Моё сибирское детство

Один день Евдокии

Январь 1953 года.

Колхозная деревня Нижняя Курья в глубинке Томской области.

Пять часов утра.

Евдокия встает с постели, шлепает босыми ногами по холодному полу в остывшей за ночь избе к русской печи, достает с нее пимы, обувается. В кромешной темноте на ощупь идет к столу, зажигает керосиновую лампу. Вздрагивает от внезапного гулкого удара. Это треснуло бревно в стене избы от лютого мороза. Бросает взгляд на окно, полностью украшенное причудливыми морозными узорами.

В избе, в сколоченной наспех загородке, перебирает растопыренными ножками теленок, постукивая по полу. Ему два дня отроду. От него исходит какой-то младенческий запах вперемешку с запахом подстилки из свежего сена. Он тычется мордашкой в загородку, ему хочется есть. Будешь ты, малыш, накормлен молочком из бутылочки с соской, только попозже.

Евдокия зажигает фонарь «летучая мышь» и направляется во двор, проведать скотину. Дверь избы не сразу поддается, она примерзла к косякам и порогу, приходится толкнуть посильнее. В открывшуюся дверь клубами пара врывается мороз. Евдокия быстро захлопывает дверь, идет в хлев. В открытой части хлева пофыркивает лошадь, из ее ноздрей выдыхается пар. Эта лошадь служебная, «казенная». Она предоставлена хозяину государством для выполнения возложенных на него обязанностей. Содержание лощади обязан обеспечивать хозяин, но при этом он вправе пользоваться ею в личных целях, например: вспахать огород, привезти дрова, съездить в гости, и мало ли чего еще.

В закрытом хлеву стоит недавно отелившаяся корова, перемалывает свою жвачку и тяжко вздыхает; ее большие глаза блестят двумя светляками в слабом свете фонаря. Корову сюда загнали на время сильных морозов, чтобы, не дай бог, не застудилась, кормилица.

Тут же окружили хозяйку овцы, заблеяли. В отдельном закутке завозилась свинья. Заголосил петух, встрепенулись куры на насесте.

Евдокия вышла из хлева, взглянула на небо, усыпанное яркими звездами в сегодняшнюю безлунную ночь, вернулась в избу. Наскоро ополоснув лицо у рукомойника, принялась растапливать русскую печь. До завтрака надо успеть испечь хлеб. Квашня замешана с вечера, тесто подошло. Нужно подождать, когда прогорят дрова и печь прогреется, после чего скатать караваи и посадить их деревянной лопатой в раскаленное нутро печи. А пока надо приготовить завтрак для семьи и корм скотине.

Евдокия растапливает другую печь, с плитой. Сняв с плиты круги, устанавливает два чугуна. В одном греет воду на приготовление пойла скотине, в другом варит картошку для свиньи. В кастрюле варит кашу на завтрак.

Поднимается с кровати глава семьи Василий, сворачивает из газеты самокрутку, насыпает в нее самосад из трофейной немецкой оружейной масленки, закуривает. Изба наполняется едким густым дымом. Покурив, хозяин выходит во двор, раздает вилами сено лощади, корове, овцам. Он слышит скрип снега под ногами идущих по улице на колхозную ферму доярок, скотниц. Возвращается в избу с охапкой дров, помогает готовить, а затем раздавать корм скотине.

Позавтракав, Василий идет запрягать лошадь в сани. Он направляется в трехдневную поездку по ближним и дальним деревням и рабочим поселкам назначенного ему участка территории. Работает он агентом министерства заготовок и обязан вести учет всей живности, имеющейся в личном хозяйстве каждого жителя вышеупомянутых поселений, вплоть до каждой курицы. Владельцы живности обязаны сдавать государству часть продукции натурой с каждой скотской головы, в том числе: масло, мясо, яйца, шкуры забитых животных. Конечно, не полностью, а в размере установленных процентов. Этот вид обложения не применялся к колхозникам. Продукцию свозили на пункты сбора, затем она отправлялась в райцентр и далее, на пропитание рабочего класса. Василий в своих поездках по округе навещает каждого хозяина, осведомляется по предъявленным квитанциям об уплате «оброка», записывает всё в большие «амбарные» книги. Недоимщикам грозит серьезными неприятностями.

Василий возвратился с войны с израненными ногами, на каждой из них выше колена остались длинные рубцы после операции по удалению осколков мины, разорвавшейся поблизости. Работать в колхозе не захотел, как и другие вернувшиеся с фронта мужики-односельчане. Устроился на должность секретаря сельсовета, где и пробыл несколько лет. В дальнейшем, по воле случая, определился на вышеупомянутую должность агента минзаготовок. Работа устраивает, не требует больших физических нагрузок при не совсем еще заживших ногах (беспокоит один невынутый осколок), оклад 500 рублей в месяц, опять же лошадь в своем распоряжении. Среди налогоплательщиков—уважаемый человек, в поездках встречают радушно, накормят и напоят—авось скостит немножко долгов.

Евдокия вручает мужу узелок с кое-какими припасами в дорогу, провожает, закрывает ворота, произносит «С богом!» и возвращается в избу.

Просыпаются ребятишки. Их четверо: трое рождены в точном соответствии с поговоркой «Что ни год, то Федот» – Валерка, Галька, Пашка; замыкающий—Колька, он отстал от Пашки на два года. Нехотя сползает с кровати Валерка, потягивается, медленно одевается, натягивает пальтишко, валенки, шапку, выходит на улицу и, задохнувшись от морозного воздуха, устремляется в хлев, справлять нужду. До уборной далеко, совсем околеешь, если туда идти. Валерка старший из детей, ему доходит шестой год, он уже умеет читать. Азбуку и чтение по слогам постиг с помощью матери, а рукописный текст осваивал, сидя рядом с отцом, когда тот работал со своими налоговыми документами. Удивлялся каким-то странным фамилиям в ведомостях: Кулаксыс, Накрошис, Кремис и тому подобные. А дело в том, что эти люди были принудительно перемещены в наши края из Прибалтики, обзавелись хозяйством и оказались в числе плательщиков натурального налога.

Следом встала с кровати Галька, ей скоро исполнится пять. Проворно продела все то же, что и старший брат. Поднялся на ножки и держится за перила в своей деревянной кроватке Колька, настойчивым лепетом требует, чтобы его вынули. Ему еще нет и двух лет.

Евдокия позвала детей к столу, окликнула не вставшего с постели Пашку. В ответ услышала хныканье, подошла к кровати. Увидев раскрасневшееся лицо и ощутив тяжелое дыхание ребенка, приложила руку к его лбу, и тут же тревожно забилось сердце: у мальчишки сильный жар, а по деревне гуляет жестокий грипп. Мысли сумбурно закрутились в голове. «Что делать? Как лечить? Как уберечь других детей от болезни? Надо бы напоить маленького теплым молочком, да где его взять: от своей только отелившейся коровы молоко еще не годится—свернется в молозиво при нагревании. Разве что попросить у соседей? Нет, лучше побегу в медпункт, просить помощи у фельдшерицы». Решение принято.

Галька с Валеркой увлеклись теленком, гладят его, разговаривают с ним. И Колька тут как тут, тянет ручонку в загородку.

Накормив детей и наказав им не выходить из дома, Евдокия одевается и поспешает в медпункт, расположенный недалеко от дома. Обратно приходит с таблетками и советами медработницы о том, что и как нужно делать в сложившейся ситуации.

С трудом удалось добиться, чтобы сынок проглотил таблетку и съел немножко каши, попил теплого фруктового чая.

Старшие дети, тем временем, заскучали. Сейчас бы пойти на улицу, пошуровать палкой воробьев под навесом сеновала, они там прокапывают норки в сене и прячутся в них от мороза. А можно заняться рытьем пещер в высоченных сугробах, наметенных возле изгороди на огороде. И уж совсем неплохо было бы вместе с другими ребятишками покататься на санках с горы у речки, поваляться в снегу. А мамка не отпускает, слишком силен мороз. Галька начала возиться со своими куклами и просит брата сделать кукольную кроватку. Валерка только рад тому, что нашлось подходящее занятие. Отщепнул большим ножом лучину от соснового полена, расколол ее на палочки. Потом взял другой нож, небольшой, с острым концом, и приступил к изготовлению деталей. Евдокия знает, что пользоваться ножом он умеет и в конечном итоге что-нибудь смастерит. Колька донимает старших и хнычет, а то и пускается в рев, когда они отмахиваются от него.

А самой надо озаботиться текущими делами по хозяйству. Приносит из холодной кладовки суп и укладывает его в кастрюлю. Это не описка, это факт. Суп представляет собой льдину с вкраплением всех суповых ингредиентов, отлитую морозом по форме чашки, в которой его выставили в холодную кладовку. Замораживают суп про запас и используют, когда по той или иной причине нет возможности приготовить утром свежий, пока топится печка. Сегодня именно тот случай, надо было приготовить что-то мужу в дорогу. Евдокия задвигает кастрюлю в русскую печь, закрывает заслонку. Тепло в печи держится долго, суп оттает и согреется.

На глаза попадает порожняя кадка для воды. Да, хозяюшка, пора. Евдокия надевает старенькую фуфайку, укутывается шалью, с ведрами выходит в сени, берет коромысло, пешню и направляется к реке. Тропинка по снегу сегодня натоптанная, идти нетрудно. А каково бывает после снегопадов и метелей, когда ее полностью заметает. Через силу бредешь по глубокому снегу, пытаешься нащупать ногами, где потвёрже. Да с полными ведрами-то на плечах. До реки, пожалуй, метров семьдесят будет. Евдокия спускается по крутому склону к проруби, начинает долбить лед пешней. Он сегодня толстый, долбить пришлось долго, аж жарко стало. Наконец, справилась, вычерпала ведром ледяное крошево, набрала воды, подцепила ведра на коромысло и, пригнувшись под тяжестью ноши, побрела в гору. И проделала такую ходку три раза кряду. Устала, ног под собой не чувствует. Отдохнуть бы немного, а мысль преподносит очередное задание: в хлеву накопилось много навоза, следовало бы поубавить. Посидела рядом с притихшим Пашкой, вздохнула, пошла выгребать этот клятый навоз.

Время подошло к обеду. Евдокия вынула из печи кастрюлю с разогревшимся супом, разлила по чашкам, позвала детей к столу. Сама же, первым делом, пошла попробовать хоть немного покормить Пашку бульоном. Слава богу, не отказался, чуток съел.

Пообедав, Евдокия уложила Кольку спать, попросила детей не шуметь и дать ей отдохнуть. От усталости, накопившейся за время, проведенное на ногах с раннего утра, потянуло на сон; все окружающее, и предметы, и заботы, куда-то уплыло. Она погрузилась в недолгий тревожный сон.

Очнувшись от сна, Евдокия достала кусок сатина, купленного на днях в сельпо, и принялась шить на стареньком «Зингере» кое-какую одежку для детей. Галька начала просить маму порисовать что-нибудь вместе с ней. Валерка занят одним из своих любимых увлечений: вышивает что-то нитками мулине на куске коленкора с канвой, натянутом на пяльцы. Этим он может заниматься часами. Навыки вышивания перенял от матери. Купили ему альбом с узорами для вышивания. Каждый узор составлен из клеточек, помеченных определенными символами: точка, кружок, крестик, диагональная линия и другие. Под рисунком написано, какой цвет ниток соответствует тому или иному символу. Евдокия хвалилась перед товарками-приятельницами изделиями сына, а они удивлялись: откуда у парнишки такое пристрастие к рукоделию.

За окнами начало темнеть, настало время неминуемых ежевечерних хлопот. Евдокия доливает керосин в лампу, зажигает ее, приносит дрова, растапливает печку, готовит корм и пойло скоту. Идет в хлев, накладывает сено корове и овцам, разносит корм и пойло. Доит корову и несет молоко в избу, наливает в бутылку и кормит из соски теленка. Принимается чистить картошку, пожарит ее с кусочками сала на ужин.

Накормив детей ужином, посидела у больного, дала таблетку.

Наконец-то все неотложные дела завершены, можно передохнуть. И тут же вспомнила, что Валерка накануне порвал пальтишко об гвоздь в хлеву, надо зашить.

Дети просят рассказать что-нибудь перед сном. Евдокия присаживается рядом с их кроватью и рассказывает либо известную сказку, либо ею самой придуманную историю, связанную с реальными событиями в ее жизни. Дети успокоились, закрыли глаза, посапывают. Евдокия поднимается, проверяет, не забыла ли закрыть печную трубу, а то ведь выстынет быстро.

Из прорубленного в полу кошачьего окошка вылезла крыса, осматривается, есть ли опасность. Шуганула крысу, да что толку, все равно будет шарить ночью по избе в поисках чего-либо съестного. На сегодня всё, пора спать. Завтра будет все то же самое, да еще бы выкроить время для постирушек. Погасила лампу, легла, сон накрыл быстро.

Тихо в избе, только тикает маятник в настенных часах, да шебуршит неугомонная крыса.

Калейдоскоп воспоминаний

Это повествование составлено из кратких заметок о событиях из детства, свидетелем или участником которых я был в возрасте от четырех до двенадцати лет, с 1951 по 1958 годы. На склоне лет возникло желание поведать детям, внукам о том, как проходило наше далекое детство, чем мы занимались, чем интересовались. Я не могу припомнить, чтобы что-либо рассказывал им об этом, и хочется немного заполнить этот пробел. Пусть сравнят свое детство с нашим деревенским, где жизнь познавалась совершенно в других условиях существования.