Никчемный муж
ГЛАВА 1
Над Буйтуром летит перезвон колоколов. Не грозный набат, возвещающий об опасности, а радостные праздничные переливы. Буйтурское войско возвращается с победой!
Жители высыпали на улице, дабы поприветствовать героев. И сам Великий Князь Боремир вышел на красное крыльцо, встретить рать. Без княгини – она болеет, и не может долго стоять. Да и сам князь не молод и не здоров, поэтому и не возглавляет походы, отправляя вместо себя сына.
И вот они, победители! Под шум и радостные крики толпы войско княжича Судислава вливается в распахнутые городские ворота, и движется блистающим потоком по главной улице Буйтура, к княжеским хоромам.
Впереди колонны всадник, держащий стяг княжества – с изображением яростного тура; за ним командиры: сам Судислав, или Судиша, как его все называют, и я, его правая рука, богатырь-девица Богданка. Мы оба любимы народом, и горожане, стоящие на улицах, и бегущие следом за войском, выкрикивают наши имена. Что не совсем справедливо – куда мне тягаться с княжичем, богатырем и героем, могущим ударом кулака свалить коня!
Лицо Судислава, почти скрытое треугольным, низко надвинутыми шлемом, и бармицей, защищающей шею и верх груди, выражает строгость и важность, как и положено челу грозного воина. Но я знаю, вижу по дрожащим уголкам губ, что он едва сдерживает улыбку; что ему льстит народная любовь; и он счастлив вернуться домой.
И я рада! Изматывающий поход, длившийся девять месяцев, и кровопролитные битвы позади! Родной город, родные хоромы батюшки Боремира и матушки Явнуты! Пусть я им и приемная, но ближе и дороже никого нет! Разве только Судиша…
И тоже сдерживаю улыбку – богатырь-девица славиться крутым и суровым нравом! Вот и неча лыбиться на весь честной народ!
Смотрю на сияющие из под шлема синие глаза Судислава, и сердце замирает от шальной радости. Перед возвращением домой он сказал, что поговорит с отцом. Все же знают, что мы неродные… Почему бы и не посвататься?
Воины, следующие за нами, тоже радуются, скрывая улыбки под суровой усталостью. Даже пешие ратники ускорили ход, хотя они умаялись больше нашего – чай, на своих двоих версты меряют, не на лошади.
Проезжаем мост через речку Кунью, разделяющую город пополам. Слышала от стариков, что раньше граница Буйтура тут и была, по реке. Теперь город разросся, и Кунья оказалась посередке.
Вот и наши хоромы! Великий Князь с улыбкой и гордостью во взгляде смотрит на войско, которое его приветствует. Мы с Судиславом спешиваемся и кланяемся до земли…
Судиша делает шаг вперед, и докладывает князю о победе. Доклад для вида, князь, как и все, уже знает подробности.
Но надо делать, как положено. Боремир благодарит княжича и рать, отпускает войско на отдых, пообещав закатить в ближайшие дни и для них, и для всего народа "пир на весь мир".
– Ну, Богданка, – произносит Буремир, поднимая меня – какую важную птицу пленила нынче?
– Никакую! – виновато вздыхаю я – В этот раз князь Черновский Умил убит, а его жена и дети утекли!
Князь не сердится, смеется. Потому что, и без важных пленников мы много добра привезли. Черново – богатый город. Был. Теперь сожжен дотла.
На крыльцо, поддерживымая под руки девками, выходит княгиня-матушка. Мое сердце щемит от жалости – как она сдала за эти девять месяцев! Постарела, и почти совсем идти не может.
Судиша кидается к ней, обнимает. Матушка тоненько причитает и плачет.
– Мама, ну ты чего? – бормочет княжич – Я вернулся! Не ранен, не убит! И Богданка жива здорова!
Судислав поворачивается ко мне – иди мол, обними матушку. Делаю шаг и…
– Сыночка мой! – ласково произносит Явнута – Не могу стоять, ноги болят! Вернусь к себе на половину! А ты как с отцом закончишь, приходи! Буду ждать!
– Приду, мама, конечно приду! – отвечает Судиша.
А матушка уходит, даже не взглянув на меня.
Что? Почему? Явнута и раньше особой любви ко мне не проявляла, не родная же. Но что бы так? Будто и нет меня…
Тревога холодной лапой сжимает сердце… Неужели она злится, узнав про нас с княжичем?
Едва успеваю заскочить в свою светелку, переодеться в сарафан (матушка не любит, когда я хожу по дому, одетая как мужик), и пообниматься с подружкой моей, девкой Айкой, с которой так долго не виделись, как Великий Князь призывает к себе. Интересно зачем? Что бы наградить?
Нахожу Боремира в передних покоях, недовольным и нахмуренным. Да что такое? Что могло случиться за час, пока мы не виделись? Радовался же!
Однако, разговор князь начинает спокойно и даже ласково. У-фф! Показалось мне, что батюшка сердится!
– Ты молодец, Богданка! Богатырша! – произносит он – Вот думаю, как тебя наградить за преданную службу?
– Не надо наград, батюшко! – склоняюсь в поклоне – Не за награды и почести радею, а за землю родную, и за тебя, Великий Княже!
Боремир молчит, и рассматриваем меня.
– Сколько тебе лет? – спрашивает он – Восемнадцать? Запамятовал я!
– Да, батюшка, восемнадцать!
– Замуж давно пора! А ты все воюешь!
Мое сердце забилось часто-часто, как заячий хвост… А лицо горит, залилось краской. Выходит, Судиша с отцом поговорил! И сейчас…
– Так что, хватит в походы ходить, и в битвах биться! – заявляет князь – Пора свою семью заиметь! Ты женщина, жёнка, а не мужик-воин! Будешь в тереме сидеть, и мужа с войны ждать!
С князем я не согласна, подвиги свои богатырские бросать не собираюсь и после замужества! Станем вместе с Судиславом в походы ходить! Но с батюшкой не спорю – главное, чтобы согласие на наш брак дал!
– Я нашел тебе подходящего супруга! – говорит князь – И не кого-нибудь, а сына княжеского, Мирко!
– Кого? – таращусь я на Боремира.
– Миро, последнего сына князя Доброчаньского Всеволода!
– Он же…– ахаю я.
Шутит, что ли, батюшка?
Бормочу:
– Мирко заложник, полонянин… Княжич, но бывший!
– А ты хочешь замуж за настоящего? За сына Великого Князя? – рявкает Боремир, и бьет кулаком по столу. Так, что стены дрожат.
Сердце отважной богатырши ухает в пятки.
– Не смею, батюшка… – бормочу, уставившись в пол.
Страшен Великий Князь в гневе – лицо красное, глаза метают яростные молнии. И сил у него, несмотря на многие лета, еще не меряно! Лучше не спорить!
– Ишь, чего удумали! – продолжает орать Боремир – Ты мне как дочь, а Судяша тебе как брат! Брат с сестрой! Опозорить меня хотите, на весь белый свет?
Бросаюсь на пол, и чуть ли не бьюсь лбом.
– Прости, батюшка! Прости неразумную!
– Вставай! – уже спокойно говорит князь.
Встаю, глаза в пол, и носом хлюпаю…
– Позовите Мирко! – кричит Боремир слугам.
И опять поворачивается ко мне.
– Чем недовольна? Муж молодой, не старик, и собой хорош. Княжеских кровей! Разве я о тебе не позаботился?
Благодарить князя нет сил. Если начну говорить, то расплачусь.
Дверь открывается, и в покои входит проклятый полонянин Мирко, сопровождаемый запахом хлева. А как он еще может вонять, если живет в курятнике? Кланяется князю, и так и остается, с опущенной головой.
– Проходи, княжич, не стой у порога! – добродушно приглашает Боремир.
Миро поднимает голову, смотрит на князя, потом на меня. При взгляде на меня в его глазах мелькает нехорошее… Да и я радости и приветливости не выказываю.
Мирко делает несколько шагов, останавливается.
– Садись! Выпьем меда! – говорит батюшка, показывая на стол.
Миро удивленно хлопает глазами, и садиться. Тихонько так, осторожно… Подвоха ждет, видать.
Князь пододвигает ему наполненную чашу, но Мирко только косится на нее, не берет – верно боится, что отравят.
– Думаю, – произносит князь – хватит тебе жить полонянином! Княжич, все таки. Проиграл твой отец мне в битве, и княжества вашего нету больше. Теперь это часть нашего, Великого Буйтурского!
Мирко молчит, потупив глаза. Что он думает по поводу гибели отчего края – неведомо. Хотя, когда его, пленного, везли в Буйтур, плакал по своему княжеству, и родным, как баба. Тьфу!
– Я зла за смуту и неподчинение не держу! – продолжает батюшка – Хочу, что б ты, единственный оставшийся потомок мужеского полу Доброчаньского княжеского рода, вошел в мою семью!
Мирко глядит на князя с изумлением, затем встает, кланяется, произносит:
– Спасибо за добрые слова, Великий Княже!
– Хочу дочку свою приемную, Богданку, за тебя выдать! – заявляет Боремир.
Полонянин стоит как столб, ничего не говоря.
– Согласен ли ты, княжий сын Мирослав, дочку мою, Богдану, замуж взять? – вопрошает Великий Князь.
Мирко продолжает молчать, но теперь его взор обращен на меня. Во взоре вопрос – чего-о-о? И ответ – чур меня! Изыди, нечисть!
"Не соглашайся! – мысленно велю я – Не должен согласиться! Я виновата в твоей бедственной судьбе! Я тебя захватила в прошлом походе, и в полон увела! Я! Не соглашайся!"
– Еще вот о чем я подумал! – произносит князь – Куда ты женку молодую приведешь? Ни кола, ни двор!
– Это так, батюшка! – кивает полонян – Некуда!
– Поэтому, дарую я вам с Богданкой новый дом! – продолжает князь – Тот, что на берегу Куньи! Для сына строили, но пусть дочке будет! Как приданое! Однако, отдаю тебе! Мужик должон в доме хозяином быть!
Мирко снова бухается на колени, да и мне приходится. Благодарим Великого князя чуть ли не хором…
– Ну так что? Будет твое согласие на женитьбу? – повторяет вопрос князь.
– Согласен, батюшка Великий Князь! – говорит Мирко, не поднимаясь – Спасибо за милость твою, великую!
"Ах ты гад! Ну погоди! Я тебе устрою! Не доживешь до свадьбы, идолище поганое!"
– Ну полно, полно! – все также ласково произносит Боремир, поднимает Мирко, и снова показывает на стол – Выпьем меда за сговор!
На этот раз княжич не отказывается, и они с батюшкой осушают чаши.
ГЛАВА 2
Князь отпускает Мирко радоваться, а мне велит остаться.
– Отныне, – произносит он, вытирая усы – ты отвечаешь за Миро! Следи, что б он был жив-здоров, и что бы не утек. Княжич нам нужен!
Теперь ясно… Выдавая меня замуж за полонянина, великий князь убил двух зайцев – и сына от соблазна избавил, и к Мирко соглядатая приставил…
– Но зачем, батюшка? – осмелилась поинтересоваться я – Зачем полонянин нам?
– Не спокойно на Руси, Богданка! – отвечает батюшка – Сама видишь! Есть князья, которые не хотят объединяться под моим началом! Да и союзники наши так и норовят верх взять, и других себе подчинить. Со всеми не навоюешься! А Мирослав пусть заложником и остается! Что бы мать его, княгиня Волгава, не удумала войско собирать, да на нас войной идти! И что бы люд доброчаньский не смел бунтовать! Княжича своего они любят, и жалеют, поэтому, поостерегутся беду на него навлекать. И еще – пусть все, и враги и други видят, как мы к пленным князьям относимся! В семью берем! Поняла, Богдана, какая на тебе ответственность?
– Поняла, батюшко! – смиренно бубню я.
– Распорядись, что б перед свадьбой в баню его сводили! – велит князь на прощанье – Воняет, как боров!
Только выйдя из покоев батюшки, могу дать волю своим чувствам – обиде, злости, и ярости!
И иду в курятник.
Мой будущий муж, с довольной рожей, сидит в углу на соломе.
– Радостно тебе, морда поганая? Лыбишься? Так хочется на мне жениться? – злобно вопрошаю я.
– А у меня был выбор? – спрашивает—отвечает Мирко – И да, рад я! Свой дом будет! Поживи, как я, будто собака бесхозная, так на ком хошь женишься! За свободу и хоромы!
– Ах ты…– ору я, и бью жениха ногой, впечатывая его тощее тело в угол. Закрывает локтем голову… У-у, никчемный!
– Доволен, говоришь? Да ты мечтать будешь вернуться в этот хлев, тварь вонючая!
И выскакиваю во двор. Боюсь, прибью! И прибила бы, если бы не приказ батюшки беречь и охранять…
Продолжая кипеть от злости, иду по двору, задрав подол чуть ли не до колен – неудобно ходить в сарафане, мешает! И побоку, что на меня слуги дворовые таращатся!
Неожиданно, слышу голос Судислава:
– Богданка!
Оглядываюсь, вижу ненаглядного и бегу к нему навстречу! Хочется обняться, прижаться, пожаловаться…
Но просто останавливаюсь напротив – люди смотрят. Обнимание с княжичем – это не задранный подол. Не стану его позорить!
– Богдана! – повторяет Судиша, тоже не подходя близко – Ты не переживай! Он же не муж, а так…
Делает шаг, и говорит в полголоса, почти шепотом:
– Я буду приходить к тебе! Да что приходить – уходить от тебя не буду! Зиму переждем, а весной опять поход! Вместе отправимся!
Смотрю в любимые синие глаза, полные сочувствия и печали…
Красив Судислав! Высоченный, больше меня, плечи широченные! Мышцы как каменные булыжники! Руки сильные, ласковые – мне ли не знать…
Лицо приятное, круглое, как ясно солнышко! Кудри светлые до плеч, а борода и усы темные… Красив мой Судиша! Только… мой ли?
– Как скажешь, княжич! – бормочу, сдерживая слезы, и иду мимо…
Плачу я своей светелке, обнявшись с Айкой.
– Горе-горькая я, да горемычная! – вою.
– Надоела да надоскучила родному батюшке! – подвывает Айка.
И вдруг говорит:
– Ну хоть жених молодой! Не дед старый!
– Что вы заладили – молодой, молодой! – возмущаюсь я, всхлипывая – Лучше бы и старый, да нормальный!
– Скажешь тоже! – спорит подруга – За старика замуж! Да я лучше в петлю, чем…! А Мирко нормальный! Высокий…
– По плечо мне! – перебиваю ее.
– Ну не по плечо, не наговаривай! – продолжат Айка – Вот по сюда, наверное!
И тыкает мне над ухом.
– И тощий! – заявляю я, вытирая слезы и сопли.
– Так голодает! Объедками питается. Откормишь!
– Еще чего! Голодом заморю, проклятого!
– И лицом пригож…
– Пф-ф! Ага, пригож! Как девка! Даже борода не растет!
– Ну… Может, он колдун! У колдунов бороды не растут!
– Еще не хватало! – пугаюсь я.
– Да не, не колдун! Был бы колдун – утек бы уже! Обернулся бы птицей и улетел! – успокаивает подруга и добавляет – А то, что он полонянин, заложник, и положение имеет хуже курицы – так-то не его вина!
– Ага, моя! – мрачно говорю я.
– А родился-то он княжичем! – с некоторым укором, будто соглашаясь с моим утверждением, произносит подруга, и добавляет – Не нам с тобой чета!
– Поговори у меня! – рявкаю я, и спрашиваю – Что ты за Мирко заступаешься? Сама, что ли, замуж за него хочешь?
– Я бы не отказалась! – заявляет Айка – Да кто ж мне позволит!
Испугавшись, что сболтнула лишнего, переводит разговор:
– Пойду узнаю, что там с баней!
– Погоди-ка! – говорю, вспомнив наказ князя – Иди скажи, чтобы Мирко в баню отвели!
– Ага! – кивает подруга.
– Пусть спину хорошенько потрут! Пусть кожу сдерут! Или кипятком ошпарят! Так и скажи!
– Ага! – снова соглашается Айка, и убегает выполнять поручение.
А я продолжаю страдать и сетовать на свою судьбу.
Моя мамонька умерла, когда я еще маленькая была. А тятенька был воином, князевым дружинником. И меня ростИл, как воина, как мальца. Оставить меня было не с кем, и отец брал с собой в походы. И Борислав Судишу с собой брал. Так что, мы с княжичем дружны с детства.
Погиб тятенька, когда мне исполнилось десять годков. Погиб, закрыв собой князя от вражеской стрелы. И взял меня Борислав в семью, назвав дочкой.
Жизнь моя почти не изменилась – походы, а в перерывах ратная подготовка.
Потом, княгиня-матушка взялась за мое воспитание – велела носить сарафан, и принялась учить женским премудростям, женскому поведению, скромности и послушанию – готовить к замужеству. Все это мне не особо нравилась, но матушка была строга – бывало, меня даже пороли. Так что, и женской работе я научилась. Но в походы все равно ходила, с соизволения батюшки, только теперь с Судиславом – он возглавлял рать.
И случилась у нас с Судишей любовь… Да такая, что сердце на разрыв… И немудрено – красив княжич, как Лель, о котором бояны сказы сказывают… Да и я не дурнушка – высокая, белокосая, кожа кровь с молоком, и глаза синие. Чего б нам с княжичем не влюбиться, если мы и днем и ночью вместе?
Судислав герой, подвиги совершает. И я не отстаю – много врагов полегло от моей руки. Великий Князь хвалил не нахвалился…
Да…Была я героиней, пока глаз на княжича не положила… И сразу подвиги мои забылись, а вместо награды – никчемный муж! Да еще и с приговоркой, что рада должна быть, ведь жених княжеских кровей. А я – чернь, дочка обычного ратника.
Зря считала себя частью княжей семьи… Никогда ею не была.
Выглядываю в окно – вдруг Судиша по двору пройдет?
Княжеские хоромы высокие, а моя светелка в тереме. Так что, вижу не только двор, но и почитай весь город.
Вижу сады, где яблони склонились до земли, усыпанные плодами. Серпень же на дворе, все созревает. И ягод, говорят, уйма. Зима, значит, суровой будет… Ох. Раньше меня это не особо касалось – в княжеском дворе в любой год голодным не останешься. Да и есть кому об урожае позаботится. А теперь я сама стану хозяйкой. Ой, мамонька родненькая! Как справлюсь-то? С таким мужиком бесполезным…
Всхлипываю, и вижу сквозь пелену слез дворого мужика Белуна, который дрова колит. Для бани, мабудь.
Без рубахи трудится, явив моему взору красивое мускулистое тело. Бывают же мужики! И Судислав такой, только еще красивше!
А мне достался мелкий да дохлый…
Надо будет на капище сходить, богам подношение отнести. И попросить, что б избавили от постылого жениха. Уж лучше вообще не замужем, чем с таким мужем!
Глядишь, боги смилуются, что-нибудь случится, и свадьбы не будет…
ГЛАВА 3
Жестоки боги, и нет в них жалости. Подношения приняли, а свадьбу не отменили. Настал этот день, ровно через две недели после сговора.
…Гости пируют чуть ли не с утра, а я сижу в своей светелке. В красном сарафане, и со свадебным обручем на голове, удерживающим распущенные волосы. С подружками, оплакивающими мою молодость и свободу.
Подруг у меня нет – всю жизнь с мальцами да мужиками. Но, девки пришли, по велению матушки-княгини. И вот – песни поют, да рожи корчат печальные – будто сочувствуют. Но я вижу и слышу, как они, втихомолку, хихикают надо мной, и моим никакущим женихом.
Сарафан я вроде как сама сшила, за две недели – так положено. Но шила его Айка – не могу я с иголкой управляться, все пальцы исколола…
Девки маются – скучно им со мной сидеть, да песни печальные петь, хотят побыстрее к свадебному столу да к веселью. Однако, княгиню ослушаться не смеют, и покорно тоскуют со мной.
Айка принесла мне пирога – я сегодня ничего не ела. Но и пирог не стала – не лезет кусок в горло.
Девки от скуки страдают, а я… За эти две недели много всего случилось.
На следующий день после возвращения из похода, вернее на следующий вечер, когда я уже спать укладывалась, Айка приносит весточку – Судислав ждет меня в овине.
Вскакиваю, и мечусь по светелке.
– Ой, надо причесаться! Косу заплести, или пусть так? Айка, где сарафан новый?
Некогда наряжаться и заплетаться! Ноги так и несут к двери! С распущенными волосами, с накинутым на рубаху платком, с бьющимся, как у мыши сердцем, выбегаю из светелки. Только бы матушка не увидела! Айка сказала, что княгиня не спит.
Бегу по тихим, сонным залам и коридором княжеских хором, потом по темному двору, выскакиваю через калитку в огород…Вот и овин, чернеет большой грудой на фоне беззвездного, из-за туч, неба.
Судиша неожиданно появляется из темноты – ждал возле овина.
– Пришла! – бормочет шепотом, и хватает меня в объятия. А я обнимаю его за шею. Высок ростом мой ладушка – мне, богатырше, здоровой да большой, приходиться на персточки вставать, что б его за шею обхватить!
А уж как силен! Задыхаюсь в крепких руках, да и рада тому, задохнуться от ласк Судишиных!
– Любушка моя! – продолжает шептать княжич. Гладит, тискает, мнет мое тело, словно цветок… И ловит жарким ртом мои губы.
Млею от горячих ласк, от сладких поцелуев… Голова кружится, как от хмельного меда… Ноги подкашиваются, и если бы не ладони княжича, упала бы на траву…
– Богдана! – вклинивается в мою затуманенную счастьем голову женский голос.
Что? Откуда тут Айка?
– Богданка! Княгиня из покоев вышла, по терему ходит! Как бы не стала тебя искать!
Словно ледяной водой окатила!
Выпутываюсь из рук княжича, хоть он и пытается удержать. Даже оттолкнуть пришлось.
– Да что тебе княгиня, любушка? – нетерпеливо произносит Судислав – Не пойдет она к тебе!
– В другой раз свидимся, княжич! – бормочу я, и иду, было, за Айкой, но Судяша хватает за руку.
– Постой!
– Княгиня по мою душу не спит! – горестно произношу я – Воротится надо, соколик мой ясный! И у меня горе будет, и у тебя, если увидят нас вместе в такой час!
Судислав снова притягивает меня к себе, снова прижимает, снова целует. Сладко… Млевно…
В моей голове мелькает мысль – ежели нам с княжичем сбежать?
Но он меня отталкивает, только руку не отпускает.
И надевает мне на палец колечко…
– Вот! – произносит Судислав.
– Княжич! Что…?
– Ты теперь моя жёнка! А я твой муж! Не отдам тебя никому! И сам ни с кем не буду! Не надо мне другая! – грозно бормочет Судяша, и добавляет – Не смей с ним спать! Слышишь? С этим скобленым рылом! Не надумайся! И я ни с кем не буду! Пообещай! Слышишь? Обещай!
– Обещаю! – говорю я, и снова обвиваюсь вокруг шеи княжича, и целую его.
– Богданка! – верещит Айка – Если хватятся тебя, быть беде!
Неохотно отваливаюсь от любимого, произношу:
– Да иду, иду!
И иду. За Айкой.
Княгиня, поддерживаемая под руку служанками, встречает у моей комнаты, смотрит зло и презрительно.
– Где была? – грозно вопрошает она.
– На улицу выходила! – бормочу, уставясь в пол, и пряча за спиной руку с перстеньком на пальце – Прогуляться, а то не заснуть никак!
– Поглядите на нее! – говорит матушка служанкам – Волосы распущены, растрепаны, и в одной рубахе! Так и выглядят волочайки!
И бьет меня ладонью, наотмашь, по лицу. Мне не больно – что мне удары! – и даже не обидно – за дело получила. Не подобает девке по ночам по овинам миловаться! Но страшно… Княгиня может приказать…Да что хочешь! Даже утопить, что б не позорила!
– Бесстыжая! – со злостью и горечью произносит Явнута, и уходит.
А я спешу к себе, полюбоваться на колечко. Тонкое, золотое, с бирюзовым камешком в виде цветка. Как незабудка!
Я равнодушна ко всяким украшениям, но этот перстень… Любимым подарен!
Снимаю, и прячу в шкатулку – туда, где бусы хранятся.
Улегшись в кровать, вспоминаю только что пережитое – наше с Судишей короткое свидание. Снова горю, снова млею и задыхаюсь от счастья…
Пусть нас разлучили, пусть меня отдали другому, но это все пустое! Все равно мы вместе, и венчаны перед богами, небом и землей!