ЗЕРКАЛО ДЛЯ ЧУДОВИЩ. ТОЧКА НЕВОЗВРАТА.

Точка невозврата.

Катя просыпается в новом месте. Но это не больница. Не палата с ободранными стенами. И не её квартира.

На столе перед ней – газета. Дата свежая. Сегодняшняя.

Она опускает взгляд ниже – фотография. Его лицо. Чёткое. Без штрихов ретуши.

Мёртвый человек не должен появляться в газетах.

Но самое странное – статья. Это интервью.

"Последние мысли убийцы. Беседа с человеком, которого не существует."

Она читает. Слово в слово – фразы, которые он говорил ей. Только он никогда не давал интервью.

Или давал?

Катя поднимает голову. В комнате кто-то есть.

За стеклом – силуэт.

Он.

"Привет, Кать."

–

Катя моргает.

Силуэт остаётся на месте.

Она встаёт, медленно, осторожно, но ноги слушаются плохо. Всё тело будто не её.

Газета шуршит, когда она отодвигает её в сторону. Не настоящая? Или она просто не может вспомнить, как попала сюда?

– Привет, Кать, – голос без искажений. Без стекла. Прямо рядом.

Она резко оборачивается.

Он. Живой.

Точно такой же, как в камере. Как тогда. До…

Катя не может вспомнить, чем всё закончилось.

Его казнили? Да. Да, точно. Она была там. Была?

Гильотина? Электрический стул? Нет, другой штат.

Яд? Точно, яд.

Она видела. Видела, как его тело обмякло, когда яд заполнил вены.

Тогда что это?

Катя отступает назад.

Он делает шаг вперёд.

– Ты ведь знала, что так будет, правда?

– Что ты… кто ты…

Он улыбается.

– Твой последний шанс, Кать. Правда или ложь?

Она закрывает глаза.

Глубокий вдох.

Раз, два…

Когда Катя открывает глаза, он по-прежнему здесь.

Но теперь она видит отражение в стекле.

Они оба стоят по одну сторону.

Катя отступает, но её отражение остаётся на месте. Замороженное.

Только теперь она видит:

На снимке в газете – она.

Подпись под фото: "Серийная убийца наконец-то поймана".

Катя выдыхает.

И смеётся.

Громко. Почти по-настоящему.

Смех выходит рваный, сухой, словно у куклы, у которой сломался звуковой механизм.

Катя закрывает лицо руками, но звук всё равно вырывается, бьётся о стены, разбивается в глухом воздухе.

Что это? Сон? Ложь? Чужая игра?

– Видишь, Кать, – он говорит спокойно, как будто объясняет что-то очевидное. – Ты ведь знала, что рано или поздно это случится.

Катя трясёт головой.

– Нет…

– Да.

Она поднимает глаза.

Газета всё ещё здесь. Её лицо в чёрно-белом зернистом снимке. Заголовок:

«Серийная убийца наконец-то поймана. Личность установлена после лет расследований».

Её имя. Полностью.

Фото. Давнее.

Катя сжимает кулаки.

– Это не правда.

Он усмехается.

– А разве разница есть?

Она пытается вспомнить, где она на самом деле.

Психбольница? Тюрьма?

Уже не важно.

Катя оборачивается к стеклу.

На этот раз в отражении нет её лица.

Только он.

Только его глаза.

Только его улыбка.

Катя отступает назад.

Голоса где-то далеко.

Она больше не уверена, кому они принадлежат.

Может быть, они всегда были её собственными.

Катя отшатывается, но стена ловит её спину, как воронка, засасывает в себя.

"Этого не может быть."

Она закрывает глаза, пытаясь отключиться, спрятаться в темноту век, но…

– Ты ведь знала, что так и будет, Кать.

Этот голос в голове.

Этот голос из зеркала.

Этот голос из её воспоминаний.

Катя дрожащими пальцами тянется к газете.

Бумага шуршит под её руками.

Слова сливаются, но главное ясно:

Серийная убийца. Она.

60 эпизодов.

30 лет.

Она читает, но буквы словно насмехаются над ней.

Она не убивала.

Она не могла.

Она искала его.

Или… он искал её?

Катя выбрасывает газету.

Она поднимает голову – взглядом ищет его.

Зеркало пустое.

Он исчез.

Или… он всегда был внутри?

Катя сжимает виски.

– Нет. Нет. Нет.

В дверь стучат.

– Катя, – голос врача, ровный, мягкий, будто глухая пелена. – Вам лучше?

Она открывает рот, но не знает, что сказать.

Ведь она не уверена, кем была секунду назад.

Кем она является сейчас.

Кем она станет через мгновение.

Катя смотрит в зеркало, и оно смотрит в ответ.

Она пытается не дышать, но всё равно слышит эхо собственного дыхания.

В глазах мутно, мысли – рваные края фотографии, которую кто-то разорвал на части.

Какого чёрта она здесь?

Она должна быть мертва.

Она должна была закончить эту историю.

Но газета говорит другое.

Заголовки кричат, но она не слышит их.

"Серийная убийца. 60 жертв. 30 лет."

Она чувствует, как её сознание выворачивает наизнанку.

– Нет.

Катя трясёт головой, но образы налипают на сознание, как комья грязи:

Кровь на её руках.

Крик в переулке.

Фонарь мигает.

Тело падает в темноту.

Она не делала этого.

Не могла.

Не могла?

Катя вцепляется в волосы, ногти скребут кожу.

– Всё неправда. Всё неправда. Всё неправда.

Но зеркало шепчет в ответ:

– А если правда?

Она зажмуривается, но голос не исчезает.

Он здесь.

Всегда был здесь.

Он не снаружи.

Он внутри.

Он часть её.

Врата в ад открыты, и дорога назад сожжена.

Дождь.

Льёт так, будто пытается смыть всё с лица земли.

Катя бежит.

Дыхание сбито.

В груди горит, в висках грохочет молот.

Она не понимает, чьи ноги слышит позади – свои или чужие.

Лужи чернеют.

Капли стекают по щекам, по губам, солёные и ледяные.

Она спотыкается, ладонями впечатывается в мокрый асфальт.

Вставай. Беги. Вставай.

Но зачем?

Тело на земле, из горла – хриплый клокот.

Кровь льётся в воду, исчезает в потоке дождя.

Рука Катерины тянется к нему – пальцы дрожат, цепляются за ткань, за тепло, которое быстро уходит.

– Нет, нет, нет…

Но всё уже случилось.

Лезвие. Вспышка. Холод.

Голос.

– Катя.

Она не хочет смотреть вверх.

Но смотрит.

Его лицо.

Мгновение – и оно исчезает.

Остаётся только дождь.

Катя открывает глаза.

Резко.

Как после удара током.

Серый потолок.

Запах спирта, лекарств, сырости.

Она моргает, пытаясь поймать нить реальности.

Где она?

Где дождь? Где кровь?

Скрип двери.

– Очнулась?

Голос.

Тот самый.

Катя замирает.

Это невозможно.

– Ты ведь хотела этого, Катя?

Она поворачивает голову.

Он сидит в углу.

Тень на стене.

Абсолютно спокойный.

– Мы не закончили, – говорит он.

Катя не может дышать.

Руки дрожат.

– Ты мертв.

– Правда?

Тишина.

Врач заходит в палату.

– Катерина, вы разговариваете сами с собой.

Она оглядывается.

В углу никого нет.

Только стул.

Только тень.

Но Катя знает.

Он здесь.

Катя молчит.

Врач смотрит на неё – немолодая, уставшая женщина с бледным лицом и пустыми глазами.

– Вам лучше, – говорит она усталым голосом, в котором нет ни сочувствия, ни веры.

Катя не отвечает.

Что сказать?

Она смотрит в угол, где только что был он.

Тень осталась.

– Катя, вам снова зададут вопросы, – врач поправляет очки. – Будьте благоразумны.