Живым здесь не место

© Шатров Дмитрий

© ИДДК

Глава 1

Визит коллекторов, глобальный пипец и китайский мануал к чему-либо – вот три главных кошмара современного человека.

Мне досталось два пункта по списку.

Впрочем, обо всём по порядку.

Череда злоключений началась с китайского гаджета. С очень большого китайского гаджета. Городской минздрав с подачи главного врача, недавно вступившего в должность, закупил нам в больничку новый аппарат МРТ. Легче и дешевле было починить старый, но его предпочли потихоньку списать.

В тот злополучный день я только вышел из отпуска, поэтому пропустил чехарду с установкой и пусконаладкой томографа. Попал с корабля прямо на бал. Хмурый заведующий вместо приветствия сунул мне в руки толстенный талмуд, испещрённый паучками китайской письменности, сказал: «Разбирайся» – и присоединился к министерской комиссии. А уж тех понаехало…

И телевизионщики, куда же без них.

Пока министр позировал перед камерами в выгодных ракурсах, вещал про ногу со временем, распинался о доступности качественных медицинских услуг, я тупо пялился в мелкую вязь иероглифов. И чем дольше пялился, тем больше осознавал, в какую жопу попал. Вместе со всем отделением. Судя по кислому виду заведующего, он полностью разделял мою точку зрения. Но момент политический, поэтому и молчал. И я его не виню. Кому охота потерять место с не самой плохой по большому счёту зарплатой?

Минут через двадцать высокие гости закончили с показухой и вместе с больничным начальством ушли отмечать событие в узком кругу. Телевизионщики тоже свернулись. В кабинете остались только я, медсестра-лаборантка Анечка и бедолага по фамилии Штиль – наш первый пациент за сегодня. Он пришёл обследовать шейный отдел позвоночника – остеохондроз, видите ли, у него обострился.

Человек может мгновенно выйти из отпуска, но вот отпуск всегда покидает человека с большой неохотой. Это я испытал на себе. Буквально вчера – солнечный пляж, загорелые девушки, всё включено… Бац, и ты уже по уши влип в «трудовыебудни».

Работать не хотелось совсем и уж тем более разбирать китайскую тайнопись. Единственная радость – с Аней в смену попал. Девушка, помимо кипучего темперамента, обладала шикарной фигурой, красила волосы в пепельный блонд и разговаривала изумительным меццо-сопрано. Нравилась мне эта девица. Даже без дальних забросов её общество было просто приятно.

– Ань, а на человеческом языке инструкции нет? – спросил я, кинув талмуд на операторский стол.

Мануал глухо хлопнулся о столешницу. Глянец обложки блеснул чёрными буквами МРАК–5 (П).

– В сказку, что ли, попали, Алексей Валентинович? – с насмешкой фыркнула девушка, озорно стрельнув синими глазками, перевела взгляд на Штиля и приступила к опросу: – Вживлённые металлические предметы имеются?

– Что, простите? – промямлил тот, ощутимо занервничав.

– Водитель ритма, сердечный клапан, эндопротезы, – терпеливо пояснила она.

– Н-нет. Только крестик нательный… – засуетился он и захлопал себя по карманам. – Ещё ключи… Телефон.

– Всё снимайте, выкладывайте вот сюда, – кивнула она на кушетку и, заметив смущение на лице пациента, улыбнулась. – Да не переживайте вы, у нас не воруют. Замкнутые пространства как переносите?

– Н-не очень, – признался Штиль и виновато потупился.

– Ничего страшного, – приободрила его девушка. – Я буду рядом, если станет невмоготу, просто скажите.

«Господи, ты ещё и клаустрофоб, – чуть не вырвалось у меня. – И чего тебе дома не болелось? Вкинул бы таблетку-другую, намазался апизатроном, в пуховый платок завернулся… Хондроз, его хоть рентгеном свети, хоть магнитом снимай, он один хрен никуда не уйдёт. От остеохондроза не умирают, с ним умирают… Эх…»

Я вздохнул, нехотя открыл гугл-транслейт, выбрал перевод с китайского на исконно-посконный. И тут же вышел из браузера. Ну его на хрен. Толщина мануала вводила в уныние – не одни сутки нужны, чтобы вникнуть, а у нас рабочий процесс. И регламент – двадцать минут на каждого пациента. Программный интерфейс китайского прибора не слишком отличался от старого, и я решил, что разберусь как-нибудь.

– Готовы? – спросила Аня у Штиля и, получив подтверждение, толкнула дверь в процедурную. – Тогда проходите сюда.

Тот последовал за ней с видом приговорённого к казни. А я принялся наблюдать за процессом сквозь стеклянную перегородку и невольно залип. Не на процесс – на движения девушки. Брючная пара из белого стретча, ладно подогнанная по фигуре, больше подчёркивала, чем скрывала и будила самые неприличные фантазии.

А что? Имею полное право. Я хоть и закоренелый холостяк, но женского общества никогда не чурался. Тем более такого милого.

«Эх, сейчас бы…»

Что «сейчас бы», додумать не удалось. Динамик интеркома ожил Аниным голосом, выдернул меня из эротических грёз и вернул к неприглядной реальности.

– Алексей Валентинович, можно начинать, – сообщила она, попутно нажимая ножкой педаль привода, и добавила для заёрзавшего от волнения Штиля: – Вы закройте глаза, легче будет.

Механизм зажужжал приводами электромоторов, неспешно вывел стол с пациентом в рабочее положение, клацнул фиксатор замков. Я же, пробежав пальцами по клавиатуре, вбил порядковый номер процедуры – 147/18, навёл курсор на кнопку «Старт» и щёлкнул клавишей мышки…

На том, собственно, обследование и закончилось. Начались неприятности.

В соседней комнате полыхнуло пронзительно-белым. Зазвенело стекло, разлетаясь осколками. Меня приподняло и впечатало в стену.

Дальше не помню.

Пришёл в себя.

Темно.

Лежу.

Причём лежу точно не у себя в кабинете. Да и насчёт темноты… Не сказать чтобы прямо хоть глаз выколи, но света катастрофически не хватало. Спину неприятно холодил шершавый бетон. Тянуло креозотом, ржавым металлом и падалью. Падалью застарелой. Запахи характерные, их сложно не узнать или с чем-нибудь перепутать.

Воображение тут же нарисовало картинку: железнодорожная насыпь, старый разъезд, между шпал – иссохший труп кошки.

Я сморгнул непрошеный образ. Прислушался.

Неподалёку с размеренностью метронома капала жидкость. Вдалеке изредка бухало, словно кто-то упорный долбился головой в железную дверь. Совсем близко кто-то чем-то шуршал.

Я повернулся на звук. Шуршать перестали. С противным писком мелькнула хвостатая тень.

«Крыса».

Меня передёрнуло.

«Здоровая, падла!»

Серых тварей я не боялся, но и не сказать чтобы сильно любил. Чисто как медик.

«Ещё не хватало заразу какую-нибудь подцепить».

С этой мыслью я уселся, по ходу дела прислушиваясь к себе. Бока болели, но в пределах терпимого. Судя по самочувствию, рёбра не сломаны, внутренности не отбиты, открытых ран нет… Неприятно саднило затылок, щёки и лоб. Тронул рукой лицо – пальцы наткнулись на острую кромку стекла. Всё-таки посекло после взрыва.

– Радует, что глаза не повыбивало, – проворчал я и, матерясь от болезненных ощущений, принялся на ощупь вытаскивать осколки.

Насчитал семь штук.

По-хорошему надо бы царапины антисептиком обработать, но где его взять, тот антисептик? Ограничился тем, что промокнул лицо полой больничной робы. На белой ткани остались кровавые пятна. Немного и мелкие, так что от кровотечения не помру. На этом с оказанием первой самопомощи я закончил. На затылке обнаружилась обычная шишка, а дальше ковырять грязными пальцами открытые раны, пускай даже меленькие – последнее дело.

«Интересно, сколько я здесь провалялся? – пришла в голову закономерная мысль. И сразу следующая, куда как более актуальная: – И где это здесь?»

Похоже, последний вопрос я произнёс вслух.

– Местоположение установить не удалось. Отсутствует связь с интернетом, – из умных часов прозвенел колокольчиком голос Алисы. – Перезагрузите устройство, найдите рабочий вай-фай или повторите запрос позже.

– Очень ценный совет, – проворчал я.

– Всегда рада помочь, – ответила Алиса и отключилась.

Сарказм в моей реплике, она, похоже, не уловила.

Очевидно, придётся выгребать самому – узнавать, что стряслось, и просить помощи не у кого. Но прежде я поднялся на ноги. Сидеть на голом бетоне в тонких штанах – занятие малополезное для здоровья, особенно для мужского.

К тому времени зрение адаптировалось к полумраку и я наконец смог осмотреться.

Деталей разглядеть не удалось, но по первому впечатлению меня закинуло в какой-то тоннель. Сверху сводчатый потолок, на полу бетон, рельсы, шпалы, по стенам кишки проводов, распределительные щиты и лампы в защитных сетках. Последние не работали. Собственно, вся полезная информация, которую удалось почерпнуть. С равной вероятностью это мог быть прогон метро, железнодорожный проход под горой, выход горнодобывающей шахты или даже засекреченный правительственный бункер. Хотя последнее вряд ли.

По левую руку, как раз в стороне, где вдалеке бухало что-то непонятное, тоннель скрывался в кромешной темноте, а вот справа пробивался рассеянный свет. Выбор очевиден – мне туда.

Я сделал шаг. И чуть не вывернул голеностоп, запнувшись о рельс.

Надо быть осторожнее, иначе сдохну здесь, переломав предварительно ноги.

Прогулка по железнодорожным путям – то ещё удовольствие. А когда у тебя на ногах только лёгкие кроксы – вообще песня. Даже ремешок, который превращал обувь из шлёпок в сандалии, не сильно исправлял ситуацию. Я где-то слышал, что шпалы специально укладывают с неравными промежутками, чтобы по ним не ходили. Не знаю, может, не врут.

Шёл медленно, тщательно выбирая место, куда наступить. И постоянно прислушивался – не едет ли поезд. Тоннель выглядел давно заброшенным, и током меня пока не убило, но мало ли. С моим-то везением.

Голова постепенно распухала от мыслей.

«Что случилось в больничке? Каким образом я здесь очутился? И что теперь делать?»

И это только первые три. В мозгу роился целый список вопросов на два листа А4, но я их пока отгонял. Всё равно путного ничего не придумаю – входящей информации мизер. Но почему я один – удивляло, и сильно.

«Где Аня? Где Штиль? Ведь рядом же были. Или они погибли при взрыве? Хотя взрыва как такового я и не помню. Вспышка – да. Звон стекла – да. Плотная волна тёплого воздуха – да. А вот грохот в памяти не отложился. Да и я вряд ли бы выжил, если б там у нас взорвалось…»

За размышлениями не заметил, как добрался до намеченной точки. Впереди в мерцающем оранжевом мареве проступил контур железнодорожной платформы. И здесь как раз неслабо рвануло. Вокруг были разбросаны доски, обломки ящиков, разноразмерные куски картона. Они и горели, сдабривая воздух ароматом костра. Догорали, вернее.

А на платформе закопчённым горбом возвышалось кольцо ядерно-магнитного томографа. С выдвижным столом, как и положено. Рядом вразнобой стояли уцелевшие ящики, громоздились коробки, валялся перевёрнутый стул…

«Кто-то себе рабочее место устроил?»

В подробностях не успел рассмотреть.

По тоннелю прокатился порыв сквозняка – пламя хапнуло кислорода, разгорелось, света добавилось… И я разглядел на столе чьё-то тело. Рука беспомощно свесилась, голова неудобно склонилась набок, нога немыслимым образом подвернулась… Живые так не лежат.

Увиденное запустило рефлексы врача – надо помочь, – и я невольно сорвался на бег. Перескакивая через две шпалы на третью, домчался к платформе, в прыжке взлетел на дощатый пол, подскочил к столу… И только тогда узнал Штиля.

На автомате тронул пальцами шею, в надежде нащупать пульс.

Не нащупал.

Мёртвый, как морское безветрие. Холодный уже.

Ошарашенный, я осмотрелся, страшась увидеть ещё один труп, только женский. Взгляд споткнулся о свежую надпись на кожухе аппарата. Кто-то вывел тонким пальчиком прямо по копоти: «Найди меня».

И ниже потолще: «Квадрат 20–3».

Вот тут-то меня и накрыло. Страх, злость, непонимание происходящего выплеснулись в истерическом крике.

– Да вы издеваетесь?! Какой к хренам квадрат?

– драт… драт… драт… – эхом отразилось от сводов тоннеля.

Яснее не стало, зато улетучился негатив и вернулась способность мыслить логически. Будем считать, что это Аня писала. Значит, жива. И людей она встретила – второй почерк другой. И с этими людьми ушла. Причём по доброй воле, без принуждения, иначе не оставила бы сообщение. Попади она в плен, писать записки ей бы не позволили.

Но где искать этот долбаный квадрат и что он такое вообще, оставалось вопросом.

Да и потом… Я скептически осмотрел себя.

Какой из меня спасатель сейчас?

Нет, так-то я форму поддерживал. Регулярный спортзал, по субботам бассейн, бег трусцой по утрам… Но одно дело – девушкам нравиться, а другое – девушек этих спасать. Интуиция подсказывала, что мы не просто в прятки играем. А ведь реально придётся искать. Я же не скот, чтобы её вот так бросить.

– Хоть бы подсказку какую оставили, деятели. Или схему нарисовали с опознавательными знаками. А лучше дождались бы, и не было тогда б у меня геморроя… Найди меня, блин… Телешоу Малахова.

Недовольно бурча, я заново перечитал сообщение и, за неимением других мессенджеров, принялся обследовать копоть на кожухе. Чуть не носом водил… Пока тщетно.

Мигнуло красным табло индикатора, до этого скрытое под чёрным налётом. Вспыхнуло и тут же погасло, но цифры я заметить успел.

147/18 – 147/47.

Я стёр копоть ладонью, постучал пальцем по пластику – ничего не добился. Зато нашёл заводской шильдик. С логотипом производителя, китайскими письменами и названием агрегата.

МРАК–5 (П).

– Да чтоб тебя!

Точно такая же хрень, как и у нас в отделении. Разве что иероглифы немного другие. Впрочем, я не востоковед, могу ошибиться.

От переизбытка эмоций я сделал три шага назад – после пережитого рядом стоять опасался – и едва не свалился с края платформы. А пока искал равновесие, в голове сама по себе выстроилась цепочка причинно-следственных связей.

Мрак–5 там, Мрак–5 тут. Там иссиня-белая вспышка – тут явно что-то взорвалось. Ну и мы втроём как-то же здесь оказались. Вывод напрашивался очевидный: причина всех бед в китайской приблуде. Вот чувствую я, она точно не для томограмм предназначена.

Меня затрясло, так хотелось домой. Туда, где всё предсказуемо, понятно, обыденно. Инстинкты подсказывали: просто запусти агрегат. Рассудок противился: а вдруг попадём не туда? На Штиля взгляни. Тебе мало?

Рассудок возобладал. Во многом по причине того, что агрегат не работал.

Мог бы и сам догадаться и не убивать себе нервы, просто вспомнив потухшие циферки на диодном табло. Ну и хрен с ним. Баба с воза – одной бедой меньше. Хотя всё-таки жаль…

Я выдохнул, поднял стул и уселся, приняв позу роденовского Мыслителя.

Подумать было над чем.

Пока ясно одно: я попал. Как, куда и зачем – это позже выясню, а сейчас лучше не истерить, а принять факт как данность. До новых входящих, естественно.

Так, с этим разобрались, теперь определюсь-ка с задачами. По большому счёту их три: выжить, найти Аню, вернуться домой. На текущий момент самой сложной казалась вторая. Мне, по крайней мере пока, мало что угрожало, с возвращением появились кое-какие намётки, а вот где искать девушку… Вопрос из вопросов.

И сидя на жопе, я его не решу.

Тем не менее план родился. Простой, как всё гениальное. Чтобы найти пропавшую девушку, нужно элементарно идти вслед за ней. Догадалась же она написать сообщение? Значит, хватит ума отметить маршрут. Мне останется только подсказки найти. А что касается направления… Ну, на меня-то они не наткнулись.

Но прежде чем начать спасательно-поисковую операцию, неплохо было бы прибарахлиться чем-нибудь соответствующим. С амуницией у меня совсем швах – кроксы, роба и тонкие штаны на резинке. А бейдж на прищепке, дозиметр в нагрудном кармашке и умные часы на левой руке вряд ли помогут мне решить поставленную задачу.

С этой мыслью я встал, направился к ящикам, уцелевшим при взрыве, и даже испытал что-то вроде радости предстоящего шопинга.

Оказалось, испытывал зря. Здесь уже до меня похозяйничали.

Беглый осмотр показал – не унесли лишь тяжёлое. Коробки стояли пустыми, ящики – раскуроченными. Нашёл только блок аккумуляторов от грузовиков, соединённых между собой толстыми проводами, большой генератор и три пластиковые канистры. С бензином, судя по запаху. Полные – я простучал.

Очевидно, всё это относилось к энергопитанию агрегата. Аккумуляторы, похоже, замкнуло от перегрузки. Или банки в момент взрыва осыпались – в технические тонкости я вдаваться не стал. Но генератор выглядел новым.

«Странно, почему не включали? Не хотели шуметь?»

Оставалось только гадать.

Находки подтвердили одно из первоначальных предположений: псевдотомограф здесь не забыли, а спрятали. Заодно оборудовали схрон со всякими нужностями. Сейчас большей частью украденными.

Я от досады скрипнул зубами – такое чувство, что обокрали меня.

Пошерудив минут десять, всё же раздобыл кое-что ценное: запечатанную бутылку с водой на 0,33 литра, газовую горелку с почти полным баллоном и усиленный гвоздодёр. Увесистый, новый – краска ещё блестела вызывающе-красным. Вероятно, им тару вскрывали, да оставили впопыхах.

Спасибо, мне пригодится.

Я взвесил изогнутую железяку в руке, улыбнулся – на ум пришёл Гордон Фримен, персонаж из Халф Лайф. Упаси меня Бог от таких приключений.

За генератором обнаружился ящик средних размеров, при виде которого сердце пропустило удар. Даже скорее не ящик – кофр из шершавого зеленовато-серого пластика с рисунком снежинки на крышке. В кино такие обычно использовали для перевозки крутых ништяков…

Невольно затаив дыхание, я отщёлкнул замки… и лицо непроизвольно вытянулось.

Пусто.

Внутри только подложка из чёрного поролона с гнёздами под цилиндры. В количестве двенадцати штук – по шесть в ряд. Если говорить о размерах, то найденная бутылка с водой входит прямо аккурат. И выходит, мать её так.

Интересно, что же тут было? Кабы знать…

Собственно, ловить мне здесь больше нечего – вряд ли найду ещё что-нибудь стоящее. С этой мыслью я сунул бутылку с баллоном в карманы штанов, поудобнее перехватил гвоздодёр, огляделся – не упустил ли чего… Ругнулся матом и выложил всё на доски платформы.

За радостями мародёрства про Штиля я и забыл.

Негоже так оставлять человека. Не по-людски.

Глава 2

Я не святой, меня родители так воспитали – относись к людям так, как хочешь, чтобы относились к тебе. Мне, к примеру, было бы неприятно лежать вот таким брошенным. Поэтому и не мог уйти, хотя у самого проблем нарисовалось по горлышко.

Уйти не мог, но и что делать не знал. Вокруг голимый бетон, а у меня ни кирки, ни лопаты. Вот как его хоронить? Минут через пять напряжённых раздумий решение всё же пришло. Кривенькое, компромиссное, но всё же решение. И стоило поспешить или придётся заканчивать в кромешной тьме – обломки уже догорали.

Я шагнул к выдвижному столу, уложил тело ровно, как мог. Скрестил мёртвые руки на мёртвой груди. Попутно заметил, что труп не сковало. В смысле не почувствовал трупного окоченения. Точные цифры не помнил, но с момента гибели бедолаги прошло не больше четырёх часов. А это значило, что при должном везении есть шанс догнать Аню.

К сводам тоннеля полетел мой невесёлый смешок – о везении ли сейчас говорить… И тем не менее я заработал быстрее.

Затрещал, захрустел гофрокартон, и вскоре моими стараниями над телом усопшего вырос импровизированный саркофаг. Надолго его вряд ли хватит, зато у меня совесть будет чиста. Пустые коробки – такое себе надгробие, но прости, Штиль, всё, что могу.

Я отступил назад, чтобы оценить результат… И вздрогнул. Звуки шагов застали меня врасплох. Они доносились со стороны, куда по моим предположениям увели Аню.

«Может, это вернулись те, кто увёл? Что-то забыли? Или за мной?!»

От надежды у меня засбоило дыхание, я застыл, вытянул шею и весь превратился в слух.

Точно. Шаги. В темноте тоннеля некто, пока невидимый, тягуче шаркал пятками, спотыкался о шпалы и медленно приближался ко мне.

«Нет, не за мной, – проблеск надежды погас, не родившись. – Идёт без цели… Без света… Может, ремонтник?»

В самой фантастической ситуации мозг всегда ищет обычные объяснения. Вот я и подумал… В принципе, совершенно логично: тоннель, рельсы, электропроводка с запущенными распредщитами и негорящими лампочками. Почему бы не появиться ремонтнику, которого отправили всё это починить?

Да, вот уже и силуэт показался.

Отблесками огня блеснул оранжевый пластик строительной каски. Проявилась полоса светоотражающей ленты на робе, добавив очередной плюс к версии о ремонтнике. А что идёт неровно и спотыкается… так он попросту пьяный в дрова. Кстати, ещё один плюс – пьяными ремонтниками нас не удивишь.

«Стоп, а почему фонарь не включает? Да опять же, потому что бухой! Ему в таком состоянии фонарь на хрен не нужен, наверняка он здесь тысячу раз проходил».

Сам себя спросил, сам себе и ответил. Мне бы подумать, сопоставить всё с предыдущими выводами… Но куда там. Получив приемлемые объяснения всем неудобным вопросам, я испытал радость, сродни эйфории. Практически незамутнённое счастье. Ещё немного – и всё разрешится естественным образом. Не надо никуда идти, кого-то искать. Сейчас меня самого найдут, выведут к людям и всё объяснят. А к поискам Ани подключим полицию.

– Эй! – заорал я в голосину. – Сюда!

Мой радостный вопль мог разбудить мёртвого, но кто бы подумал, что настолько буквально получится. Это я осознал секунду спустя, когда «ремонтник» ступил в круг света от горящего ящика.

Масс-медиа прочно вдолбили обывателям в головы образы зомби. В фильмах они бледные, грязные, медленные. Чувак в каске был один в один, как в кино. Всего секунда прошла, но я успел его хорошо разглядеть. С худых плеч свисала синяя рванина спецухи, логотип… мелко, не разобрал. На подбородке блестели мебельным лаком потёки запёкшейся крови. В мутных буркалах неугасимым огнём пылала жажда плоти.

Чьей? Тут даже думать не надо.

Под бетонными сводами ещё метались отголоски моего заполошного крика, а мертвяк преобразился, словно его исподтишка подменили. Только что плёлся, будто хромоногий калека, а вот уже подобрался, уподобившись поджарому бегуну. Спринтеру, чтоб его черти драли…

Впрочем, зомби собирался драть меня сам. Он пригнулся, заурчал с переливами и рванул к платформе с низкого старта. Да так лихо рванул…

Я бы плюнул в рожу тому, кто придумал, что они еле ходят.

В нос шибануло запахом тлена, в груди ёкнуло, организм переключился в режим «беги или бей». Но твою мать… Бегать с таким хвостом в темноте, да по неизведанной местности… Это сразу провал. А бить нечем.

Воображение очень вовремя подсунуло образ Фримена из Халф Лайф. Он с укором посмотрел на меня поверх оправы очков. Подбросил в руке изогнутый ломик. Поймал. И пропал.

Других намёков не требовалось.

Едва не потеряв тапки на ставших вдруг скользкими досках, я метнулся туда, где оставил находки, схватил железяку и мухой вернулся в исходную точку. Еле успел – «ремонтник» в высоком прыжке уже взлетал на платформу.

Дальше всё пошло на чистых рефлексах.

Надо бить в голову.

Усиленный гвоздодёр с размаху обрушился вниз, закалённый металл с треском врезался в оранжевый пластик, но каску не проломил – лишь насадил глубже на уши. От силы удара оружие чуть не выскользнуло из вспотевшей ладони, но мне удалось сбить мертвяка с траектории. Зомби слетел на рельсы, стукнулся каблуками о шпалу и, не удержав равновесия, повалился навзничь.

Я опять размахнулся, сжимая железку до боли в суставах – думал, он вскочит и атакует вновь. Слава богу, ошибся. Лёжа на спине, мертвяк не проявил прежней прыти – бестолково ворочался, дёргал конечностями, но встать быстро не мог.

Тем временем я решал дилемму. Моральную. Противника сейчас бы добить…

Мешал целый ряд объективных причин. Во-первых, я доктор и убивать людей не обучен. Во-вторых, бить лежачего нехорошо. А в-третьих, я тупо боялся к нему приближаться. Даже на расстояние вытянутой руки. Но и ждать, пока он очухается, было бы глупо. Фортуна подарила мне фору, грех не воспользоваться…

От размышлений отвлёк приторный голос Алисы:

– Пульс превысил двести ударов в минуту. Рекомендую понизить уровень стресса. Включить музыку для релаксации?

– Заткнись! – рявкнул я. – Не до музыки!

Единственное, что понизит уровень стресса, – окончательная смерть зомбака. Но мне не хватало духа спуститься и разбить ему череп.

К счастью, инстинкт выживания работал без участия коры головного мозга и проявил чудеса изобретательности. Как я придумал следующий ход – убей меня, не пойму. Словно по наитию свыше, подскочил к аккумуляторам, в одно движение сорвал провода, зацепил ближайшую батарею и швырнул её по пологой дуге.

– Сдохни, тварь!

Раздался тяжёлый удар, сочно хрустнули рёбра, послышался не то всхлип, не то вздох. Возня не затихла, но стала не такой активной. Ага, поактивничай тут, когда тебе прилетело без малого пятьдесят кило.

Без разогрева нагрузки чреваты болями в пояснице, но сейчас меня это меньше всего волновало. Удерживая гвоздодёр на отлёте, я на цыпочках просеменил к краю платформы. Бросил осторожный взгляд вниз. И выдохнул с облегчением.

Удачно попал. Аккумулятор лежал аккурат у мертвяка на грудине и, судя по всему, очень осложнял ему жизнь.

«Ха, сказанул… Жизнь – мертвяку», – мысленно улыбнулся я неожиданному каламбуру.

Веселье оборвалось не начавшись.

За спиной зашелестел картон. С тихим стуком упала пустая коробка. Я оглянулся и обмер. Штиль уже не лежал на столе – сидел среди нагромождения упаковочной тары. И, судя по всему, это явно промежуточное положение. Вот он опустил ноги на пол. Вот встал, покачнулся. Вот посмотрел на меня…

В ответ я икнул и едва не выронил гвоздодёр.

Штиль же пустил уголком рта тягучую нитку слюны, вытянул руки с изогнутыми в звериные когти пальцами и заковылял ко мне. Движения недавнего пациента были вялые, неуклюжие, рваные, но в глазах-буркалах уже зарождалось желание плоти. Не настолько яростное, как у первого зомби, но однажды увидев, такое не перепутаешь.

– Ты, да ну его на хрен… – воскликнул я и ударился в постыдное бегство.

Драться насмерть ещё и с ожившим Штилем? Ни физических, ни душевных сил на такое не осталось.

Бежать с риском поломать ноги – не самое лучшее из решений. Но пока позволяли остатки бившего в спину огня, я бежал. Через пять минут сбавил темп. Через семь – шёл на ощупь. Стало темно, как в жопе у негра… хотя какая разница, у кого именно. Конечно, можно было сравнить с густой тропической ночью где-нибудь на Мальдивах, но ситуация располагала именно к такой аналогии.

Чтобы не потеряться в пространстве, я контролировал стену тоннеля правой рукой. Непрерывно. И так же непрерывно водил перед собой левой, с зажатым в ней теперь гвоздодёром. Как будто это поможет, если очередной зомби решит попробовать меня на зуб. Чтобы не накликать беду, я старался об этом не думать.

Но мозг же не калькулятор, чтобы по желанию включить или выключить. Совсем не думать не получалось.

«Это что же выходит? Здесь была эпидемия? Зомби-вирус, поднимающий людей после смерти? Но это же бред… Ага, иди скажи это ожившему Штилю».

От новой догадки на лбу проступили капли холодного пота, а по спине пробежали мурашки.

«Следов укуса-то не было! У зомби – да, порвана шея, это я хорошо рассмотрел, а у Штиля покровы целёхоньки. Значит, что? Вирус до сих пор в воздухе? Значит, я и сам заражён? Твою мать! И поговорить не с кем, кто бы всё разъяснил».

– Хотите поговорить? – тишину подземелья разогнал голос Алисы. – Могу предложить на выбор три темы: влияние социума на формирование личности, особенности климата Оренбургской области и преимущества зимнего отдыха на лыжном курорте в Абзаково…

– Да чтоб тебя! Ты мысли, что ли, читаешь? Лучше определи текущее местоположение.

– Не представляется возможным. Отсутствует связь с интернетом.

– Ну и всё… тогда…

Я сглотнул и фразу не завершил.

К горлу подкатил влажный ком, каждый вдох давался с усилием. Предательская слабость в коленках вынудила остановиться. Всего зазнобило, в глазах поплыли разноцветные пятна, по мышцам пробежала нервная судорога. Гвоздодёр звякнул о рельс, выскользнув из задрожавших вдруг пальцев.

«Началось. Обращаюсь…»

С этой мыслью я медленно опустился на корточки, опёрся спиной о холодный бетон и замер в ожидании мучительной гибели.

Ждал минуту. Другую. Третью, седьмую, десятую… Минуло четверть часа, а смерть всё не шла. Я всё ещё оставался в здравом рассудке и человеческом облике. Больше того, даже полегчало немного.

– Началось… обращаюсь… – в раздражении буркнул я и, нащупав в темноте гвоздодёр, встал. – Всего-то панический приступ, а трагедь развёл на Шекспировский акт. Трус несчастный.

Этот я так себя мотивировал.

Здоровая злость окончательно помогла прийти в чувство, я встряхнулся и продолжил свой путь в никуда. Под ногами нет-нет да звенели железки, хрустел пластик, шуршал целлофан – чем дальше углублялся в тоннель, тем больше попадалось всякого мусора. Поначалу я вздрагивал и наудачу отмахивался, но постепенно привык и перестал реагировать.

Зрение по-прежнему не работало, зато обострились прочие органы чувств. Уши чутко ловили мельчайшие шорохи, нос – едва уловимые оттенки запахов. Больше всего я боялся ощутить зловоние тлена. Но пока везло. Не ощущал.

А вот шум, что раздавался далеко позади, заставил понервничать.

Бум… бум… бум… бум…

Словно бетонные сваи забивали дизельной сваебойкой. Размеренно и методично. Понятно, что этим здесь никто заниматься не будет, но других объяснений придумать не мог. Я невольно ускорил шаг, и вскоре странные звуки пропали.

Время уходило водой сквозь песок, вокруг ничего не менялось. При желании можно засечь, сколько я здесь бултыхался, но желания не было. Единственное, чего мне хотелось, – это глотнуть свежего воздуха. И второе – встретить людей. Живых, по возможности.

– Вы прошли восемь тысяч шагов из намеченных на день, и сожгли триста восемьдесят пять килокалорий, – между делом сообщила Алиса, чем перенаправила мысли в новое русло.

Потраченные калории меня беспокоили мало, но вот шаги… Было к чему привязаться. Восемь тысяч – это приблизительно километра четыре. Может, чуть больше.

«Ни хрена себе я забрался. Знать бы ещё куда…»

Только подумал, как гвоздодёр с тихим звоном упёрся в преграду, а я с размаху наткнулся коленом на выпирающий штырь.

– Твою мать, больно как…

Шипя и матюкаясь сквозь зубы, я на ощупь обшарил препятствие. Толком ничего так и не понял, лишь измазал в мазуте и ржавчине руки. Сборная солянка получалась какая-то: мятые бочки, деревянные ящики, куски арматуры, обломки досок и даже целые шпалы. Всё это добро свалено беспорядочной кучей, на высоту моих плеч.

Баррикада?

Похоже на то.

Я двинулся поперёк прежнего маршрута, стараясь ни на что не напороться, и через десяток шагов обнаружил проход. Узкий, извилистый, неудобный. Судя по усилившемуся запаху падали, здесь не так давно проходил мой давешний гость. Как он здесь не застрял с протухшими-то мозгами – уму непостижимо. Мне, к примеру, понадобилась уйма времени, чтобы оказаться на той стороне, не получив свежих царапин. Предосторожность нелишняя в здешних реалиях.

Незаметно подкралась жажда. Во рту пересохло, язык прилип к нёбу, стала тягучей слюна. Как бы сейчас пригодилась та бутылка… Я представил, как ледяная вода смачивает губы, как пузырьки минералки щекочут в носу, сглотнул и послал проклятье на голову окаянному зомби.

Только послал – впереди просветлело.

Взбодрило почище всякой воды.

Поток сквозняка взъерошил мне волосы, а заодно принёс благословенный аромат автомобильного выхлопа и рык работающего дизеля. Еле уловимые отголоски, но чтобы воспрянуть духом, хватило и этой малости. Зомби ведь машинами вряд ли пользуются, а значит, там люди. Живые, как и заказывал.

Позабыв про усталость, я сорвался на бег – очень уж захотелось приблизить долгожданный миг встречи.

Пути изогнулись плавной дугой. Раздвоились, разделённые стрелкой. Одна ветка упёрлась в тупик – там стояла сцепка вагонов, – вторая ушла правее, под землю. Слева же прорисовался прямоугольник яркого света – настолько, что у меня заслезились глаза.

Я почему-то подумал про станцию метрополитена – на поверку оказался разгрузочный терминал. Тоже подземный, но, как ни странно, просторный – высоты потолков хватало для размещения парочки козловых кранов с непривычно-овальными кабинками операторов. Полого вверх уходила широкая трасса в четыре размеченных полосы.

На площадке, задом к путям, припарковались два большегруза с носатыми тягачами. Рефрижератор с распахнутыми воротами полуприцепа и расчехлённая штора. Оба пустые, насколько я смог оценить. Вероятно, только заехали на погрузку, но что-то пошло не так. В подтверждение этой догадки рядом с грузовиками стоял электропогрузчик с полной палетой коробок на полуподнятых рогах. Вдоль правой стены громоздился штабель железнодорожных контейнеров в три этажа. Унитарно-коричневых, местами ржавых, с выцветшей маркировкой, нанесённой по шаблону.

Гул тарахтевших на холостых оборотах двигателей доносился от выезда. Что именно тарахтело, снизу было не видно, но судя по звуку, что-то внушительное. Я подбежал к платформе, с разбегу подпрыгнул и, подтянувшись на руках, выбрался на асфальт.

– Господи, как хорошо!

Светло, ровно, всё видно. Привычные предметы вокруг. Замусорено, правда, немного, но это как раз из привычного. Я даже улыбнулся невольно и заметно расслабился – давешние приключения уже не так давили на психику.

По предварительным намёткам преодолеть мне осталось метров пятьсот. Вдоль штабеля из контейнеров и дальше на выход.

Сущий пустяк.

Я протопал больше трети пути, когда впереди замаячил аквариум КПП. Оконные стёкла переливались бликами солнца. Оранжевели тумбы шлагбаумов. Опущенные сейчас длинные стрелы пестрели красно-белыми полосами. Буйство красок откровенно порадовало – после гнетущей черноты тоннеля глаза соскучились по разнообразию цвета.

Но главное – я увидел людей. Не полностью. Уклон дороги позволял рассмотреть только ноги, обутые в армейские берцы. И ребристые шины тяжёлых машин.

– Эй! – крикнул я.

Вернее, хотел крикнуть, но, разволновавшись, издал не то скрип, не то писк. Прокашлялся, набрал воздуха в грудь, открыл было рот, чтобы заорать во всё горло… И прозевал движение справа.

Ко мне метнулась невнятная тень. По губам больно шлёпнула чья-то ладошка. Меня, как щенка, схватили за шкирку и утянули к контейнерам. От неожиданности я даже не попытался сопротивляться.

– Куда прёшься? Жить надоело? – зашипели мне на ухо разъярённой кошкой. – Не видишь патруль?

– Да отпусти ты! Кто ты вообще такой? – огрызнулся я, когда мы очутились в тесном проходе, вывернулся из цепкой хватки и опешил. – Такая…

На меня злобно щурилась девочка, максимум шестнадцати лет. От горшка два вершка, чумазая, нижнюю половину лица скрывала медицинская маска с картриджем сменного фильтра. Из-под бейсболки с эмблемой «Лос-Анжелес Спринт» соломенной паклей торчали пряди волос. Косуха на размер больше, чем надо, сидела на хрупкой фигуре мешком. Тесные джинсы, протёртые на острых коленках, были заправлены в армейские берцы с белой шнуровкой. С худенького плеча свисал небольшой легкомысленно-розовый рюкзачок с брелоком в виде симпатичного пушистого кролика и притороченной сапёрной лопаткой. Крафтовую кобуру на бедре оттягивал тяжёлый обрез.

– Заткнись, придурок, – процедила она, странно проглатывая первые слоги и округляя звук «о». – Твоя жизнь – твоё дело. На кой ляд ты их сюда зовёшь?

– Кого их?

– Эскашников.

– Эскашников?

– Ты откуда взялся, такой бестолковый? – с оттенком высокомерия хмыкнула девочка, но в её зелёных глазах прорезался живой интерес.

Ответить я не успел. Снаружи послышался тонкий стрёкот миниатюрных винтов, и через несколько секунд в створе прохода завис небольшой квадрокоптер. Жужукнули приводы камеры, выбирая нужный ракурс и фокус. Блеснул, наводясь, объектив. Скрытый динамик загремел металлическим голосом:

– Положите оружие и выходите с поднятыми руками!

«Приехали. Ведь сам же к ним шёл», – подумал я и, не сдерживая едкое раздражение, посмотрел на девицу.

– И что теперь?

– Пригнись, – бросила та, выхватила отработанным жестом обрез и спустила курки.

Сразу оба.

Глава 3

Сдвоенный выстрел грохнул раскатом близкого грома. В ушах зазвенело, череп загудел переливом церковного колокола, перед глазами поплыли красные пятна… Нахватался зайчиков от дульной вспышки. Надо было зажмуриться, но кто ж знал, что девочка окажется настолько стремительной.

Дрон, получив заряд дроби, разлетелся обломками пластика, но этого я не увидел – сидел на карачках, ошалело тряс головой и мысленно матерился. Ну не готовила меня жизнь к таким приключениям. Не го-то-ви-ла! Думал: людей нашёл, всё закончилось. А оно, похоже, даже не начиналось.

Толчок в плечо вынудил поднять взгляд – девочка взмахом руки звала за собой. Сквозь звон в ушах чудом разобрал: «Бежим, дурень!»

С «дурнем» не соглашусь, но побежали – объясняться с владельцами разбитого дрона желания не было ни малейшего. Я вскочил, поймал равновесие и припустил вслед новой знакомой, а та уже почти скрылась в лабиринте проходов.

Направо, прямо, налево. Контейнеры кончились.

Стена. Дверь в стене.

Коридор. В руке девочки щёлкнул фонарь, по стенам запрыгало пятно синеватого света.

Прямо. Направо.

Ещё одна дверь.

Ржавые петли скребанули ржавым серпом по нутру… И я чуть не включил заднюю скорость. Мы снова оказались в тоннеле, а возвращаться туда не хотелось – слишком уж воспоминания стрёмные. Девочка же ловко спрыгнула на пути, горной козочкой проскакала по рельсам и в пять секунд очутилась на той стороне.

«Бросила, – проскочила малодушная мысль. – Оставила на расправу непонятным эскашникам…»

Оказалось, подумал о девочке плохо. Она притормозила у неприметной двери, потянула за ручку и обернулась.

– Ну, ты идёшь?

– Бегу, – откликнулся я, испытав непередаваемое облегчение дважды. Меня не оставили. И слух, похоже, вернулся.

Вновь понеслась сумасшедшая гонка.

Коридор – здесь пригнулись – налево.

Лестница вверх. Без перил, в два пролёта.

Площадка. Короткий прогон.

Лестница вниз. Винтовая, четыре витка.

Коридор.

Пролом в стене. Узкий лаз. Еле протиснулся…

Вывалился с другой стороны, ободрав себе всё, что только возможно, и оказался… Да хрен знает, где оказался. Похоже, в трубе. В большой – выпрямиться удалось практически полностью.

Под ногами противно зачавкало, специфический запах сбил дыхание и заставил брезгливо скривиться. Я и без того запалился, как загнанный конь, а теперь ещё это… Вскоре от смрада заслезились глаза.

Минут через десять труба привела нас в некий бетонный куб, размерами приблизительно три на три метра. Темноту разгонял столб света, падавший с потолка, и мне удалось разглядеть всё в деталях. В каждой стене чернела круглая дырка, диаметром в человеческий рост; на полу пузырилась зловонная жижа; в углах махрились очаги жёлтой плесени.

– Привал, – бросила девочка через плечо, спрыгнула вниз и, забравшись на островок битого кирпича в центре куба, задрала голову вверх.

Я устроился рядом и понял, почему она выбрала это место. Здесь воздух был гораздо свежее и меньше воняло. В потолке обнаружился вертикальный колодец, закрытый снаружи решётчатым люком, к которому вела лестница, сваренная из уголков и отрезков двадцать второй арматуры.

– Дневная норма шагов перевыполнена вдвое, – ожила вдруг Алиса. – Рекомендую отдохнуть и восполнить водно-солевой баланс.

– Умные часы? – спросила девочка и требовательно протянула ладонь: – Дай посмотрю.

Я расстегнул ремешок – отказывать было бы глупо – и тут же пожалел о своём решении. Она, даже не взглянув на дорогой гаджет, бросила его на пол и придавила рифлёным каблуком берца.

– Ты что творишь?! – с опозданием вскинулся я.

Вместо ответа она полезла в рюкзак.

– Держи. Восполни солевой баланс и успокойся.

Вместе с насмешкой в меня полетела армейская фляга.

Часы было жалко, но от воды я отказываться не стал. Свинтил крышку и жадно припал к горлышку – пить мне хотелось ещё до выхода к терминалу.

Тем временем спутница решила объяснить свою вульгарную выходку:

– Эскашники могут сигнал отследить.

– И? – сыграл я бровью, возвращая на треть опустевшую флягу.

– И пустят тебя на опыты, – с раздражением ответила она. – Или в биомассу переработают. Достаточно вариантов?

– Дикость какая. – От удивления у меня округлились глаза.

Безусловно, homo homini lupus est, но в критических ситуациях – друг, товарищ и брат. По крайней мере, в моём понимании. А здесь, похоже, обстановочка критичнее некуда.

Впрочем, кто кому кто – момент философский, поэтому его отложу на потом, пока же у меня череп гудел от наплыва вопросов. Ещё немного, и лопнет, забрызгав бетонные стены ошмётками воспалённого мозга. И чтобы этого не допустить, я начал прояснять ситуацию. Собеседник попался не слишком коммуникабельный, но других источников информации у меня попросту не было.

– Так. А ты можешь рассказать поподробнее? Где я? Что здесь вообще приключилось? Кто такие эскашники? И почему ты не бросила меня там, у контейнеров? Да, кстати… – тут я запнулся, вспомнив об элементарных приличиях, – меня Алексеем зовут. Можно Алекс. А тебя?

– Джул, – неохотно представилась девочка. – Вообще-то Юля, но мне больше нравится Джул.

– Очень приятно.

– Да неужто, – с явным скепсисом усмехнулась она и тут же стёрла улыбку с лица. – Почему не бросила, говоришь? Ты врач, а нам в анклаве врач нужен.

Она кивнула на бейджик у меня на груди и задумалась.

«Глазастая, – мысленно отметил я. – И когда только разглядела?»

На самом деле разглядела она не всё – там после «врач» через дефис значилось: «рентгенолог». Так что лекарь из меня никакущий. Без очень специальной аппаратуры я и диагноз не всякий поставлю. А вылечу… Ну разве что лёгкий грипп. Который хоть лечи, хоть нет, сам через неделю проходит. Но об этом я предпочёл умолчать. Мало ли. Потеряю ценность в её глазах и останусь здесь в одиночестве, по колено в дерьме. Так что пусть будет врач.

Джул ответила на последний, не самый важный вопрос, на остальные отвечать не спешила. Стояла и в открытую изучала меня тягуче-въедливым взглядом. На миг сложилось чувство, что перед грозным начмедом стою, и тот сейчас начнёт меня дрючить.

– Без ствола… без дыхательной маски… не знаешь простейших вещей… – наконец разродилась она. – Откуда ты взялся, Алекс?

Настал мой черёд помолчать и подумать.

Расскажи я кому историю своих приключений, мне тотчас вызовут красную скорую помощь, этапируют в дурку и запрут в комнате с мягкими стенами и решёткой на окнах. Но это там, дома. А здесь… А здесь хочешь не хочешь придётся выкладывать как на духу. Иначе диалог не получится.

И я начал рассказывать.

Про китайский томограф. Про взрыв. Про точно такой же прибор на платформе в тоннеле. Упомянул пропавшую Аню, записку на копоти, квадрат 20–3. Вкратце описал бой с немёртвым ремонтником. Не забыл ожившего Штиля. Закончил путешествием в темноте. На событиях в терминале не стал заостряться, там всё произошло при её участии. Непосредственном.

Не ждал, что Джул мне поверит – выглядело как бред сумасшедшего, – но она восприняла всё крайне серьёзно. Даже не улыбнулась ни разу. Напряглась только раз, когда я упомянул о томографе. Прибор вызвал прямо-таки нездоровый интерес.

– Помнишь, как аппарат назывался? – спросила она, не успел я умолкнуть.

Похоже, действительно разволновалась – разрумянилась, ноздри хищно раздулись, гласные почти исчезли из слов.

– Тот или этот? – машинально переспросил я и, осознав, что сморозил несусветную глупость, быстро поправился: – МРАК–5.

– После пятёрки Т или П в скобках стояла? – требовательно прищурилась Джул.

– Откуда ты про скобки… – Про них я даже не заикнулся.

– Т или П? – придавив голосом, перебила она. – Просто ответь.

– П, – буркнул я, недоумевая, отчего она так возбудилась.

– П, значит… – с лихорадочным блеском в глазах пробормотала Джул и сбросила с плеча рюкзачок.

Под хруст застёжки-велькро распахнула клапан кармана, достала маркер и сложенный вчетверо лист, заботливо упакованный в пластик. Развернула, опустилась на корточки, разложила его на коленях – я увидел карту, испещрённую непонятными обозначениями и маршрутами.

– Сможешь показать, где второй МРАК? Ну, на платформе который, – спросила она и дважды ткнула пальцем в бумагу. – Мы сейчас здесь. Убегали отсюда.

Я присел рядом, нашёл нитку тоннеля и, определившись с масштабом, указал нужную точку.

– Приблизительно здесь.

– Отлично! – Она поставила маркером жирный кружок, глянула на часы (обычные механические с автоматическим подзаводом) и зачастила себе под нос, явно что-то прикидывая: – Часов шесть-семь прошло, но им идти дальше в три раза… И есть шанс, что не сразу допетрят… У Серого рейдеры борзые, но не самые умные… Пока вернутся, пока доложат… Да, если поторопимся, можем успеть первыми.

Поглощённая своими расчётами Джул полностью отрешилась от происходящего, а я ни бельмеса не понимал из отрывистых фраз. И чтобы занять себя хоть чем-то полезным, забрал карту и принялся изучать.

Больше схема, чем карта, причём не самая подробная. На ней был изображён мегаполис – названия не нашёл, как ни искал. Улицы, парки, жилые кварталы… Промзоны, объездная дорога, пригород… Город разделяла на две половины река. Широкая, возможно, судоходная даже.

– Явь, – прочитал я синие буквы. Явь? Не припомню такую. Ладно, бог с ней, пускай будет Явь.

К остальным обозначениям присматриваться не стал. Ну, найду я улицу Ленина. Или Кировский, к примеру, район, так они в каждом городе есть. Много оно мне поможет?

Попытка определиться с географическим положением не удалась, и я решил вникнуть в смысл пометок и линий. Получилось не очень. Нашёл только терминал, откуда сбежали, проследил пунктир маршрута до нынешней точки… Взгляд запнулся о координатную сетку.

Меня словно током ударило. Квадраты – да вот же они!

Карту обрамлял контур узких прямоугольников с числами. По вертикали двузначные, через десяток. По горизонтали – от единицы до десяти. Вот двадцать, вот три, я свёл пальцем линии… Получил квадрат 20–3. Направление – северо-запад. Пункт назначения – лесной массив за городской чертой. Судя по обозначениям – дачи. Оказалось проще, чем взять анализ мочи.

И только я собрался запомнить ориентиры, как Джул очень не вовремя возвратилась в реальность.

– Собирайся, – вскочила она, выхватила у меня из рук карту и, быстро свернув, спрятала в карман рюкзака.

– Голому собраться – рот закрыл и пошёл, – фыркнул я. – Не хочешь ничего объяснить? У меня, если помнишь, остались вопросы.

– По пути расскажу. Все вопросы потом, – небрежно отмахнулась Джул, чем разозлила меня до зубовного скрежета.

«Собирайся! Потом! Нашлась командир! Шёл же мимо, на хрен ты ко мне вообще прицепилась? Думаю, с эскашниками, кем бы они там ни были, я б договорился. Всяко бы не оказался в вонючей трубе!»

Самообладания едва хватило не выкрикнуть всё это ей в лицо. Ещё сыграл страх неизвестности, стыд показать свою слабость и подспудное понимание, что она во многом права…

«Без ствола, без снаряги, без навыков буду тыкаться здесь, словно слепой щенок. Гвоздодёр и тот потерял у контейнеров. Да и много ли он мне помог, тот гвоздодёр? Здорового мужика, разменявшего четвёртый десяток, схомутала шестнадцатилетняя девочка. Расскажи кому – засмеют. Ну, узнал я местонахождение Ани… Дальше-то что? С учётом местного колорита я туда даже не доберусь, вопрусь во что-то где-нибудь по дороге. Так что будет лучше, если я начну решать проблемы по одной и по мере их поступления. Сначала нужно выбраться из дерьма и попасть в анклав Джул, потом уже всё остальное…»

Из пучин самокопания меня выдернул девичий голос:

– Ты чего там завис?

– Так, минутная слабость, – буркнул я и мотнул головой, разгоняя рой прилипчивых мыслей.

– Тогда подсади, – приказала Джул и вытянула руки вверх.

Я обхватил её за тонкую талию, приподнял и, дождавшись, когда она заберётся повыше, подпрыгнул и уцепился за нижнюю перекладину. Подтянулся и через миг тоже скрылся в трубе.

Под каблуками Джул загудели ступеньки, мне на голову закапала липкая жижа. Не самые приятные ощущения, надо сказать.

– Давай побыстрее, – поторопил я. – Дерьмо летит с башмаков.

– Меньшая наша проблема, – усмехнулась она, но темпа прибавила.

– И всё-таки, Джул, где мы сейчас? – пропыхтел я, стараясь не смотреть вверх, чтобы мерзкая субстанция не попадала в рот. – Территориально, я имею в виду.

– В городе-герое Новосимбирске, столице нашей родины, – совсем по-школьному ответила Джул.

– Где-где? – От удивления я соскользнул с очередной перекладины и чуть не сверзился вниз.

– В Новосимбирске, – повторила она. – У вас разве столица другая?

– У нас Москва.

Сверху прилетел хохоток.

– Скажешь тоже, Москва. Занюханный райцентр в трёх тыщах вёрст к западу. Захолустье колхозное. Ты сам, что ль, оттуда?

В её интонациях чётко прослеживалось превосходство коренного столичного жителя над провинциалом из самых дремучих. Настаивать я не стал: захолустье и захолустье. Я всё одно не москвич, так что мне фиолетово. Другое не мог в голове уложить – как связался мой Оренбург там и город-герой Новосимбирск здесь, но этот момент решил позже выяснить.

– А что стряслось тут у вас? Откуда зомби взялись?

– Сычуаньский вирус, – не стала вдаваться в подробности Джул.

Но даже парочка слов многое объяснила. Было с чем сравнивать.

– Давно случилось?

– Четыре года назад, а чтобы совсем плохо – восьмой месяц идёт.

– А сейчас какой год?

– Две тысячи двадцать четвёртый.

– А…

– Всё, заткнись. На месте уже.

Она замерла у решётчатого люка и настороженно прислушалась.

– Чего там? – прошипел я.

– Вроде тихо.

– Тогда чего ждём?

– Не мельтеши, – осекла меня Джул, вытаскивая из внутреннего кармана куртки непонятную приблуду, свёрнутую кольцом.

Развернула – оказалось что-то вроде эндоскопа, только короткого. На одном конце окуляр в резиновой манжете с колёсиками управления, на другом – миниатюрный фонарик и объектив. Она просунула рабочую часть в дырку люка и начала осматривать местность снаружи.

Оставалось только набраться терпения, хотя удавалось это с трудом. Подземелья остохренели до зубовного скрежета, хотелось побыстрее добраться до места, где есть туалет, душ и кровать. Даже на раскладушку согласен. И на уличный туалет. Главное, чтобы с туалетной бумагой…

– Так, Алекс, – вырвал меня из грёз о комфорте голос Джул. – Твоя задача – не потеряться. Просто держись за мной, не отставай и делай как я. Понял?

– Да, вроде не дурак.

– Тогда погнали.

Она забралась выше, упёрлась плечиком в крышку люка, напряглась… Видно было, что тяжесть не по её габаритам. Я дёрнулся, чтобы помочь, но она и сама справилась. Чугунный диск скрежетнул по камню, уехал в сторону, Джул, не мешкая, подтянулась. Уже почти забросила ногу на край…

Сверху едва слышно свистнуло, и девочка вдруг странно обмякла. С её плеча соскользнул рюкзачок, пролетел у меня мимо носа, лязгнул сапёрной лопаткой о битый кирпич. Изгвазданная подошва маленького берца ткнулась мне в лоб. Я отшатнулся и едва успел поймать Джул.

– Ты чего?! – крикнул, испытав приступ паники.

Она промолчала, бессильно уронив голову на плечо.

Всё объяснил торчащий из тонкой шеи дротик.

– Твоюматьтвоюматьтвоюмать…

Мозг вскипел от поисков нужных решений, но решения не приходили.

Что делать? Извечный вопрос.

Бежать? Знать бы куда.

Прятаться!

Это подсказал страх. Страх потерять Джул – единственную связь с этим миром. С ней на руках не убежать далеко, а затеряться в канализации попробовать можно. Пережду, а там и девочку в чувство попробую привести. Надеюсь, в дротике транквилизатор, не яд.

План неплохой, но исполнение подкачало. Только нащупал ногой нижнюю перекладину, сверху забарабанили каблуки, мгновением позже металл трижды стукнулся о металл. Я поднял голову и чуть не упёрся носом в толстую банку глушителя. В прорезь прицела, сквозь обзорное стекло маски-противогаза, щурился глаз. Вполне себе человеческий.

– Конечная. Вылезай, – пробубнил грубый голос, приглушённый толстой резиной. – И без фокусов мне!

– Вылезаю, куда мне деваться…

А что ещё оставалось?

Глава 4

Их было трое. Одинаковых, как яйца от одной курицы, и заряженных, как полицейский спецназ. На каждом ультимативно-чёрная форма, лёгкий бронежилет с логотипом СК, разгрузка с автоматными магазинами. Головы защищали арамидные шлемы. Лица скрывались под масками то ли респираторов, то ли противогазов с двумя банками фильтров по сторонам «свиной морды».

Эскашники нас всё-таки выследили, уж не знаю, как им удалось.

Первый удерживал меня на прицеле. Второй прятал в чехол духовое ружьё. Третий, судя по пульту в руках и FPV-маске поверх респиратора, управлял квадрокоптером.

Я, повинуясь приказу, покинул колодец и со всей осторожностью уложил Джул на пыльный асфальт. Она застонала, а у меня захолонуло сердце – я переживал за неё сильнее, чем за родную. Как врач, но больше как человек, которому корячилось потерять единственный контакт с чужим и крайне враждебным миром.

– Офицер, девочку нужно срочно в больницу, – сказал я, посмотрев на эскашника.

Знаков отличия не наблюдал, но решил, что лишним не будет. Лесть, даже грубая, срабатывает иногда…

– Туда и поедем, – прогудел «офицер», отступил на два шага и качнул стволом автомата. – В сторону отошёл. На колени. Руки за голову.

Единая форма, аббревиатура СК, типовое оружие… Мозг в который раз провёл поспешные параллели. Теперь парень в чёрном прочно ассоциировался с полицейским, читай, стражем порядка. Поэтому у меня, как у сугубо законопослушного гражданина, даже поползновения не возникло вступить с ним в дебаты. К тому же провоцировать людей с автоматами – верх дебилизма, и я, стараясь не делать резких движений, исполнил, что было приказано.

«Голос вроде незлой… сказал: „Поедем в больничку“… Может, всё ещё образуется?»

Подбежал второй чёрный, технично переместился мне за спину и ловко защёлкнул на запястьях браслеты. Ничего сверхъестественного, обычная практика силовиков. Но то, что случилось потом, не лезло ни в какие ворота.

Он наложил руки мне на голову, так, чтобы большие пальцы оказались точнёхонько за ушами. Надавил. Я не сдержал крик от пронзительной боли. И только хотел возмутиться, как во рту очутилось нечто из ассортимента для садо-мазо утех. Нет, не резиновый дилдо – каучуковый шар на тугом ремешке. На затылке щёлкнул замок, и мне осталось только недовольно мычать.

Джул, даром что была без сознания, подверглась аналогичной процедуре.

Я всем видом показывал несогласие с подобными методами, сверкал глазами, грыз каучук… Ещё немного – и выпросил бы кулаком в челюсть, но ситуацию разрядил третий чёрный.

– Командир, наблюдаю активность. Скопление зомбаков. Удаление до трёхсот, – доложил тот, не отрываясь от монитора, и шевельнул рычажками пульта управления. – Приближаются с юго-запада.

– Количество?

– Порядка ста вяленых. С ними верзила, два толстых, дюжина бегунов.

Тут-то я и затих. Верзила, два толстых, дюжина бегунов… Интересно до жути, и вместе с тем ни хрена не понятно. Ясно было одно: сюда идут зомби в невероятном количестве. И лучше мне помолчать, чтобы не злить новых друзей. Не стоило переоценивать собственную значимость как трофея.

Пока я рефлексировал, эскашники подобрались, как охотничьи псы. Второй перебежал метров на двадцать в озвученном направлении, занял позицию прямо на разделительной полосе и, вскинув автомат, принялся ждать. Командир же стал вызывать кого-то по рации.

– Пятый – первому.

– …

Ответа я не услышал. Вероятно, в маску встроена hands free гарнитура или микронаушник прячется в ухе.

– Сворачиваемся. Забирай «синих» и дуй по моим координатам. У меня двое контактных и зомбаки на хвосте.

– …

Командир говорил деловито, спокойно, но у меня от плохого предчувствия засосало под ложечкой. Пойди что не так, меня здесь и бросят. Зачем им балласт? Балласт всегда за борт. Оставят как приманку для зомби, а сами уйдут.

Я встряхнулся, разгоняя малодушные мысли, и лихорадочно завертел головой в поисках хоть какого-нибудь убежища. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Этого принципа я железно придерживался.

Джул, как выяснилось, вывела нас в промзону.

Улицу с двух сторон сжали заборы. Разбитый грузовиками асфальт шёл с заметным уклоном: перекрёсток сверху, перекрёсток снизу, между ними – метров двести – прогон. Мы точно посередине прогона. Заборы высокие, увитые поверху двойной «егозой». Не перепрыгнуть даже с разбегу. А уж с руками, скованными за спиной, не стоило и мечтать.

Прямо напротив меня территория склада. Въезд свободный, большая площадка с контейнерами по периметру. Их установили в ряд, плотнячком, без проходов. Искать, где там спрятаться – только время терять. В контейнер залезть? Насколько я знал, те изнутри не запирались. Да если и запирались, как потом назад выбираться? Только наудачу, вслепую… Не вариант.

Рядом со складами, если верить рекламному баннеру – производство газобетона. За забором виднелись высокие боксы. Глухие стены с отделкой бежевым сайдингом. Над плоской крышей торчат две трубы: потолще – белая, и тонкая – с тремя красными полосами на самом верху. Я опустил взгляд и потерял интерес – ворота закрыты, на створках замок. Даже не обсуждается.

Дальше ещё контора. Ни рекламы, ни вывески. Ворота не заперты. За ними цеха, гаражи, двухэтажное здание офиса. Это подошло бы, но я не увидел ни одной целой двери, а окна зияли чёрными дырами. Здесь тоже мимо.

На той стороне вроде всё.

Я развернулся. Взгляд тотчас уткнулся в рекламный щит экспедиционной компании. С него лыбился чувак в чёрно-жёлтой униформе с фирменной коробкой в руках. Позади него светил фарами брендованный грузовик. Снизу крупная надпись «ТЭК – доставим без проволочек!».

В проезде раскорячилась фура с тентованным полуприцепом. Машина частично перекрывала обзор, но я смог разглядеть бетонные стены складов, высокий пандус и с десяток автомобилей, заехавших на погрузку-разгрузку. В том числе легковых.

А вот это подходит.

«Можно и внутри здания укромное место найти, и в машине переждать, если найдётся открытая. – Я вздохнул с облегчением, но оно тут же сменилось тревогой. – Стоп! А как я Джул дотащу? Да как-нибудь дотащу. Оставлять её на растерзание мертвякам было бы подло».

План действий, как бы криво ни выглядел, вернул мне спокойствие и надежду на лучшее. Хотя о каком лучшем сейчас говорить…

– Бегун. Полста метров. На двенадцать часов, – будничным голосом доложил третий.

С верхнего перекрёстка вывернул шустрый мертвяк. Бежал, как кенийский спринтер со старта: голова вперёд, шаги размашистые, сам враскачку. Я бы в жизни в него не попал. Второй чёрный плавно повёл стволом автомата, замер на миг и нежно придавил спуск.

Треснул выстрел, приглушённый прибором бесшумной стрельбы.

Во лбу бегуна образовалась лишняя дырка. Он пробежал по инерции ещё метра три и скопытился на обочине.

Треснул второй.

Новый бегун упал рядом с первым. А из-за поворота выскакивали ещё и ещё.

«Сколько их там обещали? Двенадцать?»

Не успел я подумать, как в процесс включился автомат командира. И тех осталось девять.

Эскашники методично отстреливали неживых, я болел за них сильнее, чем за сборную России по футболу. С тем отличием, что нам сейчас нужна только победа. Безоговорочная. Простое участие не канало. И второго места не предусматривалось…

Основная толпа повалила на перекрёсток, когда упал последний бегун, и заставила приуныть. Я почувствовал себя героем сериала «Ходячие мертвецы». Только там больше трепались и терзались моральными выборами, у меня же намечался жёсткий экшен. Возможно, с несчастливым концом.

Эти зомби были классически-медленными. Вялеными, по меткому определению третьего чёрного. Но с количеством отслеживался явный перебор. Не уверен даже, что на всех хватит патронов. А где-то ещё на подходе верзила и непонятные толстые…

От наблюдений отвлёк дизельный рык. Я обернулся и обмер.

Снизу от второго перекрёстка к нам летел… летела… реальная колесница апокалипсиса. На деле – капотный бронетранспортёр цвета хаки, на двух мостах и с башенкой боевого модуля на крыше. На наш «Тигр» похож, только в немыслимом тюнинге. Неизвестные умельцы забрали все окна решётками, а к силовому бамперу намертво приварили бульдозерный клин. Борт от кормы до капота перечёркивала белая полоса, по центру, в белом же круге, красовался большой крест. Как медицинский, только зелёный. Ниже шла крупная надпись: «Санитарный контроль».

Ну, хоть разобрался, кто такие эскашники…

Бронемашина скрипнула тормозами, встала, покачиваясь на рессорах, башня чуть повернулась. Зарокотал крупный калибр. Под грохот выстрелов свинец начал выкашивать мертвяков.

Я и обрадовался, и напрягся одновременно – настал момент истины. Сейчас выяснится, заберут меня или придётся задействовать план Б.

Долго оставаться в неведении не пришлось.

– В машину! – приказал первый и придал мне ускорение пинком под пятую точку.

Последнее было лишним, я ничего против и так не имел.

Бронестворки в корме распахнулись, едва не зацепив меня по носу. Вдоль бортов в десантном отсеке уже были люди. Трое чёрных. Они же, как я понял, «синяя» группа. Из-за спинок в кабине торчали ещё две головы – водителя и оператора бортового вооружения. Тот сейчас азартно жал кнопки на пульте, снося зомби головы. Словно в обычной стрелялке, ей-богу.

Большего рассмотреть мне не дали – приняли в четыре руки, уложили на пол, сверху, для пущей надёжности, придавили ногой. Похожим образом погрузили Джул, так и не пришедшую в чувство. Машина ещё трижды качнулась, принимая в себя пассажиров. Захлопнулись двери. Набрал обороты мотор…

Поехали.

Судя по отсутствию кренов, прямо навстречу немёртвым.

Пулемёт, не затыкаясь, работал короткими очередями, но броня глушила звуки снаружи, и я смог расслышать слова командира.

– Верзилу с толстыми не зацепи. Устанем потом огребать.

Бронетранспортёр вильнул влево, подпрыгнул, по обшивке забарабанили руки, ноги и головы. Пулемёт грохотнул ещё раз и умолк. Похоже, мы прорвались. Водитель прибавил газку и повёл машину на базу. Ехали недолго, по ощущениям минут пятнадцать всего, но у меня остались самые неприятные впечатления: пол грязный, трясло, на спине ребристый каблук сорок пятого берца… И ещё мучил вопрос.

Толстые и верзила ведь зомби? Почему их тогда берегут?

Первый чёрный не обманул и привёз нас в больницу или что-то вроде того. По крайней мере, бронетранспортёр, въехавший на закрытую территорию, встретили медики. Не в белых халатах, но в глухих комбезах противочумной защиты, с герметической маской и горбом дыхательного аппарата на спине. Похожий комплект мы носили в ковид, когда впахивали в красной зоне, только тот был не такой навороченный. И без логотипа СК.

Первой забрали Джул. Девочку погрузили на каталку с парапетиком и увезли в темпе вальса, как наиболее пострадавшую. При виде подобной отзывчивости я даже порадовался за неё. Появилась уверенность, что всё устаканится. Как бы грубо ни вели себя чёрные, медики выполняли свою работу на пять. И с гостями обходились получше.

Мне помогли выбраться из машины, предупредительно взяли под руки, сопроводили, показывая направление. Пока шли, я успел рассмотреть двор в колодце унитарного трёхэтажного здания. Ряд дверей по фасаду первого этажа. Непривычного вида скорую, припаркованную у главного входа. Думал, нам туда, в приёмное отделение. Выяснилось – в одну из этих дверей.

За первой оказалась вторая, отсекавшая небольшой тамбур-шлюз.

За спиной щёлкнул замок. С потолка ударили струи вонючего… дыма? Пара? Не разобрал. Предупредить меня постеснялись, и я нахватался едкой субстанции до спазма гортани и рези в глазах.

«Сглазил, чтоб меня. Поторопился оценить уровень сервиса».

Процедура дезинфекции завершилась. Проверещал зуммер. Система вентиляции всосала белёсую муть. Меня завели внутрь, сняли наручники, раздели до без трусов и усадили на кушетку, стоящую у дальней стены. Кляп оставили, но эту предосторожность я понимал. И принимал. Сам бы так поступил, если б варился в здешних реалиях, поэтому все неудобства встречал с терпением стоика.

Со мной по-прежнему не разговаривали, не старались ничего объяснить – просто обследовали, очевидно, соблюдая некий внутренний протокол. Само собой, моего согласия не спросили, а для коммуникации использовали жесты.

Визуальная оценка покровов и слизистых надолго не затянулась. Мне поочерёдно оттянули нижние веки, осмотрели со всех сторон – укусов не обнаружили и приступили к следующему этапу.

Температура. Давление. Пульс. Ткнули в лоб инфракрасным термометром, какой повсеместно применялся у нас в эпоху ковида. После чего напялили на предплечье манжету тонометра. Тот зажужжал насосом подкачки, запикал ритм пульса, на табло замигало сердечко… Секунд через десять высветился результат: SP–125, DP–80, Ps–90.

«Хоть сейчас в космонавты, просто волнуюсь немного», – мысленно отметил я и с подозрением уставился на очередное приспособление.

На безымянный палец прицепили штуковину, похожую на пульсоксиметр, но с торчащей вертикально вверх тонкой стеклянной трубкой. Подушечку дистальной фаланги пронзила мимолётная боль, и трубку заполнил столбик красного цвета.

«Это они так кровь на общий анализ берут? Прикольно».

Ещё прикольнее оказалась следующая процедура. Правую руку по локоть засунули в пластиковый цилиндр с витком полихлорвиниловых трубок. Тот прилип к предплечью вакуумными присосками. Откалибровался, пожужжав встроенным электромотором, и я услышал, как игла прошла кожу. Мотор загудел в тональности ниже, по трубке побежала венозная кровь, направляя её в специальный контейнер.

«Хренасе, как у них тут всё автоматизировано».

Но, как выяснилось чуть позже, автоматизация коснулась не всех моментов. Мочу у меня забирали вручную, жёстким катетером, хотя я бы и сам нассал им литровую банку.

Напоследок меня избавили от надоевшего кляпа, и я остался один. Голый, как Адам, которого изгнали из рая, с привкусом резины на языке и лёгким жжением в мочевыводящем канале.

И это без шуток. На фоне последних событий прежняя скучная жизнь действительно казалась мне раем.

Хотя грешно жаловаться, здесь тоже было неплохо. Тепло, светло, нет проклятых зомби. Ну, закрыли меня под замок, ну, взяли анализы, ну, забрали личные вещи – ничего страшного в этом нет. Ради собственной безопасности можно и не такое стерпеть. А одежда после канализационного трипа жутко воняла дерьмом. Так что я не особо расстроился и занялся изучением временного обиталища.

С потолка струился рассеянный свет, лёгкий синий оттенок которого наводил на мысли об ультрафиолетовом облучении. Воздух сухой, с резким вкусом озона – очевидно, где-то работал ионизатор, возможно, даже встроенный в общую вентиляцию. Ровно по центру потолка блестел пластиком купол обзорной видеокамеры. В обычных условиях – повод для возмущений, но это в обычных. И я не стеснительный. Так что пусть наблюдают. Единственно, вслух лучше не рассуждать, в камере может стоять микрофон.

Мочевой пузырь, словно специально подгадывая, тут же потребовал наглядного подтверждения нестеснительности. В принципе, давно хотел, да катетер смазал желание. А теперь, смотри, отпустило.

Я в четыре шага пересёк комнату по диагонали, зашёл за ширму, за которой размещался санузел, откинул крышку биотуалета и шумно облегчился. Для полного счастья не хватало лишь душа, но пришлось ополаскиваться в умывальнике. Конечно же, воды налил целую лужу, но та через две минуты исчезла – впиталась в пол, не оставив следа.

«Смотри-ка, покрытие, что ли, специальное?», – подумал я, наскоро обтираясь небольшим полотенцем. Оно висело тут же, на крючочке сбоку от раковины.

На самом деле обстановка меня впечатлила. Палаты в нашей больнице не сравнить даже после ремонта. Здесь и материалы крутые, и сделано всё по уму. Взять хотя бы автоматическую дезинфекцию, как я понял, завязанную на замки с вентиляцией. Нам до такого расти и расти. А кушетка с монолитной подушкой? И мягкая, и тактильно приятная, и кожа не преет. Успел прочувствовать, пока медики пользовали.

Интересно, здесь общий уровень технологий настолько высок или только медицины коснулось?

Водные процедуры вернули ощущение чистого тела и вместе с тем добавили бодрости духа. Я повесил изрядно промокшее полотенце на место и, сверкая голой задницей, прошёл к тумбочке, которая стояла в изголовье кушетки. Внутри обнаружился больничный комплект по типу пижамного: штаны, рубаха с короткими рукавами без пуговиц и тапки из пеноплекса. Всё белое, как моя прежняя форма, только материальчик пожиже и на ткань нанесли два принта. Маленький на груди слева и большой во всю спину. Зелёный знак биологической опасности и надпись BIOHAZARD. По какой-то причине на английском.

Одевшись, я завалился на кушетку, почувствовав себя на седьмом небе от счастья. Чистый, в свежей одежде, пахну приятно, никто не хочет сожрать. Чего ещё надо? Осталось набраться терпения и дождаться результатов анализов. А там война план покажет. Гадать смысла нет.

«Буду отдыхать, пока отдыхается», – решил я, с удовольствием потянулся и, устроившись поудобнее, принялся укладывать в кучу обрывки сегодняшнего опыта.

Только задумался, динамик над дверью противно-протяжно проскрипел и воспроизвёл женский голос. Приятный, поставленный, но какой-то… бездушный. И, разумеется, в записи.

– Внимание! Прослушайте свод инструкций и правил для помещённых под наблюдение…

– Как они обтекаемо карантин обозвали, – пробормотал я под нос. – Ну что ж, давайте послушаем.

Информация лишней не будет.

Глава 5

Девушка вещала, я слушал, мотал на ус и, конечно же, делал определённые выводы.

– Сохраняйте спокойствие. Все процедуры и манипуляции проводятся в строгом соответствии с нормами СанПиН, рекомендованы министерством здравоохранения и одобрены комитетом санитарного контроля. Персонал имеет достаточную квалификацию для оказания медицинской помощи и необходимых диагностических мероприятий…

Бла, бла, бла. Насыпали всё в кучу, а ничего конкретного не сказали. И СанПиН приплели. И минздрав. А СК упомянули последним. Они здесь, что ли, самые главные?

– Запрещается причинять вред персоналу, ломать либо использовать не по назначению вещи и предметы в выделенных вам боксах. Помните, за вами ведётся круглосуточное наблюдение, и при невыполнении этого правила будут приниматься меры вплоть до тотальной фиксации…

Ну, это надо совсем идиотом быть, чтобы вести себя, как вандал. А про методы тотальной фиксации хотелось бы узнать поподробнее.

– Если вы почувствовали резкое ухудшение состояния или обнаружили у себя следующие симптомы…

Ну-ка, ну-ка.

– …тошноту. Неоднократную рвоту, не связанную с приёмом пищи. Спонтанное головокружение. Резь в глазах. Покраснение слизистых оболочек. Судороги, особенно лицевых мышц, спазм нижней челюсти…

Да вроде нет. Тошнота была, но один раз и от страха, когда с первым зомби столкнулся. Ничего не краснело, не дёргалось. А пищу я уже скоро сутки как не принимал.

– …нажмите красную кнопку, которая расположена справа от двери, и отчётливо произнесите жалобу. Персонал отреагирует сообразно занятости, в установленные внутрибольничным регламентом сроки. Если вам что-то понадобилось, либо появилась необходимость сообщить важную информацию, также нажмите красную кнопку и отчётливо изложите суть просьбы. Персонал отреагирует сообразно занятости, в установленные внутрибольничным регламентом сроки…

Ага, вон она. Красненькая. Сразу не обратил внимания. Просьбы есть, но жать не стану. Мне не горит, зачем отрывать людей от работы? Сам терпеть не могу пустых жалобщиков.

– Если вы услышите звуковой сигнал (динамик трижды пропищал таймером микроволновки), вам следует пройти в центр комнаты, повернуться спиной к двери, сложить руки на затылке и опуститься на колени в пределах контуров специальной разметки. При появлении персонала желательно не допускать резких движений во избежание досадных недоразумений…

Да, вижу. Зелёный квадрат на полу. Думал, местный больничный дизайн. А что за недоразумения имеют в виду?

– Если после звукового сигнала вы не исполнили вышеперечисленные требования либо повели себя неоднозначно или агрессивно, персонал вправе считать, что заболевание перешло в терминальную стадию, и к вам будут применены соответствующие меры воздействия. А именно эвтаназия путём частичного разрушения мозга. Что полностью соответствует закону о чрезвычайном положении от первого января две тысячи двадцать третьего года и согласовано с комитетом санитарного контроля.

Хренасе, ребята тут заворачивают. Это они пулю в затылок так обозначили? Вот уж действительно недоразумение. Досаднее некуда.

– Чтобы заново прослушать инструкции, нажмите красную кнопку и скажите: «Повтор», – напоследок сообщил голос, и динамик умолк.

– Нет, спасибо. Мне и одного раза достаточно, – пробормотал я и, закинув руки за голову, вернулся к прерванным размышлениям.

В принципе, общий пазл складывался. Без нюансов, но всё же. Меня закинуло в параллельный мир. Слава богу, в Россию, хоть и не такую, как дома. Почему в чужой город, пока не мог объяснить, но это несущественно. Важно другое.

В этом мире разразилась эпидемия небывалых масштабов. И тоже пришла из Китая – Сычуань, так он здесь назывался, – но наш ковид и близко не стоял с местным вирусом. Даже самый зловредный и вирулентный штамм. У нас народ просто загибался, а здесь мёртвые восстали и превратились в зомби. Причём в несопоставимых количествах. Кто уцелел, кучкуются, пытаются выжить – анклавы, о которых говорила Джул, как раз из той оперы. И здесь у меня возник разрыв в логических связях.

В свете прослушанной только что информации я не совсем понимал неприязнь девочки к санитарному комитету. Так-то они большое дело делают. Выживших ищут. Больничка у них. Скорее всего, не одна. Да, чёрные жестят – подход у них, прямо сказать, грубоватый. Но белые-то, как я понял, лечат. Хотя пуля в голову – спорный метод лечения. Но терминальная стадия, похоже, необратима, а что до подходов… На то они и силовики, чтобы жестить. Плюс ко всему отчаянные времена всегда требуют отчаянных мер.

Ладно, с этим моментом разберёмся потом. Теперь к непонятному.

Чёрные лихо отстреливали вяленых и бегунов, но спасовали перед неким верзилой и толстыми. Что они и как выглядят, не суть важно. Вопрос – почему? Ответа пока не нашёл и от этого испытывал лёгкое чувство дискомфорта.

Ещё один незакрытый гештальт – псевдотомограф. Здесь тоже ноль информации. Кроме собственных предположений и повышенного интереса Джул, больше оттолкнуться не от чего. И тем не менее вывод напрашивался конкретный: МРАК–5 много кому интересен. Вон как Джул торопилась, стараясь опередить рейдеров Серого…

Вспомнив Серого, я почувствовал укол совести. За всей этой беготнёй про Аню и думать забыл. Хотя…

Не оправдываюсь, но здесь у меня форс-мажор стопроцентный. Нет, можно, конечно, явить беспримерный героизм, высадить дверь ногой и рвануть по бездорожью, закусив удила. Но шестое чувство подсказывало, что это будет последнее приключение на пятую точку. С большими шансами получить принудительную эвтаназию.

Так что я не забыл. Просто всему своё время.

Примирившись таким образом с совестью, я начал строить планы на ближайшее будущее. Даже не планы – вероятный прогноз. О плохом старался не думать, исходил из того, что здоров.

Допустим, завтра придут, обрадуют новостью и отпустят на все четыре стороны. Куда мне идти? Да пока никуда. Джул ясно дала понять, что врачи здесь нужны. Да оно и логично: подкрался писец – медики сразу взлетели в цене. Судя по всему, здесь надолго. Так что не пропаду. Даже если рентгенологом не устроюсь, курсы переподготовки никто не отменял. У нас с этим больших проблем нет, вряд ли у них здесь по-другому. Отучусь да устроюсь… вон хоть лаборантом – анализы брать. Обвыкнусь немного, разберусь, что к чему, шмотками разживусь… А потом… можно и…

Мысли стали потихонечку путаться. Усталость, последствия нервной встряски, безумные гонки по подземельям брали своё. Я начал зевать, клевать носом, а вскоре и вовсе выпал из объективной реальности.

И снился мне нескончаемый страшный тоннель. Платформа, на которой оживший Штиль тычет пальцем в индикатор томографа. Видно, хочет что-то сказать…

Из темноты выскакивает Джул и сносит ему башку из обреза. За нами гонятся чёрные. Мы снова бежим. Я теряюсь… Снова выхожу к терминалу… и расплываюсь в улыбке.

Ко мне идёт пепельноволосая девушка в костюме из белого стретча… Аня. Жива и здорова… Она ласково берёт меня за руку и ведёт за собой. Я послушно иду, тихо радуясь, что с ней всё в порядке… Куда ведёт? Домой, куда же ещё.

Картинка гаснет – тёмный провал – появляется новая.

Я дома. На кухне. Всё знакомо до боли. В электрическом чайнике клокочет вода. Мерно гудит магнетрон. За стеклом СВЧ-печки крутится тарелка с бутербродами. Люблю такие. С ветчиной и расплавленным сыром. От предвкушения рот наполняет слюна… быстрее бы… А вот и готово.

Зелёные палочки таймера складываются… нет, не в нули. В квадрат.

В квадрат?

Пронзительно верещит зуммер. Раз. Второй…

На третий я уже стоял на коленях в пределах нанесённой разметки, спиной к двери, с руками за головой и ощущением, что меня ледяной водой окатили. На лбу выступил пот, кожа превратилась в гусиную, сердце колотилось где-то под горлом… Конечно, были сомнения, что меня вот так сразу пристрелят, но проверять не хотелось. Здесь не игра. Запасных жизней нет.

В шлюзе зашипел поток пара.

Заныла насосами вытяжка.

Щёлкнул замок.

Одежду колыхнул сквозняк из открытой двери. От едких миазмов дезсредства во рту появился специфический привкус, безумно захотелось чихнуть. Я сморщился, но сдержался, хоть и с превеликим трудом. Не приведи Господь, расценят как неблагоприятный симптом или даже агрессию. У них, кто бы там ни зашёл, в руках автоматы и нервы натянуты гитарной струной. Дёрнется палец на спуске – и привет, пуля в голову.

Зашаркали бахилы по пластику пола. Зашелестела ткань защитных комбезов. Клапаны автономной кислородной системы противно захлюпали. Но визитёры сохраняли молчание, и меня от напряжения начало ощутимо трясти. Ждать вердикта, читай, приговора, уже не осталось сил.

Шаги приблизились, кто-то замер у меня за спиной.

– Добрый, день, уважаемые, – сказал я, стараясь не шевелиться, и вложил в короткую фразу максимум дружелюбия. – Чем порадуете?

В шею впились два острых контакта. Треснул разряд…

Я клацнул зубами, едва не откусив язык, выгнулся дугой и перестал контролировать тело. Через мгновение и разум погас.

– Н-ну да, зачем-м со м-мной ра-а-азговаривать, – промычал я голосом, звучавшим на всех видеокассетах в девяностые, и разлепил веки.

Похоже, меня хорошо тряхануло – всё тело ломило после мышечных судорог. Щека до сих пор дёргалась. На шее зудела отметина от электродов. На самом деле там две, но ощущалась как одна, но большая.

Я хотел почесаться и обнаружил, что обездвижен. Мог дышать, моргать, чуть-чуть крутить головой, пальцами шевелить – это сколько угодно, но повернуться, двинуть рукой или ногой – нет. Чуть позже пришло стойкое ощущение, будто я парю в воздухе. Что примечательно, снова голый.

Спина не чувствовала опоры совсем, но какая-то сила прочно удерживала меня в подвешенном положении. Очевидно, где-то подо мной стоял источник этой силы, но по понятным причинам его я увидеть не мог.

Смена обстановки, а возможно, и статуса, напрягла не по-детски – мозг заскрипел извилинами в попытке найти объяснение. Пока ясно было одно: меня за каким-то лядом перевели из карантинного бокса сюда. Но куда сюда? Зачем сюда? И на хрена с применением электричества? Могли бы просто сказать… ну или потребовать, если такие крутые.

Используя отпущенную свободу движений, я как мог огляделся.

Потолок белый, высокий. По центру обязательная камера кругового обзора мигала красным глазком. Люминесцентные лампы, расположенные квадратом, испускали рассеянный свет с уже знакомым голубоватым оттенком УФ-облучения. По углам жужжали коробки ионизаторов. Гудела электромотором мощная вытяжка.

Это удалось рассмотреть без труда.

Дальше пошло сложнее. Пришлось косить так, что чуть глаза не завернулись внутрь черепа.

Стены расчерчивала клетка белого кафеля. Тускло блестели остеклёнными дверками навесные шкафы. Стекло было матовым, так что их содержимое осталось загадкой. Ниже по всему периметру выстроилась в ряд мебель и оборудование: столы, закрытые стеллажи, холодильники, герметичные боксы, сложная аппаратура…

На столах громоздились колбы, кюветы в штативах, пробирки с разноцветными жидкостями. А назначение приборов я даже не пытался угадывать. Опознал только большой микроскоп, судя по всему, электронный, и центрифугу. Да и то не до конца был уверен, что это они.

Постепенно сложилось предположение, что меня разместили в лаборатории. А когда нос уловил характерный запах химических реактивов, предположение переросло в уверенность. Спокойствия, правда, этот факт не добавил.

В качестве кого разместили?

Ответ пока был один: в качестве подопытной крысы.

С лёгким гулом отъехала сдвижная дверь. В помещение, оставляя за собой перестук каблуков, ворвался кто-то стремительный. Меня окатило волной запаха терпкого одеколона с изрядной примесью табачного духа. Не успел я глазом моргнуть, как надо мной вырос мужчина.

Высокий. В годах – седые волосы уложены в аккуратный пробор. Лицо вытянутое, сухое, немного костистое, но ухоженное: щёки тщательно выбриты, бородка клинышком, волосок к волоску. На носу, чуть с горбинкой, блестели золотой оправой очки. Тонкие губы строго поджаты. Белейший халат сидел, как дорогой бальный фрак, пошитый по спецзаказу.

На требовательного, но справедливого дядюшку был бы похож, если б не оружейная сталь, сверкавшая в серых глазах.

Он заметил мой изучающий взгляд, прищурившись, хмыкнул:

– Сафонов Алексей Валентинович?

– А вы кого-то другого ожидали застать? – теперь уже скептически хмыкнул я. Простите, не знаю вашего имени-отчества, но…

– Крестовоздвиженский, – отрекомендовался он с лёгким поклоном. – Иннокентий Петрович. Профессор. Доктор наук.

– Простите за мой внешний вид и что не встал в вашем присутствии, док. Некоторые обстоятельства мешают мне проявить вежливость… – Я для наглядности пошевелил пальцами рук.

– Ах, это, – протянул мой новый знакомец. – Для безопасности вас поместили в обычное стазис-поле. Не препятствует кровообращению, и в плане профилактики пролежней незаменимая вещь. Мера вынужденная, но необходимая, придётся вам потерпеть.

«Во как, стазис-поле у них обычное», – мысленно поразился я, вслух же сказал:

– Потерпеть не проблема, но хотел бы уточнить, как долго? Раз уж встал вопрос о профилактике пролежней.

– О, не стоит так беспокоиться, – мило улыбнулся Иннокентий Петрович. – До пролежней не дойдёт.

Эти слова заставили меня надолго задуматься. Что он имел в виду? Почему не дойдёт? Меня раньше отпустят? Или я просто не доживу?

Хотя, с другой стороны, причин для обострения паранойи не было. Приятный в общении дядька. Учёный. Второй человек, который вообще здесь со мной разговаривал. Может, это как раз он меня опасается. Я лось здоровый – мало ли, кинусь сейчас с кулаками или, не приведи Господь, в ожившего мертвяка обращусь. Так что лучше не загоняться и плыть тихонечко по течению, а там куда волною прибьёт.

Пока я размышлял, Иннокентий Петрович снял с одного из столов тонкий планшет, который я до этого не заметил, потыкал пальцем в экран.

– Врач? Даже так? – чуть вскинул он бровь. – Ну что ж, занятно будет пообщаться с иномирным коллегой.

Вот тут-то я и выпал в осадок.

– Откуда вы…

– Всё до банального просто, молодой человек, – перебил Иннокентий Петрович и в доказательство продемонстрировал мне планшет, как будто это могло что-нибудь объяснить. – Ваша кровь всё рассказала за вас.

– В смысле моя кровь? – вытаращился я на него в полнейшем недоумении.

– Я сейчас поясню. Вы же никуда не торопитесь?

– Ха-ха, – сказал я, обозначив, что оценил шутку, и уставился на собеседника с нескрываемым интересом: – Ну?

– Так вот… – Иннокентий Петрович заложил за спину руки с планшетом и принялся мерить пол шагами. – Думаю, не ошибусь, если предположу, что для вас не секрет, какая у нас здесь случилась беда…

– Это было нетрудно, – перебил я, чем заслужил его неодобрительный взгляд.

– В связи с вышеизложенным, каждого помещённого в карантин мы тщательно обследуем…

– Док, а нельзя ближе к телу, а то вы с «поцелуй меня в спину» начали.

– С чего, простите? – удивлённо посмотрел он поверх очков.

– Анекдот такой есть, при случае расскажу. Вы продолжайте, продолжайте, профессор, извините, что перебил.

– Так вот, каждого помещённого в карантин мы тщательно обследуем. И среди прочего получаем данные по группе крови. Это автоматически происходит, аппаратура так настроена…

– А что не так с моей группой? – снова не утерпел я. – Первая отрицательная. Ноль, эр аш минус.

– Вот именно, – зажглись глаза у профессора. – Ноль! Эр аш минус! А у нас, в смысле в нашем мире, ни такой группы, ни тем более резуса попросту нет. Не су-щест-ву-ет! Отсюда я делаю вывод, что вы, юноша, выходец из другого мира. Ну, скажете, что я неправ?!

– Да нет, не скажу. Отрицать было бы глупо, – легко признался я.

Решил не создавать интригу на ровном месте. Меня даже Джул вычислила на раз-два, а у дока на руках лабораторные данные. Он всё равно от меня не отвяжется, а так, возможно, посодействует возвращению домой. Как коллеге.

– Не расскажете, каким образом вы здесь очутились? – Голос дока оставался доброжелательным, но взгляд сделался жёстким.

– Да нечего рассказывать. Запустил МРТ, потом взрыв, очнулся в тоннеле.

– А как, простите, аппарат назывался?

– МРАК–5.

– Индекс, индекс какой? – Голос Иннокентия Петровича предательски дрогнул.

– Какой индекс? – недопонял я. Вряд ли собеседник подразумевал почтовый.

– Литера в скобках. Т или П?

– П.

– Замечательно! – Док отбросил планшет на стол, не заботясь о судьбе дорогущего гаджета, лихорадочно потёр руки. – Вы даже не представляете, насколько это замечательно.

– Да что за МРАК–5? Чего вы с ним так носитесь? – не выдержал я.

Нездоровая возня вокруг аппарата реально бесила. А собственное неведение бесило нереально. Я, как деревенский дурачок, всё всем рассказываю как на духу, а в ответ ни конфетки, ни фантика. Это образно. А если конкретно, то концепцию надо срочно менять и по максимуму извлекать из ситуации личную выгоду. Информация – вполне себе ходовой товар, почему бы его не продать? Так что хрен я теперь стану забесплатно откровенничать. Остался пустяк – придумать, какую именно выгоду…

Удивлённый голос Иннокентия Петровича сбил меня с мысли.

– МРАК–5 расшифровывается как магнитно-резонансный альт-компульсатор. Пятая модель. Индекс П означает «пространственный», Т, соответственно, «темпоральный», – пояснил он и пристально посмотрел на меня поверх очков. – Даже странно, что вы не знаете. Один перенеслись или в составе исследовательской группы? А может, боевого отряда?

– Да чтоб вас, док, какой группы?! Какого отряда?! – вспылил я, решив не упоминать про Аню и Штиля. – Говорю же, случайно всё вышло. Я простой рентгенолог, работаю на простой работе, и откуда взялся этот грёбаный агрегат, в душе не скребу! Сам до сих пор в шоке от случившегося.

– Успокойтесь молодой человек, не нужно повышать на меня голос. И уж тем паче употреблять бранные слова, мы же с вами образованные люди, – урезонил меня Иннокентий Петрович менторским тоном. – Допустим, отряда не было. Допустим, случайно. Но точку-то выброса вы сможете показать?

– Шутите, док? – ответил я, одарив его честнейшим из взглядов. – Я же не местный, забыли?

– Это да, это да, – пробормотал явно расстроенный профессор, но тут же вернул себе прежнее настроение. – Ничего страшного, ваша спутница нам поможет, она, насколько я понял, как раз из местных.

– Джул? – удивился я. – Она здесь? И раз уж зашёл разговор, где мы?

– Центральный испытательный комплекс СК, – машинально ответил Иннокентий Петрович, занятый своими мыслями. – И да, она тоже здесь. Переместили на всякий случай.

– Док, вас не затруднит ответить ещё на один вопрос?

– Безусловно, мы же беседуем, – задумчиво кивнул тот, блеснув золотой оправой очков.

– Насчёт обследования в карантине… Что показали результаты анализов? – проговорил я севшим от волнения голосом.

– Очень хорошо, что напомнили, как раз хотел этот момент обсудить, – разулыбался вдруг Иннокентий Петрович, и его лицо приняло выражение счастливейшего из людей. – У вас в крови вирус.

Глава 6

Новость потрясла разрядом дефибриллятора на максимальной напруге. Бросило в дрожь, дёрнулся глаз, ладони вспотели… Я бы упал, если б не лежал… не висел… да какая уже теперь разница. Это, мать его, не корона, от которой худо-бедно лечили. Сычуаньский вирус! И спасения нет.

Я скрежетнул зубами, до боли в суставах сжал кулаки – растерянность уступила место удушающей ярости. До судорог захотелось кого-то избить. Ногами. Кого-то из виноватых. Главврач и члены министерской комиссии на эту роль вполне бы подошли. А лучше запихнуть их всех скопом в МРАК–5 да отправить сюда, чтобы знали, как заказывать абы что абы где… Но хрен ли мечтать о несбыточном – я без пяти минут немёртвый мертвяк.

И, что неожиданно, пуля в голову уже не казалась таким уж варварским методом.

Иннокентий Петрович недолго понаблюдал за сменой эмоций у меня на лице, деликатно кашлянул и сказал:

– Простите, юноша, очевидно, вы меня неправильно поняли. У вас в крови вирус, да, но вы не больны.

– Не болен? – вытаращился я, почувствовав, как дышать стало легче, но на деле подумал другое: «Ты не охренел, старый чудак, с такими-то формулировочками?! У вас в крови вирус… Не болен! С этого надо было начинать!»

– Совершенно, верно. Не болен. И в то же время я в некотором замешательстве… Видите ли, Алексей, – Иннокентий Петрович поморщился и нервно почесал кончик носа, – при таком титре вируса терминальная стадия должна была наступить ещё сутки назад. А у вас даже продромальных симптомов не выявили… что абсолютно не укладывается в рабочую концепцию…

– Чего вы несёте, док?! – взбеленился я, безуспешно пытаясь вырваться из стазис-поля. – Какая, на хрен, концепция?!

– Рабочая, – повторил Иннокентий Петрович, не поменявшись в голосе. – Если хотите, могу объяснить.

– А давайте, – с вызовом бросил я. – Объяснения будут как нельзя кстати.

– Приятно иметь дело с любознательным молодым человеком, – отметил док, выкатил из-под стола стул и уселся рядом со мной, облокотившись о спинку. – Далеко в историю углубляться не буду, остановлюсь на существующем положении вещей. Дело в том, что вирус, хоть и в ничтожных количествах, до сих пор присутствует в воздухе и, естественно, проникает в человеческий организм через слизистые и дыхательные пути. Вместе с тем концентрация вируса ничтожно мала для полноценного развития инфекции. Но одна из особенностей сычуаньского штамма в том, что он имеет свойство накапливаться в селезёнке и до поры никак себя не проявляет. При достижении барьерных значений он активизируется, проникает через гематоэнцефалическую преграду и поражает нервную систему носителя со всеми вытекающими последствиями. Но для этого нужно существенное время, и даже элементарные средства защиты кратно отдаляют этот момент. Я понятно изъясняюсь?

– В общем и целом, – кивнул я и уточнил: – Поэтому ваши дуболомы разгуливают в противогазах?

– Не совсем в противогазах и не только поэтому, – сдержанно усмехнулся профессор и поправил очки. – На самом деле дуболомы, как вы изволили выразиться, носят дыхательные маски с противовирусными фильтрами. Фильтры, кстати, сугубо моей разработки. Предписаны к применению при повышенном риске вступления в близкий контакт с терминальными формами…

– Терминальные формы… – насмешливо фыркнул я. – Это вы так зомбей обозначили? И что подразумевается под близким контактом? Укус?

– Укус, юноша, это сиюминутная смерть с последующим перерождением. Концентрация патологического агента в слюне запредельная, и заболевание протекает молниеносно, – назидательно проговорил Иннокентий Петрович, словно начитывал лекцию. – Что касается близкого контакта…

Доктор вдруг запнулся, нахмурился и тотчас засиял, озарённый догадкой.

– Эврика! У вас был близкий контакт! – воскликнул он и посмотрел на меня этаким изобличающим взглядом. – Признавайтесь, ведь был же?

– Был, – не стал юлить я. – Даже дважды. Сначала напал шустрый зомби в тоннеле, потом ожил Штиль… Ну, пациент, который со мной перенёсся…

Тут я осёкся, осознав, что увлёкся и сболтнул лишнего, но Иннокентий Петрович даже бровью не повёл и засиял ярче прежнего.

– Что и требовалось доказать! Теперь всё встало на свои места!

– Док, а не могли бы вы пояснить, что куда встало? – попросил я. – Очень хочется разобраться в ситуации, чтобы не повторить её в будущем.

– Конечно же поясню, – снисходительно кивнул Иннокентий Петрович, явно наслаждаясь беседой. – Содержания вируса вблизи трансформированной особи достаточно для заражения, что и произошло в вашем случае. Очевидно, что вы провели в патогенной среде достаточно времени и, как следствие, получили барьерный титр возбудителя…

– А как же Штиль? – перебил я профессора, решив, что раз уж проговорился, то тему надо добивать до конца. – Он был мёртв ещё до появления зомби. И тем не менее ожил. Как-то идёт вразрез с выкладками про ничтожные количества в воздухе, не находите?

– Индивидуальные особенности, я полагаю, – равнодушно пожал плечами Иннокентий Петрович. – Повышенная восприимчивость, ослабленный иммунитет, да мало ли что. Самая вероятная версия: не выдержал альт-переноса, а прежде чем погибнуть, получил дозу вируса. Потом трансформировался. Так что никаких противоречий, обычная вариативность человеческого организма. Женщины, например, гораздо устойчивее к заражению…

От последней фразы профессора меня словно ошпарило.

«Аня, она же про вирус не знает! – дёрнулся я и тут же себя успокоил: – С ней местные. Пропасть не дадут».

– О чём задумались, юноша?

Голос профессора прервал течение мысли, а крайне подозрительный взгляд отбил всякое желание откровенничать.

– Да так, – буркнул я. – Информацию перевариваю. Столько всего навалилось, сами понимаете…

– Да уж, понимаю, – немного расслабился док и, хлопнув себя по коленям, поднялся со стула. – Но это ещё не всё.

Интонации, да и сам вид Иннокентия Петровича снова разбудили во мне паранойю. Хорошего ждать не приходилось, иначе зачем стазис-поле?

– Ну не тяните же, док, – с нетерпением поморщился я.

– Хочу предложить вам сотрудничество, – торжественно произнёс он. – У меня появилась одна теория, и без вас я не обойдусь. А если всё получится, вы войдёте в историю! Есть ещё несколько незначительных моментов, но их мы обсудим позже.

Его голос набрал силу, зазвенел, отражаясь от кафельных стен, а я почувствовал себя точно как вчера утром на любимой работе, в момент, когда мне вручили мануал на китайском. Если проще сказать – в полной жопе.

«Предложение, от которого нельзя отказаться», – констатировал я про себя и спросил с выражением, словно только что сожрал два лимона:

– И в чём заключается моя роль?

– Знал, что вы согласитесь, коллега! – сказал док, проигнорировав мой кислый вид и вопрос. – Я предполагаю, что ваша устойчивость к вирусу связана с отрицательным резусом и закреплена на генном уровне. Я сделаю из вашей крови вакцину!

– Охренеть просто, как здорово, – уныло протянул я.

Интуиция не обманула, меня действительно собирались использовать в качестве подопытной крысы.

Тем временем док развил бурную деятельность – приволок из дальнего угла агрегат на колёсиках, с многочисленными кнопками и датчиками на рабочей панели, распечатал упаковку полихлорвиниловых трубок, соединил систему и шагнул ко мне с уже знакомым по карантину цилиндром.

– Для начала возьмём у вас немного крови… – бормотал он под нос, прилаживая тот у меня на предплечье. – Нам понадобится много крови…

После чего покрутил колёсики, выставляя значения на шкалах и циферблатах, щёлкнул тумблером «Вкл» – аппарат загудел, по трубкам побежала красная жидкость. Я, скосив глаза, смотрел, как заполняются контейнеры-картриджи. Профессор же, судя по выражению лица, просто наслаждался процессом.

– Док, может, хватит, для первого раза? – обеспокоился я, когда второй картридж наполнился до половины. – Так-то меня два дня не кормили. И пил я последний раз вчера вечером. Из-под крана.

– Вы совершенно правы, коллега, кровь несколько густовата, – ответил тот невпопад и вздрогнул, будто очнулся. – А? Что? А… Вы не переживайте, любезный. Сейчас закончим, и я отдам соответствующие распоряжения. Единственно, придётся вам потерпеть некоторые неудобства…

– Ещё неудобства? – возмутился я.

Но Иннокентий Петрович снова завис, погрузившись в раздумья. Что-то его нахлобучивало не по-детски, и меня это начинало подбешивать.

– Док! – окликнул я профессора, не сдерживая раздражения в голосе. – О каких вы сейчас неудобствах?

– А? А… Питание предусмотрено инфузионное или энтеральное, через зонд, на ваш выбор. Не самые приятные процедуры, но ради великой цели…

– Какой на хрен цели! – взорвался я. – Вы что, собрались меня в стазис-поле постоянно держать? Док? До-о-ок!

Но он уже про меня напрочь забыл, отсоединил готовый контейнер и убежал к столу. Там загремел пробирками, зазвенел предметными стёклами, защёлкал кнопками аппаратуры, очевидно, колдуя с настройками.

Дурмашина довольно гудела насосом, чавкала клапанами и медленно выкачивала из меня кровь, наполняя уже четвёртую ёмкость. Они небольшие, по сто миллилитров всего, но если так дальше пойдёт, меня хватит где-то на час. Умирать молодым в ближайших планах не значилось, тем более таким негероическим способом, и я заорал во всё горло:

– Профессор! Остановите грёбаный кровосос!

Как ни странно, на этот раз док откликнулся сразу.

– Что вы так всполошились, коллега? – Он подошёл, посмотрел, как переливается кровь, улыбнулся. – Здесь таймер стоит. Не думали же вы, что я вас высосу досуха?

Именно так я и думал, но не мог же сказать это доку в лицо. Нет, на самом деле мог и очень даже хотел, но ситуация не располагала. А испытывать судьбу в моём положении – не самое верное решение. Да и машина замолкла, звякнув сигналом, в подтверждение, что профессор не врал.

Он заботливо вытащил контейнеры из машины и, трясясь, как квочка над яйцом, перенёс их в один из холодильников. Там выставил в специальном штативе. Закончив, вернулся к столу и склонился над микроскопом.

– Замечательно, просто волшебно, – приговаривал он, подкручивая верньер тонкой настройки.

Пропищал один анализатор. Второй. Планшет блымкнул полученным сообщением. Такое оживление приборов меня удивило.

Они данными, что ли, обмениваются? Да ладно.

– Замечательно, просто волшебно, – повторил свою мантру Иннокентий Петрович, бросив взгляд на экран.

Заглохла центрифуга, док вытащил пробирку, засунул её в сепаратор, щёлкнул клавишей пуска. Достал вторую, посмотрел на свет, улыбнулся.

– Замечательно, просто волшебно…

Что он там видел, я даже приблизительно не догадывался, но, судя по всему, профессору нравилось. Впрочем, вскоре он и сам поделился выводами.

– По результатам анализов, титр вируса уменьшился втрое, титр антител, напротив, возрос. Ваша кровь уничтожает вирус на глазах. И, по сути, является лекарством. Вы понимаете, что это значит? Мы не только сможем предотвращать болезнь, но и лечить! – Док воздел руки к небу и с содроганием в голосе крикнул: – Господи! Ты даже не представляешь, какое это баблище!!!

Показалось, что у него задрожали губы, а из глаз брызнули слёзы счастья. А может, это просто очки блеснули в свете люминесцентных ламп.

Сказать, что я охренел, – ничего не сказать.

Думал, что док за идею, хочет спасти этот мир, развернуть апокалипсис вспять… А он? «Какое баблище»… Слушать противно. А ведь с виду интеллигентнейший человек. Хотя мне ли не знать, что внешность бывает обманчивой.

Тем временем дока обуяло нервное исступление, и он принялся нарезать виток за витком вокруг моего постамента.

– Так-так-так! – частил он возбуждённой сорокой и, щёлкая пальцами, разгонял мозговую активность. – Главное, чтобы моё открытие осталось в секрете… в секрете. Кто знает? Кто знает? Персонал карантина? Им известно только, что он заражён. Группа сопровождения? Эти просто доставили. Так-так-так!

Док вёл себя, словно нашёл ящик золота и не знал, что с этим ящиком делать. Одному не поднять, звать помощников жаба душила, а бросить – и жалко, и страшно. Вдруг украдут. Меня в этой схеме он, похоже, вообще, не рассматривал. А если и рассматривал, то исключительно как биологический материал.

– Так-так-так. Нужен чёткий план действий… Сначала получить пробную партию… откатать на целевой группе… человек пятьдесят… думаю, хватит. Заявку подам, без объяснений причин, мне найдут. Так-так-так…

От речитатива и судорожных метаний дока замельтешило в глазах, закружилась голова. И я не особенно представлял сам процесс создания вакцины и своё непосредственное участие в нём. Нет, так-то я понимал, что меня теперь хрен отпустят, и док будет следить за мной тщательнее, чем за любимой болонкой жены. Вопрос, как долго и сколько ему понадобится моей крови. Не смогу же я весь мир обеспечить. Во мне всего литров пять… четыре с половиной осталось.