Заложник одной роли
Скандал на сцене
В подобных сюжетах всё всегда начинается с детства. Но эта история берёт начало с самой пиковой точки успеха, когда выше остаётся только космос.
Добро пожаловать в мир Театра! Театра необычного. Весь его шарм заключался в одном единственном человеке, рвущим кулисы на части. Он был одним из тех, кто в одиночку тащил на себе бремя своей профессии, своего бремени и мастерства. Многие покупали билеты и приходили на спектакли только ради него. Знакомьтесь: Харви Флек! О его таланте можно говорить многое. Но лучше показать.
Был генпрог – день последних репетиций перед премьерой нового спектакля. Сюжет был полностью авторским, разработанным лично главным театральным режиссёром. Даже сам Харви принимал не последнее участие в его написании. В частности, он занимался своим персонажем. Нет, это вовсе не был главный герой. По задумке он являлся второстепенным персонажем по фамилии Феникс.
Почти все движения, все реплики доведены до идеала. Каждый актёр знал своё место, все настолько вжились в произведение, что будто бы уже и не играли. Даже сам Дедушка бы похвалил их за игру.
– Давайте ещё раз! – кричал режиссёр, когда эмоция спала с губ брюнетки, сидящей на кресле.
Сцена началась заново. Персонаж Харви постучал в дверь и вошёл, прихрамывая на одну ногу. Он повесил свою шляпу на деревянный крючок.
– Ты изменяла мне! – воскликнул он, бросив свою шляпу на пол, – как ты посмела?!
– Милый, не верь этим слухам! – подбежала к нему актриса, играющая жену, – как ты мог усомниться в моей верности?!
– Я видел всё своими глазами! Ты предала меня!
Персонаж Харви взял хрупкую даму за плечи и толкнул её в кресло. Та упала. Но лицо, которое он видел в падении, не удовлетворило актёра. Он остановил сцену, подняв обе руки.
– Нет, это не то!
По залу пронёсся хор усталых вздохов
– Давайте сделаем перерыв? – предложил кто-то, спрятавшийся в тени.
Харви и его напарница Лиза кивнули. Удалившись за кулисы, они сели за общий стол, на котором было ещё горячее кофе. Девушка взяла так нужный ей напиток, сделав глоток.
Харви смотрел на неё с раздражением.
– Ты не боишься меня, – сквозь зубы прорычал он, вглядевшись в её лицо.
Та ухмыльнулась.
– Мне надо бояться, чтобы играть с тобой на сцене?
– Я говорю про падение в кресло. Ты ведь знаешь, что я не прощу измену. Я буду негодовать! Ты обязана бояться такого мужа!
– Харви, я постараюсь, – кивнула Лиза, – зритель видит всё не как мы. Он не заметит моего лица в момент падения, расслабься. Всё произойдёт слишком быстро.
– Но это ненатурально! – воскликнул актёр, – все должны выкладываться на полную, иначе Театр рухнет! Тут всё серьёзно!
В это время мимо проходил его бывший сокурсник и нынешний лучший друг Генри. Увидев такое раздражение, смешавшееся с гневом, он поспешил подать свой голос.
– Харви, угомонись. Лиза постарается сделать всё. Но не все же актёры так вживаются в роль, как ты. Просто делай свою работу, а чужую не трогай. Мы ведь перетираем.
– Завтра выступление, – ответил тот, обернувшись, – завтра мы тоже будем репетировать?! Все должны сыграть идеально! Прожить свои роли!
– У тебя откуда-то в голове мысль, что от каждого нового спектакля зависит вся твоя жизнь.
Мастер живёт своим делом. Настоящий профессионал не представляет жизнь без ремесла, которому учился многие годы. Возможно ли, что этот спектакль станет последним, если все не выложатся по полной? Нет, конечно нет. Но вот Харви… Он не может не излить всего себя.
Доктор Кади вошла в белую палату. В её руках несколько документов, которые легли на ранее пустой стол. К ней завели пациента. Длинные отросшие волосы мешали разглядеть худое лицо, мешки под глазами, пару кривых зубов, блистающих при кривой улыбке.
Его усадили на стул. Он смотрел куда-то в пол или себе на колени. Одет был, как одеты все здесь. Простые белые штаны, голубая кофта на размер больше и с надорванным рукавом, простая лёгкая обувь.
– Добрый день, Харви, – улыбнулась доктор Кади, вглядевшись в него, – как прошёл ваш день?
Тот ничего не сказал. Он почти всегда молчал. Скромный тихий парень, развалившийся на стуле. Со стороны можно было подумать, что он мёртв. Но его шевелящиеся губы говорили о другом.
– Хотите курить? – спросила доктор Кади, – я принесла вам пепельницу.
– Я не курю. Терпеть не могу никотин.
– Я видела, как вы курите во время прогулки.
Он поднял голову и помотал ей. В том, что никотин вызывает у него лишь раздражение, не было лжи. Но и женщина не врала.
– Это Феникс. Он курит.
– Ваш персонаж, которого вы играете. Но вы уже не на сцене. Вас выгнали из театра. Помните почему?
– Весь мир – театр, – чуть громче ответил больной, пододвинувшись.
В нём проснулся интерес. Что там может знать об искусстве актёра простая докторша? Её честь – прописывать пилюли и следить, чтобы заболевший их глотал.
– Тем не менее, вы помните, почему вас выгнали?
Пациент облокотился на спинку стула. Он улыбнулся, его растянувшиеся губы показали гордость за содеянное.
– Конечно помню. Это случилось во время премьеры нового спектакля…
Публика уже собиралась в зале. Красные спинки кресел скрывались за телами людей в деловых нарядах.
Все работники нервничали, обсуждали то, что вот-вот должно случиться, готовились к выходу. Премьера – это самое волнительное, что может произойти в театре. И даже сложно понять, кто волнуется больше: зритель или актёр? А может, самым волнующимся был режиссёр, грызущий ногти в тени?
Началось выступление. Харви следил за игрой коллег, скоро его выход. За стуком своего сердца он не слышал, о чём говорят остальные. А все мысли крутились только вокруг собственной роли. Заученная на зуб речь повторялась в голове. В себе он был полностью уверен, но поглядывал на Лизу – жену своего персонажа.
К этому времени она была одета в свой костюм. Помада смазана на левом крае губ, будто от страстного поцелуя с любовником. Харви смотрел на неё и ощущал ревность. Он бы прямо сейчас набросился на неверную жену с обвинениями! Но так нельзя. Эту сцену должны увидеть люди.
– Через пару минут наш выход, – похлопал его по плечу сзади Генри, – я в тебе не сомневаюсь. Заставь зрителей вскочить с сидений!
– А в ней сомневаешься? – спросил тот, указав пальцем на Лизу.
Друг ничего не ответил. Его огорчило недоверие великого актёра к своим сослуживцам, что жизнь должны отдать на сцене. Лиза не прокручивала в мыслях текст, она совсем не готовилась к роли в те последние минуты. Это… непрофессионализм. Она не справится. Придётся всё делать самому.
Наступила их очередь. Лиза и Генри вышли первыми.
Харви смотрел, как супруга и любовник, коего играл лучший друг, признаются в любви, готовят побег.
Кулаки сжимались от ярости. Актёр смиренно стоял в тени, считая секунды до выхода. Эмоции, что он ощущал, были самыми настоящими. Он лепил их в своём воображении два месяца упорных репетиций. Всё это ради момента, идущего меньше десяти минут. Но эти минуты станут самыми важными в жизни актёра. Он покажет зрителям, что значит театр. Он заставит их вскочить с сидений от шока.
– Пошёл, – шепнул помощник режиссёра сзади.
Голос в голове Харви замолк. На сцену вышел не он, но Феникс. Разозлённый мужчина с яростью открыл дверь. Обличённая супруга посмотрела на него с фальшивым испугом. Любовник пропал.
– Ты изменяла мне! – воскликнул Феникс, и слюна полетела из его рта от ярости.
Всю жизнь он старался ради того, чтобы жена себе ни в чём не отказывала. Он работал днями и ночами в больнице, чтобы удовлетворить все её желания, все мечты. И вот такая благодарность ему?!
– Милый, не верь этим слухам! – подбежала жена, утирая пальцем смазавшуюся помаду, – как ты мог усомниться в моей верности?!
– Я тебя ненавижу. Ты испортила мою жизнь…, – тихо прошептал Феникс.
Режиссёр в тени удивлённо нахмурился. Харви забыл слова? Почему он импровизирует? Этого нет в его тексте!
Феникс толкнул жену в кресло, склонившись над ней и закрыв своей спиной свет софитов. Лицо исказилось в желании мести, в ненависти к женщине и жалости к себе. Он наложил руки на её тонкую шею. И начал душить, смотря, как глаза округлились. Она испугалась. Потому что сила, с которой Феникс сжимал её горло, была настоящей. Только так можно выбить из этой актрисы хорошую игру!
В голове сделалось пусто. Весь текст, которой он должен был произнести, стал не так важен. Прямо сейчас идёт сцена убийства. Но ему не хватает духу. Не хватает сил убить её по-настоящему.
Лиза задыхалась. Она пыталась ухватить мужа за лицо, но её тело слабело. Момент длился слишком долго. Зритель начал понимать – всё по-настоящему. Это новый уровень игры. И Харви улыбнулся.
Вдруг кто-то взял его сзади за одежду и стал оттаскивать. Кто это? Любовник?! Лиза схватилась за горло, упав на пол. Она кашляла и хрипела.
Люди вставали со своих кресел. Они испуганно охали, осознав, что чуть не произошло на их глазах. Харви смеялся. Он идеально исполнил свою роль.
– Вы едва не задушили актрису, с которой работали, – произнесла доктор Кади, – и после этого вас выгнали из театра, я права?
Пациент кивнул. Он улыбался, вспоминая тот день. Он наслаждался лицом, которое всплывало в его воображении. Лицо испуганной жены, что осознала – муж её убьёт. Это было великолепно. Подобную эмоцию невозможно воссоздать, не оказавшись на пороге смерти.
– Вы осознавали, что делаете своими руками? – продолжала спрашивать доктор.
– Конечно. Это ведь делал я, а не кто бы то ни было. У меня нет раздвоения личности, если вы об этом.
– Для вас это плохая новость. Суд признал вас невменяемым. Потому вы сейчас здесь, а не в тюрьме. Но говоря такие вещи, вы ещё можете там оказаться.
Больному эти слова были безразличны. Кажется, он даже не слушал их, всё ещё погружаясь в воспоминания о том дне, с которого всё началось. Смотря, как глубоко этот молодой человек погрузился внутрь себя, женщина записала в тетрадь:
«Пациент имеет склонность к эскапизму. Он часто вспоминает произошедшие с ним события.»
Насколько навязчиво это желание уйти от реальности в прошлое? Чтобы разобраться в этом, Кади продолжила разговор.
– Это была ваша личная неприязнь к той девушке или вы хотели полностью погрузиться в сюжет?
– Она плохо играла, – тихо ответил пациент.
– Поэтому вы её душили?
– Это выступление было слишком важным.
– Своими действиями вы сорвали его.
– Главное, что Феникс успел выступить.
После выступления Феникса начались разбирательства. Театр попал в скандал. Люди оказывались посещать место, где выступают сумасшедшие! Именно так они назвали Харви. Сумасшедшим!
– А что, если он на нас кинется?
– Таким людям нельзя на сцену, они звери!
– У парня проблемы. Звёздная болезнь, я так считаю.
Слыша все эти шёпоты и крики в свою сторону, Харви лишь улыбался. Они ничего не понимают. Это ведь даже не актёры. Просто толпа, испугавшаяся того, что ей непонятно. Так устроено общество – оно призирает тех, кто отличается.
Чтобы очистить свою репутацию, театр принял нелёгкое решение. Он выгнал самого талантливого человека. Сделал это с позором, но без широкой огласки, без желания загубить карьеру того, кто был когда-то полезен. Многие ведь только из-за Харви и приходили на выступления. А большинство его коллег считали, что он просто оступился.
В любом случае, идти ему было некуда. По городу быстро поплыли слухи о безумном актёре.
Благо, родной отец не смотрит новости и ни с кем не общается. Когда Харви вернулся домой, кинув на пол тяжёлую сумку с вещами, тот окликнул его из своей спальни:
– Вернулся, недомерок? Принеси воды, мне плохо…
– Да, пап! Сейчас…
Несмотря на популярность, Харви с отцом жили не богато. Актёрам мало платят. Порой, за выступление можно не получить ни гроша. А если получается догнать золотую антилопу – все средства уходят на то, чтобы отец пожил ещё пару лет. Он был жутко болен.
Когда сын принёс стакан воды, тяжёлая туша, лежащая на подушках, медленно подняла большую голову. Мышиные внимательные глаза всмотрелись в него.
– Ты почему такой невесёлый? Выступление сорвалось?
– Нет, пап, всё хорошо. Просто… нам надо переехать. Этот город мне уже осточертел. Не могу в нём больше находиться!
Отец сделал два глубоких глотка. Прокашлялся. Вязкий хрип разнёсся по двухкомнатной квартире. Когда у старика начинались эти припадки – всё вокруг дрожало. Он рвал свою глотку и задыхался, особенно, если долго не пил.
Харви смотрел на это с фальшивым сожалением. Он медленно моргал, отводил взгляд, кусал ногти. За нервными размышлениями было сложно спрятать свои настоящие эмоции.
– Ты мне врёшь, – оскалился отец.
Будь он здоровее – взял бы ремень и отпорол его до синей кожи! Но годы взяли своё. Всё, что было доступно старику – это грозно молчать, прожигая сына взглядом.
– Чем раньше уедем – тем лучше, – ответил тот и ушёл из комнаты, забрав пустой стакан.
Кинув его в раковину, актёр впился в неё пальцами так сильно, что те забелели. Он стиснул зубы и заплакал, ударив кулаком по стене. Костяшки стали красными. Всё кончено.
– Вы хотите поговорить про своего отца? – задала вопрос доктор Кади, усевшись поудобнее.
Она открыла одну из папок, положив внимательный взгляд на текст. В нём написано, что отец Харви был военным. Это человек строгих нравов, железного порядка и неумолимой дисциплины. И пусть он никогда не воевал, всю жизнь прослужив в мирное время, даже так у него появились проблемы. Он был нервным человеком, властным, ибо того требовало высокое звание.
За непослушание отец наказывал сына. Ложь каралась ремнём и восьмью кругами вокруг дома. Не важно, день это был, или ночь. Не важно, какая погода за окном. Мальчик бегал и плакал, глубоко дыша. За плохие оценки он убирал всю квартиру, зашивал одежду и переписывал конспекты из старых тетрадей в новые. За опоздания отец лишал его сна, заставляя всю ночь считать минуты до будильника.
– Хотите или нет? – повторила вопрос доктор.
Пациент вздрогнул. При упоминании этого человека он начинал дрожать.
– Нет. Земля ему пухом, – сказал он и посмотрел под стол, – отпустите меня. Мне надо в туалет.
Его увели. Доктор Кади закрыла все документы, покачав головой. За несколько месяцев никаких улучшений. Пациент становится всё более замкнутым в себе, отказывается общаться с кем-либо.
Его повели на улицу, где прочие больные должны были дышать свежим воздухом. Но им там даже не пахло. Лишь вонь от дешёвого курева заполонила небольшой дворик, ограждённый от всего мира белыми кирпичными стенами и проволокой.
Пациенты редко сбивались в кучи. Большинство чаще всего предпочитало встать куда-нибудь в тень и молча ждать, когда их поведут обратно в палаты. А санитары сидели на скамьях, смотря за каждым и куря. Когда завели Харви, один из них усмехнулся.
– Вот и наш театрал! Сегодня покажешь нам шоу?
Тот не ответил. Когда его толкнули к остальным, но натянул посильней вязаную шапку на уши, встав у калитки.
– Расскажешь историю, Харви? Я тебе сигарету дам за рассказ!
В этом месте настолько воняло табаком, что курить было бессмысленно. Дым и так наполнял лёгкие, сжимал голову. Пациента начало подташнивать от смрада.
– Он не в духе, не трогай его, – толкнул другой санитар первого, – не хочет он твою сигарету.
Тот, кто попросил историю, чаще всего задевал Харви. Его звали Детч, он когда-то служил вместе с отцом бывшего актёра и знал того ещё совсем ребёнком. А потому чувство внутреннего долга перед старым товарищем не позволяло ему не обратить внимания на пациента каждый раз, когда тот появлялся в его поле зрения. Это ведь сын друга, как ни как. Кто будет за ним приглядывать, если не Детч?
К Харви подошёл высокий старик. Его кожа сморщенная, она сползала с лица, как тряпка со швабры. Сам он был настолько костлявым, что даже одежда не могла спрятать этого.
– Расскажи им историю. Возьми сигарету. Я хочу курить, – шепнул он, показав свои жёлтые зубы.
– Зачем мне? – поднял на него голову тот, – что мне за это будет?
– Ты знаешь, что.
Он подумал. Действительно, у него есть история. Замечательный рассказ, который точно понравится Детчу. Да, он должен это услышать!
Когда Харви стал приближаться к ним, мужчины начали улыбаться. Детч высунул из пачки одну сигарету, показав её парню.
– Решился?
– Да… Да, решился…, – усмехнулся актёр, от холода погладив себя по рукам, – я рассажу вам кое-что. Слушайте внимательно…
Весь мир – театр
Денег на то, чтобы уехать на другой край мира, не хватило. Получилось лишь перебраться в соседний город, снять однокомнатную квартирку рядом с метро, перевезти вещи и больного отца. Тот причитал, он не мог смириться с тем, что его судьба лежит в руках никчёмного сына.
– Это место ещё хуже прежнего!
– Прости, у меня почти не осталось денег. Ты будешь жить в спальне, а я на кухне, пока не найду новую работу…
– Опять пойдёшь в театр? – нахмурился старик, – ты там ни копейки не заработаешь!
– Но я же хороший актёр. Меня быстро полюбит новая публика.
– Единственный человек, который тебя любил, умер. Ты хочешь работать клоуном? Развлекать толпу на сцене?
Во время их ссор в Харви часто летели предметы. Ноги старика были слишком слабы, чтобы подойти и ударить его, как и кулаки, впрочем. Всё, что он мог, это швырять в единственного родного человека посуду. А тот подбирал её с пола, прикрываясь локтями.
– Я играю серьёзные роли!
– Уйди с глаз моих! – рычал отец, ища, что ещё можно кинуть, – и найди себе нормальную работу, недомерок! – крикнул он вслед ушедшему сыну.
На улице шёл дождь. Новый город казался запутанным лабиринтом. По пути в самый большой театр, который только мог быть по близости, герой вдруг остановился возле магазина косметики.
Зайдя внутрь и стряхнув с себя капли, он застенчиво подошёл к продавщице, вставшей за кассу.
– Вам что-то подсказать?
– Да… покажите, пожалуйста, где у вас отдел с помадами?
Девушка подвела его к двум стеллажам.
– Какая вам нужна?
– А…, мне надо, чтобы она была фиолетового оттенка. Сиреневого, если быть точным. Не слишком яркая.
– Я поняла, может, подойдёт эта?
Парень глянул на цвет. Нет, эта слишком насыщенная. Не похожа. Но вот это почти идеальный вариант. А! Вот! То, что нужно!
– Хотите получить подарочную упаковку? – поинтересовалась продавщица, пробивая товар.
– Нет, я для себя…
Она скосила брови, удивлённо подняв на него глаза. Харви понял, какую глупость сказал, пока считал деньги. Купюры выпали у него из рук, когда он пересёкся с девушкой взглядом.
– В смысле, я актёр! Мы, актёры, странные люди. Это мне для представления. Да…
– Ого, в каком кино снимаетесь?
– Ни в каком. Я выступаю в театре. Драматургия, вот…
Интерес незнакомки тут же улетучился. Почему всем так нравится именно кино? Театр – это тоже интересно! Более того, сам Харви считал, что выступать на сцене намного сложнее, чем кривляться перед камерой на зелёном фоне.
Сделав покупку, он накинул капюшон и спешно ушёл. Было страшно, что его узнают на улице. Будет хуже всего, если дурная слава переедет в новый город вместе с ним.
Здание театра было прекрасно. Архитектура экспрессионизма подходила к нему как нельзя кстати. Герой уже представил, как выходит отсюда после выступления, как спускается по лестнице вниз к обычному народу, к своим фанатам. Это его воодушевило.
Но стоило ему войти внутрь, как все фантазии растворились.
– Простите, мы не можем вас принять, – спустил его с небес на землю глава этого места, – я наслышан об инциденте… в котором вы участвовали. Простите, но нам лишние проблемы не нужны.
– Вы, наверное, не знаете всей истории, – не собирался останавливаться парень, – это СМИ раздули из мухи слона. Я отличный актёр! Я буду полезен вашему театру, прославлю его!
– Вы и прошлый театр прославили в своё время. Но теперь у него дела идут даже хуже, чем до вашего прихода. Я не пущу вас на свою сцену.
Подобные слова сказали и в других местах, куда пытался податься молодой творец. Этот город… не принял в себя актёра.
Единственная работа, которую он смог найти, это детский аниматор. Новому начальнику было плевать на прошлое работника, тот всё равно скроет своё лицо под маской. Многие здесь были бывшими судимыми, должниками, бездомными.
Ниже пасть уже некуда.
Харви вернулся домой в слезах. Закрыв за собой дверь, он сполз на пол и положил голову на согнутые колени, обняв их. Эти эмоции были самые настоящие. Ему стало больно. Всё, что имело смысл в жизни, ушло.
– Чего ты там шумишь, недомерок?! – орал из своей комнаты отец, – приготовь пожрать!
Пришлось встать с пола, снять всю мокрую одежду.
Герой готовил в одном нижнем белье. Гематомы покрывали бледную кожу, как пятна тело жирафа. Они медленно исчезали, но каждый раз появлялись заново, стоило слегка ушибиться или упасть. Актёры часто падают во время работы, ударяются об декорации при репетициях. Но эти синяки были оставлены ещё в детстве. И они никогда не пройдут.
На сковороду упало два разбитых яйца. Нож ловко нарезал кубиками помидор, что следом отправился на раскалённую поверхность. Осталось добавить совсем немного воды и соли. Запахло детством. При жизни мама часто готовила подобный завтрак сыну, когда тот шёл в школу.
Вспомнив о ней, Харви тепло улыбнулся. Он достал из кармана купленную утром губную помаду. В одной из коробок под обеденным столом лежали все его парики. Достав тот, что был со светлыми волосами, актёр собрал все свои отросшие локоны в кучу и надел шапочку, затем натянул и его. Накрасив губы, он глянул в маленькое грязное зеркальце, забытое прошлыми жильцами квартиры.
– Привет, сынок, – посмотрело на него оттуда отражение родной матери, – ты плакал?
– Привет, мам. Ну да, немного не сдержал эмоций, прости…
Глаза всё ещё были красные после рыданий под дверью. Но теперь в них появилось чуть больше света.
– Тебе не за что извиняться, милый. Всем людям надо иногда плакать. Даже твой отец плакал.
– Хм… да…, – кивнул парень, – я видел это, когда ты умерла. Потом он стал ещё более суровым, чем при твоей жизни.
– Не вини его, он тяжело переносит изменения. Как твои дела на работе?
– Плохо, мам. Меня уволили из театра. Я… переборщил с реализмом. И теперь буду работать аниматором. Вот здорово…, – уныло произнёс сын, опустив голову, – мне надо накопить денег, чтобы мы уехали куда-нибудь далеко. Туда, где меня вообще никто не узнает. Там смогу снова стать актёром, начать всё с чистого листа.
– Я горжусь тобой, сын, – улыбнулось отражение матери, – ты всегда был спокойным, рассудительным мальчиком.
– Наверное…, – неловко хмыкнул Харви, – пока, мам. Мне надо кормить отца. Я люблю тебя.
– Я тебя тоже люблю, милый. Береги себя.
Медленно стянув парик, он опять помрачнел. Как жаль, что это всего лишь шоу из одного актёра и одного зрителя. Но реальная мама вела себя точно так же. И сказала бы то же самое. А это значит, что их разговор имел смысл.
Тщательно смыв с себя помаду, парень наложил в тарелку яичницу и пошёл кормить хрипящего отца, озверевшего от голода.
– Забавная история, Харви, – рассмеялся Детч, протягивая сигарету, – держи, ты заслужил.
Пациент зажал её между губ, нагнувшись к огню зажигалки санитара. Он был удовлетворён своим рассказом.
– Ты правда наряжался в мать? – спросил его кто-то недоверчиво.
Тот глянул на мужчину, кивнув.
– Да, конечно. Я не вру в своих историях. Я ведь актёр, должен уметь воплощать все роли.
– Иди отсюда, актёр, – махнул на него рукой Детч.
Когда парень стал удаляться, достав сигарету из рта, он тихо сказал своим коллегам.
– Этот парень психопат. А ему дали работу детским аниматором. Как мне теперь звать их на день рождения своего сына? Мало ли кого там ещё нанимают!
Все хором засмеялись. Харви слышал это, но решил ничего не отвечать. Подойдя к бледному худому старику, он тихо передал ему сигарету.
– Спасибо, дружище, – кивнул тот, жадно закурив.
Он не хотел выпускать дым из своих лёгких, настолько тот казался ему сладким. Каждая секунда смаковалась, как последняя. Со стороны худой великан даже будто бы становился мягче, тая на солнце.
Когда он выдохнул, Харви закашлял.
– За это я притащу тебе таблетки, не сомневайся, – пообещал старик и удалился, пока никто не заметил его увлечение своей пагубной зависимостью.
Были времена, когда он сам тут работал. Все звали его Штрафным, потому как была у этого человека любовь к наказаниям провинившихся. Но те, кто работает с больными, сами рано или поздно заболеют.
Штрафного покарали зависимости. Алкоголь, карточные игры, и самое тяжёлое бремя – курево. Он скуривал по четыре пачки в день, и кидался на всех, кому не нравился запах сигарет. Когда его безмерная агрессия достигла не только пациентов, но и коллег, жизнь встала с ног на голову. Теперь Штрафной и сам стал местным заложником, почти растеряв свой грозный авторитет.
Прогулочное время было окончено. Выстроив всех в одну колонну, санитары повели пациентов в палаты. Харви впихнули в маленькую комнатку, в которой не было ничего, кроме трёх кроватей и маленького окошка под самым потолком.
Когда дверь закрылась, он потёр ладони и прыгнул на матрас, закрыв глаза. Он стал вспоминать, как началась его вторая жизнь.
Новая история началась с того, что маленькому Луффи исполнилось восемь лет. Родители хотели создать для единственного сына замечательный праздник. Собралось много его друзей и одноклассников, во дворе был установлен батут, везде развешены флажки. Не поскупились родители и на двух аниматоров, одним из которых должен был стать Харви. Вместе со своим новым напарником они приехали ближе к концу праздника под самый вечер. Глава счастливой семьи завёл их в комнату, где они бы смогли переодеться в свои костюмы и подготовиться.
– Неплохо ты опустился от актёра, до аниматора, – ухмылялся напарник по имени Кит, наряжаясь в массивный облик толстого полосатого кота.
– Это временно, – бормотал под нос Харви, делая то же самое, – накоплю денег и вернусь в театр.
– Ха! Удачи. На такой работе ты точно не накопишь, дружище.
Герой залезал в костюм серой худой мыши. Тот ужасно пах потом, в нём было жарко, а все движения сковывались. Смотреть на всё приходилось через слегка приоткрытый рот грызуна. Из-за непривычки Харви был неповоротлив, едва не повалив на пол светильник. Как в этом можно веселить детей?
– Соберись. Мы выходим.
Парень вздохнул. Он ведь актёр, правильно? От него многого не ждут. Достаточно изобразить веселье, побегать от кота, пошутить пару идиотских шуток. Это займёт два часа, не больше.
Первым на задний дворик выбежал толстый кот. Увидев его, дети перестали кричать и слезли с батута, вылупились своими любопытными глазами на забавное создание.
– Привет, ребятня! – громко произнёс толстый кот, глубоко дыша, словно запыхался в погоне, – вы не видели случаем, не пробегала ли тут мышь?
Дети замотали головами. Кто-то начал искать грызуна, но большая часть всё так же пялилась на большого плюшевого зверя. Харви следил за его выступлением из дома, поглядывая в окно. Голову мыши он держал в руках.
– Что ж, это не беда! Мышь не убежит от меня далеко! Она пришла на запах праздника! Я знаю, что кто-то из вас именинник. Кто же это?!
Луффи робко вытянул руку. Кто-то сзади подтолкнул его подойти поближе.
– Это ты именинник? Ах, я тебя знаю! Помоги мне, пожалуйста, поймать надоедливого грызуна.
– Как?..
– Давай мы закажем торт? Эта глупая мышь обожает сладкое, как и вы, дети, правда?
Все хором закричали «да».
– Давайте попросим торт! Кричите: «хотим сладкого»!
– Хотим сладкого! Хотим сладкого!
Мимо Харви к выходу во двор подошла мать именинника, неся десерт на подносе. На нём горело восемь свечей.
– Хух, ну, мой выход, – улыбнулась она и вышла, подыгрывая коту, – а кто тут заказывал торт?
Прямо на улице стоял большой стол, окружённый стульями. В его центр хозяйка поставила угощение, пока её со всех сторон окрикивали счастливые писклявые голоса.
– Луффи, пока мыши нет, задуй свечи и загадай желание! – восклицал пушистый толстяк.
Виновник торжества заполз на стул и набрал полные лёгкие воздуха. Задув свечи, он сказал:
– Хочу, чтобы ты поймал эту мышь!
– Да будет так! А теперь, дети, нам надо затаиться в укрытии! Давайте, все за мной! Спрячемся под батутом!
Настало время выходить. Харви обнаружил, что опять нервничает. Всё внутри твердило: это выступление настолько отвратно, что не стоит позориться. Надо сбежать. Но работа – есть работа. Вопреки чувству стыда, он натянул голову грызуна.
Дверь слегка приоткрылась. На улицу высунулся длинный нос с розовым концом, уловивший запах бисквита. Огромная худая мышь выползла из логова. Все дети ахнули. Кто-то ткнул кота в бок, показывая на неё пальцем.
– Хватай!
– Рано… пусть дойдёт до угощения…
Мышь приметила приманку. Она прокрутилась вокруг стола, оглядевшись в разные стороны. Что же она делает? Она ведь знает, что кот под батутом. Почему же не убегает? Надо играть роль… какой бы она лживой не была.
Стоило ей коснуться приманки, как толстый кот со своей кричащей и хохочущей свитой накинулись на грызуна, повалив на пол.
– Поймали мышь! Поймали!
– Оставьте меня! Я хотела съесть ваш торт! Больше так не буду!
Дети пытались колотить попавшуюся добычу маленькими ножками и кулачками, пока кот в игрушечной манере держал её за шею и тормошил.
– С тебя хватит! – воскликнул он, отпрянув, – иди отсюда! Или, может, наш именинник добрый? Разрешит ли он присоединиться мыши к празднику?
Луффи не думал долго. Смотря на большие жалобные глаза грызуна, он деловито скрестил руки на груди и гордо сказал:
– Пусть уходит! Противная мышь!
– А если она извинится? – предложил кот.
Мышь тут же встала на колени, склонив голову.
– Простите меня! Я просто была очень голодной! Если разрешите остаться, я буду играть с вами.
– Уходи! – стоял на своём именинник.
И все остальные поддержали его. Серому худому грызуну ничего не осталось, кроме как подняться с травы и с позором уйти, подобрав свой хвост. Там его встретили слегка шокированные родители. Когда Харви снял маску, они спросили:
– Всё ведь не так должно быть, да?
– Да. По плану выступления мышь и кот мирятся, потом вместе развлекают детей. Наверное, я не дожал свою роль. Надо было стараться лучше.
– Ничего страшного. Дети иногда очень непредсказуемы, – кивнула мать семейства, – если хотите, мы оставим вам кусок торта, он вкусный.
– Нет-нет! Я, наверное, уже пойду. Кот сам справится. Я тут больше не нужен.
Харви собрал костюм неудачливой мыши в сумку, забрав свою часть оплаты. Так как машина, на которой они приехали, принадлежала Киту, пришлось идти к метро, так как ждать напарника не было желания.
За высоким забором слышались детский смех и шутки кота.
– Ну и пусть идёт эта глупая мышь отсюда! Хорошо, что мы её прогнали!
На душе было паршиво. Такая простая роль… всего лишь грызун. Но Харви с ней не справился. Он должен был окутать обаяниям детей, заставить их простить его за шалость. Но у него не вышло. Его выгнали, как прогоняют криками и свистом плохого актёра со сцены. Всё это намного сложнее, чем казалось раньше…
Идя вдоль дороги, парень вдруг заметил, что хромает на одну ногу. Видимо, кто-то из детишек поколотил его по-настоящему. Болело колено, как болит у… Феникса.
Феникс всегда хромал. Он был врачом, вылечивал почти от всех болезней. В больнице его считали лучшим. Но конфликтный характер часто вставлял палки в колёса успеха. Один раз его попытались ограбить. Феникс был жаркого нрава, вступил в драку с бандитами. Как итог: ему прострелили колено. Вечная хромота и боль напоминали, что он проиграл. Как напоминали и Харви о его проигрыше перед стадом детворы. Он почувствовал, что стал как никогда близок к своей главной роли. Он будто бы что-то понял…
И вот, хромота уже не задевала издевательски его нервы. Теперь она часть представления. Кто сейчас идёт по улице? Возвращающийся с нелюбимой работы Харви, или гордый Феникс, спасший чью-то жизнь на операции?
Всё стало ясно. Настоящему актёру не нужна сцена театра. Ему не нужна приглашённая заранее лояльная публика. Настоящий актёр способен создать представление где угодно. Его шоу необъятно. Оно выйдет в город, потечёт рекой по улицам.
Герой засветился от новых идей. Наконец, его судьба сдвинулась с мёртвой точки! Да, его должны были выгнать из театра. Иначе как бы он понял, что сцена стесняет талант? Всё так и должно было случиться.
Феникс вошёл в бар, завязав распущенные волосы в пучок на затылке. Оглядев присутствующих, он нагло сел за стойку, бросив сумку с вещами на пол.
– Эй! – окликнул он бармена, поманив его пальцем, – налей мне бурбон.
– Тяжёлый день, сэр? – вежливо спросил тот.
– Восемь часов операций, парень. На ногах! Ты бы такое не вынес.
Перед его лицом появился гранёный стакан, наполненный янтарным алкоголем. Достав несколько купюр, доктор протянул их бармену.
– Забирай. Тут ещё на два повтора. И сверху чаевые.
– Спасибо, сэр. Отдыхайте.
Это были почти все деньги, что Харви получил за работу. Ну и пусть, для его роли можно потратиться. Феникс никогда не считает монеты. Он много пьёт и всегда оставляет на чай. Такова его яркая натура. И плевать, что завтра не на что будет купить хлеб. Восемь часов спасения жизней надо как-то отметить! Даже если их не было на самом деле.
Пока Феникс пил, бар жил своей жизнью. Это был вечер пятницы. Уставшие после рабочей недели нервные люди собирались за столами, заглушали пережитый стресс спиртным.
Небольшая группа мужчин, уже заливших свои мозги, нашли забавным разглядывание окружающих. Они пялились то на одного, то на другого, часто обсуждая их внешность, манеру речи или тему разговора. Особенно часто их глаза останавливались на фигурах девушек, так же пришедших выпить. Но тут один из них кивнул остальным в сторону сумки, лежащей под барным стулом Феникса.
– А чё у него там?
– Большая сумочка…
Вскоре у них кончилось терпение обсуждать это в своей компании. Кто-то решил спросить самого доктора:
– А у тебя там, случаем, не косметика, дамочка? А? Ха-ха-ха.
Феникс ухмыльнулся, глянув на бармена, который начал нервничать. Жалостливыми глазами тот просил его: «не трогай ты их, пусть себе пьют!»
Увидев, что настроение этого вечера находится именно в его руках, Феникс улыбнулся ещё шире, слегка обернувшись. У него появился шанс разнообразить свою жизнь. Почему бы не сломать кому-то нос, чтобы завтра взять у него деньги за лечение?
Он посмотрел на несколько суровых лиц, ранее прожигавших его спину взглядами.
– У меня там скальпели. А ещё ножи и пилы. Ну и рулон бинтов.
– Ты местный маньяк? – засмеялись те.
– Я доктор. Хочешь, зашью тебе рот?
Бармен подошёл к нему, громко поставив третий стакан бурбона, намекая, что ему следовало бы заткнуться.
– Ты типа шутник? – оскалились пьяные типы.
Феникс сжал стакан, одним залпом выпив содержимое. Затем немного покрутил его в своей руке и со всего маха кинул в того, кто первым обратил на него внимание.
Несколько женщин синхронно закричали. Все вскочили из-за столов. Мужик, которому Феникс попал прямо в грудь, сначала скукожился, завыв от боли, а затем кинулся на доктора вместе со своими друзьями.
– Вышибайте козла!
– В нос ему!
– На улицу!
Бармен ушёл в техническое помещение, собираясь звать охрану. Но этого не понадобилось. Группа суровых мужиков схватили доктора и вытащили в переулок.
– Ты чё, самый смелый?!
Они бросили его в лужу, начав избивать ногами. Кто-то вынес и сумку, вложив в удар ею по голове жертвы всю свою бешеную силу. Благо, никаких скальпелей и ножей внутри не было. Когда молния лопнула, все увидели испачканный в траве костюм мыши.
– Он не врач, он клоун! – достал это и дал полюбоваться остальным тот, кто держал сумку, – наденешь костюмчик? Тебе к лицу, урод!
Они ещё раз избили Феникса перед тем, как их интерес к его сжавшейся в клубок об боли персоне исчез. Бросив порванный костюм в мусорку, всё стадо вернулось в бар.
Доктор перевернулся на спину, посмотрев на хмурое вечернее небо. Он победил. Потому что всё так и планировалось. Взбучка, наказание – это то, чего ему не хватало. Если не наказывать себя, можно повторить ошибки. К тому же, в душе было так больно после измены жены и потери друзей, что Феникс нашёл способ заглушить её только болью физической.
Собрав все свои вещи, он похромал домой. Там его ждал отец Харви. В этой квартире неудобно играть роль. Тут никто не будет подыгрывать. Но её надо привести к логическому завершению.
– Припёрся, недомерок? – послышался злой голос из спальни, – готовь жрать!
Феникс хмыкнул. Кто такой этот дед, что позволяет себе так обращаться с ним? Он приоткрыл дверь и заглянул внутрь.
– А не пошёл бы ты нахер?
Затем дверь хлопнула. Доктор упал на кухонный пол, где был расстелен плед, заменяющий кровать, и укутался в него. Да, вот хорошее завершение арки.
Яркая роль стала сползать с лица актёра, тот ощутил всю боль, которую получил в образе безбашенного врача, и заплакал. Но слёзы эти были уже не из-за горя. Он плакал от счастья, довольный проделанной работой. И пусть в кармане не прибавилось ни гроша – день прожит не зря. Это только начало нового выступления.
Теперь Феникс – главный герой спектакля, в котором участвует!
Сопляк и зверь
Это были сладкие воспоминания. И пусть с тех пор синяки на теле ещё долго не заживали, а отец на следующую день несколько часов орал на сына за то, что тот сказал ему вечером, Харви улыбался, лёжа на койке и вспоминая тот миг. Как же чудесно было вернуться к роли Феникса. Почему бы не сделать это снова?
Он поднялся с кровати, пройдя пару шагов. Нет, его хромота была недостаточно убедительна. Когда актёр играет боль – ему должно быть больно. Так считал Харви.
Чтобы приблизиться к своему персонажу, он прильнул к двери, ожидая, когда какой-нибудь санитар подойдёт поближе. И когда это случилось, он робко произнёс:
– Можете подойти, пожалуйста?
– Молчать! – крикнул тот, но исполнил просьбу, чтобы ударить по двери кулаком.
Удар был сильный. Одного такого хватит, чтобы вжиться в роль. Прекрасно!
– Не уходите. Постойте…
– Чего тебе надо?
– Можете, пожалуйста, побить меня? – неуверенно попросил пациент, смотря на работника лечебницы через небольшое светлое окошечко в двери, – я не буду сопротивляться, это не ловушка. Можете привязать меня к кровати и избить, если так удобнее. Или просто забить ногами. Я буду очень благодарен.
Санитар прищурился. Он погрозил пальцем, хитро улыбнувшись.
– А-а-а, это ты любимчик Детча? Тебя зовут Харви, да? Харви Флек?
– Ну да. Это я, да…, – судорожно закивал тот, – а что такое?
– Детч предупредил, что ты конченный. Сказал, что ты мазохист, и с тобой нельзя говорить. Так что молчи! – он опять ударил по двери.
Актёр закатил глаза. Этот удар был прекрасен. Кинетическая сила отдалась по его прислонённому животу, отчего внутри взболтался весь завтрак. Он прижался сильнее.
Санитар пошёл дальше. Но его нельзя упускать!
– А знаете, почему я стал актёром?
– Потому что пошёл ты нахер, закрой пасть!
От шума прочие пациенты стали вставать с кроватей и подходить к окошкам, интересуясь, что происходит. Заметив, что его окружила публика, Харви воодушевился.
– Мой отец колотил меня в детстве за ложь. Представляете? Прям по голове!
– Потому ты и здесь.
– Да, но не только. Я тут за ношение оружия… грабёж… угрозы… драки, – перечислял парень, вспоминая яркие обрывки последнего полугодия на свободе, – ну так вам интересно, почему я актёр? Я всех спрашиваю.
Все соседи по палатам давно слышали его историю, но им было любопытно увидеть реакцию нового санитара на неё. Они начали хлопать в ладоши и стучать ногами, выкрикивая: «расскажи ему!»
– Да замолчите все! – завопил охранник.
– Они замолчат, если вы меня выслушаете, господин, – ответил Харви, – так вот. Я не мог не врать. Не хотел. Мне было скучно говорить всегда правду. Мне было интересно, смогу ли я обмануть своего папу. Я стал тренироваться, искал новые интонации, пытался быть более и менее эмоциональным во время лжи. И так я понял, что у меня талант к перевоплощениям! – воскликнул он, разведя руки в разные стороны.
Пациенты захлопали ему.
– Давайте я вам покажу какую-нибудь пародию? Или изображу героя вашей любимой книги? Нет, давайте лучше пародию.
Санитару всё это уже надоело. Он нажал на тревожную кнопку, в коридор влетело ещё двое его коллег. Увидев их, все ещё пуще зашумели, хлопая в ладони и призывая местного актёра вытворить что-нибудь. В этом месте совсем ничего не происходит изо дня в день. Наконец хоть что-то новое! Вот, до чего доводит смертная скука.
Харви, отойдя от двери, начал театрально гримасничать, пританцовывая.
– Знаете, кого я показываю? Невесту Детча! Смотрите, как я сейчас выбегу на дорогу, заигравшись в балерину, и меня насмерть собьёт машина!
В этот момент мыслей в голове почти не было. Лишь желание заполучить свою порцию синяков било ключом. И вот, это желание исполнилась. Дверь начала отворяться. В проходе показался красный от злости Детч.
– По сюжету меня уже должна была сбить машина, – оглядывался по сторонам Харви, – где она? Ах, вот же! – произнёс он, когда большой мужик схватил его за горло и прижал к стене, ударив об неё затылком.
– Играешься, Харви? Развлекаешься?! – слюни летели из его рта прямо в лицо актёра, который наслаждался тем, что натворил.
Сильные руки душили его, иногда отпуская, чтобы вмазать по лицу. Через пару таких ударов Детч отступил, понимая, что опять пошёл на поводу у психа.
Он утёр кровь на костяшках, пока остальные санитары успокаивали прочих взбунтовавшихся. Опять перешёл черту… Пациентов нельзя бить, ведь многие только и ждут драки, а от побоев им лучше не станет. Но, чёрт, как можно не ударить эту противную тварь ещё раз?!
Харви валялся на полу с разбитыми губами, на которые текла кровь из носа.
– Понравилось? – спросил Детч, слегка пнув его по ноге, – а?
– Да…, – удовлетворённо кивнул тот, – да, спасибо большое. Простите, что вспомнил вашу невесту. Знаю, вы любили её. Мне жаль, что так вышло. Но мне надо было, чтобы меня избили. Я не придумал выхода лучше, чем нажать на больное место.
– Ты псих, Харви. Мне жаль тебя, как было жалко твоих родителей. Все вы плохо кончили, – закрыв дверь, выдал толстый санитар.
– Это из-за отца я такой. Стоит ли его жалеть?
На новую провокацию Детч уже не ответил. Вместо этого он подошёл к тому, кто первым спровоцировал психов.
– Сколько раз я предупреждал, не обращать на него внимания?! С ним нельзя говорить, он больной на голову манипулятор!
Харви опять улыбнулся, услышав это.
Нет, он не псих, не маньяк и не социопат. Он просто актёр, который сделает всё, чтобы его главная роль получилась удачной. И пока что у него неплохо выходит.
Всё тело ломит так, что тяжело встать с пола. Но самое важное – нога заболела.
Теперь он хромает по-настоящему.
Эта доктор Кади давно просила, чтобы Харви показался ей в образе Феникса. Что ж, теперь у неё есть шанс попасть в его шоу.
Осталось лишь дождаться утра…
Уличный музыкант играл на пианино прямо возле дороги, положив перед собой перевёрнутую шляпу, из которой выглядывали уголки смятых купюр.
Феникс возвращался с работы, стараясь не опираться на больную ногу. Но услышав музыку, он пошёл веселее, даже слегка пританцовывая. Его взгляд упал на двух бездомных, также слушавших мелодию, усевшись под мусорными баками.
– Что, дома не сидится? – ехидно спросил он, проходя мимо.
– Пошёл ты…, – махнул на него рукой тот, что был моложе.
– Посмотри на свои пальцы. Видишь, они у тебя как барабанные палочки, – подошёл поближе доктор, указав на это, – твой моторчик уже устал качать кровь по этому бесполезному телу.
– Чё ты пристал? Иди себе дальше, – отвернулись бездомные.
Но Феникс не хотел отступать. После ссоры с женой и последующих за этим конфликтов с друзьями у него не осталось никого, с кем он мог бы пообщаться. Коллеги не любили его за ужасный характер. А потому собеседника он искал на улице.