Изгой

Он давно уже не чувствовал покоя. Всякий раз, когда он приходил в новую деревню в поисках работы или пополнить припасы, ему всюду слышался шёпот, словно все знали, кто он, и спешили рассказать: в деревню на краю мира пришёл предатель Освальд, и его надо как можно скорее передать страже и приволочь на плаху.

Когда же он скрывался в лесу, то в каждом шелесте травы различал шаги и лязг голодной стали, готовой отсечь ему голову. Он не раз пытался вернуться в Тифенон на милость наёмникам или в столицу, представ перед судом, однако страх смерти брал верх. Ужас сковывал тело и разум, вновь возвращал в минувшие события и надсмехался над Освальдом. Он не мог вернуться, не мог позволить себе принять наказание. Он пытался найти в себе силы предстать перед каменной статуей Пантира в пещере, но каждый раз придумывал оправдания. Освальд не позволял себе попадаться ему на глаза. Всем им попадаться на глаза.

День за днём он бежал. Бежал от людей, от деревень, от самого себя, и нередко в наказание отсечённая кисть руки напоминала о себе: горела, чесалась, сковывала, насмехалась.

Когда первые лучи солнца только начинали расстилаться над полями, а кроны деревьев прочным щитом сохраняли в лесах прохладу, на горизонте появились очертания деревни. Запасы подходили к концу, а припарки, которыми он иногда растирал культю, оказались не так действенны, как обещал странствующий торговец на обветшалой повозке. У Освальда не было выбора, кроме как посетить деревню.

Уже больше десяти дней он держал свой путь на юг, надеясь, что там мало кому есть дело о предателе, который был участником мятежа и убил члена своей семьи. Возможно, здесь он сможет найти умиротворение хотя бы на время, постараться искупить вину, помогая другим.

Деревня находилась в такой низине, словно все воды округи после дождя стекались к ней и подтапливали дома, приносили тину, грязь, нечистоты, испражнения диких зверей с полей и мелкие полугнилые трупы, безвременно почившие где-то на возвышенности. Это было место, в котором уготовано жить только во искупление всех своих жизненных грехов.

Поддавшись мыслям, Освальд направился к ней и с интересом, и с неконтролируемым ужасом в сердце. Страшно было подумать, какие несчастные живут в этой дыре. Пара десятков старых, перекошенных домов были окружены высоким, хотя и потрёпанным частокольным забором, запруженным зелёной водой. Он, по всей видимости, должен был спасать деревню от затопления во время ливня, но стоячая вода означала лишь то, что его давно уже никто не прочищал. Над главным входом в деревню металлическим прутом была закреплена деревянная табличка. На ней было неумело вырезано название деревни – «Зелёная яма». Освальд иронично усмехнулся.

По пустым улицам тянулся запах гнили и разложения. Ни скота в загонах, ни посадок при домах не было видно. Деревянные лачуги, старые и полугнилые, были облеплены грязью и глиной, но это мало чем помогало. Щели и отвалившаяся местами самодельная штукатурка только нагоняла ещё большую тоску на умирающую деревню. Но даже в таком виде она сохраняла свою самобытность. Возможно, в подобной ей деревне, со всеми её проблемами, даже с отсутствием приемлемых условий для жизни, есть люди, которые гордятся своим домом. Люди, которые не выживают, а живут.

Среди домов внимание привлекала небольшая одноэтажная таверна, к которой были по разные стороны пристроены и кузня, и загон для лошадей, и небольшой навес, напоминающий торговую лавку. Переборов неуверенность, Освальд направился к ней.

В таверне было уютно. Куда приятнее, чем на улице, и зловония здесь хорошо перебивались тлеющим у входа пучком незнакомой ему травы. За двумя столами сидели сгорбленные тощие мужчины и раскладывали карты, но ни они, ни девушка за стойкой на вошедшего Освальда не обратили никакого внимания. Постояв в дверях, он окинул взглядом большую комнату и помрачнел. Комнат для проезжавших мимо путников не было, как и доски, на которой в тавернах обычно вешают заказы.

– Ну? Чего стоишь в дверях, вонь сюда запускаешь? Проходи, – грубо ответила девушка.

Она сидела, облокотившись на руку, и смотрела за игрой в карты. Освальд, отвыкнув за много дней от общения с людьми, что-то хрипнул, откашлялся и сделал несколько шагов внутрь:

– Никогда не видел таких таверн, – негромко ответил Освальд.

– Словно ты повсеместно видишь деревни, как эта, чтобы проживали одни больные да немощные. Да, занесло тебя в эти края зачем-то, но комнату предложить не могу, сам видишь – мы не рассчитаны на гостей. Походи: найдёшь много пустых домов, там и оставайся.

– Занимается у вас кто изготовлением припарок? Знахарь какой-нибудь, пусть и самоучка?

– И вправду, зачем ты к нам забрёл? – проигнорировав вопрос, продолжила девушка, – мы уже год ждём, как к нам приедут посыльные Короны. Делов-то: проверить, что у нас отвратные условия жизни, и разослать по другим деревням. Ты ведь был в них? Тоже есть полуброшенные деревушки? И чего нас по ним не расселить? Но нет, они даже доехать сюда не могут. Далеко им! Хоть самим разбегайся, да только за такие решения нас новый король на плаху отправит, помяни моё слово! Так зачем, говоришь, к нам пришёл?

– Работу ищу.

– Ты из наёмников? Слышала, сейчас вы вроде как добрую репутацию создаёте.

– Я не наёмник, – резко ответил Освальд, сам удивившись такому выпаду. – Простой путешественник.

– Хах, понятно. Только на странника ты не особо похож. Купишь выпить чего?

– Если найду работу, будет чем заплатить за выпивку, – нахмурился Освальд. – Есть у вас здесь лекарь какой?

– Не-а, – вздохнула девушка. – Если уж и искать где счастья, иди на юг, в полдня пути на повозке будет большая деревня, упирающаяся в горный хребет – Крышиск. Там и работу, и лекаря найдёшь, и ночлег в уюте.

Освальд покосился на игральные столы и мужиков, которые не обращали на него никакого внимания, и тяжело встал. Предстоял долгий марш к следующей деревне. Еще не начало смеркаться, и он решил не терять время зря.

– Эй, грош хоть дай, – недовольно буркнула девушка, не вставая со своего места.

Освальд, вздохнув, начал искать по карманам завалявшиеся монеты. Привлекать внимание к скудному кошелю он не хотел и потому надеялся найти что-нибудь в одном из многочисленных карманов.

– Эй, погляди, он же одноручка, – рявкнул один из мужчин, играющих в карты, – да ещё и путешественник.

– Тише, может,  у него охрана какая на улице стоит? – негромко ответил другой.

– Тогда бы он с ними и пришёл. Эй, порезанный, доставай, что у тебя есть?

Освальд осторожно сделал несколько шагов назад и посмотрел на девушку. Та пожала плечами и отвернулась. Трое нетрезвых мужчин шли в его сторону, четвёртый встал у двери.

– Знаешь, чем любо жить в Зелёной яме? Здесь хорошо прятать трупы, и их никто искать не будет.

С этими словами мужчина замахнулся на Освальда, но тот без труда увернулся от удара, оттолкнув пинком его подальше. Драчун чудом не влетел в стойку, упав рядом. Ему на смену неслись ещё двое, стараясь ударить одновременно. Подбежав к одному, Освальд схватил рукой его за плечо и с силой толкнул в другого. Пьянчуга с лёгкостью отлетел, и оба упали в придачу к первому драчуну.

– Он явно не простой странник. Значит, и деньги есть, – поднимаясь на ноги, прохрипел мужчина, доставая из-за пазухи маленький ножичек. Остальные тоже достали оружие: обломок деревянной рукояти и железный прут. Мужчина продолжил: – Поигрались и хватит, одна рука против шести ничего не может.

– Смотря какая рука.

Не теряя времени, он рванул навстречу противникам и ударом плеча снёс одного с ног. Другому кулаком со всей силы нанёс удар в челюсть и, отскочив назад, мгновенно сделал выпад, пнув ногой оставшегося в живот. От неожиданно сильного удара он влетел в стол и повалил его, сломав одну из ножек. Брызнула кровь. Лежавшие на полу драчуны приходили в себя, посылая проклятия. Девушка вскочила со своего места и подбежала к одному из них. Наконец, нащупав в набедренном нашитом крошечном кармане две монеты, он спешно положил их на стойку и устремился прочь. Мужчина, который стоял в дверях, при виде несущегося на него Освальда завопил и отпрыгнул в сторону, закрыв голову руками.

Освальд покинул деревню быстро, и даже когда она была далеко позади, не спешил сбавлять шаг. Он корил себя, что решил дать отпор каким-то деревенским пьянчугам, что привлёк к себе лишнее внимание. Теперь за ним могут послать патрулирующую окрестности стражу, как за подозрительным путником, или вовсе, узнав, кем он является на самом деле, выслать целый карательный отряд. Единственный выход, который он видел из ситуации, – как можно быстрее добраться до следующего поселения, пополнить припасы и мчать дальше. Он размышлял, в каких местах ему стоит переждать: укрыться в лесу на несколько дней, подняться на горный хребет в надежде отыскать там какое-нибудь неприметное убежище или просто отправиться к другому поселению на восток, к Проклятым землям.

От этой мысли он вздрогнул. Ему вспомнилось давнее сражение, когда он с наёмниками на самой границе Королевства сдерживал марш проклятых. Он ясно помнил, как эти монстры продолжали сражаться, лишившись одной конечности, ползая, стараясь хотя бы ухватиться за тёплое тело, занести часть своей скверны живому существу.

Тогда, в пылу битвы, Освальд не думал об ужасах сражения. Он доверял, доверяли ему. Пока семена глупости и сомнений не сделали его ничтожеством, которое только и может, как убегать. От возмездия. От себя. От своих мыслей.  В любой помощи ему виделась попытка предать, нанести удар в спину. И всё это привело к крови.

И чтобы искупить эту кровь, ему предстояло всю жизнь прятаться, оставаясь наедине с самим собой.

Когда ноги заныли от усталости, Освальд замедлил шаг. Глотка пересохла, и вместо дыхания он судорожно хрипел. Убедившись, что его никто не преследует и что в округе нет людей, Освальд упал на траву и тяжело задышал. Каждый вздох вырывал из горла жуткие звуки, которые казались ему знакомыми. В них он узнал события битвы, когда лишал других жизни, а сам лишился лишь руки. Стараясь прогнать мысли, Освальд закрыл рот рукой и закашлял. Он судорожно снял с пояса старый бурдюк и проглотил оставшиеся в нём пару глотков.

Теперь тело окутывала боль. Начинаясь где-то в отрубленной части руки, она медленно, словно яд, текла к плечу, а затем разрасталась дальше, к груди, другой руке, голове, ногам. Вскоре Освальд почувствовал, как всё его тело от боли становится тяжёлым. Рука, точнее, та её часть, которая отсутствовала, была настолько грузной, что была готова впечатать его в землю. Упав на колени, он схватил культю и начал массировать её, но от этого она заболела ещё сильнее. Закричав, он сжал несуществующий кулак правой руки и что есть силы ударил ей о землю. Звонкая боль отдала ритм вверх по плечу, достигнув пика у виска. Вновь захотелось пить.

Глаза застилал морок. Освальд медленно встал, поднял бурдюк и поволочил ноги вперёд. Всё, что занимало его разум,  – это боль. Невыносимая и неуходящая. В её тисках он нашёл спрятанный среди высокой травы ручей, ключ с ледяной водой. Наполнил бурдюк, утолил жажду и наконец засунул в холод почти по самый песок культю. И только когда боль начала отступать от головы, а тело стало послушнее, он упал лицом вниз и позволил покою и усталости хотя бы ненадолго забрать его в свои владения.

В чувство Освальд пришёл, когда кто-то перевязывал его отрубленную руку. Сопротивляясь подступающей боли, он не сразу понял, что происходит. Тяжело фокусируя взгляд, он смотрел то на мальчугана, то на культю, на краю которой тот завязывал бинт узлом, то опять на паренька. На вид ему было не больше четырнадцати. Яркие серые глаза, на которые спадали ослепительные жёлтые волосы, намекали на его не самый низкий статус. Простым поселенцам не свойственно иметь чистые опрятные волосы и свет жизни в глазах. Несмотря на свой юный возраст, он уже мастерски умел перевязывать раны. Увидев приходящего в сознание Освальда, мальчик улыбнулся и слегка похлопал по культе. На удивление, она не заболела, но Освальд всё равно вскочил, достав из ножен кинжал.

– Всегда пожалуйста, – улыбнулся мальчишка.

– Ты кто? Что тут делаешь?

– Я тот, кто хотя бы на время унял вашу боль. Если вы это не цените, я сейчас же уйду, – надув щёки, он принялся собирать разложенные припарки и инструменты в небольшую самодельную наплечную сумку со множеством карманов.

– Тебе поручили найти меня?

– Нет, – ответил тот, не отрываясь от сбора вещей.

– Тебя наняли следить за мной?

– Нет.

– Тогда как ты оказался в этих местах?

– Я не должен ничего вам объяснять.

Освальд сделал пару шагов назад, и его желудок завопил. Несколько дней голода дали о себе знать. Даже закалённое к суровой жизни тело имеет право пожаловаться на усталость и истощение. Мальчишка остановился и с сожалением посмотрел на него.

– Думаю, самое время, чтобы перекусить, – улыбнулся паренёк и спешно начал перебирать вещи в сумке.

Освальд сделал ещё несколько шагов назад, готовясь, что мальчишка достанет какое-нибудь оружие. Не понаслышке ему известно, что наёмниками нередко становились дети, чтобы иметь возможность заработать себе на жизнь. Очень часто, пользуясь своим безобидным видом, дети могли совершать ужасные и жестокие преступления, уходя безнаказанными. И, хотя сам Освальд уже много лет не видел детей-наёмников, жестоко расправляющихся со своими жертвами, он не исключал, что по его душу отправят самых изощрённых головорезов. Покрепче сжав в руке клинок, он готовился дать отпор за свою жизнь.

Недолго ворочая содержимое сумки, мальчик достал два свёртка и аккуратно их развернул. В одном был небольшой кусочек солонины, в другом – несколько ломтей хлеба. Взяв пару кусочков хлеба, остальное он спрятал в сумку и принялся на весу умело нарезать мясо. Сделав пару бутербродов, мальчик протянул один Освальду.

– Они не отравленные. Мясо готовил мой учитель, так что с ним точно всё хорошо. И сам я буду есть, так что не бойтесь, – для наглядности он откусил по кусочку, в насмешку смакуя их.

Освальд наблюдал за ним, и у него вновь застонал желудок, а слюни подступили к горлу, так и требуя чего-нибудь съестного. Противясь сомнениям, мужчина повесил кинжал на пояс и взял предложенную еду. Мальчик улыбнулся и сел на траву, продолжая смаковать свой кусок.

– Наверное, долго путешествуя в одиночку, начинаешь думать, что весь мир против тебя, – вздохнул мальчик. – Я понимаю. Я лишь недавно в пути.

– Куда ты идёшь?

– Никуда. Мой учитель сказал, что я должен не просто посмотреть мир, а его понять. Чтобы понять, нужно его пройти, прощупать все уголки, даже самые далёкие, встретиться со множеством людей, постараться помочь им, даже тем, кто кажется безумцем и злыднем… То есть, особенно таким людям. Он сказал, что это последняя часть нашего обучения. Вот так, научившись изготовлению снадобий, мы отправились в путь: сестра последовала на север, а я на юг.

– Значит, я кажусь тебе злыднем?

 Мальчик замолчал. Сняв с сумки небольшую склянку, он сделал пару глотков и полез в сумку сделать ещё перекусы.

– У вас удивительно хорошее орудие. Но ведь кинжалы – орудие парное, а вы не можете орудовать. Так зачем носите оба?

– Потому что они не мои. Это напоминание об ошибках прошлого, самой большой ошибке в моей жизни.

– Вся жизнь – череда ошибок и попыток их искупить. Мой учитель когда-то тоже собрал много вещей, о которых до сил пор жалеет. Например, он говорил, что никогда себе не простит, что позволил стольким его товарищам погибнуть, когда мог силой своих снадобий спасти многих и многих. Но тогда, как он говорил, спутники не казались ему друзьями. Настоящую дружбу к ним, привязанность, он ощутил, лишь когда их пути разошлись. Разошлись навсегда.

Они замолчали. Каждый смаковал остатки перекуса и наслаждался недолгим спокойствием и компанией друг друга. Вскоре мальчик с неохотой встал и принялся что-то искать в сумке. Освальд вновь насторожился. Спешно затолкав в рот остатки еды, он положил руку на рукоять, готовый в любой момент обнажить клинок. Но мальчик не обращал на него внимания. Что-то ворча, он доставал разные предметы: щепы, книги, склянки и свёртки, и быстро, хоть и аккуратно, складывал их вокруг. Наконец, радостно вскрикнув, он показал Освальду несколько баночек с густым жёлтым содержимым.

– Мазь, чтобы обрубок не болел. Сам сделал. Правда, я не уверен, что будет хорошо действовать, но боль всё-таки уменьшит. И ещё, – он достал пару тёмных, крепко закупоренных бутылочек, – снадобья моего учителя. Я такую бурду пить не могу и не хочу, так что дарю. Как раз освобожу место.

Освальд с недоверием посмотрел на него. Хотя до сих пор мальчишка не сделал ему ничего плохого, расслабиться себе позволить Освальд не мог. Он взял с неуверенностью банки и вгляделся в содержимое.

– Мне нечего дать тебе.

– Мне и не нужно, – улыбнулся мальчишка, – я ведь сказал – освободить место в сумке. Вы куда дальше путь держите?

Освальд положил баночки в подсумок на поясе и ничего не ответил. Мальчик продолжил:

– Я, наверное, пойду восточнее. Как можно ближе подберусь к… тем землям. Посмотрю на деревни близ проклятых земель и, надеюсь, смогу чем помочь.

Забросав вещи в свою сумку, мальчишка пожелал Освальду удачи. Они обменялись рукопожатиями и, когда силуэт нового знакомого скрылся вдали, мужчина направился на поиски деревни и заработка. Он вышел на пустую дорогу в надежде, что та приведёт его к поселению. Освальд спешил, опасаясь, что о его погроме слухи дойдут до других деревень, или, что ещё хуже, за ним отправят карательный отряд либо по поручению нового короля, либо для самосуда, организованного из местного мужичья. Ни с кем из них Освальд не хотел встречаться.

Далеко на горизонте вскоре появилась крохотная точка. Она медленно росла, обретала очертания и нагоняла страха: что бы то ни было, не за ним ли оно следует?

Вскоре он смог разобрать, что за точка к нему приближалась. Это была небольшая самодельная повозка, запряжённая пони. Её погоняли двое. Первый – мускулистый бородатый рыжеволосый мужчина, немного сгорбившийся то ли от усталости, то ли от постоянного ношения тяжёлых грузов. Он то и дело перебирал поводья в руках, поглаживая только давшую седину бороду, всё ещё ярко пылающую в объятиях яркого солнца. Второй – мальчуган, почти точная копия мужчины, но в меньших размерах, без огромных мышц и бороды. Словно воплощая собой время, молодость и старость везли куда-то вдаль повозку под названием жизнь. Как только они стали нагонять Освальда, он смог разобрать, что те мурлыкали какую-то песню, и мужчина постоянно сбивался, за что получал нагоняй от парня. Они весело хохотали, пока не увидели впереди жуткую фигуру странника. Тогда мальчишка громко спросил о существе на дороге, а мужчина ответил, что он не существо, а уставший от дороги странник. Освальд замедлил шаг, готовый вступить в бой.

– Добрый человек, – крикнул ему басистым, немного хриплым голосом бородач, – куда путь держишь?

Освальд медлил с ответом. Он сошёл с дороги, пропуская повозку. Когда они поравнялись, незнакомец остановил пони и с сочувствующим взглядом посмотрел на обрубок руки. Теперь Освальд смог точно разглядеть повозку: она была самодельной и не предполагала долгого путешествия. Казалось, её сделали наспех из подручных материалов – старых досок, надёжно скреплённых металлическими углами, петлями и подпорами, и она явно не могла переводить большие грузы. Пони тоже не выглядела молодой: долгая дорога измотала её, и она с радостью остановилась перевести дух. Было видно, что тащить такую махину ей было тяжело, но она покорно выполняла свою работу. Мальчишка, с детским удивлением рассмотрев Освальда и увидев отсутствие руки, хотел было спросить, но мужчина вовремя ущипнул его за щёку и негромко шикнул. После чего, не получив от незнакомца ответа, продолжил: