Медитативные когитации

Предисловие

Структуры рационального мышления, принадлежащие к эндогенному ареалу холистичного и многомерного пневмо-ноо-психосоматического актора, позволяют ему осуществлять корректные и полновесные гетерогенные ментальные когитации. Последние, в свою очередь, развертываются посредством разнородных гносеологических методов, процедур и инструментов. При этом непрекращающиеся и перманентные экземплярные полемические дискуссии, касающиеся не только герменевтики самого семантического содержания свойственного последним (методам…), но и их (методов…) корреляции с теми или иными сферами и измерениями присущими как антропологическому субъекту, так и многослойной матрице мироустройства, носят второстепенный и незначительный характер. Поскольку в данном случае само рассмотрение вышеобозначенных фундаментальных смыслообразующих проблематик и аспектов не обладает аподиктической и неотчуждаемой релевантностью. Так как первостепенная и центральная семантика заключается именно в непосредственном неотъемлемом и непреложном наличествовании самих теоретических операций и подходов, а не в реализации эталонной и полнообъемной герменевтики, связанной с исследованием аутентичного генезиса последних (операций…). Вполне понятно, что трезвая, вменяемая, бодрствующая, здравомыслящая и т.д. рассудочная персона не может не инициировать необходимые предпосылки, провоцирующие ее (персону) к полномасштабной реализации адекватных, системных, последовательных, нюансированных, непротиворечивых и исчерпывающих спекулятивных практик. То есть они (практики), осуществляемые последней (персоной) при помощи разнотипных и специфических трансцендентальных методологий, являются абсолютно органичными, ингерентными и облигаторными актуализациями для ее (персоны) интериорной эссенциальной природы. Безусловно, непреодолимое и неотчуждаемое стремление рационального актора к корректному, обстоятельному, скрупулезному и полноценному высокоинтеллектуальному развертыванию носит не стохастический и приобретенный, а исключительно аподиктический и врожденный характер. Соответственно, можно констатировать, что ментальные когитации, продуцируемые структурами ноэтического мышления, относящимися к его (актора) эндогенному ареалу, реализуются посредством гетерогенных эпистемологических подходов, и наоборот, последние экспозиционируют собственные различные эксклюзивные и образцовые алгоритмы, процедуры и постулаты при помощи первых (когитаций).

Несмотря на то, что рассудочный субъект как таковой обладает конкретными эндогенными потенциями и качествами, позволяющими ему инициировать те или иные спекулятивные практики, тем не менее он в силу целого комплекса разнородных причин не стремится к эталонному и полномасштабному осуществлению последних (практик). Поскольку, вполне понятно, что сам финальный результат, непосредственно связанный с реализацией им (субъектом) корректных и полновесных высокоинтеллектуальных размышлений, может иметь абсолютно непредсказуемые и непрогнозируемые последствия как для его (субъекта) внутреннего сущностного ареала в частности, так и для многомерной системы мироустройства в целом. Наряду с этим, экземплярные и полноценные отвлеченные мыслительные актуализации не препятствуют рассудочной персоне выйти за пределы тривиальных, обыденных, поверхностных, вульгарных, банальных и т.д. интерсубъективных представлений и установок, индуцирующих аподиктические предпосылки для пребывания ее (персоны) самосознания в состоянии аморфного, пассивного, инертного и кататонического филистерского сомнамбулизма. Безусловно, сама элиминация свойственного ей (персоне) вышеуказанного ординарного и заурядного квази- и/или антиментального экзистенциального статуса мгновенно передислоцирует ее (персону) в интериорное пространство многоплановых и поликомпонентных гиперинтеллектуальных парадигм, обладающих различными семантическими атрибутами и аспектами, а также граничащих с областью имманентной трансцендентности и/или трансцендентной имманентности. Вместе с тем, сами энантиодромичность, парадоксальность, поливалентность и полимодальность эталонных и всеохватывающих гиперментальных развертываний автоматически генерируют сложноорганизованную многоракурсную экспозицию, всесторонне обескураживающую и ошеломляющую ноо-психический модус антропологического актора. Таким образом, настоящее произведение в том или ином виде стремится продемонстрировать не только определенные мировоззренческие системы и концептуальные взгляды, и не только адекватную и оригинальную экзегетику последних, но и саму реализацию корректных, методичных, логоцентричных и полнообъемных абстрактных и трансгрессивных когитативных медитаций и/или медитативных когитаций.

Часть I. Гетерогенные концептуальные конструкции

I. Семантика спатиально-темпоральных циклов

Исчезновение одного цивилизационно-хронологического периода и возникновение и конституирование вместо него – другого представляют собой весьма сложную многомерную и поливалентную семантическую экспозицию. При этом любая спатиально-темпоральная система, с точки зрения традиционных философских школ и классических религиозных учений различного толка, носит циклическо-линейный характер. То есть развертывание последней (системы) осуществляется посредством циклов, инкорпорирующих в себя детерминированные компоненты линейности. Другими словами, каждая из обособленных гетерогенных космическо-хронологических фаз присущих той или иной уникальной и суверенной структуре, безусловно, разворачивается циклическим образом. И тем не менее в ее (фазы) интериорном пространстве наличествуют как эволюционные, так и инволюционные линейные сегменты. Так каждая из них (фаз) обладает, с одной стороны, двумя терминальными границами, фиксирующими и обозначающими ее генерацию и финализацию – соответственно, а с другой – медиальной точкой, находящейся либо на эквидистантном, либо на каком-то ином расстоянии от любой из последних (границ). Наряду с этим между первыми (границами) и последней (точкой) наличествуют промежуточные детерминированные маркированные сегменты. Естественно, с количественной категориальной точки зрения, число последних (сегментов) может стремиться и/или стремится к бесконечности. Тогда как, согласно позиции категории качества, любой из них должен не только обладать собственной оригинальной и самотождественной спецификой, но и существенным и кардинальным образом отличаться от всех остальных коэкзистирующих с ним рядоположенных элементов. Соответственно, следует подчеркнуть, что любые предметы, вещи, объекты, процессы, моменты, состояния, матрицы и т.д. необходимо рассматривать и интерпретировать при помощи диалектического (и/или полилектического) метода. Последний, в свою очередь, позволяет рациональному исследователю инициировать разностороннюю и многомерную герменевтику каких-либо осмысляемых им трансцендентных и имманентных структур.

Что касается проблематики прогрессивных и регрессивных спатиально-темпоральных стадий, манифестирующих в эндогенном ареале того или иного цикла, то ее можно экзегетировать следующим образом. Так космическо-хронологические этапы, развертывающиеся от начала последнего (цикла) до его определенного кульминационного компонента, располагающегося либо на равноудаленной, либо на какой-то иной дистанции от двух его пограничных экстремумов, носят эволюционный характер. Тогда как, все остальные спатиально-темпоральные периоды, разворачивающиеся от первого (т.е. компонента) и до конца самого вышеуказанного цикла, обладают инволюционной семантикой. Безусловно, любая из пространственно-временных стадий, входящих в интериорную текстуру последнего (т.е. цикла) и занимающих в ней (текстуре) совершенно конкретную территорию, а также отличающихся либо прогрессивным, либо регрессивным смыслообразующим содержанием, имеет свою уникальную и самотождественную градуальность, иллюстрирующую детерминированную степень ее эссенциального и экзистенциального развития или деградации. Следовательно, можно постулировать, что та или иная циклическая система, симультанно включает в собственную внутреннюю ойкумену как эволюционные, так и инволюционные космическо-хронологические фазы, обладающие своими разнообразными орининальными и самобытными семантическими аспектами.

Безусловно, возникает справедливый вопрос: а какие именно качества и свойства отличают циклическое спатиально-темпоральное развертывание от всех остальных нециклических пространственно-временных систем? И каким образом выстраиваются взаимоотношения между первым и вторыми, а также что из себя представляет их (взаимоотношений) корректная, обстоятельная и исчерпывающая герменевтика? Эталонно и разносторонне отвечая не только на вышеуказанные, но и на все остальные возникающие параллельно с ними вопросы, необходимо подчеркнуть следующие смыслообразующие аспекты. Так, ранее уже отмечалось, что всевозможные циклические космическо-хронологические матрицы обладают контретными генеративным, медиальным и финальным элементами. То есть каждую из них можно идентифицировать в виде уникальной и самотождественной системы, иллюстрирующей такие присущие ей детерминированные сегменты, как начало, середина и конец. При этом, ранее также подчеркивалось, что от генеративной точки до медиального маркера любая пространственно-временная циклическая структура разворачивается посредством эволюционных трендов и тенденций, тогда как от последнего (маркера) – до финального компонента – при помощи инволюционных. Кроме того, между ее (структуры) началом и серединой, а также между последней и концом могут наличествовать разнородные промежуточные спатиально-темпоральные периоды. Безусловно, каждый из последних может рассматриваться и интерпретироваться не только в качестве циклической космическо-хронологической матрицы (и/или субматрицы), но и в виде – нециклической. Следовательно, любой из гетерогенных и специфических пространственно-временных циклов способен инкорпорировать в себя бесчисленное множество как циклоподобных, так и не-циклоподобных компонентов, носящих субстратный характер.

Итак, из вышеизложенного можно постулировать, что саму оригинальную и самотождественную космическо-хронологическую циклическую парадигму необходимо экзегетировать следующим образом. Так ее (парадигмы) неотъемлемыми и неотчуждаемыми уникальными атрибутами, чертами и параметрами являются дескриптированные ранее детерминированные смысловые конструкты, позволяющие рациональному исследователю осуществить ее корректную, всестороннюю и полновесную как онтологическую, так и гносеологическую идентификацию. Кроме того, не достаточно корректно или достаточно некорректно аффирмировать, что в интериорном ареале любого из циклов и/или инкорпорированных в них субциклов, развертываются исключительно лишь однозначные и моновариантные только либо прогрессивные, либо регрессивные процессы. То есть, весьма ошибочно полагать, что в каждой из спатиально-темпоральных циклических или входящих в них субциклических матриц всеохватывающе разворачиваются именно односторонние и моносемантические реализации эволиционистского или инволюционистского толка. Безусловно, любая из них (матриц) одновременно включает в свою эндогенную зону гетерогенные тенденции и развертывания, носящие характер как развития и восхождения, так и декаданса и разложения. Другими словами, осуществление в каждой из них (матриц) и прогрессивных, и регрессивных процессов, симультанно не только коэкзистирующих друг с другом, и не только взаимно и негативирующих, и аффирмирующих, и дополняющих, и исключающих, и фундирующих, и обусловливающих друг друга, но и обнаруживающих и фиксирующих себя друг в друге, представляет собой абсолютно неотъемлемую и неоспоримую феноменальную манифестацию. Следовательно, из вышеизложенного можно постулировать, что любая из пространственно-временных циклообразных структур, обладающих либо доминантной и первостепенной, либо сервильной и второстепенной, либо какой-то иной семантикой, способна одномоментно ретранслировать бесчисленное множество присущих ей противоположных друг другу и сосуществующих друг с другом реализаций. При этом, одни из последних (реализаций) будут носителями эволюционистских трансформационных качеств и предикатов, тогда как другие – инволюционистских.

Каждый из прогрессивных или регрессивных процессов, коэкзистирующий в интериорном ареале одной и той же космическо-хронологической циклической и/или субциклической парадигмы наряду с другими либо противоположными ему самому, либо какими-то иными реализациями, может рассматриваться и интерпретироваться следующим образом. Вполне понятно, что то или иное уникальное и самотождественное развертывание может рассматриваться и интерпретироваться при помощи различных интеллектуальных точек зрения. То есть в основании самой его (развертывания) герменевтики могут лежать гетерогенные теоретические взгляды. Следовательно, кристально ясно, что само осмысление и экзегетирование его (развертывания) и интериорной, и экстериорной природы будут носить солипсистский или интерсубъективный характер. Другими словами, если рациональный и/или иррациональный актор, ретранслируя свои спекулятивные представления другим рассудочным и/или олигофреническим индивидуумам, сможет достигнуть с ними консенсуса относительно неопровержимой, непреложной и неотчуждаемой верификации и аффирмации аутентичности последних (представлений) и на основании его (консенсуса) конституировать с ними определенный "конвенциональный контракт", фундирующий его (консенсуса) неотъемлемую и бесспорную подлинность не только для него (актора) самого, но и для них (индивидуумов), то они (представления) будут обладать семантикой полновесного интерсубъективизма. И напротив, когда он (актор), осуществляя тотальное или какое-то иное репрезентирование своих теоретических воззрений всем остальным ментальным и/или антиментальным персонам, потерпит неотвратимую и полновесную пропагандистскую катастрофу и не убедит последних (персон) в их (воззрений) безошибочной и неоспоримой наличной релевантности и достоверности, тогда подобного рода трансцендентальные взгляды будут носить характер эксплицитного и откровенного солипсизма. Безусловно, неоплатоническая (или идеалистическая) позиция, инкорпорирующая в свою эндогенную текстуру метафизические, ноэтические, психические, гилетические и иные трансцендентные и имманентные измерения, в отличие от других спекулятивных представлений, представляет собой абсолютную и объективную неопровержимую истину. Поскольку, – как уже подчеркивалось ранее в произведении "Полиаспектная антропология", – только лишь апофатика предоставляет всестороннюю санкцию, индуцирующую всевозможные аподиктические предпосылки для конституирования непреложной и неопровержимой аутентичности того или иного мировоззрения. Таким образом, философия идеализма находится по ту сторону солипсистских и/или интерсубъективных спекулятивных представлений.

Что касается гетерогенных эволюционных или инволюционных спатиально-темпоральных циклов (и/или субциклов), то их герменевтика может иметь следующий вид. Сами качественные свойства и предикаты, атрибутирующие интериорную и экстериорную природу любого из них, могут носить не просто безотносительный, а именно релятивный характер. Так совершенно ошибочно было бы полагать, что уникальный циклический и/или субциклический космическо-хронологический период обладает исключительно лишь однозначными и моновариантными либо регрессивными, либо прогрессивными, либо какими-то иными экзистенциальными параметрами. Поскольку, если одно из его (периода) сущностных качеств будет ретранслировать себя релевантным, эксплицитным и доминантным образом, то другое – потенциальным, имплицитным и сервильным, соответственно. То есть актуальная текстура эволюционного развертывания, характеризующая тот или иной пространственно-временной цикл и/или субцикл, будет указывать на коэкзистирующую одновременно с ней инволюционную качественную матрицу, пребывающую, в свою очередь, в потенциальном модальном состоянии. Кроме того, в разделе "А. Сознание" в главе "III. Сила и рассудок, явление и сверхчувственный мир" своего программного произведения "Феноменология духа" ("Phenomenologie des Geistes") выдающийся западный философ Г. Гегель декларировал о смыслообразующем явлении, обозначаемом им посредством ментального концепта "инверсионный (и/или перевернутый) мир" ("die verkehrte Welt"). Так, последний (Г. Гегель) аффирмировал, что эндогенный и действительный кайрос (и/или статус) присущий той или иной одной и той же единой и целостной оригинальной самодостаточной и интегральной структуре или атрибутирующий последнюю, неотвратимо и неизбежно отсылает к своей непосредственной всесторонней и полновесной оппозиции. То есть, с его точки зрения, любой (и/или любое) из всевозможных многообразных характеризующих ее (структуру) моментов (и/или состояний), всегда и повсеместно эксплицитно или имплицитно, непосредственно или опосредованно неотчуждаемо и автоматически постулирует и иллюстрирует наличие собственной полноценной антитезы. Другими словами, каждый из бесчисленного множества атрибутирующих ее (структуру) репрезентантов, мгновенно и неотъемлемо указывает на свою полнообъёмную противоположность. В вышеуказанном философском сочинении сам германский мыслитель, осуществляя дешифровку и герменевтику собственного ментального конструкта "инверсионный (и/или перевернутый) мир" ("die verkehrte Welt"), приводил различные аналогии и примеры из самых разнообразных сфер многомерной и многоуровневой структуры мироустройства. Так спектральная перспектива гегелевских адидеаций развертывалась от космологических (магнитных, электрических, химических и т.д. теорий) и до аксиологических, этических, правовых и иных феноменов и реализаций. Соответственно, можно констатировать, что та или иная одна и таже унитарная и холистичная самобытная интегральная парадигма симультанно экспозиционирует себя посредством самых разнообразных смыслообразующих оппозиций. Вполне понятно, что последние одномоментно не только взаимно и аффирмируют, и негативируют, и исключают, и дополняют, и фундируют, и обусловливают друг друга, но и обнаруживаются, фиксируются, конституируются и отражаются друг в друге. В то же время, следует подчеркнуть, что если одна из тех или иных атрибутирующих ее (парадигму) семантических антитез, являющихся носителями количественно-качественных свойств и предикатов присущих последней (парадигме), будет пребывать в состоянии потенциальности, то другая – в актуальности, и наоборот. Более того, кристально ясно, что между ними (антитезами) перманентным и неотчуждаемым образом будут развертыватся энантиодромические, поливалентные и парадоксальные полилектические взаимоотношения.

Корреляции между гетерогенными противоположностями можно рассматривать и интерпретирвать посредством тех или иных смысловых концептуальных взглядов и подходов. При этом, важно понимать, что спатиально-темпоральная многомерная и многоплановая матрица мироустройства продуцирует всевозможные необходимые предпосылки для генерации именно конкретных взаимоотношений между теми или иными оппозициями. Так, кристально ясно, что сами взаимосвязи между разнородными антитезами, инкорпорированными в ее (матрицы) интериорный ареал, могут осмысляться при помощи как диалектического (и/или полилектического) метода, так и процедур формальной логики. Кроме того, необходимо подчеркнуть, что последние (процедуры) ретранслируют особые постулаты и операции присущие не только рациональному мышлению, и не только метафизическому измерению, но и гилетической реальности. Безусловно, функционирование законов и процедур формальной логики в эндогенной структуре материальной действительности имеет следующий вид. Так легитимность и неоспоримость последних (…процедур) конституируется тогда, когда, рассматривая тот или иной гилетический объект, рациональный актор придерживается детерминированных смысловых критериев. Естественно, сама корреляция между постулатами аристотелевско-лейбницевской (и/или формальной) логики и последними (критериями) носит неотчуждаемый характер, являясь при этом абсолютно неизбежной и бесспорной. Корректная и полновесная реализация ее (логики) доктрин и операций аффирмируется при одном-единственном доминантном и первостепенном неотъемлемом условии. Последнее заключается в следующей формулировке: если тот или иной один и тот же единый и целостный самотождественный интегральный гилетический субстрат, неопровержимо фиксируемый сенсуальной перцепцией и рассудочным самосознанием, а также пребывающий в состоянии актуальности, обладает определенными координатами в космическо-хронологической структуре, то любой другой холистический материальный предмет должен располагаться в какой-либо иной отличной от них (координат) и своственной ей (структуре) локации. То есть, кристально ясно, что, согласно процедурам формальной логики, два различных физических объекта, манифестирующих посредством режима действительности, не способны находится в одном и том же спатиально-темпоральном местоположении. Соответственно, последние (процедуры) допускают конституирование исключительно лишь односторонних и моновариантных теоретических взглядов, радикально и тотально препятствуя возникновению всех остальных ментальных позиций. Общеизвестно, что один из фундаментальных постулатов аристотелевско-лейбницевской (и/или формальной) логики: "закон исключенного третьего" (т.е. "либо одно, либо другое и отрицание третьего"), предельно полновесно, адекватно, конкретно и остенсивно иллюстрирует ее (логики) гносеологические подходы.

Диалектическая (и/или полилектическая) методология, в отличие от всех остальных концептуальных систем эпистемологического толка, позволяет рациональному актору интерпретировать и осмыслить те или иные вещи, предметы, процессы, симулякры, знаки, феномены и т.д. при помощи многосторонних и поливариантных интеллектуальных ракурсов и представлений. Так если формальная логика не способна абстрагироваться от своего "закона исключенного третьего" (выражающегося в указанном ранее постулате – "или-или"), то операции, доктрины и алгоритмы последней (методологии) функционируют по уникальным и специфическим принципам. Последние, в свою очередь, не препятствуют рассудочному субъекту рассматривать и экзегетипровать взаимоотношения между гетерогенными противоположностями особым и оригинальным образом абсолютно не свойственном каким-либо ментальным подходам. Так посредством процедур и установок диалектического метода можно одномоментно обнаруживать, фиксировать и постулировать и тождество, и различие между теми или иными антитезами. При этом, с точки зрения последних (…установок), сама герменевтика разнородных оппозиций не исключает симультанной и конъюнкции, и дизъюнкции между ними. Следовательно, алгоритмы, законы и операции диалектического подхода позволяют рассудочному исследователю рассматривать и интерпретировать взаимоотношения между те или иные противоположностями посредством многозначных и поливалентных парадоксальных риторических конструкций и фигур.

Если осмыслять и экзегетировать корреляции между теми или иными оппозициями с точки зрения процедур и доктрин диалектической методологии, то можно констатировать следующее. Так рациональный актор способен посредством последних (…доктрин) конституировать инкорпорирование одного контрполюса в интериорное пространство – другого. При этом интегрируемая антитеза, включенная в эндогенный ареал интегрирующей ее оппозиции, автоматически становится периферийной зоной последней. Тогда как сама инкорпорирующая оппозиция является по отношению к инкорпорируемой ею антитезе полновесным центром. Другими словами, взаимоотношения между интегрирующей и интегрируемой противоположностями, рассматриваемые при помощи постулатов и операций диалектического подхода, необходимо интерпретировать следующим образом. Так первую из них (противоположностей) можно идентифицировать в качестве доминантного, интериорного и центрального полюса, тогда как вторую – сервильного, экстериорного и периферийного. Соответственно, диалектическая процедура "негация негации" индуцирует детерминированные предпосылки для возникновения всестороннего синтеза между антитезами. Безусловно, последний (синтез) нивелирует равноправность и равновесность между конвергированными им в одну и ту же единую и целостную самотождественную интегрально-дифференциальную специфическую структуру инкорпорирующей и инкорпорируемой оппозициями.

Неоднократно и разносторонне проиллюстрированная и дескриптированная в произведении "Полиаспектная антропология" другая концептуальная оптика, непосредственно генерируемая операциями и постулатами диалектической методологии, обладает следующей экспозиционной парадигмой. Безусловно, алгоритмика, структурность и конфигуративность сигнифицированной ранее теоретической модели, полностью базирующейся на последних (…постулатах), также неоднократно рассматривались и описывались в вышеуказанном сочинении. При этом сама герменевтика не только тех или иных операций и законов диалектического подхода, но и продуцируемых посредством их спекулятивных суждений, выводов и заключений может носить самый разнообразный и поливариантный характер. Естественно, если осмыслять саму экзегетику как первых, так и вторых семантических аспектов при помощи самих его (подхода) трансцендентальных процедур и доктрин, то можно констатировать следующее. Так, вполне понятно, что последние инициируют определенные предпосылки для обнаружения, фиксирования и конституирования рациональным актором не только гетерогенных пар противоположностей, но и располагающихся между этими антитезами промежуточных элементов. Конечно, абсолютно корректно и легитимно идентифицировать среди последних один-единственный специфический компонент, находящийся строго по середине между данными оппозициями. Соответственно, рассмотрение и интерпретирование всевозможных концептуальных представлений и конструктов либо принадлежащих к процедурно-доктринальному и другому смысловому содержанию диалектической методологии, либо непосредственно и/или опосредованно вытекающих из последней, либо обладающих какой-то иной идентичностью посредством ее (методологии) базовых теоретических операций будут всегда и повсеместно иметь детерминированную семантику. Несомненно, сама их (…конструктов) герменевтика способна как максимально дистанцироваться от полновесной и всесторонней формализации, так и предельно приблизиться к последней на бесконечно малое расстояние.

После вышеуказанных лапидарных замечаний необходимо перейти к рассмотрению и интерпретированию самого оригинального интеллектуального представления и ракурса, полностью базирующегося на процедурах, законах и алгоритмах диалектического подхода. Так если дескриптированная ранее инициируемая последними (процедурами…) ментальная оптика декларировала не только о полновесной интеграции между теми или иными инкорпорирующими и инкорпорируемыми ими антитезами, а также о доминантном и центральном статусе первых и сервильном и периферийном статусе вторых и т.д.. То отличный от последней (оптики) теоретический взгляд, также продуцируемый его (диалектического подхода) доктринально-операционными конструктами, обладает иными семантическими атрибутами. Во-первых, с его (взгляда) точки зрения, сами осмысляемые посредством процедур диалектической методологии оппозиции (и данный смысловой аспект неоднократно подчеркивался в произведении "Полиаспектная антропология") идентифицируются в качестве равноправных и эквиполентных репрезентантов, атрибутирующих одну и ту же единую и целостную уникальную, самотождественную и интегральную структуру. Во-вторых, сами последние (репрезентанты) могут экзегетироваться в виде гетерогенных либо моментов, либо состояний, либо моментов-состояний (или состояний-моментов) либо каких-то иных компонентов и инстанций. В-третьих, вполне понятно, что первые фиксируются и конституируются при помощи операций диалектического метода, интерпретируемых с позиции диахронического взгляда, вторые – с позиции синхронического, третьи – с позиции диахронно-синхронического (или синхронно-диахронического), а последние – с позиции каких-либо других трансцендентальных представлений. В-четвертых, каждый из этих репрезентантов, характеризующих ту или иную одну и ту же унитарную и холистичную специфическую и самобытную парадигму, наряду с этим, может идентифицироваться в качестве полноценной универсальности, персональности и оригинальности. И наконец, последнее, с диахронической точки зрения, если какой-то один из них (репрезентантов) будет манифестировать посредством режима актуальности, то другие – будут неизбежно пребывать в состоянии потенциальности, и наоборот. Следовательно, можно постулировать, что все вышеперечисленные ментальные тезисы и аффирмации не только являются фундаментальными и неотчуждаемыми смысловыми компонентами, принадлежащими к уникальному и самобытному спекулятивному представлению, продуцируемому операциями и алгоритмами диалектического подхода, но и отражают, наряду с другими корректными логоцентричными и рациональными когитациями, базовые специфические структуры гносеологического метадискурса. Кроме того, сам вопрос, непосредственно и/или опосредованно связанный с деконструкцией и герменевтикой эссенциальной природы безусловной и безотносительной протопричины, инициировавшей детерминированные предпосылки для возникновения последнего (метадискурса), естественно, остается открытым. Более того, вполне понятно, что в настоящем текстуальном фрагменте сама дескрипция и иллюстрация тех или иных семантических аспектов свойственных оригинальному интеллектуальному взгляду, генерируемому его (диалектического подхода) доктринально-поцедурными парадигмами, может носить еще более многосторонний и поливариантный характер. Однако, гомологичные эпистемологические экспозиции не только – как уже подчеркивалось ранее – демонстрировались в сочинении "Полиаспектная антропология", но и предполагают для собственной корректной разносторонней, нюансированной, детализированной и исчерпывающей демонстрации иных отдельных самостоятельных произведений. Таким образом, кристально ясно, что в основании главнейшей и центральной проблематики настоящего труда лежат совершенно иные смыслообразующие конструкты, требующие, в свою очередь, адекватного, обстоятельного, последовательного, системного, непротиворечивого и полновесного исследования.

Что касается самих категорий пространства и времени, то осуществляя корректную, непротиворечивую, нюансированную и обстоятельную герменевтику каждой из них, необходимо подчеркнуть следующие немаловажные и фундаментальные семантические аспекты. Так одни интеллектуальные круги и философские школы интерпретируют спатиальность в качестве экстериорного по отношению к антропологическому актору модуса, а темпоральность – интериорного, тогда как другие – напротив, идентифицируют последнюю (темпоральность) именно как экзогенный конструкт. При этом сциентистская теоретическая система аффирмирует, что время и пространство являются исключительно лишь объективными матрицами не только присущими многоуровневой структуре гилетической реальности, но и являющимися ее (структуры) атрибутами и свойствами. Безусловно, теория относительности А. Эйнштейна (и/или А. Пуанкаре), с одной стороны, инициировала интеграцию между спатиальностью и темпоральностью, конституировав на ее основании унитарный и целостный пространственно-временной континуум, а с другой – инкорпорировала в абсолютную и объективную линейную хронологию И. Ньютона релятивную и нелинейную смысловую компоненту. Квантовая механика, в свою очередь, продекларировала о нелокальности и анизотропности космогонической системы. Естественно, данное концептуальное представление релятивизировало ньютоновские ментальные взгляды относительно пространства, являющегося согласно последним локальным и изотропным, соответственно. Кроме того, само объединение спатиальности и темпоральности друг с другом в единую и цельную теоретическую матрицу, спродуцированное посредством эйнштейновских интеллектуальных когитаций, позволило интерпретировать вторую в качестве детерминированного момента первой. Конечно, никто и ничто не препятствуют экзегетики многомерной структуры пространства в виде тех или иных состояний временного модуса. Однако, кристально ясно, что подобного рода концептуальные конструкции противоречили бы базовым спекулятивным принципам и установкам самого А. Эйнштейна, настаивавшего, в сущности, на математизации космическо-хронологической системы в целом. Таким образом, можно констатировать, что галилеевско-лейбницевско-ньютоновско-картезианский теоретический метод эпохи Нового времени, ставивший математический анализ во главе всевозможных ментальных актов и дискурсивных практик, не позволил ему (А. Эйнштейну) осуществить какие-либо иные трансцендентальные процедуры и процессы, находящиеся по ту сторону последнего (метода).

Общеизвестно, что философские нарративы и сциентистские эпистемы западной цивилизации парадигм Модерна и Постмодерна (и/или Ультрапостмодерна), в том или ином виде, представляют собой эксплицитные и/или имплицитные нигилистические гиперконструкты. Естественно, само мировоззрение нигилизма свойственное европейскому социому периода Новейшего времени скрывается за фасадом таких теоретических концептов, как прогрессизм, эгалитаризм, механицизм, индивидуализм, материализм и т.д.. То есть западный интеллектуальный метадискурс и его представители и ретрансляторы симультанно и пытаются, и не пытаются завуалировать дистиллированное абсолютное Das Nichtkeit, репрезентируя его в качестве тех или иных неопозитивистских представлений и позиций. Последние, с его (метадискурса) точки зрения, должны апперцепироваться в виде спекулятивных взглядов, обладающих исключительно лишь конструктивными и филантропическими положительными коннотациями. Наряду с этим, предельно ответственные, адекватные и искренние интеллектуалы и мыслители весьма отчетливо осознают тотальную и рафинированную нигилистичность, максимально всесторонне проступающую сквозь эфемерную и химерическую ткань эпистемологического метанарратива западной цивилизации стадии Нового времени. И поэтому, они посредством тех или иных ментальных и гносеологических инструментов стремятся обнажить и продемонстрировать всем остальным рациональным акторам ее (нигилистичности) фундаментальную и полновесную эссенциальную природу, не вуалируя последнюю под различными либо нейтральными, либо позитивными, либо и теми, и другими, либо какими-то иными терминологическими трюистическими и клишированными текстурами. Соответственно, можно постулировать, что наиболее осознанные и неподдельные западные и не-западные мыслители, независимо от их интеллектуального, аксиологического, этического, эстетического и иного отношения к самому феномену дистиллированного нигилизма, инициируют его (феномена) полноценную и всеохватывающую экспликацию.

Возвращаясь к герменевтике категорий пространства и времени с точки зрения теоретических эпистем и взглядов свойственных парадигмам Модерна и Постмодерна (и/или Гиперпостмодерна), необходимо подчеркнуть следующее. Так если в основании фундаментальных интеллектуальных установок и положений присущих последним лежат базовые концептуальные представления всеохватывающего и бескомпромиссного нигилизма, то не только спатиально-темпоральный (или темпорально-спатиальный) континуум, но и все остальные спекулятивные и иные конструкты будут автоматически интерпретироваться посредством последних (представлений). Другими словами, западные сциентистский, философский и иные метанарративы эпохи Новейшего времени экзегетировали и экзегетируют всевозможные семантические предметы, феномены, процессы и матрицы исключительно лишь при помощи тотальных и радикальных трансцендентальных нигилистических взглядов. Что касается модернистской (и/или постмодернистской) ментальной гиперэпистемы, интерпретирующей категории пространства и времени с точки зрения собственных специфических теоретических представлений, то она (гиперэпистема) репрезентирует их (категории) в качестве поливалентных и парадоксальных парадигм. Так, ранее уже подчеркивалось, что, согласно ее (гиперэпистемы) концептуальной позиции, спатиальная парадигма является локально-нелокальной и изотропно-анизотропной матрицей, тогда как темпоральная – линейно-нелинейной и обратимо-необратимой. При этом конституированный А. Эйнштейном трансцендентальный космическо-хронологический континуум, постулирующий время как момент пространства, а не наоборот, экзегетирующий последнее как многомерное состояние первого, симультанно репрезентируется в качестве и абсолютной, и относительной, и абсолютно-относительной структуры. Соответственно, можно констатировать, что модернистский и/или постмодернистский спекулятивный метадискурс инициирует герменевтику пространственно-временной матрицы при помощи диалектической (или полилектической) методологии. Безусловно, во главе как локальности, изотропности, линейности, обратимости и абсолютности, так и их непосредственных оппозиций, атрибутирующих саму спатиально-темпоральную парадигму, стоят совершенно конкретные интеллектуальные концепции, сгенерированные исключительно лишь ультрасовременным отвлеченным позитивистским гипернарративом западного цивилизационно-хронологического ареала. Последний (гипернарратив) также продуцирует такие сциентистские ментальные конструкции, как "теория суперструн", "м-теория", "петлевая квантовая гравитация" (и/или "квантовая петлевая гравитация") и т.д..

После вышеизложенных замечаний возникает корректный вопрос: а какова на самом деле (и/или что именно представляет собой) аутентичная эссенциальная природа категорий пространства и времени? И другой вопросительный тезис: каким именно образом каждая из них (категорий) экспозиционирует себя рациональному актору? Вполне понятно, что рассудочный субъект, осуществляя гносеологию и герменевтику тех или иных феноменов, вещей, процессов, матриц, предметов и т.д., должен базироваться, с одной стороны, на чувственных воприятиях и физических экспериментах, а с другой – на интеллектуальных когитациях и фиксациях, и с третьей – на пневматических и иных интуициях. Так исследуя и интерпретируя те или иные трансцендентные и имманентные конструкты, он не может не учитывать каждый из вышеперечисленных семантических компонентов, продуцирующих детерминированные предпосылки для адекватной, разносторонней, последовательной, нюансированной и системной эпистемологической реализации. При этом, кристально ясно, что вся приобретенная посредством сенсуальных перцепций, гетерогенных экспериментов, спекулятивных когитаций, ментальных схватываний, эзотерических инсайтов и иных разнородных инструментов антропологическим актором информация о том или ином оригинальном объекте просто обязана подвергнуться корректной и полновесной экзегетике, подразумевающей под собой эталонную, непротиворечивую и исчерпывающую классификацию, типологизацию, концептуализацию, дизъюнкционализацию, конъюнкционализацию и т.д. многоуровневых и полисегментных самобытных пластов последней (информации). Кроме того, ее (информации) аналитическая дифференциация и синтетическая интеграция должны находится в корректной и поливариантной корреляции друг с другом. То есть каждая из них будет представлять собой специфический теоретический взгляд, являющейся, в свою очередь, репрезентантом одной и той же унитарной и холистичной уникальной универсальной эпистемологической гиперсистемы. Соответственно, можно постулировать, что все вышеуказанные смыслообразующие атрибуты и аспекты, а также какие-либо иные многочисленные и всевозможные методы и инструменты теории (и практики) познания принадлежат к единой и целостной гносеологической метаматрице.

Кристально ясно, что герменевтика категорий пространства и времени может носить субъективный и/или объективный, интериорный и/или экстериорный, имманентный и/или трансцендентный, абсолютный и/или относительный, сакральный и/или секулярный, апофатический и/или катафатический и т.д. характер. При этом необходимо подчеркнуть, что не только последнии (категории), но и бесконечное число других семантических и/или нонсенсуальных вещей, процессов, феноменов, парадигм, компонентов, знаков и т.д. не могут продвергаться корректной, нюансированной и разносторонней апперцепции и интерпретации без неотчуждаемого наличествования исследующего их рационального актора. Так, вполне понятно, что именно манифестирование последнего, а также присущие ему гетерогенные пневматические, интеллектуальные, психосоматические, фелитические, аксиологические, этические, эстетические и иные предикаты, атрибуты и качества являются доминантными и первостепенными аподиктическими предпосылками для возникновения адекватной, скрупулезной, непротиворечивой последовательной, системной, методичной и исчерпывающей гносеологии. При этом именно последняя представляет собой полноценную смыслообразующую сферу и/или матрицу, позволяющую познающему рассудочному субъекту корректно, логоцентрично и всесторонне обнаружить, зафиксировать, конституировать, экзегетировать и дескриптировать познаваемый им тот или иной трансцендентный и/или имманентный объект. Соответственно, адекватное, нонконтрадикторное и полновесное осмысление и описание гетерогенных феноменов, вещей, симулякров, элементов, структур, ризом и т.д., инициируется первым (субъектом) посредством эпистемологического развертывания. Кроме того, сам гносеологический акт, инкорпорирующий в свой эндогенный ареал исследующего рационального актора и исследуемого им того или иного предмета, события и явления, а также, одновременно с этим, выступающий в виде детерминированной уникальной и специфической медиальной структуры и/или области, располагающейся между первым и последним, представляет собой многомерную и многоуровневую реализацию, характеризующуюся посредством всевозможных самых разнообразных смыслообразующих модусов и аспектов.

Вполне понятно, что сама эпистемологическая и герменевтическая реализация, осуществляемая рассудочной персоной и обладающая гетерогенными функциональными атрибутами и свойствами, безусловно, является базовой процедурой, предназначенной для осмысления и интерпретирования ей (персоной) того или иного уникального феномена, процесса, знака, симулякра, ноумена и т.д.. Ранее уже подчеркивалось, что она (реализация) должна спродуцировать или продуцирует всевозможные аподиктические предпосылки, позволяющие апперцепирующему рациональному субъекту корректно, непротиворечиво и полновесно экзегетировать и дескриптировать эндогенные и экзогенные, трансцендентные и имманентные, эссенциальные и акцидентальные и иные семантические параметры и предикаты апперцепируемого им того или иного специфического объекта. Однако, важно понимать, что различные философские школы и интеллектуальные направления ретранслируют свои оригинальные теоретические взгляды и позиции, препятствующие им достигнуть детерминированного и однозначного неотчуждаемого консенсуса друг с другом относительно одних и тех же вопросов и проблематик. То есть, кристально ясно, что каждый из тех или иных ментальных метадискурсов будет конституировать собственные самобытные и автономные конвенциональные гносеологические акты, имеющие свои уникальные спекулятивные суждения, выводы и заключения и признаваемые исключительно лишь им в качестве аутентичных и бесспорных смысловых конструктов. Данное обстоятельство, в свою очередь, индуцуирует определенные предпосылки для возникновения лишь интерсубъективных теоретических представлений касательно одних и тех же трансцендентных и/или имманентных предметов, событий и явлений. При этом каждое из них (представлений), ретранслируя собственные уникальные и обособленные воззрения относительно последних (предметов…), будет предельно критически и скептически рассматривать и оценивать все остальные одновременно сосуществующие с ним оригинальные и суверенные концептуальные взгляды. Следовательно, вышеобозначенная семантическая ситуация, экспозиционирующая определенное число коэкзистирующих друг с другом независимых и специфических интеллектуальных интерсубъективных метанарративов, инициирующих между собой бескомпромиссные и непримиримые полемические развертывания, указывает на наличествующую детерминированную труднопреодолимую проблематичность и сложность самой гносеологической реализации как таковой. Естественно, релятивизировать и даже элиминировать данную проблематику можно либо количественным, либо качественным, либо количественно-качественным, либо каким-то иным концептуальным способом и решением.

Несмотря на всевозможные вышеуказанные и иные существующие гносеологические сложности и нюансы, препятствующие, в той или иной степени, постулировать корректные, непротиворечивые и исчерпывающие интеллектуальные сентенции и аффирмации касательно тех или иных феноменов, процессов и предметов, тем не менее следует попытаться максимально приблизиться к герменевтике и дескрипции семантики категорий пространства и времени. Так необходимо рассмотреть и описать (естественно, насколько данная телеологическая реализация вообще возможна) не только каким образом последние (категории) репрезентируют себя рациональному актору и не только как он их при этом осмысляет и интерпретирует, но и какое именно смысловое ядро позволяет им экзистировать в качестве оригинальных, автономных и самотождественных матриц. То есть следует предельно экземплярно, нонконтрадикторно, недвусмысленно и полновесно инициировать фиксацию, экзегетику и иллюстрацию темпоральности и спатиальности как таковых, конституирующих, в свою очередь, время и пространство, соответственно. Другими словами, кристально ясно, что временность и пространственность представляют собой фундаментальные семантические аспекты, продуцирующие детерминированные предпосылки для вероятной возможности (и/или возможной вероятности) возникновения категориальных модусов времени и пространства. Следовательно, осуществляя гносеологию и интерпретацию последних (модусов), рассудочный субъект должен обнаружить, зафиксировать и эксплицировать темпоральность времени и спатиальность пространства. При этом, важно подчеркнуть, что ментальному исследователю необходимо осуществлять безошибочную и полноценную как дифференциацию, так и интеграцию между временем и пространством, являющимися уникальными и самотождественными категориями, с одной стороны, и индуцирующими их временностью и пространственностью – с другой. Поскольку, вполне понятно, что без инициирования экземплярной и полновесной дизъюнкции между первыми и вторыми, а также без эталонного и всестороннего фиксирования и постулирования их конъюнкции друг с другом, абсолютно невозможно – в той или иной степени -приблизиться к корректной, разносторонней, многомерной, системной, последовательной, методичной, логоцентричной и исчерпывающей эпистемологической концептуализации категориальных структур χρόνος'а и κόσμος'а.

Вульгарная и ординарная апперцепция и интерпретация категорий времени и пространства обладает следующими смысловыми текстурами. Так, ранее уже подчеркивалось, что данная теоретическая позиция рассматривает и постулирует каждую из них в качестве либо объективной, экстериорной и апостериорной автономной астрономической матрицы, либо субъективной, интериорной и априорной ментальной категориальной компонентны, продуцирующей определенные условия для осуществления рациональным актором экземплярного, нонконтрадикторного и полноценного гносеологического развертывания, либо какой-то иной оригинальной парадигмы. Первая точка зрения свойственна базовым спекулятивным представлениям безапелляционного материализма и атомистического секулярного европейского сциентизма Нового времени, а вторая – философским взглядам трансцендентализма (кантианства, неокантианства, феноменологии Э. Гуссерля и т.д.) и солипсизма, и третья – концептуальным конструктам каких-либо иных интеллектуальных направлений, занимающих, как правило, промежуточные между ними (первой и второй) позиции. Кроме того, доктрины классического идеализма (и/или неоплатонизма), а также ортодоксальные положения гетерогенных традиционных сакральных учений неоплатонического (и/или идеалистического) толка, конституируют время в виде гештальта и дериватива абсолютной вечности, а пространство – в виде качественной бесконечности. То есть, кристально ясно, что неотъемлемые и бесспорные мировоззренческие представления последних, экзегетируют и дескриптируют наличествующие неопровержимые и неотчуждаемые многоуровневую вертикальную и поливалентную горизонтальную структуры. При этом верхние измерения первой принадлежат к инвариантным метафизическим парадигмам, тогда как нижние – к трансформирующимся гилетическим сегментам. Вторая, в свою очередь, должна рассматриваться в качестве детерминированного круга, экспозиционирующего собственный центр как неизменный апофатический, а периферию как модифицирующийся катафатический модус. Таким образом, вполне понятно, что всевозможные многочисленные тривиальные и обыденные теоретические взгляды присущие полновесному материализму, неопозитивизму, ультрарационализму, солипсизму, постмодернизму и т.д., касающиеся не только категорий пространства и времени, но и каких-либо иных предметов, вещей, феноменов, процессов, структур, знаков и т.д., являются непосредственными и/или опосредованными оппозициями эпистемологическому метанарративу ортодоксального идеализма (и/или неоплатонизма) и гомогенным ему мировоззренческим гипердискурсам.

Не менее некорректной и нонэкземплярной является герменевтика и интерпретация категориальных модусов χρόνος'а и κόσμος'а, связанная с осмыслением какого-то одного из них посредством другого. Так, ранее уже подчеркивалось, что некоторые сциентистские и интеллектуальные дискурсивные экспозиции присущие парадигмам Модерна и Постмодерна (и/или Ультрапостмодерна), преследуя собственные эпистемологические интересы, цели, задачи и т.д., приписывали и/или приписывают времени характеристики и свойства пространства, и/или наоборот. То есть, ультрасовременные теоретические нарративы как атомистического позитивизма, так и иных концептуальных направлений, по тем или иным соображениям, инициировали и/или инициируют спатиализацию χρόνος'а и/или темпорализацию κόσμος'а. Так рассмотрение ими (нарративами) категории времени в качестве одного из моментов-измерений категории пространства, и/или наоборот, осмысление ими последней в качестве одного из состояний-измерений первой, являются, в свою очередь, их (нарративов) абсолютно органичными, естественными и неотъемлемым ментальными практиками и реализациями. Кроме того, сама гносеологическая ситуация тотального, всестороннего и бескомпромиссного материализма и нигилизма свойственная эпохам Модерна и Постмодерна западной цивилизации индуцирует детерминированные предпосылки для полновесной релятивизации и даже элиминации семантики категориальных матриц спатиальности и темпоральности. Другими словами, в ее (ситуации) контекстуальной системе координат последние (матрицы) подвергаются всеохватывающей и полноценной деконструкции и нонсенсуализации. Более того, радикальные и безапелляционные ультрапостмодернистские философские и спекулятивные метадискурсы различного толка и направления осуществляют всеобъемлющую и полнообъемную деструкцию и десемантизацию не только категорий времени и пространства, но и всех остальных трансцендентных и имманентных смыслообразующих структур, процессов и инстанций.

Итак, кристально ясно, что не только категориальные матрицы спатиальности и темпоральности, но и все остальные гетерогенные вещи, феномены, предметы, начала и парадигмы апперцепируются и интерпретируются антропологическим актором. Отсутствие последнего (актора), в свою очередь, мгновенно и автоматически инициирует детерминированные предпосылки для релятивизации и элиминации как провоцируемого им (актором) гносеологического развертывания, так и онтологического, космологического, семиотического, лингвистического (фонетического и/или текстуального), семантического и иных содержаний, экспозиционирующих апофатическое и катафатическое, эссенциальное и акцидентальное, интериорное и экстериорное, облигаторное и контингентное и т.д. измерения вышеперечисленных уникальных и самотождественных структур. То есть, вполне понятно, что, с одной стороны, те или иные воспринимаемые явления, процессы и матрицы репрезентируют себя воспринимающему их рациональному исследователю, а с другой – последний, осуществляя их корректную, непротиворечивую и полновесную герменевтику и дескрипцию, эксплицирует их многоуровневую, поливалентную и полифункциональную смысловую природу. Другими словами, сами корреляции между апперцепирующим рассудочным субъектом и апперцепируемым им тем или иным специфическим объектом, являются абсолютно фундаментальными и неотчуждаемыми реализациями, индуцирующими определенные условия для актуализации и легитимизации многопланового, многомерного и полноценного семантического содержания каждого из них. Поскольку, без наличествования апперцепируемой инстанции апперцепирующая ее персона не сможет экспозиционировать себя в качестве полнообъемного эталонного и подлинного ментального реципиента и интерпретатора. А отсутствие последней (персоны), в свою очередь, не позволит первой (инстанции) предельно адекватно и полновесно проиллюстрировать собственное манифестационное присутствие. Таким образом, можно констатировать, что и воспринимающий и экзегетирующий рациональный актор, и воспринимаемая и экзегетируемая им та или иная оригинальная матрица, и сами взаимосвязи между ними продуцируют беспрецедентную неотчуждаемую и аподиктическую основополагающую смыслообразующую ситуацию. Последняя, в свою очередь, не препятствует каждому из этих трех вышеобозначенных модусов фундировать и конституировать собственное полноценное экзистирование посредством симультанно сосуществующих с ним двух других легитимных и релевантных семантических компонентов.

Антропологический актор, обладающий психосоматической матрицей, самосознанием, рациональным мышлением и пневматическим измерением, естественно, не может не обнаруживать, не фиксировать и не аффирмировать определенные информационные смысловые аспекты связанные не только с категориями времени (tempus) и пространства (spatium), но и с протяженностью (extensum) и длительностью (duratio) как таковыми. Так, кристально ясно, что его (актор) многомерная и интегральная специфическая структура на гетерогенных уровнях неотчуждаемо и неопровержимо регистрирует и конституирует каждую из двух последних. При этом само обнаружение и фиксирование протяженности и/или длительности способно продуцироваться им (актором) без непосредственного и/или опосредованного использования инструментов чувственного восприятия. Кроме того, не только он (актор) один, но и гетерогенные представители витального (и/или биологического) ареала (животные, растения и т.д.) могут в том или ином виде регистрировать вышеобозначенные семантические модусы. Вместе с тем, важно понимать, что между длительностью и протяженностью, с одной стороны, и категориями темпоральности и спатиальности – с другой, имеются существенные отличительные свойства, черты и предикаты. Так первые представляют собой не только ментальные дефиниции, и не только экзогенные космологические (и/или космогонические) модусы, но и эндогенные пневмо-ноо-психосоматические регистрации и апперцепции, тогда как вторые – исключительно лишь интеллектуальные концепты, с одной стороны, проецируемые рассудочным актором на структуру гилетической реальности, а с другой, – в той или иной степени, – коррелирующие и соотносящиеся с последней (структурой). Соответственно, из вышеизложенного можно констатировать, что длительность (duratio) и протяженность (extensum), в отличие от категорий времени (tempus) и пространства (spatium), обнаруживаются, схватываются и постулируются не только интериорной многоуровневой и поливалентной интегральной структурой антропологического субъекта, но и интериорной матрицей иных различных уникальных зоо-био-психо-соматических инстанций. Безусловно, следует подчеркнуть, что такие философские школы и направления парадигм Модерна и Постмодерна, как рационализм, эмпиризм, субстанционализм Б. Спинозы, трансцендентализм И. Канта, интуитивизм А. Бергсона, феноменология Э. Гуссерля, экзистенциализм, постструктурализм, спекулятивный реализм, объектно-ориентированная онтология и т.д., в том или ином виде, осуществляли и осуществляют герменевтику и дескрипцию как первых, так и вторых вышеперечисленных модусов. И тем не менее, их (…направлений) интуиции, интерпретации и когитации связанные с гносеологией как длительности и протяженности, так и категорий χρόνος'а и κόσμος'а носили и носят хотя и весьма корректный и даже эталонный, но при этом предельно моновариантный, одномерный и моноракурсный секуляризированный и нигилистический характер.

Спатиальность и темпоральность самих категориальных конструктов пространства и времени, в свою очередь, интерпретируются и конституируются рассудочным актором следующим образом. Последний (актор), обнаруживая и фиксируя посредством собственной многоуровневой пневмо-ноо-психосоматической структуры длительность и протяженность, способен беспрепятственно, корректно и полновесно инициировать определенные ментальные операции. Так неотчуждаемая и неопровержимая верификация наличествования последних (длительности и протяженности), позволяет ему (актору) осуществить эталонное и всестороннее интеллектуальное схватывание каждой из них. Оно (схватывание), в свою очередь, продуцирует детерминированные предпосылки для постулирования им (актором) семантических модусов темпоральности и спатиальности, и лежащих в основании категорий времени и пространства, соответственно. Другими словами, длительность (duratio) и протяженность (extensum), регистрируемые и апперцепируемые антропологическим субъектом трансформируются им при помощи ментальной фиксации в спекулятивные конструкты временности и пространственности. Следовательно, можно констатировать, что сама процедура интеллектуального схватывания, осуществляемая им (субъектом) предельно экземплярным и полноценным образом, и модифицирует первые в последние (конструкты). Кроме того, рациональный актор отчетливо и неотчуждаемо осознает, что метаморфизированные им при помощи операции ментальной фиксации длительность и протяженность в трансцендентальные гештальты темпоральности и спатиальности, стоящие во главе категорий времени и пространства, соответственно, являются непосредственными деривативами и консеквентами метафизических парадигм вечности и бесконечности. Безусловно, последние (парадигмы) в отличие от всех остальных вышеперечисленных категориальных и спекулятивных конструктов обладают эссенциальным, аподиктическим и апофатическим смысловым содержанием.

Если спатиальность и темпоральность, лежащие в основании категорий пространства и времени, соответственно, возникают посредством интеллектуального схватывания, то последние (категории) постулируются при помощи гетерогенных трансцендентальных процессов и актов, генерируемых специфическими структурами рационального мышления. Так осуществляя интеллектуальную фиксацию первых, антропологический актор отчетливо корректно и неопровержимо осознает неотчуждаемое и бесспорное наличествование у него глубинного и неотъемлемого гносеологического базиса, не препятствующего ему сконструировать, интерпретировать и постулировать вторые (категории). Безусловно, именно оригинальные матрицы и компоненты присущие так называемому трезвому, бодрствующему, вменяемому, здравомыслящему, адекватному и т.д. рассудку, продуцирующему эталонные, непротиворечивые, последовательные, системные, методичные, логоцентричные и исчерпывающие когитативные развертывания, способны корректно экзегетировать и конституировать категориальные модусы времени и пространства. Вполне понятно, что сама герменевтика и аффирмация последних (модусов) может носить разнородный характер. Так категория времени способна интерпретироваться и постулироваться интеллектуальным мышлением в виде вертикальной, горизонтальной, циркулярной, циклической, линейной и т.д. оригинальной матрицы, обладющей – как это уже иллюстрировалось ранее – различными семантическими свойствами и параметрами. При этом, наряду с вышеперечисленными односторонними и моновариантными темпоральными теоретическими конструкциями, также симультанно могут наличествовать гетерогенные полиракурсные и полиморфные структуры, возникающие при помощи всесторонней гибридизации и конвергенции последних (конструкций) друг с другом. Категория пространства, в свою очередь, может иметь то или иное количество гетерогенных полимодальных и поливалентных измерений и сегментов. Кроме того, ранее уже подчеркивалось, что интеграция между собой категориальных концептов спатиальности и темпоральности, инициированная западным сциентистским метадискурсом парадигм Модерна и Постмодерна, также может рассматриваться и осмысляться в качестве их (концептов) детерминированной экстраординарной и экстравагантной оригинальной экзегетики. Соответственно, можно констатировать, что интерпретационная вариативность и гетерогенность категорий времени и пространства способна носить бесконечно множественный характер.

Финальная герменевтика и систематизация всех вышеперечисленных трансцендентных и имманентных модусов, связанных в том или ином виде с категориальными конструктами χρόνος'а и κόσμος'а, может иметь следующий вид. Ранее уже подчеркивалось, что вечность и бесконечность, представляющие собой апофатические парадигмы, являются безусловными и непосредственными абсолютными протопричинами, стоящими во главе всех остальных онтологических, космологических, ментальных, эпистемологических и иных смысловых матриц и понятий. Длительность и протяженность, обнаруживаемые и фиксируемые многоуровневым антропологическим субъектом, наряду со всеми остальными хронологическими и космогоническими структурами и дефинициями, являются обусловленными и производными от них (парадигм) семантическими модусами и концептами. При этом, кристально ясно, что метафизические и безотносительные матрицы вечности и бесконечности, манифестируют по ту сторону многомерных и многоплановых систем микрокосма (μικρόκοσμ) и макрокосма (μακρόκοσμ). Тогда как все остальные их (матриц) обусловленные консеквенты и деривативы, в той или иной степени, принадлежат к интериорным и экстериорным сегментам последних (систем). Одновременно с этим, выше также уже отмечалось, что длительность (duratio) и протяженность (extensum), индуцируют детерминированные предпосылки для возникновения теоретических концептов спатиальности (spatium) и темпоральности (tempus). Последние (концепты), в свою очередь, конституируются ментальным актором посредством одномоментного, мгновенного и внезапного эталонного и всестороннего интеллектуального схватывания. В то же время, они (концепты) трансформируются при помощи трезвого, бодрствующего, адекватного, вменяемого, нонпатологического и т.д. рационального мышления в категории пространства и времени. Кроме того, вполне понятно, что если вечность и бесконечность являются дистилированными апофатическими и безусловными инстанциями, постфактум концептуализированными рассудочным субъектом, то обусловленные и катафатические длительность и протяженность симультанно репрезентируют собой и космологические, и эпистемологические, и семиотические, и терминологические, и иные текстуры. При этом ментальные конструкты спатиальности и темпоральности, а также производные от них категории пространства и времени, с одной стороны, обладают трансцендентальным измерением, а с другой – проецируются им (субъектом) на те или иные многослойные и поливариантные структуры и компоненты микрокосма и макрокосма. Соответственно, принимая во внимание все вышеизложенное можно постулировать, что несмотря на формализацию, схематизацию, типологизацию и интеллектуализацию всех вышеперечисленных смыслообразующих матриц и дефиниций, сама проблематика герменевтики и интерпретации каждой из них развертывается по магистральным поливалентным, энантиодромическим и парадоксальным линиям гетерогенных семантических траекторий.

Если качественное и сущностное отличие вечности и бесконечности от всех остальных вышеобозначенных категорий и концептов, связанных с хронологией и космогонией, носит предельно эвидентный, эксплицитный и принципиальный неотчуждаемый и неопровержимый характер. То фундаментальная дистинкция между длительностью и протяженностью, с одной стороны, и ментальными дефинициями времени и пространства – с другой, заключается в следующем. Так первые представляют собой не только искусственным образом спродуцированные теоретические конструкты, постфактум обнаруживаемые и фиксируемые антропологическим субъектом с помощью его многоуровневой пневмо-ноо-психосоматической матрицы, но и специфические экзистенциальные модусы симультанно свойственные многомерным структурам парадигмы мироустройства. При этом их (первых) органичная, неотъемлемая и неопровержимая принадлежность к последним (структурам), не препятствует им функционировать суверенным и автономным образом вне зависимости от их непосредственной и/или опосредованной регистрации, а также эталонной и всесторонней герменевтики, осуществляемых рассудочным актором. То есть, важно подчеркнуть, что длительность (duratio) и протяженность (extensum) манифестируют совершенно обособленно и независимо как от последнего (актора), так и от других зоо-био-психо-соматических витальных существ, обнаруживающих и фиксирующих, в том или ином виде, их в качестве бесспорно и неотчуждаемо верифицируемой наличествующей данности. Что касается категорий пространства и времени, то ранее уже неоднакратно отмечалось, что каждая из них является исключительно лишь трансцендентальной конструкцией, инициируемой посредством так называемого бодрствующего, трезвого, вменяемого, адекватного, экземплярного, критического и т.д. спекулятивного мышления. Кристально ясно, что поледнее, осуществив их (категорий) экземплярное и полновесное постулирование, способно свободно и полноправно проецировать их (категории) на те или иные сегменты, страты и компоненты присущие многослойной и полиракурсной матрице системы мироздания. Соответственно, дифференциация между длительностью и протяженностью, с одной стороны, и категориальными модусами времени и пространства – с другой, не только носит принципиальный и сущностный характер, но и продуцирует определенные предпосылки для возможности понимания, осмысления и экзегетирования основополагающего различия между космологией (и/или онтологией) и гносеологией вообще.

Дальнейшее рассмотрение и дескриптирование дистинкции между теми или иными вышеперечисленными смысловыми категориями и дефинициями, не препятствует подчеркнуть следующее. Так, ранее уже отмечалось, что если время и пространство, являющиеся исключительно лишь детерминированными концептуальными конструктами, не только проецируются рациональным актором на многомерные и поливариантные матрицы системы мироустройства, но и, в той или иной степени, весьма эффективно и эталонно коррелируют с последними (матрицами), то длительность и протяженность репрезентируют собой именно конкретные экзистенциальные модусы неотчуждаемо и бесспорно наличествующие без каких-либо регистрирующих и постулирующих их гносеологических и иных актов. То есть вторые (длительность и протяженность), в отличие от первых (конструктов), представляя собой автономные и суверенные специфические космогонические текстуры, манифестируют в качестве полноценных и самотождественных субстратов. Несмотря на то, что вечность и бесконечность являются безусловными протопричинами и антецедентами, индуцирующими всевозможные аподиктические предпосылки для возникновения последних (субстратов), тем не менее в контексте динамической и перманентно трансформирующейся парадигмы становления, характеризующей многоплановую и поливалентную мобильную структуру мироздания, они (субстраты) экспозиционируют себя в виде самостоятельных и оригинальных модусов, ускользающих от полновесных интеллектуальных фиксаций и гетерогенных спекулятивных концептуализаций, инициируемых по отношению к ним (модусам) рассудочным субъектом. Поскольку, кристально ясно, что последние (…концептуализации), никоим образом не способны подвергнуть ни модификации, ни релятивизации, ни элиминации и т.д. интериорную эссенциальную природу каждого из них (модусов). Данное смысловое положение, в свою очередь, также абсолютно корректно, релевантно и легитимно не только для последней (природы), но и для эндогенного сущностного ядра апофатических вечности и бесконечности. Соответственно, если категории времени и пространства, генерируются с помощью инструментов и процедур ментальной дискурсивности, то длительность (duratio) и протяженность (extensum) возникают и развертываются вне зависимости от прямых и/или косвенных разнородных трансцендентальных реализаций, осуществляемых многомерной унитарной и холистичной интегральной антропологической персоной.

Герменевтика и интерпретация спатиального и темпорального категориальных модусов может также обладать еще одним семантическим измерением. Так время и пространство, в отличие от других теоретических категорий и конструктов, способны не только проецироваться на многоплановую структуру мироздания, тем или иным образом коррелируя с последней, но и неопровержимо наличествовать в качестве полновесных абстрактных ментальных концептов. То есть они (концепты) могут идентифицироваться и экзегетироваться как отвлеченные интеллектуальные модусы, игнорирующие всевозможные тенденции и стремления к каким-либо взаимосвязям с теми или иными трансцендентными парадигмами и имманентными матрицами. Следовательно, несмотря на то, что категории времени и пространства, наряду с другими рациональными, иррациональными и иными хронологическими и космогоническими моделями, представляют собой обусловленные и релятивные конструкции. Тем не менее каждая из последних (категорий) может экспозиционировать себя в виде изолированного и не коррелирующего с иными разнородными системами гносеологического полюса. При этом, важно подчеркнуть, что отсутствие каких-либо иных ментальных терминов и понятий для обозначения имено всестороннего отвлеченного теоретического статуса категориальных парадигм спатиальности и темпоральности, не препятствует использовать конкретные интеллектуальные дефиниции, принадлежащие к области структурной лингвистики в частности и к философской школе структурализма в целом. Так, можно постулировать, что время и пространство будут репрезентантами детерминированных спекулятивных концептов, симультанно эксплицирующих себя в виде и эпистемологических абстракций, и коррелирующих с другими гетерогенными инстанциями и матрицами модусов. Тогда как структуралистские термины диахрония и синхрония, сопряженные с первой и второй дефинициями, соответственно, будут иллюстрировать исключительно лишь изолированный и отвлеченный характер последних (дефиниций). Таким образом, категории времени и пространства, представляющие собой именно инсулярные интеллектуальные конструкции, будут полностью гомологичны и гомогенны спекулятивным понятиям диахроничности и синхроничности. Безусловно, само продуцирование и конституирование других ментальных лексем и концептов, корректно и полновесно отражающих семантику последних (понятий), носит открытый, легитимный и релевантный характер.

Подводя финальный итог рассмотрению и интерпретированию категориальных модусов хронологии и космогонии, а также осуществляя их разностороние и гетерогенные классификации, систематизации, типологизации, каталогизации и т.д. важно подчеркнуть следующие смысловые нюансы и аспекты. Во-первых, в основании герменевтики и осмысления последних (модусов) должна лежать эталонная и полновесная дистинкция между ними. Так, необходимо корректно, непротиворечиво, методично и исчерпывающе продуцировать дифференциацию между вечностью (αἰών) и бесконечностью (άπειρον), длительностью (duratio) и протяженностью (extensum), темпоральностью (tempus) и спатиальностью (spatium), временем (χρόνος) и пространством (κόσμος), диахронией (διαχρόνος) и синхронией (συνχρόνος). При этом само осуществляемое различие как между первыми, так и между вторыми вышеперечисленными семантическими концептами, матрицами и конструкциями, должно также носить экземплярный и полнообъемный характер. Во-вторых, классификация, типологизация, каталогизация, структуризация и т.д., наряду с другими интеллектуальными реализациями, являются лишь одной из многих всевозможных разнородных гносеологических стратегий, позволяющих рациональному актору эталонно и полновесно не только обнаружить, зафиксировать и конституировать, но и дифференцировать и интегрировать между собой те или иные исследуемые и экзегетируемые им вещи, начала, предметы, феномены, инстанции, симулякры и т.д.. Так инициирование им (актором) гомологичных и гомогенных герменевтических и интерпретационных практик продуцирует определенные аподиктические предпосылки для возникновения адекватного и всестороннего исследовательского эпистемологического развертывания.

В-третьих, в программном произведении "Полиаспектная антропология", а также в настоящем тексте (по крайней мере в том или ином виде) уже неоднократно подчеркивалось, что познающий субъект, познаваемый объект, познающе-познаваемый субъект-объект (если, конечно, осуществляется практика самопознания и все эти три вышеобозначенные инстанции симультанно являются гетерогенными репрезентантами одной и той же единой и целостной уникальной многоуровневой и интегральной структуры) и процесс познания, представляют собой неотъемлемые и бесспорные смыслообразующие атрибуты и аспекты любой корректной и полноценной гносеологической реализации. Другими словами, отсутствие какого-то одного фундаментального и принципиального компонента из всех вышеперечисленных семантических элементов присущих ее (реализации) трансцендентным и имманентным ареалам либо существенно (или максимально) проблематизирует и осложняет ее (реализации) адекватное и всеохватывающее индуцирование, либо тотально и всеобъемлюще элиминирует вероятную возможность (и/или возможную вероятность) последнего (индуцирования) вообще, либо открывает какие-то иные эпистемологические перспективы и интеллектуальные горизонты. Поскольку сама гносеология как таковая, наряду с другими основополагающими разделами и сферами философского метанарратива, обладает неотчуждаемыми базовыми смысловыми критериями, атрибутами, предикатами и аспектами. Следовательно, любое исследовательское развертывание просто обязано инкорпорировать в себя не только все вышеуказанные семантические субстраты и конструкции, но и ориентироваться на экспликацию и констатацию каких-то иных апофатических парадигм и катафатических матриц, манифестирующих гетерогенным образом.

И наконец, последнее, безусловно формальная экстериорная и односторонняя герменевтика и интерпретация не только категорий времени и пространства, но и всех остальных разнородных предметов, вещей, феноменов, процессов, структур, симулякров, ризом и т.д., даже несмотря на свою корректность и полноценность, в определенном смысле препятствует эталонному, нонконтрадикторному и полновесному глубинному интериорному и поливариантному познанию последних. Так, кристально ясно, что адекватная и полнообъемная гносеологическая реализация может и/или должна индуцировать всевозможные аподиктические предпосылки для обнаружения и конституирования всех многочисленных эссенциальных и акцидентальных, эндогенных и экзогенных, трансцендентных и имманентных, потенциальных и актуальных, облигаторных и контингентных и т.д. семантических предикатов, компонентов и аспектов присущих тем или иным объектам и явлениям. То есть рациональный актор посредством последней (реализации) просто обязан, в той или иной степени, осуществить экземплярную, системную, последовательную и полномасштабную герменевтику гетерогенных вещей, прооцессов и феноменов. Наряду с этим, ранее уже подчеркивалось, что вечность и бесконечность являются безусловными и абсолютными апофатическими протопричинами, инициирующими саму возможность возникновения длительности и протяженности. Последние, в свою очередь, индуцируют детерминированные условия для генерации и аффирмации антропологическим актором посредством разнородных эпистемологических подходов и инструментов категорий времени и пространства, темпоральности и спатиальности, диахронии и синхронии, соответственно. Следовательно, можно постулировать, что вечность и бесконечность, репрезентируют собой неопосредованные и автономные метафизические антецеденты, конституирующие все остальные вышеперечисленные космологические и гносеологические консеквенты. Другими словами, они (вечность и бесконечность) и является абсолютным семантическим содержанием как длительности и протяженности, так и категориальных модусов темпоральности и спатиальности, времени и пространства, диахронии и синхронии. Таким образом, все смыслообразующие атрибуты, сегменты, компоненты, страты и аспекты, принадлежащие к многоплановой и многоуровневой системе мироустройства, представляют собой лишь обусловленные деривативы и гештальты трансцендентных начал и апофатических инстанций. Конечно, теоретические позиции и метальные представления нигилизма, трансцендентализма, солипсизма, экзистенциализма, постструктурализма, спекулятивного реализма и т.д. будут предельно скептически и критически апперцепировать подобного рода интеллектуальные взгляды. Тем не менее, вполне понятно, что идеалистическое мировоззрение, симультанно включающее в свой эпистемологический ареал не только безусловные гиперметафизические измерения, но и все остальные сегменты, уровни и матрицы свойственные поликомпонентной и поливариантной многослойной структуре мироздания, в отличие от других концептуальных систем и направлений, является наиболее эталонным, непротиворечивым и всеохватывающим метанарративом.

II. Интеллектуализм и сциентика матрицы Модерна

Крупнейший философ И. Кант с присущей ему германской педантичностью, рациональностью, обстоятельностью, строгостью и т.д. осуществил дистинкцию между априорно-трансцендентальной и апостериорно-эмпирико-сенсуальной сферами. При этом сами категории пространства и времени он рассматривал и постулировал не как "объективные" аспекты гилетической реальности, а исключительно лишь как априорные формы чувственного созерцания. То есть он интерпретировал каждую из них (категорий) именно в качестве субъективного (или интерсубъективного) модуса, продуцирующего определенные условия для апперцепции феноменов и ноуменов, принадлежащих к многомерной структуре мироустройства. Кроме того, немецкий мыслитель категорично и безапелляционно утверждал, что время является интериорным модусом априорного сенсуального созерцания, инициируемого рациональным актором, тогда как пространство – экстериорным. Соответственно, его ментальные представления касательно категорий темпоральности и спатиальности, абсолютно противоречили спекулятивным взглядам, доктринам и установкам бэконовско-ньютоновского эмпиризма и материалистического, механицистского и атомистического сциентизма Нового времени. Данное положение дел провоцуирует многих историков философии и интеллектуалов постулировать, что И. Кант индуцировал коперниканскую революцию в сферах гносеологии и онтологии (и/или космологии) Модерна, инкорпорировав последнюю (или последние) в эндогенный ареал первой. Таким образом, можно констатировать, что он (И. Кант) реализовал корректное, системное, методичное, последовательное и исчерпывающее концептуальное развитие картезианских, берклианских и юмовских дискурсивных практик, сконструировав и аффирмировав на его (развития) основании теоретические доктрины и взгляды рафинированного трансцендентализма.

Возвращаясь к инициированной И. Кантом дистинкции между дистиллированным абстрактным рациональным уровнем, включающим в себя, по его мнению, разум (vernunft) и рассудок (verstand), с одной стороны, и рафинированными конкретными сенсуальным и гилетическим измерениями – с другой, необходимо подчеркнуть следующее. Так вполне понятно, что дифференцировав между собой области интеллектуального и чувственно-материального, он осуществил преодоление спекулятивных представлений скептицизма, отрицающих корректность и экземплярность всевозможных гносеологических актов в отношении многоплановой системы мироздания. В частности, он аффирмировал, что сами антитетика и антиномия, принадлежат лишь априорным мыслительным процессам и конструкциям трансцендентального разума (transcendentalen vernunft), тогда как эстетико-гилетическая феноменальная реальность, может апперцепироваться и экзегетироваться рассудочным актором без их непосредственного наличия. Другими словами, согласно германскому мыслителю, если рафинированные ментальные когитации неизбежно и автоматически постулируют равноправные и равновесные между собой концептуальные антитезы, конституируя тем самым поливариантность и неоднозначность каких бы то ни было априорных гносеологических практик, то апостериорное чувственное восприятие материальной действительности всегда и повсеместно оперирует только с односторонними объектами и односмысловыми модусами. Следовательно, по его мнению, эмпирико-сенсуальная перцепция феноменальной гилетической реальности, в отличие от спекулятивного логико-диалектического мыслительного развертывания, абсолютна свободна от антитетики и антиномии.

Безусловно, И. Кант конституировал такие теоретические конструкты, как феномен и ноумен, индуцировав детерминированные предпосылки для возникновения некоторых сложных, неотчуждаемых и непреодолимых аспектов присущих какому-либо гносеологическому исследованию. Он утверждал, что осуществляя разностороннее познание того или иного отдельного уникального явления, рациональный актор способен посредством разнородных трансцендентальных и сенсуальных инструментов верифицировать, идентифицировать и интерпретировать его предельно адекватным и полноценным образом. То есть, по мнению германского мыслителя, сама гносеология какого бы то ни было оригинального феномена реализуется максимально корректно, непротиворечиво, исчерпывающе и полновесно. Тогда как эталонное и всестороннее познание специфического ноумена (dinge-an-sich), репрезентирующего собой интериорную сущностную природу последнего (феномена), является абсолютно утопическим и химерическим актом. Конечно, его коллега выдающийся германский философ Г. Гегель аффирмировал, что корректно, обстоятельно и всеохватывающе сформулированное интеллектуальное "понятие" относительно вещи-в-себе (или ноуменальной матрицы (dinge-an-sich)), позволяет рассудочному субъекту инициировать ее полнообъемную и достоверную гносеологию. Поскольку, согласно его позиции, экземплярные, нонконтрадикторные и полновесные теоретические "концепты", автоматически верифицируют, конституируют и эксплицируют аутентичное эндогенное и экзогенное смысловое содержание дескриптируемых посредством их ("концептов") предметов (и/или объектов). Естественно, необходимо учитывать манифестационную энантиодромичность, парадоксальность и поливалентность как первых, так и последних, а также не следует забывать о таких структуралистских и семиотических конструктах, как означающее, означаемое, знак, синтагма, парадигма, синхрония, диахрония и т.д.. Конечно, деконструкция "онто-тео-телео-фалло-фоно-лого-центризма", представляющая собой базовую постмодернистскую стратегию индуцированную ярчайшим французским мыслителем Ж. Деррида, наряду с основополагающими теоретическими представлениями и эпистемами спекулятивного реализма, акселерационизма, объектно-ориентированной онтологии и т.д., также не должна подвергаться тотальному игнорированию. Хотя, кристально ясно, что само постструктуралистское философское направление и его всевозможные ответвления и пролонгации являются гетерогенными репрезентантами абсолютного и бескомпромиссного ультранигилизма. Тем не менее, возвращаясь к экзистенции оригинального ноумена (dinge-an-sich), следует подчеркнуть, что И. Кант безапелляционным и категорическим образом настаивал на его предельной эпистемологической "трансцендентности" (безусловно, согласно его концептуальным взглядам). Соответственно, с его точки зрения, эксклюзивная вещь-в-себе (и/или вещь сама по себе (ding-an-sich)) является абсолютно непознаваемой специфической инстанцией.

Что касается интеллектуальных интенций и аффирмаций Г. Гегеля относительно гносеологии ноуменального конструкта, то их герменевтика может обладать следующей семантикой. Так, согласно его позиции, сами ментальные концепты не способны индуцироваться без наличия дескриптируемых ими предметов. Последние, в свою очередь, могут существовать без какой-либо манифестации первых. Следовательно, сами объекты, по мнению германского философа, продуцируют детерминированные предпосылки для возникновения всесторонне описывающих их (объектов) теоретических понятий. Безусловно, школа концептуализма – в различных своих изданиях (стоицизм, абеляризм, структурализм и т.д.), помимо всех остальных трансценденталистских направлений (кантианство, неокантианство, отчасти феноменология и т.д.), предельно скептически и критически апперцепирует вышеуказанную гегелевскую точку зрения. Поскольку, согласно ее позиции, лингвистическая матрица способна автономно и независимо от оригинального референта генерировать означающее, означаемое, семиотический модус и т.д.. Другими словами, структуралистский взгляд утверждает, что для возникновения лексемы, концепта, знака и т.д. абсолютно необязательно непосредственное наличие какой-либо субстанции. Таким образом, с его точки зрения, именно суверенная синтаксическая структура, наряду с рациональным мышлением или без его вмешательства, инициирует всевозможные аподиктические предпосылки для продуцирования вышеперечисленных модусов (лексемы, концепта, знака и т.д.). При этом последние не нуждаются в каком бы то ни было наличествовании самостоятельного, самотождественного и самодостаточного референта, находящегося по ту сторону их экзистирования.

Вполне понятно, что Г. Гегель, наряду с течением структурализма (и, шире, концептуализма), декларируя о самом предмете, совершенно не подразумевает под ним автономную чувственную и материальную компоненту. Тем более что ноуменальный модус, по мнению И. Канта, не должен целиком и полностью отождествляться с последней. Так, рассматривая и экзегетируя объект, Г. Гегель, безусловно, предельно категорично и однозначно не утверждает, – так как это осуществляет структуралистский метадискурс, – что означающее, означаемое, знак и т.д. генерируются исключительно лишь лингвистической матрицей в отрыве от последнего (объекта). Но, вместе с тем, он отчетливо осознает, что предмет совсем не обязательно должен манифестировать в качестве конкретного сенсуального и гилетического субстрата. Следовательно, согласно его (Г. Гегеля) позиции, сами лексема, понятие и знак неизбежно и неотчуждаемо обязаны коррелировать с дескриптируемым посредством их самотождественным и самостоятельным референтом, но при этом последний может и репрезентировать, и не репрезентировать собой реальную, а не абстрактную чувственную и материальную субстанцию. То есть, синтаксис, семантика и семиотика всегда должны соотноситься с автономной и специфической субстанцией и, наоборот, последняя неотвратимо отражается в их многослойной и многочастной текстуре. При этом, ранее уже подчеркивалось, что описываемый лексемой, концептом и знаком уникальный референт способен экспозиционировать себя в качестве либо метафизической, либо интеллектуальной, либо сенсуальной, либо гилетической, либо какой-то иной самобытной и самодостаточной структуры.

Итак, важно подчеркнуть, что осуществляя дифференциацию между феноменом и ноуменом, И. Кант тем самым иллюстрирует не только апостериорную чувственную и имманентную природу первого, но и априорную отвлеченную и трансцендентную – второго. То есть он категорично и безапелляционно декларирует о том, что само явление, в отличие от вещи-в-себе (dinge-an-sich), не репрезентирует себя исключительно лишь при помощи сенсуальных и гилетических манифестаций. Тогда как ноуменальная матрица, по его мнению, абсолютно абстрагированна от сфер чувственного и материального. Другими словами, немецкий мыслитель конституирует непреодолимую и неотъемлемую дистинкцию между имманентно-эстетической и трансцендентно-ноэтической парадигмами, никоим образом не допуская какой бы то ни было их контаминации друг с другом. При этом, с его точки зрения, феномен неотъемлемо принадлежит исключительно лишь к первому измерению, тогда ка ноумен – ко второму. А поскольку, согласно его позиции, корректная, непротиворечивая и полновесная гносеология не может реализоваться без инициирования всесторонней апостериорной сенсуальной перцепции, то вещь-в-себе (и/или вещь сама по себе (ding-an-sich)), экзистирующая по ту сторону последней является абсолютно непознаваемой инстанцией. Естественно, кристально ясно, что само явление, имея непосредственное отношение к области чувственной и имманентной эмпирики, представляет собой один-единственный и безальтернативный модус, допускающий собственную адекватную, нонэквивокационную и полноценную герменевтику. Соответственно, именно вышеуказанные сентенции и аффирмации провоцируют, в свою очередь, И. Канта категорично и бескомпромиссно декларировать о эпистемологических фальсификации ноумена и верификации феномена, обладающих бесспорным и аутентичным семантическим содержанием.

Ментальные представления Г. Гегеля, напротив, отталкиваясь от кантовских, фихтевских и отчасти шеллинговских философских взглядов и воззрений, являются их оригинальной и самодостаточной гносеологической модификацией. Так если ничто не препятствует постулировать ноуменальную матрицу в качестве трансцендентного и эссенциального модуса, находящегося за пределами всевозможных границ сенсуальной эмпирики и гилетической реальности, то сама феноменальная компонента, согласно его позиции, также способна манифестировать по ту сторону последних. То есть, по его мнению, само явление, в свою очередь, может не только принадлежать к апостериорному чувственному восприятию и ареалу материальной действительности, но и экзистировать абсолютно независимо от них. Соотвественно, важно подчеркнуть, что если И. Кант конституирует и иллюстрирует неотчуждаемую корреляцию феномена со сферами сенсуального, гилетического и имманентного, то Г. Гегель, напротив, допускает возможность его освобождения от ее (корреляции) непосредственной и/или опосредованной доминации. Другими словами, последний (Г. Гегель) инициирует всестороннюю релятивизацию теоретических положений и взглядов первого (И. Канта) касательно герменевтики самого явления. Хотя, относительно семантического содержания ноумена (и/или вещи-в-себе/вещи самой по себе (dinge-an-sich)) их концептуальные представления являются, в той или иной степени, идентичными конструктами. Таким образом, из вышеизложенного можно констатировать, что Г. Гегель, в том или ином виде, соглашаясь с трансцендентальными воззрениями и идеями своего коллеги и предшественника И. Канта, непосредственно связанными с интерпретированием и дескриптированием ноуменального модуса, в то же время, элиминирует их категоричность, неотъемлемость и безапелляционность, касающиеся герменевтики области феноменального.

Сами постулаты, алгоритмы, принципы и процедуры гегелевского гносеологического подхода как такового не только являются специфическим и самодостаточным интеллектуальным базисом, но и позволяют рациональному актору инициировать предельно корректное, нюансированное, разностороннее и исчерпывающее исследование и экзегетирование тех или иных предметов, вещей, процессов, инстанций, симулякров, структур, парадигм и т.д.. При этом, важно подчеркнуть, что сам Г. Гегель, признавая наличие таких оригинальных концептуальных взглядов и направлений, как скептицизм, трансцендентализм, неоаристотелизм/неотомизм, номинализм/материализм и т.д., а также придерживаясь полновесных и всесторонних неоплатонических воззрений, абсолютно адекватно, взвешенно, обстоятельно, непротиворечиво, последовательно, системно и логоцентрично конструирует и реализует собственные ментальные поливалентные, парадоксальные, многомерные и энантиодромические диалектические экспликации. Так в своих выдающихся программных философских произведениях он посредством последних иллюстрирует максимально эталонный, нонконтрадикторный, скрупулезный и разносторонний "спекулятивный" эпистемологический метадискурс, дескриптирующий гетерогенные предикаты, моменты, состояния и атрибуты рассудочной персоны, социокультурно-темпорально-гилетической реальности и апофатического начала. Кроме того, сама парадоксальная диалектическая методология во всех своих изданиях, преодолевая, но не аннигилируя, строгие однозначные законы и моновариантные операции аристотелевско-лейбницевской формальной логики, абсолютно адекватно, непротиворечиво, детально и разносторонне иллюстрирует экстраординарные и экстравагантные когитативные практики. Последние, в свою очередь, не препятствуют интерпретировать и идентифицировать одну и ту же единую и целостную уникальную интегральную матрицу в качестве не только всеобщности, единичности и оригинальности, но и инстанции в-себе, для-себя, в-себе-и-для-себя и для-другого. Наряду с этим, следует отметить, что осуществив конвергенцию диалектического подхода с идеалистическими/неоплатоническими представлениями, германский мыслитель продемонстрировал максимальные интеллектуальные возможности и предельный когнитивный потенциал гносеологии как таковой. Таким образом, можно констатировать, что именно данный симбиоз между первым и вторыми, с одной стороны, позволяет рациональному актору продуцировать экземплярные, нонконтрадикторные, нюансированные и исчерпывающие поливалентные и парадоксальные герменевтические ментальные когитации, а с другой – аргументированно, содержательно, адекватно и полновесно фундировать, верифицировать и конституировать всевозможные трансцендентные и имманентные измерения многоуровневой и многоплановой структуры мироздания.

Ранее уже подчеркивалось, что с точки зрения Г. Гегеля, сам феномен может пребывать как в ареалах сенсуальной эмпирики и гилетической реальности, так и по ту сторону последних. В то же время, он также признавал кантовскую позицию относительно того, что ноумен манифестирует за пределом всевозможных горизонтов апостериорной чувственной перцепции и материальной действительности. Следовательно, само явление, согласно его (Г. Гегеля) мнению, может экзистировать в пространстве как трансцендентной, так и имманентной сферы. Тогда как вещь-в-себе (или ноуменальная матрица) принадлежит исключительно лишь к интериорной структуре первой. Кроме того, и ноумен, и феномен неотчуждаемо и бесспорно коррелируют с означающим, означаемым и знаком. Данное обстоятельство не препятствует инкорпорировать и одного, и другого в синтаксическую (фонетическую и/или текстуальную), концептуальную и семиотическую смыслообразующие области. Безусловно, кристально ясно, что непосредственно в эпоху становления и развертывания немецкой классической философии (т.е. во второй половине XVIII-го – первой – XIX-го столетий), еще не существовало такой детальной полифункциональной и полиморфной эпистемологической дифференциации, конституирующей автономное и суверенное манифестирование таких семантических квантов, как лексема, концепт и знак. Конечно, вполне понятно, что филология, являющаяся самостоятельной и самодостаточной теоретической и практической дисциплиной, наряду с философией и другими сферами гнозиса, наличествовала в различные хронологические периоды западной (и, шире, средиземноморской) и иных цивилизациях. Так еще в интеллектуальном направлении стоицизма существовали такие уникальные ментальные дефиниции, как σημαινόν/signans (означающее) и σημαινόμενον/signatum (означаемое), что, в свою очередь, остенсивно иллюстрирует присутствие в нем лингвистического и семиотического семантических компонентов. Тем не менее, именно под непосредственным аффицированием возникших в двадцатом веке автономных и оригинальных узкоспециализированных концептуальных школ структурализма и семиотики, рассудочные акторы снова возвратились к инициированию дистинкции между лексемой, концептом и знаком. Таким образом, из вышеизложенного можно констатировать, что, с одной стороны, современная западная эпистомологическая система одержима неотвратимым и неотчуждаемым радикальным стремлением к перманентной дифференциации, фрагментации, квантификации и диссипационализации всевозможных трансцендентальных метанарративов, гилетических матриц и т.д.; а с другой – идентичные и гомологичные интеллектуальные взгляды, идеи и течения манифестируют в различные темпоральные эпохи посредством тех или иных сигнификационных конструкций; и с третьей – детерминированные хронологические стадии (при этом совершенно неважно в каком именно сегменте каждая из них располагается в полиэлементной парадигме историографии) освобождают экзистирующих в их интериорных ареалах рациональных субъектов от разнородных ментальных процедур и физических актов.

После продекларированных выше замечаний возникает вполне справедливый и закономерный вопрос: а каким образом вообще осуществляется корректная, непротиворечивая, всесторонняя и исчерпывающая гносеология тех или иных состояний и/или моментов, атрибутирующих многомерную и многоуровневую структуру мироустройства? Другими словами, возможна ли в принципе эталонная, аутентичная, нонэквивокационная, бесспорная и полновесная эпистемологическая верификация или фальсификация как феномена, так и ноумена? Безусловно, кристально ясно, что гетерогенные теоретические школы и направления обладают собственными оригинальными и однозначными точками зрения касательно вышесформулированных вопросительных пассажей. Так солипсизм и, шире, трансцендентализм будут настаивать на абсолютном отсутствии каких-либо корреляций между ментальными конструктами, продуцируемыми уникальными структурами рационального мышления, и космологической (и/или онтологической) матрицей, манифестирующей по ту сторону последних (структур). Естественно, данная спекулятивная позиция целиком и полностью игнорирует эмпирическую сенсуальную перцепцию, позволяющую рассудочному актору, в том или ином виде, обнаруживать, фиксировать и конституировать визуальный, аудиальный, тактильный и т.д. модусы того или иного гилетического объекта. Так дистиллированный солипсистский взгляд и гомологичные ему трансцендентальные представления не желают осуществлять сопоставление теоретических концептов с воспринимаемыми посредством чувственных инструментов (зрение, слух, вкус, обоняние и осязание) материальными предметами, предельно скептически рассматривая и интерпретируя данную весьма естественную и ординарную процедуру. Поскольку, согласно доктринальным установкам и положениям вышеуказанных ментальных течений и позиций, последние (инструменты), по целому комплексу самых разнообразных аспектов, не способны корректно и полноцено репрезентировать перцепируемую с их помощью многоплановую и поликомпонентную парадигму мироздания. Соответственно, не только солипсизм, но и трансцендентализм, являющийся его (солипсизма) наименее радикальной и терминальной версией, максимально критически и негативно оценивая неопровержимое и неотчуждаемое наличие самой вероятной возможности и/или возможной вероятности адекватной и полновесной гносеологии посредством сенсуального восприятия, категорично и бескомпромиссно аффирмирует, что лишь сферы ментального способны безальтернативным неотъемлемым и бесспорным образом продуцировать последнюю (гносеологию).

Ранее уже подчеркивалось, что структуралистское и семиотическое направления, антиципируемые и генерируемые стоицизмом и концептуализмом П. Абеляра, могут конституировать означающее, означаемое и знак без какого-либо потенциального или действительного манифестирования конкретного и самостоятельного референта. При этом, кристально ясно, что сами сенсуальная эмпирика и гилетическая субстанция, также всесторонне игнорируются вышеперечисленными интеллектуальными школами. Кроме того, гетерогенные постструктуралистские и постмодернистские (и/или ультрапостмодернистские) философские течения предельно радикально и безапелляционно критикуют саму вероятную возможность или возможную вероятность неотчуждаемой, неоспоримой и достоверной верификации корректной и полноценной гносеологии как таковой, независимо от ее различных – трансцендентных и/или имманентных, рациональных и/или иррациональных, абстрактных и/или конкретных, ментальных и/или сенсуальных и т.д. – экспликаций. Так, их тотальная и бескомпромиссная нигилистическая позиция абсолютно релятивизирует и даже элиминирует не только разнородные вариации сферы эпистемологии, но и какую бы то ни было семантику вообще. Следовательно, ризоматический (по Ж. Делёзу и Ф. Гваттари) и нонсенсуальный ультрапостмодернистский метанарратив, инкорпорирующий в свое интериорное пространство такие философские системы, как постструктурализм, акселерационизм, объектно-ориентированную онтологию, спекулятивный реализм и т.д., продуцирует всеохватывающую деконструкцию всевозможных смыслообразующих компонентов и аспектов многомерной и многопланой матрицы мироустройства, опрокидывая последние в хаосмотическую и танатотическую всепоглощающую бездну абсолютного нигилизма.

Важно напомнить, что помимо структурализма и семиологии, игнорирующих не только чувственное восприятие и материальную реальность, но и референта как такового, также существует феноменологическая школа Э. Гуссерля, максимально корректно, нюансированно, непротиворечиво и всесторонне ретранслирующая базовые теоретические постулаты, положения и представления солипсистского и, шире, трансценденталистского метадискурса. Так основополагающая процедура последней (школа), сигнифицируемая посредством термина "эпохэ"/"ἐποχή" и предписывающая полностью абстрагироваться от так называемой "естественной установки" ("naturliche vorstellung"), инициирует определенные предпосылки для релятивизации и даже элиминации банальных, инфантильных и тривиальных позитивистских представлений, безапелляционно настаивающих на неопровержимом и неотъемлемом наличествовании атомистической гилетической действительности, обнаруживаемой, фиксируемой и верифицируемой при помощи эмпирической сенсуальной перцепции. Кроме того, с точки зрения феноменологии, именно игнорирование рациональным актором окружающей его материальной реальности позволит ему предельно адекватно, нонконтрадикторно, обстоятельно и полновесно осмыслить и дескриптировать сам инициируемый им гносеологический акт свободный от каких-либо чувственных восприятий. Поскольку, согласно ее позиции, последний (акт) является основополагающей ментальной реализацией, продуцирующей детерминированные предпосылки для возникновения максимально корректной, скрупулезной и полноценной эпистемологии. Соответственно, можно постулировать, что, по ее мнению, в основании адекватного, обстоятельного и всестороннего познания и экзегетирования гилетической действительности лежит не сенсуальная перцепция, не физический эксперимент и не апелляция к уже наличествующим конвенциональным сциентистским и иным информационным пластам, а исключительно лишь строгое последовательное, методичное и системное дистиллированное и автономное интеллектуальное развертывание, называемое феноменологами "интенциональным/ноэтическим актом" и полностью отчужденное от последней (действительности). Таким образом, феноменологическая концептуальная формула имеет следующую семантику: максимальное абстрагирование рассудочного субъекта от материальной реальности способствует ее наиболее точной, эталонной и исчерпывающей верификации, интерпретации и дескрипции.

Если схематично и лапидарно рассмотреть и экзегетировать ноэтический/интенциональный акт, то данная экспозиция будет выглядеть следующим образом. Так, ранее уже подчеркивалось, что последний (акт) антиципируется такой концептуальной операцией, как "эпохэ"/"ἐποχή". При этом она (операция) является неотъемлемой и бесспорной основополагающей реализацией, не только предвосхищающей его (акта) непосредственное развертывание, но и продуцирующей всевозможные аподиктические предпосылки для возникновения его (акта) изначальной точки отсчета. Следовательно, именно после ее (операции) корректного и полнообъемного осуществления, напрямую связанного с тотальным и всеохватывающим абстрагированием от чувственного восприятия и материальной действительности, рациональный актор может перейти к его (акта) адекватному и всестороннему инициированию. Кроме того, сам ноэтический акт в процессе своего полновесного и безошибочного развертывания пребывает в модальном статусе актуальности, тогда как сенсуальная перцепция и гилетическая реальность, а также все остальные семантические аспекты, наличествующие по ту сторону последнего (акта), находятся – в потенциальности. И наоборот, когда его (акт) всеобъемлющая и полномасштабная реализация исчерпывается и аннулируется он мгновенно и автоматически начинает манифестировать посредством режима возможности, не препятствуя, в свою очередь, существующим за его интериорными и экстериорными границами тем или иным смысловым модусам функционировать при помощи – действительности. Соответственно, принимая во внимание все вышеизложенное можно констатировать, что не только корректное и полноценное интенциональное разворачивание, но и не интегрированные в его оригинальный и специфический ареал гетерогенные уникальные и самотождественные сферы и матрицы, способны находиться в различных состояниях модальности. Безусловно, кристально ясно, что исключительно лишь пневмо-ноо-психо-соматические потенции и фелитические импульсы индуцируют детерминированные предпосылки для корректной и всесторонней реализации всевозможных самых разнообразных теоретических и практических актов.

Каждый из двух базовых модальных экзистенциальных режимов также может коррелировать как с облигаторным и эссенциальным, так и с контингентным и акцидентальным модусом. Так и аподиктический, и стохастический семантический компонент способен находится в гетерогенных состояниях модальности. То есть совершенно не обязательно осуществлять полноценное сопряжение актуального или потенциального модального статуса исключительно лишь с каким-то одним из них (компонентов). Поскольку, вполне понятно, что само то или иное состояние модальности может быть присуще любому трансцендентному или имманентному, перманентному или алеаторному, эндогенному или экзогенному и т.д. смысловому элементу. И наоборот, каждый из разнородных инвариантных и облигаторных или фугитивных и контингентных семантических аспектов способен манифестировать посредством различных модальных режимов. Следовательно, продекларированные выше замечания продуцуируют определенные предпосылки для генерирования и конституирования детерменированной многомерной и поликомпонентной концептуальной экспозиции. Таким образом, эссенциальное и облигаторное или акцидентальное и контингентное смыслообразующее измерение инкорпорируется в потенциальный или актуальный сегмент модальности. И наоборот, состояние возможности или действительности координируется с аподиктическим и перманентным или стохастическим и флуктуационным семантическим элементом и/или уровнем.

В интериорном пространстве любой многоуровневой и поликомпонентной матрицы может симультанно наличествовать бесчисленное множество оригинальных и гетерогенных антитез, не только инкорпорирующих в свой внутренний ареал иные оппозиции, но и коррелирующих с последними. Так одна и та же целостная и единая специфическая интегральная структура способна содержать в своей эндогенной зоне те или иные уникальные и разнородные противоположности. Любая из последних, в свою очередь, также может деконструироваться на самобытные контрполюса и т.д.. Данное инкорпорирование каждой из антитез в собственный внутренний ареал других оригинальных оппозиций может носить бесконечный характер. Следовательно, дескриптированная выше экспозиция схематично и компактно иллюстрирует само интегрирование одних тех или иных противоположностей в интериорное поле любого из уникальных контрполюсов. Что касается, самой корреляции между холистическим и синтетическим модусом, представляющим собой ту или иную оппозицию, и инкорпорированными в его эндогенное пространство гетерогенными антитезами, то она имеет следующий вид. Так, вполне понятно, что само включение одних контрполюсов во внутреннюю парадигму любой из целостных и симбиотических противоположностей репрезентирует собой сукцессивный секвенционный ряд. Каждый из элементов последнего непосредственно неотчуждаемо и неоспоримо взаимосвязан с собственным антецедентом и консеквентом, поскольку располагается между ними. Соответственно, взаимотношение отдельных и самобытных сегментов вышеуказанной последовательной и системной серии является предельно эвидентной, верифицируемой и бесспорной констатацией. Так как, любые конъюнктивные и сукцессивные цепи, включающие в себя бесконечные ряды предшествующих и последующих элементов, не могут не иллюстрировать их неотъемлемую и неопровержимую корреляцию друг с другом.

Возвращаясь к базовым семантическим атрибутам, предикатам и аспектам интенционального акта, необходимо подчеркнуть следующее. Ранее уже отмечалось, что последний (акт) может манифестировать посредством гетерогенных режимов модальности. То есть, когда осуществляется его (акта) непосредственное развертывание он находится в состоянии действительности, тогда как релятивизированные при помощи процедуры "эпохэ"/"ἐποχή" чувственное восприятие и гилетическая реальность пребывают – в возможности, и нароборот. Кроме того, его (акта) основополагающие смыслообразующие конструкты индуцируют определенные концептуальные предпосылки не только для скептической и критической интерпретации позитивизма и деривативных от него ментальных взглядов, и не только для осмысления оригинальных и автономных матриц рационального сознания ((bewußtsein) по Э. Гуссерлю) и его гетерогенных элементов, но и для понимания трансценденталистского мировоззрения как такового, существующего независимо от структурализма и семиологии. В то же время, важно подчеркнуть, что феноменологическая школа, наряду с иными интеллектуальными направлениями парадигм Модерна и Постмодерна, ретранслирует конкретные теоретические представления западного (и, шире, средиземномоского) философского метанарратива. Безусловно, вполне понятно, что в отличие от классических концептуальных взглядов эпохи Традиции/Премодерна все современные (и/или ультрасовременные) ментальные конструкции не только подвергнуты тотальной и всесторонней секуляризации, но и безапелляционно и радикально отстаивают идеи дистиллированного прогрессизма и эксплицитного гипер-универсализма. Конечно, в любой среде всегда наличествуют оригинальные интеллектуальные представления предельно контрадикторные доминантным и центральным спекулятивным позициям. Однако, кристально ясно, что их маргинальное и периферийное положение симультанно как негативирует, так и аффирмирует последние. Соответственно, каждая из всевозможных самых разнообразных оппозиций находится в разносторонних поливалентных, энантиодромических и парадоксальных полилектических взаимоотношениях с собственной антитезой.

Сам интенциональный акт, релятивизирующий сенсуальную перцепцию и материальную действительность, инкорпорирует в свой интериорный ареал следующие семантические модусы. Так основополагающей и неотчуждаемой фигурой, стоящей в центре последнего (акта), с точки зрения Э. Гуссерля и феноменологической школы в целом, является "трансцендентальное Ego/Я". Именно оно репрезентирует собой фундаментального и главенствующего актора, инициирующего всевозможные предпосылки для его (акта) непосредственного генерирования и развертывания. При этом само трансцендентальное Я, а также продуцируемый им ноэтический акт, согласно гуссерлевской феноменологии, пребывает в специфическом и самотождественном пространстве "lebenswelt'а" ("жизненного мира"), являясь его базовыми и неотемлемыми смыслообразующими компонентами. Последний ("lebenswelt"/"жизненный мир") представляет собой оригинальную и самостоятельную сферу ноо-психики, существенно отличающуюся от всех остальных сегментов и измерений, принадлежащих к уникальной антропологической структуре. Область "lebenswelt'а", по мнению Э. Гуссерля, является одним из компонентов дистиллированного рассудочного сознания (bewußtsein), располагающегося по ту сторону бессознательного (Оно, Id и Es), самосознания (selbstbewußtsein) и полноценного позитивистского критического мышления. Безусловно, она (область) также свободна не только от различных имагинаций, воспоминаний, галлюцинаций, сновидений, иллюзий, аффектов и т.д., но и от их гетерогенных контаминаций друг с другом. Таким образом, с точки зрения германского философа, трансцендентальное Ego осуществляет интенциональный акт в уникальном и самотождественном ареале "lebenswelt'а", инкорпорированном, в свою очередь, в интериорные структуры рафинированного ментального сознания (bewußtsein).

Согласно гуссерлевской феноменологии, ноэсис (и/или ноэзис) и ноэма, наряду с другими атрибутами и элементами, являются базовыми неотъемлемыми компонентами ноэтического развертывания. В произведении "Полиаспектная антропология" со ссылкой на программные тексты Э. Гуссерля уже подчеркивалось, что первый (ноэсис) следует осмыслять в качестве инициируемой интеллектуальным Я интенции, тогда как вторую (ноэму) – в качестве полноценного ментального модуса, указывающего на идентичный ему сегмент или конструкт присущий гилетической реальности. При этом в нем (произведении) также отмечалось, что если схематически и статически рассматривать специфическую структуру интенционального акта в виде фигуры круга, то ноэсис необходимо интерпретировать как вектор или луч, продуцируемый трансцендентальным Ego и направляющийся от центра в сторону периферии последнего (круга), а ноэму – как наличествующий на финальном горизонте направления его (вектора или луча) движения теоретический компонент, располагающийся от нее (периферии) на бесконечно малом расстоянии. Безусловно, само его (круга) эндогенное пространство, включающее в себя все вышеперечисленные элементы, можно символически и/или метафорически идентифицировать в качестве полновесной модели "lebenswelt'a", присутствующей как детерминированный оригинальный пласт (и/или сегмент) в сфере дистиллированного рационального сознания. Кроме того, важно не забывать, что несмотря на проиллюстрированную выше предельно геометрическую и иммобильную циркулярную экспозицию, отражающую ее (модели) фундаментальную семантическую структуру, она представляет собой не синхроническую и фиксированную, а именно диахроническую и динамическую парадигму. Поскольку самоочевидно, что не только интенциональный акт, но и любые другие гносеологические, космологические, антропологические, этические, аксиологические, эстетические и т.д. развертывания не могут не пребывать в перманентной кинетической модификации. Соответственно, пространство "lebenswelt'a", инкорпорируя в свой эндогенный ареал ментальное Ego, ноэсис и ноэму, а также являясь одним из элементов (и/или измерений) рационального сознания, отражает детерминированную динамическую и темпоральную модель, схематически и спатиально рассматриваемую в качестве кругообразной фигуры.

Феноменологическая редукция, сформулированная и конституированная Э. Гуссерлем в виде корректного интеллектуального подхода, позволяет обнаружить и зафиксировать уникальный и самодостаточный модус интеллектуального Я. Она (редукция), в свою очередь, включает в себя психолого-феноменологическую, эйдетическую и трансцендентальную концептуальные процедуры (и/или стадии). Так первая теоретическая операция (и/или фаза) релятивизирует всевозможные тривиальные и ординарные психологические установки, вторая – естественно-научные положения, доктрины и постулаты, а третья – и это также следует из ее сигнификации – иллюминирует парадигму "lebenswelt'а и находящееся в ее центре ментальное Ego. Безусловно, сам Э. Гуссерль отчетливо осознавал, что адекватно и полностью осуществив всестороннюю феноменологическую редукцию, состоящую из вышеперечисленных интеллектуальных процедур (и/или стадий), и обнаружив последнее (ментальное Ego), рациональный актор неизбежно и автоматически приходит к следующим весьма негативным сентенциям и деструктивным аффирмациям. Поскольку, постулировав трансцендентальное Я в качестве одной-единственной воспринимающей и познающей инстанции, он (актор) мгновенно и неотвратимо оказывается в зоне тотального и всеобъемлющего солипсизма. Естественно, Э. Гуссерль обозначил последний (солипсизм) как абсолютно хронологическое и преодолеваемое являние, продемонстрировав, как ему (Э. Гуссерлю) представлялось, предельно адекватные, непротиворечивые и удовлетворительные способы, касающиеся его (явления) непосредственной и полновесной релятивизации. Следовательно, можно констатировать, что, согласно позиции германского мыслителя, сама его (солипсизма) герменевтика в силу детерминированных семантических аспектов не должна носить максимально критический и скептический характер.