Время собирать солнце

Время собирать солнце
Глава 1. Ёлка
На море-окияне, на острове Буяне,
Там, где солнце встаёт из-за края земли,
За лесами тёмными, за болотами топкими,
Стоит избушка на курьих ножках,
Ни дверей, ни окон не видать.
Ранним предновогодним утром Вета сидела на пеньке в лесу и пила горячее какао из термоса, который не забыла прихватить с собой, и размышляла вслух:
– И что дальше? Ведь как хорошо всё начиналось. Пока Фимка не спалил искусственную ёлку.
Вета задумчиво посмотрела на термос, отпила ещё глоток ароматного напитка и вздохнула. История с ëлкой определённо стала последней каплей на ведьмину голову, но девушка решила не поддаваться панике. Она встала с пенька и огляделась по сторонам, глубоко вдохнула, наслаждаясь тишиной и свежестью утреннего леса.
Очень удачно в прошлый Новый год Вете в голову пришла идея использовать магию начала года и новогоднего дерева как усилитель для заклятия стабилизации. Вета даже гордилась втайне. Но пришлось хорошенько поработать, так что утром последнего дня года она чувствовала себя, как лимон после мясорубки. Увидев догорающие в печи пластиковые веточки, Вета чуть не развеяла Фимку по ветру да в последний момент удержалась.
Поостыв, она строго велела Фимке ничего без неё не трогать, и ушла в лес. Остывать и думать. Заклятие сплелось сложное, многокомпонентное – Вета почти год с ним мучилась, пока не получила хоть что-то приемлемое.
Но слишком уж заметное оно вышло. И слишком громоздкое, вплетать туда ещё и маскировку чревато, развалится. Нужен кто-то, кто спрячет серебряную верёвочку заклятья от родни до поры до времени.
Если на виду оставить, непременно начнутся вопросы, расспросы, дебаты. Бабуля начнёт разбирать плетение по ниточке, критикуя каждую отдельно и ругая за лишние узлы. Время будет упущено, куранты пробьют, и опять ничего не получится
Но не Фимку же просить, в самом деле. Хотя, с другой стороны, почему бы и нет? Вете часто казалось, что её самозваный помощник не так прост, как кажется, но в чём секрет, она понять не могла. И сам Фимка не мог.
Фимка…
Помощничек, чтоб его. Прямо скажем, так себе помощник. Привидение с потерей памяти! Надо было оставить его в библиотеке, пусть бы запоздалых читателей пугал! Вета вспомнила, как лет пять назад задержалась на работе допоздна. Зачиталась, если честно. И в запасниках наткнулась на Фимку. Он пытался снимать с полок книги – народные сказки, в основном, – и чуть не плакал, когда не получалось.
Бедняга реял вдоль книжных полок и был такой слабенький, что его и видно-то почти не было, так: клочок тумана на границе поля зрения. Вете стало бедолагу почему-то жалко, и она подкормила призрака капелькой магии.
Ну подкормила и подкормила, делов-то. А призрак увязался за ней и прижился у неё дома. Бабуля тогда много потешалась над Ветой, но отваживать призрака или забирать отказалась категорически. «Маленького Принца» цитировала.
Что поделать, пришлось поселить у себя. Вета назвала своего неожиданного питомца Фимкой, долго лечила от истощения. Оказалось, Фимка вообще ничего не помнит о своём прошлом: что он был за человек, какие незавершённые дела держат его здесь, – ничегошеньки.
Обретя способность взаимодействовать с материальными предметами, призрак принялся запоем читать те самые сказки. Вете иногда казалось, что так он пытается вернуть память. Но не выходило. Значит, и завершить свои дела он не может, а без этого призраку нет хода в потусторонний мир, и обречён он вечно скитаться среди людей, пока окончательно не развеется.
Если, конечно, не встретится на пути призрака сердобольная ведьма, которая возьмётся его выхаживать. И выходила-таки, себе на горе. Теперь вот орёл! Деятель! Помнит, что печку топят дровами. Дрова – это дерево. А единственное дерево, которое он увидел, была ёлка. Новая пушистая искусственная ёлка.
Эта ёлка была не просто украшением – это был символ. Символ семейного единства, залог мирного Нового года и, возможно, последний шанс спасти оба мира от катастрофы. И опора для плетения, и усилитель: магия новогоднего дерева – это вам не фамильяр начихал. Ведь именно вокруг этой несчастной ёлки впервые за почти десять лет должна была собраться вся их необычная семья – сама Вета, Фимка, будь он неладен, и остальные: баба Ядя, родители… братец.
Вета вспомнила, сколько времени зачаровывала пластиковое дерево, сколько сил угрохала… Эх… Как сработает живая ёлка, проверять было страшно. Она ведь жёсткая, колючая, несговорчивая. А та, искусственная, специально была выбрана – самая мягкая и пушистая, шелковистая даже.
Ну ладно, топор в руки и потопали искать жертву. Вета решительно встала и одёрнула мохнатый бабушкин тулуп. Бабулины вещи, вообще-то, брать чревато, мало ли чего она на них понавешала… Но сама виновата. Надо же было додуматься: приехать в новогодний лес в модной шубке из меха дикого чебурашки и кроссовках!
Притопнув яркими красными востроносыми сапожками, Вета решительно двинулась в чащу. Сапожки она тоже надевать не хотела, они выглядели донельзя глупо. Косой каблук, голенище гармошкой и острые, длинные, загнутые кверху носы. И, кстати, тоже бабулины. Сама такое носить Ядвига, конечно, не собиралась, а вот любимой внучке подарить – самое то. Ну да ладно, главное – удобные и тёплые, всё равно её здесь разве что зайцы видят. Ну или белки.
«Ёлка-ëлка, где ты ëлка?» – напевала девушка, решительно штурмуя сугробы и бурелом.
Смеркалось, когда Вета, пыхтя от натуги, втащила во двор сосну. Ëлки были всё-таки слишком колючими, а эта сосенка, пушистая, в голубоватой хвое, показалась девушке идеальной. Только великовата оказалась красавица.
Вета остановилась перевести дух. Всё-таки славный домик у бабули. Даже странно: почему она уехала? Ладный такой, как пряничный. Крыша острая, с резными лошадиными головами на коньке, наличники кружевные. Конечно, лес кругом почти непролазный, и до ближайшей цивилизации не вдруг доберёшься… Может, в этом дело? Надоело бабуле в лесу сидеть?
Пока Вета любовалась, солнце упало за лес и стало темно. Девушка попыталась втащить сосну в сени, не обломав веток. С третьей попытки получилось. Фимка просочился сквозь дверь сеней и, виновато помаргивая, глядел, как Вета отпутывает от пушистых веток метровую русую косу.
– Не смей топить печь без меня, – проворчала Вета.
Надо теперь было на скорую руку заговорить дерево. Может и получится Новый год встретить во всеоружии.
Тут в дверь постучали.
Глава 2. Нежданные гости.
Тын вокруг из костей человечьих,
На кольях черепа горят огнями,
Вместо засова змея висит,
Вместо замка щука зубастая,
Ворота сами отворяются,
Гостя непрошеного встречают.
– Да ёлки-иголки ж!… – выдохнула Вета.
За дверью переминался с ноги на ногу не первой свежести мужичок в треухе, тулупе и валенках. Вид у мужичка был похмельно-страдательный.
– Ядвига Степановна? – выдохнул «ароматным» паром мужичок.
Неужели можно было бы перепутать? Вета иронично заломила бровь, закатила глаза и вдруг заметила, что небо огромное и чёрное, а звёзды яркие и мигают так, как бывает только в большой мороз. Видно, нужда велика, раз этот страдалец в такую стужу притащился.
– Нет, – отрезала девушка. – Не живёт она здесь больше.
И повернулась, чтобы уйти, но глянула снова на крупные звёзды и, оценив степень помятости мужичка, бросила через плечо:
– Заходи уже, болезный.
Увидев гостя незваного, Фимка испуганно заметался между кухней и комнатой. Он, конечно, ничего не помнит, но интуиция у него всегда была железобетонная. Может, как раз из-за её тяжести и не улетает он в навье царство, а мается тут?
– А Ядвига что ж, в соседний лес подалась? Или за эту… Границу?
Голос у визитёра был под стать внешности: сиплый, глухой.
– В городе она. Салон открыла.
– Гадательный?
Незваный гость уколол Вету неожиданно ясным, холодным синим взглядом.
– Маникюрный, – не осталась в долгу она, только лёд её взгляда был зелёным.
Фимка устал метаться и завис в дверном проёме.
– Ну что, болезный, возьмёшь сбор этой осени от Ядвиги? Или мне нашептать на воду?
– Да нет, не надо так утруждаться, раз хозяйки нет. Давай-ка мне просто веточку от ёлки вашей, на праздник, так сказать.
Вета замерла. Не зря ей этот болезный сразу не понравился. Ох, не зря мельтешил Фимка. Она бегло взглянула на привидение и отметила, что тот аж побледнел. Хотя уму непостижимо, как это он умудрился.
Мужичок, не дожидаясь разрешения, протянул руку к сосновой ветке и, улыбнувшись во все тридцать два кривых зуба, попытался её отломать. Вета, ошеломлённая такой наглостью, повернулась к Фимке. Тот выцвел ещё сильнее и закатил глазки, изображая обморок.
– И чтой-то тут у нас деется? – раздался от входной двери насмешливый скрипучий голос.
Фимка всё же упал в обморок, точнее, провалился сквозь пол, как будто его тут и не было.
Со стороны сосны вдруг раздался звук хлопка и запах серы. Мужичок отшатнулся, словно его кипятком окатили.
– Веточка, внученька, – елейным голоском пропела баба Ядя.
И Вете немедленно захотелось провалиться сквозь пол следом за Фимкой. А бабуля между тем продолжала, и с каждым словом голос её опасно повышался:
– Что затеяла, умница моя? Кого в дом притащила?
Вета изнывала от желания хотя бы спрятаться под стол, как в детстве.
– Дурында! – веско припечатала бабуля напоследок.
Лёгким, почти незаметным движением левой брови Ядвига избавилась от гостя. Тот просто хлопнулся на пол и рассыпался сотней разноцветных конфетти. Только треух и остался.
Слуга Карачуна, значит. Новогодник, что ли? Так странно, обычно эти мелкие вредители десятой дорогой бабушкино жилище обходили. Договор у них с Карачуном. Вооружённый нейтралитет, так сказать. Хотя Ядвига здесь уже лет восемь не появлялась, может быть, защитные круги и подвыдохлись. Зря сразу не проверила. Правду бабушка говорит, как есть дурында.
Ядвига, брезгливо морщась, носком сапога выпихнула треух за дверь, попутно продолжая вразумлять бестолковую внучку.
– Как ты могла пустить к дереву этого ушлого новогодника? Им бы только волшебство новогодних деревьев красть, чужие желания выворачивать да оборачивать против их же хозяев. Гляньте-ка на неё! У неё круг обережный порушился, а она в ус не дует!
– Ну бабуль!
– Чего «бабуль»? Чего бабулькаешь? Марш круг ставить сей же час. Не то набегут всякие. И хорошо если только новогодники, а не кто похуже.
Вот ведь баба… Ядя. Ведь сама могла круг обережный поднять, слова не говоря, с места не сходя. Но нет, иди, внучка любимая, снег топтать.
Пыхтя, как ёжик, Вета принялась наматывать обратно только что размотанный шарф. Где там этот забор?
Примерно определив местонахождение забора, Вета побрела вдоль него, утопая в снегу чуть не по пояс и бормоча задыхающимся голосом:
На восток гляжу – стену ставлю каменную,
На запад гляжу – стену ставлю железную,
На север гляжу – стену ставлю медную,
На юг гляжу – стену ставлю серебряную.
Сверху крышу хрустальную,
Снизу подклеть алмазную.
И так раз за разом, пока весь дом не обошла. На последнем слове Вета споткнулась о какую-то корягу, коварно затаившуюся под снегом, и вместо положенного замка́ издала невнятный писк. Обережный круг замерцал и погас, но кое-как замкнулся. Ладно. Сойдёт. Вета отряхнула снег и потопала к двери.
– Ну-ну, – встретил её в доме насмешливый бабулин голос. – Я гляжу, у тебя и ёлка не готова. Иди дерево заговаривать. И смотри мне! Внучка ты мне, или кто?
Красная употевшая Вета мечтала посидеть хоть минуточку, дух перевести, чаю выпить. Она жалобно посмотрела на бабулю.
– Ба…
– Хватит блеять, сказала. Марья и Иван с минуты на минуту явятся, а у тебя конь не валялся.
Вета ужиком юркнула между Ядвигой и сосной, радуясь, что легко отделалась, и удивляясь, откуда бабушка знает о её планах на это дерево. Хотя удивляться не стоило, наверное. Ядвига Степановна всегда всё знает.
– И беспамятного своего позови. Пусть помогает. – Уже вполне мирно проворчала бабуля.
Вета ловко водрузила сосну на место почившей ёлки. В ведро с песком насыпала разноцветными камешками шепталок полдюжины. На ветки накидала заговоров. Укутала по кругу ворохом зыбких путанок. Собравшись с духом, шёпотом проговорила главное заклятье:
Как встану я, Вета, внучка Яги старой,
При луне молодой, при заре янтарной,
У стенки дубовой, у ели колючей,
Где тропа лесная вьётся змеёй гремучей.
Как на пять сторон отобью поклон,
На три замка закрою ветер студëн.
По углам четырём я поставлю свечи зелёные,
Разгоритесь огнём, иглы заговорëнные.
Через ветви густые, через хвою пушистую
Мысли родных моих в реку совью чистую.
Через шесть камней на седьмой бел-горюч Алáтырь
Гагане-птице я поклонюсь на закате.
Надо было, конечно, пропеть, да погромче, но при бабушке Вета стеснялась. В прежние времена ей не раз доставалось за прыгающий ритм и проглоченные окончания. Вета глубоко вздохнула и на одном длинном выдохе закончила:
Замыкаю заклятье на медный ключ,
Бросаю в омут белых колючих туч.
Ключ тот – месяцу, месяц – заре,
Заря – солнцу в рассветной поре.
Будьте слова мои верны и крепки,
Как корни дубов да гибки, как ветки.
Быть по сему!
Отныне и довеку!
Заклинание сияющей лентой легло на сосновые ветки и нежно засеребрилось.
– Фимка! – шëпотом позвала девушка, – вылезай из погреба. Твоя очередь украшать дерево. Фимка! Давай, эту ленту надо спрятать как-то.
Фимка осторожно просочился сквозь доски, предусмотрительно не показываясь выше глаз. Оглядевшись, он увидел вполне мирную Ядвигу Степановну и определённо целую и невредимую Вету. Так что он принял стратегическое решение вылезти полностью и засуетился вокруг сосны, обматывая её призрачными гирляндами. Синеватый свет от гирлянд превращал сосну в сказочное древо Батьки Мороза и вполне успешно маскировал серебристое свечение заклинания.
Ядвига взирала на кружение Фимки снисходительно-одобрительно, а на Вету – сердито и саркастично. Вообще-то, Вета никогда не была такая рассеянная. Новогодника уж точно бы могла распознать. И вообще. Раньше она карачуновых слуг за версту чуяла. Только вот мысли сейчас были заняты одним ладным молодцем…
Добрый мóлодец и настоящий молодéц занимал все мысли Веты вот уже целый месяц. Ярослав приходил в библиотеку, где для отвода глаз трудилась Вета, и часами просиживал в читальном зале. Он брал только сказки и корпел над ними, словно пытался вычитать какой-то секрет в старых и всем известных историях.
Сперва Вета не обращала внимания на старательного аспиранта, только удивлялась его подбору литературы да улыбалась красивому молодому человеку чуть теплее, чем другим читателям.
Потом стала украдкой смотреть, как он работает. Смотрела, как бережно его крупные руки перебирают страницы.
Иногда она стала ловить на себе его заинтересованные взгляды. Светлые глаза цвета июльского неба смотрели тепло, заинтересованно. Однажды он подошёл к Вете и спросил, что она думает о смысле образа Бабы-Яги.
Они стали беседовать почти каждый день. Вета млела от его бархатного баритона, засматривалась на сильные руки и широкие плечи, тайком считала веснушки на красивом лице. От Ярослава всегда пахло летней грозой, жаркой, нагретой солнцем землёй и луговым разнотравьем. Девушка осторожно отвечала на ярославовы вопросы и всë время боялась увлечься и сболтнуть лишнего, и бесконечно переживала, что он больше ни о чём её не спросит.
В последний рабочий день перед новогодними каникулами Вета едва сама не пригласила Ярослава в кафе, даже рот уже открыла, но так и не смогла выдавить ни слова. Улыбнулась, кивнула в ответ на поздравления, да так ни слова и не сказала.
– Ну что, опять витаешь в тучах снежных?! Пора скатерть стелить, а то её пока уговоришь на праздничное меню, полдня уйдёт.
И Ядвига с вредной ухмылкой посмотрела на Вету.
– Кстати, у нас никого нового не планируется на семейном слёте?
Вета привстала на цыпочки и вытащила с верхней полки шкафа пыльный пухлый свёрток, посмотрела на него с неприязнью. Надо было доставку заказать из ресторана. Забрала бы на опушке, и вся недолга. Теперь эту льняную саботажницу с сомнительным чувством юмора полвечера уговаривать. Она даже бабулю не слушается, что там Вету! Особенно после того, как Вета нечаянно подожгла скатерть в детстве. Да легче второй раз в лес за ëлкой сходить!
– Может, пусть Фимка расстелит, а? – жалобно попросила Вета.
Фимка хоть и не мог говорить, но со скатертью умел договариваться лучше всех. В конце концов, должна же быть от призрака-помощника хоть какая-то польза в хозяйстве? А то, за что ни возьмётся, всё наперекосяк. То посуду побьёт, то ёлку спалит. Лучше бы вместо него домового завела, право слово.
– Ты от разговора-то не увиливай. Ждëм кого, аль нет?
– Ба, терпеть не могу, когда ты так разговариваешь. Ну можно же нормально?
– А ты поучи меня ещё, ишь! – вскинулась бабуля. – Говори сейчас, – позвала Ярослава своего, али как?
Вета вмиг стала пунцовая, даже концы волос, наверное, покраснели. Откуда бабуле известно о Ярославе, тоже, пожалуй, лучше не задумываться. Просто принять как должное.
– Ба-а-а-а, ну ты скажешь. Он сказки изучает, а я его сразу с головой в нашу семью…
Баба Ядя сверкнула на Вету глазом, левым, зелёным.
– Вот пусть и изучает. На натуре, так сказать. Щас.
Бабуля по-особенному прищёлкнула пальцами, Вета кинулась к ней, чтобы остановить, но не успела. Громыхнуло, а через мгновение в дверь постучали. Вета замерла, не зная, куда деть руки, глаза и пунцовые щёки. Вот же баба… Ядвига.
Фимка, внезапно почувствовав себя гостеприимным хозяином, широко распахнул дверь.
Похоже, бабуля выдернула Ярослава прямиком из бани. У Веты в голове некстати зазвучало: «Каждый год, тридцать первого декабря…». Она украдкой стукнула себя по лбу и постаралась слиться с интерьером.
Баба Ядя одобрительно оглядела частично завёрнутого в банное полотенце добра молодца – правым глазом, карим. Бедняга зябко переступал по снегу босыми ногами и выглядел оглушённым. И от этого очень милым.
– П-п-п-п-простите… Я т-тут это… С-сам не п-п-понимаю… Вета? Ядвига С-степановна?!
Вета готова была рухнуть в обморок и просочиться в погреб, как Фимка сделал совсем недавно. Надо было брать себя в руки, пока Ярослав не превратился в ледяной памятник самому себе.Только Вета открыла рот, чтобы поздороваться, как её опередили.
Глава 3. Семейный сбор
В той избушке Яга-хозяйка,
Лежит Баба-Яга из угла в угол,
Костяной ногой постукивает,
Мудрые слова нашёптывает.
За спиной добра мо́лодца раздались весёлые голоса.
– Привет! А это кто тут у нас в неглиже?
– О! У нас в этот раз маскарад, да?
– Мама, папа, – обречённо выдавила девушка.
Марья и Иван, подхватив под сини рученьки начавшего покрываться ледком Ярослава, ввалились в дом. Вета горестно глянула на Фимку, тот в ответ только развëл полупрозрачными руками. Вроде бы ничего плохого не произошло, но всё, буквально всё – наперекосяк. Почему так, а?
Пока Марья чмокала Вету, обнималась с Ядвигой, трепала призрачную макушку Фимки, стряхивала с чёрных, змеившихся по плечам кос, блёстки растаявшего снега, Иван расстелил на икеевском столе скатерть.
– Ну-ка, скатёрка, чай с ромашкой для Ветки, прелестным дамам сбитня, а нам с этим синеньким по чарке медовухи! – скомандовал Иван.
Но скатёрка как всегда всё сама решила. Довольно часто она поступала по своему усмотрению, подавая вместо разносолов диетическое меню, но в этот раз превзошла себя.
По центру стола воздвигся деревянный расписной ковш-утка литра на три, внутри которого плескалась, судя по запаху, чистая, беспримесная водица из реки Смородины. На боках ковша висели шесть ковшичков. Вета пересчитала трижды и украдкой скрестила за спиной пальцы, заодно глянув на светящую призрачными гирляндами сосну.
Шестой – для Ваньки, конечно, для Ваньки, как иначе? Марья смотрела на ковш, прижав к губам пальцы, Иван хмурился, Ядвига сурово подцепила край скатёрки двухсантиметровыми ногтями в алом лаке. И только Ярослав непонимающе вертел головой. Вета дёрнулась было к нему, но засмущалась, запнулась за собственные ноги и плюхнулась на стул.
Из-под алых Ядвигиных ногтей выскочили искорки, и рядом с ковшом появилась пачка чая.
Ядвига аж захохотала.
– Ну и щедрая сегодня наша белотканная!
Интересно, с чего вдруг скатерть решила, что им надо… Туда?
Ярослав, как зачарованный, потянулся к одному из ковшиков.
– Погоди пока! Не все ещё здесь, – резко осадил его Иван. – Шестой не прибыл ещё.
Ярослав от неожиданности чуть не упустил своё полотенце, Вета снова зарделась, а Фимка, наконец, сообразил и принëс гостю халат. Собственный Ветин шёлковый халат с павлинами. И валенки. Глядя на павлинов, Ярослав начал приходить в себя. Но как-то не до конца. Нормальному человеку сейчас пристало орать дурниной, падать в обморок, требовать объяснений. А Ярослав… Улыбался!
– Ну это уж совсем! Ладно валенки, здесь даже размер подходит, но павлины! Лучше я останусь в полотенце, – и озорно подмигнул Вете.
Иван хмыкнул: не такой уж этот синенький безнадёжный. Вета с подозрением глянула на бабу Ядю, но у той был тако-о-ой невинный вид: мол, ни при чём я здесь, так, мимо проходила. Просто у парня психика крепкая, да-да. Верим-верим. Ну ладно, надо собраться и вспомнить, наконец, зачем она всё это затеяла и что на кону. Где только Ваньку опять носит, интересно.
– Пойдём, горемычный, одолжу тебе хоть брюки с футболкой, – позвал Ярослава Иван. – А валенки мои потом верни, это же семейная реликвия.
Когда мужчины удалились, Марья обернулась к Вете. И та как-то внезапно вспомнила: мама – не какая-нибудь там изнеженная Марья Царевна, а самая что ни на есть Марья Моревна, с которой шутки плохи.
– Ваньку позвала? – грозно спросила мама, и по чёрным косам пробежали синие искры.
– Позвала! – Вета посмотрела на неё с вызовом. – Позвала! Сколько можно уже!
За спиной одобрительно хохотнула бабуля.
– А! – махнула поникшая вдруг Марья рукой. – Не придёт он всё равно. Сколько лет уже не приходит.
Искры в маминых косах угасли, Марья уселась за стол и принялась смотреть в окно, сплетая и расплетая пальцы.
Вета Ваньку в чëм-то понимала. Родители вбили себе в голову, что стоит братца женить, как он тут же поумнеет, перестанет глупости творить и превратится в Ивана Царевича-младшего. Невесту подобрали хоть куда, Василису Премудрую – у такой жены любой Иван-дурак вмиг остепенится. И ничего, что лягушка, с кем не бывает.
Сделали всё по правилам: Иван сына позвал поупражняться в стрельбе из лука, в колчан подложили стрелу заговорённую. Стрела,как и положено, в болото улетела, а там лягушка, все дела…
Василиса своей миссией по остепенению Ваньки прониклась, тем более других царевичей на горизонте не наблюдалось, а шкурка лягушечья надоела ей сверх меры. Стоило непутёвому жениху появиться в Навьем Царстве, как Василиса тут же оказывалась рядом, с заговорённой стрелой и свадебным платьем наготове.
Сам Ванька, понятное дело, остепеняться не хотел, невесту свою земноводную изо всех сил терпеть не мог, потому и на семейных сборищах старался не появляться. Моргнуть не успеешь, как под берёзой окрутят.
Марья ванькиного упрямства понять не могла и на сына очень обижалась. Мало того что слова родительского не исполняет, так ещё и глаз не кажет который год…
Не в силах выносить поникший мамин вид, Вета выхватила у Фимки халат и решила сбежать в свою комнату, перевести дух и ещё раз связаться с братом.
– С валенками осторожнее, – услышала девушка голос Ивана из-за неплотно закрытой двери. – Правый на левый не ставь, не то искать мы тебя будем за тридевять земель в тридесятом царстве, триодиннадцатом государстве.
– Мгм, – ответил голос Ярослава. – Не могу сказать, что понял, но постараюсь так не делать.
– Наш человек, – одобрил Иван.
Вета снова зарделась. Отец говорил спокойно, чуть отрывисто – как всегда, когда говорил что-то важное. Не громко, но с каким-то внутренним весом, весом жизненного опыта и прочного, правильного взгляда на мир. И всё же девушка расслышала ту тёплую, почти неощутимую ноту, которую прежде ловила в его редких похвалах, одобрительных кивках, в коротком: «Молодец, дочка».
Он сказал: «Наш человек!». На самом деле это значило: «Ты хороший парень и надёжный, непустой человек. Я одобряю твоё присутствие среди нас». Вета стояла, почти не дыша. В горле встал ком от… счастья?
– Стоп! – встрепенулась девушка. – Что же это я? Ванька! Срочно звонить Ваньке!
Стараясь не скрипеть половицами, Вета мышкой метнулась в свою комнату, беззвучно прикрыла дверь. В сотый, наверное, за сегодня раз набрала номер брата. Телефон, конечно, как всегда, оказался вне зоны доступа. Значит, опять где-то дурачок подвиги бесшабашные совершает, на которые умный человек не решится.
Опять в программе про неочевидное и невероятное будут рассказывать о новых необъяснимых случаях, мама будет хвататься за сердце, папа будет хмуро молчать целую неделю, а баба Ядя снова пригрозит проклясть непутëвого внука, но опять никто ничего не сделает. Вета тяжело вздохнула и подумала, что затащить Ваньку за Границу – не самая плохая идея. Подумаешь, невеста – лягушка, тоже мне проблема. Не зря же скатёрка воду выставила. И шесть ковшиков. Не Фимку ведь она имела в виду, призракам вообще за Границу нельзя.
Вета в очередной раз набрала номер брата, но тот всё так же был вне зоны. Вот же балбес, а ещё старший.
Вдруг дверь в её комнату распахнулась. За дверью стоял Ярослав, сопровождаемый Фимкой.
– Послушай, Вета, объясни. Пожалуйста. Всё это похоже на бред, и я ничего не понимаю. Кто все эти люди? В смысле, я понял, что это – твоя семья, но… А это вот, – Ярослав качнул подбородком в сторону Фимки, – это голограмма какая-то? Проекция?
Фимка такого оскорбления стерпеть не мог. Раздулся, как пузырь, пошёл радужными переливами. И поднял Ярослава под самый потолок.
К чести добра молодца, он кричать и вырваться не стал, только побледнел и выдавил сипло:
– Извини… те.
Вета сурово нахмурила брови.
– Фимка! Поставь гостя сейчас же!
Фимка нехотя послушался, резко поставил Ярослава на пол – подальше от Веты, поближе к двери, – но продолжил обиженно реять под потолком, кидая на гостя сердитые взгляды. Очевидно, ему очень нравилось, как Ярослав вздрагивает каждый раз, когда край призрачного одеяния касается его головы, так что Фимка носился от окна к двери и обратно. У Веты даже голова закружилась, но она всё-таки заметила, что каждый раз задевая Ярослава Фимка вспыхивает ярче и словно бы становится плотнее. Неужели, так сильно обиделся?
Ярослав снова уставился на Вету с немым вопросом в глазах. Вета повертела зачем-то телефон и начала говорить, осторожно подбирая слова:
– Помнишь, как говорят, «в сказке ложь…» Так вот, в сказках правды гораздо больше, чем принято думать, – пожала плечами она. Ох, как ей было сейчас неудобно перед Ярославом. Зачем, ну зачем бабуля его в это всё окунула с головой без предварительной подготовки?
– Ну вот, бабушка…
– Ядвига Степановна? Мама ходит к ней на маникюр, – Ярослав явно пытался помочь, только вот легче от его помощи не становилось.
– Бабушка Ядя… Она… Ну…
– Баба-Яга, да?
Теперь уже Вета уставилась на Ярослава с немым вопросом, а он…
– Вета, что ты так смотришь? Я же шучу. Просто мы с тобой в библиотеке так часто об этом говорили.
Вглядевшись в несчастное Ветино лицо, он вдруг отшатнулся.
– Я-то пошутил, а вот ты не шутишь. Кажется.
– Бабушка – она за Границей Баба-Яга. Пограничница. Границу блюдёт, кого попало в мир человечий не пускает. А людям нельзя отсюда туда перейти, не отведав пищи с той стороны. Теперь, правда, бабуля и сама за Границу не ходит почти, трудно перейти стало. Даже ей. А в этом мире… Вот даже не знаю, как объяснить. Ей очень много лет, сам понимаешь. Очень. Здесь она развлекается. У неё есть миллион дипломов. Она и фольклорист, и врач, и травница, и физик-ядерщик. И преподавала она. В вашем, кстати, университете. И разрабатывала что-то секретное.
– А сейчас, значит, маникюр – самое интересное занятие в нашем мире? – то ли съязвил парень, то ли от каши в голове не опомнился ещё.
– Да нет, – Вета досадливо поморщилась. – Это у нас проблемы. Семейные. Ба вот в маникюр ударилась, говорит, ногти пилить приятнее, чем на наши тоскливые физиономии любоваться. Мама в экоактивистки подалась, защищает каких-то там арктических мышей, пикеты у нефтяных вышек организует. Папа лобзиком выпиливает и неделями с нами не разговаривает. И всё из-за Ваньки.
– Ваньки? – с намёком поднял бровь Ярослав.
Видимо, как человек, привыкший анализировать слова, он сразу понял, что во всём этом театре абсурда главный герой – Ванька.
– Скоро здесь будет. Наверное. Ну, если опять чего не выкинет по дороге. Ванька – брат мой. Старший. Обещал явиться к полуночи, по крайней мере, хотя за весь день трубку ни разу не взял.
Ярослав посмотрел на экран телефона. До полуночи оставалось четыре часа.
– Пойдём в гостиную. Костюм, кстати, тебе идёт, – улыбнулась Вета, пытаясь избежать дальнейших объяснений, что, к чему и почему у них в семье.
Ярослав оглядел «костюм», состоящий из жёлтой футболки с полинявшей надписью «Добро пожаловать в Сочи», покрытых катышками вытянутых на коленках чёрных штанов с начёсом и высоких, почти до колена, серых валенок, и иронично улыбнулся.
– Да, я сегодня отвечаю за демонстрацию высокой моды.
Он протянул Вете крепкую тёплую ладонь, бережно сжал её тонкие пальцы, и вот так – держась за руки – они вернулись к остальным.
В гостиной вокруг стола, на котором по-прежнему стоял ковш воды из Смородины и пачка чая, сидели смурные родичи. Вету посетила трусливая мысль: а не испить ли прямо сейчас? А что, она заслуживает отдых. Но от мыслей о побеге отвлёк Фимка, круживший вокруг многострадальной сосны.
Вета бочком-бочком протиснулась к пушистым веткам, украдкой поправила парочку заговоров, как-то криво висевших на нижней ветке, и снова скрестила за спиной пальцы. Пусть Ванька явится! Пусть хоть что-то получится у неё как надо! Из-под веток метнулась крошечная искорка и пропала в окне. А может и показалось.