Эпоха перемен 2

Сергей Котов

Эпоха перемен – 2

Роман

Часть

I

万事起头难 – начало – это самое трудное

Если бы я мог продлить свою жизнь, то пятьдесят лет отдал бы изучению Книги Перемен, и тогда смог бы не совершать больших ошибок

Конфуций, «Беседы и суждения», 7:17

Глава 1

– Бросай!

Китаец протянул мне три монетки. Старинные, как минимум Минской эпохи, с квадратными дырочками в центре.

Я колебался.

Эзотерика никогда меня особенно не интересовала. Может, и зря.

– Ты ждёшь ответ на свой вопрос? – спросил он.

Я кивнул и взял монетки. Потом потряс их в кулаке, стараясь сосредоточится на том, о чём спрашиваю. Всё по-честному: если уж решил делать, то нужно делать правильно, на совесть.

Кинул монетки на деревянную столешницу. Китаец внимательно пригляделся к ним, потом взял кисть и на чистом листе нарисовал сплошную линию.

Он одобрительно кивнул и сказал:

– Дальше.

Я собрал монетки, снова потряс их и кинул на стол.

Ещё одна линия. Прерывистая.

– Дальше. Не теряй концентрации, – сказал он.

Я бросил монетки шесть раз.

На листе бумаги появилась завершённая гексаграмма.

– Единомышленники, – улыбнулся китаец. – Ты любимчик судьбы.

– Что это значит? – осторожно спросил я.

– Продолжай то, что начал. Любые грандиозные цели, которые ты сейчас перед собой ставишь, будут достигнуты. Тебе будут помогать даже враги, не желая этого. Успех превзойдёт все твои самые смелые ожидания, – сказал он. – Ты ведь ожидал, что ответ будет именно таким?

– Нет, – честно ответил я. – Не ожидал.

– И всё же задал нужный вопрос. Тебе будут помогать. Ты будешь окружён друзьями. Тебе будет сопутствовать успех.

– Ясно, – кивнул я, и не смог сдержать улыбку.

Китаец собрал монетки со стола. Сжал их между ладонями и чуть нахмурился, сосредотачиваясь.

Потом сделал первый бросок.

Закончив гексаграмму после шести бросков, китаец грустно улыбнулся и вздохнул.

– О чём вы спрашивали? – решился спросить я.

Он посмотрел на меня устало, потом вздохнул и ответил:

– Спрашивал, пришло ли время.

– И как? Пришло? – спросил я.

– Да, – кивнул он. – Увы, теперь оно пришло… мне выпало «Приумножение». Значит, я должен начать очень большие изменения. И другого выхода теперь нет.

Я промолчал, глядя на свитки с каллиграфией, развешанные на стенах. Тут их было больше, чем в прошлом убежище на «Черкизоне», хотя в целом помещение было выдержано в той же стилистике.

Правда, здесь были настоящие окна. И очень хорошие: уличный шум Садового едва проникал внутрь.

– Вы говорите так, как будто расстроены, – заметил я.

– Многие вещи происходили в прошлые века. Иногда нужно было идти по краю. Уступать сейчас, чтобы возродиться потом. Проиграть, чтобы накопить силы. Но всегда было ясно, что это лишь очередной виток в бесконечной игре жизни… – он вздохнул.

– Выходит, сейчас не так?

– Нет. Сейчас всё иначе…

Он достал из-под стола толстый свиток. Видимо, древний: тонкая бумага пожелтела от времени. Старик разворачивал его очень аккуратно.

– Первые десять тысяч бросков во времена Западной Чжоу привели к странным результатам, которые потом лишь дополнялись и углублялись последующими исследователями, – сказал он. Его речь стала более архаичной, иногда я с трудом его понимал, будто он пытался говорить на Вэньяне. – Человечество и мироздание неизбежно клонилось к закату. Многие школы смирились и учились жить сегодняшним днём. Благом стало продление теперешнего состояния бытия, а древние времена Жёлтого Императора были объявлены Золотым Веком, к восстановлению которого следует стремиться как к высшей гармонии. Из-за этого эпоха великих географических открытий, сделанных Чжэнь Хэ, не привела к тому, к чему могла бы…

Он водил скрюченным пальцем по аккуратным столбикам древних иероглифов, чуть прикрыв глаза, будто вспоминая события тех древних дней, о которых шла речь в тексте.

– Эта мудрость была доступна лишь избранным. Императорам прежде всего. Поэтому Сын Неба, едва взойдя на престол, постигал конечность этого мира. Попытка сдержать наступление неизбежного разъедала стройную систему государственного управления изнутри. Чиновники становились всё более жадными. Забыли о своих лицах и долге. Это привело к катастрофе эпохи Мин, когда Небесный Трон занял чужестранец… – он снова вздохнул.

Потом посмотрел на меня.

– Скрытая наука продолжала развиваться. Среди вековой тени монастырей, оторванная от мира продолжала жить мудрость, – сказал он. – После первы десяти тысяч за тысячи лет миновало десять миллионов по десять тысяч бросков, и картина стала яснее. Как невесомый штрих на великой каллиграфии Вселенной засиял тонкий путь, единственная тропа, ведущая к вечности без гибели и разрушений всего сущего…

Он сделал несколько поворотов свитка. Прочитал несколько строчек про себя, и снова взглянул на меня.

– Все знаки указывали на ледяной север. На вашу странную страну. На жестокие и дикие земли, населённые удивительным белым народом, лишь внешне напоминающим знакомых европейцев… только внимательно изучив вас, мы поняли, что души наших народов не так уж и различаются. Примерно во время Минской катастрофы вы пережили схожую Смуту. Тогда вы не дали взойти на свой престол, как вы думали, чужестранцу. Но здесь есть тонкость вместе с иронией великой судьбы: всего через сто лет среди правителей России не останется русских. Последний императорский дом лишь великой фамилией будет связан со своими подданными – но не кровью. Ирония в том, что во времена Смуты русские и поляки были, фактически, одним народом, разделённым только религией. Вы все одного корня: белорусы, поляки, украинцы, русские. Это всё равно, что престол Восточной Чжоу занял бы правитель Западной Чжоу. Вот этого вы избежали тогда. Но результат был тем же: чужестранец на троне. Да, как и у нас, чужаки, занявшие престол, фактически стали русскими. Как маньчжуры переняли все великие традиции нашей цивилизации и даже казнили предателей, которые довели до самоубийства последнего Минского императора… – он глубоко вздохнул. – Но есть и большие отличия. Ты знаешь, что случилось с последним императором на Небесном Троне?

Он испытующе поглядел мне в глаза, будто строгий преподаватель на экзамене.

– Знаю, – кивнул я. – Если вы говорите про Пу И, то он до конца жизни прожил в своём дворце, в Запретном Городе, в центре Пекина, формально работая садовником.

– Верно, – кивнул китаец. – Ты же понимаешь, почему?

– Потому что высшая власть – сакральна и священна, – ответил я. – Ни один правитель не может подвергнуть остракизму своего предшественника, не рискуя разрушить всю систему государственных отношений.

– Верно. И ты, конечно, прекрасно знаешь, что произошло у вас.

– Убийство императорской семьи… – сказал я, но добавил, просто из чувства противоречия: – Но к тому моменту он отрёкся от престола. То есть не был императором.

– Пу И тоже отказался от Небесного Трона, заняв пост правителя дружественного Японии государства Маньчжуров. Ничего хуже для Китая и представить невозможно. Но даже безобразное личное поведение правителя не избавляет его от сакральной ноши, – с грустной улыбкой сказал китаец. – Тем более не избавляет от обязанностей его подданных. То убийство не было санкционировано высшим руководством коммунистов, которые пришли к власти. Потому что Ленин был слишком умён для этого. И это действие предопределило конец СССР. Ты ведь знаешь, когда участь СССР была предрешена?

– Когда к власти пришёл Горбачёв, – ответил я.

– Вовсе нет! – Брови китайца удивлённо взлетели. – Это произошло тогда, когда новые правители публично унизили Сталина. И это было принято обществом, потому что высшая власть потеряла сакральность. Именно тогда Председатель Мао решил, что ему больше не по пути с таким Советским Союзом…

– Да… пожалуй… – кивнул я.

– Правитель, который будет следующим после Ельцина, должен будет проявлять максимум уважения. Если хочет, чтобы система власти сохранилась и после него… – он снова вздохнул, и добавил: – Впрочем, это едва ли произойдёт.

– Та катастрофа, о которой вы говорите? – осторожно спросил я. – Что вам известно о ней?

– То же, что и тебе. Она приведёт к тотальной гибели всего живого.

– То есть, вы… знаете, кто я?

– В истории этого мира было несколько переломных моментов, которые могли привести к всеобщей гибели. Тогда вероятность этого была куда меньше, чем сейчас, но всё же. Каждый раз приходил кто-то, подобный тебе. И слегка поправлял вечный круговорот событий, отводил его от пропасти… но сейчас ситуация иная. Сейчас очень малы шансы того, что нам удастся этот поворот пройти. Скорее всего, у тебя ничего не получится.

– И всё это вам сказали эти монетки и чёрточки? – сказал я, стараясь изобразить пренебрежение. Меня ужасно раздражало то снисходительное спокойствие, с которым китаец говорил со мной.

– Это сказала сама Вселенная, – с таким же спокойствием и лёгкой улыбкой ответил он. – На том языке, на котором она привыкла говорить с момента своего создания. На языке математики.

Я прикрыл глаза, чтобы справиться с эмоциями. И в какой-то момент почувствовал, что готов «зеркалировать» ироничное спокойствие китайца. Интересно, как ему понравиться, если я буду воспринимать происходящее с теми же эмоциями?

– Почему вы мне помогаете, раз считаете, что шансов почти нет? – спросил я таким тоном, будто речь шла о нюансах каллиграфий Ци Байши «креветочного» периода.

– В эмоциях вы, русские, типичные европейцы, – с улыбкой ответил он. – Но вот в своих решениях вы сильно похожи на нас. Потому что верите в то, что есть нечто большее, чем просто человек. Это нас объединяет. И это же формирует непроходимую пропасть между нами и цивилизацией Запада…

Последовала долгая пауза, в течение которой китаец сосредоточился на созерцании замысловатого узора на деревянной столешнице. Я уже решил было, что всё, разговор окончен и больше никаких ответов я не получу. Но он заговорил снова:

– И всё же благодаря Западу мы получили технологии, которые позволили нам сделать то, что было совершенно немыслимо ещё какие-то сто лет назад. Десять миллионов бросков – жалкая песчинка в том океане закономерностей, которые смогли исследовать мы с появлением нового поколения быстрых процессоров. И вот: теперь мы знаем, что к спасению ведёт одна-единственная узкая тропа. Проторить которую должен человек из холодной северной страны на краю мира, которая совершила в своей истории так много страшных ошибок, но всё равно остаётся живой.

– То есть, вы всё посчитали, – констатировал я.

– Всё посчитать невозможно, – ответил китаец. – Но мы знаем достаточно, чтобы вмешаться.

– Спасибо, – кивнул я. – Это было очень кстати.

– Ты поступал глупо и недальновидно, – заметил китаец.

– Уж как получилось, – вырвалось у меня до того, как я успел прикусить язык.

Опять он провоцирует меня на эмоции.

– Впредь будь осторожнее, – сказал он. – Ты подобен маленькой лодке из вощёной бумаги на краю огромного шторма. Шансы, что ты сможешь прорваться через бурю есть, но не слишком высокие. Высшая ирония в том, что судьба целого огромного мира зависит от этого маленького кораблика.

– Означает ли это, что вы и дальше готовы мне помогать? – я решил, что сейчас самый подходящий момент, чтобы задать вопрос, который меня больше всего интересовал с момента начала нашей встречи.

– У тебя есть один шанс из десяти тысяч не погибнуть до того, как ты уверенно встанешь на тропу спасения, – ответил он. – Мы же можем обратить вспять то, что выпало, всего лишь три раза. Один из них ты уже использовал. В противном случае наша помощь потеряет смысл: тропа закроется.

Я потёр подбородок, ещё раз вздохнул, с грустью взглянув на чайный столик, сиротливо притулившийся в углу столешницы.

Почему-то сильно захотелось чая. Такого же бодрящего, которым он угощал меня в прошлый раз.

– То есть шанс один к десяти тысячам, так? Что мне удастся предотвратить Катастрофу? И вы сможете помочь всего лишь два раза? Я правильно понял?

– Нет, – улыбнулся китаец. – В той точке, где ты оказался, шанс того, что Катастрофы не случится, составляет уже один к ста. Это очень много. И с каждым годом вероятность благоприятного исхода будет расти. Один к десяти тысячам – твой шанс дожить до того времени, когда вероятность Катастрофы минует.

– То есть… – начал соображать я, но китаец меня перебил.

– То есть, скорее всего, ты погибнешь, спасая нас всех, – ответил он. – Такова участь тех, кто приходит.

Я вздохнул и попытался улыбнуться.

– Что мне делать? – спросил я. – Чтобы не допускать ошибок?

Китаец чуть прищурился, глядя на меня.

– Правильный вопрос. Я постараюсь дать тебе три совета. А уж то, насколько ты ему последуешь, зависит только от тебя.

– Я внимательно слушаю, – кивнул я.

– Первое, – начал китаец, – ты не справишься без друзей. Но для этого тебе нужно научиться понимать, кто друг, а кто не очень. Второе: избегай соблазна личной власти. Он будет очень силён и приведёт к тебя к гибели, если не сможешь ему противостоять. И третье: прояви милосердие там, где места для милосердия не останется.

Я помолчал, осмысливая сказанное. Что ж, даже такой иносказательной информации было уже не мало: по крайней мере, теперь я точно знаю, что использовать самые простые и очевидные способы управлять ситуацией не следует.

– Ясно, – кивнул я.

– Надеюсь, что завтра у тебя будет. И что оно наступит белым и чистым.

Он использовал игру слов, которую можно перевести лишь приблизительно: чтобы сказать «ясно» я использовал слово, первый иероглиф которого имеет значение «завтра», а второй – «белый».

– На выходе тебе передадут способ, каким ты сможешь связаться с нами во второй раз, – сказал китаец. – Мы закончили. Если хочешь что-то ещё спросить у меня или у «Книги перемен» – спрашивай. Это последняя возможность.

Я начал лихорадочно прокручивать в голове вероятности возможных комбинаций. Определение, кто друг, а кто – нет. Остаться ли с Жириновским, или попытаться его переиграть? Можно ли рассчитывать на Бардри и отца Гии?..

И тут вдруг понял, что хочу спросить совсем не об этом. Не о делах.

– Как дела у Саши? – спросил я.

Китаец просиял, как будто я только что подарил ему что-то очень ценное.

– Он учится, как и положено порядочному молодому человеку его возраста, – ответил он. – Но ещё он спрашивал о тебе. Спрашивал постоянно. Чем-то ты ему очень понравился.

– И… что вы ему говорили? – спросил я.

– То, что знали сами, – ответил китаец. – Рассказали о том, что с тобой случилось в Грузии. Он очень переживал, но теперь считает тебя настоящим героем. И очень хочет быть твоим настоящим другом.

– Это довольно сложно, учитывая, что он учится за океаном, – улыбнулся я.

– Над озером вечер – и лотос теряет свой запах, – процитировал китаец. – За окнами осень. Угрюмо темнеет бамбук. И друга не вижу, с кем можно беседу затеять…

– Бо Цзюйи? – предположил я.

– Очень неплохо! – одобрительно кивнул собеседник. – Ты ведь понимаешь, о чём это стихотворение?

– О дружбе.

– И самопожертвовании, – ответил добавил китаец. – Это важно. Если ты этого желаешь – вы обязательно увидитесь. Да, Саше придётся пойти на некоторые жертвы ради этого, но он сам этого хочет.

– Это поможет мне выжить? – спросил я.

Китаец удивлённо взглянул на меня.

– Я ведь уже всё сказал. Зачем ты спрашиваешь то, что ясно как летний день?

Я улыбнулся и кивнул в ответ.

– Спасибо, – сказал я.

– На этом всё на сегодня.

Он достал из-под стола ещё несколько свитков и задумчиво положил их на стол.

Я кивнул и направился к выходу.

Возле двери стояли два вооружённых охранника. Меры безопасности тут были более серьёзными, чем там, на «Черкизоне». Связано ли это со мной или с другими делами – мне не было неизвестно наверняка.

В кабинете секретаря мне вручили довольно громоздкую «Мотороллу».

– Можете пользоваться как обычным телефоном, – сказал мне один из подручных Табаня (как про себя я начал называть китайца; Большой Босс). – Тарифный план не ограничен. Когда будет нужно – переставьте сим-карту в другой аппарат. Экстренный номер забит на ней, первым в списке, – пояснил он. – Достаточно просто позвонить и дождаться первого гуда.

– Ясно, – кивнул я. – Спасибо.

После этого я взял аппарат и вышел на улицу.

Глава 2

Что было бы, если бы я забыл пейджер? Или если бы его отобрали до того, как я нажал кнопку?

Хочется верить, что у китайцев на этот случай был особый план, но напрямую во время разговора я об этом спросить не решился.

После того, как я нажал на кнопку пейджера – тайком, в кармане, стараясь сделать так, чтобы Дмитрий Петрович не заметил – прошло долгих три минуты.

Я старался сидеть тихо, чтобы ни в коем случае не спровоцировать его на скорую расправу. Даже кровь не вытирал, которая стекала по шее ниже, на грудь, пачкая мой единственный приличный свитер.

От несправедливости происходящего стоял колючий комок в горле. А ещё в груди появился противный червячок сомнения: а что, если я действительно набедокурил пока был в отключке после той бормотухи, которую по недоразумению продавали под видом пива?

Я гнал эти мысли как мог, потому что от них мне становилось не только обидно, но и страшно.

Убить или покалечить свою девушку по пьянке… и как дальше жить после этого? Да и стоит ли?..

Хотя нет, я не мог. Ну никак! Даже при полной отключке сознания…

Похоже, Дмитрий Петрович почувствовал моё настроение. Потому что перестал метать глазами молнии в мою сторону и рефлекторно сжимать кулаки.

То, что произошло потом, впечатлило его настолько сильно, что даже спустя пару месяцев он обращался ко мне исключительно уважительно.

Я не знаю, какие силы и ресурсы были в этом задействованы. Даже представлять не хочу. Но далеко не последний человек в самой могущественной российской специальной службе несколько минут лежал, уткнувшись физиономией в ледяную грязь на обочине автострады, пока меня осматривал доктор.

– Ничего опасного, – сказал он, наклеивая пластырь на мою шею. – Рассечена кожа, верхний слой.

Один из моих освободителей, которые за всё время операции не проронили ни слова, только кивнул.

Они оставались в балаклавах до самого конца. Пока не подъехал руководитель Дмитрия Петровича и не забрал его с собой, вместе с его людьми.

– Подвезти куда-то надо? – единственная фраза, которую проронил один из людей в балаклавах.

Сначала я хотел автоматически отказаться. Достаточно было и того, что меня освободили. Но всё-таки я взял себя в руки и попросил:

– Можно в больницу, куда отвезли Мирославу?

Человек в балаклаве кивнул.

Как потом выяснилось, Мирославу пыталась похитить одна из криминальных группировок, которой Дмитрий Петрович даже без особого умысла наступил на больную мозоль. Дело было в похоронах одного из сотрудников, и на администрацию одного из московских кладбищ пришлось сильно надавить.

В итоге это всё вылилось в то, во что вылилось.

Дмитрий Петрович потом отдельно приезжал извиняться. Получалось у него плохо: возможно, он делал это впервые в жизни.

Мирослава пришла в себя на следующий день после того, как я навестил её. Про инцидент с её отцом я, разумеется, сразу рассказывать не стал. Сначала дождался, пока она выздоровеет.

Некоторое время мы продолжали встречаться. Я даже делал вид, что пытаюсь наладить отношения – но моя единственная цель состояла в том, чтобы убедить её, что это она сама решила расстаться. Если есть возможность – лучше не оставлять врагов за своей спиной, особенно тех, которые когда-то были тебе близки.

В итоге так и вышло: одним весенним вечером у нас случился разговор, после которого я больше не возвращался в квартирку на Волочаевской.

Но нельзя сказать, что это было к худшему. Я вдруг понял, что ещё достаточно молод для того, чтобы гулять как следует. И с упоением предавался этому занятию по вечерам в увольнениях, когда не был занят на коммуникационном проекте. Ходил по клубам. Знакомился. Заводил разовые интрижки.

Проект стартовал вполне успешно, и с самого начала так получилось, что бизнес разделился на два больших сегмента: региональные политические заказы и обслуживание транснациональных корпораций, которые в то время активно заходили в страну.

При этом контроль со стороны Дмитрия Петровича к тому времени, конечно, уже отсутствовал. Он просто отодвинулся от этой темы. У нас на этот счёт случилась короткая встреча, где он гарантировал отсутствие проблем с его стороны.

Первого клиента привёл я, в виде ЛДПР и её региональных отделений. Владимир Вольфович решил, что это отличный способ обозначить своё влияние в создающемся бизнесе, при этом формально оставаясь вовне, и не создавая напряжения среди акционеров. Лиана же подписала «Халибёртон», одну из крупнейших нефтесервисных компаний мира, которая как раз в то время вышла на первые контракты с нашей нефтянкой.

Немного посовещавшись, мы назвали нашу консалтинговую компанию «Иванов, Гудавадзе и партнёры». В этом была определённая логика: юридическое лицо было оформлено на моего отца и на маму Лики, которая не меняла фамилию после того, как вышла замуж.

У меня появились стабильные деньги. К тому же очень неплохие. Я даже купил себе ноутбук, немыслимую по тем временам роскошь. Мне нужна была машинка, чтобы вести дела из казармы: клепать медиапланы, тезисы, редактировать согласованные публикации и прочее. По тем временам компьютер был очень продвинутым: процессор «Пентиум», сменный привод с возможностью чтения CD дисков… да, привыкнуть к тормознутости электроники того времени поначалу было сложно. Но я адаптировался.

В интернет я выходил по дайл-апу, через телефон в кабинете Ступикова. Загрузки текстового файла, чтобы прикрепить его к электронному письму, приходилось ждать пару минут. Но тем не менее система работала: я был в курсе дел бизнеса даже тогда, когда не мог вырваться за территорию.

Самого Ступикова, как и обещал, я взял на зарплату. Раз в месяц он делал обзор статей из открытых источников о тенденциях в методиках обучения в высшей школе, по официальному договору. У военных есть лазейка: официально разрешено заниматься преподавательской и научной работой, и даже получать за это деньги на стороне. Именно ей мы и воспользовались. Сам отчёт мне был совершенно не нужен, но я старался его проглядывать и с умным видом давать обратную связь, не упуская случая похвалить аналитические способности зама.

Свою бурную внешнюю деятельность я старался не светить. Но всё-таки кое-какие слухи дошли до руководства факультета. Меня вызывала на беседу полковник Цой, пытался выведать больше информации о моей «крыше» – или, как было принято говорить среди курсантов, «мазе». Разумеется, безуспешно. Тем не менее, он завуалированно предложил дружить, и это предложение я, конечно же, отвергнуть не мог.

Дружба заключалась в том, что я негласно начал спонсировать некоторые необходимые для факультета вещи: например, линолеум, чтобы обновить пол на этаже в учебном корпусе. Материалы для косметического ремонта в казарме и для новой душевой.

После каждой услуги степень моей свободы заметно повышалась и постепенно достигла такого уровня, что я, например, мог позволить себе вовсе не ходить в наряды.

Мог бы, но, конечно же, не позволил. Слишком сильно выделяться было нельзя, а то меня становилось видно даже на фоне других ребят, отпрысков не самых обычных семей.

Поэтому по нарядам и караулам я ходил, как и все, на общих основаниях. Разве что в ту же караулку брал с собой ноут и набирал очередную стратегию или тезисы для согласования с клиентом на следующий период.

А ещё, постепенно, я заново отрыл для себя игрушки того времени. Например, «Master of Orion» и его же вторую часть.

Основная часть учебной программы у нас была посвящена языковым дисциплинам. Учитывая, что язык я уже неплохо знал, сильно напрягаться не приходилось. А сторонние проекты как раз помогали эффективно изображать занятость учёбой.

Само собой продолжались тренировки с Гией. Теперь мы не только вместе занимались цигун, но и периодически выбирались в город. В нашем проекте консалтинговой фирмы он полноценно не участвовал, но иногда заходил в офис – небольшую каморку, которую мы сняли в ЦМТ.

Мы с Ликой только что сдали очередной отчёт клиенту и наняли сразу двоих помощников из числа толковых студентов с журфака МГУ. Сразу стало полегче, даже свободное время появилось.

В город пришла весна. Мы с друзьями начали выбираться в клубы. Часто я звал Лёху Зимина и Гию. Периодически к нам присоединялась Лика со своим парнем, Саней Щедриным. Он, кстати, оказался нормальным пацаном, из интеллигентной московской семьи, с правильными понятиями. Очень любил мотоциклы, катался на «Хонде» – почти немыслимой по тем временам роскоши.

В последние апрельские выходные мы договорились всей толпой в модное тогда место – клуб-бар на «Hungry Duck». Про него ходили самые невероятные слухи, и соблазн лично посмотреть на то, что там происходит, был непреодолим.

Добирались на отцовской машине. Я ведь всё равно не пил, а так было удобнее, чем ловить ночью бомбилу. Да и безопаснее.

Припарковаться удалось в районе ЦУМа. До места шли пешком – было довольно тепло, так что лёгкая прогулка оказалась в удовольствие.

Вход в бар находился в непосредственной близости от выхода из метро. На входе был фейс-контроль, но не слишком строгий.

Мы приехали достаточно поздно, движуха была в полном разгаре: внутри дым стоял коромыслом, бухала музыка. Девушки облепили все барные стойки и отплясывали на них. Некоторые были совершенно обнажены.

Саня Щедрин с совершенно невозмутимым видом направился к стойке и о чём-то коротко переговорил с барменом.

Вернувшись к нам, он широко улыбался.

– Для нас тут кабинет придержали, – сказал он. – Айда тусить!

Лика с торжествующим видом взглянула на нас – мол, вот какой у меня парень – и пошла за Сашей. Мы потянулись следом, уворачиваясь от то и дело мелькающих тут и там локтей, грудей и даже ляжек.

Кабинет представлял собой небольшую нишу со скамьёй, обитой кожей, и круглым столиком.

Через минуту появился официант и раздал нам меню и барные карты. Лика сосредоточенно углубилась в их изучение. Лёша же как зачарованный наблюдал за девушками на барной стойке – благо из нашей ниши открывался отличный вид на это зрелище.

– Офигеть! – прокомментировал он, когда я тронул его за плечо, предлагая сделать заказ.

– Нравится? – спросил я. – Сегодня угощаю, так что не стесняйся!

Он посмотрел на меня, хотел что-то ответить, но передумал и лишь кивнул, улыбнувшись.

Большая часть вечера прошла отлично: мы отплясывали в проходах. Лика тоже поднялась на стойку, только раздеваться благоразумно не стала. В какой-то момент Саша оказался рядом, и они вдвоём выделывали довольно опасные, на мой взгляд, акробатические кренделя.

Было необычно, что никто это буйство жизни и не думает снимать. Тем более выкладывать в социальные сети – потому что их попросту ещё не существовало… и в этом свободном от любой фиксации общении имелась своя прелесть, недоступная в более позднее время.

Я наслаждался этим ощущением свободы. Смотрел на девушек, прикидывая, с кем я бы хотел познакомиться сегодня, потягивая томатный сок и закусывая ржаными сухариками.

Наконец, я выбрал грудастую брюнетку, которая вела себя относительно скромно: сидела в уголке стойки, на которой отплясывали другие, и потягивала из широкого бокала мартини, то и дело бросая задумчивые взгляды в толпу.

Собравшись и настроившись, я пошёл знакомиться.

Нормально общаться, разумеется, было невозможно – приходилось сильно напрягать голос. Но были универсальные жесты, которые позволяли элегантно обойти сложность первого знакомства.

Я дождался, когда рядом с ней освободиться место, и подсел, указывая на ей бокал и вопросительно поднимая бровь, мол, повторить?

Незнакомка оценивающе оглядела меня, потом улыбнулась и, немного поколебавшись, кивнула.

Я поднял руку, обращая на себя внимание бармена. Когда он подошёл ко мне, я указал на соседку и крикнул: «Повторить!». Тот кивнул, потом указал на пустое место передо мной, намекая, не желаю ли я тоже чего-нибудь заказать. Я крикнул в ответ: «Томатный сок!» Бармен немного удивился, но снова кивнул и занялся заказом.

– Меня Саша зовут! – представился я, когда принесли заказ.

– Дита, – ответила она.

– Какое необычное имя.

– Спасибо. Не люблю обычное.

Через несколько минут как-то так само собой получилось, что мы уже танцевали вместе. Дита делала это очень неплохо: видимо, занималась когда-то танцами или брала уроки как минимум.

Как следует наплясавшись, мы пришли к нашему «кабинету», где нашлось свободное место. Да и ребята не сидели на месте: Лёша по своему обыкновению уже отплясывал сразу с двумя красотками. Лика и Саня вышли немного проветриться и остыть после бурных плясок.

Мы же продолжали общаться.

– Ты занимаешься бизнесом, да? – шептала мне на ухо Дита.

От неё пахло мартини и желанием.

– И это тоже, – охотно кивнул я, всё меньше стесняясь своих прикосновений.

– Здорово… я люблю деловых…

Наверно, будь я хоть немного пьян, я бы долго не заподозрил неладного. Она была профессионалом. Даже не всю наличность достала из бумажника – оставила достаточно, чтобы рассчитаться. Ну и чтобы его толщина не уменьшилась слишком уж резко.

Хорошо хоть мобильник я догадался оставить в бардачке машины. Он был куда более ценной вещью, чем какие-то наличные.

Поняв, что происходит, я не сразу отреагировал. Мне было интересно, насколько далеко она готова зайти. Может, я на самом деле ей нравлюсь, и она хочет чего-то большего до того, как заберёт свою выручку и растает в толпе? Почему-то мне хотелось так думать. Была в этом какая-то извращённая романтика.

Однако же, я переоценил её симпатию ко мне.

Доведя меня смелыми прикосновениями до возбуждения, она поцеловала меня и шепнула на ухо, что ей нужно «попудрить носик».

Я улыбнулся, кивнул. А потом быстрым и уверенным жестом запустил руку ей под модную юбку и достал обратно свою наличность из потайного кармашка, который находился у самых трусиков.

«Дита» (конечно же, это был псевдоним) взвизгнула и попыталась отвесить мне пощёчину. Однако её руку я тоже перехватил.

– Зря! – сказал я, перекрикивая музыку. – Была бы умной и покладистой – получила бы намного больше!

Она смотрела на меня с ненавистью и досадой.

– Козёл, – будто выплюнула она.

Мне показалось странным, что «Дита» не пыталась освободиться и убежать. Напротив, продолжала сидеть у меня на коленях.

Впрочем, объяснение этому вскоре последовало.

К нашему столику подвалили два дюжих кавказца в чёрных кожаных пиджаках, водолазках и с одинаковыми золотыми цепями.

– Эй! – один из них схватил меня за плечо. – Отстань от моей сестры, да?

Я от досады прицокнул. Так хорошо отдыхали, и вот на тебе, опять. Огляделся по сторонам. Охраны не видать, да и наверняка эти ребята с охраной в доле. Лёша пляшет с девчонками, ничего вокруг не замечая. Ну и хорошо, пусть пляшет. Лика и Саша, похоже, были снаружи.

А вот Гия уже стоял за амбалами, стараясь не привлекать их внимания. Он улыбался, глядя на меня.

«Дита» выскользнула из-за столика и спряталась за амбалами. Перед этим она потянулась и попыталась вырвать у меня из руки наличность.

Опешив от такой наглости, я едва успел перехватить её кисть и немного её вывернуть. Воровка зашипела от боли.

Один из амбалов размахнулся, целя мне в голову.

Я легко увернулся от удара. Бандит же влетел в столик, сбивая с него пустые бокалы. Послышался стеклянный звон.

Со вторым бандитом Гия не стал церемониться и как-то очень ловко его вырубил, пользуясь преимуществом внезапности.

Упавшего на столик бандоса я взял в замок. Тот отчаянно хрипел и брыкался, пытаясь что-то мне сказать. «Дита» где-то раздобыла полную бутыль водки и хотела было размахнуться, но передумала, заметив Гию. Аккуратно поставив водку на стол, она исчезла.

До того, как я успел его остановить, Гия вырубил первого бандита ударом в висок. Тот медленно съехал под стол.

– Наверное, пора закругляться, – сказал он, оглядываясь.

– Пожалуй, ты прав, – вздохнул я, заметив, что у бандоса, лежащего под столом, из подмышки торчит кобура и рукоятка пистолета.

Лёха к тому времени тоже заметил, что у нас творится что-то неладное, и подошёл к нам, бросив своих спутниц.

Примерно прикинув сумму счёта, я оставил на столе наличные, придавив их бутылкой водки.

У выхода мы забрали Лику и Сашу. По дороге к машине я рассказал о случившемся.

– Я скажу отцу, он разберётся, – сказала Лика.

– Да не стоит, – ответил я. – Всё же ясно и понятно. Пошли они нафиг, мы вроде сами неплохо справились.

– Уверен, что не стоит? – серьёзно спросила она.

– Да, – согласно кивнул я. – Уверен. Не будем его дёргать.

Возможно, это было ошибкой.

Глава 3

Весна набирала обороты. Город, загаженный отвратительными рекламными растяжками и плакатами, с потрескавшимися асфальтовыми тротуарами, обшарпанными фасадами домов, всё равно стал выглядеть наряднее, живее.

Наше агентство процветало: американцы из «Халибёртна» были в восторге от нашего подхода к бизнесу, соответствующего тем стандартам, к которым они привыкли у себя на родине. По их рекомендации мы подписали ещё двух клиентов: международную юридическую фирму и золотопромышленников, которые собирались приобрести в России рудник.

Продвигалась работа и на политическом направлении.

В конце апреля Владимир Вольфович позвал меня к себе. К счастью, не в сауну – а в одну из приёмных.

Когда я вошёл в кабинет, то обнаружил, что политик не один. Рядом с его столом, на месте посетителя, сидел крупный светловолосый мужик с одутловатым лицом и красными глазами.

– А, Саша… ну привет, привет… проходи, устраивайся. Кофейку будешь? – сказал Жириновский.

– Спасибо, не откажусь, – кивнул я.

– Света? Света, ещё капучино сделай, будь добра, – сказал он в интерком, нажав клавишу, после чего добавил, обращаясь уже ко мне: – да ты присаживайся, в ногах правды нет.

Я занял свободное место справа от светловолосого мужика.

– Саша, это Леонид Игоревич. Хороший человек, который в январе с треском продул выборы губернатора в родном регионе.

Мужик при этих словах вскинулся, покраснел и хотел что-то сказать, но Жириновский остановил его жестом.

– Спокойно, Лёня! Дела-то поправлять будем или как? Саша – один из лучших специалистов. Жаль, что поздно его встретил, а то бы всё могло быть иначе, однозначно.

– Рад познакомиться, – кивнул я, изобразив вежливую улыбку.

Леонид Игоревич скользнул по мне рыбьим взглядом светлых глаз и ничего не ответил.

– Саша, знакомлю тебя сильно заранее, потому что работы очень много. Во-первых, Лёня депутат Думы от нашей партии. У меня есть мысли двинуть его в спикеры. Надо подумать, как оттеснить комуняк. Во-вторых, нам нужно готовится к выборам девяносто девятого уже сейчас. Два года пролетят ой как быстро, а людей с готовой репутацией федерального уровня у нас как не было, так и нет. В-третьих, Лёня заканчивал нашу бурсу, поэтому вы точно должны сработаться.

– Так он из наших, что ли? – Леонид Игоревич заинтересованно приподнял бровь, снова взглянув на меня.

– Наш, – кивнул Владимир Вольфович. – «Спецура».

– А-а-а, вон оно что… – он молча протянул мне руку, и я ответил на пожатие.

– Леонид Игоревич у нас из юристов, – пояснил Жириновский, обращаясь ко мне. – Очень известный человек в одном из важных регионов.

– Ясно, – кивнул я.

– Мне нужно, чтобы у него было хорошее имя федерального уровня. В идеале он должен претендовать на важные должности, связанные со специальностью. Скуратова или Ковалёва сейчас подвинуть сложно… но, говорят, в администрации сейчас появились интересные люди из Питера. Хваткие. Попробуй с ними контакты найти.

– Слушай, ну ты хватил: где я и где Питер? – ответил Леонид.

– Это я Саше говорил, – спокойно ответил Жириновский. – У него есть некоторые… хм… возможности.

– Ясно, – повторил я. – Сделаем.

– По деньгам свяжись с Петей, помощником, хорошо?

– Конечно, как обычно, – кивнул я, после чего обратился к Леониду: – Вам когда будет к нам удобно подъехать?

– Это зачем ещё? – насторожился тот.

– Будем стратегию придумывать, – улыбнулся я.

Со встречей Леонид Игоревич сильно затянул. Всё время ссылался на занятость в Думе. В конце концов, мне пришлось позвонить лично Владимиру Вольфовичу, чтобы дело, наконец, сдвинулось.

Хорошо, что успели согласовать основные моменты и запустить проект до конца мая.

Потому что в июне у меня случились лагеря. Время, когда на несколько недель мне пришлось выпасть из деловой жизни и какое-то время снова побыть обычным курсантом.

Нас централизовано вывезли в учебный центр, который находился возле Свердловского. Именно там я пришёл в себя во время присяги.

Работать не было никакой возможности: связи нет, ноутбук зарядить негде. В увольнение в город не скатаешься – слишком далеко. Да и не отпускают официально.

Пришлось передать все дела Лике и смириться с этим.

В лагерях мы снова жили в палатках. Мылись холодной водой по раковиной на улице и ходили в туалет типа «сортир», где не было даже перегородок.

Лагеря – это царство «дубовки». Одни военные дисциплины, с практической отработкой. В том числе стрельбы и полевые выходы.

Некоторые вещи были довольно мучительными: например, полевой выход по РХБЗ, когда пришлось километра три бежать в ОЗК. Правда, с небольшими перерывами.

Особенно тяжко было оттого, что кругом было лето: солнышко, зелень, цветочки цветут и пахнут… речка Клязьма блестит… а ты вынужден подыхать в противогазе, мучительно осознавая весь идиотизм происходящего.

«Почему я не подсуетился, чтобы уволиться нафиг из вооружённых сил? В теории можно загреметь в армию – но ведь сейчас-то у меня было достаточно возможностей, чтобы решить эту проблему! Зачем довёл до этого кошмара?» – думал я, тихонько и незаметно сливая пот из противогаза через подбородок. Незаметно, потому что если препод, дикий полковник с «дубовки», увидит это дело, то поставит «незачёт». И нужно будет бежать заново – с «западом» или «востоком».

Вечером, после зачёта, эти мысли как-то отступили. А я понял, что не хочу никуда уходить. Что такая двойная жизнь не даёт мне расслабиться, кинуться во все тяжкие. А ещё это было очень приятно: заново проживать когда-то пережитое, но уже с полным осознанием происходящего, меня его под себя. С желанием взять всё от каждой минуты, в том числе не самой приятной.

Преподаватель по огневой подготовке был весёлым и циничным подполковником, с пышными чёрными усами. Он прошёл Чечню, но каким-то образом умудрился избежать и ПТСР, и деланого осознания собственной важности и героизма, с которым ходили некоторые, гордо выпячивая жёлтые или красные планки ранений.

– А в этом заряде поражающие элементы имеют форму тора. Так они нанесут максимум ущерба мягким тканям, что рассчитано согласно показаниям скорости разлёта. В нашем деле ведь какой главный принцип, а? Всё для человека! – говорил он, разбавляя циничным юмором скучные лекции о различных средствах поражения.

На практическом занятии с огненно-штурмовой полосой командовал он и дикий полковник с РХБЗ.

Перед началом у меня никакого мандража не было. Да, опять беготня в ОЗК, зато, к счастью, совсем не долгая. Всего-то полоса на время – и всё, можно расслабиться. К тому же, норматив такой, что саму полосу можно было спокойно идти пешком. Ну, за исключением тех мест, где надо прыгать, само собой.

Подумаешь: немного напалма, пламени и дыма. С точки зрения требований по физической подготовке полоса не представляла большой сложности.

В таком спокойном состоянии я и побежал.

А накрыло меня в середине моста. Причем так сильно, что я вырубился на какое-то время и рухнул в ров с водой.

Очнулся уже на травке. Надо мной склонился усатый препод. Побледневший, но спокойный. Увидев, что я открыл глаза, он спокойно вздохнул, после чего поднялся и крикнул:

– Отработка эвакуации раненого! Носилки!

Через несколько минут я уже был в санчасти – одноэтажном деревянном строении, расположенном возле офицерской общаги. Меня осматривала врач-майор с немного странной фамилией Вагина. Ударение на первый слог.

Выслушав мои сбивчивые объяснения, она что-то написала в медицинской книжке и назначила мне витамины. Собственно, на этом весь инцидент был исчерпан.

Уже вечером, когда я засыпал в палатке, передо мной снова встала стена огня. Сброс зажигательного снаряда с «Бабы-яги». Мы были в штабе, и я видел, как горел Юрчик, командир разведки…

После того момента произошло столько всего: ядерная война, консолидация, борьба с интервенцией, выход на границы Европы. Принципиально новое оружие, о котором многие слышали и шептались, но которое категорически запрещено упоминать…

Отчаяние последних дней. Новая надежда, путешествие в прошлое.

То, что случилось со мной после мобилизации, должно было быть похоронено под всем этим. Но нет: самый первый момент, когда я сам, лично, на собственной шкуре почувствовал, что такое война – остался в памяти ржавым гвоздём.

И в самый неподходящий момент вылез, шандарахнув по голове запахом горелого мяса и животным страхом.

– Саня, ты чего? – Сеня Шанцев легонько толкнул меня в бок.

Мы спали в ряд на нарах, в составе языковой группы. У нас было просторно: китаистов осталось всего шестеро – Стёпа Внуков не сдал китайский и перевёлся на факультет журналистики, расположенный на «Маяковке».

Теперь вместо него группой командовал Семён.

Я знал, что Снегирёв выбирал межу мной и Шанцевым, мы оба были отличниками, но мне удалось отговориться от такой «чести».

– Да ничего вроде, – ответил я. – А что?

– Ты дрожишь весь… у тебя что, температура?

– Да нет у меня температуры никакой! – возразил я.

– Нет, точно? – с надеждой спросил Женя Скворцов. – Может, сходишь в санчасть, померяешь температуру, а?

– Я там уже был сегодня, – возразил я.

– Блин, и что? Не намеряли? – Женя разочаровано вздохнул. – Жаль, жаль… так бы карантин объявили… в нашей группе хотя бы…

– Никуда ты от кросса не денешься! – Вставил Игорь Скопцов.

– Всё, народ, хватит, отбой, – вернул инициативу Сеня. – А ты, Иванов, если что – не терпи, понял?

– Да понял, понял, всё в порядке… – ответил я.

После чего уснул.

К счастью, никаких снов мне не снилось.

После того происшествия на полосе я начал ходить в самоволки.

Парни иногда лазали по вечерам через забор, за пивом. Меня оно не интересовало – вот и не видел смысла рисковать.

А теперь всё же выбирался: просто побродить по лесу, подышать воздухом. Подумать о чём-то отвлечённом. Позаниматься цигун, в конце концов.

Ходил я всегда один. Иногда забредал довольно далеко: до Звёздного городка.

Там были пруды, в которых купались местные, и я тоже не мог отказать себе в удовольствии несколько раз окунуться. Дни стояли жаркие.

До конца лагерей оставалось ещё две недели. Время тянулось мучительно медленно. И вот: очередная пятница.

Дождавшись вечерней поверки, я свернул к нашей палатке. Честно предупредил Шанцева, что собираюсь в ПРБ. Тот обречённо вздохнул, но возражать не стал. Наоборот, прокомментировал: «У начальников курса сегодня бухач. Буряков проставляется, у него днюха сегодня…»

Я осторожно, тенью, добрался до столовой. Потом вышел на поле возле огненно-штурмовой полосы, где над забором не было «колючки». И там чуть не подвернул себе ногу, споткнувшись о какую-то корягу.

Ругаясь, я поднял деревяшку, чтобы рассмотреть её в лунном свете: фонарик включать было нельзя никак. На ощупь она была удивительно гладкой, тщательно обструганной. С утолщением на конце.

Только через пару секунд я сообразил, что именно держу в руке.

В Университете была одна очень странная традиция, связанная с лагерями. Одна из тех военных традиций, которые вроде бы недостойные и пошлые, но удивительно живучие. Вроде питерской привычки выпускников военных вузов до блеска натирать тестикулы коню под Петром.

В конце последних лагерей, на третьем курсе, пацаны массово строгали деревянные фаллосы, из любых подручных материалов, и размещали их за день до отъезда в самых неожиданных местах: на флагштоке над штабом, посреди плаца, в клумбах у столовой.

Говорят, самые креативные вставляли огромные красноголовые коряги в стволы гаубиц. И даже перекрашивали соответствующим образом макеты ракет.

Руководство лагеря, само собой, каждый год пыталось пресечь это безобразие или, на худой конец, наказать виновных. С переменным успехом.

Иногда размещение фаллосов сопровождалось написанием стишков, тоже в самых неожиданных местах. Один из них мне запал в память ещё с того, дальнего прошлого:

«Сюда я больше не ездун, и не ездок, и не ездец.

Последним лагерям ***».

Мне достался один из фаллосов, оставленных старшим курсом. Такие в довольно широком ассортименте валялись по здешним полянам.

На какое-то мгновение я подумал, что, может, мне не стоит ходить в этот раз. Что это было предупреждением мне. Но потом представил, что вернусь в палатку, устроюсь под дружное сопение одногруппников под колючим одеялом и буду думать… о чём? О будущем, которого больше нет? О той моей прежней жизни, которая закончилась так неожиданно?

Стало как-то по-особенному тоскливо. И я плюнул на дурные предчувствия.

Возле Звездного Городка, на озёрах народ жёг костры и жарил шашлыки.

У меня рот тут же наполнился слюной. Вот бы и самому сейчас запалить угольки… но это уже было из разряда фантастики. Да, в круглосуточных ларьках мясо, может, и найдётся – но где взять всё остальное? Шампуры, мангал? Да и выкидывать потом жалко, а в палатку с собой не притащишь.

К тому же, делать шашлык в одиночестве как-то странно…

Подавленный и раздражённый, я пошёл мимо озёр дальше, в лес, чтобы не чувствовать вкусного запаха.

Шёл долго. Пока вдруг не услышал совсем рядом гул турбин самолёта. Я сообразил, что, похоже, дошёл аж до полосы «Чкаловского» и мысленно присвистнул.

Чуть в стороне, слева, в небо грузно поднимался Ил-76. От грохота его движков заложило уши.

Видимо, поэтому я не сразу услышал гул приближающегося автомобиля. Он ехал по просёлку, идущему вдоль полосы со стороны Щёлковского шоссе.

Фары чиркнули по стволам деревьев, и я рефлекторно нырнул в кусты.

Машина (это была трёхдверная «Нива») проехала мимо, но встала метрах в тридцати дальше.

В этот момент мне пришла в голову интересная идея. Зачем возвращаться к лагерю пешком, через лес, когда можно доехать с комфортом? Деньги у меня с собой были. Наверняка можно предложить нужную сумму заплутавшему водиле, заодно и помочь на дорогу выехать – я неплохо ориентировался на местности.

Я вышел на просёлок и пошёл в сторону «Нивы». Возле машины стояло двое мужчин. Они, видимо, только что отрыли багажник и о чём-то переговаривались между собой, слов было не разобрать, да и в ушах после взлёта «Ила» всё ещё звенело.

На обочине стоял ещё один человек. У него в руках было несколько предметов, издалека напоминающих кирпичи.

Я с досадой подумал, что это какие-то строители, и для меня у них просто места не найдётся, и уже хотел было двинуть обратно, но тут один из них меня заметил и окликнул:

– Эй! Ты кто там? Иди сюда!

Он говорил с характерным кавказским акцентом. И только в этот момент я понял – что-то не так.

Люди возле «Нивы» застыли в напряжённых позах. У одного из них в руке… неужели пистолет?

Сердце затрепыхалось в груди, разгоняя кровь. От прилива адреналина пересохло во рту.

А я ведь даже мобильник оставил в палатке!

– Иди суда, эй! – повторил один из них.

А потом мне в лицо ударил яркий луч фонарика.

– Вай, ты глянь, кого нам Всевышний послал! – произнёс тот же голос.

И только теперь я его узнал. Вспомнил вечер в «Hungry Duck» и неудавшуюся воровку…

– Чё, кто это? Знакомый? – спросил другой голос, на чистом русском.

– Да есть такое дело, да пацан? – продолжал веселиться кавказец.

А на меня вдруг со всей ясностью обрушилось понимание картины происходящего.

Мы стоим возле забора военного аэродрома. Мужики грузят в «Ниву» белые брикеты, которые, конечно же, никакие не кирпичи…

В живых меня не оставят. После такого уж точно.

Я незаметно пощупал фонарик, притороченный к петле сзади, на камуфляжных штанах. Хороший фонарик: «MagLight» галогеновый, выкупил у одного из старшекурсников, который недавно вернулся из командировки в Боснию. Там ребята меняли наши шапки-ушанки и прочие диковинные для западных военных вещи на такие вот полезные штуки.

Понимая, что мешкать больше нельзя, я выхватил фонарик, включил его и направил луч на кавказца, метя в глаза.

Глава 4

Это очень неприятное чувство – быть дичью. Дело даже не в страхе смерти; в такие моменты включается какое-то совершенно особенное чувство, видимо, из самых глубин рептильного мозга, из-за чего меняется весь окружающий мир. Он сжимается, оставляя лишь узкий тоннель возможностей, тропу, по которой следует бежать изо всех сил. Силы прибавляются, усталости и боли в перегруженных лёгких не чувствуешь.

Плохо, что мозги почти перестают работать. Когда тут рассуждать и думать, если надо спасаться?

Бороться с этим очень сложно. Но кое-чему я успел научиться, там, в страшном будущем.

Двое довольно грамотно меня загоняли в сторону ближайшей просек, куда наверняка поехал третий, на «Ниве».

К счастью, я вовремя это сообразил.

Ночь будто бы была на моей стороне: яркая ущербная луна скрылась за облаками, в лесу стало темно. А подсвечивать каждый куст и дерево – никаких фонарей не напасёшься.

Я затаился в зарослях лещины. Лёг прямо на мох. Камуфляж теперь играл мне очень хорошую службу.

Те двое по инерции проскочили мимо меня. Их вёл азарт, они были совершенно уверенны, что такая неопытная добыча легко попадётся, и предвкушали скорую расправу.

Я же, стараясь шуметь как можно меньше, поднялся и двинулся назад, следуя по узкой тропе, ведущей в сторону Звёздного Городка.

Через какое-то время преследователи поняли свою ошибку и попытались вернуться. Но я к тому моменту, как в лесу позади меня снова замелькали ставшие крохотными точками огоньки их фонарей, был уже достаточно далеко.

Несмотря на то, что я шёл пешком, мне было очень жарко. Адреналин продолжал шпарить в крови, меня немного потряхивало.

Добравшись до озёр, я увидел, что компании продолжают баловаться шашлыками. Кое-где слышался пьяный женский смех. В китайском кассетнике, который кто-то притащил и поставил рядом с раскладным столиком, надрывалась Буланова.

В тёмной воде плескались люди. И я вдруг понял, что тоже безумно хочу окунуться. Прямо сейчас, чтобы снять, наконец, жар, который становился почти нестерпимым.

Я вышел на узкую песчаную полоску на берегу озерца и начал скидывать камуфляж.

Оставшись в одних форменных синих трусах, я пошёл в воду.

Озеро пахло свежестью, лесом и тиной. Оно было прохладным, но не слишком холодным.

Я окунулся с головой и какое-то время просто висел в воде, наслаждаясь ощущением невесомости. Потом одним гребком вернулся на поверхность и поплыл к противоположному берегу.

Из-за облаков снова вышла Луна. Я будто бы плыл в серебре, среди вековых сосен, чернеющих на берегу.

Наверно, со стороны это было красиво.

Наконец, немного успокоившись, я снова выбрался на берег. И здесь меня ждал сюрприз.

Возле моей одежды стояла женщина. На вид лет тридцать-тридцать пять. Короткие светлые волосы. Нельзя сказать, что красивая – но что-то в ней было такое, харизматичное.

В одной руке она ловко держала два пластиковых стаканчика, в другой – тарелку с кусками шашлыка.

– Ну привет, красавчик, – сказала она, улыбнувшись. – Смотреть за тобой прям одно удовольствие.

– Зрасьте… – неловко ответил я, зачем-то схватив форменную зелёную майку.

Вытираться я не планировал, а надевать одежду на мокрое тело такое себе удовольствие.

Я рассчитывал спокойно высохнуть на берегу, а уже потом одеваться.

– Полотенца нет? – с сочувствием спросила женщина. – Могу своё одолжить. Но до него дойти надо. На вот, кстати, это тебе.

Она одновременно выставила перед собой обе руки, с тарелкой и стаканчиками.

– Это вино и мясо, – пояснила она в ответ на мой недоумевающий взгляд.

– Спасибо, – кивнул я. – Вино мне нельзя, а вот от шашлыка не откажусь.

Я взял тарелку с кусками мяса.

– Ну точно, спортсмен, – улыбнулась женщина. – Бери свои вещи и пошли к нам!

– К-куда? – растерянно спросил я.

Честно говоря, после её замечания про «смотреть одно удовольствие» я думал о другом положении знакомства. И мой организм довольно однозначно намекал, что я совсем не против. Даже больше: мне этого сильно хотелось, после пережитого стресса.

– За столик, конечно, – рассмеялась женщина. – Тут, на берегу, хорошо, но не слишком удобно.

Метрах в двадцати вдоль берега, на границе песчаного пляжа, стоял мангал и раскладной столик. За ним, на длинном полене, сидели три мужика. Они смотрели на меня дружелюбно, и даже с улыбкой, так что я немного расслабился.

– Ну что, народ, встречайте спортсмена! – сказала женщина.

Ближайший мужик поднялся и протянул мне руку.

– Валера, – сказал он.

– Саша, – ответил я, отвечая на пожатие.

Потом представились остальные: Дима и Серёга.

– А вас? – спросил я после знакомства, преодолев смущение.

– Меня? – с удивлением ответила женщина. – А, имя! Я Лена.

– Приятно, – кивнул я.

– Да ты присаживайся, что ли! В ногах правды-то нет! – предложил Валера.

Я скромно примостился на краешке бревна.

– Ты из курсантов что ли, да, Саша? – спросил он, разливая по пластиковым стаканчикам что-то из прозрачной бутылки (этикетку я не видел).

– Ага, – кивнул я.

– В самоволке, значит, – подмигнул Дима.

– Вроде того…

– Понимаю… лето, все дела. А тут в казарме сиди! – ухмыльнулся Серёга.

– Ты молодец. Прям в хорошей форме себя держишь! А то недавно с инспекцией у лётчиков был, в Ставрополе… вот ведь поколение пошло: доходяги одни…

– Так что удивительного, если у народа жрать нечего? – сказал я.

Повисло неловкое молчание, которое нарушила Лена.

– Ну а чего? Он прав ведь! – Лена пожала плечами. – Мы тут ещё как-то живём. А пацаны в отдалённых гарнизонах… да чего я говорю? Сами прекрасно знаете.

– Ладно… у нас сейчас капитализм. Адаптируемся, будем жить как в Америке! – оптимистично заметил Дима. – Давайте за это, что ли?

– А давайте!

Валера взял из стопки чистый пластиковый стаканчик, налил туда «Херши колы» из бутылки и протянул мне.

В другой ситуации я бы эту гадость пить не стал, но в тот момент отказываться не стал. Переживу.

– Спасибо, – улыбнулся я и кивнул.

После чего мы все чокнулись пластиковыми стаканчиками.

– Лен, а как там вообще, в Америке-то? – с мечтательными нотками спросил Дима. – А то ты как вернулась, так и не рассказываешь ничего…

– Да можно подумать я там прям много видела, – рассмеялась Лена. – Только после прилёта немного по Нью-Йорку погуляла, да пару раз с ребятами в супермаркет каталась во Флориде.

– Ну и? Как там Нью-Йорк? Как в кино, да? – продолжал Дима.

– Вот сам побываешь и расскажешь, – Лена попробовала отшутиться.

– Да какой там! Мы ж военные! Секретность, «молчи-молчи»… может, на старости когда-нибудь и побываю… потому и спрашиваю. Одно дело по телеку смотреть, другое – когда сама всё видела.

Лена вздохнула и чуть нахмурилась.

– Чисто там… хорошо… не то, что у нас сейчас стало. Ну и всё такое огромное… небоскрёбы эти… кому-то не нравится – а мне кажется здорово там жить. А ещё посреди этого всего, прямо между огромных башен, у них есть огромный ухоженный парк. Он так и называется: Центральный Парк. Там люди гуляют, спортом занимаются, бегают в наушниках с плеерами, это вроде как новая мода у них… в общем, для человека всё приспособлено.

– Ясно… а во Флориде? Что там?

– Да провинция по американским меркам, – ответила Лена. – До супермаркета ехали полчаса. Народу почти не было. Представляешь: огромный магазин, ты проходишь туда просто так, между полок со всякой всячиной. И продаётся там вообще всё: от булок до телевизоров. И даже оружие!

– Оружие? – с неподдельным удивлением спросил Сергей.

– Ну да. Говорят, в разных штатах по-разному, но вот во Флориде пистолет можно в супермаркете купить.

– А что, бандиты там есть? – вмешался Дмитрий.

– Может и есть, – рассмеялась Лена. – Но я не видела.

– На шаттле не страшно было стартовать? – снова заговорил Сергей.

– Ну как… нет, наверно, – Лена улыбнулась. – Он же больше «Союза»! Поэтому, наверно, подсознательно кажется, что надёжнее.

– Да уж… – вздохнул Валера. – Жалко, что мы «Буран» не потянули… хорошая машина. Была.

– Так, может, ещё вернут в строй! – возразил Дмитрий. – Он же на консервации, на «Байконуре». В экономике дела наладятся и вернут.

– Если наладятся, – скептически заметил Сергей.

– Наладятся, – упрямо повторил Дмитрий. – Ну а как иначе? У нас ресурсов на весь земной шар хватило бы! Ну не может быть иначе.

Сначала я поражённо молчал, осознавая, в какую компанию меня занесло. Потом сдерживался, чтобы не наболтать чего-нибудь лишнего.

Но мужики и Лена трактовали моё молчание по-своему:

– Что, не ожидал среди космонавтов оказаться? – подмигнул мне Валерий.

– А вы… все, получается, да? – спросил я, изображая робость.

– Все, – кивнул он. – Но Лена вот особенный герой у нас. Она в мае вернулась с орбиты. Летала на «Атлантисе», американском шаттле, по совместной программе.

– Ого! – сказал я.

– Да что мы всё о своём да о своём, – вмешалась Лена. – Валер, ты для чего просил парня позвать, а?

– Как для чего? Угостить спортсмена хотел! Сам помню своё курсантское прошлое: еды никогда не бывает достаточно! – ответил Валера.

– Особенно сейчас… – пессимистично вздохнул Дмитрий.

– Дим, вот только не начинай заново, а? У нас вон гляди какая молодёжь подрастает! – сказал Валера.

– Саша, мы тут немного спорили о том, кто у вас там учится, – снова заговорила Лена. – Валера говорит, что вы вроде юристы или прокуроры военные. Так?

– Ну… не только, – я пожал плечами. – Есть еще переводчики.

– О, точно! Это ж Краснознамённый институт бывший! – Щёлкнул пальцами Дима. – Я ещё думал в военкомате, куда пойти – туда или в лётное. Там ребята в советское время круто устраивались. Особенно с арабским языком. Советниками ездили, в загранкомандировки катались… а сейчас как?

– Ну, бывает, кое-что, – я пожал плечами. – С нашего факультета старшие курсы на Балканы ездят, в Боснию.

– О как! – удивился Валера. – Там же вроде НАТОвский миротворческий контингент стоит?

– SFOR, – ответил я. – Да, и в его составе наша бригада.

– Слышь, Дим?.. – Валера толкнул соседа в бок. – Ну понятно, что на орбите мы со времён «Союз-Аполлона» дружили. А вот так, чтобы военные в составе одного контингента с НАТО были ты бы мог представить?

– Да, времена меняются… – вздохнул Дмитрий. – Теперь вот даже обычному человеку можно в Америку съездить, просто, если вдруг погулять захотелось. Делай визу – и вперёд!

– И обратно вернуться! – Сергей поднял вверх указательный палец. – Что важно.

Все рассмеялись шутке, которую я не понял.

– Да и хорошо это, наверное… – заметила Лена. – Да, у нас сейчас тяжеловато – но ничего, и не такое переживали. Перестроимся, жизнь наладится. Зато хоть дочка моя не будет думать про убежище и ждать воздушной тревоги… а то, как вспомню, как нас в детстве грузили этим всем… радиация, взрывы… мы даже ватно-марлевые повязки учились шить, представляете?

– А то! И противогазы на время надевать! – рассмеялся Валера. – Да ну его, такие разговоры, наливай ещё! За мирное небо и космос!

Я слушал разговор. Это ведь были космонавты, далеко не глупые люди. Элита, получившая всё самое лучшее, что мог дать Советский Союз. Как они умудряются с оптимизмом смотреть в будущее?..

А ещё я старался смотреть по сторонам. Бандиты могли сообразить, что я скрылся где-то в этом районе. Проверить наудачу отдыхающих. Да и потом, рано или поздно они узнают про учебный центр – если уже это не выяснили, и тогда у меня появятся новые проблемы…

– Я бы хотела ещё на международную станцию слетать, – сказала Лена мечтательно. – Уверена: её обязательно построят!

– Не пущу! – твёрдо сказал Валера. – В этот раз уж точно: хватит.

– Ладно, – улыбнулась Лена. – Тогда в политику пойду!

– Лучше уж в политику! – согласился Валера.

– Мечта, а не муж, да? – подмигнул им Сергей.

А у меня вдруг, несмотря на пережитый за вечер стресс, включились мозги.

– Про политику вы ведь серьёзно, да? – спросил я, обращаясь к Лене.

– А почему нет? Я хочу что-то изменить к лучшему!

– Слушайте, а у вас есть какая-нибудь визитка, а? Контакт оставите? У меня просто знакомые есть, которые как раз политикой занимаются, – сказал я. – И мне кажется, что вы – это как раз то, что им нужно!

– Знакомые? – удивилась Лена. – Хотя да… ты же из переводчиков… наверно, родители не простые люди, верно? – она подмигнула мне. После чего поднялась с места, покопалась в сумке, стоящей справа от стола и достала авторучку.

– Ты окунаться больше не планируешь? – спросила она.

– Нет, – я помотал головой.

– Давай тогда ладонь, запишу номер. Позвони мне после выходных.

– Я только через две недели смогу, – поспешил сказать я. – Мы раньше в город не вернёмся.

– Что ж, две недели так две недели. Я никуда не спешу, – ответила Лена и начала выводить свой номер у меня на ладони.

– Хорошо, что у тебя муж – не ревнивец, – рассмеялся Сергей, глядя на нас.

– Он слишком умён для этого, – улыбнулась Лена, глядя на Валерия.

– Спасибо большое за угощение, – сказал я после того, как оделся.

– Может, с собой возьмёшь чуток? – предложил Валерий. – У нас всё равно много. Взяли с запасом, не думаю, что сможем всё съесть.

Я поколебался секунду. Потом представил нашу палатку, пацанов… и кивнул.

– Спасибо, не откажусь, – ответил я.

– Лен, поможешь собрать? – сказал он, обращаясь к жене.

– А что ж не помочь?

В итоге я вернулся на лесную тропинку где-то с килограммом шашлыка, лаваша и овощей в пластиковом пакете.

Бандиты, кем бы они ни были, похоже, решили не штурмовать лес ночью, но это не значит, что можно расслабиться: наверняка меня будут искать.

Они просто не смогут оставить это дело просто так, зная, что я видел.

«Ладно, что-нибудь придумаю, – решил я. – Завтра».

В животе была приятная тяжесть от шашлыка. В голове крутились интересные мысли насчёт того, как можно использовать настоящую женщину-космонавта в политических кампаниях. Мысли хорошие и приятные. Ну и сама космонавт в накладе не останется, раз уж есть желание почувствовать, что такое политика… вот пойду в летний отпуск после лагерей – познакомлю её с Жириновским…

До территории лагеря я добрался без приключений. Перелез забор, миновал столовую. Там на мойке всё ещё шла работа: наряд устранял последствия ужина. Бедолаги. Хорошо хоть в этот раз я не попал туда, и в следующие две недели по плану вроде не должен…

Дневальный в расположении мирно дремал, облокотившись на грибок. В палатках было тихо.

Тенью скользнув по узкой тропинке, ведущей к умывальнику, я нырнул в палатку нашей группы.

Ребята, конечно, уже спали. Вообще, мне сильно с группой повезло: у нас никто не храпел. Большой плюс в казарме и в таких вот полевых условиях.

Я открыл пакет и провёл им над нарами, чтобы запах распространился по палатке.

Кто-то начал во сне причмокивать.

Потом я осторожно толкнул в бок Семёна. Тот пробормотал что-то невнятное, и перевернулся на другой бок. Тогда я толкнул его настойчивее.

Он зашевелился и медленно сел на нарах, глядя на меня. Я специально оставил полог палатки приоткрытым, чтобы внутрь попадал свет от рыжих уличных фонарей с центральной аллеи.

– Иванов? – спросил он сонно. – Вернулся? Без палева?

– Без, – ответил я, продолжая держать пакет с шашлыком перед собой.

– Завтра кросс бежать, дай выспаться!

– Блин, хорош галдеть, а? – проснулся Женя, лежавший справа от Семёна. – Курсовые, блин, походу, взялись шашлыки жарить… развонялись на весь лагерь… креста на них нет, как же жрать хочется!

– Парни, я шашлыка чуток принёс… – тихо сказал я.

– Чего? – переспросил Женя.

Семён, кажется, только сейчас заметил пакет у меня в руке.

– В натуре, что ли? – недоверчиво спросил он, принюхиваясь.

– Налетайте! – предложил я.

Через несколько мгновений палатка заполнилась тихим сопением и чавканьем.

После позднего перекуса мы по очереди сходили к умывальнику и тщательно спрятали следы шашлыка.

Хорошо всё-таки, что я на территории военного объекта. Ни один бандит сюда не сунется, а, значит, у меня есть фора, чтобы придумать, как быть дальше.

Так думал я, засыпая.

Глава 5

Неделя прошла спокойно. Начинались зачёты по военным дисциплинам, и всё в общем-то шло хорошо. Я уже думал о предстоящем отпуске. Целый месяц свободы! Да, есть некоторые планы, связанные с агентством, но я не собирался там работать целыми днями. Решу главные вопросы на месяц, и вперёд, отдыхать.

Гия собирался лететь в Турцию на неделю, звал с собой. Возможно, я воспользуюсь его предложением, почему нет? Надо только загран сделать, но это не должно было стать проблемой.

После того инцидента возле аэродрома я так ни с кем и не связался из высоких покровителей и не рассказал о нём. Вроде как всё успокоилось; возле забора никто не дежурил – я специально проверял несколько дней подряд, не появились ли подозрительные личности, высматривающие и вынюхивающие, что происходит на территории.

Про удачное знакомство с космонавтами я тоже рассказывать не стал. Пускай будет приятный сюрприз, когда вернусь из этой загородной ссылки.

Несмотря на то, что у меня был с собой мобильник, зона покрытия в то время оставляла желать лучшего. Более-менее сигнал можно было поймать в полутора километрах от лагеря, возле шоссе. Ну или в районе Звёздного Городка, а туда возвращаться мне совсем не хотелось.

Приближались очередные выходные. В увольнение мы, разумеется, не ходили: всё-таки лагеря есть лагеря. Зато было свободное время, чтобы погулять по территории, подумать, расслабиться немного.

После зачёта по огневой подготовке, в пятницу, засыпалось особенно хорошо. Я думал о том, как завтра можно будет ничего не делать после завтрака. О предстоящем отпуске. Жаль, что отец не сможет поехать со мной: на работе пока что никуда не отпускают. Да он и не рвётся. Они с Людой твёрдо нацелились на покупку собственной квартиры, и я уже думал, как им в этом ненавязчиво помочь.

Ещё было бы неплохо маму навестить, посмотреть, как сестрёнка растёт.

Глядишь, и у отца с Людой прибавление появится – они ведь ещё совсем не старые.

Интересная будет у меня тогда ситуация: родственников вроде бы полно. А вот настоящей, своей семьи нет…

Я вздохнул и перевернулся на другой бок.

Поверка была уже давно; народ давно вернулся от умывальников. Разговоры перед сном стихли; ребята мерно сопели на своих матрасах…

Не знаю, что заставило меня открыть глаза. Какая-то звериная интуиция; на мгновение вдруг повеяло могильным холодом.

Фигура в чёрном неслышно откинула полог нашей палатки и вошла внутрь, стараясь ступать бесшумно.

В руке у непрошенного визитёра в рассеянном свете жёлтых фонарей блестел нож, который показался мне огромным. На голове – чёрная балаклава. Только глаза блестят в прорези.

Он внимательно вглядывался в лица спящих, начиная с правого края. Вот-вот взглянет на меня. Надо что-то делать; кричать, поднимать тревогу – но меня будто парализовало. Слишком нереальной, сюрреалистичной была картина, которую я видел.

Лежащий рядом Семён накрыл голову подушкой, и визитёр не мог разглядеть его лицо. Он сделал шаг в нашу сторону. Протянул руку, чтобы убрать подушку.

Я напружинился и приготовился к рывку, чтобы попытаться выбить у него нож.

Пришелец вдруг поднял голову.

Наши взгляды встретились.

И в этот момент в палатку скользнула ещё одна фигура в чёрном комбинезоне и балаклаве. Сердце подступило к горлу, вдруг накрыла какая-то холодная злость, и я начал действовать. Вернее, как начал: тело само рванулось вперёд, повинуясь каким-то древним инстинктам, а я сам в искреннем удивлении наблюдал за этим будто бы со стороны, поражаясь, что на это способен.

Я попытался взять его ладонь в захват, но неудачно. Он держал его слишком крепко.

Свободной рукой он попытался схватить меня за волосы, но их длины было явно недостаточно для этого. Скользнув ладонью, он больно схватил меня за ухо и рванул к себе, на лезвие.

Я с трудом увернулся, после чего сам подался вперёд, будто помогая его руке притянуть меня. От неожиданности он немного ослабил хватку.

Я же в этот раз не стал вырывать нож. Лишь перевернул его, после чего всем телом подался вперёд.

Широкое лезвие воткнулось ему прямо в гортань. Глубоко. Кажется, я даже почувствовал, как его кончик чиркнул по позвоночнику.

В тёмных глазах пришельца застыло бесконечное удивление.

Всё это произошло очень быстро, может, полсекунды прошло, не больше.

Второй пришелец даже не особо следил за происходящим. Он просто подошёл к лежащему справа на краю Игорю Скопцову и нацелился своим ножом в его грудь.

Я хотел что-то крикнуть, но язык будто присох к горлу.

Тогда я рванулся вперёд, прямо через одногруппников. И уже чувствовал, что не успеваю: убийца начал замах, и только теперь обратил на меня внимание.

В этот момент со своего места вдруг вскочил Вова Дукин. С удивительным проворством он ринулся на боевика, выворачивая нож точно так же, как только что сделал я. После чего с хэканьем всем телом навалился на него.

Нож вошёл боевику прямо в центр грудины. Он несколько раз конвульсивно дёрнулся, выгнул спину после чего застыл в такой позе.

В палатке на какое-то время стало тихо. Завозился и открыл глаза Серёжа Гуменюк. С недоумением поглядел сначала на меня, потом на бездыханное дело на нарах рядом со мной.

– Какого фига тут происходит? – спросил он, понимаясь на кровати.

Рядом с ним сидел Вова Дукин. Его ощутимо потряхивало. Он с каким-то удивлённо-обиженным выражением осматривал свои руки.

Семён тоже сел и посмотрел вокруг.

– Блин! Блин, блин, блин… – вдруг быстро зашептал Игорь Скопцов, выбираясь из-под трупа. – Это что, кровь, да? Вов, это кровь?..

В его шёпоте звучали истеричные нотки.

– Так! – сказал я. В голос, но достаточно тихо. – Спокойно всем!

– Что произошло? – повторил Гоменюк.

– На нас напали, – ответил я. – У них были ножи. Они хотели нас во сне прирезать.

– Но… за что? – как-то жалобно спросил Семён.

– За то, что ты русский, – вдруг прошипел Вова. – Это кавказцы, видно же.

Он наклонился и сорвал маску с убитого им боевика.

Вова оказался прав: я узнал того же боевика, с которым когда-то столкнулся в «Голодной Утке».

– Террористы, да? – севшим голосом сказал Игорь, стараясь отодвинуться от трупа. Он упёрся в кирпичное ограждение палатки.

– Похоже на то… – кивнул Вова.

С выражением ненависти на лице он наклонился над мёртвым боевиком и плюнул ему в лицо.

– Эй… – тихо сказал Игорь. – Это зачем?

– Падла, убить тебя пытался! – прошипел Вова. Его всё ещё трясло, а голос звучал так, что мне самому становилось не по себе.

– Вован, – окликнул я. Тот обернулся и посмотрел в мою сторону.

– Чего тебе? – процедил он.

– Ты как вообще?

Некоторое время было тихо. Потом Вова вдруг будто бы как-то сдулся. Поджал по себя ноги и лёг, спрятав лицо в ладонях. Послышались всхлипывания.

– Надо в санчасть… – неуверенно заметил Семён. – Наверное… блин, Иванов, с него кровь течёт! У тебя сейчас всё одеяло пропитается!

Я пожал плечами, после чего спихнул труп на земляной пол, усеянный еловыми ветками.

– Блин, блин, блин… – продолжал тихо причитать Скопцов.

Дукин рыдал, почти в голос. И это так контрастировало с его хладнокровно-агрессивным поведением только что, что я немного растерялся.

– Ребят, ну что, поднимаем тревогу? – осторожно спросил Семён. – Дукину помощь нужна.

– И мне… – тихо признался Скопцов.

– Подожди… – вмешался Серёжа Гуменюк. – Ребят, давайте-ка подумаем. Смотрите, на нас напали террористы. Предположительно. Так?

– Так, – кивнул Семён.

– Они прошли мимо охраны лагеря, мимо дневального… как думаете, что теперь с ними будет?

– Да, блин, нам-то какая разница? – возмутился Семён.

– Есть разница. Иванов и Дукин только что по человеку убили. С ними знаете, что будут делать?

– Что? – Дукин вдруг перестал всхлипывать и показал немного опухшую физиономию.

– Думаю, наградят, – Семён пожал плечами.

– Ага, щаз! – вмешался Скопцов. – Сразу видно, что с законом ни разу дела не имели!

– А ты имел?

– Блин, у меня батя главный гаишник, в курсе вообще?

– Ладно, ладно, имел… – вздохнул Семён.

– Ребят, только давайте потише, а? – попросил Гуменюк. – Ещё не хватало соседей разбудить…

– В общем, Иванова и Дукина для начала под стражу возьмут. Может, на кичу посадят. А потом уже разбираться будут, – сказал Скопцов. – Университетское начальство будет всеми силами отмазываться. Из террористов сделают, скажем, бомжей. Наших парней засунут куда подальше за превышение самообороны. В итоге ЧП федерального масштаба станет мелкой бытовой разборкой…

– Блин… – выдохнул Дукин. – Ты вот серьёзно сейчас?

– А ты думал, в сказке живёшь? – вопросом ответил Скопцов.

– А что с остальными будет? – заинтересованно спросил Гуменюк.

– Что будет… я ж не пророк какой-нибудь, – Скопцов пожал плечами. – Но, думаю, поломают, чтобы свидетельствовали против Иванова и Дукина. А потом под разными предлогами потихоньку отчислить попытаются…

– И тебя тоже? – удивился Семён.

– Да я сам нафиг уйду! Батя хоть убедится, что не надо было меня в военку пихать! Перейду в МГУ на журфак, всего и делов, – он вздохнул, вроде бы успокаиваясь. Но потом случайно задел рукой труп и вздрогнул.

– Хреновый расклад… – констатировал Семён. – Что делать-то будем, а, ребят?

Повисло напряжённое молчание. В конце концов, я решил вмешаться и сказал:

– Надо бы сделать так, что этого всего будто бы никогда не было.

Семён и Серёжа переглянулись.

– В смысле? Куда ты этих денешь? – спросил он, кивнув на трупы. – Мы, блин, в центре лагеря, на секундочку!

– Туда, откуда они пришли, – ответил я. – Надо только до забора дотащить. А там уже не наша проблема. Мало ли какие разборки в лесу бывают?

– В этом есть смысл, – кивнул Семён. – Если трупы найдут там, дело, скорее всего, постараются замять.

– Надо осторожно только… – сказал Гуменюк. – Кто дневальным сейчас?

– Вроде Матросов… – ответил Семён.

– А, ну тогда без проблем – он дрыхнет стоя, и так, что фиг добудишься, – улыбнулся Серёжа.

– Ну что, пошли тогда? – предложил Скопцов, спрыгивая с нар. – Хорошо хоть форму не заляпало…

– Обождите, – неожиданно вмешался Дукин.

– Ночь не бесконечная! – заметил Гуменюк.

– Я вот думаю, что, если выбросим за забор, следы могут остаться. А если с собаками искать будут? Быстро на нашу палатку выйдут…

– Да кому это надо! – Скопцов всплеснул руками.

– Ментам-то, может, и не надо, – возразил Дукин. – А если их хозяева про нас прознают, а? Стопудово до конца дело доведут, они же кровники, все дела.

– Это они нас убить пытались, – резонно заметил Гуменюк.

– И чё? – ответил Дукин.

– Ладно, – сказал я. – Что предлагаешь-то?

– Смотрите, пацаны, какая маза есть… – он заговорщически понизил голос. – В котельной мужик всегда бухой ночью. Вусмерть. Он на ночь грузит уголь, много, так что температура до максимальной доходит. А утром чистит, как в себя приходит. Я там в наряде был на прошлой неделе – знаю, что как… в общем, в топку тело запихнуть – как нефиг-нафиг! И жарит лучше любого крематория!

Снова повисло тягостное молчание. Мы переваривали информацию.

– Вроде звучит лучше, чем просто кинуть за забор, – неожиданно поддержал идею Скопцов.

– Слушайте, а я знаю, как склад РХБЗ открывается… – вмешался Семён. – Там с учений масса напалма неучтённого осталось. Его толкнуть хотели, но учёт никакой не ведётся, точно знаю…

– Ребят… – после небольшой паузы сказал Гуменюк. – Слушайте, мы вот сейчас серьёзно, да? Обсуждаем, как спалить трупы?

Снова молчание.

– Нет, ну а какие варианты? – первым заговорил Семён, всплеснув руками. – Лучше уж сейчас с этим разделаться. А утром забыть это, как кошмар…

– Ну не знаю… – прошептал Гуменюк. – Люди всё-таки…

– Люди? – прошипел Вова; судя по шипящему голосу, его снова обуяла ярость, – Люди?! Блин, ты на нож его посмотри! Скопцов уже дохлым бы был, он ему в шею метил! Ты понял? В шею, как барана!..

– Ладно, ладно, – Гуменюк поднял руки, будто сдаваясь. – Я согласен… только… давайте как-то поскорее с этим, что ли?

Амбалы оказались тяжёлыми. Хорошо, что мы догадались использовать плащ-палатки, которые входили в набор полевого снаряжения, вместо носилок. Заодно и завернули их, так, что не сразу можно было понять, что это такое мы тащим.

Если вдруг встретится дежурный – всегда можно отмазаться, что мы наказанные из наряда, мусор со склада таскаем.

Котельная находилась за столовой. Это было приземистое кирпичное сооружение. Достаточно старое: стены покрыты мхом, краска местами полностью облетела.

Сзади котельной торчали две не очень высокие трубы. Из одной шёл густой дым, подсвеченный взошедшей Луной.

– Б…ть, тяжелый-то какой! – причитал Скопцов, – может, передохнём, а?

– Успокойся, – ответил Шанцев. – Чуток осталось…

– Да, блин, какие нафиг остановки… – прошипел Дукин.

Вход в котельную был в густой тени. Ламочка снаружи давно перегорела. Мы положили плащ-палатки с телами на ближайший газон.

– Пойду посмотрю, что сторож в отключке, – сказал Дукин.

– А я пока к складу метнусь, – добавил Семён.

– Слушайте, а, может, без этого… без напалма? Лишнее вроде…

– Фиг знает, – Дукин пожал плечами, – но, думаю, Семён прав. От обычного кокса температуры может не хватить… а так скелет гарантированно сгорит!

– Ладно, – согласился Игорь. – Ждём.

Ребята ушли. Мы же, оставшиеся, неотрывно смотрели на плащ-палатки.

– Ущипните меня… – тихо сказал Серёжа, вздохнув.

Игорь, недолго думая, ловко ухватил его за предплечье и сильно ущипнул.

– Но ты, блин! – прошипел Серёжа.

– Сам просил, – резонно заметил я. – Чего жалуешься.

– Ладно, – вздохнул Гуменюк. – Полегчало вроде. Спасибо.

– Обращайся, – кивнул Скопцов.

Наконец, из котельной показался Дукин.

– Всё в порядке, – шепнул он. – Затаскивай!

Мы не стали дожидаться, пока вернётся Семён. Очень уж хотелось побыстрее всё это закончить.

Внутри было душно и сумрачно. Зловеще светилась красным открытая топка единственного работающего котла. Других источников света внутри не было.

Мы подошли вплотную к котлу и положили плащ-палатки с телами на железный пол.

– Ну что? Сейчас или Сеню дождёмся? – спросил Дукин, зловеще ухмыляясь.

– Надо дождаться бы… – ответил Скопцов. – Лучше сначала облить хорошенько, а потом уже запихивать. Эффективнее будет. А то, если снаружи лить будем – только с одного конца достанем.

– Разумно, – с умным видом кивнул Серёжа.

– Стойте! – снова заговорил Вова. – Надо же ножи их грёбанные достать! Там же сталь, фиг сгорит, а?

– Надо, – кивнул я, сетуя на себя, как мог забыть об этой детали.

– Достанешь? – с надеждой глядя на меня, спросил Вова.

Я поглядел на мальчишек.

И без того виноват перед ними, так ещё и заставлять делать это… нет уж, лучше сам.

– Достану, – кивнул я.

Из горла кинжал вышел легко. Только кровь снова начала медленно вытекать, впитываясь в одежду трупа на груди.

– Блин, надо было сначала Сеню дождаться… – сказал Серёжа. – Кровь с пола надо убрать будет.

Словно в ответ на его слова в помещение, ступая тихонько, на ципочках, вошёл Семён. В каждой руке он держал по прямоугольной жестянке с напалмом.

– Добыл? – снова ухмыляясь, спросил Дукин.

– Как видишь… – ответил Семён. – А вы что делаете?

– Извлекаем вещественные доказательства, – ответил я.

– Ясно, – кивнул Семён. – Ну, извлекайте.

Он поставил жестянки на пол и начал открывать их специальным ключом.

Я же попробовал достать кинжал из грудины второго боевика. Это оказалось неожиданно тяжело: даже представить сложно, как тщедушный Дукин смог развить такую силищу.

Наконец, я справился. С чавкающим звуком кинжал вышел. Булькнула кровь, вышел большой сгусток.

Серёжа схватился за рот и согнулся.

– Не вздумай! – прошипел Вова.

Но Серёжу было уже не остановить. Единственное, что он мог сделать, это подбежать к топке и проблеваться туда, внутрь.

Послышалось шкворчание; запахло палёной едой. Я сам почувствовал, что к горлу подкатывает комок.

– Знаете, только не!… – начал было я, но меня перебил Семён.

– Ни слова, Иванов! – он поднял в воздух указательный палец левой руки. – Ни слова!

Остальные стерпели.

– Ладно, – кивнул Семён после паузы. – Заливаем?

– Угу, – кивнул я. – Сначала этого, – я указал на боевика, которого убил сам.

Семён поднёс жестянку и начал аккуратно наносить горючий гель на одежду убитого.

– А с плащ-палатками что делать? – спросил он.

– Постираем, – ответил Дукин. – На их всё равно не видно. Просто если прое…ть, то залёт будет.

– Факт… – кивнул Семён.

Мы вытащили из-под трупов плащ-палатки.

Наконец, оба тела были покрыты напалмом. Несколько капель упало на железный пол, но мы не обратили на это внимания.

– Ну что? – спросил Семён. – Кидаем?

– Угу, – сказал я, после чего опустился перед первым трупом на корточки и схватил его за плечи.

Семён и Дукин взяли его за ноги.

Поначалу всё шло хорошо. Напалм вспыхнул не мгновенно, что дало нам фору. Вот только боевик оказался слишком широкоплечим, и никак не хотел пролазить в топку.

Понимая, что вот-вот он начнёт гореть прямо внутри котельной, благодаря напалму, я отчаянным усилием сломал ему ключицу и всё-таки запихнул в топку.

Семёна тоже чуть не вырвало, но он сумел подавить позыв.

Пламя в топке загудело. Тело упало вниз, на горящие угли, оставляя достаточно места для второго трупа.

– Нормально пошло! – осклабился Дукин.

– Давайте уж скорее и с этим… – жалобно попросил Серёжа, кивая на второй труп.

– Может, сразу того… поломать? – спросил Игорь.

– Да вроде у этого плечи не такие широкие, – заметил Игорь.

Плечи у него действительно пролезли. А вот часть комбинезона зацепилась за какой-то крюк под топкой, и ни за что не желала отрываться.

Пока я догадался попробовать отрезать её кинжалом, было упущено драгоценное время.

На трупе занялся напалм. Дотронуться до него стало невозможно.

Хуже того: пара огненных капель упали на пол. Потом занялась дорожка из капель, которую мы случайно оставили в темноте, пока несли труп. По этой дорожке пламя неожиданно быстро добралось до оставшегося в жестянках напалма.

Полыхнуло так, что по лицам ударил жар.

Столб огня поднялся прямо посреди котельной, упираясь в потолок.

– Кочегар! – первым сориентировался Семён. – Надо спасти кочегара!!!

Глава 6

Кочегар так и не проснулся, пока мы его тащили. Нам повезло. Даже думать не хочу о том, что случилось бы, если бы он открыл глаза и разглядел нас.

Вернувшись в палатку, мы, как могли, убрали следы ночного происшествия: вытащили в лес и прикопали испачканные кровью ветки, нарубили новый лапник, заново выстелили пол. Я постирал одеяло и постельное бельё. Полностью следы крови, конечно, не сошли – но, по крайней мере, теперь не так бросались в глаза. Утром я даже застелил постель так, что со стороны и не скажешь, что с ней что-то не то. Да, одеяло было влажным – но это можно определить только если его потрогать.

Остаток ночи мы, конечно же, не спали.

А утром, на построении, нам объявили об общем собрании лагеря на стадионе. Народ из соседних палаток, благополучно проспавший всю ночь, начал возмущаться насчёт того, что сначала неплохо было бы завтрак организовать, а потом решать остальные дела…

В воздухе плыл отчётливый запах гари, но никто не обращал на него внимания.

Старшина построил курс. Потом к нам вышел опухший и помятый Снегирёв. Оглядев строй, он вздохнул и сказал:

– Так, есть кто-то, кто сегодня ночью видел что-то необычное? – спросил он.

Курсанты начали растерянно переглядываться. Мы тоже постарались изобразить недоумение, даже не сговариваясь.

– Ясно… если что вспомните – доложить сначала мне. Я должен знать всё до следователей. Иначе… да понятно, что иначе, – он махнул рукой и снова вздохнул. – Это ясно?

– Так точно, товарищ капитан! – ответили мы хором.

– Ну ясно… курс! Нале-во! Шагом марш! Левое плечо вперёд! – скомандовал он.

И мы направились в сторону стадиона.

Обычно построения проводились на плацу, возле столовой. Почему теперь людей не повели туда понятно: сгоревшая котельная слишком близко. Всё, что произошло ночью, можно сказать, на виду. А ведь там наверняка следователи работают…

При мысли о следователях мне опять стало не по себе. Да, мы постарались не оставлять улик: протёрли замки на складе РХБЗ, запутали следы, выходя в лес, через забор и несколько раз перепрыгивая через рвы и ручьи. Но полной гарантии, что на нас не выйдут, разумеется, не было.

Коробки курсов расположились вдоль трибуны, прямо на поле. Возле каждой стоял начальник подразделения.

Как обычно, все ждали начальство, назначившее построение.

– Сань… – ткнул меня в бок стоящий рядом Серёжа Гуменюк. – Слушай, я вот что подумал… а что, если бы их было много? Что, если бы пытались перерезать всех наших?..

– Видел же, что нет, – ответил я шёпотом.

– Ну а если? – настаивал он.

– Тогда бы нас уже не было, – ответил я.

– Они даже дневального не убили… – продолжал шептать мне на ухо Серёжа. – Значит, специально в нашу палатку лезли. Им нужны были мы, понимаешь?

– Тш-ш-ш… – прошипел я.

И вовремя: Снегирёв как раз обернулся в нашу сторону. А на стадионе появился комендант лагеря: заместитель начальника Университета, целый генерал-майор.

Скомандовали «равняйсь-смирно!», последовали доклады. И команда «Вольно!»

Генерал-майор, которого большинство присутствующих увидели в лагерях впервые, встал перед строем и начал говорить. Слышно было плохо, ведь никакой аппаратуры не было, но все стояли, затаив дыхание, поэтому слова всё-таки можно было разобрать:

– Сегодня ночью произошло чрезвычайное происшествие, – начал он. – На территории учебного центра сгорела котельная. В этой связи нарушено горячее водоснабжение, в том числе в столовой и в помывочных. Таким образом, учебный центр не может продолжать полноценно функционировать. В этой связи, по согласованию с руководством Университета, мой принято решение о временном прекращении работы учебного центра до устранения последствий аварии. В ближайшее время руководители подразделений организуют раздачу питьевой воды и полевых рационов. До конца дня учебный состав представит предложения по закрытию учебных дисциплин, после чего личный состав будет отправлен в летний каникулярный отпуск. До конца дня необходимо свернуть всё оборудование и передать на хранение ответственным лицам.

Генерал прокашлялся и поглядел на стоящих перед строем офицеров. Потом продолжил:

– На территории работают представители военной прокуратуры. В случае появления у них вопросов к личному составу руководителям подразделений прошу оказать всемерное содействие. У меня всё.

Генерал кивнул, развернулся и направился в сторону административных корпусов.

Ребята переглядывались в строю, не сдерживая радостных улыбок.

– Вот это поворот… – шёпотом прокомментировал Женя, который стоял у меня за спиной.

– Да уж… – согласился я.

Когда мы строем пришли со стадиона, Снегирёв раздал указания: кому заниматься сбором и сдачей палаток, матрасов и прочего имущества, кому – уборкой территории. На всё он выделил три часа.

Мы начали работать. Без завтрака было некомфортно, но никто не жаловался: так неожиданно и приятно начавшийся отпуск грел душу.

Впрочем, через полчаса в расположение пришёл прапорщик со склада. Перед собой он катил громыхающую тележку, где были в беспорядке свалены картонные коробки самого подозрительного вида.

Оказалось, что это были обещанные сухпайки. Внутри нашлось по паре консервов и пакетик сухариков, пропитанных какой-то дрянью.

Я это есть не рискнул. Но кто-то из ребят попробовал и, вроде бы, даже без последствий. По крайней мере, быстрых и очевидных.

Со сбором палатки и подготовкой территории наше отделение справилось за час. После этого просто сидели на кирпичных бортиках бывшей палатки и ждали, когда руководство изволит о нас вспомнить.

– Ребят, кто куда в отпуск едет? – спросил Серёжа, выковыривая алюминиевой вилкой остатки мяса из банки с тушёнкой.

– Я в Турцию! – ответил Скопцов, мечтательно вздохнув. – С отцом поговорю, может, удастся поменять вылет, чтобы пораньше… на море хочу!

– Везёт… – грустно сказал Семён. – А я домой полечу. Билеты взяли ещё в январе, фиг поменяешь… придётся неделю в Москве тусоваться.

Все знали, что Семён из Хабаровска, и добираться туда совсем не просто.

– Что, в казарме останешься? – обеспокоенно спросил Вова.

– Ни в жизни! – Семён отрицательно мотнул головой. – К деду в Алтуфьево поеду.

– А, точно, у тебя же дед в Москве… – кивнул Серёжа.

– А сам куда? – Семён заинтересованно посмотрел на него.

– К дядьке в Киев, – ответил он. – Давно собирался.

– Ну и что там хорошего? – Скопцов пожал плечами.

– На футбол хочу сходить, – ответил Серёжа. – А там посмотрим… может, до Крыма доеду.

– Вот это дело!.. – одобрил Семён.

В это время в расположение пришёл Дима Картошкин. Ребята, скучавшие, как и мы, по бывшим палаткам, сразу замолчали.

В руках у Димы была толстая пачка жёлтых листиков.

– Так, народ! – сказал он. – Кому надо в город – часа через три обещают автобус до территории. Кто хочет своими силами с вещами добираться – можно отсюда стартовать. Увольнительные раздаю сейчас. Иногородние не забывайте отмечаться по месту пребывания!

Через пару минут я уже был обладателем заветной бумажки, означающей свободу на следующий месяц и ещё неделю сверху.

Из лагеря хотелось уехать как можно скорее. Но я представил, как толкаюсь в автобусе со своей сумкой… потом в электричке… или как голосую на дороге, как тогда, в прошлом году – и решил остаться ждать автобус.

В итоге из нашей группы прямо из лагеря срулил один Скопцов. Каким-то образом он договорился с начальником курса, чтобы позвонить домой, и отец выслал за ним машину, которая добралась раньше обещанного автобуса.

– О том, что было – даже по пьяни не вздумайте никому… – сказал он шепотом нам перед тем, как направиться в сторону КПП.

Никто ему не ответил.

Где-то через полчаса в расположение пришёл Снегирёв, кого-то озабоченно выискивая взглядом.

У меня сердце упало, когда он остановился на мне.

– Иванов? – сказал он, подойдя ближе. – Иди за мной.

– Так точно… – автоматически ответил я, беспомощно оглядываясь на молчащих товарищей.

Я раздумывал, стоит ли спрашивать о том, куда мы идём, но начальник курса меня опередил.

– К тебе там кто-то на КПП приехал. Если что потом за вещами сбегаешь, если забирать. Важные люди.

С этими словами он кивнул в сторону выхода из лагеря, после чего быстрым шагом направился в сторону офицерского общежития.

Я же пожал плечами, отходя от только что пережитого стресса. Ведь уже представлял себе разговор с военными прокурорами… но, кажется, всё обошлось.

На КПП я показал увольнительную и вышел за территорию.

Прямо напротив ворот стоял шестисотый «Мерседес». Я попытался обойти его, оглядываясь по сторонам в поисках знакомого лица и гадая про себя, кто бы мог меня вызвать?

В этот момент задняя дверца автомобиля распахнулась.

– Саша, подойди сюда, – произнёс из салона знакомый голос. – Садись.

Оглянувшись, я сел на заднее сиденье.

Рядом со мной сидел Березовский. Он выглядел немного усталым, но спокойным. В салоне была перегородка между местом водителя и салоном; сейчас она была поднята.

Некоторое время он смотрел на меня своими проницательными карими глазами. Мне вдруг стало неуютно от этого взгляда, но я постарался не подать виду.

– Саша, тут кое-что случилось вчера ночью. Скажи, ты что-нибудь слышал? – мягко спросил он.

– Котельная сгорела… вроде… – ответил я, изображая растерянность.

– Ясно, – кивнул он.

Последовала ещё одна долгая пауза. Вообще молчание, как я успел заметить, было не очень для него характерно. Он предпочитал говорить: много, быстро, отдавая бесконечные распоряжения.

А тут молчал.

– Очень серьёзные вещи тут произошли, – продолжал он. – Я вспомнил, что дочка Бадри говорила про тебя. Что ты можешь быть здесь. А я привык защищать свои инвестиции. Понимаешь?

– Да, – я кивнул.

– Значит, ты точно ничего такого не видел, верно? – он резко подался вперёд, снова заглядывая мне в глаза.

– Точно, – в этот раз уверенно ответил я. После чего добавил: – А… что именно случилось? Известно?

Березовский улыбнулся.

– Хороший вопрос, – сказал он. – Ты знаешь, что человек, в чём-то виновный, резко теряет любопытство? А это ведь базовое человеческое качество, знаешь ли… многие на этом прокалываются. Впрочем, тебе я расскажу. Ночью тут были очень серьёзные разборки. Пострадали люди, которые контролировали налаженный канал поставок героина в Россию и дальше, через Питер и Финляндию, в Европу.

Он внимательно наблюдал за моей реакцией, видимо, оценивая не только степень моей настоящей осведомлённости в событиях, но и человеческие качества.

– Ясно, – кивнул я. – Шакалы перегрызли друг другу глотки?

Березовский снова улыбнулся.

– Мыслишь правильно. Только знаешь, что… ты вот познакомился со мной, с Бадри, и тебе, наверное, кажется, что мир большого бизнеса полон таких вот интеллигентных людей, кандидатов наук, да?

Он резко изменил выражение лица и снова подался вперёд.

– Но ты должен понимать с самого начала, как оно всё работает. Мы до сих пор живы, потому что мы страшнее этих шакалов. Понимаешь?

– Понимаю, – кивнул я.

– Вот и отлично. Теперь смотри какое дело: вы с Ликой – наши люди. У нас и наших партнёров были интересы рядом с этим каналом. Мы настраивались на некоторую… скажем так, реструктуризацию. Здесь копать будут очень глубоко: для твоего понимания, финансовые потоки от этого канала доходили до верха Министерства обороны. Как только обнаружат малейшие контакты с нами – случиться может всё, что угодно. Это понятно?

– Понятно, – снова кивнул я.

– Молодец, – улыбнулся Березовский. – Что понятно, молодец. А не то, что умудрился рядом оказаться к этому всему дерьму… короче, я тебя предупредил. Сейчас у вас вроде как отпуск организовался. Ты вали как можно быстрее и как можно дальше. Только не в дальнюю заграницу – по аэропортам вычислить как два пальца… вали куда-нибудь в СНГ: Казахстан, Грузия, Украина… где тебе больше нравится.

– Хорошо, я думаю, что… – начал было я, но Березовский меня перебил.

– Даже знать не хочу! – сказал он. – Куда поедешь туда поедешь. В глушь. И забейся там. Не высовывайся месяц. Есть шанс, что за это время все ключевые фигуранты друг друга перебьют.

– Понял, – кивнул я.

– Если хочешь знать, что произошло, то вот тебе для размышления. Двоих людей, которые контролировали канал, сожгли заживо в печке. Ты понял?

– Да.

– Ещё вопросы есть?

– По проекту, – ответил я. – Я тут с космонавтами познакомился.

– С космонавтами? – Борис Абрамович удивлённо округлил глаза. – Серьёзно? Здесь?

– Да, – кивнул я. – Пообщались в неформальной обстановке.

– Шустрый ты.

– Там была одна женщина. Елена зовут.

– Хорошее имя, – одобрил Березовский, переходя к своей обычной многословности.

– Да… она недавно в космос летала. И у неё есть мысли заняться политикой. Хочу использовать её в проекте Жириновского.

– Да, – кивнул Березовский, почесав подбородок, – молодец. Да, можно… вообще ты же знаешь, чей он проект, да?

– Кто? Жириновский? – спросил я.

– Ну не Зюганов же! – он всплеснул руками. – В общем, гэбист он. Сидит плотно. Но у меня есть мысль, как бы его к нам переманить. Он вроде вменяемый мужик. Лично с ним контачить не буду, в этом смысле удобно, что есть ваша прокладка… но вот что: президент из него хороший бы получился. Ты начинай думать об этом.

– Ясно, – кивнул я.

– С космонавткой одобряю! Народ на это падок. А теперь всё, беги, у меня дела.

– Спасибо, – кивнул я прежде, чем открыть тяжелую бронированную дверцу.

– Давай, давай, отработаешь, – сказал Березовский. Потом, будто спохватившись, добавил: – да, что у тебя там с этим ФСОшником было? Интересно, как разрулил, я не понял… хотя ладно, неважно. Всё, беги!

У меня на лице не дрогнул ни один мускул. Похоже, я начинал адаптироваться к этой игре.

Когда я вернулся в расположение, народ строился на «взлётке» с вещами. Уже в гражданке.

– Блин, Сань, ты где пропадал? – встретил меня Серёжа. – Автобусы через пять минут будут!

– Ого! – кивнул я, после чего пулей метнулся в сторону каптёрки, на ходу расстёгивая «комок».

Я догнал строй уже возле центрального проезда, где уже стояли белые ПАЗики.

Когда рассаживались, я специально подгадал так, чтобы сесть на одно сиденье с Серёжей. Тронулись, выехали за территорию.

Несмотря на отсутствие нормальной еды, настроение у ребят было приподнятое: все улыбались, громко обсуждая планы на отпуск.

– Тебе есть куда сегодня ехать? – спросил я Серёжу.

Тот тоскливо посмотрел на Солнце, которое уже начало клониться к закату.

– Наверно, в казарме придётся… – вздохнул он. – Пока билет куплю… не на вокзале же ночевать?

– А давай ко мне, если хочешь! – предложил я.

– Куда, в Егорьевск? – удивился Серёжа. – Тебе же тоже ехать не близко.

– Не, у меня отец с невестой квартиру в Крылатском снимают. Там не то, чтобы много места – но мы вдвоём поместимся. Да и на одну ночь всего…

– С невестой?.. – удивился Серёжа.

– Долгая история, – ответил я.

– Ты не говорил, что мама у тебя… – он грустно вздохнул.

– Да всё хорошо у меня с мамой! Живёт с новым мужем, дочку родила, – ответил я.

– Ого! Прям Санта-Барбара! Ты не рассказывал.

– Ну а чего тут рассказывать? – я пожал плечами, – ты скажи лучше, чем твой дядька в Киеве занимается?

– Инженер он, – ответил Серёжа. – Энергетик. Раньше на ЧАЭС работал, сейчас вроде как на пенсию вышел, пытается какой-то бизнес мутить… отец говорит, вроде у него даже получается.

– Ого! – одобрительно кивнул я.

– Ну вот так…

– Слушай, а я в Киеве ни разу не был, – соврал я.

– Красивый город, – сказал Серёжа. – Исторический. Много интересного.

– Жильё там дорогое?

– А тебе-то зачем? – насторожился Серёжа.

– Да вот, думаю, может, тоже съездить. Понравился твой план в целом. Я вообще хотел на Украину в отпуске двинуть. Сначала так, погулять. Потом в Крым, на фестиваль этот… ну, модный который. «Главное событие лета!» – импровизировал я, вспоминая эфиры радио «Максимум».

– Казантип? – спросил он. – Да, тоже была мысль… но компанию найти не мог. А так, вдвоем почему бы не рвануть? Только он вроде с пятнадцатого числа стартует.

– Вот, как раз будет время в Киеве погулять, – подмигнул я.

– Если что – не надо жильё снимать. Я с дядькой поговорю, у него квартира большая. Да и живёт один. Не думаю, что против будет, – сказал Серёжа.

Я улыбнулся ему в ответ.

Глава 7

До основной территории университета ехали долго, по пробкам на Щелковском шоссе. Я уже даже начал жалеть, что не рискнул ловить попутку. Никакого кондиционера в ПАЗике, разумеется, не было, поэтому крепкий запах пота и несвежих носков к моменту прибытия был таким плотным, что я никак не мог надышаться московским вечерним воздухом, когда, наконец, выбрался наружу.

Нас высадили возле главного учебного корпуса. Поскольку увольнительные уже были на руках, никаких других формальностей не последовало.

Я вместе с Серёжей направился в расположение курса – принять душ и переодеться в гражданку. Наконец, собрав вещи, мы спустились вниз.