Когда сбываются мечты

© 2024 by Hannah Grace

© Е. Ковалева, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2025

Старшим в семьях дочерям.

Я вижу вас, я ценю вас, и, самое главное, я люблю вас за то, кто вы есть, а не за то, что вы делаете для всех.

Плейлист

А книга – это только портрет сердца, и каждая страница – как биение пульса.

Эмили Дикинсон

Письмо от Ханны

Дорогой читатель,

Знаю, вам не терпится начать, но сначала я просто хочу подготовить почву, а уже потом дать вам погрузиться в историю любви Генри и Хэлли. Я обмолвилась, что это будет «небольшая заметка», вот только пока сижу тут и обдумываю свои слова, понимаю, я погорячилась, так что пристегнитесь.

С момента выхода романа «Когда тает лед» я получила очень много писем, в которых меня спрашивали, поставят ли Генри диагноз, объясняющий черты характера, которые я всегда называла «нейродивергентными». Если коротко, то нет, не поставят.

Некоторые читатели, возможно, подумают: «Ладно. Хорошо. Я прочитаю книгу, чтобы выяснить это…» Но я знаю, что многие из вас видят в Генри себя или, возможно, сами проходят подобный путь и для вас важно знать об этом заранее.

Я всегда говорила, что не стала бы писать о диагнозе, так что подобное обстоятельство не должно стать шоком для тех, кто уже давно следит за моим творчеством. Этому есть очень много причин, но, помимо реальных препятствий, с которыми Генри может столкнуться в системе здравоохранения, главная причина заключается в том, что люди каждый день живут полноценной жизнью, не объясняя, почему чувствуют иначе, чем другие.

Отсутствие медицинского диагноза еще не означает, что этот человек, его желания или потребности менее значимы.

Генри и его поступки всегда были в некоторой степени основаны на моем собственном опыте, и мне потребовалось тридцать лет, чтобы мне поставили диагноз СДВГ[1], которого у меня не было, когда я начинала писать о Генри. Когда мне было двадцать, как Генри, и я расстраивалась и раздражалась из-за того, что чувствовала, мой мозг работает не так, как надо, из-за чего находилась в угнетенном состоянии, никто и подумать не мог, что причина кроется в чем-то большем, чем депрессия и панические атаки, которые мне диагностировали.

Честно признаюсь, мне было трудно написать эту книгу. Я хотела, чтобы вы все правильно ее поняли, и, что более важно, хотела сделать все правильно ради Генри.

Я вкладываю частичку себя в каждого придуманного мной персонажа: беспокойство Анастасии, самопожертвование Нейта, потребность Авроры быть желанной, одиночество Хэлли и внутренние шрамы Расса из-за пристрастия его отца к азартным играм. Я потратила много времени на беспокойство о том, поймут ли Генри, что иногда ему, как и мне, необходимо уйти в себя и побыть в одиночестве. Ту часть меня, которая изнуряет себя, копирует окружающих и впитывает их черты, словно губка. Ту часть меня, которая безумно старается и все равно все делает очень неправильно.

По иронии судьбы, то давление, которому я себя подвергала, чтобы не подвести вас всех, было, возможно, самым типичным поведением для Генри.

Я считаю, что из всех моих персонажей именно Генри больше всех изменился с тех пор, как я его придумала, но это потому, что с тех пор, как я подарила вам Нейта и Стейси, мой характер тоже претерпел изменения.

Надеюсь, что вы прочтете эту историю и увидите человека, который любит окружающих, а когда дело дойдет до конфликта, смотрите на него сквозь призму знания, что мозг у всех работает по-разному.

А еще искренне надеюсь, что роман «Когда сбываются мечты» стоил ожидания. Устраивайтесь поудобнее, он получился довольно длинным.

С любовью, целую-обнимаю, Ханна.

Глава 1

Хэлли

– Хэлли, я думаю, нам нужно расстаться.

Мрачное выражение на лице Уилла выглядит нелепо на фоне моей кухни. Рюши и цветочки, которые когда-то с такой любовью выбирала моя бабушка, всегда были дороги мне и вызывали приятные воспоминания о прошлом, поэтому рука не поднималась их заменить. Лимонно-желтые шкафчики, которые она сама покрасила после того, как вместе со своей соседкой миссис Астор научилась готовить дома сухой мартини. Джой, кошка породы рэгдолл, которую бабуля купила как подарок к моему переезду, дремлет на барной стойке в окружении рыбок, связанных крючком. А в воздухе витает аромат второй партии круассанов, потому что первая у меня всегда подгорает.

Все это создает слишком домашнюю. Очень несерьезную. Чересчур нормальную атмосферу для таких жестоких слов.

Он следит за каждым моим движением, как будто ждет от меня какой-то драматической вспышки, пока я снимаю фартук с надписью: «Пекарь-самоучка», который он подарил мне на день рождения. Стиснутые челюсти еще больше подчеркивают резкие черты его лица, и он совсем не похож на беспечного парня, с которым я встречалась последний год, и еще меньше на моего друга, которого знаю уже десять лет. Нет, этот Уилл больше похож на человека, находящегося на грани.

Повесив фартук на крючок рядом с плитой, я придвигаю к себе табурет, сажусь за барную стойку напротив него и кладу подбородок на ладонь. Не уверена, намеренно ли я его копирую или это результат того, что мы так долго знаем друг друга.

Он перегибается через стойку и берет меня за руку, крепко сжимая ее, словно подбадривает.

– Скажи что-нибудь, Хэлс. Я все еще хочу быть твоим другом.

Мне нужно что-то сказать. Недостаток опыта в таких вопросах я компенсирую здравым смыслом, так что вполне уверена, что расставания – это диалог. Я сжимаю его руку в ответ, чтобы по крайней мере создать впечатление, что так оно и есть.

– Ладно.

Я не представляла, что мое первое расставание пройдет именно так. Я никогда не ожидала, что почувствую… ничего не почувствую? Я представляла, что испытаю физическую боль, когда мое сердце разобьется. Что птицы перестанут петь, а небо затянут мрачные тучи. И хотя пустота, которую я когда-то представляла, присутствует, ощущения почему-то не такие, как в моем воображении. Не уверена, что представлять свою первую несчастную любовь – это нормально, но я полагала, что моя будет по крайней мере чуточку интереснее. К сожалению, на фоне личной жизни в целом расставание выглядит совсем непримечательно. Никакого разбитого сердца, и небо такое же голубое, как и всегда здесь, в Лос-Анджелесе.

– Не нужно сдерживаться, Хэлс. Ты можешь честно сказать, что чувствуешь.

То, что он подталкивает меня к откровенности, делает все только хуже. Отпустив его руку, я прижимаю ладони к бедрам и обдумываю, как лучше всего с этим справиться.

– Все нормально. Ты прав. Думаю, мы должны быть друзьями и не более того.

Уилл дважды моргает, не веря моим словам.

– Ты согласна? Ты не расстроена?

У меня возникает непреодолимое ощущение, что Уилл хочет, чтобы я расстроилась, и я не могу сказать, что виню его. Я была бы рада расстроиться, потому что тогда, по крайней мере, я могла бы поверить, что способна влюбиться.

Потому что я честно-пречестно хотела влюбиться в него.

Я не из тех, кто с трудом подбирает слова, но прямо сейчас этого обо мне не скажешь. У меня нет желания обидеть Уилла, поэтому мне трудно найти правильные слова. Честно говоря, я уже начинаю жалеть, что не разыграла вспышку эмоций.

– Не то чтобы я не расстроена, просто считаю, что нам не стоит продолжать встречаться, раз ничего не получается. Я люблю тебя, Уилл. И не хочу разрушать нашу дружбу, пытаясь наладить романтические отношения. – «Еще больше», но об этом я не говорю.

– Но ты не влюблена в меня, – добавляет он с явной горечью в голосе. – Так ведь?

Если бы могла, я дала бы себе пинка.

– Разве это имеет значение, когда ты со мной расстаешься?

Он выглядит так, будто я его ударила.

– Для меня имеет. Говорить, что любишь меня, и быть влюбленной в меня – разные вещи. Но ты не влюблена, верно? И никогда не была, вот почему ты счастлива.

Не могу поверить, что он думает, что я счастлива. Он вообще меня знает?

Для всех, кроме нас двоих, наши с Уиллом Эллингтоном отношения были предопределены. Когда мои родители развелись и мама вышла замуж за моего отчима Пола, мы переехали из Нью-Йорка в Аризону ради новой работы Пола. Эллингтоны жили по соседству, и наши родители быстро стали лучшими друзьями. Я потеряла счет количеству праздников и каникул, которые мы провели вместе за последние десять лет, а это значит, что у нас с Уиллом не было особого выбора, когда дело касалось совместного времяпрепровождения.

Тем не менее между нами никогда не было напряженности. Никаких слухов о том, будем мы вместе или нет, никаких волнующих прикосновений или уединенных моментов. Только Хэлли и Уилл, соседи, которые были хорошими друзьями.

Мы вместе пережили среднюю школу, и я наблюдала, как он встречается с каждой ученицей из нашего класса, и никогда даже мысли не возникало, что он только мой. А год назад, когда мы оба вернулись домой из колледжа на лето, Уилл пригласил меня в качестве его пары на свадьбу. Я почти уверена, что изначально он отдал предпочтение не мне, но под давлением своих родителей был вынужден позвать меня.

Будучи приверженцами традиций, они считали, что женщине вредно проводить лето за чтением и писательством, потому что я «никогда не найду парня, сгорбившись над книгой». Даже когда моя сестра-подросток Джиджи сказала им, что звонили из восемнадцатого столетия и просили вернуть их видение мира, они все равно настаивали, чтобы я согласилась на приглашение.

Именно на свадьбе, после многочисленных глотков вина из бутылки, которую стащили с одного из столов, мы поцеловались, после чего начался весь этот бардак.

Поначалу это было захватывающе, и за те две недели до того, как мы вернулись в колледж, я увидела наши отношения совершенно по-новому. Уилл всегда пользовался популярностью, и, как бы мне ни было неприятно признавать это сейчас, я чувствовала себя особенной из-за того, что он хотел встречаться со мной.

Он был капитаном хоккейной команды нашей средней школы и, по словам знающих людей, будущей звездой НХЛ. Он всегда был красивым и обаятельным; мог выпутаться из любой ситуации с помощью очаровательной улыбки. Колледж только укрепил его уверенность в себе, и во время моих визитов на первом курсе стало ясно, что там его любят так же, как и дома.

Так вот, учитывая все обстоятельства, почему я не должна была хотеть встречаться с ним, когда все остальные хотели? Он был моим единственным другом. Ведь это логично, верно?

Я не была капитаном чего-либо, и мне не нужно было выпутываться из каких-либо ситуаций, потому что я не делала ничего интересного. Когда люди говорят обо мне, список комплиментов невелик. Так что да, я была слегка польщена.

Естественно, наши родители были в восторге. Их мечты о свадьбе и общих внуках стали более реальными, и не имело значения, что я собиралась жить в Мейпл-Хиллс, а он – в Сан-Диего. Нас разделяло всего два часа пути, и они были уверены, что у нас все получится, потому что я могла бы подстраивать свое расписание под хоккейные обязательства Уилла.

Не такая уж проблема.

Их уверенность придала уверенности мне, чего я отчаянно жаждала после того, как первоначальный пыл угас, когда Уилл в первый раз попросил меня заняться с ним сексом. Я сказала ему, что не готова, а он возразил, что меня просто пугают все девушки, с которыми он спал, но что мне не о чем беспокоиться. Я, скорчив гримасу ужаса и испытывая сильнейшее желание сбежать, сказала ему, что меня не волнует, с кем он был раньше, и что его сексуальная жизнь не имеет никакого отношения к тому, решимся мы на этот шаг или нет.

Я хотела ощущать порхающих в животе бабочек и необъяснимую потребность изящно приподнимать ножку, когда мы целовались, но получила лишь рой ос. Мерзких, вызывающих дискомфорт насекомых, которые жалили каждый раз, когда Уилл скользил рукой под мою футболку. Интуиция подсказывала, что что-то не так, но сердце уверяло, что мне просто нужно время. Разум настаивал, что у меня уже есть ответы на все вопросы, но я была слишком труслива, чтобы прислушаться к ним.

– Хэлли? Ты можешь перестать витать в облаках хоть на какое-то время и, черт побери, поговорить со мной? Господи, – рявкает Уилл, повышая голос настолько, что Джой просыпается. Она неторопливо пересекает стол, задевая хвостом мой подбородок, прежде чем снова улечься передо мной. Таймер духовки подает звуковой сигнал, и Уилл чертыхается себе под нос, пока я выключаю ее и достаю круассаны, хотя желание есть уже пропало.

– Я вовсе не чувствую себя счастливой. Мне кажется, ты злишься на меня за то, что я сказала «ладно» вместо «что?». Надо накричать на тебя? Разрыдаться?

Он презрительно усмехается и подносит кружку с кофе к губам, пробормотав что-то нечленораздельное. Меня всегда бесило это бормотание.

– Мне обидно, что придется столкнуться с кучей дерьма из-за того, что именно я порвал с тобой, в то время как ты не можешь этого сделать, потому что слишком сильно любишь угождать людям. Я буду самым большим подлецом в мире, потому что сделал то, на что ты не решилась из-за своей трусости. Я хочу тебя, но ты не отвечаешь мне взаимностью, поэтому мне приходится быть плохим парнем.

Я была неправа. Когда кто-то говорит обо мне, прилагательные используются. Только, наверное, не похвальные.

– Я не пытаюсь угодить людям. Я пыталась дать нам шанс во всем разобраться, а не решать проблемы с помощью секса.

– Жаль, что ты не захотела отсосать. Может быть, это решило бы наши проблемы, – бормочет он достаточно громко, чтобы я могла расслышать.

Он словно специально давит на больной синяк. Метафорический синяк, который вообще-то появился из-за него. Мне хочется закатить глаза и сказать ему, что он ведет себя как жалкий ребенок, но на самом деле он все же поднял в этом ужасном разговоре тему, которая сильно меня задевает.

Не знаю, почему я не испытываю к нему сексуального влечения, хотя мне очень хотелось понять. И я не собираюсь доставлять ему удовольствие, показывая, что он задел меня своими словами, поэтому вздыхаю и наклоняю голову.

– Ты ведешь себя как придурок.

Ссутулившись, он скрещивает руки на груди и откидывается на стул. А потом, сжав переносицу большим и указательным пальцами, издает звук, похожий то ли на вздох, то ли на стон.

– Извини, это было подло. Я просто, – он снова выпрямляется, и эта его суетливость резко отличается от обычной беззаботности, – думаю, что все было бы лучше, если бы наши отношения были похожи на взрослые. Не понимаю, откуда ты можешь знать, что ненавидишь секс, если даже не пробовала. Хэлли, я был таким терпеливым с тобой. Так ведь? Гораздо терпеливее, чем любой другой парень на моем месте.

Внезапно его желание расстаться со мной обретает смысл, учитывая, что прошлым вечером я сказала, что все еще не готова заняться с ним сексом. Если «терпеливый» означает «остановиться», когда я прошу об этом, то да, Уилл был терпеливым. А если терпеливый человек постоянно заводит разговор о сексе и расспрашивает меня о моих мыслях и чувствах, но становится угрюмым, когда я в очередной раз повторяю, что не готова, то да, конечно, он был терпеливым.

Я почти уверена, что ни то ни другое нельзя расценивать как терпение, но у меня нет сил углубляться в свою в основном одиночную сексуальную жизнь во время завтрака.

– Мы двое взрослых людей в отношениях – вот что делает их взрослыми. – Как я уже миллион раз говорила. – И, бог ты мой, в последний раз повторяю, я никогда не говорила, что ненавижу секс. Я только сказала, что не готова, и мы пошли на компромисс, я делала другие ве…

– Ах да, потому что, называя это компромиссом, мне становится гораздо лучше. Спасибо.

У меня возникает желание побиться головой об стол.

– Послушай, мы отклоняемся от темы. Можем сказать нашим родителям, что это было обоюдное решение. Никто не плохой, все взаимно.

Он бросает на меня скептический взгляд.

– Как будто они на это купятся. А как же День благодарения? Рождество? Весенние каникулы? Ты наивная, если думаешь, что они отстанут.

Не буду притворяться, что его беспокойство о том, как наши родители воспримут эту новость, сильно преувеличено. Я тоже переживаю по этому поводу. Может быть, он прав; может, я трусиха и слишком стараюсь угодить людям, и вынудила его пойти на это, чтобы избавить себя от лишних проблем.

Лето, проведенное дома, ясно показало, что без хобби или семейных обязательств, занимавших наше время, мы потеряли интерес друг к другу. До начала профессиональной карьеры Уилл жаждет насладиться приключениями с друзьями, а я к двадцати пяти годам хочу стать публикуемым автором. Мы оба следуем нашим целям, просто движемся в разных направлениях. Если добавить напряжение, вызванное моим нежеланием снимать трусики по первому требованию, то этот разрыв был неизбежен.

Если бы, кроме общих с Уиллом друзей, у меня были собственные, я уверена, они бы задали вопрос, почему мы вообще вместе. В течение последнего года я много об этом думала, и ответ представлял меня не в лучшем свете.

Я разрывалась между желанием угодить другим, в чем меня довольно часто упрекали, и поздней фазой подросткового бунта, направленного на моего старшего брата Грейсона. Он всегда ненавидел Уилла, утверждая, что тот был чересчур высокомерным, а наша дружба – довольно односторонней. Я была слишком хорошо воспитана, чтобы протестовать из-за чего-то еще, поэтому просто не слушала брата и считала это самым большим своим бунтарством. Уже тогда мои доводы казались немного надуманными.

В конечном счете мне не избежать правды: одиночество. Если мы расстанемся, с кем останусь я?

Конечно, наши отношения были далеки от идеальных, но он звонил мне каждый день и хотел, чтобы я была рядом.

– Я скажу, что очень хочу провести Рождество с папой и Шеннон. Думаю, мой брат будет там, и я смогу использовать его, чтобы все казалось более правдоподобным. К тому времени, когда мы оба вернемся в марте домой на весенние каникулы, все уже забудут о нашем разрыве.

– Ты уверена? – спрашивает он. Я только что предложила ему лучшую в мире отмазку, и он даже не может скрыть своей радости. Господи, это отвратительно.

– Абсолютно.

Я вижу, как он расслабляется.

– Если ты не собираешься возвращаться домой, думаю, тебе больше не стоит приезжать и на мои игры тоже.

Хотя это и не было неожиданностью, я бы хотела, чтобы он порвал со мной до того, как я решила отказаться от своего книжного клуба и изменила расписание своих занятий ради посещения его игр.

Я говорю «решила», но поскольку теперь мы не вместе, думаю, мне больше не нужно ничего придумывать, чтобы обеспечить Уиллу хороший имидж. Признаюсь, Уилл умолял меня об этом все лето, хотя я неоднократно говорила, что не хочу. После того, как он сказал, что все остальные подружки прилагают усилия, я, наконец, перестала спорить и, как только начался учебный год, сделала, что он просил. Мне очень не хотелось вот так внезапно подводить книжный магазин, но они отнеслись к этому по-доброму, и один из продавцов с радостью согласился взять на себя ведение книжного клуба.

– Да, хорошо. Не хочу, чтобы наши друзья чувствовали необходимость выбирать чью-то сторону, и мое отсутствие, вероятно, все упростит.

Если бы я не знала Уилла так хорошо, то, возможно, не заметила бы, как он слегка нахмурился и начал дуться. Его лицо приобрело скептическое выражение.

– Ха, да. – Он задумчиво почесывает подбородок. – Все уже давно советуют мне расстаться с тобой, так что не знаю, что они чувствовали бы в твоем присутствии. Наверное, неловкость.

Впервые с тех пор, как он произнес: «Я думаю, нам следует расстаться», мне хочется заплакать. Хотя для меня было очевидно, что между нами что-то не так, сама мысль о том, что все его друзья по колледжу высказали свое мнение и коллективно решили, что ему следует порвать со мной, оставляет на сердце горький осадок.

Даже до того, как мы стали парой, я всегда старалась посещать игры, на которые могла ездить на машине. Я надевала его игровой свитер, садилась рядом с подружками других игроков, подбадривала его. Я узнала их интересы, изо всех сил старалась вписаться в компанию, пока они рассказывали о студентах из их колледжа, которых я не знала, и все потому, что мои друзья всегда были друзьями Уилла. Даже в детстве он всегда знакомил меня с кем-то новым.

Его слова все еще задевают за живое, пока я наблюдаю, как он наконец-то допивает свой кофе. Он выглядит таким невозмутимым, а я борюсь с желанием провалиться сквозь землю.

– Они больше не мои друзья, понятно.

– Если подумать, они никогда и не были твоими. – Он пристально смотрит на меня, ожидая, что я что-нибудь отвечу, словно не указал на причину моей неуверенности таким небрежным тоном, будто про погоду спрашивал. – Ты когда-нибудь задумывалась, что могла бы найти собственных друзей, если бы не жила в мире фантазий?

– Боже, ты сейчас говоришь прямо как твои родители. Уилл, люди могут наслаждаться чтением и при этом сохранять здоровую привязанность к реальности, – медленно произношу я. – Я не стала социальным отщепенцем, потому что мне нравится художественная литература. Никто не изгонял меня из светской жизни Мейпл-Хиллс из-за того, что я читаю любовные романы. Возможно, если бы я проводила больше времени в Мейпл-Хиллс, а не таскалась за тобой, у меня была бы здесь своя группа друзей.

Он хмыкает, и если продолжит вести себя так высокомерно, то ему в голову полетит круассан.

– Возможно, если бы ты уделяла такое же внимание нашими отношениями, как тем, что в твоих книгах, я не потратил бы впустую целый год своей жизни.

Невероятно, как один разговор может изменить мнение о собеседнике.

– Думаю, тебе пора домой.

– Не надо обижаться, Хэлс. – Он встает со стула, подходит ко мне и кладет руку на мое плечо. Сейчас она кажется в десять раз тяжелее, а его поцелуй в макушку обжигает, словно кислота. – Я просто решил позаботиться о себе. Сделать что-то только для себя, понимаешь. Это новый год, и я заслуживаю начать все с нового листа. Хоккей – это…

Его голос продолжает звучать на заднем плане, но я не могу заставить себя прислушаться к его словам, потому что едва сдерживаюсь, чтобы не разразиться тирадой о том, что я-то прекрасно понимаю. Ведь сколько себя помню, я всегда ставила его выше всего остального. На самом деле я так поступала со всеми, кроме себя.

Всю свою жизнь я была обременена задачами и обязанностями, с которыми другие не хотят иметь дело. Я безоговорочно иду на жертвы, потому что всегда так делала, и сейчас уже трудно понять, является ли это истинным желанием помочь или просто привычкой.

Поскольку мои родители развелись и вступили в повторные браки, моя семья росла, поэтому количество людей, которым я считала своим долгом помочь, тоже увеличился. Несмотря на то что Грейсон самый старший из детей, все легло на мои плечи. Сколько себя помню, я только и слышала: «О, Хэлли не против помочь», и ни разу: «Хэлли, ты не возражаешь?» или «Хэлли, у тебя есть время?»

Я не помню, чтобы соглашалась на это, и я устала.

Я бы хотела сказать, что мои проблемы с желанием угодить другим ограничиваются только теми, кого люблю, но я знаю, что это не так. Будь то Уилл, его друзья, его родители, соседи… незнакомые люди…

Такое чувство, что каждый человек, который когда-либо появлялся в моей жизни, каким-то образом опережал меня в моем списке приоритетов, и посмотрите, к чему это привело.

Одинокая, без друзей, без хобби и с четко составленным расписанием, чтобы быть идеальной девушкой хоккеиста, но теперь мне больше нечем заполнить это время.

Я устала быть пассажиром в своей собственной жизни. Так что если Уилл собирается провести этот учебный год, потакая своим желаниям, то и я тоже.

Глава 2

Генри

Если бы путешествия во времени были реальными, я бы вернулся в прошлое, чтобы убедить Нила Фолкнера отказаться от возможности тренировать студенческую хоккейную команду.

Несмотря на мои лучшие намерения и двадцать долгих лет практики, я не всегда имею представление о мотивации людей. Однако обычно держу руку на пульсе, чтобы не впасть в немилость у тренера. Вот почему, как только я слышу, как Фолкнер сердито рявкает мое имя, внутри зарождается беспокойство.

– Бу-у-у-у. – Лучшая попытка Бобби изобразить мультяшного призрака вызывает взрыв смеха в наполовину заполненной раздевалке. Он не замечает моего свирепого взгляда, пока натягивает через голову футболку с надписью «Титаны». – У кого-то неприятности. Что ты натворил, Кэп?

– Понятия не имею, – бормочу в ответ, натягивая спортивные штаны. – Играю в хоккей. Дышу. Существую. Возможные варианты безграничны.

– Был рад знакомству с тобой, брат, – говорит Мэтти, похлопывая меня по спине и направляясь в сторону душа. – Не говори остальным, но ты всегда был моим любимчиком.

– Я что, для тебя шутка? – выкрикивает Крис, запуская в него чем-то похожим на грязный носок. Он отскакивает от затылка Мэтти, взъерошив его черные как смоль волосы, и закатывается под скамейку.

И в один миг мое терпение к товарищам по команде достигает своего предела за этот день.

– Я уверен, что все в порядке. – Расс пытается успокоить меня, вытирая полотенцем мокрые волосы. – Если ты не вернешься к тому времени, как я соберусь, я подожду тебя у своего пикапа.

Новый учебный год начался только пару недель назад, а я уже чувствую себя так, как будто меня переехала машина. Летом я потратил много времени в Интернете, желая узнать, как быть хорошим капитаном, и, хотя у меня нет точного ответа, я стараюсь применить на практике те несколько моментов, которые усвоил. Я прихожу на тренировку первым и ухожу последним. Пытаюсь подбодрить новых, менее уверенных в себе игроков. Стараюсь излучать позитив, а это значит не всегда говорить первое, что приходит в голову. Я готов пробовать что-то новое, хотя по своей природе предпочитаю придерживаться того, что уже знаю. Выкладываюсь на разминке по полной, вместо того чтобы отвлекаться на идеальный плейлист. И не витаю в облаках во время тренировки.

Я делаю много вещей, которые, по сути, идут вразрез с моими природными инстинктами.

Я даже не пил на совместной вечеринке в честь дня рождения Анастасии и Лолы, потому что начитался информации о связи между спортивными достижениями и потреблением алкоголя.

Я из кожи вон лезу, чтобы хорошо справляться со своими обязанностями, и тот факт, что Фолкнер за что-то злится на меня, вызывает смутное чувство тревоги. Я стучу в дверь кабинета тренера, и звук, кажется, эхом разносится по комнате.

– Заходи, – кричит он. – Садись, Тернер. – Он указывает на один из потертых стульев напротив себя, обтянутых сетчатой тканью, и я следую указанию. Именно благодаря тому, что я стараюсь внимательно наблюдать за этим человеком, я могу четко определить три его основных состояния:

1. Иррационально злой и громкий.

2. Раздражен жизнью в окружении хоккеистов.

3. Никаким словом ни описать то, как он сейчас на меня смотрит.

Он несколько раз постукивает ручкой по столу, пластик неприятно щелкает о деревянную поверхность. Я едва сдерживаюсь, чтобы не податься вперед и не отобрать у него ручку, желая остановить этот звук.

– Знаешь, зачем я тебя вызвал?

– Нет, тренер.

Слава богу, он откладывает ручку и подтягивает к себе клавиатуру компьютера.

– Я только что получил электронное письмо, в котором меня просят о телефонном звонке по твою душу, потому что ты провалил свою письменную работу на занятиях профессора Торнтона, и вместо того, чтобы пойти к Торнтону и найти способ все исправить, ты обратился к своему куратору по учебным вопросам и попытался отказаться от курса его лекций. Хочешь сказать что-нибудь в свое оправдание, прежде чем я наберу этот номер?

Я не в состоянии вымолвить ни слова, кроме «вот дерьмо».

– Нет, тренер.

Он проводит рукой по макушке, словно откидывая назад копну волос. Я всегда хотел спросить, зачем он так делает, учитывая, что он лысый и, судя по видеозаписям игр, которые мы смотрели, был лысым последние двадцать пять лет. Несмотря на то что некоторые парни подталкивали меня на это, Нейт посоветовал не спрашивать, если я не хочу неприятностей, чего я точно не хочу. Но этот вопрос мучает меня каждый раз, когда я вижу, как он поглаживает несуществующие волосы.

– Тогда ладно.

Он с силой сжимает трубку мясистыми пальцами, пока набирает номер, и прижимает телефон к уху плечом. У меня нет другого выбора, и мне приходится слушать, как он представляется, а затем хмыкает и поддакивает во время разговора. Нейт всегда говорил нам, что Фолкнер чует страх, поэтому никогда не стоит показывать ему свои слабости. Признаться, что я провалил семестр, который еще толком не начался, – это очень похоже на слабость.

Он кладет трубку и пристально на меня смотрит, словно заглядывает мне в душу.

– Мисс Гусман сказала, что трижды напоминала тебе о необходимости назначить встречу, чтобы записаться на занятия…

– Это правда.

– …и к тому времени, когда ты попытался записаться на нужный тебе курс лекций, класс был заполнен. Поэтому ты выбрал класс Торнтона, думая, что сможешь попасть в список ожидания на что-то другое и бросить этот во время недели обмена.

– Да.

– Но ты не включил себя в список ожидания и не пытался отказаться от класса во время недели обмена.

Я намеревался это сделать. Я действительно хотел, но был очень занят переживаниями о том, как стать хорошим капитаном, заняв место Нейта, поэтому все остальное отошло на второй план. С появлением новых трудностей я откладывал другие дела на потом и продолжал говорить себе, что все исправлю, пока в конце концов не стало слишком поздно.

– Тоже верно.

– Итак, ты хочешь сказать, – говорит он, затем замолкает, делая большой глоток кофе из кружки, просто чтобы продлить мои страдания. – Что, несмотря на прекрасную возможность исправить ситуацию самостоятельно, ты этого не сделал, и теперь сидишь здесь, лишая меня нескольких приятных часов, когда мне не нужно видеть твое лицо, и ожидаешь, что я тебе помогу?

Мне хочется напомнить ему, что это он вызвал меня сюда и что я обратился за помощью к куратору, который специально нанят для оказания помощи в учебных вопросах студентам-спортсменам, но подозреваю, что тренеру это не понравится, так же, как и то, что я провалил одно задание.

– Наверное.

– Какие у тебя претензии к Торнтону?

Я вспоминаю, что мы с Анастасией обсуждали перед моим визитом к мисс Гусман. Я повторяю ее слова как попугай.

– Его стиль преподавания несовместим с особенностями моего восприятия.

– Тебе придется рассказать мне более подробно, Тернер. – Фолкнер вздыхает, откидываясь на спинку кресла. Он щелкает мышкой и смотрит на компьютер. – У тебя превосходные успехи по всем остальным предметам, и я знаю, что ты прилежный студент. Так что же не так с этим классом, раз ты хочешь его бросить?

Я пытаюсь вспомнить, как я объяснял это Анастасии и Авроре в тот день, когда вернулся домой после моего первого занятия с Торнтоном. Я пять минут громко возмущался, а потом лег на пол и целый час пялился в потолок.

– Мне нужно пройти курс с углубленным изучением письменной речи, чтобы соответствовать требованиям профилирующей дисциплины. Учебный план профессора Торнтона известен тем, что приходится много читать и собирать материал – именно поэтому никто не хочет записываться на его лекции. Главным образом он преподает мировую историю, но об искусстве почти не говорит. Мне тяжело сосредоточиться на материале, потому что, как мне кажется, очень многое не имеет отношения к тому, что он потом требует. И я не люблю читать то, что мне неинтересно. Я с трудом сохраняю концентрацию. Также большую часть времени я вообще не понимаю, чего он хочет. Я просто тону в потоке поступающей информации и в итоге терплю неудачу.

Фолкнер снова вздыхает. Интересно, дома он тоже так делает или приберегает вздохи только для этого кабинета? А еще интересно, у его семьи это тоже вызывает дурное предчувствие, как у меня?

– Здесь сказано, что ты посещаешь похожие занятия с профессором Джолли и не пытаешься от них отказаться.

Джолли – убежденная хиппи и считает, что историю искусств нужно изучать и чувствовать душой. Ей ненавистна сама мысль оценивать людей по тому, как они понимают искусство и получают удовольствие от его изучения, поэтому на ее занятиях есть только итоговый экзамен, и то только потому, что на этом настаивает кафедра. Если не прогуливать лекции, то завалить ее предмет невозможно, и у нее нет ограничения на количество студентов в классе, а это значит, что я смог попасть к ней, даже несмотря на то, что записался на занятия позже всех.

Мне нравятся занятия профессора Джолли не только потому, что они действительно интересные, но и потому, что я понимаю, чего она от меня хочет. То, чему я учусь, помогает мне в практической работе, и, уходя с ее урока, я не чувствую себя неподготовленным и растерянным, как в случае с Торнтоном. Этот курс лекций мог бы стать идеальным решением, но он не соответствует требованиям.

– У меня получается лучше под давлением экзамена.

Фолкнер снова начинает постукивать ручкой.

– Ты говорил с профессором Торнтоном?

Очень хочется сказать: «Профессор Торнтон заинтересован в этом еще меньше, чем вы».

– Он не пожелал меня выслушать.

– Тут я бессилен, – говорит тренер, равнодушно пожимая плечами. – Тебе следовало прийти ко мне раньше, чтобы я мог помочь.

«Будь более организованным. Обратись ко мне раньше». Я не знаю, как объяснить другому человеку, что он мог бы физически донести меня до офиса или поставить передо мной ноутбук, и я все равно нашел бы способ избежать этой задачи.

– Что произойдет, если я провалю этот курс лекций?

Я совсем не беспокоюсь о своем среднем балле, потому что отлично успеваю в том, что мне нравится, а мне нравятся все остальные предметы в моем расписании на оставшуюся часть года – при условии, что вовремя на них запишусь. Все дело в этом курсе лекций и одержимости Фолкнера академическим совершенством капитана команды.

После того как его профессиональная карьера оборвалась из-за травмы и он не смог больше играть, он стал одержим идеей, чтобы у нас был запасной план. Да, как студенты-спортсмены мы должны набрать определенный средний балл, чтобы сохранить этот титул, но Фолкнер хочет большего. Я знаю, что нет смысла возражать ему, потому что еще никто до меня не преуспел в этом.

– Мы говорим не об этом. Тернер, ты капитан этой команды. Ты не можешь провалить занятия и сохранить свой титул. Скооперируйся с сокурсником, присоединись к групповым занятиям, воспользуйся помощью своего куратора в чем-то другом, вместо отказа от лекций… Мне, черт побери, все равно. Исправляй ситуацию любой ценой. Я больше не намерен слышать о плохих оценках.

У Нейта все выглядело так просто, и я немного зол на него за то, что он предпочел умолчать, насколько бескомпромиссным Фолкнер может быть с глазу на глаз. Мне столько раз говорили, что быть капитаном – большая честь, но этот титул кажется тяжелым бременем. Лидерство для меня неестественно; я всегда чувствовал себя счастливее в уединении, но все же стараюсь изо всех сил. Не хочу подводить своих товарищей по команде, а также Нейта и Робби, которые убедили тренера, что я заслуживаю титула капитана.

Капитанство во многом напоминает лекции Торнтона. От меня ожидают, что я буду знать то, чего мне никто никогда не объяснял, и при этом просто улыбаться. Вот почему изначально я отказался от предложенной возможности. Я надеялся, что это место отдадут кому-то другому и я смогу продолжать жить своей жизнью. Но этого не произошло, Нейт и Робби продолжали меня уговаривать.

Они перепробовали все: со сравнения меня с теми, кого я считал лучшими капитанами, до заявления, что я стану первым чернокожим капитаном хоккейной команды в Мейпл-Хиллс. Они отказались от последнего довода, когда я сказал, что это лишь чертов шанс для цветных людей в хоккее, а не победа, которой они ее выставляют.

Чем больше мои товарищи по команде давили, тем больше начинали другие. Родители, Анастасия и еще многие другие говорили мне, что считают это потрясающей возможностью, и с каким нетерпением желают увидеть, на что я способен. В конечном итоге, несмотря на сомнения, я согласился.

Обычно я не поддаюсь давлению со стороны сверстников, но в этот единственный раз дал слабину, и посмотрите, к чему это привело. Мне приходится переживать не только из-за того, что я подвожу всю команду, но и беспокоиться о том, что разочарую всех остальных, кто (и это не моя вина) верит в меня. Так тяжело иметь друзей и семью, которые во всем поддерживают и не сразу думают о худшем.

– Как успехи? – интересуется Расс, когда я забираюсь в его машину на уже опустевшей парковке.

– Я в полной заднице.

– Я уверен, не все так пло…

– Он сказал мне, что я не могу бросить занятия или завалить их и должен найти выход.

Расс вздыхает, выезжая с пустой стоянки.

– Логично. Слушай, возможно, все не так плохо, как ты думаешь, если будешь больше практиковаться. Я помогу тебе, чем смогу, и Аврора тоже. В следующий раз мы можем вместе получить коды для регистрации на занятия.

Когда мы останавливаемся на красный свет, я прислоняюсь головой к стеклу и думаю, как бы так объяснить, что в январе я, вероятнее всего, окажусь в такой же переделке. Такой исход маловероятен лишь при определенном стечении обстоятельств, которые позволят мне порадоваться перспективе идеально организовать свое расписание. И да, еще я не хочу, чтобы меня сочли ненормальным.

– Спасибо.

– Не за что. Рори хотела потусить и ждет дома с Робби, но, если тебе нужна тишина, мы можем пойти к ней, – тихо говорит он, когда мы сворачиваем на Мейпл-авеню. – Я не против.

Мне нравится жить с Рассом, потому что он, кажется, всегда без лишних слов понимает настроение человека. Я думаю, он научился этому, когда жил с отцом и находился в постоянном страхе, потому что тот был не самым приятным родителем. Но спросить его о том, согласен ли он со мной, наверное, будет неправильно. Особенно учитывая тот факт, что его отец старается стать лучше, а Расс пытается дать ему второй шанс.

– Вам необязательно куда-то уходить. Мне нравится Аврора.

Я отстраняюсь от окна и замечаю легкую улыбку на его лице.

– Ты ей тоже нравишься.

Расс сильно изменился этим летом, пока работал в летнем лагере. Он встретил свою девушку, потребовал у отца избавиться от пристрастия к азартным играм, и, хотя не думаю, что он когда-нибудь будет самым шумным в компании, Расс стал более уверенным в себе.

Что касается Авроры, не такую девушку я представлял рядом с Рассом, но, думаю, все сложилось как нельзя лучше. Рассу она нравится, потому что щедрая и добрая, и до встречи с ней он долгое время чувствовал себя незаметным. А для нее он самый важный человек на свете, и это не просто мои предположения. Она говорит о том, что он самый важный человек в ее жизни, буквально каждому, кто готов слушать, и ему не дает усомниться в этом. И, боже, она такая громкая.

Я не люблю сравнивать своих друзей, потому что они все разные, но Аврора единственная, кто не обсуждает со мной хоккей, и я высоко ценю ее за это, поскольку в последнее время, мне кажется, единственное, о чем люди хотят меня спросить, – это о хоккее.

Время в пути пролетает незаметно, пока я пытаюсь вспомнить, когда в последний раз кто-нибудь интересовался другими моими увлечениями. Прежде чем успеваю понять, где мы находимся, Расс сворачивает на подъездную дорожку рядом с машиной своей девушки. Аврора поднимает голову, когда я открываю входную дверь, но скользит взглядом мимо меня и расплывается в широчайшей улыбке, когда замечает Расса. У меня такое чувство, что мы только что избавились от одной группы подружек и сразу же приобрели еще.

Она очень привлекательна – среднего роста и телосложения, светлокожая, загорелая, с зелеными глазами и светлыми волосами. Но как по мне, нарисовать ее портрет было бы не так уж интересно.

По всему видно, что Расс от нее без ума, но они стараются не афишировать это, что я очень ценю. Мне нравилось, когда Анастасия жила здесь, но она всегда нарушала общественный порядок.

– Генри, с тобой все хорошо? – спрашивает Аврора, когда я опускаюсь в кресло напротив нее. – Ты сегодня выглядишь очень задумчивым. Даже угрюмым, словно измученный художник.

– Тренер узнал, что я получил двойку за сочинение о французской революции, – отвечаю я, когда Расс наклоняется, чтобы поцеловать ее в висок.

– Вот черт, мне жаль. Ты попытался его очаровать? – интересуется она.

– Я не умею очаровывать людей специально, а даже если бы и умел, он бы не поддался, просто чтобы меня проучить. Он считает, что у меня должны быть академические суперспособности, потому что пятнадцать лет назад я взял в руки хоккейную клюшку.

– Я думаю, ты невероятно обаятельный, – говорит она.

– У кого есть суперспособности? – спрашивает Робби, появляясь из-за угла своей спальни. Он останавливает свое инвалидное кресло между диваном и откидным креслом и смотрит прямо на меня. – Звонил Фолкнер. Оказывается, это моя вина, что ты не записался на занятия. Потому что, по-видимому, я экстрасенс и виноват в том, что ты все лето трахался налево и направо в Калифорнии, вместо того чтобы поставить свою учебу на первое место. Даже несмотря на то, что я был занят выпускными экзаменами и, знаешь, находился в другом штате.

Жить с друзьями – это здорово. А жить со своим другом, который также является помощником тренера, временами отстойно. «Временами» – это сейчас, когда я не могу избавиться от Фолкнера даже в собственном доме, потому что ему всего лишь нужно позвонить Робби.

– Что за драма, – ворчу я, когда Робби перебирается в кресло рядом со мной. Я никуда не уезжал и не говорил тренеру о том, как провел лето. И это было вовсе не преднамеренно. Наверное, мне было немного одиноко, пока все разъехались по домам или были заняты работой.

Я как-то не думал об одиночестве, пока Анастасия не спросила, и я понял, что пытался занять себя чем-нибудь до возвращения своих друзей. Мне нравится быть одному, даже очень, но этим летом я понял, что всему есть предел.

Ко всему прочему, я очень нравлюсь женщинам и люблю повеселиться без каких-либо обязательств.

Робби качает головой, сжимая пальцами переносицу.

– Сделай одолжение, Казанова. Сосредоточься в этом году на том, чтобы мне не надрали задницу, вместо любовных похождений. В конце концов, ты верховный лидер и должен быть примером морали, достоинства и прочего дерьма.

Сомневаюсь, что он говорит серьезно. Робби всегда смеется перед тем, как ляпнуть что-нибудь саркастичное, что он не имел в виду. Но его слова все равно слегка меня задевают.

– Я не знаю, как быть лидером. И это единственное, что я знаю.

Расс, сидя на диване, наклоняется вперед и смотрит мне прямо в глаза.

– У тебя охрененно получается для того, кто утверждает, что не знает, что делает. Ты хорош во всем, Генри.

– Кроме революций, – перебивает Аврора.

– Если вдаваться в подробности, то это жутко бесит. Я был бы совершенно несносным, если бы у меня все получалось с первого раза, – добавляет Робби. – Сосредоточься, и у тебя все получится.

– А кто тебе сказал, что ты сносный? – поддразнивает Расс, поспешно перехватывая подушку, которая летит в их с Авророй сторону.

– Почему бы нам не купить тебе несколько книг по лидерству? – предлагает Аврора, пододвигаясь к краю дивана вслед за Рассом. Мне хочется отодвинуть свой стул, чтобы снова увеличить расстояние между нами. – На этой неделе я собираюсь пропустить книжный клуб, потому что это всего лишь встреча-знакомство, и Хэлли без ума от Остин, чего я не разделяю. Но я все еще не успела посетить «Зачарованный», и было бы неплохо заскочить поздороваться, почему ты на меня так смотришь?

Расс посмеивается рядом с ней, но я продолжаю тупо смотреть на нее.

– Я ничего не понял из того, что ты только что сказала.

– «Зачарованный», – повторяет она, как будто это каким-то образом прояснит ситуацию. – Книжный магазин, который только что открылся рядом с «Кенни». Рядом с тем жутким баром, в котором раньше работал Расс, который переделали в винный бар.

С таким же успехом она могла бы говорить по-французски.

– Понятия не имею.

Аврора тут же становится более взволнованной, а ее голос более звонким.

– Мы проезжали мимо этого места два дня назад, и я сказала: «Смотри, сколько покупателей в “Зачарованном”!»

– Аврора, ты много чего говоришь, и я не всегда тебя слушаю, – признаюсь я. – Мне трудно сосредоточиться, когда ты за рулем. Страх за свою жизнь отнимает практически все мое внимание.

Она фыркает, а парни смеются, но я не шучу.

– Хэлли. Девушка, которая раньше руководила книжным клубом в «Следующей главе». Она открывает новый книжный клуб, ориентированный только на романы, в «Зачарованном» – новом книжном магазине, мимо которого мы проезжали. Я не пойду, потому что мне не нравится то, что они читают, и это ознакомительное занятие для людей, которые никогда раньше не были в книжном клубе. Но я хочу поздороваться с ней и заглянуть в магазин.

– Какое отношение все это имеет к тому, что я завалил сочинение и мне нужно сменить личность, чтобы спрятаться от Нила Фолкнера?

– Этот разговор сильно снижает качество моей жизни, – жалуется Робби. – Не могли бы вы двое уже закончить, пожалуйста? Это все равно что наблюдать, как инопланетяне с разных планет пытаются общаться друг с другом.

Аврора закатывает глаза, бормоча что-то себе под нос, затем поворачивается к Робби и показывает ему средний палец. Потом снова обращает свое внимание на меня и убирает с лица выбившиеся пряди волос.

– Генри, хочешь пойти со мной в книжный магазин и купить книги, которые помогут тебе научиться лидерству? И таким образом помогут стать лучшим капитаном?

– Нет.

Робби и Расс покатываются со смеху, а я не совсем уверен, что тут такого смешного.

– Но почему? Эмилия на танцах, а Поппи занята, и я не хочу идти одна.

– Ты слушала, о чем я говорил? Мне нужно придумать, как сотворить чудо. Возьми Расса.

Она легонько ударяет Расса по ребрам, и он тут же перестает смеяться.

– Расс сегодня ужинает со своими родителями. О, это может сработать! Если ты сходишь со мной и дашь мне шанс, я куплю тебе молочный коктейль.

– Спасибо, не надо.

– И картошку фри с чили.

– Ладно, – соглашаюсь я, но только потому, что хочу быть ей хорошим другом, а не потому, что на самом деле хочу пойти. – Но на этот раз я не стану покупать искусственное мясо. И я начну обратный отсчет, пока ты не стронешься у знаков «стоп». На самом деле, забудь об этом. Я поведу. Давай уже покончим с этим делом.

Глава 3

Хэлли

Существует высокая вероятность того, что у меня галлюцинации, потому что пугающе привлекательный мужчина поедает мое приветственное печенье. Расставив по кругу половину стульев, я отошла в подсобное помещение буквально на десять секунд, чтобы забрать остальные, а когда вернулась, он уже стоял там.

Стоит. Наверное? Возможно, если это не галлюцинации.

Я весь день на нервах из-за открытия совершенно нового книжного клуба, вдобавок к этому поглотила слишком много кофеина. Когда в прошлом семестре владелица «Зачарованного» попросила меня возглавить ее книжный клуб, я сначала отказалась, потому что полагала, что управлять двумя будет слишком сложно. Тем не менее в несколько безумном порыве утереть нос Уиллу Эллингтону, когда увидела ее на открытии магазина, сказала ей, что мое расписание освободилось. А это значит, что в течение двух недель после нашего с Уиллом расставания я вертелась как белка в колесе, прикладывая усилия, чтобы эта затея не провалилась.

«Настоящая» первая встреча состоится на следующей неделе, но, когда я начала публиковать информацию о клубе, многие из потенциальных членов попросили провести ознакомительную встречу, чтобы получить представление о том, чего ожидать. Я выбрала книгу, которую, по словам большинства людей, они уже читали, чтобы нам было о чем поговорить.

Поэтому при сложившихся обстоятельствах галлюцинации не так уж невероятны, как могло показаться на первый взгляд. Хотя признаюсь, если это и так, то мое воображение определенно вывело их на новый уровень.

Когда он садится и берет книгу из стопки рядом со своим стулом, я решаю, хотя и не очень уверенно, что он не видение. А это подводит меня к следующей проблеме: представиться.

Знакомство всегда было моей самой нелюбимой частью книжного клуба. Всю свою жизнь я полагалась на Грейсона, а будучи подростком – на Уилла, которые знакомили меня с другими людьми. Даже у моих младших сестер, Джиджи и Мэйси, это получается лучше, чем у меня.

В чем они не могли мне помочь, так это в социальном плане. Дело не в том, что я не умею общаться с людьми; просто не знаю, с чего начать. Как только завожу разговор, я начинаю беспокоиться о том, произвожу ли хорошее первое впечатление. Я бы не назвала себя застенчивой, просто всю жизнь провела в окружении более громких, волевых личностей, поэтому не имела возможности проявить уверенность в себе в подобных ситуациях.

Однако книги – отличный уравнитель, и мне просто нужно помнить, что все приходят сюда с одной и той же целью.

К счастью, он так поглощен чтением информации на обороте книги, что не заметил моего небольшого кризиса неуверенности в углу комнаты. Чем больше я смотрю на него, пытаясь придумать, что сказать, чтобы не показаться странной, тем больше мне начинает казаться, что я его откуда-то знаю.

Как по заказу, он откидывается на спинку стула, чтобы дотянуться до стола за очередным печеньем, и подол его футболки задирается, открыв взору полоску светло-коричневой кожи на упругом, мускулистом животе.

Я знаю, что он не живет по соседству, поскольку меня окружают пожилые люди.

И он учится не по моей специальности, потому что я бы его не забыла. Я не хожу на вечеринки, так что это тоже могу исключить.

Он здесь один, поэтому не похоже, что чей-то парень.

А может, он модель, и я видела его на рекламном щите. Бог ты мой, для этого у него подходящие черты лица. Резкие и в то же время мягкие, знаю, звучит, как оксюморон, но клянусь, в случае с его лицом это имеет смысл. Коротко стриженные рыжевато-каштановые кудри. Темные ресницы обрамляют его карие глаза и отбрасывают тень на щеки, пока он наблюдает за мной. На полных губах играет непринужденная улыбка. Подождите-ка, пока он наблюдает за мной.

Пока. Он. Наблюдает. За мной.

Возможно, это мое воображение и (или) опять же из-за кофе, но, клянусь, он ухмыляется. Я никогда в жизни так быстро не отводила взгляд.

– Привет! – с трудом произношу я, спеша к нему по паркетному полу. – Добро пожаловать в книжный клуб!

Бог ты мой, вблизи он еще красивее. Я твердо придерживаюсь своей теории о рекламном щите. Подойдя к нему, я в тот же момент решаю не пожимать ему руку, потому что в таком случае мне придется делать это со всеми остальными, кто придет на встречу, и к тому же это очень странно. А еще я постепенно осознаю, что пробуждаюсь от оцепенения, в котором находилась, и вот только сейчас вспоминаю, что существуют другие мужчины, и некоторые из них выглядят как фотомодели. Я одариваю его самой приветливой улыбкой, и, боже, мне действительно кажется, что я его откуда-то его знаю.

– Привет, я Хэлли.

– Генри.

– Привет. – «Ты это уже говорила». – Мы знакомы?

– Нет. Я бы тебя запомнил, – отвечает он. Какая ирония, потому что я определенно сказала бы про него то же самое, но все же не могу его вспомнить. – Нужна помощь со стульями?

– Не волнуйся, я сама справлюсь, поскольку у меня большой опыт в этом деле. – Генри игнорирует меня и встает, чтобы переставить стулья, поэтому я следую его примеру, хотя изначально это было моей задачей. Здесь слишком тихо, и мне кажется, мои попытки общения никогда не были настолько ужасными. Скажи что-нибудь, Хэлли. – Так что, ты большой любитель романтики?

– Ты зовешь меня на свидание? – спрашивает он, и стул, который я держу, выскальзывает из рук и с грохотом падает на пол.

– Что? Нет! – Мой голос поднимается на несколько октав.

– Жаль. – Если я еще не покраснела до этого, то сейчас определенно залилась румянцем. – Звучало так, будто ты ко мне подкатываешь.

Где-то растут помидоры, которые никогда не будут такими красными, как я сейчас.

– Ой, блин, прости. Я всего лишь спросила о твоих читательских предпочтениях.

Он направляется к подсобному помещению, чтобы достать еще стульев, и оглядывается на меня.

– На самом деле у меня их нет. Я больше люблю работать руками.

– О, так ты надеешься начать читать любовные романы?

– Нет, – говорит он, волоча за собой гору складных стульев, как будто они абсолютно ничего не весят.

– Понятно. – На самом деле не очень. Это, наверное, самое непонятное, с чем я когда-либо сталкивалась. Я сажусь на стул, который он освободил, и беру со стопки книг рядом с ножкой стула самую верхнюю, в твердом переплете. Это книга о лидерстве.

– Если ты хочешь присоединиться к книжному клубу, чтобы обсуждать научно-популярную литературу, мне очень жаль, но этот клуб создан конкретно для романтических произведений. Ты можешь вступить в клуб при книжном магазине «Следующая глава». Я больше не веду его, но там представлены разные жанры и темы. И новый руководитель очень приятный человек.

– Я не собираюсь вступать в книжный клуб. Девушка моего соседа по комнате уговорила меня прийти сюда с ней, чтобы купить книги о том, как стать лучшим лидером. Она думает, что это решит все мои проблемы. Сомневаюсь, что она права, но она обладает даром убеждения. Я просто хотел посидеть где-нибудь, пока она не закончит.

Неудивительно, что он решил, что я к нему подкатываю.

– Прости, кажется, я все совсем не так поняла. Это новый клуб, и мы проводим встречу-знакомство, и э-э, я предположила.

– Ненавижу эти первые встречи-знакомства. – Он садится рядом со мной, и я сосредотачиваюсь на блестящей суперобложке его книги. – Но тебе не нужно извиняться.

– А ты что должен возглавлять? – интересуюсь я, беря следующую книгу из его стопки. – Чтобы стать лучшим лидером?

Я узнаю эти мемуары, потому что у Уилла в спальне лежит такая же книга. Я поднимаю взгляд на Генри, и все встает на свои места.

– Хоккей, – произносим мы одновременно.

Он морщит лоб, между бровями залегают небольшие морщинки. Я кладу книгу обратно на стопку и отмахиваюсь от неприятного ощущения, которое охватывает меня, пока пытаюсь выдавить из себя слова.

– Прости, я только что поняла, что узнала тебя по хоккейным матчам. Мой парень… бывший парень играл против тебя раньше. Вот почему я подумала, что мы знакомы.

– А кто твой бывший парень?

У меня начинает сосать под ложечкой, потому что, черт возьми, как я умудрилась перевести разговор в сторону Уилла?

– Наверное, бестактно с моей стороны говорить о своем бывшем? Извини, я в этом новичок.

– Не знаю. Свидания – это не мое, – беззаботно отвечает он.

– Уилл Эллингтон, – продолжаю я. – Он ходит в колледж в С…

– Сан-Диего. Я его знаю. – Мне снова становится не по себе. Что, если он расскажет Уиллу, что я о нем говорю? Будет ли это выглядеть так, будто я обижена или что-то в этом роде? Вот что происходит, когда мне приходится общаться с кем-то без присмотра. – Он не так хорош в хоккее, как ему кажется.

Я прыскаю со смеху. В прямом смысле. Мое тело явно шокировано этим заявлением.

– Прости!

– Ты часто извиняешься без надобности.

– Сила привычки. Не думаю, что раньше издавала такой звук. Просто мы с Уиллом знаем друг друга с детства, и на протяжении последних десяти лет я только и слышала о том, какой он замечательный и что через несколько лет он станет звездой НХЛ.

Глаза Генри расширяются, а его на красивом лице отражается изумление.

– Он играет с самолюбием парня, которому всю жизнь это твердили. Я с ним играл. Это неправда.

Я не совсем понимаю, как реагировать на его слова. Никогда не слышала, чтобы кто-то критиковал Уилла, кроме Грейсона, и я всегда списывала это на то, что он заботливый старший брат. Уилл всегда был золотым мальчиком. Поскольку мы договорились остаться друзьями после нашего расставания, я не должна радоваться, когда кто-то высказывается о нем так негативно, но я рада. Думаю, учитывая, как закончился наш разговор, я имею полное право не испытывать к нему особых дружеских чувств в данный момент.

– Буду знать.

– Тебе стоит прийти и посмотреть, как я играю. Я намного лучше, чем твой бывший. – Прежде чем я успеваю ответить, хотя еще даже не придумала что, нас прерывает звук шагов на лестнице.

– Не думала, что ты такой любитель «Гордости и предубеждения», – говорит девушка, подходя к нам.

Я уже готова громко воскликнуть «что?», когда понимаю, что она обращается не ко мне.

Аврора Робертс выглядит так, словно кто-то оживил Барби Малибу. Она великолепна, уверена в себе и забавна. У нас с ней есть серьезные разногласия по поводу книг, но в остальном она просто прелесть. С первого курса у нас практически одинаковое расписание занятий, и, хотя вне колледжа я вижу ее только в книжном клубе, она всегда старается быть доброй ко мне.

Она прислала мне милое сообщение, когда я объявила, что больше не буду заниматься книжным клубом в «Следующей главе», и еще более приятное сообщение, когда я разместила пост о том, что открываю книжный клуб только для романтических произведений здесь, в «Зачарованном». Я всегда считала, что мы, возможно, могли бы стать подругами, но Уилл возразил, что таким богатым девушкам, как она, нужны богатые друзья, которые могут позволить себе делать то же, что делают они.

– Привет, Хэлли, – весело здоровается она, прежде чем упереть руки в бока и уставиться на Генри. – Я в самом деле подумала, что ты взял и бросил меня здесь. Уже собиралась звонить Рассу и просить его приехать за мной.

– Как можно потерять человека, который сообщил тебе о своем местонахождении?

– Очевидно, я ошибочно решила, что ты не будешь ждать в книжном клубе. Я тебе звонила. Ты уже купил свои книги?

Я тут же понимаю, что Аврора – это подружка соседа по комнате, о которой Генри упоминал ранее.

– Еще нет, – отвечает он, поднимая с пола оставшиеся книги. Затем кладет руки поверх стопки и улыбается, когда я протягиваю ему те две, что лежат у меня на коленях. – Хочешь с нами потусоваться? Аврора подкупила меня картофелем фри с чили и молочными коктейлями, так что мы собираемся в закусочную «У Блейза». – Я едва сдерживаюсь, чтобы не попросить его повторить. Закусочная «У Блейза» популярна среди студентов, потому что там дешево, вкусно готовят, и она находится довольно близко к кампусу. Мы с Уиллом иногда ходили туда пообедать, когда он приезжал, и там обычно собираются большие компании друзей. Я уже третий год живу в Мейпл-Хиллс, но никто ни разу не приглашал меня сходить куда-нибудь в первый же час знакомства. Никто никуда не звал меня вообще, и точка.

– Это очень мило с твоей стороны, но через пятнадцать минут я вроде как провожу приветственную встречу.

– Хм, точно, – хмыкает он. – А после?

– А после книжного клуба начинаю новую работу. – Нужно чтобы кто-то быстро объяснил мне, почему я начинаю новую работу. – Прости.

– Новый книжный клуб и новая работа в один и тот же день? – спрашивает Аврора. – Не знаю, где ты находишь время. Ты просто чудо-женщина.

– Да, мое расписание изменилось, – сдержанно объясняю я, надеясь, что она не заставит меня углубляться в подробности.

Генри не выглядит счастливым или опечаленным моим отказом, просто безразличным.

– Тогда в другой раз.

– Пока, Хэлли, – прощается Аврора, когда они оба поворачиваются, чтобы уйти. – Увидимся на занятиях. И удачи! Обещаю, что приду на встречу клуба, когда ты возьмешь для обсуждения роман, который окажется любовным романом.

– Ты выжила! – восклицает Инайя, когда я спускаюсь по лестнице в главный зал магазина. – Как все прошло? Я хотела подняться, но пришлось иметь дело с наплывом мам, которые только что отвезли своих детей к Симоне на уроки катания на коньках. Они собираются прийти на встречу на следующей неделе. Как только я упомянула, что «инфлюенсер в социальных сетях и фермер сближаются после секса на одну ночь», они все сразу же купили книгу! Как здорово! Я даже не подумала использовать каток для привлечения новых членов!

Несмотря на то что последние несколько недель я была занята привлечением участников в книжный клуб, планированием своей жизни, возвращением к учебе в колледже, а также боролась с желанием по сто раз в день проверять свой телефон в ожидании сообщения от Уилла, все это стоит того, чтобы помочь кому-то воплотить свою мечту.

Когда в моих подписчиках появилась страничка под названием «Зачарованный» и я узнала, что магазин собираются открыть в Мейпл-Хиллс, я сразу же написала им, чтобы выразить свою радость. Инайя представилась и рассказала, что целью всей ее жизни было открыть собственный книжный магазин. Это здание пустовало пару лет, вероятно, из-за драк, которые часто случались возле соседнего бара до того, как его закрыли.

Оно полно очарования: с высокими потолками и хорошо освещенное, а теперь, когда в соседнем здании идет ремонт, Инайя решила, что этот магазин станет для нее идеальным местом. Когда я пришла на торжественное открытие и отворила двери, выкрашенные в нежно-сиреневый цвет, то сразу же влюбилась.

На самом деле даже без Уилла, занимавшего все мое время, у меня нет времени на книжный клуб. Третий курс безусловно будет нелегким, но, как самую старшую из детей, меня никто не учил, как говорить «нет». Хотя конкретно в этом случае дело обстоит иначе, потому что сначала я действительно отказалась, отчего мне было жутко неловко, и вот пожалуйста.

Предполагается, что я делаю что-то для себя, и мне очень нравится Инайя. К тому же любовные романы – мой любимый жанр, поэтому, когда она сказала, что хочет попробовать организовать книжный клуб, ориентированный на такие произведения, я поняла, что это судьба.

– Думаю, хорошо. – Она забирает у меня ключи от подсобного помещения и кладет их в ящик под стойкой. – На ознакомительную встречу в совершенно новом клубе собралось действительно много народу, и все были полны энтузиазма. Лишь немногие из пришедших смотрели экранизацию вместо того, чтобы прочитать книгу.

Она облокачивается на стойку, подпирая кулаком подбородок.

– Ферт или Макфэдиен?

– Макфэдиен.

Инайя одобрительно кивает.

– «Мне тоже двадцать семь, и я уже обуза для родителей, и я напугана». Как они отреагировали на твой последний вопрос?

– На самом деле хорошо, и в мою команду «Романтический кружок» добавилось еще около пятнадцати человек. Я рада, что начала с «Гордости и предубеждения», потому что, когда я спросила людей, действительно ли это книга о любви, завязалось по-настоящему интересное обсуждение.

– Хэлли, я так признательна, что ты передумала. Знаю, тебе пора на новую работу, поэтому не буду задерживать тебя своей болтовней.

– А я благодарна, что ты все еще хотела меня видеть! У тебя есть те рекламные листовки, о которых ты упоминала ранее? Я развешу их по всему колледжу.

Соскользнув со стула, она наклоняется под стол так, что видна только макушка ее блестящих черных волос. Порывшись в ящиках, Инайя снова выпрямляется с пачкой рекламных листков и коробочкой с кнопками. Она начинает раскладывать листовки по стопкам, затем снова ныряет под стол, когда понимает, что чего-то не хватает.

– Хочешь, положу еще информацию о литературном конкурсе?

Я чувствую себя собакой, которая услышала слово «гулять», и ловлю каждое слово.

– Литературный конкурс?

– Да, – отвечает она, положив еще одну листовку на стопку. – Его проводит издательство «Каллиопа»; их независимая команда обратилась ко мне с просьбой прорекламировать конкурс среди покупателей. Для участия нужно прислать роман объемом не менее семидесяти тысяч слов, и победитель получит место на каком-нибудь модном курсе писательского мастерства в Нью-Йорке следующим летом. По-моему, последний срок подачи заявок – весенние каникулы, но лучше еще раз проверить листовку. Звучит здорово, но, за исключением некоторых сомнительных фанфиков, написанных мною в пятнадцать лет, у меня определенно нет писательского таланта.

Я чувствую, что мои глаза вот-вот выскочат из орбит, как у мультяшного персонажа, пока просматриваю глянцевую бумагу. Эта возможность как по заказу, у меня куча идей, и сейчас полно свободного времени, и… Мне нужно идти на работу.

– Я посмотрю. Спасибо, Инайя. Мне пора.

– Удачи!

Дорога до отеля занимает вдвое меньше времени, чем я планировала, и целых пятнадцать минут я сижу на парковке, размышляя сама с собой, ответственно это или невежливо – приезжать на полчаса раньше. В свое оправдание скажу, что я представила себе все, что могло пойти не так, и подготовилась заранее. Я не виновата, что, когда вернулась к своей машине на стоянке «Зачарованного», все четыре колеса автомобиля были на месте.

С пассажирского сиденья на меня смотрит рекламная листовка литературного конкурса, но я уже десять раз ее прочитала и решила, что да, я сто процентов что-нибудь отправлю. Если бы я встречалась с Уиллом, он сказал бы мне, что для этого недостаточно времени или что конкуренция слишком жесткая. Он убедил бы меня, что тратить время, которое я могла бы провести с ним, на то, что мне нравится, было бы слишком эгоистично, поскольку у меня и так много обязательств.

Но я больше не встречаюсь с Уиллом и хочу принять участие в конкурсе ради себя. Я отказываюсь мучиться угрызениями совести по этому поводу, и даже если не выиграю, я наконец поставлю себя на первое место и достигну цели, которая меня интересует.

С одной стороны, мне не терпится отправиться домой и начать работать над заданием прямо сейчас, но ответственная Хэлли, какой я и являюсь, решает отложить это на потом и сосредоточиться на текущей задаче: работе в отеле «Хантингтон».

Изначально я проходила собеседование для работы в отеле «Хантингтон» в мае, когда не хотела возвращаться в Финикс на три месяца. Я люблю свою семью, но считаю непродуктивным тратить свои каникулы, играя роль бесплатной няньки для двух младших сестер. По крайней мере, работа оплачивала бы мой труд, а присматривать за пятнадцатилетним и восьмилетним ребенком – это труд. Я все еще не могу оправиться от постоянных слез, споров и хлопанья дверьми.

Также я по-прежнему пытаюсь вспомнить, когда же Грейсон забивал на свое лето, чтобы поиграть в третьего родителя и присмотреть за нами, что от него ожидали, еще до того, как он начал играть в профессиональный футбол в НФЛ и переехал на Восточное побережье.

Возможно, мне потребуется время до следующего лета, чтобы найти ответ на этот вопрос.

Разумеется, я не получила работу, на которую проходила собеседование, так как к ним перевели сотрудника из другого отеля. Но Пит, управляющий, сказал, что мое собеседование произвело на него впечатление, и он позвонит, если когда-нибудь появится вакансия.

Верный своему слову, Пит позвонил на прошлой неделе и сообщил, что у них есть вакансия на стойке регистрации, и если я согласна, то должна приехать сегодня, чтобы оформить документы и пройти онлайн-обучение, прежде чем приступить к посменной работе на следующей неделе. Предлагаемые часы работы совпадают с тем временем, когда я должна была ездить к Уиллу, и это похоже на очередное вмешательство судьбы.

«Хантингтон» относится к одной из тех сетей, чьи отели и загородные клубы разбросаны по всему миру и обслуживают богатых и знаменитых клиентов. Вот почему для меня так дико, что студенты Мэйпл-Хиллс оказались у руля этого отеля. А если серьезно, у него отличные отзывы, так что ребята неплохо справляются. Пит дружелюбен, но быстро знакомит меня с повседневной деятельностью отеля. Я чувствую себя как на американских горках, когда он вываливает на меня информацию, которую я должна запомнить. Кажется, у меня голова вот-вот взорвется, когда он наконец знакомит меня с женщиной, с которой я буду работать бок о бок большую часть своих смен.

– Хэлли Джейкобс, это Кэмпбелл Уокер. Кэмпбелл, это Хэлли, – быстро представляет он. – Мне нужно идти на встречу, но, если ты не против, Хэлли постажируется с тобой. Может быть, познакомишь ее с компьютерной системой, если будет свободное время. Я отдал Хэлли старый пропуск и шкафчик Уэста. Не могла бы ты найти его учебную папку, потому что там могут быть какие-то инструкции и учебные пособия, которые я смог бы использовать повторно? Я вернусь через час.

Когда Пит уходит, я чувствую себя маленьким ребенком, оставленным родителями в детском саду на произвол судьбы. Я тут же забываю, что делать со своими руками – опустить их по бокам кажется неестественным, а скрестить на груди выглядит как-то вызывающе.

– Клянусь, я не кусаюсь, – спокойно заявляет Кэмпбелл. – Если, конечно, тебе это не нравится. – Она указывает на стул рядом с собой и улыбается. – И, пожалуйста, зови меня Ками. В течение следующего часа или около того будет тихо, так что не переживай. А что касается Уэста, у этого человека настолько неразборчивый почерк, что нет смысла искать его записи.

– Уэст – это тот парень, которого я заменяю?

Ее улыбка слегка меркнет, как будто она вспоминает что-то, о чем предпочла бы забыть.

– Да. Он окончил колледж и решил уехать отсюда как можно дальше. В любом случае он был непутевым. Вечно валял дурака, раздражал и… – ее голос затихает. – Неважно. Лучше расскажи мне о себе, Хэлли Джейкобс. Что привело тебя сюда?

Некоторое время я раздумываю, стоит ли приукрасить свой ответ или быть честной до конца. Уилл порвал со мной, и все наши общие друзья удалили меня из групповых чатов, отчего мой телефон практически все время молчит. Я избегаю звонков своей мамы, чтобы она не спросила меня о нем. И в то же время уговариваю себя, что заниматься с ним сексом, чтобы удержать его, ничем не лучше одиночества, которое сейчас испытываю, потому что он ни разу не позвонил, чтобы узнать, как у меня дела.

В общем, мне особо нечего терять. Если солгу ей, то от этого не выиграю.

– Мой парень порвал со мной, а люди, которых я считала своими друзьями, отвернулись от меня, что было неудивительно, потому что в глубине души я знала, что они были его друзьями. Но мне все равно очень неприятно. Так что теперь я делаю то, что нравится мне, но в то же время получаю необходимый опыт, чтобы однажды все это мне не аукнулось. – Ками молчит как минимум на три секунды дольше, чем мне бы хотелось.

Затем она улыбается.

– Мы с тобой отлично поладим.

Глава 4

Хэлли

У меня такое чувство, что я нахожусь на концерте группы One Direction, и не в хорошем смысле. Моя сводная сестра обладает целым рядом талантов: гимнастика, спасение растения от гибели и, как ни странно, умение кинуть на деньги любого во время игры в бильярд, но я могу с уверенностью сказать, что пение в их число не входит. Плавный вокал Зейны сменяется нестройным визгом, доносящимся из динамика моего ноутбука.

– Джиджи, – стону я, убавляя громкость.

Она не слышит меня из-за убийственного звучания песни What Makes You Beautiful в ее исполнении или, что более вероятно, просто игнорирует меня.

– Джи! – На этот раз повторяю громче, пробегая глазами по одной и той же строчке в третий раз. – Джианна Скотт! Не могла бы ты, пожалуйста, заткнуться к чертовой матери?

Музыка внезапно смолкает, и я наблюдаю, как она снова возвращается к нашему видеозвонку.

– Ты что-то сказала?

– Я не могу сосредоточиться на твоем эссе, когда ты орешь, как Джой, когда та голодна. – Сомневаюсь, что она достаточно взрослая, чтобы помнить такую группу, как One Direction, но мама нашла все мои старые диски, когда наводила порядок в гараже, и теперь они стали последним увлечением Джиджи.

– Что, если я захотела стать певицей? А ты просто разрушила мои мечты, и из-за этого я стала злодейкой? – Она выпрямляется на офисном кресле и скрещивает руки на груди, демонстрируя тем самым, как я полагаю, свое неповиновение. Ее густые каштановые волосы заплетены в две косы, перевязанные розовыми лентами, и лежат прямо над логотипом толстов…

– О боже, это же моя толстовка! Что я говорила о том, чтобы ты не рылась в моих вещах, когда я в колледже? Она даже не твоего размера!

– Как тебе мое эссе? – спрашивает она, полностью уклоняясь от темы, на что способен только бесстрашный пятнадцатилетний подросток.

– Я еще не дочитала, потому что не могу сосредоточиться из-за твоего представления. Просто помолчи пять минут, и тогда я закончу, а ты сможешь вернуться к своему концерту. – Джиджи проводит большим и указательным пальцами по губам, будто закрывая рот на замок, и я возвращаюсь к чтению эссе о романе Оруэлла «1984». – Спасибо.

Я успеваю прочитать еще две строчки, прежде чем она начинает барабанить пальцами по столу и напевать что-то похожее на мелодию «Лучшая песня на свете».

Театрально вздохнув, чтобы она поняла, насколько меня раздражает, я отключаю звук.