Сердце Велисгара

Я родилась на суровом, но прекрасном Урале.

Этой книгой я посвящаю свой безграничный восторг

величественным горам, тихим лесам

и многовековым традициям родного края.

С глубокой благодарностью вспоминаю сказы Бажова,

которые в детстве читала взахлёб.

Именно они привили мне любовь ко всему

чудесному и мистическому.

Глава 1. Плач над равниной

Утро начиналось с обманчивого тепла. Солнце медленно поднималось над вершинами Велисгара, ещё покрытыми тяжёлыми пятнами серого снега, но у подножия горы уже становилось влажно и душно. Рассветье1 пришло в эти земли торопливо, прогоняя последние зимние холода. Грязные потоки талой воды стекали по оврагам, обнажая тёмные проплешины прошлогодней травы. Я́сница, посёлок у подножия горного массива, встречала новый день безрадостной суетой: кто-то сердито ругался на прохудившуюся крышу, соседи затевали спор из-за покосившегося забора, а от деревянной кузницы раздавались печальные голоса рудокопов, недовольных тем, что металл из горы стал ломким и бесполезным, как старое дерево.

Ясница жила ремёслами: здесь трудились рудокопы, кузнецы, плотники и искусные камнерезы, украшавшие дома затейливой резьбой. На оконных ставнях можно было разглядеть лики духов – лесных, речных, горных – они служили оберегами, призванными хранить семейный покой. Когда-то узоры эти были свежими, тщательно вырезанными и покрытыми защитной краской, но со временем резьба потускнела и потрескалась. Старики ворчали, что духи отвернулись от людей, забыв о давнем союзе.

Стекольного ремесла в самой Яснице не было. Традиция вставлять в окна не тёсовые ставни, а прозрачные стёкла, пришла сюда с юга благодаря заезжим мастерам, которые обнаружили неподалёку богатые кварцевые пески. Мастерская стеклодува Слейтона находилась в полутора днях пути к западу, возле реки Струмень. Там уже не один год он плавил стекло в небольших печах и выдувал для ближайших деревень простенькие изделия.

Позволить себе окна из мутного, слегка пузырящегося стекла могли лишь староста и несколько зажиточных семей, да и те довольствовались узкими оконцами, через которые проникал едва рассеянный свет. Велирима, будучи единственной и уважаемой травницей, также обзавелась парой таких стёкол – ей нужно было хорошо видеть травы и настои при дневном свете.

Её дочь Дарина проснулась сегодня ещё затемно. Она любила эти тихие ранние часы, когда дым из печных труб соседних домов аккуратными столбиками поднимался к небу, а над пригорками расстилался прозрачный, словно молоко, туман. Осторожно приподнявшись со своей лежанки, она огляделась: сестра, Орина, всё ещё дремала возле окна, плотно завернувшись в старенькое, потёртое одеяло. Лицо Орины выглядело бледным и вечно утомлённым, с непроходящей печатью болезненности. Дарина прислушалась: мать уже давно поднялась и тихо хлопотала во дворе, перекладывая что-то в деревянных ящиках.

Девушка шагнула за порог и тут же ощутила резкий, бодрящий порыв ветра. Воздух был ещё прохладным, но в нём уже чувствовался тонкий аромат прелой листвы и первые робкие ноты цветущих трав. Солнце медленно вставало над лесом, покрывая покосившиеся заборы Ясницы мягким золотистым свечением. Мать часто рассказывала Дарине, что жители этих мест всегда гордились своей землёй, потому что селение стояло под покровительством горы и реки, а суровые зимние студни2 обычно обходили её стороной. Но теперь в разговорах всё чаще звучала тревога: односельчане твердили, будто земля ожесточилась, руда в шахтах рассыпалась на глазах, а духи словно отвернулись от людей и стали враждебны. Дарина то и дело слышала в деревне обрывки таких разговоров, но не знала, чему верить.

У колоды3 возле избы стояла Велирима. Она аккуратно раскладывала припасы: сухие травы, пучки увядших листьев и маленькие стеклянные скляночки. Руки её двигались уверенно и размеренно, но в глазах читалась глубокая усталость.

Она всё чаще уходила на утренние прогулки за огород, где под сенью высоких трагелисов4 оставляла то пригоршню цветочных лепестков, то маленький узелок с зерном. Когда Велирима брала их с собой, девочки с любопытством следили, как она тихо шепчет слова благодарности, кладя дары в укромные места: под корень старого дерева или на плоский камень в глубине леса. Они не понимали, зачем это, но, стремясь подражать, и сами порой отдавали что-то простое и милое – маленький блестящий камушек, пряник, сорванный цветок, кусочек ленты – веря, что так следует делать, если хочешь, чтобы духи не сердились.

– Доброе утро, мама, – поздоровалась Дарина вполголоса.

Велирима обернулась и коротко улыбнулась дочери. Под глазами у неё снова залегли тёмные круги. Наверное, она плохо спала – такое случалось с ней всё чаще.

– Помоги-ка мне развести в настойке коренья, – сказала она. – Там в корзине есть высушенные побеги краспы5, оставь их настаиваться в тёплой воде. Если кто придёт сегодня, дам попробовать.

Дарина кивнула и принялась перебирать травы. За эти годы она научилась быстро различать стебли и соцветия на ощупь и запах. Велирима часто хвалила её наблюдательность, говорила, что у дочери талант отмерять нужные порции без ошибки. Но сегодня девушку отвлекали тревожные мысли: почему люди всё чаще жаловались на болезни? Почему вчера кузнец говорил, что ломкая руда не даёт возможности работать как прежде?

Через минуту из дома вышла Орина – сонная, бледная, со спутанными волосами.

С самого рождения судьба решила явить сестёр на свет с одинаковыми лицами и глубоким, синим цветом глаз – точно такими же, как у их матери, Велиримы. Из-за этой схожести в деревне шептались о них чаще, чем о других и называли двойниками.

Дарина выросла почти точной копией матери – высокая, стройная, с длинными тёмными волосами, струившимися по плечам мягкими волнами. В движениях её всегда чувствовалась спокойная уверенность, а взгляд был проницательным, цепким, будто способным проникать в самую суть вещей.

Орина же казалась полной противоположностью сестры: тонкая, даже хрупкая, словно сотканная из света и воздуха. Её светлые волосы мягко сияли в лучах утреннего солнца, придавая облику что-то неземное. Глубокие, почти прозрачные синие глаза Орины делали её лицо нереальным, будто она пришла в мир из старых легенд.

Каким был отец, сёстры не знали и никогда не видели его даже на рисунках, поэтому им оставалось лишь гадать, есть ли в их лицах хоть какая-то его черта.

Орина осторожно ступала по скрипучим доскам, прикрывая рот от зевоты.

– Ночь была… – начала она и тут же замолчала, уставившись на сестру. – Снились светочницы, опять. Летали возле окна, шептали что-то… звали куда-то.

– Светочницы? – насторожилась Дарина. – Опять призывают?

Орина неопределённо пожала плечами и хмуро покосилась на мать. Велирима поспешно отвела взгляд, делая вид, что погружена в разбор трав. Дарина давно замечала, что мать не любила говорить о мотыльках, которые раньше появлялись лишь по праздникам, и о духах в целом – словно боялась нечаянно проговориться о чём-то запретном. Каждый раз, когда дочери пытались завести разговор о лесных существах, Велирима напряжённо меняла тему. Но Дарина слишком хорошо знала свою мать, чтобы не заметить: её мучили какие-то тайные страхи.

Они быстро завершили утренние сборы: нужно было успеть на рынок, чтобы продать настойки и травы. Припасы в доме таяли, и если сегодня они не выменяют хоть немного крупы или сушёной рыбы, придётся снова перебиваться одной брюквой. Орина взяла мешочки с травами, Дарина – холщовую сумку с настойками, а Велирима – короб с высушенными кореньями.

Перед выходом Велирима тревожно оглядела дочерей и тихо сказала:

– Старайтесь поменьше говорить с чужими. Люди смотрят на нас косо.

– Мы привыкли, – хмыкнула Дарина. – Они считают нас причиной всех бед.

Велирима печально вздохнула, и все трое вышли на улицу.

В Яснице и правда всё шло наперекосяк. Погода становилась капризной, духи лесов мучили путников, шахты давали пустую и ломкую руду. Кого ещё обвинять, если не одинокую женщину с двойниками, которая от «травницы-спасительницы» в одно мгновение могла превратиться в «злую ведьму»?

Семья прошла по грязным улочкам, среди покосившихся заборов и домов. Женщины с вёдрами сидели на крыльцах, сетуя на болезни. При виде Велиримы и дочерей одна отвернулась, другая пробормотала себе под нос: «Те самые девчонки…» Дарина крепко сжала кулаки, но промолчала, решив, что когда-нибудь узнает, почему их так не любят.

На рыночной площади собралось около десятка торговцев. Люди угрюмо рассматривали скудные товары, некоторые отчаянно спорили, пытаясь обменять мешок руды на соль или крупу. Девушки помогли матери расстелить ткань и выложить пучки трав с бутылочками настоек. За их спинами двое кузнецов громко жаловались на плохое качество металла:

– Проклятая гора, словно смеётся над нами!

– Не гора, а проклятие, – глухо отозвался другой рудокоп. – Недаром старики твердили о каком-то долге, который до сих пор не оплачен…

– Бабские сказки всё это! – резко оборвал его напарник.

Дарина притворилась, что не слушает, но слова эти намертво засели у неё в голове. О каком долге идёт речь? И почему старики говорят об этом только сейчас?

Тем временем к их столу подошёл мужчина с болезненным кашлем. Он робко попросил настойку. Велирима негромко и подробно объяснила, как принимать лекарство, уточнила дозировку и сроки. Мужчина положил на стол пару серебряных монет, но Велирима мягко покачала головой и взяла лишь одну, с жалостью взглянув на его осунувшееся лицо. Времена были тяжёлые, и никто не ждал, что скоро станет легче.

– Благодарствую тебе, травница… – с трудом прошептал он и, еле волоча ноги, побрёл прочь.

Орина отвела взгляд. Ей стало не по себе от того, как жители Ясницы постепенно превращались в измученные тени самих себя. Она старалась помочь матери и сестре с товаром, но тело ощущалось слабым, мысли путались. Она плохо спала этой ночью, а шёпот светочниц всё ещё звучал в ушах. Казалось, сам воздух вокруг стал густым и тревожным, пропитался страхом.

К середине дня громкий, раздражающий голос объявил о прибытии Драгемира – приезжего торговца. Его телега с грохотом въехала на площадь, заставив всех замолчать. Кто-то облегчённо вздохнул, надеясь хоть на небольшую выгоду, кто-то нахмурился заранее, потому что все знали: Драгемир славился наглостью и неуступчивостью. Он неизменно требовал много руды, а взамен давал лишь немного муки и товары сомнительного качества.

– Ну что, уже опустошили свои кладовые? – громогласно спросил он, оглядывая торговцев. – Надеюсь, сегодня руды не меньше, чем в прошлый раз?

Рудокопы неловко переминались с ноги на ногу. Дарина заметила, как некоторым из них стало не по себе. Один из шахтёров попытался объяснить про ломкие жилы, но Драгемир раздражённо цокнул языком:

– Гора, говорите, истощается? Мне-то какое дело! Ищите, ломайте, копайте дальше! В противном случае я уеду ни с чем, а вам придётся голодать до следующего приезда.

Дарина усмехнулась про себя. Она знала: сейчас идёт рассветье, а за ним обязательно последует жарник6. Люди не пропадут. До урожая, конечно, далеко, но местные отлично знали леса и могли продержаться на грибах, ягодах и охоте. Только вот после листопадня7, когда придёт студень, всем действительно станет тяжело.

Внезапно по площади пронеслись крики. Люди столпились вокруг заплаканной женщины, заламывающей руки и что-то безутешно выкрикивающей.

– Сына моего нашли… мёртвым… Светочницы завели его в болото!

Испуганный гул пронёсся по толпе. Кто-то нервно прикусил губу, кто-то воскликнул: «Неужели опять!». Несколько торговцев поспешили скрыться за своими телегами. Соседка Велиримы и девушек быстро подошла к несчастной матери и попыталась успокоить её, ласково коснувшись её лица, но та с рыданиями оттолкнула руку, не замечая вокруг ничего и никого.

– Болотная тина его поглотила… – Голос женщины дрожал и прерывался рыданиями. – Одна только рука торчала… а потом… потом появились духи…

Толпа разом охнула. Слова «светочницы» и «мёртвый ребёнок» пронеслись по площади, передаваясь шёпотом из уст в уста. Пожилая женщина, стоявшая чуть в стороне, медленно опустилась на землю, закачала головой и глухо застонала:

– Я ведь говорила, духи взбесились… Что же это творится-то?

Страх смешался с гневом и повис в воздухе, словно удушливый дым. Дарина почувствовала, как Орина пошатнулась и инстинктивно схватилась за её руку.

– Бедный… – едва слышно проговорила Орина. – Это ведь тот мальчишка, что коз пас на окраине?

– Не знаю… – выдохнула Дарина, чувствуя, как внутри всё похолодело.

В последнее время смерть детей стала для Ясницы страшной, зловещей закономерностью. Мать погибшего мальчика металась в истерике, проклиная духов, болота и весь мир. Из толпы кто-то закричал что-то про «проклятие» и «старый долг», и снова по людям прошёл тревожный ропот.

Велирима с силой сжала руки на своей сумке с травами, побледнела и, казалось, готова была уже броситься вперёд, чтобы утешить несчастную женщину. Но там уже суетились другие: подошёл старейшина, пытаясь навести порядок, и рядом теснились подруги убитой горем матери, пытаясь хоть как-то успокоить её.

Вскоре толпа начала понемногу расходиться. Несколько мужчин ушли на болото в надежде вернуть тело мальчика для похорон. Мать убитого, всхлипывая, медленно двинулась домой, поддерживаемая соседками. Старейшина Петрий, тяжело вздыхая, отдавал распоряжения и старался хоть как-то успокоить людей. Над рынком воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая лишь редкими женскими всхлипами. Даже Драгемир, обычно безучастный и равнодушный, пробормотал что-то сердитое, но быстро замолчал, осознав, что настроение толпы на грани паники.

Наконец мать погибшего мальчика махнула рукой, и её медленно повели домой. За ней потянулись крестьяне и несколько охотников. Площадь постепенно пустела, оставляя за собой только торговцев, растерянно собиравших остатки товара. Велирима глубоко вздохнула и бросила на дочерей тревожный взгляд.

– Уже второй мальчик за Рассветье, – прошептала она еле слышно. – Беды множатся…

Дарина не нашла слов для ответа. В нескольких шагах от них остановился старейшина Петрий. Он пристально смотрел на Велириму тяжёлым, суровым взглядом, полным немого упрёка и ожидания. Казалось, он хотел что-то сказать, но лишь едва заметно качнул головой, будто намекая: «Ты ведь понимаешь, о чём я». Затем он резко отвернулся и направился прочь, оставляя девушек в полном замешательстве. Велирима явно знала нечто важное, но по какой-то причине боялась раскрыть свою тайну.

Сёстры помогли матери сложить оставшиеся травы и настойки обратно в сумки и мешки. На душе у каждой из них было тяжело и тревожно. Люди быстро разошлись, и ни о каком нормальном торге уже не могло идти и речи. Образ погибшего мальчика, поглощённого болотом, стоял у всех перед глазами, и никто больше не думал о торговле.

Перед тем как окончательно свернуть лавку, Дарина устало опустилась на корточки рядом с деревянным настилом и подняла взгляд на мать:

– Мама, – тихо спросила она, – может, всё-таки расскажешь нам, о каком долге и проклятии говорят старики? Это как-то связано с гибелью детей и бедами рудокопов?

Велирима болезненно поморщилась, словно от внезапной боли, и отвела глаза. Видно было, что ей тяжело отвечать на подобные вопросы. Она лишь коротко качнула головой.

– Дарина, милая, поверь… Я очень хочу вам рассказать… но не сейчас. Сейчас… это слишком…

– А когда? – резко перебила её Дарина, не выдержав. – Когда ещё кто-нибудь погибнет?

Орина осторожно взяла сестру за руку, будто пытаясь её успокоить. Ей тоже было страшно, но она ясно видела, что мать вот-вот разрыдается. Велирима закрыла лицо руками, чтобы скрыть подступившие слёзы.

– Простите… Я так боялась этого момента. Скоро всё расскажу. Мне нужно немного собраться с духом…

Между ними повисла тяжёлая, гнетущая тишина.

Когда они возвращались домой, над Ясницей уже начали сгущаться серые сумерки. Солнце медленно опускалось за пик Велисгара, освещая селение лишь тонкой полосой багрового света.

Домики в Яснице были неровными, с грубо рубленными углами, построенные из толстых брёвен трагелиса, прочных и почти неподвластных времени. Крыши были высокие, с резким уклоном, чтобы зимой снег не скапливался, а быстро сходил вниз. Под такими крышами всегда находился просторный чердак, где сушили травы, хранили запасы зерна и хозяйственные мелочи. Те из жителей, кто был зажиточнее, покрывали стены снаружи смолой или белёной известью, защищая древесину от влаги и гниения. Внутри дома тоже украшались: искусные мастера вырезали на ставнях, дверных косяках и карнизах затейливые личины духов и зверей – так люди надеялись отпугнуть беду и привлечь благополучие.

Сам дом чаще всего состоял из одной большой горницы, где у стен тянулись длинные лавки, в центре стоял массивный деревянный стол, а в дальнем углу высилась грубоватая печь с широкой, выгнутой лежанкой. Печь не только отапливала жилище в холодное время, но в ней же варили каши, супы, пекли хлеб. Если семья была побогаче, дом обзаводился сенями, чтобы сохранить тепло и не выпускать его прямо на улицу. Полы выкладывались из толстых, тщательно подогнанных досок, которые иногда пропитывались маслом, чтобы дольше прослужить, хотя позволить себе регулярную замену досок могли немногие. Со временем эти доски изнашивались, прогибались и начинали скрипеть под ногами жильцов. Всё внутреннее убранство, от сундуков до шкафчиков и полок, жители делали сами либо заказывали у местных плотников, искусство которых передавалось из поколения в поколение.

На пути к дому им то и дело встречались встревоженные люди, перешёптывающиеся о «проклятии», «бездонных топях» и злых духах, что будто нарочно свирепствовали в последнее время. Дарина ловила обрывки разговоров и видела, как страх и напряжение проступают на лицах прохожих. Кто-то в полголоса произнёс:

– Если это не остановить, скоро все дети пропадут…

Эти слова неприятно резанули слух. Дарина отвела взгляд, не желая встречаться глазами с недовольными соседями.

Дома Велирима молча прошла к своему привычному рабочему месту возле печи и принялась помешивать что-то в медном котелке. Вздохнув, она бросила на дочерей кроткий взгляд, и в глазах её читалась такая усталость, что казалось, силы покидали её с каждой минутой. Дарина и Орина понимали: мать переживала не только из-за чужого горя – что-то другое, куда более тяжкое, грызло её изнутри, не давая покоя. На любые расспросы Велирима лишь качала головой, не произнося ни слова. Орина, помогавшая ей накрыть на стол, заметила, как дрожали пальцы матери, когда она брала чашку с приправами и сыпала их в суп.

За окнами постепенно сгущалась тьма. Девушки закончили привычные дела по дому: принесли воды, развесили связки высушенных трав у стены, подкинули дров в печь. Дарина мысленно планировала завтрашний поход в лес, отмечая, какие именно коренья и побеги ей предстоит собрать. Но сердце тревожно щемило, будто предчувствовало беду, гораздо более страшную, чем скудный ужин и колкие пересуды соседок.

Орина легла на свою постель и спрятала лицо в подушку. Она боялась, что ночью вновь увидит у окна призрачное сияние светочниц, их таинственный шёпот в последнее время почти не оставлял её в покое. И правда, глубокой ночью девушка вздрогнула и резко села на кровати. Сквозь полусон ей почудилось: за ставнями тихо порхали мелкие голубые огоньки, и будто лёгкие, незримые крылья шелестели совсем рядом, за бревенчатой стеной. Они звали её:

– Иди… иди в горы…

Орина вздрогнула, закрыла ладонями уши и едва не закричала от страха. В темноте ничего не было видно, только стучало бешеное сердце.

– Тише, тише, – рядом раздался тихий голос матери. Велирима подошла к постели, погладила дочь по голове и заботливо коснулась лба. – Спи, девочка моя. Не слушай эти голоса, не верь им. Время ещё не пришло.

Орина тихо всхлипнула и с горечью произнесла:

– Какое время, мама? Ты ведь снова утаиваешь от нас что-то важное…

Велирима не ответила, лишь крепче прижала дочь к себе, стараясь успокоить. В доме вновь воцарилась тишина, нарушаемая только далёким потрескиванием поленьев в печи. Дарина, лежавшая на другой стороне комнаты, внимательно вслушивалась в разговор. Она чувствовала отчаяние матери, понимала: та изо всех сил сдерживается, не решаясь доверить дочерям страшную тайну. Но что за тайна это была, и почему Велирима молчала, когда опасность нависала всё ближе?

Под самое утро, когда первые тусклые полосы рассвета едва коснулись оконных проёмов, дверь в дом неожиданно и громко распахнулась. На порог вбежала соседка – бледная, взъерошенная, едва дышащая от спешки. Голос её сорвался на крик:

– Нашли… нашли ещё одного! Мёртвого! Теперь в лесу… Мать там плачет, над телом…

Велирима подскочила, побелев лицом:

– Когда?!

Женщина едва переводила дыхание:

– Ночью пропал. Говорил, светочницы зовут его. Всё рассказывал матери, а та не послушала…

Дарина вскочила на ноги, сердце болезненно сжалось в груди. Орина приподнялась на локте, глаза её были широко раскрыты от ужаса. Значит, это не просто сны – её действительно могли увлечь за собой духи воздуха. И на месте того мальчика могла оказаться именно она.

Велирима тихо вскрикнула и всплеснула руками:

– Гора, спаси и сохрани нас… Опять беда!

Скрипнула половица, и в дверном проёме, оттеснив соседку, появился старейшина Петрий. Его суровый, тяжёлый взгляд остановился на лице Велиримы, затем скользнул по лицам девушек, будто он хотел что-то разглядеть, найти ответ на мучающий его вопрос. Повернувшись к соседке, он кивнул ей, жестом попросив удалиться. Когда женщина вышла, старейшина заговорил хриплым голосом:

– Творится что-то страшное, Велирима. Люди в страхе. Старики снова вспомнили о проклятии и о каком-то давнем долге. Пока никто не произносит имён вслух, но шепчутся, что беда связана с вашим домом. Прости, но я не знаю, как их успокоить. Ты сама должна понимать…

Он не договорил, осёкся, не желая напрямую обвинять. Но взгляд его был полон тревоги и предупреждения. Дарина ощутила, как внутри неё поднимается ледяной холод страха. За дверью уже слышались плач и крики односельчан. Велирима, прижав руку к груди, тяжело вздохнула и тихо произнесла:

– Я понимаю, Петрий. Но… я пока не могу…

Старейшина горько усмехнулся, словно ожидал именно такого ответа:

– Все говорят, будто ты хранишь какую-то тайну и не желаешь раскрывать её. Люди боятся, Велирима. Не заставляй меня принимать крайние меры. Ясница сейчас стоит на краю пропасти.

Велирима с трудом кивнула. Было видно, как внутри неё идёт борьба между страхом и долгом, но она так и не произнесла ни слова. Петрий вышел за порог, и в доме вновь наступила тяжёлая тишина.

Дарина крепко сжала руку сестры, понимая, что вскоре их семью обвинят во всех бедах. Мать стояла, кусая губы, Орина тихо плакала, не в силах вымолвить ни слова. Дарина подняла глаза и посмотрела в окно: за ним мерцало бледное лиловое небо, словно предвещая скорый приход страшного дня.

На улице показалась вереница людей с факелами – они спешили к лесу, туда, где лежало новое тело. Не успели похоронить ребёнка, утонувшего вчера в болоте, как появилась новая жертва.

– Ничего уже не скрыть… – в отчаянии прошептала Велирима, сжимая голову руками, будто боль пронзила её насквозь. – Придётся нести ответ… Только вот… Ох, гора, гора… Ох, Златомать!

Она хотела добавить что-то ещё, но тут с улицы снова донеслись крики о помощи. Казалось, Ясницу захлестнуло новой волной беды, и теперь любой дом мог стать местом траура. Дарина и Орина растерянно переглянулись, не зная, куда бежать и как помочь. Велирима быстро шагнула к двери и с тревогой выглянула наружу.

– Мама! – окликнула её Дарина. – Ты ведь уже начала говорить! Скажи, наконец, что ты скрываешь?

Велирима отчаянно мотнула головой. В её глазах блестели слёзы.

– Нет, девочки… не сейчас. Разве вы не слышите, там беда? Может, кому-то нужна моя помощь…

Она быстро выскочила во двор, Орина метнулась следом. Дарина сжала зубы от злости и осталась в дверях, чувствуя себя беспомощной. Опять мать уклонилась от ответа, и это выводило её из себя.

В этот момент её слегка оттеснил старейшина Петрий, который торопливо направлялся к калитке. Он мрачно посмотрел на Дарину, словно предупреждая, что дело действительно серьёзное. Девушка ощутила, как под ногами качнулась земля. Она крепко схватилась за дверной косяк, чтобы не потерять равновесие. Если проклятие было настоящим, если их семья действительно причастна к происходящему, люди не станут долго терпеть.

Собрав последние силы, Дарина шагнула во двор и пошла вслед за Петрием. Старейшина уже догнал Велириму и мягко коснулся её плеча. За калиткой столпились соседи, образовав круг вокруг чего-то лежавшего на земле. Велирима рванулась вперёд и поспешила туда. Толпа нехотя расступилась, и Дарина вздрогнула от увиденного: на земле лежала окровавленная девочка, а рядом с ней на коленях стоял безутешно плачущий отец.

– Её растерзало чудовище! – выкрикнул он, сотрясаясь в рыданиях. – Я ничего не успел сделать!

– Что ещё за чудовище?!

– Ты разглядел его?

– Почему ты не убил его? Ты же охотник!

– Я не успел ничего сделать, говорю же! – кричал мужчина в отчаянии, сжимая кулаки и бессильно ударяя ими по земле.

Толпа начала наседать на него со всех сторон, выкрикивая обвинения. Дарина услышала, как один из соседей тихо шепнул другому:

– Всё это кончится большой бедой, чую я…

– Куда уж хуже, – уныло ответил тот и незаметно указал в сторону Велиримы.

Дарина похолодела. Она вдруг отчётливо поняла, что все вокруг уже знали или по крайней мере подозревали, что их мать как-то связана с тайной, нависшей над Ясницей. Все разговоры о проклятии, долге и чудовище неизменно возвращались к их семье. Дарина чувствовала, как ком ужаса и беспомощности поднимается к горлу.

Тем временем Велирима опустилась на колени возле растерзанной девочки и осторожно осмотрела её. Затем горько покачала головой, показывая, что уже ничем не сможет помочь. Поднявшись, она направилась к Петрию, который пытался успокоить встревоженных людей. Дарина, тяжело вздохнув, подошла к сестре. Орина стояла, понуро опустив голову и незаметно смахивая слёзы.

– Нам нужно её разговорить, – тихо сказала Дарина. – Она знает что-то такое, что может стоить нам жизни.

– Не понимаю, почему она молчит… – прошептала Орина дрожащим голосом.

Вдруг Дарина заметила, как вдалеке над кромкой леса поднялась стая мотыльков, будто искры разлетелись в небе. Сердце у неё болезненно сжалось: это были светочницы! Именно туда отправилась толпа с факелами. Дарина только надеялась, что те ещё живы. Она вспомнила, как в детстве светочниц ждали и приглашали на праздники, считая добрыми вестниками. Но теперь эти духи стали враждебны, и вместо радости приносили страх и смерть.

В этот момент на площадь с криком прибежала мать погибшей девочки. Её истошный вопль разорвал напряжённое молчание. Толпа замерла, потрясённая горем женщины. Даже те, кто собирался спорить и обвинять друг друга, на мгновение смолкли. Старейшина Петрий быстро подошёл к Велириме и осторожно взял её под руку, отводя от толпы ближе к дому. Дарина и Орина последовали за ними.

Остановившись у калитки, Петрий устало вздохнул и бросил на Велириму мрачный взгляд.

– Сегодня вечером я соберу людей, – тихо произнёс он. – Пора рассказать им всё. Пусть решают сами. Уж прости, но больше ждать нельзя. Всё слишком плохо…

С этими словами он развернулся и направился обратно к встревоженной толпе. Велирима закусила губу и стояла неподвижно, словно окаменев. Девушки замерли рядом, переглядываясь. Они понимали: наступил момент, когда им необходимо во что бы то ни стало узнать, что же такое скрывает их мать.

Серые сумерки медленно опускались на крыши Ясницы. По улицам, держа факелы и вооружившись кто чем мог, бродили патрули, выставленные Петрием. Рудокопов и кузнецов в срочном порядке отозвали из шахт и кузниц, приказав вооружиться кирками, лопатами и молотами. Люди готовились к ночи, которая могла принести ещё большую беду.

Последние багровые отблески заката угасли, и над Велисгаром раскинулось звёздное покрывало. У крылец зажглись редкие фонари, отбрасывая беспокойные тени на потемневшие деревянные стены домов. Люди расходились по избам, опасливо оглядываясь на сгущающуюся тьму, и готовились к долгой тревожной ночи.

Дарина почувствовала, как тревога болезненно сжимает сердце. Казалось, ещё немного, и прямо посреди деревни разразится настоящая буря. Орина, забравшись с ногами на кровать, молча прислонилась к стене и устало прикрыла глаза. В тишине они расслышали тихий, почти беззвучный стон матери: Велирима сидела в тени, уронив голову на грудь, словно не находя в себе сил признаться в том, что так долго скрывала. Дарина незаметно задремала, убаюканная тишиной, Орина тоже ненадолго провалилась в беспокойный сон.

В печи громко щёлкнула головёшка, заставив сестёр вздрогнуть. Дарина приподняла голову и увидела, что мать всё так же сидит неподвижно, уронив подбородок на грудь, и слегка похрапывает.

– Пора, – едва слышно прошептала Дарина, осторожно спуская ноги на пол и стараясь не потревожить мать.

– Куда ты? – встревоженно спросила Орина, не решаясь подняться.

– Ты хочешь узнать тайну или нет? От мамы мы ничего не добьёмся.

– Но там же чудовище! И светочницы… – Голос сестры задрожал.

– Если мы будем просто сидеть здесь и бояться, рано или поздно они уведут тебя в болото, – сказала Дарина решительно. – Надо действовать! Только так мы узнаем, что происходит.

Орина прислушалась к звукам за окном. Снаружи были слышны лишь осторожные шаги патруля, обходившего просёлок. Ни рычания чудовища, ни тревожного шелеста крыльев светочниц.

Она нерешительно поднялась вслед за сестрой. Вместе они тихо подошли к двери и, осторожно приоткрыв её, выскользнули наружу. Оказавшись во дворе, девушки замерли, прислушиваясь. Нужно было незаметно миновать патруль и пробраться ближе к дому старейшины.

Луна изредка выглядывала из-за туч, заливая серебристым светом лужи на улице и подчёркивая мрачные очертания крыш. Дарина и Орина, пригнувшись, крались вдоль домов к окраине деревни, когда со стороны Корневого Бора раздался тоскливый, нечеловеческий вой. Сёстры мгновенно замерли, холодея от страха.

– Вперёд, – первой пришла в себя Дарина, схватив окаменевшую Орину за руку и потянув её за собой. – Что это было? – еле слышно проговорила Орина, с трудом поспевая за сестрой. – Кто его знает, – ответила Дарина, сжимая её руку ещё сильнее. – Сейчас главное попасть на совет, а потом вернуться домой, пока мама нас не хватилась.

Глава 2. Предания старейшин

У избы старейшины Петрия собралось много встревоженных односельчан. Люди переминались с ноги на ногу, напряжённо переглядываясь и ожидая, когда он наконец начнёт рассказ. Внутри уже потрескивала лучина, тёплым светом заливая потемневшие стены из толстых брёвен и старинные резные балки. В углу топилась широкая печь, возле которой и расположился сам Петрий. Старейшина сидел, сгорбившись, на крепкой деревянной лавке, смотрел в огонь и глубоко вздыхал. Все окна в доме были плотно занавешены, а возле порога толпились те, кому не хватило места внутри.

Дарина и Орина осторожно пробрались к боковому окну и прильнули к стене, чувствуя шершавую древесину под ладонями. Встав на цыпочки, девушки нашли узкую щель в ставне и приготовились ловить каждое слово. Холодный ночной ветер сбегал с Велисгара, перебегал по пустым улицам, заставляя сестёр зябко ёжиться и прижиматься друг к другу.

– Садитесь, садитесь, не толпитесь на пороге, – послышался тихий, усталый голос старейшины. – Знаю, вы ждёте, когда я начну рассказывать. Хоть никто и не спросил меня прямо, но вижу – всем тяжко на душе от нынешних бед. Что ж, слушайте…

Женщина в углу тяжело всхлипнула, другая заплакала навзрыд. На них сердито зашикали, кто-то у порога возмутился, что плохо слышно. Петрий поднял руку, призывая к тишине, и продолжил:

– Я сам не местный, – медленно продолжил Петрий. – Давно это было, лет двадцать с лишним назад, прибыл я в Ясницу ещё молодым человеком. Меня назначили тогда помогать прежнему старосте, светлая ему память, ушёл он давно уж… В то время Ясница другой была, совсем не похожей на нынешнюю, измученную страхом и недугами. Тогда Велисгар – наша гора – словно благоволил нам. Помню, как весновеем в ущельях звенели хрустальные ручьи, весело искрящиеся на солнце, с горных склонов сбегали талые воды, а леса Корневого Бора были полны дичи и птиц. Говорили, в больших дубравах водились добрые духи, а светочницы появлялись лишь на праздниках, когда в их честь зажигались костры, пелись песни, и весь люд радовался да благодарил духов за покровительство.

Петрий на мгновение замолчал, глубоко задумавшись. Сёстры замерли, ловя каждое слово. Дарина, затаив дыхание, прижалась к холодной ставне, а Орина, кутаясь в свою тонкую шаль, дрожала от ночной прохлады.

– В те давние времена, – продолжил старейшина, – мы не знали таких бед, какие сейчас на нас обрушились. Гора давала нам руду особенную: крепкую, чистую. К кузнецам приезжали купцы из дальних земель. Наши кузницы не умолкали, звучали звонко день и ночь, а торговцы с удовольствием меняли зерно, ткани и масло на наши металлы. В посёлке царили лад да достаток, и всё это было неспроста. – Он снова замолчал и внимательно обвёл взглядом присутствующих. – Старики наши сказывали, что сам Велисгар тогда оберегал нас и помогал нам. Гора будто хранила наши жизни. Не зря шла молва, будто глубоко под землёй, внутри горы, стоит особая статуя – Златомать. Многие из вас слышали это имя, верно?

По толпе прошёл тихий шепоток согласия, а Дарина, приложив ухо к щели, едва дышала от напряжения.

– Дальше вот что скажу вам, люди… – Голос Петрия стал глуше, почти перешёл в шёпот. – Когда только вступил я в должность, прежний старейшина открыл мне большую тайну. Оказывается, каждый год нужно было ходить к Златомати и приносить ей обрядовые дары: амулеты из самоцветов, лучшее зерно из посева… Благодарить её надо было за защиту и помощь. Он привёл меня к тайному входу, глубоко в горе, и повёл туда, где стояла та самая статуя. Ох и непростой это путь, скажу я вам… Но когда мы вошли в ту пещеру, то я едва не упал на колени – как же она была красива! Словами не описать, честное слово… А в её груди… – Петрий выдержал паузу, словно хотел оценить реакцию слушателей. – В сердце статуи сиял чудесный самоцвет, марандит, сверкавший ярче солнца. Самый большой и чистый камень, что только могли найти наши предки. Через него дух Златомати благословлял всех жителей Ясницы, давал силу земле, урожаю и людям. Но потом грянуло лихолетье… и марандит вырвали из груди статуи. С тех пор договор наш с горой оказался разорван, и Велисгар обозлился на людей…

Толпа встревоженно зашумела. Кто-то качал головой в сомнении, кто-то сердито шептался с соседями. Один мужчина вскинул руки и недоверчиво выкрикнул:

– И это всё, что ли? Всего один камень пропал, и вся магия тут же исчезла?

– Никто и не говорил, что это просто кусок камня! – с горечью ответил Петрий, тяжело вздохнув. – В нём была особая сила, та, что связывала гору с нами. Связь эту нарушили. Хотите верьте, хотите нет, но с тех пор всё и началось. Рудокопы год от года жалуются, что руда стала пустой да ломкой, земля слабая, и посевы гибнут на корню. Может, потому и болота разрослись вокруг… А может, и по другим причинам, но людям от этого не легче…

Женщина со вздутыми венами на руках недовольно проворчала:

– Духи природы озлобились совсем. Пока Златомать стояла с сердцем, она сдерживала их, управу держала. А теперь кто их остановит? Что дальше-то будет…

– Пока они детей наших в болота по ночам утягивают, – всхлипнула одна из матерей, недавно потерявших ребёнка. – А потом начнут и среди бела дня людей хватать.

– Всякое может статься, – мрачно согласился Петрий. – Одно я знаю точно: с тех пор, как сердце Златомати украли, зло поселилось в Яснице.

– А когда это случилось-то?

– Шестнадцать лет назад.

Дарина и Орина, съёжившиеся от холода под окном, вздрогнули и переглянулись. Им ведь было ровно по шестнадцать. Неужели это простое совпадение? Или… или есть связь?

– А кто украл-то его? Известно хоть? – не выдержал кто-то из мужчин в толпе.

Петрий замолчал, явно колеблясь, но потом нехотя ответил:

– Говорят, были замешаны двое братьев. Искали, будто бы, под горой древние сокровища… Пошли в пещеры и оба пропали без вести. Никто больше их не видел, а самоцвет вместе с ними исчез… С тех пор и началось в посёлке медленное увядание.

В голосе старейшины слышалась глубокая усталость и горечь. Дарина напряглась и прислушалась ещё внимательней. Почему-то ей показалось, что Петрий не договаривает или даже вовсе лжёт. Почему – она не могла объяснить себе, просто чутьё подсказывало: есть ещё что-то, о чём он предпочитает молчать.

Дарина с Ориной отлично знали от матери, что их отец, Северан, давно пропал в горах. Велирима всегда избегала подробностей, говоря лишь коротко и нехотя. После того случая жители Ясницы стали опасаться ходить далеко к Велисгару. Старейшина ещё тогда издал указ, запрещающий людям гулять дальше северного края Корневого Бора. Иногда только отчаянные охотники осмеливались зайти чуть глубже, но и те возвращались потрясённые, с безумными глазами, и потом долго рассказывали жуткие истории. Правда, рудокопы всё же ходили к горе постоянно: суровые, немногословные мужики, из которых не то что соседи, даже родные жёны слова вытянуть не могли. Те только молча приходили домой, пили крепкую настойку и пытались забыть увиденное.

Сердце Дарины сжалось от тревожной догадки: возможно, исчезновение их отца каким-то образом связано с похищением сердца Златомати? Ведь не зря же Велирима каждый раз нервничала и отводила взгляд, едва речь заходила о пропавшем муже.

– А Велирима, мать этих двойников… – начал было кто-то в толпе, но Петрий властно поднял руку, перебивая говорившего.

– Велириму не трогайте без причины. Она много лет помогает людям, лечит, вытягивает вас с того света, спасает от лихорадки и болезней. Не верю я, что она могла быть виновной в том, что тогда случилось. А вот сердце Златомати… – Он помедлил. – Никто из старожилов, да и я сам, уже не верим, что его можно вернуть. Разве что чудом. Но если это вдруг произойдёт, возможно, к нам вернутся покой и удача.

В избе снова стало тихо. Слышалось лишь потрескивание поленьев в печи, да ветер шуршал за окнами, раскачивая голые ветви деревьев. Дарина вжалась в стену так, что почувствовала на щеке боль от грубых щепок. Сердце колотилось так сильно, что она боялась, как бы не услышали внутри.

– А куда делись те братья? – хрипло спросил мужчина у двери. – Так и пропали в пещерах? Совсем без следа?

– По преданиям, именно так, – ответил Петрий. – Ни тел, ни оружия – ничего не нашли. Некоторые считали, будто они прошли насквозь гору и основали поселение на другой её стороне. Только никто их не видел с тех пор. Да и не искал никто в те годы: дел в посёлке и без того было много, и не до пропавших стало людям.

У очага кто-то из стариков вспомнил, что отец Дарины и Орины тоже когда-то пропал в горах. Может ли это как-то быть связано и исчезновением марандита? Старейшина пожал плечами и печально вымолвил:

– Не могу утверждать, но одно знаю точно: правда давно затерялась. Теперь же, сами видите, что творится. Духи озлобились, земля почти не даёт плодов, а чудовище уже рыщет совсем рядом. Дальше станет только хуже, если мы не восстановим договор с горой.

– А долг никто так и не оплатил перед Златоматью? – спросил кто-то из толпы.

Петрий медленно покачал головой.

– И ты, Петрий, тоже не ходил к ней? Это ведь твой долг, как старейшины!

Тот замялся, опустил взгляд и ответил не сразу:

– К Златомати больше нет прохода. Там завалило пещеру, рудокопы пытались разобрать его, но всё без толку.

– Ты уверен? – усомнился другой крестьянин. – Помните, пару лет назад приходили в деревню какие-то парни и рассказывали, будто статуя стоит посреди озера, и никак не добраться до неё, потому что в воде завелись чудища?

– Сказки всё это! Зачем верите неблагонадёжным ребятам, тем более что сами они давно пропали, – резко оборвал старейшина. – Когда я в последний раз ходил к Златомати, там завал произошёл, когда мы… – Он осёкся и замолчал, затем быстро добавил: – Ну, я уже говорил вам об этом.

– Значит, гора прокляла нас? – раздался глухой голос из глубины комнаты. – И не будет нам жизни, пока Златомать не откопаем и марандит не вернём?

Петрий только вздохнул и тихо произнёс:

– Выходит, что так…

Собравшиеся тяжело зашумели. Одни возмущённо переговаривались, другие задумчиво качали головами, не зная, что предпринять. В былые времена, повторял всё громче старейшина, люди ходили с дарами к Златомати. Но кто теперь рискнёт проникнуть в глубины Велисгара, где бродят злые духи, а по ночам раздаётся вой чудовища?

Дарина прикусила губу, а Орина, побледнев, шумно сглотнула. Они стояли, прижавшись к холодной стене избы, боясь пошевелиться и выдать своё присутствие. Изнутри донёсся шум: люди начали вставать, стулья загрохотали по деревянному полу. Разговор подходил к концу, все спешили разойтись по домам.

– Слышал я, – донёсся чей-то приглушённый голос, – будто мать девочек что-то скрывает. Моя покойная матушка говорила, что это из-за Велиримы тогда всё и началось, да ещё из-за её хахаля. Жаль, теперь уж и спросить некого, в живых матери давно нет… Но дело там нечистое, ох, нечистое… – Говоривший понизил голос до шёпота, и Дарина смогла уловить лишь последние слова: – …и брат его тоже был замешан…

Дарина почувствовала, как у неё заныло сердце. Она едва не выдала себя, когда схватила Орину за плечо, пытаясь намекнуть ей, чтобы не дышала так громко. Им нужно было уходить отсюда поскорее, пока кто-нибудь их не заметил. Девушки медленно отступили в темноту и чуть не упали, наткнувшись на старое бревно. Они, пошатываясь, свернули за угол избы, и Орина едва подавила всхлип: колючая ветка больно оцарапала ей ногу.

– Тише! – зашептала Дарина. – Давай быстрей!

Они помчались прочь, перебегая от тени к тени, стараясь не попасться на глаза редким прохожим. Казалось, им удалось ускользнуть незамеченными, но на душе у Дарины было неспокойно. Разговор, который они подслушали, вызвал сотни новых вопросов. Выходит, что кража сердца Златомати каким-то образом связана с их отцом. Значит, существовала тайна, которую мать почему-то боялась им раскрыть.

Сёстры вернулись домой в гнетущем молчании. Велирима стояла у входа и ожидала их с мрачным выражением лица.

– Где вы были? – спросила она, но по тону было ясно, что она уже обо всём догадалась. – Подслушивали у старосты?

Девушки переглянулись, виновато опустив глаза. Велирима поставила руки на бёдра и внимательно оглядела дочерей.

– Значит, узнали, что хотели? – тихо вздохнула она. – Теперь-то вы понимаете, в какой опасности мы находимся? Люди отчаянно ищут виноватых, и рано или поздно их взгляды обратятся на нас.

– Почему же ты не хочешь рассказать нам всю правду? – с горечью выпалила Дарина. – Это ведь как-то связано с отцом?

Велирима резко оборвала её:

– Довольно! Идите спать. Я расскажу всё, когда придёт время.

Дарина сжала кулаки, глухо зарычав от бессилия. Орина молчала, только пробормотала еле слышно:

– Это ужасно… Нам так страшно, а ты продолжаешь молчать.

Велирима ничего не ответила, лишь отвернулась и занялась травами, погружённая в свои мысли. Позднее вечером, когда в доме стало совсем тихо, она негромко проговорила, глядя в огонь очага:

– Велисгар больше не защищает нас, как прежде…

Она замолчала, не сказав больше ни слова. Девушки, уже знавшие о пропавшем самоцвете из рассказа старейшины, поняли, о чём шла речь. Дарина задумалась: а что, если найти этот камень и вернуть его на место? Спасёт ли это деревню от беды? Она мысленно представила, как сможет поговорить с духами горы и понять, чего именно они хотят. Дарина повернулась к Орине. Сестра сидела на кровати возле окна и с тревогой смотрела в густую темноту, явно вспоминая свои странные сны о пещерах и таинственном женском голосе, который звал её шёпотом. Что, если это были не сны, а голос самой Златомати?

Наступило утро. Дарина и Орина снова решили отложить трудный разговор с матерью, видя её безучастность, и отправились на рынок. Несмотря на тревожные события последних дней, площадь сегодня была шумной и многолюдной: в деревню прибыл караван с торговцами, привезшими разные диковинки. В воздухе смешались ароматы душистых трав, слышались громкие голоса зазывал, звон молотков кузнецов и радостные выкрики детей. Даже местные жители, уставшие от страха, ненадолго забыли о своих тревогах и вышли на площадь, стараясь ощутить хоть немного праздника. Ведь что могло случиться среди белого дня? Девушки проходили мимо прилавка с яркими тканями, когда их внимание привлёк разговор встревоженных рудокопов.

– Да пропали они оба! – устало говорил один мужчина в грубой кожаной безрукавке. – Ещё вчера вечером. Пошли проверить дальнюю штольню, а там опять завал случился. Говорил же я, нечего туда лезть!

– А что делать? – ответил ему другой, помоложе. – Руды совсем не хватает, а та, что осталась, крошится на глазах. Железо никуда не годится, ломается, будто камень гнилой.

– Эх, проклятая гора, – пробормотал первый и махнул рукой. – Совсем опустела!

– А ночью опять вой слышали, – вмешался в разговор третий, опершись на деревянную ограду. – Будто из глубины самой горы доносится… Одни говорят – чудовище, другие – духи разбуженные. Совсем места стали гиблые…

– А куда деваться? – уныло ответил второй. – Где родился, там и…

– Будешь съеден, – расхохотался третий.

– Да ну тебя!

Дарина и Орина встревоженно переглянулись. Им стало жутко от этих слов. Орина едва заметно вздрогнула и ухватила сестру за локоть. Но тут со стороны площади раздался громкий окрик, и на рынок въехал всадник – торговец Драгемир. Он остановился перед рудокопами, бросил узду мальчишке и надменно оглядел притихших мужчин.

– Опять стоите, жалуетесь на свою несчастную жизнь? – презрительно бросил он. – Лучше бы работали усерднее, чем по рынку сплетни распускать.

– Как работать, коли порода сама рассыпается? – устало ответил рудокоп в безрукавке. – Людей потеряли, а ты про руду…

– Плевать я хотел на ваши суеверия! – резко оборвал его Драгемир. – Дайте мне железо к вечеру и не пытайтесь пугать меня сказками о духах и чудовищах!

Он отвернулся и двинулся дальше, бросая злобные взгляды направо и налево. Толпа медленно расходилась, перешёптываясь. Сёстры стояли тихо, чувствуя, как тяжело им на сердце после услышанного. Дарина вновь оглядела Орину – та стояла бледная, поглощенная тревожными мыслями, как будто уже знала, что впереди их ждёт нечто куда более страшное, чем недовольство торговца.

– Просто ты не местный, и тебе всё равно на Ясницу, – ответил рудокоп вслед Драгемиру.

К тому как раз подошла вдова, ещё молодая женщина с жалкими монетами в руках. Хотела купить у него немного зерна, но Драгемир зло махнул рукой:

– Не подходи без руды и денег. Ты мне что предложишь, воздух?

– Да, но мне нечем кормить детей… – прошептала она.

– Ваши беды не мои заботы, – отрезал торговец и прогнал, замахнувшись кнутом. – Уйди, а то не посмотрю, что ты женщина.

Дарина увидела эту жестокость и вскипела. Она подскочила вперёд, воскликнула:

– Зачем ты так, Драгемир? Она просто просит немного…

– Заткнись, девчонка! – скривился он. – Чтобы я слушал совета какой-то… – И вдруг взмахнул рукой, словно намереваясь ударить Дарину.

Она инстинктивно отшатнулась, и внутри неё поднялась горячая волна чувств – страх, гнев, отчаяние, смешанные с жалостью к несчастной вдове. И тут произошло нечто странное: земля под её ногами слегка дрогнула, мелкие камешки покатились в сторону, будто почва внезапно отозвалась на бурю её эмоций. Люди вокруг испуганно отпрянули, некоторые из рудокопов охнули.

– Что за колдовство?! – зашептали мужчины. – Смотри, земля сама двинулась…

Вдова прижала к груди руки, а Драгемир выронил кнут и поёжился, быстро сменив страх на насмешку.

– Тоже мне, ведьмовство… – буркнул он, но всё же не решился вступать в драку.

Кто-то из толпы прошипел:

– Да пусть бы этого Драгемира чудовище с горы и загрызло, чтоб не страдал народ…

– Оставьте! – огрызнулся Драгемир, вскакивая на коня. – Чудовище, ага… нет тут никаких чудовищ, только ваши глупые россказни.

Но в этот миг откуда-то из далёкого, тёмного ущелья Велисгара донёсся протяжный, леденящий кровь вой. Люди испуганно замерли, переглядываясь с тревогой. Лицо Драгемира резко побледнело. Его лошадь тревожно заржала и встала на дыбы; не удержавшись в седле, торговец с грохотом свалился на землю, подняв облако дорожной пыли. Дарина инстинктивно шагнула вперёд, чтобы помочь ему, но Драгемир сердито отмахнулся, неуклюже поднимаясь на ноги. В его расширенных глазах на миг мелькнул неподдельный ужас.

– Проклятая ведьма! Да чтоб мне… – пробормотал он, пытаясь встать, но не закончил фразу, потому что вой повторился, и теперь звучал куда ближе, чем прежде.

Толпа в панике бросилась врассыпную, опрокидывая лотки и раскидывая товары по земле. Дарина замерла на месте, чувствуя, как её сердце колотится в груди, а тело сковывает холодный ужас. Она не видела чудовища, но вой, переходящий в низкий, жуткий хрип, казалось, раздавался совсем рядом. Орина стояла чуть поодаль, смертельно бледная, и молча сжимала кулаки.

– Сказки, говоришь? – нервно бросил один из рудокопов, глядя прямо на Драгемира. – Вот и встретился со своей «сказкой».

Драгемир хотел было резко ответить, но слова застряли у него в горле. Он лишь раздражённо махнул рукой, схватился за повод и, тяжело дыша, поспешно отступил. Дарина открыла рот, желая спросить, не пострадал ли он при падении, но поймала его злобный взгляд и решила промолчать.

Напуганные жители, сбившись в плотную кучку, возбуждённо обсуждали случившееся. Каждый высказывал свои догадки о том, откуда взялось это чудовище. Одни твердили, что оно пришло из тёмных глубин Велисгара, другие уверяли, что из болот на севере. Кто-то шептал о духах, жаждущих мести за старые грехи людей. Как бы ни было, страх заставил селян забыть прежние разногласия и объединиться.

Вскоре, посовещавшись, люди стали поспешно расходиться по домам, унося товары и торопливо запирая двери. Ярмарочные торговцы, не теряя времени, прикрыли кибитки плотными занавесями и заторопились прочь из посёлка, держась дороги на юг. В толпе послышался громкие голоса рудокопов:

– Идёмте к старейшине! Пусть Петрий скажет, как нам обороняться.

Часть жителей двинулась следом к дому старейшины. Дарина и Орина, растерянные и не понимающие, как поступить, молча последовали за ними. Дарину мучили тревожные мысли: она вспоминала странную дрожь земли, вызванную её внезапной вспышкой гнева. Ей отчаянно хотелось, чтобы никто не заметил этого, не связал с колдовством. Но шёпот соседских мужчин уже донёсся до неё, заставляя сердце тревожно сжаться:

– Девки-то и вправду колдовки…

У дома старейшины вновь собралась взвинченная толпа. Возле крыльца жалобно теснились женщины, потерявшие близких, мужчины стояли, сжимая в руках вилы и топоры. Все требовали от Петрия немедленного решения – что делать с чудовищем. Старейшина, бледный и уставший, вышел на крыльцо и попробовал успокоить собравшихся:

– Давайте соберём отряд побольше, расставим патрули по всей деревне и будем охранять друг друга…

Но его сразу перебили гневными возгласами:

– Да куда там! – закричал кто-то из толпы. – Никто не хочет лезть в пасть зверя!

– Тогда надо найти его логово! – выкрикнул другой голос. – Найти и сжечь!

– А кто пойдёт искать-то? – откликнулись сразу несколько человек. – Иди сам, раз такой умный!

Послышались гневные голоса, ропот и сдавленные ругательства. Дарина и Орина держались в стороне, стараясь не попадаться на глаза, но при этом находились достаточно близко, чтобы слышать разговор. Несколько мгновений люди растерянно смотрели друг на друга, словно пытаясь понять, кто должен взять ответственность за происходящее. Но вскоре среди толпы зазвучали тревожные голоса: кто-то вспомнил старинные предания о том, что раньше гора была союзником Ясницы, защищала жителей, а теперь обозлилась и, возможно, сама послала чудовище. Другие сомневались, качая головами и повторяя, что это может быть разгневанный дух, которого нечаянно потревожили люди.

Неожиданно чей-то резкий голос перекрыл все остальные:

– Это ведьмы виноваты! Их проклятый род навлёк на нас беду!

Слова эти эхом пронеслись по толпе, и многие люди притихли, не зная, что ответить. В этот самый миг, тяжело дыша, в круг вошла Велирима. Она остановилась посреди площади, бледная, но решительная, и подняла руки, стараясь привлечь внимание.

– Люди, прошу вас, послушайте меня! – её голос звучал отчаянно. – Мальчик погиб вчера, двое рудокопов пропали сегодня. Нам нельзя сейчас обвинять друг друга, нужно объединиться. Возможно, это всего лишь дикий зверь, а возможно, и правда, проклятие горы. Но мы не должны ссориться! Я готова помочь вам, чем смогу…

Однако тут же её перебил рослый мужчина, лицо которого исказилось от ярости и неприязни:

– Снова твои речи, Велирима! Ведьма ты, а не целительница! Ворожишь травами, морочишь голову нам с дочками своими проклятыми. Может, это ты сама призвала сюда зверя? Или твоя ведьминская кровь его пробудила?

Велирима побледнела ещё сильнее, словно её ударили прямо в живот. Она растерянно смотрела на толпу, не решаясь ответить на жестокие обвинения. Люди снова заволновались, некоторые кивали, соглашаясь с обвинителем, другие лишь опускали глаза, не решаясь вступиться за травницу. Дарина едва сдерживала себя, чтобы не подойти и не защитить мать, опасаясь сделать только хуже. Но Орина, увидев, как дрожат материнские руки, решительно шагнула вперёд, встав рядом с ней.

Кто-то из обозлённых крестьян мерзко сплюнул им под ноги и с ненавистью процедил сквозь зубы:

– Убирайтесь отсюда, чтоб новых бед на нас не навлекли…

В глазах Велиримы блеснула обида, но она не позволила себе сорваться на крик.

– Люди, послушайте, мы не ворожим во зло! Мой дар – лечить, а не калечить…

– Да будет тебе, – пренебрежительно бросил кто-то из толпы. – Ребёнка-то не уберегла. А теперь ещё чудовище из леса явилось. Думаешь, это случайность?

Дарина почувствовала, как в груди нарастает комок ярости. Ей отчаянно захотелось закричать, что они с матерью и сестрой страдают не меньше других, что их собственный отец пропал в этих злосчастных горах. Но эмоции вдруг перехлестнули её слишком сильно – и в ту же секунду земля едва заметно качнулась под ногами. Доски крыльца жалобно заскрипели, будто камни под фундаментом слегка сдвинулись.

– Смотрите, почва ходуном ходит! – раздался испуганный голос.

– Вот оно, колдовство! Ведьмовство! – поддержал другой.

Несколько человек попятились, бросая на сестёр полные ужаса и гнева взгляды. Дарина похолодела, осознав, что снова проявила ту странную силу, природу которой и сама толком не понимала. Орина сжала руку сестры, тихо умоляя её успокоиться. В толпе послышался чей-то шёпот:

– Пусть уходят прочь, или скоро все пропадём…

Люди загудели с новой силой. Старейшина Петрий бросил на Велириму тревожный взгляд, затем оглядел толпу – многие уже открыто требовали выгнать «колдовок». Но страх перед неведомым чудовищем пока удерживал их от более решительных действий.

– Если ещё хоть один человек пропадёт или тварь снова нападёт, вся вина падёт на вас! – громко заявил кто-то из толпы. – Будете отвечать за каждого погибшего!

– Пусть старейшина решает! – выкрикнул другой. – Или сами устроим суд!

Петрий поднял руки, пытаясь унять гнев:

– Люди, одумайтесь! Нет никаких доказательств колдовства. Да, беды пришли, но сначала нам нужно разобраться с чудовищем…

Толпа немного притихла, хотя враждебность не исчезла из взглядов. Дарина сжимала кулаки так, что пальцы побелели, а Орина прижималась к её плечу, дрожа от страха. Велирима же умоляюще смотрела на старейшину, но тот лишь бессильно качнул головой, показывая, что не может защитить их от всеобщей ненависти.

– Если мы не прогоним зверя, скоро людей не останется вовсе, – зло сказала женщина из толпы. – Если пропадёт ещё хоть кто-то, то отвечать за всё будет травница со своими дочками. Раз такие сильные, пусть сами идут и убивают эту тварь!

Толпа снова загудела, поддерживая предложение. Велирима замерла, не найдя слов. Дарина почувствовала, как сердце сдавливает от несправедливости, но понимала, что любые её слова только ухудшат положение. Петрий развёл руками, не в силах унять народное возмущение.

– Я… – Велирима попыталась что-то сказать, но осеклась, заметив злобные взгляды крестьян. – Мы подумаем… что делать…

Но её уже никто не слушал. Было очевидно, что следующий случай нападения зверя или утопления в болоте окончательно утвердит вину её семьи в глазах жителей Ясницы. Дарина понимала: она даже не сможет даже объяснить людям, почему земля содрогается в ответ на её чувства. Для крестьян это будет явным признаком колдовства.

Постепенно толпа начала расходиться, но некоторые всё ещё ругались, бросая обвинения вслед травнице и её дочерям. Драгемир, стоявший в стороне, тихо проклинал и Ясницу, и горы, и «ведьмину семейку». Когда все разошлись, Велирима подошла к дочерям, опустив руки, и голос её дрожал:

– Простите меня… Я так виновата…

Дарина тяжело сглотнула. Ей отчаянно хотелось крикнуть, что именно секреты и множат страх, но промолчала. Орина не говоря ни слова прижалась к материнскому плечу.

Они медленно направились домой, чувствуя на себе тяжесть злых взглядов. За ними ещё долго тянулся сердитый шёпот. Наступали сумерки. Ветер усилился, гоняя пыль по улицам, и вскоре вокруг дома старейшины стало пусто. Петрий смотрел вслед Велириме с тихой обречённостью, словно хотел защитить её, но был бессилен против ярости односельчан. Уже давно ходили слухи о его симпатии к травнице, но сейчас это не имело значения.

Сёстры привели мать домой, где их встретила холодная темнота. Дарина растопила печь, и дом немного ожил, наполнившись слабым теплом. Мать стояла у окна, задумчиво глядя в ночь.

– Завтра нам придётся держать ответ перед всеми, – тихо сказала она. – Людям нужен виновный. Я не хотела, чтобы вы оказались в таком положении, но, видимо, это неизбежно.

– Мы же ни в чём не виноваты, мама, – прошептала Орина.

Велирима горько улыбнулась:

– Люди верят в то, что проще объяснить. Если что-то непонятно, легче обвинить ведьм. Так было всегда…

Она замолчала, словно не решаясь произнести самое важное.

Дарина нахмурилась, чувствуя, как внутри поднимается тревога. Оставалось лишь надеяться, что этой ночью чудовище не нападёт, иначе ярость толпы может оказаться необратимой.

Наступила ночь, ветер снова завывал над крышами. Дарина и Орина легли вместе и прислушивались к каждому звуку. Велирима сидела у окна, напряжённо вглядываясь во тьму. За лесом опять раздался дикий, зловещий вой, и мама обречённо закрыла глаза.

Глава 3. Слёзы матери

Они так и не сомкнули глаз за ночь, то и дело ворочаясь с боку на бок. Как только стало светать, все не выдержали, и сели на постелях. Мать пообещала заварить успокоительные травы. Она подала напиток девушкам, которые, кутаясь в шали, сонно зевали. Велирима устало присела за стол, положив перед собой сцепленные пальцы. Несколько минут она молчала, глядя перед собой пустыми глазами, будто искала слова, чтобы начать разговор. Дарина и Орина, затаили дыхание и боялись даже шевельнуться, чтобы не спугнуть эту особую тишину. Наконец мать заговорила тихим, надломленным голосом:

– Я знаю, о чём вы хотите спросить. Знаю, что вам нужно узнать правду. Но вы даже представить себе не можете, что свершилось тогда… Всё происходящее – моя вина.

Орина тихо подошла к ней и робко коснулась её плеча:

– Может, пора довериться нам? Скажи, что произошло тогда, когда пропал отец. Мы ведь уже не дети. Почему ты так боишься?

Велирима подняла голову, и девушки увидели в её взгляде не просто страх, но и глубокую боль:

– Потому что правда страшнее, чем вы думаете…

Орина опустилась на табурет, обхватив колени руками. Лицо её отражало тревогу, а в глазах плескался страх. Она всегда была слабее сестры, а из-за последних событий её неуверенность только усилилась.

– И всё это из-за того самого «долга» перед Велисгаром? – пробормотала она. – Мы слышали об этом, но… какая связь с нашей семьёй?

Мать молчала, словно пытаясь решиться: рассказать ли дочерям всё прямо сейчас или ещё немного оттянуть неизбежное. Понимая, что скрывать правду больше невозможно, она тяжело вздохнула и указала дочерям на лавку возле очага:

– Садитесь. Я расскажу вам то, что должна была сказать уже давно, – сказала она тихо, постелила на лавку старое одеяло и села рядом, опустив голову. – Настало время открыть вам всю правду…

Огонь в печи отбрасывал неровные тени на стены и потемневшие балки потолка. Девушки сели поближе друг к другу. Велирима сглотнула мучительный ком и начала:

– Много лет назад, когда вас ещё не было, жизнь в Яснице текла иначе. Земля давала щедрый урожай, люди жили спокойно и радовались простым вещам. Но шестнадцать лет назад всё резко изменилось. Вы уже слышали о сердце Златомати, которое похитили. С тех пор гора словно охладела к нам и ожесточилась. Именно тогда и начались беды: люди стали пропадать, появились первые трещины в шахтах…

Дарина вздрогнула и выпрямилась, почувствовав, как внутри стало холодно:

– Это ведь случилось в год нашего рождения?

– Да, – тихо кивнула Велирима. – Вы родились ровно в то время, как исчезло сердце. Люди в деревне долго ещё говорили о том, что именно в тот год, когда гора лишилась своей силы, у нашей семьи появились двойники. Они считали, что земля потеряла часть себя и вернула её в виде «сдвоенного дитя». Людям всегда нужно найти причину того, что они не понимают. А двойники – отличная такая причина.

Слово «двойники» неприятно резануло слух. Дарина давно знала о подобных пересудах, но обида от несправедливости таких обвинений не проходила. Она бросила быстрый взгляд на Орину, и та нервно сглотнула, опустив взгляд в пол.

В мире Ясницы существовало древнее поверье о так называемых «двойниках» – детях, которые рождались у одной матери в один и тот же час и, по каким-то неведомым прихотям судьбы, были обречены делить одну душу на двоих. В народе тихо говорили, что появление двойников – не столько чудо, сколько дурной знак от духов горы. Считалось, что если в семье рождались сразу двое детей, то земля непременно возьмёт с них двойную плату. Подобные суеверия переходили из уст в уста, старики перешёптывались у колодцев и во дворах, вспоминая истории о несчастьях, преследовавших родителей таких детей. И хотя никто точно не мог объяснить природу этого явления, клеймо «двойников» прочно закреплялось за такими детьми, словно резные узоры на древнем бревне.

Чаще всего о двойниках вспоминали, когда в поселении случались беды, и люди искали, на кого бы свалить вину за свои несчастья. Самым страшным было то, что двойникам не прощали даже мелких проступков.

– Сдвоенная душа – двойная беда, – бросали сердитые соседи, а беспомощные старейшины и травницы лишь тяжело вздыхали.

В глухой Яснице верили, что рождённые вместе девочки забирают у земли гораздо больше, чем положено, и когда-нибудь гора сама потребует свой «долг». Никто не знал наверняка, правда ли это, но подобные разговоры формировали отношение к двойникам с самого их рождения.

– Но почему… – тихо проговорила Орина, – почему именно нас считают виноватыми?

Велирима закрыла лицо ладонью, будто пытаясь отгородиться от болезненных воспоминаний.

– Дети мои, – медленно начала она. Первой родилась Дарина. И всё было так хорошо. Ваш папа радовался, я отдыхала и отходила от родов. Но никто не ведал, что в моём чреве остался ещё один ребенок. Снова начались схватки, и я снова испытала муки родов. Но из-за того, что мы о двойниках не знали, Орина чуть не умерла при рождении. – Велирима сделала глубокий вдох, словно собираясь с силами. – Ты появилась на свет без дыхания, Орина. Я… потеряла тебя в тот миг. Дарина родилась живой и здоровой, ею тут же занялись родовые повитухи, а ты… – Её голос сорвался, она на мгновение замолчала. – Я обезумела от горя и отчаяния. Не могла смириться.

Девушки слушали историю своего появления на свет открыв рты.

– Честно говоря, мне было очень плохо. Много крови натекло. Но как только повитухи оставили меня на мгновение, я вскочила. Схватила Орину и вон из дома. Я бросилась к подземному озеру, туда, где обитают ключевницы – водные духи. Там тогда ещё стояла статуя Златомати. Люди говорили, что вода, связанная с духом горы, способна совершить невозможное. Я молила духов помочь, вернуть тебе жизнь. И… они согласились. Они вдохнули в тебя вторую жизнь.

На миг в доме повисла абсолютная тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров в печи. Дарина сидела неподвижно, ошеломлённая услышанным, в груди смешивались обида и горечь оттого, что от них так долго скрывали правду. Орина, не в силах сказать хоть слово, смотрела перед собой широко раскрытыми глазами, и по её щекам медленно потекли слёзы.

– Давай ещё раз… – наконец выдохнула Дарина, – сестра была мертва? Ты попросила духов горы и воды, и они… вернули её?

Велирима с трудом кивнула, отводя взгляд в сторону. Казалось, сама память об этом была для неё мучительной.

– Я сразу поняла, что за это придётся заплатить. Мне являлись видения: духи горы требовали чего-то большего взамен. Когда я впервые вошла в воду с мёртвым ребёнком на руках, услышала шёпот: «Двойная цена». Я тогда не знала, что это значит, надеялась, всё обойдётся. Главное было вернуть дочь. Но прошло шестнадцать лет, и я боюсь… – Её голос дрогнул. – Я боюсь, что духи могут потребовать вас обеих. А если мы не найдём другого решения, они потребуют детей всей деревни. Как вы поняли, они уже забирают детей наших соседей, намекая, что пора возвращать долг.

Слёзы стояли у неё в глазах, она часто моргала, стараясь удержаться от рыданий. Орина, потрясённая услышанным, всплеснула руками:

– Значит, я… неправильная? Ты буквально вырвала меня из рук смерти… Получается, гора гневается из-за меня?

– Нет, детка, – мягко, но твёрдо перебила её Велирима. – Ты тут ни при чём. Это я пошла против закона природы. Я не могла смириться с потерей. Хотела только одного – чтобы ты жила.

Дарина внезапно вскочила, ощущая, как бешено заколотилось сердце:

– Но зачем тогда ты обрекла и меня? Ведь духи сказали – «двойная цена»! Значит, мы обе теперь под ударом?

– Прости меня… – прошептала Велирима, и слёзы наконец скатились по её бледным щекам. – Я не думала, что выйдет так страшно. Я верила, что материнская любовь сможет защитить вас обеих, что горные духи проявят милосердие… Но сердце Златомати было украдено, и вся Ясница оказалась без защиты. Духи воды, земли и леса обезумели, потеряв связь с высшей волей статуи. Они требуют вернуть похищенное.

Дарина слушала, тяжело и прерывисто дыша. Нужно было действовать быстро, иначе толпа могла исполнить угрозу и расправиться с ними при следующем несчастье.

– Значит, – тихо проговорила Орина после мучительного молчания, – мы обречены? Я – часть твоего колдовского договора, или… мы ещё можем что-то исправить?

Велирима осторожно взяла дочерей за руки:

– Есть в глубине Велисгара место, где раньше стояла статуя Златомати. Может, там, у подземного озера, ещё и теплится её сила. Возможно, если прийти к духам не как одинокая мать, а как те, кто готов вернуть утраченное, нас услышат. Но Петрий сказал, что там всё обвалилось, и в Грот не попасть. Но мы можем попробовать умаслить ключевниц, духов воды, утопленниц, что обитали ранее у излучины Струмени. Это опасно – они могут захотеть утянуть нас на дно, но могут и помочь.

Орина уставилась на пляшущее в печи пламя, чувствуя, как внутри загорается твёрдая решимость. Ей всегда было страшно идти на риск, но теперь речь шла о самой её жизни и о том, чтобы доказать своё право жить среди других людей.

– Значит, выбора нет, – сказала она. – Или пойдём мы, или… – Она не договорила, вспомнив наполненные ненавистью лица соседей. – Или нас уничтожат.

Дарина прикусила губу. Сердце её было полно горечи и обиды на мать, но прошлого не изменить.

– Я пойду с тобой, сестрёнка, – тихо проговорила она. – Это и моя история тоже.

Велирима всхлипнула и обняла обеих дочерей:

– Дети мои… будем верить, что можно обойтись без новых жертв.

Наступила тягостная пауза. Огонь в печи мягко потрескивал, согревая комнату, но в сердцах у всех троих царил страх. За окном ещё хозяйничала ночь, и тишину нарушил лишь короткий шорох у ворот – кто-то прошёл мимо, не задерживаясь. Дарина с Ориной переглянулись, ожидая слов матери. Велирима глубоко вдохнула:

– На рассвете пойдём к реке.

На этом разговор оборвался: всех клонило в сон после отвара Велиримы. Все трое разошлись по постелям и мирно заснули.

Наутро трава за околицей блестела от росы, словно была усеяна мелкими хрусталиками. Дарина, Орина и их мать осторожно вышли за ограду и направились через заросли к реке. По дороге они чувствовали на себе взгляды соседей, которые отворачивались, стоило встретиться глазами. Никто не подошёл к ним и не сказал ни слова.

Они дошли до поворота реки Струмень, где прозрачная вода быстро неслась меж камней, огибая блестящие галечные отмели. Велирима несла в небольшом холщовом мешочке несколько тщательно отшлифованных осколков самоцветов – щедрый дар ключевницам. Было принято считать, что водные духи особенно любят красивые камни: ими они открывали родниковые потоки и очищали воду от мути.

Дарина с Ориной шли следом, удивляясь, как сильно разрослись прибрежные кусты, а тропа, ведущая к реке, почти совсем заросла. Видимо, сюда давно никто не приходил с дарами, и земля была усеяна влажными, не истлевшими за студень листьями. В воздухе ощущался запах близкого болотца, отчего становилось неуютно. Наконец они вышли к большому плоскому камню, на который раньше клали подношения.

Велирима развязала мешочек и достала отшлифованные камушки, после чего, встав на колени, опустила ладонь в воду и принялась тихо шептать старинный напев. Дарина прислушалась к словам – они звучали на древнем наречии и повествовали о благодарности воде за её живительную силу, о необходимости союза между людьми и духами природы. Орина аккуратно взяла самоцветы из рук матери и осторожно положила их на гладкий речной камень, выступающий из воды, и выложила из них замысловатый узор. Затем все трое прикоснулись ладонями к прохладным струям, омывая руки.

Дарина отметила, что вода показалась ей непривычно холодной и даже отталкивающей, словно внутри неё поселилась чужеродная сила. Не то чтобы река и раньше была особенно тёплой, но сейчас в её струях явно ощущался какой-то враждебный холод.

– Ключевницы нас услышат? – тихо спросила Орина.

Велирима тяжело вздохнула:

– Должны… если совсем не отвернулись от людей.

Несколько минут они продолжали стоять на коленях, наблюдая, как течение мягко огибает камень с выложенными самоцветами. Старожилы рассказывали, что прежде, когда ключевницы принимали дар, вода озарялась радужными бликами, а над поверхностью порой поднималась едва заметная серебристая дымка. Но сейчас река текла мрачно и равнодушно, словно отказываясь принять их подношение.

Велирима поколебалась, затем тихо запела слова старой молитвы, но её голос растворялся в безмолвии реки. Неожиданно Орина вздрогнула и медленно подняла голову. Её глаза были словно покрыты туманом; казалось, она смотрит куда-то далеко за пределы видимого. Дарина обеспокоенно коснулась её рукава, но сестра не отреагировала. Через миг Орина тихо заговорила:

– Златомать… я вижу её. Женщина из зелёного камня, но вместо сердца – пустота. Она смотрит на меня и словно спрашивает, почему люди забыли её.

Дарина почувствовала, как холодок пробежал по её спине. Это могло быть проявлением особой связи Орины с водой и её способностью видеть незримое. Видимо, у сестры тоже есть дар. Велирима, поняв, что ключевницы не приняли дар, с грустью покачала головой:

– Вода больше не слышит нас. Златомать уснула. Без своего сердца она не в силах успокоить духов.

Обратно домой возвращались в тяжёлом молчании, ощущая себя подавленными и беспомощными. Дарина то и дело поглядывала в небо, замечая, как сгущаются тёмные тучи, предвещая скорый дождь. В её душе нарастало беспокойство перед завтрашним днём и неизбежным гневом жителей Ясницы.

Внезапно мать запела песню, и девушки от безысходности подхватили её. Они знали слова – Велирима много раз пела им её в детстве. Они шли втроём, улыбались и напевали до тех пор, пока на сердце не стало теплее. Когда они вошли во двор, их словно накрыла другая, более тёплая волна воспоминаний. Орина присела на лавку у порога и задумчиво произнесла:

– Помнишь, как в детстве мы шили тряпичных кукол?

Дарина не сразу поняла, о чём говорит сестра, но, вспомнив, улыбнулась. Напряжение немного отпустило, позволяя хотя бы ненадолго забыть о тревогах.

– Конечно, помню! – откликнулась она. – Мама нарезала кусочки ткани, рисовала на них смешные мордашки, а мы с тобой плели куколкам косички из ниток.

Услышав их разговор, Велирима мягко взглянула на дочерей. На её лице мелькнула едва заметная улыбка.

– А потом вы носились по двору, кружились с этими куклами…

– И кидались ими друг в друга, – с тихим смехом подхватила Дарина. – А ты потом ворчала: «Идите умываться, все игрушки перепачкали и сами как хрюшки!»

Орина тоже негромко засмеялась и прикрыла глаза. Они сидели втроём на крыльце, согретые светлыми воспоминаниями о тех временах, когда никто ещё не шептал у них за спиной, не обвинял в колдовстве и не отворачивался при встрече.

Велирима, вздохнув, задумчиво продолжила:

– Вы тогда дружили с двумя соседскими детьми, помните? А их родители косо поглядывали на вас, постоянно твердили: «Не водитесь с двойниками». Но дети не понимали, о чём речь, просто бегали, играли с вами.

– Да, – грустно улыбнулась Дарина, – иногда люди сторонились нас. Но мы же были детьми, не замечали почти ничего. Только один случай запомнился: как-то один мальчишка обозвал нас ведьмами, а мы шишками его прогнали… Орина очень меткая!

Они снова тихо засмеялись, и стало светлее и уютнее. Тяжёлое, гнетущее чувство угрозы отступило, уступая место семейному теплу и близости.

Вскоре девушки вспомнили и о другом – о том, как мать обучала их собирать целебные травы на рассвете. Дарина всегда чувствовала землю, легко находя целебные корешки, а Орина умела легко отыскивать лесные родники и ключи. Только сейчас девушки вспомнили это и уложили в голове.

– Да, вы родились со способностями. Я всегда знала, что у вас есть малые стихийные дары, – подтвердила Велирима. – У Дарины больше выражена связь с землёй, у Орины – с водой. Может, гора так поделила между вами способности, ведь вы – двойники.

– Ты не испугалась, когда у нас стали проявляться способности?

Велирима усмехнулась.

– Я ведь травница, да и сама кое-чем владею… Да и отец ваш…

– Что? У него тоже были способности?!

– Ты не говорила…

– Как-то к слову не пришлось…

– Каким он был? – видя, что мать расположена к разговору, воспользовалась ситуацией Дарина.

– Ваш отец? – Велирима мягко улыбнулась, и взгляд её затуманился воспоминаниями. – Умный, чуткий, нежный. Он пел песни и дарил мне цветы. Баловал сюрпризами то и дело.

– Ничего себе! – воскликнула Дарина. – Он же был рудокопом? И пел песни? Романтичной значит был натурой! Удивительно!

– Как бы хотелось его увидеть… – прошептала Орина.

Мать тут же смутилась и растеряла благодушие. Дарина внимательно наблюдала за ней и не могла понять, что не так. Но что-то было точно не так в её словах.

– А как ты узнала, где вход в пещеру к Златомати? – вдруг спросила Орина.

– Ох… Да по молодости меня туда привёл Петрий. Он ухаживал за мной шибко. Нравилась я ему.

– И до сих пор нравишься, – заметила Дарина.

– Да ну, глупости какие! – покраснела мать.

– Ничего не глупости. Уверена, он в свои годы до сих пор жену не нашёл только лишь потому, что тебя до сих пор любит.

– Так вот, – откашлялась Велирима. – Привёл он меня туда как-то, ему как раз старейшина показал это место, и он хотел прихвастнуть передо мной, мол, такую вот должность занимаю. А мы как раз с твоим отцом познакомились, и мне, конечно, не до Петрия было… Ну а потом уж я туда вашего отца водила…

– Зачем? – спросила Орина.

Дарина хмыкнула и покосилась на сестру, а мать покраснела как помидор.

– Гуляли мы… там, – вымолвила она.

– И как тебе она… в смысле, статуя Златомати?

– Красивая, слов нет. А марандит в груди сверкал, несмотря даже на то, что солнца в Гроте не было. Это всё магия…

– А что за два брата, о которых все говорят? – Дарина тщательно подбирала слова и снова смотрела на мать, боясь, что спугнёт её. – Мол, искали они сокровища и вырвали сердце Златомати, осквернили её. Ты знаешь, кем они были?

Шаткая связь, которую они установили с мамой, нарушилась в один миг. Велирима подскочила и со словами: «Ох, заболталась я, нужно еду готовить!» – убежала внутрь.

Девушки ещё долго сидели на крыльце, перебирали в памяти светлые мгновения, строили догадки и восхищались открывшимися способностями. Но передышка продлилась недолго.

Под вечер в дверь громко и тревожно постучали. На пороге стоял запыхавшийся юноша в запылённой одежде – посланник от старейшины. Он бросил на них испуганный взгляд и заговорил быстро, сбиваясь:

– Велирима! Случилось страшное… В руднике обвал, пропали десять шахтёров, уже нашли несколько тел! Народ разгневан и…

– О, духи… – ахнула Велирима, прижав ладонь к губам. – Опять смерти…

– И это ещё не всё! – взмахнул руками парень. – Люди несколько дней назад ушли в лес, чтобы забрать тело ребёнка и не вернулись. Никто из них не вернулся!

Велирима, Орина и Дарина побледнели.

– На сходке, которая только что была, деревня решила, что виновата ваша семья. Люди кричат, что духи разгневаны из-за вас. Старейшина просил передать, чтоб вы береглись: он не сможет сдержать толпу. Может быть самосуд…

Слова парня словно придавили их тяжёлой глыбой. Дарин вскочила, Орина побледнела и судорожно сжала край стола. Велирима лишь взглянула на дочерей, и в её глазах читалась безысходность.

– Собирайте вещи! – торопливо добавил гонец. – Бегите или прячьтесь куда хотите, но скорее! Я всё сказал, что велел старейшина.

С этим он выскочил из избы и исчез во мраке наступивших сумерек. На мгновение воцарилась тишина, оцепенение охватило всех троих.

Орина вдруг медленно подняла голову и застыла, глядя на окно. На стекле слабо мерцали огоньки – мотыльки-светочницы, ныне предвестники несчастий. Девушка прошептала дрожащим голосом:

– Дарина… смотри, это они…

Дарина посмотрела, и в ней поднялся страх. Снаружи раздались тяжёлые шаги, а затем прогремел чей-то громкий, озлобленный голос:

– Признайтесь, ведьмы! Это вы привели чудовище, заводите в чащобы и болота людей! Вы губите всю Ясницу!

У калитки начался стук топоров, зазвучали злобные голоса, требующие выйти. Велирима в ужасе вцепилась руками в ткань на груди, глаза её расширились от страха. Кто-то пронзительно крикнул:

– Вот они, двойники! Колдовки! Если не выйдут сами – сожжём их дом!

– Мама, – произнесла Дарина дрогнувшим голосом. – Они сейчас ворвутся сюда…

Велирима коротко всхлипнула, обвела дочерей взглядом:

– Я не допущу, чтобы вас тронули, – сказала она шёпотом. – Берите что сможете. Может быть, удастся убежать через огород.

Орина едва заставила себя подняться. Сердце выпрыгивало из груди, дыхание прерывалось. За дверью уже грохотали удары, и сквозь доски прорывались крики разъярённых людей, обвинявших их в сговоре с духами и чудовищем. Дарина почувствовала, как к глазам подступают слёзы – она отчаянно не хотела покидать дом, ведь это означало признать вину. Но с каждой секундой толпа становилась всё злее.

Удары по двери усилились, доски затрещали, словно готовые сломаться в любой миг. Велирима глубоко вдохнула, пытаясь найти в себе силы принять решение. В окне мелькали тени – то ли людей, то ли каких-то зловещих созданий. Орина в страхе вцепилась в руку сестры, изо всех сил сдерживая крик.

Пламя в очаге плясало, будто отражая их тревогу. Всем троим было ясно: никто не захочет слушать их оправдания, и, скорее всего, с этого дня они будут в бегах. Но как только девушки рванули к задней двери, оттуда раздались злобные мужские окрики. Они поняли, что дом окружён.

Снаружи раздались отчётливые угрозы:

– Открывайте! Всё равно достанем!

Это был момент, когда их привычная жизнь разрушилась окончательно. Мать прикусила губу, сделала отчаянный шаг к входной двери, пытаясь удержать засов, и с мучительным отчаянием прошептала:

– Духи, помилуйте… Простите меня…

Но её голос потонул в грохоте ломаемых досок, и Велирима отскочила. Отступать было некуда. Девушки прижались спинами друг к дружке, в их глазах метался страх и отчаяние.

Глава 4. Суд толпы

Дом травницы казался теперь мрачным и безжизненным. Некогда искусная деревянная резьба, которой когда-то восхищалась вся округа, сейчас казалась особо тусклой и потерявшей былое очарование. Лики лесных духов, ланей и птиц, вырезанные заботливой рукой мастера на балках, теперь безучастно смотрели в пустоту мёртвыми, потемневшими глазами. Будто сами духи отвернулись, отказавшись защищать тех, кто жил за этими стенами.

Внутри дома царила тревожная, удушливая тишина. Велирима стояла, прижав к себе испуганных Дарину и Орину, не решаясь пошевелиться. Они сжались от страха, когда за дверью снова раздался чей-то злобный голос:

– Открывай, Велирима! Или мы спалим твой дом вместе с вами!

В гуще разъярённой толпы звучали призывы к расправе. Дарина заметила в окно несколько рудокопов, которые явно сочувствовали Велириме, но сейчас не решались перечить агрессивной толпе. Погибло десять шахтёров – горе было слишком велико, и людям нужен был виновный.