Братья по вере

Глава 1

Лето. Июнь. Еще не испарилась утренняя роса. Над Суздальскими озерами, протянувшимися на север от Санкт-Петербурга между Поклонной горой и Парголово, парит прозрачный туман. Вода теплая, словно парное молоко. По озеру плавают дикие утки, создавая на водной глади мелкую рябь. Стройные тополя звенят на ветру лопнувшими сережками, покрывая землю белым пухом.

Вдоль отлогого берега стояло два экипажа, запряженные четырьмя гнедыми конями. Извозчик, положив руку на спину одному из коней, поглаживал жеребца по густой гриве и наблюдал за происходящим у озера. В глазах немолодого извозчика читалось не то осуждение, не то непонимание происходящего и, казалось, ему было не по себе от того, что приходиться быть здесь в эту минуту. Он, то озирался, проверяя, нет ли кого позади на дороге, то неловко переминался с ноги на ногу, но все-таки оставался на месте, чувствуя себя обязанным отработать оплаченное.

По берегу стояло несколько человек, прибывших в экипаже.

Графиня Наталья Никифоровна Богомолова, женщина уже немолодая и выглядевшая весьма болезненно, прислонив к губам платок, качала головой и улыбалась, хотя на лице ее читалось глубокое волнение. Впрочем, волнение это, казалось, не от тоски, но от радости, переполняющей ее сердце. Рядом с графиней, держа в руках летний зонтик, стояла Наталья Федоровна Ливен и ее сестра Вера Федоровна Гагарина. Княгини, взявшись за руки и придерживая платья, дабы не испачкать подола о песок, что-то тихо напевали. Чуть позади стояли графы Модест Модестович Корф и его близкий друг Алексей Павлович Бобринский. Друзья, сложив руки за спиной, что-то тихо обсуждали, устремив взгляд на происходящее таинство. Поодаль стояла молодая служанка Софья, теребя в руках тополиный листок; и почти незаметно улыбалась.

В воду вошел человек, одетый в длинную белую одежду. Это был Василий Александрович Пашков, близкий друг всем собравшимся и также вращавшийся в высоких кругах. Он вошел в воду по грудь и обернулся лицом к собравшимся.

– Подойдите! – крикнул Пашков к берегу, протянув вперед руки.

С колен поднялись два молодых человека, также одетые в белую одежду.

Один из них был лет шестнадцати. Это был юноша среднего роста и худощавого телосложения, единственный сын графини Натальи Никифоровны. Андрей Богомолов не был красив, хотя черты лица его были правильные. От рождения он был слаб здоровьем, и потому бледное и худое лицо его всегда имело осунувшийся вид. Светлые прямые волосы его были аккуратно уложены, как подобает молодому графу. В свои шестнадцать лет он выглядел значительно моложе и походил на неоперившегося птенца. Ссутулившись и опустив голову, он что-то тихо шептал.

Поднявшийся с колен еще один юноша имел вид человека сформировавшегося, хотя также молодого, на вид ему было около двадцати лет. Василий, оставшийся сиротой в десять лет, был взят на попечение графини Натали Никифоровны и жил рядом с Андреем подобно брату. Графиня была столь добра, что дала ребенку все, что только могла: любовь и материнскую ласку, мальчик жил в доме, словно родной сын. Только в свет не позволено было ему выходить, дабы избежать толков. Василий был крепок, высок и довольно недурен собой. От отца ему достались красивые вьющиеся темно-русые волосы и густые правильные брови. Карие глаза его всегда были живы. Румяный и загорелый он дышал силой и здоровьем. Василий, поднявшись с колен, поднял голову к небу и вознес руки над головой.

Молодые люди вошли в воду.

Василий Александрович принял юношей и, положив руки на их головы, воскликнул так, чтобы слышали с берега:

– Веруете ли, что Иисус Христос – Сын Божий?

Андрей, не поднимая головы, тихо произнес: «Верую».

Пашков посмотрел на воодушевленного Василия. Молодой человек поднял голову и, что есть сил, закричал: «Верую, что Иисус Христос есть Сын Божий!»

Василий Александрович улыбнулся и громко произнес:

– Крещу вас во Имя Отца и Сына и Святого Духа, аминь!

Выйдя из воды, Андрей подбежал к матери, которая уже приготовила плед, чтобы укутать сына от утренней прохлады. Наталья Никифоровна накрыла Андрея пледом и крепко обняла. Молодой человек улыбнулся, но тут же едва ли удержался, чтобы не заплакать; эмоции переполняли его, и не умело еще молодецкое сердце управлять этой бурей чувств.

Василий, выйдя на берег, окинул взором собравшихся, делясь сиянием, переполнявшим его. Молодой человек поднял руки к небу и громко прославил Бога. Тогда все вокруг стали поздравлять Василия и Андрея. Женщины запели благодатные гимны, а господа, подходя, горячо обнимали только что крестившихся.

Дамам захотелось еще прогуляться по берегу озера, пока не сошел туман, и невысоко поднялось солнце. Модест Модестович, подняв брови и поправив усы, неоднозначно сказал:

– Быть может, лучше было бы вернуться до обеда? А впрочем, давайте побудем здесь немного и подышим свежим воздухом. Нынче погода располагает к прогулке. Верно, Наталья Федоровна?

– Несомненно, Модест Модестович, чудное место. Ах да, пока не забыла: завтра вечером приходите все к нам. В Петербург возвращается лорд Редсток с особым визитом и, конечно, он будет у нас на приеме.

– Мы, обязательно, будем с мальчиками, с Андрюшей и Васенькой – залепетала графиня Богомолова. – Они мечтают познакомиться с лордом и послушать, как он впервые повстречался с графом Василием Александровичем. Тогда он еще вздором почитал то, что теперь весь смысл жизни нашей. Вы расскажите, граф?

– Вот завтра вечером, когда пребудет господин Редсток, мы все вспомним эту историю – ответил Пашков и, надев свою легкую фетровую шляпу, пошел вдоль берега.

Василий и Андрей сидели вместе под высоким тополем. Андрей улыбался и сминал в еще влажных руках тополиный пух. Неподалеку кружилась его матушка, опасаясь, чтобы сын не простудился. Василий тоже улыбался и глубоко, как бы наслаждаясь, вздыхал, поднимая к небу глаза.

– Как ты думаешь, – спросил Василий – разрешит ли Наталья Никифоровна завтра взять с собой Соню? Я хочу, чтобы она тоже послушала и посмотрела.

– Не знаю, Василь – обратился Андрей к брату, как он его называл с самого детства. – Она у нас всего месяц, может, не поймет.

– Но ведь и сам граф, и княгини тоже сначала не понимали, но душа то просила – возразил Василь – Если бы им никто не рассказал, то они так бы и остались в неведении.

– Да, наверное, ты прав – все же согласился друг. – Хочешь, я поговорю с маменькой? Хотя, может, ты лучше сам, я все-таки не уверен. Или можно, конечно. – Андрей колебался и ждал, когда Василий сам примет какое-нибудь решение.

– Я сам все сделаю, не переживай – сказал Василь и посмотрел на Соню, стоящую у экипажей с тополиной веткой в руках.

Андрей замер и, наклонившись, пристально посмотрел на брата, а потом на молодую служанку. От любопытства он даже приоткрыл рот, но не подал виду.

Василий опустил глаза и о чем-то подумал.

Соня стояла у экипажа и гладила гнедого коня по гриве. Неподалеку, облокотившись на повозку, стоял извозчик; в лице его читалось недовольство.

– Сектанты, прости, Господи, – пробурчал он и перекрестился тремя перстами.

Соня, услышав эти слова, недоумевала, отчего извозчик, изобразив столь неприятную гримасу, так грубо отозвался обо всех господах, прибывших к озеру. Служанка взглянула в сторону Василия и Андрея, которые, сидя под тополем, что-то горячо обсуждали. Любопытство и неясность наполнили ее мысли.

Глава 2

Имение графини Богомоловой располагалось недалеко от Петербурга. Дорога к усадьбе скрывалась в тополиной роще, а окрестность усеяна была полевыми цветами и плодовыми кустарниками. Муж графини оставил ей и сыну довольно большое богатство, так что они ни в чем не имели нужды. Слуги в доме были верны своей госпоже и любили ее. Наталья Никифоровна любила лошадей, а потому муж ее, при жизни еще, построил большие конюшни и завел кобыл и жеребцов разной породы. Но Наталья Никифоровна из-за болезни своей последнее время уже не имела той охоты к лошадям, как прежде, а потому поручила их конюхам и слугам. Только иногда она приходила гладить лошадей и о чем-то думала или что-то вспоминала.

Дом был окружен роскошными садами, где графиня любила отдыхать.

Вечером того же дня Наталья Никифоровна, одевшись в домашнее платье, сидела в саду под яблоней в кресле-качалке и читала, держа перед глазами дамское пенсне. Андрей сидел рядом с матерью, положив голову к ней на колени. Василий бродил рядом и рассуждал о чем-то вслух.

– Пойду, взгляну, что сегодня на ужин, так есть хочется – сказал Вася и улыбнулся.

– И я с тобой, подожди – заговорил Андрей и поспешил встать.

– Только быстро не бегите, Андрюше вредно бегать – вдруг заволновалась графиня, останавливая молодых людей.

– Я сам посмотрю и скоро вернусь, останься, Андрей, я быстро – остановил Василий брата и поспешил в дом.

Василий, войдя в дом, стремглав побежал на кухню, столкнувшись по пути с поварихой Варварой.

– Вася! Куда ты несешься, под ноги не глядя, точно конь, ей богу! – побранила Варвара Василия, в ответ на что, он только поцеловал ее в полные щеки и, засмеявшись, снова побежал.

Молодой человек ворвался на кухню, словно вихрь.

У стола стояла Соня. Аккуратная беленькая головка ее была покрыта чепчиком, а на лоб спадали белые кудри. Девушка, резко обернулась, взглянув на Васю большими серыми глазами.

– Ах, это вы, а я испугалась от чего-то – проговорила Соня, улыбаясь.

– Да, я – отвечал запыхавшийся Василий – Что у нас сегодня?

– Жаркое из кролика и тушеная капуста – ответила служанка, продолжая работу.

– Сонечка, – обратился Василий к девушке – Мы завтра с Натальей Никифоровной идем в дом княгини Ливен, пойдемте с нами, я спрошу графиню, она не откажет, я уверен. – Вася улыбался и все еще не мог отдышаться.

– Это неудобно, Вася, я не могу – ответила Соня и закачала головой, опустив глаза – В дом таких знатных господ… Нет, нет.

– Сонечка, душенька, ради меня, голубка – упрашивал Василий, заглядывая девушке в глаза.

Соня молча качала головой и ничего не отвечала.

– Не любите вы меня, Сонечка, смеетесь надо мною – проговорил Василий, взяв девушку за руку.

– Что вы говорите, Вася, как можно? – шепотом произнесла девушка и посмотрела, нет ли кого рядом. – Сами же знаете, что люблю. Но в дом к княгине не пойду, кто я есть, чтобы туда идти?

– А я кто? – спросил Василий, недоумевая – Отец мой, кто он был? Конюх графини нашей. Да вот несчастная ему доля выпала. Кидал он сено лошадям в конюшню, и змея свалилась ему на голову и ужалила. Родитель мой промучился два дня и помер. Он был крепкий и красивый человек, никогда его никакая хворь не брала, а тогда он сам на себя похож не был: опух весь, лицо посинело, и в бреду скончался. – Вася тяжело задышал – Я на него очень похож, может, и я уйду также. Так, что же я есть? Сын конюха, слуга. А, если графиня по доброте своей взяла меня к себе, так это из меня господина-то не делает. Благо пред Богом все равны.

Соня поцеловала Васю в плечо и крепко обняла.

– Мне жаль, что в судьбе вашей так сложилось, и вы стали сиротой. Верю, что отец ваш был человек достойный; зная вас, сложно усомниться в этом. – отвечала Соня – Но больше не пугайте меня так. Бог даст, вы проживете жизнь долгую и более счастливую, чем родитель ваш, и упокоитесь в светлой старости. Я более всех желаю вам счастья.

Она на время замолчала, а после сказала:

– Простите меня, Вася, но пойти в дом княгини я не могу. Да и зачем вам просить за меня. Что могут подумать?

– Если только ты разрешишь, я сразу объявлю Наталье Никифоровне о нас – произнес Василий с надеждой – Я тотчас же просил бы твоей руки, если бы ты только разрешила сообщить о нас.

– Я понимаю, Вася, я тоже хотела бы этого, но давайте повременим немного. Не время сейчас. Графиня болеет часто, сейчас не до того – отвечала Соня, поглаживая Василия по плечу.

В саду под яблоней все также сидела Наталья Никифоровна и читала. Андрей бродил вокруг графини и собирал ромашки. Набрав целую охапку, он сел подле матери и плел из цветов венок.

– Андрюша, я последнее время боюсь, что со мной что-нибудь случиться, боюсь, что вы с Васей потеряетесь в этой жизни. Вы так молоды, в вас кипит молодая кровь, сейчас все так хотят свободы, но я всем сердцем желаю, чтобы вы верили Христу и Евангелию – она закрыла книгу и посмотрела на сына – Господь любит вас обоих, хотя Вася больше ревнует по Богу. Ты бери с него пример, будь больше в чтении Евангелия, Псалмов.

Андрей ничего не отвечал, а только молча кивал головой и продолжал плести венок.

– Когда я уйду, я хочу знать, что вы оба верны Христу и держитесь Его Слова – продолжала Наталья Никифоровна – Я в своей жизни успела нагрешить, но вы берите пример с тех, кто был верен Богу. Чтобы с вами не случилось, где бы вы не оказались, помните, что Он всегда с вами.

– Маменька, вы плохо себя чувствуете? – спросил Андрей, встревожившись – Почему вы все это говорите?

– Не тревожься, родной, я просто должна тебе все это сказать, потому что не знаю, сколько Бог мне отмерил.

Андрей положил голову к матери на колени и, обняв ее, заплакал.

– Не нужно, что ты, Андрюша, я еще не умираю, просто мысли, которые тревожат меня, хочу, чтобы ты услышал – заговорила графиня, поглаживая сына по голове. – Это мой долг, наставить тебя, пока еще я могу.

– Почему вы не говорите и Василю об этом? Вы его не любите? – спросил Андрей, вытирая слезы.

– Знай, сынок, я люблю вас совершенно одинаково, вы дети мои. Но за Васю я так не тревожусь, он крепкий, в мыслях его порядок, он уже утвердился, а за тебя у меня душа болит.

– Можно я и Василю скажу об этом? Мы всегда все рассказываем друг другу – спросил Андрей.

– Конечно, родной, конечно. – позволила Наталья Никифоровна и поцеловала сына в макушку.

Ночь окутала Петербург. Над имением Богомоловых ясно сияли звезды, весело перемигиваясь на небосклоне. За окнами стрекотали кузнечики, в камине потрескивали сухие дровишки.

Василий и Андрей жили в одной комнате. Наталья Никифоровна, поцеловав детей на ночь, отправилась к себе.

– Ты на кухню сегодня к Соне ходил? – спросил Андрей брата, как только графиня закрыла за собою дверь.

– Да, к ней. – ответил Вася и глубоко вздохнул – Приглашал ее завтра с нами к княгине, но она отказалась, ей показалось это неудобным и неправильным. Наверное, в воскресение пойдет в церковь, поставит свечку святому Николаю и помолится. Все так делают, а есть ли вера в ком? – он задумался на минуту и продолжил – Я хочу, чтобы она стала моей женой, но только для начала она должна услышать истинное Евангелие и действительно уверовать.

– А, что, если она уже верует? – спросил Андрей, облокотившись на руку. – Почему думаешь, что, помолившись Николаю, она не верует?

– Ты меня удивляешь, – улыбнулся Василий – Истина только в Иисусе Христе, так написано в Евангелии и в Посланиях, как будто сам не помнишь. Если, помолившись всем святым и поставив тысячу свечек, душа все равно не успокаивается и ищет чего-то, разве не говорит это о том, что сегодня в церкви не преподают необходимого – истины, Слова?

– Говорит – ответил Андрей, продолжая размышления – Я только имел ввиду то, что, может, она верит, но ее нужно немного направить и все.

– Это я собираюсь сделать – ответил Вася утвердительно и, вскочив, сел на кровати, поджав ноги – Знаешь, после крещения я чувствую в себе столько сил, я хочу свидетельствовать, чтобы другие люди тоже могли прочитать Евангелие, чтобы они тоже узнали, что ни один святой не может спасти или заступиться за нас пред Богом, а только Христос. – Василий говорил воодушевленно и взволнованно, глаза его горели и весь он светился от счастья.

Андрей потупил взгляд, уставившись в окно. «Почему во мне нет столько порыва? – подумал он. – Почему я так не воспламенен этой любовью? Разве я не люблю Господа? Конечно, люблю. Недостаточно люблю, наверное». Андрей тяжело вздохнул и сказал:

– Я думаю, что все у вас будет хорошо. Ты ей прочитаешь Евангелие, она уверует, и вы поженитесь. Я буду очень рад за вас, я уже рад. – он улыбнулся – Давай спать.

Василий широко улыбнулся на слова брата и, запрыгнув под одеяло, сказал:

– Жив Господь – жива душа моя, спокойной ночи.

Еще некоторое время молодые люди, погруженные каждый в свои мысли, лежали на постелях и не могли уснуть.

Глава 3

В доме княгини Ливен все приглашенные гости беседовали в главной зале. Уже прибывший лорд Редсток разговаривал с графом Василием Александровичем Пашковым. Они что-то вспоминали, улыбались и оживленно обсуждали. Вскоре к ним подошли и дамы вместе с Модестом Модестовичем Корфом и другом его Алексеем Павловичем Бобринским. У окна сидели с книгами в руках Елизавета Черткова и ее сестра Александра Ивановна Пашкова, жена Василия Александровича. Графиня Богомолова сидела рядом со своей подругой графиней Гагариной и, обмахиваясь изящным веером, жаловалась на слабое здоровье, не забывая упомянуть и болезненное состояние своего сына. Молодые люди Василий и Андрей стояли неподалеку и наблюдали со стороны. Им не терпелось послушать лорда о его пути к вере и о том, как он прибыл в Петербург. Василий все время что-то рассказывал брату и делился впечатлениями, в ответ на что Андрей только кивал головой и улыбался.

– Дорогие гости, – обратилась княгиня Ливен к собравшимся. – Наконец мы все здесь. Давайте же послушаем нашего дорогого гостя, лорда Редстока. – Она улыбнулась и, немного волнуясь, перебирала пальцами. – Сегодня с нами дети графини Натальи Никифоровны, они приняли крещение два дня тому назад, и хотят из первых уст услышать о вашей миссии в Петербурге, дорогой Лорд.

– Я с радостью расскажу, господа, – отвечал Лорд размеренно. – Но для начала давайте послушаем графа Пашкова, у него есть слово для нас, как он давеча сообщил мне в разговоре.

– Просим, граф – сказала Елизавета Черткова тихо.

Граф Василий Александрович попросил стул и, сев перед собравшимися и взяв в руки маленькую книгу, открыл первое послание Иоанна. Граф читал медленно и с расстановкой, голос его был тверд. Далее он сказал короткую проповедь, опираясь на прочитанное. Все собравшиеся внимательно слушали графа, читая вслед за ним каждый по своей книге. После граф обратился ко всем, сказав:

– Когда-то я был атеистом и противником веры, лорд не даст солгать. Жена моя, Александра Ивановна, когда вернулась из Англии вместе с княгиней Ливен, убеждала меня, что наконец-то нашла то, без чего душа ее последние годы не имела покоя. Она показывала мне Евангелие и говорила, что теперь знает, каков смысл ее жизни, и куда стремиться она теперь. – он улыбнулся и посмотрел в сторону Редстока. – А вскоре и сам лорд прибыл к нам в Петербург. Как я хотел познакомиться с ним, посмотреть на человека, который супругу мою научил в Англии каким-то глупостям, от которых теперь она сама не своя. Я тогда ничего не хотел слушать.

– Да, господа, – согласился лорд. – Граф тогда сказал обо мне: «Какая пошлость. И охота людям слушать бессмысленного болтуна». – лорд покачал головой, засмеявшись.

– Да, – продолжал Пашков – Но потом мы встретились во второй раз. Мы долго беседовали, и после лорд помолился вместе со мной. Я помню дословно его молитву, господа. Я тогда, встав с колен, был уже не тот, что прежде. Я увидел вдруг себя осужденным пред престолом Святого Бога, ненавидящего грех. Слово Его, по действию Духа Святого, достигло меня и пробудило мою совесть. Свет Слова святого закона Божия, освятил потаенные углы моего сердца и показал мне глубины зла во мне, о существовании которых я не подозревал. Он пробудил во мне желание освободиться от греха, который связывал меня.

– С тех пор все имения свои, коими мы владели, и завод медеплавильный, что на Урале, муж мой посвятил на служение Господу. – завершила рассказ графиня Пашкова. – Это был мой муж, но уже совсем другой человек.

– Да, господа, мы с тех пор с графом стали распространять синодальный Новый Завет. – сказал Модест Модестович Корф – Мы были полны непреодолимого желания нести Слово Божие в свет и не только.

– Велико могущество Господа. – произнес лорд Редсток, кивая головой.

– А как вы сами уверовали, лорд – спросил Василий, обратившись к Редстоку.

– Я служил в английской армии во время Крымской войны. – начал свой рассказ лорд. – Было тяжелое время, война, а на войне всегда тяжело. Случилось, что я получил тяжелое ранение и попал в лазарет. Смерть шептала мне в ухо, уже и не думалось подняться, все вокруг говорили, что мне надлежало умереть. И тогда я задал себе вопрос: «Иду ли я по пути истины, и на что будет обречена моя душа после смерти?» Знаете ли, кто воюет, тот непременно задаст себе этот вопрос. К счастью, рядом так же раненый, лежал один миссионер. Он не назвал мне своего имени, но он показал мне путь спасения через Господа Иисуса Христа. – лорд вздохнул и продолжил – Вскоре этого человека перевели в другое место. Мне Бог даровал жизнь. Я вернулся на родину и ушел в отставку. Отказавшись от светской жизни, я посвятил себя благовествованию.

– Вскоре лорд Редсток дошел и до Петербурга – продолжила княгиня Ливен – Он был так же приглашен с иными иностранными гостями в наш дом. Здесь-то он и засвидетельствовал всем нам и графу Пашкову.

Василий и Андрей слушали со вниманием. Василий задавал вопросы, живо участвовал в беседе, а Андрей стоял в стороне и слушал свидетельство Редстока и остальных. Молодой человек от робости своей не смел вступать в разговор со столь знатными господами не только в свете, но и среди верующих.

После того княгиня Гагарина, сев за фортепиано, начала петь один из гимнов, коими обыкновенно привыкли славить Бога собравшиеся. Некоторые дамы тихо подпевали.

Андрей сидел подле матери, которая беседовала с лордом Редстоком и княгиней Ливен.

– А знаете ли, лорд, – говорила княгиня – Что после вашего вынужденного отъезда, у нас здесь все совершенно переменилось. Графиня Елена Черткова, которая сегодня, к сожалению, не смогла придти, стала членом дамского комитета посетительниц тюрем, а графиня Пашкова с сестрой открыли швейные мастерские и прачечные для бедных женщин. Ах, если бы вы знали, как прекрасны были эти перемены! – воскликнула княгиня – Наши дома, которые некогда принимали роскошные балы, стали местом христианских собраний. Граф Пашков Василий Александрович открыл столовую для рабочих и студентов, коих и приглашал после на наши собрания. Дома всегда были полны.

– Как я рад, княгиня, – ответил лорд – Что Господь совершает волю Свою здесь, в России. А сейчас что же? Не угасли ваши светильники?

– Ах, нет, дорогой лорд, – возразила княгиня Ливен – Наше служение растет и процветает, мы каждый день молимся об этом. Вот и графиня Богомолова присоединилась к нам пять лет назад, а теперь и дети ее крестились – она указала взглядом на рядом сидящих Наталью Никифоровну и Андрея.

– Да, знаете ли, если бы я однажды не попала на такое собрание, даже не знаю, что бы сейчас было со мною. – сказала графиня Богомолова и обняла сына. – Вот теперь и совершенно успокаивается душа моя, когда и дети мои здесь, в общении, в Слове.

Василий подошел к графине Богомоловой и лорду.

– Я очень рад, что удалось с вами познакомиться, дорогой лорд, – обратился Вася к Редстоку – мне Наталья Никифоровна рассказывала о вас, но мечтали мы с Андреем услышать обо всем из ваших уст.

– Я тоже рад, что вы, еще столь молодые люди, уже избрали свой путь и, поверьте, не ошиблись. – Ответил лорд, пожимая Василию руку.

Еще около часа собравшиеся пообщались, почитали Евангелие и спели несколько гимнов. После все начали прощаться и отправляться по домам.

Уже стемнело. Улицы Петербурга наполнил теплый свет фонарей. Наталья Никифоровна дремала в экипаже под легкую качку. Андрей и Василий, наполненные впечатлениями от встречи в доме княгини Ливен, всю дорогу делились впечатлениями. Глаза Василия горели, он рассуждал, разводя руками и, даже задыхался от переполняющих сердце чувств. Андрей кивал головой и улыбался, соглашаясь с мыслями брата. Глядя в окно, он молча рассуждал и, когда какая-нибудь особо важная мысль посетит его, Андрей, не поворачивая головы, делился ею с Васей.

И так они ехали до самого имения. Экипаж качало на кочках кривой дороги через тополиную рощу, что простирается в нескольких верстах от дома Богомоловых. Сгорбившись, извозчик дергал поводья, подгоняя лошадей, стук копыт которых смешался со скрипом колес повозки.

Глава 4

Одним теплым утром июньского дня, когда солнце уже довольно высоко поднялось над землей, но все же не успело еще обогреть землю, Василий, собрав всю прислугу, нянечек, горничных, рабочих и управляющего, рассадил их в саду и, сев, открыл Евангелие и читал вслух.

– Кто поручил нашему Васе это дело? – спрашивала тихонько нянька Лизавета – Неужто, матушка Наталья Никифоровна?

– Быть может и она. – пробубнил управляющий Иван – Странно, право, за пять лет, что госпожа наша впала в сие безрассудство, никто из детей ее, не был послан к нам с подобными речами. – Он перекрестился. – Прости, Господи, да вот и уйти нет возможности, еще накажут.

– Помилуй Бог! – воскликнула повариха Варвара так, что Василий прервался и, подняв на несколько мгновений глаза, продолжил. – Помилуйте, Иван Петрович, – продолжила Варвара, приглушив свой сотрясающий все вокруг тон. – Когда нас графья-то наказывали? Что покойный барин, царствие ему небесное, что барыня наша, всегда с полнейшей любовью и добротой, а вы такое себе говорить позволяете, как же можно. – повариха, сжав полные губы, покачала осуждающе головой, глядя на управляющего.

– Это не наша вера, голубушка, – произнес недовольно Иван Петрович – Уже и не знаем, чего ожидать о господ наших, если они нам здесь читают непонятное, вопреки церковному учению. Ежели это вера православная христианская, отчего они в храм не приходят, а собираются неизвестно где, по домам, и что еще там проповедуют неизвестно. А ежели не православная, значит не наша, и нечего тут слушать. Святых не признают, праздники упразднили, образа со стен поснимали, знал бы покойный господин наш, уж и все равно бы помер.

– А по мне, так ничего в этом дурного нет. – пожала плечами Варвара – Так же молятся, иной раз барыня и перекрестится, и креста-то она не снимает – говорила повариха, защищая графиню. – Ничего дурного не делают господа наши, Иван Петрович. А и к церкви-то сейчас молодежь остыла, им нынче пагубные развлечения интересны, да романы от родительских глаз. Хорошо, что наши Андрей Андреич и Вася с самых малых лет иного характера, не то, что столичные молодые люди.

Василий, заметив, что его не слушают, встал и, вздохнув, обратился ко всем:

– Как же вы не понимаете, – он вознес книгу над головой, – здесь, в этой книге, только в ней есть глаголы вечной жизни. Здесь говорится о Том, Кто искупил грехи ваши, всех нас. Христос, живя на земле, был таким же простым человеком, как мы с вами, хотя Он Сын Божий. – В глазах Василия горел огонь и ревность по Богу, он был воодушевлен. – Хотя Он и Бог, но не возгнушался нами. – продолжал Василий, как бы взывая к душам собравшихся. – Только Его Святая жертва очищает нас от грехов. Ни образа, Иван Петрович, ни святые угодники, ни священники не отпускают и не прощают грехов и не дают вечной жизни, а только Иисус Христос, Распятый на кресте и Воскресший, спасает нас и дает нам вечное спасение.

Вскоре из дома вышел Андрей в ночной рубашке и халате. Увидев Василия, он босиком пошел по траве и встал неподалеку. Андрей смотрел на благовествующего брата и немного завидовал изнутри. Он вслушался в шепот прислуги. Варвара и Иван Петрович спорили все о том же. Андрей, нахмурившись, сжался и опустил голову, на лице его изобразилось глубокое переживание.

– Батюшки, Андрей Андреич, голубчик, что ж вы босиком-то, вам же не должно босиком, снова хворать будете – залепетала нянька Лизавета, увидев Андрея, стоящего позади. – Идемте скорее в дом, я согрею чаю с малиной, не дай Бог, не дай Бог – продолжала причитать Лизавета, отводя молодого барина в дом, держа под локоть.

– Полно, няня, тепло же – несмело заметил в ответ Андрей.

– Да уж, тепло. – отвечала Лизавета. – А ежели маменька ваша увидит, что я ей скажу, будет переживать и тоже заболеет. Идемте, идемте.

Все собравшиеся, увидев, как нянька отводит молодого барина в дом, тоже залепетали, засуетились и, вскочив с мест, разбрелись по своим делам. Осталась только Соня, что стояла под яблоней и, сложив за спиной руки, внимательно слушала Василия.

– Как же так-то. – промолвил Вася. – Разбежались все куда-то. – Он взглянул на Соню и сказал. – Сонечка, я же ведь это все не от ума говорю, это же ведь и в самом деле слова жизни и весь смысл ее.

Он держал в руках Евангелие. Помолчав немного, он протянул книгу служанке и сказал:

– Спаситель мира – Христос, и нет ни в ком ином спасения. Здесь написано, все-все написано. – он улыбнулся. – А они слушать не хотят, смеются, наверное, судят. Это же все я говорил и читал, потому что спасения им желаю, всем желаю, правда, Соня. – Вася пожал плечами и взглянул девушке в глаза. – А они не верят, и ты не веришь, да?

– Знаете, Вася, я вам кое в чем признаться хотела. – отвечала Соня, не поднимая глаз. – Я хотела раньше рассказать, но не стала. На самом деле у меня были причины не говорить. Я надеюсь, что вы меня простите за мое молчание.

Василий умолк. Он глазами проводил по лицу девушки и недоумевал.

– Говорите же. – произнес он тихо.

Соня подняла глаза, чтобы начать, но тут раздался голос няньки Лизаветы:

– Василий! Вася! – звала нянька, выглядывая из окна.

– Идите, вас зовут, после поговорим. – поспешно проговорила Соня и, побежала вон из сада.

Василий встревожено глядел вслед убегающей Соне и хотел, что-то крикнуть ей, но тут подлетела запыхавшаяся Лизавета:

– Василий, что ж ты, зовут тебя. – говорила она, переводя дух.

– Кто зовет? – спросил Вася отстраненно.

– Андрей Андреич, им письмо пришло, велели тебя позвать, да скоро велели, а ты молчишь, не откликаешься.

– Хорошо, иду, иду – ответил Василий и побежал в дом.

В комнате его ожидал Андрей с письмом в руках. Молодой человек был немного озабочен, но всеми силами пытался это скрыть. Как только в комнату вошел Василий, Андрей встал со стула и сказал:

– Смотри, Василь, это сегодня утром принесли от наших знакомых, Николая и сестры его Марии. – Андрей прервался и кашлянул.

– От Неждановых? В самом деле? – удивился Василий, разворачивая письмо. – Что пишут?

– Они приглашают нас с тобой на конную прогулку завтра. – отвечал Андрей с несвойственной ему торопливостью. – Еще будут графиня Татьяна с сестрой и их двоюродные братья, Максим и Сергей, они приехали из Москвы на лето.

– Хорошо, тогда нужно написать им ответ, если мы поедем, конечно. – сказал Василий, и протянул брату письмо.

– Ты думаешь, стоит поехать? – спросил Андрей, высоко подняв брови.

– А ты не хочешь? – произнес Василий загадочно.

– Я не знаю, Василь, разрешит ли маменька. – пожал плечами Андрей. – Ты думаешь, не стоит? Да, наверное, все-таки не стоит. Как тебе кажется, Василь? – Андрей уставился на брата, в ожидании ответа.

– Я ничего не думаю, – засмеялся Вася. – Просто спрашиваю, хочешь ли ты поехать на эту прогулку. Она тебе нравится, да? – спросил вдруг Вася, чем застал брата врасплох.

Андрей побледнел и забегал глазами.

– Кто нравится? – спросил он осторожно. – Никто мне не нравится. Не поедем никуда, не хочу я. – Андрей положил письмо на стол и обиженно отошел к окну.

Василий засмеялся и, подойдя к брату, обнял его ободряюще за плечи, и сказал:

– Андрей, да что с тобой? Конечно, поедем, и я знаю, что ты очень хочешь поехать, ведь там будет Мария.

– Она мне очень нравится, Василь, прямо даже не знаю, как нравится. – повернувшись, сознался Андрей дрожащим голосом. – Но я и слова при ней сказать не могу. Я бы хотел, чтобы ты ей засвидетельствовал, как сегодня слугам, чтобы она не думала, что раз мы не ходим в церковь, значит мы, ну, сектанты. – он помялся и посмотрел на брата с надеждой.

– Конечно, – согласился Василий. – Я только и жду, чтобы кому-нибудь рассказать, прочитать, разъяснить, я не могу удержать в себе этого свидетельства. – он закивал головой и сказал – Я засвидетельствую им всем. Иначе быть не может.

Андрей крепко обнял брата и тихо сказал:

– Спасибо, Василь, ты даже не представляешь, как выручишь меня. Я сделаю для тебя все, что угодно, что только захочешь.

– Не надо так говорить, – ответил Вася. – Как говорил апостол Павел: … это необходимая обязанность моя и горе мне, если не благовествую.

Андрей улыбнулся и крепко пожал брату руку.

Глава 5

Наталья Никифоровна, провожая Андрея и Василия, все причитала и вздыхала:

– Васенька, родной, пригляди за Андрюшей, – говорила она. – Не позволяй ему скорую езду, да смотри, чтобы невзначай с лошади не упал. Умоляю, Андрей, будь внимателен, и, главное – не гони.

– Маменька, ну что вы, я же все знаю – говорил Андрей и гладил матери плечи.

– Наталья Никифоровна, не беспокойтесь, я буду охранять Андрея, как собственную жизнь – отвечал Василий, улыбаясь и положив на сердце руку.

Графиня поцеловала сыновей и, перекрестив, отпустила.

В парке уже ожидали Николай Нежданов со своими друзьями Максимом и Сергеем Ермаковскими. Молодые люди, одетые в модные летние костюмы, стояли возле своих породистых лошадей и что-то обсуждали.

– Хорошо, что мы решили отправиться на прогулку сегодня – говорил Николай, положив одну руку на пояс – Мне не нравится моя сестра последнее время, она бледна. Очень душно в доме, ей не хватает свежего воздуха.

– Николай, – обратился в ответ Максим – Твоя сестра так хороша, что даже, если она бледна, она будет все равно прекрасна – он засмеялся и поправил ровные усы.

– Тебе она нравится? – спросил, лукаво улыбаясь, Николай – Я видел, как ты за ней увивался давеча на бале.

– Открою тебе тайну, Николя, – засмеялся в ответ Максим – Что за твоей сестрой увиваются все молодые графы.

Все трое засмеялись. Николай, обернувшись, увидел подъезжающих Василия и Андрея.

– А вот и Богомоловы – проговорил Николай, приподняв бровь.

– Как вы думаете, за что этому мальчишке, слуге, по сути, такая милость от графини? – спросил Николай.

– Ты о Василии? – уточнил Максим. – Может она просто лишилась рассудка после смерти мужа? Так все говорят.

– Да, да, моя маменька тоже так считает – проговорил Сергей. – Она уверена, что графиня Богомолова просто сошла с ума, если позволила забрать себе довольно взрослого ребенка в сыновья, когда он служил у нее в доме целых десять лет.

– Эта мысль, увы, не нова – сказал в ответ Сергей – Потому что наши родительницы третьего дня обсуждали это, когда мы были у вас в гостях.

– Да и еще это странное верование, – заметил Максим – Графиня-то понятно, она стара и разочарована в жизни, ей необходимо верить во что-нибудь, но посещать эти странные собрания, слушать внецерковные учения, это же просто вздор. – он поджал плечи и засмеялся – Но как Андрей с Василием могли впасть в эту блажь?

– Ты прав, – согласился Николай. – Молодому человеку не нужен Бог, особенно, в наше время, когда современному человеку должно быть чуждо чувство веры, это цепи.

– Николя, а ты знаешь, мне кажется, что Марии нравится этот Василий – сказал вдруг Сергей, наклонившись к Николаю поближе. – Однажды, когда я прогуливался с нею и вашей маменькой по аллее, нам встретился он. Твоя сестра так побледнела и встрепенулась, когда он подошел к нам поздороваться.

– О, нет, дорогой друг – возразил Николай. – Моя сестра слишком горда, чтобы влюбиться в приблудыша-сироту.

Скоро подъехали и Андрей с Василием. Молодые люди сошли с лошадей и, сняв белые перчатки, поздоровались со всеми тремя.

– Как замечательно, что вы решили принять наше приглашение – сказал, улыбаясь и пожимая руку Василию, Николай. – Однако, хочу заметить, что желание пригласить вас возникло у моей сестры.

Андрей взволновался, но, вздохнув, попытался скрыть свое волнение.

– Это будет славная прогулка, друзья – сказал он – А где же дамы? Мы ждем их или поедем впятером? – Андрей поджал губы и слегка улыбнулся.

– Они скоро будут, – отвечал Максим – Сестры наши, Татьяна с Ольгой, уже почти были готовы, когда мы выезжали.

– Эти дамские сборы! – воскликнул Николай. – Шляпки, туфли, вуали, веера. Мария может собираться до вечера. – он искоса взглянул на Василия. – Но моя сестра так хороша, у нее столько поклонников, не может же она себе позволить выйти на улицу в небрежном виде?

– Зачем же в небрежном? – спросил просто Василий. – Мы подождем, разве нам есть куда торопиться?

– Нет, нет, – сказал Максим. – Мы, конечно, не торопимся. А вот как выйдем на прямую дорогу, то оставив дам позади, как погоним с ветерком, вот это будет прогулка для настоящих мужчин.

Молодые люди засмеялись. Ожидая дам, они обсуждали лошадей, скачки. Андрей молча слушал. Он отстраненно и неловко стоял рядом с братом, опустив, будто устыдившись, голову.

Вдали показались три молодые дамы. Сестры Татьяна и Ольга ехали чуть позади и о чем-то разговаривали, кокетливо улыбаясь и смотря в сторону молодых людей. Впереди них, сидя в дамском седле, ехала Мария Нежданова, сестра Николая. Лицо ее было прикрыто белой вуалью, видны были лишь розовые красивые губы. Из-под шляпки спускались на плечо, сплетенные в изящную прическу, черные вьющиеся волосы. Она была одета в легкое бледно-розовое платье в клетку, которое красиво подчеркивало ее белую, как жемчуг шею. Она держала прямо аккуратную головку и ничуть не улыбалась.

Андрей, увидев молодую графиню Нежданову, обмер. Сердце его забилось часто, и кровь прильнула к лицу. Василий, погруженный в оживленную беседу, вдруг взглянул на брата и, удивившись, поднял глаза на подъезжающих дам. Улыбнувшись, он хлопнул брата по плечу, как бы подбадривая его. Андрей неслышно усмехнулся и опустил голову.

– Ну наконец-то! – воскликнул Николай, подавая сестре руку. – Сегодня вы удивительно скоро.

– Что ты говоришь, Николя, мы ведь и в самом деле торопились. – отвечала Мария, убирая тонкими ручками вуаль с лица.

– Добрый день, прекрасная погода, очень рады видеть вас. – Приветствовал дам Василий и, подойдя, поцеловал каждой из них руку.

Мария, подав Василию руку, взглянула на него украдкой, и вдруг губы ее еле заметно задрожали в волнении.

Андрей робко кивнул дамам, не смея поднять глаз на Марию. Он положил руки за спину и, молча прошел к своей лошади.

– Едемте? – спросил Андрей и глубоко вздохнул, собираясь с силами. «Господи, дай мне пережить эту прогулку» – подумал он и сел на лошадь.

Погода стояла дивная, теплая. Воздух был свеж, и пахло травой. Молодые люди наслаждались прогулкой. Молоденькие графини Татьяна и Ольга кокетничали с Николаем, переглядываясь и смеясь между собой. Максим и Сергей ехали рядом с Марией и рассуждали на высокие темы, стараясь поразить молодую графиню Нежданову полетом мысли. Рядом также ехал и Василий. Он молчал, выжидая подходящий момент для свидетельства. Эта мысль была в нем с самого вечера. Позади всех, как можно медленнее, по повелению маменьки, ехал Андрей. Он исподлобья смотрел в спину Марии и украдкой вздыхал.

– Как вы считаете, Мария, – спрашивал, улыбаясь, Максим – В чем смысл существования человеческого? Коли родился, то и умрешь, и все мы идем одной дорогой. Так в чем же смысл?

– Смысл в том, – отвечал Сергей, видя, что графиня молчит. – Так смысл в том, чтобы взять от жизни, как можно больше, чтобы успеть насладиться ею, иначе к концу пути своего не будет ничего, что бы удовлетворяло или грело душу.

– В самом деле? – удивилась Мария. – А вы как думаете, Василий? – Она обратила на Василия свой томный взгляд, подняв густые черные ресницы.

– Я думаю, вернее я точно знаю, – отвечал Василий, – Что на одре смерти все равны: богатый равно, как и бедный, не возьмут ничего с собой, ни ценности, ни воспоминания. – Он вздохнул, набравшись сил и, посмотрев на небо, продолжил. – Но все же есть, к счастью, одно отличие. Если в жизни своей человек принял Христа и верил Ему, и слову Его, и посвятил жизнь Ему, то человек тот не умрет, но будет жить вечно.

– Вечно? – удивилась Мария. – Разве можно вечно жить? – она ухмыльнулась.

– А разве в церкви этому не учат? – удивился Василий.

– Вася, ты меня удивляешь, – присоединился к разговору Сергей. – Неужели ты когда-нибудь слушал, что говорят в этих скучных проповедях?

– Не говорите так, – не согласилась Мария. – Может они порою и бывают скучны, но это все-таки важно, так маменька говорит. – она пожала плечами и добавила. – Но мне кажется, что проповеди не помогли бы душе на том свете. Главное по воскресениям не пропускать службу и не поскупиться на свечку святым, они помолятся за нас, и душа не будет скитаться, страдая от грехов. Тем более следует каждую неделю исповедоваться, тогда уже точно все грехи отпустятся.

– Нет, друзья, вы не правы – продолжал твердо Василий – Только Иисус Христос наш ходатай перед Богом. Он есть Сын Божий и через Его крестную смерть мы имеем спасение и прощение грехов, а воскресением Его мы имеем вместе с Ним и жизнь вечную. – сказав это, он обратился к Марии. – Все святые были людьми такими же грешными, как и все остальные, они сами нуждались в прощении. А Христос непорочен и чист пред Богом, поэтому и может просить за нас пред Ним.

– Василий, не хочешь ли ты упразднить весь православный порядок? – спросил Максим, притормаживая лошадь. – Испокон веков русские люди молились на образа святых и исповедовались перед батюшкой…

– И ошибались. – прервал Василий размышления молодого человека. – И более того, они грешили этим, потому что написано: не поклонись никакому изображению. И никакой человек не может отпустить грехов, ни за какую плату, потому что плата за грехи была одна – это кровь, пролитая Христом на кресте, и только Он прощает, если мы каемся перед Ним.

– Кто вас этому научил? – спросила Мария заинтересованно. – Таких слов я, пожалуй, не слышала ранее.

– Это написано в Евангелии, которое церковь прячет от людей, не позволяя им самим читать эти живые слова – Василий был воодушевлен, он говорил настойчиво и смело.

– Что это значит, прячет? – спросил Николай возмущенно. – Просто только священникам дано понять учения святых отцов и разъяснять их людям. А сам человек не может этого понять, это не дано ему.

– Все дается Богом. – отвечал Василий. – И я говорю не об учении отцов, а про живое Евангелие – это благая весть, весть о спасении, прощении, воскресении. Вы спрашивали, Мария, как это можно жить вечно. Так я вам скажу.

– Скажите, пожалуйста, я в нетерпении. – просила Мария, глядя Василию прямо в глаза.

– Написано, что верующий в Иисуса Христа, если умрет – оживет, и верующий в Него не умрет вовек. – отвечал Василий, повторяя слова из Евангелия от Иоанна. – Наступит день, и Христос вернется за своими. Кто будет жив, тот поднимется к Нему, а мертвые воскреснут и пребудут с Ним вовек. – Василий ненадолго умолк и, оглядев всех, сказал – Вот в чем смысл, друзья. Также написано: «Верующий в Сына Божьего имеет жизнь вечную. Неверующий в Сына – не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на нем».

– Вы так интересно говорите – подытожила Мария и, пришпорив лошадь, помчалась вперед.

Василий усмехнулся и покачал головой. Остальные молодые люди, увидев, что он замолчал, также погнали своих лошадей вслед за молодой графиней.

Андрей наблюдал за происходящим со стороны. Он ехал крайне медленно и не участвовал в разговоре, впрочем, и добавить ему было нечего. Он ехал, печально опустив голову, и размышлял в себе.

– Что с тобой? – спросил, подъехав к брату Василий. – Ты слышал? Я засвидетельствовал ей, как ты и просил. Хотя ты тут не причем, просто, ты слышал? Ты рад?

– Да, рад. – ответил сухо Андрей, не поднимая головы.

– Да что это с тобой? – возмутился Василий. – Они же услышали. Представляешь, если Господь их коснулся. Это сейчас они возражают друг перед другом, изображают что-то, но Господь видит сердце. – он положил руку на плечо брату. – Не волнуйся, может, скоро мы увидим ее на собрании, слушающую Евангелие и верующую Ему.

– Я рад, правда, – отвечал Андрей уныло. – Просто я бы тоже хотел вот так, как ты.

– Так, за чем же дело стало? – удивился Вася.

– За тем, что я не знаю, что сказать. – вздыхая, говорил Андрей. – Что, если, они высмеют меня, или спросят о чем, а я не буду знать, что ответить. Я не знаю, Василь, понимаешь? Как будто есть желание, но не могу пересилить себя. Если бы ты знал, как я мучаюсь от этого. – Андрей отвернулся и поджал губы.

Василий молча взял брата за руку. Он не знал, что ответить, но хотел подбодрить Андрея. Они ехали некоторое время, ничего не говоря друг другу, но потом Вася твердо сказал:

– Давай вместе молиться об этом. Я за тебя отдельно молиться буду, а потом вечером вместе. Хорошо?

Андрей закивал головой и с чувством благодарности посмотрел на брата.

Остальные довольно отдалились от Василия и Андрея. Наконец, они остановили лошадей и, сойдя, встали под тенистым деревом, укрываясь от солнца.

– Что ты думаешь, Машенька? – обратился Николай к сестре. – Самовольная вера, не так ли? Кому это нужно? Вот моя душа спокойна, я счастлив! Что за радость, не понимаю. Вот меня не тяготит бремя грехов, я знаю, что за добрую монету, мне все отпустится, так зачем же терзать себя?

– Да, Николай, это, конечно, все очень странно. – отвечала Мария, поправляя прическу. – Мне кажется, что это от глупости. Заметьте, господа, ведь граф Андрей ни слова не сказал.

– Я прошу прощения, что скажу свою мысль при дамах, – произнес Сергей. – Но все мы здесь прекрасно понимаем, что Василий не тот человек, в чьем обществе мы должны присутствовать.

– А Андрей со своими болезнями совсем не разговаривает, – продолжил мысль друга Максим. – Ему видимо не только быстро ездить верхом нельзя, но и говорить вовсе. – он засмеялся.

– Так зачем же вы их пригласили, скажите, Бога ради? – вдруг возмутилась Татьяна.

– А это вы уже у Марии спросите. – ехидно посоветовал Максим.

Мария гордо подняла голову и отвела в сторону глаза. Все переглянулись, но никто ничего не спросил у молодой графини.

Подъехав и спустившись с лошадей, Василий и Андрей присоединились к остальным.

– Господа, – обратился к друзьям Николай. – Давайте, наперегонки до начала аллеи и обратно.

– Что же получит победитель? – поинтересовался загадочно Сергей.

– Предлагаю! – воскликнул Максим. – Кто первый вернется на это место, получит от Марии ее платок.

– Ах, какая прелесть! – восторженно произнесла Ольга. – Как в эпоху средневековья. Это вы замечательно придумали, Максим.

– Благодарю, – улыбнулся в ответ Максим и поцеловал девушке руку. – Но если победителем окажусь я, то платочек хотел бы получить из ваших дивных рук.

– Я с радостью. – ответила Ольга и кокетливо засмеялась, прикрыв губы изящными пальцами.

Молодые графы Ермаковские вместе с Николаем и Василием, вскочив на коней, помчались вперед. Андрей остался с дамами потому, как не мог допустить себе быстрой скачки. Татьяна и Ольга, взявшись под руки, о чем-то разговаривали и тихо посмеивались. Мария стояла впереди, плавно обмахиваясь кружевным веером. Осторожно и несмело к ней подошел Андрей и встал рядом. Он не смел даже дышать, не то, чтобы поднять на девушку глаза.

Скоро показались наездники. Впереди всех несся Василий. Он хорошо держался в седле, ухватив крепкими руками поводья. Лицо его было решительно, а в темно-русых волосах его весело играл ветер. Увидев Василия, Мария подалась вперед и взволновалась; веер быстрее затрепетал в ее руке.

Подъехав, Василий соскочил с коня, дыша полной грудью. Не успел он отдышаться, как Мария подплыла к нему и протянула платок.

– Мария, куда же вы спешите, – воскликнул подъехавший вслед за Василием Максим. – Вы лишаете остальных участников этого торжественного момента.

– Кончим, господа, эту шутку – сказала Мария серьезно. – Это была ваша мысль, чтобы победившему достался мой платок, так вот я вручила его, чего же вы еще хотите?

– Не сердись, Маша, – сказал Николай, обняв сестру. – Максим смеется, неужели ты не видишь.

– Едем домой, Николя, я уже проголодалась. – попросила Мария, подходя к своей лошади.

– Что ж, я не против. – согласился Сергей, взглянув на Николая. – Славная была прогулка, но хорошего, как говориться, понемногу.

Молодые люди распрощались и отправились по домам.

Василий и Андрей шли пешком, наслаждаясь воздухом. Андрей казался взволнованным. Обратившись к брату, он спросил:

– Василь, ты намеренно пришел первым, чтобы получить этот приз? Скажи, пожалуйста, честно, я не обижусь, правда.

– Нет, конечно, – удивился Вася – зачем мне этот ее платок? Просто я хотел придти первым и все. Это же гонка, как иначе?

– Зачем же ты его взял? – не унимался Андрей.

– Неужели ты ревнуешь? – засмеялся Василий. – Из вежливости взял и все. Хочешь, я его тебе отдам?

– Хочу. – коротко ответил Андрей и протянул руку.

Василий вынул из кармана белый душистый платок и вручил его брату. Андрей оглядел единственное напоминание о Марии, какое теперь есть у него. В правом углу были вышиты ее инициалы. Андрей, улыбнувшись, взглянул на Василия, и спрятал платок во внутренний карман своего сюртука.

Василий улыбнулся в ответ брату и закачал головой.

– Как ты мог заревновать, Андрей? – спросил он спокойно. – Ты же знаешь, что я мою Сонечку люблю. Ее одну, мою белокурую.

Глава 6

Сентябрь начался дождливо и слякотно. Резко похолодало. Днями небо было затянуто тяжелыми серыми тучами, и не единый луч солнца не мог пробиться через эту небесную груду.

В один из дней с самого утра лил дождь. Порывы ветра обрывали с деревьев еще зеленые листья и кружили в воздухе, роняя их на промокшую землю. Яблони в саду имения Богомоловых склонили свои гибкие ветви под тяжестью дождя, уныло качаясь на ветру. В доме стало зябко, и Наталья Никифоровна велела разжечь камин. Тихо потрескивали в камине сухие поленца, и комната наполнилась приятным запахом древесины. Графиня сидела в кресле перед камином в домашнем платье, укутавшись в белый шерстяной платок, и читала вслух Андрею, который, как обыкновенно, сидел рядом, склонив голову на колени к матери. А Василий бродил рядом, высматривая кого-то в дверях.

– Ты кого-то ждешь, Вася? – спросила Наталья Никифоровна, подняв глаза на Василия через пенсне. – Если Соню, так она на кухне чистит серебряный сервиз.

Василия молчал, заложив руки за спину.

– Тот самый, который нам прислал в подарок ваш дядя Александр, который из Индии, помнишь? – напоминала графиня о появлении в доме раритетного индийского сервиза.

– Да, помню, – ответил Вася отстраненно. – Он привез этот сервиз в прошлом году, кажется.

– Иди же, Вася, что ты томишься, – велела, наконец, Наталья Никифоровна. – У нее и так последнее время столько работы, что вам и поговорить некогда, ступай же, ступай.

Василий удивленно посмотрел на графиню, потом на улыбающегося Андрея, что сидел рядом с ней, и, смущенно помявшись, выбежал из комнаты.

– А я думала, вы мне сами расскажите. – произнесла графиня, сняв пенсне и заглянув Андрею в глаза.

– О чем, маменька? – изобразив удивление, спросил Андрей.

– О то, что Васе нравится наша служанка Соня. – спокойно проговорила графиня. – Я же сама вижу, как он сморит на нее, как бежит, если только случается возможность встретиться с ней. Если он решит на ней жениться, я не буду возражать. – она улыбнулась и погладила сына по голове.

– Правда? – восхитился Андрей. – Маменька, вы даже не представляете, как Василь обрадуется. – он вскочил с места и хотел было бежать, но мать остановила его.

– Погоди, погоди, остановись – заволновалась она. – Не спеши, тебе вредно. Кроме того, не нужно пока ему ничего говорить. Вот, если он сам решит и спросит меня, тогда уже будем об этом разговаривать. – она подала руку сыну, и он снова сл рядом.

Соня на кухне чистила индийский сервиз и любовалась блеском начищенных блюдец. Увидев, что вошел Василий, она улыбнулась.

– Соня, – обратился он к девушке. – Сегодня нам, наконец, нужно поговорить серьезно. Ты обещала в чем-то признаться и после того, как нас грубо прервали, ты избегаешь этого разговора. – он взял серебряную чашку из ее рук, останавливая девушку. – Нам и так очень редко удается поговорить наедине, вокруг всегда полно народу. Нужно воспользоваться этой минутой и все сказать друг другу.

– Вася, сейчас? – пожала плечами Соня. – Я бы не хотела, чтобы нам кто-то помешал.

Василий прошел к двери и запер ее.

– Теперь нам никто не помешает, говори же – произнес он серьезно.

Соня поправила чепчик и прошла к окну. Василий смотрел ей в спину, и странные мысли роились в его голове. Это молчание раздражало его.

– О, Господи! – воскликнул он неистово. – Да что же такое ты хочешь рассказать, что так оттягиваешь и боишься?

– Я не боюсь, просто не уверена. – ответила спокойно Соня, повернувшись к Василию лицом. – Я скажу. До того, как я пришла работать в этот дом, я служила у княгини Ливен. Я была у нее с самого детства. Когда она со всеми своими друзьями отошла от православия и обратилась к Евангелию, я тоже обратилась. Я была там, когда Лорд Редсток свидетельствовал в ее доме. Потом случилось так, что ее управляющий стал сильно докучать мне, но я боялась сказать, потому что мне могли не поверить. Тогда я попросила рекомендации, и княгиня отпустила меня. – Соня вздохнула. – Тогда я пришла работать к вам.

Василий молчал в изумлении. Он смотрел на Соню и не находил слов для ответа.

– И это все? – спросил он, улыбнувшись. – Это то, о чем ты не могла мне сказать все это время? Почему, Сонечка? Я просто отказываюсь понимать твои соображения.

– Сначала я не видела причины говорить об этом, а, когда ты признался, что любишь меня, я испугалась. – отвечала девушка, опустив глаза. – Потому что я тоже полюбила тебя, но должна была быть уверена в том, каков ты, как ты держишься Христа. Если бы я сказала раньше, ты мог бы обмануть меня или притвориться. Но теперь я сама вижу, как ты любишь Господа. – она подняла на Василия глаза и радостно улыбнулась, показав белые зубы.

Василий засмеялся и, подскочив к Соне, закружил ее в объятьях.

– Соня, это невероятно! – воскликнул он. – Ведь я высматривал то же самое, я хотел, чтобы и ты стала, как мы, и тогда бы нам ничего не мешало. – он взял ее за руки и поцеловал в ладони. – Боже, как я счастлив, что все так получилось! Господь услышал мои молитвы и сделал даже лучше, чем я ожидал.

Они оба смеялись, держась за руки и глядя друг другу в сияющие радостью глаза.

Вдруг в дверь постучали. «Открывайте! Кто там?!» – раздался голос поварихи Варвары. Соня притихла и закрыла ладонью губы.

– Господи, что могут подумать? – прошептала она, уставившись на Василия. – Может, подождать, пока она уйдет?

Василий закусил нижнюю губу и потер лоб. Варвара продолжала громко стучать в дверь и вопить.

– Она сама не за что не уйдет. – произнес он и, подойдя, отворил дверь.

– Ага! – воскликнула Варвара, не успев войти. – Чем это вы тут занимаетесь? – она прищурилась и посмотрела на Соню с осуждением. – А? Чем это? – не унималась повариха.

– Мы разговаривали, только и всего. – отвечал спокойно Василий, но все-таки волновался.

– Разговаривали? В самом деле? – продолжала Варвара, обходя кругом сначала Васю, потом Соню. – А зачем же было запирать дверь?

Соня закрыла глаза, и слезы потекли по ее раскрасневшимся щекам. Увидев, что девушка заплакала, в лице Василия изобразилось недовольство.

– Да! – воскликнул он вдруг. – Мы только разговаривали! Не выдумывайте себе, и не смотрите на нас так, будто, вы увидели нечто!

– От чего же двери запирать при простом разговоре? – в лице Варвары изобразилась ехидная улыбка.

– От того, – отвечал Василий твердо. – Что вы тут ходите все время, а разговор это был серьезный, и я не хотел, чтобы вы тут бродили и подслушивали.

– Расскажешь об этом матушке нашей, Натальи Никифоровне. – Варвара сорвалась с места и побежала вон из комнаты.

– Вася, Вася, что же будет? Господи, что же будет? – запричитала Соня, глядя на Василия глазами, полными слез.

– Ничего не будет. – спокойно отвечал Василий. – Нам нечего стыдиться, мы ничего плохого не сделали. Бог – свидетель. – он взял девушку за руку и повел за собой.

В зале повариха Варвара уже во всю рассказывала графине об увиденном. Она не стыдилась приукрасить и описывала все в ярких красках с особой эмоциональностью. Скоро в комнату вошел Василий с Соней.

– Вася, – обратилась графиня к молодому человеку. – Подойдите сюда вместе с Софьей.

Позади графини стоял и Андрей. Он казался возбужденным и не спускал глаз с Варвары, одаряя ее недружелюбным взглядом.

– Расскажи, как все было. – велела графиня Васе спокойно. – А вы, Варвара, замолчите. – строго приказала она поварихе.

– Наталья Никифоровна, – начал Вася. – Вы сами все знаете. Выйдя от вас, я пошел к Софье, чтобы поговорить. Это должен был быть серьезный разговор, он все время откладывался по разным причинам, поэтому, чтобы никто не мог помешать, я запер дверь.

– Но вы смеялись, я слышала! – воскликнула Варвара, показывая на Василия полным пальцем.

– Довольно! – громко приказала графиня. – Вы забываетесь, Варвара. Кто дал вам право доносить на моих детей и обвинять их. Я верю Василию. А, ежели вы сейчас же не извинитесь перед ними, вам придется убраться из этого дома.

Все обомлели. Широко раскрыв глаза, Андрей смотрел на мать и, даже немного испугался. Василий глубоко вздохнул и виновато нахмурился.

– Не нужно извиняться – сказал он.

– Нет, нужно. – возразила графиня и взглянула на повариху.

– Простите меня, Василий Григорьевич – произнесла Варвара сквозь зубы.

– Ступайте, занимайтесь своими делами. – велела графиня поварихе. – Софья, не плачьте, – обратилась она к служанке. – Я знаю, что вы любите друг друга, но никакой дурной мысли у меня о вас нет. Выйдете все, кроме Василия. – сказала графиня и прошлась по комнате.

– Наталья Никифоровна, – вздохнув, сказал Василий. – Это Варвара себе позволяет, потому что неродной я. Конечно, она и права. Кто я такой, как и она, по сути, так что не стоило ей извиняться.

– Прекрати, Вася. – прервала графиня Василия. – Ты мой сын, и я никому не позволю так обращаться с тобой. Ты хочешь жениться на Софье, об этом говорили?

– Да, хочу, но говорили о другом. – отвечал Василий. – Именно этот разговор сделал меня уверенным в моих намерениях по отношению к ней. – он пересказал графине разговор, который состоялся у него с Соней.

Наталья Никифоровна подошла к Василию и обняла его, поцеловав в лоб.

– Хорошо, – сказала она спокойно. – Следующим летом вы поженитесь. Не нужно торопиться, сейчас пока общайтесь, но в пределах дозволенного, а к лету мы подумаем о свадьбе. – она посмотрела умиленно на Васю. – Прости, дорогой, сейчас пока нет возможности, много расходов на лечение, сам знаешь.

– Я о большем и не мечтал. – сказал Василий и поцеловал графине руку.

Андрей встретил Василия в коридоре. Они молчали, но в глазах брата Андрей прочел, что все кончилось благополучно. Они обнялись и оба успокоились.

Глава 7

В один из дней, когда графиня, как обыкновенно, сидела у камина и читала, ей сделалось дурно. Закружилась голова, дыхание стало тяжелым. Андрей и Василий помогли ей дойти до комнаты, а служанка Соня, приготовив постель, уложила графиню в кровать. До самого вечера, не смотря на уговоры сыновей послать за доктором, Наталья Никифоровна отмахивалась ослабевшею рукой и, причитая, уверяла, что все пройдет. Но спустя два дня ей сделалось совсем худо, и Андрей, вопреки материному велению, послал за доктором.

Василий ходил по коридору и, поднимая руки над головой, молился. Андрей, стоя у стены и прижавшись к ней затылком, смотрел на брата и, еле шевеля губами, также молился о здоровье матери. Все слуги собрались в гостиной. В доме стояла гробовая тишина. Вскоре прибыл доктор. Соня провела его к графине и закрыла за собою дверь.

Около двух часов не было никаких вестей. Василий все также упорно молился, не останавливаясь ни на минуту. Андрей весь извелся. Ему самому уже становилось дурно. Лицо его было бледно, губы сухи. Весь вид его был осунувшийся и болезненный.

Наконец, из комнаты вышел доктор. Лицо его было уставшее. Василий подбежал к нему с надеждою в глазах.

– Все плохо, господа. – произнес доктор, качая головой. – При ее заболевании, это уже тяжелая форма. Не оправится. – он надел шляпу и удалился.

Андрей заплакал и поспешил войти в комнату к матери. Наталья Никифоровна лежала на постели совсем изнеможенная и обессилевшая. Увидев сына, она натужно улыбнулась. Андрей упал на колени перед кроватью и, прильнув к материнской руке, целовал ее. В дверях стоял Василий. Сдвинув брови и стиснув зубы, он держался, чтобы не заплакать.

– Не плачь, Андрюша, – говорила графиня, еле дыша – Еще сам занеможешь. Не тревожь мне сердце, родной. – она увидела Василия в дверях. – Подойди, Вася. – сказала Наталья Никифоровна, протянув дрожащую руку.

Василий подошел и взял графиню за руку. Он опустил голову, чтобы она не видела его волнения.

– Не плачьте, родненькие, мои, – говорила Наталья Никифоровна, прилагая усилия, чтобы сказать каждое слово. – Вася, женись и будь счастлив, но только не бросай брата, позаботься о его здоровье. Держитесь Господа и Слова Его, а все остальное приложится. Будьте тверды и ничего не бойтесь. А я уйду к Господу, поэтому не плачьте. – она тяжело вздохнула и сказала. – Позовите мне священника.

Братья послали за священником. Андрей рыдал на шее Василия и был безутешен. Василий старался подбодрить брата, вспоминая Священное Писание. Рядом с ними стояла и Соня с опущенной головой. По щекам ее текли слезы и, капая с подбородка, падали на руку Василия.

Священник, войдя в комнату к умирающей, сел подле нее и хотел было начать по порядку таинство исповеди, но графиня прервала его, сказав:

– Я послала за вами, батюшка, не для того, чтобы исповедоваться, но, чтобы вы помогли мне составить письмо покаянное для моих детей. Вы сохраните мою тайну, а после того, как отойду я, исповедь мою пусть читают сыновья мои, тогда уже можно будет.

– Что же вы, Наталья Никифоровна, не скажите, им пока еще живы? – удивился священник.

– От того, святой отец, что духу мне не хватает на то, – отвечала графиня тяжело. – Не откажите мне, только вы можете выполнить мою просьбу. – она указала рукой на письменный стол и сказала – Возьмите там, на столе, и записывайте слова мои.

Когда священник был готов писать, графиня, собравшись с силами, заговорила и сказала:

– Двадцать два года тому назад, когда еще был жив муж мой, Андрей Петрович, случилась со мной эта беда. Необходимо было ему отправиться в Индию, к брату моему, Александру Никифоровичу, он давно уже жил в той стране и занимался торговлей. Проводила я Андрея Петровича в дальний путь на долгое время. Спустя некоторое время поступил к нам на службу человек по уходу за конюшнями. Я с большой любовью относилась к лошадям, а потому муж построил большие конюшни и завел жеребцов разных пород, чтобы доставить мне удовольствие. – графиня отвернула лицо к стене и, умолкнув на минуту, продолжила. – Его звали Григорием. Он был прислан к нам по рекомендации знакомых Андрея Петровича и по его поручению, потому как человек этот имел добрую славу о своей работе с лошадьми. – графиня вдруг заплакала, но, набравшись сил, продолжала – Я много времени проводила с лошадьми, и человек тот все время был перед моими глазами. Скоро я поняла, что ищу лица его, встречи с ним. – больной голос Натальи Никифоровны дрожал. – Никогда не доводилось мне любить, святой отец, я не испытывала горячей страсти. Замуж меня отдали рано, а муж мой был человек уже взрослый. Господи! – прошептала она, но шепот ее прозвучал, как крик из самой глубины души – простите меня, голубчик, Андрей Петрович, дети мои, Господи, простите.

Священник поднес графине воды. Но Наталья Никифоровна отказалась и велела продолжать писать.

– Я словно с огнем играла, – продолжала графиня. – И довела себя до греха. Всем сердцем полюбила я Григория. Позабыв честь свою и мужа, согрешила. – она тяжело сглотнула и согласилась выпить воды. – Андрей Петрович все не возвращался. Я, совсем позабыв себя, виделась с Григорием каждый вечер. Так прошел год. Наконец, вернулся муж. Он привез подарки, и сервиз серебряный индийский, который теперь напоминает мне о бедном Андрее Петровиче. Я, боясь, быть открытой, перестала видеться с тем человеком, с Григорием, но скоро поняла, что беременна. Уже было поздно что-то делать, хотя я бы и не решилась на такой грех. Через два месяца все стало заметно. Андрей Петрович был сам не свой. Он не разговаривал со мной, не устраивал скандалов, и своим молчанием убивал меня. А в сторону Григория я и смотреть боялась, чтобы, не приведи Господь, муж не узнал, кто стал любовником жены его. Роды были трудные, я думала, что умру. Муж, только я родила, выхватил ребенка из моих рук, и велел служанке подбросить его в какой-нибудь сиротский дом. – графиня ненадолго замолчала, потому, как с каждой минутой говорить было все труднее. – Я не знаю, как это все не разнеслось в свете, но никогда не слышала я никаких толков. Может это потому, что имение наше в отдалении, не знаю, право. Через три месяца в конюшню нашу подкинули младенца. Григорий просил Андрея Петровича разрешить оставить мальчика, и тот позволил. Шли годы. Все как будто забылось, и Андрей Петрович меня простил. Через четыре года у нас родился сын, Андрюша. Муж души в нем не чаял. Но скоро опять все переменилось, потому, как подкидыш конюха нашего рос и узнаваемы стали в нем черты самого Григория. Андрей Петрович ничего у меня не спрашивал, но очень недобро смотрел он на мальчика, и, похоже, догадался, что это и есть сын мой. – графиня посмотрела потухшими глазами на священника и сказала. – Не выдержало сердце кормильца нашего, и скоро он скончался. Моя вина, Господи, моя вина. – она снова заплакала. – Мой родной сын рос, как слуга в доме, и не могла я дать ему своей ласки и любви. К Григорию я не подходила и не разговаривала с ним, чтобы не давать повода к подозрениям и слухам. А еще через несколько лет не стало и его самого. Когда он умирал, я пришла к нему. Рядом лежал Вася, удрученный печалью; он спал у изголовья отца. Григорий, собрав последние силы, просил меня позаботиться о нашем сыне. – графиня закрыла лицо руками. – Простите меня дети мои, простите Андрей Петрович, Господи, помилуй меня, Господи, Господи…

Священник перекрестил графиню и сказал:

– Отпускаю тебе грех твой, раба Божья, Наталья.

– Не утруждайтесь, святой отец. – произнесла Наталья Никифоровна хриплым голосом. – Бог меня уж давно простил. Я каялась перед Ним, а потому и простил. Вы только письмо-то заверните, да положите в верхний ящик моего стола, и ключом вон тем заприте. Пусть дети мои прочтут исповедь мою, чтобы знали, что братья они.

Священник сделал, как повелела графиня, помолился над ней, перекрестился и вышел.

Глава 8

Скоро настала чудная пора золотой осени, хотя наступила она позднее обыкновенного. Золотою листвой были усыпаны парки и аллеи Петербурга. Солнце последним теплом обогревало улицы и мосты. В садах имения Богомоловых дивно пахло осенью, и парили в воздухе паутинки. Косяки перелетных птиц мерно плыли по небу, улетая на юг.

Упражняясь в верховой езде, Василий скакал вокруг имения на своем коне, который был подарен ему на восемнадцатилетние графиней. Под лучами осеннего солнца играло переливами крепкое тело породистого гнедого жеребца, и развивалась по ветру лоснящаяся грива. Из окна наблюдала Соня, маша рукой, как только Василий проезжал мимо нее.

В саду под озолоченной яблоней, роняющей спелые свои плоды, сидел Андрей, читая Евангелие вслух. Рядом в кресле, как обыкновенно, сидела еще не окрепшая и ослабленная Наталья Никифоровна, укутавшись в теплую шаль.

– Маменька, – обратился к матери Андрей. – я хотел посоветоваться с вами в одном деле.

– Я слушаю, говори, конечно. – Наталья Никифоровна посмотрела на сына с вниманием.

– Дело в том, – начал Андрей. – Что мне полюбилась одна молодая графиня. Вы знаете эту семью. Это Мария Нежданова. Помните, мы увиделись с ними в парке, когда ехали с приема три недели назад?

– Я замечала, что ты меняешься при ней, сынок – закивала головой графиня. – Что же ты хочешь, чтобы я сказала?

– Я бы хотел объясниться с ней, – Андрей опустил голову и улыбнулся. – Но я сам ни за что не сумею. Может, мне написать ей письмо?

Наталья Никифоровна отвернулась в сторону и вздохнула, задумавшись. Потом она посмотрела в сторону Василия, подошедшего к окну и разговаривающего о чем-то с Соней.

– Я, конечно, понимаю, Андрюша, – начала она тихо. – Но мне кажется, что эта девушка не будет тебе доброй спутницей.

Андрей посмотрел на мать вопросительно.

– Я знаю об этой семье, что они очень противятся нашей вере – продолжила графиня – И Вася мне рассказывал, что от них кажется какая-то усмешка, если только он начинает свидетельствовать.

– Почему я не замечал этого? – спросил Андрей, пожав плечами.

– Нет, они не посмеиваются в лицо, но, знаешь, это просто чувствуется. Я даже от самой графини Неждановой, их матери, чувствовала это, когда случалось встретиться с нею.

– Хорошо, я понял, маменька. – огорченно сказал Андрей и, встав, хотел уйти.

– Погоди, сын, – остановила его Наталья Никифоровна. – Я не запрещаю тебе. Ты можешь сделать так, как захочешь, но я хочу, чтобы ты прежде подумал, не будет ли беды тебе через нее. Может статься, что она не примет твоей веры, что же тогда?

Андрей молчал, потупив взгляд. Графиня взяла сына за руку, и, притянув к себе, поцеловала его в лоб.

– Ступай, помолись об этом. – сказала Наталья Никифоровна. – Я тоже помолюсь о тебе.

Андрей, сжав губы, кивнул и пошел в дом.

У окна разговаривали и смеялись Василий с Соней. Глаза их сияли, а лица были румяны, молоды и свежи.

– Когда мы поженимся, – говорил Вася – У нас будет много детей. Мы будем собираться вечером у камина и все вместе читать и молиться. А после мы будем петь, прославляя Господа. За окнами будет выть ветер и безумно кружиться метель, а в доме будет тихо и уютно. – он наклонил голову и улыбнулся, замечтавшись. – Ты будешь качаться в кресле, а я буду рядом держать тебя за руку, как сейчас.

– Ты очень загадываешь, Вася, – засмеялась Соня. – Даст Бог, если живы будем.

– Да, да, – согласился Василий. – Я так счастлив, что все так оказалось.

– Как? – удивилась Соня.

– Вот так. Что ты, оказывается, тоже в Господа веришь и Евангелие знаешь. Я же столько молился об этом, так переживал. А Бог дал мне даже быстрее, чем я думал.

– Я тоже очень рада этому. – улыбнулась Соня, глядя в глаза Василию.

К вечеру, когда все разбрелись по своим комнатам, Василий, ища брата, вошел в зал. Андрей сидел за столом с листком бумаги в руках, немного покачиваясь в раздумье. Он писал что-то, потом быстро зачеркивал, брал новый лист бумаги и снова писал. Наконец, он обременено вздохнул, покачал головой и, взглянув на Василия, вошедшего в комнату, сказал:

– Василь, я не знаю, как написать, у меня не получается.

– Что и кому ты пишешь? – спросил Василий, подойдя.

– Я хочу написать письмо Марии, – ответил Андрей. – Я хочу объясниться с ней.

– Думаешь, это правильно? – поинтересовался Вася. – Может, погодить немного, помолиться?

– Сколько можно годить? – возмутился Андрей и, облокотившись о стол, схватился за голову. – Я места себе не нахожу, понимаешь? Тебе легко сказать, у тебя все хорошо, вы с Соней поженитесь летом.

– Я тоже молился об этом и ждал. – отвечал Василий, садясь рядом. – Видишь, как все устроилось.

– Помоги мне, пожалуйста. – взмолился Андрей, ухватившись за руку брата. – Не могу я сам, не знаю, что написать.

Василий косо и нехотя улыбнулся. Он пододвинул к себе чистый листок бумаги и принялся писать.

Написав письмо, Василий и Андрей передали его слуге и велели отправить в дом Неждановых.

На следующее утро письмо было доставлено по назначению. Молодая графиня Мария Нежданова, увидев письмо, затрепетала. Она прижала его к груди, озираясь по сторонам, и поспешила в свою комнату. На лестнице ее встретил брат. Изумившись волнению сестры, Николай спросил:

– Что с тобой, Маша? И что за письмо ты получила?

– Прошу, Николя, не спрашивай меня, умоляю. – говорила она в волнении.

– Я надеюсь, ты не состоишь в переписке с Василием? – спросил Николай серьезно. – Я уверен, что родители были бы против твоего общения с ним. И не только потому, что он безроден, хотя это тоже причина существенная, но и потому, что их мысли слишком чужды нам. – он взял сестру за руку и сказал тихо. – Состоять в переписке с этим сектантом? Прошу тебя, Маша, не роняй нашего достоинства. Весь свет смеется над этой блажью, на которую они променяли все общество и своих друзей.

Мария сделалась серьезной. Она гордо подняла голову и сказала твердо:

– Я не состою ни в какой переписке, Николя. И прошу, чтобы ты впредь не смел даже думать обо мне такое. Даже если бы и было так, как ты говоришь, я бы не позволила себе опуститься до тех мыслей, коими теперь живут некоторые знатные господа.

Мария одернула руку и, поднявшись мерно по лестнице, вошла в свою комнату, заперев дверь.

Молодая графиня подбежала к окну и, трепетно раскрыв письмо, читала, еле шевеля губами:

«Здравствуйте, Мария. Я долго не решался вам написать, но теперь, решившись, не могу не объясниться перед вами. Мое послание не будет утомительно длинным. Я лишь надеюсь, что, прочитав его, вы не отвергните моего скромного признания. С тех пор, как я увидел вас однажды, не проходит и дня, чтобы я не вспоминал вашего лица и вашего прелестного голоса. Сказать, что я влюблен – это очень мало и, быть может, недостойно по отношению к вам, но я пишу именно для того, чтобы вы знали об этом. Признание мое скромно и коротко, и я не прошу вас даже писать ответа, но, если бы вы соблаговолили ответить мне хотя бы короткою запиской, я был бы счастлив. С почтением, к вам».