Космическая оранжерея Лиги Содружества

Космическая оранжерея и уход за ней

Под восходящим светом своей дневной звезды – желтого карлика на окраине Млечного Пути – город Арильфис встречал новый день, который обещал быть таким же радостным и приятным для его жителей, как и многие, многие дни ранее, складывающиеся в годы и столетия.

Одноименная планета была четвертой по счету от своего солнца. Гигантский город занимал большую ее часть – весь северный материк и прилегающие острова. Огромный, комфортный для всех обитателей, абсолютно безопасный, предельно технологичный – никому из исторических предков трех разумных видов, населявших его, не снился на планетах происхождения такой уровень жизни. Невидимый создатель города был в этом совершенно уверен, и недалек от истины.

Три расы существ, которым Арильфис служил домом, отлично совпадали по биологическим характеристикам, дышали кислородом и прекрасно сосуществовали друг с другом. И находились под неусыпной защитой и заботой государства, внимательно контролирующего жизнь и благополучие каждого гражданина.

Всего же обитаемых планет в Лиге Содружества было несколько десятков – их количество все время росло. Все очень разные по своим условиям, и каждый из городов на этих планетах населяли строго определенные виды, для которых эти условия являлись приемлемыми. В силу больших расстояний, а также строгого контроля за любыми перемещениями, граждане слишком отличных друг от друга видов, несовместимых в условиях близкого контакта, никогда не пересекались. Они знали о существовании друг друга из масс-медиа, но не имели повода встречаться, и возможности тоже, за редким исключением. Все разумные расы жили, как экзотические цветы, каждый в своей теплице, составленные в композицию искусным садовником, в полном соответствии с его замыслом.

Какую бы форму жизни граждане Лиги собой не представляли, все они были одинаково ценны. «Сила. Стабильность. Справедливость» – гласил один из популярных государственных слоганов и лозунг Галактического Патруля Лиги Содружества. Все с детства заучивали, что эти три ценности неразрывно связаны: сила проистекала из продуманной устойчивости общественной системы, стабильность опиралась на силу, и с ее помощью, распространяя свое влияние в просторах космоса, дарила надежду на лучшее цивилизованное будущее тем народам, которые пока еще оставались за пределами Лиги, но получали шанс стать ее частью. Справедливость же царила над всем, заключая вселенную в свои теплые и заботливые объятия.

Административных зданий Галактического Патруля Лиги Содружества на Арильфисе (как и на многих других планетах) было четыре, по географическим окраинам города. Наземная база на северной окраине высилась в отдалении от жилых кварталов – серой громадиной, похожей на цельную сформованную каменную глыбу. Несмотря на грубоватый вид, многоуровневое очень высокое здание было более технологично, чем большинство городских построек, поскольку размещало сразу все подразделения – и управляющие офисы, и казармы, и посадочные доки со стоянками воздушных и космических судов. Внутри здание имело тот же минималистичный стиль, что и снаружи – лабиринт узких светло-серых коридоров, без каких-либо украшений, только в некоторых местах виднелась эмблема Патруля с девизом «Сила. Стабильность. Справедливость», оплетающим изображенный на эмблеме старомодный щит (такое вооружение давно уже не использовалось), с россыпью то ли звезд, то ли планет. Надпись была сделана на универсальном языке Лиги – разработанном, исходя из речевых особенностей разных видов, и максимально приспособленном, чтобы существа с любыми анатомическими нюансами могли на нем общаться.

Коридоры по большей части пустовали. Как и на всех планетах Лиги, помещений было так много, как будто их строили с запасом на скорый прирост населения, который почему-то все откладывался. Учитывая, что за численность жителей и строительство городов отвечал один и тот же исполинский разум, вероятно, он имел какие-то свои соображения на этот счет, но ни с кем ими не делился.

Высокий темноволосый офицер в фиолетовой форме, идеально сидящей на красивой развитой фигуре, шагал по одному из таких пустынных коридоров. Комбинезон глубокого темного цвета со светлым отблеском, из плотной термоизолирующей ткани, и высокие ботинки, составлявшие стандартную форму летчиков Патруля, были достаточно удобны и практичны, чтобы носить их постоянно. Оружие все патрульные всегда имели при себе, поэтому массивный бластер, также стандартной модели, привычно давил на грудь с левой стороны, прочно закрепленный в надетой поверх комбинезона кобуре. Прямо сейчас никаких заданий не было, и, как обычно утром, офицер направлялся из своей спальни в столовую.

Но в середине пути ожили вживленные в уши наушники.

– Тревога. Капитан, направляйтесь в док 15-21, – безэмоционально сообщил приятный женский голос.

Офицер остановился, взглянул на локацию на крупном, в половину предплечья, многофункциональном браслете, развернулся и побежал по обратно, на пересечениях коридоров сверяясь с направлением по браслету, указывавшему путь.

Система направила его в док 15, потому что тот был, безусловно, ближайшим. Но дорогу он не знал, ему пока не приходилось там бывать. На этой базе он жил недавно; патрульные проводили больше времени в космосе, чем на планете, поэтому он не успел здесь как следует изучить все, и перемещения в новые места требовали подсказок.

Как и остальные базы, северная, громадная, насчитывала сотни терминалов для различных аппаратов, летающих как в пределах атмосферы, так и вне ее. При вызове не сообщалось, куда именно будет миссия, но патрульные были всегда готовы к заданию абсолютно любой сложности и длительности.

На пути к доку офицер минул множество постов автоматического контроля, которые могли заблокировать очередной сектор коридора при несанкционированном проникновении, но система его пропускала, не вынуждая останавливаться, распознавая лицо и считывая данные с браслета.

Площадка оказалась стоянкой легких глиссеров для полетов в пределах атмосферы. Несмотря на кажущуюся хрупкость, эти машины с двумя несущими винтами были хорошо защищены и даже приспособлены для воздушного боя. В основном здесь располагались крупные десантные транспортники, хотя рядом стояли и несколько маленьких двухместных. Огромный док с наружной стены имел ряд прозрачных рамп, разделенных на сектора, которые поднимались, чтобы выпустить летательные аппараты.

Как только офицер вступил в пределы дока, снова включились его наушники.

– Капитан, здесь находятся двое ваших лейтенантов и семеро летчиков, я сообщила им о Вашем прибытии, сейчас они Вас найдут. Рассказываю Вам о миссии. Уличные беспорядки, вероятность возникновения 98%, начнутся примерно в то время, когда вы прибудете на место. Район с преобладающей численностью расы морбитов, северо-восточная часть Арильфиса. Участники могут быть вооружены. Задачи – остановка мятежа, арест организаторов беспорядков. Уничтожение разрешается в случае угрозы для жизни патрульных либо граждан, не принимающих участия в беспорядках. Прикрытие – дроны и военная техника, прибудут одновременно с вами. Вам необходимо обеспечить управление глиссерами для доставки наземного подразделения.

Все это было стандартно, он понял задание, едва увидев тип техники, которой предстояло управлять, и услышав, что причиной вызова являются уличные беспорядки. Такие инциденты возникали периодически, как дождь или радуга, и, пожалуй, пытаться их предотвратить было бы настолько же сложно и бессмысленно, как эти атмосферные явления, оставалось только бороться с последствиями, что и являлось постоянной, но не очень обременительной заботой Патруля. Тем не менее, офицер внимательно – как положено по инструкции – слушал зачитываемый в его голове текст, остановившись недалеко от входа в док и глядя через огромную поднятую стеклянную рампу на далекий город за океаном леса. Яркие солнечные лучи заливали весь этот пейзаж и бликовали на рампе и глиссерах. Небо было голубым и ясным, и снаружи все выглядело безмятежным, только вокруг суетилось: строились наземные штурмовые подразделения, перемещались технические роботы и обслуживающий персонал; гул двигателей, звуки шагов и разговоры создавали какофонию.

Даже в такой обстановке найти друг друга для патрульных не составляло труда, благодаря непрерывному сопровождению со стороны искусственного интеллекта. Девять летчиков из его эскадрильи подошли к нему, двое лейтенантов немного впереди, и одновременно остановились, замерев в стойке смирно и кивнув по протоколу в знак приветствия. Часть из них были одеты в лётные комбинезоны, часть – в аналогичного фиолетового цвета рубашку и брюки, другой вариант формы – все явились в док в том, в чем их застало уведомление. Только едва заметные нагрудные знаки у каждого составляли отличия.

Он кивнул в ответ.

– Вольно.

Неподвижные фигуры вновь стали людьми.

– Привет, парни, – сейчас перед ним действительно были только мужчины. – Сегодня у нас ничего сложного, доставка десанта. Как обычно, по двое, – он отвлекся на то, чтобы сопоставить число строящихся наземников с числом глиссеров, задумавшись, хватит ли летчиков, которых собрал Помощник.

– Привет, Эмур, – сказал один из лейтенантов. – Мы все готовы. Ждали распоряжений от Помощника или от тебя.

– Хорошо. На месте действуем по обстоятельствам. Работаем, ребята, удачи, со всеми на связи. Виас, со мной, – сказал он лейтенанту, который заговорил с ним.

Летчики вновь кивнули, как велел служебный протокол, и отправились исполнять приказ.

Дверь кабины ближайшего глиссера открылась, как только Эмур приблизился к нему – сработала связь с браслетом. Двое пилотов заняли свои кресла и положили по одной ладони на центральную часть панели перед собой, где располагалась тестовая консоль, для запуска двигателей. Консоль под их руками чуть мигнула серебристым светом, двигатели стартовали. Данные о координатах подгрузились автоматически. В проекции на лобовом стекле пилоты наблюдали за посадкой отряда наземников, сразу после ее завершения доложили о готовности к старту. Аппарат мягко поднялся в воздух в антигравитационном поле, выплыл из дока и на автопилоте направился на задание.

Откинувшись в кресле, Эмур смотрел на город, который теперь мелькал под глиссером. Арильфис состоял из малоэтажных микрорайонов – компактных и почти автономных, в каждом из которых имелось все необходимое для чрезвычайно комфортной жизни. Вместе они формировали исполинскую агломерацию. С небольшой высоты, на которой бесшумно летел глиссер, жилые кварталы, торговые центры, муниципальные учреждения были похожи на плотно уложенную мозаику. Многие здания покрывали панели, генерирующие электричество из энергии света и ветра. Городская мозаика разделялась площадями и обширными садами и парками – здешняя флора была зеленой и фотосинтезирующей.

Пестрый разнокалиберный антигравитационный транспорт сновал между застройкой над самой землей. Для полетов выше домов требовались спецразрешения, которые никогда не выдавались частным лицам, поэтому патрульные летели в свободном пространстве.

Город простирался до горизонта.

Жизнь в Лиге Содружества была очень комфортной для всех, кто вел себя послушно и благоразумно. И пусть полным удовлетворением от жизни могли похвалиться главным образом те, кому повезло быть рожденными и воспитанными в самой Лиге, а не на присоединенных территориях – но у жителей присоединенных территорий также имелись для все возможности, чтобы стать полноправной частью оранжереи, достаточно было их волеизъявления в правильную сторону. Иерархия государства и рабочих союзов четко указывала каждому гражданину его место. Если он понимал это место и соглашался с ним, он мог прожить прекрасную, счастливую, очень комфортную и беззаботную жизнь дорогого оберегаемого цветка (Эмуру нравились социальные ролики об этом, он испытывал искреннюю благодарность к Лиге за ее заботу обо всех). Если гражданин не осознавал либо не соглашался… прилагались все усилия к тому, чтобы он поменял свое мнение. Но никому не позволялось нарушать покой и безопасность остальных. Потому и существовал Патруль, главной задачей которого было оберегать внутреннее спокойствие, а также участвовать в расширении границ, которое происходило непрерывно, ибо считалось, что чем больший размер приобретало содружество, тем более стабильным становилось, и тем большее количество разумных видов получало счастливую возможность жить в благополучном, цивилизованном, технологически развитом мире.

Эмур думал о том, что город прекрасен, как и вся Лига. Он чувствовал гордость за свою причастность к чему-то большому, в данный момент – к миссии защиты этого города от очередных недоумков, решивших посягнуть на его благополучие и покой.

– Как у тебя дела, Виси? – он мельком взглянул в лицо второму пилоту и вновь отвернулся к боковому окну.

– Все хорошо, – живо откликнулся тот.

Он был очень молод – если бы не форма, он сошел бы за несовершеннолетнего. Детскость подчеркивалась белой кожей, контрастирующей с чёрными кудрями, коротко остриженными, и большими глазами. Но внешность обманывала: несмотря на возраст, Виас был одним из лучших летчиков в эскадрилье.

– Как Дина? – теперь Эмур пристально смотрел на него.

Тот слегка усмехнулся – он по-прежнему стеснялся разговоров о личной жизни, хотя это было необычно для взрослого гражданина Лиги.

– Все в порядке у нее.

– Я вообще удивлен, что ты не отпросился в город. Поссорились, что ли?

– Нет, просто она до сегодняшнего утра была в отъезде из-за работы, – теперь лейтенант отвечал, слегка отвернувшись, будто намекая, что разговор ему не нравится.

– Понятно, – сказал Эмур. Глиссер приближался к координатам миссии. Город внизу выглядел по-прежнему безмятежно. Но искусственный интеллект, отправивший их сюда, не мог ошибаться в оценке вероятности начала беспорядков в 98%. Только чудо могло повернуть события в сторону оставшихся на долю спокойствия 2%.

Столб черного дыма, показавшийся вдалеке, дал понять, что цель близко.

– Ничего себе, – пробормотал капитан. – Да там веселье в разгаре. Садиться будем вручную. Лейтенант, возьмите управление.

– Управление взял, – отозвался Виас. – Автопилот выключен.

Беспорядки, о вероятности которых искусственный интеллект заявлял в задании, успели не только начаться, но и набрать обороты. Район площадью в пару километров уже сильно отличался от окружающего безмятежного города. Территория частично была залита огнем и дымом, по ней хаотично метались фигуры разных габаритов – все три разумных вида, населявших Арильфис, были среди мятежников, и, похоже, неплохо вооружены. Многие из них носили защитные костюмы и огнеупорные скафандры, и некоторые держали в руках огнеметы и гранатометы. Все началось, судя по всему, считанные минуты назад, но разрушения были уже существенными. Тяжелая заградительная техника еще не подъехала. Над толпой летали дроны, оповещающие о том, что необходимо прекратить беспорядки.

Забастовщики заметили приблизившиеся глиссеры Патруля, но явно не планировали уступать им место для посадки. Наоборот, они собрались внизу более плотной толпой, кто-то прицеливался, пара залпов разбилась о предусмотрительно включенное Виасом силовое поле, тряхнув летательный аппарат.

– Вот тупые ублюдки, – прокомментировал Эмур и обернулся к командиру наземников, сидевшему рядом с открытой кабиной пилотов:

– Скажешь им чего-нибудь? А то мы можем и так сесть, вам будет меньше работы.

– Не надо, после взыскание может быть.

– Они нас уже сбить попытались, какое взыскание.

– Нет, давай нежно их упакуем. От Помощника не поступало задачи запугивать больше обычного.

Эмур активировал на панели управления доступ к подключению его браслета. Им не требовалось координировать эти действия словами, то был привычный, повторяющийся из раза в раз алгоритм. Командир наземников активировал громкоговорители глиссера и поднес браслет на своем запястье к губам:

– Граждане Лиги Содружества, Патруль приказывает вам бросить оружие и разойтись. Освободите место для посадки глиссеров, чтобы не пострадать. Повторяю, граждане Лиги Содружества, Патруль приказывает вам бросить оружие и разойтись…

Пилоты переглянулись, Эмур сделал лейтенанту жест рукой, и тот начал очень медленно снижаться, давая возможность всем, кто находился непосредственно под кораблем, уйти оттуда. Бастующие так и сделали, прежде выстрелив в днище еще несколько раз. Но силовое поле было очень мощным, рассчитанным на гораздо более разрушительные атаки, и летательный аппарат только чуть покачивался, когда заряды растекались по его защите.

– Дай знать, если надо будет забрать вас в другом месте, нам не сложно, – сказал Эмур офицеру наземников. Хотя это было и так очевидно, но, произнесенное вслух, как бы приближало их к успешному концу миссии. Пока, судя по происходившему за стеклами корабля, для до этого предстояло как следует поработать.

– Хорошо.

Началась высадка десанта. Наземники быстро покинули глиссер, надев непроницаемые шлемы, держа пистолеты в готовности к стрельбе на поражение и раскрыв силовые щиты. Моментально построившись, они начали оттеснять толпу. Их песочного цвета огнеупорные, хорошо защищающие от всех возможных видов поражения костюмы быстро скрылись в дыму.

Эмур включил связь со своим подразделением – одна машина уже стояла рядом, остальные тоже были где-то неподалеку или на подлете.

– Говорит капитан. Мы не знаем, что за оружие есть у протестующих, потому действуем каждый исходя из того, что видит. Если сможете прикрыть десант, сделайте это, но не рискуйте ни собой, ни техникой понапрасну.

Он отключил связь, и какое-то время они через стекло глиссера молча смотрели на происходящее на улице: дым, всполохи огня, зависающие над головами дроны-наблюдатели, и перекрывающий все звуки повторяющийся призыв искусственного интеллекта на универсальном языке Лиги: «Сограждане, просим вас прекратить беспорядки и не оказывать сопротивление Патрулю». Наземный десант теснил протестующих и пытался согнать их в компактную группу, но мятежников было гораздо больше. Патрульные, как обычно, пытались подавить восстание с наименьшими потерями, поэтому операция, кажется, затягивалась. Некоторые протестующие время от времени пробегали мимо глиссера. Стена дыма подступила уже вплотную, видимость ухудшилась. Но глиссер был хорошо защищен и обеспечивал безопасность находившимся внутри.

На периферии показались мощные аппараты, предназначенные для разнообразных хозяйственных работ, в том числе пожаротушения, а также часто используемые для создания заграждений во время спецопераций. Это было хорошо, с их появлением у бастующих оставалось меньше возможностей для свободного перемещения. Толпу должны были скоро окончательно рассеять, пожары потушить, и тогда все закончится. На этот раз.

Пилоты в своих креслах молча ждали каких-либо новостей, чтобы вновь начать действовать. Болтать уже не хотелось: несмотря на вынужденную паузу, обстановка была напряженной.

Вдруг Эмур произнес:

– Виси, посмотри туда, ты видишь то же, что я? Справа, – он показал рукой.

Второй пилот присмотрелся.

– Ух ты, ребенок?

Эмур хмыкнул.

– Я уж решил, что мне кажется.

На замусоренной дороге, рядом с горой хлама, сваленного сюда, видимо, в попытке создать баррикаду, действительно копошился человеческий ребенок – маленький, в первом возрасте, еще нетвердо стоящий на ногах, одетый в запыленный светлый костюмчик. Он и передвигался в основном на четвереньках, хотя иногда пытался встать. Это было жалкое и тревожное зрелище, ребенок выглядел совершенно одиноким. Казалось, он хочет отползти подальше от дыма и шума, но не понимает, куда, и полностью дезориентирован.

Пилоты смотрели на него как на диковинку.

– Кажется, с ним никого нет, – сказал наконец Эмур, поднимаясь с кресла. – Убьют его там, просто не заметят, еще и техника подошла. Пойду заберу.

– Давай лучше я? – отозвался Виас.

– Я заметил, я и схожу, – Эмур хлопнул его по плечу, надел шлем, вынул из кобуры пистолет, приведя его в боеготовность, и вышел из глиссера.

Обстановка снаружи контрастировала со спокойной безопасностью летательного аппарата. Здесь было шумно и удушливо. Дым горящих баррикад сильно ограничивал обзор, и, стоя на земле, ребенка можно было найти, только ориентируясь по направлению. Гул двигателей огромных хозяйственных машин, начавших свое движение к эпицентру событий, фоном звучал вокруг.

Очередной выстрел разбился о силовой щит глиссера. Эмур отпрянул, пригнулся, укрылся за выступом корабля. Стрелка не было видно. Но тот сразу же обозначил свое местоположение, выстрелив еще раз.

Ребенок ползал где-то совсем рядом, но выйти к нему означало оказаться в зоне поражения.

Эмур включил громкоговоритель в своем шлеме.

– Приказываю вам бросить оружие и выйти с поднятыми руками. Повторяю, приказываю бросить оружие и выйти с поднятыми руками.

Еще два выстрела. Эмур чуть переместился в направлении источника, по-прежнему прячась за глиссером и пытаясь разглядеть стрелка – тот, похоже, был один. Фиолетовая униформа летчика делала его чрезвычайно заметным: ее цвет предназначался, чтобы облегчить поиски пилотов на любой местности, и оказывался неудобным для ведения ближнего боя.

– Виси, ты его видишь? – спросил Эмур, переключив канал связи.

– Один раз увидел, – ответил лейтенант, голос его сбивался от волнения. – Судя по росту, морбит. Прямо перед кораблем баррикада, вроде бы за ее высокой частью. Если ударить из глиссера, ему конец, но боюсь ребенка накроет тоже.

– Не надо, – сказал Эмур и вновь включил громкоговоритель.

– Вы препятствуете спасению гражданского. Приказываю вам бросить оружие и выйти с поднятыми руками.

На последних словах он сделал шаг за корабль и выстрелил по высокой части баррикады. Та вспыхнула и рассыпалась. Темная фигура метнулась из-за укрытия, забастовщик явно не ожидал прямой атаки. В тот короткий миг, когда он перемещался к соседней горе мусора, Эмур выстрелил вновь, уже прицельно по нему, и, хотя он был не очень искусным стрелком, благодаря небольшому расстоянию все-таки попал с первого раза. Противник коротко вскрикнул и упал. Трудно было определить, выжил ли он – казалось, заряд попал ему в плечо, и, если прошел скользящим, то мог и не сжечь его целиком, но любое попадание наносило любому из местных разумных видов такой урон, что продолжение сопротивления оказывалось невозможным. Других выстрелов не последовало, и Эмур, горячо надеясь, что стрелок на самом деле был один, метнулся к ребенку, подхватил его одной рукой и бегом вернулся на корабль. Ранеными и убитыми занимались отдельные службы, в компетенцию Патруля граждане в этих состояниях не входили.

Виас встретил его у люка, он выглядел бледнее обыкновенного.

– Эм, это было опасно. Ты цел?

– Все в порядке, – он протянул ему ребенка, висящего на его руке, как кукла, и принялся убирать оружие и снимать шлем.

Виас очень бережно взял ребенка подмышки и сразу усадил в ближайшее кресло, словно боясь прикасаться к нему слишком долго.

Эмур подошел к нему, и они вдвоем просто стояли и смотрели на ребенка, а тот широко раскрытыми глазами смотрел на них, смирно сидя в глубоком кресле.

– Мальчик, кажется, да? – нарушил молчание Виас.

– Хороший вопрос, надо попробовать установить личность, – Эмур стряхнул с себя оцепенение, вызванное непривычным зрелищем, опустился на колени перед креслом, так что глаза оказались на одном уровне с глазами ребенка, и спросил его на универсальном языке:

– Как тебя зовут?

Тот глядел ему в лицо и молчал.

– Может, он еще слишком маленький, поэтому не говорит? – с сомнением предположил лейтенант.

Эмур часто заморгал – пять быстрых морганий привлекали внимание Помощника, искусственного интеллекта, к изображению на вживленных линзах, – не спуская глаз с лица ребенка.

«Личность не установлена», – откликнулись несъемные наушники.

– Личность не установлена. Нелегальный он, что ли?

– От этого района всего можно ожидать, – пробормотал Виас.

– Мне казалось, на Арильфисе все более-менее, с окраинами Лиги не сравнить.

– Здесь преобладающее население морбиты. Ты же знаешь, что они странные. Хорошо, что у нас их мало среди сослуживцев, но я от Дины о них наслышан, у нее много таких коллег.

– Она тебя плохому научит, – Эмур поднялся на ноги и взглянул на него выразительно, – это что за ксенофобия?

Виас искоса глянул на него и усмехнулся:

– Прости, это я в частном порядке сказал.

– Да и вообще, ребенок-то человеческий. Среди людей тоже хватает придурков, и морбиты здесь ни при чем.

Виас выдержал паузу, демонстрируя отсутствие возражений, после перевел тему:

– Мне кажется, я в последний раз видел таких детей, когда сам был такого возраста. Вообще своим глазам не верю до сих пор.

– Ага, – согласился Эмур. – И ему повезло, что мы его сразу заметили.

В этот момент вышел на связь офицер наземников и скинул координаты, куда им нужно было подать корабль. Летчики пересадили мальчика в кресло за своей кабиной, пристегнули ремнями безопасности и сразу стартовали.

При взгляде на происходящее с высоты полета глиссера было понятно, что с уличными беспорядками покончено. Двумя ровными рядами стояли крупные хозяйственные машины, заливая очаги возгораний. Они же создавали преграды для перемещений бунтовщиков, но в этом уже не было необходимости: те из них, кто не разбежался, теперь смирно загружались в патрульные корабли. Их дальнейшая судьба будет решаться позже и зависеть от множества факторов, от их социального рейтинга в первую очередь.

Пилоты приземлились в указанной точке, их уже ждали, сразу началась посадка. Когда она закончилась, Виас поднял глиссер в воздух и предал управление автопилоту.

Офицер наземников уселся рядом с открытой кабиной экипажа и присвистнул, увидев мальчика. Тот спокойно дремал, утопая в глубоком кресле под ремнями, которые были ему слишком велики.

– Как дела? – спросил Эмур.

– Ты про операцию? В порядке, это было не сложно.

– Пострадавших нет?

– Среди моих ребят нет. А где это вы ребенка нашли?

– Ползал перед кораблем. Нелегальный, судя по всему.

Наземник покачал головой.

– Выселять бы этих беспредельщиков подальше после первого раза. Всех сразу, мало ли планет у нас. Но нет же, цацкаются с ними.

– А что они на этот раз хотели?

– Ничего конкретного, как обычно. Чего им хотеть, гадам, жизнь идеальная, не то, что было до того, как к Лиге их присоединили. Судя по всему, у морбитов их сезонное сумасшествие началось, и под это дело они сумели завести ближайших соседей, у нас вон задержанных людей половина. Сформулированных требований мы не слышали, тупой протест против непонятно чего.

Эмур хмыкнул.

– Да, неблагодарные твари. Надо было оставить их в том диком состоянии, в котором они жили. Лига так много делает из чистой благотворительности, но присоединенные не ценят.

Глиссер автоматически припарковался в том же доке, из которого начал движение. Пилоты дождались, пока все пассажиры покинут корабль, и вышли последними, Виас с ребенком на руках. В доке снова было очень многолюдно. Еще не успели разойтись отряды наземников, прибывшие раньше них. Толпились задержанные, которых требовалось оформить и сопроводить в камеры. Возбужденная суета, шум голосов и техники, хаотичные, но деловитые перемещения заполняли пространство.

Двое пилотов пробирались через толпу к посту дежурного по доку. На их пути встретился выдающихся физических габаритов офицер с копной рыжих волос, усами и бородой под цвет прическе, который приветствовал Эмура хлопком по спине, а их обоих басом:

– О, ребенок? Кого из вас угораздило, парни?

Эмур похлопал его по плечу в знак приветствия.

– Идер, хорошо, если тебе самому от твоих шуток смешно.

Они добрались до дежурного по доку, офицера в черной форме внутренней службы Патруля. Виас вручил мальчика одновременно с тем, как Эмур давал пояснения:

– Нашли в зоне беспорядков. Личность не устанавливается, скорее всего, рожден нелегально. Возможных родителей не видели.

– Спасибо, – кивнул дежурный, – разберемся.

Выйдя из дока, летчики не спеша пошли по коридору.

– Интересно, что будет с этим ребенком дальше, – задумчиво сказал Виас.

– А какие варианты? Проверят генотип и пристроят к делу. Может, еще с ним на службе встретимся. Виси, ты позавтракать успел с утра?

– Нет.

– Я тоже нет. Жутко голодный. Составишь мне компанию?

– С удовольствием.

Ближайшая столовая, одна из многочисленных на базе, представляла собой большое светлое помещение с разнообразным набором мебели – столы, стулья, диваны, кресла, высокие, низкие – на разное количество народу и разные предпочтения относительного того, как разместиться во время еды. Как и везде в Лиге, приёмы пищи предполагались исключительно в компании. Патрульные, как и все остальные граждане, почти не имели возможности есть в одиночку, и пригодных для этого помещений тоже; покупка еды за деньги не поощрялась, а самостоятельное приготовление строго запрещалось. В продолжение политики, направленной на объединение и укрепление связей – новых территорий со старыми, старых граждан с новыми, и в целом на всеобщее единство, что было одним из государственных лозунгов («Наше единство – сила Содружества и смысл жизни»), граждан также побуждали к максимальному единению во всех житейских ситуациях, и трапеза являлась одним из средств, служивших этому как нельзя лучше, наравне с профессиональной деятельностью и сексом.

Сейчас столовая была почти пуста, несколько патрульных сидели за тремя столиками вдалеке. Пилоты подошли к стене, в пять рядов заполненной закрытыми ячейками – автоматическими постами для приготовления еды, и дотронулись до активирующих пластин. Спустя мгновение две ячейки открылись, и каждый из них получил свой завтрак, сервированный на подносе, сугубо индивидуальный, созданный исходя из тех физиологических параметров каждого, которые по состоянию на момент были известны Помощнику. А ему было известно почти все, поэтому он мог не только поддерживать здоровье граждан с помощью состава рациона, но и корректировать его и предвосхищать возможные проблемы.

Патрульные сели за столик и с интересом посмотрели на содержимое подносов друг друга. Это являлось вечной темой для всеобщего любопытства и обсуждения, поскольку состав блюд ярко демонстрировал окружающим состояние здоровья заказчика.

У обоих пилотов в одноразовой посуде оказалась похожая еда, разнообразная, легкая, не очень калорийная.

– За что я люблю базирование на планете, так это за настоящие продукты, – сказал Эмур, изучая овощи у себя на тарелке, часть из которых действительно была выращенной в земле.

– Как ты их отличаешь? – спросил Виас.

– Да видно же. И пахнут они иначе. Смотри, вот это точно из земли, а это точно из лаборатории.

– Ведь состав тот же самый, что у синтетики.

– Состав да. Но сами они нет.

Некоторое время они ели в тишине. Вновь заговорил Эмур, которому, как обычно, было скучно молчать:

– О чем задумался, Виси?

– Я все думаю про того ребенка, – быстро откликнулся тот, не поднимая глаз.

– Да? Что тебя так впечатлило?

– Мне кажется, он очень сильно отличается от нас. Ты сказал, что может быть, мы с ним встретимся на службе. Но представляешь, насколько он другой? Ты когда-нибудь думал, как это, быть рожденным от женщины и жить в семье из нескольких человек? С отцом и матерью, и, возможно, братьями и сестрами? И когда эти люди тебя воспитывают, наказывают, кормят…

Эмур пожал плечами.

– Наверное, все об этом в какой-то момент задумываются. Например, когда впервые про живородящих узнают. Ты прав, такое начало может оставить след на всю жизнь. Кроме того, поскольку он рожден нелегально, не известно, какой там набор генов и какие проблемы со здоровьем. Он, может, и не доживет до возраста, чтобы начать служить. Да и, если уж на то пошло, взаимодействие с ним опасно, у него могут быть любые инфекции и любые болезни, по-хорошему его надо было сразу в изолирующий бокс упаковывать, а не в салон сажать. И если у такого сильный собственный иммунитет, его счастье, а иначе в любой момент от простуды умрет, да и все.

– Да, – Виас по-прежнему смотрел в сторону, не выходя из задумчивости, – все это очень сложно.

Эмур пристально глянул на него.

– Насколько я помню, у тебя высокий репродуктивный рейтинг. Тебе ничто не мешает получить лицензию на рождение ребенка. Давай, Виси, ты у меня будешь первым знакомым с живорождением, это интересно.

Тот вздрогнул, сильно покраснел и взглянул офицеру в глаза.

– Да что ты такое говоришь, – пробормотал он.

Эмур очень старался не улыбнуться.

– Ну а чего. Все же можно сделать легально, не как родители этого бедного мальчика, которые прятали его неизвестно где, а после и совсем потеряли. Государство тебе разрешит. Ведь ты же сдаешь сперму, а так поучаствуешь в процессе сам, и заодно узнаешь, что такое воспитание в семье. Отцом семейства станешь.

Виас, опустив голову, ковырял еду, краска с его лица не сходила.

– Престань, пожалуйста.

Эмур рассмеялся, давая понять, что все прежде сказанное было провокацией

– А вот будь с нами сейчас кто-то живородящий, ты за свое смущение потерял бы с десяток баллов социального рейтинга. Надо уважать чужой законный выбор, Виси. И надо рассматривать все возможности, которые тебе доступны, мало ли, в чем ты найдешь свое счастье.

Виас улыбнулся и покачал головой.

– Это интересно, когда начинаешь сравнивать со своей жизнью. Но когда начинаешь примерять на себя… И как вообще такое можно своей паре предложить? Это же стыд. Меня полностью устраивает мое происхождение и то, как меня воспитали.

При упоминании пары Эмур на мгновение впал в задумчивость, его взгляд остановился в одной точке на лице собеседника так, как будто он мыслями был где-то далеко. Виас это заметил и отвел глаза.

– Ну да, – сказал Эмур, прерывая эту паузу. – Нас воспитывали в Школе в коллективе ровесников. С рождения мы видели только ровесников, и еще воспитателей. Помнишь, Виси, как мы в детстве относились к воспитателям?

Они были разного возраста, капитан примерно вполовину старше очень юного лейтенанта, но оба невольно улыбнулись своим воспоминаниям и друг другу. Некоторые вещи, ко всеобщему удовольствию, не менялись.

Школа была заведением, куда маленькие граждане Лиги попадали сразу же после того, как их вынимали из пренатальной капсулы, и где они жили в группах по 15-20 человек до конца второго (юношеского) возраста. Слово Школа являлось общим названием воспитательной структуры, единой на всех планетах Лиги; она представляла собой огромные интернаты, распределявшиеся по представителям биологически близких разумных видов.

Таким образом, разумная жизнь находилась под бдительным наблюдением с момента ее зарождения (в абсолютном большинстве случаев – в тишине роботизированной лаборатории, из генетически скорректированного донорского материала), и до момента смерти (изредка трагической, изредка насильственной, но чаще всего такой же комфортной, как и рождение, сопровождаемой внимательным Помощником).

Возраст детских групп немного колебался, так, чтобы были и те, кто чуть моложе, и те, кто чуть старше, но в целом каждая группа состояла из примерно ровесников. Профессия воспитателя в Лиге считалась очень почетной, но очень сложной и требующей высочайшей квалификации. Несмотря на то, что основная доля воспитания как такового приходилась на личного ИИ-психотерапевта, коммуникация с которым начиналась, как только ребенок начинал лепетать, а обучением занимался в основном Помощник, взаимодействию с живыми воспитателями придавалось большое значение. Они обеспечивали необходимый тактильный контакт в младенческом возрасте и обучали детей общаться со взрослыми в возрасте постарше. Перед воспитателями стояла очень сложная задача: хотя они должны были стать для подопечных идеальными первыми примерами старших и закрывать потребность в живой коммуникации, контролировать группы детей, решать возникающие в коллективах проблемы, они ни в коем случае не имели права становиться доверенными лицами для воспитанников – это являлось привилегией исключительно ИИ-психотерапевта, на которого детей надлежало переориентировать. Кроме того, воспитатели не могли менять состав групп: как и во всех учреждениях Лиги, коллективы формировал исключительно Помощник. Он мог учесть высказанные на психотерапевтической сессии пожелания гражданина, но не был обязан их исполнять, и принимал решение исходя из каких-то своих алгоритмов, доступа к которым не имел никто – разве что Основатели, но не точно, так как о них было известно крайне мало, и уж точно этих небожителей не беспокоила судьба отдельно взятого ребенка. Время от времени Помощник перетасовывал детей между группами, чтобы они могли учиться взаимодействию с новыми сверстниками. Как правило, он при этом не разлучал друзей, и таким образом группы «перемешивались» между собой, иногда переход двух-трех человек в соседнюю группу полностью менял микроклимат в ней, если новички оказывались сильными лидерами.

Разные по возрасту дети встречали друг друга нечасто, хотя время от времени устраивались большие спортивные или культурные мероприятия, на которых они могли приобрести такой опыт.

«Все для всех» – правило, которое дети усваивали с питательной смесью, как только минимально начинали понимать универсальный язык Лиги Содружества. Именно друг на друге они учились строить отношения, дружили, ссорились, мирились, помогали, решали учебные задачи. То, как они коммуницируют в своем маленьком коллективе, было под большим вниманием со стороны воспитателей, Помощника и психотерапевтов, поскольку напрямую влияло на их дальнейший выбор профессии и в принципе определяло то, как они будут жить в обществе. Если ребенок демонстрировал качества, которые мешали открытому и дружелюбному контакту со сверстниками, он становился объектом пристального изучения. Если одновременно с этим он демонстрировал гениальность в какой-либо сфере, то ему могли подобрать индивидуальную программу воспитания, с тем чтобы в дальнейшем тщательно выбрать для него область деятельности и поместить в идеальные условия, в редчайших случаях именно под него созданные. В остальных ситуациях, если ребенок не обнаруживал значительных способностей, осуществлялась коррекция его поведения, пока он не оказывался нужным образом вписан в существующий коллектив. Средства для коррекции использовались любые, поскольку цель, с точки зрения Помощника, их полностью оправдывала. Чаще всего применялись медикаментозные средства, иногда хирургические. Небольшая часть воспитанников вовсе бесследно исчезала. Все относились к этому с пониманием.

Дети росли дружными, общительными, доброжелательными по отношению друг к другу и к воспитателям. Они все были красивыми, внешне идеальными представителями своего вида, и редко болели – результат генетического вмешательства в момент формирования зародыша. Геном каждого до «рождения» оказывался модифицирован таким образом, чтобы выжать из него максимум и сформировать существо настолько идеальное, насколько возможно.

Дети очень оберегались при взаимодействии со взрослыми и до конца второго возраста их не встречали вовсе, за исключением воспитателей и медиков со специализацией для работы в Школе. Вступление в третий возраст означало совершеннолетие, а с ним наступление возраста согласия и начала профессиональной подготовки.

– Только став взрослым, я понял, что наши воспитатели были сами обычными гражданами, просто настоящими специалистами, хорошо обученными и на своем месте. Но тогда они представлялись какими-то высшими существами, недосягаемыми, самыми добрыми, прекрасными и вообще великими. За их внимание боролись, о том, чтобы заслужить их похвалу, мечтали. Мне кажется, все дети в начале второго возраста обожают своих воспитателей. А после уже своих психотерапевтов, а как наступает третий возраст – тогда друг и друг друга, – Эмур рассмеялся искренне и весело, было видно, что ему доставляет удовольствие возвращаться мыслями к своему детству.

– Мне кажется, я до сих пор не до конца избавился от влюбленности в свою воспитательницу, которая вела нас почти до профессиональной подготовки, – застенчиво сказал Виас, погрузившись в грезы.

– Ничего себе, а у нас их часто меняли. Я очень переживал и думал, что это делают специально, чтобы мы не привыкали. Но страдал ужасно, подолгу рыдал из-за каждого расставания. Мой пси даже начал ругать меня за это в какой-то момент.

– Сурово, – посочувствовал Виас. – Я думаю, не существовало правила на этот счет, просто вашей группе не повезло.

– Кроме воспитателей, были ведь еще и друзья, с которыми вместе росли. Ты своих помнишь?

– Не особо, – он немного задумался, глядя вдаль и прикусив вилку. – Дружбы как таковой я тогда не знал. Мне ровесники доставляли много проблем. Пси объяснял мне, что моя внешность располагает к тому, чтобы дети меня дразнили и проверяли на прочность, я выглядел слишком слабым. Приходилось работать над собой, чтобы не быть слабым на самом деле. Ну, если б этого в моей жизни не случилось, я бы, наверное, не оказался в Патруле.

Эмур некоторое время после того, как он закончил говорить, молчал, затем резюмировал:

– Что сказать, ублюдки были твои ровесники.

– Я не держу на них зла. Я уже забыл, как их зовут. А ты сохранил какие-то отношения со Школы?

Эмур чуть задумался, затем вздохнул:

– Нет. Я уж тоже всех забыл. Столько светлых воспоминаний с детством связаны, пусть они там и останутся.

– А все-таки, мы счастливцы, если так подумать, – сказал Виас с мечтательной улыбкой. – В нашем детстве было много сложностей, конфликты, разочарования… но оно было очень хорошим.

– Да. Вот почему нас устраивает существующий порядок вещей. Нас таких, созданных в лабораторных условиях и выращенных с помощью оборудования – большинство, это норма. Это безопасно, это гарантирует качество, – Эмур подмигнул приятелю. – Имея подобный опыт, кто и зачем решится на живорождение? А если и решатся, то выберут пару себе под стать. Ни тебе, ни тем более мне оказаться с такими в союзе не грозит. Ну я на это надеюсь…

– Я согласен. Но при этом у нас всегда столько проблем с новыми территориями, которые не сразу принимают наш образ жизни. А после эти туземцы еще переезжают в наши города и пытаются наводить свои порядки, вот как морбиты сегодня…

– Со временем привыкнут. А до тех пор у нас будет работа. Давай ешь, Виси, я тебя заговорил.

Лейтенант рассеянно кивнул и вернулся к еде. Эмур, который закончил с завтраком, сидел напротив и смотрел на него внимательно, но больше не заводил разговор, чтобы не отвлекать.

Они вместе вышли из столовой.

– Ну что, Виси, сегодня полдня плюс завтра сутки разрешаю тебе не присутствовать на базе, – Эмур поправил складку на воротнике его комбинезона, – Насчет послезавтра пока не знаю, но, если все будет спокойно и тебе понадобится, тоже отпущу.

Тот посмотрел ему в глаза.

– Спасибо. Я тебя не просил, но правда спасибо.

Капитан ухмыльнулся.

– Я все понимаю. Поэтому даю тебе свободное время, распорядись им разумно.

Виас коротко кивнул по протоколу, и в следующий раз они встретились на построении через двое суток.

Функция социального работника в Лиге была незаметной, но непростой, требующей солидного образования и редких душевных качеств. Юст, человек, гражданин А-567485, был счастливым обладателем того и другого.

Со своей профессией он определился, как и полагалось, перед старшей ступенью Школы. Тема профессии становилась животрепещущей рано, потому что этот выбор определял всю жизнь. Ученики непрерывно обсуждали друг с другом нюансы, которые им удавалось узнать из разных источников, даже от личных психотерапевтов. И контуры того, кем станет в будущем каждый, начинали вырисовываться рано.

Юст любил работу с информацией, был готов читать и смотреть все, к чему Помощник предоставлял доступ, но особенно он интересовался тем, как организовано общество, как взаимодействуют друг с другом граждане. Ему казалось, что, если он как следует изучит все эти процессы, то сможет сделать так, что конфликты на присоединенных территориях исчезнут, и все станут счастливы. Поэтому выбор социологии оказался для него очевидным и естественным. Он начал специализироваться, как и хотел, именно в сфере межвидового взаимодействия и выстраивания связей.

Его профессиональной зоной ответственности была успешная интеграция в общество каждого очередного присоединенного к Лиге Содружества разумного вида. Институт, который занимался социологией, насчитывал тысячи сотрудников – представителей всех видов, населяющих Лигу. Соответствующие филиалы базировались на всех планетах. Часть социологов, как Юст, являлись урожденными гражданами, другие освоили новую профессию после того, как их планета вошла в состав Содружества. Найм – или вербовка? – таких специалистов начиналась задолго до завершения дипломатических процедур по присоединению. Иногда присоединение происходило мирным путем по обоюдному дипломатическому согласию, иногда военным, но итог был одинаковым: очередная планета отдавала свои ресурсы в распоряжение Правительства Лиги, и очередной разумный вид становился украшением оранжереи, как поэтично называл гражданское сообщество Помощник. Он управлял этой оранжереей, бережно переносил в нее очередные драгоценные цветочки и обеспечивал их приживаемость. Руками Юста и его коллег. Социология была тихой силой, которой зачастую удавалось больше, чем Патрулю с его смертоносным оружием.

В этот день Юст совмещал приятное с полезным: он был в гостях и одновременно по рабочим вопросам у своих друзей, интеллигентной пары морбитов. Он познакомился с ними когда-то давно по долгу службы, и до сих пор они нередко помогали ему, объясняя многие нюансы, связанные с жизнью их народа. Но уже давно их связывала не только работа, но и настоящая душевная привязанность.

Морбиты представляли собой гуманоидов, дышащих кислородом, сравнимых с людьми по габаритам – в среднем на треть массивнее, но хилый морбит мог быть и полегче крупного мужчины. Им подходили похожие на человеческие бытовые условия, в связи с чем в «оранжерее» эти два вида обитали на одной планете. Морбиты имели вытянутые, по сравнению с людьми, тела, руки и ноги, заостренные лицами, очень бледную кожу, слегка голубоватую. Волос на их телах не было вообще. В отличие от большинства своих соотечественников, друзья Юста хорошо одевались и ухаживали за внешностью, обычно же морбиты не придавали значения внешнему виду.

Их рот вполне справлялся с универсальным языком Лиги, поэтому барьера в общении не возникало. Морбиты были двуполы, и исторически размножались откладыванием икры, сезонным, которое попутно служило расширению ареала обитания. Потомство становилось самостоятельным сразу по вылуплении, их древнее общество строилось так, что молодняк имел возможность обучиться всему самостоятельно. Пока он был мал, работал естественный отбор, которому особо не препятствовали. Пары обычно формировались только с целью оплодотворения самок – этот народ предпочитал одиночное существование, но жизнь в Лиге зачастую подталкивала их к сожительству с себе подобными просто потому, что так было комфортнее.

После присоединения к Лиге морбитам пришлось следовать репродуктивным порядкам, установленным Помощником. Получение лицензии на откладывание икры, так же, как и на живорождение у людей, было делом крайне хлопотным, в этом процессе Помощник включал избыточную бюрократию, поэтому мало кто из генетически близких к идеалу доноров репродуктивного материала решался на такое. Большинство же морбитов, как и представителей других видов – урожденных граждан Лиги, были бесплодны от рождения. Но в случае морбитов это врожденное бесплодие, а также медицинские подавители для доноров, никак не отражались на глубоких инстинктах, заставлявших этот вид раз в сезон начинать резко стремиться к свободе, чтобы искать место для икры и осваивать окружающее пространство, бессознательно пытаясь расширить свой ареал. Хотя на их родной планете сезоны менялись почти в два раза чаще, чем на Арильфисе, они быстро приспособили свои биологические программы к условиям Арильфиса, и генетики ничего не могли с этим сделать – надежда пока оставалась только на социологов.

Но и социологи были бессильны в том, чтобы надежно унять периодическую страсть морбитов к расширению территории, а также смутную, не поддающуюся разумному осмыслению тоску, которая делала для них невыносимым существование в ультратехнологичных квартирах Арильфиса.

Это и стало главным камнем преткновения для интеграции морбитов в условия Лиги, где эктогенез почти полностью заменил естественное размножение, потому что «цветочки» должны были быть исключительно здоровыми, сильными и генетически чистыми, как провозглашала государственная концепция по сохранению чистоты видов и обеспечению всеобщего благополучия.

Аг и Юна, жившие как зарегистрированная пара, были архитекторами, с высочайшей квалификацией и широкой зоной ответственности. Они всю жизнь работали над тем, чтобы сделать пространство Арильфиса удобным и комфортным. Благодаря этой теме когда-то давно с ними и познакомился Юст, потому что рабочие проекты архитекторов часто пересекались с проектами социологов. В случае Ага и Юны инстинкты всегда безропотно уступали первенство интеллекту.

Они трое пили чай из традиционных для морбитов растений (которые специально были привезены Помощником с их родной планеты и культивировались, чтобы дать гражданам возможность сохранять их идентичность) и разговаривали о том, о сем, когда раздались первые звуки уличных беспорядков.

Юст прислушался, непонимающим взглядом посмотрев на друзей.

– Что происходит?

Аг и Юна переглянулись. Их эмоции практически не отражались на лицах – за неимением такого количества мимических мышц, как у людей, но по их поведению тому, кто общался с ними постоянно, не сложно было догадаться, о чем они думают. Юст нахмурился, встал и подошел к окну.

Аг тут же оказался рядом с ним и прикрыл отдернутую занавеску.

– Осторожно, Юстис.

В этот момент включилась система оповещения внутри дома.

– Внимание, всем гражданам необходимо срочно вернуться в квартиры. В ожидании дополнительного уведомления оставайтесь внутри помещений, выход на улицы запрещен, – сообщил спокойный женский голос, повторил эту информацию трижды и замолчал, с тем чтобы возобновить сообщения немного позже.

– Опять беспорядки, – взволнованно прошептал Юст, выглядывая из-за занавески. С их стороны дома пока не было ничего видно, но шум слышался даже через наглухо закрытые окна. – Аг, вы знали?..

Тот не ответил, поэтому Юст обернулся к нему и снова спросил, ловя его взгляд; их глаза находились примерно на одном уровне, потому что один был высоким человеком, а второй морбитом среднего роста:

– Вы знали, что это готовится?

Тот отвернул голову, пряча свои темные узкие глаза без зрачков, полуприкрытые веками.

– Не задавай этот вопрос, Юстис.

Все они относились к мирному населению и ни у кого из них не было вживленных в глаза и в уши записывающих устройств, обязательных для патрульных, и являвшихся предметом роскоши для всех остальных. Но следящие устройства Помощника присутствовали во всех без исключения помещениях и общественных местах, и записи с них хранились бессрочно – вернее, никто, кроме самого Помощника, не знал, сколько времени они хранились, но никакие преступления не имели срока давности, и это было всем хорошо известно. Когда, как и зачем Помощник обращался к этим записям, знал только он сам. Всеобъемлющий искусственный интеллект, фактически управлявший жизнью Лиги Содружества, только в своем названии являлся чем-то второстепенным и несамостоятельным – это понимали все граждане, но никогда не говорили об этом вслух.

Юст огорченно вздохнул и снова обратился к окну.

Квартира, где они находились, располагалась на третьем этаже и выходила двумя широкими окнами на улицу, напротив был торговый центр со стеклянными витринами. Теперь обстановка внизу изменилась. Появились протестующие, с десяток, лица закрыты – как будто это им поможет остаться неизвестными, недоуменно подумал Юст, – в руках они держали металлические трубки и какое-то оружие, судя по всему, самодельное огнестрельное. Только по росту можно было догадываться, к какой расе кто из них принадлежит. Юст рассматривал фигуры с внутренним смятением и трепетом. Эти забастовщики являлись наглядным свидетельством провала в работе социологов. Не должны граждане бастовать. Граждане вообще не должны быть недовольными, но иногда они почему-то такими становились. Значит, государство не обеспечило им достаточно комфортную жизнь. Значит, работа многих специалистов оказалась бесполезной.

Между тем, темные фигуры, недолго пробыв в статике перед торговым центром, выбрали наиболее уязвимые точки в витринах и принялись громить их. Это выглядело так глупо и бессмысленно, и все равно от зрелища невозможно было оторваться.

Когда на витрины обрушились первые удары железных прутов, Юст услышал взволнованный вздох Юны. Его друзья стояли рядом с ним, также выглядывая через полуоткрытую занавеску.

– Юстис, это может быть опасно, – сказал ему Аг. – Давай отойдем от окна.

Но тот и не отошел, и не ответил. Он смотрел на происходящее, как завороженный, и чувствовал смятение и боль. Сердце щемило. Если бы Помощник не приказал всем оставаться внутри помещений, он, наверное, выбежал бы на улицу и постарался самостоятельно утихомирить мятежников.

Но реальная сила, способная их утихомирить, появилась очень быстро. Всего пара витрин разбилась к тому моменту, когда на улице появились патрульные, в песочного цвета форме, с силовыми щитами и пистолетами в боевой позиции. Громко зазвучал текст, видимо с дрона, призывающий забастовщиков бросить оружие и сдаться. Те из мятежников, кто был ближе всех к появившимся патрульным, развернулись от витрин, обратили оружие против силовых щитов и моментально превратились в кучки пепла на каменной дороге. Пистолеты патрульных генерировали высокоинтенсивную материю, которая в зависимости от цели прожигала насквозь, если это была твердая неорганика, или сжигала дотла, если органика.

Юст охнул и закрыл лицо руками, отвернувшись. Занавеска задернулась. Аг, воспользовавшись моментом, приобнял его за плечи и отвел вглубь комнаты.

Они не видели, как еще пара забастовщиков, вооруженных примитивными огнестрелами, также решила опробовать их против щитов Патруля и подверглась той же участи. Остальные дрогнули и отступили. Самые нерасторопные были немедленно задержаны и перевязаны в верхней части туловища, с прижатыми к груди руками, смирительным жгутом, который, будучи замкнут двумя концами в замок, уменьшал свою длину при попытке его разорвать, и причинял сильные страдания особенно буйным пленникам. Несколько мятежников обратились в бегство, и с десяток патрульных кинулись за ними.

– Как это ужасно, – прошептал Юст. Теперь он стоял в глубине комнаты перед столом и невидящим взглядом смотрел в стену. – И главное, зачем?..

– Ты же знаешь, что рационального ответа на этот вопрос нет, – тихо ответил Аг, переглянувшись с Юной.

– То, что сейчас произошло, перечеркивает всю мою работу. Все было зря. Если до сих пор происходят такие дикие вещи, все, что я делал, оказывается напрасно.

– Нет, Юст, ты не прав, – сказала Юна. – Ты не должен винить себя. Если уж на то пошло и мы хотели бы обвинить кого-то из специалистов, то это были бы генетики и только они. Они до сих пор не умеют отключать ген тяги к свободе и территориальной экспансии у нашего народа.

– А когда они научатся, то это будет уже не наш народ, – тихо дополнил ее слова Аг.

Свободное время гражданин Лиги Содружества должен был проводить в обществе. Даже если ему хотелось что-то почитать или посмотреть, а уж тем более позаниматься спортом, социально одобряемым выбором считалось прийти в подходящее общественное место и делать это там. Граждане подталкивались к тому, чтобы как можно больше общаться друг с другом. Они должны были быть «все для всех» – как звучала краткая форма лозунга «Каждый для всех, все для каждого», и, осознавая свою исключительную ценность (уникального оранжерейного цветка), осознавать также аналогичную ценность всех остальных, независимо от расовой принадлежности, ценить их, и более того – быть готовым оказать любую законную услугу, постараться максимально удовлетворить потребности другого. К этому детей приучали в Школе с момента, как они становились способны понимать слова.

Был только один компромиссный вариант (не считая болезни и смерти), когда гражданин имел обоснованную возможность к уединению в своем жилище – в случае, если он состоял с кем-то в зарегистрированной паре.

У Юста была пара, причем ее самый классический вариант, а именно человек противоположного пола. Никто не вдавался в историю и происхождение самого понятия пара, но оно уже давно распространилось на любые формы сожительства разумных существ вне зависимости от цели и количества участников. И ограничений для официальной регистрации пары было очень мало: биологическая несовместимость видов да несовершеннолетие. Гражданам запрещалось очень многое (вечный повод для недовольства и протестов жителей присоединенных территорий, которые не желали расставаться со своей дикостью), но и очень многое разрешалось. В частности, все, что связано с сексуальной жизнью, было полностью отдано им на откуп, взамен полностью монополизированного государством процесса размножения. Запреты распространялись только на насильственные действия и отношения с несовершеннолетними – поскольку это вошло бы в конфликт с философией оранжерейного бытия.

Общины приобретали тот же статус пар, создаваясь под самые разные нужды. Это были и союзы, замешанные на сексе – к ним Помощник относился наиболее лояльно, и те, что основывались на общем хобби, и даже на религиозных убеждениях. Последнее контролировалось наиболее пристально, поскольку никакая религиозность не одобрялась, и публичное вероисповедание находилось под строгим запретом. Общины по религиозным убеждениям создавали самые радикальные верующие, обычно не рожденные в Лиге, а происходившие из недавно присоединенных территорий, и их вера рассматривалась государством как неудобный атавизм. Скрывать же истинную причину создания общины было бессмысленно: договориться о таком сокрытии, оставшись незамеченными Помощником, могли разве что виды, способные общаться телепатически, но даже в их случае дальнейший образ жизни выдал бы все тайны.

Регистрируя пару, граждане тем самым как бы просили государство и соотечественников рассматривать их как единое целое с объектами их выбора. Это вписывалось в концепцию «все для всех», поскольку расширяло границы личности, ориентировало на самоотдачу. И также это облегчало Помощнику контроль, поскольку чтение мыслей пока еще не было доступно для технических средств мониторинга, и даже психотерапевты не всегда могли в полной мере понять, что в голове у каждого конкретного одиночки – а при тесном общении с сожителем самораскрытие происходило как нечто само собой разумеющееся.

Благодаря присутствию Луисы в его жизни, Юст тем вечером имел обоснованную возможность оставаться дома, и был этому рад. Он как в тумане дошел до своего квартала, благо жил недалеко, и облегченно вздохнул, вступив под защиту своей квартиры и обняв Луису, которая выглядела заметно встревоженной.

– Я беспокоилась, как ты доберешься, – сказала она. – смотрела новости, ты же был почти в эпицентре беспорядков.

– Они закончились к тому моменту, как я выходил.

Он вкратце, стараясь не живописать, но и ничего не скрывая, рассказал ей об увиденном в квартале морбитов. Луиса была его бывшей школьной однокашницей и коллегой в сфере социологии, она специализировалась на проблеме интеграции живородящих семей. Они не очень много общались в Школе, но, когда благодаря профессии стали проводить вместе больше времени, словно бы увидели друг друга новыми глазами, и отношения стали развиваться. Луиса была невысокой, склонной к полноте шатенкой, с большими глазами, мягким взглядом, маленькими теплыми ручками. В моменты сильных переживаний Юсту казалось, что она его якорь, который прочно удерживает его и не дает эмоциям совсем раскачаться. А переживания случались нередко, потому что он был очень неравнодушен ко многим вещам, которые встречал по долгу службы, но не всегда мог повлиять на события положительно, вот как сегодня. Психотерапия, обязательная для всех граждан, тоже играла не последнюю роль в борьбе с выгоранием, но с психотерапевтом надо было разговаривать, а Луиса зачастую понимала его без слов. И он ее понимал тоже.

К тому моменту, как они сели за ужин, который Луиса получила в автоматической сервировке на этаже, они уже успели поделиться самыми горячими эмоциями от пережитого за день. Юст чувствовал, что начинает расслабляться. Еда, которую ему выдали сегодня, была отмечена вниманием Помощника к пережитому им стрессу: ужин, обильнее обыкновенного, состоял из жирного мяса с углеводистыми овощами и большой порции сладкого кремового десерта. Кроме того, Луиса днем успела купить пару бутылок некрепкого алкоголя. Ее собственный ужин был противоположностью меню ее пары, и включал в себя салат с нежирным сыром, нежирное мясо и фрукты. Несомненно, Помощник знал, что эти двое делят всю еду, и учитывал это, создавая их совместный рацион. Большая часть продуктов была синтетической, но высочайшего качества, и требовались очень тонкие обоняние и вкусовые способности, чтобы определить эту искусственность.

И все-таки, несмотря на домашнее тепло и расслабленность, Юст грустил и не мог избавиться от этого чувства. Образ забастовщиков, замирающих, чернеющих и рассыпающихся под действием лучей патрульных бластеров, стоял у него перед глазами. Он молчал, и на все реплики своей пары отвечал односложно, иногда вообще пропуская их. Луиса на какое-то время перестала с ним разговаривать, только пристально смотрела. После протянула руку – они сидели напротив друг друга за маленьким квадратным столом, и накрыла его ладонь своей. Это вывело его из оцепенения. Юст поднял глаза и встретился с ее ласковым молчаливым взглядом.

– Извини, – сказал он. – Наш последний вечер, а я такой.

– Я понимаю, Юстис, – тихо ответила девушка. – И не обижаюсь, а думаю, как утешить тебя.

– Не бери в голову, я в порядке, – Юст взял бутылку алкоголя и разлил по двум бокалам. Оба пригубили, и Юст, потянувшись через стол, поцеловал Луису в губы и взял ее за руку, переплетя пальцы. – В конце концов, даже если мы делаем свою работу не идеально, и не можем на сто процентов предотвратить подобное, мы все-таки делаем ее. И работы становится только больше. Мы все-таки нужны.

– Конечно, нужны. Почему ты сомневаешься?

– Потому что граждане несчастливы и страдают.

– Но я думаю, что без тебя и твоих коллег все было бы еще хуже. Может быть, вас просто не хватает. Ты же не общался лично с теми, кто вышел на улицы сегодня. Аг с Юной, например, не вышли и не собирались. На самом деле, судя по съемкам панорамы, вышло не так много народу, до двухсот участников.

– А еще я задаюсь вопросом, как Помощник мог проглядеть подготовку, – задумчиво сказал Юст.

Обсуждать и критиковать действия Помощника было не принято, потому что он слышал каждое сказанное на территории Лиги Содружества слово. Поэтому последняя фраза повисла в воздухе, оставшись риторическим вопросом. Луиса сочла за благо не поддерживать и не развивать эту тему. Немного помолчав, она перевела разговор:

– Расскажи о своих планах на завтра. Когда ты уезжаешь?

– Прямо с утра, – ответил он. – За мной заедут, мы должны будем собраться в нашем центре, а уже оттуда все вместе отправимся на космодром. А полет в общей сложности занимает что-то около трех суток. И как бы мне хотелось, чтобы ты могла поехать со мной.

– Я уже подала заявку, чтобы меня имели в виду, если на Ангкх будет миссия нашего департамента. Но пока еще рано, пока у нас о нем даже нет разговоров.

– Да. Еще рано, мы будем первые, кто начнет переговоры с ними.

– Ох, Юстис, как я волнуюсь, – не выдержала Луиса, которая очень старалась не беспокоить мужа, но теперь эмоции взяли верх. – Как они вас встретят, кто знает? Я изучила об Ангкхе все, что нашла. Я очень мало нашла, но даже из этой информации понятно, что планета совершенно дикая. Я ужасно беспокоюсь о тебе. Мне бы даже хотелось, чтобы ты отказался от этой миссии, хотя я понимаю, что уже поздно.

Юст вздохнул и отвел взгляд, стараясь помягче сформулировать ответ, чтобы попытаться успокоить ее.

– Поверь мне, я тоже изучил все что нашел, и там нет ничего страшного. А ведь, наверное, у меня доступ был полнее, чем у тебя, меня же специально готовили. Вполне благополучная, спокойная цивилизация. Войн на планете вообще не замечено. Единое государство. Невероятно благоприятные климатические условия, огромное количество ресурсов. Местное население не высокоразвито, поэтому с нашими технологиями миссия будет безопасной. Не волнуйся, любимая, все будет хорошо.

– Все равно буду волноваться, – ответила она, глядя на него с большой нежностью.

Юст тонул в ее глазах и чувствовал взаимную любовь, горевшую ровным и сильным светом еще со школьных лет. Но параллельно он думал о том, что Ангкх, это для него еще один шанс проявить себя и восстановить свою профессиональную самооценку. Даже если все вокруг убеждали его, что беспорядки на Арильфисе никак не связаны с возможными недоработками социологов, он эту вину с себя не снимал. Он надеялся, что в новой непростой миссии ему удастся принести настоящую пользу.

Патруль Лиги Содружества

– Привет, Арс.

– Привет, Эмур, как жизнь?

– Как-то все сложно, Арс.

– Тебе не нравится, когда сложно? Любишь, когда просто?

– Конечно. Как и все.

– Человеческие отношения непростая штука.

– Да. Я иногда чувствую себя в них беспомощным. Ни в каких других ситуациях я себя так не чувствую.

Они некоторое время молчали. Психотерапевт ждал, Эмур сидел перед ним в кресле и смотрел в пол.

– Так в каких отношениях тебе сложно?

Эмур вздохнул и раздраженно пожал плечами.

– Ты знаешь. С Иарной, все как обычно.

Седоволосый мужчина в кресле перед ним молча кивнул. Последующая пауза была еще дольше.

– Ты и так все знаешь, Арс, – сказал наконец Эмур. – Какой смысл тебе рассказывать об этом.

– Расскажи, что именно тебя гнетет – этого я не знаю.

– То, что она не со мной.

– Но она с тобой.

Он покачал головой.

– Нет. Она со мной только в постели. И это ничего не значит.

– Вы ранее с ней неоднократно обсуждали ваши отношения. Мне казалось, у вас есть взаимное согласие на этот счет.

– Оно меня не устраивает и никогда не устраивало, – сказал Эмур, глядя в угол переговорной. – Я просто соглашаюсь с тем, что она хочет.

– А что хочешь ты?

– Быть с ней в паре.

– Что это изменит для тебя?

– Мне кажется, я был бы счастлив, если бы это было так.

– Почему?

– Потому что я знал бы, что она принадлежит только мне.

– И ты сам хотел бы принадлежать только ей?

Эмур вновь пожал плечами и не ответил.

– Ты сердишься, что все складывается не по-твоему.

– Да, иногда очень. Иногда так, что думать ни о чем больше не могу.

– Но ведь не только Иарна вызывает у тебя такие чувства?

– Ты о чем?

Его собеседник сделал паузу, но Эмур продолжал демонстрировать недоумение.

– Хорошо, не мое дело навязывать тебе обсуждение. К тому же, о ком бы ни шла речь, ты не можешь не понимать, что все упирается в жизненные задачи каждого из вас. И если твои интересы вступают в конфликт с чужими жизненными задачами, ты ничего не можешь с этим поделать.

– Но ведь я ничего не знаю о чужих жизненных задачах. Я знаю только, чего хочу сам.

– Да. Но ты не должен впадать в отчаяние, если другой поступает иначе, чем ты рассчитываешь. Это нормально. Ты знаешь, что должен относиться к этому с уважением.

Эмур какое-то время молчал, опустив голову.

– Арс, а какие жизненные задачи у меня?

– Я удивлен получить от тебя такой вопрос, Эмур, мы много раз это обсуждали.

– Ну повтори.

– Ты гениальный пилот, твой опыт неоценим, в том числе при испытаниях новой техники. Ты прекрасный офицер, к тебе нет нареканий, тебя ждет большая карьера, если, конечно, ты не совершишь фатальных ошибок, но твое преимущество в том, что ты осознаешь все свои слабые места. У тебя большое будущее в профессии, не всем так везет, – он сделал паузу. – Ну что, я достаточно похвалил тебя?

– Да, Арс. Но иногда мне кажется, что я полное ничтожество.

– Это нормально для твоего психотипа. Но ты вовсе не ничтожество, просто помни, что я сказал тебе об этом, и всегда готов повторить. Ты очень хорош в том, что ты делаешь. Конечно, когда не допускаешь откровенных глупостей. Но обычно ты понимаешь сам, если совершаешь их, и это тоже говорит в твою пользу.

Эмур молчал и думал.

– О чем ты сейчас думаешь?

– Я пытаюсь все это сопоставить. Соединить одно с другим. Не особо получается.

– Скажи, что не получается?

– Я вроде полностью на своем месте. Мне это с рождения твердят. Но я как будто… мое место… где оно? Что из себя представляет? И почему я так по-дурацки себя чувствую и вообще вынужден по расписанию обсуждать это с тобой? – Эмур потер лоб; он сидел на краешке кресла, как будто собирался прямо сейчас встать и уйти.

– Ты чувствуешь себя одиноким? – тихо спросил психотерапевт.

– Да, – ответил Эмур и поднес ладонь к глазам, как будто хотел закрыться от света.

– Иногда, вот как сейчас, ты бы хотел иметь возможность опереться на кого-то, поэтому ты идеализируешь отношения в паре. Но когда такое настроение проходит, ты вполне хорошо себя чувствуешь, живя как привык.

– Арс, а что толку от этого знания? – воскликнул Эмур раздраженно, сжимая подлокотники кресла. – Ты знаешь обо мне все. Я благодаря тебе знаю о себе почти все. Но моя жизнь как была дерьмом, так и остается.

Арс молчал. Пауза была очень долгой. Эмур успокоился, откинулся в кресле, вздохнул.

– Все так. Гребаное одиночество иногда убивает меня. И да, мне не нужна пара. Хотя я люблю людей и других существ, которые хорошо меня понимают.

– Эмур, что надо сделать, чтобы твоя жизнь перестала быть дерьмом? – спросил его собеседник очень мягко, почти нежно.

Тот вздохнул.

– Я не знаю. Если б я знал, я бы к тебе больше не пришел.

– И зря, Эмур. Потому что я из тех, кто хорошо тебя понимает.

– Да. Это была шутка. Но я правда не знаю.

– Давай поступим так. Подумай о том, что конкретно заставляет тебя думать, что твоя жизнь – дерьмо. Может, это какие-то мелочи, которые портят твой быт? Может, какие-то неприятные для тебя повторяющиеся ситуации? Какие-то обязанности? Последи за собой, заметь, что не нравится, и расскажи мне, хорошо?

– Хорошо, Арс. Но я не уверен, что это поможет. Потому что ощущение глобальное. Оно точно не из-за того, что, например, еда пересолена или чего-то подобного.

– Давай попробуем. Если не получится, будем думать дальше.

– Да, Арс.

– Хочешь еще поговорить о чем-нибудь?

– Нет. Я могу идти?

– Да, Эмур. Удачи тебе. Помни, что я волнуюсь за тебя, береги себя и будь осторожен.

– Спасибо, – Эмур кивнул психотерапевту и вышел из переговорки.

Базирование на планете, а не на космической станции, имело позитивным следствием для патрульных не только качество еды, но и разнообразие досуга. Им разрешалось проводить свободное время на территории города. Помощник в любом случае всегда следовал за ними, неосязаемо и невидимо. Он был в их глазах: хотя не смотрел непрерывно, но все увиденное фиксировалось, и при необходимости могло быть полностью восстановлено. Он был в их ушах: каждый произнесенный или услышанный звук записывался. Он непрерывно архивировал жизненные показатели с браслетов. Помощник присутствовал рядом в каждый миг их жизни, и обеспечивал саму эту жизнь. Они как бы все время находились в чутких объятиях искусственного интеллекта, которые тот ни на мгновение не ослаблял. Все граждане, а патрульные в особенности, фактически являлись его частью.

Статус Патруля в обществе был высок: он олицетворял власть, служил ее физическим воплощением, потому что других осязаемых воплощений не существовало: Помощник был бестелесен, если не считать поддерживавшие его мощнейшие технологии; психотерапевты тоже. Бестелесным, по общему мнению, было даже Правительство: никто никогда не видел во плоти существ, периодически выступавших в масс-медиа с обращениями к гражданам (по той же причине мало кто интересовался легитимностью Правительства и вообще как-то обращал на него внимание). Реальной была только раса Основателей, ведь изредка ее представители встречались воочию (это всегда привлекало всеобщее внимание, папарацци транслировали репортажи в сеть, и некоторые публикации даже проходили цензуру Помощника и оставались открыты для всеобщего доступа). Но Основатели принадлежали к небелковой жизни, и для людей и биологически близких им видов были малопостижимы, а потому малоинтересны. Все, что о них говорили, являлось выдумками, легендами и домыслами.

История Лиги Содружества, ее Основателей и прихода к власти Правительства, разумеется, подробно освещалась при обучении в Школе, но даже дети в нее не особенно верили, очень уж складной она представлялась, а граждане создавались и росли с весьма острым умом. Однако интеллектуальность граждан была важнее, чем их личная вера в исторические факты, ведь иначе они не смогли бы эффективно участвовать в жизни самого прекрасного государства во Вселенной и способствовать его дальнейшему развитию и процветанию.

Эмур и Идер шли по вечерним улицам Арильфиса. Несмотря на то, что это было их свободное время, оба были в форме – в одинаковых фиолетовых рубашках, куртках и брюках из легких тканей, и у каждого при себе было стандартное оружие.

Они были равны по должности и званию – капитаны Патруля и командиры летных эскадрилий, служили под руководством одного офицера, часто виделись и много общались. Со временем они пережили вместе немало разного рода событий, а также, благодаря тесному общению, невольно узнали друг о друге почти все, и поэтому уже давно считали друг друга друзьями. Им нравилось общаться, у них никогда не возникало поводов для серьезных конфликтов, и каждый из них этими отношениями дорожил, хотя они никогда не говорили об этом вслух.

Все виды удовольствий, законно доступных гражданам Лиги, на Арильфисе были в их распоряжении. Еда, легальные психотропные вещества, такие как алкоголь и курительные смеси, разнообразные зрелища и секс – все продавалось за деньги, в которых летчики не испытывали недостатка, так как платили им хорошо, а тратить было по большей части некогда и не на что – они жили на полном государственном обеспечении. Поэтому Патруль славился своими самыми отвязными кутежами во время отдыха.

Несмотря на статус столицы одноименной планеты, в Арильфисе жило небольшое количество населения. Граждан в Лиге вообще было не много, но их и не нужно было много, потому что технологии позволяли заменить живых существ практически везде, за исключением мест, где цепкий живой ум мог привнести нечто новое: дать искусственному интеллекту полезный опыт в том, какой вариант поступка выбирает смертное существо в разных ситуациях, или принять решение о способе взаимодействия с жителями подчиняемых территорий – живым существам все-таки иногда проще договориться друг с другом.

Никто не знал принцип формирования общества Помощником, но была гипотеза, что он поддерживает численность населения, минимально достаточную для надёжного выживания вида и возможностей его воспроизводства искусственным путём. Хотя официальная повестка провозглашала граждан Лиги главной государственной ценностью, те хорошо понимали, что именно они являются самым легко возобновляемым ресурсом. Проблема состояла только в длительности взросления и воспитания, но ведь Помощник существовал вне времени, и для него это было не важно.

Все граждане, которых пилоты встречали во время своей прогулки, были исключительно взрослыми и чистокровными представителями своих рас. Дети на улицах не появлялись никогда, за исключением форс-мажоров, и также не было никаких полукровок. Все три вида уже давно входили в состав Лиги Содружества, и представителей, рождённых на исторической родине – на других планетах, – в живых уже не оставалось.

Многие вокруг носили ту или иную униформу. Большинство работало в обслуживающей и помогающей сферах, то есть занималось взаимным оказанием услуг: продавцы, парикмахеры, тренеры, официанты, учителя, врачи… Часть из этих специалистов вполне могли бы быть полностью заменены роботами и функциями искусственного интеллекта, но все-таки вакансии оставались и для граждан. Помощник давал возможность живым существам получить помощь и заботу от живых, и кроме того, профессиональная самореализация считалась очень важной.

Несмотря на всеобщее ношение униформы даже в моменты отдыха, фиолетовые костюмы летчиков все равно привлекали внимание, заставляли взгляды задерживаться. Патрульные были привычны к повышенному любопытству со стороны гражданских и игнорировали его.

– Хватит бродить, Эм, – сказал Идер, когда они оказались рядом с большим ярким двухэтажным зданием, украшенным алыми и стальными панелями на стенах и заманчивыми вывесками, обещавшими отдых и развлечения, с непроницаемыми окнами. Заведение называлось «Три квадрата», и название было обыграно в геометрических декорациях. – Помнишь это место? Оно хорошее. Давай пока остановимся тут.

Его спутник равнодушно пожал плечами, и они вошли в гостеприимно раскрывшиеся створки высоких дверей.

Это было злачное заведение, но оно выглядело чистым и опрятным, как офис. Небольшой холл скрывал от взгляда внутреннее пространство.

Хостес, изящный молодой человек в униформе под цвет интерьера заведения, в котором преобладали черный и серый цвета с фрагментами красного, сразу же подошел к ним.

– Добро пожаловать, господа офицеры, – он заморгал, а затем прищурился, обнаружив тем самым, что считывает какую-то информацию с вживленных в глаза линз. Линзы могли были быть приобретены гражданскими за деньги, по личному желанию, или получены в подарок. – Вы у нас уже не впервые и все знаете. Я могу только спросить, чего бы вы хотели сегодня?

Пилоты переглянулись, и Идер сделал приятелю приглашающий жест рукой, предоставляя ему возможность выбора.

– Нам обычный закрытый номер, – сказал Эмур.

– Вы желаете компанию? У нас свободны те, с кем вы были в прошлый раз, – сообщил хостес. Проституция являлась в Лиге просто одной из профессий, настолько же уважаемой, как все прочие.

– Я желаю выпивку, – сказал Эмур. – Много и разную. И чтобы нас никто не беспокоил, вообще никто и что бы ни случилось.

Идер взглянул на него с любопытством, приподняв бровь, но тот сделал вид, что не заметил этого взгляда.

Хостес вновь прищурился, видимо, сверяясь с тем, что эти гости любят пить, или выбирая номер.

– Как скажете, капитан. Если прямо сейчас других пожеланий нет, идемте со мной, я вас провожу.

Они прошли за ним через полутемный внутренний холл, в центре которого стоял большой бар, по периметру сидели с десяток посетителей разных рас и полов. Они все воззрились на патрульных, и те тоже мельком скользнули по лицам, но знакомых не обнаружили. На двух уровнях по сторонам холла было множество дверей, ведущих в закрытые помещения. К одной из них хостес подвел друзей. За дверью оказалась маленькая комната без окон, но с большой видеопанелью на стене, с одной стороны комнаты размещался столик с парой глубоких кресел, с другой очень широкая кушетка. На столике уже стоял поднос с десятком разных бутылок, несколькими разнокалиберными бокалами и формальными синтетическими закусками.

– Вам все нравится? – спросил их проводник с широкой улыбкой.

– Да, благодарю Вас, Уинвер, – ответил Эмур, чуть задержавшись на нем взглядом – он также успел кое-что узнать о собеседнике.

– В таком случае, желаю вам приятного отдыха, а если вам еще что-то понадобится, вы в любой момент можете связаться со мной, – с этим словами их сопровождающий лучезарно улыбнулся на прощание и ретировался.

Идер подошел к кушетке и упал на нее навзничь.

– Как же иногда хорошо не напрягаться. Давай, выкладывай, что ты задумал, – обратился он к приятелю.

Эмур достал из внутреннего кармана куртки пакетик с желтоватым порошком и с улыбкой им помахал. Эффект был достигнут, Идер выглядел обескураженным.

– Ты где это взял и как протащил? А главное, зачем?

– Сам же говоришь, что хорошо иногда не напрягаться.

– Эми, ты понимаешь последствия своих действий?

– Понимаю и несу за них полную ответственность, – ответил Эмур. Он стоял теперь рядом со столиком и изучал бутылки, о чем-то размышляя.

– У тебя появились инструменты влияния на социальный рейтинг?

– Мне безразличен социальный рейтинг, – сообщил Эмур, выбрав два бокала и две бутылки и начав процесс дозировки и смешивания. Он делал это уверенно, привычными точными движениями. Порошок хорошо растворялся в алкоголе. Идер, приподнявшись на локте, внимательно наблюдал за его действиями.

– Не переживай, Ид, – добавил он, когда необходимость в сосредоточенности исчезла. – Виноват буду только я. Я выманил тебя на прогулку, завел в закрытый номер, принес запрещенку и вынуждаю ее употребить. А главное, в первый раз, что ли? – он протянул ему бокал, со своим сел в кресло. – Давай, приятель, за нас и за Лигу.

Они выпили, какое-то время молчали, прислушиваясь к ощущениям.

– Хорошая штука, да? – сказал Эмур, откидываясь и закрывая глаза.

– Да. Я даже сам не помню уже, когда ее доставал. С тобой никакой надобности. Но совсем забивать на соцрейтинг я бы не советовал, Эми, это неправильно.

– Ид, напомню тебе, что мы патрульные в Лиге Содружества. Не то чтобы я жаловался, я ведь сам выбирал профессию. Но мы объективно расходный материал. Ты всерьез строишь планы на будущее? Тут не знаешь, что, когда и с какой стороны прилетит.

– Интересно, Эм, это твои слова, или на тебя уже так подействовало? – сказал Идер после паузы.

– Если на меня подействовало, это не перестает быть моими словами. Может, тебе тоже поможет увидеть реальность такой, какая она есть. Полезно, хоть ненадолго.

Какое-то время они молчали. Наркотик на самом деле менял мировосприятие, создавал иллюзию, что личность растворяется в окружающем мире, становится всем сразу. Он был запрещен, поскольку мог свести с ума, а также потому, что сводил на нет на период своего действия любые физические способности. В основном из-за этого телесного эффекта он ценился многими, потому что считался одним из лучших способов отдыха.

– Правда, Эм, как ты живешь с такими мыслями, я иногда совсем не понимаю. По большей части ты один из самых адекватных и разумных из всех, кого я знаю. Но иногда ты говоришь и делаешь вещи, которые полностью это опровергают. Как ты с такими взглядами взаимодействуешь со своим пси, что он тебе отвечает на подобное, о соцрейтинге и прочем?

– Иногда делает мне замечания, вот как ты сейчас. Но редко. Я с ним не обсуждаю соцрейтинг.

– Точно, с ним… Твой пси, это же по-прежнему старикан с генеральской выправкой? – спросил Идер с ухмылкой.

Эмур приоткрыл глаза.

– Арс. Я его вообще никогда не менял. Как выбрал во втором возрасте, так и есть. Не понимаю, какой смысл выбирать другого.

– Да фиг знает. Но мне тоскливо было бы общаться с одним и тем же. Он хоть у тебя внешне меняется во времени?

– Одевается по-разному. А так может и меняется. Может, стареет, – Эмур усмехнулся, – Я ведь вижу его часто, поэтому могу и не замечать.

– Я бы в депрессию с таким впал, Эм, честно.

– Ну да, поэтому они все у тебя бабы с сексуальным подтекстом.

– Чтобы не скучно было, – хохотнул Идер. – Если поговорить не о чем, так хоть не зря время провел.

– Ты же понимаешь, что все равно общаешься с одним и тем же? С которым мы все?

– Конечно, не вчера родился.

Эмур закрыл глаза и чуть пожал плечами.

– Я бы с любовницами на такие темы не смог говорить.

– А у тебя промежуточных вариантов в отношениях нет? Или любовницы, которых ни во что не ставишь, или мужик суровее чем наш офицер, которого боишься?

– Наоборот, у меня масса вариантов для каждого… – Эмур не закончил фразу и замолчал, погрузившись в свои ощущения.

– Ох, Эми, я смотрю, ты уже набрался. – Идер встал с кушетки и намешал еще по бокалу алкоголя с порошком, один из них поставил перед Эмуром. – Не пей залпом.

– Я в порядке, Ид, – тот повернул голову, взглянул на него и вновь принял прежнее положение. – Мозг работает как будто ничего не пил.

– К слову о вариантах, о твоей эскадрилье легенды ходят, ты ведь в курсе, да? – Идер вернулся на кушетку и вновь улегся с бокалом.

– Какие еще легенды?

– О том, что у вас там отношения не разнообразные, зато очень конкретные, – оба они говорили все медленнее и тише, наркотик расширял сознание и не мешал диалогу. Проблемой могло стать только произнесение слов, но до этого обоим было еще далеко.

– У нас все нормально, что еще за бред?

– Да я и не к тому, что не нормально. Все для всех, как говорится. Но вот хоть убей, а я не могу понять, как можно трахаться с теми, у кого ты офицер. Или кто твой офицер, хотя для нас с тобой это прямо скажем не вариант, – Идер хихикнул.

– И это ты меня упрекал в том, что мои отношения примитивные?

– И не отказываюсь от этих слов. Ты же не умеешь взаимодействовать не в рамках иерархии и не через койку.

– Ты меня с ума сведешь, – сказал Эмур, неподвижно лежа в кресле с закрытыми глазами. – Наши с тобой отношения ты к какому из двух вариантов относишь?

– Я исключение.

– А, понятно, – Эмур помолчал. – А что до майора, то ты, Ид, просто человек, лишённый фантазии.

– Да ладно, Эм. Даже такая оторва, как ты, не сойдётся с амрильцем. Он же бесполый. И мы несовместимы биологически. Нам к ним, кажется, даже прикасаться опасно.

– Да мы и к совместимым особо не прикасаемся без средств защиты – равнодушно заметил Эмур.

Теперь они надолго замолчали. Эмур первым заговорил вновь, не открывая глаза и не шевелясь.

– Так что, ты говоришь, там за сплетни? От кого слышал? Наверное, от какого-то блюстителя парных отношений и соцрейтинга?

Идер засмеялся.

– Задело тебя.

– Конечно, задело. Нет бы о чем приятном рассказал.

– Не принимай близко к сердцу, Эм, это все ерунда.

– Отвечай давай.

– Ну, про парные отношения ты угадал.

– Я даже не сомневался, Ид. Куча придурков регистрирует пары, а после только и делает, что заглядывает в койку ко всем вокруг и обсуждает. Зачем? Не понятно. Но, наверное, люди всегда были такими. Еще когда на старой планете жили.

– Нет, Эм, если человек придурок, он таким останется и в паре, и без нее. А пара сама по себе, это же неплохо, – в голосе Идера, несмотря на крайнюю замедленность речи, появилась даже некоторая мечтательность.

– А я и не говорю, что плохо, – ответил Эмур. Оба какое-то время молчали, после Эмур подал голос:

– У тебя есть кто-то на примете?

– Нет наверное. Ну не так чтобы взаимно. Но когда я встречу, за мной не заржавеет.

– За мной тоже. Но я, наверное, не встречу.

– Что же тебя не пускает к счастью? – спросил Идер, который с закрытыми глазами лежал на кушетке, свесив ноги.

– Ну во-первых… мне нужно, чтобы меня любили.

– А во-вторых?

– Чтобы я любил.

– А еще?

– Все.

Они помолчали.

– Я чего-то, Эм, наверное, не понимаю, потому что по этим двум критериям ты можешь выбрать почти кого угодно.

– Если так рассуждать, Ид, по этим двум критериям я могу выбрать даже тебя. Но я не буду этого делать, – сказал Эмур с некоторой досадой в голосе.

– Правильно, нам с тобой не резон. Но вообще-то я думал, что ты уже выбрал. Я сейчас удивлен.

– Она со мной в лучшем случае ради секса, в худшем как-то попытается использовать, – вздохнул Эмур.

– Что, серьезно? Иарна? На нее не похоже.

– Ид, ты меня называл бесчувственным, а сам, кажется, людей вообще не понимаешь, – Эмур с трудом поднялся с кресла и замешал еще два бокала. Подал один из них товарищу и снова опустился в кресло, осторожно, чтобы не упасть.

– Ты там нормально отмерил? – подозрительно спросил Идер.

– Нормально, не бойся.

– Ну ладно, Эм, я, кажется, тебя расстроил. Не для того я тебя сегодня вытащил с базы, чтобы грузить. В конце концов, у тебя объективно куча народу, с кем ты знаком, из которых ты можешь выбирать, и еще я знаю уйму разных всяких, с кем ты может и не знаком, но которые на тебя облизываются издалека. Ты ж красавчик. Поэтому ты не в паре просто потому, что сам не хочешь, это очевидно.

– Да, не грузи меня, – Эмур чуть улыбнулся, – у меня для этого есть Арс. Скажи лучше, когда вы выдвигаетесь на космическую станцию?

– Послезавтра.

– А мы завтра вечером.

– Эм, какого ж мы сейчас делаем тогда? – Идер даже предпринял попытку приподняться, чтобы взглянуть на приятеля, но это ему не удалось.

– Я не буду пилотировать сам, – Эмур едва шевелил губами, казалось, он сейчас заснет. – Все в порядке. Вообще, спасибо за компанию сегодня. Я бы хотел забыться, и хоть ты мне усиленно мешаешь, мне уже почти удалось, и еще вся ночь впереди.

– Тебе спасибо, Эм. В любое время обращайся.

Когда Эмур следующим вечером пришел в летный док – как всегда безупречно одетый, с идеально уложенной челкой, но бледный и с темными кругами под глазами, – все двадцать четыре пилота его эскадрильи уже были там. Тяжелый транспортный корабль стоял здесь же, вокруг него суетились роботы разного функционала.

Летчики, построенные по звеньям в два ряда, в ожидании капитана стояли расслабленно и пользовались моментом для общения друг с другом. Он очень хорошо был знаком с ними всеми, вплоть до обстоятельств жизни каждого. Среди них были представители всех трех биологических видов, населявших Арильфис, в основном мужчины, но также несколько женщин. Большинство было людьми. Формированию любых команд, отрядов, отделов в государстве уделялось огромное внимание, и эта задача выполнялась исключительно искусственным интеллектом. Никому из живых существ не доверялось самостоятельно подбирать себе сотрудников и сослуживцев.

Фиолетовые комбинезоны летчиков отливали золотом под лучами заходящей дневной звезды, проникающими через прозрачный шлюз дока. При себе у каждого присутствовало личное оружие, шлемы, заплечные сумки с комплектом одежды и предметами первой необходимости – совершенно одинаковые наборы вещей. Каких-то значимых личных вещей не имел никто. Патрульные привыкли к тому, что быт устраивался без их участия. Они жили в рациональном минимализме, разработанном Системой: «Меньше вещей – больше жизни». Это было высоким стандартом, который вполне применялся не только в Патруле, но и среди воспитанного в Лиге гражданского населения, но которому упорно сопротивлялись жители присоединенных регионов, привыкшие к личной собственности и домашнему уюту и не желающие с ними расставаться. Впрочем, гражданские имели поблажки и могли себе позволить тратить жизнь на вещи, иногда расплачиваясь за это социальным рейтингом.

Завидев Эмура, летчики встали по стойке смирно. Каждый из четверых лейтенантов стоял впереди своего звена. Эмур прошел перед строем, внимательно глядя в лица, фиксируя в памяти каждого. Дойдя до конца построения, вернулся и остановился посередине.

– Здравствуйте, бойцы. Вижу, что все в сборе. Вольно.

Теперь каждый получил возможность говорить.

– Лейтенантам доложить о нештатных обстоятельствах. Болезни, нарушения, конфликты?

Все четверо промолчали, некоторые отрицательно качнули головой.

– Хорошо. Как вы знаете, сейчас мы снова отправляемся на станцию. Дальнейшие задачи пока не известны, все в обычном режиме. В полете все пассажиры, кроме лейтенанта Иарны и ее звена, – он посмотрел в глаза единственной женщине-лейтенанту. Она была примерно его ровесница – немного моложе, судя по гражданскому порядковому номеру, но они могли бы быть выпускниками одного класса Школы; высокая, почти с него ростом, с длинными, темными волосами, собранными в хвост, и смуглой кожей.

– Вопросы?

Вопросов не оказалось – и потому, что обстоятельства были привычны, и потому, что он был в любое время открыт к общению со своими летчиками, они всегда имели возможность спросить о чем угодно, поэтому не возникало нужды использовать ситуацию построения для долгих разговоров. Все понимали, что официальное мероприятие – служебная формальность, и соблюдали ее.

– Тогда хорошего полета, ребята.

Космическая станция располагалась в половине суток крейсерского пути от Арильфиса. Исполинское сооружение, дрейфующее в открытом космосе, несло на себе десятки кораблей и обеспечивало длительное комфортное и безопасное пребывание для пары сотен служащих. Патрульные проводили на этой и других подобных базах, которых у Лиги Содружества имелось много в разных частях освоенного космоса, большую часть своего времени. Это был их второй дом, а может, даже первый, так как базирование в космосе во время службы становилось для них привычнее. Передислокация сама по себе не означала какую-то особую миссию, она просто возвращала патрульных на их обычные позиции, обеспечивающие максимальную мобильность и скорость реагирования.

Узкие коридоры станции, похожие на коридоры наземных баз, вели в самые разные помещения, идеально приспособленные для представителей биологических видов, которые эту станцию посещали. У всех патрульных были привычные каюты, похожие на те, в которых они жили на поверхности планеты, только меньше размером. Здесь также располагались столовые, переговорные комнаты, тренажерные и учебные залы, как и во всех других местах базирования. Передислокация не должна была вызывать стресс и не требовала привыкания к новой обстановке. Искусственный интеллект прекрасно знал всех своих подопечных и их нужды, поэтому обеспечивал наилучшие и максимально рациональные условия для их жизни, где бы они ни находились и что бы ни делали.

В конце этого дня Эмур с Иарной, сполна предавшись своему обычному времяпрепровождению для тех вечеров, когда служебные задачи не разделяли их в пространстве Вселенной, обнаженными лежали, обнявшись, в его каюте. Приглушенный свет чуть лился в теплом спектре от светильников по периметру потолка. Помещение каюты было маленькое, но предельно эргономичное и уютное, обволакивающее. Обстановку составляли широкая удобная кровать, занимавшая большую часть площади, полки для одежды, узкий столик с креслом и санузел за стенкой. Это была чуть более минималистичная копия комнаты на базе в Арильфисе. Жилые помещения Патруля были предельно унифицированы, очень похожи между собой, так что при перемещениях не возникало эффекта новизны, патрульные могли быстро почувствовать себя как дома в любой дислокации.

В такие моменты Эмур чувствовал себя совершенно счастливым. Лежа с ней рядом, с совершенно пустой головой и в блаженной расслабленности, он не помнил о том, что из-за нее же регулярно считал себя самым несчастным. Несчастье приходило, стоило ему в очередной раз завести речь об отношениях пары и хоть как-то примерить это на них обоих.

Иарна поступила под его командование одной из первых среди лейтенантов. Эмур получил уведомление о новом звании, когда находился на космической станции, и на следующие же сутки прибыли два его первых лейтенанта со своими звеньями. Он часто думал о том, что Помощник словно специально хотел свести их вместе. И часто думал, зачем. И не находил ответа.

В тот день Эмур приветствовал всех летчиков в официальном порядке, затем попросил лейтенантов остаться, чтобы познакомиться с ними получше. Оба оказались идеальными собеседниками, как будто Эмур был знаком с ними уже очень давно. Это не являлось чем-то необычным, просто традиционно хорошая работа Помощника при подборе команды. Иарна не впечатлила его c первого взгляда, хотя они даже казались похожи внешне – у нее чуть более смуглый тон кожи, но при этом в чертах лица было что-то общее, и очень быстро выяснилось, что сходны и характеры, и привычки. Они оказались в одной постели тем же самым вечером, как-то очень просто и естественно, как будто уже много времени встречались. Остались друг другом полностью довольны и стали друг у друга наиболее предпочитаемыми партнерами.

Он сам очень свободно относился к выбору партнеров для секса – в полном соответствии с тем, как это было принято в Лиге и рекомендовано Помощником, но все-таки отношения приходилось строить, иногда преодолевая трудности, и всегда оставались те, с кем не появлялось желания вступить в интимную связь – просто не возникало искры. С Иарной же они были как возлюбленные, которые оказались разлучены, а теперь вновь воссоединились, и словно бы не расставались. Их потянуло друг к другу обоюдно.

В моменты размолвок и обид Эмур иногда тягостно размышлял о том, кто же из них все-таки иниировал начало отношений, и всякий раз думал, что, наверное, инициатива была с ее стороны, так как он для нее – просто средство удовлетворения желаний, одно из очень многих, потому что Иарна тоже соблюдала общепринятую повестку о свободной любви. Но, поскольку он при этом не пытался взглянуть на ситуацию с ее точки зрения, его сетования были совсем не объективны. Арс многократно пытался сказать ему об этом, но, когда дело касалось Иарны, Эмур был глух.

Глух и упрям, потому что именно в ней он очень рано увидел свою возможную пару, и решил, что должен получить ее в этом качестве во что бы то ни стало. Так и появился их единственный повод для размолвок – других не возникало. У нее он был всегда в абсолютном приоритете, он никогда не знал отказа, и в каждый момент их общения она его радовала. И, объективно, ее невозможно было заподозрить в корысти и попытках использования, она ничего у него не просила сверх того, что он хотел давать сам. Казалось, что ее все полностью устраивает и отношения доставляют ей искреннее удовольствие.

Но, когда он в очередной раз озвучивал желание перевести отношения в официальный формат, все становилось плохо. Если Иарна была в легком и веселом настроении, она могла выслушивать его фантазии, подыгрывать ему и подшучивать на эту тему, что очень раздражало Эмура, прекрасно считывающего истинное отношение. Если она была уставшей, она просто молчала, давая понять, что он говорит ерунду, которая даже не стоит комментария. Но иногда, если он доходил до требований и ультиматумов, что случалось редко, но все же бывало, она могла в ответ вежливо разложить ему по полочкам свое несогласие, и это было поводом к худшим конфликтам, после которых он сердился на нее много дней. Он жаловался Арсу, но тот, как казалось Эмуру, всегда занимал сторону Иарны.

На самом деле, Арс очень старался его утешить и донести до него правду, но это было крайне сложно. Правда заключалась в том, что Иарна являлась психологическим отражением Эмура, только в женском обличье. Ему достаточно было бы как следует всмотреться в себя, чтобы понять ее. Но при этом она была гораздо более рациональной и здравомыслящей. Она понимала, что ни один из них не сможет соблюдать обещания об отношениях только внутри их пары, и такие обязательства им были просто не нужны. А Эмур, необъективный к себе и не очень рефлексивный, как капризное дитя требовал, чтобы эта игрушка функционировала так, как ему хочется – и чувствовал себя глубоко несчастным, когда обнаруживал, что она на это просто не способна.

В такие моменты раздора он думал даже о том, чтобы попросить Арса походатайствовать о ее переводе куда-нибудь еще, чтобы не знать, где она – но скоро представлял себе это сбывшимся и приходил в ужас. Он не хотел оказаться в ситуации, когда о самом дорогом человеке не будет знать ничего. Но, может быть, тогда удастся просто забыть ее? – спрашивал себя Эмур. Ведь забыл же он множество школьных друзей и подруг, как будто их никогда и не было в его жизни? Нет, неизменно отвечал он себе, Иарна – это совсем другое.

Никто, кроме нее, не дарил ему ощущение такой счастливой безмятежности просто самим своим присутствием рядом. Поэтому он прощал ей все сразу и авансом. И все реже возвращался к рискованным разговорам, потому что, скрепя сердце, понимал, что они только напрасно омрачают мгновения, которые могут оставаться радостными. Но и от своих желаний не отказывался.

Сейчас Иарна, казалось, дремала, лежа лицом к нему с закрытыми глазами и обнимая его за талию. Эмур рассматривал ее, блуждая кончиками пальцев по ее коже и волосам.

– Не спи, – прошептал он, – мы так давно с тобой не были вместе.

– Мы сейчас вместе, – отреагировала она, не открывая глаз.

– Ты мне так нравишься. Я скучал по тебе.

Она открыла глаза, их взгляды встретились.

– Ой ли, капитан, – сказала Иарна, лукаво улыбнувшись.

– Ага, – ответил Эмур серьезно.

– Сколько народу от тебя это слышало в последнее время?

Он приподнялся на локте и посмотрел ей в глаза сверху вниз.

– Ты никак ревнуешь, Иарна, – и принялся ее целовать. – Скажи да, я хочу, чтобы ты меня ревновала.

Она отвечала на его поцелуи, при этом шутливо слегка отпихивая его.

– Эм, что за разговоры такие? Почему ты такой странный сегодня?

– Вовсе нет, я такой всегда. Ты успела меня забыть, – Эмур вновь внимательно рассматривал ее с улыбкой, его рука отправилась блуждать по ее телу.

– Ну, и зачем тебе моя ревность?

Он на миг отвел взгляд, после снова взглянул ей в глаза.

– Ты же знаешь, я всегда стремился проводить с тобой максимум времени. Для тебя у меня нет ограничений.

– Не боишься, что мы наскучим друг другу? – у нее в глазах искрился смех, и это неизменно сводило Эмура с ума.

– Вряд ли, – ответил он.

– Ох Эм, я боюсь, как бы дальнейший разговор не подвел меня к разногласию с моим офицером, – засмеялась девушка, обнимая его и целуя в ответ, – Мне бы этого совсем не хотелось.

Эмур фыркнул от смеха и вместо дальнейших слов вновь перешел к активным действиям.

В отсутствие боевых заданий жизнь на космической станции была для патрульных чрезвычайно размеренной и рутинной. Их распорядок дня регулировался искусственно, браслеты напоминали о задачах. Помощник подбирал каждому перечень занятий, наиболее полезный для самого патрульного и наиболее рациональный с точки зрения использования ресурсов станции, чтобы не допускать конфликтов, ожиданий, перегрузок. Естественного света они почти не видели, находясь преимущественно в помещениях без иллюминаторов. Суточный цикл на станции был традиционно аналогичен циклу на ближайшей крупной обитаемой планете, и утро-день-вечер-ночь также регулировались Помощником.

Эмура система с утра часто направляла заниматься физическими упражнениями. Обычно он встречал в зоне тренировок одних и тех же сослуживцев. Каждый из них имел индивидуальную программу, которую определял виртуальный инструктор. Эмуру, как правило, не нужно было обращаться к инструктору в процессе тренировки, он очень хорошо знал все свои задачи и комплексы упражнений и только заранее сверялся с их списком.

Он уже довольно долго бегал на беговой дорожке, когда на соседнюю встал Идер, со словами «привет, Эм».

– Привет, Ид, – ответил Эмур, заметив про себя, что тот пришел в удачный момент: его тренировка уже приближалась к концу, и было хорошо иметь повод поговорить, чтобы получить дополнительное представление об уровне нагрузки. Произнесение слов давалось с трудом, но все еще было довольно комфортно, отметил он с удовлетворением. – Расскажи, чем занимаешься?

– Пока тут сидим, – Идер бежал легкой трусцой, не торопясь увеличивать нагрузку. – Никаких заданий еще не было. А ты?

– У меня сегодня испытательный полет, но других заданий тоже нет пока.

– Что будет испытываться?

– Какая-то модификация наших кораблей. Я обычно не спрашиваю заранее, зачем мне.

– Ты вообще никогда не отказываешься от участия в испытаниях?

– Конечно, никогда, – в голосе Эмура, несмотря на неровный от усталости тон, прозвучало недоумение. – Зачем отказываться?

– Я по себе сужу, наверное, – усмехнулся Идер. – Я далеко не всякой утвержденной-то техникой управлять берусь. Восхищаюсь тобой в этом плане, Эм.

– Хочешь, побуду твоим инструктором? Запрос направь.

– Да мне как-то хватает моих навыков.

– Я вот своим пилотам не разрешаю мне подобное говорить. Если узнаю, что кто-то с чем-то не справляется, отправляю на дообучение.

Идер засмеялся.

– У всех свои заморочки.

– Это же важно, Ид.

– Каждый тянет в ту сторону, в которой сам силен. Кто-то, как ты, дрессирует навыки пилотов, а у кого-то подчиненные не вылезают со стрельбищ или с тренировок. Зато, в результате, все вместе мы довольно неплохи.

– Это имеет смысл.

– Поэтому таких, как ты, в роте не нужно больше одного. Поэтому мы с тобой и служим так долго вместе.

Некоторое время они бежали молча. После Идер вновь заговорил.

– А что слышно вообще? Что будет в ближайшее время?

– Ты надеешься, что у меня есть инфо, которой нет у тебя? Откуда бы?

– Мало ли. Ну хотя бы узнать мнение твоей интуиции и сравнить со своей, – усмехнулся тот.

– Моя интуиция говорит мне, что ждут нас дальние рубежи, и возможно, скоро.

– Да? не оптимистично.

– У меня вообще с оптимизмом не очень.

– Это ты к себе не объективен, Эм. Ты оптимист каких мало. Но почему ты считаешь, что без нас на дальних рубежах не обойдутся?

– Потому, что мне кажется, что слегка вразнос у нас все идет по всем фронтам, – Эмур обернулся, чтобы убедиться, что их разговор никто не слышит. Но никого не было рядом с ними, все остальные, кто находился в тренировочном зале, упражнялись поодаль, – Много в последнее время мятежей, много внезапных вызовов. А Лига, знаешь, большая. Если такая раскачка идет рядом с нами, я думаю, вдали от нас дела обстоят не лучше. Поэтому я и думаю, что, вполне возможно, мы отсюда отправимся где-то кому-то помогать.