В вечных сумерках после заката без нас

«Счастье – это путь, а не конечный

пункт назначения».

Соглядатай

Последняя метка – 31 декабря 1999 года – была реанимирована мной 22 марта 2024 года. Чем я была так занята до 5 октября 2024-го, публике знать необязательно. Уж поверьте, весьма важными делами, что от чувства своей значимости вот-вот лопну. Так была занята, зато мозги не плавились, дела насущные не давали повода и времени думать, что под конец я испугалась, что меня может накрыть преждевременная деменция.

Как-то на днях шла я за водой к роднику, и, чтобы скоротать время, захотела немножко отмотать время назад. Вы не поверите, никак не могла вспомнить название вещей, мной же написанных, не в году 1999-м, а в этом. Не было бы компа, так бы и не вспомнила. Хотя они дублированы и выставлены на определённых ресурсах.

Ещё один мне близкий человек высказал опасение, что человек нуждается в социализации, без общения с себе подобными деградирует. А я так не думаю. Мне себя достаточно для нормального существования. И так было всегда.

Вчера наткнулась на фото с чужого статуса, где обнаружила себя в возрасте из того периода, описанного в первой части «По тонкому льду» («Странное утро»). На фото запечатлён писатель, с кем мы заблудились в далёкой деревне во время предвыборной кампании, не помню, кого. И народный писатель Якутии Суорун Омоллоон. Пыталась вспомнить сей момент, чай, мне не три года тогда было, но безуспешно. Вот и я в том возрасте, когда моя мама говорила, что всё детство, словно в тумане. Вроде оно было, но вырвать из небытия что-то конкретно, проблематично. В отличие от неё, я вела дневник, и из слов умею складывать предложения. Но из-за моего первого мужа все мои ранние записи были уничтожены. Я не совсем уверена, что в детстве, во всяком случае, в раннем, вела дневник. Зато сохранилась сводная тетрадь, куда были дублированы ключевые события. Но и они слишком зашифрованы, что весьма затруднительно мне самой понять, что именно кроется за той или иной фразой. Кого и чего я могла бояться в то вполне безобидное время? Себя нынешней, разве что. Или уже тогда пыталась жить двойной жизнью вопреки всему?.. Лестно считать себя несколько особенной, не такой, как все, матрёшкой, а не пустышкой. Вовсе не случайно мы с тогдашней подругой полюбили «Семнадцать мгновений весны». Хотя, когда мы оживляли прочитанное в книгах или увиденное в кино в своих странных играх, не становились ни штирлицами, ни партизанами, уж тем более. Мы были просто сторонними соглядатаями, немного кукловодами. Мальчики из другого класса были мюллерами, шелленбергами, а мы никем. Не помню, правда, кому досталась роль Штирлица.

На нет и суда нет. Есть поздние записи, да и ладно. Кстати, тот мой первый муж, который много раз упоминался ранее, умер за время моего творческого простоя. Как раз этим утром мне приснилось, что мы в очередной раз с ним ссоримся, затем он вышел и повесился на дверной ручке Якутского государственного университета. Я ещё пытаюсь доказать, что он же уже умер, как он может умереть во второй раз. Минус один муж за это короткое лето. Нет более удобного сквозного героя, чтоб делать его везде и всюду виноватым во всех моих бедах и несчастьях. Ведь говорила же народная одна поэтесса, мол, Венера сумеет всегда сделать так, что виноватыми окажутся другие, только не она. Что ж, она меня вычислила, впрочем, я её тоже давным-давно раскусила. Мои скелеты почти все вынуты из шкафа моей памяти, а её ещё нет. Как говорится, будет чем заняться долгими зимними вечерами 2024 года, если, конечно, дадут нам жить дальше.

О мёртвых или хорошо, или ничего. У меня нет более опции «звонок недругу» – «абонент в сети уже не зарегистрирован», ибо уже прибыл в «пункт назначения». Все там будем, кто раньше, кто позже. Смею надеяться, что есть ещё время для небольших шалостей, чем я намерена заняться здесь и сейчас…

Где тонко, там и рвётся. По тонкому льду и до пункта назначения не дойдёшь. Провалишься под лёд, и поминай, как звали. Что ж, одной дурой меньше станет. А не провалишься, помогут. Времена нынче такие, не поймёшь, кто друг, кто враг. Социофобия – самая удобная, полезная фобия. Если её ещё нет, надо срочно придумать. Уйти в себя, чтобы не быть пойманным. Но я не я, если не дам себе шанс быть услышанным. Не сегодня, хоть когда-нибудь. Ведь завтра всё равно наступит, даже если ты вольно или невольно ощущаешь себя в прошлом. И слава богу, что я отписалась от детского, пионерского, от совкового, всего сомнительного, приторно приглаженного общака в предыдущих частях моего повествования. Аминь. Даже 90-е проскочила. Те самые девяностые, чем пугают сегодня, а мне было комфортно, сытно и весело. И я не прочь повторить. Но надо начинать с нулевых, в которых мы до сих пор. Хотя 24 года – довольно большой срок. Могли бы и прекрасное будущее уже построить. Строили, строили и построили. Очень даже интересное будущее, где, что ни день, то фантастика.

Мечты имеют свойство сбываться. Помнится, в нашем выдуманном по мотивам книг мире не хватало фона, реквизитов. Ни перспективы голода, бедности, войн с шансом лечь на амбразуру, хотя мы об этом точно не мечтали. Был совок и, казалось, так будет всегда. Я отчётливо помню, как меня охватила паника, что одинаковость и убогость, жизнь по методичкам того времени навсегда. Ничего иного не будет и быть не может. Чуть позже, жизнь показала, что не всё так однозначно. И я условно вырвалась на волю, но ненадолго. Так вот оно – адский адреналин, безумный калейдоскоп событий, сплошной хаос и полная неразбериха. Мечты сбываются. Потому идиотам надо запретить мечтать вовсе. Ведь это вполне возможно – в наш век табу и «низзя». Но мне опять повезло – я и тут проскочила. Рожать поздно, работать не надо. Только вот разводиться запретят. Уже не приветствуется. Запрещают потому что это так клёво – быть свободной! Счастливой быть в такое время как-то неприлично. Но я была счастлива и сейчас вполне, ибо вкусила этот запретный плод.

Мечты сбылись на все сто. С пенсом 5800 голод не за горами. Зато у меня оранжевый холодильник (не путать с оранжевым дирижаблем). Никто же не догадается, что он пустой…

Чтоб не смотреть телевизор

«Я счастлива сказать, что люблю почти всё». А я счастлива сказать, как Агата Кристи.

«Это просто удивительно, какое огромное наслаждение можно получать почти ото всего, что существует в жизни. Нет ничего упоительнее, чем принимать и любить всё сущее. Можно получать удовольствие почти от любой пищи и любого образа жизни: деревенской тиши, собак, просёлочных дорог; от города, шума, толпы, грохота машин», – пишет далее она. Так уподобимся ей или блаженным тёткам неопределённого возраста, которые начинают день с чашечки кофе с неизменными словами: «Вот наступил ещё один счастливый день нашей прекрасной жизни». Он наступил, и слава богу, а детали – это неважно.

«Я считаю, что телевизор способствует образованию. Каждый раз, когда его включают, я иду в другую комнату читать хорошую книгу» (Граучо Маркс). Кстати, это слова актёра-комика. Странно, не правда ли? А мои телевизоры взяли тайм-аут с тех пор, как уехал муж. Не тот, первый, который уже доехал до пункта назначения. Все хором твердят, что муж в мои годы нужен, чтобы вместе чаи гонять. Я не пью чай. После двух литров воды как-то не до чая. И кушала я вместе с ютубом. Спала тоже с ним, как уехал муж. Ну, спать, это не всегда трахаться, если что. Так уехал и ютуб, или приказал долго жить. Чтоб только не спать в тишине, пришлось подружиться с Дзеном, даже с Рутюбом. Под конец они оба отказались меня обслуживать. И что, прикажете, мне книжки читать, чтобы не смотреть телевизор? Я вчера его смотрела… Мне очень жаль тех, кто живёт в унисон с ним. Книжки читать не буду, буду их писать. Хоть в стол, хоть с собой в путь до пункта назначения. «Книги пишут те, кому важен процесс самопознания. А читают запоем – интроверты, которым книги помогают ярче ощущать внешний мир». Это слова Сьюзен Кейн, интроверта «со стажем», как она говорит.

Тик-так, а ты не соберёшься никак

Родиться, жить, родить ребёнка, построить дом, посадить дерево, работать на дядю, на государство, дождаться внуков и умереть в окружении горюющих детей и внуков. Программа-максимум для среднестатистического гражданина нашей прекрасной, лучшей в мире страны, где так вольно дышит человек.

Но ты в силах вносить свои коррективы, разнообразить меню перед рывком в вечность. Возможностью, путешествовать, например. Заниматься благотворительностью для улучшения кармы и уменьшения налогов. Заниматься творчеством тоже приветствуется. Кто убивает время для создания «алмазной мозаики» по готовому трафарету, кто рожает нечто новое, доселе никем и никогда не озвученное, не воплощённое в жизнь.

Кто-то с детства уверен, что когда-то напишет толстую книгу, чтобы об этом заговорили все, ибо мама так говорила. Для всех хороших мам их дети всегда самые-самые, ну, почти гениальные. Но не из всех детей вырастают гении, и это нормально. Гений – товар штучный и весьма неудобный, даже неприятный. Если есть желание писать книгу, есть уверенность в своих способностях, не говоря уже о таланте, зачем откладывать это дело в долгий ящик? Тем более, если тебе за полтинник? Тешить себя мечтами о том, что неизвестно, когда, но непременно напишешь какую-то книгу, можно. По крайней мере, плохо от этого никому не будет. Но время не ждёт, мысли ускользают, жизнь уходит. Тик-так, а ты не соберёшься никак. Ибо у тебя есть более важные дела. Так ты никогда не сдвинешься с места, ибо творчество требует иные приоритеты. Хотя, если ты женщина, то есть опасность, что это «когда-нибудь» никогда и не наступит.

2000 слов – это всего лишь пять страниц. Могу похвастаться, до 8 утра я могу больше, с перерывами на мытьё полов и ненавистную готовку. Так что, если прёт, если есть что сказать, можно найти время при любых обстоятельствах. Если быть более упорным, упёртым, «однажды мир прогнётся под нас».

Вчера вдруг обрубили не только связь, но и интернет. Я оказалась не у дел, что даже растерялась. Вспомнила про недочитанную книгу любимого Мураками и с головой окунулась в мир мужчин без женщин. Так называется книга. «Происходит нечто – и мгновенной вспышкой, будто бы от осветительного снаряда, отчётливо, до мельчайших деталей проступает окружающий пейзаж, который обычно не замечаешь: все живые существа и неживые предметы. Я сразу сажусь за стол и на одном дыхании записываю всё, что ярко отпечаталось у меня в уме, будто на негативе. Впоследствии эти наброски ложатся в основу произведения. Писателю отрадно получить такой опыт, отрадно ощутить, как некая сила перепахивает инстинктивные залежи повествования, хранившиеся у него внутри. Радостно убедиться, что луч озарения действительно существует». У Мураками, как всегда, гениально, в точку, без лишних слов, без воды. Если бы кто-нибудь из нас, села бы, забыв про готовку и уборку, и написала бы книгу «Женщины без мужчин», было бы тоже занятно.

А это идея! «Женщины без мужчин». Правда, есть уже такой фильм с таким названием. А осталось ли ещё чего-то не высказанного? Ведь ничего нового не придумаешь – одно и то же во все времена, всегда. Картинка одна, а способ её отображения, изложения тоже. Но есть нюансы. А какие они эти нюансы, узнаешь только засев за стол, и начав писать.

Матрёшка&колобок

С утра прёт, только не там, где надо. Здесь я в ступоре. Из всех записей прошлых лет отсутствует тетрадь от 2000-го года. Помнится, весной я всё своё привела в порядок, как будто завтра в гроб. Бумажный вариант в сундук, и в таком порядке, чтоб вот осенью вынуть ту самую тетрадь и продолжать писать дальше. Кстати, ради этого занесла в дом два старинных сундука. Чтоб они наверняка вписались в мой новый интерьер, покрасила их: одного в зелёный, другого в красный. Я же матрёшка – во мне много «я». Потому кроме этих сундуков есть и другие тайники, которые, может, зарыты, не скажу, где…

И надо же такому случиться, что пропала именно эта тетрадь, где описываются события начала нового века. Тот необычный Новый Год с презентацией нового царя есть у меня в записях. Не может быть, чтоб я пропустила целый год, да ещё какой! Могу пропустить день-два по независящим от меня причинам, как 11 сентября 2001 года. В то время окном в мир был только телевизор, а мне было не до него. С 10 сентября я вдруг оказалась в реалиях 12 сентября. А что случилось? Что гадать – заглянем в тетрадь: «Трагедия в США. Сбывается пророчество? Купила себе шляпу». Боже, как скупо. И тут меня осенило! Тетрадь-то тройная. Фишка в том, что в одном ежедневнике охвачено сразу три года: 2000, 2001 и 2002. Например, на одной странице, где уже выбита дата «11 сентября», записи за три года. Или нечего было писать, или в целях экономии. День одной строкой – теракт века и шляпа. Потом гадай через двадцать три года, что скрывается за этими строками.

Как бы там ни было, неважно, какого фасона была шляпа, я нашла то, что надо. Начало нового века. Год 2000-й. Запись от 1 января 2000-го: «Это был самый лучший Новый Год в моей жизни. Необычный и тем действительно новый. С завтрашнего дня придётся заняться и учёбой, и работой. А пока праздник продолжается. После фейерверка, шампанского при свечах у реки посидели в баре. Я, как колобок, ушла от одного к другому, от него к третьему. Сон, который приснился в Якутске, начинает сбываться. Такие признания пришлось выслушать, но чего-то не хватало. А сладкое всегда откладывают на потом…».

Думала, я матрёшка, оказалось, что просто колобок, которого до сих пор не съели. Не родился ещё волк, способный меня проглотить. Если это случится, то, как минимум, у него будет несварение желудка. Неудобоваримая я. И тогда, тем более, сейчас, когда мне далеко за полтинник.

Что ж, сладкое оставим на потом. Главное, я опять в теме. Писать, чтобы не читать книжки…

Особая игра

Отмотаем время назад. «31 декабря 1999 года. Последние часы, надеюсь, не последнего тысячелетия. И подарок папе – Ельцин подал в отставку. Неожиданно. Именно 31 декабря. Вот так сюрприз. Завтра – новая жизнь. Новый век, новое тысячелетие. Неопределённость. Новый год! Я начинаю любить праздники. Вот сидим, старый добрый век провожаем».

На этом моменте я заставила себя переключиться на другое, ибо наступила весна. Себя, летнюю, пока не знаю, как переключить на зимнюю, всю такую творческую, что самой смешно. Мне не только рожать, работать во благо общества не надо, но и писать, как велено, не обязательно. Боже, какой это кайф – ничего не делать. Не выслуживаться перед кем-то, не стараться выглядеть, как все. Ради зарплаты ещё как-то можно стараться. Но из-под палки писать – увольте. Лучше я опять на десять лет умолкну, чем сольюсь в хоре певчих по указке. А ведь нет никакой указки, люди сами стараются. Не просят же их быть болванами на старости нет, а они всё лезут и лезут. Писа́ть в угоду – как пи́сать против ветра. Как минимум, неприятно.

Смешно – со стороны. Обложившись книжками, неважно, своими ли, чужими ли, считать себя умнее всех, шишкой на ровном месте, особенной, обособленной. Так не бывает – поток уведёт тебя туда, куда, может, не надо. Все в дерьме, и ты в дерьме. Можно, конечно, путать его с шоколадом, и воспевать его сладость. А можно просто вонять, молча, не строча хвалебные оды.

Писать не в тягость, если в своё собственное удовольствие. Проблематично это делать, когда за слово больше дают, чем за причинение тяжкого вреда здоровью. Но всё-таки можно, если осторожно. Это, если хотите, особая игра, так даже интереснее.

Хотя писа́ть не в угоду, как пи́сать против ветра, получается. В угоду, как раз, очень удобно, может, даже выгодно. Да не в угоде дело. Ни в какие тёмные времена никто никогда никого не заставлял писать так или иначе. Это делали по доброй воле, по своему собственному хотению. Но в классики выбились почему-то одни неугодные. В своё время они вряд ли на это надеялись, по крайней мере, они об этом не думали.

Кто в угоду, кто по своему собственному убеждению. Хочется им быть в струе, ощущать себя в стае. Бог им судья. Есть категория людей, которые не могут не писать, а то кукуха поедет. Так пиши ты про кукушку, хоть про кукиш, выплесни в мир свои эмоции. Необязательно клясться в любви партии и правительству. Раз пошла такая пьянка, и у меня был такой грех. Когда попёрли стихи, среди них были и о партии, будь она неладна. В то время по простоте душевной я думала, что так надо. Все так пишут, и я пишу. Но мне хватило ума не выставлять их напоказ. До сих пор стыжусь, хотя их никто не читал. Кто знает, может, именно они вывезли бы меня. Почивала бы я на лаврах или хотя бы холодильник был бы полон.

Итак, начался новый 2000-й год. Новый век. Это был особенный Новый год, ибо все в предвкушении воистину грандиозного, совершенно нового. Надо же, мы вступили в новый век! Значит, точно будем жить лучше всех! Было чувство единения в этом самом ожидании. При этом никто особо не обратил внимания на картинку в телевизоре. Хотя некоторый шок был. Ведь год России начался с того, что на последних минутах уходящего 1999-го президент Ельцин попрощался в телеэфире с народом, заявив, что уходит. Исполняющим обязанности президента стал премьер-министр Владимир Путин. Обратившись к согражданам сразу после Ельцина, он, под бой новогодних курантов, гарантировал всем соблюдение существующих законов, прав и свобод, неприкосновенность жизни и частной собственности. Надо же, у нас, наконец, будет молодой, энергичный правитель. Ну, о том, что он ещё говорливый, и вообще особенный, мы тогда не могли знать. Нам была выдана картинка, и сию данность мы проглотили вместе с оливье и шампанским. Никто о нём ничего не знал. И уж, конечно, не знал, что мы полюбим его до такой степени, что с ним будем все эти 24 года. Дай бог, с мужем столько вместе жить.

Пишут: «Было понятно – прямо сейчас у всех на глазах сменилась эпоха». Не знаю, кому это было понятно под бой курантов. Мой дневник 2000-го года скуп на комментарии такого рода. «3 января 2000 года. Зря что ли этот блокнот купила – нечего писать». И всё.

Лёд тонок, хрупок, чем дальше, тем больше опасность, что он треснет. На кого ссылаться, на что опираться, ведь с этого момента прошлое слишком близко ко дню сегодняшнему…

Интроверт

У меня сейчас такое же ощущение, как 23 года назад, хотя и не Новый год вовсе. В предвкушении чего-то, не скажу, чего именно. Предвкушение всегда приятней, чем послевкусие.

«Много чему можно радоваться, если заострять на этом внимание. Просто мы очень многое принимаем, как должное. Даже то, что мы ходим, то, что мы видим, не слепые, есть руки-ноги. Это такое счастье, если ничего не болит. Мне, например, пишут, что Саши, мой муж, такой старый, как он не стесняется своей старости. Друзья, старость – это привилегия. Не каждый доживёт до времени, когда он увидит морщинки на своём лице. Многие уходят гораздо раньше. Поэтому мы не только не стесняемся, мы радуемся, мы счастливы. Мы такие же дети Бога, как вот эти молодые, задравшие нос, и считающие, что только ровная кожа позволяет нести себя гордо этому миру и не прятаться между утёсами, как глупый пингвин. Мы ничего не прячем: ни тело жирное, ни морщинки. Мы всем этим наслаждаемся. Я даже, честно скажу, хорошо быть старой. Очень хорошо, но ещё здоровой, конечно. Я себя лучше чувствую, чем в молодости, в школе. Всегда в голове какая-то каша, волнения, переживания, а сейчас так хорошо. Если эту привилегию получите, состариться, хотя бы до моих 58, ещё лучше до 73-х, а ещё лучше до ста, вы поймёте, как это хорошо. Уже многие обязанности выполнены, дети выращены, отпущены в самостоятельное плавание. Всё, чем я им могу помочь, это – сама забочусь о себе. Так что концентрируемся на всём хорошем. Всё, конечно, получить невозможно. Надо выбрать, чему радоваться. Даже тому, что мы дышим».

Это монолог Ирины Хинди Лайф, с кем довелось встретиться в оффлайн на берегу Индийского океана. Когда у нас Ютуб умер (или почти умер, не знаю), нашла на Дзене пока только её, и наслаждаюсь видосами на этот раз из Юго-Восточной Азии. Была несказанно рада и Ирине, и её мужу Саши (Шаши). Ранее пропускала мимо ушей рассуждения и самой Ирины, и других героев, кому название Путтапарти много о чём говорит. На этот раз всё, что она говорит на камеру и за кадром запало в душу. Может, потому что мы одного возраста. Есть же на свете люди, чувствующие себя счастливыми. Не какие-нибудь особенные, а такие же, как и мы. На одной планете живём, одним воздухом дышим, из одних элементов мы состоим, наконец. Жили бы мы вечно, можно было понять, почему мы постоянно что-то делим. Зачем делить, если априори это не наше. Мы сегодня есть, завтра нас нет и не будет. Хотя в индуизме не всё так однозначно.

Далее: «Когда у человека хорошее состояние духа, у него есть какие-то радости и желания. Я однажды провалилась в депрессию на несколько лет. У меня было состояние, что воля, что неволя, всё равно. У меня не было никаких вибраций, чтобы я что-то хотела, чтобы я радовалась. Я просто существовала, как какой-то заключённый в клетке своего тела. Я так мечтала, чтобы мне было уже сто лет, чтобы, в конце концов, померла от старости. А сейчас так хочется жить, так хочется путешествовать. Пофиг на эти морщины или килограммы. Меня это не смущает. И я рада, что во мне очень много жажды жизни». Несколько лет депрессовать – это, конечно, сильно. Нам, северным женщинам, такие привилегии недоступны. Помнится, одна френдесса впала в уныние и надолго. Она тоже северная женщина, сама себя оттуда вроде вытащила.

Больше меня удивили следующие слова Ирины: «Мне пишут, не социофоб ли я. Социофоб – это психическое отклонение. Я – латентный интроверт, это точно. Я похожа на экстраверта, могу говорить много на камеру. Но иногда то, что говорю на видео, это то, что я за весь день говорю. Я всегда молчу. Глупо было бы молчать и на камеру. Иногда видео – это единственные полчаса в день, когда я не молчу». Я вот пишу, как дышу, без тормозов и без комплексов. И эти полчаса у компа заменяют мне говорильню ни о чём с кем попало и часами напролёт.

Чувствую, что несёт меня не в ту степь. Наверное, оттого, что не знаю, как далее писать о годе 2000-м. Под каким соусом подать, о серьёзном несерьёзно, о глобальном слегка небрежно. Да тут должна голова работать в унисон с УК, а я привыкла писать по наитию без оглядки ни на что и ни на кого… Вот о путешествиях я бы с удовольствием писала, но они были намного позже. О будущих и мечтать боязно. Я не замужем за индийцем и не блогер с серебряной кнопкой. Но тоже интроверт.

Синий туман похож на обман…

Несколько последних месяцев жила по принципу – сила есть, ума не надо. Пора заставить эти шестерёнки в черепной коробке работать – когда во благо, иногда во вред. Воображение – это сила. Это то, что способно компенсировать отсутствие всяких свобод, даже пустоту холодильника. Пустота тоже во благо. Только она – гарантия сохранения приятного чувства лёгкости. Работа ума не позволит мне сохранить мой теперешний вес. Несколько месяцев НЕписания – минус десять килограммов лишнего веса. Это важнее, чем минутное чувство удовлетворения от завершённой книги, от лестного отзыва.

«4 января 2000 года. В конце месяца будет моя презентация. Лишние хлопоты. Когда же лето, можно будет обо всём забыть. А ещё книга… Учёба. Боже, не дай мне свихнуться от всего. И слава богу, у меня нет мужа. Хоть в этом отношении я свободна. Игра в прятки с самой собой. Не разобралась в самой себе до конца. Мир фантазий рухнул. Воссоздать! Восстать из пепла! Пишу билеты. А хочется совсем иного. Стихов…».

Получается, ныне я вовсе не свободна. На хрена тебе фантазии, когда тебе только тридцать с хвостиком, ты абсолютно свободна? Живи, наслаждайся. О стихах забудь, ибо от них дивидендов нет. А билеты писать вовсе лишне, ибо экзамены ты всё равно сдашь. Со шпорами. Имеется ввиду заочное обучение на филфаке, которое, по сути, мало что дало. Ну, дивидендов. Прибавило ли ума, не мне судить. Умной я была в классе пятом-шестом, может, чуть раньше. Столько, как тогда, мой мозг никогда не напрягался. Мне всегда жаль тех лет, потраченных на учёбу, особенно в школе. Эта фраза, знаю, никому не понравится. Хотя мне нравилось учиться. Но это всегда происходило при включённом внутреннем телевизоре. Учёба – как часть большой игры. Может, и вся моя жизнь, как ролевые игры.

Пишу билеты, пишу билеты… Не 2001-й ли это год? Впихнуть три года в одну тетрадь, это, конечно, сильно. Из соображения – зачем на этот бесконечный день сурка тратить три тетради? Да с таким же успехом можно было все эти 24 года нашей действительности уподобить дню сурка. В учебниках истории целую эпоху можно описать одной лишь фразой. Как известно, всего лишь семь периодов истории России. Последние 24 года лишь часть новейшей истории. Даже фразы не удостоятся прожитые годы. Я – не историк, могу только фразы рожать до бесконечности. История – не мой конёк, самый нелюбимый предмет. И, как уже говорила, именно из-за неё я побоялась подавать документы в три разных вуза. Это же нереально – держать в голове столько дат! С запоминанием дат, также и имен, у меня большие проблемы. Потому и начала, наверное, с поэзии, где важен образ, слегка угадываемая суть, где допускается размывчатые фразы. Напустить туману – это наше всё. Вдохновение ли шепнуло, словарный запас ли иссяк – затуманить публику до такой степени, что никто и не будет разбираться, гений ты или просто безумен. В тему будут слова, которые Пикассо произнёс во время празднования своего юбилея (90 лет) в 1971 году: «… Многие становятся художниками по причинам, имеющим мало общего с искусством. Богачи требуют нового, оригинального, скандального. И я, начиная от кубизма, развлекал этих господ несуразностями, и чем меньше их понимали, тем больше было у меня славы и денег. Сейчас я известен и очень богат, но, когда остаюсь наедине с собой, у меня не хватает смелости увидеть в себе художника в великом значении слова; я всего лишь развлекатель публики, понявший время. Это горько и больно, но это истина…».

Развлекатель публики, понявший время… Гениально сказано. Потому из кожи вон лезем, если не ради славы и денег, то ради лайков точно. Важно то, что здесь и сейчас, ибо не впишут наши имена ни в полотно истории, ни на обломках самовластия или народовластия. Но есть индивидуумы, старающиеся изо всех сил прыгнуть выше себя, переплюнуть всех, делать всё возможное и невозможное, чтобы только остаться в истории, превратившись в прах и тлен. И неважно, кем остаться, диктатором всех времён или благодетелем человечества. Будут проклинать тебя или слагать оды, главное, не забудут. На это есть отрезвляющие слова великого Стивена Хокинга, который, несомненно, вписал своё имя в нетленное информационное поле Земли. Уж его-то имя будет со знаком +. Для этого он ничего такого не делал, просто использовал на все сто возможности своего мозга, вопреки всему, сделал почти невозможное. «Человеческая раса – это всего лишь химический мусор на планете средних размеров, которая вращается по орбите вокруг весьма средней звезды, в её внешнем пространстве среди сотен миллиардов галактик. Мы настолько ничтожны, что я не могу поверить, что вся Вселенная существует для нашего блага. Это всё равно что сказать, что ты исчезнешь, если я закрою глаза». «Мы всего лишь развитые потомки обезьян на маленькой планете с ничем не примечательной звездой. Но у нас есть шансы постичь Вселенную. Это и делает нас особенными». Увы, нам не до Вселенной, у большинства более важные дела.

Тот, кто так старается увековечить себя при жизни, не верует в Бога. Но Хокинг тоже не верил в сказки: «Я считаю, что самое простое объяснение заключается в том, что Бога нет. Никто не создал Вселенную, и никто не руководит нашей судьбой. Это приводит меня к глубокому осознанию того, что, вероятно, нет ни рая, ни загробной жизни. У нас есть эта одна жизнь, чтобы оценить великий замысел Вселенной, и за это я чрезвычайно благодарен». И он заценил этот великий замысел, чуть приоткрыл завесу. Но, к сожалению, не вдохновил своим примером остальных, вполне здоровых и физически, и ментально.

«Мне кажется, компьютерные вирусы стоит рассматривать, как форму жизни. Это многое говорит о природе человека: единственная форма жизни, которую мы создали к настоящему моменту, несёт только разрушения. Мы создаём жизнь по образу и подобию своему». И где он не прав? Книга величайшего учёного Стивена Хокинга «Краткая история времени. От Большого взрыва до чёрных дыр» – бестселлер на все времена.

Вот у кого мог бы быть бесконечный день сурка из-за его недуга, а он сумел сделать прорыв, взрыв мозга. Только в созидании – высший смысл нашего бытия, но мы выбрали другой путь. Уничтожение, а не созидание. И не только всего вокруг, а себя самого. Если допустить, вопреки мнению великого учёного, что Бог есть, он на задворках одной из вселенных нервно курит: «Боже, что я наделал… Куда теперь деть этот мусор, как разрулить так, чтоб всё было тик-ток?». Переработка мусора – дорогостоящий процесс. Легче и проще просто сжечь…

Столько слов вокруг да около. Устами дурака глаголет кто-то иной? По мне, лучше матом, в чём я сильна, но внутренний цензор пока сдерживает. Глагол приличен только в письме, а в реале только матом, матом, ибо вокруг творится такое, что ни пером описать, ни в сказке сказать…

«На смерть вождя»

«7 января 2000 года. Занималась исключительно собой. Но одна моя сторона упорно сопротивляется. Пишу и пишу билеты. А передачу мою отменили. Ельцина молодого показали. Конечно же, куда мне до него. Занимаюсь гимнастикой Стрельниковой, хочу заняться ещё по Фролову. Одно другому не противоречит? Готовимся ко дню рождения дочери Марины. Сделали пригласительные. Надо только съездить за зарплатой. Опять кланяться, да ещё такому. О таком не стоит бумагу марать».

Это пишется в Рождество, между прочим. Суровая северная реальность не предполагает ничего иного, чем заняться исключительно собой в этот светлый праздник. Дыхательная гимнастика, кажется, в период очередного бросания курить.

Много лет прошло с тех пор, как с одним мальчиком, дальним родственником, попробовала искурить папиросу «Беломорканал» в заброшенном свинарнике возле дома. Помнится, было мучительно больно за эту искуренную папиросу, ибо по утверждению Минздрава СССР она украла у меня 15 минут жизни. Пытающимся начать курить советую начать исключительно с «Беломорканала». Если его уже нет, то будет, будет, ибо всё повторяется. Будет и «Прима» без фильтра, самокрутки. Кое-кому, может, и каналы рыть придётся. На всякий случай тренируюсь, раскидывая по два прицепа песка за полдня.

Минус 15 минут жизни – это так, мелочь, ведь россияне могут прожить до 120 лет, это заложено генетически. Ну, так говорит глава Минздрава Михаил Мурашко. По его словам, 60% факторов развития различных заболеваний можно предотвратить, если следовать принципам ЗОЖ. Потому и Россия приняла решение о сокращении финансирования ключевых проектов здравоохранения. На ремонт больниц денег не выделят. А зачем? Пора больницы закрывать, объявить тотальный ЗОЖ. Кто болеет – сам виноват. Не вёл в своё время здоровый образ жизни.

Нужно не только тренироваться с тачками, ещё заблаговременно сделать соответствующие справки о том, что у тебя есть дети. Налог за бездетность не за горами. Хотя тех, кому за 50, это не коснётся. Если ты не в состоянии родить или делать детей, то увильнуть по этой причине не получится. Не здоров – сам виноват. Игнорировал ЗОЖ. Скоро поневоле такой образ жизни придётся вести. Не по карману курить, пить, да и лечиться потом. За кордоном шокировали цены на сигареты. Приходилось курить своё, привезённое блоками, отпугивая местную публику запахом дешёвого табака. Тем, кто хочет бросить курить, надо перейти на дорогие, настоящие, заморские. После них своё курить будет настолько стрёмно, что поневоле избавишься от этой пагубной привычки. С таким же успехом можно распрощаться и с другими вредными привычками, как кушать, например.

О какой передаче идёт речь в дневнике-солянке, и причём тут молодой Ельцин? Где я работала, что западло было ехать за зарплатой, история умалчивает. О ком это я, что бумагу на него жалко было, тоже не помню. Зато помню и Ельцина сравнительно молодого, и Путина почти юного. А вот Брежнев при мне был уже старым, но вечным, ибо в детстве время, особенно в деревне при совке, текло, а не мчалось, как сейчас. Хотя в моменте всё кажется вечным, когда это тебе не по душе. Казалось, Брежнев будет править вечно, но потом вдруг его не стало. Никто не плакал, ибо знали, что партия-монолит всё сделает, как надо. Почему-то меня сделали крайней в смерти вождя, мол, во время траурной линейки в длинном коридоре новой школы я смеялась. Да не смеялась я, мне было всё равно. Хотя, может, в тот момент по моему внутреннему телевизору крутили «Вокруг смеха». Но это вряд ли, не смешно, когда всем смешно. Получается, всё же это возможно – когда всем не смешно, мне было смешно. Это сейчас можно угорать по поводу чьей-то смерти, а тогда это было немыслимо. Но и тогда, и сейчас покойнику всё равно – будут ли над ним смеяться или плакать. Земля ему не будет ни пухом, ни стекловатой. Если даже писать потом будут на могилу, он и не шелохнётся.

Ладно, что это я с утра о покойниках. Боже, какая я всё-таки старая, что помню даже вечного Брежнева. Глубокая старуха на фоне тех, кто кроме Путина никого не знает и не будет знать. А я вот молодого Ельцина помню. Прикольный был мужик. Отец, правда, его терпеть не мог. Вот он точно считал его «предателем». И искренне, в отличие от тех, кто в то время под столом бегал.

Помню его новогоднюю речь 31 декабря 1999 года: «Осталось совсем немного времени до магической даты в нашей истории: наступает 2000 год, новый век, новое тысячелетие. Мы все примеряли эту дату на себя, прикидывали – сначала в детстве, потом повзрослев – сколько нам будет в 2000 году, а сколько нашей маме, а сколько нашим детям. Казалось, когда‑то: так далеко этот необыкновенный Новый год. Вот этот день и настал». Очень хорошее начало, в унисон со всеобщим настроением. Спичрайтеры постарались или он сам отличился, неважно. «Дорогие друзья, дорогие мои! Сегодня я в последний раз обращаюсь к вам с новогодним приветствием. Но это не всё: сегодня я последний раз обращаюсь к вам как Президент России». Никто не успел напрячься. Все уже поддали, ведь ЗОЖ у нас только на бумаге. «Я принял решение. Долго и мучительно над ним размышлял. Сегодня, в последний день уходящего века, я ухожу в отставку. Я много раз слышал: Ельцин любыми путями будет держаться за власть, он никому её не отдаст. Это – вранье. Мы создаем важнейший прецедент цивилизованной добровольной передачи власти – власти от одного Президента России другому, вновь избранному. И всё же я принял другое решение: я ухожу, ухожу раньше положенного срока. Я понял, что мне необходимо это сделать. Россия должна войти в новое тысячелетие с новыми политиками, с новыми лицами, с новыми умными, сильными, энергичными людьми. А мы – те, кто стоит у власти уже многие годы, – мы должны уйти. Посмотрев, с какой надеждой и верой люди проголосовали на выборах в Думу за новое поколение политиков, я понял: главное дело своей жизни я сделал. Россия уже никогда не вернётся в прошлое – Россия всегда теперь будет двигаться только вперёд. И я не должен мешать этому естественному ходу истории. Я хочу попросить у вас прощения. За то, что многие наши с вами мечты не сбылись. И то, что нам казалось просто, – оказалось мучительно тяжело. Я прошу прощения за то, что не оправдал некоторых надежд тех людей, которые верили, что мы одним рывком, одним махом сможем перепрыгнуть из серого, застойного тоталитарного прошлого в светлое, богатое, цивилизованное будущее. Я сам в это верил: казалось, одним рывком – и всё одолеем. Одним рывком не получилось. В чем‑то я оказался слишком наивным. Я ухожу, я сделал всё, что мог. И не по здоровью, а по совокупности всех проблем. Мне на смену приходит новое поколение – поколение тех, кто может сделать больше и лучше. В соответствии с Конституцией, уходя в отставку, я подписал Указ о возложении обязанностей Президента России на Председателя Правительства Владимира Владимировича Путина. В течение трёх месяцев в соответствии с Конституцией он будет главой государства. А через три месяца, также в соответствии с Конституцией России, состоятся выборы Президента. Прощаясь, я хочу сказать каждому из вас: будьте счастливы. Вы заслужили счастье, вы заслужили счастье и спокойствие».

В моменте эти слова пропустила мимо ушей. Повтор через 23 года и совсем по-иному воспринимаешь сказанное. Но тут уже немолодой Ельцин. В рождественский вечер по ящику показывали, наверное, другого Бориса Николаевича, как человека-глыбу, исполина, борца. Чтоб таким его и запомнили.

Ему было отведено ещё семь лет. Семь лет покоя. 25 апреля 2007 года В.В. Путин объявил днём траура. Он выступил со специальным телеобращением к народу: «Умер Борис Николаевич Ельцин – первый Президент России. С этим званием он навсегда вошёл и в историю страны, и всего мира. Ушёл из жизни человек, благодаря которому началась целая эпоха. Родилась новая, демократическая Россия – свободное, открытое миру государство. Государство, в котором власть действительно принадлежит народу. Мы знали Бориса Николаевича, как мужественного и при этом – сердечного, душевного человека. Это был прямой и смелый национальный лидер. И при отстаивании своих позиций – всегда был предельно откровенен и честен. Борис Ельцин брал на себя полную ответственность за все, к чему призывал, к чему стремился. За то, что пытался сделать и делал – ради страны, ради миллионов россиян. А все беды и невзгоды России, трудности и проблемы людей – он неизменно пропускал через себя».

Занавес. Не родился ещё к тому времени второй Валерий Брюсов.

«Пред гробом Вождя преклоняя колени,

Мы славим, мы славим того, кто был Ельцин!».

«На смерть вождя»-2 так никто не написал. А Брежнев умер 10 ноября 1982 года. Ему было 75 лет. По нынешним меркам ему бы ещё жить и править. В детстве те, кому за 40 все кажутся стариками. Да и мне было не семь лет, а целых 14. И училась я в седьмом классе, а я всегда думала, что это было раньше. Через год я уже не думала об учебниках и вела уже почти взрослую жизнь. Мне казалось, что траурная линейка на смерть вождя состоялась, когда я была в классе пятом. Да в седьмом классе того, кто сказал, что я смеялась во время траура, могла бы и послать, куда подальше. Не виноватая я, он сам умер!

Негатив судьбы

«8 января 2000 года. Будем вечером гадать. Как хорошо просто жить! Пока без проблем. И главное – без мужчин… Жить только смутным ожиданием будущего».

Хорошо, что гадание не способ выявления будущего. Я бы тогда охерела от того, что ждёт. Было время, когда все чего-то ждали. Не то, что сейчас, когда горизонт планирования – день. Я вот в пол шаге от мечты, там и застряла. Жду бонусов от судьбы.

А что нагадали тогда? «9 января 2000 года. Вчера до двух ночи гадали с девками, как в старые добрые времена. Что же нас ждёт в 2000-м. Всем по мужику, короче». С нами всё ясно. Кстати, у одной из нас мужик не появился ни в 2000-м, ни в последующие годы. А ей показался конкретный мужчина. Внутри кольца видно изображение, как негатив. Тот мужик так и умер бобылём. В небесах что-то пошло не так или решили откорректировать рисунок судьбы. Но я сильно сомневаюсь, что на небе чертят схемы на шесть миллиардов человек, ломая голову – кому и с кем перепихнуться в тот или иной час. Негативы судьбы я всё же видела и не раз.

Страшный сон писателя наяву

Приятный нежданчик для южнокорейской писательницы Хан Ган, автора романов «Вегетарианка» и «Человеческие поступки». Нобелевский комитет по литературе 10 октября присудил свою награду в 117-й раз. В заявлении комитета отмечена её «насыщенная поэтичная проза, которая смотрит в лицо исторической травме и обнажает хрупкость человеческой жизни». Известие о вручении премии застало 53-летнюю Хан Ган врасплох. Она стала первым автором из Южной Кореи, получившим Нобелевскую премию по литературе, и 18-й женщиной, награждённой Академией.

В 2016 году «Вегетарианка» принесла автору Букеровскую премию. Роман о женщине, которая хочет избежать любых видов насилия и становится вегетарианкой, называли скандальным. Стремление избежать ужаса смерти становится навязчивым, до психоза – от романа веет кафкианским ощущением беспомощности и ужаса перед обществом и государством. В самой Южной Корее он не был популярен. Написанное в 2007 году, произведение показалось соотечественникам просто мрачным рассказом о безумной женщине, отказавшейся от мяса, без налёта гениальности.

Хан Ган была неочевидной претенденткой на Нобелевскую премию. Некоторые даже считают её «писателем для писателей», не для широкого круга читателей. Быть ширпотребом, автором, целенаправленно пишущим для масс, или писать, не думая о бонусах, дивидендах от писательской деятельности, короче, умную литературу, которую осилит только равный? Писатель – лицо не наёмное, к пулу сиюминутного не относящийся. Выбор только за ним. Не из-под палки же пишут. Он волен вовсе не писать, чтоб не портить будущий некролог, если что. В Южной Корее проще – вольному воля. Хотя и в Северной можно писать вещи, которые в будущем могут и заметить в Нобелевском комитете. Писателю гуглить необязательно, весь набор для сочинения в его собственной голове…

Писатель для писателей – это, кстати, уровень. Обычно большинство писателей не читает сочинения своих собратьев. Как говорила Анна Ахматова: «Вы разве не замечали, что поэты не любят стихи своих современников? Поэт носит в себе собственный огромный мир – зачем ему чужие стихи?». Раз ты способен заинтересовать этих самых писателей, значит, в тебе что-то есть. А широкая публика подождёт. Нобелевка заставит читать всех твою книгу, дабы казаться умнее, чем на самом деле.

Писатель писателю часто недруг, более завистливых людей не часто встретишь. А если в семье два писателя? Бог наделил талантом обеих: Марину и Анастасию Цветаеву. Судьба Аси не менее поразительна, чем её знаменитой сестры. Может, даже, благодаря Асе, мы знаем и любим Марину Ивановну. Она пожертвовала своим собственным даром, чтобы посвятить остаток жизни после лагерей и ссылок увековечиванию памяти родной сестры. Её судьба не менее трагична, чем у сестры. Спрашивается, за что – за то, что поэт? Ведь в России во все времена поэт – это больше, чем поэт.

Она имела мужество жить вопреки всеми и долго. Лариса Бравицкая: «Второй арест в 1937, в Тарусе, по обвинению к причастности уже к мифическому «Ордену Розенкрейцеров», созданному всё тем же несчастным «советским масоном» Зубакиным. Вместе с Асей арестовали её сына Андрея, случайно оказавшегося в гостях у матери со своей невестой. Во время ареста конфисковали и уничтожили все её литературные труды». Система не только ломала, уничтожала самих людей творческих, предавая забвению всё, что с ними связано. Оставалось становиться «инженерами человеческих душ» или заводить «синюю папку».

«Зубакина расстреляли, Асе и её сыну дали по 10 лет лагерей. Срок отбывала в Амурлаге. Поломойка, кубовщица на кирпичном заводе, чертёжница, чтобы не сойти с ума, пишет стихи, рисует – 900 портретов женщин-заключённых. Страшную правду о сестре узнает только через 2 года, после самоубийства Марины. Стихи тут же иссякнут. Только через 31 год напишет свое последнее стихотворение Мне 80 лет».

Только в 54-м году она обретает свободу. Ей уже 60. «Потом, переезжает в Москву и доживает свой длинный век в маленькой однокомнатной квартирке, пытаясь восстановить по памяти произведения, изъятые и уничтоженные при аресте, пишет книги «Старость и молодость», «Неисчерпаемое», «Моя Сибирь», «Воспоминания», в годы перестройки добивается реставрации особняка и создания музея сестры. Открытие «Дома-музея Марины Цветаевой» состоится за год до смерти Анастасии. Она переживёт сыновей. И всё-таки, прожив тяжелейшую жизнь, тюрьмы, лагеря, нищету, голод, смерть родных и любимых, получая копеечную пенсию, в свои 98 лет, она сохранила силу духа, чувствовала себя самым счастливым человеком на свете. Выходила во двор, садилась на скамейку и говорила: «Я вышла в счастье ветвей…». «Я в несчастной жизни моей была – счастлива!».

«… пытаясь восстановить по памяти произведения, изъятые и уничтоженные при аресте»… Страшный сон писателя наяву. Или дудка, или членский билет на стол. И тогда, отчасти и сейчас.

«Уж ве́домо предвестие томленья,

Тоска веселья, трезвость на пиру,

Молчание прикосновенья

К замедлившему на строке перу…».

Можно и в 98 лет написать своё последнее стихотворение, вернуть Творцу билет, испив чашу до конца, и остаться на века. Или:

«Пора – пора – пора

Творцу вернуть билет. Отказываюсь – быть.

В Бедламе нелюдей

Отказываюсь – жить», и

по собственной воле ускользнуть от бытия. Но не хотелось о печальном, наоборот, собиралась делиться со своей радостью – вполне земной и бытовой. Так болталка обо всём и ни о чём уводит автора в неведомые дебри. Как бы не перепутать двери… В тренде писать не в стол, а в никуда, в искусственный астрал. Для всех и ни для кого. На авось.

Дудкой быть не суждено. Намекни мне в пору наших не по-детски заумных ролевых игр, что членский билет российского писателя будет пылиться с иными доками, окажусь ещё и в телевизоре, я бы послала его подальше. Кем-кем, а инженером человеческих душ стать я не собиралась, тем более, начинать со стихов (их читала в красные дни календаря наизусть, не вникая в суть, не любила читать, не умела писать). В телевизоре работать для меня было немыслимой перспективой, но у Творца на меня были свои планы. Мне повезло оказаться и там, и тут в эпоху перемен, когда рупором власти было неприлично. Свобода слова и гласность – писать и вещать было в радость. Иного способа общения у интроверта с прогрессирующей социофобией вроде нет.

Хотела писать об ангеле за рулём, а получилось чёрт-те что. А нобелевским лауреатом 1999 года стал немецкий писатель Гюнтер Грасс. Я не только не читала, даже никогда не слышала о таком писателе. Даже Нобелевская премия не заставила в своё время поискать книгу такого писателя. В то время я ещё читала. К тому же я училась на филолога, потому приходилось вписывать в шпоры синопсисы всех известных произведений мировой литературы.

Проблема

Вспомнила – я в начале этого века работала в своей родной школе. Как ни крути, жизнь снова и снова заставляла заниматься тем, что я особенно не люблю, делать то, что не присуще мне. Потому жизнь боль, преодоление себя? Есть такой приятный молодой публицист, сделавший целую теорию пофигизма. Потому при любой непонятной ситуации выручит Марк Мэнсон, а не холодильник. К слову, он у меня совершенно новый и огроменный. Чтобы он не пустовал, придётся мне петь, если не под дудку времени, то по чьей-то наводке, это точно. Чтобы его мне доставить, до недавнего времени совершенно мне чужой человек, потратил не только своё время, деньги, он ещё вложил душу в это дело. И это вовсе не он, а она. И я до сих пор в шоке – неужели в наш циничный век есть ещё такие бескорыстные, добрые люди? Кажется, я всегда догадывалась, что ангелы – это не мальчики с крыльями, а женщины. Прекрасную Россию будущего способны построить только женщины. Для этого необязательно заканчивать Лондонскую школу экономики. Хотя мой ангел на машине – экономист.

Так это Марк Мэнсон прославился тем, что написал скандальный бестселлер «Тонкое искусство пофигизма». Холодильник утешит только желудок, а Мэнсон ум и душу, если таковые есть. «Куда бы вы ни пошли, вас поджидает огромная куча дерьма. И это – норма. И задача состоит не в том, чтобы убежать от дерьма. Она состоит в том, чтобы найти дерьмо, с которым вам понравится иметь дело. Иными словами, если хотите успеха, перестаньте спрашивать себя: «Чем я хочу насладиться?» Задайте другой вопрос: «Какая боль мне по душе?» Дорога к счастью усеяна постыдными провалами и кучами дерьма». Дерьмо – это и мой конёк. Я же тоже местечковый запрещённый в своё время писатель именно из-за этого самого дерьма. Дерьмо было главным сквозным образом в моём «Переполохе». Вы не поверите, я иногда его сама перечитываю и катаюсь по полу от смеха. Из всего лестного и не очень обо мне и моём творчестве самым дорогим отзывом было то, что написала одна молодая особа, где она призналась, что читала эту мою книгу больше 10 (!) раз. Потому к дерьму отношусь с пиететом. «Ощущаете себя хреново? Наплюйте на это. Скажите себе: «Да, мне хреново. Ну и что с того?» Вот вам и выход из заколдованного круга. Словно по взмаху волшебной палочки (палочки-на фиг-посылалочки) вы перестаете ненавидеть себя за то, что вам плохо. Вот почему важно уметь «послать всё на фиг». Это умение спасёт нас. Надо смириться с тем, что в мире всё наперекосяк и это – нормально, поскольку так всегда было и всегда будет».

Но мне сегодня вовсе не хреново. Сытно, уютно, всё по мне, всё так, как мы любим. В продолжение темы о Нобелевской премии о литературе. Кстати, в том 2000-м году я вела «МХК» – рассказывала старшеклассникам о сокровищах мировой культуры. Ничего провокационного, но как потом признавались некоторые, запомнилось надолго. Может, потому, что я сама вместе с ними убегала со своего урока. Если кто увидел бы, как мы на корточках под окном учительской проходили, заподозрили бы неладное. Было и неладное, да не свежо предание. Если только дневник намекнёт, может, и расскажу позже. И смех, и грех. В свои 33 года от стыда сквозь землю не провалилась, да и ладно. «Подлинное счастье наступает, лишь, когда вы находите проблемы, которые вам нравится иметь и решать» (Мэнсон). Настоящую свою Проблему я встретила чуть позже, который стал героем моего позднего романа. Сексуальное безумие. И я счастлива, что оно у меня было.

Знаменитый философ, писатель-экзистенциалист Жан-Поль Сартр был первым, кто добровольно отказался от Нобелевской премии. Произошло это 22 октября в 1964 году. Так писатель объяснил журналистам своё решение: «Я очень сожалею, что дело приняло форму скандала: премия присуждена, а от неё отказываются. Я отлично понимаю, что после того, как шведская Академия сделала выбор, она уже не может отказаться от него. Причины, по которым я отказываюсь от награды, не касаются ни шведской Академии, ни Нобелевской премии, как таковой. Мой отказ вовсе не необдуманное действие, поскольку я всегда отклонял официальные знаки отличия. В основе этой позиции лежит моё представление о труде писателя. Писатель, занявший определённую позицию в политической, социальной или культурной области, должен действовать с помощью лишь тех средств, которые принадлежат только ему, то есть печатного слова. Всевозможные знаки отличия подвергают его читателей давлению, которое я считаю нежелательным. Писатель не должен позволять превращать себя в институт, даже если это, как в данном случае, принимает самые почётные формы. Объективные причины. В настоящее время единственно возможная форма борьбы на культурном фронте – борьба за мирное сосуществование двух культур: восточной и западной. Я прекрасно понимаю, что само сопоставление этих двух культур неизбежно должно принять форму конфликта. Но это сопоставление должно происходить между людьми и культурами без вмешательства институтов. Я, разумеется, отказываюсь от 250 тысяч крон, ибо не хочу быть официально закреплённым ни за восточным, ни за западным блоком».

Это совсем из другой оперы, нежели у нас. Пастернака и Солженицына, понятно, вынудили. Ничего унизительнее и не придумаешь. Вот только Лев Толстой отказался сам. Из-за соображения, что «деньги – это зло». Да он был патологическим отказником от всего мирского, но это не помешало ему заиметь свою нишу в сокровищнице мировой культуры. Отказником нового времени является математик Григорий Перельман. Его пока никто не переплюнул. Может, это имел ввиду Мэнсон? «Надо научиться понимать, что вы лично цените больше всего, – и затем произвести жёсткий отсев». По мне, от дудки я ещё в силах отказаться, от плюшек – вряд ли, может, потому что их просто нет.

Итак, год 2000-й. «12 января. Записку получила. Смешно – дожить до его лет и быть таким дураком. А ещё получила письма от Моисея Дмитриевича Ефимова (впоследствии народного поэта Якутии). Чуть не расклеилась на уроке 10-го «б». Доклад нужно рецензировать. Доклад про меня (ученицы Марианны Семёновой). Эпидемия гриппа в России и во всём мире». Грипп в декабре – это нонсенс. Ковид придумают лет через двадцать.

В России новый президент и старые проблемы. А воз и ныне там, и он уже не подъёмен. «Счастье приходит от решения проблем. Ключевое слово здесь – «решение». Если вы убегаете от проблем или полагаете, что у вас их нет, вы будете несчастны. Если вы думаете, что ваши проблемы нерешаемы, вы также будете несчастны. Стало быть, фишка в том, чтобы решать проблемы, а не просто иметь их». Да этот Мэнсон наш человек! Русский по духу. Где-то кучу денег тратят на психотерапевтов, искусственно придумывая проблемы в жизни. А нам ничего придумывать не надо, проблем всегда хватает. На всех и на все времена. И мы ничуть не страдаем от этого, ибо это наша стихия, наше всё. «Ощущаете себя хреново? Наплюйте на это. Как ни парадоксально, принятие негативного опыта – это позитивный опыт. Боль – скрепляющая нить в ткани жизни. Вырвать её не только невозможно, но ещё и деструктивно: вы так всё порвёте. Сама жизнь – форма страдания. Единственный способ победить страдание – научиться выносить его».

Проблема – это бесценный опыт. Мост, ведущий к будущему, без него никак. Если бы жизнь была до того ровной и счастливой, предсказуемой, предопределённой, она была бы сродни бесконечному дню сурка. Где же ты, моя Проблема? Связь у нас была только через «ВК», который у меня удалён.

Как завяжется, так развяжется или есть такая болезнь: венерическая

С началом века первым после Ельцина с Путиным меня поздравил Моисей Дмитриевич Ефимов. Поэт до конца своих дней, бессменный председатель нашего союза.

Ни с кем так долго и так много не переписывалась, как с ним. Дольше только с родителями в разлуке. Ещё со студенческих лет, а я раньше своих сверстников начала почти взрослую жизнь, не было недели, чтобы не писала им, а они мне. Писала мама, а отец редко, но метко. Даже не знаю, с кем была откровеннее – с ними, самыми родными людьми, или с большим поэтом, который на целую жизнь старше меня. Надеюсь, мои ответные письма уже давно утилизированы, а письма Моисея – в моём зелёном сундуке. Он с самого начала подписывал свои письма, как просто Моисей. А я была просто Венерой, ибо была моложе (в союзе много лет ещё оставалась самым молодым членом), да ещё моё же имя стало творческим псевдонимом.

«Венера, мой дорогой друг! Поздравляю с 2000-м годом! Счастлив от того, что своё первое письмо в новом веке и тысячелетии пишу именно тебе. Здесь твою новую книгу хвалят. Писатели, прогрессивные писатели. А о том, что не стоит оспаривать глупцов, говорил сам великий Пушкин. Ещё они хвалят твоё последнее интервью в «Кыыме». Говорят, все высказались банально, одна Венера была оригинальной. Тем они подтверждают моё мнение, что ты особенная. Я последний раз выпил свои три рюмки 27 декабря в Академии. С тех пор решил жить, как Венера, и не выпил ни одной рюмки. «Ребята» смеются: «Помнится, Василий говорил, что не будет пить до 2000-го года. А Моисей бросил пить со встречи 2000-го года. Надолго ли? Или, как Василий, как завяжется, так развяжется?».

Это письмо от 5 января 2000 года. Что касается интервью, это был простой обычный новогодний опрос. Василий – Василий Тарасович Сивцев, тоже поэт, второй человек в правлении союза писателей, впоследствии также, как Моисей Ефимов, народный поэт Якутии. Дальше мне писать, даже ссылаясь на дневники и письма, будет проблематично. Насколько я могу быть откровенной с самим собой и со всем миром? Дальше с каждым годом всё ближе опасная трясина. Хотя мы там уже были. Никто туда нас силком не тащил. Сами по доброй воле оказались. И вполне комфортно себя там чувствовали. Академия – имеется ввиду академия духовности. Была такая академия и только в Якутии, может, и сейчас есть. Инженеры якутских душ там члены. Почему она у нас есть, оттого, что мы в духов верим? Мы и в крещение в купель ныряем, молитвы на ночь читаем, оладьями ублажаем духов, хороним, как все, только через три года туда не ходим. Празднуем суверенитет, день государственности по два раза – России и республики. Мы и там, и здесь.

Байку про знаменитую рюмку со сломанной ножкой, доставаемую по утрам из вожделенного сейфа Моисея, знали все. Но большинства свидетелей и участников веселья круглый год уже давно нет. «Пройдут года, и тебя потянет на воспоминания», – не раз говорили они мне. Вот я созрела для такого дела, а вспоминается совсем не то. Хотя они сами, когда начинали вспоминать времена своей молодости, чаще говорили о пьянках да гулянках, а не о стихах. С ними самими я редко говорила о стихах. Их хвалу пропускала мимо ушей. Зато любопытно было оживлять в воображении классиков якутской литературы, не только, как писателей, мастеров слова, а вполне себе земных людей с такими же пороками, страстями, как все мы.

Итак, Моисей решил вести ЗОЖ, как Венера. Или он так заблуждался во мне, был одурачен моими эпистолярными заскоками, или я вправду в ту пору дала себе обет. Каюсь, со мной так периодически бывает. Занимаюсь самозабвенно своим здоровьем, затем так же упорно разрушаю его. Как привезла семь килограммов аюрведы из Индии, вскоре начался ковид. У меня были не только маски, перчатки, жидкости для обеззараживания, но и весь остальной набор. С Трампом я лично не была знакома, тестов индивидуальных не было, но прививку поставила. Так пронесло же. Мне ближе принцип – думая о хорошем, готовься к худшему. Ковид забыт, сейчас у всех иные страхи. Медицина тут бессильна. На такой вариант событий у меня уже нет подушки безопасности: бункера нет, но калия йодид в аптечке имеется.

Писатели, в основном, поэты, чьи сочинения учили и учат в школе, любили шутить. Про Моисея: «Для Моисея есть только два поэта: он сам, и его Венера». И это всегда в рифму. Я дословно не помню и пишу тут на другом языке. Может, и хвалили меня очень много, потому что хвалил Моисей. Кстати, вроде ещё говорили о нём, мол, он заболел болезнью дивной – венерической.

Вот так всегда – шутя, любя, обо всём. Даже это вечное противостояние двух творческих союзов в моей памяти осталось в виде шуток-прибауток. Порой и похороны становились поводом для такого. Моисей часто говорил про одну писательницу, об её таланте, о том, что она особенная, не от мира сего. Пришла с лопатой, сказала, что идёт хоронить сына. Ему с трудом удалось объяснить, что так не делается, помог деньгами и с организацией всего. Позже другой председатель говорил, что в союзе денег нет даже на некролог, не говоря уже о венках. А были они в пору председательства Моисея Ефимова? Из сейфа доставалась только водка, денег я не видела. И пили они на свои, а не пропивали чёрную кассу в 90-е, как две их любимые поэтессы.

Будучи писателем, общаясь с ними, не пить – себе вредить. Так и без них у меня была хорошая школа. Быть ментом и не пить вообще западло. Про меня, наверное, думают, что давно спилась, на дне. Могла бы, только есть у меня фирменный секрет – я не похмеляюсь. До дна бутылки дойду, правило трёх рюмок на меня не действует, но дальше уже как-нибудь без меня. Хоть сто мемуаров напишу, обелить себя не удастся, всё равно будут считать алкоголичкой. Как и дурой. Умной меня считал только Моисей Ефимов. Эпистолярный жанр требует работу ума. Вот в письмах я и «обелила» себя. Хотя в 2000-х мы уже дружили и в реале.

В начале было только слово. «Благую весть» обо мне привезли в столицу тот же Василий Сивцев и Семен Руфов. До того момента Моисей знал меня только по моим стихам.

Важен не ум, а фейс. Для дела. А чтобы писать дальше, мне и фейс менять не надо. Моисея Дмитриевича давно нет. Потому для всех я дура навсегда. Оно и ладно, быть умным ныне неприлично, невыгодно, неудобно и даже опасно.

Кстати, мой зелёный сундук, доставшийся от предков, хранит не только письма поэтов. Нашла моё первое поздравление маме с 8 Марта. Помню, как задолго до праздника клеила в тетрадочку фантики от моих любимых конфет, и подарила её любимой маме. В ту пору писать я не умела, поздравила, как могла. Позже долгими зимними вечерами украдкой копировала мамину вышивку обычными нитками. Мое первое и последнее рукоделие. Шить и вышивать – это не моё. Как-то внучка спросила: «Что у тебя, бабушка, в сундуках?». В старые времена бабки прятали в сундуках или приданое потомкам, или свой погребальный прикид. А в моих сундуках одна макулатура. В них – вся моя жизнь…

Ваня Гоголев, академик Петька и талантливая зубрила

У меня аллергия на рыбу, пенициллин. Это почти врождённое. Но есть и приобретённая аллергия. На дураков и лжецов. Без рыбы в рационе можно жить – рыбий жир в капсулах мне в помощь. Пенициллин сейчас вроде и не используется. А как жить в мире, который кишит и дураками, и лжецами?

Косить под дурака и врать, переврать, чтоб самой поверить. Не любила стихов, стала поэтессой, телевизорофобия была – оказалась в телевизоре. Также с дураками да лжецами. Кстати, может, телевизор врать научил? Но в 90-е он же был прожектором перестройки, в нём была ясность, гласность и другие ништяки.

Когда начинаешь говорить правду – никто не верит. А ложь принимают за чистую монету. Чтоб всем угодить, лучше уж врать.

«Эта конференция просто кишела дураками – высокопарными дураками, – а высокопарные дураки вынуждают меня просто лезть на стену. В обычных дураках нет ничего страшного; с ними можно разговаривать и попытаться помочь. Но высокопарных дураков – дураков, которые скрывают свою дурость и пытаются показать всем, какие они умные и замечательные с помощью подобного надувательства – таких я просто не выношу! Обычный дурак – не мошенник; в честном дураке нет ничего страшного. Но нечестный дурак ужасен!» (Ричард Фейнман). Это и есть часть моей лжи. Вы реально думаете, что всё это я читала? Я давно усвоила технику быстрого чтения. Вчитываться не было времени. Мало в мире вещей, книг, в том числе, чтобы посвятить ей/ему определённое количество своего драгоценного времени. Делать что-то с душой, с головой уйти в это занятие. Я не запойная и в этом отношении. Прошлась глазами по абзацам, поставила лайк или дизлайк, и пошла дальше. Слишком много информации и всего остального, зацикливаться на чём-то одном, просто невозможно.

Но иногда приходится отвлекаться на суету дня, «важное» ставить на паузу и просто жить. Расчехлилась старая знакомая, которая обиделась на ровном месте, что дело чуть не дошло до кровной мести. Пришлось изложить синопсис произошедшего со мной за время паузы в нашем с ней общении. Не затрагивая опасных тем. У кого-то осеннее обострение, но я – не скорая психиатрическая помощь. Телефон опять на беззвучке, да день уже подходил к концу. Копилка хороших фильмов пуста, а Сеть выдала инфо в тему: «Говорят, испытания человеку даются по силам. Самым сильным достаётся одиночество. Это привилегия морально зрелых людей. Слабых оно пугает, озлобляет, выматывает, опустошает, разрушает. Для сильных одиночество не повод для депрессий, не трагедия, а осознанный выбор, время и возможность для саморазвития и самопознания, зона комфорта, стиль жизни, глоток свежего воздуха, правильнее сказать – место, куда они уходят, чтобы подышать. А ещё это качество характера – способность ничего не требовать и не ждать от других. Люди, которые не боятся одиночества, не боятся ничего вообще. Они уже давно сожгли свои слабые стороны, став неуязвимыми для чужих интриг». Как лестно, это же почти обо мне! Любопытна не сама информация, а комментарий под ней: «Это не одиночество, это свобода». Сразу на ум приходит: «Абсолютная свобода только в одиночной камере». Думай, сколько влезет, медитируй, познавай себя. И время течёт медленнее, никто тебя не отвлекает. Быт не мешает. Голод, холод, швабра – побочка той свободы.

«17 января 2000 года. Я «работала». То есть, ходила по селу туда-сюда. Напросилась на беседу об Иване Гоголеве. Завтра его 70-летие».

«18 января 2000 года. Провели беседу, сделала обзор о Гоголеве. Он мне сегодня ночью приснился. Получила письмо от МД (Моисея Дмитриевича)». Иван Михайлович Гоголев-Кындыл (1930–1998) – народный поэт Якутии, заслуженный работник культуры Российской Федерации, заслуженный деятель искусств Якутской АССР, лауреат Всесоюзной премии «Северная звезда». Вот о ком могу со стопроцентной уверенностью сказать – он настоящий поэт. Он ничего для этого не делал – не бегал по инстанциям, не пел в угоду. В интригах не замечен, не замерзал под забором, как другой народный писатель (его издали опознали по лисьей шапке и спасли), не прыгал с чужого балкона, спасаясь от расправы законного мужа любовницы. Он жил, работал по специальности и творил.

Есть редкая порода писателей, чья творческая фантазия круче, чем сама жизнь. Например, одна поэтесса, кого Моисей считал гением, ушла в себя в самом прямом смысле. У неё много любовных стихотворений, до того страстных, до дрожи, до мурашек. При этом у неё никого не было. Иван Гоголев, если гений, то вполне земной. Я его всего пару раз видела. Не тусовался он в кабинете Моисея, не пил из рюмки без ножки за здравие или за упокой. После съезда, где меня приняли в ряды российских писателей, был небольшой банкет. Поздравил он меня оригинально: «Я сегодня счастлив оказаться рядом с настоящим поэтом…». Поэт, конечно, зрит в корень, но в тот момент мэтр глубоко заблуждался. И вообще поэты, люди эмоциональные, и склонны к преувеличению. Он видел не меня, не поэта во мне, а образ, выстроенный своим богатым воображением. Была бы я настоящим поэтом, согласилась бы вчера на предложение дописать, дополнить свою единственную поэму, которая на днях напечатают в одном художественном журнале. Кстати, она была написана в том же 2000-м году. Через 23 года я должна войти в одну и ту же реку? Даже под дулом пистолета я бы не смогла написать пару стихотворных строк. Я, конечно, графоман, но только за деньги. Десять лет ничего не писала, но это не значит, что я НИЧЕГО не писала. Я штамповала чужие тексты.

У Моисея был нюх на графоманов, хотя сам иногда грешил, сочиняя вместо других стихотворения. Одну таким образом протащил даже в союз. А за меня пару раз тоже писал. Для какого-то конкурса. Нюх у него был на графоманов другого рода. Целый список таковых, но пусть имена, фамилии, явки и пароли останутся в тайне. Некоторые до сих пор в теме, даже в шоколаде. Затаскают по судам, оно мне надо?

А Ваню Гоголева он ценил, говорил, что не от мира сего, что означает – гений. Для него он – Ваня. Как и академик Петька, с кем он дружил. Пётр Слепцов чуть позже стал моим куратором по дипломной. Он высоко оценил сей мой труд по языку, а комиссия воздержалась поставить высший балл, аргументируя тем, что научные труды художественным языком не пишутся. Так было и на госэкзаменах. Мол, не дверьми ли я ошиблась, путая экзамен по языку с литературой. К слову, я одновременно написала три дипломных: за себя, за однокурсниц. Одна получила за это «пять». Наверное, для неё я меньше старалась с художественным словом. Был шанс идти в науку, но я воздержалась, ибо это точно не моё. Наука – это Перельман, Хокинг, когда можно презентовать миру нечто новое. А из пустого в порожнее, ссылаясь на источники, пытаться что-то изобразить, не считаю наукой. Никого не хочу обижать, но правда она такая – кого-нибудь да заденет. В таких делах я талантливая зубрила.

Из письма Моисея Ефимов от 1 ноября 1997 года: «В эту пятницу академик Петька (П.А. Слепцов) отмечает 70-летний юбилей. Говорит: «Мы с Кешей Рожиным на твоём юбилее были в хорошем настроении. Надеемся, что и ты будешь в таком же расположении духа и на моём юбилее». Пётр Алексеевич Слепцов – доктор филологических наук, профессор, академик Академии наук Республики Саха (Якутия), действительный член Нью-Йоркской Академии наук, лауреат Государственной премии РС (Я) в области науки и техники, заслуженный деятель науки РС (Я) и РФ. Специалист по якутской лексикологии, лексикографии, языковым контактам.

Порок

«21 января 2000 года. Написала одно стихотворение. Ухитрилась, вернее. Тишина у нас на вес золота. Не хочу быть материалистом. Не будет сил противостоять мраку. К вечеру словила тишину, но Музу уже не догнать».

Покой нам только снится. И это в глубокой деревне, где вроде само время в сговоре с тишиной. И никто мне тогда не намекнул, что чем меньше стихов, тем счастливее жизнь. «25 января 2000 года. А я так счастлива – тем, что я дома, тем, что я свободна, тем, что я никому ничего не должна, тем, что я никого не люблю». Браво мне – той. Сама себе завидую.

«26 января 2000 года. Письмо от МД. В 2000-м году 100 лет якутской литературы. Планируют дни якутской литературы в Москве и Петербурге. И антологию. Надо срочно перевести стихи».

«19 января 2000 года. Дорогой мой друг, Венера! Писал тебе и не раз, ни ответа, ни привета. Я всё же надеюсь дождаться от тебя добрых вестей. В эти дни живём одними совещаниями. Вчера отметили 70-летний юбилей Ивана Гоголева в музыкальном театре. Ставили спектакль по пьесе Гоголева. Потом был банкет на 200 человек. Но я ушёл прямо со спектакля. Зачем мне банкет без Венеры? И вчера же начала работу правительственная комиссия по мероприятиям, приуроченным 100-летию якутской литературы. Я предложил провести в Москве и Петербурге дни якутской литературы, также издать антологию якутской поэзии на русском, якутском. Я предложил, как будет на деле, посмотрим. Написал письмо Тимуру Пулатову по поводу проведения дней якутской литературы. Будем искать спонсоров. Тебе надо перевести несколько своих стихов на русский для антологии. Их и будешь читать на вечерах в Москве. На днях приезжал Вячеслав Огрызко. Обещал дать колонку в Литературной газете для подборки стихов якутских поэтов. Членские билеты будем менять. Жду от тебя письма».

Уже 27 января у меня уже более ста подстрочников. На целую книгу. У меня всегда перебор, всегда с хвостиком. Писательская норма – пять страниц в день – это явно не про меня. Кто его знает, сколько страниц, знаков выдавала в день, когда была ответсекретарём, заместителем редактора и главредом. По сути, я была редакцией в одну харю. Кем я только не была, но больше всего мне нравилось быть мужчиной. Политобозреватель Михаил Фёдоров был в тренде. Занижали оценку в моих дипломных, когда за кого-то писала, их хвалили. Когда подписывалась своим именем, читатели возмущались, мол, меня слишком много. Когда это подавалось под чужим именем, публике нравилось. А сейчас, когда важны кричащие заголовки, а внутри пусть хоть пусто, писать много – это порок.

Не пять страниц день, а пять строк, может, даже слов. Я вынуждена прерваться. Это не обет молчания, неписания. Просто Ворд решил в очередной раз подложить свинью. Или какие-то иные силы вмешались, чтоб искоренить мой врождённый порок. Лёд стал настолько тонким, а каждое лишнее слово имеет свой вес… Только вот Живой Журнал требует писать каждый день. Чтобы слепок ускользающего времени хоть так остался после нас.

Латентная деменция

И снова я в форме. Вернее, не я, а орудие труда. Догнала-таки день вчерашний, изложила по памяти пазлы… Потому в путь – назад в прошлое.

«29 января 2000 года. Посмотрела передачу у «Сарданы» с собой. Как ни странно, на этот раз сама себе понравилась. Ничего лишнего, всё по-существу. Звонил В., да не тот, а этот. И угораздило же ему назначить свидание именно сегодня и на 5-30. Смешно. Закончила печатать. Боюсь, машинка не выдержит такого напора. Половина рукописи готова. Было бы желание – горы можно свернуть».

Письмо из прошлого, когда ещё печатали на машинке. Это какой лишний труд: черновик – беловик – печатать всё это на машинке (не то нажмёшь, придётся печатать заново), желательно в нескольких экземплярах. Это отправляется заказным письмом. Дубликат оставляешь себе. Снова и снова. Это, конечно, не пером писать или молоком для конспирации, но всё же какая морока.

Из письма МД: «Кто смотрел передачу про тебя, все хвалят. Тут у нас состоялся разговор такого рода.

– Вот говорите «Давайте жить по Руфову или, как Венера!», а Руфов-то заядлый картёжник.

– Исправится.

– Это вряд ли.

– А Венера?

– Она курит.

– Может, бросит?

– Всё возможно».

Так и живём».

В это самое время продолжается Вторая чеченская. 17 января – лидер афганского движения «Талибан» мулла Мухаммед Омар сообщил о признании Чечни независимым государством. Это стало первым и единственным признанием суверенитета Чечни. А ныне Чечня – наш щит и меч, а «Талибан» – наши друзья. Это просто история, без нас. Мы просто зрители.

«Антологии, справочники ушли в печать. Что касается проведения юбилеев, никто конкретно ничего не говорит. Президент Михаил Николаев велел три юбилея (столетие якутской литературы, 200 лет со дня рождения Уваровского и 1250 лет Олонхо) отметить разом. Денег нет, в этом вся загвоздка. Но против проведения дней якутской литературы в Москве ничего не говорят. Все за, но денег нет. Сейчас всё зависит от личного решения Путина. А что решит он, не знает никто… Моисей».

Первая инаугурация Путина состоялась 7 мая 2000 года. Этого я не помню. Никто же не велел запомнить сей миг навсегда. Когда принимали в комсомол, все хором говорили нам: «Запомните этот день на всю жизнь!». Будто важнее ничего не будет. Вроде считалось, что это честь – вступать в ряды ленинского комсомола. Готовились, зубрили что-то. В итоге брали всех. А не очень-то мне и хотелось. Но куда мне без стаи – и тогда, и сейчас…

Может, дневник что подскажет? «7 мая 2000 года. Всё! Закончила курсовую. Осталось только отпечатать. Читаю «Плаху». Погода хмурая». Не густо, хоть и не пусто. Виновата погода или телевизор не работал? Изложить по памяти все пазлы прошлых лет без подсказок и шпаргалок я не в состоянии.

Ах да, это просто инаугурация. На прошедших 26 марта выборах почти 53% россиян отдали свой голос за и. о. главы государства (на этом посту Путин, напомним, находился с 31 декабря 1999 года после досрочной отставки Бориса Ельцина), который до этого момента около восьми месяцев руководил правительством страны. Среди этих 53 % была ли я? В дневнике на листе «26 марта» запись 2001-го года. Выпал год 2000-й. Факт моего участия или не участия остаётся навсегда за кадром. Ей-богу, не помню. Кстати, в этом году тоже состоялись выборы. В который раз, не помню. Инаугурация тоже 7 мая. Чуть что – у меня латентная деменция. Кое-кто обзывает старухой с необратимой деменцией, но тут же её воспалённый разум строит некую конструкцию, и начинает ревновать к своему мужу, который, простите, в сыновья мне годится…

Догнать я в силах день вчерашний, и на этом всё.

Крик души из глуши

Всё до того упростилось, что, ничего не делая, не вставая с дивана, можно совершить подвиг.

«Четыре ступеньки надо пройти – поступок, слово, мысль, чувство. Сначала научимся плохо не поступать, потом – плохо не говорить, потом – плохо не мыслить. И только потом, может быть (а может, и нет), научимся не чувствовать плохо» (Пётр Мамонов). А я с каждым днём чувствую себя всё лучше.

В своё время была уверена в том, что не только стихи – это явно не моё, в телевизоре не окажусь, но и в том, что я найду себя в стане хороших. То, что ты «хорошист» по учёбе, ни о чём не говорит. Я же переросла «хорошиста», став отличницей. При этом по поведению стоял вечный «неуд». Если я «хорошая», будем считать плохая хорошая. С червоточинкой, которую многие путали с изюминкой…

«В каждом несчастии ближнего есть всегда нечто веселящее посторонний глаз» («Бесы», Фёдор Михайлович Достоевский). Когда хоть что-то у тебя начинает получаться, кое у кого горе. Люди, обычно, такие свои заскоки мастерски скрывают. Но есть некоторые особы, которые не только не скрывают свою зависть, но и говорят об этом в лицо. В силу своей токсичности начинают капать в мозг или они с головой не дружат, не могу судить, ибо нет способности сканировать чужую черепную коробку. Капнут яду, и весь день испорчен. Но я могу отзеркалить, ответить той же монетой. Вот такая я «хорошая».

Нашла в прошлом созвучное сегодняшней цитате. «2 февраля 2000 года. Отвратительный день. После такого прекрасного начала. Есть такое сладкое слово – ненависть. Худо твоему врагу – что может быть слаще? Два урока в сумасшедшем доме. Я отказываюсь жить в таком бедламе. И там, и здесь сплошной сумасшедший дом. Когда же лето? Негде уединиться, и утешить меня некому. Такой жизни врагу не пожелаешь. Осталось-то жить, может быть, совсем чуть-чуть. Но увидеть бы перед этим кое-кого в гробу. Кто ко мне пристаёт, враг. Я становлюсь мужененавистницей. Это хорошо. А он и не мужчина вовсе, так, шишка на ровном месте. Жалко ненависть свою тратить на такое дерьмо!!!».

Крик души из глуши. О ком речь, без понятия. Кто опять приставал, почему гроб мерещился свой и чужой? Грешно, смешно, но факт, что было, ибо оно задокументировано. Вот такой «хорошей» я была 24 года назад.

Дай остыть

«3 февраля 2000 года. Осень. Дни якутской литературы в Москве. Я пролетаю. Видимо, придётся ждать 200-летия… Ненавижу мужчин, от них одни неприятности. Каждый раз, как его увижу, меня душит злоба и неприязнь. Какой омерзительный человек!».

Боже мой, какая мелочь, какая жалость. Кстати, я знаю, я вижу, что этот самый омерзительный человек читает мои посты. Ненавижу ли я его до сих пор? Что смеяться, не стоит он того. В мире есть много нелюдей похуже. А не прилетит ли мне за эту крамолу? Надеюсь, пронесёт, чай, не в Иране живём, где у женщин нет права голоса не только в том известном смысле, им запрещено подавать голос в общественных местах. Тем более, более доступной, удобной особы, как я, ещё поискать надо. Я уж точно не мужененавистница.

Помнится, во время патруля с ППС, стараясь не отставать от бравых ментов, я развлекала их байками о том, как же сильно я люблю мужчин. Мол, без них эта серая беспросветность обнулила бы меня, бедную. От скуки чего только не придумаешь. «Я так счастлива работать в милиции. Вокруг одни мужчины – какое счастье!». Наши мальчики не в шоке. Они уже успели привыкнуть к моим словесным заскокам. Хотя я в тот день так выразилась, чтоб позлить только одного мужчину, чьи злые круглые глаза блестели через стекляшку дежурки…

Шёл год 2000-й. Високосный. Война в телевизоре. Но я же в то время книжки читала, билеты зубрила, детям мозги пудрила, пытаясь впихнуть туда всю смесь мировой культуры, сочетая несочетаемое. 6 февраля 2000 года в ходе второй чеченской войны завершился штурм Грозного российскими войсками. Столица Чеченской Республики была освобождена от незаконных вооружённых отрядов чеченских сепаратистов и исламистов.

Помнится, у меня ещё стих был про город Грозный. Про любовь в руинах, ибо у меня был кратковременный «роман» с однокурсником, наполовину чеченцем. Странный «роман», учитывая то, что тогда чеченцами детей пугали, а не героями называли. Но для меня, видать, мужская половина населения была одной единой нацией. Есть женщины, скучающие в селениях, и мужчины, охотящиеся на них. И без разницы – наполовину ли он чеченец, представитель ли титульной нации, араб ли, готовый любить вечно за чаевые, бедуин ли с верблюдом в пустыне, индус ли, пожирающий только глазами, вьет ли, рискнувший ворваться в твой номер, надеясь, что дама клюнет, ибо они одного возраста. Дальше – до бесконечности. Их можно оптом ненавидеть, или терпеть до поры, до времени, или любить всех до единого.

Все мы люди, с той лишь разницей, что одни мужчины, другие женщины. У кого-то голова забита религиозными догмами, у других всё мирское – табу, а третьи – без тормозов, без царя в голове и Бога в душе. Кто в пустыне с ума сходит, кто в тундре тоскует. Все мы созданы или по образу и подобию Бога, или конечный продукт неудачного эксперимента, то есть, эволюции. Есть мужчины и женщины, люди и нелюди, хорошие и не очень, или от дьявола, лукавого. Просто так получилось – мы все здесь и сейчас, и больше никогда. Потому надо до смерти усраться, биться за место под солнцем, которое никому не принадлежит. Так было и так будет. Потому ненавидеть это «НОРМ». Только вот с годами и ненавидеть-то некого… Ненавидеть – это так просто, банально, обыденно и стайно. Как говорил Лопе де Вега: «Нас оскорбляют безучастием». Любовь и ненависть подразумевают страсть. Страсть – это суета, требующая и времени, и денег. А нам ещё выживать, по головам ходить, выныривать, выдёргивать после из тины остальных, в воздухе переобуваться, оправдываться, отмазываться. Потому суету дня внимай ты равнодушно, береги себя для будущих сражений.

И всё то, что в моменте кажется трагедией века, по истечении времени окажется обыкновенным пуком. Или же то, что казалось мелочью, просто суетой, если смотреть в контексте тех реалий, было частью чего-то важного, глобального. Дай остыть – событию, чувству – и пазл впишется туда, куда надо…

В зародыше

Говорят, есть стихи, которые не вытаскивают прямо из гроба, но могут вывести из депрессии. У меня нет депрессии, я даже толком не знаю, что это такое. До недавних пор думала, что у всех суровых северных женщин так. Оказалось, есть исключения.

По мне, стихи – это выжимки той самой скрытой депрессии. Печаль, превращённая в слова, уже не совсем печаль. Вот так из любой трагедии, даже просто из банальной неприятности можно выжать выгоду. Потому поэт – сам себе психотерапевт.

Меланхолия юности вскоре переросла в беспричинную грусть, которую ума хватило превратить в стишки. Настоящие же поэты гадали, откуда у такой молодой особы вселенская грусть. Некоторые склонны были думать, что в моих стихах, написанных так рано, есть некая философия. Тот же Моисей Ефимов, народный поэт Якутии, внушал мне, что я чуть ли не медиум. Иногда после тех самых трёх рюмок даже проговаривался, что я, может быть, даже гений. Странно, что не спилась от осознания своей «особенности», не взрастила себе гордыню. Зато собственная мать с детства внушала мне, что я заурядная, что нечего мечтать о чём-либо. Если что-то и получалось у меня, считалось, что это случайность, нечего нос задирать. Мужчины вьются вокруг меня? Так ты доступна, потому и лезут. Потому в молодые и более зрелые годы, когда принято дружить с зеркалом, я видела только изъяны. Если и были комплименты, значит, что-то от тебя хотят, врут. Только недавно мне родственница рассказала, что мама моя всю жизнь гордилась мной, считала особенной. Претензии на тот свет не принимают. Родственница помнит маму молодой. Ей жаль, что я не унаследовала её красоту. Как и её характер, голос дивный. Зато претензии предъявляет зёма: «Все женщины с годами становятся матёрее, а молодой ты была красавицей». Когда я была молодой, его и в планах не было, или под столом бегал. Какие могут быть у него ко мне претензии? Мамино воспитание пошло мне на пользу – аналогии Моисея с гением не проходили сквозь фильтр моего сознания. Тем более, если получалось выпить больше трёх рюмок, он склонен был считать гением не только Сталина, но и Гитлера.

Хотя я верю, что иногда поэт зрит в корень. Приоткрывается некая завеса на миг… Не по заказу, вдруг. Дуновение вдохновения можно словить раз и, может, больше никогда. Но чтоб словить, важно не пропустить, идти к столу, как к станку, как выражалась Марина Цветаева. Вот откуда стремление писать каждый день. На авось. У гениев, наверное, портал открыт всегда. Или приоткрывается по приказу, когда тот соизволит похмелиться…

«Никому не подражай, никого не слушай, пиши, как сердце велит, как только тебе хочется. И точка! Я уверен, что у тебя особенный талант. Как любит говорить Раиса Сарби, так мне говорят из Космоса. Получив, наконец, от тебя письмо, отмечаю сие событие той плоской бутылочкой коньяка. Сейчас буду звонить кое-кому на «космическую» тему. О чём речь, расскажу при встрече. Могу даже познакомить с ним. Моисей».

Он много говорил о Раисе Сарби. Раиса Васильевна Сарби (Бородкина) – советская и российская чувашская поэтесса, прозаик, драматург, переводчик; член Союза писателей СССР (1981) и литературного фонда СССР (1983). Народный поэт Чувашии. Может, Моисей в этом письме имел в виду её, а не его. В якутском языке нет разделения на «он» и «она». Он со многими был на «ты», в том числе, с шаманами, экстрасенсами. Хотел, чтобы и я с ними общалась. Я же категорически отказывалась. И он втихаря просил их «сканировать» меня на расстоянии. Никто из этих ясновидящих не открыл глаза бедному поэту, насколько глубоко он заблуждается. Не сказал ему в своё время, что я волк в овечьей шкуре. Говорили ему то, что он сам хотел. Или я сама себя настолько не знала и не знаю? Или не так уж ясно они всё «видели»? Иметь в себе такой дар – это то ещё удовольствие. Видеть людей насквозь, всю чужую гнилую суть, знать все пороки в зародыше, читать мысли, если они есть – уж, увольте.

О Сарби он говорил часто. Какая была между ними связь – космическая, кармическая или просто творческая, не знаю. Недавно перевела на чувашский язык «Катюшу». Чувашские женщины, жёны, матери, сёстры всем сердцем переживают за наших бойцов, участников спецоперации. Переживают и гордятся их мужеством, стойкостью, верностью заветам нашей великой родины – России. Раиса Васильевна, как активная участница комитета «Чувашская женщина» Национального конгресса, включилась с большую работу по организации помощи бойцам СВО. Регулярно женщины собирают посылки с необходимыми для ребят-земляков продуктами и тёплыми вещами, вместе они вяжут шерстяные носки, жилеты, готовят ароматные чаи. Чтобы перевести «Катюшу» на чувашский язык Раисе Васильевне понадобилось минут 20 – так созвучны были стихи Михаила Исаковского её душе, так легко легли чувашские слова на мелодию Матвея Блантера. Раиса Сарби записала видеообращение к бойцам спецоперации, прочитала для них своё стихотворение «Российским солдатам»: «Утром, днём и ночною порой с вами я – всей своею душой! С вами – милой России сыны!». Благодаря проекту «Народного фронта» «Стихи и песни о СВО» видеоклип с прозвучавшими стихами Раисы Сарби на русском и чувашском языкам с благодарностью посмотрели сотни участников спецоперации. «Мне было важно сказать, как мы все гордимся нашими защитниками и мысленно проходим все трудности и испытания вместе с ними. Я написала целый цикл стихов, посвящённый нашим ребятам, очень хочу всем сердцем их поддержать. Как может поэт передать свою боль, свои переживания? Конечно, через стихи! Своими стихотворными строчками я передаю свою материнскую любовь, наше трепетное ожидание и нашу общую благодарность. От всей души желаю ребятам мужества и крепости духа», – говорит Раиса Сарби.

Так она в теме! Можно Космос с вполне земными темами сочетать. Или она полностью переключилась на земное, сиюминутное? Портал закрылся, иссяк источник. Или Моисей также и в ней заблуждался? Поэт зрит в корень, так тому и быть. Можно и без Космоса вполне себе творить.

А я в том далёком 2000-м году, пока Моисей Ефимов общался с Космосом, была занята очень уж земными делами: «День прошёл почти впустую. Отправила смешное письмо Моисею. Он же просит, чтоб я писала чаще. Пусть читает на здоровье. Меня тревожит моё состояние. Если же мне мало осталось жить, к чему всё это? А завтра дискотека. Хочется, ах, как хочется! Да вряд ли». «За себя я рада. К счастью, я не замужем. Семейная жизнь – это жизнь в состоянии войны… «День – как взбесившийся барометр. Чуть не зарылась в песок, да благоразумие взяло вверх».

Февраль 2000 года. День сурка. Это иногда лучше, чем руководствоваться взбесившимся барометром. Не настало ещё время, когда я превращусь в взбесившегося принтера. Всё хорошо. Нет ещё порыва – достать чернил и плакать. Всё зло, весь ужас бытия только в зародыше. И никто же не разглядел его ни в ком и ни в чём. Космос – это всего лишь холод пустоты, вечное безмолвие, а гении – аномалия эволюции. Проводники – ушлые умники, умеющие заставить всё вокруг работать на себя.

В феврале 2000 года шла Вторая чеченская, которая в моих записях полностью отсутствует. Как будто не гибли где-то в Грозном наши мальчики. Хотя в феврале город полностью перешёл под контроль российских сил. Город полностью перешёл под контроль федеральных сил 6 февраля 2000 года, когда были ликвидированы последние очаги сопротивления в Заводском районе. В тот же день о водружении военнослужащими российского флага над одним из административных зданий Грозного рассказал журналистам и.о. президента РФ Владимир Путин. в 2000 году город удалось освободить «с минимальными потерями личного состава». Правда, от города практически ничего не осталось – во время боёв большинство зданий было уничтожено. В свою очередь, Масхадов назвал сдачу Грозного «временным стратегическим манёвром». Успешный штурм стал переломным моментом в ходе восстановления на территории Чечни законной власти и сильнейшим ударом по режиму чеченских сепаратистов.

«…Я тыщу планов отложу

На завтра: ничего не поздно.

Мой гроб ещё шумит в лесу.

Он – дерево. Он нянчит гнезда…» (Франтишек Грубин).

Считается, что этот отрывок стихотворения чешского писателя вывозит из любого состояния. Замечу только, это, если повезёт, что будет он – гроб. Может, дереву нянчить некого – гнездо разрушено или птенцов нет. Или дерево превратилось в пепел, как и само мироздание.

Всё прозрачно, но не всё так однозначно

Шёл год 2000-й. Давно прошёл парад суверенитетов. Гарант сего Ельцин не у дел. Но в Якутии всё пучком. Вот что выдал искусственный интеллект о делах насущных в алмазной республике за первый год нового века: «Проведены крупные мероприятия в связи с 55-летием Победы в Великой Отечественной войне, 10-летием Суверенитета Республики Саха (Якутия), 100-летием якутской литературы, II Международными спортивными играми «Дети Азии», Годом детства и детского спорта».

Вы только вдумайтесь: интеллект искусственный! Можно докторскую писать, лёжа на диване, стать автором бестселлера, не отходя от кассы. Самому даже гуглить не нужно, за тебя сделает искусственный интеллект. Порой он выдает стихи собственного сочинения, которые лучше по форме и содержанию многих поэтов смутного времени.

В 2000-м я судорожно дописывала свою единственную поэму то в соседнем пустующем доме или в коровнике, несмотря на осенние холода. Коровы не мешали выстраивать в уме сложные стихотворные конструкции, которые даже по истечении 24 лет не вписываются в стройный ряд якутского стихосложения. Стихи – не в национальной манере, проза – слишком сложно, не для среднего ума, «так не принято». Многие, в том числе наш босс Моисей Ефимов, говорили, мол, я безнадёжно опередила своё время, немного рано родилась. Я бы рада оказаться в далёком будущем, но родить обратно мама бы не смогла. Оказавшись в прекрасной России будущего, о которой грезили в 2000-м, обнаружила себя слишком старой, старомодной. Стиль и манеры, которые шокировали почтенную публику в начале века, не вписываются в реалии эпохи модерна, рассвет которого мы в своей обособленной среде национальной литературы благополучно пропустили. Поезд ушёл – модерн пришёлся не ко двору. Один интеллект искусственный продолжает творить в вольном стиле и ему за это ничего не прилетит.

А в начале века мы, по крайней мере, в своих письмах были немного вольнодумцами. Не знаю, о чём и как говорил тет-а-тет с тем же первым президентом Республики Саха Михаилом Ефимовичем Николаевым, Моисей Дмитриевич Ефимов, со мной наедине, да и со своими друзьями-писателями был вполне откровенен, говорил прямо, без опаски. А в письмах много было даже исповедального. Хотя он, наверное, предполагал, что эти письма станут посланием в будущее. Он был себе на уме. Дневников не вёл. Есть стихи, а он писал их всегда, в них вся жизнь, а что за кадром, между строк, из какого «сора» они плелись, нам знать необязательно.

«12 октября 2000 года. Президент обещал принять меня, да вечно у него времени нет. Надеюсь, на днях всё же встретимся. В Москве (Путин), в Хабаровске (Путиловский) не поддерживают наш суверенитет. Нет больше у Михаила Ефимовича возможности решать вопросы самостоятельно, как бы сам ни хотел. Вот и весь суверенитет. 17 октября сюда приезжает Путиловский. Начнётся та ещё суета…».

«13 ноября 2000 года. Я 24-28 октября был в Москве. Участвовал в работе исполкома нашего союза. Встретил писателей, с которыми на «ты» ещё с юности. Что нового в союзе – это то, что усиливается шовинизм русских. Хотят смести с поста председателя Тимура Пулатова. Мы, представители национальных республик, пытались за него заступиться».

А я в это время учила французский. Может, что и писала, благо БЫТ не перекрывал мне кислород. Вдохновение не терпит суеты, но его ещё можно поймать: хоть в коровнике, хоть в заброшенном доме. Это не то же самое, когда обязанности кухарки заставляют менять приоритеты.

Тот же быт, вернее, просто будничное, земное присутствует и в письмах народного поэта. «Сегодня 60 лет печальной даты начала Великой отечественной. Семён Руфов с женой месяц пролежали в больнице. Рафаэль, став народным поэтом, тоже в больнице. В октябре планируем провести съезд. В то же самое время будет 75-летний юбилей издательства «Бичик». Твою книгу включили в план. Ты не беспокойся об объёме книги, там видно будет, главное – качество. Наташа Михалёва здесь на радио работает. Иногда приходит. Хочу взять отпуск, уединиться в Доме творчества. Купил тебе краску для волос. Лучше бы тёмно-коричневый цвет. А этот «рубин», сказали, красный. Здесь, увидев одну актрису с красными волосами, представив тебя с такими же волосами, немного опечалился».

Помню, приехав на очередной съезд писателей, кардинально поменяла себе цвет волос. Один из моих начальников в отделе внутренних дел встретил меня со словами: «В новостях показали ваш съезд. Мельком увидев блондинистую особу, я подумал – только бы не Венера, оказалось, что это ты». Идут года, я становлюсь всё более «блондинистей» по естественным причинам. А тот начальник всё тот же – намного старше, но бодрячком и до сих пор в теме. Обласкан властью, служит власти. При нём начали всю милицейскую картотеку в компьютер заносить. Компьютеры были только у начальства, а меня заставляли печатать на старой обычной машинке. Теперь умная камера засекает нарушителей ПДД, искусственный интеллект вычисляет преступников, идентифицируя по цвету глаз, а мобильные телефоны выдают их с потрохами. Да и «преступники» интеллигентнее.

Всё прозрачно. Ещё немного и думать станет лишне. А вдруг подумаешь не о том. Или в том смысле, что за тебя будет думать чужой интеллект. А я, как дура, после работы бежала в республиканскую научную библиотеку, чтобы из одной книги по высшей математике выцарапать хоть одну цитату для моей научной фантастики. Приятнее было листать для этого книги по астрономии, геологии, археологии. Сейчас всё это делается одним кликом за одну секунду…

Всё прозрачно, но не всё так однозначно, есть нюансы. Остаются ещё области, где всё также призрачно, и слава богу.

Домашний оппозиционер, госдеповский горох и оранжевый холодильник

В продолжение «космической» темы. «Вчера к нам заходил Андрей Кривошапкин. Он рассказал о том, как созданное при газете «Глас Туймады» общество «Хосун» 60 человек «сделало» шаманами. Из Москвы пригласили отставного полковника КГБ, который в своё время учил шпионов, и он за три тысячи обучал людей искусству шаманизма. Андрей говорит, что после этого ты видишь людей насквозь. Я потом спрашиваю у Лазаря Афанасьева: «Тебя тоже шаманизму учили?». На что он: «Там, в основном, картёжники учились, чтобы видеть, какие карты у соперников, но безуспешно». Это общество раздаёт «звания» посвящённым. Есть теперь Бабый-хосун (Василий Босяк), Уххан-хосун (Иван Николаев-Уххан), Тэрис-хосун (Лазарь Афанасьев). Я спрашиваю у редактора газеты Джурантая, мол, тоже «хосуном» стал или как, на что он: «Тебя тоже «хосуном» собираемся сделать».

Помнится, вся страна бредила то Кашпировским, то Чумаком. Но, как правило, к нам в Якутию всё новомодное приходит с опозданием. Даже революция, гражданская война не торопились стучаться к нам. Телевизор стёр барьеры между нами и материком, «Большой землей». В некоторых вещах мы иногда впереди планеты всей, и это не всегда хорошо. Но надо заметить, в письмах Моисей Ефимов признаётся, что телевизор не смотрит, от слова совсем. Поэт зрит в корень, у него в голове свой собственный телевизор. Ну, у некоторых встроенный, работающий в унисон с общим.

«Хосуны» ли виноваты или сама суровая северная природа щедра на таланты, с тех пор шаманов, ясновидящих, экстрасенсов столько развелось, что даже боязно – а вдруг не о том подумаю, и они вычислят? Потому лучше продолжить тему о трёх рюмках.

«Позавчера был на юбилее Никиты Соломонова. Послезавтра у Коли Курилова 50-летие. У меня норма – одна рюмка и домой. Жена болеет. Начинается предвыборная суета… Василий Сивцев собирает подписи в пользу Басыгысова. У нас Семён Руфов, Василий Сивцев бросили пить. Из пьющих остались только я да Чукар – говорю ребятам. Те говорят: «Тебе можно пить, две-три рюмки никому не повредят. А Чукару надо запретить пить совсем, а то газету свою невпопад делает». Вот такая суета и это есть жизнь».

1999 год, не 2000-й. Выборы не глобальные, а местечковые. Повторные выборы депутата Госсобрания республики. Выборы – хлебная пора для журов. Писателям, обычно, плюшки не достаются. Их привлекают или на общественных началах или они кому по дружбе помогают. Обычно ставят подписи под коллективным письмом в пользу того или иного кандидата.

«24 февраля 2000 года. Маме дали американскую гуманитарную помощь». Так вроде голодные девяностые давно прошли, а Америка всё помогала? Я помню госдеповский горох, ибо его было много. Видать, все пайки съедались, а горох оставался. Якут траву не ест, потому позже его отдали курам. Никто же не отказывался от халявы, не боялся даров англосаксов. Папа был всегда системным, партийным, а «Голос Америки» дома слушал. И это было в порядке вещей. Позже стал домашним оппозиционером. Ругал Ельцина, затем Горбачёва, обвиняя их в развале СССР. Путина с первой минуты возненавидел. Ему за это ничего не будет, ибо он уже в другой реальности.

Отец ждал, свято верил, что совок вернётся. Он умер в последний день лета 2022 года. В силу своей деменции так и не понял, что не зря ждал, надеялся и верил. Хотя он телевизор до последнего смотрел. Однажды спросил: «А что это всё время военных показывают? У нас что война?». Я бы ответила: «Нет никакой войны. Это просто операция», да что-то промолчала. Он бы всё равно не понял.

«26 февраля 2000 года. Никогда себе не прощу то, что вчера сделала. Жирные клопы, несовершеннолетки и т.д. Купила шампанское и апельсины. Завтра мини-презентация. Рыбку хотела пригласить, но не хватило смелости. Что-то я стала совсем заторможенной. Мама с папой пошли к Иннокентию Никитичу. У него какой-то целитель». Какой-то сюр, абсурд, клопов с апельсинами в одну кучу и понимай, как хочешь. Что тут закодировано? Наверняка, какая-то чушь, раз не помню. Что в моменте ВАЖНО, тут же бракуется и отправляется в корзину, ибо уже неважно. А мне сейчас важнее не тыкать в пустоту в поисках несуществующего ключа к нашему настоящему, а пойти вылить прокисший суп из восьмилитровой кастрюли-нержавейки, о которой столько мечтала, и подумать о том, чем же мне наполнить новый оранжевый холодильник, о котором даже не мечтала.

Фантом Ленина нервно курит в сторонке

Семь утра, а сосуд уже наполовину пуст. Это МОЁ уже не в приоритете, ибо прошлое с приветом или до того засекречено, что лень расшифровывать каждую строку, а то и слово.

Не лень следовать за мыслью, не признающей преград, блуждающей не в дебрях позорного во многих отношениях прошлого, в поисках несуществующего ключа к пониманию дня сегодняшнего, а балансирующей между правдой, с которой приключилась очередная беда, и полуправдой, которая всё же лучше, чем откровенная ложь. И эту мысль, ускользающую тут же в область бессознательного, не поймаешь, не поймёшь, если сразу не зарезервируешь словами, что окажется в синей папке в сундуке, закопанном в саду. Каким бы ни было наше время в канун чего-то, о чём боишься даже думать, имеет право быть запротоколированным. Чтобы не упустить важного среди всего неважного, а думать, искать смыслы, скрытые течения будем потом. Если не мы, то другие. Те, кто ужаснётся всему содеянному. И, дай бог, найдутся в изнанке бытия проблески здравомыслия, иначе вся жизнь коту под хвост.

Мы есть, мы были и, может быть, даже будем. А пока главное – за кадром, важное – между строк. В сухом остатке – немая истерзанная правда, застрявшая в глотке комом. Чтобы проглотить, если что, как вычисленную закладку, недокуренную сигарету в совковом детстве, ибо не пойман – не вор.

Виртуальный сей дневник конкурирует с бумажным. Фантом дедушки Ленина нервно курит в сторонке. По тонкому льду ходить чревато. Не лучше ли выбрать командировку в своё время, где не менее интересно, чем в полузабытом прошлом?

«6 марта 2000 года. Вчера с Семёном Руфовым ходили в Госсобрание, чтобы те замолвили слово о стипендии писателям. Николай Соломов обещал сделать смету и направить в Минфин. Только я боюсь, могут ко многим придраться, мол, почему не работают. Надо тебе справку сделать, что не можешь работать по состоянию здоровья. Некоторые смеются: «Чтобы угодить президенту Николаеву, верите ему на слово»». Припоминаю, было дело. Моисей ещё заблуждался в том, что запись «творческая деятельность» в трудовой книжке гарантирует, что год-два простоя засчитывается в стаж. Так было в дремучее советское время. Многие якутские именитые писатели позволяли себе не работать, заниматься только писательством. На гонорары за книги, изданные многочисленными тиражами, можно было год жить и ни о чём не тужить. У них ещё жёны были под боком. Пиши – не хочу. Я же тоже хотела так, за что поплатилась позже, когда выходила на пенсию. Готова была терпеть безденежье (какие гонорары, приближалось время, когда за издание своих книг требовалось самому платить), лишь бы не работать. Да и от быта была частично освобождена. Счастливое было время – 90-е и начало нулевых.

Хотела взять «творческий отпуск» от творчества без содержания, да тут строки из письма того же Моисея Дмитриевича заставили задуматься, а надо ли отвлекаться на сиюминутное, хлебное, по сути, не нужное. «Сегодня прочёл твой рассказ, который не вошёл в сборник. Ты меня в очередной раз удивила! Ты и сама не знаешь свой скрытый потенциал, и другие не знают. Ты – таинственный человек! Так верно описала состояние транса… Ты – писатель со своим новаторским почерком. Могла бы внести нечто новое в якутскую прозу. Могла бы найти такой сюжет, чтобы начать иную прозу. У тебя есть не только знание языка, но и чувство слова, которое отсутствует у многих наших коллег. У некоторых даже после того, как сто раз отредактируешь, не слепишь ничего путного. Это я говорю, не для того, чтобы тебе как-то угодить. Впрочем, ты об этом знаешь. Это я говорю совершенно искренне. Ты для меня – загадка. Отправляю статью Божедонова-Сырдыка. Прочти для интереса. Я считаю, что у истоков любой религии лежит шарлатанство. И в христианстве так же – воскрешение умершего Христа… Я не соглашался с Суоруном Омоллоном, когда он говорил, что христианство – это цивилизованная религия. Тогда он, смеясь, хлопал по плечу со словами: «Ты в это не вмешивайся, будь выше, сам по себе». Сегодня утром я три письма написал. Троим писателям, в талантливости которых нет сомнения: Васе Дедюкину, Сабарай Илгэ и тебе».

Ёшкин кот, и это всё обо мне? Даже не верится. А я зарыла свой талант в собственном саду… И намерена слагать песнь про весёлую вдову.

И где-то родится второй Пушкин…

В детстве нам морочили голову неким светлым будущим. Оно непременно наступит, а иначе зачем, мол, всё это. Вот мы его догнали, но горизонт имеет свойство отодвигаться. По сути, вся наша жизнь – это бег на месте. Зачем суетиться, если оно наступит в равной степени для всех?

В коммунизм мало кто верил, но в то, что будет прорыв, рывок вперёд, в Космос, например, надеялись. И где это всё? Хотя фантасты оказались большими реалистами, прорыва нет и не предвидится. То, что под силу Илону Маску, простому смертному и во сне не предвидится. Будем надеяться, что истинные пионеры в науке заняты делом. В отличие от всех они не пиарятся. Без Бога в душе и царя в голове, вдали от этой всей возни, им легче думается. Область вечной Тьмы не терпит суеты. Эмоции, грёзы и ложные надежды ничто перед лицом Бесконечности. Хотя всё больше учёных склонны считать, что всё, по сути, конечно. Само Время, Пространство когда-то исчезнут, что говорить о нас, даже не о нас, как о биологическом мусоре, а о бренной, а не бессмертной душе. Есть всего одна наночастица надежды на то, что хоть что-то от нас останется. В виде налёта, намёка внутри сжавшейся до микрона когда-то бесконечной Вселенной. Наше реальное будущее – оказаться внутри очередной чёрной дыры. Это космическая консервация, конец всего: и Времени, и Пространства. Время останавливается, застывает не только при немыслимых скоростях, оно обнуляется при полном отсутствии Пространства. Но беда в том, что эти же учёные подозревают, что и чёрные дыры излучают некую энергию. Не значит ли это, что со временем наступит ПОЛНОЕ ЗЕРО?

Знание – сила. Без ложной веры и несбыточных надежд иметь мужество говорить правду и смотреть в будущее широко открытыми глазами. Тут даже не знаешь, кто больше герой – аскет, отшельник, сто лет медитировавший в пещере вдали от мирской суеты или атеист, живущий полной жизнью, будучи уверенным в тщете бытия? Это знание должно отрезвлять блаженных, у кого в запасе целая вечность. Оно ещё и опасно – убирает пугалки для нелюдей. Хотя религиозный фанат, от имени всевышнего наступающий на горло мира, и алчный, ненасытный изверг, убивающий себе подобных, ибо уверен в полной безнаказанности ни при жизни, ни после – в равной степени опасны.

Мы не стали свидетелями чего-то грандиозного, второго Гагарина не дождались. Но прорыв есть – не вперёд в звёздные дали, в макрокосмос, а назад, то есть в глубь, в ядро микрокосмоса. Именно в малом, в миниатюре все тайны материи. Скоро, очень скоро услышим их имена – истинных героев, кем можно гордиться во все времена. Молодые и дерзкие, свободные и смелые, которым не помеха вся наша возня. Ибо их труд во благо всего человечества. И где-то родится второй Пушкин, чтоб вновь воскликнуть:

«О, сколько нам открытий чудных

Готовят просвещенья дух!

И опыт, сын ошибок трудных,

И гений, парадоксов друг,

И случай, бог изобретатель».

Да будет так!

Смирись и пой, чтоб перебить вой

Как бы я ни хаяла поэзию, пытаясь дистанцироваться от всего этого, искренне обижаясь, что некоторые до сих пор обзывают меня поэтессой, всё же признаю тот факт, что в этом что-то есть. Я склонна верить на слово больше поэтам, чем не поэтам. Ибо поэт зрит в корень. Он видит поверх голов, и, вглядываясь в ускользающую даль, вслушиваясь в тишину иль в себя, улавливает некие знаки, из чего строит странные образы, которые будоражат душу. Может, это и есть тот случай, когда душа поёт. На что откликается душа, запертая в чужом теле, у которой нет возможности выразить словами ощущения. Есть слова, обращённые прямо в душу, сквозь сон бытия. Тот, кто по наитию ли, иль кто водит его рукой, находит нужные слова, чтоб слепить некий образ, стараясь повторить смутные очертания, которые на долю секунды показались воочию, поэт, как говорится, от Бога. Как правило, выдаётся разовый пропуск в ту область бессознательного, откуда черпают НЕЧТО. Кто слепит ЧТО-ТО из того, что успел набрать, будет считаться мастером на час. И не более. По крайней мере, в поэзии так. Нет более неуверенного, неустойчивого, тревожного создания, чем истинный поэт. Ибо он, как никто другой понимает, что Вдохновение – это, как муж на час. Ублажит тебя сегодня и ускользнёт к другой/другому. Смирись и пой, пока поётся. Мне не поётся, но я не страдаю. Просто вот подумала, поэтам проще. Чем спотыкаться о каждое слово, лучше эти слова выстраивать в таком порядке, запутать такими витиеватыми образами, что мозг сломают, прежде, чем поймут.

Это не всегда котики, описательные опусы. Если честно, об этом мне говорить-то не с кем, как и о многом другом. Повезёт, назовут дурой, которая ещё из себя что-то строит. Я и не обижаюсь, это самая удобная маска во все времена. Только вот эта моя привилегия перестает приносить дивиденды. Конкурентов слишком много… Вот что примерно чувствует душа, замурованная в теле. Она есть, только её никто не видит.

Одна поэтесса, которая в конце 2021 года намекнула всем о том, что нас ждёт в 2022-м, недавно отказалась общаться на «серьёзные» темы, ибо всё это надолго, что будет ещё горячей. Потому пишет только о котиках и пирогах собственного приготовления. Она – поэт-песенник, автор слов известных песен, которые исполняют многие именитые, порою оказывающиеся не за той дверью. Всё же писать стихи можно и в лихие времена, так искажая суть, пряча глубинный смысл даже за котиками. Мастер, у которого каждое слово – это символ, образ, может так виртуально манипулировать публикой, что никто и не поймёт, что одурачен в очередной раз. Хотя вот о котиках, как и о собаках, нужно быть осторожнее, а то не так поймут или так вывернут слова, что поймут, как раз так, как надо им. Мне это не грозит, я котиков как-то не очень. Горький у меня опыт общения с ними.

Один будил меня в пять утра, чтоб дали ему скорей целого карася. За зиму два больших мешка этой рыбы съел, и ему было всё мало. Он и не мой был вовсе. Выпросила в типографии ничейного рыжего котяру, чтобы утешить мать, которая горевала по рыжей кошке, доставшейся в наследство от любимой внучки. Подмена котом кошки особого восторга не вызвало. Его терпели, и не более. Подмену не заметили в ветеринарке. По чужому паспорту, где Степашка не он, а она, рыжему коту сделали прививку. Матери не стало, кот мне надоел, да и не прокормить было мне его, слишком много просил, отправили нарочным обратно в типографию. Но объект не прибыл в пункт назначения, сбежал. Типографские, не на шутку рассердившись, направились на поиски и нашли. Кот успел отморозить ухо и кончик хвоста. Могли бы меня привлечь по статье за жестокое обращение с животными, но пронесло. Говорят, он умер. Надеюсь, не проклиная персонально меня, ибо в его жизни хватало и других негодяев, предателей на двух ножках. Он был настоящим котом, не квадробером каким-то, если что.