Трио: Гекасин, Чанелин, Тарасик. Путешествие в Сокур
Оглавление:
Глава 1. Обстоятельства
Глава 2. Чанелин собирается на репетицию.
Глава 3. Репетиция.
Глава 4. Тарасик играет на похоронах.
Глава 5. Чанелин идёт на свидание.
Глава 6. Прослушивание.
Глава 7. Трудные дни подготовки к Фестивалю
Глава 8. Путь на Фестиваль
Глава 9. Знакомство с Сокурским Фестивалем
Глава 10. Приключение в Сокуре.
Глава 11. Чанелин бежит к дояркам.
Глава 12. Поиски саксофона
Глава 13. Ветер перемен
Глава 14. Предшествие
Глава 15. Концерт
Действие происходит в 1973 году
Основано на реальных событиях
Глава 1. Обстоятельства.
Гекасин сидел в своем кабинете на третьем этаже в филармонии им. Адриано Челентано в Сызрани. Филармония утопала в раскидистых ветвях деревьев. По утрам Гекасин любил открыть окно и вдыхать аромат прелых тополей, наслаждаясь утренней свежестью. Он работал в основном по ночам. Он сочинял симфонии, но никому их не показывал, кроме одного человека. Днем ему приходилось играть в трио, названным своим именем.
Он название не хотел придумывать, потому что считал свою фамилию краткой, лаконичной, идеально подходящей для названия! «Трио имени Гекасина! Что может быть лучше!» – думал он, чиркая спичкой и прикуривая папиросу. Ему нравилась его жизнь, эти бесконечные концерты, джазовые фестивали, придурковатые поклонники, кидающихся ему в ноги, дабы лобызнуть его щегольски начищенные ботфорты. Но был один минус – эти бесконечные гастроли отвлекали его симфоний. Его отвлекали негры, раскрывающие ему двери лимузинов. Работники сцены, которые постоянно играли в карты на деньги. Афиши, на которых, он казался каким-то слишком волосатым. Но более всего отвлекали его коллеги по трио: Чанелин и Тарасик. Особенно Тарасик, с его пухлыми, как у шимпанзе губами, длинными, как у гориллы, руками и глазами навыкате, как у бабуина. Чекасин считал, что Тарасик – это огромная обезьяна с бас гитарой фирмы Урал.
Сейчас Гекасин сидел в глубоком кресле и вспоминал лучший свой концерт. Дело было в Сокуре. Он стоял посреди кузова грузовика и что есть силы дул в золотой тромбон. Его щеки раздулись как у Диззи Гилеспи и казалось сейчас лопнут. Кулиса тромбона носилась с бешенной скоростью. Амбушюр окаменел. Он играл свою лучшую Симфонию №3 Соль Минор для тромбона. Рядом скакал обезумевший Чанелин с саксофоном и издавал какие-то хрюкающие звуки. Ближе к кабине Тарасик выдавал на басу ухающие стоны и сам ухал в такт: У-у-у-ух, у-у-у-у-х, э-э-э-э-э-х, у-у-у-у-у-х. Он был похож на гигантского орангутанга, которого выпустили на волю из бродячего цирка.
– Да-а-а-а, были у нас концерты, были – скучно протянул он и затушил свою папиросу. Он закопал ее в гору окурков в хрустальной пепельнице и посмотрел на часы. Тарасика Гекасин вызывал к 5:30, но в обозначенное время того еще не было.
Наконец, в стылом утреннем сумраке раздались гулкие шаги, которые эхом разлетались по пустой филармонии.
– Здравствуйте, Лаврентий Эдуардович! Трамваи еще не ходят, я пока до метро добежал, немного задержался, прошу прощения – грузно ввалился пухлый Тарасик. При этом он зацепился грифом своей бас гитары за стул возле двери, повалив его на ковер.
– Ну что ж, – вкрадчиво сказал Гекасин, сминая очередной окурок и засовывая его в гору бычков – ты знаешь, что бывает за опоздания. Знаешь ведь? Вот и хорошо! Это мы оставим на конец нашей аудиенции! – Гекасин обошел вокруг Тарасика в упор, глядя на него.
Тарасик обрадовано закивал, и приготовился слушать новые зарисовки из ночных симфоний, но Гекасин приблизился настолько вплотную к Тарасику, что губы коснулись уха и свистяще прошептал:
– Я улышал, что ты подрабатываешь на похоронах. Твой Урал слышали люди на похоронах у генерала в эту пятницу. А похороны епископа месяц назад? А свадьбы почтенных Марьи и Лютера Кинговых?
Тарасику вжал голову в плечи, насколько это возможно. Возможности его тела позволяли это сделать полностью и возле Гекасина стояло тело без головы с бас гитарой наперевес.
Глава 2. Чанелин собирается на репетицию.
Будильник чванливо зазвонил в 11 утра. Чанелин нащупал его и метнул в стену. Будильник раскололся пополам, но продолжал неистово трезвонить.
– Ах ты ж гадюка! – Чанелин скатился с кровати и как червь пополз среди разбросанных вещей. Он обогнул гэдэровское кресло, лежащий торшер, стол с надломанной ножкой. На столе стояли чаши с вываленными салатами: зимним, селёдкой под шубой и любимым салатом Тарасика – мимозой. Будильник замолк и Чанелин устало опустил свое лицо на лежащую кучку шашлыков.
– Ёперный театр! Сегодня же репетиция в два!
Он попытался вскочить, но вместо этого его естество выдало поток рвоты. Он оросил остатки вчерашнего банкета и встал, осоловело, таращась вокруг. Взгляд его упал на бутылку из-под портвейна, валяющуюся под батареей. Она была на другом конце комнаты – слишком далеко. Мозг подал сигнал , и он потянулся рукой под кровать. Там лежала бутылка Пшеничной, абсолютно полная. Он зубами сорвал колпачок и сделал пять внушительных глотков, наполовину осушив поллитровку.
– Ооооооо! Хорошо зашла! – Чанелин пошел на балкон, постепенно оживая. На балконе он сел на засаленный стул, достал беломоину, размял ее в пальцах, дунул в нее и с закурил. Никотин мгновенно вдарил в мозг, Чанелин улыбнулся и с наслаждением пернул.
– Ёшкин кот! Я ж вчера с бабой познакомился!
Он судорожно стал вспоминать, как в универмаге, стоя в очереди за шпротами, он познакомился с прекрасной особой и даже договорился с ней встретиться сегодня возле Сызранского Театра Драмы и Комедии.
– Блядь, а во сколько? – он вскочил с чехословацкого стула и перевернул трёхлитровую банку с окурками.
– Тююю, зараза! Вроде в шесть. Как ее звать? Вроде Зинаида.
Докурив, он метнул бычок с балкона и краем глаза увидел, что тот упал на крышу Волги соседа, уважаемого прораба, Владимира Николаевича.
Вчера был день рождения Чанелина.. Ему исполнилось 47, но он еще не познал плотского наслаждения. Образ Зинаиды стоял у него перед глазами, когда он брел в ванну, чтобы привести себя в порядок.
Он намылил щёки, чтобы начать бриться, и посмотрел в зеркало. На него смотрел Гекасин.
–Опять! Ах ты ж ёкарный бабай! – он с намыленными щеками пошел в комнату, допил пшеничную и вернулся в ванную. В зеркале отразился он сам.
Побрившись, он почувствовал себя новым человеком.
– Как же всё-таки классно бухать! Вот я искренне не понимаю людей, которые не бухают! Ну это же шикарно!
У Чанелина была одна особенность – он разговаривал сам с собой. Сказывался его холостяцкий образ жизни и остервенелый алкоголизм. Он достал свой саксофон и страстно поцеловал его в мундштук.
– Маде ин США! Американец блять! – Чанелин плеснул в раструб остатки портвейна и сказал:
– Не подвели браток! Чувствую на репетиции сегодня Эдуардыч задаст перца, ёшкин кот..
Он вышел из подъезда и опять вспомнил, что вечером встречается с Зинаидой. Он нащупал в кармане бумажку, достал ее. На бумажке было написано: 24-03-17 Зина.
Глава 3. Репетиция.
Ровно в 14.00 Гекасин вышел из кабинета в основной зал филармонии. Чанелин и Тарасик уже были на месте и тихо беседовали в оркестровой яме. Он три раза хлопнул в ладоши, и те мгновенно выскочили из неё.
– У меня для вас три новости. Две хороших, одна очень хорошая! Я бы даже сказал, одна новость прям охуительная!
Гекасин радостно засмеялся.
– Слушаем вас Лаврентий Эдуардович! – Тарасик боязливо прятался за могучим Чанелиным, державшим как гранату в кармане бутылек с тройным одеколоном, которым он обычно протирал свою лысину.
– Да, Эдуардыч, не томи! Шо там?
От своего нахального вопроса он сам остолбенел и окаменел, не смея шевельнуться.
– Я вам сейчас расскажу, шо там! Кстати, вы почему вылезли из ямы? Ну ка быстро все в ямку, давайте давайте, шустрее!
Тарасик с Чанелиным спрыгнули в оркестровую яму и приготовились слушать.
– Начинаем репетицию! Новости будут в конце! Начинаем Симфония номер 15 в Соль Диез Миноре! С пониженной септимой. И ррррраз!
Они заиграли и через две-три секунды в яму полетел пюпитр и раздался рёв Гекасина:
– Я сказал с пониженной септимой! Тарасик! Ты дебил, нет?!
– Никак нет, Лаврентий Эдуардович! Я чётко начал с Соль диез! Мне кажется, это у вас тромбон чуть выше взял..
Тарасик привычно втянул голову в плечи и остался стоять безголовым истуканом.
Гекасин спрыгнул в яму и вплотную подошел к Тарасику.
– Ты сказал, что это мой тромбон выше взял?
Он снова перешел на свистящий шёпот
– Мой тромбон – это я! Я – это мой тромбон! Если ты говоришь, что мой тромбон берет выше, значит ты говоришь, что я беру выше. А значит ты говоришь, что я лажанул?! Я взял выше?!!!
Гекасин с ревом пнул барабаны. Они разлетелись, и он взял один маленький и поставил на то место, где была голова Тарасика.
– Вот видишь, так даже лучше. Твоя голова, Тарасик, пуста как барабан. Начали с Соль диез! Чанелин, начинай!
Чанелин неистово начал симфонию, так, что утренний портвейн выплеснулся из раструба саксофона и попал на белую рубашку Гекасина.
– Стоп! Чанелин, ты что охуел? Это че?
На белой рубашке, как кровавые пятна, растекались брызги портвейна.
– Эдуардыч не нааааадо, тягуче заныл Чанелин.
Он не умел втягивать голову как Тарасик, поэтому всегда тягуче стонал: Эдуардыч, не наааадо.
Гекасин подошел к зеркалу, взглянул на себя, и ему неожиданно понравилось пятно. Он подумал; "Я как раненый партизан на фронте! Вот оно искусство!"
– Ладно переходим к новостям. Новость первая: областная филармония пересчитала коэффициент зарплаты и сделала нам надбавку. Теперь наш оклад выше! На пятнадцать рублей!
Тарасик с барабаном вместо головы захлопал в ладоши
– Цыц! Новость вторая! Я решил усилить нашу ритм секцию и взять сессионного барабанщика. Прослушивания будут на следующей неделе. B новость третья – охуительная!
Гекасин вылез из ямы и стал величественно взирать на своих подопечных. Он выдержал огромную паузу.
– Итак!
Он подошел к микрофону
– Раз, раз. Голос громче в мониторы. Ему мгновенно сделали максимум.
– Итаааак! Новость третья!
Его голос неистовым эхом начал носится под сводами филармонии.
– Мы выступаем на Втором Международном Фестивале Сугубого Рока в Сокуре!!!
Штукатурка посыпалась с потолка, на некоторых колонках лопнули динамики, а Чанелин одним махом выпил тройной одеколон и ойкнув, сел на пол.
Глава 4. Тарасик играет на похоронах.
Вечером, после того, как были озвучены новости, Тарасик сидел дома и припаивал к новому басу Урал зеленого цвета разъём Джек. Раздался телефонный звонок. Голос с армянским акцентом сбивчиво тараторил в трубку:
– Алло, алло! Тарас? Слюшай уважаемый, у нас бэда! Помэрла наша уважаемый тетя Ани. Горе, брат, пыздец. Выручи, брат, сыграй на похоронах. Уважь прах тети Ани. Она тебя зналь.
– Не, я не могу… Мне директор не разрешает
Тарасик вспомнил, как утром Гекасин осуществлял порку связкой струн от арфы со словами: "Вот тебе похороны! Вот тебе дни рождения! А вот тебе опоздания!" После порки с восьми утра до часу дня он слушал новые симфонии для тромбона.
– Давай брат, сыграй. Ну сыграй, брат.
Мысли с бешенной скоростью завертелись в голове Тарасика. "Ладно последний раз и больше не буду! Завяжу с этим! Мне ничего не стоит завязать с похоронами. Но я хочу играть на похоронах!! "
– Хорошо, я сыграю! – крикнул он в трубку и втянул голову в плечи.
– Ай спасибо брат! Выручил! Тарас мы тебе денег заплотим! Прихади сэгодня! Адрес ул. Щапина дом пятьдесят четыре. Пока!"
Тарасики со слезами забежал в ванную и начал неистово дрочить пока не успокоился.
– Ладно! Сыграю!
Вечером, он оделся в траурный костюм, выбрал из своей коллекции бас гитар черный, блестящий Урал. Он его берег для лучшего концерта. Накрасил себе ногти в черный цвет и пошёл по адресу. Он знал мертвую тетю Ани, она когда то работала буфетчицей в пирожковой и часто гонялась за ним, когда он, будучи студентом Сызранского Музыкального Училища, рассовав пирожки по карманам, бежал по булыжной мостовой.
Он подошел к дому, по адресу Щапина, 54. Возле калитки стояла крышка гроба. Калитка оказалась открытой и Тарасик зашёл внутрь. Во дворе он увидел выкопанную яму.
– Тук-тук. Хозяева?! Музыку заказывали!?
Он вошел в дом и увидел молодого армянина, который ел из кастрюли кутью прям руками.
– Ай дорогой! Ты пришель! Заходи, на сразу деньги возьми!
Он протянул мятую сторублёвку
– Ух ты как много, спасибо! Куда подключить гитару?
– Да вон прям в печку втыкай провод! – армянин махнул в сторону кухни, где стояла печь. На ней лежало тело тети Ани.
–Не совсем понял, куда именно?.
– В печь!!! – прорычал армянин, и засыпал горсть кутьи в пасть.
– Кутью будешь? На вот ешь прям их кастрюли помяни дорогую тётю Ани и начинай играть!
В печи неожиданно оказался разъём для бас гитары. Тарасик воткнул туда Урал и из печи раздался шикарный басовый звук.
– Это что? – ошеломленно спросил он?
– Это мое изобретение! Печь-комбик для баса! Меня кстати Аслан зовут! Давай начинай играть нах! Сначала похоронный марш, потом Дип Перпл давай! Потом Муслима Магомаева! Ну че тебя учить что ли!
Тарасик начал играть, после трёх треков Аслан подкатил на инвалидном кресле огромного армянина, который истово ел шашлык, нанизанный на какие-то ветки.
– Ну вот и отмучилась старуха, хрипло просипел он, – ты, фраер с басухой, тащи ее во двор, там уже могилка готова.
– Да бля резче! – Аслан начал нервничать. Он все время жевал кутью, которую доставал теперь из карманов
Тарасик послушно взвалил тело на плечо и пошел во двор.
Там его ждала прекрасная армянская дева. Она сказала прекрасным голосом:
– Давай ее в яму кидай, потом крышку гроба сверху. Потом зарывай. Только все надо делать в темпе.
Неясная тревога закралась Тарасику в сердце. Он подумал, что тут явно что-то не так. Внезапно он понял, что, скорее всего Аслан и остальные жители дома – фарцовщики! Или, что еще хуже, тайные цеховики! С ними лучше не иметь дела! Тарасик бросил бабку на земь и рванул бегом с похорон, втянув голову в плечи.
– Ээээ, стой на! – жирный армянин неистово закрутил колеса инвалидного кресла
– Брат куда ты? – Аслан воздел руки к небу, и вприпрыжку рванул за ним.
– Стой сученыш! – армянка, подняв подол платья резво поскакала рядом за ним.
Тарасик бегал еще со школы очень быстро, поэтому быстро оторвался от преследовавших его толстяка на кресле, Аслана и армянки. Лишь огромный шар из кутьи, запущенный Асланом врезался ему в спину. Да кусок шашлыка просвистел над ухом.
Он забежал в лес, положил бас между двумя пеньками и прохрипел в ночную тишину:
– Лишь бы Гекасин не узнал, что я снова сорвался.
Домой он пришел глубкой ночью, тихонько разделся и лег спать.
Глава 5. Чанелин идёт на свидание.
Чанелин после репетиции сразу зарулил в магазин. Пшеничной не было, была только столичная по рупь пятьдесят. Он взял две поллитровки и два плавленных сырка. Быстрым шагом зашел в парк и воровато озираясь припал к одной бутылке. Вобрал в себя две трети, выдохнул, заел сырком.
– Ну вот и пообедали. Красота!
Чанелин поболтал остаток в бутылке и резко допил. Ум прояснился, и он вспомнил о Зинаиде. Он мечтательно прошептал: .
– Зина…
Достал бумажку с телефоном, хотел позвонить, но не решился.
– Надо в хате убрать, вдруг домой приведу после свидания.
Чанелин представил как он возносит на руках Зинаиду на четвёртый этаж, она с букетом белых роз. Дома они страстно целуются в прихожей. Затем он несет ее на кровать, он начинает нежно расстёгивать ее платье…
Дома его ждал кислый запах прелой блевотины, зимнего салата и застарелой кошачьей мочи. Раньше у него жил кот Мурзик, который околел еще год назад, но кошачья вонь осталась, потому что Мурзик любил ссать на его кровать и на кухне в стык между линолеумом
– Вот скотина, все обоссал! – Чанелин зашел в ванную, достал из под ванны опорожненный чаток и допил его. Он свернул ковер с салатами и блевотной в рулончик и выставил его за дверь. Помыл деревянный пол вонючей коричневой тряпкой, и вонь от Мурзика так вдарила в нос, что Чанелин побежал и блеванул с балкона.
– Тюююю, зарааза, ёшкин кот!
В квартире так воняло, что даже бывалый Чанелин не смог этого выдержать и побежал на улицу. В кармане было сорок рублей, и он помчался к театру, где было назначено свидание. По дороге он выпил вторую бутылку Столичной и заел ее сырком. Он еле стоял на ногах, но продолжал идти к цели. Вдруг возле театра его пронзила мысль:
– А че мне Зина эта? Я бухаю. Че бля. У меня есть саксофон американец, зачем Зинка ?
Но он отогнал эти мысли и решил всё таки встретиться с Зинаидой, больно уж она ему понравилась, хоть он и не совсем помнил как она выглядит.
Он зашел в универмаг и купил бутылку пшеничной. Сел за театром и съел половину. Вторую половину он спрятал в карман брюк.
Ум прояснился настолько, что он решил позвонить Зинаиде и уточнить нюансы свидания. Чуть шатаясь он дошёл до телефона автомата, нашел две копейки и набрал 24-03-17. Через три гудка он услышал приятный женский голос:
– Ало!
– Але, але! Это Зина?
– Да, кто это,?
– Это я, Чанелин! Да тот самый! Слушай, Зинка приезжай сосать! Немедленно! Слышишь! Немедленно!
На другом конце провода повисла пауза и неуверенный голос произнёс:
– Ну я не знаю, как то неудобно. Что делать?
– Сосать!
Чанелин был тверд и непреклонен. Но в ту же секунду от перенапряга дня его мозг предательски отключился и он мешком рухнул в кабинке телефона автомата. Взволнованный голос из телефона кричал:
– Ало! Ало! Пожалуйста не молчи! Чанелин! Я приеду, милый! Скажи адрес!
Но в ответ донеслось бульканье освобождаемого мочевого пузыря и остатка пшеничной, соединяясь в один дикий коктейль остервенелого похуизма. Рядом остановился милицейский бобик. Два сержанта вышли и брезгливо поволокли грузить здоровенного Чанелина. Из кармана выпало три красных десятирублевых купюры. Один сержант быстрым движением стальных пальцев схватил их и сказал:
– Тааак, это мы изымаем как вещьдок, а тело в в Первомайский вытрезвитель!!!
Бобик заревел, сизая копоть окутала телефонную будку.
Трубка осталась болтается на проводе. На другом конце провода сидела Зина и тихо плакала, орошая слезами рюмку с белым портвейном "Алушта"
Глава 6. Прослушивание.
На следующий день после репетиции Гекасин в своем кабинете на третьем этаже филармонии рассматривал анкеты возможных кандидатов на должность барабанщика.
– Так этот с ансамбля "Лейся стих" играл пять лет – пойдет. Этот с симфонического оркестра – в топку. Так этот с военного оркестра – в топку, этот в топку , этого в топку. Да бля всех в топку!
С этими словами он взял все анкеты и поджог их в пепельнице. Пламя взметнулось к потолку и тюлевая занавеска мгновенно вспыхнула
– Эээээ, ну ка, че за! – Гекасин начал пытаться сбить пламя своим плащем, но от дуновения пламя перекинулось на книжный шкаф. Лежащие там ноты с его новыми симфониями предательски загорелись
– Да ну на хуй!
Гекасин в панике начал бегать, по кабинету и орать:
– Пожаррр! Пожаррр!
Он делал ударение на букву р, и казалось что он каркает как ворон: "Каррр, каррр, пожаррр, пожаррр"
На его крик прибежала сторожиха баба Жоржетта:
– Ох шож вы тут натворили! Пожар шоле!
– Спасай, бабака, мои симфонии! Мои ноты! Пожаррр! – орал Гекасин
Пламя уже лизало потолок. Баба Жоржетта быстро схватила трубку телефона и набрала 01.
– Пожар! Филармония! Адрес проспект Бобина, 1
С этими словами сторожиха побежала в пожарный уголок, схватила огнетушитель и начал неистово распылять на стол, шкаф и занавеску. Пламя затухло. Гекасин в ужасе смотрел на свои ноты, наполовину уничтоженные огнем и пеной. Это был крах! Ноты раскисли, превратились в кашу. Но была еще надежда воссоздать то что осталось. Тарасик мог все перенести заново на нотный стан. Он единственный слышал все симфонии. В этот момент в окно ударила струя из брандспойта. Останки ноты под адским напором воды превратились в труху. Подача воды прекратилась. В дверь вывалились трое пожарных.
– Кто главный!? Составляем протокол. При каких обстоятельства случилось возгорание? – старший наряда пожарных пристально посмотрел на Гекасина
– Хер знает! В розетке че то коротнуло похоже. Это ещё хорошо я тут был. Так бы пыхнуло.
Глаза Гекасина забегали, и он начал собираться домой.
–Тут сторожиха дальше докончит, я пошел, мне срочно надо ехать.
В этот момент в дверь вошли двое милиционеров.
– Что тут?
– Да вот, кажется поджог!
Старший пожарный глазами показал на Гекасина.
– Говорит, что розетка коротнула, а тут и розетки нет. Но есть пепельница и куча горелой бумаги. Мне видится, что этот гражданин жег бумагу в пепельнице и пламя перекинулось на штору, потом на шкаф!
– Заткнись, Шерлок Холмс, грёбаный. Тебе надо не в пожарке работать, а в мусАрке! – крикнул Гекасин и устало сел на стул
– Ваша фамилия, – строго осведомился сержант
– Армстронг. Луи Армстронг, – ответил Гекасин
– Странно, – милиционеры переглянулись, у нас сегодня уже был с такой фамилией – обоссавшийся алкаш в телефонной будке. Ваш паспорт!
– Нету паспорта! – крикнул Гекасин – на прописке в паспортном столе!.
– Хорошо, товарищ Армстронг, едем отделение, там разберёмся. Пройдёмте! – сержант несильно, но жестко подтолкнул Гекасина в спину
– Убери грабли, сам пойду – огрызнулся Гекасин и пошел грузиться в бобик.
В отделении дежурный спросил у сержанта
– Кого привёз сержант Кинчев? Опять алкаша? Обезьянник сам будешь, отмывать от него!
– Что, поделаешь, товарищ майор! Все вытрезвители под завязку! Тут дело серьёзное! Поджигателя взяли! – свирепо крикнул сержант – Филармонию хотел спалить, супостат вонючий!