Рябиновая ветвь

Глава 1
Эта история – не просто сказка, а маленькая попытка заглянуть в тайны древних легенд, которые дошли до нас из далекого прошлого.Привет!
С наилучшими пожеланиями, твоя Вэнди Э.Я не историк, а лишь писательница, вдохновленная старыми сказаниями. Возможно, некоторые имена, события, места или боги здесь не совсем совпадают с реальностью. Но главное – это атмосфера, дух и таинственная красота древнего мира. В этой истории я стремлюсь создать собирательный образ славян, где переплетаются мифы и предания разных племен и культур. Они вдохновляют меня и, надеюсь, что вдохновят и тебя. Путешествуй по этим страницам вместе со мной, и пусть эта история перенесет тебя в мир богов и ворожбы!
БЕРЕЖНО обхватив дитя, молодая мать показала ребенка своему возлюбленному, которого любила трепетно и нежно.
– Девочка у нас, – радостно прошептала мать. – Посмотри, как глаза сияют, пуще самоцветов твоих! Нареку Сияной, что хочешь со мной делай, но быть ей Сияною!
– Полно те, я и не думал в свои руки наречение брать. Ухожу я, голубушка, лихо да разбойники жития не дают, снова принялись грабить и убивать в окрестных деревеньках. Коль не я, кто душегубов остановит?
– Верно говоришь, но возвращайся, я тебе оберег дам, чтобы воротился ко мне…– она замолчала, – к нам.
– Пустое. Коль суждено со своими полягу, коль судьба у меня такая, так что теперь?
Мужчина поклонился трижды у порога и вышел. С тех пор говорить о нем принято не было.
* * *
Я улыбнулась матери, которая заплетала мне тугую косу, но на душе у меня было неспокойно. Чувствовала, что что-то должно произойти. Тревога хищной птицей вцепилась в разум, оставляя на душе борозды от когтей.– Сияна, так складно ты вышла, да увянешь здесь. Не хочешь на молодцев поглядеть? Посмотреть, как нынче девушки наряжаются? – Нет, матушка, не желаю, – я знала, что будет если соглашусь, проверяет меня так. Боится, что уговор наш совсем позабуду. Не выполню то, что должно. То, для чего она меня растила. – Все же ладно ты получилась, не зря отварами тебя поила из навьих растений, не зря.
Что это я, в самом деле? Если каждой плохой мысли верить, то можно прямо сейчас в землю сырую закапываться, чего ждать?
Не зная, чем себя занять, я всё из угла в угол ходила. Там пучки с травами перевесила, тут паутину смахнула, рубахи перевесила и половицы вытряхнула.
А думы нехорошие всё в голову лезли, душили и воздух крали, в гортани комом оседая.
Задумалась, отвлеклась. Сама виновата.Матушка оставила котелок на огне, где уже закипала каша. Я достала крынку молока, чтобы каша была ещё вкуснее и жирнее, но устав ждать, когда та подойдет, вышла к матери на улицу. – Натаскать воды? – спросила я. – Натаскай, баньку хочешь истопить? – Чего бы и нет, – кивнула. – Тропкой иди привычной, но всё равно смотри по сторонам. Лес беснуется временами, а сейчас пуще прежнего. – Отчего же он? – Знамо дело от чего, – мать нахмурилась, – окрестный люд дерево рубит? Рубит. А подношения делает? Нет. Вот и взбунтовался Хранитель, – она взяла в руки еще не связанный пучок трав и принялась переплетать травинки между собой колоском. Она всегда начинает делать простые обереги, когда нервничает. Не одной мне не спокойно. – Тебя-то он не тронет, но ты всё равно следи за тропкой в оба глаза. Матушка, видимо, о Лешем говорит, смекнула я. – Конечно, – я кивнула и встала с табурета. – Сияна? – окликнула меня мать, когда я уже переступила порог избы. – Да, матушка? – Воротись только как стемнеет, раньше не суйся, поняла? – Как пожелаешь. Я поклонилась матери и, прихватив два ведра, направилась в сторону леса знакомой тропой. Не было слышно привычных трелей птиц, не шуршала трава от перебежек лесных обитателей. Стояла почти мертвая тишина. На сердце было неладно, чуяло оно что-то нехорошее. Хотела вернуться назад, но вспомнила уговор. До темноты не возвращаться. Предчувствовала ли мать что-то? Ведь мне с самого утра не по себе. С детства мне матушка твердила, что быть, как и ей ведьмой. С малых лет умею я травы целебные и губительные различать, сны вещие вижу и толковать их могу. Как и её сторонятся меня местные, когда с первым снегом мы в поселение приходим богиню Мару уважить. Оставляю жертвы богам да ритуалы провожу, напитываясь густой благодатью. Сторонятся местные, да только все как один за лекарством от хвори какой ходят. Добра они не помнят, а как беда какая со скотом или посевами случится, всё нас винят. Нет бы хлева в чистоте держать, они угрожать приходят. Разозлившись мыслям собственным, головой покачала и перехватив ведра поудобнее, двинулась дальше. Я обернулась, услышав филина. И правда, тропка привела меня не туда, куда должна была. Скинув с себя платье на траву, я по нему потопталась и, наизнанку вывернув, надела. Взор мой избавился от тумана и увидела я, что не к реке пришла, а почти в болото угодила.
Духи лесные сегодня буянят, кружат и тропку путают, петлять её заставляют. Потрясла я кулаком в воздухе, слегка спустив волшбу, чтобы дальше путать меня неповадно было. Тогда и успокоилось всё. Больше никто и ничто не препятствовало мне на пути к реке.
В жару всегда манила вода, бликами и рябью соблазняя. Чтобы скоротать время, решила искупаться. Раз уж матушка велела только после захода солнца вернуться.
Часто ей надо было обряды проводить, да чтоб там никого вокруг не оставалось, не то что-то дурное произойти может. Поэтому матушку я слушалась, самой скоро тоже этим заниматься придётся.
Опустила я ноги в воду, сев на покосившийся деревянный мосток. Распрыгались лягушки, потревоженные моим появлением, квакали недовольно.
– Извините уж, отдохну я здесь, а после по местам вернетесь, – проговорила я им, как будто тем было дело до моих разговоров.
Водица хороша была, что молоко парное. Оглянулась я по сторонам, чтобы никого не было. Платье с вышивкой ручной скинула и с хихиканьем в воду нырнула. Этого я у мавок набралась. Они всегда так заливисто смеются, воде радуясь, что и я не удержалась.
Вода, прохладная и освежающая, нежно коснулась кожи. Окунувшись поглубже, я ощутила, что река обнимает меня, проникая в каждую клеточку моего существа. Это было подобно возвращению домой, к истокам.
Тихим шепотом заговора призвала я реку поделиться со мной своей силой, чувствуя, как она наполняет меня живой волшбой.
Волосы мои медного цвета плавно расплылись вокруг головы, длинными водорослями, танцующими в ритме течения. Ветер ласково касался обнажённого тела, принося ароматы лесных трав и цветов, растущих вдоль берега, вызывая мурашки на светлой коже.
Вода заструилась между пальцев, когда загребла поглубже, чтобы нырнуть.
И когда макушка полностью скрылась под водой, я наконец, почувствовала единение с природным потоком. Открыв под водой глаза, смотрела я на мальков и больших рыб, что не боясь кружили вокруг меня в удивлении глаза тараща.
Чувствуя, что в груди спирает, медленно поднялась на поверхность, вдохнув полной грудью чистый лесной воздух. Улыбаясь от возбужденности, как обычно бывает при ворожбе, я вышла на берег, чувствуя, что теперь в моих жилах течёт больше силы. Мне нравилось ощущать единение с природой, представляя, что я одна из лесных духов, что не нужно беспокоиться ни о чем.
Зачерпываю ладонью воду, шепча поливаю макушку. Чувствую, как прохлада пробежалась по позвоночнику, будоража. Этому меня тоже мавки научили, так они и живут десятки лет, напитываются жизненной силой самой природы.
Над ухом раздался смешок и я обернулась. Тотчас кто-то под водой скрылся.
Светлые длинные волосы мелькнули в камыше, и я схватилась за проплывший мимо меня кончик косы.
Тут же из воды вынырнул молодой мужчина, явно озадаченный.
Мавок. Он улыбнулся, показывая острые клыки.
– Не люблю, когда мне мешают, – проговорила я, скрещивая руки на груди.
– И полюбоваться нельзя? – он криво улыбнулся, выгибая бровь.
– Не насмотрелся ещё? – усмехнулась я, не двигаясь, когда он шагнул ко мне.
Надо же, нагой абсолютно. Смутить меня решил? Как будто я прежде обнаженных тел не видела. Да и будем честны – смотреть там у мужчин толком не на что.
– Останься со мной… – начал он певучим голосом, что звучал точно перелив ручейков.
Руку мне протянул, уверенный, что колдовство его на меня подействует.
Я подняв брови наблюдала за ним.
И тут он смутился, повторил призыв.
– Покажу тебе глубину… буду держать за талию, шептать на ухо о чудесах, – не сдавался мавок.
– Имя-то у тебя есть? – спросила я, чарам не поддавшись. Знаю я их народ. Чуть что сразу топить, они соблазняя утаскивают туда, где водоросли ноги обвивают и выбраться становится невозможно.
– Милодаром звали… – приоткрыл пухлые губы, облизнувшись.
– Ой, не верю я тебе, за нос водишь меня. Откуда у мавок имена?
Тот опешил и руку опустил.
– Так о тебе сёстры говорили?
– Если хорошее, то обо мне. А коль дурное, то точно не я в их рассказах была, – пожала плечами я.
– Вижу теперь, что о тебе молвили. Останешься?
– Коль останусь, то ты меня утопишь.
– Не утоплю, не то разорвут меня сестрицы, что дружбу с тобой водят.
– И что же? О чудесах шептать не будешь?
– А желаешь? – спросил он, в миг оживившись.
– Не хочется, – качнула головой я.
– Прискорбно, понравилась ты мне, ведьма. По красоте ни одной сестре моей не уступишь.
– Льстишь бессовестным образом, – снова я покачала головой.
– Останься, покажу то, чего ни один смертный для тебя не сделает, поцелую там, где никто прежде не целовал.
– Вот так сразу? Прыти тебе не занимать, – я расхохоталась.
– Я и кротким быть умею, что пожелаешь, то и исполню. Могу быть таким, каким пожелаешь, только скажи.
– Устала я в воде стоять, вот что я скажу, – хмыкнула, вздыхая. – Пришла сюда отдохнуть, нигде мне покоя нет, – недовольно пробурчала.
– Уложу тебя на траву, что рядом со мной покажется периной пуховой.
– Откажусь. Просто расскажи что-нибудь занятное.
Едва я шаг успела сделать, как подхватил меня на руки и в два шага перенес на траву. Сильный.
– И почему тебя я раньше не встречал? – спросил он, подперев голову рукой.
– Разными тропками мы ходили. Оговорюсь, что плотских утех я не ищу, просто время скоротать здесь осталась.
Я села у самой кромки воды и изредка поливала плечи и шею речной водой.
– Жаль. Хотел бы я… – начал он.
– Не советую договаривать, если хотелка дорога, – пригрозила я, улыбнувшись.
Мавок стушевался и просто молча наблюдал за мной горящим взглядом. Он закусил губу, думая о чём-то.
Предчувствие недоброго заставило меня подскочить на месте. Холодом сковало тело, скрутило внутренности. Я рвано вздохнула и в глазах потемнело. Воздух пахнул гнилью.
Не обтираясь надела платье поверх мокрой рубахи. Только так в жару спастись можно.
– Останься со мной, – мавок схватил меня за запястье. – Забудь о невзгодах, позволь исполнить твоё желание.
– Моё желание уйти отсюда.
– Не уходи, – жалобно простонал, потянув меня к себе.
– Пусти. Воротиться мне нужно. Пока беды не стряслось. Препятствий мне не чини, хуже будет.
– Не нужно тебе идти… – прошептал он, но всё равно отпустил.
У леса на этот счёт было своё мнение. Колючие кусты боярышника хватали меня за подол платья, корни деревьев поднимались из земли и подножки ставили, тропка постоянно возвращала меня на опушку, не давая возможности до дома дойти.– Сама разберусь, – отмахнулась я. – Беда, – послышалось над головой. То не голос, птица кричит, что в глуши лесной живет. – Беда, – снова раздалось. – А ну! Перестань чирикать! – прикрикнула я, грозясь кулаком в пустоту. И без тебя знаю, что беда, только надеялась на пустое переживание. Плюнув и на уговор и на ведра, и на мавока припустила до избушки. Пусть кричит матушка и ругается, только убедиться мне нужно, что в порядке всё.
– Не ходи… – послышался шёпот со всех сторон.
– Не надо тебе уходить… останься… – зачаровывал меня лес.
Мои трясущиеся пальцы столкнулись с еще теплой кожей. И тогда из горла вырвался крик.– Столько у нас здесь ягод спелых, воды прохладной в ручье… Окончательно взбесившись, я топнула ногой и почувствовала, как сила расползлась по коже. – Выпусти меня, жертву принесу на заре утренней, только выпусти, домой мне нужно! – взмолилась я Хранителю. «Иди» – шелестом дубравы ответил мне лес. Помех больше не было. Ещё загодя почувствовала я запах гари. Неладное творилось. А женский крик всё на места поставил. Мне бы спрятаться, как учила матушка, но я не из робких, и часто лезу на рожон. И в этот раз не смогу в стороне остаться. – Матушка?! – позвала я, пытаясь разглядеть хоть что-то в едком дыму. Глаза резало, нос закладывало, а по горлу будто копоть скользила. Дверь избы сорванная с петель валяется поодаль. Сердце заходилось в бешеном ритме. Влетев в дом и искала глазами средь дыма очи матери. Кашляя, пробиралась наугад, на ощупь. – Матушка?! Показалось ли – слабый стон откуда-то сбоку в самом конце избы. Преодолев в два шага расстояние споткнулась обо что-то мягкое, успела только развернуться прежде, чем упала на колени. Невидящим взором, подернутые пеленой смерти на меня уставились глаза матушки. Кровь тонкой струйкой стекала от виска и пересекала лицо, минуя приоткрытые губы. Она всегда выглядела краше и моложе, чем было на самом деле и смерть этого очарования не забрала. Не посмела бы. Глаза щипало не только от дыма, жгучие слезы скапливались, пока лицо матушки не стало расплывчатым пятном. Я протянула руки, надеясь, что это всё не взаправду, что видение очередное лес проклятый наслал.
Поздно услышала я, как твердой поступью зашли со спины, звеня кольчугой. Закрыла глаза, а в темноте лицо матери мерещилось, как живое. Улыбалась она и немного с укором глядела, как когда я ягоды сушеные птицам скормила.
– Эту тоже, – скомандовал голос будто из-под толщи воды.
Удар тяжелый по затылку заставил меня впечататься носом в пол. Что-то хрустнуло, а во рту появился привкус меди.
– С собой заберу, – взревела я, распаляясь от боли.
На кончиках пальцев подрагивало пламя колдовское, что даже саму суть человека выжечь способна.
Неравной схватка была. Сколь не была я сильна, но в дыму, что дышать мешает не развернуться.
Пропустила, что опять со спины зашли. От удара по спине прокатилась волна, а подсечка на колени меня поставила.
Боль разрывала мою грудь, но острее её было лишь сожаление. Не успела она меня научить, не успела уберечь… Всполохами проносились перед глазами картины прошлого:Когда я разлепила веки, взгляд зацепился за изображение орла с рябиновой ветвью в клюве. Знакомо мне это знамя. С малых лет знаю кому он принадлежит. Отец мой Князь и под этим знаменем дом его. – За что? – тихо спросила я. – Ведьмам спуску давать нельзя, – проговорил мужчина и занес надо мной меч. Остриё пробило грудь, сорвав рваный выдох. Резко выдернув меч, мужчина вытер его об штаны и плюнул куда-то рядом со мной. Смерть приняла я смиренно, но не была она скорой. Кашель вместе с кровью волнами накатывал, заставлял корчиться и мучиться в агонии. Огонь в очаге давно погас, и холодные языки тьмы лизали лицо, вытягивая последние крохи тепла. В углу хижины, мерцая тусклыми черепками, лежал оброненный кувшин – последний дар, отвар из горьких трав, который уже никого не мог спасти. – Сияна, – прошелестели губы, но моё имя потонуло в посмертном хриплом выдохе.
Вот я, маленькая хохотушка, бегу по лугу, сплетая венок из рябиновых веточек; вот, повзрослевшая, с горящими глазами, наблюдаю через зеркало, как мать собирает целебные травы под шепот старинных заговоров…
И тогда наступила темнота, поглотившая все мое естество. Перед смертью всегда холодно или только чудится, что избушку заволокло снегом? Хотелось бы, чтобы это был просто сон, что развеется с первым криком петуха. А по утру и я, и матушка будем живы.И образ князя, темной тенью нависший над счастливыми воспоминаниями, – жестокий, равнодушный, ослепленный властью. Силы покидали. Тьма вокруг сгущалась, превращаясь в вязкий туман. – Не бойся, Сияна, – прозвучал в предсмертной тишине тихий голос, – мы ещё встретимся. Последний вздох вырвался из моей груди, растворяясь в тишине. Тело обмякло, но на губах застыла тень улыбки. Мара уже приближалась, неся с собой холодный покой. Хрипло, что есть сил прошептала: – Богиня моя черноокая, позволь отомстить да волю матушки исполнить, век служить тебе буду… Умирая, смотрю на засохший рябиновый венок, подарок отца для матери, который она столько лет хранила над обеденным столом.
Глава 2
Души, запутавшиеся в сетях Мары, подобно испуганным птицам, бились о стены моего сознания. Такова цена за отмщение, сбор душ, залог жизни взаймы, которой щедро наделила меня богиня смерти.ЗАМЕРЗШИМИ руками, пытаясь вызволить себя из ледяного плена, разгребаю сугроб, обламывая ногти и царапая пальцы об острые льдинки. В голове шумит поток неясных мыслей, а в груди жжёт, как от медовухи. Судорожно вдыхаю остатки воздуха и почти сдаюсь, как вдруг рука пробивает корку льда, и я вываливаюсь наружу. Бегло осматриваюсь. Я дома. Вот только дома больше нет, полуразрушенное пепелище, покрытое снегом. Куда ни глянь – белым бело. Должно быть, уже настал ледостав. Зябко поёжившись, попыталась найти что-то, что может меня согреть. Разбитое зеркало висело на стене, и я старалась не смотреться в него. Но то, что я мельком увидела мне не понравилось. Седая почти полностью голова и глаза, потерявшие цвет. Прежде были зелеными, как первые побеги по весне, а теперь белые, точно снег, что меня окружает. Застопорившись на мгновение, поняла, что не мерзну более. А изо рта не вырывается облачко пара. Подношу бледную руку к лицу, рассматривая хитросплетения серо-голубых вен, сквозь почти прозрачную кожу. Задерживаю дыхание и зажимаю уши руками, но слышу только тишину. Сердце. Оно не бьётся. И отсутствие воздуха меня не колышет, потому что я не дышу… Повинуясь чьему-то жестокому приказу в мою голову врываются видения, одно хуже другого, смерть оседает горьким привкусом на языке, заставляя закашляться, пытаться сплюнуть. Люди, которые на волоске от гибели, скоро должны упасть в объятия Мары… не без моей помощи. Дым от погребального костра, как наяву, щиплет глаза, но не затмевает жутких картин: вот крестьянин, на которого в чаще нападает разъяренный вепрь, снег окрашивается алым, внутренности мужчины из разорванной брюшины складываются в отвратительный узор… вот купец, падающий с обрыва, увлеченный жадностью к спрятанному кладу… Каждая скорая смерть – пульсация боли где-то в груди, там, где еще теплились остатки былой жизни.
– Терпи, дитя мое, – шептал голос Мары в воцарившейся темноте, сладкий, как перезрелая малина, и такой же пьянящий. – Боль это лишь накидка, которую ты сбросишь, обретя истинную силу. Кровь за кровь, жизнь за жизнь.
– Последний вздох, – произносят мои уста без моей на то воли. И я всё понимаю. Мне надобно забрать последний вздох у тех, кто скоро переправится в Навь. Но как я смогу понять, что их пора пришла? Вопросы мешались в голове, вызывая боль от непонимания.Перед глазами появился образ матери, светлый и ласковый, он все еще жил в моём теперь не бьющемся сердце. – Благодарю тебя, Богиня Правосудия, Великая Морана…выполню всё, что прикажешь, – слова давались мне с трудом, хрипло и надрывно звучал мой голос. Богиня не ответила, но я остро почувствовала, как она покинула меня. Верно так ощущается расколотая надвое душа. Выходит, что теперь не быть мне целой.
Да и я была сама не своя – тело двигалось слишком быстро, а я то и дело врезалась во всё подряд, не способная совладать с собой. Всё казалось медленным, а я же напротив в несколько раз проворнее, точно ветер опередить смогу.
Плечо саднило. Я приспустила ткань платья и увидела белесый знак Мары, который походил на узор шрамов. Наощупь он был ещё холоднее, чем всё остальное тело. Благодаря нему я сейчас стою здесь?
– Тихо, ну успокойся же ты! – прикрикнула я на себя, когда тело так быстро дёрнулось, что я кувырком полетела в снег.
Потом я просто села, обхватив колени, пытаясь с подёргиваниями справиться, которые были то долгими, то едва заметными. Один глаз не желал закрываться и я первое время опускала веко вручную.
Заново привыкать к себе начала. Всё, что помнилось, уже не действовало. Даже магия иначе себя вела. Была тусклой, точно выцветшая от времени вышивка. Как бы я ни пыталась за истоки зацепиться, соскальзывала и даже огонька явить не удалось, а прежде это было легче, чем зажмуриться.
Так сильно старалась волшбу призвать, что закряхтела от натуги. Ничего не вышло, только пальцы подрагивали от напряжения. Может быть, перестала я ведьмой быть, когда смерть меня настигла? Тоска сердце взъела, что зря матушка старалась и ведьму во мне взращивала, коль от меча это нас не спало.
Меч.
Герб с рябиновой ветвью. Отцовский.
Остро воспоминание перед глазами встало, как наяву почуяла, что грудь пронзает сталь.
Кивнув раздробленному отражению, подбираю до этого не замеченную накидку, прячу лицо и посеребренные смертью пряди.Отомстить. Вскочила, в раз с телом совладав.
Тяжелая ткань на первый взгляд обернулась пушинкой в моих руках. Черная гладкая и приятная на ощупь ткань легла на плечи, скрывая от любопытных глаз бледность кожи и пустоту взгляда. От былой Сияны, той смешливой девчонки с венком из рябиновых веток, не осталось и следа.
Накидка, что несомненно была подарком от Мары, хранила в себе запах тлена и последних вздохов, но именно он, этот запах, делал меня невидимой, позволял становиться видением, скользящим по краю яви.
Голос Мары, ставший моим вторым «я» ощущался удивительно по-родному, точно был со мной всегда.«Пора»,– прошептал голос внутри меня.
И я ступила на улицу, в сумрак, где в ожидании свежего улова томились рыбацкие лодки. Там, у реки, меня ждала новая встреча, новое видение, новая смерть. И каждый шаг навстречу ей приближал меня к нему – к князю, убийце моей матери, к тому, кто должен был познать мою боль. Узнать, для чего растила меня мать и как ладно я справлюсь с ним и его воинами.
Желаю призвать его к ответу: за что послал убийц, а даже сам не явился? Стыдно стало? Или не княжеское это дело руки марать?
В ярости пообещала себе, что смерть его не будет скорой, воздам за деяния его, ставь дланью самой Мары.
Седовласый старик, уже на краю своей жизни, старательно распутывает узловатыми пальцами в рубцах рыболовную сеть.
Подхожу к нему. Нет. Почти плыву, как будто сугробы мне ни по чём. Он медленно обернулся, услышав скрип снега.
– Рано ещё, не наловил ничего, ступай. Позже приходи и выберешь.
– Не за рыбой я пришла, – встала, раскинув руки, как для объятий.
Старик отложил сеть, встал не отряхнув колен, и посмотрел мне в глаза так проникновенно, что я не нашлась, что сказать дальше. Узнала я его, а он меня, верно, нет. Но помню его сильно младше, когда серебро еще не коснулось его волос, а глубокие морщины не пролегли на высоком лбу. Сколько же я пролежала в той избушке, пораженная мечом?
– Пора? – проговорил он медленно, причмокивая пересохшими губами.
– Пора, – кивнула я.
– Позволь с родимыми проститься.
– От чего ж не позволю, пойдем.
Я кивнула старику и он поспешил на пригорок, а я – за ним.
Его дом – бедная рыбацкая лачужка, из печной трубы валит дым, а под окном дети беснуются в сугробе, натягивая друг другу шапки по самый нос. Увидев меня, они перестали играть и смотрели во все глаза с приоткрытыми от удивления ртами.
– Неужто страшная такая, – спросила я, веселясь.
– Тятька, кто это с тобой?
– Гостья долгожданная, но как водится внезапная, – ответил он, подходя к ребятне.
Каждого из них он в обе щеки расцеловал и шапку на каждом нахлобучил, жизненных наставлений кратких дал, и вытерев слезу, поманил меня в дом, где пахло сосновыми дровами, хмелем и хлебом.
– Голубушка, – старик кинулся обнимать преклонных лет супругу, что возле печи стояла, помешивая в котелке что-то.
– Ты чего удумал окаянный? Никак прощаешься со мной?! Я те сейчас вот этой самой ложк… – она осеклась, когда заметила меня в дверях.
– Прощаюсь, милая.
Женщина надрывно расплакалась и кинулась мне в ноги.
– Не забирай кормильца, сын у меня стрелец у князя, до весны его не ждать, пропадем без милого моего.
– Прости, матушка. Время его пришло. Простится вам дала, не стала сразу забирать.
Старик сел в кресло. Подошла я к нему, рука моя сама поднялась и провела ладонью у него над головой, пальцы соприкоснулись с чем-то мягким, но незримым, тонким, как шелковые нити.
Глаза старика закрылись и изо рта с едва заметным синим свечением вышел последний вздох, который я собрала ладонью, сложенной лодочкой.
– Будь здорова, матушка. Да травы возьми от хвори стуженой, – из сумы я достала пучок, что еще моя мать собирала и оставила на грубо сколоченном столе, а после вышла.
За спиной раздался надрывный плач старой вдовы. Сердце моё щемило, но иначе поступить было нельзя.
В уголке глаза скопилась слеза, которую я быстро смахнула холодным пальцем. И впрямь, изменилась деревня. Не меньше десятка лет прошло, успею ли я возмездие совершить или отец уже почил? Не стала бы Мара меня возвращать, коль мёртв он был бы, а значит – торопиться надо.
Глава 3
ПЕРВОЕ, что кольнуло мою душу после возвращения – не страх в глазах односельчан, нет. Это была тишина. Тишина на погосте, куда я отправилась сразу, едва ноги обрели былую силу после долгой дремоты. С того момента, когда была я здесь в последний раз, прибавилось домовин знатно. Вымирает деревня. Было бы также, коль мы с матушкой остались живы? Пустое это дело – гадать, никто не знает где тропка жизни петлять начнет, а где выровнится.
Местные схоронили. Видимо, услышали они, что стряслось. Может и воины сами похвастали. Ведьм не предают огню, порченными считают. Нет для нас новой жизни, но теперь будто бы есть, раз я здесь стою. Да можно ли это жизнью считать? Как ни погляди – мёртвая я.Здесь, среди покосившихся надгробий и заросших травой холмиков, я надеялась найти утешение, почувствовать хоть какую-то связь с прошлой жизнью. Поодаль от всех остальных было ещё две могилы. Как сначала показалось мне – безымянные, но стоило подойти ближе, как всё понятно стало.
Хоть не бросили гнить на растерзание диким зверям, но и на общем погосте нам с матушкой места не нашлось. Могилы наши запущены и забыты. Дерево не окуренное смолами от гниения почернело от времени, имя, наспех вырезанное чьей-то рукой, едва проглядывалось сквозь грязь и время.Все остальные домовины здесь – прах, да богатства при жизни нажитые, от того и холмики неровные. И только наши с матушкой ямы полные телами.
Присев на холодную землю, я закрыла лицо руками, пытаясь унять дрожь. В этот миг ко мне тихо подошла старуха – согбенная, сморщенная, похожая на сухой гриб в старой части леса, куда никто не ходит. Её я не узнала, но женщина заговорила сама, и голос её был полон горечи и жалости:
– Ты ли это, Сияночка? Вернулась-таки… Двадцать лет прошло, как Марушка твою матушку и тебя к себе прибрала. Двадцать зимок земля её греет…
Слова старухи, словно удары кнута, обжигали сознание. Двадцать лет? Неужели этот провал, эта черная бездна моей памяти – целая жизнь? Я резко подняла голову, вглядываясь в лицо старухи, ища в нем признаки обмана корыстного, но увидела лишь печаль и сочувствие.
Двадцать лет под темной сенью Мары, двадцать лет в объятиях небытия – срок немалый даже для камня, что точит вода. Я сама не сразу вспомнила свет солнца, тепло живой руки, запах свежеиспеченного хлеба. Теперь же я ступала по знакомой до боли деревне. Видение, вернувшееся из Навьих краев.Двадцать лет…
Избы, что прежде казались большими и приветливыми, съежились, потускнели под гнетом времени. За покосившимися плетнями не шевелились более знакомые с детства травы. Даже потускневшие ленты, что девушки завязывают на оградках по весне, казалось, сторонились меня, шелестя с опаской под ветром.
Лица… Я ловила на себе пугливые взгляды, чувствуя, как по спине пробегает ледяной холодок. Старые бабки, некогда молодые и судачившие у колодца, прятались за воротами, чураясь украдкой. Мужики отводили глаза, сплевывали под ноги.
«Ведьма… Дочь ведьмы…»– беззвучно шептали их губы, и эти шепотки были громче любого грома.
Большую часть жизни меня, как и мать, боялись и чурались. За дар целительства, за знание трав и умение унимать боль прозвали ведьмами. И даже смерть не смогла стереть этого клейма. Я почувствовала горечь от слова на языке, но не обиду. Мара очистила мою душу от почти всех явьих чувств, оставив лишь ледяную пустоту и пылающую жажду мести. Я вернулась, чтобы отдать долг. Долг Маре и… себе.
Усмирив коня, не отвел глаз, не попятился, увидев мои посеребренные смертью пряди, не побледнел от взгляда белых, как лунный камень, глаз. Улыбка мелькнула в уголках его губ, дерзкая и открытая.Тропой незнакомой теперь иду по лесу, не узнать его почти, но тишина с моим приходом наступила, как тогда в злополучный день моей кончины. Как будто чуют звери лесные меня, прячутся по норам да оврагам, носа не показывают. Тяжелые думы меня посещали среди хвойного пролеска. Кабы не успею? Как до князя мне добраться? Так и брела я, не разбирая пути. Горечь, жгучая и холодная, заполняла меня изнутри, вытесняя даже подарок Мары – равнодушие к миру живых. Внезапно на моем пути возник вороной конь. Поднялся он на дыбы и заржал, стремясь седока сбросить и в меня копытом попасть. – Стой же ты, Бурьян! Стой кому говорят?! Отскочив назад, я оступилась. Слетела накидка с головы. Тщетно попыталась укрыться обратно. Смотрел наездник прямо на меня. Высокий и статный молодец, явно не из робкого десятка.
«Словно не меня видит, а лебедушку белокрылую», – с горечью подумала я.
– Не припомню, чтобы такая заморская краса в наших краях водилась.– Здравствуй, девица, – голос его звучал звонко, разгоняя туман печали. Я отвела взгляд.
От неожиданности я вздрогнула, как от ожога. Тепло его кожи было чужим, живым и почти болезненным.Краса… Я чуть не усмехнулась вслух. Разве может мёртвая быть красивой? Но молодец, казалось, не замечал ни бледности моей кожи, ни холода, исходящего от меня. Он смотрел на меня с нескрываемым интересом, и взгляд его, теплый и живой, зажигал в душе моей странное, давно забытое чувство. Улыбнулась я ему в ответ, побоявшись, что выглядит, как оскал со стороны, прикрыла ладонью рот. – Не прячь улыбки, – горячие пальцы легли на мою холодную ладонь.
– Не бойся меня, – продолжил молодец, не сводя с меня глаз. – Вижу, беда тебя настигла, а я не из тех, кто на слабого руку поднимет.
Он будто видел. Видел сквозь пелену Мары, сквозь завесу смерти, которой пропитались мои волосы и кожа. От его слов холодная пустота внутри сжалась, уступая место непонятной тревоге.
– Кто ты? – прохрипела я, с трудом разжимая внезапно заиндевевшие, губы.
– Ярослав, – ответил он, не спеша убирать руку. – А ты, красавица, не представилась.
Его прикосновение жгло, но я не торопилась убирать его ладонь. В этом теплом плену было что-то пугающее и в то же время притягательное. Появилось чувство, что он мог бы вытянуть меня обратно из ледяных объятий Нави.
– Сияна, – прошептала я, впервые за долгие годы произнося своё имя.
– Сияна, – повторил он, и улыбка его стала шире. – Прекрасное имя. Откуда путь держишь и куда, может подсоблю в дороге?
Ярослав все еще держал мою ладонь в своей, и я, поддавшись внезапному порыву, коснулась его руки. Нежные, почти невесомые касания всегда были моим инструментом – инструментом врачевания, инструментом утешения, инструментом толкования. Как учила матушка: открыть сердце, заглянуть глубже, переплести нити судьбы. Но на этот раз прикосновение отозвалось во мне леденящим кровь ужасом.Неужто не замечал он того, что вокруг меня мертвая сила скопилась? Не замечал и взгляда моего? Или не каждому дано увидеть? Как понять? – В княжество путь держу, дело к князю у меня есть, – проговорила я, следя, чтобы голос не дрогнул.
Сквозь тепло его кожи, сквозь биение живой крови я ощутила хладное дыхание Мары. Оно вилось вокруг Ярослава хищным зверем, выбирающий момент для смертельного прыжка. Тень скорой гибели, густая и липкая, окутывала его, но вот разладица – саму нить смерти, временной промежуток, увидеть я не могла.
Лес вокруг замер, как обычно бывает в преддверии грозы. Но какая гроза зимой? Воздух сгустился, стал вязким и липким, пахнущим гнилью и чем-то ещё, зловещим, неприятным и бросающим в дрожь. И в этой давящей тишине раздался крик. Нечеловеческий, полный дикой боли и голодной ярости, он прорезал тишину, заставляя кровь стынуть в жилах.Сердце, двадцать лет дремавшее в ледяной темнице, сжалось от боли. Не за себя – за него, смелого, живого, не испугавшегося мертвенной ауры. Пожить толком не успел, немногим старше меня приходится. Впервые после возвращения я почувствовала не только холод Мары, но и жар живого человека. И поняла, что не хочу отчего-то отпускать это тепло, не хочу отдавать его проклятию, тяготевшему над ним. Но видно, что каждого, кто приблизится ко мне – участь ждет незавидная. А мне совсем нельзя с пути сворачивать, выполню, что должно и упокоиться с миром смогу.
Конь Ярослава, вороной жеребец, затанцевал на месте, встревоженно фыркая. Чуткие животные, в отличие от людей, всегда ощущали приближение нечисти.
– Упырь! – прошептала я, и в голосе против моей воли прозвучал страх. Живя в отдалении от деревни, нам с матушкой нередко приходилось нечисть усмирять, но чтобы настолько злое создание усмирить двух человек мало. Пусть я и ведьма, но Ярослав-то человек.
Ярослав, не теряя ни секунды, оттолкнул меня за себя. Клинок с мелодичным звоном вылетел из ножен. В отблеске серебряного металла я заметила, как изменилось его лицо: исчезла легкая улыбка, глаза сузились, стали похожи на глаза бывалого воина, не раз смотревшего в лицо смерти.
В тот же миг вороной жеребец, не выдержав напряжения, с диким ржанием рванул прочь, ломая кусты и ветки. Ярослав даже не посмотрел в сторону сбежавшего коня. Он стоял неподвижно, как в землю вкопанный, наблюдая за тем, как из лесной чащи к ним неумолимо приближается опасность.
Тварь выскочила из-за деревьев так же стремительно, как молния бьет в землю. Кожа её, гнилостно-зелёная, обтягивала кости, гнилым полотняным платьем, а из разорванного рта, наполненного острыми, как иглы, клыками, стекала густая, черная слюна. В тусклом свете, заходящего солнца, горели нечеловеческой яростью глаза – красные раскалённые угли.
Ярослав, не дрогнув, встретил упыря. Клинок его, верно, заговоренный против всякой нечисти, вспыхнул в воздухе серебряной молнией. Упырь зашипел, отпрянув на шаг, но не остановился. Он бросился на Ярослава, целя когтистой лапой прямо в горло, там где пульсировала жизнь.
Я несмотря на сковывающий ужас, поняла – не смогу оставаться в стороне. Не сейчас, когда рядом со мной, сражается тот, кого я едва знала, но кто уже успел затронуть ледяное озеро моей души. Чувствовала я, что надо так, а почему не знала.
– Не преемницу ли Мары Триединой я повстречал в лесу? Нити жизни видеть можешь и не только?Собрав вокруг себя силу Мары, холодную и безжалостную, я прошептала древние слова заговора, ещё с матушкой разученные. Воздух вокруг меня задрожал, пространство исказилось, как тонкий лёд под тяжестью ноги. В тот же миг корни деревьев ожили, вырвались из земли и снега, сплетаясь в узловатые плети. Одна из них устремилась к упырю, сбив его с ног. Тварь заревела от злости, пытаясь вырваться из ловушки, но я уже направляла новую волну силы. Опутанный корнями, упырь выл, клацая зубами. Подойдя ближе, уже без опасения, я присела рядом с ним. Ладонью провела над полуразложившейся головой, пытаясь выцепить из пространства последнюю нить связывающее это тело с миром яви. Дернув на себя, почувствовала, как обожгла невидимая нить мою руку и оборвалась. Упырь перестав трепыхаться, обмяк, клацнув челюстью в последний раз.
– Коль и её, какая разница теперь? – я встала, обернувшись на пораженного Ярослава.
Глава 4
– Цвета не имеют, знаю, – опередила я, подняв ладонь.Я СМОТРЕЛА на Ярослава. Он склонив голову на бок внимательно изучал меня, точно впервые видел. – Не смотри так, не то дырку взглядом прожжешь. Ведьма я, – решила прервать тишину. – Ве-е-едьма? – недоверчиво протянул, почесывая гладкий подбородок. – Уж извини, если подобные мне тебе претят. – Ни разу ведьм я не встречал, а ты на рассказы о них не похожа. – Что же со мной не так? – Вот и я не пойму, – он прищурился и обошел меня по кругу. – Статная, красивая, не обделена умом, а в народе говорят, что у ведьм сплошь бородавки по лицу и взгляд злобный, ты же смотришь на меня открыто, как оленёнок. Вот только глаза твои…
– Был бы дурной, коль его б съели, а то теперь не своими ногами пойдём, – Ярослав усмехнулся, погладив коня по мохнатой шее. Бурьян, явно гордясь своим поступком, уперся головой в плечо Ярославу.– Что же приключилось с тобой? Или от рождения это? – Как знать, – уклончиво ответила, пожав плечами. – Может и с рожденья. Ведь заново я родилась сегодня утром, но ему этого знать не нужно. – Жила я в отдалении, о многом не ведаю. Расскажи мне о нечисти. Часто ли выползает из нор своих? – Мор настал, Сияна. Больше десятка лет нечисть лютует и боле по норам не прячется. Из тумана они являются, а те, кто в туман уходит… – он вздохнул, – О тех больше не слышно. – Мор…– повторила я. Знала я, что это такое. В старых историях, рассказанных матушкой, было о Море. Нечисть собирается и становится её видимо-невидимо, и не останется в живых никого, если с упырями, да бесами не справиться. – А князь что? – Тех, кого на разведку он отправлял не вернулись и сказать уже ничего не смогут, кого-то по частям нашли, а кто-то, как в воду канул. Может не только ради мести вернула меня Мара, есть у моего возвращения особый смысл? Но смогу ли я одна с нечистью сладить? Силы неведомые во мне живут, чувствую, как перекатываются и переливаются они, вот только нащупать их пока не могу. Не время? – Что призадумалась? Возьмешь меня попутчиком? – От чего ж не взять, ты вон с мечом ладно управляешься. Заговоренный он? – Верно подметила, заговоренный. Специально выкован для борьбы с нечистой. – Не ведьмак ли ты часом? Ярослав рассмеялся беззлобно. – Не ведьмак я, но сражениям обучен. Сквозь сугробы пробирались, ища Бурьяна, коня Ярослава, который нечисти испугался. – Не боишься, что нечисть твоего коня дурного сожрала? – спросила я. – От чего ж дурного? – Дурной конь, раз хозяина бросил, – проворчала я. Почуяв, что разговор о нем ведется, Бурьян с тихим ржанием выскочил из-за толстой ели, стряхивая густой иней со своей гривы. Он был красив, с блестящей шёрсткой, которая переливалась в лунном свете.
Бурьян бесшумно шагал по утоптанному снегу, неся на спине Ярослава и меня. Ветви деревьев, усыпанные инеем, склонялись к нам, будто хотели что-то сказать, но их шепот перебивался внезапно начавшейся вьюгой.
– Ты уверен, что это самый короткий путь? – спросила я, вглядываясь в густую темноту, окутывающую нас со всех сторон.
– Самый безопасный, – ответил Ярослав.
Я кивнула, хотя в глубине души испытывала неприятное предчувствие. Лес казался мне не просто темным, а зловещим, словно в нём поселилось большое зло, которое в данный момент точило когти и скалило зубы, ожидая добычу.
– Слышишь? – спросил Ярослав, и я уловила глухой топот. – Похоже, погоня за нами.
Я оглянулась назад, и в тусклом свете луны увидела множество светящихся глаз в темноте. И услышала ещё более чётко топот множества босых ног, бегущих по снегу.
Чувствуя, что соскальзываю от тряски, я вцепилась в Ярослава под его короткий смешок.Нечисть собралась в стаю. Туман зловеще светился зеленоватым цветом, он нагонял нас, как живой, извивался, стремясь с конем поравняться, от него отделялись полупрозрачные щупальца, которые стремглав неслись вперед, выворачиваясь и переплетаясь кровожадным клубком змей. Утопленники, выбирающиеся из тумана, сипло орали изъеденными рыбами связками, они бежали выставив перед собой руки с крючковатыми пальцами, покрытыми струпьями. Ярослав пришпорил Буяна и тот понесся дальше, хрипя и фыркая. – Нам бы до города домчать, пока лихо какое не сцапало.
Обернувшись, я тут же пожалела. До этого казалось, что мы быстрее, что нечисти нас ни за что не догнать. А теперь они дышали нам в спину смрадным, гнилостным воздухом, злобно скалясь.
– Не стоит, если б не твои уменья волошбы, не смотреть нам на княжество, не стоять на земле.Высвободив одну руку, я пытаюсь нащупать под накидкой пучок трав. Но, чтобы его вытащить, мне нужно немного отодвинуться от Ярослава. Одно неловкое движение и я свалюсь в толпу чудовищ, жадно алчущих крови и совсем не важно живая кровь или хладная, подобно моей. Справившись с застежкой накидки, достаю пучок трав, другой рукой отчаянно цепляясь за выскальзывающую шубу Ярослава. – Ты чего там возишься? – Не перебивай и помалкивай, – прошипела я, теряя терпение. Всё ещё держась одной рукой, свободной перетираю между пальцами полынь и прошептав заговор кидаю получившуюся пыль через плечо. Яркий всполох и сноп искр говорили о том, что вышло задуманное. Коль так, теперь нам оторваться от нечисти проще будет. – Это ты их чем так? – Потом, всё потом… Оторваться удалось, когда на полоске горизонта замаячили караульные огни, а за ними и княжество простиралось. – Приехали, – устало протянул Ярослав, утирая шапкой вспотевший лоб. – Благодарствую.
Мужики, что стояли в карауле и слышали наш разговор усмехнулись в бороды, пока открывали ворота в город.Волшба. Само вышло. Видно не потеряла я дара в смерти, иным стало все, завязанное на инстинктах. Ведь не задумывалась я о том, что не получиться может, не старалась искры высечь. Оттого и получилось верно? – Коль меня б не повстречал, давно б воротился и с нечистью не столкнулся бы, – я скрестила руки на груди. – Полно браниться, рад я, что повстречалась ты мне. А что за дело к князю у тебя? – Ты уж прости, но то – для князя. – Ты не подумай, любопытно больно. – А ты князя откуда знаешь? – Так отец он мне названый, с малых лет я у него на воспитании, – Ярослав почесал затылок с виноватым видом. Холод пробрался под одежду мурашками и тронул сердце. На мгновение пожалела, что спасла его, а после испугавшись собственным мыслям, тряхнула головой и зубы поплотнее стиснула. Меня он бросил, мать погубил, а щенка подобрал? Гнев вскипал внутри, сотрясая разум. Я сжала кулаки и вдохнула. – Сияна? – голос Ярослава вырвал из гневного омута. – Задумалась, всё пережитое вспоминаю. – Пустое, ладно, что живы остались. К князю в таком виде нельзя, пойдем со мной, я к ткачихе отведу, нарядит тебя и краше царевны будешь. Хотя ты и так… Щеки Ярослава покраснели и он спешно отвернулся, поманив меня рукой следовать за ним.
Ветер трепал красные и желтые ленты, привязанные к деревянным столбам, ограждающим площадь. Запах ладана и горелой древесины щипал ноздри и горчил на языке. Я, внезапно увлеченная в толпу, молча наблюдала, как пламя жадно пожирает погребальный костер, вздымаясь к небу огненным вихрем. Языки пламени, словно жадные призраки, тянулись к небу, оставляя после себя черные следы на сером холсте сумерек. Треск горящего дерева смешивался с плачем женщин, одетых в длинные светлые одежды. Их голоса, полные скорби, разносились над площадью печальной песней.Бурьян недовольно фырчал, но смиренно следовал за Ярославом. Я плелась чуть позади, стараясь с трепетом совладать. Ни разу отца я не видела, но наслышана о нём. И двадцать лет назад ведь по его указке в избушку воины пришли. Разворотили не только хлипкую постройку, но и душу всю исполосовали. Прежде, чем убью его собственной рукой, хочу узнать за что мы с матерью в опале оказались, за что нас, как зверей прирезали. В нос ударил запах. В центре площади погребальный костер, пламя до самого неба вздымалось.
Я не знала никого из тех, кто был на костре. И видела это не впервые – древний обряд прощания с умершими. Но от вида бушующего огня и звуков похоронных песен сердце сжималось от тяжести и грусти.
Старая женщина, стоявшая рядом со мной, положила мне руку на плечо. Её морщинистое лицо с пронзительными голубыми глазами выражало глубокую печаль.
– Смерть – это не конец, – прошептала она, глядя на огонь. – Это лишь переход в другой мир, мир духов и предков. Возвращение к началу…
– Не уж то и правда я теперь так выгляжу?– я с нескрываемым волнением всматривалась в свое отражение в полированном медном блюде.Я молча кивнула, не зная, что сказать. От необходимости разговора меня избавил Ярослав, потянувший за руку наверх, подальше от скорбящих. – Я думала, что только народы севера разжигают погребальные костры, – проговорила я, смотря на дым в небе. – Чтобы не вернулись нечистью, всех сжигают. Больно видеть мужей, жен и детей в ином обличье. – Разумно, – согласилась я. – Но нечисти меньше не становится? – Не становится, – вторил он, печально. – Нам сюда, – он указал на дверь с резьбой и без стука отворил её. – Радмила! – крикнул Ярослав в глубину дома. – Неси все, что есть, красу надобно приодеть. – Что ж ты разорался-то, коль мне лет много, не значит, что глухая. – У меня не так много…– начала я, но Ярослав перебил поднятой вверх ладонью. – Я заплачу, за спасение и просто в благодарность. Радмила завела меня в комнатку, посреди которой стоял сундук доверху набитый тканями. – Постой вот здесь, сейчас мы тебя приоденем, – пробубнила старушка и вышла. Когда она вернулась, в руках у неё было еще больше ткани разной. Она меня и вертела и свечи подносила, чтобы цвет к коже бледной подобрать. Спустя много времени, она проговорила: – И за княжну сойдешь в таком наряде.
Старая ткачиха, больше похожая на добрую ведунью из сказок, лукаво улыбнулась из-под платка, обрамляющего морщинистое, но полное жизни лицо.
– А то как же, – протянула она, – не хуже любой княжны теперь будешь. Разве Ярослав плохое заказал бы для своей красавицы?
– Я не… – начала я, но старушка не обратила внимания.
Ярослав, стоявший у порога, лишь улыбнулся в ответ, верно любуясь преображением. Ещё недавно на мне были простая рубаха да сарафан, а теперь…
Алая юбка из тончайшей шерсти, расшитая затейливым узором из серебристых нитей, облегала стройный стан, подчеркивая хрупкость. Свободные рукава льняной сорочки, собранные у запястий тоненькими красными лентами, открывали взгляду нежную кожу. Длинная коса, украшенная янтарными бусами, спускалась по спине до пояса.
Сама же ткачиха накинула на мои плечи тяжелую шубку из бархата, подбитую мехом чернобурой лисицы. Такой наряд не только согревал в любой мороз, но и придавал мне поистине царственный вид.
– Ну, – Ярослав подошёл ближе, не в силах сдержать восхищенной улыбки, – теперь ты точно готова на пир к самому князю идти.
– Ну пойдем.– Пир? – Верно услышала меня. – Кто ж пирует, когда нечисть из тумана лезет? – я скрестила руки на груди и сурово взглянула на Ярослава. – Князь пирует и нам туда пора, решишь дела свои.
Княжеские хоромы встретили нас шумом веселья и ароматами жареного мяса, медовухи и пряных трав. Свет от бесчисленных свечей, отражался в начищенных до блеска кубках и драгоценных камнях, украшавших наряды гостей. Музыка, льющаяся из гуслей под умелыми пальцами музыкантов, кружила головы и манила в веселый водоворот танца.
Я, несмотря на роскошный наряд, чувствовала себя неловко под оценивающими взглядами знатных бояр и их жен. Ярослав, заметив моё волнение, крепче сжал мою руку, ободряюще улыбнулся.
– Не робей, – прошептал он, – ты краше всех здесь присутствующих дев.
– Скажешь тоже, – я смутилась. Мало от кого слышала лестных слов. От людей и подавно не доводилось. Скупы они на похвальбы ведьмам, от лесных духов больше ласковых речей услышать можно.
Разодетые, румяные, все сияющие торжеством гости вызывали у меня отвращение. Я сверлила взглядом хмельного, раскрасневшегося князя, сжав кулаки. Моя бы воля, тотчас подлетела бы к нему, да снесла бы дурную голову с плечей, не обремененных тяжестью убийства.
Ещё немного и я бы ринулась к нему, но Ярослав заговорил, тембр его голоса подействовал лучше успокоительного отвара. Я зажмурилась, прогоняя желанный образ из головы.
Бородатая голова князя с раззявленным ртом и выпученными от ужаса глазами катится по ступеням от престола, выкатывается под ноги обескураженным, изумленным гостям.
– Давно я здесь не был, пару лун точно, всё со своими воевал, загоняли мы нечисть в туманы…
Но я слушала его словно издалека. Мой взгляд, блуждавший по залу, остановился на человеке, сидящем в отдалении от шумного веселья.
Он был высок и статен, облачен в простую, но искусно сшитую черную рубаху и темные штаны. Длинные, иссиня-черные волосы, подобно воронову крылу, падали на плечи, контрастируя с бледной кожей. Но больше всего меня поразили его глаза. Темные, почти черные, они светились изнутри неведомой силой, притягивая к себе внимание.
– Кто это? – я еле слышно спросила у Ярослава, не в силах отвести взгляд от незнакомца.
– Велемир, – тихо ответил Ярослав, – ведьмак он. Говорят, силой великой обладает. Но сам он нелюдим и слов лишних не говорит. У князя дело к нему, говорят ведьмак с мором сладить сможет. Да и слухи ходят, что должен ему ведьмак. Услуга за услугу выходит.
Словно почувствовал, что разговор о нём ведется, встал. И смотря прямо на меня, не отводя взгляда, двинулся в нашу сторону.Я кивнула, невольно ежась. От ведьмака веяло холодом и тайной, как будто он был не просто гостем на этом пиру, а прибыл из другого, неведомого мира. Навью от него несло. Разило смертью.
– А вот и княжна, знал, что по пути нам будет, – его губы дрогнули в хитрой лисьей улыбке.Шаги его были размеренны, даже ленивы. В глазах на мгновение сверкнул интерес, но он вернул себе скучающее выражение лица, подойдя почти вплотную.
Глава 5
Но Велемир не отводил черных глаз, продолжая вглядываться в меня, будто бы пытался высмотреть самую глубину души. И я чувствовала, как от его взгляда по телу бежит холодная, неприятная дрожь. С ним было что-то не так. Ореол смерти холодил кожу, пробираясь под платье, скользя посинелыми пальцами мертвецов по позвоночнику.ЯРОСЛАВ попытался закрыть меня собой от цепкого взгляда Велемира.
– Велемир, – низким, грудным голосом проговорил Ярослав, не сводя с него взгляда, – обознался ты, не княжна пред тобой.
– Теперь мы сможем поговорить, княжна? Лишние уши нам не к чему, – он сделал шаг ближе, всматриваясь в моё лицо.Велемир наконец отвел от меня колкий взгляд, повернувшись к Ярославу, и легко улыбнулся, но в этой улыбке не было тепла, она была холодной и больше напоминающей звериный оскал в мгновение перед прыжком. Он взмахнул рукой перед лицом Ярослава, а тот отстраненно моргнул и замер. Как если бы уснул стоя и с открытыми глазами.
Он медленно убрал руку, перетирая пустоту меж пальцев, как будто там что-то было – видимое лишь для него.Не отпрянула я, хоть и могла. Для чего же слабость свою показывать? Буду стоять до конца. – Ярослав верно сказал, обознался ты. – Обознался говоришь? На тебя стоит взглянуть единожды, так родство на лице написано. Мстить пришла? Велемир обошел меня по кругу, точно принюхиваясь. Потрогал косу, смертью отмеченную. Рукой по плечу провел, где Мара знак оставила свой. – Мара вернула, – медленно проговорил он, явно пробуя слова на вкус. – А от тебя Навьим смрадом несет, ещё загодя почуяла. – Подобное к подобному, – усмехнулся он, – ведь на отварах из Навьих растений ты выращена. И сама недавно там была, не помнишь?
– Не помню, – качнула головой я. – Если о Нави ты, то ничего оттуда я не помню.
Ярослав повел меня прочь от шумного пира.Велемир горделиво хмыкнул, отступив от меня на шаг. – Князь здесь, но обожди. Завтра переговоришь, встретимся с тобой у него, послушаешь и вынесешь решение своё. Остыть тебе надобно, княжна. – Отец меня не признавал, княжной называться не стану. – По праву рождения, вижу, что княжна, остальное мне не в интерес. Да и у князя не найдется ответа для тебя. Не ведает он о кровавой расправе. В стан гадюка заползла, с неё и спрос. Велемир щелкнул пальцами, и от наваждения Ярослав избавился, моргнул растеряно. – Верно ошибся я, – нарочито спокойно протянул он, растянув губы в коварной улыбке и, подмигнув мне, скрылся в толпе пирующих. Могла найти его, коль захотела бы, после себя оставил он шлейф из аромата скошеной травы и влажной земли, точно могильный, запах скорой смерти. Чьей ли? Моей иль князя? – Теперь к князю? – Ярослав аккуратно тронул меня за плечо. – Не станет он сейчас со мной говорить. Завтра. Решила послушаться совета ведьмака, хоть странный он, но видимо не глуп. Хотелось бы еще его расспросить о Нави и… может у него ответ найдется для чего Мара меня вернула. – Так рвалась к князю, передумала? – Мой разговор серьезный, а князь уже явно не трезв. На улице обожду. Я решительно развернулась, но Ярослав перехватил меня, взявшись за руку. – Велю постель тебе постелить, да воды натаскать. Вон холодная какая и шуба не спасает. Как же ты ночь на улице проведешь? – Не стоит, – отмахнулась я, но Ярослав хватки не ослабил. – Гостьей будешь. Я грустно усмехнулась, но сдалась. Не знает Ярослав, что покуда волю Мары не исполню, живу взаймы и нет во мне живой крови. Так и замерзнуть я не могу.
– Отдохни, – сказал он. – День у тебя был долгий, а завтра ещё много дел.
Мы оказались в комнате, убранной богато и уютной. Ярослав кивнул слуге, что стоял у двери.
– Постель постели да воды натаскай для гостьи, чтобы переночевать она могла.
Я кивнула и опустилась на мягкую пуховую перину, но спокойствия она мне не принесла. Мысли о Велемире и Маре не давали мне покоя, и я невольно вдыхала воздух больше по привычке, чем по необходимости. Это простое действие дарило подобие прежней жизни, в которой я нуждалась в отдыхе, сне, воде и зябла от сквозняков. Теперь и от моего прикосновения можно озябнуть.Слуга поклонился и поспешил выполнить приказ. – Здесь тебе будет спокойно, – сказал он и улыбнулся.
Утро ворвалось в комнату яркими лучами солнца, разгоняя остатки ночных теней.Может и усну? Чем чёрт не шутит, хоть время скоротаю. Но сон не шёл. Тянулось время и поняв, что лежать уж невмоготу, умылась остывшей водой из бадьи. И тут трель какая-то над ухом прозвучала. Выпрямившись, я попыталась найти источник звука, но не было в комнате предмета, что так тоненько и мелодично звучать мог. И вместе с этим, я уловила шёпот. Он был тихим, почти неслышным, как шелест листьев на ночном ветру, шептали голоса, сливаясь так, что невозможно было их различить. Теперь звук раздался возле двери. Он настойчиво звал меня за собой, тянул. Ходить же мне позволено? Ничьего покоя не нарушу. Решилась выйти, отворив скрипучую дверь, прошла по бархату ковра в даль коридора, где поджидала меня новая рулада. Оборвалась она внезапно, в темноте я выставила вперед руку, чтобы не натолкнуться на что-то и пальцы ухватились за как будто шёлковые нити. Совсем как тогда со стариком в рыбацкой хижине. На полу, держась за грудь, доживал последние мгновения то ли купец, то ли боярин, но одет богато, соболиная шуба, дорогие кожаные сапоги с вышивкой. Вот только смерти всё равно кто ты: богач или бедняк, она и того, и другого заберет. – Помоги… – сдавленно прохрипел мужик, протягивая ко мне трясущуюся руку. – Не ту о помощи ты просишь, но страдания облегчить я смогу, – рукой нащупала нити его жизни, да переплела их между собой так, как если бы двадцать лет этим занималась. А после собрала его последний вздох зеленоватого цвета, не такой, как у рыбака. Зависит ли это от того, как жил человек, каким он был? Дурны его поступки или праведны? Удастся ли мне узнать, хоть единожды? Почудилось на мгновение, что стоит сзади кто-то, легким дуновением волосы всколыхнуло. Но обернувшись, наткнулась на пустую стену, словно и не было никого там. Когда возвращалась к себе, дождаться наступления утра, уловила запах влажной земли и скошенной травы. Следил за мной? Зачем же интересно? Вернулась в комнату и села у окна, перебирая думы.
Ярослав, уже собранный и подтянутый, ждал меня у порога.
– Готова к князю идти, иль снова передумала? – весело спросил он, подавая мне руку.
Я кивнула, чувствуя, как волнение сжимает горло, цепкими когтями царапая голосовые связки, отчего и слова вымолвить нельзя. Сегодня я впервые увижу вблизи своего отца, что бросил нас, едва я появилась. И тогда мать меня растила, как ту, что воздаст ему по заслугам, как ту, что единственной княгиней сможет быть. Претило мне это воспитание, но против слова матери ничего я не имела.
Хочу раз и навсегда доподлинно узнать причастен ли князь к расправе или другого ответчика следует искать.Рассерженная душа и на части разорванное сердце движели ею, поила из растений Нави отварами, куда ходила собирать их, едва луна округлится, но так и не поведала мне, как правильно сквозь завесу меж миром живых и мертвых перейти, не успела. И сила росла во мне, пока не оборвалась вместе с жизнью в избушке. Заново я волшбу вспоминаю, как будто несмышленым детенышем стала, что едва ходить может. Пробираюсь сквозь пелену в умениях, чтобы разрозненные части между собой соединить.
Мы вошли в просторный зал, залитый солнечным светом, где за богатым столом сидел князь.Княжеские хоромы поражали своим размахом и роскошью. Слуги безликими тенями скользили почти вплотную к стенам, боясь головы поднять. Верно суров князь с теми, кто у него в услужении находится. Я пробежалась взглядом по украшенным искусной резьбой сводчатому потолку и стенам, и взгляделась в узор ярких ковров ручной вышивки.
Рядом с ним, юная и прекрасная, как майское утро, сидела его молодая супруга – княгиня. Её смех, звонкий и чистый, похожий больше на родник в горах, заставил моё сердце сжаться. Матушка тоже звучала ярко, живо.
Наше появление прервало разговор между ведьмаком и князем.Велемир стоял у трона мрачной тенью, не отрывая от меня взгляда. Я чувствовала на себе его пристальное внимание. Он явно ждал моей реакции, хотел прочесть мои думы, забраться в голову и всё разворошить там, не оставляя ни одного цельного кусочка.
– Отец, – склонил голову Ярослав в почтительном поклоне.Князь поднял на меня глаза, и в этот миг мне показалось, что время остановилось. Но в его взгляде не было и проблеска узнавания. Он видел во мне лишь спутницу Ярослава, гостью в своём доме. Должно быть, ещё вчера вечером Ярослав предупредил обо мне. Что сказал он ему? А Велемир?
Я выскочила из дверей, едва не сбив с ног боярина, так яростно стремилась на простор, где холодный ветер мог бы остудить пылающую ярость и унять дрожь в руках.Детская обида кольнула грудь. Некого было мне назвать отцом, а теперь вот он предо мной, но не ведает, что дочь я его кровная. – Давеча ты упомянул, что у гостьи нежданной разговор ко мне имеется, да с ведьмаком на счет неё я переговорить успел. Если бы моё сердце могло биться, оно бы выпрыгнуло из груди. Забыв о том, что не нужно мне дышать, дыхание я все равно затаила. – Откуда ты? – он подпер челюсть кулаком. – Издалека, светлый князь, – решив последовать примеру Ярослава, я склонила голову. – Разговор ко мне у тебя был, так поведай. – То просьба лишь для ваших ушей, князь. Но обождать я могу, – скрипнула зубами слишком громко, Ярослав удивленно обернулся на меня. – Ведьмак мне рассказал о том, что гостья в ночи пришедшая, имеет некий дар… – князь потер бороду. Издалека заходит, не решается прямо всё сказать. – Ценю я тех, кто не бродит вокруг да около, князь, – я подняла голову и посмотрела на него. – Гостьей незваной пробралась и неуважение показывает, – цокнула княгиня, недовольно складывая руки на пышной груди. – Верно заметила, что интерес у меня к природе дара твоего. Предсказан был мор и самое сердце его не в этом мире, а по ту сторону, где забытые боги и предки. Мало кто в силах сквозь завесу перейти и истребить на корню алчущее семя нечисти поганой. – Хочешь ли ты князь попросить меня пройти в Навь? Иль почудилось мне? – я сделала шаг вперед и воины подле князя взволнованно переглянулись. Повеяло холодом. И кажется, что я источник его. – Не почудилось. Ведьмак в силах перейти невредимым. Должен он мне, от того и тебя сопроводит. Что взамен желаешь? – Моя просьба останется тайной до возвращения. – Верно решилась ты? Я кивнула. Ярослав всё время наблюдая за разговором, острым, как только что наточенный клинок, шумно втянул воздух ртом и попытался возразить, но князь поднял ладонь. – Значит, сегодня же отправитесь. Ярослав в силах на подступах к завесе с нелюдями сладить, попутчиком будет и наблюдателем, чтобы договоренность с ведьмаком в силе осталась. Разве может князь так бездумно почти на смерть отправлять названого сына, которого воспитывал с малых лет? Ради чего? – Не боишься князь, что договоренность не сдержу? Что оставлю в трудный час? – процедила я, сквозь стиснутые зубы. – Видится мне, что ради просьбы своей ты и огонь, и воду пройдешь. Я хмыкнула и круто развернувшись на каблуках, выскочила прочь из хором. Гнев вскипал, бурлил и трепетом разливался по жилам. – Сияна! Обожди! Да постой же ты! – Ярослав расталкивая слуг и просителей, рвался догнать меня. – Не так разговор с князем я представлял, – проговорил он, хватая меня за рукав, вынуждая остановиться. – И я не так всё представляла, – произнесла я, когда гнев поубавился. – Значит в путь? Не передумала? – Мор остановить надобно, а после и мои вопросы решатся, – проговорила я. – Я прикажу собрать съестного в дорогу. – Возле ворот меня отыщешь, – бросила через плечо и поспешила на воздух, чтобы бурлящая сила через край не перебралась, рискуя не оставить и камня на камне от княжеских хором.
Магия, что дремала во мне до этого часа, пробудилась, откликаясь на бурю чувств и старых переживаний. Я чувствовала, как она пульсирует в жилах диким зверем, жаждущий вырваться наружу из силков. Душила меня, внутренности в узел зудящий скручивала.
Бесцельно бродила по княжескому саду, среди деревьев, одетых в зимние шубки, проводила рукой по покрытым инеем и тонким блестящим льдом веткам. Но красота природы не могла успокоить меня. Ярость всё ещё кипела во мне, смешиваясь с горечью и обидой.
Разломилось дерево надвое, и я отпрыгнула. Неужто я это сотворила? Не умела прежде так. От злости это?
– Не справляешься со своей силой, княжна? – раздался рядом знакомый голос.
Я резко обернулась. Велемир, будто внезапно выросший из-под земли, стоял передо мной. Его темные глаза, как два уголька, внимательно изучали меня, не упуская ни единого изменения в моем лице.
– Ошибаешься, княжна, – Велемир неторопливо приблизился, и я почувствовала исходящий от него запах влажной земли, смешанный с запахом трав и ещё чего-то, неуловимого, но знакомого. – Князь повелел мне присмотреть за тобой. Норов ему твой не по душе.– А тебе что с того? – прошипела я. – Поглумиться пришёл?
– Не знает он меня, – слова сами сорвались с языка, горькие и резкие, как палые желуди.
От него веяло силой, мудрой и древней, как сама земля. Опасаясь за невинных жертв всплеска моего гнева, я медленно кивнула, а ведьмак довольно улыбнулся.– Узнает,– Велемир улыбнулся, и в его глазах вспыхнули хитрые искорки. – Всему своё время. А пока… – он сделал шаг ко мне, и я невольно отступила, ощущая, как его сила, спокойная и уверенная, сталкивается с моей, бушующей и неуправляемой. – Давай я тебе лучше покажу, как укротить твой непослушный дар. Утратила сноровку? А мне ведалось, что из знающих ты.
Мы отошли в глубину сада, где среди деревьев скрывался небольшой пруд, затянутый таким прозрачным льдом, что в нём виднелась заточенная ряска до прихода весны.
Он протянул руку, и я увидела, как между его пальцами заискрилась тонкая, почти прозрачная дымчато-тёмная нить. Она пульсировала, как живая.– Волшба подобна реке, – начал Велемир, скользя взглядом по кромке льда. – Пытаться удержать её всё равно что пытаться остановить течение. Занятие пустое. Тебе нужно научиться не подавлять её, а направлять, – продолжал он, поворачиваясь ко мне. – Стать не противником, а проводником.
Я протянула руку навстречу его, касаясь невесомой нити. И почувствовала, как всё моё естество откликается на зов, заструившись по телу. Между нашими ладонями вспыхнул на короткое мгновение шар света, заставляя окружающий мир померкнуть.– Видел я, что ладно справляешься по воле Мары. А по своей собственной, что ты можешь?
Велемир не дрогнул, не отступил. Он спокойно наблюдал за тем, как моя сила, забытая на лета, дикая и необузданная, сталкивается с его собственной. Я чувствовала, как его сила обволакивает меня, не подавляя, а направляя, указывая путь.
– Ярослав будет ждать у ворот, – проговорила я.– Чувствуешь? – его голос звучал будто издалека, пробиваясь сквозь гул от слияния двух сил. – Она не враг тебе. Она часть тебя. Вспомни, что значит не следовать чьей-то указке, княжна. Я отняла ладонь и на секунду показалось, что в груди что-то колыхнулось. Я замерла, но мне всего лишь почудилось.
– Пусть подождёт, – прошептал он, протягивая руку. – Покажу, как ворожбу призвать. Если от сердца не получается, то и разумом управишься.
Его шёпот звучал, как что-то очень знакомое, но далекое, спрятанное на задворках памяти. И это… будоражило. Странная встреча, странное всё.
Глава 6
Обида кольнула. Не сочли нужным и меня в разговор включить. Хотя сама виновата, коль не показала бы норов, не сбежала бы и тогда, возможно, что и меня к разговору пригласили бы.ВЕТЕР СВИСТЕЛ за спиной и собиралась метель, я изредка кидала взгляд на Велемира, но он как будто точно знал, что смотрю на него, пристально, хищным коршуном глядел в ответ, вынуждая меня отвернуться. Когда буря чувств поутихла, заметила я, что воздух в княжестве другой, примешалось к нему что-то ещё, чуждое, опасное и зловредное. Хотела спросить ведьмака, но подоспел Ярослав, раскрасневшийся, запыхавшийся. Он подгонял двух лошадей, что были запряжены в телегу. – Телегу снарядил. Всё, что нужно собирается, как только погрузим и отправляться в путь можно, – отдуваясь от тяжкой ноши, проговорил Ярослав. – Куда же мы поедем? – спросила я, ведь мне так и не сообщили дорогу наших перемещений. – С князем и ведьмаком обсудили, что через лес к горам отправимся, – ответил Ярослав, затягивая ремешки на телеге.
Солнце уже склонилось к закату, окрашивая небо в багряные и золотистые тона, когда телега, запряженная парой вороных коней, тронулась с места. Ярослав, крепко сжимая поводья, щелкнул кнутом, и лошади рысью поскакали по заснеженной дороге. В телеге я устроилась напротив мрачного Велемира. Я внимательно смотрела на проносящиеся мимо пейзажи. Перед моими глазами проносились лесные массивы, поля, усыпанные снегом, и небольшие деревушки, затерянные среди белых холмов. В этом движении я нашла успокоение, отдыхала от ярости, что бушевала во мне недавно.
Велемир закрыл глаза, опершись локтём на боковую доску телеги, и опустил голову на ладонь. Волосы выбились из хвоста и спадали на лоб. Казалось, он дремлет, но я чувствовала, что бодрствует он, наверняка, избавлялся таким образом от вопросов к нему обращенных.
Ярослав тоже не произносил ни слова. Он уверенно управлял лошадьми, слышен был только скрип саней и стук копыт по спрятанному в снегу льду.
Вдруг Велемир открыл глаза. Он взглянул на меня, и в его темных глазах мелькнуло веселье.Через какое-то время я устала от бесконечных деревьев и принялась рассматривать ведьмака, который к этому моменту уже казался спящим. Его длинные тёмные ресницы слегка подрагивали, чувственные губы были приоткрыты, а прядка длинных волос выбилась из высокого хвоста и упала на острые скулы.
– Любуешься, княжна? Приглянулся я тебе? – ехидно спросил, выгнув бровь.
– Вот уж нет. Среди леса нескончаемого смотреть больше не на что, кроме как на тебя глазеть, – я скрестила руки на груди.
– Тебе и умирать не надо, ты уже не жива и не мертва, застрявшая, – перебил он меня, подняв ладонь.Ехидный, самодовольный смешок ведьмака разорвал лесную тишь. Довольным котом он растянул губы в ухмылке. – Не призналась отцу, да и он тебя не узнал, – тихо проговорил Велемир, подавшись вперед, как будто знал, что в тайне оставить хочу от Ярослава. – Сказал ты, что не он расправу учинил. Правду узнать желаю, а после и приговор свершу. – Успеешь ли? Дары богов своеобразны и недолги. Как знать, может и из Нави не вернешься, – его дыхание щекотало мою щёку. – Как туда попадают? – спросила я. – Разве мать твоя тебя не научила? – он вернулся в прежнее положение и вальяжно закинул ногу на ногу. – Не успела, – сказала я, сглатывая ком. Была одна мелочь, которой поделиться я не могла. Знала я, как врата в Навь открываются, но не вышло у меня. – Умереть нужно, да якорь прежде оставить, чтобы за мир живых зацепиться можно было, и благодаря этому вернуться. – Неужто матушка… – Умирала каждый раз? Да, иного способа очутиться в Нави нет. – А как же я умру, если…
– Много, все разы и не пересчитать по пальцам.– А ты? Ты тоже умрешь? – И я умру, но зацепку оставлю. – Много ли раз ты в Навь отправлялся?
Я насупилась и отвернулась.– Для чего так мучать себя? – Любопытная ты больно, княжна. Утомляют расспросы твои, – он вымученно вздохнул, закатывая глаза.
Лошадь резво шагала по лесной дороге, вздёргивая голову, чтобы сбросить с гривы образовавшиеся от дыхания сосульки. Я сидела в седле, вцепившись в его борта, стараясь не соприкасаться телами с ведьмаком. Мне не хотелось касаться Велемира. И объяснить свои действия я не могла. Возможно, он был мне не неприятен, но аура вокруг него отталкивала, вздыбливала волосы и приходилась мурашками по телу.– Сани надобно оставить, внимание лишнее привлекают, – ведьмак хлопнул Ярослава по плечу. – Чье внимание, если мы одни тут в лесу? – непонимающе спросил Ярослав. – Много будешь знать совсем сон потеряешь, коль говорю, что шума от нас много, то слушать надобно. – Кобылы-то у нас всего две, как дальше путь держать? – Она со мной поедет, ты один, – сказал ведьмак, перелезая через бортик телеги. – На том и порешим, – кивнул Ярослав. – А меня спросить никто не желает? – я выпрямилась, подбоченясь. – Когда нечисть отужинать нами решить, мешаться Ярославу сзади будешь. Мечом махать ему нужно. Или так в лоб локтем или рукоятью сильно хочешь получить? – низко рассмеялся ведьмак. – Не сердись, Сияна, ведьмак верно говорит, – Ярослав виновато сдвинул брови. – Но ты больно груб, – обратился он к Велемиру. – Какой есть, – надменно хмыкнул и пожал плечами тот. Вместе они оседлали лошадей. Те недовольно фыркали и явно были против седельных сумок, закрепить которые не давали, вертясь и норовя укусить. – Дурных лошадей князь дал, – сплюнул ведьмак. Ярослав ему не ответил. Я приблизилась и неспокойные животные замерли, как от испуга. Видела себя я в отражении их больших глаз. Провела рукой по морде одной лошади, заговор шепча старинный, а после и со второй сладила таким же образом. – Нервничают они не просто так, чувствуют недоброе. – Это они тебе сказали? – спросил Ярослав, почесав затылок. – С животными бесед я не веду, – буркнула я в ответ. – Должна тут быть сторожка недалеко, переночуем и путь продолжим, долго провозились, смеркается. Как бы на лихо какое не наткнуться. Ярослав прыгнул на кобылу и жестом показал следовать за ним, а после припустил, что есть духу. – Садись, княжна, пока и мою кобылицу не заболтала, – хохотнул Велемир. Я недоверчиво поглядела на протянутую ладонь ведьмака и проигнорировав её, сама забралась в седло, стараясь не соприкасаться с телом ведьмака. – Так дело не пойдет, княжна. Держись за меня, не то потеряю тебя в сугробе. – Не потеряешь, – проговорила я. Не хотелось думать о том, что придется прижиматься к его горячему телу и вдыхать Навий запах. Слова свои захотелось забрать почти сразу. Неимоверных усилий стоило оставаться в седле.
– Говорил же, потеряешься в сугробе, – его рука, тёплая, покрытая паутинкой тонких шрамов, абсолютно не целомудренным образом сжимала мою ногу.Однако путь был нелёгким, и лошадь, чуя опасность, то и дело делала резкие рывки, подбрасывая нас вверх. Я, снова подскочила в седле и налетела на широкую спину ведьмака. Он не сделал никаких резких движений, просто завел руку за спину и притянул меня к себе, крепко обхватив моё бедро.
Сверкая красными глазами, подняв в воздух снег на дорогу выскочило взлохмаченное существо, вязкая тёмная слюна капала из раскрытой пасти с острыми зубами.Я смутилась, но не отстранилась. При очередном прыжке пришлось сдаться и обхватить его руками. Почувствовав легкую вибрацию его смеха, я захотела скинуть его с лошади. Даром, что оба разобьёмся. Впереди маячил Ярослав. – Следы нашёл, но не человечьи, – тихо, почти шёпотом проговорил Ярослав. – Волки? Ярослав мотнул головой. – Дай-ка сам взгляну. Княжна, посторонись, – он пихнул меня в бок и слез с лошади, которая тут же взволнованно загарцевала, пока я не перехватила узду. – От чего княжной её кличешь? – Вижу, что не нравится это ей, – ответил ведьмак. – Так стало быть… – Свежие, – печально изрёк ведьмак, не дав Ярославу закончить мысль. – Насколько свежие? – спросил Ярослав. – Обнажи-ка меч, да поживее, – шёпотом проговорил Велемир, делая шаг назад. Ярослав его услышал и почти бесшумно вынул меч из ножен. Воздух ощутимо взбудоражился, повеяло могильным смрадом так сильно, что скрутило внутренности. Внезапно лошадь встревоженно заржала и встала на дыбы, скинув меня в снег. Я только успела голову к груди прижать, так бы приложилась затылком. Велемир коротко взглянув на меня выставил вперед руку на которой уже слабо подрагивало белесое пламя. – Вставай, княжна, после отдохнешь, – бросил насмешливо через плечо. И тут лес сотрясся от дикого воя. Такого, что уши закладывало, а деревья к земле начали припадать. Из чащи на нас двигалось нечто, ломая с оглушающим треском ветки и деревья. Ярослав перехватил лошадей и связал их поводья вокруг дерева.
Волколак издал вой и припал к земле, готовясь напасть.
Ярослав выставил меч перед собой, а Велемир отступив на шаг шептал слова заговора, я видела как шевелятся его губы, но самих слов не слышала. Зато чувствовала, как подрагивает воздух вокруг нас, наполняясь силой.
Встревоженные лошади, сбежали бы в чащу, если бы Ярослав не привязал их к дереву, теперь они испуганно храпели и вставали на дыбы.
Велемир кинул в морду зверя ком снега. Зверь зашипел, словно опаленный, заметался в попытке очистить глаза от слепящего снега.Взмах когтистой лапы, быстрый, как молния, и звон металла, которым встретил удар Ярослав. Клинок задрожал в его руке, отдавая в кость вибрацию, Ярослав зажмурился, видно болезненное вышло действие. Шерсть волколака подпалилась в месте соприкосновения с серебром, распространяя едкий запах гари. Зверь издал раздражённый рык, звук которого был подобен лопающемуся от жара дереву, и его глаза налились злобой.
Но Ярослав не успел воспользоваться этим мгновением. Волколак, почуяв ловушку, резко обернулся. Взмах когтистой лапы и меч Ярослава улетел в темноту, унесенный неумолимой силой зверя. В следующую секунду волколак уже стоял перед Велемиром, готовый разорвать его в клочья.
Всё вокруг будто замедлилось, я собрала силу в кулак. Страх прошёл, едва разум кольнуло осознание: сердце моё не помнило ритма жизни, а тело не трепетало от холода.
Решительно двинулась к волколаку. Мои шаги не издавали ни звука, они были легки и неуловимы. Движения точно дыхание зимы, что украшает окна по утру. Я зашла к зверю со спины. Он не учуял меня, потому что не было во мне живой крови, не стучало сердце, не вырывалось облачко пара изо рта. Быстро, чтобы зверь опомниться не успел, проникла сквозь шерсть, и нащупала невидимую связь с миром живых.
Она была тонкой, как паутина и яркой, как искра в печи. В ней пульсировала жизнь, дикая и неукротимая. Я закрыла глаза и сжала в кулаке три нити: прошлого, настоящего и будущего.
В этот раз сон меня сморил. Устроилась я на полу на шубе, прежде, чем закрыть глаза видела, что ведьмак за мной наблюдает.В момент касания мир замер. Мои пальцы сжались ещё сильнее. Нить волколака затрепетала и потускнела. Зверь заревел. Его тело затряслось в агонии, и он осел на снег, переставая быть зверем, превращаясь обезображенное тело отдаленно напоминающее человека. На лысой голове алым светом горел символ, но угас с последним движением волколака. – Видел? – спросила я у Велемира. Он кивнул. – Не знаешь что это? – Не только нечисть желает нашей крови, кто-то еще своих рабов посылает. Внезапно почувствовала, что дурно стало мне. Заурчало в животе и в глазах потемнело. – Надо бы на ночлег встать. Сторожка эта подойдет вполне, – проговорил Ярослав указывая чуть поодаль от места битвы. Велемир кивнул. Никто не заметил мою заминку, и я поспешила нагнать удаляющихся мужчин. Уже в сторожке, возле растопленной печи, мой желудок снова издал протестующий вопль и засосало под ложечкой. – Ты голодна, Сияна? – спросил Ярослав. Я покачала головой. – Сил много истратила на зверя, нужно поесть, – отозвался Велемир. – Я не… – начала я. – Туман близко, завеса между мирами тоже движется. Значит, почти у Нави мы, если нагнать завтра успеем. От того и идет всё не так, как задумано, – проговорил Велемир. – Так что ешь, княжна, а после спать отправляйся. Да не переживай, покой твой под охраной будет. Ярослав подал мне тарелку с тушеным мясом, и живот снова скрутило. Ой, не нравится мне это. Правда ль что из-за близости к Нави это? Или недолог час мой?
Глава 7
КАЗАЛОСЬ, что утро неласково ударило меня под дых. Потягиваясь, чтобы размять спину, я огляделась. Сторожка выглядела совсем печально в утреннем свете: затянутые паутиной углы и покосившиеся стены, пыль, на которой отпечатались следы нашего пребывания, толстым слоем покрывала пол.
Ни Ярослава, ни Ведьмака рядом не оказалось, и я встала. На моих плечах было сразу две накидки – Ярослава и Велемира.
Стремясь найти хоть кого-то, я вышла к озеру, покрытому льдом. Прячась за широким стволом дерева я осматривалась, пока взор не обратился к ведьмаку, стоящему возле ледяной купели. Солнечные лучи играли бликами, превращая воду в его ладонях, сложенных лодочкой, в сверкающий хрусталь. Холодная вода стекала по могучим плечам и груди, покрытой шрамами, печатями былых битв, запечатлённых на его коже. Знаки на его спине слегка подрагивали мрачным свечением. Если спрошу о них, поведает ли мне? Или отмахнётся?Укрыли, пока я спала, и исчезли. Надо бы вернуть. Я аккуратно сложила вещи и когда подняла взгляд на окно, то на секунду показалось, что между деревьев мелькнул рыжий огонь волос Ярослава. Солнце слабо пробивалось сквозь тучи, туман был снова на линии горизонта, он явно хотел скрыться от нас совсем. Я вышла в холодную даль и по привычке поежилась, но спохватившись даже усмехнулась. В самом деле, что это я?
Я одернула себя от глупых мыслей, заполонивших разум, но было поздно. Сделав резкий поворот, Велемир поймал мой взгляд. Его улыбка была холодной, как горный ветер. Он усмехнулся одной половинкой рта и произнес:Ведьмак изгибал свое тело, умывая лицо от ночного бдения. Я почти уверена в том, что он не сомкнул глаз. Его движения были плавными, в каком-то роде нежными, хотелось смотреть на него бесконечно.
– Княжна утомилась почивать и решила прогуляться по лесу? – прозвучал его голос, глубокий и бархатистый, как шепот лесного духа.
– Знаю. Спи, княжна. Много сил потратила, не поняла ты моих советов. Вижу, что глаза твои слипаются. Спи, я посторожу.В его глазах сверкала неприкрытая издевка. Но я не смутилась, не отвела взгляда, решила подыграть и отчего-то тоже захотелось уколоть его, чтоб знал. – Не княжеское дело пылью дышать, искала того, кто прибрался бы. – Ярослав где-то здесь, с него порядок можешь стребовать, – парировал он. – А что если стребую с тебя? – С огнём играешь, княжна, – он в два шага преодолел расстояние между нами, – не боишься обжечься? Тепло его кожи, что была так близко, и правда обжигало. Раздражение уже бурлило в жилах и горчило на языке. Хотелось задеть звонким словом, что пощечиной обожжет, заставит в немом изумлении открыть рот. Но вместо этого, я растерялась. Запал поугас, когда его мокрые руки заключили меня в ловушку. За спиной дерево, впереди ведьмак, сверлящий волчьим взглядом, по бокам от меня его руки, под его пальцами хрустит кора дерева и воздух едва заметно дребезжит от силы. – В самом деле? С огнем? – не сдаюсь под его напором я, прищурившись. – С огнем, княжна. Меня окутало его ароматом, опасный запах смерти. А чем пахну я? – Утренним морозом и Навью, – ответил Велемир. Должно быть я задала этот вопрос вслух. Смутилась, пока он с усмешкой смотрел на меня. – Почему? – Ты недавно вернулась, поэтому и пахнешь ею. – А ты? – Я слишком часто возвращаюсь туда, чтобы запах когда-либо мог выветриться. Он со мной навсегда. – Для чего так мучать себя? – Княжна… – хрипло произнес он, – много будешь знать, плохо будет спать, – он прокашлялся и поспешно договорил. – Но я не сплю, – возразила я. – Видел я, как не спишь, только бормотала ночью без конца. – Не стоит стоять полуголым на морозе, – пересохшими губами проговорила я. – Смущаю? – повел бровью, смеясь. – Если единственный ведьмак сляжет, от нашего пути не останется никакого смысла. – Как пожелаешь, княжна, – язвительно проговорил он, притворно склоняясь в глубоком поклоне. – Не княжна я. – Передумала? И пыль по нраву? Чувствуя, что ещё немного и я окончательно испорчу себе настроение, я развернулась, чтобы уйти. В спину прилетел слепленный снежок. Когда обернулась в лоб прилетел ещё один. Широко раскрыв в изумлении глаза, я смотрела, как Ярослав лепит еще один, но тот пролетает в нескольких пальцах от меня, и попадает Велемиру в грудь. – Забавляешься? – холодно спросил он, отряхиваясь от снега. – Подумал, что будет весело. – Думы думать не твоя работа, – процедил ведьмак, накидывая на плечи одежду. Невольно скользнула взглядом по рельефному торсу и отвернулась. Непристойно. Отвлеклась. – Пора в путь, – напомнил Ярослав, когда я прошла мимо. И верно, пора в путь. Поскольку мы остались без телеги и почти налегке, в этот раз я ехала с Ярославом и чувствовала, как меня буравит взглядом угрюмый Велемир, но каждый раз оборачиваясь видела, что он вовсе не смотрит на меня. – Сияна, сиди ровнее, не ёрзай, – пробурчал Ярослав, и я в самом деле испугалась, что он заразился хмурым настроением от ведьмака. Туман мы нагнали неожиданно скоро, даже не начало темнеть. – Что будет, когда мы в него войдем? – Ничего. Это просто туман. Не тот, что приносит с собой нечисть. В горы мы путь держим, отклоняться не станем. Пока заночуем тут, а завтра уже к завесе попадем, если успеем, – ответил ведьмак. – Какая она Навь? – Не помнишь разве? – спросил ведьмак, когда Ярослав отошел вглубь чащи за хворостом. – Нет, не помню, – покачала головой я. – Она такая, что пером не описать, её увидеть нужно. Но видения эти до конца жизни в разуме отпечаются. Волчий вой и скулеж прорезал лесную тишь. Я вскочила на ноги, но Велемир дернул меня за руку, вынуждая сесть обратно на бревно. – Нечисть на волков наткнулась. Утром будут шкуры. – Не сладят, думаешь?
Глава 8
– И без тебя знаю, княжна, вот только оборачиваться ему нельзя, вперед должен идти, а Ырка от яства такого отказываться не станет.ПРОБУЖДЕНИЕ было резким, болезненным и внезапным. Велемир тряс меня за плечо так сильно, что я пару раз ударилась головой о бревно на котором сидела минувшим вечером. – Уходить надо, – коротко бросил через плечо, убедившись, что сонный морок отступил и я не провалюсь обратно. – Нагнала нас нечисть? – Хуже, знак недобрый, когда всё живое замирает. Чуешь? И в самом деле, когда прислушалась не услышала ничего, даже ветер стих, не ухнула сова, не пошуршал оперением филин. В миг стало совсем темно, погас костер. Да так, что как будто и вовсе не зажигался. По телу гон мурашек, на языке привкус крови. Оборачиваюсь на слабый шепот за спиной. Смотрит на меня тот, кто всем похож на человека, но своего лица не имеет и по безличью носит маску того, кем хочет показаться. Вот только он не знает кого мне показать, а мое лицо примерить не может, не удается ему. – Не… выходит, – проскрежетал, не различить в голосе ни женских ноток, ни мужских, безликий. – Не спится в земле сырой, иль прогуляться решил? – спрашиваю, а в груди ощущение, что знакомец старый, будто виделись мы прежде. Может из селян кто? – Давно…брожу…хочу…ищу! – отрывисто прохрипел, слова никак не давались ему, сорвался в конце на крик. – Один здесь? Спутники мои где? – я сделала шаг вперед, осматриваясь. – Не… один, – выплюнул безымец и отшатнулся, будто я раскаленной до бела кочергой его прижгла, морщась. – С кем? Отвечай! – Ыр…-ка, – прохрипел. – Уйдешь туда, откуда пришел и назад не воротишься, отгулял своё, – в слова силу вплетая, рукой едва заметно повела, и засветилось что-то на кончиках пальцев, холодное, как бывало, когда ледышку в руки брала. Исказилось бесплотное тело, икнул безымец и рассыпался, ниточку успела ухватить, что с Явью его связывала, а в разум ворвался памятный миг. Смотрит издалека на девушку, что нагая в реке плещется, хочет подойти… Когда до девушки осталось совсем немного, выплыл из воды мужчина, она смеясь упала в его объятия. Так и остался стоять на берегу реки, пока не стемнело. А после камнем в воду кинулся и вынырнуть не стремился, смирился, воздух закончился быстро и с последним пузырем вышел дух, что был обречен безликим по земле ходить… Потрясла головой и видение распалось. Слышу Ярослава, который будто бы со мной разговаривает и спешу, чтобы не опоздать. Едва из-за дерева вышла, как столкнулась с глазами на темном лице, светящимися как у кошки. Острые клыки с капающей слюной угрожающе блестят, прежде чем впиться в плечо Ярослава. Ырка выпивал его жизнь. – Ярослав, – начала я, но тот невидяще смотрел вперед себя, продолжая вести разговор с кем-то, кто был виден только ему. Велемир выскочил откуда-то сбоку, в его руке пылал огонь. Ырка оскалился и отскочил, содрогаясь лысым белесым телом. – От упыря избавлялся, – ответил на мой взгляд ведьмак. – Надо Ярослава в чувства привести.
– Ярослав, рубаху тебе вышиваю, чтобы был ты у меня самым красивым, – она рассмеялась и смех её теплым ручейком разлился по светлице.Я в два шага преодолела расстояние между нами и взяла Ярослава за руку. Он непонимающе посмотрел на меня и взгляд его изменился, точно прозрел. – Сияна? – Иди со мной и не оглядывайся. Когда взяла его за руку, почувствовала, что и его памятный миг увидеть могу, как будто в живых ему недолго оставаться. Приходил ли безликий ко мне или видением для княжеского воспитанника был? Уже не узнать. – И там ты, и здесь. Слышишь? – спросил он, пока я тянула его к ведьмаку. Я качнула головой. – Матушка зовет… – тихо проговорил он, а на глазах его уже наворачивались слезы. – Не она это, Ярослав, не отзывайся. Идти нужно. – Знаю, что не она. Увидеть хочу, забыл я уже как выглядела она, только голос помню. – Не оборачивайся, пищей стал ты. Не спасу, коль противиться просьбе будешь. Я потянула чуть сильнее, пока Велемир сзади шуршал наспех оборванными ветками, разжигая костер. Ярослав тряхнул головой, вырвал ладонь из моих рук и начал оборачиваться. Схватив его за обе щеки притянула к себе, прижалась губами к его сухим и горячим губам, и глубоко вздохнула. Забрала то, что было ему так дорого – воспоминание. Хоть и говорил, что не помнит лица, разум не помнит, но сердце и не забывало. Она смотрела на него с любовью, в руке пяльца и игла.
Я, прижавшись спиной к Велемиру, чувствовала, как бьется мощное сердце ведьмака. Ритм его пульсации убаюкивал, клонил в сон. Холодная дремота, что всегда сопровождала наш путь, проникала в самое сердце, ледяным змеем, обвивая душу.По моей щеке супротив воли потекла слеза, а Ярослав сделал два шага и завалился на меня, обессиленный. – Так понравился он тебе, княжна? – скрестив руки на груди, с издёвкой выплюнул ведьмак. – После обсудим. Ырка где? – Сбежал. Уложить его нужно. Что забрала у него? – Воспоминание о матери единственное. – От того и Ырка сбежал, потерял ниточку. – Много он выпил, до вечера проспит, – покачала я головой. – Нам двигаться нужно, не поспеем. Завеса отодвинулась. – Чуешь? Ведьмак не ответил, что-то недовольно пробурчал себе под нос и перекинув Ярослава через плечо погрузил на невесть откуда взявшегося черного коня. – Твой? – Мой. – Откуда? – Много будешь знать, княжна, дурно спать будешь. Я раздраженно фыркнула и уселась перед огнем, почувствовав внезапный холод. Губы горели. Это нельзя считать настоящим поцелуем. А ведьмак как будто разозлился, отчего? Неужели приглянулась ему? Этому угрюмому и недовольному сухарю? – Княжна, пора. – А Ярослав? – Через седло перекинул. Спереди сядешь. Если уснешь, не потеряю тебя в дороге. – Я не… – Можешь противиться сколько угодно, но ты спишь, а сейчас дрожишь от холода. Потому как слишком гордая для того, чтобы советам моим следовать. Я хотела снова возразить в сердцах, но прав ведьмак был. Поступки мои необдуманны, задаром силу Мары растрачиваю. Ярослав, тряпичной куклой, висел на седле, бездыханный. Тело его обмякло, голова безвольно склонилась набок. Конь, не замечая тяжести тройного груза, брел по лесной дороге, направляемая невидимой рукой судьбы. Лишь всклокоченные волосы Ярослава трепыхались на ветру.
– Княжна?Внезапно, всего на краткий миг, мне показалось, что моё собственное, замерзшее сердце, трепыхнулось, как птичка в клетке. Я отпрянула, но тут же поняла, что это всего лишь обманчивый сон наяву. Сердце оставалось неподвижным, а мир, окутанный тьмой, шептал о предстоящей встрече с Навью, если угнаться за завесой сможем. – Не дергайся, княжна, – раздался бархатистый шепот над ухом, и я снова встрепенулась. – Случайно, – тихо ответила я ему. – Понравился тебе воспитанник князя? Только и смотришь на него. Не думаешь, что лучше для тебя бросить его в лесу. Пока жив он, князь тебя не примет. – Не из тех я. – По голосу слышу, что не впервой говоришь об этом. – И тут прав ты, – зачем-то проговорила я. – Мать растила меня на замену князю. – В Навь за растениями ходила, чтобы краше тебя было не сыскать? – Чтобы сила во мне росла дикая, чтобы править я могла, но княжной я никогда быть не хотела. – Замысел был неплох, но и без навьих трав сила в тебе была. Она и есть, только позабыла ты, как пользоваться ею. Погрузившись в думы о прошлом, я последнюю встречу с матушкой вспоминала. Знала она, что смерть близка, отчего не предупредила? Я бы спасла.
Я проснулась от нежного тепла, обволакивающего тело. Приоткрыла один глаз, наблюдая, как Велемир, сосредоточенный, выкладывает из камней странный узор. От его пальцев отлетали искры, зажигая хворост. Костер в печи, раскрашивая пространство яркими языками пламени, становился не просто источником света, но и мощным оберегом, отгоняющим злых духов.Отвечать не хотелось, не осталось сил, которые стремительно покидали тело под стук чужого сердца.
В нем была та сила, что пугала и манила одновременно. Он был как весна, что приходит после зимы, и как гроза, что пробуждает землю.Мой взгляд скользнул по комнате. Велемир, не замечая моего пробуждения, высыпал в костер горсть трав, и аромат их, смешиваясь с дымом, заполнил всю избу. Лицо его было озарено светом огня, подчеркивая острые черты, а расплетенные волосы, цвета воронова крыла, ниспадали на плечи.
Я невольно улыбнулась, но теперь заметила, что моя мягкая постель это – единственное место в избушке, где можно было укрыться от холода. Ярослав же лежал на холодном полу, словно забытый, никому не нужный предмет.
Велемир теперь сидел у огня, кутаясь в толстый плащ с меховой оторочкой. Лицо его, обычно суровое, было расслабленным, он позволял огню согреть не только тело, но и душу.Я снова ненадолго прикрыла глаза, притворяясь спящей. В этот миг, когда я погрузилась в раздумья, костер внезапно вспыхнул, и над ним в языках пламени всего на мгновение появился странный знак. Велемир вздрогнул, отводя взгляд от пламени, посмотрел на меня. – Проснулась, княжна? – Нет, – ответила я, пряча взгляд. Вскоре, я почувствовала, как над моей головой появился тонкий аромат нежных цветов. Я приоткрыла один глаз и увидела, как Велемир протягивает мне чашку с напитком. В ней колыхалась темная жидкость, похожая на застывшую ночь. В ней, как в зеркале, отражались таинственные узоры и тени. Это был напиток из навьих растений. – Пей, княжна. Не бойся, травить тебя не стану. По случаю заварил их, в себя придешь быстро. Слишком велик дар Мары, не можешь сладить, вижу. – Где мы? – В избе. Я недовольно цокнула под смех ведьмака. – Ночлега попросил, заплатил старейшине, разрешил тот переночевать в избе старого колдуна. – А Ярослав? – Шевелится и стонет иногда, крепко за него вцепился Ырка, но отойдет. Скоро солнце встанет. – Когда ворожить начал? – спросила я, усаживаясь поудобнее. – Сколько себя помню, столько и ворожил. – Молод ты, чтобы помнить столько. – Коль думаешь, что двадцать зим тебе возраста добавляют, то ошибаешься крепко. Этого времени ты не помнишь, а значит и старше меня быть не можешь. – Какой долг у тебя перед князем, что он в саму Навь отправляет тебя? – Любопытная ты слишком, княжна, утомляют расспросы твои, – Велемир скрестил руки на груди и притворно зевнул, а потом почти сразу прикинулся спящим. Я вздохнула, но отвар выпила. По телу пробежала легкая дрожь, и меня снова сморил сон, в котором я бесконечно бежала от существа без плоти, что раз за разом догонял меня, нанося острыми когтями порезы. Туман стелился густой, как парное молоко, но будто живой он шептал на языке неведомом. Вскочила резко, по привычке судорожно втягивая воздух. – Навь снилась? – спросил Велемир, выгнув бровь. Совсем рядом со мной сидел, укрывшись одной половинкой накидки, что и на моих плечах лежала. Ярослава он подтащил ближе к очагу, а сам значит ко мне под бок уселся. – Не знаю. Туман только и кто-то бестелесный, но кровожадный. – Теперь бояться нечего, в Нави за свою сойдешь, мёртвая ведь. Они только живых трогают, а ты Марой отмеченная, если глупостей творить не будешь, ладно всё пройдет. Но ты будешь. Можешь не перечить, достаточно с тобой в дороге провёл, вижу. – А ещё что видишь? – спросила я с вызовом. – Что любопытная слишком и целоваться лезешь. – К тебе? – я опешила. – Дурная, – буркнул он. – Неразборчивая, – усмехнулся, теребя косу. – Я-то? – Утомляешь, княжна. Коль поговорить хочешь, расскажи о детстве своём. О ворожбе. – И рассказывать нечего. Как и все ворожила, жертвы оставляла богам, что так надолго оставили нас. С нечистью водилась, но тогда она другая была, можно было договориться и с Лешим, и с лесными князьями. – В самом деле беседы водила? – С дочерью ворожеи мало кто водился из живых. Мавки учили красивые косы плести, а луговички показывали места для сбора ягод. – Вот отчего дика́я ты. А селяне что? – Сторонились, но всё равно за помощью приходили, коль хворь какая прихватит. – Ты про богов упомянула. Что ни разу на жертву не ответили? – Только Мара позволила вернуться да месть свершить. Кому-то помогали боги, но не нам с матушкой. – И Мара не из добрых побуждений вернула, знак теперь её на себе носишь, а вместе с ним и её саму, наблюдает. Поведай об остальных. – Глупость скажу, но малой я каждую осень приходила в лес, на старое капище, просила взять меня в жены бога, что за умершими наблюдает. Оставляла медные монеты, хвою и самые лучшие ленты, кровавые жертвы оставляла. – Не взял в жёны тебя? – смеясь спросил ведьмак. – Не взял, – усмехнулась я, потирая лоб.
– Было мне тогда лет семь, не больше. Играла в лесу, где старые дубы корнями небо цепляли. И вдруг… вижу, стоит он. Высокий, в черном плаще, а глаза… как бездонные колодцы, в которых отражалась тьма. Лица не помню, только глаза. Он шептал что-то на древнем языке, а вокруг него земля содрогалась, вздрагивала от страха. Сказал он тогда, что заберет меня к себе, что я стану его женой, – я усмехнулась. – Приснилось тогда мне это верно, но до сих пор ощущение, что будто наяву с ним говорила.Хотелось говорить о том, что происходило так давно, что казалось неправдой.
Немного даже пожалела, что такой историей из детства с ним поделилась, будет теперь припоминать ещё не раз.Велемир кивнул. – Велеса боялись, его имя наводило ужас на сердца, но некоторые, в особенности юные, грезили о его тьме, о том, как он возьмет их в свою царственную обитель, – в его взгляде плескалось веселье. – Приносила я ему жертвы, цветы, ягоды, а потом… и козленка, и даже теленка. Просила, чтобы он забрал меня к себе. Но он не отвечал. Матушка узнав страшно разозлилась и запретила ходить на заброшенное капище. – Думаешь услышал твою просьбу Велес? – Сомневаюсь, я слишком юная была, глупая. А боги не отвечают мольбам глупцов. – Может им как раз и отвечают. Пора в путь, княжна, – ведьмак встал, снял с плеч свою накидку и набросил на меня. – Напрасно, не мерзну я, Ярослава укрой. – Не замерзнет он, отваром напоил его с медом хмельным. – Он так ещё дольше проспит. – Тем лучше, смогу в полную силу развернуться. Без лишних глаз и ушей. – Жестокий ты, – я насупилась. – Какой есть.
– В самом деле за бога мертвых замуж собиралась? – изрядно веселился ведьмак, собирая скудные пожитки.
Я, скрестив руки на груди, наблюдала за ведьмаком. Тот, почти танцуя, чертил на старом дощатом полу узор углем. Я прежде никогда не видела подобного. Из ниоткуда рождались причудливые знаки, а затем, подобно угасающим звёздам, уходили в темноту, растворяясь.– Ничего тебе больше не расскажу, – буркнула я, заворачиваясь в накидку, которая так сильно пахла Навью и влажной землей, что этот запах щекотал нос. – Попробуй снова, может откликнется на зов, – хохотнул он, затягивая лямки потрепанной сумы. – А нет. Стой. Остаемся здесь.
– Что ты делаешь? – спросила я, не в силах сдержать любопытство.
– Это знак твоего будущего мужа, – пряча улыбку, ответил ведьмак, не прерывая своего таинственного действа.
– И для чего они нужны? – спросила я, не обращая внимания на насмешку.
Я, по-прежнему завороженная, смотрела на знаки, которые сами по себе возникали и таяли, увлекая меня в мир ворожбы.
– Много слишком. К знаку не подходи, не знаю, как на тебя повлиять может.– Мёртвых от живых отвадить должен, слышу, что собираются вокруг. Из тумана проклятого лезут. – Не одолеем разве?
– Не поспеем за завесой?– Спокойно не уйти, получается. – Погоди, пусть разбредутся.
– Странные сны нынче мне снились, – проговорил он, потирая плечо.– И снова нет, видно, суждено так. – Откуда туман взялся? Когда я… двадцать лет назад не было его. – А теперь есть. Пустое размышлять откуда он и зачем. Князь сказал в Нави исток его оттуда начало берёт. И если ладно справимся, то не будет больше тумана. – Могли его боги сотворить? – Могли, но не стали бы, – Велемир помрачнел. Грудь кольнуло слабое ощущение, что знает он куда больше, чем говорит. Чувствую, что неспокойно ему. Точно чувствую – есть ещё что-то, что пока я уловить не могу, хоть и стараюсь. – Что за исток? – Представь, как бьётся сердце, разгоняя кровь по жилам. С туманом так же, он будто кровь, что растекается из оскверненного тела. Велемир замолчал, уставился в огонь и на бесстрастном лице его не было и тени дум, что роились в его голове. Через какое-то время он поднялся. – Пора, – пихнул мыском сапога Ярослава в бок, тот тихо застонав кое-как сел.
– Выходить пора, должны к утру до завесы добраться, если помех не будет, а судя по прошедшему путешествию, помехи ещё как будут.
Глава 9
Туман. Не резкий, не густой, а тягучий, как дым от потухшего костра. В нем тают очертания – высокий силуэт, смутно знакомый, волосы цвета воронова крыла, спадающие на плечи чёрной завесой. Лицо скрыто – лишь бледный отсвет кожи пробивается сквозь туман. Длинные, почти неестественно тонкие пальцы сжимают что-то – предмет не виден, но его хрупкость ощущается тонким стеклышком, прибитое к берегу рекой.ЗВЕРИНЫЙ вой разорвал тишину, туман осел тонким слоем на коже. Двигались будто в густом молоке, руку протяни – не видать пальцев. Ведьмака чувствовала спиной, княжий воспитанник по левую руку шел, щурясь и чихая. – Внезапно туман настиг, думала уж, что не нагоним, – бросила назад, не оборачиваясь. – Рано радоваться, неладное дело. В оба смотрите. – В оба смотрите, – передразнил Ярослав, – куда смотреть, если носа не видно, – недовольно буркнул он. Я раздраженно цокнула, когда споткнулась, не углядев корягу. – Осторожнее, княжна, не то расшибешься, – язвительно процедил ведьмак, но всё же ухватил меня за локоть, чтобы я не упала. Внезапно и болезненно шевельнулось что-то в разуме. Не то мысль, не то воспоминание, скользкое и изворотливое, не ухватиться. Я крепко зажмурилась. В голове шумно, изо всех сил пытаюсь поймать воспоминание.
Запах… сырая земля, пропитанная влагой, и… что-то еще. Сладкий, терпкий, цветочный, паточный, медовый. Запах смерти, но не пугающий, а манящий, как запретный плод.
Туман клубится, и силуэт растворяется, оставляя после себя только горечь одиночества.
Я хотела сказать ему, что странное чувство меня преследует, будто знакомо это лихо. И оно знает, что я его чувствую, все ближе подбирается, шевеля теневыми щупальцами, щелкая жвалами.– Княжна, – Велемир потряс меня за плечо, выводя из странного оцепенения. – С открытыми глазами спишь? А кто под ноги смотреть будет? Болота кругом. – Я… в порядке, – прохрипела пересохшими губами. Из Нави ли это воспоминание? Или уснула на ходу? И впрямь в тумане неладное творится, мысли путаются, сбиваются. Да и сама хандрить стала, мелкая дрожь по телу бежит мурашками. – Как думаешь, кто волколака за нами послал? – Гадать не люблю, княжна, много зла охочего до нас.
– Ведьмак, – позвала я.
Хотелось обсудить то, что тревожило уже давно.
– Княжна утомилась?
Говорить тут же расхотелось.
– Пасмурен твой взор, расстроил тебя?
– В этом тумане не чувствуешь себя… странно?
– Навь близко, княжна.
– Мы не встречались раньше? – спросила я, прищурившись, пытаясь вспомнить видение, которое расплывалось.
– Нет, княжна, не виделись мы прежде.
– Но ты знал обо мне? И то, кем я являюсь?
– Навь учит многому, не стоит удивляться.
Я цокнула и ускорила шаг, пока роща не взвыла.
– Пора, княжна.
Велемир сотворил огонь, который окружил нас кольцом.
Навь – мир, где сплетаются тени, где время течет по-своему, где правят призраки, духи и боги прошлого. Сюда попадали души после смерти. Но такие, как Велемир или моя матушка тоже могли попасть сюда. Те, кто желал вернуться в Явь, должны были оставить в ней якорь – вещь, которая связывала их с живым миром.
Врата в Навь не были явными. В отличие от древних преданий, где можно было найти волшебный колодец или пещеру, ведущую в подземное царство, здесь все было иначе. Навь – это не место, а состояние, которое можно достичь только умерев рядом с завесой под плотным туманом.
Ярослав, будучи юным, не понимал всей тяжести предстоящего, но я, возвращенная из Нави богиней Марой, и Велемир, знакомый с моими тайнами, чувствовали, как неотвратимо приближалась смерть.
Чтобы перейти в Навь, они должны были погибнуть.
Якорем для Ярослава стал его меч, оставленный на месте его мнимой гибели. Велемир оставил в Яви часть своей души, связанную с его магией.
Я же просто перешла, крепко держась за ведьмака.
Навь предстала перед нами темным и туманным миром. Дни и ночи здесь сливались в непрерывный сумрак, воздух был влажным и холодным, пропитанным слезами ушедших душ. Земля была мягкой, податливой, зловонной. Древесные стволы выглядели как костлявые скелеты, а листья на них были сухими и черными.
Странные звуки доносились от всякого кустика и деревца, шепот, стенания, крики, все это было смешано в одном беспрерывном хоре. В этом мире не было ярких красок, только серый.
Здесь не было прошлого и будущего, только вечное сейчас, погруженное в сон и забвение.
В этом мире мы должны были найти источник тумана, который угрожал Яви.
Только что мы вошли в Навь рука об руку, но теперь я осталась совершенно одна. Я позвала Велемира и Ярослава, но с моих губ не сорвалось ни звука, ни хрипа. Только рот открывался беззвучно, как обычно бывает у выброшенной на берег рыбы.
Вокруг была туманная пустошь и никого вокруг за исключением бесплотных теней, шепчущих хором голосов, сводящим с ума.
Я сделала еще несколько шагов и пейзаж изменился. Обугленные высокие дубы и вязы тянули ко мне свои изъеденные ветви.
Шепот нарастал.
Попытавшись призвать магию, я поняла, что ничего не получается. Из земли стремительно поднималась стена из колючего кустарника, ветви которого выглядели щупальцами чудовища, извивались и переплетались, образуя непроходимую преграду. Листья, похожие на острые кинжалы, дрожали от невидимого ветра, шепча угрозы на непонятном языке.
– Ловушки Нави! – выдохнула я, отступая назад. Невидимые силы, управляющие этим миром, уже начали свою игру. Я чувствовала, как по спине пробежал ледяной холодок. Где Ярослав и Велемир? Они исчезли, как сквозь землю провалились, а я осталась одна, запертая в этом колючем лабиринте.
Скорби и отчаянию не было места. Вместо этого, я почувствовала, как внутри меня вспыхнул огонь решимости. Я не могла позволить себе пасть духом, я должна найти своих спутников, даже если для этого придется преодолеть весь этот проклятый мир.
Я попыталась сосредоточиться на своих чувствах. Закрыла глаза и, вдыхая затхлый, землистый воздух, попыталась почувствовать где они. Как будто нити тончайшей паутины, их образы начали проступать в моем сознании.
Ярослав, вглядываясь в извивающуюся дымку, что-то сосредоточенно искал, а Велемир, сжав кулаки, боролся с невидимым врагом, отломанной у дерева веткой.
– Я вас найду, – прошептала я, – я вас найду! – сорвалась на крик.
С этими словами, я сделала шаг в сторону колючей преграды, готовясь к непредсказуемым испытаниям, которые приготовила мне Навь.
Глава 10
Велемир улыбнулся хитро, как если бы точно знал о чем я подумала в этот момент. Ничего от плута скрыть нельзя.ЗДЕСЬ мне не нужно было дышать. Да и все прочее складывалось в ощущение того, что я как будто бы вернулась домой. Могильный холод казался уютнее домотканого одеяла. А тени, стенающие повсюду, ощущались старыми знакомцами. Может и правда, место моё здесь. Не должна была в Явь возвращаться, оттого и паршиво мне там. Но кого же ещё я вспомнила? Не могу ухватиться за клочок воспоминания, выскальзывает из пальцев, прахом осыпаясь. И заговоры здесь бессильны, самой придется спутников искать. Очередная тень прошла сквозь меня и остановилась. Я резво представила, как она принюхивается своим безносым блеклым лицом. Тень пошла рябью и проплыла дальше, потеряв ко мне всякий интерес. Колючие стены сжимались, приходилось протискиваться сквозь ранящие побеги, которые будто разочарованные вздрагивали, не почувствовав крови. Услышала звук сражения и поспешила вперед. Не ведьмак ли там часом? Колючки не хотели меня выпускать из своих бесконечных дорожек и тогда я закрыла глаза, а когда открыла: на ладони уже подрагивало пламя, которое заставляло стебли вздрагивать и отползать на краткий миг. Вскоре и огня бояться перестали. Все, что меня окружало не казалось чужеродным, напротив, мне было отрадно видеть серость и мрак. Как будто вернулась домой после долгого отсутствия. На краткий миг испугалась этому чувству. Не должно быть так. – Мертвые глаза устали от яркости жизни, – проговорила вслух я. – Верно… – ответил мне чей-то голос. Не побоявшись, не вздрогнув, я вгляделась в темноту, впитывая малейшее колебания ледяного, но затхлого воздуха. – Сама пришла… – Сама, – подтвердила я. – Заплатишь мне и пропущу. – А что если нет? – И тебя погублю, и товарищей твоих. – Меня не выйдет. Я уже мертва и скоро вернусь. Правда сама рвалась из уст. И ведь верно, чужда мне стала жизнь. Мертвое не может ни любить, ни жалеть. Ведь по велению Мары я возвратилась, а как долги уплачены будут… стало быть… Не держит меня в Яви ничего, кроме мести и желания правду всю узнать. Мысли путались, не желая складываться в цельную фразу. – Стало быть? – повторил голос мою мысль. – Возвращусь я. – Проходи, плата принята. Алчущая крови стена обратилась тонкими змейками и опустилась под серую землю. – Постой! – попросила я. – Чего тебе? – Говоришь со мной, выуживая мысли. Так скажи, кого я видела? – Сама узнаешь. Нам нельзя поведать. Разгневается. – Мне… надобно знать, – настаивала я. – Когда придет время, ты все узнать сможешь. – Хоть намекни, не заставляй терзаться в догадках. – Жертва твоя принята была давно. Часа ждала своего. – И что это значить должно? Но голос больше не отвечал. Я поспешила вперед, когда среди мертвых деревьев мелькнул силуэт Велемира. – Ведьмак! – окликнула его я. – Княжна-а-а, – растянулся, подобно довольному коту от миски сливок, в улыбке. – Я уж думал, понравилось тебе здесь. Всё не спешила на выручку. Но ты ли это, княжна? Аль морок очередной? Он вытянул вперед руку в которой блеснула сталь меча, оружие уже раздобыл. – Я это. Не сомневайся. Поняв, что ведьмак настроен решительно, я осторожно начала перечислять: – Умерла я двадцать лет назад. Последним, что я увидела был символ княжеского рода. Мара вернула меня. – Недостаточно, – ведьмак плотнее сжал рукоять. – Замуж я хотела… за Велеса, подношения ему носила. – Скажи то, что только настоящая княжна знать могла. – Истинная нить тянется не из Нави, в княжестве исток, а подпитка здесь. Велемир улыбнулся и убрал меч в ножны. – Радуешь, княжна. Знала и все равно сюда пошла? – Силу черпают отсюда, надо было убедиться, да и поглядеть на Навь хотелось. Давно ли знал ты? – Почти сразу. С подпиткой разберемся, как только найдем Ярослава. Не передумала его здесь оставить? – Как можно!? – возмутилась я. – Неужто братом его считаешь? А то, что отец твой пригрел чужого, а свою кровь бросил? – И пусть. Дела минувших дней, – я всплеснула руками. Шорох привлек наше внимание, обернулись одновременно. Ярослав с взлохмаченной рыжей гривой, что-то хотел сказать, но с его уст не сорвалось ни звука. Должно быть, слышал все. Оттого и удрученный такой. – Так вот отчего княжной её кличешь, – прокашлявшись обратился Ярослав к ведьмаку. – Думаешь, не похожа на отца твоего названого? – Похожа. Только сейчас вижу, что похожа. И взгляд как у него, и нос… Ярослав осел на землю, сквозь рубаху алело пятно. – Поранился? – спросила я. – Цепанул кто-то, пока к вам пробирался. Ты потому отца увидеть желала? – Место дочери я не желаю. Ответы получить хочу. Да долг старый с него спросить.
Я не ответила, шагнула в темноту, влекомая зловещей силой, что стала мостом в Явь.Гнилостный запах смерти пахнул откуда-то сбоку. Кожей чувствовала, что идти в ту сторону нужно. – Там, – прошептала я. – Там, – подтвердил ведьмак. – Что там? – спросил Ярослав.
– Возьми меня за руку, княжна. А ты, Ярослав, готовься отбиваться, – ведьмак отстегнул ножны и кинул их Ярославу.Здесь шепот становился громче, надрывнее. Голоса плакали и кричали, моля о пощаде. Сотни призрачных душ сливались в единый светящийся ком, который бился, походя на сердце. – Это… – начал Ярослав, почесав затылок. – Души подпитывают это, – названия для явления у меня не было. – Древняя магия. То, что оставили Боги, когда в Навь можно было просто попасть. Только души для этого нужны были иные, а здесь… здесь все подряд. Нехорошо. Велемир выглядел так, точно кто-то вошел в его терем и переставил все на свой лад. Он выглядел недовольным. В зрелище приятного было мало, страдания сотен умерших ощущались всем телом, а их боль металлическим привкусом оседала на языке.
Велемир успел начертить знак Триглава, цветом тот был темным, почти чернильным. Этот знак состоит из трёх треугольников, соединенных вершинами и образующих шестиконечную звезду. Он символизирует гармонию между тремя мирами – Явью, Навью и Правью, а также связь между богами, людьми и духами.
Ярослав упал на землю, меч выскользнул из его рук. Кровавое пятно на земле становилось всё ярче, привлекая существ из Нави.– Почему Боги не вступаются за Явь? – спросила я, рукой очерчивая Трезубец Перуна. Трезубец – один из самых мощных оберегов. Он олицетворяет власть, силу и могущество. Трезубец Перуна способен защитить от тёмных сил и запечатать источник силы Нави. – Не всем Богам есть дело до того, что здесь происходит, пока оно не переходит в Правь, – зло отозвался Велемир. Должно быть, у него свои счеты с богами. Спросить? А расскажет ли? Вон он какой скрытный, да и чуть что, так сразу: “Утомляешь меня, княжна. Больно любопытная ты, княжна…”. Следующим символом, что вышел из под моих пальцев и завис в воздухе: стал Знак Мары – это символ смерти, зимы и холода. Черная точка в центре белого круга, окруженного темными линиями. Точка символизирует центр мира, а круг – бесконечность. Чёрные линии образуют сложный узор, который напоминает о запутанности и сложности мира духов. – Но Маре было не всё равно, – возразила я, а после поджала губы, от усилия. Казалось, что рунические знаки вытягивают из меня остатки жизни взятой взаймы. – И у неё были на это причины, – холодно бросил он, сжимая мою руку, переплетая нашу силу. И тут я почувствовала насколько ведьмак могущественен. Его сила ударила меня под дых, как после удара об землю. Я чуть было не выпустила его руку. – Осторожнее, княжна, другой возможности может и не быть, – он бросил мне кривую ухмылку и сжал мои пальцы. Призрачное сердце выбросило вверх темную силу и со всех сторон послышались вопли и стенания. Они проникали в голову безумным вихрем. Я крепко зажмурилась и кинула короткий взгляд на Ярослава, который зажал уши руками. – Что-то не так, – бросил ведьмак, крепче сжимая мою ладонь, до скрипа пальцев. Потерянные души обретали плоть, которая с мерзким звуком ошметками налипала на сгустки энергии. – Так и должно быть? – полюбопытствовала я. – Нет, – быстро ответил ведьмак. – Нужно усилить руны. Закрыв глаза, я приложила усилия, подпитываемая странной магией ведьмака. Крики прекратились. Но чудовища из ошметков гнилой плоти всё ещё были рядом с нами. – Мы можем только задержать их, пока не отыщем способ, как разорвать нити соединяющие это с Явью. Велемир прикрыл глаза и выпустил мою ладонь, шепча на незнакомом мне наречии заговор.
Пока чудовища, оглушённые защитными рунами, стояли, уставившись вперёд пустыми глазницами, мы подхватили Ярослава, позволив ему опереться на наши плечи.Его связь с миром живых почти угасла. Ещё немного, и он уже не вернётся. – Надо… – начала я. – Уходить, – закончил за меня Велемир.
Всё с самого начала шло не так. Обманчивое чувство, что сладим с бедой одурманило, запутало, лишнюю уверенность поселило.
– Княжна, прошу тебя, поспеши.
Велемир стремился отойти подальше от существ и сердца. Я собралась с духом и, перехватив Ярослава поудобнее, зашагала быстрее.
Велемир резко отступил, упал на колени в серую землю и принялся чертить круг.
– Не давай ему заснуть, княжна, последний тот сон его будет.
Я встряхнула Ярослава, который начал заваливаться. Он что-то пробормотал, но порыв холодного ветра унёс его слова. Круг на пепле светился, приманивая существ, которым опостылела Навь. Разламывая ветки, рыча и оставляя борозды на земле, они неслись к нам.
Ведьмак помог мне затащить Ярослава в круг, и все завертелось.
– Обождем. Нужно отдохнуть, а после решать, как все поправить можно.В себя пришла я посреди тумана. Ярослав стоял на коленях, осматривая затягивающуюся рану, а Велемир шептал заговор, водя ладонью над его обнаженной кожей. Ярослав недовольно сморщил нос и что-то пробубнил неразборчивое. – Не хотела тебя Навь отпускать, пришлось с ней пободаться, княжна, – ведьмак беспокойно улыбнулся. Звякнула кольчуга, и из тумана вышли воины. Герб с рябиновой ветвью пестрел посреди серости леса. – Именем светлого князя Ведомира, вы должны быть доставлены в его величественный град, – промолвил один из воинов, выступив вперед. – К добру иль к худу этот визит? – я сощурилась, улавливая опасность. – Точнее только князь ответить может. – Не нравится мне всё это, – прошептал Ярослав. – Впервые захотелось согласиться, – ответил ему Велемир. – Должно быть дождь пойдет. Рискованно идти с теми, кто наставляет оружие на гостей. В последний раз, попросив у своего измученного тела сил, я ринулась за спину семерым воинам, пытаясь найти их нити, что с миром живых связывают. Получилось неаккуратно, резко. Поцарапалась и пальцы обожгло. Семь человек повалились в снег. – Ловко ты их. Из упавшей в снег сумки выудила пергамент, где приказ написан был. Доставить живыми или мертвыми изменников. – Дурные вести. – И впрямь, дурные, – Велемир заглянул мне через плечо. – В княжество возвращаться нельзя. Навь пустила там свои корни, знала, что единственным нам по силам совладать с напастью.
Глава 11
НЕСКОЛЬКО холодных ночей мы ютились в старой рыбацкой лачуге, которая скрывалась в мрачном и густом тумане. Нечисть перестала выть ночами, покуда действовали наши с ведьмаком знаки.
Думы тяжелые в голову лезли, даже тошно становилось. Ослабла я после Нави, а Ярослав совсем потух. Один только Велемир казался прежним. Да только казался. Подмечала я, что взор его становился пустым и опечаленным, когда он думал, что никто не видит.
Ярослав храбрился, шутки возле печи рассказывал, да рыбачить поутру ходил.
А мне все покоя видение не давало. Мучило оно меня. Как будто что-то важное из памяти украли, вырвали с корнем, и на месте утраченного зияла огромная дыра, что заставляла бесконечно пытаться вспомнить.
Велемир прошлым утром подманил ворона. Магией с ним связь установил и теперь птичьими глазами на мир мог смотреть.
Мара приходила ко мне во снах. Но не говорила, только качала головой и вздыхала.
Но я и без этого знаю, что оплошала. Надо было сразу в княжестве вопрос решить, а теперь ответа могу и не дождаться. Чувствую, как остаток жизни утекает, просачивается сквозь сито и не остается времени, чтобы всё исправить.
– Печальна ты, княжна.
– Печальна я, – кивнула, когда ведьмак рядом сел.
Он положил ладонь на мои подрагивающие руки.
– Не трать нервы попусту.
– Неужто князь с самого начала знал всё? Что из его дома дороги в Навь идут? Или сам он всё и затеял?
– Тут я тебе не подскажу, вот только весь лес прочесывают молодцы князя. Лешего спугнули, теперь хнычет и рычит от злости. Лучше бы ему не попадаться.
– Хозяин леса, а с людьми сладить не может, – пробурчала я, подкидывая дров в огонь.
– Не может от того, что обереги на них заговоренные. На славу работают, сам их мастерил по указке князя.
– Коль попадемся на них, голов не сносить? Иль живыми к князю притащат?
– Живыми или неживыми, но для чего-то надобны ему.
– Зря Ярослава в Навь брали. Тяжко ему. Всё от увиденного избавиться не может. Спит клочками, во сне бредит и стенает, – я поникла.
– Отвара ему нужно.
– Мешочек мой где-то в лесу пропал, а средь снега травы выращивать я не способна.
– Придумаем, как дело решить.
Велемир моргнул и глаза его окрасились черным. В первый раз, я испугалась, но теперь знаю, что он так глазами ворона осматривается.
– Поведай, что видишь, – попросила я, всматриваясь в непроглядную тьму.
– Лес, мавки у прорубей хохочут, молодцы князевы бродят, чуть ли не под каждый куст заглядывают. Далеко от нас. Следы потеряли, да найти никак не могут.
– Хорошо, что силами скрыл лачугу. Не то попались бы в первую же ночь.
– И тебе спасибо, княжна, что помогла.
– Надо с лешим сладить, не то обычный люд пострадать может, – проговорила я.Я улыбнулась, хотя и знала, что не было в том моей заслуги. Смотрела просто, пока ведьмак заговоры шептал и знаки алые выводил.
Я сделала шаг вперед, а он два назад, но споткнулся и завалился в снег.– Не суйся в лес, княжна, – строго ответил ведьмак, блеснув черными глазами. – Нам придется выйти отсюда. – Придется, но пока рано. Пусть княжеское войско след потеряет. В соседнее княжество поедем. – Подбивать одного князя пойти супротив другого? – спросила я, отрывая листочки от веника. – Если другого выбора не представиться, да. То, что было призвано из Нави всем и во всех княжествах угрожает, а как с одним разберется и на следующее перекинется. – Войну затеял, ведьмак? – Рано или поздно это должно закончиться, чем меньше будет жертв, тем лучше. – Ох… – только успела вымолвить я прежде, чем в разум ворвались обрывки видений. Густой туман окутывает лес, воин потеряв что-то важное в кустах копошится. Без этой вещицы голос Нави слышится надрывный. Жить он не должен был. Сейчас нужно последнее дыхание забрать, да Маре передать на суд. – Идти мне надобно, – не своим, а холодным и чужим голосом проговорила я. Велемир внимательно взглянул на меня и нехотя кивнул, отчетливо понимая, что по велению богини выйти из укрытия хочу. Но и леший покоя мне не давал, славно будет, если сладить с буйным удастся. – Княжна, постой! – Велемир нагнал меня возле двери и вложил в мою руку тканевый мешочек. – Что здесь? – Оберег выстругал, чтобы лихо не коснулось, – его губы изогнулись в ободряющей, но короткой и сдержанной улыбке. – Благодарю, – кивнула я, заткнув мешочек за пояс, а после вышла. Вокруг нашей лачуги всегда было тихо, ни птичьего гомона, ни скрипа веток. Просто сплошное ничто. Но когда я вышла за пределы круга знаков, на меня обрушились запахи, звуки, как гром в летнюю ночь. Даже поморщилась с непривычки. Сугробы достигали середины бедра и затрудняли проход по лесу. Мимо пролетела стайка воронов, блестя своими иссиня-черными крыльями. На снегу следы кабанов с потомством и чуть поодаль одинокие человеческие следы разбросанные хаотично. Кто-то очень спешил и я двинулась по ним. На поляну вышла скоро. Там мужчина, раскапывающий белыми от обморожения руками со скрюченными пальцами снег, лихорадочно что-то ища, всхлипывал от боли, дыша на ладони. – Потерял что-то? – спросила я, склонив голову. Мужчина встрепенулся и посмотрел на меня, вскакивая с колен. Под глазами его залегли темные круги, лицо вытянулось и осунулось, как у тех, кому осталось немного. – Не тебя ли князь ищет? – прищурился он, оглядываясь, верно в поиске подмоги, но в лесу мы были одни, если не считать зверье и нечисть.
– Да кто ты такая, чтобы решать кому жить, а кому умирать?– Искал-то что? – Тебя не касается, – зло прошипел он. – Без этой вещицы, твоё время сочтено. Но жил ты за счет другого, а так не положено. С богами спорить вздумал? – я показала ему потасканную красную тряпку с вышивкой, которую нашла пока шла к поляне. – Отдай! – взревел он. – Прожитые тобой годы тому, у кого ты их украл не вернуть. Но и жить дальше тебе не позволено.
В силках неподалеку застряла куропатка, я подобрала её, умирающую от холода.Позволив силе, которой наделила меня Мара, выйти наружу, я раскинула руки в стороны и пальцы засветились призрачным светом. Он хотел мне что-то сказать, но только беззвучно открыл рот в немом крике. Воспользовавшись его замешательством, я подскочила к нему, схватила за волосы и запрокинула его голову, заставляя сморщиться. Прежде мне никогда так сильно не хотелось причинить боль живому существу. Даже когда меня чурались деревенские, даже тогда я оставалась терпимой. Мне не хотелось все сделать быстро, как с тем стариком, тут же хотела растянуть его страдания от скорой гибели. – Кто дал тебе это? – я потрясла тряпицей перед его лицом, крепко держа его за волосы, не давая возможности вырваться. – Ведьма научила, как можно жизнь продлить. – Дальше, – я оттянула его голову. – Сказала, что недруг мне годы свои отдаст, а болезнь моя отступит, только завсегда вещь эту при себе держать я должен. – Кто эта ведьма? – Не знаю, лица её не видел, но голос был красивый. – Помогла она тебе? – с издевкой спросила я. – Помогла, – моргнул он. – У скольких ты забрал жизни? Кто из-за тебя в старцев немощных обратился раньше срока? – У… многих, – прохрипел он. – Для чего княжеское войско меня ищет? – жестко спросила я, оттягивая его голову почти до хруста. – Не сказано, не велено знать, только привести. – Может ты подумаешь? Для чего и куда привести? Он мне не ответил. Я отбросила тряпку подальше, и нащупала нити, что с миром живых гнильца соединяют. Оборвала их резко. Ладонью собрала последний вздох, который цветом был, точно грязная жижа по весне. Оттолкнув обмякшее тело от себя, я тряпку подобрала и двинулась дальше. Хозяина Леса встретить надобно, уважить и успокоить.
Он был высокого роста, с искривлённым телом и длинными, узловатыми конечностями. Кожа лешего была серая и морщинистая, покрытая пятнами мха и лишайника. Из спины торчали ветки и сучья, подобно старому дереву.– Ты, кто хранит тайны лесные, – начала я нараспев. – Кто в чаще тёмной бродит один, – услышала, как заскрипели ветки. – Явись предо мной, владыка силы, – на мгновение всё смолкло. – И услышь мой тихий зов, – закончила я, выставив вперед руку, окропив кровью куропатки снег. И когда я обернулась, за спиной уже стоял Хозяин Леса.
Рот чудовища растянулся в зловещей ухмылке, обнажив острые зубы.
– Вижу… не забыты порядки старые, тошно мне.Леший одет в лохмотья, сотканные из паутины и листьев. На его шее висело ожерелье из костей и зубов животных, а на поясе – ржавый кинжал. – Здравствуй, – поклонилась я. – Ведьма, – прошелестел он, подобно листьям на ветру. – Пришла уважить тебя, лесной хозяин.
– От того что люди ходят по лесу?
– Пугают зверье, кричат и что-то ищут, а подобраться к ним нельзя, знаками обложились…
– Лес вырубают, Навья скверна лезет, заражает… – он взвыл и сжал узловатые кулаки.– Знаю об этом, знаю. Один из них беспокоить тебя больше не станет, – я кивком указала на лежащее в сугробе тело. – Заберу с собой, будет почвой для детей моих, благодарю… щедрый дар оставила ты мне, ведьма… благодарен. Леший передернул плечами и скривился, совсем как от боли. – Что-то случилось?
– Богами от тебя смердит, ведьма. За щедрый дар хочу совет дать. Внимательнее будь, всё не то, чем кажется…– С Навью разберемся, осталось немного подумать.
– Пора мне. И просьбу твою услышал…– Благодарю тебя, лесной хозяин. Но попросить хочу, не трогай тех, кто лесу зла не желает.
Возле ветхого домишки прямо через снег проросли травы, которые ведьмы, подобные мне, в заговорах и снадобьях используют. Силен ведьмак. Даже посреди лютой зимы может жизнь взрастить.Леший подошел к телу, с хрустом погрузил в него сучковатые пальцы и взвалил его себе на широкие плечи, а после двинулся дальше в лес. Он не шел, а будто плыл несмотря на могучее и тяжелое тело, почти не оставляя следов. Мог бы обернуться зверем, но предстал в истинном обличье. Неужто слаб стал лесной владыка? Или из-за Нави все? Над ухом каркнул ворон, и я двинулась обратно в лачугу. Велемир стоял за кругом, скрестив руки на груди. Ну, точно увидел, что я к лешему отправилась вопреки уговорам. – Могла бы и не сладить с ним. Навьи сети повсюду раскинулись, опутали всех существ, – процедил он сквозь зубы. – Но сладила же? – я тоже скрестила руки на груди. – Травы я вырастил, свари отвар, – холодно бросил он, возвращаясь в лачугу. Он не смотрел на меня. Зол был, что я наставлениям его не внемля, ослушалась. Зато лешего задобрила. Пусть дуется, пройдет.
В старой рыбацкой лачуге, где стены хранят воспоминания о былых временах, я готовила отвар из трав: зверобоя, пустырника, дурман-листа и ведьминой удачи.
Травы я положила в котелок, залила ключевой водой, заговоренной пятью заговорами, разожгла огонь и принялась ждать, пока вода не закипит.
Когда вода закипела, я процедила её через тряпицу и перелила в глиняную чашку.
Закрыв глаза и вдохнув ароматный пар, я представляю бескрайние просторы, где волны танцуют, солнце светит ярко, а ветер шепчет древние сказания.
Напряжение уходит, мысли становятся ясными и спокойными. Этот отвар – настоящий эликсир, восстанавливающий силы и приносящий гармонию в душу.
– Ярослав? – крикнула я в окно.
– Сияна? – отозвался он, как будто помимо меня здесь еще есть девушки.
Даже противиться не стал, верно и впрямь Навь его мучала.– Выпей. – Странный чай ты заварила, – он сощурился, разглядывая что-то на дне глиняной чашки. – Отвар это. От хладных прикосновений Нави избавляет. – Спасибо, – кивнул он и залпом осушил напиток.
– Доброе снадобье никогда вкусным не бывает, – ответила я. – Для равновесия.Скривился Ярослав, рот вытер и прорычал что-то. – Ну и гадость, – часто-часто моргая и откашлявшись проговорил он.
– Я поговорить хотел, – неожиданно серьезно сказал он, посмотрев на меня своими яркими глазами. – Расскажи, как жила, что приключилось с тобой? Отчего отец о тебе не говорил?
– Одним рассказом тут не обойтись, – пожала плечами я.
– Торопиться нам некуда, покуда следы наши свежие.
Вздохнула я тяжело и кивнула:
– Будь по твоему.
***
Горит костер алым пламенем, которое играючи вздымается до небес. Самый светлый день в году несет за собой множество возможностей.
По всей деревне горят малые костерки в которых сжигаются травы, а посреди общины разожгли исполинский костер, через который будут вскоре прыгать, чтобы сжечь путы темных духов.
Я сидела чуть поодаль, смотря как матушка наставляет старушку, которая мучилась болью в колене. Травы заговоренные ей даст, наверное, прикажет отвары из них варить.
Матушка всё может. Её сила велика, но не показывает этого. Знает, что простой люд боится проявления такой мощи и держит себя в узде.
С малых лет я напросилась к ней в помощники. Чтобы обучиться ведовству и волшбе. Нравилось мне с лесными духами дружбу водить, только местные от этого пуще прежнего меня сторониться стали, пальцем тыкали и слова недобрые в спину шептали.
Весело и забавно было у мавок учиться косы плести.
– Такой косой ты смертного задушить можешь, если слова правильные сказать и ни один топор косы не повредит!
Мавки часто хихикали и от этого речь их казалась переливом ручейков. Мне они не вредили, но мужиков во хмелю топили нещадно.
Если слышится девичий смех и шлепок по воде, то не помочь попавшим к ним уже. Смехом празднуют нового гостя.
Пару раз, вопреки наставлениям матушки, я проводила русалку Росяну на праздник. Вот и сегодня тоже. Умерла она не здесь, в другой деревне, да по течению к нашей прибилась. Нравилось ей на жизнь смотреть, что ей теперь была недоступна.
Недавно кузнец ей наш приглянулся, но подойти к нему она страшилась. Боялась навредить.
Смелости сегодня набралась она, в платье моё вырядилась, которое мне пока не по размеру, косы заплела и неловко топталась возле кузни. Покивала я ей, чтобы смелее была, и она в ответ широко улыбнулась.
Тут же замахала я руками и одними губами проговорила:
– Зубы…
Она ойкнула и спрятала острые зубки ладошкой.
Плотью они питаются. Но кузнец ей интересен не как сытный ужин.
Я одобрительно кивнула и снова уставилась на огонь.
Закрутился шумный хоровод, руки ко мне потянулись. Я протянула свою ладонь и вихрь унес меня с собой. Веселье струилось по жилам, зажигая тело. Разглядела улыбающееся лицо матушки, которая покачала головой.
Она готовила новый жертвенный костер со старостой деревни, а согбенные жрецы кланялись до самой земли, готовясь к ритуалу душ.
Дикий крик прервал веселье, распахнулись двери кузни. Окровавленный кузнец Волош, держась за истекающую алым шею, упал на траву, пытаясь отползти от того, что в кузне его ждало.
И я знала, кто… Росяна…
Матушка сразу платье моё на ней приметила. Строго зыркнула на меня, пригрозив кулаком, пока деревенские не видели.
Сжалось у меня внутри всё.
– Я же её… там…сам… – хрипя и булькая кричал кузнец.
– Кого? – нарочито ласково спросила матушка. Делая вид, что не заметила, как через черную дверь вышла девушка в алом сарафане.
– Её, – он тыкал в пустую кузню.
– Но там же никого нет, – зашептались местные.
– Точно, рехнулся от жара вечного, – кивнул кто-то.
– Мстить пришла зараза окаянная, злится, что в реку бросил, – прорычал кузнец, пережимая рваную рану на шее.
– Девушка та…, что в реке нашли. Неужто кузнец наш её… – пробежался новый шепоток.
– Ничего с ней не сталось! – возмутился Волош.
– Пусть через костер прыгает, коль невиновен! Боги его судьбу решат! – почти единогласно приняли решение и окружили кузнеца, заставляя его встать.
Толкали его к жертвенному костру, богам молясь.
Нерешительный жест кузнеца, стал для него приговором. Окружили его деревенские, крича и толкаясь, вынуждая через костер перепрыгнуть.
Он медленно поднялся на ноги и прыгнул. Костер, горевший до этого спокойно и размеренно впал в неистовство, будто бы руками цепкими схватил кузнеца за одежду, потянув к себе, поглощая его пламенем. Кричал мужчина, пытаясь вырваться, кожа на лице и руках вспузырилась. Глаза помутнели, покраснели, какой-то корочкой покрылись.
Несколько раз дернувшись, мужчина замер.
Из его раскрытого рта потекла черная жижа. Метка проклятия, оставленная той, чью жизнь он забрал.
А Боги забрали его собственную.
– Сияна, – строго позвала меня мать.
Я выпрямилась.
– Домой иди, да не оглядывайся. Незапланированная жертва всегда к худу. Я здесь останусь, обряд нужно провести.
Моё двенадцатое лето началось с несчастья.
Побежала я домой, когда почувствовала, что лихо за мной гонится недоброе. Не мавки и русалки, а что-то темное, жаждущее крови.
Заперла двери и ставни, зажгла свечу из жира медвежьего и села рядом с ней, дожидаться особенного стука матушки.
Запах жженой плоти и волос въелся в одежду. Кошмары наяву мучали, стенали духи возле дома, завывали проклятые волки.
Росяна так и не пришла. Может, месть свершилась и упокоиться она смогла, перебравшись в Навь навсегда?
В тревоге просидела я до первого крика петуха, а с ним и матушка явилась. Не сказала мне ни слова, прошла к бадье с колодезной водой, умылась. Устало покачала головой и легла спать.
После обряда нельзя ей говорить три дня и три ночи. Поведает ли мне о таинстве обряда? Научит ли?
Какой из богов забрал кузнеца? Или не Боги это были вовсе? Знали ли боги о том, что часто кузнец звал меня к себе, каждый раз злясь на мои отказы?
Тринадцатое лето было ярким, до самой ночи пряталась я у мавок с лешачатами, которые только народились. А потом меня находила матушка и мучала меня грамотой, да манерами досаждала.
Учила не горбиться, держать спину. Рассказывала, как в разговорах себя вести. Изводила меня всячески.
Этим днём я тоже желала сбежать из-под пристального надзора, но едва переступила порог, как услышала недовольное покашливание за спиной.
Готовилась услышать, что снова надо сесть за стол и смотреть на пергаменты, пока не сдурею. Но матушка покачала головой и устало проговорила:
– Помоги мне с травами сегодня, сил совсем нет, даже узелок завязать не могу.
Я кивнула и села на лавку, придвинув корзинку ближе. Среди привычных растений и цветов нашла те, которые мне были незнакомы.
– А эти? – я указала на собранный, но пока не перевязанный мной, пучок.
– Их можешь вместе сложить. Полежу немного… – сил у матушки осталось едва-едва.
Это был не первый раз, когда я за неё испугалась. Сколько бы не упрашивала её не ходить в Навь, всё одно. Тяжело мне было смотреть на неё, поникшую, уставшую. А ещё тяжелее было ей. Но всё равно она мир живых покидала, храбрясь без конца, будто последствий никаких не было. А они точно были, я чувствовала. Силами, что благодаря отварам приобрела.
Хоть мать строго запрещала ими пользоваться, я всё равно по чуть-чуть выпускала волшбу.
И так меня поражала смена ощущений. Запахи, цвета… всё иным становилось, будто и я сама тоже иная была. С духами лесными говорить проще было, даже с самыми дикими.
Казалось, что и с богами разговор держать смогу. Но думалось мне иногда, что не одобрят они, если юная ведьма говорить с ними станет, потому и не пыталась особо. Пока рассказ о боге, что за двумя мирами присматривает, не услышала случайно.
И стала я грезить им. Не желала я княгиней становится. Хотелось мне в лесу жить, подальше от мирского, быть с лесными существами на равных, оберегать их. Ведь не просто так они людей не любят.
Пока думала обо всём этом, уже корзину полную перебрала, осталось только развесить над печью.
Матушка металась во сне, как в горячке. На лбу испарина бисеринками выступила, лицо побледнело, черты заострились, а губы пересохли.
Собрала я отвар из того, что знала, силу в него свою вложила и матери испить дала, когда на краткий миг она в сознание вернулась.
Нельзя так делать, но очень боязно мне за неё было. Как я без неё жить смогу? Никого, кроме неё у меня не было.
– Спасибо, – прошептала она, погладив меня по голове ослабевшей рукой.
– Не ходи в Навь больше, – проговорила я, но матушка уже не слушала.
Весь вечер и всю ночь смотрела, как она дышит. Боялась, что коль отвернусь, так перестанет. До самого утра глаз не сомкнула.
Боязно за неё было, даже когда она проснулась, я всё равно пристально следила, пытаясь первой заметить, что что-то не так.
– Чего не спишь? Всю ночь поди просидела, иди отдыхай и за пучки спасибо, аккуратные они у тебя.
– Не хочется, – медленно моргнув, соврала я. Спать всё же хотелось. Глаза слипались и казалось, что я усну прямо на лавке, если моргну дольше обычного.
В животе заурчало и мама улыбнулась.
– Сейчас приготовлю что-нибудь.
Она поставила на стол приятно пахнущий горшок из печи. Но вопреки желаниям тела, разум отказывался признавать, что я была голодна.
Для вида покопалась ложкой в тарелке, пожевала пару грибов и встала из-за стола.
Не помню как дошла до кровати, чтобы проснуться от кошмара, связанного со смертью матери, которая в этот раз не смогла вернуться из Нави.
И так было каждый раз, сколько себя помню. Считать дыхание, прислушиваться в ночи к сопению, чтобы подскочить, если станет совсем худо. Только бы успеть…
С тревогой провожала её взглядом, уходящую за порог, а когда совсем было невмочь, то хватала её за подол юбки и страшно голосила, но и это не действовало. Оставалось только вздыхать да всем богам мольбы возносить.
Глава 12
ВЕТРА нещадно били в стены нашего скудного домишки, выл ветер и в печной трубе почти человечьим голосом.
– Не ходи в лес сегодня. Чую недоброе.
– Жертву, матушка, оставить я хотела.
– Хозяину лесному? – сверкнула она глазами, будто насквозь замыслы мои видеть могла.
Кивнула я аккуратно, пока косу перед зеркалом заплетала.
Не только Хозяин леса дара моего ждет. Не ему одному я прийти обещалась.
Сегодня моя пятнадцатая осень, скоро по древнему поверью Велес себе невесту искать будет. Улыбнулась я своим мыслям. Долго грезила о нём я, каждую осень подношения ношу. Не замечает Он моих стенаний.
А ежели получится? Что тогда? Что скажет матушка? Она растила меня, как будущую княжну. Прокляла в сердцах она отца моего, чтобы тот отпрысков породить больше не мог, чтобы я одна его наследницей стать могла.
– Краше тебя на всем свете не сыскать, – матушка провела рукой по моей голове.
Улыбнулась ей.
– Самой красивой княжной будешь, – продолжила она.
Улыбка моя вмиг потускнела.
Не хотела я править, не желала княжной становиться. Всё не понимала, отчего же матушка обиду эту не отпустит, легче ведь станет. Разговоры об этом с ней ничем добрым не заканчивались, сердилась на меня за расспросы и в Навь за новыми травами уходила. Каждый раз тревожилась я, что не вернется она оттуда. Упрашивала не ходить. Но непреклонной матушка была, своенравной и коли решила, то так и будет.
– Пойду. Лес меня знает, матушка, да и я себя в обиду не дам.
– Ступай, но если недоброе почуешь, воротись назад, – она пригрозила мне пальцем и выпустила мою косу из руки.
Подхватила я корзинку с подношением лесному владыке, но не в лес пошла, а в курятник. Надо было живую птицу изловить и в дар оставить Велесу, чьего внимания я так давно ищу.
Лесной владыка не отозвался на мой зов, но корзинку на камне алтарном я ему оставила, а сама двинулась дальше. В густую и темную часть леса, где боги лучше всего мольбы слышали.
Не зря я выбрала время позднего вечера. Солнце уже зашло, а луна наполняла лес таинственным светом.
Шла медленно я, пытаясь унять бушующее волнение в груди. Путь держала в священное для почитания богов место. Небольшой заброшенной поляне в самом центре леса, которую высокой и неровной стеной окружали деревья.
На земле уже была расстелена вышитая мной заранее холстина с символами и знаками, которые обещания означают.
Аккуратно опустила сонную курицу на холстину, побрызгала её водой из чистого источника, являющее собой очищение. Чашу с молоком и медом поставила рядом.
Разложила принесенные травы: шалфей, зверобой и полынь, которые священными считаются.
Подняла я руки к небесам, глядя на яркую луну.
– О, Велес, великий покровитель лесов и полей Яви и Нави! Услышь мольбу мою, просящую руки твоей смертоносной. Как птица в небе вьётся, обреченная на мечту, так и я пред тобою от всей души взываю, услышь меня…
Вздохнув поглубже, продолжила я:
– Прими жертву мою, зов сердца живого услышь, мужем стань моим!
Когда последнее слово мольбы слетело с уст, я склонилась бережно обняв курицу, прося прощения за жертву.
Остро заточенным клинком окропила кровью холстину, и задрала голову вверх.
Снова ветер поднялся ревущий, трепал косу мою длинную, пытался сквозь платье в душу проникнуть. Но прекратился он быстро, а Велес не ответил, только смех мне в ветре почудился.
Богов рассмешила, но хоть не разгневала. Я вздохнула, встала с колен и поплелась обратно домой.
Услышал ли Велес? Был ли ветер этот знаком?
Благословения ощутить я не смогла, а значит зря сюда пришла. Теперь по темноте дорогу домой искать.
– Провести? – кто-то хихикнул у ручья.
– Мысли мои подслушиваешь? Нехорошо, – покачала головой я.
Обнаженная девица, выскочила из ручья и хихикая, потянулась к моим волосам.
– Точно наши так красиво плести научили, – она провела рукой по переплетению прядок и громко свистнула.
– Значит, не буду тебя топить, раз с нашими водишься, – расстроенно протянула она, наду пухлые губы. – Но так бы ты хорошо смотрелась на дне меж водорослей…
Свистнула она ещё раз, хитро прищурившись. То было какое-то особенное учение. Прежде от ей подобных такое не видела.
На свист её явились светящиеся души. Верно тех, кого она лично утопила, привязав к себе.
– Сама доберусь, – отмахнулась я. Кто знает чего она за помощь попросит?
– Просто так подсобить хочу, без злого умысла, – обиженно выпятила губу и вздохнула.
– Так и быть, – сдалась я, не то она меня до смерти заболтает.
– Женой бога стать желаешь, – она рассмеялась.
– Тебе бы помалкивать, – угрожающе я сжала кулак, на котором заискрились отблески пламени.
Мавка хихикнула и ускакала в чащу, оставляя меня со своими душами наедине.
Теперь всем разболтает о том, что видела. Ну и пусть.
– Баньку я истопила, поди очиститься. Верно гадость лесная налипла.Матушка уже ждала на пороге с хворостиной. Подумала я, что отлупит она меня, пока она слова не произнесла особые, чтобы души прогнать неприкаянные. – Всё ещё с мавками водишься, – пробурчала она недовольно. – Вожусь, – склонила голову я. – Хорошей княжной станешь. И с людьми сладить сможешь и с духами лесными, – одобрительно покачала головой, а я совсем сникла. Не желаю я княжной становиться. Не для меня это.
Кивнув, оставила матушку в сенях и вышла в прохладную темноту.
Ветер колыхал подол платья, щекоча и заигрывая, а на душе у меня царила тоска. Хочет видеть меня владычицей, но не любо мне это, тошно.
Князя прокляла, чтобы детей кроме меня не смог породить. Жестоко это. Пусть и сердце её любящее разбито было. Разве можно так?
Со скрипом отворила дверь, зашла в жаркую баню и скинула одежду.
Выходить не хотелось. Даже когда пот крупными каплями стекал по лицу, шее, миновал ложбинку между грудей. Думы унять я не могла.
– Тошно, – прошептала я, пряча лицо в ладонях.
Выпарить мысли эти нельзя было, хоть и желала этого. Может студеной колодезной водой смыть их получится?
Подняв ведро над головой, окатила себя ледяной водой, даже не вздрогнув. Распаренное тело мигом согрелось.
Наспех вытерлась и в чистое льняное платье влезла, волосы наскоро причесала гребнем без одного зубца и в косу их заплела.
Когда в дом я вернулась, уже горела только одна свеча, а в её свете матушка плела венки из навьих трав. Снова надеть их попросит, чтобы силу я их впитывала.
Да вот только применять мне полученное строго настрого запрещалось.
– Спать ляжешь? – спросила матушка, не поднимая головы.
– Лягу, – ответила я.
– Отдыхай, цветочек, – ласково проговорила она, продолжая плести.
Но сон ко мне не шёл. Тяжелы мысли были, не укладывались в голове. А если сбегу? Что с матушкой станется? Нет, не могу я её оставить. И разочаровать её тоже не могу. Выполню всё, что уготовано, может тогда она снова счастливой станет?
Одеяло казалось слишком тяжелым, ещё больше давило на меня. В печи потрескивали сухие поленья, а сыроватые пищали, будто от боли.
Когда сон всё же окутал меня своей туманной пеленой, пригрезился облик мужской, но не человечий, не мирской, а иной какой-то.
Лица его не разглядеть, за темными волосами спрятался. Руны на теле светились призывно, дотронуться хотелось.
Чувствовала силу его неизмеримую, голос слышала в голове, но слов разобрать не могла.
На бедрах его повязка была, плечи широки, статный. Красивый, должно быть. Но стоило мне шаг к нему сделать, как растворился он, будто и не было его никогда.
Проснулась я тут же от крика петуха. В жар меня бросило, как виденье вспомнила. Неужто ответило божество на мольбы мои?
Приложила ладонь к влажному лбу и села в постели.
– Сияна, – твердо произнесла моё имя мать, зло сверкнув яркими глазами. – В лес больше ни ногой.
– Отчего?
– Не тем ты там занимаешься. Дури в тебе много, глупая ещё.
Она хлопнула дверью и я вздрогнула. Мавка выдала, не иначе.
А как узнать, принял ли Велес мою жертву?
Щеки заалели и решилась я снова пойти в лес, вопреки указанию матушки. Надо узнать, что с алтарем-жертвенником сталось.
Воздух подле меня загустел, едва к двери я успела прикоснуться. Но сколько бы не дергала ручку на себя, даже петли не скрипнули. Заперла меня матушка ворожбой.
Ни в лес, ни к реке не сходить. От скуки принялась травы раскладывать. Потом точно осенило меня, к окну ринулась, но и на нем чары матушкины были. Ни сквозняка в душной избе, ни дуновения ветерка, точно в бочке засмоленной.
Злилась я, и на себя и на мавку глупую.
Встречу в следующий раз – язык отрежу, чтобы неповадно было.
Матушка вернулась ближе к ночи чернее самой грозовой тучи.
– Случилось что? – осторожно спросила я, сминая подол домашнего платья.
– Богов рассмешила ты только, – кинула в меня тряпицей красной, где вышивка моя была, а теперь только пустое переплетение ниток.
Я покачала головой и вернулась к травам, которые уже связывала в пучке, да над печкой развешивала по готовности.
– Завтра уйду в деревню, ты останешься. Да без глупостей тут, – сердилась она на меня.
Но думаю, всё равно попытаться стоило. Обиднее было бы, если б не попробовала и до конца жизни в сомнениях жила.
– Принести тебе чего-нибудь? – матушка явно смягчилась и поинтересовалась нежным голосом.
Я покачала головой.
Не нужно мне ничего, тоска по жизни упущенной сердце съедала.
– Как знаешь, – она погладила меня по голове и потушила свечи взмахом руки, оставив всего одну, чтобы я работу могла закончить.
Значит, сон тоже насмешкой был, глупостью.
Тяжелый мешок давил на плечи, с каждым шагом отбивая ритм по спине. Лес шумел над головой, советуясь со мной. Стволы деревьев, окутанные мхом, казались гигантскими стражами. Из дома под предлогом раздачи оберегов улизнула.
Холодный воздух, пропитанный запахом прелой листвы, щекотал нос, вызывая слезы на глазах. Не чувствовала я усталости. Мои ноги, казалось, двигались сами по себе, ведомые чем-то неподвластным разуму. Выбиваясь из сил шла к старому алтарю, где в последний раз смогу поговорить с Богами.
В памяти всплывали образы детства: матушка, усаживаясь на лавку у печи, шептала о божествах, что живут в лесу и охраняют его. О Перуне, громовержце, что посылает грозу и молнию, о Велесе, покровителе лесов, животных и мира мёртвых, о Мокоши, богине судьбы и земледелия…
Тогда я верила всем её словам. Ведь матушка ворожить могла, да в Навь, как к себе домой ходила. Верила в то, что они услышат мольбы и помогут в трудную минуту.
Сегодня я шла проститься. Вернее… шла я, влекомая пустой надеждой получить ответ. Пусть боги смеются надо мной, но знать я буду, что услышали… что услышал он предложение моё.
– Надо же, до чего наивная, – раздался мелодичный и звучащий, как перелив ручейка, голосок.
– Опять ты, – я пригрозила мавке кулаком.
– Глупая, всё замуж за бога хочешь, – она рассмеялась и нырнула в кусты.
Знаю, что она меня матушке выдала, больше некому. Надо было её изловить и огнём напугать, чтобы за языком следила.
Идти оставалось недолго. Вскоре я увидела его – старый алтарь, покрытый мхом и лишайником. Каменные фигуры богов, из которых когда-то высекали огни, стояли подле него безмолвными истуканами. А когда-то с ними советовались, им поклонялись, но забытые во времени теперь и только я их навещаю.
Воздух над алтарем всегда какой-то особый, тяжелый, пропитанный запахом смолы и земли.
Я поднялась к алтарю, опустилась на колени и закрыла глаза. В тишине леса я почувствовала присутствие чего-то невидимого, могущественного.
Шёпотом я произнесла слова силы, чтобы до богов достучаться.
– Коли услышал мою мольбу, коли жертву от меня принял, так ответь мне, стану ли я твоей женой?
Я открыла глаза, но ничего не увидела. Только листья дрожали на ветру, неприкрыто посмеиваясь надо мной.
– Что ж… прощай, – шепнула я еще раз, встала с колен и на тропу к дому вернулась.
Надо было успеть до матушкиного возвращения. Без позволения из дома я улизнула. Рассердится она. Верно думает, что зря меня отварами из навьих трав поила, зря грамоте обучала.
Ответ я свой получила, а значит, волю матушки придется исполнить.
С самого детства растила она меня, как замену князю. Против собственного желания всему я обучена. Но ворожить мне нравилось.
Горько вздохнув, перехватив мешок потуже, в сторону деревни направилась.Вот и сейчас, огоньком на ладони дорогу себе освещаю, чтобы об корни деревьев старых не споткнуться. Значит, суждено так.
* * *
Туман, густой, как пар над кипящим котлом, клубился над деревней. Небо, цвета вороньего крыла, висело низко, грозя дождями. Ветер, холодный и сырой, пробирал до костей, гоняя по земле опавшие листья.
В избе, освещаемой лишь мерцанием свечи, за столом у окна сидели двое.
Мужчина с морщинами, как на старом дубе, отхлебывал из кружки явно что-то крепкое и непрестанно морщился. Напротив него, задумавшись, сидела девушка. Она была одета в простую льняную рубашку, волосы спрятаны под платком, но глаза ее горели ярким, нечеловечьим огнем.
В лесу призвал он меня, попросил меня заблудшую дочь вернуть в реку, которая совсем от рук отбилась.Подглядывать нехорошо, но духи лесные уж очень сильно в людские дела вмешиваться стали. По просьбе Хозяина Леса здесь я.
Желая подобраться поближе, споткнулась о тыкву, выставленную дозревать.
Девушка мигом зоркнула на меня, злобно сверкнув глазами.
– Отойду, родной, – не проговорила, пропела и выплыла из избы.
– Ну, здравствуй, – усмехнулась я.
– Чего забыла? – она скрестила руки на груди, поблескивая блестящей чешуей на запястьях.
– В реку воротись, пока беды не сталось.
– И не подумаю, – она рассмеялась переливом ручейков.
– Лесной Хозяин велит, – с нажимом я проговорила.
– Пущай велит, но я здесь останусь.
– Не проживет он с тобой долго, все соки из него выпила, – я покачала головой. – Вон посмотри, – на окно я указала. – Как старец глубокий выглядит, а даже тридцать зим еще не справил.
– Не вернусь. Долго мы в разлуке были, теперь иначе станет!
– Не станет. В реку живо, – я потянула её за руку, но она выскользнула. Только тина на пальцах моих осталась.
– Его оставлю, если поиграешь со мной, – хищно улыбнувшись, оскалила она острые зубы.
– С русалками в игры не играю, – я тоже скрестила руки на груди.
– Развеселишься, – хихикнула она и испарилась.
В избе погасла свеча и раздался треск упавшей на пол глиняной кружки.
Утащила все-таки. Совсем Хозяин Леса их разбаловал.
Замерла я, глубоко вдохнула, к ощущениям прислушиваясь. Среди камней под сосной спрятано что-то было, сила от предмета исходила неживая. Пригодится. Я сунула находку в корзину.Вздохнув, покачала головой, прихватила веточку полыни и направилась в туман, к реке.
Услышав всплеск, я подошла ближе и увидела, что в воде, рядом с русалкой, лежит мужчина. Был бледен он и недвижим, а от его тела к русалке тянулись тонкие серебристые нити.
– Найти-то ты нашла, но веселье ещё не закончено, – она хихикнула и хитро прищурилась. – Если не успеешь предмет отыскать, погибнет мельник.
– Этот? – я достала из корзинки с полынью гребень русалочий.
– Умеешь играть, – обиженно прошептала русалка.
– Не впервой в русалочьих забавах участвую. В реку вернись и больше к людям не выходи.
Русалка, явно и неумело сдерживая всплеск ярости, замерла, глядя на меня, точно кошка сверкая глазами. Только не шипела.
– Всё равно его заберу, мил он мне! – с диким хохотом она кинулась к умирающему мужчине, но я успела знак огня начертить, что русалку задержал.
– Нечестно играть вздумала? А что сестрицы твои на этот счет скажут? Может разбить мне гребень твой драгоценный?
– Нет! – взревела она. – Уйду!
С этими словами она нырнула в воду, исчезая в глубине реки.
Встав с корточек, огляделась я по сторонам. Не видела больше русалки, но остро чувствовала её присутствие в воде, в воздухе. Ощущала взгляд её тяжелый на себе.
Кое-как вытащив мужчину из воды, прислушалась к его дыханию. Жив. Слаб очень, но жив. Будет знать, как с русалками водиться.
– Хозяин леса, подсоби, – шепнула я дубу, и через мгновение с треском кустов на берег вышел парень молодой.
– Донесу, – кивнул он.
Ловко перекинув его через плечо, он за мной следовал к деревне.
– Разбаловал ты их, равновесие нарушают, – покачала я головой.
– И то верно, разбаловал.
Больше мы не говорили. Если бы матушка услышала, как я с Хозяином Леса беседы веду, тотчас стукнула бы меня по лбу. Решила бы она, что я неуважение выказываю, а я так не чувствую, точно своя я ему. Проще мне было с подобными мне водиться, чем с людьми разговаривать.
А в матушке от человека больше, оттого и стелется перед ними.
У черты деревни он скинул обмякшее тело и исчез в лесу, оставив после себя запах прелых листьев и влажной листвы.
Накрапывал дождь, я постучалась в первую избу и сбежала. Местные и так не жалуют меня за то что с духами с малых лет вожусь, совсем заклюют, когда мельника рядом со мной увидят.
Шутки русалок только для них кажутся смешными. Ради забавы топят людей, пугают до немоты, морок наводят и жизнь из них высасывают.
С каждым летом они становятся все злее, как будто подначивает их что-то.
Домой дошла я еле волоча ноги. И из меня силы подъела гадина.
– Сияна? – матушка вышла с пучком свежих трав в руке.
– Русалка, – бросила я, показывая потемневший пучок травы, а после уселась на лавку, прислонившись к стене.
***
Солнце, уходящее за горизонт, окрашивало небо в багряные и золотые тона, каждый вечер оно прощалось с землёй, уступая место ночной мгле. Посредине деревни стояла рос старый дуб, его ветви тянулись к небу. Именно там, в тишине закатных сумерек, собирались жители деревни на осенний обряд благодарения.Летело время и вот настала моя семнадцатая осень. В зеркале статная девица отражалась, вразрез с тем, что на душе у меня творилось. Хотелось убежать, спрятаться, да бесполезно всё это. Матушка и из-под земли достанет. До того тошно мне было слушать бесконечные разговоры о княжестве, о плане её. – Вот войдешь ты в украшенные залы и все сразу поймут кто пред ними, – начала она. – Нос у тебя точно его, а ну не горбись! Осанку держать надо, – она легонько стукнула меня по спине тыльной стороной ладони. Я вздохнула, улыбкой натянутой, вымученной ответила. – Пора, – качнула головой мать в сторону двери. – Пора, – кивнула я.
Стояла я рядом с матерью, её лицо было озарено пламенем костра. Она держала в одной руке большой кусок хлеба, испеченного из семени нового урожая, а в другой дубовую ветку, на которой была вырезана руна ᛟ.Деревенские уже разожгли костер, пламя которого танцевало в такт вечернему ветру. Женщины в ярких платьях с вышитыми на рукавах рунами держали в руках венки из осенних цветов и плодов. Мужчины в меховых куртках держали в руках керамические кувшины с медом и вином. Дети бегали вокруг дерева, смеялись и пели старые песни, давно минувших дней.
– О великий Род, благослови нас в эту холодную зиму!"– прокричала мать, подняв дубовую ветку вверх.
– Благослови нас, Род!В ответ ей прозвучал хор голосов всех жителей деревни:
Чувствовала я, как сердце наполняется волнением. Любила я эти осенние обряды, они напоминали о корнях, о том, что я есть часть чего-то большего, чем просто смертное существо.
– О великий Род, пошли нам здоровье и изобилие, защити нас от злых сил, дай нам силу и мудрость! – продолжала мать.
Я в ответ кивнула и бросила кусок хлеба в костёр, как жертву богам. Смотрела, как пламя охватывает хлеб, и представляла, как и моя собственная, невысказанная молитва достигает ушей богов.
Все женщины деревни подняли вверх венки из цветов и плодов. В ответ им все мужчины подняли вверх кувшины с медом и вином.
Я чувствовала, как моё тело наполняется силой и теплом от костра, от голосов людей, от обряда.
Обряд закончился, и все жители деревни расселись возле костра, подбрасывая в него поленья, шепотом произнося пожелания.
– Ряска…тина…холод, – задыхаясь ответила ей женщина. Она склонила голову. Черные, как вороново крыло, косы рассыпались по плечам, скрывая заплаканное лицо. Длинная рубаха из грубой ткани, перехваченная поясом, была мокрой от слез.Пока матушка травы для старушек заговаривала, мне почудилось будто зовёт меня кто-то еле слышно. Обернулась я, но никого не заметила. Все были своими делами заняты. Следом прикосновение к щеке, едва уловимое, точно ветер прядку колыхнул. Но тишь стояла, ни дуновения. Может боги со мной так говорят? Как узнать? Совсем рядом надрывно закричала женщина. – Они забрали их! Забрали! – сквозь плач прокричала она и спотыкаясь выбежала к костру. – Кто забрал? – вдруг из ниоткуда появилась матушка, женщину за плечо взяла и к себе развернула.
Обижена на матушку я была. Случилось что-то неладное, а она сама пошла разбираться. Нужно мне было настоять и с ней пойти.– Сияна, домой иди, – строго качнула головой в сторону дома. – Может помочь сумею? – Домой, – матушка была непреклонна. – Но… – Лихо лесное детей уволокло, не сладишь с ним, я сама, – она погладила меня по щеке. – Как пожелаешь, – тихо отозвалась я. – Стой, с тобой пойду, травы да обереги взять мне надобно. Я едва успевала за матушкой. Она не шла, почти летела, будто и не касаясь пожухлой и пожелтевшей травы. В избе она наскоро побросала в сумку кольца, камешки с высеченными на них рунами, пучки трав. – К болотам пойду, – проговорила она. – Когда вернусь, то в Навь отправлюсь. Алтарь… – замолкла. – Будь он неладен, – всё же мысль закончила. – Да и ещё: отвар для зверей свари, – выходя уже бросила. На мгновение стало тихо, как будто исчезли все звуки. В окно увидела, что матушка обереги вокруг двери разложила. Снова колдовством заперла.
В рассветном зареве матушка наскоро собралась в деревню, помочь местным защиту от лесных духов создать. Из её сухого и краткого больно рассказа поняла я – с алтарем случилось что-то, от того и духи взбеленились. Двоих детей в болото утащили.
А после она снова собиралась отправиться в Навь. Не нравилось мне это, хотела уберечь её. Сама пойти туда решила. Подглядела однажды, как она врата в мир мёртвых открывала. Не было уверенности во мне, что правильно все делаю, но сил моих более не было – смотреть, как тяжело ей такие путешествия даются. Морщин прибавилось, да и волос седых появилось больше, чем по возрасту положено, но сначала поручение матушки выполнить надобно.
Тень от пламени свечи плясала на стенах избы, рисуя причудливые узоры на стенах. Я окутанная дымом от трав, склонилась над котлом, где бурлило целебное зелье, предназначенное для ослабленных зверей.
Всё ещё зла была на меня матушка, в избе запирала, когда уходила куда-то, оттого и решилась я обряд проводить прямо в избе. Соберу травы да цветы Навьи и домой ворочусь, никто и не заметит.
В мои руках трепетали три свечи, сплетенные в одну, каждая из которых была вылеплена из пчелиного воска, пропитанные дурманом и полынью. Они представляли собой Явь, Навь и посредине врата меж мирами.
Вокруг меня, вычерчен белым мелом на дощатом полу круг, в котором, путеводные звезды, были расставлены чаши с молотыми травами: белена, чертополох, дурман, полынь, зверобой, чемерица, все они дышали опасностью, напоминая о том, что мир мертвых находится совсем недалеко.
Закрыв глаза, медленно начала шептать заговор, слова которого были старше легенд, а голос мой звучал хрипло. Свечи трепетали в ритме сорвавшегося голоса на шепот, а травы начинали излучать едва уловимый свет, отражая ту невидимую силу, что собиралась в круге.
Когда последнее слово было сказано, над избой пронесся порывистый ветер, заставивший свечи трепетать еще сильнее. В центре круга возник вихрь, закручивающийся в беспощадном танце. Он начал расти в размерах, и постепенно из него стали проступать образы: теней, призраков, мертвых душ, все они были частью того мира, что отделял живых от мертвых, мира Нави.
В шумном вихре стали обретать форму ужасные существа. Щупальца вырвались из скопления силы и принялись хватать всё, до чего только могли дотянуться в избе, ограниченные кругом. Знакомо это существо мне было. В пучине ледяных вод, куда даже свет солнца не проникает, обитает Чудовище Водной Бездны. Это не рыба и не зверь, но нечто иное, рожденное из людских страхов.
Его тело, подобное клубу тумана, принимает форму восьми щупалец, что змеятся, будто водоросли. Вместо глаз – мерцающие лунным светом пустоты, затягивают в себя все, что попадется на их пути.
Но водится оно в морях, покуда завеса между Явью и Навью тоньше, а теперь и наш с матушкой дом стал проводником. ЧТо же станется, коль тварь такая в реке поселится?
Морозный страх ледяной рукой сдавил мне горло, вырывая из легких воздух. Только хриплый стон, рваный и бессильный, из уст вырвался.
Тьма клубилась, перемешиваясь с туманом.
Существа вылезали из круга, не обращая на меня внимания. Хрипя и завывая, они к двери ринулись, но обереги там, что жгли их пуще раскаленной кочерги.
Полынь их тоже ранила, оставляя дыры в их полу бесплотных уродливых телах.
Врата в Навь, что я по глупости открыла в доме, стали впитывать в себя всю жизнь этого места. Они съели даже краски с растений, что над печкой сушились для снадобий и оберегов.
Лихорадочно пыталась сообразить, пока существа не этого мира пытались запертые моей матушкой двери отворить. Внезапная, но отчаянная мысль посетила разум и я кинулась к кругу, который уже почти полностью утонул в клубящейся тьме. Наощупь принялась растирать пол руками, загоняя занозы под ногти. Круг стереть нужно было. Да помещение полынью окурить.
Завыли духи единогласно, ринулись ко мне, но не успели, растворились. Вовремя я…
Пот крупными каплями стекал со лба, я легла на пол. Дышать было тяжело, движения мои были медленными, будто под толщей воды я оказалась.
«Надо бы прибраться до прихода матушки…»– подумалось мне, но силы покинули меня.
Глава 13
ПРИШЛА в себя, уже сидя на полу избы, прислонившись спиной к холодному дубовому столу. В голове шумело, а позади меня кто-то то ли стучал, то ли водил чем-то острым по окну. Скрежещущий звук вызывал мурашки и заставлял морщиться, усиливая головную боль.
Все вещи и предметы были разбросаны в кошмарном беспорядке, как будто вихрь по избе пролетел безумный и буйный. Борясь с головокружением, я встала, пошатываясь, за стол крепко ухватившись. Одна ножка стола накренилась и страдальчески застонала, обламываясь. За рухнувшим столом полетела и я, больно ударяясь локтем.
Когда я все-таки встала, снова донесся странного рода шум с улицы. Сначала это был похоже на шелест листьев, но потом он превратился в грохот и скрежет. Осторожно подошла к окну. За стеклом уже темнела ночь, и в ней вился такой густой и недобрый туман, что жуть пробрала.
Окно в миг затянулось ледяной паутиной, задрожало как будто от невидимого дыхания. Мне пришлось прислониться к стеклу, чтобы хоть что-то разглядеть. Сквозь мутное стекло выскочило туманное лицо. Глаза – две бесцветные пустоты на серой безносой маске. Длинные конечности с нечеловечески гибкими пальцами, вроде ветвей мертвых деревьев, сжимали наличники по бокам.
Существо, которое не было похоже ни на что, что я когда-либо встречала. Худое, с длинными костлявыми плечами, торчащими из рваной, грязной рубахи. Глаза его горели яростью, а пасть раскрыта в широкой улыбке полной острых, как иглы, зубов.
Заметил меня и рассмеялся уродец, а смех его был похож на треск сухих ветвей. Ещё пуще расхохотался и припустил в сторону деревни.
Мороз по коже пробежал. Дел наворотила, улизнул поганец из избы, как-то в обход матушкиных оберегов. А сейчас несется в деревню, перебирая своими узловатыми конечностями. Для чего?
Ринулась к двери, но остановилась, когда вспомнила, что матушка меня заперла.
Дома сидеть – ничего не высидеть. Нужно было что-то делать, кто знает, какую тварь я из Нави выпустила? И упустить её сейчас сулит не только гнев матушки, что мокрыми розгами будет лупить меня, но и кто знает, какую беду навлечет еще?
В погребок пыльный спустилась, который с баней проходом землистым связан, да пройти так смогла.
После душной избы, с облегчением вдохнула свежий осенний воздух. Головой качнула и тоже к деревне побежала, но через пролесок, чтобы на опережение чудовища из Нави пойти, а если повезет, то на полпути перехвачу.
Когда на горизонте уже маячили огни деревни, крик услышала. Не женский, хрипловатый, старческий с надрывным басовитым кашлем.
Старики вечерами не ходят, да и не было у нас их почти, хворь скосила такая, что даже травы бессильны были.
Обернулась я, когда хруст веток позади себя услышала.
– З-с-саберу, – прошипело существо, впиваясь в плечо старейшины деревни острыми когтями, который был так стар и немощен, что и из избы прежде не выходил.
Старец только промычал что-то и обмяк, рубаха его окрасилась алым.
– Отпусти, – я сделала шаг вперед, чувствуя, как ворожба просится наружу.
– Не-е-е-ет, – протяжно взвыло, ухмыляясь, только глубже впиваясь в плоть старика.
– Зачем он тебе?
– Пи-и-и-ища.
– Звери лесные есть.
– Нев-ф-ф-фкусные.
– Пусти, я сказала.
Существо принюхалось и еще больше расплылось в улыбке.
– До-о-омом от тебя пахнет, На-а-а-авью несет. Для тебя в-в-фыбор бу-у-удет. Или он, – существо тряхнула старика. – Или де-е-ети, – оно высунуло язык, облизываясь.
– Все равно по-своему хочешь? Я могу убить тебя.
– Не с-с-сможе-е-ешь, я в-в-фез-сде и нигде.
– Вот и посмотрим, – на моей ладони появилась первая искра.
– Ещё ш-ш-шаг, и я з-саберу всех, оставив только реки с-с-сладкой крови. В-в-фыбирай, в-в-федьма.
– Только старейшину заберешь? Далече уйдешь? Не воротишься?
– Нез-с-сачем далеко, и з-с-сдесь хорошо.
– Что такое ты?
– Много з-с-снать будешь, скоро состаришься…
– Знания на плечи не давят, – я скрестила руки на груди.
– Мно-о-ого з-с-снать – мало с-с-спать, – скалилось острозубое существо. – Кого мне з-с-сабрать? Его? Или в дерев-в-фню в-форотиться?
Выбор стоял между малым злом и большим. И впрямь право существо было, ворожбу спустила, чтобы прощупать незаметно. Не совладать, даже кости заныли от безграничного могущества уродца.
– Забирай его, – слова дались тяжело.
– Проща-а-а-ай, коль не свидимся ещё.
За спиной существа распахнулись крылья и унеслось оно в безлунное небо.
Начал накрапывать дождь. Тварь унесла старейшину и принесла с собой тучи.
Дрожала я, от холода ли, от страха ли – не знала. Дождь уже вовсю хлестал по лицу, попадал на тонкую одежду.
Тянуло меня что-то к реке. И воспротивиться нельзя было. Ныло в душе желание на зов ответить. А у реки грот небольшой, с низким сводом.
Опомниться не успела, как во сне в воду забралась и на мелководье в песке возилась, перебралась поглубже в пещеру. И вот мгновение и в руке я сжимала холодный кинжал, найденный меж камней, в тех самых волнах, что унесли с собой много моих печалей. Кинжал был простой, железный, с рукоятью из дерева, но от него исходила какая-то нездоровая тяжесть.
– Я должен…, – прошептал кто-то над ухом, голос хриплый, неразборчивый, как из-под толщи воды. Я резко обернулась, но вокруг никого не было. Лишь дождь и пустота.
И тотчас в голову проник голос и рассказ печальный.
Давно здесь хожу, жду. Берегу тех, кто найти его пытается. Отец выковал, а я не сберег. Столько лет прошло, а он как новый. Договор с богами у него был, что кинжал получится прекрасным. Но несчастье одолело. Каждый, кто пользовался им умирал вскоре, а напившись крови сияла сталь пуще самоцветов, радуясь как будто.
Боги умолчали.
С давних пор, он хранит проклятье, унаследованное от древних богов. Он был создан из железа, выкованного в огне и крови священной жертвы, чтобы защищать от сил зла. Но клинок обрел волю и обратил свою силу против тех, кто им владеет.
Если бы кто-то смог сохранить и не использовать его, если бы только…Я должен принести себя в жертву, может так уйму проклятие…
Рядом со мной никого не было. Отголоски прошлого поймал взбудораженный разум.
– Сколько же душ ты утащил? – проговорила я, на кинжал уставившись.
Супротив воли пальцами по нему провела, в руке взвесила. Всепоглощающее чувство силы растеклось по моим жилам и я прикрыла глаза.
– На чужое позарилась, – после всплеска раздался скрипучий, булькающий голос.
Не ожидала я, что сам повелитель пресноводных водоемов объявится. Он обитает в глубоких омутах и затонах.
Водяной выглядел как пожилой мужчина с изъеденным рыбьим хвостом. Его тело опутано тиной и покрыто крупной чешуёй, зеленоватая кожа сияла. Бесцветные рыбьи глаза выпучены и сверлили меня недовольным взглядом.
– Речной Владыка, – я поклонилась.
– Положи туда, откуда взяла. Мне нравится, когда по воле железа мои воды окрашиваются алым.
– Хочу забрать эту вещицу, – я переложила кинжал в другую руку.
– А оплата?
– Чего ты хочешь взамен?
– Уговор молчания.
– Желаешь, чтобы до конца жизни я и слова не проронила?
– Нет. Хочу от тебя клятву никогда не рассказывать о моих владениях и не вмешиваться в мои дела. И про грот этот забудь.
– А коль вредить людям станешь?
– Разве дело тебе есть до местных? – он выгнул кустистую бровь.
– И то верно, почти нет.
– Уговор?
– Уговор, – я протянула руку.
– Э-э-э, не! Как положено, – он приоткрыл рот для поцелуя, скрепляющего договор.
– Вот уж нет, рыбой от тебя за версту несет.
– Как знаешь, – нахмурился он и пожал мою руку слишком крепко, что даже пальцы заскрипели.
– Бывай, – он вернулся в речную воду.
Оружие в руке становилось все тяжелее, и я убрала его в заплечную суму, да матушку пошла разыскивать.
Солгало ли существо? Аль правду сказало? Не разобрать в нём пола было, но голос больно на женский смахивал, только низкий, свистящий.
Матушке никогда не признаюсь, стыдно, что в Навь полезть решила. Надеюсь, это беды не принесёт.
Вечерний воздух был густ и напоен ароматом полыни и нагретой солнцем травы. На лугу вовсю пылал костер. Языки пламени лизали небо, отбрасывая пляшущие тени на лица собравшихся. Музыка, рожденная гуслями и свирелью, вилась над костром, уходя куда-то в лесную глушь.
Я сидела на полене, наблюдая за весельем. Девушки, одетые в светлые рубахи, сплетали венки из полевых цветов, смеясь и перебрасываясь шутками. Мужчины, бородатые и крепкие, прыгали через костер, громко крича, чтобы отпугнуть злых духов.
Вечернее солнце окрашивало воду в кроваво-красный цвет, отражаясь в глазах людей, идущих по колено в реку. Воздух был полон дыма и смеха, запаха травы и жареного мяса.
Кинжал тянул меня к земле. Матушка вернулась аккурат к началу празднования. Злая. Что-то не по задумке у неё пошло, но она не скажет, пока злоба не растворится.
После ясно стало, что не так. Плач женщины, потерявшей детей, сменился раздраженным разговоров. Отчитывала она яростно своих найдёнышей. Обозлились на неё, что пляски посетить им запретила и изобразили будто их лихо лесное унесло. А сами в рощице прятались.
Матушка моя их тоже наставляла, а я молча наблюдала, пока сидела в тенях от людских глаз укрывшись.
Вдруг, из-за кустов показался парень молодой, которого прежде я не встречала. Он был в праздничном одеянии, волосы украшены венком из папоротника, а глаза сияли радостью. Улыбка первым утренним лучиком солнца прорвалась сквозь сумеречный полумрак. Я ответила ему едва подняв уголки губ, а моё сердце супротив воли забилось чаще. Взволновал ли он меня? Возможно.
Он подошел ко мне, протянул руку, приглашая возглавить начинающийся хоровод. Зазвучавшая музыка пробежалась мурашками по коже. Опомниться не успела, как он уже держал меня так близко к себе, что я чувствовала запах его кожи, а его рука на моей талии казалась жарче огня. Я вдыхала аромат леса, влажной земли и как будто ряски, чувствовала, как все мое естество растворяется в этом моменте.
Не успела опомниться, как пришла себя на берегу реки, по колено в воде.
– Н-да… – протянула я вслух. – Нелады у меня с водицей.
– Вот и снова встретились, – улыбнулся юноша, оказавшись почти полностью без одежды.
Настолько широко я глаза распахнула, что стало больно.
– Сама отказалась, как положено уговор скреплять, а теперь он силы не имеет.
– Водяной, решил исправить значит? – руки на груди скрестила и злобно зыркнула на него, выбираясь из воды, чувствуя как огонь меж пальцев потрескивает, наружу просясь.
– Сама пошла.
– Кинжал не верну. Слова с твоих уст давеча сами слетели, я не заставляла.
Когда я почти вышла из реки, ощутила, что будто к месту приросла, не слушались ноги.
– Ты моя теперь, – прошипел он, двинувшись на меня. Спал с него морок и обнажилась настоящая сущность. Глаза его стали мутными, рыбьими, а кожа покрылась зеленой слизью.
– Нет уж, – развернувшись, закрыла глаза, силу природы впитывая, окружая себя его же оружием – рекой. Представила, как корни деревьев, подобно заботливым и ласковым рукам обвивают меня, силу свою даруя.
Шепот ветра становился моим голосом.
Знала я, что можно лесным духом притвориться. Но не ведала, что и разумные духи под ворожбу попадут, поверят.
Медленно я вышла из реки, сохраняя силы, чтобы морок раньше времени не распался.
Стоило мне отойти, как взревел водяной и побежал за мной.
Я отставать не стала и сбивая ноги, летела назад – к поселению. К костру вернулась, матушку нашла, попросила незаметно оберегов раскидать, чтобы ночь прошла спокойно и все могли насладиться медовухой.
Накануне и на празднике Купалы воздух всегда был пропитан сладковатым запахом трав, а луна светилась с особой силой. Чувствовала я, как древняя магия оживает в моих жилах, и невольно я задумалась о нём – о водяном.
Забавным мне наше противостояние показалось. Заинтересовал, не скрою.
Спиной ощутив чей-то настырный, прожигающий взгляд, мое сердце забилось быстрее, и я невольно провела рукой по шелковой ткани своего платья.
Когда заиграла музыка, все собрались подле огня. Танцуя у костра, я чувствовала чей-то не менее горячий взгляд на себе. Обернулась. Его взгляд был тяжелым, как послегрозовой воздух, а в его синих глазах-омутах таилась целая бездна.
Ведала я, что он силен, что способен управлять стихиями, и в его присутствии не чувствовала себя слабой. Захотелось потягаться в силе. Его прикосновение к моему плечу было подобно прикосновению ветра, но оно заставило мое тело трепетать.
Он снова приблизился, и в этот миг ощутила, как его холодная рука коснулась моей талии. Почувствовала, как его сильные пальцы сквозь тонкий лён моего платья прилегают к телу, а его дыхание, будто ветер с реки, струился по моей шее.
– Осторожнее, водяной. С огнем играешь, не боишься чешую подпалить?
– Завлекла меня, ведьма, обманула. Вокруг пальца, как малька обвела, да кинжал себе припрятала, – он приоткрыл блестящие от влаги губы и точно лис фыркнул.
– Не ты ли сам меня в реке желал оставить? Как знаки обошел? Помог кто? – я обошла его по кругу, приглядываясь.
Водяной улыбнулся и протянул руку, ожидая, что я вложу в неё свою.
Хитро взглянула на него, из-под полуприкрытых глаз и сдалась.
Как и всем хотелось мне веселья. Поэтому позволила водяному губами влажными к шее припасть, увести меня от костра и любопытных глаз.
Пахло от него ранним утренним туманом. Когда его холодные губы скользнули ниже, позволила себе закрыть глаза. Ведь завтра этого уже не будет.
Почему бы не позволить себе немного чудинки.
Раз и так в деревне молва нелестная обо мне ходит, буду и дальше с духами лесными водиться.
То ли молитвы мои еженощные помогли, то ли матушка сама поняла, что обождать с новым походом к мёртвым надо, но что бы это ни было, я была рада.
Потому и сегодня прогуляться решила, как закончила с делами бытовыми, а заодно курицу потерявшуюся отыскать. Сбежала глупая, как будто не знает, что в лесу ей жить едва-едва удасться. А матушка расстроится, ежеле увидит, что любимица её улизнула.
Курица и правда была красивая и даже как будто умная, перышки её отливали травяной зеленью, если свет на них падал.
Брела я по тропке знакомой, пока не поняла, что тихо в лесу очень. Ни перебежек звериных, ни птичьих трелей, которыми они пару зазывают. Мёртвая тишина.
Вонь знакомая всё заполонила, но вспомнить, где встречала такое прежде не смогла.
Из кустов торчали посиневшие босые ноги с чёрным переплетением вен. Осторожно развела тонкие веточки и на меня пустыми, высушенными глазницами, уставился мертвец.
Из перекошенного в ужасе рта с потрескавшимися губами выползла мгноножка, она замерла пошевелив усиками, а после ринулась прочь от меня, скрывшись под камнями.
Много гадкого я видела, но такое впервые. Посеревшая кожа сочилась тёмной смрадной жижей, кожа на руках полопалась, обнажив сухожилия и светлые кости.
Живот трупа шевелился, из небольшой раны выползали опарыши. На шее тёмный след, как от верёвки у висельников, но с ранками. Не знаю, что оставляет подобные узоры, но и знать не хотелось.
С треском рот мертвеца захлопнулся, разбросав вокруг головы гнилые зубы.
Я отпрыгнула. Сердце в груди заколотилось бешеным зверем. Но больше ничего не произошло.
Аккуратно спустила волшбу, прощупывая лес, но никого не почувствовала. Много существ, что такое сотворить могут, но ни с одним из них я встречаться не горю желанием.
Впечатлившись зрелищем, решила с прогулками покончить, домой вернувшись. На счастье, по пути обратно перепуганная курица нашлась.
***
– В порядке, – кивнула я, стряхивая дымку воспоминаний.– Значит с водяным дружбу водила? – спросил Ярослав, потирая щетинистый подбородок. – Водила, – улыбнулась я, опустив некоторые детали рассказа, но позволив им яркими цветами папоротника вспыхнуть в воображении. Как же давно это было. А кажется только давеча к реке тайком ходила, да при луне нагая купалась, себя касаться позволяла. – А что с ним стало? – С водяным? – я переспросила. – Да-да, с ним-то что? – Засуха пришла, устье пересохло, грот обвалился, не стало Водяного, другой править реками стал. – Расстроилась? – Нет, – ответила, а в голове воспоминания вспыхивали. Как плакала я возле реки, а слезы крупными каплями падали на песок, оставляя на нём темные круги. Как сердце заходилось в бешеном могильном ритме. Не любила я, но привязалась. Пуст был берег без него, насмешек не слышалось, не журчали ручейки его песням вторя. Пустота. Молчал до последнего, не говорил, что погибает, а после на глазах моих прахом рассыпался. Ветер подхватил его и развеял, не дав возможности коснуться в последний раз, дабы проститься… – Всё в порядке? – Ярослав тронул меня за плечо.
– Я лишь следую путем древних учений. Каждый жест, каждое слово и дело – это нити наших судеб, которые можно переплести и потянуть в нужный момент.– А дальше что было? – Та тварь, что из Нави выбралась, больше не показывалась, а после прошло всего пару лет, после чего княжеские молодцы в избу пришли и жизни нас с матушкой лишили. Глаза закрываю и вижу знамя это проклятое. – Отец не мог… – По приказу князя они у нас появились, а может в стан змея пробралась. Вот только смысла в нашей смерти не было. Проклятие не пропадает после смерти ведьмы. – Но княгиня молодая понесет скоро, – качнул головой Ярослав. – Не от князя сей ребенок. Кроме меня детей у него быть не может, сила матушки велика, а сила обиженной ведьмы сильней во сто крат. – Как же так? – Облапошили князя, – слова вырвались против воли, издевкой напитываясь. – Воркуете? – Велемир подкрался неожиданно. Но не крался он, это мы разговором увлеченные, не слышали шагов. – Самое время ворковать, когда смертью со всех сторон окружены, – скрестила руки на груди я. Велемир усмехнулся и протянул руку, чтобы отвар налить. – Не поможет он тебе, – проговорила я, забрав отвар раньше, чем он его коснулся. – Чего толку горечь хлебать просто так? – Может хочется? – Перехочется, – буркнула я под раскатистый смех ведьмака. – Ладно. Скоро выдвигаться будем, – Велемир похрустел пальцами. – Далече? – В соседнем княжестве поспокойнее. Может подсобит князь. Услугу ответную он мне должен. – Куда не глядь, все тебе должны. И как тебе это удается? А, ведьмак? – медленнее, чем обычно проговорил Ярослав, под действие отвара попав, да утомленный моими рассказами о былом и позабытом.
Велемир подошел к животному и погладил его по лбу, как будто они были старыми друзьями. Конь точно стал больше.Когда солнце встало на рассвете, едва пробиваясь сквозь кроны деревьев и густой туман, Велемир свистнул, призвав коня. – Что за зверь это такой? – удивился Ярослав. – Везде тебя найдет. – Много будешь знать, спать не сможешь, – дежурно ответил ему Ведьмак. Мне показалось, что конь стал больше. Как будто даже для троих человек места с лихвой на его спине появилось. Что же он жрёт, что его так взращивает? Чутьё подсказывало, что ответ я знать не захочу.
– Если б не понравилась, то он вмах тебе бы пальцы пооткусывал.Я подошла ближе и осторожно коснулась влажного шершавого носа. Он чувствовался теплым и влажным под моими пальцами. Конь всхрапнул и прищурился. – Нравишься ты ему, княжна. – Сомневаюсь, – я пристально взглянула на прищур.
Я отдернула руку, сжав пальцы. Велемир рассмеялся и потрепал коня по черной гриве.
Когда мы уселись на коня, Велемир уверенно взял вожжи.
Сидела я между Велемиром и Ярославом, чувствуя, как их присутствие создает особую соразмерность. С одной стороны, была сила и уверенность Ведьмака, его опытные руки крепко держали вожжи, а с другой немного юношеское дурачество Ярослава, которое даже Навь не смогла у него отнять.
– Держитесь крепче, – сказал он, словно чувствуя напряжение в воздухе. – Путь будет непростым.
Глава 14
ТИХО БЫЛО, когда мы выдвинулись. Но ещё тише, когда в лес забрались глубже. Даже птицы не пели – всё вокруг было окутано туманом, который искусным вором, скрывал все звуки.
Велемир то и дело бросал на меня взгляды. Когда он поворачивался, мышцы на его спине перекатывались, и я, крепко прижавшись к нему, ощущала эти движения своим животом.
Ближе к закату туман начал рассеиваться. Мне показалось, что мы уже почти пересекли границу нашего княжества. И это действительно оказалось так.
Спустя еще немного показались огни заставы, голоса мужские послышались.
– Кто такие? – крикнул голос из темноты.
И так не вовремя в мою голову проник зов с привкусом смерти.
Конечности будто ватой набились, а в груди что-то сжалось. Сползла с коня и последовала за зовом. Мужчины, что на заставе стояли, замерли, не преграждая путь, пропустили.
В поставленной на скорую руку лачуге на грубо сколоченной деревянной кровати с соломенной подстилкой лежал парень, наверное, даже младше меня. Он мучился, ворочался, дышал тяжело и метался по постели, откидывая влажные волосы со лба.
– Здравствуй, – прошептал он пересохшими и потрескавшимися васильковыми губами. На его сером лице синели ответвления прожилок. Яд? Или погань какая лесная цапнула?
– Здравствуй.
– Чую х-х-холод от т-т-тебя, – его сотрясала мелкая дрожь.
– Есть такое, – кивнула я.
– За мной ты здесь?
– За тобой.
– А мне… будет больно?
– Не должно.
– Попрощаться могу? С товарищами?
Я кивнула. Совсем юнец еще. Но противиться воле богини я не могу. Даже отсрочка больно бьет, выворачивает нутро наизнанку. Обернувшись, я жестом позвала тех, кто снаружи остался. Все молчали, изумленные. В глазах Велемира плескалась тревога, а Ярослав снял шапку и нервно теребил её, широко распахнув глаза.
Молодцы, что с парнем умирающим бок-о-бок сторожили, вокруг постели его собрались и у каждого слёзы блестели на глазах.
– Мы найдем тварь, что тебя сгубила, – произнес самый рослый и заплакал, как дитя.
– Ты был нам братом и другом. Мы тебя не забудем.
Они тепло попрощались.
По телу парня прошла странная волна, он выгнулся и запищал.
– Быстрее! – дернул меня за рукав кто-то. – Изменится, всех отравит!
Я подскочила, ладонью провела над головой, нити его с явью связывающие нащупала. Пальцы ужалило, но руки не отдернула, а покрепче ухватилась и дернула.
Обмяк парень, и серость с синевой сошли с его кожи.
Парни рассказали, что недавно лихо завелось, нападает по ночам, отравляя тела, которые после заразу дальше разносят после смерти. Запретили хоронить тела, только сжигать. Но не сразу огню священному мёртвых предавали, в море опускали, чтобы боги их встретили, но возвращались они покрытые струпьями, объеденные рыбами, страшные и смердящие. Устав бороться, многие бросили всё нажитое: скот, дома, утварь и уехали подальше, куда зло ещё не добралось. Совсем мало людей осталось.– Что стало с ним? Напасть какая? – Долгим рассказ будет, – вздохнул один из парней. – Есть время у нас в запасе, – проговорил Велемир и сел на обшарпанный сундук.
– Родная дочь моего отца названного, светлого князя соседствующего с вами княжества Полесного.– И в нашем княжестве так начиналось, но схлынуло куда-то само по себе, – протянул Ярослав, потерев подбородок. – Мел есть? – спросил Велемир. Парни кивнули. Порывшись в мешочке, они достали обломок мела и протянули его ведьмаку. – Знаки научу чертить, которые отпугнут лихо от заставы. Парни, как болванчики, кивали, внимательно начертания запоминая. – Таких прежде не видели, какому богу принадлежат? – Княжна лучше знает, – он усмехнулся, стрельнув глазами. – Велес, – со вздохом ответила я. – Княжна? – переспросил один из них. Я снова вздохнула, но на удивление не Велемир, а Ярослав ответил.
– Что же княжна забыла в богами забытыми местах? Да и силы неведомые имеет.
Спрашивали не у меня, а у Ярослава.
– Сама за себя говорить могу. Хочу туман проклятый убрать.
Взглянул на меня один из молодцев, взор задержал и нахмурился.
– Все в вашем княжестве такие?
На вопрос ответа не оставила, вышла на улицу, под светом луны постоять. Думая, что не тронул туман соседей, мы ошиблись. До них тоже дойдет, а когда никого не останется, что тогда будет?
– Княжна, замерзнешь, – на мои плечи опустилась соболиная накидка.
– Не мерзну я, ведьмак, когда силы имеются.
– Знаю.
– Повод для разговора искал?
– Искал, – усмехнулся он.
– Вот и расскажи, что за услугу ты оказал местному князю, что он должен теперь?
– Странствовал я тогда, – начал он тоном рассказчика историй, – услышал, что нужен ему тот, кто из Нави послание заберет.
– Согласился ты?
Велемир кивнул. И пусть его глаза смотрели прямо, меня он не видел, смотрел свои пережитые мгновения.
– Дочь от него сбежала, потому что понесла тайно, но на волков напоролась, они от неё только стопу оставили. Узнать князь хотел где внука или внучку искать.
– Нашел?
– Нашел, теперь почти взрослый, скоро на смену деду станет.
– И сейчас долг стребовать хочешь?
– Хочу, – подтвердил свои слова кивками.
– Устала я, – протянула, мех накидки теребя.
– Княжна, взгляни на меня, – он провел ладонью по моей щеке, внимательно в лицо моё вглядываясь.
– Задумал что-то?
– Нет, просто посмотреть хочу.
Мельком взглянув, отвернулась. Тяжело было выдержать цепкий взгляд почти черных глаз.
– Княжна, – прошептал он, его голос был хриплым, как у человека, только что вышедшего из зимней стужи. – Не прячься.
Он протянул руку, слегка касаясь моей щеки. Холод прошиб меня до костей, и я невольно вздрогнула, под усмешку Велемира.
– Боишься меня, княжна?
Я покачала головой.
– Я тебя тоже не боюсь, – он улыбнулся.
Он смотрел на меня, не отрывая взгляда, и мне казалось, что я вижу в его черных глазах не только смерть, но и что-то еще, что-то непостижимое и пугающее. Его губы чуть приоткрылись, и я почувствовала, как он подался вперед, как будто хотел поцеловать меня, но тут же отпрянул, спохватившись. В его глазах мелькнуло что-то, что распознать я не сумела – сожаление, удивление или, должно быть, разочарование?
– Не стой на морозе, ворожба твоя может иных гостей привлечь, – коротко бросил и скрылся в лачуге, где мы дождались рассвета.
Утром появились и новые вопросы. Как тварь заражает? На теле погибшего не было ни одной раны или укуса, я лично осмотрела, хоть Ярослав с Велемиром меня яро отговаривали.
Мы двигались дальше через поселение туда, где терем виднелся.
Терем княжеский, высеченный из камня, стоял на холме, высокий и неприступный. Дорога к нему была тихой, вымощенной серым камнем. Мы шли по ней, встречая лишь пару крестьян и стаю ворон. Тишина давила, ощущалось нехорошее предвестие грядущих безрадостных событий.
Никто не встретил нас и мы вошли, толкнув дубовые двери.
Внутри терем был мрачен, с высокими сводчатыми потолками и толстыми каменными стенами. Холодный воздух висел над нами, пахло сыростью и плесенью. В длинных коридорах царила тишина, нарушаемая лишь скрипом старых половиц под ногами.
Ни бояр, ни слуг, всё одно – запустение. В главной зале на высоком стуле за трапезой сидел князь.
Грузный мужчина с рыжеватой бородой повернул голову и удивился, увидев нас.
– Показалось мне, что… не важно, – отмахнулся он.– Здравствуй, князь, – кивнул Велемир. – Ведьмак, – мужчина улыбнулся. – Давно о тебе не слыхивал, поговаривали, что сгинул ты, а нет, живой предо мной стоишь. – Куда ж я денусь, – ответил Велемир с улыбкой. Ярослав все это время молчал, рассматривая своды и потемневшие оконные рамы. – Чего задумался? – я тронула его за плечо.
– Что по уговору?– Для чего ты здесь? – спросил князь Велемира. – Знаешь для чего, об ответном одолжении просить намерен. – Говори, коль пришел. – Князь, я обладаю знанием о грядущей беде, которая может погубить твоё княжество. В силах мы её предотвратить, но мне понадобится помощь. Я прошу вас дать мне отряд верных воинов, чтобы мы смогли противостоять силам, скрывающимся в тумане. – Воинов? – князь рассмеялся, потирая рыжую бору с седыми прожилками. – Те, что на заставе остались и вокруг терема и есть всё моё войско. – Куда же остальные делись? – Покинули княжество, а кто-то и сгинул.
– Что это за лихо? Мы видели, что оно с людьми делает, но откуда оно взялось? – вклинился в разговор Ярослав.– Просишь ты меня, ведьмак, о большой услуге. Пусть и ответил ты на мои мольбы прежде, но цена несоизмеримо высока оказалась. Поможешь мне лихо усмирить, которое неуловимо по ночам приходит, тащит скот, детей, то и я в долгу не останусь. А как люди возвращаться начнут, то и войско соберу, а тебя в командование назначу.
– Знал бы я… тогда ответил бы. Неведомая тварь в ночи приходит, а может и из тумана вашего лезет, кто ж разберет?
– Давно приходит?
– Недавно появилась, но ущерба нанесла столько, что считать страшно, да и пальцев не хватит. Воет по-страшному, ядом отравляет, а отравленные и дальше заразу разносят, если жизни их не лишить.
– Позволь переночевать, а после за дело примемся.
– Отчего же не позволить? Только слуг у меня для вас нет.
– Не избалованы мы, благодарю, – поклонился Велемир.
Я смотрела на пасмурное небо, на туман, что над лесом стелился. И так горько стало.
– Идем, княжна, – ведьмак потянул меня за рукав, выводя из дымки сознания.
– Княжна-а-а-а? – протянул князь, из-за стола мигом вскакивая.
Я вздохнула и кинула грозный взгляд на Велемира. Не мог по имени назвать?
– Княжна она, – скрестив руки и ухмыляясь, снова сказал ведьмак.
– Лицо больно знакомое, не приметил сразу, но не ведал я, что у Радомира дочь имеется.
– Жила я с матушкой в отдалении.
– Ведьмак, постой, – князь нагнал нас. – Напасть эта… туман про который ты говорил, откуда лезет?
– Из княжества Полесного, которым Радомир владеет. Чуть ли не из его покоев зло выбралось.
– Думаешь посадить её на трон? – он кивнул на меня.
– Единственный княжеский ребенок она, помимо ворожбы другим делам обучена, не сыщешь лучшей правительницы.
– Я всё ещё здесь, – разозлилась я, что они обо мне так говорят, когда я рядом находилась.
Ярослав князя рассматривал, да так внимательно, что ещё немного и дыру в нем взглядом цепким проделает.
– Всё хорошо? – спросила я.
Ярослав кивнул и отвернулся, нахмурившись. Не так что-то было, чувствовала я, но спросить сейчас не решилась. На потом разговор отложила.
Откуда туман появиться мог? Что с тварью, которую я из Нави выпустила стало? Сгинула или прижилась? Ведь после того, как старейшину деревенского утащили, в опалу я попала. Не звали больше меня на празднества, вечери, гулянки. Даже в реку не могла войти искупаться, пока девушки там резвились. Не говорила я местным о тварине из Нави, но они и сами будто чуяли.Покои князь выделил щедрые, пусть и заброшенные. Давно гостей у него не было. Пыль я кое-где смахнула, воды сама натаскала, в чистое переоделась. В самом деле ведьмак из меня княжну решил сделать? Понравился бы он матушке, мысли их схожи. Но тошно мне о правлении думать. Тошно невыносимо. Вернулась давно забытая привычка губы обкусывать. Села на перину и задумалась о прошедших годах.
– Может и виделись, – пожал плечами он, хитро улыбнувшись, поглаживая большим пальцем небольшой шрам на моей щеке, ещё в детстве полученный, когда я с яблони свалилась.Вспомнила я и первую встречу с ведьмаком. Казался хмурым, смертью от него несло, а теперь так долго времени вместе провели, что принюхаться успела. Аккуратный стук в дверь вернул меня из мира воспоминаний. Откашлявшись ответила: – Да-да? – Я это, княжна, впустишь? – едва ли не шёпотом проговорил ведьмак. – Отчего же не пустить? Пущу, – я встала с кровати и нарочито медленно пошла к двери, чтобы подождал он лишние мгновения. Волосы ко сну я уже распустила и позволила им спадать на плечи, беспокойной волной. – Устроилась уже? Кивнула, шире открыв дверь, пропуская его внутрь. – У тебя и пыли поменьше, чем в моих покоях. – Сама убрала. – И пыль уже тебе не претит, если вручную убирать, – припомнил мне старый разговор. Я легонько стукнула его по плечу, да глазами сверкнула. – В самом деле ты из меня княжну сделать решил? – Не хочешь? – Не желаю, – я скрестила руки на груди и отвернулась. – Исправить ты сможешь многое, – дуновение ветра коснулось моей спины, подошел ближе, значит. – Я не знаю сколько мне осталось под солнцем ходить, слабею. Мара заберет меня в любой момент. Горько мне, если не успею спасти никого. – Не заберет она тебя, – твердо ответил Велемир. – С волей богини тягаться решил? – я рассмеялась и обернулась резко, не ожидав, что он совсем близко стоит. Вплотную теперь мы стояли. Темные глубины его черных глаз поглощали мой взгляд, не давали и шанса отвернуться, приковывали к себе. Как во сне почувствовала, что он прикоснулся горячей ладонью к моей холодной щеке, заправил медный завиток волос за ухо. – Кажется мне иногда, что знакомы мы откуда-то, словно виделись уже не раз, но вспомнить не могу. Как наваждение, – с придыханием проговорила я, отчего-то дар речи теряя.
Девчонкой робкой себя ощущаю, когда вот так пред ним стою.Хотелось замереть. Почему-то таяло моё ледяное сердце рядом с ним. Стоило подумать об этом, как вновь показалось, что стук в груди раздался. Отпрянула я, ладонь к груди прижимая. – Всё в порядке, княжна? – Да, – я выпрямилась. Почудилось. Не может оно биться. Или может? А как проверить? Шаг вперед сделала, никуда не могу смотреть, кроме как на губы его приоткрытые, улыбающиеся. Как будто знает мысли мои в этот момент.
Велемир стоял близко, его дыхание, горячее и живое коснулось моей щеки. Тёмные глаза смотрели на меня, не мигая, и в их глубине я видела не страсть, а что-то другое… Нечто, чему у меня объяснения нет. Неужели?
Он поднял руку, задевая мои волосы.
– Княжна, – прошептал он.
Мир вокруг растворился, оставив только нас двоих, окутанных тёмным пологом ночи, где звезды из окна казались искрами на бархатном полотне.
Я почувствовала, как его рука скользнула к моему лицу, и замерла. Он приближался, и не могла я отвести взгляда, мои губы приоткрылись, жаждущие его живого и теплого касания.
В последний миг, когда наши губы уже почти соприкоснулись, а сама я чувствовала его дыхание на своих устах, Велемир отпрянул, встрепенулся, как будто обжегся, разве что не дымился.
Я смутилась хоть и не подала вида. Хотелось схватить его за руку, остановить, притянуть ближе и раствориться в моменте, чтобы потом без конца его вспоминать.
– Пойду, княжна, – он поправил одежду, отряхнулся от невидимой пыли и вышел.
– Иди, – проговорила я ему в спину, но он уже, наверное, не слышал, а быть может и просто сделал вид, что не услышал, чтобы не оборачиваться. Было ощущение, что если он обернется, то мы оба… мы оба пропадем.
Стоило подумать о том, какие его губы могли быть на ощупь, как в груди что-то колыхнулось и я рухнула на колени.
Оно билось! Моё мертвое и холодное сердце снова билось! Один раз случайность, два… тоже похоже, но столько раз… Из-за ведьмака всё!
В груди стало мало места, шум заполонил разум. Я била себя по груди, чтобы это прекратилось. Слёзы крупными каплями катились из глаз и глухо разбивались об пол. Невыносимая боль сковала тело под бешеный стук того, что биться не должно.
Тихо поскуливая, я распласталась на пыльном полу, а после свернулась в клубочек.
Когда внутри меня снова стало тихо, я легла на кровать, прижав ладони к мокрым глазам.
Это из-за него. Но как? Почему? Сердце мертвой биться не должно. Я ведь и дышала по привычке, а сейчас мне не хватает воздуха, чтобы вдохнуть полной грудью. Было так громко…
Чтобы успокоиться я призвала снежинки, которые кружились на ладони, складываясь сначала в узор, а потом в лицо одного угрюмого ведьмака. Рыкнув, я раскидала снежинки и спрятала лицо в подушке.
Ночью снилась Навь. Сотни душ, серый туман, холод и одиночество.
Когда раздался душераздирающий крик, я подскочила, прыгнула в штаны, которые с вечера приготовила и выскочила из комнаты, прислушиваясь.
Никого вокруг не было. Только я это услышала или беда случилась? Сердце больше не стучало, но отчего-то тряслись руки. Не было в них силы, даже пальцы в кулак сжать с трудом удалось.
Туман пытался пролезть через оконные щели, а вдалеке послышался надрывный, предвещающий смерть, вой. Я медленно закрыла глаза, желая успокоить взбунтовавшееся тело, вздохнула глубоко, а когда раскрыла веки, то увидела рожу отвратительную.
Покрытый гнилостными струпьями, с отваливающимися частями от щек, он тянул ко мне свои изъеденные кем-то руки с крючковатыми пальцами. Я думаю, что это был мужчина когда-то. Страшная вонь добралась до моего носа и я скривилась.
Шагнув назад, перехватила поудобнее кинжал, выставив его впереди себя. Труп смотрел на меня, улыбаясь гнилым ртом, точно знакомца старого встретил.
– Зачем ты здесь? Кто владеет тобой? – я задавала вопросы, но они оставались без ответа, улыбка трупа становилась всё шире, пока не послышался мерзкий хруст. Это кожа на его лице разошлась, являя миру редкие желтые зубы.
– Откуда вы все беретесь?
– Р-р-р, – прорычал он, но мне показалось, что он желает что-то сказать, но не может.
– Обр-р-ри-и-ит, – снова звуки.
– Р-р-ру-у…
– Обращение? Обряд? – спросила я, делая шаг назад, потому что он напирал.
– Ж-ш-ер-р-р-ртва.
– Жертвоприношение, – кивнула я.
– Княжна! – подскочивший Велемир отпихнул меня за себя, будто я в самом деле не могу за себя постоять.
Одним махом он отрубил голову, а тело подалось вперед, хватаясь за рукава ведьмака. Еще один взмах меча, чавкающий хруст и руки с чавкающим звуком шлепнулись на пол.
– Мы беседовали, – буркнула я.
– О, прошу простить мне моё невежество. И как? Толковый вышел разговор? На погоду сетовал? – язвительно отозвался ведьмак.
– Он сказал, что было жертвоприношение. Думается мне, что после него они стали такими.
Велемир остановился, но не вовремя, отрубленная голова впилась зубами в его сапог.
Я проскользнула телу за спину, пытаясь нити нащупать. На ощупь они были ещё противнее и неприятнее, чем предыдущие. Когда я к ним прикоснулась, то знак, которым меня отметила богиня, больно обжег меня, заставляя руку повиснуть.
Повторила попытку другой рукой, плотно сжав зубы. Было бы проще, если бы тело не металось, но пока на нашем пути не было ничего легкого.
Разорвала нити, чувствуя, как сочится из них что-то неприятное, липкое, зловонное. Отравлены нити. Такими они при жизни стали, не умирали. Не трупы, а проклятые.
– Знаки начерчу, княжна со мной пойдет. А вы беседуйте, чай кровь родная, – кинул ведьмак, оставив изумленных князя и Ярослава смотреть друг на друга.Я посмотрела на Велемира. Тот, как и подобает обычным людям, не заметил перемены в нитях и пытался наколоть клацующую зубами голову, которая еще мгновение назад металась от него по углам, но замерла, вывалив дырявый, зеленоватый язык на пол. – Вот же образина, – показался запыхавшийся Ярослав, на его щеке краснело пятно от удара, а в руке был зажат покрытый слизью и кусочками плоти меч. – С князем что? Не виделись? Ярослав покачал головой. – В порядке я, забрались твари в терем мой всё же, – сплюнул князь, на меч склизкий с отвращением смотря.
Глава 15
КАК И ЯРОСЛАВ с князем, я удивленно открыла рот, намереваясь что-то сказать, но Велемир утащил меня во тьму коридоров.
– Значит, Ярослав… – начала я.
– Внук князя, – твердо ответил ведьмак мне.
– И ты…
– Всё знал, – закончил он.
– И как это…
– Княжна, ты больно любишь вопросы задавать, подсоби со знаками, а после поговорим, коли тебе так звук моего голоса полюбился.
Я недовольно фыркнула. Не признаю, что нравятся бархатные переливы его голоса. Зазнается и ещё более противным станет, чем обычно.
– Чего замолкла, княжна?
– Знаки черчу, – пробубнила я, стоя на коленях, рисуя в углу стены велесовы знаки.
– Нравится?
– Сойдет.
Когда закончила рисовать последний знак, рука онемела и в груди стало больно. Недовольно сморщилась, борясь с повисшей плетью рукой.
– Княжна?
– Пройдет.
– Дай посмотрю.
– Смотри не смотри, всё одно.
– От знаков так?
– Кто ж разберет от знаков или Навь зовет.
– Позволь, – он сел рядом, закатал рукав моего платья, пальцами провел по сгибу локтя, пробежал выше, осторожно прощупывая, как вдруг остановился.
– Из-за знака Мары это. Противится и тело твое истязает.
– От чего же?
– Желания богини своеобразны, а она ревнива. Но плохо будет, если во время сражения случится. Так и голову откусить могут. Я сам чертить стану.
– Терпеть только остается.
– Зачем же? Я помогу, – он придвинулся ближе, от его дыхания колыхались пряди у лица.
Всё так же мягко провел по руке, шепча что-то на языке богов, который слышался как гром, дождь и утренний туман, даже вкус раннего утра почудился.
На сгибе локтя знак показался. Светился мгновение всего, а после побледнел, притворился переплетением вен.
– Это Велеса?
– Не нравится?
– Странно ощущаю себя, – пожала плечами я.
– Повезло тебе, – усмехнулся он. – На другой бы знак не остался.
– Почему?
– Не всех бог отметить может, свезло тебе. А может и молитвы твои прошлые услышал, – ведьмак уже откровенно веселился.
– Знала бы, что доставать меня станешь, не рассказала бы, – я зло зыркнула на него и он расхохотался.
– Княжна, шучу я. Не серчай, – беззлобно улыбнулся, приподняв уголки губ.
– Ох, – я сжала кулак, когда чувствительность руки вернулась, а пальцы заныли, которыми я нити оскверненные трогала.
– Покажешь?
– Там и показывать нечего, не заметишь ты.
– Не замечу порезов от нити жизни порченной?
– Не простой ты ведьмак.
– Много я видел, много где бывал. Говорил же, не делает тебя старше лежание в сырой земле. Не противься, хуже не сделаю.
Он взял меня за руки и поднес их к своим губам. Поцеловал костяшки, медленно прикоснулся губами к подушечкам пальцев, опаляя их дыханием.
Зарделась я. И сердце проклятое дернулось, ударив в грудную клетку.
Не заметил ведьмак перемены, а я вдохнула, унять беспокойство пытаясь.
– Лучше?
Я кивнула, не в силах и слова вымолвить.
– Обманываешь, княжна, – он рассмеялся, но руки не выпустил.
– Расскажи про Ярослава, – перевела тему я.
– Мать его волки порвали, а его младенцем торговец подобрал, у которого отец твой его и выкупил, грамоте обучил и сражениям. А я его нашел уже взрослого. Когда мы с тобой встретились, я прибыл, чтобы князю сообщить о том, чьего внука он воспитал.
– Вот уж встреча. А обо мне, о том кто я, как узнал?
– На тебя одним глазом посмотреть, так всё понятно станет. Ещё и ворожишь.
Я вздохнула.
– Не хочу княжной быть.
– А если нужно так? Чтобы всем хорошо было?
– Но будет плохо мне?
– Говорить обратное не стану, но знай, княжна, хорошей правительницей ты будешь.
– Как ты можешь знать?
– Много я знаю, княжна, потому и говорю. Не знал бы, то и не говорил бы.
– У княжества есть правитель, будет ребенок.
– Так не княжеского рода он, – ведьмак развел руками.
– Кроме нас об этом не ведает никто, пусть так и будет. Плохая из меня княгиня получится.
– Спорить любишь даже пуще вопросов. Погоди. Поживем и увидим, как всё обернётся.
Я прислонилась к стене, окруженная знаками. Спокойно стало, как дома.
– Пойдём, не то уснешь прямо здесь. А где это видано, чтобы княжна в проходе валялась, – он подал мне руку.
– И пусть, – прошептала я, но тем не менее встала.
Когда мы вернулись, Ярослав и князь стояли точно там же, где мы их и оставили. Они смотрели друг на друга растерянно, но цепко.
Оба, охваченные тяжёлым, немым вопросом, глядели друг на друга. Взгляды, полные растерянности, но с острым, звериным вниманием. Терем, окутанный холодом, заковал в своих стенах тишину, переполненную тяжелым молчанием.
В глазах Ярослава, отражались годы, исчезнувшие и скрытые в забвении, мёртвыми листьями, что опали с ветвей мирового древа.
У князя же – неудержимая буря вопросов, готовящаяся вырваться наружу, подобно прикованному волку, готовому разорвать оковы.
В каждой складке застывших лиц, в каждом взгляде, ощущалась глубокая, невыразимая скорбь. В тишине, нависающей грозовой тучей, оба ждут решения, переполненные невысказанными вопросами.
– Внук, значит, – князь почесал густую бороду.
Ярослав не ответил. И тут князь сорвался с места, сгреб в охапку Ярослава и разрыдался. Все вокруг застыло, поглощенное безмолвным потоком чувств, в тишине, преисполненной предчувствием новой, пока невидимой, истории.
Две души обрели потерянное во времени родство.
* * *
Ночь была темна, как чернила писцов, луна казалась всего лишь полоской на небе, она отбрасывала слабый свет на дорогу. Солдаты на посту, дыхание которых было заметно на холоде, поблескивали доспехами в мерцающем свете колышущихся факелов, на их накидках с меховыми оторочками сверкал иней.
Я вышла подышать, но не только для этого тянуло меня на улицу. Предчувствие пакостным червем поселилось в голове и толкало меня на, как всегда, необдуманные поступки. Пахло смертью. Многими смертями.
Внезапно воздух переменился. Стало холоднее, тяжелее. Появился запах неумолимо надвигающейся бури. Солдаты, ветераны бесчисленных стычек, точно почувствовали необъяснимое беспокойство. Лошади заржали, тоже почувствовав перемену в воздухе, их копыта нервно застучали по земле.
И тут это произошло. Невидимая и неведомая доселе сила, подобная вырвавшейся на свободу бурной реке, устремилась к ним. Оно ревело с такой мощью, что сотрясало само основание терема.
– Уходите! – едва устояв на дрожащей земле, замахала руками я, привлекая внимание мужчин.
Солдаты, обученные встречать неизвестность лицом к лицу, попытались поднять тревогу. Но их крики потонули в реве багрового потока. Он хлынул вперед, пожирая все на своем пути. Деревья были вырваны с корнем, земля вспучилась, а древний алтарь, некогда являвшийся символом силы, рассыпался, как башенки из песка во время прилива.
У солдат, последних оставшихся здесь храбрецов, которые сражались с самыми дикими зверями и самыми безжалостными врагами, не было времени среагировать. Сила прорвалась сквозь них, а крики на мгновение отдались эхом, прежде чем их поглотила ночь. Когда она прошла, остались только осколки – разбитая броня, расщепленное оружие и кровь, которая запятнала булыжники.
Некогда могучие воины, закованные в железо и меха, пали не от меча или стрелы, а от незримого врага, который разорвал их в клочья.
Их тела хлюпнув распались, и из этих останков начали подниматься отвратительные создания, искаженные пародии на воинов, которыми они когда-то были.
Сила не остановилась на солдатах. Она неумолимым потоком устремилась к домам крестьян. Люди, разбуженные криками солдат, попытались спастись бегством, но было уже слишком поздно. Сила, чем бы она ни была, обрушилась на них. У многих даже не осталось времени закричать. Двери были сорваны с петель, стены рухнули, и сила пронеслась сквозь них, оставляя за собой опустошение.
Оставшиеся жители Кресненского княжества съежились от страха, когда эти чудовища крадучись вышли в ночь, их глаза горели красными углями в темноте. В этом хаосе из плоти, крови и болезненных криков, я заметила меч, лежащий среди останков павшего воина. Это был самый обычный железный клинок, но для меня сейчас он, что луч света во тьме. Я подняла его, чувствуя, как его сила течет по венам. Это было так, словно сама богиня вложила его в мою руку.
Первый взмах меча стал мрачным напоминанием о предстоящей задаче. Лезвие рассекло мгновенно начавшую гнить плоть и кости, забрызгав все моё лицо вонючей кровью. Я почувствовала это во рту, в глазах, в волосах, но не дрогнула.
Посыпались удары. Звон металла сопровождался хлюпающими звуками бесформенных чудовищ, которые словно марионетки в умелых руках большого лиха, нападали совсем не зная устали. Они распадались от моих размашистых ударов, но собирались вновь ещё более уродливыми кляксами.
Битва казалась бесконечной. На каждого убитого существа, казалось, приходились еще двое. Руки отяжелели, дыхание стало прерывистым, но я продолжала пробираться вперед.
Солнце едва начало выглядывать из-за горизонта, заливая пейзаж жутким кроваво-красным сиянием.
Мужчины-воины и женщины-воительницы, высыпавшиеся гурьбой из древней башни, видели много восходов солнца, но новый им увидеть было не суждено.
Промокшие вмиг под алым дождем мужчины, вдруг словно почувствовав жжение, принялись стаскивать с себя одежду. Они посмотрели вниз и увидели, что она как будто плавится, а кожа покрывается волдырями. Их охватила паника. Они пытались бежать, но течение было неумолимым. Казалось, что они пробирались сквозь расплавленную лаву, а их тела поглощались изнутри.
Эти мерзости, порожденные тьмой и отчаянием, хлюпали и выли, их формы корчились в агонии от их неестественного существования.
Сама не заметила, как они уже окружили меня, смыкая свои ряды в плотное кольцо, желая заполучить еще одну деталь в свои смердящие тела. Но я не хотела быть легкой добычей. Я танцевала среди них, меч сверкал черной кровью, рассекая чудовищ с мрачной мощью. Рука уже ныла, но волею, не иначе как самой богини, я продолжала размахивать мечом, меж тем пытаясь линии нащупать, что с жизнью отродий связывают, но тщетно. Не было их. Что-то другое их призвало.
Как только круг замкнулся, угрожая раздавить меня, глубокий, резонирующий голос прорезал какофонию криков чудищ.
– Довольно. На этом ваш пир заканчивается.
Кольцо монстров расступилось, открывая фигуру, которая, казалось, вышла прямо из легенды. Велемир, будто стал ещё выше и внушительнее, его темные волосы струились по плечам. В одной руке он держал меч, который будто впитывал окружающую его тьму, а его лезвие сияло потусторонним светом. В другой он держал небольшой камень с замысловатой резьбой, поверхность которого пульсировала мягким сиянием.
Я, тяжело дыша и покрытая останками своих врагов, посмотрела на Велемира с благодарностью.
– Ты как раз вовремя, ведьмак, – прохрипела я низким рычащим голосом. – Не то не успел бы насладиться побоищем.
Велемир усмехнулся, и звук этот был похож на отдаленный раскат грома.
– Храбришься. Вижу, что устала.
– Откуда появились только, уродцы, – прошипела я, сквозь стиснутые зубы и рубанула снова, не глядя, наотмашь.
– Порождены самой темной ворожбой, питаемой болью и страданиями павших.
Он поднял камень в руке, и свет, который он излучал, усилился, отбрасывая длинные тени, которые отскакивали от мужского силуэта.
Велемир начал напевать на древнем языке, совершенно мне незнакомом. Камень в его руке засиял светом, а воздух вокруг нас покрылся рябью. Монстры, почувствовав угрозу, завыли и захлюпали, их тела извивались в агонии. Голос Велемира усилился, его песнопение наполнило пространство мощью, внушающей ужас и благоговение одновременно. Камень в его руке разгорался все ярче, пока не превратился в маленькое сияющее солнце. Затем, произнеся последнее грохочущее слово, он метнул камень в гущу монстров. Один за другим существа попадали. Их тела были разорваны на куски, разбросанные по пропитанной кровью земле. Внутренности, обнаженные и ободранные, блестели в кроваво-красном восходе. Головы, отделенные от тел, с широко раскрытыми от страха глазами, безжизненно взирали на серое небо, которое резко выделялось на фоне кровавого хаоса внизу.
Вокруг расплывались реки крови. От воинов, что дежурили возле терема остались одни ошметки. Пустыми глазами они смотрели в серое небо, а их внутренности были разбросаны тут и там. Вдыхая смрад поднявшийся в воздух, все сморщились. Князь, которого в гуще битвы я и не заметила, вытер лоб, шумно отдуваясь. Ведьмак набрал горсть земли, перетер частички между пальцами и закрыл глаза.
– Плохо дело, – я поскользнулась на чьей-то печени. Глаза застилала внезапно появившаяся жажда крови, жажда смерти, что-то внутри меня упивалось происходящим, и я содрогнулась. Тело трясло, а разум желал продолжить битву.
– Идем, княжна, оно ещё рядом, – голос ведьмака вывел меня из странного оцепенения.
– А мы? – князь и Ярослав вновь обнажили мечи.
– Тут останьтесь, выживших отыщите, мы за лихом последуем.
Оставили нас посреди кровавых рек. Даже не верилось, что все эти куски когда были целыми людьми, а эти орошенные кровью земли не подвал мясника, а некогда было жилое поселение.
– Дурно тебе, княжна? – Ведьмак заглянул мне в глаза, аккуратно тронув за плечо.
– Сойдет.
Он недоверчиво хмыкнул и указал куда-то влево от себя, где шевелились холмы или то, что ими усердно притворялось.
Глава 16
ЧЕМ-ТО НАПУГАННЫЕ птицы взметнулись ввысь, крича. Я вытерла меч и снова посмотрела на холмы откуда уже начали доноситься завывания. Не понять человек воет или зверь какой.
Рассвет не настал. Как будто по чьей-то указке солнце снова спряталось за горы, а небо заволокло черными тучами. Поднялся ветер, несший за собой смрад и зловоние смертей.
Сняла с себя грязную шубу и размялась. В спине ныло, но расслабляться было ещё рано.
– Сейчас выползут, – кивнул на холмы ведьмак.
И точно дождавшиеся его слов, с ревом выскочили мертвые. Они появились из-за холмов. Мертвачи. На их бледных лицах, испещренных черными прожилками, пульсирующими потусторонним светом сверкала ярость. Их глаза, молочно-белые и злобные, уставились на меня с голодом, от которого у любого застынет кровь в жилах. Они воняли разложением и волочили за собой внутренности извращенным знаменем.
Новый рев эхом прокатился по холмам, более глубокий, отчаяннее чем предыдущий. И тогда они ускорились.
Первый из мертвачей достиг нас, его глаза горели холодным, злобным светом. Я взмахнула мечом, и лезвие глубоко вонзилось в плоть существа. Оно взревело, звук был хрипязим, звериным, а потом существо бросилось на меня, его руки были похожи на когти, зубы оскалены в рычании. Я пригнулась и откатился в сторону. Очень вовремя, потому как в следующий миг аккурат там, где была моя голова, когти вспороли заиндевевшую землю.
Почувствовала, как липкая рука обхватила мою лодыжку, и, посмотрев вниз, увидела существо с половиной сгнившего лица и оскаленными в голодной гримасе зубами. Я отбросила его ногой, пнув в остатки носа, но это же место занял другой. Я устала, а мертвые не проявляли никаких признаков замедления.
Пока все неожиданно не прекратилось. В руке Велемира сверкал драгоценный камень, покрытый липкой и зловонной черной жижей.
– Тут сила их была.
– Как узнал? – я уронила меч, и снова внутри меня что-то требовало продолжения битвы, оно не могло насытиться. Хотелось не мёртвой, а живой крови. Чувствовать, как она стекает по рукам, согревая кожу.
За кошмарными грезами совсем не услышала объяснение ведьмака, который тяжело дышал, всё ещё сжимая камень. Он положил его на землю, замахнулся и расколол рукоятью меча, выпуская силу, что сбила нас с ног.
Тучи разошлись и меня ослепило яркое солнце. Перевернувшись на живот, я спрятала лицо в ладони, желая унять жжение.
– Сейчас пройдет, княжна.
В горле встал ком и меня вывернуло под себя, а потом кажется солнце вновь погасло.
* * *
Пришла в себя, уже лежа на кровати, грубая, влажная ткань простыней натирала мне кожу. В голове стучало, виски сжимало звуками ритуального барабана, а во рту было сухо. Я попыталась пошевелиться, но мои конечности были точно налитые свинцом, тяжелые и неподатливые. В воздухе повис слабый медный запах.
Надо мной нависла фигура, чье лицо было скрыто темнотой и не хватало тусклого света, отбрасываемым единственной свечой, мерцающей в углу, чтобы осветить его. Кто-то вытирал мне лицо влажной тканью, от теплой воды у меня по спине побежали мурашки.
– Выспалась, княжна? – произнес Велемир, полоская тряпку в бадье.
Я села. Нос всё ещё щекотал запах смерти.
– Рад, что ты больше не хочешь выпотрошить меня, – он мрачно улыбнулся.
– Я?
– Ты, княжна, после битвы в неистовство впала. Еле удержали.
– Помню, как камень ты разбил, как тошно стало и всё… – я замолчала, напрягая память, но разрозненные куски не хотели складываться.
– Ничего, бывает. И с живыми бывает, и… – он замолк. – И… с мертвыми тоже. Не думал, что так подействует на тебя. Так что твоя жажда крови по моей вине произошла. Так стало быть и мне ответственность нести.
– Что я сделала? – затылок стянуло от напряжения.
– Сейчас сама узнаешь.
Дверь приоткрылась и в комнату вошёл Ярослав. Правая рука его была перевязана, а сам он немного прихрамывал. Он грустно улыбнулся и попытался достать что-то из кармана левой рукой, но получалось у него скверно.
– Подсобить тебе? – Велемир выгнул бровь.
Ярослав покачал головой и вытащил перстень.
– Похвастаться хотел, что матушку вспомнил. Она перстень этот на пальце носила. Вспомнил так ярко, что дышать легче стало.
Пока говорил, совсем не смотрел на меня Ярослав, избегал взгляда.
Я навредила ему? Ранила его?
– На правой руке носить теперь не смогу, придется учиться левой обращаться.
– Я… – начала я, но слова не могли слететь с уст.
– Ведьмак объяснил. И княжество вы спасли, моя рука это небольшая плата. Новая не отрастет и старую ворожбой не прилепить. Плотник выстругает новую.
– Это я… я… отрубила тебе руку?
В горле снова образовался ком.
– Зла не держу на тебя, Сияна. Не смотри так, честен я.
Ярослав подошел ближе и обнял меня одной рукой. Я уткнулась в воротник его рубахи, снедаемая ужасным чувством вины. Память отказывалась возвращаться, а в груди ныла ненависть к самой себе.
– Как это произошло? – тихо спросила я, сглатывая.
– Когда я услышал крик, то вышел и увидел, как ведьмак за тобой гонится и кричит что-то. А после ты подлетела, выхватила меч. Едва успел свой достать. Двигалась ты быстро, но жизни в глазах твоих не было, как у рыб бывает, что не блестят совсем. Я опомниться не успел, как рука уже возле ног валялась, все еще меч сжимая. Там и ведьмак подоспел, в сон тебя волшбой погрузил, да руку пытался мне спасти.
– Я виноват, что сразу не распознал в тебе влияние скверны, показалось, что обычное возбуждение после битвы, какое у воинов бывает.
– Виновато тут только то, чьи корни в Нави расползлись. На вас я зла держать не стану, – твердо проговорил Ярослав.
– Князь в порядке?
– В порядке, рассылает голубей и гонцов, чтобы в княжество возвращались. Беда отступила и снова можно жить начать.
– Прости меня, – я склонила голову.
– Довольно! – вскочил Ярослав. – Сказал же, что зла я не держу. Как сестра ты мне теперь, что же я за человеком буду, коль зло на родных стану держать?
Я подняла глаза и встретилась с мягким и понимающим взглядом Ярослава.
Внутри спирало от ненависти к себе самой. Отчего эта жажда крови явилась? Почему я умолчала? Быть может не случилось бы этого, коль я с ведьмаком бы поговорила.
Тяжелые думы отравляли разум, хотелось биться головой о стену. И не прекращала думать, даже когда совсем одна осталась, а последняя свеча погасла.
Уходя, ведьмак сказал, что будет ужин и все хотели бы меня там видеть, но мне было тяжело смотреть всем в глаза после произошедшего. И сказал еще, что семь ночей я в беспамятстве валялась.
Долго сидела одна, прислонившись спиной к холодной каменной стене, подтянув колени к груди. Пересилив себя и желание остаться в постели, встала. Умылась холодной водой, сполоснула волосы, разлепляя слипшиеся от крови прядки.
Когда смывала кровь с тела, скребла до тех пор, пока кожа не начала саднить, но и это не облегчило тяжкое бремя поступка.
Моё тело, что в самом начале пути было сильным и несгибаемым, теперь ныло от глубокой усталости. Я вымылась с особой тщательностью, пытаясь заодно и стереть память о своем поступке. Оделась в простую, ничем не украшенную одежду, что несравнимо было с нарядом, который я надела бы на пир, устроенный в честь освобождения. Трижды надевала одежду, а потом снимала, страшно злясь.
Но я всё же оделась, скрипя зубами. Заплела свободную косу, которая стала ещё тяжелее из-за влаги и в нерешительности застыла перед дверью.
От необходимости выбирать меня избавил ведьмак, который за меня открыл дверь, впустив в комнату музыку.
– Собралась?
Я кивнула, потупив взор.
– Тогда идём, – он протянул руку и улыбнулся.
Ответить на улыбку я не могла. Просто не получалось.
С нашим появлением в зале повисла тяжелая тишина, нарушаемая лишь звоном кубков и редкими взрывами смеха тех, кто нас не заметил. После того, как князь кивнул, пир снова был в самом разгаре, празднование освобождения княжества от нашествия мертвецов, победы, одержанной страшной ценой.
Ярослав, как будущий молодой князь, сидел во главе стола, его правый рукав был аккуратно прижат к боку, скрывая культю на том месте, где когда-то была его рука. Он поднял свой кубок с улыбкой на губах, но в глазах его застыло что-то нечитаемое. Боль, возможно, вперемешку с чем-то ещё.
Сидевший рядом с ним его дед, пока ещё князь Всеволод, наблюдал за ним со смесью гордости и печали, и в его глазах отражалась радость воссоединения.
– А ты боялась, княжна, не съедят тебя тут, – прошептал Велемир, опаляя ухо жаром дыхания.
– Садись, княжна, – крикнул Всеволод, на два пустых стула указывая.
И он туда же… Почему ведьмак тогда не промолчал.
Все многочисленные гости снова с интересом уставились на меня. Послышались шепотки.
– Княжна-а-а-а?
– А одета просто дюже.
– И то верно.
– А вы на глаза её взгляните! Страх-то какой… – ахнул кто-то.
– Как мертвая.
Я сжала кулак.
– Не слушай их, княжна, идём.
Я вздохнула, выпрямилась и проследовала к столу.
Нос защекотал аромат вина из луговиц и на мгновение я расслабилась. Матушка тоже делала такое вино.
– Я попросил его разыскать, – шепнул Велемир.
– Как узнал?
– Те, кто волшбой занят, часто его пьют. Подумал, что и тебе понравится.
– Матушка делала… – я замолкла.
Глаза защипало и я сжала губы.
– Благодарствую, – через время прошептала я, обращаясь к ведьмаку.
Он взял мою ладонь в свою и слегка сжал, а после отстранился. Я отпила вина. Его вкус невозможно описать как-то однозначно. Он был всем и ничем одновременно. Сначала он обжигал язык сладостью, похожей на спелые ягоды и мёд диких пчёл. Затем, появлялась горечь, напоминающая полынь и холодную землю. Послевкусие же оставляло странное ощущение – на языке плясал сам воздух леса, пропитанный тайнами и шепотом ветра.
Для ведьм, знающих толк в травах и заговорах, вино из луговицы было ключом к другим мирам. Один глоток – и пред глазами проносились видения: будущее, спрятанное за пеленой времени, тайны, запертые в сердцах людей, и даже отголоски давно забытых событий. Но вино не только показывало, оно и изменяло. Каждая капля, попадая в кровь, усиливала дар ведьмы, делала её связь с природой сильнее, позволяла глубже проникать в суть вещей. Очень немногие могли сделать сильное вино. Таланты моей матушки были обширны, но не настолько. И сейчас, по подрагиванию в пальцах, я понимаю, что только теперь я отведала настоящего вина из луговиц, корни которых собирали в безлунную ночь под уханье слепой совы.
От этого вина я слышала шепот духов, что собирались вокруг хоро́м. Я так давно не слышала этих звуков, что позволила себе слушать, растворившись в их разговорах.
– Всё в порядке, княжна? – тихо спросил Велемир, толкнув меня коленом под столом.
Я кивнула и улыбнулась.
– Просто слушаю.
Ведьмак понял о чем я и тоже улыбнулся.
– Рад, что угодил тебе.
– Ты тоже можешь их услышать?
– Могу и без вина. Родился таким. Ты не первая, кого из Нави вернули, а они обычно дары при жизни полученные теряют. Подумал, что скучала ты по духам лесным, решил подсобить.
– Благодарю тебя, ведьмак, – я склонила голову.
– Скоро я тебе кланяться буду.
– Скажешь тоже, – отмахнулась я.
Всё княжеское место мне прочит, не нужно оно мне. Никому лучше от этого не будет, только хуже сделаю.
Я снова закрыла глаза и прислушалась. Переливами ручейков беседовали мавки, возле окон крутясь, обсуждая молодых мужчин, хихикая.
– Окажешь честь?
Открыв глаза увидела, как ведьмак руку протянул, станцевать с ним предлагая.
Дым от благовоний, пахнущих полынью и мёдом, стелился по залу княжеского терема. Столы, ломящиеся от яств и напитков, освещались мерцанием свечей и лунным светом, проникающим сквозь высокие окна.
Его ладонь была тёплой и сильной, противопоставляя своё тепло прохладному прикосновению моей собственной руки.
Музыка – медленный, завораживающий напев на гуслях – заполнила зал. Двигались мы не так, как другие. Танец не был быстрым и весёлым, он был медленным, почти ритуальным, полным скрытой силы и энергии. Я почувствовала, как мощная энергия Велемира, древняя и таинственная, переплетается с моей собственной. Мы кружились, словно две части единого целого, наши тела двигались плавно и грациозно, как листья на ветру.
Не было резких движений, не было лишних жестов. Только плавность, гармония и незримая связь. Каждый шаг – просьба, ответ, вопрос, общение на уровне давно забытых символов и знаков.
Когда музыка стихла, и мы разошлись, наши взгляды встретились, и в этих зеркалах души было сказано больше, чем в любых разговорах.
И тут я увидела, как темная туча накрыла княжество, что через реку от Полесного было. Зло и туда пробраться решило, не таясь.
Велемир выглядел встревоженным. Пусть и прятался за кубком.
– Ешь, княжна, силы нужны.
– В новый путь?
Ведьмак кивнул, вытер рот тыльной стороной ладони и встал, а после к князю направился.
Я подцепила кусочек мяса, которое пропиталось морковью и стало рыжего цвета. Но кусок в горло не лез. Сама мысль о еде вызывала тошноту, а в разум вернулась уже знакомая жажда крови. Испугавшись за всех, кто здесь собрался, поспешила выйти на улицу, охладиться.
Холодный воздух отрезвлял. Пусть на краткий миг, но даровал чувство спокойствия, безопасности в первую очередь от себя самой.
Как всё-таки много может измениться за несколько дней, проведенных в беспамятстве. В дома возвращались люди, отстраивались сызнова стены. Кошмарные проявления зла были убраны с дорог, только кое-где можно заметить темные следы крови, которые сойдут окончательно вместе со снегом, с весенними дождями. Доживу ли я до весны? Увижу пробуждение лешачиков? Скучала я по их взволнованным звукам, по играм меж корней деревьев, по шалостям: то веткой кого-нибудь пощекочут, то шишку на голову скинут.
От моего дыхания не взметнулось облачко пара. Вдыхая холодный воздух, я выдыхала точно такой же, потому что ему негде было согреться.
Шепот духов становился яснее и мне хотелось за ним последовать, чтобы хоть ненадолго, но погрузиться во времена, когда не было тумана, у меня в груди билось сердце, а по жилам бежала живая кровь.
Дар Мары дал снова о себе знать. Я услышала лёгкий перезвон колокольчиков и хотела воспротивиться этому зову, но резкая боль во всем теле заставила меня сделать шаг, потом ещё один и ещё. Пока я не пришла к реке.
Молодые девичьи руки трясутся от холода, она выдыхает и дрожит, но упорно продолжает стоять по грудь в воде.
– Холодно здесь, – проговорила я, заставив девушку испугаться, вздрогнуть и едва слышно ахнуть.
– И пусть, – упрямо проговорила она, сквозь стук зубов.
– Зачем в воду забралась?
– Умру я скоро. Хочу, чтобы хотя бы что-то я могла изменить.
Нити, связывающие её с жизнью, едва-едва светились. Я вздохнула.
– Выходи из воды.
– Нет.
– Вылезай, – я протянула руку, мои пальцы светились мягким светом.
– Не ведьма ты?
– И ведьма, и нет.
Неловко выбравшись из воды, трясясь она села на камень и вздохнула.
– Водили меня по знахарям, да шаманам, но все твердили, что я и до двадцати не доживу. Нет сейчас матушки или отца, что за жизнь мою цепляться станут. А мне… – она спрятала лицо в ладонях. – Тошно жить уже. Устала страдать от боли. Вот и хотела, если не замерзнуть, то чтобы духи лесные забрали.
– И смерти не боишься?
– Не боюсь. Жду.
Жаль мне её было. Такая судьба тяжелая. Хотелось бы мне, чтобы иначе у неё все сложилось.
Может удастся её спасти? И с этой мыслей в тело ворвалась боль, я согнулась.
– Всё хорошо? – спросила она, встревоженно подняв брови.
– Да. Супротив воли богини помыслы мои были. Пойдём со мной, – проговорила я, крепко стиснув зубы, сгорая от боли. Протянула ей руку и она вложила в неё свою не менее холодную и дрожащую.
Я сняла с плеч шубу, которая была больше для вида и накинула на неё.
– Сколько тебе осталось?
– Не больше года, – проговорила она, а я уже сама видела, что примерно столько же и осталось.
– Заберу тебя, когда останется совсем немного, а пока поживешь ещё.
Хватка богини стала слабеть и боль отступила. И сама увидела она, что рано было её забирать, коль та из воды вышла.
– Заберешь? Ты?
Я посмотрела на неё и она ахнула, закрыв рот руками.
– Воля богини мною движет. Она подарила мне возможность всё исправить, но взамен я должна последний вздох забрать у каждого, кто Марой отмечен будет.
– Значит ты?
– Называй, как хочешь. В прошлой жизни меня нарекли Сияной.
Топот по замороженной земле, скрип веток и на берегу появился ведьмак.
– Прогуляться решила, княжна?
– Княжна? – тихо переспросила девушка, взгляд которой метался между мной и Велемиром.
– Подумалось, что случиться с тобой могло что-то, – не обращая внимания на девушку, проговорил он.
– Не случилось, подышать вышла. Да её нашла, – я указала на девушку.
– Как звать-то тебя? – спросил ведьмак.
– Радослава, – тихо проговорила она.
– Пойдём, – я поманила её за собой.
Когда на свет вышли, смогла я её рассмотреть. Девушка с тёмными, как смоль, волосами, собранными в тугую косу, обвитую вокруг головы. Её глаза – большие, чёрные, выразительные и немного загадочные. Лицо овальное, с тонкими чертами и смуглой кожей. Темно-зеленое платье было украшено вышивкой изображений птиц.
Ведьмак в хоромах скрылся, а мы с Радославой через другой вход вошли. Так быстрее в комнату с печкой попасть.
Она любопытно рассматривала меня, словно боялась что-то упустить из вида.
– Спросить хочется, – проговорила Радослава.
– Спрашивай, коль хочется, – я подкинула дров в огонь.
– Княжной тебя назвал. Правда это?
Я вздохнула.
– Правда.
– Супруга князя ты?
– Всеволода? – я рассмеялась.
– Нет?
– Нет, – я спрятала улыбку в ладони. – Отец мой властитель княжества Полесного, Радомиром звать.
– А здесь ты для чего?
– За лихом охотимся.
– Да где это видано, чтобы княжна сама по лесам скакала за злом?
– Я с самого начала была неправильной княжной.
– Правильной, – произнес ведьмак, вынуждая обратить на себя внимание.
Как давно он там стоял? Долго ли разговор слушал?
– Не слушай княжну, она утомилась.
– Не утомилась, – вскинулась я.
– Я говорю, что утомилась. Значит, так оно и есть.
– Невозможный.
– Как старые супруги бранитесь, – прокашляла Радослава.
– Вот уж нет, – я скрестила руки на груди.
Велемир сел возле меня на лавку и протянул девушке сверток.
– Поешь, а как согреешься попрошу князя определить тебя в тереме.
Она кивнула и приняла еду.
– Отдохни, княжна, уже утром выезжаем.
Я кивнула и тогда ведьмак оставил нас, случайно коснувшись моей руки.
Смотря на огонь, я чувствовала, что у нас с ним много общего. Огонь, как и я, мог поглотить всё сущее, если выберется за грань камня. Я тоже, если меня не сдержать.
Решила, что отправлю Ярослава обратно, коль он надумает ехать с нами. Довольно с него испытаний. То, что я сделала обратить вспять невозможно. Это гложет меня. Пусть он остается с родным человеком, которого обрел. Им нужно сызново выстроить отношения, не поддавшись бремени долгой разлуки. Надеюсь, ведьмак согласится со мной.
Временами мне казалось, что мы будто уже были знакомы. Но я думаю, это это из-за Нави. Оба ею так пропитались, что появляется морок того, чего быть не могло.
Витиеватые узоры танцующего на почерневших поленьях огня завораживали, давали надежду и тепло.
Появившийся слуга пришел отвести отдыхать Радославу, мы коротко попрощались, а я осталась сидеть подле огня.
Когда сидеть стало невмоготу, вернулась в комнату. Мертвые не спят, но я уснула. Снилась бесконечная Навь, пепел сыпался с неба, скользил по телу, пачкая кожу, а вдалеке выли и стенали страдающие души.
Образ богини жестокой, но справедливой мне тоже только снился, я не знала, как выглядит она, только чувствовала холод и решимость. Пошла наперекор ей, но оказалась права, потому что рано девчонку забирать было. Пусть поживет ещё сколько отмерено.
Ближе к крикам петухов сон совсем стал странным. Горячие руки на бедрах, дуновение весеннего ветра и запах луговых трав, вкус верескового вина и пьянящая свобода кружили голову. А я всё кружилась, кружилась и кружилась возле костра, позволяя огню касаться ног.
Открыла глаза, когда ведьмак осторожно коснулся моего плеча. В его глазах читалось, что нам пора выдвигаться.
Может остаться? И леший с ним, с этим княжеством Полесным, с самим князем Радомиром. Сам виноват, а другим расхлебывать.
Но видение не отпускало. Больно кольнуло в груди за эти крамольные мысли. Люди же не виноваты? Да и меня вернула Мара ради мести. Должна я правду узнать, прежде, чем в Навь обратно вернусь и к духам стенающим присоединюсь.
Поэтому я встала. Ведьмака уже не было. Натянула штаны с ремешками, куда можно было всякое нужное прицепить. Нижнюю рубаху скрыла верхней. И на плечи накинула плащ с меховой оторочкой.
Ведьмак стоял возле облегченной телеги, одной рукой поглаживая коня по черной морде, а другой давал ему что-то съестное.
– Готова?
Я кивнула в ответ. Ярослава нигде не было видно. Облегчение накрыло меня с ног до головы. И хорошо, пусть остается.
– Ярослав останется? – всё же спросила, чтобы в случае чего поспорить.
– Я письмо написал. Не знает он, что сегодня мы с тобой уедем.
– И хорошо, – покивала головой я. – Настрадался он.
– Верно. Запрыгивай.
Повозка, груженная провизией и вещами, громыхала по дорожке, копыта коня отбивали ровный ритм. Через некоторое время повозка подскочила на ухабе, и я, пытаясь удержаться на ногах, услышала приглушенный вскрик, доносящийся из-за мешков. Я недоуменно переглянулась с Велемиром, который пожал плечами, бросая вожжи.
Откинув ткань, я увидела щурящуюся Радославу. Она смотрела на меня виноватым взглядом.
– Ну? – я выгнула бровь, побуждая её объясниться.
– Я хотела… хотела успеть посмотреть мир, пока у меня ещё есть время.
– Мы не праздно путешествуем, – качнул головой ведьмак.
– Дорога устлана шипами опасности, – подтвердила я.
– Не заставляйте меня вернуться, прошу! Там у меня никого не осталось… – она всхлипнула. – Я обязательно пригожусь, только возьмите с собой.
– Возвращаться не будем. Но и дальше Вихоревого княжества брать с собой не станем.
На том и порешили.
* * *
К концу третьего дня пути, я напевала старинную мелодию, и мой голос сливался со скрипом повозки. Велемир, погруженный в свои мысли, не присоединился ко мне, но его нога тихонько постукивала в такт. Радослава изредка подпевала, но всё больше молчала, уставившись вперед себя.
Остановились, когда все почувствовали тяжелый воздух, который стискивал грудь до боли.
Ощущение, что лихо всегда было на шаг впереди. Точно знало оно, куда мы направляемся, следило, цепко выхватывая из времени наши мысли, зверем по следу шло, срезая путь.
Горели костры, дома, а в глубине селенья кричали люди.
Глава 17
ВЕДЬМАК грязно выругался.
– Мы тут ничем не поможем.
– Здесь же люди! – задохнулась Радослава.
– Едем дальше. Если хочешь ходить среди горы трупов, оставайся.
Велемир не был похож на себя самого. Глаза заволокло туманом, а на лицо легла тень, делая черты острее. В его темных глазах плескалась злоба.
Я села обратно в телегу, и мы скрылись в лесу. В носу всё ещё стоял запах гари, смрад жжёной людской плоти и шерсти животных, а в ушах звенели крики. Я покачала головой, когда Радослава возмущенно всплеснула руками.
Уже смеркалось, но мы всё ещё двигались дальше, подгоняемые ветром, который на наше счастье дул в спину. Мы остановились, чтобы размяться.
Мне отчего-то было неспокойно. Что-то будоражило сознание, вызывая дрожь.
– Слышишь? – Велемир потрогал меня за плечо и тихо прошипел, указывая на темный провал между деревьями.
В воздухе повисла тишина, нарушаемая лишь шорохом ночного леса. Внезапно раздался глухой, раскатистый рык, от которого кровь стыла в жилах. Он был не похож на рык обычных зверей, а звучал так, будто издавало его чудовище. Вскоре послышался треск ломающихся веток, приближающийся с каждой секундой. Затем – ближе, еще ближе – раздался треск стонущих деревьев. Что-то огромное, нечеловеческое, прокладывало себе путь сквозь лес.
– Затаитесь, старайтесь не двигаться, – шёпотом проговорил он, гася огонь.
Закрыв глаза, я втянула носом воздух, который пах гнилой листвой, кровью и… мхом.
– Медведь? – испуганно пропищала Радослава.
Ведьмак качнул головой.
– Леший, – ответила. – Только странный какой-то, с ним что-то не так.
– Навья скверна. Пора, тут мы уже никого не спасём, а если задержимся, то и сами голов не сносим.
Велемир щёлкнул поводьями, направляя коня прочь.
Пока тряслись на неровной дороге, я всё думала о том, как скоро скверна расползется и подчинит своей воле всех существ, а людей погубит. От чего это произошло? Что стало причиной? То, что вылезло из Нави каким-то образом или бывшее тут всегда, устраивает раздор и сумятицу.
Сейчас и растения больше пользы не приносят, давеча пару листьев целебных собрала, а отвар получился гнилым, дурманящим. Всё, что знала теперь не работает, сызнова учиться надобно.
Силы в руках становится меньше. Кто знает сколько богиней мне отмерено? Поскорей бы решить всё, что требуется, да на покой заслуженный уйти в обитель духов.
– Посмурнела ты, княжна. Чай о смерти думаешь?
– И как ты догадался, ведьмак?
– Чую я, когда думы об окончании жизни крутятся. Не думай, рано ещё. Не заберёт тебя богиня, пока ты дела не завершишь, а пока вздремни. К утру доберемся, – он передал мне накидку, призывая укрыться.
Засыпалось тревожно. Стонали ветви под напором ветра, несвязно кричали лесные духи голосами от которых мороз бежал по коже, сковывая ужасом.
– Не спишь? – обернулся ведьмак, сверкнув в темноте глазами.
– Не сплю, – прошептала я.
– Расскажешь что-нибудь? За славной беседой и время незаметно пролетит. Уже сегодня в баньке попаримся, да похлёбки горячей отведаем.
– Про детство рассказать? – я придвинулась ближе, ухватившись за деревянный борт.
– А расскажи, я послушаю.
– Ну что ж… – вздохнула. – Слушай.
Мне часто снилось, что ухожу я от всех в лес, живу там с мавками, играю с народившимися лешачатами, пью родниковую воду и ем только ягоды прямо с куста. Но когда просыпалась, то видела всё ту же деревянную избу с резными ставнями, увитую диким виноградом, на краю села, у самого леса.
Мать моя всегда знала свойства трав и слова ворожбы не забывала, лечила людей и животных, а иногда даже разговаривала с ветром. Но жители деревни боялись её, шёпотом называли ведьмой и избегали встречи. Они говорили, что она знает слишком много, и что ей нельзя доверять.
Детям строго-настрого запрещали подходить к нашему дому. Только самые смелые мальчишки решались бросать камни в окна дома, когда солнце уже садилось за горизонт. В такие моменты мать брала меня за руку и тихо говорила:
– Не бойся, дочка. Люди всегда боятся того, чего не понимают. Пусть лучше нас сторонятся, чем навлекают беду на свои головы.
Но я всё равно мечтала завести друзей, тосковала по детским играм, по смеху. Только издалека смотрела за играющими и вздыхала. Осмелев, я решила подойти к толпе детей, игравших на поляне возле пруда. Я хотела просто посмотреть, как они играют, может быть, присоединиться к ним. Но стоило мне приблизиться, как все разом замолчали и уставились на меня.
– Уходи! – крикнул один мальчик, подняв камень. – Ты ведьмина дочь!
Остальные присоединились к нему, и вскоре вокруг меня засвистели камни. Я испугалась, побежала домой, слёзы застилали глаза, а сердце разрывалось от тоски. Когда вернулась, мать обняла меня и сказала:
– Время покажет им правду, Сияна. Но пока нам нужно быть сильными. Тебе предназначено стать великой, сменить князя на престоле, – так часто повторяла она, что одно упоминание о княжестве вызывало у меня тошноту.
В нашем краю детей рано приучают к труду, чтобы могли сами себя прокормить, если случится беда. И я тоже с малых лет помогала матери по хозяйству: собирала травы для припарок и отваров, кормила кур, носила воду из колодца. Но всё было бы иначе, если б не знали люди о том, кто она и я такие.
Храбрящиеся мальчишки грозили кулачками, а девочки прятались за спины матерей, когда мы проходили мимо.
Но больше всего меня задевало, когда детишки начинали шептаться у меня за спиной. Они боялись подойти близко, будто одно моё присутствие могло принести им беду. «Ведьмина дочь», – так называли меня, хотя я ничем не отличалась от них. Те же глаза, те же руки, та же душа. Только сердце моё уже тогда болело от их страха и отчуждения.
Сегодня матушка была занята и вместо неё я пришла я на речку полоскать бельё. Девочки там играли, плескались в воде, смеялись. Я подошла поближе, надеялась, может, хоть одна из них позовет меня поиграть. Но стоило мне приблизиться, как все разом замолчали, будто увидели что-то страшное. Одна девочка, самая старшая, вдруг крикнула:
– Уходи прочь! Ты нам не ровня!
И все остальные закивали головами, повторяя хором:
– Прочь, прочь, ведьмина дочь!
Я стояла молча, чувствуя, как злые слёзы застилают глаза.
Когда подняла голову, посмотрела прямо на них и стиснув зубы прошипела:
– Если вы боитесь меня, значит, вы слабые. Прокляну, – с последним словом я бросила на землю корзину с бельем, вытянула руки перед собой и заревела диким зверем.
Девчонки визжа и сбивая друг друга с ног бросились врассыпную, а я хихикнула и принялась заниматься тем, зачем сюда пришла.
Ветер снова завыл, словно пытаясь заглушить мои воспоминания. Ведьмак молчал, лишь внимательно слушал мой рассказ.
– Вот так вот, – закончила я, глубоко вздохнув. – С детства привыкла к тому, что вокруг одни враги. Может, поэтому и стала такой, какая есть сейчас.
– Красивой?
– Тебя Ярослав покусал? Отчего такие глупости бормочешь? – я скрестила руки на груди, чувствуя, как горят щеки.
Он протянул руку, касаясь моей щеки. Аккуратно, словно боясь повредить что-то очень хрупкое. Провел большим пальцем по нижней губе, слегка оттянув её. В его взгляде что-то изменилось. Тени сгустились вокруг глаз. подернулись блеском. Он облизнул свои губы и выдохнул.
Совсем немного я подалась вперед, сама не понимая зачем. Велемир сделал то же самое и его дыхание опалило мои губы.
В телеге заворочалась Радослава, и Велемир отстранился.
Он больше на меня не смотрел, только хмурился собственным мыслям. А мои губы горели, помня жар его дыхания.
Нет. От этих чувств и ощущений нужно избавиться, никому добра от этого не будет. Особенно вспомнив для чего я здесь и куда скоро вернусь.
Слякотная и серая дорога, казалось, не закончится никогда. Изредка голодно выли волки, скрипели ветки под тяжестью снега. Но уже совсем скоро показались огни ночлежки. Проснувшаяся Радослава выдохнула с облегчением и зябко поежилась. Я накинула ей платок на плечи, и она благодарно кивнула.
Внутри корчмы было душно от запаха перегара и сырости. Пахло кислым пивом и давно немытыми телами. Темнота окутывала углы, а редкие свечи лишь добавляли ещё большей мрачности. Мы сели за грубо сколоченный стол, покрытый пятнами вина и еды.
Радослава поморщилась, ища куда безопасно положить руки, и не найдя подходящего места, уперлась ладонями в колени.
Корчмарь выглядел сердито. На левой щеке у него был шрам, который пересекал рот широкой молниеобразной линией на которой не росли усы. Даже забавно было, что на одной стороне у него густые кустистые усы, а на другой прореха, как дорога, что уходит в лес.
– Чего изволите? Куропаток? Молочного ягненка? – тон его голоса звучал издевательски.
– Вино и что-нибудь горячее найдется?
– Вино-о-о-о? – хохоча протянул корчмарь. – А росы с вершины горы не желаете?
– А что, и это имеется? – ответил Велемир, пряча смех в глазах.
– Пиво и медовуха, большего нечего предложить. Из горячего только каша.
– Сойдет. А остановиться здесь можно? Свободные места имеются?
– Шутить изволишь? В эту дыру разве что токма местные приходят, кровати от пыли прогнулись уже.
Дальше я не слушала их разговор, мысли мои заняты были шумом снаружи корчмы. Увлеченные беседой Велемир и корчмарь не заметили, как я выскользнула из-за стола и шмыгнула за дверь.
Парень молодой, совсем ещё юнец, тяжело дышал, обтирая снегом лицо. Почувствовала я зов, как и прежде.
Заметив меня, юноша обернулся. И что-то разглядел во мне, что тут же сник и шепотом произнёс:
– Пора?
Я кивнула, не нашла, что сказать.
За руку его взяла и меня окружило эхом его воспоминаний.
– Присядешь? – спросила я, указывая на покосившуюся лавку.
Он послушно сел, спрятав лицо в ладонях.
– Дайте мне минуту, подышать хочу в последний раз.
– Ответишь на вопрос? Как ты понял, что за тобой я.
– Взгляд у тебя холодный, безжизненный, тени вокруг тебя ледянющие и смертью пахнешь, маменька так моя пахла, а потом…, – он вдохнул поглубже. – Будет больно?
– Я не знаю, наверное, нет, – пожала плечами я.
Одну руку положила ему на голову, мизинцем ухватившись за совсем хилую жизненную нить и едва дернув, оборвала её.
Ладонью собрала последний вздох, который ярко сиял, оставляя тепло на коже. Я закрыла глаза парня, а когда обернулась, увидела позади себя толпу, вывалившуюся из корчмы.
– Длань Мары…
– Богиня…
– Вот кто с лихом нашим сладит…
Со всех сторон начали доноситься голоса, оглушая, наседая. Вмиг сделалось дурно.
– Отойдите! – гаркнул Велемир, пробиваясь ко мне, в его руке сверкнул кинжал.
– Ты в порядке? – шепнул он мне, и в ответ я быстро закивала. – Отойдите, – он закрыл меня за собой и обратился к толпе. – Чего пристали? М? Дел своих нет? Идите.
– Но как же? А лихо?
– С лихом другие сладят, мы этим не занимаемся.
– Но она же богиня!
– Не богиня, – покачал головой Велемир.
– Мы же все тут видели, как она забрала жизнь Мальна! – не унималась толпа.
Я вздохнула, а вместе с этим тягостным звуком поднялся ветер, который принудил прекратить гвалт раздосадованных голосов.
– Поехали, – махнул рукой ведьмак в сторону телеги.
Радослава выскользнула из корчмы, коня по голове потрепала и взглядом попросила торопиться.
Одинокий серп луны на черной бархатной глади ночного неба казался таким маняще спокойным, как обещание покоя. Но покой нам всем только снился. Под копытами коня хрустел сверкающий серебром тонкий лёд, а ветер перестал петь заунывную песнь и отправился докучать другим путникам.
– Не удался ночлег, – вздохнула я, откидываясь на мешковину.
– Не удался, – сухо повторил ведьмак.
Мы оба замолчали, слушая хохот тетерева, эхом отдающийся в лесной чаще. Я живо вообразила себе шипение упыря, крадущегося в тени деревенских хат, чавкающий оскал волколака, сверкающий острыми клыками в лунном свете.
Переплетение судеб, обещание страданий. Мне отчего-то хотелось прижаться к ведьмаку, вдохнуть ставший привычным запах земли и смерти, и забыться хоть ненадолго. Как удавалось забываться всякий раз, когда меня из деревни выманивал водяной.
Смотрела я на уставшего и задумчивого ведьмака, который цепко хватался взглядом за любое шевеление подле нас, пока конь отдыхая, сбавил шаг.
– Напряжен так, отчего? – тихо спросила я, борясь с желанием коснуться его. По недостижимой разуму причине, меня тянуло к нему. Острые черты лица, едва видимая полоска шрамов на шее, которая крадется куда-то вниз под рубаху страшно будоражила разум, и одернула себя за глупые мысли.
– Смотришь странно, – осматривая меня, проговорил он.
– Совсем нет, – не отвернулась я, продолжила смотреть.
Он зацепил поводья и развернулся в мою сторону.
– В самом деле? – он криво усмехнулся. – Княжна, что тебя тревожит?
– Многое, – ответила я, качнув головой.
– Расскажи, – опустил он голос до шёпота.
Внутри всё перевернулось, когда он придвинулся ближе, а его нос скользнул по моей щеке. Близость его тела обжигала, а от его одежды пахло морозом.
– Молчишь, княжна?
Сказать хотелось хоть что-нибудь, но я могла только зачарованно смотреть, как шевелятся его губы. Что же он со мной делает? Как удаётся так заворожить, ничего не делая.
– Княжна, – усмехнулся он.
– Д-да, я… хотела бы знать сколько мне отпущено, я… не хотела бы причинять боль тем, кто… тем…
Его губы опустились на мои, заглушая не только голос, но и мысли. Дурманной травой заволокло сознание, заставляя разум расслабиться вопреки всему, что происходит.
Рукой он погладил мою щеку, а после отстранился. В глазах его плясали искры, а приоткрытые губы сложились в улыбку под стать хитрющим глазам.
– Хотела я быть той, кто два мира помирить сумеет. Раз уж с духами лесными водилась, – кашлянув отвела тему я, а у самой в разуме страшная неразбериха творилась.
Рассмеялся ведьмак, поводья перехватывая.
– Может и получится у тебя. Будучи княгиней сладить со всеми сможешь.
– Опять ты за своё, не знаю сколько мне богиней светлоликой отмерено. Как знать? Может поутру забёрет меня.
– Не заберёт, княжна.
– Почем тебе знать?
– А ты взгляни, – он указал рукой за деревья, где разгорался рассвет.
Я хмыкнула и залюбовалась. Сначала рассветом, а потом блеском в волосах ведьмака. Отчего-то тяжело взгляд было отвести, приковал меня чем-то, заворожил будто. Радослава поёжившись свернулась калачиком на шкурах.
Укрыла её и молча продолжила в светлеющее небо смотреть, вспоминая детство и матушку. Так в сердце защемило что-то. Вспомнила, как жизнь из глаз её уходила.
Голос услышала внезапно, словно мед он был тягуч, ласков точно весенний ветер.
– Не тревожься, спокойно ей сейчас, – голос Мары заставлял трепетать, я улыбнулась.
Кивнув, расслабилась, откинулась на шкуры, подложив руки под голову. И на ведьмака взгляд снова кинула. Он был мрачнее грозовой тучи. Слышал поди? А как? Или почудилось мне? Из-за Нави всё?
В княжество Поречное путь был долог. Велемир умело выбирал тропы без чудовищ. Или везло нам сильно. А может быть, что и чем от княжества моего отца дальше, тем и обезумевших существ меньше.
– И здесь знакомый мне князь живет, но правит за него княгиня. Глуп он больно, совсем развалит всё, если одного оставить.
Я усмехнулась, пока разминала уставшие от долгой дороги мышцы.
– Дышится здесь даже легче. Чего ты хочешь?
– Долг стребовать, княжна. Со всех, кто задолжал. А опосля и к Ярославу вернемся. Остановить всё нужно. Так будет правильно.
Мы въехали в город, окружённый высокими стенами, украшенными резьбой, изображающей сцены из жизни древних богов. Ворота были открыты, и стражники, увидев путешественников, почтительно склонились перед Велемиром. Его знали здесь, и не только как простого ведьмака.
Когда мы добрались до палат княжеских, нас встретил суетящийся низенький мужчина. Страшно лебезя и заикаясь. Он проводил нас в просторную залу, украшенную оружием и настенной ручной вышивкой. На престоле восседала княгиня, женщина уже преклонных лет, с холодным взглядом и строгими чертами лица. Рядом с ней стоял молодой человек, очевидно, княжич, но взгляд его был рассеянным, а движения неуверенными.
Княгиня поднялась навстречу гостям, слегка поклонившись Велемиру.
– Добро пожаловать, ведьмак. Радость наша велика видеть тебя снова. Что привело тебя в наши края?
Велемир шагнул вперёд, держа руки за спиной.
– Приветствую, княгиня. Пришёл я сюда, чтобы напомнить вашему супругу о долге, который он имеет передо мной. Надеюсь, он помнит нашу договорённость?
Молодой княжич нахмурился, будто пытаясь вспомнить что-то важное, но ничего не сказал. Княгиня бросила на него недовольный взгляд и вновь обратилась к Велемиру.
– Конечно, мы помним. Вы спасли наши земли, когда гибли посевы, а животные умирали от голода и жажды. Мы благодарны вам за это чудо. Но… – она замолчала, сурово взглянув на сына. – Положение наше сейчас непростое. К тризне готовимся.
Велемир внимательно посмотрел на неё.
– Умер князь?
Княгиня вздохнула.
– Помер. По глупости в колодец свалился. И дня прожить не мог, чтобы не напакостить мне. Да в наследство точную копию свою оставил. Как бы я хотела дочь… – и тут её взгляд скользнул по мне. Она сощурилась. – Лицо знакомо, но точно знаю, что прежде мы не встречались.
– Княжна она, поэтому долг мне нужен.
– Княжна? – княгиня встала, спустилась по порожкам.
Руки мои в свои взяла, взглянула в глаза, всё ещё щурясь.
– Радослав… он отец мой, – с трудом произнесла я, сглатывая ком.
– Полесное… интересно, – она задумчиво улыбнулась.
– Сожалею, что прибыли мы без приглашения в не самое лучшее время. Но и этого времени нам мало. Слышно ли у вас здесь о том, что надвигается?
– Слышно, к сожалению, уши-то у меня на месте, – цокнула она, отпуская меня.
– Ради этого путь проделали.
– Останьтесь на тризну, а после по долгам рассчитаемся. А то глядишь и новые договоренности появятся, с новым-то князем.
– И снова вы править будете?
– Уж надеюсь. Мне бы внучку вырастить, которой и княжество оставить не страшно. Тут и умереть спокойно нельзя, всё по кирпичику разнесут, а этот только радоваться будет, потому что листочки красиво падают, – она скривившись произнесла последнюю фразу как будто детским голосом, передразнивая.
Можно разве так? Это же сын её, плоть от плоти, кровь от крови. Видно, нахмурилась я сильно, а то и скривилась. Ведьмак меня за плечо взял, чуть развернул и спросил:
– Устала с дороги?
Я с удивлением приподняла брови, а потом до меня дошло.
– Совсем немного, – слабо произнесла я, как будто тотчас упаду замертво.
Княгиня трижды хлопнула в ладони, вызывая слуг.
– Проводите гостей для отдыха.
Она посмотрела на нас с Велемиром и произнесла:
– Вас подготовят к тризне.
– Благодарим за оказанную честь, – поклонился Велемир, понемногу заслоняя меня собой, словно пытался защитить меня от чего-то. От княгини ли?
Воздух казался густым, точно как над болотами, по которым я в детстве ходила и собирала лягушек, потому что мне казалось – они страшно одиноки и я непременно должна их забрать.
Горячая рука Велемира легла мне на плечо, он потянул меня в сторону коридоров. Видимо, разговор закончился, пока я предавалась воспоминаниям.
В комнате пахло опилками и чистым бельем после мороза. Велемир прислонился спиной к двери и приложил два пальца к переносице.
– Что-то случилось?
– Нет, княжна, пока не случилось. Но то ли ещё будет… – он вздохнул, с гулким стуком опершись затылком на дверь.
– Намечается что-то дурное?
– Как знать… может и пронесет, если благоприятные обстоятельства будут.
– Княгиня Владлена не любила мужа?
– Конечно, нет. Всё, что так трепетно и нежно ею оберегалось и ценилось, была власть. Скажу только один раз, да и тот потому что я уверен, что сейчас все слишком заняты, чтобы нас подслушать, но всё же, – он наклонился ко мне так близко, понизил голос до шепота. – Несчастный случай произошел только тогда, когда на смену княжича усадить можно, в возрасте он и в силе.
– Но не в разуме, – покачала головой я. – Зря ты меня при ней княжной назвал, чую проблем доставить может.
– Не зря. Учу тебя, княжна заключать полезные союзы, часто этим заниматься будешь.
– А ежели я не желаю? Что тогда?
– Есть ли выбор у тебя? Решилась же княжество спасти?
– Отомстить я желаю, да волю богини исполнить. Большего мне и не надобно. Сам ведь знаешь.
– Зря упрямишься, княжна, смысла в этом нет.
– Ты что же тут же ночевать будешь? – перевела разговор в иное русло, осматривая комнату с одной кроватью, но такой широкой, что на ней могло бы уместиться три человека, но даже так им не было бы тесно.
– Нет. Мне выделили ту комнату, в которой я оставался в прошлый раз, через коридор от твоей. Собирайся к тризне, мешать не стану. Зайду за тобой позже, – смену разговора он поддержал. вышел из комнаты, даже не хлопнув дверью.
И так некстати начала я вспоминать о поцелуе этом проклятом. Было в нём что-то такое, будто позабытое, родное, но того быть просто не могло. Или? Что пришлось моей душе, слоняющейся по Нави? Разве не сказал бы мне ведьмак, кабы встречались прежде мы? А ежели не сказал, то чтоб ему пусто было.
И каждый раз, когда думы эти разума касались, глупое сердце начинало оживать, бить в грудную клетку, да так больно, что приходилось крепко стиснув зубы, зажмуриться и ждать, когда уляжется оно.
Неладное творится, нужно исправить, не то не видать мне месте, так и отправлюсь обратно неотмщенной за себя и за матушку.
Вздохнув, надела на себя оставленную одежду: длинную льняную сорочку, поневу с бахромой и пёстрой вышивкой с рисунками медведей, поверх поневы красный передник, украшенный лентами, а на плечи накинула расписной шелковый платок.
По традиции должна была на голову платок повязать, но и миру живых я больше не принадлежу. Так что, надеюсь, княгиня за своеволие меня не осудит. А коль осудит, то и не велика потеря.
Велемир, который зашёл за мной, выглядел слишком хорошо… по-княжески. Черный стеганый дублет поверх белой рубашки смотрелся на нём восхитительно.
– Любо выгляжу? – ехидно покрутившись, спросил Велемир, заметив, что вышивку на штанах рассматриваю.
– Сойдет, – нарочито безразлично проговорила я, не отводя взгляда.
– Врушка ты, княжна, страшная врушка, – закатив глаза засмеялся он, жестом приглашая выйти.
– Ничего и не врушка, – пробубнила я.
– Ты тоже хорошо выглядишь, княжна, даже очень.
Улыбнулась про себя, но вида не подала, что по сердцу его высказывание пришлось. Глупости такие… серьёзнее быть мне нужно, покуда дела свои не завершу, а там уже и смысла в этом всем не будет.
– Накинь, там холодно, княжна, – проговорил ведьмак и укутал мои плечи тяжелой меховой накидкой, кажется, что из шкуры волка.
– Не мёрзну я, забыл?
– Не забыл, – отвернулся от меня, закатив глаза почти что раздраженно.
Снова втихую улыбнулась, когда пух защекотал щёку. Впрочем, улыбка быстро спала с моего лица, когда с брёвен на меня перекошенное лицо покойника взглянуло. Нет, не смотрел он, почудилось. Серое в пятнах одутловатое лицо устремлено было вверх в седое небо, откуда совсем скоро посыпятся хлопья снега.
От отвара вспомнила я, как погоду предсказывать, от этого на сердце потеплело. Нравилось мне это прежде, нравится и сейчас.
– Если хочешь, можешь не смотреть.
– Мёртвые меня не пугают, не понял ещё? Трудный у них брак был? Княгиня не выглядит скорбящей, напротив даже, – я кивнула в сторону улыбающейся женщины.
– Трудный, княжна.
Первые языки пламени лизнули изножье, пробираясь по савану вверх. Велемир отошёл, шепча что-то.
Завороженная я смотрела, как тело князя пожирает необузданная стихия. Завыли поминальные девы, заплакал навзрыд княжич, упав на колени, а после подскочив в огонь кинулся, принявшись стаскивать горящее тело с брёвен. Насилу его оттащили, да трое держали, чтобы он перепачканный сажей обратно в огонь не лез. Любил он отца, наверное.
А ведьмак ходил кругами, губы его беззвучно двигались, по воздуху пальцами чертил знаки.
Думает, что злые духи явятся? Скорбящих желает защитить? Едва ли тут кто-то кроме княжича страдает взаправду. Сквозит притворством, аж во рту горчит.
В нос упрямо лезла вонь горящего тела, слезились глаза. Сколько бы я ни пыталась отойти, всё равно дым за мной следовал. Как назло.
Смирившись, я перестала дышать, дожидаясь пока догорит тело.
Разумно было сжигать тела, когда из Нави напасть всякая лезет. Как обещание, что умершим никто не завладеет.
Думая о своём, совсем не заметила, как на плечо опустилась рука Велемира. Обугленное тело уже едва дымилось, гости расходились.
– Пойдём, состязания воинские на третий день перенесли, сейчас будет пир.
Я вздохнула, пока шли мимо княжеских воинов, что покой княгини охраняли, а после ворвались в шумный зал.
От всех пахло костром. Мне не нравилось.
– Рада, что вы остались. Спасибо, ведьмак, за услугу, – кивнула Велемиру княгиня. – А с тобой мне отдельно побеседовать хочется, но не сейчас, после песенников, – лукаво улыбнувшись, княгиня оставила нас.
– Задумала она что-то… Чую… – сказала я ведьмаку.
– Тут и думать не надо, точно задумала. Княгиня своё отпускать не любит. Будь осторожна, не всё я за тебя решить смогу.
Туманно. Расплывчато. Как всегда.
Сегодня вздыхать хотелось пуще обычного. К еде я не притрагивалась, хотя выглядели все блюда более чем хорошо. Может быть, из-за усталости, а может и ещё из-за чего. Так с ума сойду покуда во всех чувствах разберусь.
Только присела и грянула музыка. Шумно разговаривавшие до этого пирующие, смолкли в мгновение.
Я осмотрелась. Княжич встал с трона, подталкиваемый матерью. Сверкнула глазами княгиня. Вот оно. Недоброе. Чую.
Княжича свататься послала. Невдомёк ей, что править княжеством отца я не желаю. Хочет и другие земли к рукам прибрать.
Я судорожно искала глазами пути отхода. Как вдруг кто-то развернул меня к себе, сжимая в объятиях.
Ведьмак!
– Расслабь плечи, чай не на битву встала. Я поведу.
Краем глаза я заметила, как поникший княжич опустился обратно на трон подле матери. И тогда я выдохнула с облегчением.
А что ему помешает подойти вновь, когда меня отпустит ведьмак? Ничего.
– Надо как-то уйти, – шепнула я, снова попав в объятия ведьмака.
– От них? – хохотнул он. – От них не выйдет. Я подсоблю. Терпение, княжна.
Предчувствуя окончание пляски, меня колотило. Отказать будущему правителю…нет, его матери, будет означать навлечь на нас бурю и отвратить помощь, которая так нужна.
Во рту стало сухо, княжич снова поднялся, и время для меня замедлилось.
Головы коснулось что-то прохладное.
– Не дергайся, княжна, некрасиво получится, – прошептал мне в ухо Велемир.
– Что ты…
Он повязал ленту на мою голову. Всё равно, что если б во всеуслышание прокричал, что невеста я его.
– Ты забыла, – сказал громче обычного, взглядом определяя слышали ли его.
– Спасибо, – одними губами прошептала я, а он взял меня за руку.
Сердце снова болезненно дёрнулось. Только боги знают, каких усилий мне стоило не скривить лицо и сохранить самообладание.
Жестом княгиня попросила подойти. Ведьмак сжал мою ладонь и едва заметно кивнул.
– Вот те раз… завидная невеста занята оказалась, – Владлена сокрушенно покачала головой.
– Сватовство? – я сделала вид, что не понимаю, что она затевала.
– Могу ли я рассчитывать на дружбу между нашими домами?
Я осторожно кивнула, косясь на ведьмака, который улыбался точно довольный кот.
– Значит нет надобности в раздельных покоях, – проговорила Владлена, желая выявить ложь.
– Совершенно никакой, – покачал головой Велемир, улыбаясь.
Просто не буду спать, решила я. Я и так не сплю, а ведьмаку отдых нужен. Тело моё не устаёт сидеть несколько часов, так что…
Танцевали мы ещё долго, пока последний из гостей не отключился прямо за столом, опрокинув недопитую медовуху.
– Идём, княжна, – ведьмак мягко взял меня под руку и повел по слабо освещенным коридорам. – Ты не переживай, княжна, я рядом буду. Княгиня естественно своих слуг присылать будет. Не может она от возможного укрепления власти и расширения владений отказаться.
– Но править я не желаю, – шепнула я.
– А ей мы об этом не скажем, княжна. Помощь её нам нужна, а там глядишь и переменится всё в голове твоей.
– Не переменится, – буркнула я.
– Как скажешь, – пожал плечами ведьмак.
В комнате пахло хвоей. Растопленным очагом и свежестью. Здесь было лучше, чем в той комнате, где меня поселили изначально.
– Я постараюсь не мешать, – заверила я ведьмака.
– Ты и так не мешаешь. Не глупи, княжна, ложись отдыхать. На кровати вполне себе можно разместиться не касаясь друг друга, если я тебе неприятен.
– Я этого не говорила, – скрестила я руки на груди.
– Но думала?
– И не думала. Я не хочу мешать тебе отдыхать, потому что пока мы не сражаемся, пока я не трачу силы, мне не нужно спать. А ты человек, тебе надо. Вот и всё.
– Уверена, что я человек? Ведаешь сколько раз я в Навь ходил? Осталось ли во мне что-то человеческое? Подумай на досуге об этом, княжна, а теперь ложись. Мне спокойнее будет, если ты рядом будешь, а я буду знать, что ты не влезешь в то, что сама не вывезешь. Уговор?
Я нехотя кивнула и потянулась расстегнуть пуговицы одежды, когда заметила удивленный взгляд ведьмака.
– Что? Прежде тела женского не видел? Аль рубаха нижняя тебя в ступор вводит?
– Не вводит, – усмехнулся он, снимая дублет, за ним рубаху, оставшись в исподнем.
Я широко распахнула глаза.
– Что, княжна? Никогда тела мужского не видела? Смущаешься?
– Ещё чего, смотреть там не на что. Подумаешь…
Я недовольно цокнула и закатила глаза, залезая под одеяло. Ведьмак последовал моему примеру.
Кровать и правда была такой широкой, что мы могли даже не коснуться друг друга ни разу. Мне этого и не хотелось. Или всё же… Нет, не хотелось. Ошиблись один раз, нечего на мотыгу наступать, лоб болеть будет.
– Отдыхай, княжна, завтра будет долгий и опасный день. Представим тебя соседнему княжеству. Да воинов Владлены определим.
– Доброй ночи, ведьмак.
Сквозь дрёму ощутила я, как ведьмак сгребает меня в охапку, носом в шею мою утыкаясь. И так спокойно сразу стало.
Глава 18
ЯРКИЙ СВЕТ и запах жженой плоти. Померещилось. Или нет? Рвано вдохнула, чтобы определиться.
– Кошмары, княжна?
– Разбудила тебя?
– Вовсе нет, – ведьмак повернулся ко мне, подперев голову рукой. Улыбнулся одной половинкой рта, а в глазах его мелькнул слабый блеск, – Давно не сплю, любуюсь.
– Скажешь тоже, – снова смутил меня, стало неловко.
– Пару раз заглядывали слуги.
– Чего хотели?
– Как я и говорил, проверить, спим ли мы вместе.
Я вздохнула и встала с кровати, чтобы одеться.
– Надо проверить Радославу.
– Она решила остаться.
– В самом деле?
– Княжич ей приглянулся. Я вчера выходил, а они под руку гуляли.
– Жаль.
– Забрать её хочешь?
– Не так уж и долго ей осталось, сама знает об этом.
Я встала перед старым деревянным сундуком, покрытым резьбой. Достала из него и надела грубую рубаху из льняной ткани, украшенную вышивкой, защищающей от злых духов.
Затем надела штаны из плотного сукна. Они крепко облегали тело, но позволяли свободно двигаться. Подпоясываю их ремнём, украшенным металлическими бляшками с вырезанными рунами.
Накинула меховую безрукавку, подбитую волчьим мехом. Она тяжёлая. Я могла бы и дальше ходить просто в рубахе, но как показал опыт, моё тело может перенапрячься и снова испытывать неудобство смертных. На спине безрукавки изображён символ солнца.
Завершила мой наряд пара высоких кожаных сапог, прошитых крепкими нитями и усиленных железными пластинами на носках.
Теперь я готова к пути. Мои руки сжимаются вокруг рукояти короткого меча, висящего у пояса. Вздохнув, закрываю глаза и нащупываю хвост волшбы, проверяя со мной ли сила ещё. Со мной. Никуда она не девалась, выжидала. Зря матушка в меня столько Нави впитывала, вскармливала меня на безумной почве,
Я заплела тугую косу и перекинула её через плечо. Из отражения на меня смотрели бесцветные, белые глаза.
– А раньше иначе было, могла себя красавицей назвать, – проговорила вслух случайно, хотя эти слова в разуме желала оставить.
– Ты и сейчас красавица, княжна. Веришь?
– Что такого ты сделал для Владлены, что должна она тебе? – решила перевести тему я.
– Земли тогда её страдали. Всё, что сажали не приживалось, гибли посевы и с каждым летом всё хуже становилось. В колодцах убывала вода, а реки становились скуднее, нищали.
Ведьмак встал с кровати, потянулся, надел рубашку и продолжил:
– Провел я обряд, чтобы плодородие вернулось
– И оно вернулось? Как же ты справился? Жертва немалой должна быть.
– Справился, княжна. Надо собираться. Если княгиня уговор сдержит, то до княжества с нами три сотни воинов пойдут.
Как-то подозрительно он от темы уклонился. Может и правда слишком большой жертва оказалась, оттого и говорить о ней не хочет.
***
Вопреки моим возмущениям, шли с ведьмаком рука об руку, изредка он наклонялся, сохраняя трепетное выражение лица, но всё это притворство, не настоящее. Договорились мы о том, что как жених и невеста вести себя будем, пока княжество Владлены не покинем.
Три сотни воинов на кону стояло, оплошать никак нельзя было. Пусть и должна княгиня ведьмаку, возможность владения расширить путём союза не упустит, а значит, выгоду должна для себя увидеть явную.
Ворковали мы с ведьмаком, как пылкие любовники: то тут меня ущипнет, то там. Скрывать не буду, но нравилось мне это, трепетала я вся, когда касался меня уверенно. Пусть и не по-настоящему всё, хоть так.
– Снилось мне ночью странное.
– Ясно, – кивнул он, сжав мою руку. – Поведаешь потом? – шепнул он, пряча вопрос за поцелуем в щёку.
Я прикрыла глаза. Всё во мне желало поцеловать его по-настоящему, не притворно, не понарошку, а истинно.
– А вот и вы, – княгиня лично вышла встретить.
– Княгиня, – склонил голову ведьмак.
– А мне ведалось, что ты ни перед кем не склоняешь головы, – хмыкнула княгиня.
– От чего ж не поклониться, – с улыбкой произнес Велемир. – Коль не сломаюсь пополам от поклона простого, а тебе приятно.
– Ей тоже кланяться будешь, когда на трон посадишь? – спросила она, осмотрев меня с головы до ног, точно впервые видела.
– Ниже всех.
– Смотри лоб не разбей, – усмехнулась княгиня. – Воины в дорогу собираются. Умею я по долгам рассчитываться, но и об ответной просьбе в час нужды просить стану.
Вот же хитрая. С лихвой долг выплачивает, чтобы и мы у неё в долгу остались.
– Благодарим тебя, княгиня, сердечно, – Велемир приложил ладонь к груди и снова поклонился.
– Коль дочь у вас первая родится, замуж за сына моего пойдет. На том и порешим.
– Не стар ли он будет? – с прищуром спросила я.
– Не будет, – ответила она, погладив свой живот. – Не только земли тут стали плодородны, – рассмеялась она.
Дитя под сердцем носит, но понесет ли? Выносит? А чего вчера так досаждала сватовством? Боялась признаться? Напоследок оставила?
– Четыре сотни воинов с вами отправятся. Больше дать не смогу, не то быстро без дома останусь.
– Спасибо, – снова поклонился ведьмак.
Я было начала склоняться тоже, но княгиня тронула меня за плечо.
– Не склоняй головы, княжна, пред той, кто равная тебе, – она пригладила мои волосы и одарила меня усталой улыбкой.
Кивнула я, улыбаясь. Не понравилась она мне сначала, показалась спесивой и до власти жадной, но во взгляде вижу, что настрадалась она, оттого так и за положение держится.
– Позвольте научу отвары варить, чтобы вынашивание легче далось, – проговорила я.
– Есть знахари у меня, но за предложение спасибо. Расскажешь, коль на трон сядешь, а пока в путь вам пора. Будьте осторожны, – тихо проговорила Владлена. – Я возложу за вас жертвы богам, чтоб путь ваш был лёгким, отмеченным богами, – она приложила ладонь к груди.
***
Каждый из нас ехал верхом. Ведьмак на своем загадочном вороном коне, мне досталась гнедая кобылица, что без конца фырчала.
Позади нас конница, но и пешие воины не отставали.
– Может привал сделать? Устали они поди? – подскочила я к ведьмаку.
– Больно печешься ты о них, закаленные они, не тревожься. Скоро к княжеству Ярослава подойдём, там и отдохнут. Совсем немного осталось.
– Как скажешь, – кивнула я.
Под размеренное движение да простые деревья, что мелькали перед глазами, всё прошлое вспоминалось. Только не прижизненное, а посмертное.
Вспомнила я холодные руки Мары. Как приложила она светящуюся длань к плечу моему и тысячью игл его словно пронзили. Как пела она колыбельные, перебирая пряди. И с каждым разом всё светлее становилась медь волос, что меж пальцев её проходила.
Пела она о доме потерянном, о предназначении неисполненном, о долге, но не пела о любви, как бы я не просила.
– Нет здесь любви, – мягко ответила она нараспев. – И сердце твоё замершее её искать не должно, не вынесешь. Дар тебе от меня. Не будешь знать горестей разлуки, печали, не то погибнешь и сгоришь в огне, что люди любовью называют. Лучше ведь так? Когда не трепыхается в груди?
– Лучше, – отсутствующим голосом проговорила я, всё ещё лежа на коленях Мары, пока она шурша заплетала мне маленькие косички.
– Пусть разум твой будет холодным, как руки мои. Пусть белее снега будут локоны вторя гласу разума. Да не совершишь ты ошибок, ибо будет направлять тебя длань моя…
Голос в воспоминаниях потускнел и вынырнула я из памяти.
– Всё в порядке, княжна?
Я потрясла головой и проморгалась, прогоняя образы. Сама Мара вела со мной беседы, волосы укладывала. Рассказать кому да не поверят ни в жизни!
Почувствовала я себя в миг особенной, даже в груди защемило и заслезились глаза.
– Да… вспомнила кое-что просто, – отмахнулась я.
А ведьмак меж тем смотрел как-то искренне, обеспокоенно, точно с надеждой на что-то.
Я вздохнула.
– Богиню Светлоокую вспомнила, как она оберегала меня в Нави, наставляла.
– И больше ничего?
– Нет, – я качнула головой. – А твой интерес какой? Точно не встречались мы? – я прищурилась.
– Поехали, княжна, больно ты вопросы свои любишь, – он подстегнул коня и выбился далеко вперед.
Глава 19
Княжество Ярослава встретило нас шумом базара и запахом пряностей, что привозили из-за моря. Дома отстроили. Люди, завидев меня, кланялись в пояс. Это Ярослав их научил? Ух, я ему!
Ярослав, уже ставший князем, выехал навстречу нам верхом на Бурьяне. Его лицо было серьёзным, но в глазах светилась радость встречи.
– Светлый день тебе, княжна Сияна, – произнёс Ярослав хохоча, склоняя голову.
Раскрыла в изумлении рот и угрожающе потрясла кулаком:
– И ты туда же?! Сейчас я тебе по шее как дам!
Ярослав расхохотался и погнал коня прочь.
Я свистнула и погналась за ним под смех ведьмака.
Спрыгнув с коня, подошла к Ярославу и взяла его за здоровую руку. Взамен отрубленной мной, теперь покоилась деревянная в узорах и знаках.
– Не переживай, брат мой, – сказала я, глядя ему прямо в глаза. – Нас поддерживают воины Владлены. А твои, я уверена, не уступят им в доблести.
Ярослав кивнул, и на его лице появилась улыбка, он обнял меня, прижимая здоровой рукой.
– Осваиваешься? – спросила я, кивнув на княжеский кафтан.
– Приходится, – улыбнулся он. – А ты теперь стало быть невеста?
Я нахмурилась не понимая, и лоб ощупала. Наткнулась на ленту.
– А… – выдохнула я. – Нет, – качнула головой, ленту развязывая. – То ради представления надо было. Ведьмак меня убёрег от сватовства нежеланного.
– Я уж было подумал, что на свадьбе вашей погулять успею.
– Да ты что! Я? С ним?! Точно нет, – я завертела головой.
– Казалось мне меж вами точно молнии мечутся, такое не часто бывает и важно судьбу не упустить.
– Брат мой, не живая я, – выдохнула я. – Марой возвращенная, какая свадьба, молнии и другие явления с трупом?
– Так и пусть! – топнул он. – Вижу я, как ты на него смотришь и говоришь о нём так трепетно, хоть и желаешь отстраненной казаться. Поговорить вам надобно.
– О чём поговорить? – спрыгнул с коня Велемир.
Ярослав открыл было рот, чтобы ответить, как я перебила:
– Переживаю я, что не успею должное исполнить.
– Не переживай, княжна, всё выйдет, – улыбнулся ведьмак.
Ярослав махнул рукой и коня за узду взял.
– Стой, а как Бурьяна ты вернул? Разве не в Полесном он остался? – я поймала Ярослава за рукав.
– Да вот три дня уже, как со мною он. В лесу его нашел или он меня, – пожал плечами Ярослав. – А ты его дурным назвала, вон он как меня искал, – он потрепал коня за гриву и прислонился лбом к его голове.
– Прости, Бурьян, – я тоже погладила коня.
Бурьян фыркнул и облизал мою ладонь, принимая мои извинения.
***
Князь Ярослав собрал небольшой пир, где поведал о том, что напасть скоро будет повержена. Я отнеслась к этому настороженно-недоверчиво. Но ему надо было вселить надежду в людей, теперь за мной цель не оплошать.
Большая ответственность на мне.
Я выпила вина и теперь по телу разливалось тепло.
Ненадолго прикрыла глаза, а когда открыла, увидела протянутую руку ведьмака.
– Окажешь честь, княжна? – его щёки порозовели от вина, а на губах появилась расслабленная улыбка.
Улыбнувшись, я вложила в его ладонь свою, и он помог мне встать. Музыканты старались, играя весёлый пляс, а после отдыхали, исполняя задушевные мотивы, перебирая струны гуслей, но вместе с ними затрагивали струны души. Мелодия скользила по коже, впитываясь в душу.
Танец с ведьмаком так походил на начало сражения. Пылкое сердце и ледяное схлестнулись.
Незаметно его касания стали жестче, трепетнее, означающие притязания. Опомниться не успела, как оказалась прижата к стене.
– Почему ты такая, – прошептал он.
– Какая? – спросила я, но договорить ему не дала, притянула к себе и поцеловала, взрываясь сотней молний, но в ушах грохотал не гром, а моё сердце.
Больно. Неистовая боль заполнила разум, едва ли не лишая рассудка. Но сдавшийся, сломавшийся ведьмак, что прижимал меня к себе, словно боясь отпустить отвлекал, заставил меня отвлечься, поддаться.
Его язык скользнул меж губ, переплетаясь с моим в неудержимом танце, а его возбуждение упиралось мне в бедро. Поцелуями он покрывал мою шею, но замер, когда я позволила себе небольшую шалость – опустила руку ниже, касаясь горячей кожи.
Велемир вдохнул сквозь стиснутые зубы и обрушил на меня шквал новых поцелуев, под которыми я таяла, точно сугробы по весне. Внутри кипело всё от желания.
– Княжна-а-а-а, – простонал он мне в шею, когда моя рука медленно ползла под его штаны.
Внезапно всё тело свело судорогой и я сползла по стене, но не упала только благодаря рукам ведьмака.
– Княжна?
Мои глаза закрылись.
Давно забытый кинжал на пепелище моего дома призывно сверкал сталью.
Голос незнакомый шептал о важности, но слова доносились обрывками, разобрала только что нужен он, чтобы с заразой Навьей сладить.
– Княжна! – Велемир тряхнул меня за плечи.
Я открыла глаза и всё вокруг было мутное.
– Отдохнуть хочешь? – обеспокоенно спросил он, помогая мне подняться.
– Кинжал… – проговорила я вслух.
– Какой?
– Когда-то давно я нашла кинжал в реке, очень многих он погубил. Может теперь его пора пришла? И он нам поможет?
– Знаешь, где он сейчас?
– В моём… среди обломков моего дома.
– Через ворона заберу, – проговорил ведьмак отстраняясь, прикрывая возбуждение полами кафтана.
– Постой, – я попыталась его нагнать. – Да обожди ты! – схватила его за рукав.
– Не задерживай меня, не смогу отказать, а я… нам не следует…
И как недавно, я снова поцеловала его первая, заглушая ворчливые рассуждения. Пылкое чувство, заполнило разум, запутало мысли, скрутило внутренности, а сердце ухнуло куда-то вниз, болезненно стукаясь о грудную клетку.
Вздохи становились глубже, что мои, что его. Умелые руки ведьмака обводили ореолы моих сосков через ткань платья. Он прижимается ко мне всем телом, его руки собственнически скользят по изгибам тела, а губы захватывают мои в обжигающем поцелуе. Его пальцы запутываются в моих волосах, когда он углубляет поцелуй, забирая моё рваное дыхание себе.
– Княжна, что же ты со мной делаешь, – прошептал он, и на его губах появилась кривая ухмылка. Он крепче сжимает мой стан, притягивая ещё ближе. Мир вокруг меркнет, когда я льну к нему, опуская руку ниже, нащупывая член.
Он низко рычит, его хватка на ее волосах усиливается. Прикосновение посылает сотни молний по телу. Он на мгновение прерывает поцелуй, его дыхание тяжелое и неровное, глаза блестят от вожделения.
Он улыбается мне в губы, чувствуя, как моя рука изучает его. Он откидывается назад ровно настолько, чтобы у меня был доступ, его пальцы все еще запутываются в ее волосах, направляя ее голову.
– Княжна, что же ты творишь, – бормочет повторяясь он, его дыхание становится неровным, когда я перехожу от прикосновений к поглаживаниям. Он прижимает меня к стене, его бедра двигаются навстречу прикосновениям.
Он смеется надо мной, когда перехватывает запястье, останавливая движения. Велемир отпускает мою руку и скользит своей вниз по телу, дразняще обводя изгиб бедра, затем ниже. Его пальцы находят подол моего платья, и он нарочито медленно начинает поднимать его. Напряжение ощутимо, как живое существо, между нами.
– Прямо здесь? – усмехаюсь ему в шею.
– Не я это начал, княжна, – ухмылка становится шире, он замедляет движения, словно наслаждаясь моментом. Он продолжает дразнить меня, рисуя знаки на моём обнажённом бедре, опасно близко к тому месту, где мне хотелось больше всего, но не совсем там.
– Каков хитрец, – выдохнула я.
– Не сегодня, княжна, – он поцеловал меня в щёку, одернул подол моего платья и отстранился. – Вернёмся в зал, Ярослав обещал раздобыть вино из луговиц.
Когда он вышел на свет, я увидела, что его щеки алели, а руками он прикрывал весьма внушительный след возбуждения.
Усмехнулась и закусила губу, а когда посмотрела по сторонам, то увидела очень довольного Ярослава. Он прищурился и стрельнул глазами в ведьмака.
Вот ведь уд глазастый.
Я для вида погрозила ему кулаком, но он всё равно смеялся. Глазами поискала ведьмака, который как сквозь землю провалился и двинулась к Ярославу, что стоял с двумя кубками вина.
– Твоё, которое просил раздобыть для тебя Велемир, – он протянул мне напиток и нос защекотало грядущей волшбой.
– Благодарствую, князь, – я склонилась в шуточном поклоне.
– А где он сам? – как-то излишне хитро проговорил, сверкая глазами.
– Решил слетать за оружием.
– Мало ему копий, мечей да луков?
– То особенное, – я отхлебнула вина.
– Поговорили? – не унимался Ярослав.
– Нет, – ответила я.
– Понимаю, уста заняты были другим, – хохотнул.
– Тьфу на тебя, – спрятала глаза за кубком с вином.
– Скажу ему, что спальня только одна и вам её делить придется.
– Ярослав, – твердо произнесла я. – Обойдёмся без сватовства?
– Ежели сами друг друга не замечаете, то помощь, ой как, вам нужна.
– Не нужна, – не уступала я.
Он недовольно поджал губы, но сдался и спорить дальше не стал.
***
До рассвета бродила я по землям Ярослава, колдовством дышала, напитывалась, к шорохам прислушивалась. Всё понять хотела, откуда зараза вылезла. Понятное дело, что из Нави. Но как? И тут точно громом пораженная, застыла. А может? Нет, ну как?
Сама себя в мыслях перебивала. Не шло на ум толком ничего, только несуразицы одни.
– Княжна, – ведьмак снова подкрался бесшумно. – Этот? – в его руке сверкнул кинжал, а руны высеченные на рукояти светились едва заметно.
– Не успела тебе рассказать, где дом мой был, искала тебя и не нашла.
– И так знаю. Опасная вещь в твоих руках бывала.
– А знаки… светятся?
– Знаешь же уже чьи они.
– Благодарю, – я протянула руку, чтобы забрать.
– У меня побудет покамест предназначение его не выведали.
– Сладишь с ним?
– А ты сомневаешься, княжна?
Ведьмак был колким, не в сравнение с тем, каким был там – в тёмном коридоре, когда шептал мне на ухо, а его руки скользили по моему телу.
– Обидела тебя? – спросила я.
– Ты? Нет, – качнул он головой. – Порознь нам нужно быть. Это же тебе Мара шептала?
– Она говорила о… – я замялась.
– О чувствах, что тебя погубят?
– Откуда знаешь?
– Как и тогда, скажу, что многое я знаю, Княжна, даже то