Стань своим в моем лесу
Екатерина Быстрова
Стань своим в моём лесу
Пролог
Чувашия, где-то между Ёлкино и Мочарским
1991 г., август
Матвея укачивало. Он вжался лицом в колени, вдыхая прелый запах старой обивки. Сандалии дрожали в такт рёву двигателя. Лёгкие трепетали, как крылья бабочки, и Матвей представлял, как они ломают рёбра и вырываются наружу. Сквозь гул и завывание радио – «До свиданья, мама, до свиданья!» – доносился невнятный разговор родителей. Говорила в основном мама.
Машину качнуло. Горло сдавило. Густая овсяная каша комом поползла по пищеводу. Матвей зажмурился, сжимая кулаки под животом. Учуял запах и скривился. Так пахло, когда отец приносил с охоты подстреленных зайцев: кислым молоком и железом. Вдохнул носом, уже готовый распрощаться с содержимым желудка, как машина замедлила ход и остановилась.
– Мы приехали, родной, выходи, – мама мягко погладила его по спине.
Хлопнула дверь.
Матвей медленно поднял тяжёлую голову, представляя, что она – аквариум, а внутри вместо воды плещется кисель. Вспомнил, как ворчал прадед Саша: «Куда ты носишься, все мозги расплескаешь».
Он нажал на ручку, но дверь не поддалась. В окне мелькнул сарафан матери: она шла к низкому деревенскому дому. Матвей вдруг испугался: вдруг он превратился в призрака, и мама забудет о нём? Глухо ударил в стекло, потом ещё раз, сильнее нажал на ручку, толкнул. Дверь отъехала в сторону, и он повалился в траву. Каша вырвалась наружу, оставив во рту прогорклый привкус.
Отплевавшись, он поднялся и, пошатываясь на слабых ногах, направился к матери. Та стояла у двери, из которой выглядывала старуха. Голова закружилась, и Матвей замер, чувствуя, как мир вокруг накренился. Он сделал шаг вперёд, но вдруг, сам не зная почему, обернулся.
Деревенский дом с пристройкой стоял среди густого лиственного леса. Из чащи донёсся треск. Сначала – глухой гул, будто земля сдвинула челюсть. Щелчок, словно кто-то перекусил проволоку. Матвей попытался понять, откуда звук, как вдруг взгляд выхватил волка, точно как в книжке, где среди множества деталей нужно найти одну. Тот сидел на границе леса, шерсть свалялась, глаза – плоские, как пуговицы на старом отцовском кителе, – не моргали. Матвей оступился, побежал к маме и крепко обхватил её за талию.
– Это мой сын, Матюша. Поздоровайся с бабой Радой, – мама ласково провела по его волосам, и дрожь в груди чуть утихла.
Матвей выглянул из-за юбки и снова посмотрел на лес. Волк не исчез.
– Вдвоём приехали? – голос старухи напомнил лязг ржавых ножниц.
– Вдова я, – спокойно ответила мама.
Голос бабы Рады был плохим. Матвей не мог объяснить, почему, но он точно знал, что в дом заходить нельзя.
– Мам, – позвал он. – Поедем домой. Папа вон в машине ждёт.
– Не говори глупости, – она отдёрнула руку и сгладила улыбкой злость. Заговорила быстро: – Вы не думайте. У пятилеток фантазия активная. Матюша что только не придумает. Так мы можем войти?
– Входите, – скрипнула баба Рада и освободила проход.
Матвей посмотрел в чёрный проём, а затем снова на волка. Показалось, что тот приблизился. Сглотнул. Мама подтолкнула его внутрь.
«Нам туда не нужно, мамочка», – хотел сказать он, но от следующего толчка переступил порог.
Часть 1
Глава 1
Москва, 2012 г., август
За дверью что-то грохнуло. Матвей вздрогнул и резко открыл глаза. В голове шумело, комната плыла. На миг ему показалось, что вместо своей руки он видит волчью лапу, но, моргнув, обнаружил привычные пять пальцев. Несколько секунд пытался собрать мысли в кучу, пока не осознал: снова вырубился прямо за столом.
Он поправил съехавшие очки и устало посмотрел на хаотично разбросанные по клавиатуре и столу карты Таро.
Из-за стены доносился приглушённый разговор.
– Позови Матвея, – потребовал Батлай.
– Не могу. Он занят, – раздражённо ответила Маша.
«Да уж, про вежливость в степях, видимо, не слышали», – подумал Матвей и улыбнулся. С Баем последний раз они виделись несколько месяцев назад в деревне Тонта, в Ольхонском районе.
– Да ну? И чем же, Степнова?
– Дописывает отчёт. Сказал не трогать, а то Лидия его кишки по стене размажет.
Матвей перевёл взгляд на компьютер. На экране был открыт вордовский документ. Под шапкой «Частное детективное агентство “Позвоните Лиде”» значился единственный заголовок:
«Дело №26. Троицк. Женщина на заводе родила покойника».
Зацепок – ноль.
Поначалу, когда Маша передала ему заполненный бланк от Лидии – та диктовала заявку по телефону, категорически отказываясь от электронных сообщений, – Матвей решил, что произошла ошибка.
Ну, родила женщина мёртвого ребёнка – дело житейское. Пусть больницы разбираются, в крайнем случае – местная полиция.
Маша лишь бросила на него тяжёлый взгляд и молча протянула трубку: есть вопросы – звони Лидии.
Иронично, конечно.
Матвей вздохнул и решил съездить на вызов.
Заказчиком оказался муж. Они с женой состояли в секте под названием «Колесо Жизни». Цигун, медитации, фитотерапия, регулярные поездки в Китай к основателю движения. От кого-то из сектантов они и узнали номер Лидии, которая, по их словам, могла узнать правду обо всём.
Мужчина, Сергей, был высоким крепким детиной с неестественно широкой улыбкой. Матвей поёжился: так не должны выглядеть люди, которые теряют детей. Но после пяти минут беседы он понял: ребёнка вообще не должно было быть. Сергей давно сделал операцию и не мог стать отцом. Матвей мягко намекнул на возможность «других связей», но тот категорически отмёл все подозрения.
– Мы с женой – родственные души, она бы со мной так не поступила. Никогда, – отрезал он.
– А что за покойник? – уточнил Матвей, настороженно глядя на Сергея. – Странно называть так ребенка.
– Да потому что она родила… ну, реально, покойника. Он хоть мелкий, но там реально взрослый мужик, честное слово. Может, карлик какой. Хорошо хоть, жива осталась. Мы реально думаем, – Сергей понизил голос до шёпота, – что это кармическое что-то. Мы с женой очищения практикуем. Вдруг, как шлаки, вышло? Ну, бывает же. Душа нерождённого ребёнка из прошлой жизни за кишки зацепилась, подросла и вот… – он сделал жест, словно из него что-то выскользнуло. – И всё.
– А как сейчас Любовь? – спросил Матвей, сверившись с именем в блокноте.
– Свежа как огурчик! Радуется жизни. Я уже билеты к гуру взял. Теперь, после такой чистки, надо на новый уровень подниматься, а то ж…
Матвей съездил на завод. Обошёл территорию, но внутрь, разумеется, его не пустили.
Охранник лишь нехотя подтвердил, что одну из работниц действительно увезли вчера в больницу. Другие бабы что-то обсуждали между собой – то ли аппендицит, то ли урод какой-то родился. Сетовали ещё, что по Любке и не видно было ничего – худая, как дрыщ.
Матвей прошёлся по округе, пытаясь уловить хоть слабые отголоски чего-то потустороннего, но – ничего. Завод как завод.
Работать с паранормальным было мучительно сложно ещё и потому, что, помимо разговоров, Матвей не обладал сверхспособностями. А нечисть – за исключением бесов, которые всегда были не прочь поболтать, – разговорами не проникалась.
Иногда он замечал то, чего не видели другие, – но понимал это только по тому, как Маша начинала лихорадочно осматриваться, пытаясь отыскать то, о чём он говорил. Пользы от этого было мало.
Вернувшись в контору, он пересказал всё напарнице. Маша хохотала так, что у него зазвенело в ушах, но ничего дельного добавить не смогла.
Теперь Матвей сидел перед пустым экраном и тупо смотрел на заголовок. Надо было написать отчёт. Какую-то аналитику: что произошло, подозреваемые, ход событий, результаты. В идеале – добавить описание места, выявить возможные аномалии, собрать свидетельские показания, проверить их на противоречия, проанализировать причины происшествия и дать оценку угрозы – может ли это повториться. И в последней графе, обязательно: доволен ли клиент работой.
Всё это напоминало смесь выдернутых из разных мест документов. Матвей понимал, что Лидия явно не любила бюрократию и отлаженные шаблоны, как на его предыдущей работе. Но от этого легче не становилось.
А когда легче не становилось, Матвей переходил к тяжёлой артиллерии – гаданию.
Он задавал вопрос, обязательно со вздохом и глядя в потолок: «Что тут, блядь, произошло?». А дальше использовал всё, что попадалось под руку: Таро, чайную гущу, кофейные пятна, да хоть царапины на столе – что угодно, лишь бы вытянуть хоть какую-то зацепку.
Сейчас он открыл в интернете расклад под названием «Анализ ситуации» и листал маленькую книжечку с интерпретациями арканов. Карты выпадали странные. Ну конечно, что ещё ожидать от феечек с рожками?
Матвей мрачно уставился на карту с надписью «Повешенный», где улыбающаяся фея кокетливо подмигивала ему, раскачиваясь на петле из собственного остроконечного хвоста.
– Ну и что ты скажешь мне, а? – пробормотал он, кидая карту обратно на стол.
В книжечке значилось: «Необходимо отказаться от чего-то важного, принести жертву ради достижения высшей цели».
Матвей раздражённо цокнул языком. Понятно, что жертвой могли быть и жена, и муж, и несчастный покойник. Какая высшая цель? Чем в итоге пожертвовали? Покойником? Или доверием между мужем и женой?
Он потянулся за другой картой, и в этот момент раздался шум, шаги, раздражённый возглас Маши.
Дверь напротив стола распахнулась. На пороге появился Батлай с недоброй усмешкой. Не вынимая рук из карманов, он пересёк кабинет. Затем развернул стул спинкой к себе и сел, склонив подбородок на сложенные ладони.
Маша замешкалась в дверях, но Матвей улыбнулся с сочувствием и кивнул, мол, я разберусь. Она закатила глаза и прикрыла за собой дверь.
– Ну и как успехи? – протянул Батлай с притворной любезностью.
Матвей закатил глаза и показал на смешавшиеся карты.
– Плохо, как видишь.
Он ткнул в карту. Надо было в Республике всё же с дельфинами брать. Они не такие вредные.
– Лидия меня сожрёт, – выдохнул он, потирая лоб. – Второе дело подряд не могу закрыть. Ты знаешь, сколько дел раскрывает обычная полиция? Пятьдесят два процента! У них люди, собаки, отделы и палочная система! А я тут один. Ну ладно, с Машкой нас двое.
– Матюш, а ты пробовал думать головой, а не жопой? – протянул Батлай ласково, раскачиваясь на стуле.
Матвей поморщился. Будет он ещё подыгрывать этому цирку.
С последней их встречи он вновь сменил причёску, укоротив волосы почти под ноль. Волосы жили своей жизнью, росли невообразимо быстро, чуть ли не за одну ночь, и Бай называл их своим проклятьем. Глаза на худощавом угловатом лице казались огромными, почти девичьими, с густыми длинными ресницами. Болотная радужка сегодня отливала желтизной. Странный цвет для бурятского рода.
Батлай не изменял себе: хаки, сверху неизменная чёрная куртка из кожзама, армейские сапоги.
Матвей откинулся на спинку стула, сцепил пальцы на затылке и спросил:
– Так ты чего пришёл?
А про себя добавил: «Думал, после Тонты ты здесь и не появишься. Или снова Лидия прислала?».
Батлай наклонился ближе, скользнув взглядом по столу.
– А что за дело? – он поднял карту с двумя феечками, пьющими из одной чаши, и слеповато прищурился.
Матвей подумал, что любой уважающий себя таролог на его месте уже обрубил бы Баю руки – чужое трогать нельзя, особенно рабочие инструменты. Но сам он относился к этому равнодушно. Карты, как и любая мантика, работали независимо от таких мелочей. Всё остальное – людские причуды.
– Не про подростков, которые на кладбище чертей вызывали?
Матвей потянулся к высокой стопке папок, достал самую тонкую и кинул её на другой конец стола.
– Нет. Это мы проверили год назад. Никакой паранормальщины. Шесть человек в лесу зарезали своих же друзей, думая, что принесут жертву Сатане. Потом подъели мертвечину. Бесы открещивались.
Матвей вспомнил, как сгустки – не огненные, не дымные, непохожие на мультяшных чертей или демонов из фильмов ужасов, – дрожали в воздухе, как след разряда после грозы, колебание тёплого воздуха в зной. Они верещали наперебой, перекрикивая друг друга: не их забота, что люди и без них отлично справляются. Один особенно смелый пригрозил донести Князю за клевету.
Батлай перевернул карту и поморщился, как будто наклонил старую сувенирную ручку, где картинка феи переменилась на гниющий труп.
– И что с ними стало?
Матвей устало провёл рукой по лицу.
– Маша рылась в делах, искала очевидцев, но толку мало. Один повесился, другого в психушку упекли, третий вообще пропал. Всё, что осталось, – пара протоколов в архиве. Дело закрыли, бумажки сложили.
Он бросил взгляд на часы. Обед. Домой он не возвращался больше суток, а отчёт так и не двигался. Надо сегодня дойти хотя бы до душа.
– Так зачем ты пришёл?
Матвей вытащил карту из его рук, записал выпавшие в раскладе арканы на листок – Двойка Кубков, Девятка Мечей, Семёрка Мечей – и собрал колоду. Машинально перетасовал, а затем убрал её в ящик.
– Последние месяцы ни слуху ни духу, а теперь объявился, как гром среди ясного неба.
– Сколько дел тебе ещё закрыть надо?
Матвей поморщился, словно у него вдруг заныл зуб. Сделал вид, что не замечает, как Бай снова и снова уходит от темы. Значит, всё ещё сердится.
– Пятнадцать. А что, у тебя есть тайный ритуал для ускорения выхода из кабалы?
Батлай откинулся на спинку стула, заложив руки за голову. Ленивым взглядом окинул комнату, скользнул по убранной в угол раскладушке, стопке книг, балансирующей у края стола – ещё одна, и башня рухнет, – смятым рубашкам, брошенным поверх комода. Матвею вдруг стало неуютно. Он смутился, заметив, как Бай чуть приподнял бровь, разглядывая его уютный хаос. Сам при этом выглядел, словно сидел в дорогом кабинете, а не среди «творческого» – ага, конечно, – беспорядка. Наконец, точно до него только дошёл смысл сказанных слов, он присвистнул:
– О, духи. Серьёзно, ты закрыл всего два дела с нашей последней встречи? Ты как вообще попал к этой женщине? Лидия тебя до конца жизни не отпустит.
Матвей прикрыл глаза. Да уж, он сам до сих пор не нашёл ответ, как он сюда попал.
Глава 2
Москва, 2009 г., июль
– Простите, что? – Матвей сдвинул очки на нос и внимательно посмотрел на посетительницу.
Женщина передёрнула плечами, пряди цвета красного дерева запутались в ремешке её сумки. Лицо неприятное, щедро разукрашенное косметикой. Она резким движением поправила шерстяной платок – явно неуместный в тёплый июльский вечер – и вытащила пачку тонких сигарет, проигнорировав табличку «Не курить».
Прикурила, выдохнула вишнёвый дым в сторону и, кивнув на книгу «Жизнь после жизни», спросила:
– Интересуетесь или практикуете?
– Это для диссертации, – Матвей неловко прикрыл обложку отчётом. – Здесь нельзя курить.
Женщина равнодушно пожала плечами и затушила сигарету о пачку.
– Мой муж сбежал из могилы.
Матвей невольно улыбнулся.
Агентство «Белый день» предоставляло различные услуги в сфере юридических и психологических консультаций для клиентов. Матвей относился к отделу по надзору за взаимодействием родителей и детей в рамках исполнительного производства. Сутками напролёт он либо проводил обследования, выезжая на дом к не очень довольным клиентам, либо писал заключения о дееспособности родителей, кому стоит рекомендовать передать под опеку ребёнка.
В агентстве были и другие отделы. Юристы оказывали консультации по трудовым вопросам. Был еще VIP-отдел – о том, с кем они работали, мало кто из сотрудников знал, но сплетничали, что за помощью туда обращались влиятельные люди, чьи дела требовали особой деликатности и конфиденциальности. Они появлялись поздно вечером, стараясь не пересекаться с другими посетителями. Эти клиенты требовали не только юридической помощи, но и куда большего – защиты репутации, устранения нежелательных последствий. По слухам, шеф водил дружбу с разными людьми, включая тех, чьи имена мелькали в новостях.
Именно поэтому в агентстве круглосуточно дежурили администраторы. На всякий случай – мало ли кто заглянет.
Сегодня новенькая, Марина, попросила Матвея подменить её. Вышла совсем недавно, но уже регулярно отпрашивалась по семейным делам – муж не справлялся с ребёнком дома. Матвей посмотрел на её усталое лицо, на тёмные круги под глазами и без раздумий согласился. Его дома всё равно никто не ждал, а ночью в офисе было тихо – идеальные условия для того, чтобы писать диссертацию и ещё раз перепроверить заключение.
На лице ночной посетительницы не было ни намёка на шутку, поэтому Матвей вежливо заметил:
– Я не могу принять у вас заявление. Дежурного администратора сегодня нет, но вы можете оставить свои контакты – утром с вами свяжутся.
Женщина фыркнула, дёрнула ремешок сумки, ещё сильнее спутывая волосы:
– А если мне прямо сейчас мужа искать нужно?
– Мне очень жаль, – не меняя вежливого тона, Матвей протянул ей бланк. – Заполните, пожалуйста, и оставьте свой номер.
Она быстро справилась с формальностями и протянула ему лист. Матвей почесал переносицу, пробежался глазами по её резкому, скачущему почерку и, когда она уже открыла дверь, чтобы уйти, спросил:
– Вы не указали, с какого кладбища пропал Бадри Гелашвили.
– С Хованского, – ответила женщина, успев прикурить и выпустить новую порцию дыма. Затем подошла и дописала название и номер участка могилы. – Поймите, я его вернуть хочу. Без мужа женщине, знаете ли, хуже, чем с ним. Даже с покойным.
Матвей проводил её взглядом, наблюдая, как она исчезает за дверью, оставив за собой шлейф странного парфюма: аромат забродившей груши.
Он снова взглянул на бланк.
«Сбежал из могилы? – повторил он про себя. – То-то у неё зрачки расширены, как у кошки в темноте».
Отложив бумагу, Матвей потянулся в кресле и вернулся к книге. Спустя несколько страниц наткнулся на строку: «Я увидел перед собой фигуры тех, кого знал при жизни, и почувствовал радость и умиротворение от того, что вновь их вижу».
Мысли снова вернулись к странной посетительнице – Лидии Гелашвили, как значилось в бланке.
Разум хмыкнул: всё-таки наркотики или дамочка сбрендила?
Но спустя час Матвей вновь со вздохом отложил книгу. Странная посетительница засела в голове. Он открыл электронный архив и вбил в поисковике: «Хованское кладбище».
«Платили бы мне каждый раз за такие запросы…» – раздражённо подумал он, сверился с заявлением и ввёл имя: Бадри Гелашвили.
Поиск выдал фотографию и краткую информацию: дата смерти – сорок дней назад, возраст – пятьдесят лет.
Матвей откинулся на спинку стула, подперев подбородок сложенными руками. Вспомнилась страшилка из детства: на Яушском кладбище недалеко от Чебоксар местные рассказывали о мужчине, который тоже «сбежал» из могилы.
В советское время его похоронили по случайности: то ли он находился в состоянии глубокого обморока, то ли в коме, что ошибочно приняли за смерть. Матвей в детстве как-то подслушал разговор мамы с соседкой – у той мужа тоже чуть не похоронили. Констатировали смерть от остановки сердца, успели даже зашить после операции, обещали перешить и сделать красивый шов, но почему-то забыли. А он возьми и в морге приди в себя.
Так и тут, через несколько дней кто-то заметил вздувшуюся землю на могиле и сломанную изнутри крышку гроба. А потом покойника начали видеть по ночам: он стучался в окна домов, прося впустить.
«Ну что, Матвей, – насмешливо сказал он себе, – пора решать: пойдёшь домой или проверишь кладбище?»
И тут же одёрнул себя:
– Давай только ты с ума не сходи.
Что-то странное творилось с ним после визита Лидии Гелашвили. Мысли упорно возвращались к заявлению, и он не заметил, как уже четверть часа просто смотрел в листок. Наконец, он спрятал «Жизнь после жизни» в ящик стола, щёлкнул выключателем и вышел из агентства.
Густая дымка застилала рассветное летнее небо, и над землёй всё ещё висел сумрак.
Матвей стоял у ворот Хованского центрального кладбища. Добраться сюда оказалось настоящим квестом: от конечной станции метро ходил единственный автобус. И когда, простояв час, он уже собирался развернуться и уйти, тот с издёвкой вынырнул из-за поворота, лениво покачиваясь на дороге.
Теперь этот монстр с гармошкой посередине тащился по пустым улицам к своему последнему пункту назначения.
Матвей хмыкнул. Отлично. Ранний утренний кладбищенский юморок вместо завтрака.
Тусклый свет фонаря у ворот освещал широкую дорожку в тенистой аллее. Сквозь деревья проступали силуэты памятников и могильных плит, обрамлённые чёрными коваными оградками.
Матвей коснулся холодного облупленного металла, дёрнул – железо глухо стукнуло, но дверь осталась закрыта. Вновь посмотрел сквозь решётку в мрачную даль, вспомнил, что Хованское кладбище – крупнейший некрополь Москвы: город мёртвых в городе живых.
Похвалил себя за предусмотрительность – молодец, что переписал номер могилы, оставленный Лидией. Достал из кармана сложенный листок, сверился.
Найти нужную могилу будет непросто.
Возможно, стоило обратиться в администрацию кладбища, но кто ж здесь будет в столь ранний час? Да и как объяснить, что он искал?
Утренний туман стелился вдоль дороги. Хорошо, что уже рассвело – ночью здесь было бы по-настоящему жутко.
Матвей постучал в сторожку. За плотно закрытыми занавесками никто не пошевелился.
Где-то в глубине кладбища ветер зашевелил листву, и показалось, будто между могил промелькнула тень.
– Так, зачем я это делаю, напомни? – пробормотал Матвей, хватаясь за холодные пики забора.
Он подтянулся, перебросил ногу и очутился по ту сторону. Тихонько прокрался мимо сторожки: теперь разбуженный охранник ему совсем не друг.
Памятники не внушали ему трепета. Большое Московское кладбище походило на мегаполис: тесная застройка, многолюдно, каждый старается выделиться как может. Вот если бы они сходили на старое кладбище у его дома. Маленькое, окружённое рощей – если не знать, легко проехать мимо. В отдалённой части стояли кенотафы – каменные надгробия без захоронения, воздвигнутые в память о тех, чьи тела так и не нашли или которые покоятся в другом месте. Их устанавливали отдельно от основных могил или на окраинах кладбищ, соблюдая древние обряды. Иногда в основание закапывали горсть земли с места гибели, чтобы связь с родиной не прерывалась. Так мать похоронила его отца, который не вернулся с Афганской войны.
Матвей бодро шагал, иногда приближая к глазам бумажку. И спустя полчаса ходьбы по главной дороге, думая, как он будет искать нужную могилу среди такого количества надгробий, вдруг увидел вдали шевеление.
Подойдя ближе, он присвистнул. Гроб раскурочен, крышка валяется на соседней могиле, комья земли разбросаны, будто кто-то с остервенением копал. От свежевскрытой ямы тянуло сыростью и разложением.
За ближайшим памятником раздался шорох. Матвей вздрогнул и резко повернулся.
Из тени вышел полуразложившийся мужчина – низкий, худой, с отвисшей кожей на шее. Он неуверенно сделал шаг вперёд, словно ещё не привык к собственному телу. Пустые глазницы кишели опарышами, а синий, набухший язык, как мокрая тряпка, свисал до подбородка. От него исходил удушающий запах гниющей плоти.
– П-пмте… – прохрипел мертвец.
Матвей застыл. На миг показалось, что он сошёл с ума. Моргнул, ещё раз.
Позади послышался насмешливый женский голос:
– Ты заявление напиши, и тогда, возможно, он возьмётся.
Он резко обернулся.
Лидия стояла у ямы, подмышкой придерживая лопату, выдохнула клуб сладковатого дыма. Вновь запахло грушей.
– Вы… так это вы его выкопали?
– А кто же ещё? Кому он нужен?
Она склонилась к мертвецу с нежностью, словно мать, наблюдающая за непутёвым ребёнком. Сделала вид, что смахнула невидимую пылинку.
– Знаешь, при жизни он меня жутко бесил. Вечно суетился, цеплялся ко всему, по бабам шлялся… Пятый уже, между прочим. В смысле, муж пятый. Казалось бы, привыкла к мужским выкрутасам, но всё равно как-то обидно. Хотя, честно говоря, марать руки – себе дороже. Но если выбирать между разводом и вдовством… вдовство как-то надёжнее.
– Так зачем вы его выкопали?
Лидия ухмыльнулась.
– Ну а ты догадайся, милый.
Она шагнула к нему. В сумраке её лицо выглядело неестественно заострившимся, а под глазами залегли синеватые тени, никак не принадлежащие живому человеку. Матвей отступил, захотел ущипнуть себя, надеясь отойти ото сна. Сейчас проснётся за столом в агентстве, нальёт кофе, пойдёт наконец домой.
Видение не исчезало. Очертание кладбища лишь чётче проступили в утреннем свете.
Он ещё раз взглянул в лицо Лидии, смирившись с тем, что перед ним оживший труп. Покойница. Похоже, муж – всего лишь приманка. Защитные механизмы обесточили чувства: Матвей видел всё предельно ясно, но не мог понять одного – как, к чёрту, он тут оказался?
– Молодец, догадался.
Лидия с силой толкнула его в грудь.
Матвей не успел опомниться – земля ушла из-под ног. Сердце бешено заколотилось, тело инстинктивно попыталось сгруппироваться, но было поздно. Он полетел вниз.
В нос ударил густой запах потревоженной земли. Он судорожно вдохнул – чёрный зев ямы зиял над ним, словно земляной рот, готовый в любой момент закрыться.
Матвей вскочил, бросился вверх, пытаясь ухватиться за край могилы, но Лидия резко ударила по его пальцам черенком лопаты.
– Отпустите меня!
От ужаса начало тошнить. Он попытался снова, но лопата оттолкнула его вниз.
– Не мельтеши. Ложись.
Он бросился назад, но ухватиться было не за что. Позади – только мокрая осыпающаяся земля.
Матвей вжался спиной в стенку могилы. Лидия склонилась над краем, не мигая глядя на него сверху вниз.
– Что вам нужно? Деньги? Вещи? Что угодно! – голос его сорвался, почти переходя в скулёж. – Вот же ваш муж, в конце концов!
– Милок, ты так и не понял.
Она перехватила лопату поудобнее, прицелилась – и с одного взмаха снесла голову мертвецу. Та, словно перезрелое яблоко, покатилась в сторону.
– Этот вонючий мешок мне не нужен.
Лидия повернулась к нему с улыбкой.
– Ты же сам пришёл. Я тебя силком не тащила.
Она наклонилась ниже, голос стал почти ласковым.
– А раз пришёл, значит, ты мой.
И начала его закапывать.
Глава 3
Москва 2012 г., август
– Матвей? – Батлай провёл рукой перед его лицом.
Матвей дёрнулся, будто вырываясь из могилы.
– Сколько он уже так висит? – в дверном проёме появилась русая голова Маши.
– Минут пять.
Она хмыкнула, закинула сумку на плечо и скрылась.
– Я пошла домой! Контору закройте, лады? – крикнула из коридора.
Матвей тяжело выдохнул и потянулся к стакану. К донышку приклеился старый пакетик чая «Нури». Он с досадой поковырял его пальцем, затем крикнул:
– Маша! А ты бы что в отчёте написала?
– Напиши: «Нечистоты реинкарнации. Аномалия устранена. Кармическая цепочка закрыта».
– Степнова, блядь, ты совсем поехала? – Батлай вытер увлажнившиеся от смеха глаза. – Ты себя слышала? Что за бред?
Послышались торопливые шаги, и в дверном проёме появилась Маша. Она смерила их взглядом. Поправила выбившуюся тёмную прядь, заправляя её за ухо. На тонких пальцах поблёскивали серебряные кольца, а на одном – указательном – массивный перстень с алым камнем. Не будь она такой убеждённой рационалисткой, её легко можно было принять за девушку из какого-нибудь культа.
– А если без всей этой эзотерической ерунды, то, пока тебя не было, я пробила эту дамочку. Ну, вконтакте нашла, страничка открыта. У неё там вся стена в сообщениях от Игорьков, Ашотов, Мухамедов. Лайкает всех подряд.
Она раздражённо пожала плечами.
– Короче, мужику этому неплохо бы провериться на кармический педикулёз. Всё, я домой. Свет выключите!
Маша махнула рукой и скрылась в коридоре.
Матвей покачал головой и взглянул на Батлая:
– Последний раз спрашиваю, чего ты хотел? – он смочил горло остывшим чаем и выключил компьютер. Положил лист в рюкзак.
– Разговор к тебе есть, – Батлай поднялся, потянулся и вышел в коридор, по дороге щёлкая выключателями. – Пойдём, тут недалеко шаурму делают. Вроде даже не из собачатины. Расскажу всё.
Матвей слушал, как Бай делился новостями – в последний раз ему пришлось выпытывать у местной полиции, почему подросток скончался после допроса, и выяснять, что дело оказалось в злом духе, который вселился в ребёнка, а выйдя, оставил лишь пустую оболочку, – и вспоминал свой первый год работы в агентстве «Позвоните Лиде».
В то утро, когда Матвей, трясущийся, вернулся домой, он просидел пару часов под душем, пытаясь смыть с себя могильную грязь. Казалось, он сошёл с ума. Но забившаяся под ногти земля и ушибы от лопаты на пальцах не позволяли обмануться. Взяв выходной, он просидел весь день дома, вздрагивая от каждого шороха. Но ночью так и не смог заснуть.
На следующий день была пятница. Он вышел на работу, но не смог открыть магнитным ключом замок. Когда с третьего раза дозвонился до шефа, тот удивился: «Так мы вчера договор ГПХ закрыли. Ты ж позвонил, сказал, что увольняешься. Не могу говорить, на встрече». И отключился. Мистика какая-то. Ладно бы увольнение, но чтобы в России дела так быстро решались – вот уж точно чудеса.
И пускай это задело, но хуже было то, что с того дня телефон не замолкал. В первый раз позвонила девушка, сказала, что обращается по поводу самоубийства своего парня, и спросила: «Вы же Матвей Страхов, да? Лидия Меробовна сказала позвонить вам, передать всю информацию…».
Матвей отключил телефон. А в понедельник проснулся от настойчивого звонка в дверь. На пороге стояла Лидия. Матвей, увидев её в глазок, не стал открывать. Вот ещё, общаться с этой сумасшедшей. Разум его амнезировал два прошедших дня, решил: всё произошедшее – сон, просто страшный сон.
Сквозь дверь просачивался запах сладкой груши, а Лидия продолжала звонить. В конце концов она заколотила в дверь так, будто вместо неё была целая толпа ритуальщиков, желающих организовать его похороны.
– Господи, – пробормотал Матвей в испуге и открыл.
Она бросила ему ключи и пластиковую карту.
– В понедельник в десять. Адрес записан на карте. Не придёшь – пожалеешь.
Следующую неделю он упорно делал вид, что ничего не происходит, забаррикадировавшись дома. Еда кончилась, но Матвей боялся выходить даже до магазина. За окнами выли жуткие голоса, под обоями кто-то скрёбся, а из углов доносился шёпот, словно в фильме ужасов. Матвей затыкал уши, пытался дозвониться до приятелей, но сеть на телефоне пропала. Даже крестился. Толку ноль. Хома Брут бы его понял, особенно в тот момент, когда Матвей связал пояс от халата с ремешком от брюк, надетых однажды – на выпускной, – и образовал круг. И сел в центр.
На следующий понедельник он сдался и приехал по назначенному адресу.
В конторе Матвей тогда работал один. Лидия всегда была где-то на телефоне. Видел он её только раз в месяц, в день зарплаты, когда она приходила в офис с пухлым конвертом – в три раза больше, чем на его предыдущей работе.
А ещё она гоняла его по Москве, как мальчишку на побегушках. Ничего толком не объясняла. Просто: «Записывай адрес. Едешь туда, наблюдаешь, отчитываешься».
Вот однажды отправила его на Кузнецкий Мост – «понаблюдать за местными колдунами». Как будто это было самое обычное дело. «Что я должен был наблюдать?» – раздражённо думал Матвей, стоя под серым небом напротив Библио-Глобуса и глядя на пёстрых бабок, торгующих старыми книгами и никому не нужным барахлом. Мимо проходили толпы офисных работников, студентов, туристов, и никто не обращал на них внимания.
Хотелось есть и спать. А не вот это вот всё.
Матвей пытался выглядеть как обычный прохожий, нарезающий круги вокруг дома, но бабки быстро его раскусили. Стали поглядывать настороженно, переговариваться, а одна неожиданно даже перекрестилась. Матвей понял, что, если сейчас не начнёт с ними говорить, они разбегутся. И Лидия тогда расчленит его и своим подружкам-ведьмам мясо для ритуалов отдаст.
Тогда он серьёзно в это верил.
Матвей вдохнул поглубже и пошёл в наступление.
– Здрасьте… Я тут… это… студент-журналист. Пишу статью про старую Москву. Вы тут где-то рядышком живёте? Может, истории какие-то знаете?
Он и сам не понял, как смог их задобрить. Может, ведьмы оказались всего лишь пенсионерками, которым не хватало внимания, а может, сработал бабушкин инстинкт – пожалели худощавого паренька. Но вскоре они выложили ему всё.
Оказалось, что Кузнецкий мост – старое место силы. Сейчас здесь правили серые ведьмы – потомки уличных магов, зарабатывавших на московской знати ещё в XIX веке. Они не любили чужаков, но за бутылку водки могли показать парочку обрядов на удачу или рассказать, как на самом деле выглядели призраки купцов, которые возвращались сюда раз за разом, так и не найдя покоя.
Матвей сбегал в ближайший магазин и на последние двести рублей купил «Талку».
Вернувшись, он протянул бутылку самой разговорчивой из бабок, коренастой женщине в цветастом платке. Та хитро прищурилась, но водку взяла.
– Меня Марфой кличут, – сказала она, заглядывая ему в глаза. – Но тебе можно Ольгой Ивановной, – она обвела глазами площадь и понизила голос. – Пойдём. Покажу тебе что-то.
Матвей с серьёзным видом кивнул. Но внутри всё подпрыгнуло от страха и любопытства.
Они прошли несколько переулков. Вещи она оставила на продажном месте, видно, знала, что никто не позарится. Матвей подумал, что, если сейчас пропадёт, Лидия даже не станет его искать. Просто наймёт кого-то нового. И от этой мысли в груди потеплело.
Но вместо того, чтобы принести его в жертву духам Кузнецкого моста, Ольга Ивановна вытащила из кармана засаленную колоду карт.
– На любовь погадаю.
Матвей моргнул. Он ожидал чего угодно – ритуалов, заклинаний, чего-то мистического. А тут… гадание на любовь. Ну ладно, не отказываться же.
Марфа долго тасовала карты, косила глаз в сторону, точно поглядывала за кем-то за его спиной. Затем достала несколько карт, нахмурилась, перетасовала вновь. В руках её мелькнул пиковый туз.
– Да чтоб тебя… – она нервно потёрла лоб и подняла на него глаза. – А я думала, ты живой. Вот ведь, плут окаянный, обманул старую! Чур тебя.
Она, видимо, ожидала какого-то эффекта, но Матвей только уставился на неё и хлопал глазами. Чертыхнувшись, бабка запихнула водку под мышку и, коротко попрощавшись, исчезла в лабиринте переулков.
Матвей растерянно посмотрел ей вслед, затем развернулся и побрёл обратно на Кузнецкий Мост. Вещей её, разумеется, уже не было. Спускаясь в метро, он тяжко вздохнул и мрачно подумал, не скатиться ли вниз головой с эскалатора – так, чисто для разнообразия. Впереди его ждал первый отчёт. Просто описательный, ничего сложного. Но нутро подсказывало: Лидия его точно завернёт.
Потом была Хитровка – чёрное сердце старой Москвы, место, где время шло по своим законам, где подворотни помнили шаги убийц и воров, а стены – проклятия тех, кто в них исчез. Здесь, в узких переулках, по легендам, можно было встретить хитрованцев – призраков бывших обитателей, с жуткими физиономиями, в лохмотьях вместо одежды. В интернете писали, что, столкнувшись с ними, следует бросить монетку, чтобы отвлечь их внимание и унести ноги. Матвей надеялся, что его эта участь обойдёт стороной.
Лидия, разумеется, завернула его первый отчёт, ещё и за водку вычла из его же зарплаты. Это раздражало и выматывало. Но сильнее всего било по самолюбию. Он решил, что любой ценой добьётся первого закрытого дела.
Обряды на Хитровке ему описал клиент, которого прислала Лидия. Дряхлый старик с глазами, как у рыбёшки на прилавке, трясся, пока говорил, и так цеплялся за стол, будто боялся, что его прямо сейчас утащат в преисподнюю.
Матвей вспомнил все основы психологического консультирования, хотя так и не понял, собирал ли он информацию или просто пытался успокоить старика.
– Их стало больше, – бормотал он. – Они творят страшное. Люди исчезают. Спаси меня, пожалуйста. Ты должен. Деньги не проблема. Спаси, сынок.
«Их» – это тех, кто собирался по ночам в подвальных квартирах, на заброшенных дворах, в местах, где старый город ещё помнил кровь, разлитую в тёмные времена. Раз попав туда, люди уже не возвращались.
Старик умолял ему помочь, и Матвей, понимая, как мало мог сделать, сжалился и согласился. Вариантов у него особо и не было.
Он начал следить за местом, на которое указал клиент. Неделя ночных дежурств тянулась бесконечно, и невыносимо хотелось бросить всё к чертям, но страх перед Лидией и упрямство были сильнее.
Матвей даже нашёл себе удобное место – лавочку во внутренних дворах, откуда открывался неплохой обзор, и коротал время за книгами. Время от времени он бросал взгляд на здание, но ничего подозрительного не происходило.
Пока однажды ночью из тени не вышел человек. Бомжеватого вида мужик, сутулый, неестественно быстрый. Он приволок рваный свёрток, оставил его у стены двухэтажного дома и так же незаметно растворился в темноте.
Матвей подождал, убедился, что тот ушёл, и осторожно приблизился.
«Ну наконец-то, хоть что-то», – думал он, развернув свёрток.
Внутри лежал труп исхудавшего кота. Уже пованивало.
Матвей остался на месте, наблюдая, пытаясь уловить хоть что-то – движение, шорох, намёк на объяснение. Но ничего. Часы тянулись мучительно долго, пока пальцы не онемели от холода.
Под утро его разбудил звонок.
– Старик погиб ночью, – сообщила Лидия ровным голосом.
Матвей не сразу понял, что потрясло его больше – сама новость или то, с каким равнодушием она была произнесена.
– Напиши отчёт, – добавила она и отключилась.
Он пытался разобраться в случившемся. Вернулся на место, осматривал двор, попытался выйти на его родственников. Но ничего. Абсолютно ничего. Никаких следов, никаких объяснений.
Очередное провальное дело.
После этого Матвей действовал по инерции. Чувство вины сжирало его, оставляя внутри пустоту. Он боялся брать новые дела, но Лидия, точно чувствуя его состояние, не посылала клиентов, а заставляла читать «Практическую магию» Проппа.
«Просто делай, что сказано» стало заклинанием, лишившим его воли. Матвей сам не заметил, как легко привык к новой жизни.
Иногда он отстранённо думал: а как бы поступил другой на его месте? Любой бы боролся за свою жизнь и свободу, искал выход, ведь так?
Только не он: Матвей всегда чувствовал себя потерянным, словно жил не в половину даже, а в одну сотую. Словно в нём был какой-то изъян. Словно он был проклят.
В детстве это сглаживалось: все вокруг тоже скрывали свою потерянность. Каждый как мог. В девяностые, в маленьком городке под Чебоксарами, где они жили с матерью, задача была одна – выживать. Подростки цепко перенимали взрослую логику: кто не свой – тот враг. Всё просто, как дважды два.
Мелким быть ещё полбеды, главное – успеть домой, пока тьма не накрыла дворы. Но вот в школу пошёл, и началась другая жизнь. Там уже один закон: старшакам лучше на глаза не попадаться. Будут бить. За дело или без, найдут причину. Всегда находили.
Дворы тогда делили на зоны. Свои. Чужие. За линию не заходи. Иерархия строгая, как у волков: старики, бегунки, смотрящие, шестёрки. Подростковая мафия.
Всё просто и понятно: либо ты с ними, либо против. И думать надо только о выживании.
В Казани, говорят, всё так же было, только злее. Там ещё национальное деление вмешивалось: татары, русские, чуваши – каждый за своих горой. Ненависть вековая, жгучая, как перец в чебуреке. В Чебоксарах тоже было нелегко. Особенно в Южном районе, где казанские пытались «залечь на дно» или «захватить Барахолку».
Тогда Матвей просто учился быть незаметным.
Дворами добегал домой, закрывал дверь, пока мамы не было, задвигал занавески, забивался под печку и сидел, ждал. Боялся. Но и другие боялись, только искали способы стать сильнее.
Одноклассники коллективно до дыр засматривали «Рэмбо», «Кровавый спорт», «Хищника». Хотели быть как они – сильные, несгибаемые. После школы отрабатывали удары. Тоже свою потерянность скрывали. Лучше уж такой контроль, чем бессилие и страх.
Но они хотя бы пытались. А Матвей – нет.
С ним было что-то не так.
Даже били его как-то неохотно. Словно не знали, что с ним делать.
Теперь, сидя в конторе над книгами по эзотерике, он в отчаянии понял: всё повторялось, он застрял здесь навсегда, ведь выполнить те сорок дел, которые Лидия предложила ему в обмен на свободу, когда вытащила из могилы, нереально.
В отчаянии он вбил в поисковике фразу: «Как избавиться от контроля начальницы», а затем приписал «начальницы-мертвеца».
Гугл сначала выдал ему ссылки на Трудовой Кодекс, какие-то психологические статьи, но Матвей продолжал уточнять запрос, пока наконец перед глазами не появилась целая серия форумов с эзотерической направленностью.
Он быстро пролистал несколько, отметая явную шизофрению. Пробежал глазами по теме «Шаманский обряд ловли души» и сохранил на потом. Увидел любопытное обсуждение про чувашских духов леса, под которой ожесточённо шла дискуссия «нужны ли миру хранители или всё это бред от писателей фэнтези»? А ещё десять способов из сказок, как убить покойника.
Но затем одна тема привлекла его внимание: «Посвящение в ученики. Ритуалы». Палец Матвея замер над кнопкой мышки. Внутри прокатилась нервная дрожь.
На тёмной страничке форума отразилось сообщение от пользователя Игрок. Он перечислял различные ритуалы посвящения в магию: погружение в землю, символизирующее смерть и возрождение; испытания на кладбище, проводимые ночью с чёрными свечами и магическими атрибутами; а также медитации, открывающие доступ к потусторонним силам.
Эти практики, по словам Игрока, требовали глубокого осознания и подготовки, ведь только пройдя все этапы, ученик становился полноправным магом. Матвей неприязненно фыркнул. Вспомнил, как Лидия быстро закопала его по самую шею, оставив на поверхности лишь голову. Он был очень готов, конечно. А сколько раз она спросила его согласия? М-м-м, кажется, ноль?
«Закапывание в могиле – древний ритуал посвящения. Испытуемый должен умереть символически, чтобы возродиться в новом качестве. Не все проходят испытание, но те, кто прошёл, навсегда станут связаны с миром духов».
Дальнейшую информацию Игрок предлагал узнать из его книги, за которую, конечно же, хотел денег. Проглядев содержание, Матвей заинтересовался темой отнятия судьбы у человека.
Но потом его отвлёк телефонный звонок: домовой подавал заявление на свою хозяйку.
– Она меня задолбала! – возмущался дух. – Ну сколько можно ставить мне это проклятое блюдце с молоком?!
Матвей прижал трубку к уху, молча слушал, записывал, когда раздался отчаянный крик:
– Я уже столько раз её тапки прятал, кота шугал, сквозняки устраивал, ночами шумлю, а она никак не поймёт, что не перевариваю я молоко, НЕ-ПЕ-РЕ-ВА-РИ-ВА-Ю!
Матвей вздохнул, записал контакты хозяйки квартиры, успокоил рассерженного домового и попрощался. Затем набрал номер.
– Добрый день, – мягко начал он, – меня зовут Матвей Страхов, я занимаюсь вопросами… э-э… взаимодействия с духами. Возможно, прозвучит странно, но ваш домовой попросил передать, что лучший подарок для него – ваша своевременная уборка.
На том конце линии воцарилась тишина. Потом пожилая дама неожиданно с облегчением вздохнула и поблагодарила от всей души, признавшись, что уже намучилась с капризами домового. Напоследок она даже записала номер агентства.
Матвей написал короткий отчёт и отправил его Лидии. Не прошло и пяти минут, как та перезвонила.
– Молодец, – довольно бросила она. – Закрыл первое дело.
Матвей удивлённо моргнул.
Жизнь потекла дальше. Возможно, если бы он продолжил искать, то нашёл бы способ разученичиться. Но когда Матвей попытался снова найти тот форум, он волшебным образом исчез. Позже, конечно, ему попадалась похожая информация, но чем рутиннее становилась его работа, тем реже он искал.
А потом и вовсе перестал.
Так прошёл первый год. К его удивлению, Лидия не сожрала его, не расчленила за плохо выполненные дела, не вычеркнула из реальности. Наоборот, начала давать задания, которые он успешно закрывал.
Матвей стал спокойнее. А может, просто опытнее. Уже не вздрагивал от каждого шороха, не пугался собственной тени. Научился избегать в городе определённых районов и мест.
Московская нечисть здоровалась с ним через улицу, кивала, проходя мимо. Иногда он видел их издалека: силуэты с нечёткими контурами, глаза, светящиеся в темноте. Было немного неуютно, но не трогали и славно.
Он даже узнал некоторых культистов. Тех, что бродили по старым переулкам, шептали заклинания и оставляли подношения под мостами. Те не любили чужаков, но Матвей под защитой Лидии считался своим.
Иногда он задумывался: может, стоит чему-то подучиться? Возможно, это помогло бы ему лучше разбираться в делах. Но куда пойдёшь с такой работой?
«Здравствуйте, меня зовут Матвей, я расследую паранормальные преступления. Моя покойная начальница недовольна качеством моей работы. Можно мне на курс повышения квалификации в следственном деле?»
Решил начать с детективов – читал их пачками в перерывах между заданиями. Засматривался документалками о расследованиях, вёл тетрадь, пытаясь уловить логику полицейских. Достал старые учебники по психологии, даже купил пару книг по криминалистике.
«Может, если я начну понимать, как думают люди, я пойму, как думает нечисть?»
В начале следующей осени в конторе появилась Маша, которая заняла вторую комнату их крохотного офиса, где раньше стоял цветок и принтер, а его Лидия отправила в командировку. В Осетию.
Там они и познакомились с Батлаем.
Глава 4
Цейское ущелье
Северная Осетия, 2010 г, сентябрь
«Семью из трёх человек нашли мёртвой в Цейском ущелье, Северная Осетия».
Ахсар ткнул в статью, подперев кулаком щёку, и смотрел, как медленно обновляется браузер: удивительно, что в такой глуши вообще ловила связь. Он вытянул ноги и оглядел лесную полосу. С пожарной вышки открывался отличный вид: вершины пихт, буков и кавказских сосен сложились в плотную мозаику, где оттенки зелени создавали едва уловимый узор.
Страница обновилась.
«Останки семьи – двух взрослых сестёр и 10-летней дочери одной из них – были найдены на удалённой стоянке в лесной глуши. Родственники неоднократно отговаривали их от рискованного решения, но те настояли на желании жить вдали от цивилизации. Тела обнаружили в сентябре туристы. Следователи отметили, что нашли следы четырёх человек, но тел было только три. Причина смерти – переохлаждение. Рядом с телами лежал распотрошённый мешок с мусором. Костёр потух. Напоминаем, что на территории заповедников нельзя жечь костры! Подозреваемых…»
Статья обрывалась.
Ахсар раздражённо ткнул в телефон и снова посмотрел в окно. Небо над ущельем Цей напоминало растёкшуюся по столу маслянистую жижу; тяжёлые тучи цепляли боками верхушки деревьев, но не останавливались, продолжая свой стремительный путь. Где-то далеко громыхнуло – похоже, собирался дождь.
На второй неделе пребывания на вышке в горах Северной Осетии Ахсара терзала не только усталость, но и гнетущая скука. Он любил одиночество, но нахождение «в небе» начинало действовать на нервы. Тянуло к земле: дотронуться до влажных корней, проверить, как растут молодые деревца, увидеть сороку, что часто залетала к нему в летние дни.
Он глубоко вздохнул, проверил телефон – сеть окончательно пропала – и встал. Достал из кармана мятую пачку сигарет и подошёл к окну. Слабый огонь зажигалки осветил его лицо. Терпкий запах табака смешивался с ароматом приближающейся осени.
Ахсар потёр глаза и вновь вздохнул: он скучал по дому. По уединению в центре леса. По большему одиночеству.
Внизу послышался шум. Он нахмурился, вытащил из кармана фонарик и посветил в сторону звука. Мелькнула и исчезла в кустарнике тень. Слишком большая для лисы и слишком маленькая для медведя. Ахсар давно научился не бояться зверей: с ними он легко находил общий язык. Но с людьми всё было сложнее.
Поразмыслив, он потянулся за ружьём, которое стояло у окна.
Поднялся ветер, зашелестели кусты, и из них показалась фигура. Ахсар направил на неё фонарь и разглядел молодого человека с рюкзаком за спиной. Тот остановился на расстоянии и, подняв голову, приложил ладонь к глазам. Ахсар прищурился, пытаясь рассмотреть лицо незнакомца, но из-за слабого зрения увидел лишь размытое пятно.
– Я заблудился, – крикнул парень. – Это дорога к святилищу?
– Куда вы направляетесь?
– Шёл к пещерам в ущелье. Читал, там сохранилось древнее святилище.
– Вам придётся спуститься на пятьсот метров вниз. – Ахсар взглянул на грозовые тучи, сгущающиеся над лесом. – Но тропы здесь плохие, каменистые, да и дорога разбита. Местами сплошные ямы.
Ответа не было. Послышался крик ночной птицы.
Ахсар поколебался. Оглянулся на комнатушку на вышке: в центре – азимутальный круг, у окон стояли две кровати, между ними – стопка набухших от влаги книг. У двери втиснулся холодильник, рядом с ним – тумба с чайником и микроволновкой.
– Залезайте. Переночуйте здесь. Погода портится.
Мужчина не сдвинулся с места. Ахсара вдруг пробил озноб, как в морозный день, когда единственный звук, который ждёшь в лесу, – хруст снега под ногами, но вместо этого воздух разрывает выстрел охотника. Неприятное предчувствие затаилось под сердцем. Он уже хотел отозвать приглашение, захлопнуть окно и согреться чашкой чая, несмотря на жару ранней осени. Но тут незнакомец крикнул:
– Спасибо, поднимаюсь!
Погода ухудшалась: порывы ветра раскачивали вышку, заставляя скрипеть балки. Незнакомец начал подниматься по лестнице. Ветер раздувал его ветровку, и на секунду показалось, что его вот-вот сдует, как крыши старых домов во время бури. Но он цепко держался за перила, карабкаясь вверх, пока не оказался на платформе. Ахсар отступил на шаг, давая ему место.
– Матвей, – парень протянул ладонь.
Ахсар быстро взглянул на нового знакомого: мягкие черты лица, многодневная тёмная щетина и живой, любопытный взгляд под очками. Он выглядел моложе, чем сначала показалось, даже слишком – похоже, не вкусил ещё соли жизни. Рюкзак и одежда Матвея были слишком чистыми для того, кто ночевал в лесу.
Кивнув, Ахсар представился и крепко пожал протянутую руку. Заметив его взгляд, тот усмехнулся:
– Ты, наверное, думаешь, что я городской и заблудился по глупости?
Ахсар пожал плечами, тяжело усаживаясь на один из стульев. Он молча наблюдал, как Матвей вытаскивает из рюкзака маленький термос и пару бутербродов. Как садится на пол, снимает запылённые походные ботинки и, облегчённо вздохнув, вытягивает усталые ноги. Брови Ахсара поползли вверх: один носок жёлтый с синими динозаврами, другой голубой с синими ананасами. Ну точно, городской мальчишка.
– Давно в пути? – спросил Ахсар, наливая в чашку и термос заварку из горных трав. Запахло мятой и чабрецом.
Матвей пожал плечами, разминая пальцами мышцы плеча.
– Пару дней назад вышел из Алагира. Я искал одно старое святилище в этих местах, говорят, там сохранились древние ритуальные камни.
Ахсар слушал, не перебивая. Протянул гостю термос, сам отпил из жестяной чашки.
Вдали сверкнула молния, и следом раздался гром.
– Нас заденет? – Матвей отхлебнул чай.
– На крыше громоотвод. Но оглохнуть можем.
Ветер завывал, предвещая затяжной ливень. Ахсар плотно закрыл окна, подбавил кипятка и уже собирался предложить Матвею кровать для сна, как тот заговорил.
– Часто приглашаешь незнакомцев в свой дом? – спросил он, бросив взгляд на дрожащую под потолком лампу. Ветер ударил в окна, и стёкла завибрировали под его натиском.
– Плохого ты обо мне мнения, если думаешь, что я оставлю путника ночевать снаружи в непогоду, – хмыкнул Ахсар, стараясь отвлечься от вновь нарастающего беспокойства, которое зудело где-то в глубине сознания. – Ты сам откуда?
Матвей посмотрел в термос, словно пытался прочесть на дне своё будущее. Взгляд его был слегка расфокусированным. Он молчал так долго, что, казалось, разговор окончен. А затем встрепенулся, поправил очки и с улыбкой продолжил.
– Я из столицы. В горы хожу ещё с универа – друг однажды затащил, а потом уже сам не смог без этого. Затягивает, знаешь? – усмехнулся он. – Думал, выберусь в отпуск на пару дней, но, как видишь, всё пошло не по плану.
Ахсар хмыкнул. Напряжение, которое до этого стягивало его плечи, чуть отпустило. Он уже видел здесь таких – молодых туристов из города, которые с восторгом разбивали палатки и жгли костры, распугивая зверей и оставляя за собой мусор. Что вообще-то даже их, людским законом, запрещено. Особенно костёр. Ахсар их не переваривал. Ждал, когда уйдут, а если нет – припугивал и прогонял. И сам всегда удивлялся терпению леса, как тот не требовал принести в жертвы этих наглых, глупых свиней, не ставящих ни во что его законы: взяв одно, оставь другое, сохраняй баланс, за нарушение – плати кровью.
– Знаю таких, – сказал он с лёгкой усмешкой. – Сначала поход на день, а потом две недели без связи, пока не найдёт МЧС.
Матвей рассмеялся, поставив кружку на пол. Его смех был громким и искренним, совсем юным. Ахсар вспомнил младшего брата, что давно покинул Осетию. Где он теперь? Жив ли?
– Да, да! Вроде как весь подготовленный, а потом пьёшь воду из лужи, потому что решил: «лишний литр не пригодится». Ищешь древние пещеры, а в итоге убегаешь от проснувшегося медведя.
Ахсар кивнул, но продолжил о другом.
– Ты про святилище-то серьёзно?
Матвей откусил от бутерброда. Слова звучали невнятно, но смысл был ясен.
– Серьёзно. Говорят, здесь раньше жертвоприношения проводили. Вот и подумал – почему бы не посмотреть. Да и вообще, я люблю местные байки собирать, – он усмехнулся. – Мистика всегда интересовала.
– Байки… Ну, ты выбрал правильное место, – хмыкнул Ахсар, кивая больше себе, чем собеседнику.
Он вырос в этом лесу. Точно не знал, но мать, бывало, украдкой рассказывала, мол, пра-прадед отца в имперское время ходил важным человеком, конюшни содержал, с первыми лицами империи разговаривал. Но революция, переворот, пришлось бежать. Схоронились в землянке недалеко от ущелья, а там и не вернулись к людям. Потом пра-прадеду видения всякие приходить начали, говорил жене и детям: нужно тут построить храм деревянный, молиться будем духу.
Больше мать опасалась говорить. Чего боялась, Ахсар не понимал, пока не повзрослел.
На его тринадцатилетие в предрассветный час к нему в комнату зашёл отец. Разбудил тихо, сказал только рубаху да штаны взять. Природа в летний час ещё спала, воздух не успел впитать жар. Отец повёл его сквозь заросли в чащу. Поляна, к которой они вышли, заросла крапивой и чертополохом. Нижний сук сосны перетягивала верёвка с петлёй на конце. Ветер покачивал её, навевая тревожные мысли.
Отец подошёл к верёвке и, не оборачиваясь, произнёс: «Иди сюда, сын». Ахсар неуверенно приблизился, пытаясь совладать с диким страхом: чувствовал, как зверя загоняли в силок.
Отец обернулся и схватил его, сухопарого мальчишку, под мышки, ловко поймал петлю и затянул на тонкой шее. Воздух резко кончился, режущая боль от шеи пронзила всё тело. Ахсар не мог кричать, царапая ногтями горло, не мог освободиться от верёвки, не мог вздохнуть. Ничего не мог.
– Хайраг испытает тебя, сын. К вечеру я вернусь, – произнёс отец и ушёл.
Пальцы до боли сжимались вокруг верёвки, тщетно пытаясь ослабить петлю, но та только сильнее врезалась в кожу. Чудом удалось просунуть палец между горлом и грубой петлёй, хоть немного ослабив хватку. Воздуха всё равно не хватало – лёгкие горели, движения лишь затягивали петлю сильнее. Боль пронзила грудь, перед глазами поплыло, мир качнулся и перевернулся, оставляя лишь глухой шум в ушах.
Ахсар барахтался, сражаясь за каждый вдох, но силы почти иссякли. В голове гремел первородный хаос: мысли смешивались, одна поглощала другую, образы мелькали и исчезали в мгновение ока. Зачем-то вспомнилось, как украл у брата игрушку и случайно сломал; как обманул мать и не помыл пол на крыльце; как прятался от наказания отца в подвале. Удары сердца, бешеной пташкой бьющегося о грудную клеть, замедлились.
Перед тем, как потерять сознание, он увидел сквозь чёрно-алые пятна тень, выросшую на поляне.
Отец нашёл его вечером под сосной. Верёвка оборвалась, но петля так и свисала с шеи. Когда он увидел сына живым, его лицо прояснилось. Он был рад. Гордился. Вот только Ахсару рассказать ему было нечего. Кроме пустоты и боли, он ничего не помнил.
С того дня отец говорил: Хайраг вошёл в тебя. Теперь ты его глаза, уши и руки. Делай всё, что велит он, теперь ты – Хранитель леса.
С тех пор всё изменилось. Иногда Ахсар чувствовал на себе взгляд, слышал шёпот в ветвях, треск сухих веток, как если бы кто-то невидимый следил за каждым его шагом.
Мать рассказывала, украдкой, подальше от ушей отца:
– Хайраг – древний дух-охотник. Твой пра-прадед отдал ему душу, но с тех пор он больше ни к кому не приходил. Ты первый, кого он удостоил.
Ахсар слушал благоговейно, запоминая каждое слово.
– Ты – особенный, – говорил отец, и гордая улыбка разламывала его лицо, как спелый гранат, превращая губы в кроваво-алую полоску.
Старшие братья негромко переговаривались ночью, думая, что он спит:
– Хайраг – злой чёрт. Я в школе в книжке читал, – шептал один из братьев. Он ходил на подготовку в ближайшую деревню – роскошь, по мнению отца, зависть для оставшихся трёх братьев. – Ахсарушка теперь тоже станет злым.
Ахсар боялся. Того, что не понимал, и того, что теперь носил внутри. Он всё ждал, когда услышит потусторонний, чужой голос в голове, но проходили дни, и ничего не менялось. Однажды, в свой восемнадцатый год, он увидел сон про старца в белом одеянии. Тот стоял у границы леса, глядел пустыми глазницами и чего-то ждал.
Когда старшие братья уехали во Владикавказ – один по учёбе, второй сбежал за первым, – Ахсар остался единственным помощником в семье.
Отец стал учить. Говорил: лес живой. Огонь, который другие считали разрушительным, в руках опытных людей становился спасением.
Отец посвятил его в таинства. Говорил: «Сынок, лес – это твоё царство, а ты – хранитель. Его боль – твоя боль; умрёт он – умрёшь и ты». Отец учил ухаживать за деревьями, лечить болезни растений, знать всех животных и птиц.
И наказал почитать Хайрага. Однажды он отвёл Ахсара на поляну недалеко от дома, где у разрушенной молнией сосны прятался маленький алтарь. В древесине, словно вырезанное самой природой, проступало лицо – с узкими глазами, бородкой и загнутыми рогами.
Лик внушал благоговейный страх.
Поздней весной сжигали подлесок и кустарники, следя, чтобы огонь не перекинулся на крупные деревья. Отец объяснял, что в лёгком пожаре есть польза: некоторые сосны раскрывают шишки и выпускают семена только от жара.
– Так и ты, сынок, – говорил он, глядя на огонь. – Придёт время, и ты покажешь всю свою силу. Ты – Хранитель леса.
Ахсар принёс свою первую жертву через год после посвящения. Начал с простого – хлеб, пучки трав. Но этого было мало. Он чувствовал: лес слабеет, тепло, шедшее от земли, иссякает. Тогда он попросил отца научить его стрелять и начал приносить к алтарю тушки белок, зайцев, птиц.
А потом умерла мать. А за ней, словно не в силах отпустить любимую, ушёл и отец.
В горе Ахсар потащил тело родителя к алтарю. В надежде, что дух-покровитель поможет, откроет померкшие веки, вернёт его. Но деревянный лик смотрел равнодушно.
А на следующее утро лес ожил.
В ту ночь Ахсару приснился сон. Не старец в белых одеждах, но тёмный охотник вышел к нему из тьмы. Высокий, сильный, с глазами, как угли, и кожей, затенённой лесом. Он протянул лук.
– Бери, – прозвучало в голове. – Принеси мне достойную жертву.
Вскоре Ахсар узнал про вышку. И с тех пор каждое лето отправлялся туда подрабатывать. Следить за лесом. За своими владениями.
И всегда привозил достойное подношение.
– Знаешь, забавно, – неожиданно подал голос Матвей, выдернув Ахсара из мыслей. – Ты первый, кто мне попался на пути. Спасибо, что пригласил.
Ахсар смущённо хмыкнул, потянулся за забытым на столе телефоном. Открыл браузер, взглянул на последнюю строчку недочитанной статьи: «Подозреваемых нет».
– Чем занимаешься в Москве? – спросил Ахсар, чувствуя, как после воспоминаний захотелось поговорить.
Матвей ухмыльнулся, будто раздумывая, стоит ли отвечать. На лице его мелькнула тень, но тут же исчезла, стоило улыбке появиться на губах.
– Да так, пишу диссертацию, – он слегка пожал плечами. – Ну, и по горам хожу в свободное время. Турклуб у нас есть, как только возможность появляется – сразу в поход. Ну, я это уже говорил.
Ахсар заметил, как Матвей отвёл глаза, когда их взгляды встретились. Что-то этот парень скрывал.
– Вижу, не первый раз в лесу. Ориентироваться умеешь? – спросил он невзначай, потянувшись за сухарями в пакете у чайника.
– Конечно! – ответил Матвей с излишним энтузиазмом и вновь поправил очки, съехавшие на кончик носа. – По лесу ходить – одно удовольствие. Карты, компасы, звёзды – моя страсть. Ну, и приложения помогают, когда есть связь. Хотя ты сам понимаешь, тут с этим беда. Но только странно, что ты всё про лес. Мы же в горах, они куда опасней.
Ахсар медленно кивнул: напряжение вернулось с новой силой.
Матвей посмотрел в окно. Его руки нервно теребили край рукава. После короткой заминки сказал:
– Знаешь, спасибо, что помог. А то я тут новости слышал… говорят, где-то недалеко семью нашли?
Сердце Ахсара пропустило удар. Вопрос прозвучал неожиданно; произнесённый вслух, ворвался в душу бурей. Он медленно отставил кружку, но, заметив дрожь в пальцах и ощущая на себе цепкий взгляд, тут же снова в неё вцепился.
– Читал, – Ахсар пытался справиться с подступившей тошнотой. – Люди здесь часто недооценивают горы и лес. Не все возвращаются.
– Да, жуткая история… Следов четверо, а тел только три, – Матвей бросил короткий взгляд на Ахсара. – Как думаешь, что там произошло?
Шум леса казался слишком далёким, словно и он отстранялся от разговора. Ахсар попытался вернуть спокойствие в голос, но ощущал: самая страшная буря развернулась не снаружи, а внутри домика. Пожал плечами, не найдя подходящих слов.
Матвей, видно, уловив изменения в настроении собеседника, перешёл на более дружелюбный тон.
– А ты откуда? В лесу живёшь? – он улыбнулся, смягчая разговор. – У вас тут, наверное, кроме медведей и лис, бояться некого.
Ахсар пожал плечами: напряжение болезненно стянуло мышцы.
– Если ты намекаешь, что я как-то связан с той семейкой, то остынь, – сказал резче, чем хотел. – Я тут егерем всю жизнь работаю. Если бы знал что-то, уже давно сказал бы полиции.
По телу пробежала неприятная дрожь. Пальцы сами сплелись в замок в попытке унять тревогу. Он и не осознавал, как сильно его заденет разговор; не должен он оправдываться, да и перед кем. Но чувство вины тяжёлым камнем тянуло в омут.
В голове зазвучал голос отца: «Лес – это наш дом. Место силы. А ты его Хранитель». Раньше слова успокаивали, но теперь от мысли, что всё это время он делал что-то плохое, недостойное, неправильное, не удавалось избавиться.
«Лес болел, – напомнил себе Ахсар. – Любой из моей семьи сделал бы так же. Эта жертва была нужна. Я никого не убивал».
Перед глазами замелькали образы прошлого.
***
Лес снова умирал.
Всё началось с мелочей: в начале лета стали осыпаться листья. Молодые деревья, которые Ахсар высаживал весной, болели: кроны тускнели, редели, по коре полз белый налёт. В почве поселился паразит, истощая корни. Ахсар помнил, как в те дни бродил по знакомым тропам, пытаясь найти решение, но лес молчал, истощённый, вялый.
Всё чаще появлялись знаки. То рябь на поверхности ручья, мимо которого шёл Ахсар, образовывала причудливые круги, словно донбеттыр – дух воды – пытался заговорить с ним. То из леса к его дому выходила лисица, застывала, поймав его взгляд, и чего-то ждала. То стая сорок кружила над головой, оглушительно каркая. Знаки, знаки, знаки. Ахсар понимал, но не знал, как помочь.
Отец учил: лес требует жертвы, иначе умрёт. И если это произойдёт, ритуала не избежать.
Ахсар плохо спал в те дни. Слышал шёпот, словно на крыше вели переговоры духи, играли в кости на его жизнь. Гаркали, стонали, зловеще смеялись. Ахсар просыпался в поту, сердце бешено колотилось в груди. Хайраг был недоволен хранителем. Но что тот мог сделать? Не тащить же заблудшего туриста самому и не приносить его в жертву, как агнца.
А спустя неделю он нашёл их.
Всё началось, как в прежние утра. Ахсар едва доел завтрак, когда тревога заставила его выйти за дверь. Ноги сами понесли по знакомым тропам сквозь увядающий лес. В руках ощущалось древко лука – странные видения всё чаще посещали его после того, как он остался один в доме. Густые заросли и каменистые холмы остались позади, когда показалась палатка.
Она стояла небрежно, накренившись, словно одна из спиц сломалась. Рядом лежал недостроенный навес, под ним валялся хворост. Костёр давно догорел. В воздухе витал назойливый сладковато-гнилостный запах.
Ахсар, сделав круг по лагерю, осторожно подошёл к палатке, заметив несколько подсушенных рвотных пятен, и откинул клапан. Запах ударил сильнее, захотелось отшатнуться. Тела. Холодные, неподвижные. Две женщины с закрытыми глазами лежали в обнимку, похоже, умерли они в разное время. Он не был врачом, но первое, что пришло в голову, – отравление? В лесах росло несколько ядовитых растений: вороний глаз, волчье лыко, не говоря о всевозможных грибах. Городские, похоже, первый раз выбрались за пределы безопасных стен.
По одной ползал жирный жук. На щеке другой расползалась зелёно-синяя клякса. Между ними, прикрытая одеялом, сжималась девочка. Её слабое дыхание едва поднимало грудную клетку.
Лес замер в ожидании. Что сделает хранитель? Готов ли он принести жертву?