Гелю в глубокое кожаное кресло. В другое сел сам.
– Вере предлагали сдать дочь в дом инвалидов. Но она отказалась. Что мы пережили во время второй ее беременности, не представляешь. Если бы и второй ребенок родился больным, Вера бы не выдержала. Но, слава Богу, все обошлось. Сама видишь. Чудесная девочка. Верино утешение. .
« А твое?»,– мелькнула мысль.
Стук в дверь поднял Арамиса с кресла. Не заглянув в комнату, мама передала поднос с двумя кофейными чашечками и тарелкой с выпечкой.
– У тебя очень милая мама. Она русская?
– Русская. Отец был грузин, царствие ему небесное.
– А кто тебе имя такое дал? Необычное.
– Отец, конечно. Любимый герой любимого романа.
– Хорошо, что здесь не редкость такие экзотические имена. В общаге пока жила полгода, уже и с Гамлетом общалась, и с Айвенго, и с Тарзаном.
– Чего ушла из общаги? Приставали?
– Да нет, не особо. Там история с групповым изнасилованием однокурсницы случилась. Противно стало. Сейчас комнату снимаем в доме у матери однокурсницы вместе с подругой.
– Как тебя вообще сюда одну отпустили…
– Сама удивляюсь. Воспитывали в строгости.
– Ну, это видно. Девица, что ли, еще?
– Надо полагать, раз я не замужем.
Арамис заржал.
– Нашла критерий! Наивная.
– Ну ладно, мы сюда зачем пришли? Кофе пить? За кофе спасибо, и я пойду, пожалуй…
– Погоди,– Арамис достал из шкафа кипу нотных листов. – Здесь сочинения местных композиторов и поэтов. Надо выбрать несколько песен для репертуара. Найди самые тебе не противные. Мне недосуг этим заниматься. Ты же ноты знаешь?
– Ну да, музыкалку по классу фортепиано закончила.
– Так ты – профи! Молодец. Эх, Геля… Встретилась бы ты мне раньше…
– Насколько раньше? Когда я в пятом классе училась?
– Ну да… Разминулись во времени.
Разминулись во времени.
Красивая фраза.
Геля может разминуться в пространстве с Андреем, если согласится на предложение Арамиса.
Сможет ли он ждать ее с гастролей, как она ждала его из армии?
Если любит – будет ждать. А если не любит – зачем он Геле?
А как сама без Андрея ?!
Вопрос и простой и сложный. Интим до брака для Гели невозможен. Это такая установка, ее не перешибешь. И мама здесь не при чем. Про пресловутый подол разговоров не было. Геля сама не хочет, чтобы ей на лоб поставили клеймо – шлюха.
Хорошо, что Андрей это понимает… И лелеет ее девственность…
Но встречи с Андреем становятся день ото дня все жарче, и он становится все смелее. Да и она сама уже так пристрастилась к его объятиям и поцелуям, что останавливаться на границе становится все сложнее. Особенно сейчас, когда между двумя распаленными телами из всех преград остались две тряпочки.
Значит, гастроли помогут сохранить статус – кво. Статус она сохранит, а Андрея потеряет.
Уже голова кругом, а жизнь только начинается. Что же дальше будет?
– Да чего ты раньше времени мучаешься?– спросила Геля самое себя. Она часто разговаривает сама с собой. – Ты же понимаешь, что без благословения мамы ты на такие перемены не решишься!
И дело не только в полной экономической зависимости. Экономически может быть Геля и станет независимой, как только начнет работать. Психологическая зависимость гораздо сильнее.
В глазах мамы Геля должна быть безупречной. Всегда, везде и при любых обстоятельствах. И не просто – казаться… А именно – быть! Во-первых, маму никто обмануть не может. Потому что она умеет читать мысли. Как часто она вслух отвечала отцу из другой комнаты, думая, что он задает ей вопрос. А он только думал об этом… Во-вторых, у нее есть дар предвидения.
– Мне сегодня змея приснилась. Наверное, твоя мать заявится, – как-то утром сказала мама отцу. Бабушка жила за две тысячи километров от них и в гости не собиралась.
Не успел отец открыть рот, чтобы возразить, как раздался звонок в дверь.
– Иди, встречай! – насмешливо произнесла мама.
Отец открыл входную дверь и остолбенел. На пороге стояла его мать с дорожной тяжелой сумкой. Умерла ее младшая сестра в родной деревне, из которой бабушка уехала лет пятьдесят тому назад, и она ездила на похороны. А потом решила проведать семью сына, благо это всего километров четыреста.
Геля села писать письмо родителям. Даже позвонить она не могла. В их военном городке телефоны домашние были только у командира полка, его заместителя и замполита.
Ответ пришел через 8 дней.
« Дорогая наша девочка, здравствуй!
Получили твое письмо, здорово оно заставило нас призадуматься. Обсуждали все вместе. Настя ( она прилетала на три дня) надо сказать, лучше всех, по- современному поняла тебя.
Линочка, ты пишешь, чтобы я поставила себя на твое место и объективно обсудила не только настоящее, но и будущее, которое ожидает тебя. Но мне трудно это сделать. Меня страшит твое желание уйти с дневного отделения, так как заочное отделение – это учеба для диплома, а не для знаний. Ведь петь ты будешь не вечно. В лучшем случае – 8-10 лет….»
Почему же 8-10 лет? Шульженко до сих пор поет, в свои 70, не говоря уж о Изабелле Юрьевой. Или все достоинство Гели в глазах мамы только в смазливой физиономии? Так через 10 лет с физиономией еще все будет в порядке!
« Но главное, что беспокоит меня – будешь ли ты певицей, а не певичкой, не имея специального образования. Уверена ли ты настолько в своих вокальных способностях…»
У мамы пунктик насчет образования. Без образования ты не человек. И откуда такой снобизм? Бабушка Мотя читает по слогам, дедушка Коля штукатур-маляр, тоже образованием не измучен. Сама свой диплом с отличием положила в ящик комода, 20 лет там пролежал. Только недавно утроилась на работу в библиотеку дома офицеров. И отца кошмарит, что он не поступил в академию и остался со средним специальным. Но и со своим средне-специальным он кормит и содержит всю семью. Штурман ВТА ( военно-транспортная авиация)
« Не могу поставить себя на твое место еще и потому, что сама мечтала о педагогической стезе, как о святыне. Хотя это и не оправдалось. Я никогда не понимала людей, порхающих по жизни, как стрекозы , хотя зачастую они жили в лучшем смысле этого слова. Я всегда была за серьезную работу и, конечно, эстраду выбрать своей профессией не решилась бы ни за что!»
Боже! Какой пафос! Какая такая святыня с зарплатой в сто рублей. Ниже зарплаты любого рабочего, который вытачивает болванки на заводе.
« Но по тому, как тянется молодежь на сцену, не имея даже неплохих данных считает себя осчастливленной одним допуском, могу судить о твоем стремление попасть в этот ансамбль. Мне трудно судить отсюда, но ты человек взрослый, должна всесторонне обдумать все, все взвесить и только тогда делать выводы»
Не имея даже неплохих данных… сильно сказано.
Но только песни Ротару, Пугачевой и Пахоменко Геля всегда исполняла под бурные продолжительные аплодисменты, как говорится. Но откуда маме это знать? На сцене дома офицеров Геля пела только в вокальной группе. Под аккордеон. В музыкальной школе, где был ВИА, и где Геля впервые услышала свой голос как бы со стороны через колонки и была им очарована, мамы тоже не было. Ее выступление на республиканском телевидении здесь не показывали. Так что не удивительно, что главного в Ангелине никто, кроме Арамиса, не разглядел и не оценил.
« Что ж, девочка моя, предоставляем решение этой задачи тебе самой, ибо во взглядах на эстрадное искусство мы с тобой стоим на разных полюсах и, видимо, не мне в этом вопросе давать тебе советы. Папа и Настюха отнеслись к твоему выбору положительно. Оба – за! А я – воздержавшийся. Будь умницей, дочурка, ты никогда меня не подводила, думаю, и сейчас этот вопрос решишь правильно».
Ну, как говорится, и на том спасибо! Обошлось без категорических запретов. Но ясности в душе не наступило.
Как только Геля зашла в актовый зал института, где пока проходили репетиции, Арамис тут же подскочил к ней и уселся рядом. Парни на сцене подключали аппаратуру.
– Ну что, получила?
– Получила.
– Ну и?
– Не возражают.
– А ты?
– А я думаю.
– О чем ты думаешь?– возмущено зашипел Арамис,– чего ты боишься, дура такая! Клянусь детьми, я желаю тебе только добра. Бабки заработаешь, кооператив построишь, оденешься, как кукла. Пой, пока молодая, радуйся жизни… Ну что ты, Мурлик?!
– Я буду полностью зависеть от тебя. А я этого не люблю.
– Да нет, дорогая! Это я буду зависеть от тебя. На тебе будет репертуар, а ты махнешь мне на прощанье ручкой, когда тебя переманит другой коллектив, « Прощай, папа Арамис, не поминай лихом». И останусь я у разбитого корыта. А если серьезно, то я тебе обещаю – все, что зависит от меня я сделаю, чтобы ты никогда об этом не пожалела Соглашайся давай, а то у меня уже сердце стало пошаливать, держишь меня в напряжении месяц.
У Гели мелькнуло чувство, что он просит ее руки и сердца, такое волнение передавалось от него к ней. « Нет даже неплохих данных», – говорите! Ну что ж, а давайте проверим!
– Хорошо, я согласна!
Арамис откинулся на спинку кресла. Прикрыл глаза. На скулах перекатились желваки.
– Ну, вот и отлично! – Арамис пружинисто поднялся. – Пошли на сцену. Алик даст тебе новые песни. Как у тебя с жильем?
– Хозяйка летом пускает квартирантов, через неделю надо съехать.
– Ясно. Решим проблему. Ни о чем не беспокойся. Теперь обо всем беспокоиться буду я.
Дневник ( продолжение )
« Открыла дверь Надюша. Я не знала, что подруга способна издавать звуки такой высоты и пронзительности. Моя шея оказалась в тисках, дыхание вот-вот прервется… И тут я исхитрилась поднести к ее глазам правую кисть мою с колечком на безымянном пальце.
Звук взвился еще выше и зазвучал еще пронзительней!
Из комнат в коридор высыпали все, кто был в квартире. Мама, бабушка и тетушки, приехавшие на свадьбу, изумленно взирали на встречу подружек в сопровождении такой звуковой какофонии. Но когда поняли причину, все рассыпались в поздравлениях, ахах и охах!
-Как? Почему? Почему не написала? Почему так таинственно и секретно? И вообще – кто он? Андрей?
– Ну, кто же еще?! Конечно, Андрей.
– Да кто тебя знает, Линок! От тебя чего угодно можно ожидать.
Это уж точно.
Сидим у Надюши в комнате. Подальше от предсвадебной суеты.
Скоро стали подтягиваться одноклассники (интересно – а бывают «бывшие одноклассники», или это уже навсегда неизменно ) кто оставался в городке и кто приехал на лето к родным. Прибежала Светлана, гордо демонстрируя округлившийся животик. Она стала еще блондинистей и роскошнее. Брижит Бардо нервно курит в сторонке. В августе у них с Колей регистрация, сейчас он на практике. Будущий врач, Света писала о нем мне. Я не поняла – это любовь-морковь или женитьба по залету. Свете кажется, что любовь. Но у Светы такая мама, что у Коли не было шансов отвертеться. На Северном полюсе нашла бы и в ЗАГС притащила. В городке ходили слухи, что чтобы выбить для семьи с двумя разнополыми детьми трехкомнатную квартиру, она пробилась на собрание офицеров полка с московским начальством, поднялась на сцену и в микрофон с трибуны озвучила свое возмущение от получения ордера на двушку. Начальству пришлось удовлетворить это справедливое требование.
Посплетничали маленько. Света сказала, что Сережа стал встречаться с Галкой.
Сережа – моя первая любовь, а Галка – близкая подружка, бывшая.
Сердце у меня екнуло. Мы дружили с ней до восьмого класса. Даже несмотря на то, что я была влюблена в Сережу, а он был влюблен в Галку. Но после восьмого класса она почему-то ушла в другую школу. Хотя наша была в пяти минутах ходьбы от дома, а та – другая – в получасе езды на общественном транспорте.
Потом у нее случился роман с поселковым парнем старше нас, но, как оказалось, Галка была прикрытием его шашней с женой офицера, живших над квартирой галиных родителей. Галка страдала.
Сережа… Что-то в нем было. Как будто он знал что-то такое, чего не знали другие. Он и учился не просто так, как все остальные, просто потому, что всеобщее среднее образование, а для чего-то. И он точно знал – для чего. Но тайны своей никому не раскрывал. Учителя это чувствовали. И обращались с ним уважительно. Ну, уж не говоря о том, что он просто красавчик. Сероглазый, светловолосый, высокий. Выше него только балбес Семенов был.
Спортивный, сильный, энергичный. Всех притягивал к себе, как магнитом. Таинственная сила притяжения.
И мое девичье сердце трепетало. Как трепетали колокола его синих брюк на ветру, когда я смотрела на него из окошка. Он часто появлялся в нашем городке из своего поселка. Галка жила в соседнем подъезде.
Но я свою влюбленность не проявляла. Только Галка догадывалась.
Почему?
Первый вопрос, который задала мне мама, когда я открыла ей свое сердце, был -
– Он сын офицера?
– Нет. Он с поселка.
И я поняла, что она не одобрила мой выбор.
. Не словами, а такой легкой гримасой пренебрежения, типа – что ж, лучше никого не нашлось? А как же сыновья офицеров? Вон у вас в классе учится сын командира полка…Красивый мальчик…
Как будто влюбляешься не в человека, а в его статус…
Может, она и отца выбрала не потому, что влюбилась, а потому что он был офицером и приехал за ней в ее родной провинциальный городишко из самой Москвы? Она же не могла знать, что через три года его переведут к черту на кулички, на окраину грязного промышленного города за тысячу километров от Москвы.
Столько вопросов, и ни одного ответа. Но, речь не об этом.
После ухода Галки в другую школу, Сережа стал дружить, как это называлось, с нашей одноклассницей Ольгой, девушкой видной, красивой, с крупными выразительными чертами лица. Моя влюбленность в него еще не прошла, но я Ольге не завидовала.. Одна девчонка поделилась впечатлениями о поцелуях с Сережей, другая… Для меня это было неприемлемо. Я мечтала о рыцарской верности до гробовой доски.
В дружбе с Ольгой прошли десятый класс, выпускной вечер, поступления в институты и два года встреч на каникулах. Казалось, что это Любовь.
И вот тебе новость. Опять Галина.
– А что же Ольга?– спросила я всезнающую Свету.
– С Ольгой цирк. Приезжает она на каникулы, они гуляют, гуляют. Такая пара красивая, все умирают от зависти. Уезжает Ольга, Сережа ходит один, гордый, как принц датский. Но за месяц до Олиного приезда срывается, заводит какой-то бурный роман черт знает с кем, с какой-то парикмахершей. Оля приезжает – он опять верный рыцарь. И так несколько раз. Видимо, ей доложили. Она перестала приезжать. Ну а Галка – здесь, рядом. Старая любовь не ржавеет.
-Эх, Линочка, такого парня упустила! – заглянула в комнату мама Нади, Римма Александровна на последних словах Светы.– Лучше своих мальчиков все равно не найдете. А Сережа – лучше всех, помяните мое слово. Теперь вот Гале достанется.
– Да ради Бога! Любви хочу, а не расчета. Без любви никого не нужно! – беспечно ответила я.
– Делать бы вам всем прививку от этой любви в 15 лет, как от оспы. Что б на всю жизнь иммунитет образовался. Наплачетесь от нее.
– «Пусть гибну я, любви одно мгновенье дороже мне годов тоски и слез»,– продекламировала я с выражением.
– Дурочки! Дай вам Бог, счастья!
Вечером собрались за столом у Нади. Все, кто был в городке. Олег пришел с подружкой. У подружки настороженный взгляд и зеленые глаза в густых черных ресницах. Панночка, ни дать, ни взять.
У Жени Алексеева девушки еще нет.
Светлана пришла с умопомрачительной прической. Она работает в парикмахерской. Кто-то поколдовал над ее головой.
Лариса привела кавалера. Лейтенанта к себе приманила. Она девушка с поселка. Повышает свой статус.
Познакомились.
Юра не приехал. Ну, это и понятно. Три года у них с Василием было соперничество за Надино сердце. Побежденный ушел в тень.
Сережа пришел один.
На наши встречи никто никого никогда не приглашает, сарафанное радио сообщает, что Надя приехала, и все тут же стекаются в ее квартиру, как ручейки в море. Галина, возможно, ждала особого приглашения. Она всегда ощущала себя немножко королевой.
Сережа сел рядом. Под общий гур – гурчик тихо спросил-
- Лина, кто он?
– В каком смысле?
– Чем занимается? Где учится? Или работает?
– Работает. На заводе. Слесарем.
– Я серьезно…
- И я серьезно.
- Он уже закончил институт?
- Нет. Он недавно из армии вернулся.
Ну вот, еще один агитатор за советскую власть выискался. Не буду же я всем объяснять, что Андрей – единственный мужчина в семье. Что на его содержании – мать-инвалид с крошечной пенсией, почти слепая женщина и сестра-студентка очного отделения с крошечной стипендией. Институт не всем по зубам даже в нашей прекрасной стране, где молодым везде дорога.
– Сколько же ему лет?
– Двадцать один.
– Такой молодой! Как же так получилось… Неожиданно…
– Для кого неожиданно, Сережа?
– Но ты вроде зимой замуж еще не собиралась…,– честно говоря, я и неделю назад еще замуж не собиралась…
– Зимой – нет… Впрочем, это долгая история.
– А я бы послушал.
– В другой раз.
– Будет ли он теперь этот другой раз…
Говорите – встречается с Галиной?! Что-то не похоже…
Ну, чего греха таить. Конечно, он чувствовал, что я всегда была к нему не равнодушна. У меня все на лице написано, хоть и мечтала быть актрисой с пятого класса. Да и он сам однажды предложил мне « дружбу»…На выпускном вечере после окончания восьмилетки. Наверное, с Галкой поссорился. А я на скамейке запасных сидеть как-то не захотела. Ни первая, ни вторая…а только единственная…Главная роль, и никаких дублерш.
Андрюша заверяет, что мне первой он признался в любви. Почему-то я ему верю.
Весь следующий день начала ждать Андрея с самого утра.
Боялась отойти на полчаса, чтобы не пропустить эту секунду, когда раздастся звонок…
День тянулся изнуряюще долго. Наступил вечер.
19 часов. Его нет.
20 часов. Его нет.
21 час. Его нет.
22 часа. Его нет.
23 часа. Его нет.
– Пора ложится, доченька. Завтра напряженный день.
Пошла в свою комнату. Легла. Как завтра идти на свадьбу, ловить вопросительные взгляды… Что могло случиться? Вдруг не отпустили с работы… Или поезд сошел с рельс… Или самолет разбился… Я же не знаю, как он добирается сюда.
Родители о чем-то переговаривались за дверью. Положила подушку на ухо, чтобы не слышать ничего.
И вдруг… тихий стук. Села на кровати. Прислушалась. И сквозь оглушительные удары сердца опять тихий стук. Вскакиваю, включаю свет. Взгляд на часы – без пяти минут двенадцать. Как обещал!
Вылетаю в гостиную.
– Приехал!
Переполох. Одеваются, прикрывают покрывалом тахту с постелью. Отец пошел открывать. Я за ним.
Ну, наконец-то!!!!
Стоит во всем бежевом, со светлым чемоданом у ног и с огромным букетом гладиолусов метровой длины. Кроваво-красных. Приехал на такси из Днепра.
Смотрю на него глазами родителей. Особенно мамы… Для меня красивее его мужчины нет на всем белом свете. Викинг. Волосы русые, глаза голубые, подбородок мужественный, нос прямой… Рост – метр восемьдесят пять. Косая сажень в плечах, что бы это ни значило. Мастер спорта по морскому многоборью.
Но мамин идеал совсем другой. Темноволосый, кареглазый, как отец, и главное – с высшим образованием. Черт бы побрал это образование.
Целый час его мыли, кормили, поили, вели светские беседы, пока я изнывала от томительного желания остаться с ним наедине. И вот эта минута настала.
- Ну, идите спать, дети,– сказал отец.
И мы зашли в спальню, закрыв за собой дверь.
Легли на разные кровати – две полуторки стоят рядом, моя и сестры. И секунд десять лежали не шевелясь, слушая дыхание друг друга. Потом одновременно стремительно протянули друг к другу руки, столкнулись ладонями, переплелись пальцами. Я не поняла, как матрас оказался на полу, а мы на этом матрасе. Никаких преград больше не существовало»
Восемь месяцев назад.
В последнем письме Андрей сообщил, что писать в армию ему больше не надо, письмо уже не застанет его. Числа тринадцатого он будет дома.
Поэтому когда перед ноябрьской демонстрацией Людмила Князева подбежала к их группе и, пошушукавшись с Розалиной Михайловной, убежала, Геля не придала этому никакого значения. Даже, несмотря на торжествующий взгляд, который Людмила бросила на Гелю. Эти взгляды уже Гелю не удивляли. Бешеное обожание какой-нибудь персоны у Людмилы сменялось тихой ненавистью к этой же персоне с регулярной периодичностью. Геля уже пару раз проходила через эту дичь.
Когда к ней подошла однокурсница Лариса со словами « Тебя можно поздравить?», Геля совершенно спокойно спросила «С чем?»
– Так Людкин брат вернулся….
И тут Геле пришлось призвать на помощь все свое самообладание
– А… Ну да… Пусть с семьей побудет…– произнесла она с великодушной улыбкой, мысленно употребляя много всяких других слов в адрес убежавшей сестры брата. Одно из самых безобидных было слово «дрянь»!
Придя домой после демонстрации Геля, естественно, помылась, накрутилась, накрасилась, и сидела в своей комнате, прислушиваясь к телефону, как «дура с чистой шеей».
Андрей не позвонил.
Хорошо, что Алла уехала на праздники к родителям. И Геле не надо было реагировать на ее сочувственные взгляды и утешения.
А что взгляды были бы, Геля не сомневалась. Еще бы. Два года ждать парня из армии, ни с кем, можно сказать, не поцеловавшись…
Ну, почти ни с кем.
А в итоге вместо того, чтобы мчаться к ней с цветами в первую минуту прибытия на родную землю, он шляется неизвестно где…
Вон к Надюше и Василий и Юрка мчались из других городов при каждой возможности…Юрка вообще из военно-морского училища из Одессы. Вася то ладно, почти рядом. Москва-Горький.
Как все это понимать?
Андрей не позвонил. Ни в этот день. Ни на следующий. Звонили, кто угодно, только не он. Сердце устало падать в желудок от каждого звонка…
Геля ждала. Но когда и утро третьего дня не разродилось звонком, Геля вздохнула даже с каким-то облегчением.
– Ну и достаточно!
Облачилась в лучшее свое крепдешиновое платье с юбкой клеш в охристо-бежевых тонах. Туфли- лодочки на высоком каблуке, макияж, прическа, духи…Батя как-то привез маме из Каира, а Геля реквизировала.
И удалилась из дома с гордо поднятой головой, провожаемая оценивающим взглядом хозяйки дома, Люсиной мамы.
Домой она решила до вечера не возвращаться. Это было нетрудно сделать, потому что вчера Арамис назначил репетицию на сцене филармонии и пригласил Гелю. И режиссер народного театра Юлик Бидерман сообщил, что вечером спектакль, в котором Геля играла, и перед спектаклем не мешало бы прогнать кое-какие сцены. Спектакли игрались от случая к случаю, Геля уже давно хотела уйти, но все как-то не получалось. Заменить ее в ролях было некем. А подводить хороших людей ей не хотелось. Они скрасили ее одиночество первого года пребывания на чужбине.
Геля зашла в филармонию через служебный вход мимо столетних кипарисов (ну, может быть и не столетних, а просто выглядевших так) и сразу же натолкнулась на Арамиса. Он был безупречно выбрит, одет в темно-серый костюм и синюю рубашку. Туфли тоже были пижонские.
Геля приложилась губами к его благоухающей дорогим парфюмом щеке. Здесь среди своих этот жест был простым жестом приветствия. Но не сегодня. Что-то этот мужчина почувствовал. Какой-то дополнительный импульс. Взяв Гелю за запястье, он резко крутанул ее вокруг своей оси, так что ее юбка вздулась колоколом, не выпуская из своей железной хватки ее руку. Вернувшись в исходную позицию после неожиданного пируэта Геля про себя поблагодарила провидение, что каблуки ее туфель не застряли в щелях деревянных полов закулисья.
– Красивую включила?– ревнивым взглядом оглядел Арамис Гелю.
– Имею право! – Геля небрежным жестом поправила упавшие на лицо волосы.
– Есть повод?
– Спектакль у Юлика. Кто-то там из Москвы приезжает.
– Значит, петь не будешь вечером с нами?
– Не получится.
– Ну, посиди в зале, мне будет приятно видеть тебя…
– Мне тоже…. Посижу.
Запах кулис, полумрак зрительного зала, знакомые звуки настраиваемой аппаратуры и первые аккорды мелодий вернули Геле душевное равновесие. А может, действительно, у Андрея нет ее адреса. Людка могла не сказать из вредности. Письма он посылал на главпочтамт. Общих знакомых нет, по этому адресу она не прописана…
– Ладно, дам тебе еще один шанс,– подумала Геля и с дежурного телефона филармонии набрала домашний номер хозяев.
Трубку подняла Алла.
– Тебя домогается Андрюша. Уже три раза звонил,– радостно сообщила она.
– Ну, если позвонит в четвертый, скажи ему, что у меня в семь спектакль в Синопе в ДК, заканчиваем около десяти. Если хочет, пусть приезжает.
Геля гримировалась перед третьим актом, в котором был ее выход, когда в гримерку заглянул Юлик и сказал, что ее спрашивают молодые люди.
Она набросила на сценический костюм чей-то халат и выглянула в фойе. Как она и ожидала, возле перил лестницы стоял Андрей и бессовестно улыбался. Рядом улыбались его двое закадычных дружков Мухтар и Павлик.
– Здравствуй, Ангелина….– произнес он так, как будто они расстались прошлым вечером.
– Здравствуй, Андрей!– в тон ему ответила Геля. – Привет, парни! Вы в зал?
– Ну да….
– Встретимся после спектакля.– Геля закрыла дверь и пошла на сцену.
В предвкушении сатисфакции!
Гаснет свет в зале. Звучит музыка.
Медленно разъезжаются тяжелые полотнища занавеса, открывая зеркало сцены.
В центре стол. На столе Геля в форме морского офицера ( Геле очень к лицу военная форма) сидит в объятиях сценического мужа, замерев в нескончаемом страстном поцелуе.
На репетициях Геля пресекала попытки партнера слишком приближаться к правде жизни. Но сейчас, движимая легким чувством мести, она позволила « мужу» действовать с достаточной долей натурализма.
Скоро в зале захихикали, потом раздались аплодисменты.
Геля почувствовала себя отмщенной.
Через два часа прощаясь у калитки дома после прогулки по ночному городу и ощутив на своих губах прикосновение губ Андрея, Геля испытала совершенно иные чувства, нисколько не похожие на сценические.
Почему прикосновения одного человека превращают твою кровь в шампанское?! А такие же касания другого оставляют равнодушной, в лучшем случае.
Надо разобраться в этом таинственном обстоятельстве.
Людка сказала Андрею, что не знает адреса Гели.
Дневник. ( продолжение)
«На Надиной свадьбе я сияла почище невесты.
Надюша – эталон идеальной невесты. Длинное белое гипюровое платье на атласной подкладке, длинная фата с флердоранжем, белые атласные перчатки по локоть, румянец на скулах. Похожа на сказочную фею. И взгляд затуманенный, рассеянный. ( Очки с диоптриями минус три не надела, что б не бликовали в линзах фотоаппаратов).
Ну и Василий ей под стать. Черное и белое.
Нам с Сережей повязали красные атласные ленты через плечо, мы – свидетели. Все согласно неписанным правилам. Ну и ладно. Жалко что-ли.
Спускаемся по лестнице с пятого этажа позади жениха и невесты, старюсь не наступить ей на подол платья. И тут Сережа тихо так, с горечью -
- Эх, Лина, что ж ты так поторопилась. И нас бы так провожали.
А у меня губы болят от Андрюшиных поцелуев.
Нет. Не хотела бы я быть на Галкином месте. Но, тем не менее, спасибо за красивую точку.
Во Дворце бракосочетаний было прохладно и пахло цветами. Большой стол весь завален букетами. Нарядная дама с микрофоном в руке произнесла все положенные слова, и ребята поставили свои подписи в книге Судеб. Потом расписались мы с Сергеем. От волнения Надюша не смогла до конца продвинуть кольцо на палец новоиспеченного мужа, атласные перчатки мешали. Но она без смущения ловко прикрыла его руку букетом.
Будем считать это новой приметой долгой счастливой жизни. Пусть ваша любовь никогда не завершится, как не завершилось в момент ритуала это сакральное действо.
Из ЗАГСа молодожены со свитой пошли к памятнику Ленина для возложения букетов. Других памятников поблизости не наблюдалось.
И вернулись в городок на арендованном автобусе, чтобы перед банкетом немного отдохнуть и освежиться.
Дома меня ждал сюрприз. Приехала Настёна на каникулы.
Все сидели за столом и мило беседовали. Батя, как всегда, постарался. С десяток тарелочек с разносолами, закусками, фирменными блюдами теснились на столе. И когда он успел наготовить столько! И шницели, и паштеты, и винегрет, и незаменимая ничем вареная картошечка. Я уж не говорю про батарею напитков. Крепких и не очень.
Сестрица незаметно подмигнула мне и вытянула большой палец руки вверх. Одобрила, значит.
В ответ на мою просьбу поторопиться, Андрей предложил мне ехать в кафе без него .Сказал, что не хочет стеснять мою свободу!
Еще чего!
Да и если бы мне нужна была свобода без него, я бы сейчас репетировала концертные номера на турбазе 15 съезда ВЛКСМ, а не уговаривала бы его ехать со мной на свадьбу моей подруги.
Надеюсь, что он все-таки выпендривался.»
Месяц назад.
Вопрос с жильем устроился наилучшим образом. Просторный и светлый двухместный номер на лучшей турбазе города. А может быть и всего Союза. Репетиции на свежем воздухе, на открытой эстраде под сенью магнолий. Территория утопает в зелени. Похожа на ботанический сад, засаженный экзотической растительностью. По бордюрам фонтана томно прогуливаются павлины, раскрывая свои феерические хвосты. В озере плавают благородные лебеди, и чуть менее благородные уточки и чайки.
Деревянные скульптуры людей и зверей в полный рост, вырезанные местным художником, чья мастерская здесь же, возле входа на турбазу, как вернисаж среди зелени под открытым небом. Отдыхающие ходят мимо скульптур – кто на море, с сухими полотенцами через плечо. Кто обратно, неся влажные полотенца в руках.
Геля каждое утро присоединяется к беспечной толпе. Море напротив, через дорогу, по подземному переходу. Пляж закрытый, по пропускам. Чисто. Безопасно. Никто не пристает. Как не воспользоваться служебным положением? Потом все, у кого нет ванной в номерах, идут в общественный душ. Мальчики направо – девочки налево. Девочки с белыми пятнами неправильно формы на телах. У всех одинаковые. Забавно.
Самое главное – местному населению мужского полу без пропуска на территорию проникнуть нет никакой возможности. Правда, пастись при входе на турбазу им никто помешать не может. Но на это маленькое неудобство можно внимания не обращать. Все-таки третий год жизни здесь кое-чему Гелю научил. В шортах можно ходить по территории турбазы. А при выходе за территорию лучше все-таки надевать юбку приличной длины.
Спеть три-четыре песни вечером на танцах не составляет никакого труда. И, конечно, это не те песни, которые они сейчас ежедневно репетируют для программы. Геля уже недоумевает – и как это певицы поют одну и ту же песню годами, а то и десятилетиями, и их от этого не тошнит. Потому что ей уже надоело петь одно и то же. Но народ постоянно меняется, так что на однообразие никто не жалуется.
Все складывается как нельзя лучше, но на душе у Гели кошки скребут. Андрей месяц назад уехал на сборы, и неизвестно когда приедет. Он еще не знает о новых планах Гели.
Арамис торопит с переводом на заочное. Прямо давит. Недавно Юлик, встретив ее в ДК, где Геля проходит педпрактику в летнем детском лагере, напряг Гелю своими сомнениями в ее безопасности в обществе Арамиса.
– На каких условиях тебя берут? Что обещают? Внимательно читай договора. Ты девушка наивная. Смотри, Арамис парень хитрый. Может отбить вкус не только к эстраде, но и к жизни.
Гитарист Миша, симпатичный малый с зелеными беспутными глазами, как-то разоткровенничался с Гелей по пути в столовую.
– Зря ты бросаешь институт. Оно того не стоит. И потом, ты не представляешь, что такое гастрольная жизнь. Грязные гостиницы с клопами и тараканами, в залах пьяные рожи в ватниках, холод собачий. Нигде нормально не пожрешь. Яйца кипятильником в кружке варить придется. Если вырвешься наверх, то там такая мафия – сожрут и не подавятся. А что потом? Кабак да танцы в санаториях?
– Я не бросаю институт. Перевожусь на заочное. Арамис обещал к сессиям меня освобождать.
– Это он сейчас обещает. Гастроли планируются на год вперед. Никто под тебя подстраиваться не будет. Только не сдавай меня Пахану. Он мне голову оторвет.
Паханом парни называли Арамиса. В его отсутствие.
И самым неприятным моментом стало письмо из дома, от мамы. В ответ на ее радостные новости об успешном решении проблемы с жильем. Летом. В курортном городе. Где сдается за деньги каждый сантиметр любой жилплощади.
«Твое пребывание на турбазе может до инфаркта довести. Удивляюсь твоей не по возрасту безмятежной доверчивости. Летом на турбазах обретается самая разнообразная, часто отпетая шушера. Меня даже мысль, что ты связана с турбазой, страшит. Неужели нельзя было найти в городе комнатушку?
И потом, Лина, питаться за песни …не слишком ли ты низко ценишь свое достоинство. Певичка, поющая, чтобы из милости поесть… Все это так далеко от высоких помыслов, с которыми я связывала твой образ умницы, глубокомысленной и одухотворенной девочки.
Смотри, Лина! Не пошатни репутацию свою. И еще одно, ради всего святого, не доверяй с виду хорошим людям, не погуби свою юность. И вообще, после того, как ты связалась с этим ансамблем, я потеряла покой. У меня складывается впечатление, что кто-то невидимый настойчиво направляет тебя по желанному ему руслу, чтобы подвести к печальному ( но угодному ему) финалу. Подумай внимательно – не плывешь ли ты по течению? Не попала ли ты в сети кого-то проходимца???
Береги себя, доченька. И честь, и жизнь губятся однажды и навсегда! И вообще, мне было бы гораздо спокойнее, если бы ты вышла замуж за своего Андрюшу».
«Как же я низко пала в глазах в твоих глазах, мама! Пою, чтобы из милости поесть…Прямо достоевщина какая-то! Тебе бы монастырем командовать.
И чем мужчины на турбазе отличаются от мужчин на улицах этого города, куда ты меня так бесстрашно отправила, когда мне еще 17 лет не исполнилось?! Тогда не боялась за мою честь? Ну, отправила бы меня в Москву, куда я хотела. Там нет шушеры. Там одни москвичи.
А давай посчитаемся, кто там унижает свое достоинство.
Я работаю ( если можно так сказать про пение четырех-пяти песен на свежем воздухе , про репетиции я не говорю, это к делу не относится) за вознаграждение в виде казенной безопасной крыши над головой и трехразового сбалансированного питания. Если бы я жила в городе, на это у меня уходило бы не меньше ста рублей.
Работаю я при этом полтора часа в неделю. Обращаю ваше внимание! 15 минут в день! 5 песен по 3 минуты!
Ты же, мамочка, за казенную крышу и трехразовое питание работаешь по восемь часов в день шесть дней в неделю. Получаешь за это восемьдесят рублей с вычетом подоходного налога. При этом ты сидишь в душном, закрытом помещении дышишь книжной пылью, выдаешь солдатам и офицерам учебники марксизма-ленинизма… А больше в библиотеку никто ни за чем не ходит, ну может еще пионер какой-нибудь забежит, заблудившись в фойе Дома Офицеров.
А я дарю людям радость, музыку, хорошее настроение и память об этом райском месте на долгие годы.
Так кто же из нас унижает свое достоинство???».
Внутренний монолог помог Геле немного остыть. Возмущение несправедливыми обвинениями снизило свой накал. Но не до конца.
Арамис сразу же это почувствовал.
– Что случилось? – спросил не самым ласковым тоном Гелю, ожидающую своего выхода возле лесенки на сцену.
– Ничего,– таким же тоном ответила Геля.
– Как « ничего»? Твое плохое настроение действует мне на нервы.
– А я не обязана ради твоих нервов быть всегда в хорошем настроении.
– Обязана!
– Да???? А больше я тебе ничего не обязана?????– Геля сделала два шага в сторону корпуса.
Да пошли вы все!
Арамис схватил ее за руку.
– Не заводись, Мурлик. Я сам на взводе… Дома скандал … Какая-то сука позвонила Вере и сказала, что у нас с тобой роман. Я догадываюсь, кто это сделал. Она надеется, что я поссорюсь с женой и уйду к ней, тварь подлая. Дождутся, что я брошу их обеих и женюсь на тебе. Короче, распсиховался, сказал, что если еще раз заведет разговор об этом, меня больше не увидит. Плачет. Чувствую себя последним мудаком. На грани развода из-за бабы, которую еще ни разу не поцеловал.
– Я не баба.
– Не баба, Ангел мой. Дева чудной красоты.
– Не преувеличивай … Все утрясется, не переживай. У вас двое детей. Куда она денется. Да и ты никуда не денешься. Ты не бросишь больную дочь.
– И все-то ты знаешь, ведьма. Кстати, хотел спросить, что там тебе Юлик наболтал про меня?
– Да ничего особенно, спрашивал, что и как…
– А меня достал…Ты такой-сякой, я тебя знаю… Я ему говорю – «Меня, может, и знаешь, да вот ее нет. Иначе бы не гнал волну».
Зазвучало вступление к песне про белую лебедь, роняющую перья, и Геля поднялась на сцену. И глядя на кружащиеся в вальсе пары, вдруг почувствовала, что все будет так, как должно быть. Как именно, она еще не знает, но именно так, как должно быть.
И она успокоилась.
Дневник.
«15 августа.
Мы дома. Пролетели пять дней в Ленинграде, пять дней на Рижском взморье с экскурсией по Риге, с посещением Домского собора. Попали на концерт органной музыки. Слушали Баха. Как Бог может быть щедр к некоторым людям. И к строителям Собора, и к создателем органа, и к композитору Баху … Как подумаешь об этом, сразу ощущаешь себя инфузорией туфелькой. Ну и не буду думать.
Спасибо родителям за такой подарок – свадебное путешествие. Без их финансовой поддержки мы бы такого путешествия себе позволить не смогли.
Хотела написать – все было прекрасно…
Но обещала себе – правду и только правду. Ничего, кроме правды.
Была одна ложка дегтя в бочке меда.
Сидим на пахнущем сеном чердаке в Юрмале, который снимаем за совсем не смешные деньги, но ничего лучше не нашли.
Я собираюсь натягивать сарафан, он не дает. Сидит передо мной на коленях с полотенцем на бедрах и говорит, рисуя на моем теле силуэт
– Тебе нужна такая рубашечка – тут кружева,– коснулся груди,- тут кружева ,– коснулся бедер.
– Тут тоненькие атласные бретельки,– провел по плечам ,– и вся атласная – изобразил атлас своей горячей ладонью на теле моем.
– И на ком ты видел такую рубашечку?– дергает меня черт за язык.
– На Марине, – проделывает тот же фокус с ним вышеупомянутый товарищ. Почему не сказать « в журнале, в кино, в магазине»… Марина – девушка, с которой он встречался до армии. До знакомства со мной.
– Ты же говорил – у вас ничего не было?!
– Ничего и не было. Разделась однажды…
– И ты сейчас рядом со мной вспоминаешь Марину? Да пошел ты к Черту! – вскакиваю с топчана, стукаясь головой о деревянную балку. Сарафан липнет к влажному телу, не слушает судорожных движений моих рук. Наконец одергиваю его и стремглав несусь вниз по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки… как шею себе не сломала…
На берегу падаю на песок, лицом в скрещенные руки и заливаюсь слезами. Через минуту примчался, поднял, обцеловал, согрел. Утешил. На руках понес обратно.
– Ты – моя женщина. Больше мне никто не нужен. Верь мне.
Из Риги летели на самолете.
Из аэропорта поехали к Андрею.
Родственники встретили нас индифферентно. Людмила, правда, поцеловала обоих, а Ада Петровна сварила отменный кофе. Она на это мастерица.
Никогда не могла понять, как в этой маргинальной семье мог вырасти такой мужчина? Это не умещаются в моем сознании. Людмила просто героиня Достоевского, униженная и оскорбленная. А мать спасается от реальности в бутылке дешевого вина. Под забором не валяется, но в забегаловки наведывается частенько. Благо они все рядом. Но главное не это. Они живут, как закованные в цепи каторжане. Или как узники темницы. Никакой радости жизни! Никакого драйва! Никаких желаний. Почему? Непонятно.
Людмила говорила, что в молодости Ада Петровна была директором школы. Правда, сельской, но все равно. На стене фотография ее увеличенная и отретушированная. Вполне себе приличная женщина. В кокетливой шляпке.
Неужели неудачная семейная жизнь может такое сделать с человеком?! Без слез не взглянешь.
А Андрей с ней вежлив. Да и она на него голос не повышает, не то, что на Людмилу. Той достается, как сидоровой козе.
Но как бы там ни было, а я должна быть благодарна этой женщине, за то, что подарила мне такого сказочного принца!!!
Подарила… Как же… Была б ее воля, гореть бы мне в аду.
Не хочу сына. Чтоб вот так родную кровиночку забрала какая-то финтифлюшка?!
И как теперь все сложится? Естественно, мы с Андреем будем снимать жилье. Это не обсуждается. Мамины рассказы о ненавистной свекрови я слышала с детства. И иллюзий никаких не испытываю. Только врозь. Тут Андрей меня полностью поддерживает. Сможет ли он помогать им финансово? Ну, наверное.
Это его, мужское дело. Мне настолько противны были всегда разборки между родителями, когда мама находила отцовские заначки и устраивала допросы с пристрастием, что я поклялась себе никогда даже не спрашивать у мужа, какова его зарплата. Сколько принесет – на то и будем жить. Хотя я понятия не имею, умею ли я распоряжаться финансами. До сих пор я все отдавала Алле, и она заведовала нашим общепитом. Ну, придется учиться.
Мне многому придется учиться.
Андрей пошел по своим знакомым узнавать насчет жилья, а я по своим.
Я отправилась по знакомому адресу. Комната, которую когда-то снимали мои друзья художники, и где я частенько бывала в гостях, оказалась свободной.
Комната большая, светлая, с высокими потолками с лепниной, здесь в прежние времена набивалось человек по пятнадцать молодежи. Студенты художественного училища. Все, как обычно – вино, танцульки, песни под гитару, разговоры об искусстве. Конечно, без ухажеров не обошлось. Но должен же был кто-то провожать меня домой. Потом еле отцепилась. От всех настойчивых поклонников был один щит – парень в армии. Срабатывало. Не наглели.
Хозяйка обрадовалась мне. У нее парализовало мужа, так что мой визит оказался удачным для нас обеих. Решение будет принимать Андрей, когда посмотрит комнату. Есть минусы. Общая кухня и удобства на улице. А как стирать белье без ванной? Ну ладно, все решаемо, было бы желание.
Здесь вообще с водопроводом в домах затык, особенно в центре. Мыться ходят в баню. Белье постельное сдают в прачечную.
Нам с Аллой повезло. В доме, где мы снимали комнату, Люсин отец сделал душевую с обогревателем. Успел перед смертью облегчить жизнь своим девочкам. Еще пятидесяти ему не было, когда умер .Чистокровный поляк с древней королевской фамилией. И у Люси внешность ясновельможной пани. Редкой красоты девица. В смысле – молодая женщина.
О ее судьбе можно роман писать.
Ну, сейчас не об этом.
С Андреем договорились встретиться у кофейни. Стою, с очередной чашечкой кофе, смакуя божественный напиток.
– О! Пропащая! Куда ты исчезла?– подлетает ко мне Вова Маршания, приятель Арамиса, секретарь комитета комсомола института, – Арамис тут весь город на ноги поднял в поисках тебя.
– Я вышла замуж и с мужем уехала к родителям.
– Ну все, Арамис точно инфаркт получит. Сбежала, значит?!
– Сбежала,– честно признаюсь я, услышав нотки сочувствия в его голосе.
– У него скоро сдача программы.
– Не знаешь, кого взяли вместо меня?
– Арамис сказал, что бабского духа у него в ансамбле не будет. Какого-то русского парня в солисты пригласил. Здорово ты его …,– Вова поискал, но не нашел приличного слова для завершения своей мысли. – До сих пор зеленеет при упоминания твоего имени. Но петь в институтском ансамбле ты ведь не перестанешь?
– Посмотрим,– ответила я, подумав о своей задержке. Уже на две недели.
– Да… Поздравляю с законным браком,– Вова поцеловал меня в щечку. В этот момент рядом материализовался Андрей. Я представила их друг к другу. Мужчины обменялись изучающими взглядами и рукопожатиями.
Значит, Арамис меня искал… Хватило наглости…»
Двадцать восемь дней назад.
Геля возвращалась на турбазу, когда от группы парней, постоянно тусующихся возле подземного перехода, отделилась знакомая высокая фигура в бежевых брюках и голубой футболке. Андрюша! Лицо загорелое, глаза и волосы стали еще светлее… А больше никаких изменений за месяц разлуки. Как будто вчера расстались.
Геля остановилась. Ноги дрогнули. Андрей подошел вплотную и прикоснулся к ее губам своими. Обычно на людях он себе такого не позволял. Но тут, на глазах конкурентов, глазеющих на них с завистью и досадой, не смог отказать себе в удовольствии.
– Как ты меня нашел?
– Встретил в городе твою однокурсницу, с который ты на практике здесь. Она рассказала, где тебя искать. Ты свободна?
– Да, до вечера.
– Поехали?
– Да. А куда?
– Увидишь.
Андрей остановил частника.
– На фуникулер.
Через пятнадцать минут они сидели на террасе ресторана, на вершине горы, откуда открывался потрясающий вид на город. Геля здесь еще не была.
– Мне надо тебе что-то важное сказать,– Геля пригубила вино, которое принесла официантка на подносе в бокалах, пока готовился заказ.
– Я тебя слушаю.
– Меня пригласили петь в гастрольный вокально-инструментальный ансамбль при филармонии. Что скажешь?
– Ты уже согласилась?
– Да. Репетируем.
– Ну, зачем тебе тогда мое мнение? Гастроли надолго?
– Месяца на два, три. На сессии буду приезжать…
– Понятно.
– Что будешь делать без меня?
– Да уж найду что… Не переживай.
– Понятно, – теперь Геле все стало понятно. На двух стульях усидеть не получится… Надо делать выбор. Ну почему нельзя одновременно существовать в двух реальностях? В одной петь и путешествовать, а в другой быть всегда рядом с Андреем и наслаждаться близостью…
Обед был замечательный. После сбалансированного питания на турбазе Геля с удовольствием умяла шашлык, фасоль, зелень, овощи и выпила два бокала домашнего красного вина.
Обратно пошли пешком. Каким-то образом оказались на заброшенном кладбище. Каким-то образом Геля оказалась вжатой в мягкий травяной покров между плитами горячим телом своего спутника. И дело явно шло к развязке восьмимесячных отношений.
Но тут рядом с лицом Гели вдруг появилась собачья морда и сказала « Гав».
– Привет,– ответила Геля, и тут сбоку донеслись детские голоса.
– Вайда, Вайда!!!
Геля высвободилась из объятий, приняла вертикальное положение, отряхнулась, смущаясь смотреть на Андрея. В горле пересохло. Хотелось пить.
– Надо возвращаться, – сказала хриплым голосом,– А то дождик собирается.
Андрей сидел на корточках, уткнувшись лицом в ладони.
Встал.
– Как скажешь, Ангел мой.
На турбазу Геля вернулась вовремя. Но танцы отменили. Пошел ливень. Вместе с ключом от номера дежурная передала информацию, что репетиция завтра в институте в два часа дня. Импозантный мужчина передал.
Арамис пришел к концу репетиции. Подошел к Алику, руководителю ансамбля, сидевшему за роялем. Геля, не прощаясь, пошла к выходу. Чего мешать беседе двух занятых людей?
Арамис догнал ее у выхода из зала.
– Ты куда убегаешь? Не спросишь ничего…
– Спрашиваю – что нового со вчерашнего дня в наших делах?
– Вчера мы не виделись. А новости есть. Первые гастроли планируются в Питер и Мурманск…,– Геля почувствовала, как его пальцы сдавили ей руку выше локтя – Что это???
– Пусти руку, больно! – она возмущенно посмотрела ему в лицо и оторопела. Таким Геля его еще не видела. Он стал бледным, как стена. А на лбу вздулась синяя вена.
От резкого толчка в плечо Геля влетела в аудиторию, распахнув дверь собственным телом.
Взбешенный Арамис вошел следом.
– Что это значит? – зашипел он, надвигаясь на девушку,– Ты с кем это так целуешься?
Геля машинально дернула рукой в направлении шеи. Там после вчерашней прогулки по кладбищу остался след…
– Твое какое дело?– Геля уперлась спиной в подоконник. – Кто ты такой, чтобы задавать мне такие вопросы?
– Кто я такой???? Я тебе сейчас покажу, кто я такой, – и, сжав ее в своих железных объятиях, впился ей в губы обжигающим ртом своим. Оторвав без труда от пола, он бросил ее на длинный лекторский стол и навалился всем телом.
Геля поняла – то, что не случилось вчера с Андреем, случится сейчас с Арамисом. В аудитории, при открытых дверях, на глазах изумленной публики…
Геля усмехнулась и внятно произнесла -
– Именно об этом меня предупреждал Юлий Соломонович.
Мужчина замер. Геля лежала неподвижно, сдерживая дыхание.
Наверное, древний инстинкт подсказал, как вести себя с хищником, чтобы не быть съеденной.
Оттолкнувшись руками от стола, Арамис выпрямился и отошел к окну.
– Прости,– сказал чужим голосом, не оборачиваясь.– Прости. Я потерял контроль над собой.
Геля одернула сарафан и двинулась к двери.
В два прыжка Арамис догнал ее и преградил выход.
– Скажи, что не сердишься, Геля…
– Ты бы хоть дождался, когда мы в поезд сядем, что ли…
– Зачем ты так… Разве ты не видишь, как я тебя…Клянусь детьми, ничего подобного больше не случится. Прахом отца клянусь. Пока ты сама этого не захочешь. Скажи, что не сердишься.
– Не сержусь,– совершенно искренне сказала Геля.
Действительно, сердиться надо было не на Арамиса, который был таким, каков он есть. Сердиться надо было на себя, наивную, легкомысленную курицу, возомнившую, что что-то в этой жизни дается просто так…за красивые глазки…
Мама опять оказалась права.
К началу танцев Геля немного опоздала. Стоя у гладильной доски в служебной комнате услышала до боли знакомые голоса.
– Посмотрите ключи, может быть уже пришла?! – говорил с дежурной Алик. Рядом Арамис, злой как черт. Увидел Гелю и пошел навстречу пружинистой опасной походкой. Того и гляди, кинжалами начнет швыряться.
– Вот она….
Бережно держа платье за плечики, Геля двинулась к своей комнате.
– Через пять минут я готова, мальчики…
– Ах ты, па… павидло, – процедил сквозь зубы Арамис. – Мы тут с ног сбились….– и закончил угрожающим тоном -
– Ну ладно…
– Ну ладно, учтем и это,– про себя отметила Геля.
Зашла в комнату, закрыв дверь перед его носом. И защелку повернула демонстративно. Вышла в длинном концертное платье, подмалеванная, благоухающая. Арамис у двери, как верный пес.
– Где ты, Геля?– спрашивает странно, неуверенным, заискивающим тоном.
– Здесь я, здесь, – улыбается коварно Геля.
Под молчаливым конвоем направляется к сцене.
Спела свою « от зари до зари» и спустилась со сцены. Арамис без лишних слов потянул девушку в темную аллею.
Не успевает Геля высвободить свой локоть из стального захвата, как рядом материализуется высокий силуэт. Все те же и командор…
Андрей с усмешкой смотрит на Гелю, Арамис уставился на него, а Геля переводит взгляд с одного на другого. Как, кстати, Андрюша оказался здесь? Мимо охраны мышь не проскочит…
– Ты можешь идти, – галантно позволяет Андрей и поворачивается, чтобы уйти. Геля выдергивает свою руку из лап Арамиса, берет под руку Андрея и утаскивает его прочь от этого места.
У входа в корпус Андрей остановился.
– До свидания. Извини, что нарушил твои планы,– Андрей вновь делает попытку уйти.
– Пойдем, – Геля поворачивается и идет в корпус. Андрей следует за ней.
Геля закрывает дверь. На ключ.
Никто не мешает. Пока. Надо, чтобы никто не мешал никогда.
– Не здесь. Пожалуйста… Я уезжаю отсюда. Я хочу уехать быстро и незаметно. Так надо. Ты со мной?
– Да.
– Тогда завтра в ЗАГС, послезавтра к моим.
– Завтра нас не распишут. Надо месяц ждать.
– Не надо. Я попытаюсь все устроить. Есть один вариант. Сейчас иди. Завтра я найду тебя.
– Но…
– Иди. Да, а как ты прошел мимо охраны?
– Места надо знать.
– Пожалуйста, Андрюша, иди уже…Мне еще позвонить надо. Сейчас каждая минута дорога.
Андрей вышел на балкон, перемахнул через перила и исчез в сумерках.
Через минуту раздался стук в дверь. Геля отперла замок. В номер вошли дежурная и молодая барышня с чемоданом и сумкой.
– А к вам соседку подселили.
« Быстро подсуетился,– подумала Ангелина. До сих пор в номере она жила одна.
« Ну что ж, тем лучше. Барышня сильная, явно спортсменка. Поможет сумку вынести за ворота».
– Милости просим. Располагайтесь. Вот та кровать свободна. Позвонить от вас можно? – спросила Геля дежурную.
– Пожалуйста.
« Эх, Арамис, Арамис. Ты действительно сделал все, чтобы я не пожалела о своем решении. Не пожалел бы ты…»
Их расписали через день.
Муж однокурсницы, их лектор по истории КПСС, сказал когда-то за общим столом, когда Геля с Аллой были приглашены в гости к молодоженам, что если Геле приспичит срочно выйти замуж, пусть обращается.
Геля и обратилась.
Муж-лектор созвонился со своим родственником, который по совместительству был председателем горисполкома. Тот назначил встречу в своем кабинете Геле и Андрею.
Светлый образ невесты он одобрил. Геля была в белом муслиновом сарафане с оборками и кружевами, в народе называемом марлевкой.
А Андрею попенял за длинные волосы и джинсы вместо костюмных брюк. Но заявление подписал, в ЗАГС позвонил и отправил молодых на соседнюю улицу.
Заведующая, правда, поворчала немного, но ослушаться начальство не посмела.
Через час на руках у Гели и Андрея был документ, который перед людьми и перед законом оформил их союз. В горе и радости. В здоровье и болезни. В богатстве и бедности. Отныне и навсегда. Только смерть разлучит нас.
Фамилию Геля оставила свою. Две Князевы на один курс – это слишком.
В ботаническом саду, через дорогу от ЗАГСа, они прогулялись к своей любимой бамбуковой роще и расписались еще и там на тонком стволике бамбука. Геля + Андрей. И поставили дату.
Потом за сумкой на турбазу, в такси на вокзал, и …прощай, Арамис. Прощайте, мечты о профессиональной сцене…
Все, как хотела мама.
Только перед ребятами из ансамбля неудобно. Вроде как подвела.
Андрей не успел оформить отпуск. Обещал прилететь дня через три. К свадьбе подруги жены. Жены… В общем пока еще и не жены…То есть, жены только по документам. А фактически…Ничего. Три года ждал, три дня еще подождет.
Дневник.
«25 августа.
Андрею комната понравилась. И, не вдаваясь в подробности, он заверил меня, что его заработка хватит на оплату ее.
Мне не составляет никакого труда проснуться раньше мужа, вскипятить чайник, сделать бутерброды с колбасой и сыром, нарезать салат. Ему приятно, мне не в тягость, тем более, что я вновь забираюсь в теплую постель, хранящую его запах. Описать это блаженство не реально, можно только вздыхать, как влюбленная корова.
Он наклоняется ко мне, запечатлеть прощальный поцелуй, который неожиданно для нас обоих превращается…. Брюки превращаются… превращаются брюки… в элегантные шорты.
Он опять опаздывает на работу минут на тридцать. А я проваливаюсь в блаженное забытье.
Но уже скоро в мозгу начинает мигать лампочка…Вернее, много лампочек, как елочная гирлянда. Как стирать постельное белье без ванной комнаты… А так же носки, трусы и рубашки любимого мужа… имеется в наличии только колонка во дворе.
Ну ладно, кое – что можно постирать в бане, куда приходится отправляться со свидетельством о браке. Первый раз, когда пошли без документа, в номер не пустили. Блюстители нравственности! Хотя…там есть где разгуляться разврату !Директор бани, наверное, дом розовым туфом обложил себе, предоставляя условия желающим порезвиться без свидетельств о браке. За мзду, конечно. Так что у этого документа очень много достоинств!!! Особенно в дополнение к такому невероятному сообщнику.
Но сейчас не об этом.
Приходится заново изучать город. Где купить хорошего мяса? Хорошего вина? Хорошей рыбы? На рынке – это понятно. А где поближе к дому? Все проходило мимо внимания. Раньше всеми этими вопросами занималась Алла. Она ездила на выходные домой и оттуда привозила сумками еду. Мне надо было только встретить ее на вокзале. А потом всю неделю уплетать невероятно вкусное тушеное мясо, которое делала ее мама, говядина кусочками, залитая нежным золотистым жиром, а так же маслины, туршу, сыры домашнего посола, толму… О, толм