Хранитель долины Сидэ

Пролог

Ночь обволакивала, вздымалась темнеющей завесой. Тучи расползлись, открыли луну темного, насыщенного цвета крови.

Дымка, багровеющая, густела с каждым шагом, наливалась тяжестью, распухала, забивалась за воротники. Вызывала дрожь озноба. Послушная ветру, ледяной пылью била в лица идущим, но люди только пригибались ниже, пряча глаза, упорно продолжая шагать к чернеющему впереди разрезу; вперед, туда, где среди острых зубцов скал узкая трещина криво ломала бурый монолит, край ее забирался куда-то высоко, невидимый; по слухам, рассекал небо.

Ветер, свистящий меж валунов, рвал заросли высохших кустарников, взметал клубы снега и исчезал, едва долетал до раскола. До хода по высохшему руслу реки, ведущему путников между разбитыми камнями и провалами вглубь неизвестно чего. Те, кто был неосторожен, из-под земли не возвращались, чтобы рассказать, насколько глубоки те пропасти.

Путь на другую сторону был недолог, узок и тесен. Мало кто ходил на территорию мертвых – тех, кто принесен был в жертву хранителям тех земель.

– Говорят… – дрожащий голос одного из людей отразился от стен, усилился, заметался в камнях. Мужчина сглотнул, уставившись себе под ноги, и дошептал: – … что они служат там. Хранителям. Лиггены.

– Тихо.

Голос второго лишь нагнал страху, пять человек сбились плотнее и крепче сжали в кулаках веревки, удерживающие девушку, идущую в центре. В отличие от своих издерганных пленителей она шла молча, опустив голову. Светлые волосы закрывали лицо, связанные руки сминали ткань юбки. Лишь изредка она бросала взгляд на людей и снова замыкалась в себе.

– Тихая слишком, – вновь один из мужчин нарушил тишину и в который раз получил приказ умолкнуть.

– Долина Сидэ не любит шум. И шумных.

Они вышли из мрака в пламенеющую ночь. В край сплошных развалин поселений, когда-то процветающих, сейчас брошенных. В обломанный мир камней и замерших, давно погибших деревьев. Владения, хранимые нелюдьми, требующими подношений.

– Слухи ходят…

Угрюмо сдвинувший черные брови мужчина схватил разговорчивого за ворот и дернул на себя. Почти столкнулся с ним лбом.

– Слухи ходят, – прошипел, – что хозяева здешние могут принять и кровь болтунов!

Мужчина посерел и прижал рукой рот. Торопливо огляделся, ожидая увидеть упомянутых хозяев. И перетрусился, представив, сколько немигающих глаз кроется в тенях.

На первый взгляд земли были мертвы. Пусты. Тихи. Ни шороха, ни дуновения ветра, ни дыхания. Густая тишина крала любые намеки на жизнь. Яркая луна выкрасила широкую площадку, от которой в две стороны расходились пути вверх, к пещере, куда никто из живых и не мыслил ступить. Вокруг землю затемнили отражения искалеченных деревьев, жавшихся друг к другу обломков скал.

Девушка вскинула голову, оглядываясь. Молодой юноша украдкой повел глазами по множеству могил среди руин. Старший отыскал плоский камень у края площадки, куда и направился, стараясь не тревожить неизвестные останки, разбросанные под ногами. Ускорились остальные, желая оказаться отсюда как можно дальше, не проверять, насколько правдивы слухи о лиггенах, поднятых мертвецах, служителях некромантов.

Безмолвие ночи давило. Кровавая луна требовала жертв, хранителям долины должен был быть преподнесен дар смирения, как и полагалось. Чтобы они помнили о людях, живущих по ту сторону скал, сдерживали существ. И сами не пересекали границу.

В тенях, у самого входа в пещеру, за гостями наблюдали трое. Одетые во все черное, слившись с мраком, двое сидели на пятках, третий устроился на выступе и спиной прислонился к стене.

– Смотри, тебе жертву приносят. Нужна? – Кивок в сторону от одного из мужчин.

– Я не питаюсь человечиной, – сухо ответил тот, что сидел на камне. – Но садау порадуются такой заботе.

Третья приподнялась, напрягая слух. Усмехнулась, разобрав бормотание людей, донесенное до ушей пляшущими огоньками.

– Асафи́, Асафи́, – тихонько протянула, повторяя напевы у жертвенного камня. – Целую деву приволокли, чтобы задобрить ужас.

– Люди сами себе создают ужас, чтобы после бросить все силы на борьбу с ним, – Асафи́ глянул вниз. – Не дурость ли, Ниока?

– Мы угроза для них, – напомнила девушка.

– Угроза? – Асафи́ продолжил наблюдать за пугливыми перебежками в ночи. – Зачем им реальная угроза, когда они сами выдумают все, что им нужно. Будут делать бессмысленные вещи и радоваться, что избежали опасности, хотя ее и в помине не было.

– Ты хранишь долгую память, – посетовал его собеседник, сам к таким выводам не пришедший. Все, что помнил – люди в такие багровые ночи неизменно кого-то притаскивали в долину Сидэ. Чаще всего жертвы были без сознания, но тут… удивительно, дева шла сама и, похоже, добровольно.

Дуал вскинул брови, удивляясь упреку.

– А ты ввязываешься в каждое брачное месиво по собственной воле, чтобы потом сбросить шкуру и очухаться с пустой головой.

Фериор даже не подумал смутиться. Ниока чуть улыбнулась.

– Не ругай его, Саф, ведь он хорош, на самом деле хорош. – Тут Фериор наклонил голову, ожидая продолжения, тогда Ниока вскинула руки: – Как соперник, имею в виду. Ничего больше, я не участвую в ваших игрищах, сам знаешь.

– Отлично, – проворчал Фериор, несколько раздраженно тряхнув темными волосами. Незаметно выдохнул, стараясь не смотреть на серебристые отблески едва заметных чешуек на щеках Ниоки. – Не хотелось бы выяснить, что мы не только болтаем, о чем ты помнишь, а я нет.

Асафи́ прищурился, отвлекаясь от тихих голосов. Вдруг вскочил на ноги.

– Что? – спросил его Фериор, силясь переключиться на иные мысли.

– Что там? – прошептал болтливый жрец внизу, разобрав движение в верхних пещерах.

Седой старик толкнул девушку к камню.

– Привяжи, – приказал стоящему рядом человеку, бросил ему моток веревки, а сам метнул быстрый взгляд туда же, вверх. В бровях собирался ледяной пот, его быстро стер. – Надо торопиться, пока травы действуют, иначе кричать будет.

– Оставим? – помощник глубже натянул на голову шапку. Девушку на плиту уложил очень осторожно, подобрал ее длинные волосы, единственный светлый проблеск в этом гиблом месте. Обратился к старшему: – Они… сами? Возьмут, что нужно?

Старик резко кивнул, вглядываясь вдаль. Тяжело дышали его спутники, стискивая кулаки. По губам девушки пробежала дрожь и она вскинула глаза на склонившегося над ней человека. Тот ободряюще улыбнулся, вкладывая в руку жертвы кинжал, пряча его под рукав.

– Я вернусь, я быстро, – шепнул, раскладывая поверх веревки и слегка их закрепляя. – Жди здесь.

Предводитель со свистом втянул в себя воздух. Попятился ругаемый им сообщник, не глядя, куда ступает, пяткой попал в щербину. Грохнулся на камни и остался сидеть, таращась на поползшую от пещеры черноту. Его спутники судорожно зарылись в сумках в поисках огня.

Тишина зазвенела особенно отчетливо, замерло все. Девушка на камне широко раскрыла глаза, уставившись в багряное небо над собой. Вязавший ее парень обернулся через плечо, на шелест, как осыпавшийся песок вначале тихий.

– Тай…

Парень задышал чаще, переводя взгляд на затылки своих спутников, перепуганных до смерти одной только мыслью о долине Сидэ, а теперь и вовсе обмирающих до трясучки.

– Йена, – Тай на миг облокотился на камень, даже не морщась от высохших кровавых потеков на нем. Обливаясь страхом, поднял голову. – Так даже лучше, уйдем вместе. Спускайся, тихо.

– Тай! – шепнула девушка, глядя ему за спину. В голубых глазах отразилась полная луна.

Глухой стук, второй. Уже не мягкий шелест, по камням протянулся скрежет, процарапал по нервам. Тонкий вой взлетел и оборвался хрустом. Тай не смог разобрать, кому он принадлежал. На миг затихло сердце.

Едва не потерялся в беспорядочном грохоте, следом ударившем под ребрами. Сжал руку сестры, страшась теперь смотреть. Нащупал отданный ранее кинжал, обернул холодные пальцы вокруг рукояти. Едва справился с желанием упасть и крепко зажмуриться, чтобы не видеть. Не знать, кто там, позади. Кого потревожили они на этой неизвестной человеку территории.

Крик, хрип. Завопили все разом, взорвавшись паникой. Топот, визг, мольбы.

Тай не мог стиснуть челюсти, стучали зубы. Дрожал в ладони клинок. Слезами блестели глаза сестры, натянувшей ему овчину на груди.

– Это… Это…

Тай медленно обернулся. Цепенея, поднял голову, машинально сдвинул слишком широкую шапку, падавшую на глаза. Звуки, образы навалились в один момент.

О нет, подумал, разом теряя связь с реальностью при виде разломанных, разбросанных тел.

Секунда, другая… Моргнул, пытаясь охватить всю картину целиком.

В голове прояснилось, лишь когда вспомнил о сестре. О жертве, ради которой старейшины потащились в долину, стоило только ночи окраситься отлично от своего цвета.

– Беги… Мой ад, беги! – завопил, не помня себя, и спихнул с камня Йену так, что та свалилась на землю, ободрав руки. Выбросил перед собой оружие, отдавая отчет себе, что этой иголкой, пусть острой, не сковырнет и чешуйки кошмарной твари, выползшей из древних суеверий, в которые не верил никогда; ослепительно белой змеи, хранителя долины.

Вот кого потревожили, вот кого призвали своими глупыми обрядами. Судорожно Тай втянул в себя густой воздух.

Хвоста не видел, он терялся где-то, крошил обломки, осыпал землю каменным дождем. Лишь треугольную голову, распахнутую пасть, мощные клыки с локоть длиной; гасящий разум взгляд, удерживающий на месте, не позволяющий двинуться. Затих даже голос Йены, запутавшись в сетях кошмара.

Тай второй рукой нащупал в кармане спящую искру, уколол палец. Нарочно, надавил с силой, чтобы боль вспыхнула, приводя в чувства; тогда метнулся к сухим деревьям.

Подскочила Йена и замерла, встретившись с клубком двухголовых змеек. Амифи́сы окружили. Их шипение оглушило. Мимо промчались двое, смазались в одно пятно.

Йена закусила губу, боясь пошевелиться.

– Тай? – осмелилась тихонько позвать, не спуская глаз с тоненьких ленточек, скользящих вокруг жертвенного камня. Колотило так, что прикусила язык, смотрела только вниз и никуда больше. – Тай…?

1. Рожденные под тенью Сирамизы

Издавна повелось поклоняться тем, кого боялись и почитали предки. Неизвестному, необъяснимому и оттого обретающему мистическую власть над сознанием. Пять великих домов, погибших давно, пять священных земель, принадлежавших им когда-то, пять хранителей, которые по сей день скрывают в своих владениях порождения древней битвы. Вся магия, коей управляли герцоги, утеряна, и лишь отголоски ее впитались в землю, срослись с живыми и мертвыми, остались в запретных лесах и пустынях, где люди устроили жертвенники в надежде умолить хранителей продолжить нести свою службу.

Долина Сидэ в Сирамизе когда-то принадлежала Дому отражений. Место обитания змей, символа Дома. Так и осталась она нетронутой, окруженная скалами, окутанная туманами, избегающая солнечного света, скудного на самом деле из-за постоянных туч.

– Говорят, там захоронен сам император Диссемирт…

Повитуха закатила глаза. Показалось, даже роженица покривилась, услышав такой вздор.

– До него бы уже некроманты добрались, – проскрипела сидящая в углу старуха, хозяйка дома. Инга, помощница повитухи, ярко покраснела и прикрыла рот, подвинула ближе ведро горячей воды.

– И стал бы он лиггеном! – выпалила, все же не сдержавшись. Старуха стукнула палкой по полу. Повитуха замахнулась полотенцем, шлепнула девушку по плечу.

– Жутковато на самом деле, шутить о таком, – выдавила будущая мама, переведя дыхание. – Как рассказывают, его с трудом в землю уложили. Вряд ли некроманты с ним справятся… – морщась, сжала в кулаках натянутый меж спинками кровати ремень. – Даже с мертвым… Больно-то как!

Старуха в углу покачивалась на лавке, слушая, но подходить ближе не стала.

– Терпи, Мела. Терпи, – приговаривала. – День закончится, тогда вздохнешь свободнее.

Повитуха бросила на старую хозяйку испуганный взгляд и вернулась к кровати. Переспрашивать не стала. Задержалась на удивительном облике Мелы, измученной, взмокшей, кусающей губы, но выглядевшей при этом так, что все ее усилия и боль хотелось немедленно забрать себе. Заметив, что и веснушчатая Инга зачарованно протирает побелевшие от напряжения пальцы женщины, подтолкнула ее в бок, веля сосредоточиться на деле.

Ночь упала на деревню в один момент, поглотив и закат, и сумерки. Потянуло холодом, тогда старуха палкой прихлопнула оконную створку. Инга тут же достала искру, подышала на нее. Крохотный огонек осветил комнатку и прозрачные голубые глаза Мелы, устремленные в потолок. Повитуха перетрусилась.

– Лампу зажги! – рявкнула на дочь. – Чего стоишь? Ребенок уже идет, не вижу ничего!

Инга метнулась к стене, сняла висевший на ней светильник, коснулась искрой фитилька. Хозяйка пугала своим неподвижным видом, как ожидала чего, и от нее девушка попросту отбежала, оставив старуху в тенях.

– Ма… – покосилась себе за спину.

– Читай, – последовал наказ.

Инга вздохнула.

– Даже у коровы легче теленка принять, – буркнула себе под нос и принялась послушно выводить заученные слова для дитя: – Приди в мир, тебя ждут. Приди частью, стань целым. Приди… – запнувшись, остановилась. Старуха недовольно цыкнула, а Инга в то время быстренько заглянула под простыню, накрывавшую ноги Мелы. Подумалось, будет ли похож малыш на свою бабушку. – Приди пустым, стань полным. Приди…

Монотонный напев разбавился первым криком ребенка, и Инга снова запуталась.

– Девочка, – повитуха быстро заморгала, глядя на ребенка. Повторила громче: – Девочка!

– Всего по два, две противоположности… – Инга невольно вытянула шею, пытаясь тоже увидеть младенца. – Ого!

Мела протяжно застонала, схватившись за живот, опавший лишь немного. У стены скрипнула лавка, в деревянный пол воткнулась палка, принимая вес Танаты. Повитуха наскоро завернула ребенка в приготовленную ткань и поискала, куда можно его положить. К новорожденной протянулись сухие руки бабушки.

– Дай.

Инга задергала мать за юбку, указывая на Мелу.

– Как у кошки… – начала и тут же прихлопнула рот, сообразив, с кем сравнивает женщину. Добавила тише, краем губ, надеясь, что мать поймет: – Когда котят много.

Старая Таната уложила кряхтящий сверток на одну руку и подошла ближе, щурясь на свету.

– Двое?

Повитуха нырнула под простыню. Мела сжала зубы, вновь ухватываясь за ремень. Затаила дыхание Инга, никогда не видавшая детей более одного за раз. Хмурилась сама повитуха, придерживая головку второго дитя.

Тревожно, слишком тревожно ей было.

Достала младенца, подняла к свету. И побледнела страшно.

– Две одинаковые вещи не могут существовать! – само собой вырвалось у нее. Вторая девочка не отличалась от первой ничем. Одно лицо, один цвет волос. Даже кряхтели они в унисон. – Дурной знак! Копия!

– Один – мальчик, – сказала старуха, забирая вторую внучку. – Займись их матерью.

– Но…

– Один – мальчик, – с угрозой повторила старуха, отыскивая чистое полотно. Старшую девочку уложила в люльку. – Имя ему Тай. Его сестру звать Йеной.

Повитуха холодела, давя порыв немедленно бежать. От этих женщин и их детей, подальше от этого дома.

– Да, мальчик, – ровно согласилась. По спине ручьями стекал пот. – Тай, хорошее имя. Они разные, ты права, Таната.

Домой с Ингой возвращались далеко за полночь. Инга приплясывала на пустой дороге, приминая траву, пробившуюся по центру. Ее мать кусала губу и озиралась, вздрагивая от любого шороха.

– Маменька, а правда, что Мела рождена от инкуба?

Повитуха поджала губы и погрозила дочке.

– На мать ее посмотри! Высохшая ведьма, там и имп такой не соблазнится. – Белокурая нимфа Мела, прекрасная, как только что выпавший снег, скорее, была подброшена на порог, чему повитуха поверила бы скорее, чем союзу уродливой ведьмы и инкуба.

– В долине ведь есть инкубы? – не унималась Инга. – Она туда ходит?

Повитуха зашипела сквозь зубы, остановившись. Сунула в руки мечтающей о любви дочери корзину.

– Даже не вздумай! Нос туда совать! Инкубы – не самое страшное, что там водится! – На миг позволила себе подумать о невероятной красоты девочках, родившихся сегодня. И тут же выбросила их из головы.

– А кто отец этих хорошеньких деток? Ни разу не видела, чтобы кто-то в дом Танаты хаживал.

– Много вопросов задаешь. О том, что видела, забудь, иначе… – хмурясь сильнее, повитуха договаривать не стала. Завидев свой дом, ускорилась. – Темно совсем, торопись.

– Ма…

Повитуха быстро обернулась. Инстинктивно вскинула руки; жест бездумный, от острейшего лезвия ее не спасший. Быстрая боль, секундное замешательство, и последующий проблеск понимания, затухающее сознание. Падения навзничь повитуха уже не почувствовала, раскинула в стороны безвольные руки. От удара о землю взметнулась и опала пыль. Над ней со вздохом склонилась старая Таната.

– Кто ж знал, кто ж знал… – посмотрела на топорик, застрявший в черепе, на потускневшие, распахнутые глаза, один из которых заливался тоненькой струйкой крови. Глянула и на Ингу, в похожем состоянии лежавшую неподалеку, чьи волосы ярким пятном устлали землю. Помахала рукой, подзывая двух импов. – Забирайте, пока теплые.

С садау из долины Сидэ, туповатыми и хитроватыми людоедами, любителями шастать по могилам и готовыми жрать все и всех, она давно уже заключила сделку, свою часть которой выполняла исправно, внося плату за безопасный проход к их территории. Не думала только, что Мела так ее подставит, двумя одинаковыми девочками до смерти напугав единственного толкового лекаря на всю деревню.

– Ты знала?

– Откуда? – Мела поерзала, удобнее устраиваясь среди подушек. О повитухе не спросила. – Даже ты не догадывалась, откуда же…

Таната села на край кровати. Рядом стояла люлька. Одна, в которую уложили детей, сопящих друг на друга, вызвавших у их бабушки только поджатие губ, и без того изрезанных морщинами.

– Отец – один из тех? – кивнула куда-то вдаль. Мела опустила глаза, не собираясь отрицать. Таната сердито стукнула палкой по полу. – Я ведь тебя предупреждала! Еще одно поколение – и родятся настоящие суккубы! Чем ты думаешь?

Мела упрямо молчала, теребя простыню. Только это движение и выдавало ее неуверенность, возможно, смущение за свой выбор. Таната вздохнула, поняв, что дальше этого момента Мела не размышляла. Да и до этого, скорее всего, тоже. Подобное притянулось подобным, последствия свалились внезапно.

– И что делать будем? – вопросила. – Две девки, одну из которых точно утопят в ведре или оставят на алтаре в долине, решив исправить ошибку природы.

Мела вздернула подбородок.

– Кто знает, что их две? У нас прекрасное пополнение, две половинки целого, мальчик и девочка. Йена и Тай!

Таната покачала головой, в полной мере представляя, как сложно будет заставить молчать самого ребенка.

– Мы могли бы… – сказала. И замолчала, не став развивать дальше бессмысленные идеи о переездах. Глаза у людей есть везде, куда бы они ни подались. – Если отдать одну… – И снова оборвала себя, вспомнив, кто отец детей, и что инстинктов родительских у него столько же, сколько у голодного грызуна. Чуть больше их у ветреной Мелы, потому она еще пытается обустроить их дальнейший быт. Но стоит чуть надавить – и отдаст обеих девочек, а вскоре забудет о них.

Винить в этом ей нужно только себя, Таната понимала. Когда-то точно так же поддалась чарам, редкостной красоте и лживым речам. Только повезло ей больше, ребенок оказался один.

В долину Сидэ она последовала за импами, диковатыми, своевольными уродцами, опасавшимися зубов садау и обходительности инкубов. Любителями гоняться за огоньками и играть с амифисами, угадывая, где голова, а где хвост. Опасливо озирающимися, как только речь заходила о змеях размерами поболее и темпераментом холоднее.

Однако ни разу Таната их не видела, истинных хранителей Сидэ. Точно так же как и не отыскала захоронения Ксафира Тимена Диссемирта, последнего представителя Дома отражений. Хотя вряд ли над его костями установили бы отличительный знак, так что он вполне мог покоиться под любым из земляных холмиков, разрытых и просто подкопанных. Либо утолить голод любого из садау.

Людоеды, неповоротливые с виду, разбухшие от мертвечины, за столетия обзавелись не одними челюстями, а их крохотный мозг работал только в угоду желудку. Почерневшие, изъеденные язвами, тем не менее передвигались они так бесшумно, что Таната в который раз с трудом сдержала вопль страха, моргнув среди безжизненных валунов и сухих искореженных стволов, оплетающих корягами серый сумрак, а в следующий миг встретившись с прищуром белесых глаз. Оценивающим, совсем старухе не понравившимся.

Импы сбросили на землю два тела и скрылись, словно и не было их. Тогда только Таната чуть выдохнула, когда жажда садау сместилась на свежее подношение.

– Амедео, – коротко сказала. Людоед любезно заурчал, хватая за ноги повитуху и Ингу. На них Таната старалась не смотреть.

Ожидание заняло не более минуты. Садау, волоча за собой трупы, не успел скрыться с глаз, как знакомый негромкий смех коснулся слуха. Таната резко обернулась.

– Ведьма, – ласково произнес инкуб, придвигаясь ближе. – Время идет, а ты все приходишь и приходишь… Потеряла кого? Не меня ли?

Таната поймала себя на том, что уже тянется к дивно очерченным губам, пропуская все слова мимо ушей. Замерла, отдернула пальцы. Отступила назад, тогда как белокурый Амедео рассмеялся, покачивая головой.

– Возраст, внешность… Не имеют значения, душа моя, пока ты желаешь меня… – наклонил голову, предлагая подойти ближе, – видеть рядом.

Таната сделала еще один шаг назад.

– Мела, – сказала. Брови инкуба взлетели вверх, следом он нахмурился, припоминая, кто это. – Моя дочь. Была здесь. С кем?

Амедео насмешливо покривил губы.

– Дочь? – облокотился о ствол позади себя. – Та неуемная особь, пугающая всякого, кто оказывается в пределах ее видимости и досягаемости?

Таната повторила его жест, сложив руки на груди. Они дрожали, поэтому так вышло лучше всего скрыть страх.

– Она принесла двух детей, которые уже больше ваши, чем наши. Теперь хочу знать, что с ними теперь делать.

Амедео, сообразив, что окончание ночи ему светит провести в нелепых беседах, зашипел, показав свой настоящий лик. Злобно, рассерженно исказились плавные до этого черты.

– Не слежу, кто чем занимается, – оттолкнулся от дерева, выпрямился. – И, поверь, те несмышленыши интересуют нас прежде всего с точки зрения покоя. Дети ничего дать не могут, поэтому держи подальше их, если хочешь уберечь.

2. Обремененные чужой виной

О том, что она отличается от мальчишек деревни, Тай знала всегда, но только к восьми годам поняла, насколько серьезны эти отличия, и что никакими усилиями и драками их ей не преодолеть.

С самого детства видела она лишь ограничения, коротко стриженные волосы и невзрачные штаны с рубахами, вечно грязные и рваные после потасовок с соседскими ребятами, тогда как Йена заплетала в длинные косы цветы и носила яркие платья, а те же мальчишки, что лупили Тай, сестре приносили леденцы и топтались под окнами. Множество раз Тай втайне от мамы и бабушки расчесывала пряди сестры, ласкающие огрубелые пальцы легчайшей золотистой паутиной, и с досадой ерошила собственные вихры, короткие и оттого завивающиеся в кольца. Намокнув от пота после очередной драки, они делали ее похожей на барашку. А взгляды, которыми одаривали соперники после того, как их разнимали, существенно отличались от получаемых Йеной. Это выводило из себя и заставляло бить жестче.

Она была меньше, легче и гибче деревенских детей, с которыми ввязывалась в драки. Они насмехались и издевались, задирали и пакостили. Тай осваивала хитрость, поняв, что силой их не одолеть. Стиснув зубы, роняя из рук палку от усталости, раз за разом разбивала лоб и на собственных ошибках училась искать слабые места, а после еще и пользоваться ими. Мелек, ребенок старейшины Огия, сурового дяденьки с тяжелым взглядом и еще более тяжелой рукой, из всех ребят казался самым приятным и не столь злобным. Тай множество раз ловила себя на мысли, что хотела бы не валяться с ним в грязи, пытаясь оторвать его руки от своей шеи, а посидеть на берегу запруды, за полосой деревьев, и просто помолчать. Поговорить. Чтобы он приобнял за плечи так же, как делал это с Йеной. У него в глазах среди болот прятались коричневые точечки; Тай разглядела их, когда Мелек набросился и свалил их двоих на землю, а пока заглядывалась, он разбил ей нос. После извинился, смущенно как-то, и глянул на Йену, хмурящую брови. Сестра долго потом отворачивалась от Мелека, сердясь за брата, а сам Мелек пытался исправиться, в итоге их бои с Тай стали походить больше на тренировки, а не на избиения.

Однако это не изменило того факта, что Тай была для всех мальчишкой. Недоразумением, бледной тенью сестры.

Они были одинаковы. Те же глаза, прозрачные, как небо, тот же удлиненный овал лица, один цвет волос, схожая плавность движений, из-за которой Йеной восхищались, а Тай гоняли с большим усердием, полагая, что мальчику негоже расти таким тщедушным, готовым свалиться от любого тычка. И цветами восхищаться зазорно, как и млеть от пения птиц.

И Тай старалась. Веря, что должна достичь уровня Мелека, пряча желание остаться в доме с сестрой и поиграть в ее игры, она через силу плелась к ораве мальчишек, с которыми занимался кузнец, и там постигала науку бить и быть битой, получала новые синяки и старалась не реветь прилюдно. Только выше задирала нос, который все пытался разбить сын кузнеца, приговаривая, что мужик должен на себе познать, что такое перебитые кости. И что несколько шрамов только исправят излишнюю красоту, больше подходящую девице.

Бабушка строго запретила обнажаться перед кем-либо и смотреть, как делают это другие, с пеленок внушая, что она имеет изъян, который оттолкнет от нее всех. Мылась Тай отдельно, ни разу не участвовала в мальчишеских заплывах в запруде и прилюдно не раздевалась, как бы ни было жарко. Бабушка, молча наблюдая за драками и, казалось, даже одобряя их, за одеждой следила так строго, что Тай верила, будто старая Таната обращается в муху и летает за ней. К тому же и слухи ходили, что умеет она кое-что.

Тай боялась. И слушалась. Не жаловалась никому, да и жалеть ее никто бы не стал, кроме Йены. Но расстраивать сестру не хотела, к тому же знала, что участия Йены хватит в лучшем случае до вечера; память у нее была коротка. О том, чтобы искать сочувствия у матери, и не помышляла – Мела была странной. Не такой, как другие родительницы, ругающие и тут же ласкающие, одной рукой обнимающие, другой треплющие уши за провинности. Мела была… Мелой, очаровательной, беспечной и вечно где-то пропадающей. Тай даже мамой ее называла через силу, как и Йена. Воспитанием детей занималась исключительно бабушка.

Когда становилось совсем невмоготу, Тай выпрашивала у бабушки позволения собрать мяту и уходила с корзиной к ручью, питавшему запруду. Чистый и прозрачный, как слеза, он пробирался через камни, просачивался из-под земли, а берега его заросли мятой и малиной. Там, сидя на камнях, Тай смотрела на высоченные скалы, отливающие красным, и представляла, что за ними.

– О чем задумалась, кроха?

Тай подпрыгнула и резво обернулась на голос. Незнакомый, мужской. Прищурилась, стараясь разглядеть человека, появившегося за спиной. Машинально проверила, взяла ли с собой нож, а незнакомец рассмеялся при виде судорожного ощупывания пояса. Присел на корточки, не пытаясь подойти ближе.

Светлый, его волосы были абсолютно белыми, разглядела Тай. Облака слепили, лицо осталось в тени. Откуда он появился, не поняла, разве что выбрался из-под земли, потому что, могла поклясться, она точно была одна здесь, на открытом всем ветрам лугу, а редкий лес, из которого вышла, остался далеко позади. Быстро оглядела кисти, свисавшие с колен человека – не в земле ли? Но нет, ни комочка грязи под ногтями не различила.

Жутковатость встречи заставила задуматься над тем, что даже крик ей не поможет, так далеко отошла от дома. И нож не спасет, пригодный лишь пилить стебли травы. Тай медленно поднялась с камня, обошла его, разделяя себя и незнакомца, сорвавшего лист мяты и разминавшего его в пальцах. Поднес к носу, понюхал. Сунул в рот, пожевал. Проглотил, а Тай сглотнула вместе с ним, ощутила во рту лишь сухость, закашлялась.

Мужчина, как будто чувствуя разлившийся в воздухе страх, продолжал сидеть, разглядывая ее и не выказывая ни капли беспокойства при виде маленькой ладошки, обхватившей чехол ножа. Немного изменил позу, приподнял голову и свет, упавший на лицо, позволил разглядеть бледную кожу, брови цветом намного темнее волос. Выделялись глаза, странно серые, очень внимательный взгляд, не вязавшийся с рассеянной полуулыбкой. Такого человека Тай не видела, да и никого похожего на него тоже. Он не из местных, и не из соседних деревень, где жили обычные люди с нормальным цветом кожи. Мужчина казался молод на вид, однако волосы его словно покрыты снегом, седее, чем у самого древнего старейшины Хилескоры, с кровати не встававшего уже год как.

– Ты лигген? – не подумав, выпалила Тай. И тут же прикусила язык, испугавшись, что так и есть. Ногой нащупала камень позади себя. Оторопела, когда брови незнакомца изумленно взлетели вверх, собрав лоб в складки.

– Лигген? Я? – переспросил мужчина, улыбаясь шире. Показались его зубы, острые кончики клыков. Машинально Тай языком ощупала свои, совершенно обычные, ступленные частым сгрызанием ногтей и привычкой жевать кору. – Похож? Ты хоть одного видела?

Ничего подобного Тай не видела, только подслушивала россказни по вечерам, когда удавалось подобраться близко к мальчишкам. Потом Йену пугала, приплетая много чего из своих фантазий. Но все то были выдумки, а живых мертвецов не встречала. И вдруг подумала, а смогла бы отличить лиггена от живого, доведись столкнуться.

Поджала губы, скрывая досаду.

– Я парень! – сердито буркнула в сторону. И незнакомец обманулся лицом, схожим с чертами сестры. Тай в который раз пожелала стать грубее, массивнее.

К ее изумлению, незнакомец смеяться не стал. Сузил глаза, склонил голову.

– Парень? – задумчиво произнес, желая сказать еще. Осекся, подумал, вдобавок нахмурился. – Парень, значит. Парень? – пристально уставился на Тай и не отыскал ни намека на розыгрыш. Тогда шумно выдохнул, тряхнув головой. – Что ж… Я Саф. Не лигген. У меня сердце бьется. Вот, – вытянул руку, – можешь проверить.

Тай долго смотрела на предложенную руку, будто на слух могла разобрать удары, подтверждающие слова Сафа. Нагнулась, подняла острый обломок камня и сжала его. Незнакомец движения не сделал, все так же удерживал на весу руку, тогда Тай с опаской свесилась через валун, на котором сидела ранее, приложила кончик указательного пальца к запястью. Поразилась, до чего прохладная кожа у живого, но под ней отчетливо различался пульс. Он немного успокоил. Однако камень Тай оставила при себе, решив, что он полезнее тупого ножа.

– Откуда ты пришел? – спросила.

Саф в глазах ребенка прочитал иной вопрос, он показался важнее заданного вслух; на него предпочел ответить в первую очередь.

– Я иногда прогуливаюсь здесь, потому что тут тихо, потому что люди опасаются без надобности приближаться к долине, – кивок на высившиеся скалы, тонувшие в тумане. Приметил, с каким интересом дитя бросило взгляд туда же. – Не ожидал, что не один ценю здешнюю тишину. Если я мешаю, то уйду немедленно.

Тай расслабилась еще немного, поняв, что незнакомец готов просто исчезнуть. И цель его нахождения здесь подозрений не вызвала.

– Я из Торна, – быстро добавил Саф, вспомнив место, в которое немногие стремились попасть, и решив, что вряд ли чудная девочка, стоявшая перед ним и всерьез уверявшая, что она мальчик, бывала в тех краях.

Тай ожидаемо вытаращилась на него.

– Это же… – прошептала после паузы, а Саф пытался сдержать улыбку, разобрав восторг в голосе. – В Сумрачной пустыне? Та самая деревня Торн? Там же жуткие твари водятся!

– Айсерги, – подтвердил Саф. – И там солнца нет вообще, потому я такой.

Это объясняло его цвет.

Тай присела на плоскую поверхность валуна. Камень положила рядом.

– Ты их видел?

Саф вернул ладонь на колено.

– Видел.

– У них на самом деле ребра как клетка, а там сердце бьется?

– Как огонь, – добавил Саф. – И цепи есть. Выглядят как большие собаки, ободранные до костей.

– А…

Тай запнулась. Поковыряла пальцем щербинку в камне. Вздохнула, представив бабушку, узнавшую, что Тай просит неизвестно кого отвести неизвестно куда и показать айсергов.

– А я оттуда, – ткнула пальцем в сторону своей деревни. – Я Тай.

– Ты пришла из деревни?

Тай мотнула головой и дернула себя за короткие пряди.

– Знаю, что выгляжу как сестра. Меня все дразнят девчонкой. – Вскинулась. – Но я сильный! И…Колочу всех шутников!

Саф потер лоб, не соображая, в чем подвох. Угроза быть поколоченным этой девочкой в этот раз не вызвала желания усмехаться.

– Тай, – осторожно проговорил. – Сколько лет тебе?

– Восемь почти.

– Насколько мне известно, в той деревне живет довольно много людей. – Как можно прожить в толпе мужчин и женщин и не понять разницы между ними, для Сафа стало загадкой. – И сверстников твоих вроде немало.

Тай кивнула, соглашаясь.

– Вот с ними и дерусь постоянно. У меня сестра есть, Йена. Мы с ней сильно похожи, одно лицо. И… – пожала плечами. – Лучше бы она была похожа на мальчика. А так мне… Сложно, что ли.

Дико как-то, подумал Саф, разглядывая свою внезапную собеседницу. Восемь лет. Немного осталось до возраста изменений, в ходе которых до нее должно дойти, что усы у нее не вырастут никогда, сколько бы носов ни разбила парням.

– А твои родители…?

Тай насторожилась.

– Чего это спрашиваешь столько?

Саф отметил, что обломок камня опять оказался в руке девчонки. Хмыкнул и сменил тему:

– Знаешь, почему ваша деревня так называется?

– Как? Хилескора? – никогда не задумывалась. Тай качнула головой, делая вид, что ничуть не интересно. Саф понимающе улыбнулся.

– Это старое название. Обитель бессмертных. Жильцы сменились, а слово осталось.

– Откуда знаешь? – быстро спросила Тай.

Помнил еще те времена. Саф неопределенно повел глазами.

– Читал, слушал. Я частенько выбираюсь из своей… дома своего, потому что скучно сидеть на одном месте. Хожу, собираю сплетни, слухи, а потом выискиваю в них что-то схожее, одинаковое. Полагаю, что это и есть правда.

– Бессмертные… – прошептала Тай. – У нас тоже есть какие-нибудь чудовища, как в Торне?

Полно. Саф мельком глянул на скалы, сдерживающие чудовищ Сидэ, счел за лучшее отрицательно покачать головой.

– Хочешь, принесу тебе цепь айсерга? – предложил прежде, чем подумал. А, предложив, про себя простонал. Простонав, понял, что слов своих обратно взять не сможет, потому что странная Тай с надеждой сжимала руки, а на лице читалось ожидание розыгрыша.

Любопытно стало, что за сестра Йена, – такая же наивная, как и Тай? И в каком невежестве держат детей их родители. Цель, которую преследуют, обманывая всех.

Просто любопытно.

– Встретимся здесь же, – предложил. – Завтра. Сможешь? Я принесу тебе подарок.

– Завтра? – откровенно удивилась Тай, начиная гадать, на чем же новый знакомый собрался добираться до Торна и возвращаться. – Правда? Ты ветер оседлал?

– Пять недель, – поправился Саф. – Оговорился.

Он ушел сразу, оставив Тай оторопело таращиться ему вслед. Направился в сторону скал, приминая пожухлую траву, свернул, и его силуэт поглотила сизая дымка, окутавшая далекие валуны. Вновь воцарилась мертвая тишина, которую не решались нарушить ни жуки, тихонько переползавшие по былинкам, ни птицы, которых вовсе и не видно было.

Тай постучала камнем по валуну, чтобы убедиться, что не оглохла. Обошла его, присела, трогая смятую солому, где сидел Саф. Вдавила палец в землю, убедилась, что она не рыхлая, не разрытая недавно, что добавило уверенности в подлинности человека, назвавшегося Сафом и обещавшего принести хвост айсерга.

Пять недель, подумала, замирая от нетерпения. Сжала руки перед собой, только представив, как восхитятся мальчишки, когда покажет им кусочек монстра, о котором они только шептались и разрисовывали угольками дощечки, которые после бросали в костер, пряча от взрослых следы своего любопытства. Может, даже попросит Сафа изобразить настоящего айсерга, потому как подозревала, что фантазия ребят далека от реальности. Пожалела, что не спросила о крыльях, о том, умеют ли сумрачные звери летать. Пока мысленно говорила с Сафом, набрала полную корзину мяты и побежала обратно в деревню.

В жидком лесу вдохнула свободнее, хоть и там прохлады не прибавилось. Зато здесь была зелень, поднимающая настроение, и птицы. Ежи копошились в густой траве, а еще жужжали мошки и жуки, которые вовсе не были страшными. Они не напрягали своим присутствием и в то же время позволяли почувствовать себя рядом. Отсюда Тай пошла уже медленнее. Тем более Саф сказал, что нечего бояться, вблизи Хилескоры нет никого из затронутых магией вроде айсергов.

По мере приближения к деревне стволы становились все реже и в конце концов лес плавно перетек в реденькие осинки, которые ветер не стеснялся трепать, клоня почти к земле. За ними Тай разобрала смех, выкрики; стало досадно, что мальчишки плавают вволю в любое время, а ей, как обычно, нужно плескаться в корыте, огороженном переборкой. Немедленно возникло желание прыгнуть к ним, пока бабушка не видит. Один раз проплыть в зеленоватой воде.

Тут же Тай себя одернула, припомнив, что и плавать-то не умеет. Вполне может утонуть, потому как вряд ли кто из ребят поможет. Возможно, только Мелек сжалится, и то из-за Йены, которая огорчится, если брат утонет.

– Эй! – закричали со стороны запруды. Тай перехватила крепче корзину. – Эй, заморыш! Иди купаться!

Дан, кузнецкий сын, заметил крадущегося мимо недруга. Выбравшись на берег, отряхнулся как собака, и подзывал к себе, а Тай быстро заморгала, заставляя себя не смотреть, как наказывала старая Таната. Замотала головой, краем глаза отмечая, насколько плотно сложен сосед; такой, что никакой палкой не пробить, не пронять. Руки, ноги как бревна, на животе хорошая прослойка жирка, то и смеялся, пока кулаки отбивала об него. И…

Тут Тай забыла, что глаза нужно закрыть и топать домой.

Следом выбрался его друг. Потоньше, пониже, но в общем схожий с Даном. И Мелек стоял в воде по колени, приложив ладонь ко лбу. С той же самой штукой между ног, которой у нее самой и в помине не было.

Тай уставилась на нее с открытым ртом, не думая о том, как нелепо выглядит и что подумают мальчишки, начавшие уже перешептываться между собой и посмеиваться. Мелек, внезапно покраснев, вернулся по пояс в запруду. Глаза опустил, а после и вовсе ушел под воду с головой; будто Йена перед ним стояла, а не Тай.

Тай взъерошила волосы, не зная, что сказать, как вести себя. В голову полезли петухи и куры, но те отличались только перьями. Собаки. Коты. Бараны. То, на что и внимания никогда не обращала за ненадобностью.

Саф, выглядевший несколько ошеломленным и жующим слова. Но с ним все понятно, он просто Йены не видел.

Машинально Тай прижала руку между ног, ничего отличного от обычного не обнаружила. Заставила себя фыркнуть, поднять корзину, показывая, что дело у нее, отвернуться и шагать по дорожке, к приоткрытым воротам. Держать спину ровно, не бежать.

Сердце все ускорялось.

Так вот какой изъян у нее, над которым смеяться все будут.

Ногами уже поднимала клубы пыли, так неслась по дороге, оставляя за собой след из веточек мяты.

– Бабушка! – закричала, ворвавшись в дом.

Таната подняла голову от штанов, которые зашивала, сидя у окна. Быстрый взгляд на багровое лицо, дрожащие губы – и жестом показала поставить корзину и подойти.

– Что случилось? – негромко спросила, отложив иглу на подоконник. Туда же отправились штаны, а высохшие руки притянули Тай ближе. Таната пригладила взмокшие кудри. – Рассказывай.

– Я видел… – запыхавшись, Тай замолчала. Продышалась. – Видел. Дана видел. И Ирика видел. И… – огляделась, Йены не обнаружила в комнате. Но голос все равно понизила, боясь, что сестра услышит: – И Мелека. В воде. Они купались.

Таната похолодела.

– И что? – сжала плечи внучки жестче.

– Они без одежды были, – страшным шепотом объяснила Тай. – И у них… Бабушка! Они ведь как кобели!

Таната поперхнулась.

– Тай! Что за выражения!

Тай сдвинула брови.

– Ты сама так собак зовешь.

– До кобелей те мальчишки еще не доросли! – отрезала Таната. – Больше чтобы не слышала…

Тай задергала ее за юбку.

– Но ведь я отличаюсь от них! Ба! У меня ведь нет того висячего хвостика. Это значит, что я как сука?

Таната прикрыла глаза.

– Это значит, что вы ошиблись с мамой?? – Тай тянула юбку бабушки все сильнее. – Бабушка!?

– Сядь! – прикрикнула Таната, подтянув пояс. – И перестань рвать вещи! Сядь немедленно!

Тай от окрика умолкла. Быстро спрятала руки за спину.

– Ошиблись? – осмелилась повторить с надеждой. Тут же напомнила про собаку, которая несколько месяцев звалась Дымом, а потом принесла щенят: – Как с Дымкой?

Таната тяжело вздохнула.

– Сядь, – повторила тише и сама усадила внучку на стул. – И слушай меня внимательно.

Тай слушала. Очень внимательно, не упуская ни единого слова и, содрогаясь от зловещего тона, честно пыталась понять, что хотела втолковать ей бабушка.

Узнавала о суевериях людей, о том, насколько необычны они с сестрой. О мотивах всех запретов, об обрезанных волосах и невозможности носить платья.

– Но почему я? – не выдержала. Несправедливым показалось, что Йена жила как положено девочке, а ей приходилось постоянно выживать и драться, прикидываясь тем, кем не является.

– Потому что сестра твоя задала бы тот же вопрос, будь она на твоем месте, – резонно ответила Таната. – И в той же мере сочла б, что ее обидели напрасно. Понимаешь? – Тай не понимала, но плакать не смела. Вздрогнула от петушиного крика и вогнала огрызки ногтей в свои коленки. – Неважно, кто из вас. Второй было бы несладко в любом случае. И я даже рада, что это ты, потому что ты тверже. Упрямее. Йена давно б уже ревела и пинков получала бы больше. А ты даешь сдачи. Да так даешь, что соседи жаловаться ходят.

Тай приободрилась от похвалы. Ненадолго забылась, после чего опять сникла.

– Я могу стать как Йена? – спросила жалобно.

– Если узнают, нам всем станет худо, – прямо ответила Таната. – За обман. За ложь. Глядя на вас, люди не отличат, кто есть кто. И одну из вас убьют. Понимаешь?

Тай сразу же представила, как Йену топят в корыте как лишнего котенка, и крепко зажмурилась, затрясла головой.

Дверь скрипнула, пропуская сестру. Тай прижала к груди руки, глядя на нее, такую родную, слабую и ничего еще не знающую. Пытающуюся защищать брата изо всех своих сил, ругаясь с мальчишками. Даже с теми, которые ей нравятся.

– Подойди, – сказала Таната Йене, остановившейся на пороге. – Прежде дверь закрой на щеколду.

– А мама знает? – голос Тай сорвался на писк. Таната цыкнула, прося помолчать. И, поставив локти на стол, утомленно обхватила свой лоб. На Мелу была очень зла; та редко появлялась в доме и детей, как и подозревала, бросила на нее. Не было бы старой матери, оставила б соседям, а там и до беды недалеко.

– Девочки… Конечно, она знает, кого родила.

Йена вопросительно посмотрела на бабушку и потянула задвижку, с лязгом вошедшую в скобу.

– Ба?

Таната выпрямилась.

– Что ж, – проговорила. – Время откровений пришло. Теперь за языками следить нужно как никогда. Йена. – Йена начала дрожать, переводя испуганный взгляд с хмурой бабушки на Тай, на слезы, которые непонятно как еще не пролились. – Познакомься со своей сестрой.

– Что? – вытаращилась девочка. – Какой сестрой? – И завертелась, ища в комнате четвертого. – Бабушка! Где?

Таната указала на Тай.

– Она. Не брат, нет. Сестра. Она твоя сестра. Диво, что смогли столько лет держать в секрете даже от вас самих. Теперь, очень надеюсь, что достаточно выросли, чтобы не болтать.

– Сестра? – ахнула Йена, вытянув шею. Таната дернула щекой, а Тай разревелась, уткнувшись в ладони.

* * *

Ниока почесала щеку. Фериор повторил ее жест, разглядывая массивную цепь, которую Асафи приволок в пещеру и бросил у стены. Сковырнул присохший обрывок сероватой кожи, поскреб у основания звеньев, перестраивающихся в позвонки. Поднял голову.

– Ты лишил айсерга хвоста? И зачем ты это сделал?

– Ты был в окрестностях Торна? – вторила ему Ниока. – И зачем тебе там быть?

Саф причины подходящей не придумал, а убедительно сочинять на ходу перед теми, кто знал его так давно, посчитал неуместным. Тем более, вряд ли поверили бы.

– У нас есть повод начать волноваться? – Ниока пригнулась, отыскивая взгляд Сафа. Насторожился Ферио́р, услышав ее слова.

Саф фыркнул, показав свое отношение к опасениям семьи.

– Нет повода, – ответил коротко. Ниока обвела глазами пещеру, общими стараниями превращенную в подобие императорского схрона сокровищ. Множество пустот их окружало, забитое веками собираемым хламом, найденным случайно либо вытащенным садау вместе с трупами; время от времени переставляемым, перемещаемым и в итоге приобретшим какое-то подобие организации. Пещера стала их жилищем. Усыпальницей, как уточнял Саф, напоминая этим, что большую часть жизни они проводят на одном месте, в вялом оцепенении.

– Саф… – проговорила укоризненно и пнула тяжелую цепь, привлекая к ней внимание. Звон потревожил пустоты и уши Сафа. Тот поморщился.

– Вместо того, чтобы залечь в спячку, белый змей мечется по Сирамизе и отрывает хвосты, которые здесь, – Фериор рывком обвел рукой зал, – совершенно не к месту. Согласись, есть над чем задуматься.

– Не соглашусь, – возразил Саф и тоже подумал, что хвост айсерга тут лишний. Разве что растянуть его перед входом и спотыкаться. Была понятна тревога Ниоки и Фериора, а еще непонятно, как на нее реагировать. – Риор…

– Давно ты так меня не называл! – Фериор вскочил на ноги, его рык удивил Ниоку. Но не Сафа. – Подкуп? Отвлечь пытаешься?

– На нанцев нарвался? – вторила Нио́ка, указав на заляпанный рукав туники. Саф пожалел, что не надел что-нибудь темнее, и что мечник, гнавшийся за ним от ворот, оказался настолько нерасторопным, чтобы подставиться под цепь.

– Не моя. Гарнизон блокпоста повыскакивал из своих бараков в кои-то века, когда я возвращался.

– Наместник Нана полный болван, – проворчал Фериор, отвлекаясь на стражей Первого блокпоста, соглашаясь на краткий перерыв. – Повсюду на блокпостах по одному – два отряда расположены. Мечники и лучники из новобранцев, которые ни мечами, ни арбалетами не владеют в достаточной мере.

– Тебя видели? – Ниока, обращаясь к Асафи, не спускала глаз теперь с Фериора. Гадала, надолго ли он унял свою нетерпеливую натуру, и что означает кривоватый изгиб губ. Его манера мешать взгляд с волосами не позволяла точно определить настрой. Он с одинаковой вероятностью в следующее мгновение мог как уснуть, так и взорваться.

Саф точно так же следил за ним.

– Они не слепые. Видели охотника за трофеями. Пытались подстрелить. Не уверен, правда, кого из нас.

– Что возвращает все к началу, – Риор послал взгляд исподлобья. – К чему этот трофей?

– Ты становишься чересчур раздражительным, – обронил Саф. – Боюсь, до брачного сезона целыми мы не доживем. Может… – приподнял бровь и устремил на Риора прохладный взор. – Спустишь пар немного? Или просто прикроешь рот?

Фериор сердито уставился на Асафи. Ниока сделала вид, что не слышала, и принялась копаться в сундуке, отыскивая чистую тунику.

– А ты? – прищурился Фериор, складывая руки на груди. – Снова в спячку уйдешь?

– Нет, буду дожидаться окончания. Кому-то же надо принять молодого змея, – развязывая шнуровку верхнего жилета, Саф чуть улыбнулся. – Не могу позволить, чтобы ты ушел в другую семью.

– Ниока…

Саф резко оттолкнулся от стены.

– Ниока изъявила желание сохранить свою шкурку, поэтому она будет спать. К тому же ей с тобой не справиться. Отыскать, поймать и притащить сюда твою тушу – считаешь, ты сама приветливость в тот момент?

Фериор разочарованно откинулся назад.

– Это ведь весело, – протянул. В ответ разобрал шипение; Ниока его брачную эйфорию не разделяла. Даже не обернулась, лишь сердито откинула подвязанный на затылке хвост, в свете искр отливающий зеленью. Фериор немного им полюбовался. Развернулся к Сафу, стягивающему тунику. – Как же ты легко ускользаешь от темы!

Едва уловимое движение бровями, туника полетела на каменный пол. Саф потер бурое пятно, оставшееся на запястье.

– Умею ведь. Почему не воспользоваться этим?

– Это неприятно.

– Зато обсудили блокпосты, – Саф направился к Ниоке за другой одеждой. Блики искр заиграли на прозрачных чешуйках, покрывающих лопатки.

– Ты нервничаешь, – заключил Риор, увидев вполне наглядное тому подтверждение: дуал не мог удержать себя в единстве. – Значит ли это, что пришло время для добрых пожеланий той ведьмы, которую сожгли на костре?

– Она заслужила.

Фериор ощутил дрожь в позвоночнике.

– Никто и не спорит, – как ни крепился, все же передернулся, прогоняя мурашки. – Но вещи она говорила нехорошие; зря язык ей не вырвал раньше, чем ведьма им воспользовалась. Столетиями мы валялись спокойно, но вдруг ты зашевелился. Ладно бы просто зашевелился, но… – Подошел ближе, подхватил руку Сафа, тыча ему кистью в лицо. – Не признаешься и покрываешься своей скорлупой!

– Да то ребенок! – вспылил Саф, рывком просунув руки в рукава. – И… пацан к тому же. Остынь! Ему хвост в подарок пришлось добывать! Встретил у леса. Сглупил, предложил!

– Намеренно путаешь нас? – тихо проговорила Ниока. Саф задышал тяжелее.

– Я не верю в предсказания, – прошипел. На языке разлилась кислота, облизал клыки. Спасительный яд, моментально ударивший в голову, приведший в чувства. Саф вынужденно рассмеялся: – Кто их делает? Обкурившиеся дурманом старухи? Они давно из ума выжили. – Завязал тесемки у горла. Очень аккуратно, медленно. – Цепь не трогайте. Меня тоже.

Ниока молча подобрала с пола одежду Сафа. Фериор порывался что-то сказать, но, натолкнувшись на предупреждающее покачивание головой Ниоки, сдержался. Смотрел, как уходит Асафи в одну из черных дыр, чтобы свернуться там и дремать. Определенно чего-то дожидаясь. Скорее всего, встречи с тем, кому обещал добыть цепь.

Ударил кулаком по стене.

Ниока взглядом показала, что разделяет тревогу, но нарываться сейчас не стоит. Саф может выйти из себя, он уже на пути к этому.

– Что ведьма имела в виду, когда говорила об огне, льдах и союзах, немыслимых даже для шакалов?

Ниока столько раз пересказывала Риору слова, что выучила их наизусть. Только вот смысла в них от этого не прибавилось.

– Думаю, – сказала, – поймем только тогда, когда это случится. Если случится. Саф прав, ты слишком взвинчен. Может, последуешь его примеру и подремлешь?

– Почему тебя не видать в долине в брачный период?

– В долине не видать даже тупых садау в то время, – невозмутимо заметила Ниока, задержавшись у выхода. Обернулась. – Любой, имеющий хоть каплю мозгов, заползает в норы и боится дышать. Вы же скалы разбиваете друг другом.

– Бой, азарт бежит по венам. Безумие в голове, треск энергии, боль и чудесная награда в конце. – Риор прервался, разглядывая заблестевшие скулы Ниоки насмешливо. – Что может быть лучше?

– Потом трясетесь, все в крови, слизи, сбрасывая ошметки кожи и извиваясь, как придавленная амифи́са, – снисходительно закончила перечисление Ниока.

– Этого я не помню.

– Я помню. Достаточно, чтобы отвратить. Лучше останусь собой, чем дурной тварью.

– Дурной тварью? – глухо переспросил Риор, стирая улыбку с губ.

3. Не быть им по одной

Не знать и злиться оказалось на деле проще, чем знать и держать рот на замке.

Тай начала краснеть, что раньше случалось только в приступах ярости. Теперь же, стоило только увидеть неразлучных Дана и Ирика, как перед глазами вставали они же на берегу запруды, а уши начинали гореть, будто искру к ним приложили.

Йена ходила за ней по пятам, загадочная и молчаливая. Узнав, что Тай и вовсе не брат, на бабушку глянула как на величайшую обманщицу. Так глянула, что не по себе стало даже Танате, в который раз подумавшей, как мало от людей осталось в этих детях.

Следом за Йеной плелся Мелек, сам того не желая отгонял задир. Получив такое сопровождение, Тай внезапно почувствовала себя скованной вниманием. Если раньше могла сбежать хоть в лес, то сейчас сестра не отставала ни на шаг, боясь, что мальчишки полезут драться.

Спустя неделю Тай уже искала способы, как избавиться от такой опеки.

– Мне нужно учиться дальше, – уговаривала Йену. – А пока ты хмуришься за спиной, мальчишки ко мне никогда не подойдут.

– Они дерутся! – возмутилась Йена.

– Они и раньше дрались, – напомнила Тай.

– Раньше ты не была…

Йена ойкнула и замолчала.

– Не была девочкой? – прошептала Тай, озираясь. – Ничего не изменилось, мне нужно быть более осторожной. И сильной.

– Сбежим!

Тай вздохнула.

– Посмотри на себя. На меня. Нас никто не различит, если я перестану притворяться. Бабушка не зря так придумала. Нам или жить в разных местах, или так.

– Но ты постоянно в синяках! – воскликнула Йена, хватая Тай за плечи.

– Их станет меньше, если я буду тренироваться. – Тай твердо убрала руки сестры. – Не распугивай соперников. Я теперь знаю, ради чего учусь. И… – погрызла ноготь. – Было бы хорошо и тебе кое-чему научиться. Попроси Мелека.

Йена поморщилась, представив палки, заменяющие мечи, штаны, жару и пот, заливающий глаза. Синяки, которые точно испортят ее внешность.

– Ну нет, – сказала. И помотала головой. – Нет. Не хочу.

– Мелек если будет твоим учителем, – вкрадчиво продолжила Тай, – то никогда тебя не ударит. Покажет несколько приемов, научит защите. Да хотя бы бегать заставит!

– Я умею, – буркнула Йена, при этом принялась беспокойно ощупывать свои руки. Худые как щепки; тонкие рукавчики скрывали худобу, признаваться в правоте сестры не хотелось. – Бегать умею.

– Жук тебя обгонит.

Прошла еще неделя. Йена потихоньку уставала от роли защитницы. Таскаться за Тай оказалось не так весело, как ей думалось вначале – та как нарочно занималась наискучнейшими вещами, пачкалась в лесу и часами могла размахивать палкой, сшибая верхушки с сухой травы. Игрушкой ей служил самодельный лук. К досаде Йены, Мелек, когда увязывался за ней, больше интересовался стрельбой, чем цветами. С виноватым видом передавал ей собранный букетик и украдкой косился на ветку, с которой стрелы Тай сбивали шишки.

Не выдержал.

– Можно?

– Научи меня! – выкрикнула Йена, перебивая возглас Мелека. Мальчишка удивленно развернулся к ней, как и Тай. Сестра колебалась недолго, протянула Йене лук.

И с чистой совестью оставила ее обучение Мелеку, обрадовавшемуся так, словно только и мечтал этим заняться. Показать себя, похвастаться. Грудь выпятил колесом совсем как его отец на выступлениях перед деревенскими.

Тай фыркнула про себя и отошла подальше, к едва заметному ручейку, страдающему от жары так же, как и все кругом. Опустила в него кончики пальцев, поболтала ими. Набрала пригоршню воды и плеснула в лицо, от холода перехватило дыхание. И сразу же прояснилось в голове.

Пока Мелек объяснял Йене, с какой стороны подойти к луку, Тай уселась на полегшую, пожелтевшую от жары траву, лицом к скалам. Прищурилась, но их очертания все равно оставались размытыми туманом; иногда плотным, иногда висящим клочьями, клубящимся либо застывающим как молочная пенка. Но никогда не рассеивающимся. Иногда ее охватывало сильное желание подойти к нему, войти в тот серый сумрак, понюхать его, потрогать. Посмотреть, что за ним. Эти порывы пугали ее саму, сразу вспоминались все шепотки, и не только детские.

Интересно, подумалось ей, Саф не побоялся бы ступить во мрак долины, раз айсерга отловить для него проще простого? Ведь не трусит он жить в Торне, где те звери по слухам на каждом шагу встречаются.

– Мелек! – крикнула. – А ты не боишься долины Сидэ?

Даже от берега ей стало слышно, как втянул воздух сын старейшины. В ожидании ответа продолжала смотреть на колыхание завесы впереди. Как живая, точно дышала она.

– Ну… – неуверенно отозвался Мелек и Тай вздрогнула. – Туда ходят. Иногда.

Тай быстро обернулась.

– Правда?

Мелек кивнул.

– Папа говорил, когда луна становится цвета крови, то это знак.

Прислушалась и Йена, впервые слыша о таком знаке.

– Что за знак?

– Ну… – мальчишка замялся. Локтем утер лоб. Пожалел уже, что рот открыл.

– Откуда знаешь? – настойчивее спросила Тай.

Мелек смутился окончательно, уронил стрелу, которую вертел в руке; нагнулся поднять.

– Подслушал, – признался. – Папа о таком в доме не говорит. Это какие-то тайные дела, они закрываются в управе.

– А ты подслушал? – вытянула шею Йена.

– А я пробрался следом, – неохотно ответил Мелек, следя, как подходит ближе Тай. По небу протянулись облака, накрывая луг тенью. – Только не разболтайте! Мне точно влетит за это!

– Знак чего? – нетерпеливо напомнила Тай.

– Того, что они идут в долину. Что непонятного? – выпалил Мелек. И поджал губы. – Все, больше ни слова не скажу.

– Откуда знаешь? – страшный шепот Тай продрал до мороза. Мелек побледнел, и только присутствие Йены удержало его от того, чтобы не бежать обратно через лес в деревню. Поближе к людям, подальше от зловещей тени Сидэ. Ему показалось даже, что туман начал подкрадываться к ним, вплетаясь в облачные отражения на земле.

– Не знаю я! – наощупь отыскал руку Йены своей, потной от страха, и крепко ее сжал. – Иди да посмотри!

– Эй! – возмутилась Йена и ладошку вырвала. Глаза Тай заблестели.

Мелек сообразил, что сказал.

– Это… заморыш… – Немедленно получил тычок под ребра. – Тай. Я пошутил. Не надо. Идти туда.

Конечно же, никуда Тай не пошла. Но о луне цвета крови и совете старейшин в управе запомнила. И в этот же вечер пристала к бабушке с вопросом, что означает красная луна. Йена толкала в бок, громко шикала, а Таната уколола иголкой палец. Долго его обсасывала.

– Радугу видела? – спросила. Тай закивала. – Вот и луна так же меняет цвет.

Тай озадачилась таким простым объяснением того, что Мелек преподнес как страшную тайну, о чем не упустила возможности высказать мальчишке на тренировке у кузнеца.

– Россказни все! – сердито сообщила и врезала Мелеку палкой по ноге. Тот запрыгал на месте. Дан засмеялся и тут же ойкнул, когда рука отца подхватила его за шкирку и развернула. – Нет никакой тайны в красной луне! Бабушка сказала, это радуга.

– Тихо! – Мелек зашарил глазами по сторонам. – Ты обещал!

Тай опять замахнулась и Мелек, обхватив ее рукой, перевернул и опрокинул на спину. Уронил, сам упал сверху, придавливая руки. Тай закряхтела.

– А ты врешь! – задыхаясь от тяжести, просипела и засучила ногами, пытаясь его сбросить.

– Ноги! – гаркнул кузнец, оказываясь рядом. Тай скрипнула зубами и изо всех сил зарядила коленом по спине Мелека. Тот выгнулся, ослабил давление на руки, а Тай немедленно ткнула кулаком ему в лицо и следом столкнула на землю. Перевернулась, уперлась руками в землю и вскочила на ноги. Кузнец одобрительно крякнул.

Мелек, сидя на земле, потер ноющую щеку. Задрал подбородок вверх.

– Нечестно.

– Все честно, – Тай показала ему язык, пока кузнец не видел. – Бабушка говорит, что все честно, если помогает выиграть. У таких врунов.

Мелек с досадой ударил по земле.

– Идем сегодня в управу, если не трусишь! Как стемнеет и огни зажгутся, жди меня под ивой у площади.

Йена, узнав о планах сестры и Мелека прокрасться в управу под носом у старейшин, испугалась жутко. Тай предложила ей идти вместе.

– Ого… – вытаращился Мелек, под ивой обнаружив двух одинаковых заморышей в рубахах, штанах и шапках, натянутых по самые брови. Йена нервно рассмеялась, Тай наступила ей на ногу и подтолкнула Мелека, указав на здание управы. Тот моргал. – Ничего себе… Одно лицо. Ух…

Тай стянула с головы шапку и показала короткие волосы.

– Я это я. Веди.

Она рассчитывала на что-то вроде потайного хода, какой-нибудь двери, незаметной в свете дневном; на ключ, ржавый как подкова над кузницей, который Мелек достанет из кармана и со скрипом провернет, открывая всеми забытый ход со свисающей пыльной путиной. И разочаровалась сильно, когда мальчишка, перебираясь как утка на пятках, огибая кусты, прокрался к окну.

Бабочки в животе испарились.

– И что услышим? – прошипела ему в спину, испытывая желание оттягать его за волосы за такой обман; за день предвкушений приключений, окончившийся банальным лазанием в кустах. Еще и на виду: стоит только кому-нибудь из отряда из барака пройтись по улице, как им несдобровать.

Мелек обернулся, как почувствовал ее желание. Тускло блеснули его болотные глаза, больше сейчас темные, чем привычного цвета. Протянув руку, он пошарил под стеной и дернул Тай за штанину.

– Камень, – шепнул. – Забирайся и ухо к окну.

– Ну совсем незаметно! – Тай дернула его в ответ. Но, подумав, забралась. Как и сказал Мелек, ухом прижалась к щели между створками. И первые секунды, кипя, не могла разобрать ни слова из комнаты.

А потом начала понемногу различать отдельные фразы из общего гула. Спор, из которого выделился один голос, слабый и тихий, но на его фоне остальные притихли. Он предупреждал об обычаях, напоминал о предках, которые не уклонялись от своего долга и не смели забывать о хранителях. Требовал не принимать мирный быт как разумеющийся.

От этого голоса Тай стало тревожно. Опустила голову и поняла, что ни Йена, ни Мелек не слышат того, что происходит в комнате. Они сидели на земле, вопросительно глядя на нее саму.

– Что за хранители? – быстро бросила вниз. Мелек переглянулся с Йеной и оба пожали плечами.

Невдалеке послышались шаги и лязг железа.

Тай замерла. В следующую секунду спрыгнула на землю.

– Бежим! – ахнула, сгорбившись. И поползла, пригибая голову. Все-таки тайные ходы в таких делах придают больше волнения. А такие побеги – яркой остроты в ощущениях.

От управы бежали обратно к иве, оттуда – вдоль улицы, под самыми заборами, наступая друг другу на пятки, сворачивая то в одну сторону, то в другую, а стук в ушах не давал понять, заметили ли их и пустились ли следом.

– Как зайцы, – запыхавшись, Йена все же остановилась у одного из домов. И широко улыбнулась. – Настоящая погоня!

Мелек был постарше и посообразительнее. Шею вытер без комментариев. Только облегченно выдохнул, не заметив мечников поблизости.

– Не наврал я? – только спросил, хриплый после бега. Тай вынуждена была признать, что нет, не наврал. Если сами старейшины озабочены цветом луны, то это что-то должно означать.

– Теперь узнать бы, что за обычаи, кто такие хранители и что люди должны им во время красной луны. И кто говорил об этом, – Тай сдвинула шапку и задумчиво покрутила мокрый завиток у виска. – Голос такой… – Морщила лоб, но его обладатель так и не отыскивался в памяти. – Не старейшина. – Глянула на свои колени, все в зелени. – Поздно уже, бабушка искать нас пойдет.

Мелек помахал рукой. Йена тоже попыталась оттереть пятна со своих штанов.

– Ба ругать будет, да? Знаешь, а так удобнее ходить.

Таната пришла в ужас, увидев Тай и Йену. Особенно Йену.

– Хранители – это кто такие? – спросила у бабушки Тай прежде, чем та успела возмутиться их видом. Взгляд Танаты вдобавок наполнился подозрениями.

– Это сказки, – уверенно сказала. – Где слышали? От мальчишек?

Йена ощутимо пихнула Тай и та закивала. Таната стащила шапки с внучек и погрозила пальцем.

– А вот такое больше делать не нужно. Это как Тай надела бы платье.

– А…

Йена на этот раз ущипнула Тай, отчего та подпрыгнула.

– Хорошо, бабушка.

– Хранители… – умоляюще заныла Тай о том, чем заполнено было воображение.

– Никто не видел их. Никогда, – со вздохом повторила Таната и добавила: – В этом могу поклясться. Вроде они привязаны к долине, но… За века ни один человек их не видел. – Даже я не видела, подумала, хотя и не раз бывала в самой долине. – Так что эту глупость выкиньте из головы. Если и были когда-то, то давно померли.

* * *

Ровно пять недель спустя Саф, обернув цепью руку, шагал к тому валуну, у которого назначена была встреча. Издали еще приметил низенькую фигурку, прыгающую по камням через ручей, и против воли начал улыбаться.

– Давно ждешь?

Тай не удержалась и плюхнулась в воду. Обернулась, увидела своего знакомого и тут же подскочила, отряхиваясь.

– Пришел!

Саф остановился у валуна, позволив себя осмотреть, изучить. Поднял руку, показывая цепь.

– Принес! – довольно выкрикнула Тай и опять поскользнулась. Шлепнулась в воду, следом рассмеялась над собой. – Сейчас… Скользкое дно…

Она так забавно торопилась, не отрывая восторженного взгляда от хвоста айсерга, обвившего руку Сафа, что сам Саф не мог сдержать смеха, наблюдая за попытками вылезти из воды хоть ползком. Машинально шагнул вперед, когда она снова замахала руками, удерживая равновесие, но Тай в этот раз удачно выбралась на берег. И сразу понеслась к нему.

– Покажи!

– Сплошные требования, – притворно проворчал Саф, разматывая цепь. Уложил ее на плоскую поверхность. – Вот. Пожалуйста.

Тай с подозрением глянула на него и схватила подарок. Приподняла, напряглась.

– Тяжелая. – Наклонилась, рассматривая. Выпятила нижнюю губу, не обнаружив ничего особенного. И вдруг расстроилась. – Это точно…? Уж сильно похоже на то, что ты ее у кузнеца взял.

Саф покачал головой.

– Смотри, – сказал и провел пальцами по основанию хвоста. – Видишь, как звенья в позвоночник переходят? Это, – постучал ногтем по позвонкам, – настоящая кость, а это – поскреб уже по металлу, – циолий. Знаешь о нем?

Тай не знала. Впервые слышала.

– Он черный, – нашла отличие.

– Он ядовитый.

Тай спешно бросила цепь, загремевшую на камне, и вытерла о себя руки.

– Врешь?

Саф усмехнулся.

– Нет. Циолий вызывает изменения. Не сразу, конечно, но со временем он въедается в живую плоть и преображает ее. Айсерг тому пример.

Тай на всякий случай отошла еще дальше. Срочно захотелось вымыть руки. На всякий случай.

– Точно врешь, – и уставилась на кисти знакомого в поисках преображений. Отметила только отросшие ногти.

Саф присел на край валуна, откинул волосы со лба.

– Странный ты ребенок. Веришь в лиггенов, но не признаешь магию металла. Считаешь, айсерги родились такими?

Тай покусала губу, переводя взгляд с тусклого мерцания звеньев на серьезное лицо человека и обратно. Даже его глаза не смеялись, будто он твердо верил в то, что говорил.

– Они были псами. Обычными собаками. Охраняли шахты, где добывался циолий.

– Откуда знаешь? – тут же спросила Тай.

– Читал, – напомнил Саф, – ходил по разным местам и сравнивал. Помнишь?

– Помню, – буркнула Тай. – И что с ними стало? – Кивнула на хвост.

Саф устроился удобнее. Найдя выемки по низу камня, уперся в них пятками и уложил руки на колени.

– Наверное, знаешь, что бывает, когда камень крошится?

– Пыль?

– Верно. Циолий очень твердый, поэтому из земли его выбивали. И все, кто там находился, этой пылью дышали. И псы в том числе.

Тай попробовала себе представить шахты. Воображение тут же нарисовало яму и толпу в ней, машущую топорами, собак, путающихся под ногами. Картина вышла угнетающей.

– А люди? – голос ее погрустнел.

– Они остались там, в катакомбах.

Тай вскинула глаза на Сафа, он смотрел прямо.

Минуту Тай размышляла, хочет ли она знать, в каком облике они остались там, те люди.

– Что такое катакомбы?

– Лабиринт, – ответил Саф. – Он огромен, растянут и очень глубок. Лучше туда не соваться. Когда были живы герцоги, даже они со всеми своими войсками и силами не рисковали и обходили его стороной.

– Где он? – Тай ощутила дрожь в пальцах и сжала их.

– Город Нан знаешь? – Когда Тай отрицательно покачала головой, Саф почесал висок. – Он в тех краях. Если случайно окажешься там, помни, что просто посмотреть – плохая идея. Лабиринт охраняют такие же, – указал на цепь, – отравленные лианы. Не сможешь даже ступить внутрь, как отравят и задушат. В любом удобном им порядке. Если повезет, это произойдет быстро.

Тай восхитилась еще сильнее знаниями странного человека.

– Ты видел??

– За лианой не пойду, – поспешил предупредить Саф. На лице Тай отразилось разочарование, что забавным ему уже не показалось. – Послушай, ребенок. Все, что отмечено магией, крайне опасно, пусть даже и мило на вид. Ни в коем случае не играй с такими вещами!

Тай посмотрела на цепь. Саф посмотрел туда же. Подумали они об одном.

– Оно мертво. И, если не будешь нарочно его пилить и вдыхать циолий, то спокойно можешь держать в доме.

Тай рискнула подойти обратно и вытянула руку над цепью. Выждав немного, дотронулась до прохладного металла.

– Как ты его достал?

– Вырвал.

Тай поморщилась.

– Фу.

Саф пожал плечами.

– Отдавать его айсерг не желал. Пришлось за ним побегать.

– Он сильный? Большой? У него есть крылья?

И опять Саф улыбнулся, отчего его глаза потеплели.

– Да, он большой. Да, он сильный и у него есть крылья. Огрызки, я бы сказал.

– Нарисуй! – потребовала Тай и протянула вытащенный из кармана уголек и обрывок ткани. Хвост айсерга притянула ближе к себе, чтобы Саф не передумал и не забрал его. – Пожалуйста, нарисуй.

Такими причудами он еще не занимался. Саф уставился на уголек.

– Не уверен… – начал. И осекся при виде мольбы в глазах ребенка. Она вздернула подбородок. – Я не умею. Не потому что не хочу. Никогда не рисовал.

Тай искренне удивилась. В деревне рисовали даже малыши, пусть и палками по земле, но Саф совсем взрослый. Как так он мог упустить такие игры, ей не было понятно.

– Почему?

Прямой ребенок, прямые вопросы, вгоняющие в ступор.

Ответа, который она могла бы принять без дальнейших выпытываний, у Сафа не было, поэтому он промолчал. А Тай поискала палочку, которую протянула ему.

– Попробуй, – предложила. Детская непосредственность, ни капли хитринки. Саф подозревал, что она уверена – стоит только захотеть, и айсерг нарисуется сам собой. – Сначала на земле попробуй. Это просто.

Она села на землю, расчистила от сухой травы участок земли. Пробормотала, что на песке было бы лучше. И подобрала еще одну палочку, для себя.

– Смотри, – велела и принялась выводить линии. – Что видишь, то и рисуй.

Саф обошел со спины, чтобы лучше видеть. Нагнулся.

– Это птица?

– Ага, – довольная, Тай запрокинула голову. – Курица. Похожа?

– Похожа, – несколько удивленно протянул Саф. – Подвинься. Тоже хочу.

– Можешь повторить, – великодушно разрешила Тай, имея в виду свою зарисовку. Саф хмыкнул, устраиваясь рядом с Тай у валуна.

* * *

Возвращаясь домой, Тай насвистывала. Ей вторили невидимые певцы с высоты, торопливые шаги приминали мягкий лесной ковер. Силуэты деревьев темнели в сумерках, ветви их переплетались в сети. Все знакомое, но будто новое, иначе звучало, ощущалось. В кармане лежал свернутый лоскут ткани, на котором скалился свирепый айсерг. От уголька ничего не осталось. Пояс оттягивала обернутая в несколько рядов черная цепь, а в голове дрожала эйфория. Желание бежать скорее в деревню, отыскать знатоков чудовищ и предъявить им кусочек кошмара. Йена бы не оценила, а вот мальчишки обязательно придут в восторг. И рисунок вышел удачный; на самом деле пробирающий до дрожи.

Не с первого и даже не с десятого раза Саф изобразил айсерга таким, какой бы удовлетворил его самого. Перед этим исчертил, взрыхлил веточкой несколько участков земли, по которым они переползали, когда на прежнем месте мельчили комья в сухую пыль. Затем Саф догадался смочить землю и дело пошло лучше.

Он весь измазался, отчего его бледное лицо к вечеру стало напоминать тот самый лоскут ткани, затертый черным углем. Тай смеялась, тыча в щеку пальцем и размазывая по ней еще и коричневые полосы. Саф усмехался и рукавом оттирался. Потом добрался до воды и очень удивился количеству смытой с себя грязи. Нахмурился, однако Тай видела, что он совсем не сердится. Велел умыться и ей. Потом глянул на заметно посеревшее небо и вздохнул.

Тай сообразила, что веселье закончилось.

– Мне пора, – сказал Саф.

– Еще придешь? – выпалила Тай прежде, чем подумала.

Саф присел на корточки, трогая воду.

– Ты со всеми так? – спросил, глядя в ручей. – Ведешь себя, как с давними друзьями? Ребенок, это до добра тебя не доведет. Понимаешь?

Тай повернула шею, чтобы увидеть сидевшего рядом человека.

– Ты добрый. Хороший.

В ее голосе Саф разобрал надежду. Вопрос. Нечто, схожее с утверждением, но каким-то нерешительным. Вызывающим смятение. С детьми он раньше дело не имел и не знал, насколько они юркие и незаметные. Как воздух, который пробирается внутрь без разрешения.

Встал.

– Я не могу быть добрым и хорошим. – Запрокинул голову к небу, подставляя лицо ветерку. – То есть… Тебе я кажусь таким, кто-то считает иначе. Понимаешь?

Тай кивнула. Сафу не понравились те чувства, сложные, которые вызывала доверчивость этого ребенка. Готовность, с которой она принялась учить его рисовать. Простодушие, с которым мазала его грязью, чтобы хохотать после.

– Не знаю, приду ли, – ответил резковато. – Собираюсь домой. Так что… Если и увидимся, то нескоро.

– А как я узнаю? – Тай смотрела на него снизу вверх и щурилась. Прикрыла глаза ладошкой. – Если придешь? Оставь тогда знак здесь, – указала на валун. – Я буду проверять.

Вот ад, подумал Саф. И кивнул, не собираясь делать ничего подобного. Тай просияла.

Деревня встретила ее привычной вечерней суетой. А еще бабушка заметила раньше, чем Тай успела свернуть к запруде, где мальчишки собирались. Ухватив за руку, Таната недовольно оглядела ее с головы до ног, после чего потащила в дом. Йена сидела за столом, уныло пялясь в тарелку с отваренным бататом, и оживилась при виде Тай.

– Хочешь? – протянула ей ложку, почуяв в сестре шанс на избавление от гадкой перетертой кучки. – Голодная?

– Где была? – поинтересовалась Таната. – И что это за украшение такое?

Тай скривилась при виде ужина, отчего Йена сникла.

– Подарок, – важно заявила, погладив цепь. Таната пригляделась.

Потом еще внимательнее, наклонилась. Лицо ее из строгого сделалось недоверчивым, рот округлился. Морщинистые пальцы торопливо ощупали цепь, а Тай машинально сжалась. Йена сильно заинтересовалась, ложку сунула обратно в тарелку и развернулась на стуле.

– В лесу нашла?

Тай сжала губы, боясь врать. По бабушке видела, что ей и объяснять не нужно было, что за трофей притащила с собой.

– Ну? – сухо спросила Таната. Тай опустила голову еще ниже, подбородок прижала к груди. Матово блестели звенья. Цепь хотелось снять, ужасно спина болела таскать ее на себе.

– Человек дал. Я в лес шла, а он тянул ее. Я и попросила.

– Какой человек? – прогремела Таната, внутренне обмирая. Не предполагала, что кто-то может так просто отдать целое состояние.

– Такой весь… – Тай покрутила руками вокруг себя, показывая его рост. – Высокий, волосы светлые. Сказал, что… Ходит везде. И… Путешествует и находит вещи разные… Эти. – Несчастно глянула на бабушку и снова уставилась на хвост. – Цепь красивая.

– Путешествует, – процедила бабушка и гневно топнула ногой. – Я тебя предупреждала о чужаках? Чтобы не думала заговаривать с кем-то?

– Да это просто железка! – выкрикнула Тай с перепугу. – Таких у нашего кузнеца гора валяется!

Таната зло поджала губы, став похожей в точности на ведьму, как ее за спиной прозвали местные. В глазах Тай задрожали слезы и она еще сильнее стиснула пальцы на поясе. Краем глаза следила за клюкой, с которой бабушка не расставалась, опираясь при ходьбе и используя при случае в воспитательных целях.

– Путешествует, как наш папа? – подала голос Йена. Бабушка подавилась слюной.

Тай чуть не свалилась от облегчения, когда под прицел попала Йена.

– Как ваш папа. Ушел и не вернулся. Что за вопросы?

– А кто он? – глаза Йены стали совсем прозрачными, засияв как грани хрусталя. Тай быстро заморгала. Таната тряхнула головой, с трудом сбрасывая с себя паутину очарованности. С подозрением поискала в Йене намеки, осознанно ли она пользуется такими методами отвлечения. Или привлечения.

– Один из торговцев, разъезжающих по деревням. Появился, наобещал всего и исчез. Может, сгинул где… – Заметив, как широко раскрыли глаза обе девочки, Таната прокашлялась. – Жестоко, но это правда. Все лучше, чем жить в неведении.

Еще раз глянув на подарок неизвестного человека, который вряд ли осознавал, что отдал ребенку, Таната резко выдохнула, как потеряла все силы.

– Вымойся, – отрывисто бросила внучке. Перед тем как закрыть дверь в свою комнатку предупредила, что вещи Тай стирать будет сама.

Тай не успела обрадоваться, как Йена подвинула ей тарелку.

– Ешь за меня.

Тай жалобно проскулила, что такое не любит, и попыталась прошмыгнуть за переборку, к корыту.

– Ты мне должна! – Йена сердито постучала ложкой по столу.

Тай вздохнула: цепь осталась при ней, а бабушка как забыла о циолиевом сюрпризе вместе со своими словами по поводу чужаков, которые Тай благополучно пропускала мимо ушей ввиду отсутствия тех чужаков в Хилескоре.

А еще бабушка говорила, что оказываться в долгу очень плохо, потому что неизвестно, чем и когда потребуют этот долг вернуть.

Батат оказался жутко невкусным, отвратительно подходящим испытанием возврата долга; бабушка как обычно забыла добавить соль. Вода к тому времени, как домучила ужин, остыла. Тай вымылась так быстро, как могла, после чего, одевшись в просторную сорочку, забралась в свою постель. Хвост айсерга, свернув, засунула под подушку. Очень скоро выяснила, что лежать на нем невозможно, тогда сама сползла ниже, не рискнув расстаться с цепью. Не давала покоя мысль, что бабушка прокрадется ночью и заберет ее.

– Тай, – едва различимо прошептала Йена, отодвинув занавеску от своей кровати. – Расскажи о том человеке.

Тай притворилась, что спит.

За ночь успела подремать, проснуться в поту от привидевшихся челюстей, подумать о Сафе, представить восторженные физиономии детей и себя, помахивающую хвостом айсерга перед их носами, еще подремать, после чего проснулась окончательно от мысли, скольким людям в деревне известно о циолии и что будет, если мальчишки распустят слухи о хвосте айсерга. Подпрыгнула на кровати от петушиного ора, прижав руки к колотящемуся сердцу.

За окном едва рассвело. Йена тихонько посапывала за занавеской. В большой комнате непрестанно стучала клюка Танаты.

– Старейшина умирает, – сказала она, едва Тай показалась на глаза бабушке.

– Папа Мелека? – испугалась Тай.

– Не мели ерунды! – прикрикнула Таната. Вытащила из угла корзину с травами, примерилась, повесила ее на руку. – Как будто он единственный бездельник на всю округу. – Постояв, вернула корзину на пол. Погрозила Тай пальцем: – Чтоб не вздумала повторять, язык отверчу! Дом окурить нужно. Идем, поможешь донести.

К великому облегчению Тай, бабушка повела ее совсем не в сторону жилища Огия. Соседи встречались им по дороге, сумрачно здоровались и собирались кучками. Такие кучки стекались со всех улочек и сливались уже в поток, шепчущийся так неразборчиво, что Тай не могла ни слова разобрать, сколько ни старалась. Общее настроение угнетало, сказывалась бессонная ночь, собственные метания. Тай не заметила, как начала хлюпать носом, за что получила от бабушки подзатыльник. Встретившись глазами с ухмыляющимся втихую Даном, выпрямилась.

Поток принес Танату и Тай к порогу каменного дома. Глянув на бесстрастную маску бабушки, Тай проглотила любые вопросы и потащила за ней корзину, вдоль расступающихся в стороны людей, по крыльцу и внутрь, в просторный зал, погруженный в полумрак. Все ставни были задвинуты, по углам горели светильники. Воздух душный, липкое напряжение встретило их на пороге.

У стены, на широкой кровати, лежал старик. Увидев его, Тай сразу вспомнила о старейшине, который, как уверена была, год не вставал с кровати. Украдкой бросила один взгляд, другой: высохший, угловатый, череп его обтянулся кожей туго, как заготовки для башмаков. Дышал он сипло, каждый раз раздувая грудь, как кузнец – мехи.

Таната указала родственникам, собравшимся у постели умирающего, на корзину. Тай застыла в центре зала, не зная, куда ей деваться.

– Кто? – прошептал старик, и Тай вздрогнула, крепче стиснув плетеную ручку. Во все глаза уставилась на старейшину. Тот приоткрыл глаза, девочке показавшиеся совсем белыми, слепыми. – Кто пришел?

Старейшину Даля Тай и не вспомнила, когда перебирала голоса из управы.

4.

На вертел сплав судьбы нанизан

Риор часто удивлялся. И если вначале, застав Асафи за любопытнейшим маранием стен, он удивлялся про себя, выражаясь лишь изгибом брови, недоумением, которое пытался все же скрыть, то по прошествии времени перестал утруждаться. И все равно не мог понять, что значит вся та живность, которая перебиралась с просторов Сирамизы на их стены.

Ниока к преображению пещеры относилась одобрительно. Говорила, что так живее, чем серость. Риор заметил, как она подправляет кое-где размытые влажностью линии. А еще обнаружил, что тоже хочет это сделать, что ему не понравилось.

– Рисуешь? – насмешливо заглянул за плечо Сафа, на очередной шедевр, который вышел уж слишком правдоподобным: со стены на него смотрела Ниока; чуть склонив голову, вдумчиво. Саф оставил ее волосы распущенными, отчего она стала похожа на одну из бестелесных нимф. Риор аж передернулся, отвел глаза, однако ощущение укора стряхнуть не смог. Разозлился, что у него получалось особенно хорошо. – Решил оставить память в картинках? У нас веселенькие стены.

– Хочешь? – Саф протянул ему миску с бледной зеленью. Точно глаза Ниоки. – Успокаивает, на себе проверил.

– Уволь. – Так просто отступать с позиций, которые удерживал четыре года, не собирался. Риор демонстративно спрятал руки под мышки. – Мне нужна пища. Нормальная, а не эти вот объедки, которыми мы питаемся. Поэтому я ухожу на охоту. Ты со мной?

– Фериор. – Саф со вздохом отставил миску, отложил кисть. – Ниока уже спит. Давай и тебя уложу…

– С чего бы? – заносчиво воскликнул Риор. – Сидеть веками и тухнуть, как вы вдвоем? У меня хоть цель есть, я чего-то жду!

– И у меня цель есть, – пробормотал Саф в сторону. – Тебя искать. Ощущаю себя отцом с огромным опытом.

– Идем со мной!

– Нет, – коротко ответил Саф. – Не чувствую в себе никаких позывов к продолжению рода.

– Яйца, которые откладывают самки, пусты, – нетерпеливо напомнил Риор. – Никакого продолжения. О чем тут беспокоиться?

– В противном случае мы бы уже погрязли в твоих отпрысках, – усмехнулся Саф. – Как бы ни была велика Сидэ, места для них вряд ли хватит.

Риор раздраженно сдвинул брови. Саф, напротив, насмешливо их поднял.

– Ты тут первый самец, чего таить.

– Второй, после белого змея.

– Остынь, я сказал.

– Это твой пацан тебя научил стены марать? – Риор прошелся по глазам на стене, смазал их в линию. С вызовом глянул на Сафа, потирая кончики пальцев. Бледная зелень с них скрошилась на пол пещеры.

Саф прикрыл глаза.

– Почему ты просто не скажешь ей? Если предпочитаешь жить как человек, то к чему эти пляски? Хочешь заставить ее ревновать? Плохой метод.

Ровный голос только подстегнул Риора, кончики клыков показались из-под губы, прищур стал язвительнее. Заблестели скулы, затянувшись темными чешуйками.

– Она меня безмозглой тварью называет, – прошипел. – А это не равнозначно признанию. Проще забыть, чем понять.

– Проще поползать на брюхе и разобраться, наконец, – не согласился Саф. – Ведь это не первый твой заход. И каждый раз ты вляпываешься в одно и то же – в Ниоку. Что может измениться на этот раз? – Утомленно откинул со лба перепачканные краской волосы. – Иди. Иди куда хочешь, мне нужно собраться с мыслями и с силами, прежде чем отправляться за тобой.

Риор скривился, упираясь рукой в стену.

– Измениться может, если ты не станешь меня искать. Я отправлюсь в другую семью.

– Либо сгинешь один, – прохладно добавил Саф. – Потому что вряд ли кто пожелает мириться с раздором, который ты вносишь в женские головы. Семьи уже устоялись, а свободных самок становится все меньше.

Фериор зарычал, с силой оттолкнувшись от камней, и сжал кулаки. Саф непроизвольно напрягся, оставаясь стоять на месте. В пещере ощутимо похолодало.

Тихий шелест пронесся по залам.

– Желаешь, чтобы твою шкуру снял я лично? – негромко произнес Саф. Риор заледенел моментально.

Взвилось сердце, забившись паникой.

Потерял счет времени, потерялся сам.

На миг в привычном облике Сафа проступило давно забытое, погребенное под слоями времени. Спутало мысли и вызвало единственное желание бежать; дикое, неконтролируемое, с которым Риор едва справился, вогнав пальцы ног в свои же сапоги. Не оглядываясь, нестись от подавляющей разум воли, древней, как сам мир, выбравшийся из изначальной бездны.

Задержав дыхание, сцепился с извечным холодом, поднявшимся среди седых льдов, затянувших немигающий взгляд. Саф без единого движения заполнил собой весь зал.

– Только скажи, исполню в тот же миг, – прошелестел его голос и Риор свалился на колени, не выдержав давления. Уперся ладонями в холодный пол, роняя капли пота на камень.

– Асафи…

Дрожь сотрясла все его существо, мучительная, ослабляющая. Локти подогнулись и Риор уперся в пол лбом.

– Асафи!

Сверху донесся тяжелый вздох, и сразу стало легче дышать. Обессилев, Фериор растянулся на животе, пялясь в серость перед собой. Еще один вздох, уже сожалеющий.

– Оставь меня.

Риор с трудом поднялся на ноги. Саф подобрал с выступа кусок ткани и принялся стирать со стены смазанную краску.

Риор попятился, спиной вдавился в камень.

– И еще.

Остановился. Саф потянулся за кистью.

– Прости. Не хотел. Но лучше будет нам взять перерыв. Я найду тебя позже, а сейчас уходи.

Риор исчез бесшумно, как и не было его, оставив после себя пустоту, чувство горечи. Машинально Саф слизнул с клыков кислоту, растекшуюся по языку.

– Ушел, – негромко заключила Ниока, показавшись из своего убежища.

– Ушел, – Саф перевел взгляд на затрещавшую в пальцах трубку кисти. – Я старался. И, кажется, перестарался.

– Не вини себя, – Ниока грустно улыбнулась и, подойдя, протянула руку. – Я благодарна тебе за попытку. А теперь сделай, что обещал.

Саф попытался пристроить на место две части кисточки.

– Саф.

– Иди с ним. За ним. Отбей его и уведи за собой.

– Саф!

Саф резко выдохнул.

– Что ж вы такие нерешительные!

Ниока сунула запястье ему под нос.

– Там толпа безмозглых самцов. Не вдохновляет. А ты обещал.

Саф оторопело прикусил губу, не сводя глаз с пульсирующей голубой венки.

– Безмозглых, значит… – сказал и бросил испорченную кисть на пол.

Чуток неприятно стало, хоть и не его касалось. А могло бы и коснуться.

Безмозглые самцы… Наступил на деревянные части, расплющив их. В какой-то степени проникся нежеланием Риора ползать на брюхе, как предложил, и разбираться. Трудно сохранять спокойствие, когда за врожденные инстинкты тычут физиономией в грязь.

Саф уговаривать далее не стал; обнажил клыки и вогнал их в протянутое запястье, своим ядом замедляя бег крови. Вслушивался в дыхание, выравнивающееся, слабеющее.

Ненавижу это, думал, пока Ниока погружалась в сон. Оставаться в одиночестве среди гор драгоценного хлама и ждать. Если б не Риор, тоже свернулся бы клубком в одном из дальних углов пещеры, затормозив кровь и все думы на несколько веков.

Устал. Выдумывать себе цели устал и следить за временем, не касаясь его.

* * *

Мелек подпрыгивал под сосной, поторапливая Тай. Йена бродила кругами, подбирая сухие шишки и вытаскивая оттуда семена. Бросала их на землю, втаптывала ногой.

– Лес будет гуще, – убежденно сказала, заметив, что Мелек наблюдает за ней. – А что?

– У тебя иголки в волосах, вот что.

Йена закатила глаза кверху.

– Вечно ты… Мелек!

Внезапный вопль заставил Мелека вздрогнуть. Он закрутился во все стороны.

– Тай лезет! – Йена бросилась под сосну. – Падает!

Задрав голову, вытянула руки, собираясь ловить висящую на одной руке сестру. Ветка гнулась, глаза Йены ширились.

Тай с досадой цыкнула, махнув ногой.

– Отойди, Йен, – пропыхтела. Ничего не видела под собой. – Не то на тебя спрыгну.

– Отойди, Йен, – важно повторил Мелек, сам отодвигая девочку и занимая ее место. – Я поймаю. Я больше тебя и удержу.

Тай вся сжалась от треска, после которого сосновая ветка прогнулась еще сильнее. Пальцы скользили по иголкам, ноги болтались в воздухе, а котенок, за которым полезла обдирать руки и ноги, надрывал глотку, вцепившись когтями в шею. До земли оказалось выше, чем ей представлялось, Мелек мельтешил под веткой. Разум не воспринимал еще последствия прыжка на него.

– Мелек! – пискнула, покрывшись страхом.

– Ловлю! – крикнул он в ответ, не спуская глаз с Тай. Если мальчишка переломает ноги, Йена будет плакать; об этом только и думал. – Давай! Сейчас!

Тай закрыла глаза. Руки не разжимались. По шее потекли ручейки, жутко зачесалась спина.

– Прыгай!

Голос Йены еще сильнее перепугал рыжее чудовище, вогнавшее когти в щеку. Резкая боль, истерика внизу – потные ладони проскользили по иголкам и Тай рассталась с веткой. С перепугу заорала, острые когти расцарапали все, до чего добрался котенок. Свалилась в руки Мелека, охнула, вдвоем они уже покатились по земле. Спиной треснулась об ствол и замолчала. На ухо натужно засопел парнишка, тоже, видимо, мысленно проверяя, целы ли кости.

Полежали.

– Жив? – промычал Мелек спустя время. Тай пошевелила рукой, придавленной его весом.

– Не знаю, – прошептала. – Падать жутко.

– Не то слово… – поддакнул Мелек. И не к месту рассмеялся.

Йена подбежала, принялась тормошить их, всячески мешая продышаться. Тай открыла один глаз.

– Где тот плешивый монстр? Поймала?

Йена подняла за шкирку орущего котенка. Тай облегченно вернула голову на землю. Болел затылок, но это было ничто по сравнению с пониманием, что в состоянии видеть небо.

– Хорошо. – Вздохнула полной грудью. Ноги тряслись, чувствовала это. – Теперь нужно вернуть его в дом, пока бабушка не заметила.

Мелек завозился, откатываясь. Посидел, потряс головой, вытащил из кудрей мусор. Потолкал Тай в плечо, отчего та заворчала.

– Поднимайся, раз жив, – пробубнил сердито и встал сам. – Фух, страху натерпелся на год вперед. Лучше б сам полез.

– Когда мы успели стать такими друзьями? – Тай тоже села. Потирая горевшую шею, почти с ненавистью глянула на животное, морду уткнувшее Йене под мышку.

– Сам поражаюсь каждый раз, как вижу тебя, заморыш, – буркнул Мелек, протягивая руку, чтобы Тай могла ухватиться за нее. – Крепче держись. Как хорошо, что ты не вырос совсем.

Йена выдавила дрожащую улыбку.

– Простите, – виновато погладила котенка. – Это я не уследила, дверь открыла. Он и сбежал.

– В следующий раз сама полезешь за ним, – грозно пообещала Тай, хватаясь за Мелека.

И он трясся, хотя храбрился. Встав, Тай похлопала его по плечу.

– Спасибо, – сказала серьезно.

– Визжишь как девчонка, – промямлил Мелек, начиная отряхиваться. На Тай старался не смотреть, чувствуя себя неловко; привычнее было ругаться, а не волноваться за заморыша.

Йена испуганно втянула в себя воздух. Тай грубо прочистила горло и сплюнула в траву. Точно скопировала манеры Ирика, почти попала на башмак Мелека и парнишка отскочил.

– Болван! – выдал не раздумывая.

Тай ехидно ухмыльнулась. Ноги все еще дрожали после полета.

Йена укоризненно покачала своей хорошенькой головой, а Тай надулась еще сильнее, заметив, как смотрит Мелек на россыпь белокурых прядей сестры. Мелеку было четырнадцать, и никто не звал его ребенком. Он пошел в отца, такой же здоровый, высокий и с налетом суровости, пока только формировавшимся на лице. Йена постоянно краснела, стоило Мелеку сосредоточиться исключительно на ней. А делал он это часто, чем бесил Тай.

Захотелось плюнуть точнее.

Йена вытащила из-под локтя котенка, цеплявшегося за платье на спине.

– Тай. – Даже голоса у них были одинаковы, только Йену заслушивались, а Тай, оказалось, визжит. Тай выпятила челюсть. Йена порывисто вздохнула. – Ну хватит. Он ведь помог тебе.

На миг Тай устыдилась. Мелек тер бедро, которым треснулся о землю, и старательно делал вид, что занят только этим. Ему было очевидно неловко.

– Все нормально, – сказал наконец. – Все целы и ваш кот пойман. Давайте отнесем его в дом. – Поднял голову, встретился с кривой ухмылкой Тай и сглотнул. – За болвана прости.

Йена облегченно улыбнулась. Тай крепко сжала губы, не собираясь извиняться за плевки. Знала, что позже сестра выскажет ей за драгоценного Мелека, но что поделать могла, если соседские ребята так и общались между собой, а ей приходилось не отставать от них. К тому же сын старейшины и так считал ее хилым и нуждающимся в постоянной опеке ребенком, чего не старался скрывать, посмеиваясь над братом Йены. Хорошо, что делал это в лицо, а не разносил среди остальных мальчишек. Поэтому дерзостью Тай прикрывалась как щитом.

– Несите сами своего кота, – сказала. – Я пойду к ручью.

Йена встревожилась.

– Ба ругаться будет, если узнает.

Бабушка найдет, за что ее отругать, даже если не узнает, где была. Тай скривилась.

Чем старше становились они с Йеной, тем больше Таната придумывала правил. Теперь вот утянула Тай в бинт, чтобы оставалась такой же плоской, как и раньше. Бинт давил, мок, плохо сочетаясь с хорошим настроением. Кожа под ним свербела, доводя Тай до трясучки от желания залезть под него ногтями и поскрестись. Никогда не думала, что даже чесаться придется тайком, не привлекая внимания.

А еще не могла подвернуть штаны как раньше, потому что ноги у нее оставались белыми и гладкими. Еще один повод для издевательств. О том, что скажут в деревне, когда в положенное время лицо щетиной не покроется, страшно было думать.

Сестру попробовала успокоить:

– Я только умоюсь. – И посижу одна, добавила про себя, с голыми ногами. – Скажи бабушке, что землянику посмотрю. Если поспела, то завтра сходим вместе.

Весна была прекрасна, но больно быстро пролетела, забрав с собой прохладу. Теперь будет тянуться нескончаемая тяжелая духота трех месяцев, еще и четвертый по обыкновению с собой захватит, прежде чем сгинет, уступая место туманам и сырым ветрам, позволяющим закутаться в широкий пуховик.

Солнце появлялось редко, сухого зноя земля не знала. Влага висела в воздухе неизменно как прилипшая к этому месту. Деревенские облегчали себе жизнь как могли, а Тай не могла, оттого покрывалась красной сыпью, шелушилась и ненавидела всех и каждого.

В доме тоже приходилось оглядываться, потому как могли соседи заявиться. Только за полосой леса, на открытом взору лугу могла остаться одна. Туда Тай и стремилась в свободное время. Да и в несвободное тоже, заранее мирясь с вечерним нагоняем от бабушки.

Бурых скал уже не опасалась, за столько лет не встретившись ни с кем из их обитателей. Острые хребты просто были и дышали туманом, как неизменная часть пейзажа. Таинственная, о которой можно придумать что-то.

Иногда думала о случайном знакомстве с Сафом, ушедшим в Торн больше четырех лет назад. Первое время ждала его, как помешанная каждый день бегая к валуну у ручья и обыскивая камни и землю в поисках какого-нибудь знака. После приходила раз в неделю, потом забредала иногда и безо всякой уже надежды. Последний год сама над собой посмеивалась, вспоминая судорожные поиски и дежурства до самого вечера – а вдруг покажется, вдруг придет, а ее нет.

Сперва решила, что его айсерги съели. Это расстроило, тогда переиначила и представила, что семью оставлять надолго не хочет. Жив, здоров, просто помогает старым родителям.

Отбиваться от айсергов. Тай хмыкнула, нарисовав себе эту картину. Оттерла шею от прилипшего после леса мусора, взъерошила волосы на затылке.

Трава поднималась до самых колен, еще не высушенная, но уже поникшая, однако не кололась, ступать по ней было приятно. Зеленела везде, куда ни падал взгляд. А у самого берега становилась и вовсе изумрудной. Там Тай бросила на землю башмаки, которые тащила в руке, закатала штанины до колен и шагнула в ручей, где вода оказалась настолько ледяной, что в первый момент обожгла.

Ахнула и рассмеялась коликам, пробежавшим до самых коленок.

Саф, приподнявшись на локте, наблюдал за купанием, грызя травинку.

Сам не думал, что ноги принесут его сюда. И тем более не ожидал, что опять встретит эту притворщицу. Все в том же обличье, коротко стриженную; прыгающую по камням в ручье как кузнечик. Опять одну.

Сел.

Тай заметила движение сбоку, обернулась – Саф помахал ей рукой. Остановилась так резко, что пятки заскользили по слизи камней. Растопырила руки.

Саф машинально рванулся вперед.

– Осторожней!

Нога соскользнула и, кувыркнувшись, Тай плашмя приземлилась в воду. Утопилась по самый нос. Ни вдохнуть, ни испугаться не успела, как из воды ее выдернули, подхватив под мышки, и Тай повисла совсем как котенок, недавно снятый с дерева. Закашлялась, сплевывая воду.

Саф разглядывал ее так, будто причиняла огромное неудобство.

– Сколько мы встречаемся, так ты постоянно падаешь, – сказал и, выйдя из воды, поставил Тай на землю.

Девочка пригнула голову, глядя из-под бровей. Вода закапала ей на нос.

– И нечего было пугать меня!

Саф вскинул вверх руки.

– О. Ну прости. Я виноват, значит.

Тай фыркнула. Потрясла руками, вытерла мокрое лицо. Постояв, вздохнула.

– Больно? – спросил Саф уже спокойнее. Тай помотала головой. – Хорошо. Фокусов таких не показывай только, так и затылок разбить можно.

Поняв, что он сейчас уйдет, Тай быстро схватила руку Сафа. Намочила ему рукав и перехватила за запястье. Вспомнила, как в прошлый раз поразилась холоду, делавшему беловолосого человека похожим на труп.

– Постой, – торопливо проговорила, сдвигая палец так, чтобы нащупать пульс. – Ты сказал, что придешь. Давно. Тогда.

– Не обещал.

– Но ведь сказал! – уперлась Тай. Тряхнула руку, которую знакомый не отнял, только опустил вниз глаза.

Говорил ли? Саф наморщил брови, заставляя себя думать, припоминая, что он там говорил.

– Возможно, – признал. – Занят был, не смог. – Чем только был занят – переползал с места на место в пещере, ища угол потеплее?

Тай держала крепко, боясь, что Саф выдернет руку и уйдет; каким-то окоченевшим он показался. Прежний был более живой. Тогда начала рассказывать, как его рисунком сестру напугала. Воодушевилась, добившись того, что уголок сжатых губ все же дрогнул.

Язык не поспевал за мыслью, договорилась до того, сколько раз приходила сюда. И, сообразив, рот прикрыла в тот же миг. Саф слушал ошеломленно и, была благодарна, что вслух не сказал то, что было написано на его лице.

– Вот, – закончила скомканно.

– Ясно, – ответил Саф, собираясь с мыслями, сбившимися от такого количества информации. Ясно было то, что его сильно ждали. И немного побаивались, отыскивая признаки жизни, коих у него остался мизер. Зачем-то сообщил, что пришел сюда погреться.

– Так солнца нет, – удивилась Тай. Саф поднял голову к небу, к плотным облакам. Белым, но прозрачности это им не добавило. Зато ветерок замечательно обдувал, быстро подсушил мокрую одежду.

– Там, откуда я, – сказал, сравнивая мир вне долины с маревом, в котором тонула Сидэ, – и такого нет. Мрак беспросветный. Иногда серый, иногда багровый.

– Торн, – добавила Тай. Саф моргнул, возвращаясь из угрюмости долины на яркий для него, полный света луг.

– У тебя щека расцарапана.

– Это кот, – Тай потрогала ранки, о которых забыла уже. – На дерево забрался, пришлось лезть за ним.

Саф слегка разомлел от тепла ладошки, все еще удерживающей его руку. Уходить расхотелось. Не только уходить; сама мысль о движении вызвала отторжение. Тогда сел обратно в траву.

– Коты прекрасно лазают. – Закрыл глаза, вбирая в себя тепло отовсюду; от прогретой земли, с воздуха, от человека. Собственная кровь так вяло ползла по венам, что боялся уснуть в любой момент. – Как тараканы, в любом направлении. Зачем их с дерева снимать?

Тай устроилась рядом, поглядывая на неподвижного мужчину.

– Так надо было, – объяснила. Саф двинул веками, показав, что услышал. Ресницы его отличались от волос, темно-серые, как и брови, будто покрасил их, выделив на лице. – Ты седой? Почему волосы такие белые?

– Таким родился.

– Сколько тебе лет тогда?

Саф сдвинул брови. Тай ждала ответа, а он пытался вспомнить, когда последний раз видел людей и на какой примерно возраст может выглядеть.

– Двадцать…? – приоткрыл глаза, а сморщенный нос девчонки подсказал ему, что ошибся. – Пять?

Дальше гадать было подозрительно. Тай разглядывала его как ранее упомянутого таракана.

– Ну… – протянула. – Ты сам не знаешь, что ли?

– Запамятовал, каюсь, – честно признался Саф. – Эм… Семья год вечно путает.

Тай убрала руку, Саф чуть не взмолился вернуть ее обратно. Запястью стало сразу холодно, как вытащил из горячей воды на холодный ветер. Покрылся мурашками, лишившись одного из источников тепла. Зима скоро, подумал.

– Ну как, товарищи впечатлились?

Тай некоторое время пыталась понять, какие товарищи чем должны были впечатлиться.

– Айсергом? – вспомнила, как тараторила о рисунке, напугавшем сестру.

– Его хвостом.

– Я никому его не показывал, – призналась Тай, обнимая свои колени. Саф повторил ее движение, теперь они сидели как две горки, согнув спины. – Побоялся. Этот металл можно плавить?

– Если защитить дыхательные пути, то да. Он после плавки приобретает благородный серебристый цвет. И оружие из него острое, прочное. – Саф повернул голову. – Хочешь что-то для себя?

– Не умею работать с металлом, – с сожалением Тай устремила взгляд вдаль. – И к кузнецу нашему с такой просьбой не пойду. Он либо поймет и не отцепится, пока не выведает, откуда циолий, либо не поймет и отравится, как ты говорил.

– Ты можешь пойти к нему в подмастерья и научиться. А после выковать клинок или нож. Булавку, заколку, что ты там хочешь.

– Заколку? – Тай надменно фыркнула, показав, что такое ей ни к чему. Саф цыкнул в ответ.

– Долго мне еще прикидываться болваном? Тай, я ведь не слепой. Если бы я переоделся в женщину, думаю, вряд ли б ты поверила. Неужто произвожу впечатление недоразвитого?

От слов Сафа Тай бросило в пот.

– Я не…

Он прям потек потоками по шее, спине. Еще сильнее зачесалось под бинтами, как тьма блох вгрызлась. Каким-то чудом Тай удержала себя на месте и не полезла под рубаху.

– За четыре года я рта не открыл. Этого достаточно для проверки моей надежности? – утомленно спросил Саф. И, видя, что девочка готова убеждать его в том, что все-таки он недоразвитый, опять закрыл глаза. Попросил: – Давай просто посидим. Я ни о чем спрашивать не стану, наверняка причина есть для этого маскарада. Язык только спотыкается, прости уж.

Он замолчал, словно уснул в тот же миг. Тай судорожно переворачивала в памяти свои слова, его слова, шутки, купание в речке, и искала момент, когда могла выдать себя. Все мрачные предсказания бабушки вдруг ожили и угрожающе подбирались, вызывая желание что-то сделать. Закрыть рот Сафу, чтобы не вздумал растрепать чужой секрет.

Невольно Тай глянула на скалы и подумала, сможет ли укрыться там с Йеной. Стараясь не шуметь травой, вытерла лицо, после чего развернулась так, чтобы видеть сгорбленную спину. Белые волосы на фоне черных штанов резали глаз. Его шея была открыта и на миг Тай представила, как бьет по ней, ломая позвонки. Кузнец этому учил.

Перетрусилась от отвращения. Проще договориться, решила.

– Что ты потребуешь за молчание? – резко спросила. – Бабушка говорит, что оставаться в долгу опасно.

– Ничего не потребую, – отозвался Саф. – А бабушка твоя мудрая женщина.

Тай шумно сглотнула.

– Ребенок, я не знаю ни тебя, ни твою бабушку, ни твоих соседей. Мне вообще без разницы, что там у вас в деревне происходит. Какой резон мне ходить по улицам и кричать о тебе?

Никакого, вынуждена была признать Тай. Деньги ему вряд ли нужны, потому как одет в дорогую тонкую шерсть. Сил ему не занимать, раз айсерги от него убегают. Только если власть… Но ему и Хилескора их неинтересна.

Стало полегче. И чуточку стыдно за то, что примеривалась, как заставить его молчать, в то время как он дремал, расслабленный.

– У тебя что-то случилось? – смущенно спросила, решив извиниться так, втихую. Он не узнает, а ей самой легче станет. Предательски загорелись уши. Если Саф глянет, то точно спросит, отчего они полыхают. Но он не глянул.

– Ничего. Замерз только, спать сильно хочется.

– Так поспи, – простодушно предложила Тай. Потом удивилась, с чего бы ему мерзнуть в такую теплынь. – Ты болеешь?

– Вот тебе секрет за секрет, – пробормотал Саф, утыкаясь обратно в колени. – Я холоднокровный.

Тай фыркнула в ответ на шутку. Заставила себя пропустить такой секрет мимо ушей, хотя очень хотелось поспорить.

– Я посторожу, – сказала вместо этого, вставая. – Мне нужно землянику поискать, заодно и предупрежу, если что.

– Если – что? – Девочка собиралась его охранять, отчего Саф, уложив на колено щеку, теперь начал разглядывать ее как нечто ему непонятное. Досмотрелся до того, что в глаз попала мошка; резко зажмурился. Потер веко, выдавил слезу.

– Если кто-нибудь появится, – терпеливо разъяснила Тай. – Ты ведь не хочешь, чтобы тебя волк загрыз, пока спишь?

– Уверен, от такого я проснусь. – Совсем не к месту захотелось посмеяться, но Саф сохранил на лице серьезное выражение. – Хорошо, сторожи.

И выходки Риора на время забылись, вытесненные странными беседами ни о чем со странной девочкой, которой для всех не существует. Как взял перерыв в доставшей до смерти службе и поразился тому, что без ошейника вкус воздуха иной.

Саф лег в траву, свернувшись. Колени подтянул ко лбу и закрыл глаза, собираясь спать по-настоящему. Еще и солнце выглянуло, приятно пригревая бок.

– Ты читаешь и везде ходишь, сам сказал, – раздался над головой сдавленный шепот, от которого мысленно простонал. – Ты знаешь о хранителях?

Солнце спряталось, вернув телу привычный холод.

Такого он не ожидал.

– Знаю.

– А что они делают? – шепот стал еще приглушеннее, будто их подслушивали со всех сторон. Сафу пришлось напрячь уши.

– Хранят, – намеренно широко зевнул. – Хлам всякий сторожат, обычно никому не нужный. Они старые и беззубые, умеют только сидеть на месте.

– Но… Как же… – враз растерялась Тай. – Наши старейшины о них говорили.

– Посуди сама, – начал перечислять Саф. Так заумно, что Тай ощутила себя дурочкой. – Людей сторожат гарнизоны, деньги сторожат банкиры или казначеи, книги сторожат архивариусы. Подписывают там, наверное, что-то, пока никто не видит. – Тай проглотила смешок, тогда как Саф монотонно бубнил в траву. – Лавки охраняют те же гарнизоны. Ко всему значимому приставлены определенные люди. А хранители – к чему?

Он дышал размеренно, веки не дрожали, сколько ни приглядывалась, и у Тай не было повода заподозрить, что он нервничает от расспросов. Разочарованная, разогнулась.

Саф подавил улыбку, разобрав в удаляющемся шелесте травы ворчание: девчонка его передразнивала, копируя тон и коверкая слова. Ребенок, и вместе с тем довольно сообразительный, раз сохранила циолий в тайне.

Больше она его не будила. Ухо, прислоненное к самой земле, сквозь сон улавливало ее шаги, легкие, как и положено для ребенка. Только одни; больше никого поблизости не было, потому Саф не беспокоился. С каждым проведенным под редкими солнечными лучами часом чувствовал себя все лучше, нагреваясь, разгоняя кровь.

– Хочешь? – Тай, заметив, что Саф открыл глаза, плюхнулась рядом и протянула горсть ягод. Пахли они изумительно.

– Нашлась земляника? – Саф жестом отказался. – Не люблю. Но спасибо. Хочешь, историю расскажу?

– Конечно! – воскликнула Тай. – О чем она?

– О ледяной бездне никогда не слышала? – когда Тай замотала головой, а глаза ее заблестели точь в точь как молодая чешуя, Саф понизил тон, добавив в будущий рассказ леденящей воображение певучести. – Никто не сможет утверждать точно, но говорят, что это изначальный источник, возможно, родитель этого мира. Глубины там бесконечны, безграничны и необъятны, а порождения ее не поддаются осознанию.

– Они такие страшные? – прошептала Тай, сразу проникшись атмосферой, с восторгом ощущая легчайший озноб, охвативший ее.

– Они величественные. Первобытные сущности. Они как пылающие звезды и сияние солнца. Далекие, недосягаемые, а потому притягательные. Но если их пленить, то станут самыми несчастными существами.

– Почему?

– Представь, иметь полную, абсолютную свободу и вдруг превратиться в чью-то тень.

– Да… – чуть подумав, согласилась Тай. – Такое никому не понравится. А ты откуда знаешь?

– Слухи, – Саф чуть улыбнулся волнению, с каким Тай давила землянику, забыв, что держит ее в ладошке. – Книги. Сказки у костров. Помнишь?

– Помню! А как можно пленить кого-то из бездны? Если они такие сильные?

Саф откинулся назад, на руки.

– Есть в той ледяной бездне фокус один. А так как все обитатели ее схожи с местом обитания, то есть ледяные, то огонь их сильно привлекает. И вот однажды…

Тай затаила дыхание, боясь пропустить хоть слово.

– И-и?? – выдохнула, когда рассказчик замолчал. Саф глянул как-то иначе, его движения замедлились. Ресницы опустились, скрадывая взгляд, и Тай нагнулась, заглядывая в лицо, схожее с меловой маской. Лихорадочно заколотилось сердце, ожидая чего-то страшного, немыслимого по своей наглости. – Что? Что было?

– Один из магов, живших в то время, умел копировать все, что видел. – Саф пожал липкие от сока пальчики Тай, неизвестно когда забравшиеся в его ладонь. – И он отразил Огонь Садана, соорудив из него доспехи. Этими доспехами он приманил одного из порождений ледяной бездны, а так как суть существа и Огня Садана родственна, то вреда пламя не причинило. Лишь сковало и подчинило.

– Что такое Огонь Садана?

– Ледяное пламя, – последовал простой ответ.

Тай честно попыталась представить себе такое чудо, как пламя, сотканное изо льда. Саф звучал очень впечатляюще, однако поверить в его слова было сложновато даже ей, пусть и вольно гуляла ее фантазия.

– Горячее? – наморщила нос. – Оно бы растопило всю бездну. Холодное – тогда какое же это пламя? Сосульки, скорее.

– Оно может быть разным, – отозвался Саф, подкинув еще больше сомнений для размышлений. – Для существа оно показалось настолько ласковым, что пленник с радостью влез в приготовленную ловушку.

Тай прижалась к боку Сафа, стараясь представить себе размах замысла мага.

– Он, наверное, много умел, тот маг?

– Очень много, – Саф хмыкнул. – Что не спасло его от вполне обычной человеческой смерти.

– А пленник?

– А его пленник остался исполнять его приказ, который никто не отменил.

Тай нахмурилась.

– А если доспехи уничтожить, он мог бы освободиться?

– Доспехов на нем нет. Не в них дело. Существо связано древней магией.

Магией пропитался весь луг. Тай ощущала ее, волнами разлетавшуюся вокруг Сафа, поэтому придвинулась еще ближе, чтобы стать ее частью.

– Вот бы увидеть… – мечтательно произнесла, следя за воображаемыми льдами, на которые очень похожи были облака.

– А вот и кусочек правды из всех этих небылиц, – Саф тихонько рассмеялся, разрушая сотканную им иллюзию. – Искры, которые стали так привычны для людей – это искры Огня Садана. Ну… – погладил Тай по волосам, удивительно мягким завиткам. Мирно; вокруг было так безмятежно мирно, что становилось страшно. Саф проследил за жуком, лапками цеплявшимся за травинку. – Спасибо за сон, за охрану. Да и еще за много чего. Тебе пора домой, темнеет. И у меня дела кое-какие намечаются.

Судя по нараставшему волнению, сегодня-завтра в долине наступит ад, а ему придется стеречь все подступы к нему.

5.

Отловлен, скован волей, уж давно ушедшей

То был период брачных смут. Распалённый инстинктами кошмар. Время помутившихся сознаний.

Бледная луна коснулась крутого хребта, зацепилась за его выщербленные ребра, застряла, уронив зерна безумия на изуродованные гребни взгорья, на змеившиеся по бесплодным землям провалы трещин, пожиравших скудный свет. Тени рвались, обнажая остовы старых руин, присыпались пылью глубокие канавы, чернели изъеденные могильные холмы и котлованы. Перекашиваясь, ползли вверх трухлявые лапы коряг, стремясь поймать, оторвать кусочки света.

И валились под тяжестью свившихся тел, так и не коснувшись низких туч.

Обвились, перекрутились прохладные кольца, туго затянулись тела. Темные чешуйки отразили лунную ночь, замерцали, задрожал отблеск по всей длине. Яростно заколотились хвосты, взбив землю. Вой вонзился в нескончаемое шипение, скрежет. Грохот обвалившихся булыжников.

Они душили собой, они свивались в спирали, чтобы развиться и в скачок настигнуть соперника. Ударить мгновенно, клыками пробить чешую и погрузить их в трепещущую неистовством плоть. Отравить, обездвижить, убрать с дороги.

Золотистые холодные глаза разглядывали соперника. Угрожающее шипение подстегивало. Изламывались вокруг свистящие ленты тел, перекатывались волнами, однако их внимание уже не касалось – они заходились в агонии и опасности не представляли.

Тяжелой рябью повис кровавый туман, стонала, плющилась под змеями долина. В ужасе цепенели импы, давно забились в щели инкубы. Трясясь, выглядывали из-под земли садау, слизывая сладкие алые капельки.

Соперник выкрутился, выпутался и, сшибая могилы, цепляясь за острые кости, серой лентой протянулся среди камней, примяв вспаханные комья. Плотные влажно блестящие волны возбуждения и ярости вздымались, сминая в труху плиты и выбивая осколки, вновь засыпающие долину. Влажный алый дождь осыпался, покрыл узорами щебень и пыль.

Черный змей настиг свою жертву. Грозный рев его разнесся далеко за пределы Сидэ, подтвердил, что он лучший. Сильнейший, достойный. Гибкое тело изогнулось, свилось и прошуршало по острому крошеву раздробленных обломков. Туда, куда влекло его бессознательно, к тем, чьему зову не желал противиться, ради обладания которыми раз за разом ломал пределы своих возможностей.

Однако, достигнув границы, склонился, пачкая землю кровью, перед тем, кто преграждал выход.

Зритель. Манящее, обволакивающее разум шипение двух самок ничуть его не отвлекало. Он всегда выбирал место в тесном разломе, между двух скал, испытывая необъяснимое отторжение к азарту преследования, отлову и последующему спариванию. Кровь его не кипела, голова не туманилась исступлением. Безумие схваток не привлекало.

Хранитель границ. Его тихого предупреждающего шипения вполне достаточно было, чтобы развернуть клубок одержимости в иную от прохода сторону. Способный обвить собой многовековой ствол от корней до самой вершины, поблескивая льдистым холодом клыков, белый змей лишь наблюдал.

В дальнейшем следил, чтобы игрища не коснулись людских территорий.

Проявляя уважение к поверженным соперникам, самок победитель уводил. За пределы Сидэ, но там уже, на голых равнинах, вел себя намного тише, агрессию сменяя страстью. Обычно проблем не доставлял ничем кроме того, что норовил потом уползти в любую подходящую щель, из которой добывать практически обнаженного, покрытого мягчайшей молодой кожицей змея делом оказывалось неприятным. Самки такими бестолковыми не были и сразу возвращались в свои пещеры, где засыпали.

На равнинах Асафи предпочитал двуногость и обычность. К тому же знал, что для Фериора любое его обличье знакомо.

* * *

Йена подскочила, ударившись о стену. Вытаращилась в темноту. Темнота без слов ее обняла, вызвав настоящую панику.

– Тай?

Тай сидела на полу у кровати сестры. Отдернув занавеску при первом же звуке, напугала еще сильнее, и Йена запищала.

– Тихо! – шепнула Тай, отыскав ее руку. Холодную, дрожащую. – Это уже не первый раз. Третий. Считаю.

Низкая вибрация снова сотрясла дом, качнула скрипнувший пол, отдалась внутри, наполняя животным ужасом.

– Тай!

– Замолчи! – прикрикнула Тай и Йена замолчала, зажав рот рукой. Через пальцы, сквозь слезы пробился хрип:

– Это айсерг?

Тай перетрусилась до самых кончиков пальцев, только представив тот живой скелет в деревне.

– Медведь, – ответила, стараясь не закричать сама. Неужели за своим хвостом явилась та жуткая собака? – Точно он, в яму упал… На кол. Вот и орет…

Ощущение шевеления волос на затылке лишило способности даже думать. Ужаснул пронзительный звон, воцарившийся после сотрясения нервов. Йена к тому же начала тихонько поскуливать, заелозив под простыней.

За стеной простучала клюка, воображение тут же нарисовало улицу и бабушку, кутающуюся в платок. Оттолкнув Йену, вцепившуюся в нее и руками, и ногами, Тай подскочила.

– Бабушка!

Таната услышала, заглянула в их закуток. Приподняв светильник так, чтобы свет упал на двух девочек, прислонила свою палку к стене и приложила к губам палец.

– Не шумите. Что бы ни случилось, не шумите. Сидите здесь, ни шагу за порог.

Йена уже завыла и Тай сильно захотелось уткнуть ее лицом в подушку, потому что сестра как нарочно делала именно то, что бабушка запретила.

– Ты куда? – вырвалось у нее. Пяткой ударила по боковине кровати. Йена икнула. В окно пробрался тусклый свет, пятном разлегся на досках пола.

Казалось, он будто шевелился. Тай проморгалась – нет, лежал смирно. Это все страх.

Таната вместо ответа поджала губы, клюка вновь оказалась в ее руке.

– Ни шагу! – еще раз предупредила и ушла. Открылась и прихлопнулась дверь. Стало совсем тихо.

Ни лая, ни встревоженного кудахтанья кур за окном. Как на могильниках.

Тай, дрожа, обхватила себя руками, незаметно вытирая ладошки. Обернулась на Йену, с головой залезшую под свое покрывало – сестра стала похожей на один из тех холмов, мысли о которых не к месту сейчас.

– Я за бабушкой, – сказала.

Голова Йены вынырнула наружу.

– Нет!

Тай уже перебралась в переднюю комнату обшаривать полки. Один нож засунула в карман, тут же им уколола ногу. Вытащила, затолкала в чехол, ремнями которого обвязала пояс. Второй зажала в мокром кулаке. Широкая рубашка колоколом топорщилась вокруг коленок.

– Я просто следом пойду. Меня научили, как бить, а у бабушки одна только палка, – шепотом сообщила Йене. – И я в тени, следом покрадусь. Я маленькая, никто не заметит.

– Нет! – отчаяннее выкрикнула Йена. С защитой кровати уже рассталась, теперь стояла, схватившись за стену. Тай метнула взгляд на дверь, порог которой бабушка переступила уже давненько. И с каждой минутой уходила все дальше.

– А если там и правда медведь на нее нападет? Я хоть соседей позову! – прошипела. – Жди! Обещаю вернуться!

Дальше слушать не стала, потому что и так обмирала от жути, издающей подобный грому рокот. Боролась с порывом забраться под кровать. Если бы Йена продолжила умолять, то так бы и сделала.

А бабушка одна.

И она шагала в сторону леса, уходила от домов и людей. Она приволакивала за собой ногу и ее шаги Тай ни с чьими другими бы не спутала.

Перебежками, сливаясь с заборами, цепенея от малейшего шороха, пробиралась за ней. Вдалеке возник неровный, вибрирующий гул, и Тай машинально сжалась. Бабушка, напротив, застучала палкой быстрее, торопясь к редеющим осинам, а потом и вовсе скрылась за сгустившимися деревьями.

Глядя ей вслед, покрываясь холодным потом, Тай сражалась с собой. Храбрость отыскивала в оружии, мысленно заставляла себя шагнуть туда, в заросли зелени, такой приветливой днем и враждебно затаившейся сейчас. Деревья так плотно обступали, что не виделось ни малейшего просвета. Казалось, руку протяни и запутаться можно в ветках. Или ветки запутаются в руке.

Разум игрался в дурные игры и никак не усмирялся.

А потом оно опять заревело. И это точно не был медведь. И не айсерг, при всей своей мерзкости не достигший размеров для подобной мощи звука.

Тай помчалась вперед, путаясь в ногах, в стволах, в собственном рассудке.

* * *

Откуда он здесь взялся, бледный и жутко вонючий?

Саф пригнул голову, сливаясь с морем колосьев.

Запах насторожил первее, чем заметил щенка, ползущего на брюхе. Громады нависающих пиков бросали густую тень на равнину, ветер носился, задевая верхушки травяных зарослей, гудел в расселинах. Фериор шелестел с двумя самками, слизывая все звуки. Но донесшийся до ноздрей Сафа душок однозначно не принадлежал этому месту.

Давным-давно такие гости перестали испытывать его терпение. И вот опять они здесь.

Саф напрягся, отыскивая хозяина лиггена. Некроманта, забредшего в чужие владения, прихвостня шакала. Уверен был, не случайно тот здесь оказался. Не допускал и шанса, что падальщик оставил бледные леса Джауры ради выгула своего щенка, слишком шумно тянущего носом.

Еще один взгляд, брошенный в сторону Риора, – и Саф бесшумно двинулся от укрытия скал к низине, перетекая от камня к камню, огибая шумные кустарники и ступая босыми ногами по примятой уже траве. Шаге на пятом небольшие выемки в той траве навели на некоторые мысли, которые заставили приглядеться внимательнее.

Саф пристроил свою ступню в ямку, следом вскинул голову от шороха.

Вот ад, пронеслась мысль при виде удиравшего инкуба.

Следом раздался всхлип. Женский. Взметнулись пряди светлых волос, среди бурьяна показалось лицо. Внимание человеческой самки приковалось к замершему Сафу, а уголок ее губ приподнялся. Саф в ответ нахмурился.

– Что…

Женщина медленно выпрямилась в полный рост. Абсолютно нагая, отбросила за спину копну волос, которые луна тотчас же выбелила, выделив среди темных тонов.

Яркое пятно среди темноты, взявшееся, видимо, из ближайшей деревни. Краем глаза Саф отметил, что движение по центру луга прекратилось, причиной чего мог быть только он сам, показавший себя. Это его раздосадовало, потому как некроманта отловит теперь вряд ли, и уж тем более не узнает, сам ли действовал падальщик или шакал прощупывал подходы к Сидэ.

Пока пытался разглядеть что-то, женщины и след простыл. Обернувшись, Саф увидел ее бегущей. Оторопел, когда понял, куда она несется. И дрогнул, поняв, что видит ее не он один.

Змей, покачиваясь, приподнимался над валунами, следя за мельканием ног. Застрекотал, пробуя новый запах, донесшийся до него. Нагнул треугольную голову, заскользил; чешуя проскреблась о камень.

Саф, забыв о гостях, притаившихся где-то, бросился наперерез Риору.

– Нельзя! – выкрикнул. – Нет! Нельзя!

Обернулась женщина, споткнулась.

Убью, подумал Саф, не разглядев лик инкуба, скрывшегося в проходе в долину; всех, на радость садау.

Гнев накрыл, боязнь опоздать подстегнула. Тело изогнулось, заблестело пластинам, налилось тяжестью; чешуя зубцами сцепилась с землей. Свилось и прыгнуло на преследующего женщину змея. Рев оглушил, ему вторил тонкий крик.

Черный змей зашипел, пронзенный клыками. Саф мотнул головой, удерживая под собой тушу Риора.

Человек застыл в ступоре, широко раскрыв глаза. Точно потерянная среди теней нимфа, тревожно прижавшая руки к груди.

Вот ад, в который раз подумал Саф, сжимая челюсти. Хоть и знал, что дергаться Риор не посмеет, но он доставил море неприятностей.

И, судя по ожившей вдруг ночи, эти неприятности еще не закончились: со стороны леса, ютившегося у деревни, кто-то ковылял, отчаянно выкрикивая имя. Риор сонно обмяк.

Саф стряхнул его, безвольная голова завалилась на траву. Следом свалилась нимфа, звать которую, как расслышал, Мелой. Пока втискивался в более легкое обличье, деревенская женщина, вонявшая распадом и болезнью, неустанно голосила так, что распугала бы и садау. А еще на ее пути, как спохватился, залег лигген, вынюхивающий ход в долину.

Риор валялся рыхлой массой, истекая слизью и кровью.

Широко распахнутые глаза человеческой самки, замороженный взгляд оптимизма не добавляли. Ее Саф накрыл, подобрав с колючек свой плащ. С головой, чтобы не таращилась. Точно знал, что клыки ее не достали, но…

– Что ты здесь делала, бестолковая? – спросил у замершей статуи. Под серой шерстью смутно угадывались очертания головы и плеч и не различилось ни малейшего шевеления. Все они падки на инкубов, деревенские дурочки. А те рады трудиться, пока не высосут досуха, как яйца из скорлупы.

Голос старухи приближался. За ней еще кто-то несся, поменьше. Вполне вероятно, что все жители Хилескоры сбегутся сюда, только вот разбираться с людьми Саф желанием не горел, а из тех, кто очутился на равнине, беспокоил только змей, растянувшийся во всю длину.

Утомил, подумал Саф, взваливая на плечо покрытую слизью голову. Обернулся, проследил за протяженностью Риора, хвоста его не разглядел. Будет волочиться за ним как потрепанный моток веревки. Надо тянуть, пока держится жесткая чешуя. Молодая кожа сотрется моментально.

Женщина осталась, накрытая плащом. Сидела, едва заметно дыша в укрытии, и, если бы не ветер, клонивший темное море в разные стороны, и не тусклый лунный свет, Таната ни за что бы ее не отыскала. Бродила б до самого утра, распугивая живность, притягивая тварей, таившихся во всех щелях. С закатом дня открытый луг мог обернуться совсем не тем, чем казался.

– Ба… – шепот застрял в горле. Колотило сильно.

Таната резко обернулась, злая как демон из ада. У самой душа в пятки уходила, стоило сверчку затрещать, а из-за ребенка вдвойне тряслась; ругала себя, что зашла так далеко, что поздно Тай обнаружила.

– Я велела дома сидеть!

Поймала б ее у деревни, домой бы прогнала, но теперь та прилипла как репей.

Тай в который раз показала нож. Таната разразилась бранью и стащила с Мелы ткань.

Ахнула. Наклонилась, потормошив за плечо.

Тай шумно сглотнула, ужаснувшись неподвижным глазам матери.

– Ба. Бабушка! Это кто ревел так?

– Дурочка! – Таната швырнула плащ на землю. Тай торопливо согласилась, не зная, кто из них дурочка – она или мама. Наверное, обе. – Помоги перетащить ее. Надо домой. В деревню.

Резкие всплески травы потихоньку улеглись, ветер перестал трепать нервы и рубашку; мысли появлялись и ускользали, не успев сформироваться. Глаза слипались, начал заплетаться язык. Тай, ухватившись за один край плаща, по траве тянула маму и бормотала себе под нос о собаках и медведях, понимание чего тоже пришло не сразу. Рядом шла бабушка, тяжело отталкиваясь клюкой. Держала другой край плаща. Иногда оглядывалась, но Мелу как уложили, так она и глядела куда-то вверх, прикрытая темнотой и своими волосами.

Где-то там, правее, врастал в землю камень, у которого, Тай представила, дремлет Саф. Помахала ему рукой.

Бабушка посмотрела странно. Молчала, а хотелось слышать ее голос.

– Ба, что с мамой?

– Змея укусила, пока по траве шастала.

– Так ночь, – Тай нашла в себе силы удивиться. – Змеи спят.

Таната слишком долго подбирала слова, а клянчить у нее никогда не выходило, поэтому Тай, перехватив комок шерсти, натерший пальцы, спросила о другом:

– Ба, кто ревел так? Аж дом трясся весь. А еще никто не вышел, и собаки не лаяли.

– Не знаю, – ответила Таната и на этот раз Тай ей поверила. – Может, из-за эха показалось, а толчки – так горы рядом. Они проснулись, звери перепугались.

Небо слегка посерело, стало не так страшно. И полоса деревьев возникла прямо перед ними, выбравшись из ночных объятий.

Таната утерла пот со лба и глянула меж стволов, где нужно было протащить Мелу.

– Может, я сбегаю, приведу соседей? – предложила Тай. Бабушка цыкнула.

– И показать твою маму в таком виде? Не думай даже.

Мама. В предрассветной дымке Тай уже хорошо различала черты женщины, звавшейся ее мамой. Чужие. С таким же чувством она могла смотреть на любую женщину из деревни. На маму Мелека, например, или маму Дана. Хотя нет, подумала с обидой, с теми мамами ей доводилось встречаться чаще.

– Ба…

Тай сделала над собой усилие, чтобы продолжить:

– Почему мама была там?

Таната мигом обросла колючками.

– Не знаю.

– Но ты…

– Тяни! – прикрикнула бабушка; клюкой махнула как отсекла все лишнее, что не хотела слышать. – Быстрее, пока соседи не попросыпались!

Тай стало еще обиднее не получить ни слова похвалы за то, что переживала, бежала помогать, даже ножи с собой взяла, собираясь спасать бабушку.

– Ну и не пойду больше, сама справляйся, – пробурчала неразборчиво, пытаясь не захлюпать носом.

– Что сказала?

– Ничего.

Тай подхватила плащ. Поволокла. Тяжело. Бабушка шла уже не рядом, а впереди, выглядывала людей.

В деревне протащить человека по улице так, чтобы никто не увидел, будет сложно. Невозможно. Обязательно кто-то выйдет позевать или собаку покормить, чтобы не тявкала. И увидит ее. Мелу. Чужая она или не очень, но Тай не хотела, чтобы о маме потом шептались, придумывая всякое разное.

– Ба. – Остановилась. Плечи болели сильно, покрутила руками. Ноги устали. – Давай я сбегаю домой, платье маме принесу. Петухи уже кричат, а соседи в окна глазеть станут. Скажем, что купаться пошла и плохо ей стало.

Когда Таната, наконец, согласилась, Тай пробежала в деревню. Мимо соседских домов кралась даже не шаркая. В своем же чуть не споткнулась о ноги Йены, сидевшей у стены. Она закуталась в покрывало и, скорее всего, ночь провела на одном месте, ждала Тай с бабушкой. Посапывала, голова клонилась набок. Рядом с ней лежала кочерга, от вида которой Тай стало совестно. Хотелось поправить сползшую с плеч Йены простыню.

– Прости, – затаенно шепнула, обходя сестру. – Мы пришли. Не бойся больше.

Первым делом свою перепачканную ночную сорочку сменила на штаны и рубаху. Платье для мамы взяла одно из бабушкиных, самое широкое, чтобы легко надеть было, после чего сунула его под мышку и побежала обратно.

И хорошо, что принесла одежду, потому что чудной способ перемещения Мелы и широко открытые глаза, устремленные в никуда, деревенские без внимания не оставили. Первой высунулась из окна лохматая голова старшего брата Ирика, за ним выглянула его мать. Не поместившись среди них, отец семейства вышел из дома. Глянул на плащ, на Танату, на запыхавшегося, багрового от усилий ребенка, почесал подбородок, после чего потопал к соседу и застучал в дверь, требуя помочь.

Йена глаза открыла, едва шумная толпа ввалилась в дом. Подобрала ноги, вжалась в стену, сонно моргая. Таната показала ей скрыться с глаз, едва заметно махнув рукой в сторону их с Тай комнатушки. Тай оказалась рядом, потянула ее за руку, вынуждая встать.

– Идем, – показала, тоже глаз не спуская с бабушкиной спаленки, в которую занесли маму. – Пусть разойдутся все.

Йена вытянула шею, стараясь разглядеть, вокруг кого столпились люди.

– Мама там, – Тай потерла глаза. Воды бы, подумала, холодной. – Спать хочу.

Только остановившись, поняла, как же сильно устала, и как гудит спина. Со стоном плюхнулась на свою кровать, распрямила ноги, нещадно пекшие. Наверняка, все расцарапанные и обожженные крапивой.

– Страшно было?

– Еще как! – поспешила заверить Йена. – Всю ночь не спала! А потом на улицу повыходили, и мне спокойней стало. Что ты видела? А мама когда пришла? Утром?

– Мама… Йен, она не пришла. Мы с бабушкой нашли ее, она, по-моему… странная. Таращится куда-то. Сама увидишь.

Йена испугалась.

– Что с ней? Тот зверь напал?

Тай уставилась в потолок, отметив, что комаров на нем стало больше.

– Никого мы не видели, никого не было. Бабушка пошла на луг, я за ней. Шли мы, шли. Она ругалась, а я нож потеряла. Один. Страшно было, но никто больше не орал и земля не трусилась. А, вот что. – Тай села. Йена как плакать собралась, глаза покраснели. Такого Тай не любила, потому что утешать ее терпения не хватало. А бросить рыдать совесть не позволяла. – Знаешь, что бабушка сказала? Что земля тряслась из-за гор и что так бывает. А потом ба увидела маму, она в траве сидела. – Тут Тай подумала, чьим же плащом она накрыта была. Сама не смогла бы этого сделать. Значит, это сделал кто-то еще. – Йена!

Бабушка заглянула, шикнув, чтобы не болтали зря.

– Лекарь пришла. Воды принеси, – велела. Тай жалобно посмотрела на нее, потом на сестру.

– Я принесу, – вызвалась Йена.

– В колодец упадешь, – фыркнула Таната, – вместе с ведром. Тай!

– Иду, иду, – с трудом Тай заставила себя сесть. – Несу уже.

Башмаки не хотели налезать на опухшие ступни, ноготь один сбила, только сейчас заметила. Вздохнула; все же девочкой быть легче, решила.

Лекарь, как величали в Хилескоре тетку Мелека, ледяной водой пыталась привести Мелу в чувство, сначала обтирая ее мокрой тканью, а потом забрызгав с ног до головы так, что пол стал мокрым.

– Доигралась, – с мрачным удовлетворением заключила, не добившись даже моргания.

Танате это не понравилось, особенно тон. Тай видела, как бабушка смотрит на маму. Ей и самой было интересно, что это значит, но ухмылка, которой Таната одарила лекарку, когда та отвернулась, была настолько нехорошей, что спросить не решилась. Обнаружившись за подглядыванием, была отправлена обратно в свою комнату.

Они о чем-то еще говорили, бабушка и тетка Мелека. О чем – мешала шпионить Йена. Она требовала рассказать и описать каждый шаг с того момента, как вышла на улицу, кого видела и слышала. Как маму нашли и почему она в бабушкином платье.

– Не знаю я, – Тай проверила нож в чехле. Второй, который в кулаке жала, где-то посеяла. Нож было жалко, но не настолько, чтобы идти искать еще и его. Потрогала надувшиеся на ладонях мозоли. – Ничего не понимаю. Но, знаешь, а бабушка как будто знала, куда идти. Она маму искала точно под теми скалами, что долину окружают. Как сговорились там встретиться.

– Может, она с папой там встречалась? – встрепенулась Йена, подскочив на кровати. Скрестила ноги, подобрав их с пола. Мечтательно зажмурилась. – Представь только…

– Все, я спать.

Йена засопела. Тай повернулась к ней спиной и закрыла глаза. Спустя некоторое время поняла, что сна как и не было, а она сама разглядывает узоры трещин на стене, тогда как в голове раз за разом ревет кто-то. Наверняка, он огромный, тот, кто переполошил всю деревню.

– А как же мама? – возмутилась Йена. – Ей плохо, а ты спать будешь?

– А я что могу сделать? – огрызнулась Тай, отворачиваясь теперь уж от стены.

Честно попыталась проникнуться состоянием мамы. Всю дорогу домой старалась, пока надрывалась. Только вот Мела никак с понятием мамы не вязалась. Тай не могла понять, почему мама мало обращала внимания на них с сестрой, могла уйти на год, на два и даже не попрощаться; вечером она есть, а утром бабушка уже хмурится в сторону и губы поджимает на любые вопросы. А еще она заставляла нервничать свою старую маму. Домой не пришла, при этом оказалась голой ночью на равнине.

– Думаю, – хмуро заключила, – папу она бы привела сюда. Ведь не станет его бабушка бить? А если и станет, то совсем немножко.

Йена хихикнула и тут же испуганно замолчала, покосившись на дверь.

– Считаешь, – начала, будто заговор читала. Страшный шепот Йены вызвал у Тай такие же свирепые толпы мурашек. – У нее есть этот… Прелестник.

– Любовник это, любовник, – с вызовом бросила Тай. Йена чуть склонила голову и улыбнулась. Одними глазами. Точно лисица. Тай эта ее манера сильно раздражала.

Бабушка с силой стукнула по двери.

– А ну!

Загадка плаща покоя не давала, и к вечеру Тай пристала к бабушке, пока та у печи стояла:

– Ба, а как мама себя накрыла, если спит?

– Как ты себя накрываешь? – спросила Таната. Подав раздавленный лист чабреца, наказала смазать царапины. – Когда страшно? Или Йена это за тебя делает?

– Я, – Тай поникла. Ранки щипало, мазать их не хотела, но бабушка смотрела строго. Пришлось морщиться и терпеть.

– Вот. И мама ваша испугалась, накрылась. А потом… Ступор, как лекарь сказала. Успокоится и станет как прежде.

Как прежде. Да, подумала Тай, отведя глаза от бабушки, сильно постаревшей за день, и разглядывая пожелтевшие от сока ранки; будет в точности как прежде.

6.

Не в силах жить

Скалы росли, взрослели, заболевали и роняли свои части. Хорошо хоть не ему на голову, а заваливали ими землю, и о них постоянно спотыкался. Стоило только выучить их расположение, как они точно перебегали на другое место и снова бросались ему под ноги.

– Да что за подлость! – рассвирепел, в который раз отбив мизинец на ноге.

Послышались быстрые шаги, звонко рассмеялась Ниока, а Риор, задрав подбородок, сощурился. Только открыл рот, как она развернулась, и шаги ее опять стихли, только уже в пещере. Осталось лишь недоумение тем, чего они вообще возникали. Зачем утруждалась так, выбираясь наружу, если убралась обратно, ни слова не сказав.

Риор озлобленно почесался, на руке следом расцвели багровые полосы. Почувствовал еще один взгляд, спокойный и в то же время надзирающий, торопливо натянул рукав, спрятав следы. Подозревал, что лекции о коже, старой, молодой, не избежать. Попытался даже стечь за камень, но до ловкости амифи́с или прыткости инкубов ему еще было далеко.

– Не унывай, – проговорил Саф, присаживаясь рядом. – Вы поладите. Обязательно поладите.

– С чем поладим? С этим? – Риор рывком обвел площадку перед пещерой. – Они стремятся меня покалечить, и это не смешно совершенно!

– Ниока смеется не потому, что ты ударился, а над твоей реакцией на это, – объяснил Саф, ничуть не сбиваясь с толку. – Ты как змеенок, только из яйца вылупился. А норов все тот же: побить, наорать, вещи побросать. Когда, кстати, тот хаос разберешь, что устроил?

Риор упрямо выпятил челюсть. Свою вину в перевернутой им при пробуждении с ног на голову пещере признавать не хотел.

– Я? Да я очнулся, весь облепленный жижей, в коконе тряпок, с опухшей головой…

И первое, с чем познакомился в этом болезненном мире, были светло-зеленые глаза, с укором взирающие на него. Так пронзительно, что перепугался насмерть, забился, запутался. Свернулся в такой узел, что в голове помутнело. Попутно свалил что-то, с грохотом попадали довольно тяжелые кресла, расставленные зачем-то в огромном количестве. Они его ощутимо пристукнули. Глаза в итоге оказались ненастоящими, а сам оригинал наблюдал за его трепыханиями, злорадно ухмыляясь. И до сих пор наблюдает, пусть уже и не скалит клыки.

– До сих пор болит все, – предъявил как оправдание. – Я не виноват, что там эти башни соорудили, на которые дышать даже нельзя.

– Ты и соорудил.

Риор прикрыл глаза. Умом понимал, что из-за него перебираются через горы мусора, но ползти в пещеру на брюхе не слишком-то и желалось. Желалось подраться или хотя бы поскандалить. Унять зуд, ему самому покоя не дающий.

– У тебя на все есть ответ? Пользуясь тем, что я вынужден верить вам, вы вешаете на меня свою безрукость?

Саф почувствовал, как медленно, но верно поднимается изнутри приступ. Усталости.

Избыток энергии молодого змея понимал, как и необходимость его выплеснуть. Мог бы посоветовать обратиться к Ниоке за разминкой, только их знакомство началось не с лучшей ноты. А в себе желания шевелиться не отыскал.

– Не против, если ты наведешь порядок вне пещеры, – сказал. Даже если парочки кого-нибудь потом не станет хватать, не расстроится.

Так и не выяснил, кто конкретно из стаи инкубов выбрался наружу прошлой весной, спугнул некроманта и сотворил что-то с человеком. Они как один очаровательно улыбались и разводили руками, а Сафу пришлось всю зиму согревать себя, чтобы не уснуть подобно Риору и Ниоке, и ждать гостей. Гости не явились, а зима оказалась тоскливой и бесконечной. Теперь вот Риор решил добить его окончательно.

– Со змеями порядок навести?

– И с ними тоже. А еще ту живность приструнить, мельтешащую в долине. Садау кратеров нарыли, ноги переломать можно.

Риор проследил пальцем очертания ближайших зубцов, торчащих из скал, потом додумал узор вершинам. Казалось, руку стоит вытянуть и ткнет в небо, настолько низко оно опустилось. А стволы дырявили его своими сучками точно рыхлое пузо людоеда.

– Не боишься, что разбегутся? – поинтересовался.

– Мне чего бояться? Они привязаны к Сидэ, Диссемирт постарался. – Саф был серьезен. – Каждый герцог имел своих зверушек и следил, чтобы те сидели смирно.

– А мы? – запальчиво воскликнул Риор, разворачиваясь к Сафу. – Поэтому торчим здесь, по твоим же словам, с незапамятных времен?

Саф вздохнул.

– Фериор.

Риор мотнул головой.

– Ах, ну да, мы же подделки. Потому и потомства не даем, потому что созданы по твоему образу. А ты подлинный шедевр, да?

– Да что с тобой? – Саф дотронулся до запястья Риора прежде, чем тот уловил движение и отдернул руку; только пальцев уже там не было. Риор рассерженно зашипел.

– Прекрати меня постоянно проверять! Я в порядке!

– Жжется?

– Есть немного. Особенно когда…

– Ну хватит, – сказал Саф, поднимаясь. – Как вижу, ты в полном здравии, раз так яростно огрызаешься. Во избежание назревающих обид я оставлю тебя одного продышаться, прокричаться. Можешь еще что-нибудь раскидать. Я вернусь и приду в восторг, уверяю. Каждый раз ломать мозги, как прибраться за тобой – сплошное удовольствие.

Риор скрипнул зубами, после чего догадался поднять голову. Тогда вгляделся в оцепенение, сковавшее черты бледного лица. Температура белого змея была намного ниже его собственной, успел это почувствовать.

– Куда?

– Мне нужно согреться. Выйду из долины, всего на несколько часов. Там, – Саф указал на выход, – есть солнце. Его мало, но… От камина уже провонялся весь. Пройдусь.

– Я могу? – хмуро спросил Риор. – Пройтись?

– Иногда ты это делаешь.

Накал тихо увядал, сменившись чем-то, совершенно Риору непонятным. Замешательством от того, как легко Саф игнорировал любые попытки погрызться.

– Я в долине кто? Пленник?

Саф глянул на него через плечо.

– Ты мой пленник, Риор. Ты привязан ко мне. Это ты примешь с большей радостью? Или попытаешься меня убить и освободиться?

Ответа дожидаться не стал.

– Есть над чем подумать, верно? – совсем тихо добавил и, петляя между кратеров садау, вскоре скрылся среди скал.

Риор смотрел ему вслед, начиная сожалеть о том, что вовремя не придержал язык.

– Зря ты так, – обронила Ниока. Когда появилась – Риор, отвлекшись, не заметил. В ответ на ее слова глухо зарычал:

– Зачем он это сказал? Чтобы я попытался? Не настолько же Асафи глуп, чтобы подсказывать выходы.

– Ты это знал и раньше, однако выходом не считал, – уже резче прозвучали слова, от которых сердце Риора забилось чаще даже при отсутствии тепла извне. – Мы восполняем пробелы. Надо будет заняться какой-то писаниной, наверное, а то выходит сумбурно. Мы могли что-то упустить. Но ты спрашивай. Саф никогда не отказывал тебе в знаниях.

Риор схватился за голову.

– О чем спрашивать?

– В прошлый раз, например, ты спросил, выйдет ли у тебя убить его, если попытаешься.

– А он что ответил? – холодея, мучительно пытался сообразить, для чего ему такое узнавать.

– Он сказал, что у тебя может получиться найти того, кто сможет.

Ровный голос, произносящий страшные вещи, заставил трепетать. Риор смятенно встретил прямой взгляд и, вспомнив выражение, запечатленное на стене, тихонько вздохнул. Про себя повторил слова Сафа – пора заняться отношениями семейными, а начать с этой девы, которая его доконает вскорости. И прибраться, наконец.

– Я чем-то оскорбил тебя? Давай, выкладывай уже.

Верхняя губа Ниоки дрогнула и из-под нее угрожающе блеснули клыки. Риор мысленно простонал и поднялся с камня.

– Пойду я. Не стану доставлять удовольствия Сафу и улучшу быт. Начну с десятка кресел. Зачем их столько? Растопка на случай морозов? Ты вот сейчас мне рассказала это для чего? Проверяешь, стану ли искать убийцу для Асафи?

* * *

В какой-то степени можно утверждать, что ее создали. Мама, бабушка. Люди и их предрассудки. Те же мальчишки, которым до визга нужен объект для издевательств. Не было бы ее, отыскали б кого другого. Неприятная мысль. Оно все неприятное; то, что подбирается к истине. Ложь намного слаще и умиротвореннее. Позволяет спать спокойно большинству, против которого четыре женщины попросту не выстояли бы. Три, поправилась Тай. Мама, как обычно, не при делах, дети не ее и вообще она не понимает, как так получилось.

Криво усмехнулась, представив искреннее удивление Мелы, получившей двух одинаковых девочек.

Шагая вдоль ручья, Тай представляла, как покинет Хилескору. Соберет вещи, попрощается с бабушкой, Йеной, которая точно будет реветь без остановки, но обязательно поймет ее желание стать кем-то, потому что жизнь в родной деревне для такого парня, как Тай, окончится тупиком – ни семьи, ни друзей. Ей придется вечно озираться. А еще хотела бы услышать слова напутствия от мамы, какой-нибудь совет, но это уже воображение разыгралось, понимала.

Привычно взгляд уперся в неприступные твердыни, безучастно наблюдавшие за лугами, деревней, может, не одной, и таившие в себе множество тайн. Так и не удалось ей узнать, зачем люди переступают те границы и делают ли это вообще. Луна красной не становилась ни разу, а Тай подозревала, что Мелек чего-то недопонял. И почивший старейшина Даль скорее всего в голове своей путался, а остальным неудобно было ему возражать, вот и слушали все вместе, кто внутри, кто снаружи.

Она сама пробовала не раз отыскать дверь, но лишь руки ободрала и страху натерпелась, а пути в долину не нашла. Там, у самых откосов, начинались непролазные каменные дебри, а туман сжимался вокруг, забирая весь свет и облепляя своими влажными щупальцами. В него и Йена отказалась лезть, хотя клятвенно обещала, что не испугается.

Тай помахала рукой скалам; тем, кто там жил. Интересно, подумала, они за столько времени привыкли к ней? За прошедший год ничто с той стороны больше не давало о себе знать и, если б мальчишки не перебирали ту ночь в деталях, то можно было бы подумать, что рев приснился.

Йена хоть и помнила, но не горела желанием обсуждать; ее больше интересовало сталкивать взрослеющих парнишек лбами, а не гул, виной которому обычное эхо, как повторяла бабушка. Мама молчала.

С того самого дня, как они с бабушкой нашли ее, она лежала и молчала. Старейшина Даль – и тот был более живой перед своей смертью, чем Мела. На нее махнула рукой тетка Мелека, прямо сказав, что тратит свое время. Одна только Таната возилась, кормя и ухаживая. Как с куклой.

Руки Тай мурашками покрылись, как представила пустые глаза мамы. Они раньше блестели, глубокие, как полноводный ручеек, а сейчас в них глядеться – что в мутное зеркало. Кажется что-то… К тому же она была там, у Сидэ.

Бабушка разумно объяснила все, что тогда произошло, потому и бояться было нечего. Очень скоро это ощущение безопасности прошло, на второй день после того как Ирик в лицо ей плюнул, что бабку Танату только терпят. Из-за того, что она умеет, а еще больше из-за того, что проклятий от нее не хотят получить.

Что-то обсуждали они там без конца, собравшись вместе, Тай уверена была. И лекарка, лечившая маму, не стыдилась всю деревню ставить в известность о ее состоянии и причинах, по ее авторитетному мнению приведших к плачевному итогу.

Тай не верила в демонов, с которыми путалась мама, но помимо воли стала приглядываться даже к своей тени. Ей казалось, что и тень в свою очередь приглядывается к ней. Они сидели по ночам друг напротив друга и переглядывались. Испытывали, кто первым выдаст себя. Йена не раз силой отрывала ее от стены, в которую упиралась лбом, когда уже невмоготу было удерживать голову.

Слухи поползли, что внук Танаты весь в мать, с причудами, потому что Тай вела себя странно. На мальчишек таращилась, о чем Йена не раз ей говорила, краснела жутко, если замечали, в ответ на шуточки била не глядя, пока кузнец не запретил ей приходить на тренировки. Обозлился, а теперь Тай не знала, как к нему подступиться с просьбой взять в ученики.

Сама виновата, бурчала, поддевая мелкие камешки носком башмака. Сколько раз бабушка напоминала, что не девка она вовсе, а парни друг дружку не разглядывают, дурным дело кончится. Оно и кончилось тем, что теперь мальчишки ее избегали, и Йене надоело слушать, сделала вид, что ничего не видит, не знает. У Танаты своих забот хватало, ругаться с деревенскими не станет. Она старая уже, ей бы пожить спокойно.

Тай толкнула еще один камень, и он плюхнулся в воду, подняв муть со дна. Бескрайние поля мелких желтеньких адонисов переливались, насколько взгляда хватало, между барьерами Сидэ и темнеющим лесом уходили вдаль, и Тай вдруг захотелось идти туда. Влиться в это зыбкое солнечное море, не сказав никому ни слова; просто уйти.

Навстречу ей, вдоль поросшего молодой травой берега, шагал человек; темное пятно на фоне ворочавшегося за его спиной тумана. Неспешно, разглядывая облака; он прятал руки в свои же рукава, широкие точно штанины. Приталенная туника странного кроя доставала почти до колен, глухой воротник подбирался к подбородку. Высокие сапоги выглядели очень жесткими на вид, совсем как часть доспеха; хорошая защита от змей, подумала Тай.

Опустив голову, Саф остановился, посмотрел вниз и улыбнулся:

– По правде говоря, я надеялся встретиться. Ты, наверное, занята сильно? Не так часто уже выходит отлынивать от работы?

Тай изобразила непонимание, тогда Саф пояснил:

– Пять дней был здесь с утра до вечера. От скуки приходилось болтать с ежами. Помогала семье или училась? – Чем дети занимаются, слабо представлял.

Тай с силой потерла свежий синяк, чтобы пропало желание улыбаться во весь рот.

– Я сейчас больше в лесу. Занимаюсь там. Чучело себе сделала.

– К чему тебе это? – искренне удивился Саф, обратив внимание на одежду девочки: опять штаны и широкая рубаха навыпуск. Волосы ее, казалось, стали еще короче. – Думал, это временно, а ты погляди… И что? Люди-то ваши ничего не подозревают?

Губы Тай дрогнули, как сказать что-то хотела и одергивала себя. В конце концов крепко их сжала и мотнула головой, из чего Саф сделал вывод, что Хилескора – деревня полных олухов. Единственное, что просилось с языка и что немедля озвучил, добившись намека на смешок. С запозданием подумал, что не стоило быть таким прямым, однако Тай немного посветлела.

– Они считают, что я дурачок, – пожала плечами, делая вид, что ей все равно на чье-то мнение. Саф присел на корточки.

– А твоя семья?

– Они же и надели это на меня, – Тай подергала рубаху. Ее голос выдал расстройство. Саф потер подбородок; пальцы пахли травой и чем-то еще, мимолетным, чего не мог понять. Сбой обоняния тревожил, как и загадка девочки, стоявшей с несчастным видом и прикидывавшейся, что у нее все хорошо.

– Всю голову уже сломал – почему ты делаешь вид, что тебя нет?

– Потому что мы с сестрой одинаковые, – сказала Тай. – А две одинаковые вещи существовать не могут. Иначе нарушится порядок.

– Порядок чего? – вскинул бровь Саф. Вышло несколько надменно, сам почувствовал. Напомнил себе, что его собеседник не Риор, а ребенок; сбавил тон.

Под его взглядом Тай стушевалась. Села напротив, разгладила складку штанов, разглядела пятно на колене, отчетливо видимое на грубом льне. Быстро перекрутила ткань, затолкав пятно под колено, и прижала, согнув ногу. И все это время надеялась, что знакомый, такой весь вылощенный, ничего не заметит.

Саф долго молчал.

– Все ваши хвалебные предсказания и верования – лишь предположения и попытки угадать, – мягко произнес после паузы. – Единственное, в чем человек может быть твердо уверен, это в том, что он умрет. – Он же даже в этом не мог быть уверен. Мысль заставила его вздохнуть. – Не хочешь пройтись? Мне почему-то кажется, что там теплее.

Тай проследила за взмахом руки. Потом перевела взгляд на белое лицо, словно вылепленное из снега.

– Там просто цветов больше.

Оттого луг словно тонул в зное, но это обманчивое ощущение. Однако направление ей понравилось, потому что совсем недавно сама тянулась туда же.

– А ты ходил в долину Сидэ?

Саф в тот же момент ощутил, как затикало сердце, до этого мирно дремавшее, а шее стало тепло от скачка крови. Насторожился вопросом.

– Нет, – ответил. Встал, протянул руку девочке, помогая подняться. – Наверняка есть причина, почему она закрыта. Может, там замуровали монстров вроде айсергов. Ребенок. – Отряхнул штаны от травяного сора. Сильно надеялся, что лицо не покраснело. – Даже не мысли. Ничего хорошего в заколоченных намертво местах ты не найдешь.

– А вдруг там сокровища?

– А вдруг там твари, которым не место среди людей? – серьезно возразил Саф. – То, что запечатано, таким должно и остаться, запомни. Если что-то выдернуть со своего места и забросить в на него не рассчитанное, много бед оно натворит.

– Например? – немедленно вскинулась Тай.

– Примеров множество, – туманно протянул Саф, с ходу пытаясь припомнить хоть один кроме него самого. – Например…

– То существо из ледяной бездны? – подсказала Тай. Они прокладывали себе дорожку среди цветов, беспокоя тучи мошки, и Тай забежала точно перед ним, спиной вперед, лицом к нему. Саф готов был к тому, что она споткнется в итоге.

Но Тай прыгала на диво легко, будто вечность так ходила, задом наперед. У нее к тому же была раздражающе хорошая память и манера не обременять себя долгими думами. И взгляд чересчур цепкий, ожидающий подвоха. Оправдывая это ожидание, Саф чувствовал себя неуютно.

– Медведь, посаженный на цепь и развлекающий людей. Города – не его место. Если вырвется, то устроит представление, какое не скоро забудут.

Тай подумала.

– А то существо… Как освободить его от древней магии?

– А вот этого у костров не поведали, – через силу усмехнулся Саф.

– А если его… поднять? Мага? И спросить?

Тай выпалила и сама испугалась. Саф смотрел насмешливо, но ее не оставляло ощущение некой лихорадочности, слабой, осыпающей своими пылинками. Закачались вдалеке верхушки сосен, склонившись под порывом ветра, с солнечных цветов взметнулась пыльца, пронизав воздух тонким и нежным ароматом. Луг словно горел. Только вот не грел.

Саф глубже запихал в рукава озябшие руки.

– За столько веков сгнили даже кости мага, нечего поднимать, – спокойно ответил. Пронзительный взгляд скрыл ресницами. – Что к лучшему, потому что некромант, поднявший лиггена, получит и контроль над существом. Так что пусть маг покоится себе.

Как будто чувствуя, что Сафу хочется помолчать, Тай пошла рядом, иногда и крадучись поглядывая на его профиль и не в силах отделаться от легчайшего налета узнавания – именно такими когда-то представляла себе духов; бесплотных, разлетающихся от малейшего дуновения. Только этот чужак был очень даже реальным и осязаемым; выделяющимся на внешность, еще и с совсем крошечными ушами. Заготовками, обозвала бы бабушка.

Тай еще раз посмотрела на проглядывающую из-под прядей ракушку, будто в речке выловленную, нарушавшую весь образ. И еще.

– Что? – спросил Саф, опустив вниз глаза, и Тай взялась за изучение цветов.

– Да так…

– Говори.

– Уши… – Тай в сомнении почесала щеку. – Не обидишься? Они у тебя как у ласки.

– Белые?

Тай быстро глянула на Сафа. Он таил улыбку. Подшучивал.

– Маленькие, – призналась. И оттопырила свое для сравнения. – Вот, такое нормальное.

Саф нагнулся, придирчиво рассмотрел ухо, выпрямился и кивнул.

– Постараюсь отрастить, – заверил совершенно серьезно, после чего Тай громко рассмеялась.

– Ты странный.

– Ты тоже.

Их шутливая пикировка доставляла удовольствие обоим. Перебирали ногами безо всякой цели, разговоры не несли большого смысла. Тай здесь могла быть собой, а Саф мог притвориться кем-то вроде странника.

– Ничья, согласна?– он протянул руку для пожатия. Важно Тай ухватилась за кончики пальцев, выглянувшие из рукава, и подергала их. Приятными, горячими своими, пославшими рефлекторную дрожь по всей руке, доставшую до спины.

С трудом Саф заставил себя их выпустить и греться самостоятельно. Подумывал уже вернуться обратно и надымить в пещере, оглянулся посмотреть, куда привела их его полудрема. Оказалось, довольно далеко.

– Мы скоро уйдем за горизонт… – Больше пробовал настроение девочки, чем окружающий мир, тогда как все вокруг вопило о том, что они не одни. Нахмурился, слизнув с воздуха капельки, поднесенные ветром.

Не учуял то, что действительно было важно. Остановился окончательно. Тай вопросительно запрокинула голову.

– Ложись, – негромко сказал Саф, оглядывая луг. – Без слов и быстро.

Непринужденность прогулки исчезла в одно мгновение, Тай оказалась на спине и ойкнула от внезапности падения. Саф смешно растягивал слова, а движения его изменились. Он потек как вода, как мед, двигаясь так плавно, что практически слился с переливом трав. Тай испугалась, свернулась на земле, прижавшись к ней щекой.

– Что там?

Саф движением ресниц показал ей молчать. Придвинулся ближе, подтянул ее к себе, надеясь перебить запах человека своим и не привлечь ту черную кошку размером с хорошего волка, которой надлежало гнить в земле. Однако, опять лигген оказался на подступах к долине Сидэ, что совпадением быть не могло.

Прошуршала трава, Саф прислушался. Попробовал воздух: запах усилился. Лигген приближался. Девочка натужно дышала, перенимая напряжение; окаменела, двинуться боялась лишний раз.

– Тай, – прошептал быстро, холодя ей ухо. – Сейчас ты побежишь. Так быстро, как сможешь. Лети как ветер, к ручью. Не оглядывайся, я буду прямо за тобой.

Тай задрожала и так стиснула руку Сафа, что он усомнился в том, что сделает, как ей сказано.

– Кто там? – и еще глубже забралась в полукруг обернутого вокруг нее тела. – Кто…?

– Хищник. Пантера. Я отвлеку. – Язык Сафа мелькнул между зубами и коснулся нёба. Плохо, труп смердел совсем рядом. – Давай! Сейчас!

Тай замотала головой, Саф подскочил вместе с ней. Больно толкнул в спину.

– Беги! – рыкнул, не глядя на девочку. Куда-то в сторону развернулся, жутко оскалившись.

И она понеслась, забывшись в страхе. Бежала, ветер в ушах свистел, цветы разлетались в стороны, сбитые носками башмаков. За спиной зародилось рычание, хрипло утробное, выбившее из головы все мысли. Ручей, ручей…

Ручей опрометью бежал от нее.

Споткнулась, закричала, зажав уши руками. Резкий визг накрыл ее, пронзил. Совсем близко что-то хрустнуло и стихло. Тишина, наступившая после, стала намного страшнее погони.

Тай завопила еще громче. Холодные пальцы обхватили локоть и дернули вверх.

– Помогите!

– Помогаю! – гаркнул в ответ Саф. Вытер руки о бедра. К бокам прилипли сгустки, от вида, вони которых Тай согнулась, отплевываясь. – Не валяться, бежать! Давай!

Снова толчок, опять длинный прыжок, в конце которого Тай чуть не растянулась на траве. Устояла, обернулась.

Открыла рот, не вырвалось ни звука; шире раскрылись глаза, не веря. Застучало сердце, сдавило в груди. Саф рывком обернулся. Тай оцепенела, не в силах осознать то, что нагоняло их рывками, и близко не напоминающими скользящий бег пантеры.

Что-то сломанное, угловатое вырывало клоки дерна, резкие скачки кренили зверя вбок, удушающая гниль неслась впереди него; забила нос. Тай отчаянно хватанула ртом воздух и ее повторно стошнило. Упала на колени, слезы застили взор. Лоб вдавила в траву, сжалась, каждую секунду ожидая, что туша врежется в нее.

Что это, что это, суматошно металось в голове.

Тай оттерла рот. Все еще живая, даже умудрялась дышать сквозь комок, забивший горло. Знобило, набежавшие облака съели все тепло.

– Саф… – проскрипела в землю.

Осмелилась поднять голову. Пальцы вогнала в землю, забивая под ногти грязь вперемешку с желтой пылью.

Саф, выпрямившись во весь рост, удерживал то, что некогда было пантерой; в одной руке, сжав твари глотку. Задние лапы бились над землей, передние вогнали когти в плечи ее знакомого. Стиснув зубы, Саф мало внимания обращал на лиггена, сосредоточившись на дали.

– Саф! – заскулила Тай, подтащив к себе ноги. Подобрала руки и стала комочком.

– Лежи! – бросил Саф, разжав край губ. Тай лежала. Не сводила глаз с шерсти, сыпавшейся на пыльные сапоги, такой заметной. Мех клоками оставлял зверя, обнажая серые проплешины кожи. Язвы, жилы проглядывали в прорехи. Как ветхая тряпка разлезлась шкура, повисла обрывками.

Тай сглотнула.

– Это… лигген?

Второй рукой Саф свернул зверю шею. Из каких-то складок за поясом достал косарь и, выпустив труп, присел на корточки. Взгляд из-под бровей был холоден, как и голос:

– Я что велел делать?

– Бежать, – прошептала Тай, вглядываясь в непроницаемое лицо, растворяясь в его застылости. Оно давило, в нем терялось время, сознание; казалось, вскоре заплутается и сама… Вздрогнула и виновато зажмурилась. – Испугалась сильно. Так тихо было и вдруг… Это… Это ведь лигген?

Саф сузил глаза, скрыв мелькнувшее удивление тем, что ее воля оказалась сильнее, чем у Риора.

– Лигген. Ну как, мы с ним похожи?

– Нет… Конечно, нет. – Как могла сравнить Сафа и это существо, сейчас поразилась. – Они все так воняют?

– Зависит от состояния, в котором их подняли. Свежие – нет. Они как живые. – Двумя быстрыми ударами отделил голову от тела и вытер нож об мех. – Всегда так делай, как можно сильнее уродуй труп. – Поднялся. – Не облегчай задачу…

Тай смотрела на грязный мех.

– Кому? – едва слышно спросила. – Тому, кого ты ищешь? Здесь еще кто-то есть, так?

Саф глядел ровно. Вокруг него незримо бесновался ветер, трепля волосы. Не к месту вспомнились шутки о его ушах, и Тай невольно отыскала их. Такие же, белые и крохотные, как у ласки. Трогательные, придававшие ему безобидный вид. Обманчивым оказалось то впечатление.

– Вставай, – сказал. Руку не протянул, машинально потирая пальцы, счищая с них мертвую кровь. – Доведу до воды, отмоешься и вернешься домой. Не броди здесь больше.

Теперь Тай поверила, что он легко справится и с айсергом, и с любой другой напастью. Это навело на определенную мысль, от которой немного полегчало.

– Ты охотник? – Когда Саф вопросительно склонил голову, прочистила горло и более уверенно спросила: – Ты охотник? Тебя нанимают, чтобы избавляться от… – Кивок на тушу.

Он подумал и решил, что объяснение подойдет.

– Можно и так сказать. Идем.

– А ты будешь ловить некроманта? – на мгновение их глаза встретились, а потом Тай торопливо вскочила с земли, кусая себя за язык.

Больше ни слова ей не скажу, пообещал себе Саф, шагая вперед.

Вокруг, насколько чувствовал, никого не было кроме него и странной девочки, прячущейся у всех на виду. Сейчас не было, но был несколькими минутами ранее, привел двух лиггенов.

Некромант, человек, ходящий по грани между живым и мертвым. Насколько Саф знал, таким мало интересны мирские склоки, поэтому убежден был, что трупный мастер не заблудился ненароком, а направлен был намеренно, повторно. Плохо, что и ушел свободно, вдобавок увидел девочку. Точно увидел, когда Тай неслась как свихнувшаяся сирена, голося на весь луг.

Саф на миг представил ее мертвой и понял, что такой исход ему не нравится.

– Ты знаешь, кто такие некроманты? – спросил, не оборачиваясь. Не было нужды: Тай наступала ему на пятки.

– Вроде ведьм. Колдуют и вызывают души, – быстро выдала Тай заученный урок.

– Глупости, – пробормотал Саф и попробовал воздух. Чистый, без чужих примесей. – Их даже магами называют с большой натяжкой, потому что их способности – часть их самих. Как рука, нога.

Тай дернула его за тунику, плотную, как войлок.

– Они могут забрать душу живого?

– Нет, – твердо ответил Саф. – Зона их интересов – посмертие. Но… Ничто не мешает ему сначала отправить живого туда вполне обычным способом.

– Посмертие. – Тай проговорила слово и вслушалась в его звучание. Оно, покрытое налетом неизвестности, звучало… таинственно. Оттуда выбралась та большая кошка, теперь казавшаяся ярким событием. – А что это такое?

Саф зашагал быстрее, напомнив себе, что вовсе не собирался удовлетворять любопытство, а только напугать хотел. Тай за ним побежала.

– У меня мама… – Начала и запнулась. Утопая в траве, смотрела в спину, обтянутую серо-зеленой шерстью туники, больше напоминающей на ощупь продолжение сапожных доспехов, и глазам своим не верила. Не думала, что такая ходьба возможна – Саф словно летел над лугом, однако точно видела, что перебирал ногами. Догнать его становилось сложнее, поэтому закричала, чтобы услышал: – Была здесь! И я подумала, что некромант может быть виноват в ее болезни!

Саф остановился резко, Тай с разбегу врезалась лбом в его спину и отскочила.

– Мама? Здесь?

– Вон там, – Тай потерла ушибленную голову, потом вытянула руку, указывая на скалы. – Мы с бабушкой ее нашли. С тех пор она как спит, только с открытыми глазами.

С трудом Саф придержал рвавшийся с языка вопрос, не прошлой ли весной это случилось. Не о той ли женщине говорила сейчас девочка, которая путалась с инкубом, без раздумий нацелилась на него самого, едва любовник сбежал, а потом что-то случилось; шок ли от вида Риора или случайно перестарался, пытаясь замедлить все, что двигалось.

Охватил быстро нарастающий ужас, едва осознал, как наследил в жизни ребенка.

– Хотя… Я могу и ошибаться, а некромант мог пытаться забрать ее душу. Поэтому… – стремительно развернулся, заставив Тай в испуге подпрыгнуть и тут же рассмеяться. Смех вышел неуверенным, что отметил и чему мрачно фыркнул. – Поэтому больше ты далеко от деревни не отойдешь, а сюда дорогу вообще забудешь. В лесу своем будешь крайне осмотрительна, а еще лучше, если в лесу тоже тебя не будет. Люди, много людей – вот твоя защита.

– От чего? – Тай вдруг поняла, что смотреть на Сафа почти так же жутко, как на лиггена. Он стал незнакомым, будто до этого всего лишь притворялся славным парнем; теперь же взгляд выдавал в нем убийцу, коим и являлся по сути. Охотник на нежить, подумала, ежась.

– Некромант видел тебя. – Глаза Тай при этих словах стали огромными, а Саф понизил голос до устрашающего шепота: – И знает, что я охочусь на него. Он видел тебя со мной, а теперь сама подумай, кем он попытается загнать меня в угол?

– Но… – Тай задохнулась, взглядом заметалась по просторам. – Мы случайно встретились! Почему?

– Потому что я проявил беспокойство из-за тебя, – бровь Сафа взлетела вверх, предлагая рассудить самой. – Поэтому в его представлении ты уже приманка.

Слова не укладывались в привычный образ жизни. Тени, преследующие по ночам, теперь сменит некромант.

– Он придет за мной?

Саф склонил голову набок. Опять показалось его крохотное ухо, которое Тай уже ненавидела, ибо оно сбивало с толку.

– Что мне делать? Что… Делать? – выкрикнула, умоляюще отыскивая хоть какой-то намек, что Саф поможет, но его лицо оставалось бесстрастным. – Не буду ходить. Сюда не приду. И в лес…

– Беги, – коротко сказал Саф. И она побежала.

Постоянно оглядываясь, не разбирая дороги, обдирая жесткими башмаками мозоли с пяток; к цели, к пляшущему ветками пятну. К лесу, за которым был дом. В какой-то момент, не различив позади силуэта Сафа, потеряв ощущение безопасности за спиной, припустила со всех ног. Воздух с хрипом рвался изо рта, всполошённо взлетали птицы, добавляя шорохов.

Врезалась в мальчишек, возвращавшихся с запруды. Они закричали вслед, Тай их не слушала. Пронеслась по дороге мимо людей, собрав за собой всех собак. В дом вломилась, задыхаясь. Захлопнула дверь и придавила ее спиной, роняя слезы. Бок нещадно кололо, вдавила в него локоть.

– Йена!

Сестра пряталась под окном, отодвинув самый край занавески. Быстро оглядела багровую Тай и вернулась к наблюдению за улицей.

– Старейшину Огия не встретила? – нервно спросила, пока Тай сползала на пол, загибаясь от рези в боку, от нехватки воздуха. – Грозился к бабушке прийти жаловаться. От него бежала? Он близко уже?

Тай прикрыла глаза.

Не ходить в лес. Не ходить на луг, напомнила себе новое правило. Стать еще незаметнее, чем была. Не думать об охотнике.

В следующий раз они встретились через семь лет в охваченной безумием Хилескоре.

7.

Не в силах службу прекратить

Ей требовалось оружие, что-то посерьезнее ножа, сточенного почти до состояния шила. Он тупился в два счета, еще и покрывался заусенцами. Потому в кузнеца Тай вцепилась мертвой хваткой, пока тот не согласился учить, лишь бы отвязаться.

Народ потешался над кузнецом, не уставали напоминать, что парень недоработанный и годный лишь для уборки, только, к удивлению самого Сиама, хилый парнишка оказался с головой и довольно ловким, вскоре управлялся в кузне едва ли не проворнее, чем Дан, выросший в жаре горна, среди молотов, клещей, и игравший на наковальне.

Дан, задиравший сверх меры, внезапно изменил тактику и перенял манеры Мелека. Если это и внушило подозрения, то долго они Тай не мучили. Когда парень начал лебезить, много ума не потребовалось, чтобы понять причину. Йена. Всегда и везде была Йена, достопримечательность и бедствие их деревни в одном лице.

Тай вздохнула, не желая омрачать день сестрой, и опустила руку с молотом. Плечи ныли, протестуя против усилий, ноги горели огнем. Привычно почесав бок под повязкой, переступила с ноги на ногу, меняя упор, чем опять обратила на себя внимание кузнеца, второй час посматривающего в сторону наковальни. Знакомый со многими рудами и их плавкой, Сиам честно старался, отводил глаза, занимал руки, усиленно раздувал жар, бормоча какие-то заклятия что ли для усиления огня; по крайней мере, выходило очень похоже. В итоге не выдержал.

– Ай-ай, как вижу, так дрожь берет, – правдоподобно потряс щеками. – Все мерещится вертихвостка… – Глянул на Тай, переставшую колотить по наковальне. – То есть… – Глянул второй раз. Отвел глаза. – В общем, плохо для мужа быть таким щуплым. Тут хоть обмашись молотом, костей да роста не прибавишь. Что там у тебя?

Тай обижаться не стала, она привыкла; да и правду кузнец говорил. К тому же не со зла, а ворчал. Указала на сплюснутую чушку, понимая его любопытство, и что дело вовсе не в работе как таковой, а в материале, к которому трудно было утаить острый интерес – у Сиама глаза загорелись.

– Цвет тех звеньев, что ты в горн клал, был почти черным.

Тай полюбовалась серебристым оттенком все еще темного металла. Скорее всего, не хватило жара для чистого цвета. Расплющенный брусок перевился седыми узорами, напомнив того, кто этот циолий добыл.

– Это не железо, – догадался кузнец.

Было бы смешно убеждать его в том, что он ослеп, поэтому Тай кивнула.

– В ручье за лесом отыскался, – сказала, утирая пот, заливавший глаза. – На самом дне лежал, между камней сильно выделялся.

Промозглая сырость осени дрожала за стенами, светлый день только разгорался, чего в раскаленном пекле кузни не ощущалось. Огонь Тай развела по темноте, надеясь управиться до того, как Сиам заинтересуется ее занятием, но не ожидала, что циолий окажется таким капризным. Он не потек, как полагалось, а стал тягучим точно резина, на нем проступили те самые прожилки, на которые теперь глазела она сама на пару с кузнецом.

– Давай я, – предложил Сиам, воодушевившись от мысли испробовать что-то новое. Протянул руку за молотом, который Тай отдала с большим облегчением. – Занятный материал, никогда такого не видел… Что сделать хочешь?

– Кинжал, – без раздумий ответила Тай. Она уже мысленно его видела, в мельчайших деталях прорисовала. Покопалась на ящике с инструментом, ища запрятанный набросок, который и показала кузнецу. – Такой.

Сиам одной рукой взял кусок бересты, второй оперся о рукоять молота. Покивал, признавая замысел стоящим внимания и усилий.

– Что ж, – сказал, погладив гладкий, теплый металл. – Интересно будет, что получится из тебя, речной камешек.

Тай сильно переживала о байке, оправдывающей появление циолия, но кузнец, казалось, поверил. Сил у него было много больше, металл подчинялся ему охотнее, и Тай растерла уставшие руки.

– За водой схожу, – сказала. Сиам, целиком поглощенный меняющимся от каждого удара узором, кивнул. Заворчал недовольно, когда открылась дверь и внутрь заглянул Дан, поманил Тай к себе.

– Тепло не выпускай! – крикнул. Тай поспешила выйти наружу и плотно закрыть кузню.

Дан смотрел хмуро. Тай готова была вопить при виде этого здоровяка, в голове которого бродили мысли только о ее сестре. Впрочем, в большинстве голов происходил процесс сходный.

– Где Йена, знаешь?

– Откуда? – вздохнула Тай. За пределами кузни осень чувствовалась очень даже ощутимо, заставляя дрожать в пропотевшей рубахе. – Утром спала, а сейчас я здесь.

Тут Тай задумалась, а спала ли Йена, потому как занавесь у ее кровати была задернута, на чем все присутствие сестры закончилось. Она вполне могла там и не находиться. Бабушка давно махнула рукой на воспитание Йены, с которой справиться не могла; Таната едва передвигалась по дому, не говоря уже о том, чтобы отлавливать и поучать подросшую и осознавшую силу своей красоты девицу. Тай лишь могла, и то только отловить. На все попытки вразумить Йена отмахивалась и усмехалась. Так это делала, что Тай передергивало, как будто и ее хотела заморочить.

– Она с Мелеком? – не отставал Дан, шагая рядом. Тай взмахнула ведром, отгоняя парня.

– Сходи к Мелеку.

– Старейшину разбужу, – пробубнил Дан. – Давай ты…

– Пусть Ирик сходит. Слушай, у меня дел полно. Разбирайся сам.

Ответ Дану не понравился, он резко выбросил руку, в которую Тай уперлась носом и тоже вынуждена была встать на месте. Парень нагнул бычью шею, меняя милость на ярость.

– Юнец, – в голосе прозвучала угроза. Тай скосила глаза на завязки рубахи, опасно натянувшиеся – либо придушат, либо оборвутся. – Все, что требуется для моего хорошего расположения – чтобы ты поспособствовал встречам с Йеной. Иначе…

Дан продолжал краснеть, видимо, добротно пришиты были ленты.

Ответить Тай не успела, потому как увидела сестру. И Дан увидел, повернув голову в нужную сторону. Среди множества шагов и голосов выбрал верное направление. Тай позавидовала бы способности сестры превращать мужчин в абсолютных тупиц, только вот все бывшие деревенские драчуны и раньше сообразительностью не блистали. Разве что Мелек… Но тот приручен был давно и безнадежно.

Дан начал задыхаться, рванул ворот рубахи. Тай опасливо от него отодвинулась, громыхнув ведром, на что взбешенный парень внимания не обратил, мечась взглядом между девушкой и ее поклонником.

Йена с видом королевы вышагивала по пыльной улице, придерживая спереди подол платья. Напоказ выставляя новые туфельки, яркие, как пятно крови. Чуть склонив хорошенькую головку к плечу капитана юнитов, обитающих в воинском бараке, она улыбалась его словам, а капитан, очарованный, внимал, Тай уверена была, очередной ерунде, валившейся из Йены неиссякаемым потоком.

– Она это нарочно, – прошипела себе под нос, неподалеку замечая и Надана, неделю назад разбившего нос Ирику, и Олефа, искупавшегося в луже у дома Йены вместе с Наданом, куда отправил их брат Ирика. Томз был очень зол, только вот за брата ли вступился или красовался под окнами, осталось вопросом; невеста у него была, хорошая девушка. Витар в стороне жал зубы, оглядывая блиставшего довольством капитана, а важный старейшина Лоренс, семенивший в управу, резко сменил направление; отец многочисленного семейства не выглядел принесшим мир и свое властное слово в назревающую стычку. Среди его отпрысков был один мальчик, и Тай на миг представила, как бы они разбирались между собой, будь малец постарше и попади в ряды очарованных тупиц.

– Дан, – тихонько потормошила кипевшего парня. Дан отмахнулся и едва не свалил ее с ног. Второй раз трогать не стала, вместо того постаралась говорить убедительно: – Твой отец придет в ужас, на нем плохо отразятся твои драки с солдатами. Не нужно! Поговоришь с ней позже. Обещаю, приведу ее…

– Йена! – заревел Дан. Тай бросила ведро и помчалась в кузню.

Йена смотрела прямо в глаза Дану и, тот поклясться мог, что уголок ее губ приподнялся. Наслаждалась ревностью, не иначе. Упивалась раздором, купалась в этой борьбе, ею развязанной среди недавних еще друзей.

Гнев завладел им, выскочил вперед, пригнув голову. Сжал кулаки по бокам, сверля взглядом того, кого не следовало злить; при других обстоятельствах помнил об этом.

Рывок капитан Тореас отметил, придержал Йену, задвигая ее себе за спину. Выпятил подбородок, без слов узнавая, что за собрание образовалось, перегородившее всю улицу. А Дана выводили из себя туфли, точно кость, которую достать не мог и психовал.

– Капитан!

Юн Тореас изобразил положенную вежливость.

– Дан, сын кузнеца. – Не моргал, следя за выражением лица парня. Бес его дернул пройтись с девушкой на виду по деревне, похвастаться, хотя знал о том, что происходит в Хилескоре; сам не так давно посмеивался над тем, как одной девице удалось перессорить и мужчин, и женщин.

Веселиться больше не хотелось, толпа парней раздражала.

Нахмурился, стараясь угадать, кто еще осмелится выступить против него.

Тай, вернувшись, с облегчением застала все то же оценивание с обеих сторон. Долго оно продлиться не могло, мужчины были напряжены сверх меры, однозначно собираясь навалиться сначала на наглеца, прибывшего из Нана, а потом дотянутся и друг до друга. Дружба на века давно закончилась, теперь ими владело соперничество насмерть.

Тай мысленно простонала и направилась к сестре, намереваясь увести ее домой, убрать с глаз в надежде, что без видимой причины страсти поутихнут. Еще и пылавший жаром кузнец протискивался к Дану, сердито распихивая молодых, попутно отвешивая подзатыльники бывшим воспитанникам. Молодые тихо огрызались, но присмирели быстро.

Смотреть, как Сиам волочет Дана в кузню, Тай не стала. На Йену глянула так, что спорить та не посмела, сообразив наконец, что за представление чуть не устроила. Руку не выдернула и позволила увести себя в дом. На капитана ни разу не оглянулась, будто забыла о нем.

– Он мне даже не нравится! – оправдалась, снимая туфельки. Подняла их. – А вот они – очень даже!

Тай шлепнула себя по лбу.

– Если б Дан ударил капитана, его бы вздернули! – с силой встряхнула сестру, туфли вывалились из ее рук. – Ты это понимаешь? Туфли за жизнь?

– Руки! – завопила Йена, отряхивая с платья следы угля. – Умылась бы, вечно в грязи…

Показалась Таната, тяжело опираясь на клюку.

–Что за крик?

Она и говорила уже невнятно, словно из последних сил выталкивала из себя слова.

– Ничего, – лицо Тай перекосилось. В кое-то время порадовалась, что бабушка не может это разглядеть с порога своей спаленки. – Все в порядке, поспорили из-за обуви. Ба, как мама?

Таната развернулась обратно.

– Так же, – прокряхтела. – Так же.

Тай упредила попытку сестры сбежать, схватив за запястье. Тонкое, как прутик, не похожее на ее собственное, увитое венами от тяжелой работы. Хотелось есть, пить, трясло от вида сестры, осмелившейся выговаривать ей за грязь, скрывавшую гладкую кожу подбородка.

– Чего ты добиваешься? – тихо спросила, внезапно устав ото всего. От Йены, учившейся только тому, как соблазнять мужчин, от тени мамы, высохшей и страшной. От страха за бабушку, совершенно седую, сморщенную как кора трухлявого дерева. Она даже со своей палкой ходила, опираясь боком на стену, в любой момент могла не встать с кровати. Как мама.

В горле встал комок и Тай его сглотнула, боясь разреветься. Йена взирала на нее холодными прозрачными озерами как на досадную помеху, ничуть не переживая о том, о чем должна была беспокоиться в первую очередь. Нетерпеливо подергивала рукой, напоминая, чтобы отпустила. Ее бессердечность приводила в отчаяние.

– Когда ты успела стать такой?

Обе вздрогнули от грохота в дверь. Снова застучала клюкой Таната.

– Я открою! – прокричала Тай, уже зная, с чем пришли. Неважно, кто, жалобы приносили до тошноты стабильные.

– Тай, – недовольно протянула Йена, выдернув руку. – Свои порядки соблюдай сама. Завидуешь что ли?

Что-то стронулось в голове; Тай даже не думала. Размахнувшись, ударила сестру по щеке, оцарапав сломанным ногтем. Выпустила пар, копившийся давно, и только поморщилась, когда Йена вскрикнула, хватаясь за лицо. Ожидала приступа сожаления, но его не было.

– Будешь дома сидеть, пока не заживет, – сказала так злорадно, что Йена, до того чувствовавшая себя уверенно, вдруг расплакалась.

На улице собрались исключительно женщины. Сердитые, заплаканные, стыдившие, грозившие кулаками и всяческими карами. А Тай, предугадывая каждое слово, повторяющееся не первый год под дверью, извинялась, извинялась и снова извинялась. Вовсе не собиралась проводить так свою жизнь, краснея за чужие грехи, но проводила благодаря Йене и невозможности оставить на нее бабушку, маму. Потратила уйму времени, учась биться, на стрельбу из арбалета, хитрости изготовления которого пришлось освоить немного раньше, чем непосредственно попадание в мишень; достать кузнеца до такой степени, что тот согласился пустить ее в кузню при всем том, что клятвенно обещал переломать все кости наглому мальчишке на тренировках. Свидетелей тому было много.

И все зря. Оказалась привязана к деревне крепче колодца в ее центре, постепенно погружалась в него, понемногу, незаметно, пока не обнаружила, как высок и далек оголовок1. Всю ее жизнь можно было измерить количеством синяков, небольшой горкой штанов и рубах, а еще кличкой, которая Мелеку казалась забавной. Заморыш.

Все глубже Тай увязала в дрязгах, по сути не имея к ним ни малейшего отношения. Не смела глаз поднять на жен, невест, зная прекрасно, что сестра повторит все снова, снова и снова. Что или кто ее может остановить, не представляла. Не смерть точно, потому как каждый до смешного боялся Танаты, а потому и внучку ее не тронет, чтобы не привлечь проклятье.

* * *

– Как долго еще будешь делать вид, что ничего не происходит? Эти лазутчики уже везде, обсидели скалы точно грифоны!

Саф смотрел куда-то вдаль, ничем не показав, что услышал, отчего Риор распалился еще сильнее.

– Надо собрать всех, необходимо напомнить о долге, слышишь? Мы твои руки и глаза, а не кубло!

– Выглядит все это, – Ниока обвела рукой долину, в которой что-то кучно шевелилось, ползло, падало и пересвистывалось, перекликалось, – как раз-таки кублом.

Риор напомнил себе о терпении, которым не обладал, а если и отыскивал случайно, то поражался ему больше всех. Но пока копался, желание пререкаться спадало, что тоже в общем-то было неплохо.

– А вот и нет, – ответил. Без эмоций, мог себя похвалить за это. – Саф?

Саф наблюдал за переплетением огромных валунов, острых выступов, уходящих ввысь, текучих в дымке силуэтов вершин. Слушал шепот и стоны, наполнявшие каждый уголок, эхо, многократно умножавшее все шорохи.

– Как считаете, кто-то, находясь в своем уме, имея в распоряжении целый мир, выберет это место своим домом?