Любовь по-немецки

Глава 1

Стоял жаркий конец лета. Перед Катей возвышался высокий широкоплечий мужчина, его стан был гордо и уверенно выпрямлен, а белая ровная рубашка красиво облегала его тело и мужские сильные, несомненно сильные, руки.

Голубоглазый брюнет не был похож на тех мальчиков с обложек модных журналов: перед Катей стоял воистину холодный мужчина, который, на удивление, умел тепло улыбаться. Возможно, он не любил этого делать, но сейчас его улыбка была именно такая – теплая, домашняя, своя.

Его четко и идеально очерченные губы изогнулись в короткой скупой улыбке, а пронзительные и внимательные глаза мужчины, кажется, следили за каждым движением девушки, но и они же дарили свободу для действий – они разрешали Кате подсматривать за хладнокровным мужчиной в ответ.

Этот странно одетый человек выделялся из толпы. Может, именно поэтому и заметила его Катя – самая невнимательная личность их всех людей на планете. Ее старший брат не уставал повторять: «Выходя из дома, не заблудись и ни во что не вляпайся. Желательно вернись в целости и сохранности… А, хотя, черт с тобой. Все равно куда-нибудь да вляпаешься!».

И так каждый раз. Ну, такая она – юная студентка Катя Морозова.

А этот высокий статный мужчина – он совсем другой, этот незнакомец – есть полная противоположность Кати. По чертам его лица было видно, насколько он серьезен, педантичен и внимателен ко всему, что происходит рядом с ним. Даже одежда его идеально выглаженная до ниточки – сидит ровно и без какой-либо неряшливости, хотя, судя по чемодану в его руках, этот незнакомец совсем недавно сошел с трапа самолета или вовсе с поезда. Однотонная рубашка, немного узковатые штаны темного цвета и громоздкие, но явно дорогие черные боты на нем сидели превосходно.

В общем, удивительным человеком он показался девушке, и Катя поняла, что родом он явно не из захолустья в виде самой далекой периферии города, в которую незнакомец каким-то чудесным образом сегодня попал.

Волевой подбородок, ровный прямой нос, его улыбка – одновременно такая холодная, как его голубые глаза, и такая теплая, как его четко очерченные мягкие губы. Катя была уверена, что его губы были очень мягкими, несмотря на внешнюю жесткость и грубоватость.

Она была уверена, когда сочетаемое с несочетаемым почти выбивало почву из-под ног девушки. Катя смотрела в эти холодные глаза и улыбалась незнакомцу в ответ, пока не услышала его глубокий хрипловатый голос и, о боже, немецкие слова:

– Fräulein…1

(– Девушка)

Катя встретила холодный взгляд незнакомца и не сразу осознала, на каком языке он обращался к ней. Акцент пробился в ее сознание несколько позже, ведь именно немецкий акцент студентка института истории и международных отношений ощущала уже шестым чувством.

– Простите?

Едва растерявшаяся Катя переспросила немца на привычном ей языке, как в этот же миг его глаза с грустью потухли, а взгляд где-то обреченно завис на уровне плеч задумчивой студентки. Немец не знал даже нескольких слов на русском языке и слишком устал после перелетов. Он готов был уже набрать своему другу да сорвать его с важной встречи, лишь он забрал его отсюда… Только немец не знал даже адреса, а таксист слишком быстро укатил обратно.

А тем временем по телу девушки прошелся холодок от его взгляда – уж слишком внимательного, проникающего в глубину души. Но, на удивление, мужчина не покинул Катю, как делал это с прежними встречными людьми, к которым он подходил ранее в поиске ответа. А обошел он на глазах Кати многих прохожих – и детей, и женщин, и мужчин, что-то у них выпрашивая и медленно, Катя бы даже сказала – важно, жестикулируя руками. Теперь она поняла, почему все прохожие уходили без ответа, беспомощно пожимая плечами – мужчина не знал русского языка, а прохожие не знали немецкого.

Катя и сама не понимала: зачем она только остановилась рядом с незнакомцем, ведь уже давно могла быть дома? Ан нет – стоит и пытается помочь этому растерянному и необычному для периферии города человеку.

Тем временем широкоплечий статный незнакомец остановился прямо на расстоянии вытянутой руки, пристально разглядывая Катю и, видимо, даже не собираясь отходить от нее.

Он, и правда, не собирался, словно что-то задумал.

Катя решительно попробовала прояснить ситуацию, ведь и она, и мужчина устали: Катя хотела домой, да и немец явно не спешил оставаться здесь.

– Wiederholen Sie bitte, was haben Sie gesagt?2 – спросила Катя. На немецком. И незнакомец вздрогнул.

(– Повторите, пожалуйста, что вы сказали?)

Мужчина по фамилии Нойманн молчит, словно о чем-то раздумывая, а затем уверенно и уже глубоким голосом произносит:

– Schönes Fräulein, sprechen Sie Deutsch?3

(– Прекрасная девушка, вы говорите по-немецки?)

С холодной улыбкой и несвойственной его лицу живостью, незнакомец говорил с Катей на немецком языке прямо посреди оживленной улицы, отчего мимо проходившие люди растерянно озирались на них, а некоторые даже – со страхом.

– Ja, sagen. Kann ich Ihnen helfen?4 – спросила Катя. Да, немецкий язык не мягок.

(– Да, говорю. Могу я вам чем-нибудь помочь?)

Юная студентка с легкостью отвечала немцу, но все же с опаской думала, не сделала ли она себе этим желанием помочь – хуже? А вдруг это ее стремление к приключениям вновь приведет к какой-нибудь катастрофе, как говорил брат?

Однажды она вызвалась помочь бабушке перейти дорогу. Катя тогда бодро подхватила старушку под руку и уже ступила на проезжую часть, как та тут же обматерила еще совсем юную девочку и обвинила ее в желании обворовать бедную бабушку, а заодно заехала клюшкой Кате прямо в бровь – так и остался след от разбитой брови на всю жизнь. Тогда Катя и решила, что ее брат Вадим был прав, называя сестру ходячим невезеньем и летящей девушкой.

А вот немец все никак не мог справиться с чувством, что одолело его – с чувством везения. Он не верил в то, что спустя долгое время ему удалось встретить человека, владеющего немецким языком. А уж тем более владеющего немецким почти в совершенстве.

Катя немного нахмурилась, замечая оживленность незнакомца, а мужчина, наоборот, подошел к ней еще ближе – словно он прочел ее мимолетные мысли о побеге и решил не допустить этого. А уйти ей действительно хотелось, слишком уж пугал Катю этот мужчина: своей высотой, как минимум, да глазами холодными…

А Максимилиан, тем временем, даже и не собирался выпускать из своих рук такой ценный артефакт.

«Ну, знаю я немецкий, и что? Его половина города должна знать по школьной программе, вот только почему-то не знает… Но это уже другой вопрос!», – подумалось Кате.

– Да, прекрасная фройляйн, мне нужна ваша помощь*5, – вновь прохладная улыбка трогает губы мужчины, заставляя Катю иногда трепетать от волнения, – я немец, и дело в том, что несколько часов назад я прилетел в Россию из Германии. Я планировал здесь отметить свой день рождения с моим лучшим другом. Однако, мой самолет сел раньше положенного времени, и он не смог меня встретить. У Эриха важная встреча, я не могу сорвать его с работы. Работа – это важно. А такси вместо его дома привезло меня… сюда, – почти беспомощно развел немец руками.

– Говорите, пожалуйста, помедленнее, – попросила Катя, скованно улыбнувшись. В принципе, основную трагедию она уловила.

Морозова учила немецкий язык в школе, попутно занимаясь уроками с самым лучшим репетитором – немкой по происхождению, а затем Катя поступила в институт истории и международных отношений, где начала оттачивать свои навыки языка до мастерства, вот только есть одна загвоздка: сегодня Катя была вымотана ночью, которую она провела за курсовыми, а также изнурительными парами по философии. Она устала и ей очень хотелось есть и спать.

– Фройляйн…

– Меня зовут Екатерина, но лучше называйте меня Катя. Прошу, – поправляет она в надежде, что мужчина перестанет называть ее «прекрасной фройляйн», но Катя еще даже не представляла, насколько глубоко она заблуждалась.

– Катья… Приятно познакомиться. Вы очень красиво говорите на моем языке, – задумчиво произнес мужчина.

Катя улыбнулась от собственного имени – от того, с каким акцентом оно прозвучало из уст немца. А то, что перед ней стоит немец, уже и не было никаких сомнений.

– Мне нужна какая-нибудь гостиница, где персонал знает немецкий язык и где я смогу переждать своего друга в комфорте. Позже он должен будет меня забрать.

– Скорее всего, здесь вы не найдете таких гостиниц, – Катя задумчиво обвела взглядом стоящие рядом пятиэтажки, – это далеко не центр столицы, – с сожалением произнесла она.

– Тогда нужно найти любую более-менее приличную гостиницу, но в таком случае вам придется меня сопроводить, Катья, – с явным сожалением понизил свои запросы мужчина.

– Что? – удивилась она такой беспардонности, сведя брови к переносице, – а шнурки не погладить вам, господин6?

И здесь он завис. Немец замер, потому что совсем не понял юмора: как это – погладить шнурки? А вот Катя тут же горестно вздохнула и вспомнила о том, что людям все-таки нужно помогать, а брат, впрочем, как и всегда, был прав. Катя снова нашла приключений на свою пятую точку.

– Шнурки гладят? – вытянулся от удивления немец, а Катя вздыхает еще глубже.

Почему бы ей просто не пройти мимо? Глядишь, через часик-другой иностранец и встретил бы человека, говорящего на нужном языке. Хотя, призналась себе Катя, в этих трущобах вероятность очень мала.

И как только его сюда занесло?

– Здесь вообще нет приличных гостиниц. Хостел сойдет? Если вас сюда занесло в поиске приличных гостиниц, то какими принципами вы руководствовались в своем выборе? – завалила Катя его вопросами с улыбкой на губах.

В эту минуту начал покрапывать дождь. Теперь немцу точно придется выкручиваться самому, потому как Катя уносит ноги.

– Как же мы поступим? – спрашивает незнакомец, обреченно вздыхая.

Катя сильно зажмурила глаза, прежде чем выпустить эти глупые, очень глупые рвущиеся наружу слова:

– Моя квартира находится здесь неподалеку. Там вам будет безопаснее, чем здесь с чемоданом наперевес, – робко предложила Катя.

А затем она задумалась: а осталось ли хоть чуть-чуть разума в ее голове или все-таки она зря носит эту тяжелую часть тела на своей шее?

Мужчина внимательно посмотрел на Морозову, но выбора у него ведь все равно не было. Да и у Кати теперь – тоже.

– Я совсем не знаю Москву, я из Германии, – пояснил немец.

– Я это поняла, – уклончиво произнесла девушка, замечая заинтересованные взгляды всех людей, пробегающих мимо в попытке найти укрытие от начинающегося дождя, – я думаю, что нам нужно идти. Пусть ваш друг приезжает за вами к моему дому, раз не смог встретить вас в аэропорту.

– Пожалуй, я приму ваше предложение, Катья, ведь с вашим знанием моего языка мне куда безопаснее. И почему в столице России никто не знает немецкий? – негодовал мужчина, сведя брови к переносице.

«А красивые у него брови. И губы тоже…», – внезапно подумалось Кате.

– А вы всех граждан обошли? Да и не каждый раз вам посчастливится найти такую дурочку, как я… – последние слова Катя уже лепетала на русском языке, и, к счастью, их немец даже и не услышал.

Катя уже направилась быстрым шагом в сторону своего дома, как сзади раздался четкий приказ:

– Катья, постойте.

Она и остановилась. А мужчина протянул руку Кате, чем вызвал недоумение на ее лице. Но тут же пояснил:

– Меня зовут Максимилиан. Максимилиан Нойманн, я проживаю на территории Германии.

Катя кивнула, но посмотрела на широкую ладонь немца с сомнением.

– На моей родине так приветствуют друг друга и девушки тоже, – объяснил Максимилиан в ожидании, пока Катя примет это приветствие.

«Повезло же ему, что под деревом стоим. Еще не промокли», – отчего-то радостно подумалось Кате, и она послушно протянула руку, прикоснувшись своими пальчиками к его большой ладони. В ответ она получила сильное рукопожатие.

– Хорошо, Макс. Приятно познакомиться, – вымолвила она.

– Макс? – риторически спрашивает Нойманн в спину, ведь Катя уже двинулась в сторону своего дома, – что ж, для начала можно и так, – удивленно соглашается мужчина и направляется следом, – а вы не боитесь приглашать меня к себе домой, прекрасная фройляйн?

– Нет, дома я держу несколько охотничьих собак, – со смешком произнесла Катя и засмеялась, видя вытянутое от удивления мужское лицо, – шучу, я просто шучу. Зачем мне собаки, когда у меня дома первоклассное ружье?

Глава 2

– Прекрасная фройляйн, будь вы в моей стране и в моем положении, вы бы не смеялись. Я уверен, вы бы наверняка выглядели напуганной и растерянной девочкой. Я обошел порядка пятидесяти человек, а такси ваше несуразное и вовсе привезло меня вместо нужного офиса моего друга – сюда.

– Оно и понятно, если водитель такси не понимает ваш язык, – вздыхает Катя, изредка оглядываясь на гостя страны и встречая взгляд немца на себе.

– Если не секрет, то откуда вы владеете немецким языком?

– Я учила его со школы, совершенствовала знания на курсах и вскоре поступила в университет, где собраны лучшие преподаватели немецкого языка, – рассказала Катя, вспоминая веселую преподавательницу, которая сразу при поступлении полюбилась Катей.

Вскоре Катя и Макс добираются до дома. Квартира девушки находится по соседству с тем неблагополучным районом, в который занесло немца и через который, к счастью гостя, Катя всегда возвращалась домой. Порядком вымотавшийся мужчина с чемоданом шел следом за ней.

– Фройляйн, я прошу прощения. Неудобно получилось, а ведь я бы ни за что не напросился к вам в гости. Вот мой паспорт, Катья, я гражданин Германии.

Катя не успела обернуться, как чуть ли не перед ее носом появился паспорт Максимилиана Нойманна.

– Впечатляет, – выдала Морозова, с интересом разглядывая иностранный паспорт.

«А фотография у него в паспорте, кстати, получше моей будет», – усмехнулась девушка.

– А как вы оказались здесь один и без переводчика? Расскажите. Ведь это страшная ситуация, если так вообще подумать, – задала Катя интересующий ее вопрос.

– Дело в том, что мой друг, Эрих Тирбах, сейчас занят и не смог встретить меня. Однако, еще за месяц до прилета мы договаривались на определенное время, поэтому не сомневайтесь, он получит за свое упущение, – попытался пошутить Нойманн, чтобы придать легкость той проблеме, которая произошла. Немец не любил сильно огорчаться, даже если случилось что-то плохое – он был такой по природе своей.

– Я думаю, что вашему другу будет неудобно добираться за вами из центра Москвы на край города. Очень неудобно. Поэтому будьте уверены, он свое получит, – ответила Катя, и немец расслабился.

Они поняли друг друга. У Макса редко бывало так с людьми. Даже в Германии.

– А английский вы не знаете?

– Если бы я знал, то все было бы намного проще. Ведь так? – усмехнулся немец, и Катя согласилась.

Вскоре Катя остановилась перед четырехэтажным домом – такие дома называют сталинками. Девушка торопливо достала ключи, осмотревшись по сторонам.

– Московская шестьдесят шесть, – назвала Катя свой адрес, Макс благодарно кивнул и отправил адрес своему другу.

Мысленно пожелав удачи его другу в поиске этого захолустья, Катя оглянулась на гостя. Он с любопытством рассматривал близстоящие многоэтажки.

– Все, как и везде: строят друг на друге, – укоризненно произнес Нойманн.

Катя мысленно согласилась со своим новым знакомым. Чем выше дом – тем больше прибыль, с недавних пор пятиэтажные дома вообще перестали строить. Их, наоборот, сносят, вот и на Катин дом давно метят местные олигархи, чтобы построить здесь какой-нибудь бизнес-центр или еще одну высотку. Однако и Катя, и ее соседи – люди самостоятельные, умеющие отстаивать свои права, и только поэтому сталинка еще стоит на этой земле.

Старший по дому уверен: дом стоит прочно и простоит еще много лет, даже переплюнув эти новостройки, ибо строили сталинки руками, а не другим весьма пикантным местом. К счастью, местные жители, и олигархи это понимают, ведь раньше в цене было качество, а не скорость и выгода.

– Пойдемте быстрее, – попросила Катя, открывая подъездную дверь.

Не хватало еще слухов, что Катя приводит домой каких-то мужчин, ведь иначе брат будет в ярости. Соседи часто докладывают о ней, и докладывают абсолютно все – вплоть до того, во сколько девушка вернулась домой.

И на то были свои причины у брата, о которых Катя еще не догадывалась.

Катя старалась не смотреть на немца, который спокойно направлялся по отнюдь не новому дому. Ей было, мягко говоря, неловко за старые и совсем не модные виды.

«А ведь он из Германии приехал, да и не последний человек, видимо, а я его сразу в самые лучшие виды Москвы окунаю. Эх…», – со стыдом подумалось Кате. К счастью, в квартире у девушки было более свежо и красиво.

Вскоре они поднялись на третий этаж. За счет того, что даже первый этаж в сталинках приходится высоким, третий кажется вовсе четвертым. Домашний уют сразу бросается Кате в глаза, отчего ей стало уже не так неудобно перед иностранным гостем, и даже прибрано было в квартире.

Морозова еще раз осмотрелась. А так даже ничего: и уютно, и чисто, и просторно, насколько, конечно, позволяла однокомнатная квартира. Раньше здесь было три комнаты, ведь в сталинках априори не было однокомнатных квартир, но перепланировка и продажа решили все, да и отец девушки посчитал, что одной большой комнаты ей одной вполне достаточно.

Макс тоже переступил порог, продолжая разглядывать все вокруг и напряженную русую девушку в том числе. Катя заперла за гостем дверь.

– Я… – Катя обернулась к мужчине, – я разогрею покушать, а вы в это время можете занять комнату и отдохнуть, – улыбнулась Катя кончиками губ, указав в сторону единственной комнаты, и немедленно последовала на кухню, оставляя чуть растерянного Нойманна в прихожей.

Катя и сама выглядела растерянной, ведь она никогда не поступала столь опрометчиво, приглашая первого встречного к себе домой. Все поступки девушка сначала оценивала и оценивала весьма здраво, но сегодня что-то пошло не так, словно сама судьба устроила спектакль нестандартных поступков.

Катя вздохнула, пытаясь успокоить себя тем, что дело сделано и ничего не вернешь. Не выгонять же иностранца на улицу, так? Ей уже не позволит совесть поступить таким подлым образом.

Кухня достаточно больших размеров тоже порадовала глаза девушки чистотой. Все-таки не зря Катя не любила откладывать дела на потом, в том числе и уборку. Свежий бюджетный ремонт и чистота в квартире, Катя уверена, искупили вид старенького дома в глазах иностранного гостя, а потому она с радостью принялась за приготовление обеда.

– Дом еще советских времен, – услышала Катя сзади.

Непривычный мужской голос заставил ее вздрогнуть и резко обернуться.

Макс стоял в проеме двери, наблюдая за действиями девушки. Конечно, незнакомый голос спустя пятнадцать минут тишины еще и не так напугает, а ведь Катя думала, что немец уже уснул или вовсе помер от видов периферии Москвы, ан нет: живой и даже довольный.

– Да, его все намереваются одолеть некоторые богатые личности, но пока у них ничего не выходит, – произнесла Катя, возвращаясь к накрыванию стола, – сейчас идет активная застройка всей Москвы. Сначала центр, но и до нас доберутся скоро.

– И что же вы будете делать, когда доберутся? – поинтересовался немец, отталкиваясь от проема и присаживаясь за стол.

– О, не волнуйтесь. Моя судьба предрешена моим отцом с самого рождения. Что вы предпочитаете на обед, Максимилиан?

Фух… Катя решила сбавить обороты и успокоиться после упоминания об отце. И зачем она только сболтнула лишнего?

– Полагаюсь на вас, Катья, – ответил он про обед, – что же вы такого сделали, что родной отец отправил вас сюда? Не слишком ли жестокое наказание для своего ребенка?

Катя отвернулась от внимательных глаз Нойманна и тысячу раз пожалела о своей излишней сговорчивости.

«Меньше знаешь, немец, крепче спишь…», – подумалось Морозовой. Молчание девушки было истолковано верно, и больше тема Максом не поднималась.

– Вам нужна помощь?

– Нет, спасибо, – улыбнулась Катя мельком, – сейчас будем кушать. Так сказать, окуну вас в атмосферу полностью…

Макс пересел на мягкий стул, наблюдая за тем, как Катя готовила на кухне. Ее русые волосы выбились из наспех заплетенной косы, но Катя не обращала на это никакого внимания. Ее мысли были заняты другим. А вот немец, кажется, обратил – он зорко выглядывал что-то в девушке, порой пугая своим чересчур внимательным взглядом.

Катя сделала вид, что ничего не замечает, а через десять минут на столе стояла разогретая тарелка щей, непримечательный салат из огурцов, помидоров, лука и редиски, теплый чай, разлитый по бокалам, и еще несколько блюд, которые нашлись в холодильнике. Готовить Катя любила большими порциями, и этот факт не ускользнул от мужчины при виды большой кастрюли щей на плите.

– Я был очень рад встретить человека, так хорошо говорящего на моем родном языке, – признался Макс искренне, протягивая руки к горячей тарелке щей, – мне было не по себе от того, что я попал в чужую среду и совсем один. Не думал, что у друга найдутся дела в день моего прилета, хотя для бизнесмена, по всей вероятности, это частое явление.

– Мне тоже полезно было с вами встретиться, – коротко произнесла Катя, – но, чтобы вы знали, я никогда не приглашала к себе домой мужчин, не говоря уже о первых встречных. И если приедет кто-то из родных, то мне придется вас спрятать ненадолго… Заранее прошу прощения.

Мужчина скользнул по Кате недолгим, но пристальным взглядом.

– Конечно, – произнес немец, удивленный от такого откровения. Максу отчего-то было приятно осознавать, что он был исключением в такой нестандартной ситуации, а не правилом.

«Смотри, пока смотрится. Где же ты в своей Германии встретишь еще одну «Катью»?»,  непроизвольно улыбнулась голодная Катя от собственных мыслей.

Немец, кажется, тоже был сильно голодным, а потому уплетал обед молча. А, может быть, он привык есть молча? Кате стало интересно.

Вскоре, когда стол был убран, Катя направилась в комнату, чтобы переодеться, и Макс неожиданно последовал за ней.

– Простите, я бы хотела переодеться. Подождете меня здесь, Максимилиан? – обернулась Катя.

Издержки однокомнатной квартиры заставили Катю покраснеть, а затем, дождавшись молчаливого кивка Нойманна, она прикрыла за собой дверь комнаты и быстро откопала свои домашние, но довольно-таки приличные и даже красивые облегающие штаны. Морозова посчитала, что это было лучше коротких шорт, в которых она привыкла ходить по квартире.

«Так, пора и гостя приглашать. Или он уже сбежал?», – с улыбкой подумала Катя. Теперь после сытного обеда ей стало легче принять сложившуюся ситуацию.

Катя застала немца на том же месте – он стоял в прихожей у шкафа и рассматривал все вокруг. Нойманн молча скользнул по ней взглядом.

– Ваш друг… во сколько он должен был встретить вас? – спрашивает Катя, приглашая в комнату и не зная, чем занять гостя. Они сели на разные концы дивана.

Разве что телевизором можно занять, но надо ли оно ему? От канала новостей, Катя была уверена, немец сойдет с ума. Хотя, к своему счастью, он ведь совсем не понимает русский язык…

– Да. Он прибудет через час. Я не отягощаю вас своим присутствием?

Катя покачала головой отрицательно, мол, все хорошо. Это было хоть какое-то разнообразие в виде немца, да и то временное – на час-другой.

– Вы прилетели к своему дню рождения? Когда оно у вас? – попыталась Катя разрядить обстановку, глядя на хорошо одетого немца, совсем не вписывающегося в ее небогатый интерьер.

Откинувшись на спинку дивана, Катя поджала под себя ноги и прикрыла глаза. После тяжелого дня в университете ей жутко хотелось спать, обычно этим Катя и занималась после возвращения домой, но сегодня все было иначе. Сегодня в ее квартире обитал иностранец.

– Я могу пересесть на стул, чтобы ты могла лечь.

– Все нормально, – чуть сонным голосом пробормотала Катя.

Ее резко потянуло в сон, и Катя вспомнила, что этой ночью она почти не спала, чтобы успеть сдать две работы курсовых своим однокурсникам в нужный срок. Этим Катя занималась в своей жизни помимо учебы, потому что родители…

А родители давно были заняты своей жизнью, но вскоре, Катя еще не догадывалась, они о ней непременно вспомнят. Вспомнят, чтобы заставить сделать Катю самую ужасную ошибку в своей жизни…

Глава 3

– Ты спрашивала про мой день рождения, прекрасная фройляйн. 3 сентября 1991 года рождения, – произносит незнакомец с прищуром голубых холодных глаз, вновь окидывая тело девушки взглядом.

– Это вы будете на целых восемь лет старше меня, – удивилась Катя, которой ее двадцать лет показались небольшой крупицей.

Значит, ему скоро будет двадцать восемь.

– Думаете, что это много? – прищурился немец, подавшись вперед.

– Я не думаю об этом, – призналась Катя, – хотя девочки с потока, что учатся со мной, мечтают выйти замуж за иностранца, да чтобы постарше был.

– Ты тоже? – снисходительно улыбнулся немец, и эта улыбка не понравилась Кате. Этот вопрос в принципе прозвучал с насмешкой, словно он удивлялся таким желаниям юных девочек.

– И часто вы прилетаете в Россию? – вопросом на вопрос ответила Катя, не посчитав нужным ответить на насмешку.

– Ты будешь смеяться, но я первый раз прилетел в Россию. Здесь у меня друзья, которые родились в Германии, но выросли и переехали сюда.

– И куда нужно смеяться в таком случае? – не без иронии спросила Катя, и такая же улыбка тронула ее губы. Она постаралась отвлечься от той насмешки немца «холодной иронией».

– Это такая стандартная шутка у русских? – нахмурился Нойманн, – просто я по несчастливой случайности летел с общительной русской девушкой, и она тоже сказала что-то вроде… эм… Я сейчас непременно вспомню, Катья.

Немец задумался. Его взгляд был направлен перед собой, а сам Макс очень хотел вспомнить ту сговорчивую девушку в самолете – хотя бы ее очертания, но ничего не получалось. Таким образом он планировал вспомнить хотя бы обрывки их разговора, который по большей мере был непонятен им обоим – ведь она почти не знала немецкий, но все равно упорно пыталась разговорить Макса. К слову, безрезультатно, ведь немец тут же попытался уйти в сон. Вскоре у него это получилось, поэтому рыжая девушка, имени которой он не запомнил из-за ее излишней болтливости, оставила его в покое.

А вот с Катей все было несколько иначе – она понимала его речь почти во всех случаях, и Макс осознал, как ему легко с нею.

«Точно легче, чем было в самолете с той назойливой особой», – подумалось мужчине при очередном взгляде на молчаливую Катю.

– Кажется, она задала такой же вопрос, поэтому я спрашиваю: это стандартная шутка у русских?

Катя вопросительно изогнула бровь. Что он от нее хочет? Девушка не понимала.

– Прошу прощения, если я вас задела. У нас это называется… сарказм, – выдохнула Катя.

За несколько лет совместного обучения с иностранцами Катя успела понять главное: лучше признать вину, чем продолжать спор, ведь это может привести к конфликту. Особенно в случае столкновения людей разных культур.

Катя-то призналась, а вот немцу было интересно другое. Он заинтересовался тем, какой становится девушка на эмоциях… Максу почему-то представилось, как ее щеки заливаются румянцем, а глаза девушки загораются азартным блеском. Может быть, ему просто отчаянно захотелось увидеть ее такой? Странно, ведь к рыжей девушке в самолете он не испытывал такого желания. Наоборот: ему очень хотелось, чтобы она поскорее замолчала.

– Хорошо, фройляйн. Я прощаю тебе это, – шутливо произнес немец, наблюдая в этот момент за Катей.

Макс быстро уловил, как вывести девушку на какие-либо эмоции.

– Ах, прощаете? – не сдержалась Катя, тут же нахмурив брови, – и с каких пор мы перешли на «ты»?

– Катья, ты не следила за ходом нашего разговора? – невинно спрашивает немец, а затем вдруг хлопает по своей коленке, – иди сюда. Я же вижу, что ты хочешь лечь.

Катя совсем перестала понимать, что сейчас происходит. Ее в чем-то обвинили, за что-то простили, а теперь и по коленке хлопают, приглашая к себе. Если бы у Кати мог идти пар из носа, он бы непременно сейчас пошел.

Или немец только этого и добивался?!

А Макс никогда бы не позволил себе этот некрасивый жест. Мимолетный порыв обошелся ему ущербом в размере совести, но загоревшиеся глаза девушки и ее раскрасневшиеся от возмущения щеки он увидел. И его порадовало увиденное.

– Вот еще, – мрачно произнесла Катя, обведя взглядом его расслабленную фигуру и колено, по которому Макс только что хлопнул, – своих женщин так будете зазывать, а я перетерплю как-нибудь.

Катя отвернулась, не замечая заигравшую улыбку на устах немца. Шуточки и предложения у Макса оказываются так себе, а первое впечатление о нем, как о галантном незнакомце, пропадают тут же.

– Я просто предложил тебе прилечь. Не воспринимай, как какое-нибудь унизительное предложение. И у меня нет женщины, Катья.

«Ох, это его Катья, Катья!.. И почему его акцент такой… такой слишком притягательный?», – задалась вопросом Морозова.

И кто бы только знал, как Кате хотелось лечь на родной диван и вытянуться в полный рост, но пришлось отказаться. Она подождет, пока за гостем приедут, а затем отоспится за всю сегодняшнюю ночь, которую она потратила на написание курсовых. Эти курсовые, которые у нее заказывали студенты, ее сильно выручали в материальном плане. В месяц Катя делала порядка десяти курсовых, и она была рада такому заработку.

Катя заметила, как Макс взял декоративную подушку с дивана и положил ее рядом с собой. Она проследила за его руками и взглядом, а взгляд Нойманна был устремлен прямо на девушку. Немец вопросительно выгнул бровь, мол, долго ли еще Катя будет сопротивляться?

– Я сяду на кресло напротив, – махнул он рукой в сторону широкого и добротного кресла, – ты ляжешь. Я вижу, что ты очень устала.

– Не нужно, я все равно не лягу. Боюсь уснуть, – призналась Катя.

Ее, и правда, сильно клонило в сон. Если ее голова коснется подушки, то Катя непременно отрубится. Но немец этого не понимал.

Подушку немец тут же вернул на место и расслабленно откинулся на спинку дивана. Кажется, что ему и не надо было развлечений – Нойманн явно хотел тишины и отдыха.

– Расскажите мне о своей стране, – попросила Катя тихо.

– О Германии? – удивляется Максимилиан, – тогда я боюсь, что мы и к ночи не управимся… И, Катья, я бы очень хотел перейти на «ты».

– Хорошо, Макс.

Она прикрыла глаза и начала слушать необычный акцент и необычного гостя:

– Нет ничего лучше, чем увидеть Германию самой, Катья, но я немного могу тебе поведать…

О том, что она уже была в Германии на производственной практике от вуза, Катя решила умолчать. Она продолжила слушать немецкую речь, но заснула прежде, чем Макс приступил к основному рассказу… Морозова провалилась в сон, словно диван и голос немца стали ее чертовым снотворным.

Звонок в домофон нещадно врывается в сознание Кати резким шумом.

Один глаз, второй глаз… И немного насмешливый голос рядом:

– Я бы открыл, если бы я был хозяином. Вероятно, это приехал мой друг.

И правда: вскоре на пороге Катиной квартиры впервые появляется Эрих Тирбах.

– Здравствуйте, добрая девушка… – улыбается незнакомец, говоря на хорошем русском языке, – меня зовут Эрих, я приехал за этим симпатичным немцем, – кивает он на Макса.

Усмешка трогает губы высокого светлого мужчины, и Катя немного расслабляется. Выглядел он также галантно, как Макс, и отнюдь не бедно. Морозова не знала, кем они являются на самом деле, но одежда их была приличной, взгляд – зорким и цепким, а выглядели оба мужчины спокойными, но в то же время в них обоих чувствовалась какая-то сталь и жесткость. Было бы у Кати побольше времени, она бы точно разгадала их натуру, но это столкновение с людьми другой культуры было слишком кратковременным.

– Здравствуйте, – пробормотала Катя и коротко улыбнулась новому знакомому.

Все-таки слишком много знакомств заставили девушку растеряться на время, а после сна, Катя догадывалась, она и вовсе выглядела сама не своя. Ее русые волосы совсем выбились из косы, за что Кате стало вмиг неудобно. Никогда она еще не встречала гостей в таком виде.

– Я прошу прощения, если мой друг доставил вам какие-либо неудобства. Он не знает русского языка, а такси, которое я вызвал, привезло его совсем не туда. Как оказалось, водитель был новичком и столицу-то совсем не знал.

– Такое бывает, – Катя была рада услышать русскую речь.

В этот момент Катя поняла, как сильно она зависима от русской речи. Такое же ощущение у нее было, когда она прилетела домой в Россию после месячной практики в Германии. Тогда, правда, чувство тоски было еще сильнее.

Гость понял, что Катя не особо настроена на беседы и что двое мужчин в ее тесной квартире немного сковывают девушку. Эрих по своей природе был догадливым человеком и потому по коротким улыбкам и односложным ответам девушки он понял, что Кате неудобно и даже, может быть, немного страшно.

Эрих обратился к молчаливому Максу, который неторопливо разглядывал Катю. Кажется, что в этот момент Нойманн кое-что решил для себя.

Эрих заговорил на немецком:

– Пойдем. Мне кажется, она меня испугалась. Не будем больше заставлять ее нервничать…

– Эрих… – улыбнулся Макс, пытаясь остановить друга, который не знал одну особенность девушки – Катя понимала немецкий. И понимала отлично.

– Макс, я вот давно тебе хочу поведать кое-что, – продолжил Эрих, медленно направляясь к выходу из квартиры, – из своего опыта проживания в России я понял, что русские девушки самые покладистые и нежные девушки в мире. А тебе удалось еще и такую красавицу отыскать, я бы советовал тебе присмотреться к ней… Робкая, а в беде тебя не бросила, видишь? Я удивлен! Это называется добросердечность…

– Эрих, Катья немецкий… – Макс попытался закашлять, чтобы скрыть рвущийся наружу смех. А заодно Макс поторопил друга к выходу, который слишком уж разошелся в комплиментах.

Тем временем Катя и сама из последних сил сдерживалась, чтобы не заплакать от всей комичности ситуации.

– Немецкому и научить можно. Сейчас всему научить можно, – воинственно произнес Эрих, махнув на друга рукой, – эх, золото упускаешь…

Взявшись за ручку входной двери, Эрих повернулся к Кате и нежно улыбнулся. Вот только Катя не позволила ему еще что-либо сказать, ее немецкая и уже заготовленная речь так и рвалась наружу:

– Благодарю вас за все комплименты, Эрих. Мне очень приятно, что вы нашли меня красивой и добросердечной…

По мере того, как лицо Эриха вытягивалось дальше некуда, Катя с вежливой улыбкой продолжала:

– Русские девушки, и правда, очень нежные. Но, увы, покладистость – далеко не мой конек…

Вежливо попрощавшись, Катя захлопнула дверь прямо перед носом Макса и удивленного Эриха. А затем с балкона она проводила взглядом отъезжающий, кто бы сомневался, немецкий автомобиль.

Вскоре Катя благополучно отвлеклась от такого приятного и, несомненно, интересного знакомства, но вот от возникшей сцены на ее губах до сих пор играла улыбка… Конечно, вспоминать немецких гостей она будет еще долгое время, но не более того. Переполох, что они подняли в ее душе, Катя заглушила в себе и постаралась вернуться в реальные студенческие будни, ведь учебный год только начался.

Вот только не знала Катя, что настойчивость, упорство и чувство благодарности – это второе имя Максимилиана Нойманна, которого вскоре Катя встретила у своего дома… В его руках были васильки.

– Я приглашаю тебя на свой день рождения. Мы отметим его завтра, третьего сентября, в тесном кругу друзей, и я хочу, чтобы ты присутствовала. Не беспокойся, в доме у Эриха с нами будет его мама. Она прекрасная женщина…

Л-и-т-р-е-с.

Глава 4

Сентябрь, 3

– Максимилиан, и где ты только успел познакомиться с такой очаровательной девушкой?

Катя еще не успела войти в дом, как взгляды присутствующих уже успели пройтись по формам девушки и ее раскрасневшемуся лицу. Кате вновь стало неловко, ведь комплимент на немецком она прекрасно поняла.

– У Эриха спросите, – со смешком ответил Макс, ненадолго встречаясь взглядом с растерянной Катей.

– А я уже усвоил урок, поэтому знайте, что эта очаровательная девушка прекрасно понимает немецкий, – рассмеялся Эрих, появляясь в поле зрения гостей, – и даже говорит на немецком, вы представляете…

Катя совсем не подозревала, что она окажется единственной приглашенной девушкой, и оттого ей стало неловко. Пока Макс представлял Катю друзьям, девушка успела рассмотреть каждого и отметить про себя крепкие и мускулистые фигуры мужчин. Кажется, они все регулярно посещали спортзал, а Катя, хоть и обладала завидной фигурой, но в спортзал не ходила, а стремилась только побыстрее дописать курсовую и пораньше лечь спать.

– Не бойся, это хорошие люди, – успел незаметно шепнуть Макс, чувствуя легкое напряжение Кати.

Речи знакомства лились на немецком языке, и Катя не осталась в долгу, знакомясь с друзьями Макса и Эриха на немецком. Имена еще четырех парней Катя не особо запомнила, а которых запомнила – вскоре забыла, все-таки диковинку были имена в виде Генриха и прочих. А спустя некоторое время в коридор вышла очаровательная женщина, о которой уже упоминал Макс – это была мама Эриха.

Едва со знакомством было покончено, как все двинулись в гостиную, и Макс не преминул воспользоваться возможностью: немец едва заметно прикоснулся пальцами к плечу Кати – там, где уже заканчивается тонкая шейка и начинаются хрупкие плечи. Макс признался себе в том, что давно хотел это сделать – прикоснуться к девушке. Кончики пальцев закололо от дикого желания это сделать, но и после томительного и ежесекундного прикосновения болезненное ощущение не пропало.

Ему, черт возьми, было слишком мало.

Вкусная еда, напитки, в том числе и алкоголь, – все это лилось рекой, и постепенно Катя влилась в эту атмосферу. Поначалу ей было не по себе и страшно – а не сделала ли она ошибку, оказавшись наедине с мужчинами? Макса и Эриха она знала совсем ничего, чтобы так наивно им довериться, но с появлением добродушной мамы Эриха груз с души ушел, и она перестала винить себя в необдуманном поступке. Присутствие еще одной женщины открыло второе дыхание, да и со стороны Макса никогда и никаких неуважительных действий не было.

Только взгляды его странные – холодные и тягучие как мед одновременно – порой заставляли девушку трепетать, и она не понимала почему. Вскоре Катя отвлеклась от собственных мыслей, ведь она узнала одного из друзей Макса. Вскоре на балконе Александр и сам подошел к Кате, когда она осталась одна и без опеки Макса, тот ушел покурить.

– Я не ошибся, и это ты учишься в институте истории и международных отношений? – услышала Катя позади себя такой знакомый и родной русский язык, и с радостью отвлеклась от рассматривания вида за окном.

А вид с тринадцатого этажа открывался шикарный. Без преувеличения.

– Да, учусь, – согласно кивнула Катя, пробуя на вкус русские слова и понимая, как она соскучилась по ним.

Родители и брат звонили ей очень редко, на учебе вот два месяца были летние каникулы, а подруг у Кати было слишком мало, чтобы просто встретиться и поговорить. После знакомства с Максом только с ним она имела возможность разговаривать, да и то на немецком. Еще бы чуть-чуть, шутила про себя Катя, и она совсем забудет родной язык.

– Ты прекрасно владеешь немецким языком. Я бы мог подумать, что ты подружка Макса из Германии, если бы уж сильно не была похожа на русскую.

Катя промолчала, хоть и не слишком было приятно слышать «подружка Макса», но Саша тут же улыбнулся и извинился за резкость.

– Мама Эриха очень веселая, – заметила девушка, – а ты, значит, наполовину немец?

– Да, моя мама русская. Выбор имени был сложным процессом, но оба сошлись на Александре. Ни нашим, ни вашим, так сказать, – рассмеялся Саша.

– О чем говорите?

Вместе с жестким немецким акцентом Катя почувствовала руки на своих плечах. Всего на секунду Макс положил свои тяжелые пятерни на хрупкие плечи девушки, но затем одумался и резко избавил Катю от своих прикосновений. Макс и сам не понимал, что на него нашло, но ему вдруг захотелось, чтобы Александр увидел, с кем пришла и под чьим контролем находится эта красивая русская девушка с таким же прекрасным, черт возьми, именем.

Встретившись взглядом с ее светлыми серыми глазами, Макс, взрослый мужчина, совсем полетел, но тут же взял себя в руки и улыбнулся собеседникам, уже спросив мягче:

– Я помешал вашему разговору?

Не зная, куда можно деть свои руки от волнения, Макс встал между Катей и Александром, делая вид, что ему очень интересен пейзаж за окном. Впрочем, его и правда привлекает русская живопись, но на данный момент все мысли немца были заняты несвойственным ему чувством… чувством ревности.

Он пытался переключиться, но мысли упорно шли не в ту степь. Макс почему-то не хотел, чтобы Катя и Александр продолжили общаться после того, как он уедет в Германию. Что творилось немцем – ранее благоразумный Нойманн и сам не понимал.

Однако, Нойманн даже не подозревал, что эта пара уже знакома друг с другом, и что они даже учатся вместе.

– Нет, не помешал, – произнесла Катя на немецком, а затем сказала правду, – оказывается, мы с Александром учимся в одном университете. Даже на одном факультете…

Катино воодушевление этой новостью было непонятно хмурому Максу, но девушка была приятно удивлена этому факту, и Нойманн заставил себя улыбнуться. Через силу, но все-таки.

На долю секунды Макс пожалел, что Катя знает его язык, иначе он бы тотчас же отослал Александра на немецком и приказал ему больше не подходить к Кате.

Впрочем, кое-что он мог осуществить.

Нойманн повернулся к теперь уже молчаливому Александру, а затем быстро и тихо попросил оставить их наедине. Встретившись глазами с Максом, Александра посетила мысль, которая никак не укладывалась в голове: неужели Нойманн неровно дышит к девушке другой культуры? И эта мысль ему совсем не понравилась, потому что он знал Макса и его легкомыслие по отношению к девушкам.

Катя не заметила, как с балкона исчез Александр, потому что в это время ей позвонила родительница. Сделав большое усилие над собой, Катя спокойно ответила:

– Да, мама?

Макс на секунду кинул взор на девушку, но затем стал просто слушать ее голос. Он не знал ни одного слова на ее родном языке. К сожалению.

– Ты хочешь со мной встретиться?

Мужчина заметил растерянность на лице девушки, а Катя была не только растерянной, но и напуганной. А дело было в том, что за полтора года, что Катя живет самостоятельно, они с отцом никогда не приглашали ее на семейный ужин.

У Кати закрались плохие мысли, а у Нойманна появились вопросы, но ему пришлось ждать конца разговора.

– Через столько дней? Мы ждем иностранных послов или это все-таки наш семейный ужин? – удивилась девушка.

А затем Катя замерла: мама железным тоном велела присутствовать на семейном ужине и подобрать к нему не вызывающую одежду, а причиной этому были папины партнеры по бизнесу из Чечни.

– Auf Wiedersehen, Mutter7, – прошептала Катя, автоматически перейдя на немецкий язык.

(– До свидания, мама)

Макс оживился, услышав родную речь, а по состоянию девушки понял, что отношения между дочерью и мамой очень и очень напряженные.

«Возможно, такие отношения и со всей семьей», – подумал Нойманн, желая расспросить девушку побольше о взаимоотношениях в семье.

– Родители уже ждут тебя дома? – начал Макс издалека, посмотрев на свои наручные часы, – почти восемь вечера, но мы только начали.

– Я не живу с родителями вот уже полтора года, – тихо призналась Катя, которую до сих пор одолевали смутные сомнения по поводу добрых намерений родительницы.

– Почему? – настойчиво спросил Макс, желая узнать о русской девушке побольше.

Катя вздохнула. Рассказывать или нет? Однако вскоре желание выговориться перебороло все остальное:

– Мои родители в разводе. Отец отдал нам с мамой половину своего состояния при разводе, но мама оставила только одну квартиру и еще несколько недвижимостей, остальное вложив в бизнес. Через некоторое время после развода она также начала приводить в дом своего мужчину, а меня постоянно просила уйти к бабушке на день-другой. Мне было четырнадцать, самое время для переходного возраста. Бизнес и мужчина заняли все ее время, и вскоре я начала почти постоянно жить у бабушки в той квартире, где сейчас живу я, – тихо прошептала Катя, находясь совсем близко к Нойманну.

Или это он подвинулся слишком близко, пока Катя разговаривала по телефону?

– Как ты понимаешь, бабушка умерла. Инфаркт. Она видела и понимала, что мне тяжело дался развод родителей: для молодой мамы я была обузой, а у отца был наследник, это мой старший брат. Бабушка завещала мне все, что у нее было – это квартира и гараж, где хранились соленья.

– Прости, – произнес Макс, проникаясь к девушке, – ты справляешься одна?

Катя коротко улыбнулась, встречая прищур холодных, но взволнованных глаз:

– Конечно, у меня все хорошо. Я получаю стипендию, а также подрабатываю репетиторством и курсовыми. Сейчас начало учебного года, мои детишки еще не приехали с морей, где отдыхают вместе со своими родителями, но скоро начнется самая работа. Немецкий язык, к сожалению, не так востребован среди семей и деток, но работа находится. К тому же, я очень привязалась к тем детям, которых обучаю немецкому.

– Дети – это прекрасно. Скажи, а ты рада этой самостоятельности? – отчего-то подобрался немец.

– Нет, – призналась Катя, не раздумывая, – порой хочется, чтобы рядом было сильное мужское плечо. Или родительское. Но в моем случае я могу надеяться лишь на мужское… когда-нибудь, – улыбнулась Катя, присаживаясь на стул.

На балконе никто не мешал их разговору.

– Женщины, с которыми я был, мечтали о той самостоятельности, в которой ты живешь, – тихо произнес Нойманн после признания Кати, – ты отличаешься от них, от наших женщин.

– Чем же?

Даже не дернувшись, немец ответил правду:

– Тебя хочется оберегать, а немецкие женщины своим жутким стремлением к равноправию во всем и везде давно отбили желание оберегать их и помогать им. Я не говорю о рабстве, – немного жестко исправился он, – я говорю о женской слабости, данной женщине природой. Тебя хочется оберегать, Катья.

Эта девушка по имени Катя нравилась ему все больше и больше. Макс признался себе в этом именно сейчас.

– Просто они не представляли, насколько заблуждаются в своих желаниях. Я про самостоятельность, – Катя отвела взгляд от Максимилиана.

Макс проследил за ее задумчивым взглядом, направленным в никуда, и понял, что он был в смятении от поведения ее родителей. А именно от того, насколько мать поступала ужасно, отправляя четырнадцатилетнюю дочь фактически ночевать и жить к бабушке. Нойманн был удивлен тому, как еще совсем юная девушка не утонула в равнодушии родителей, поступила в университет, выучила язык с совершенством и стала достойной в его глазах.

Симпатия Нойманна переходила дозволенные границы. Желание Кати обрести мужское плечо сопутствовало желанию немца обрести мягкую и нежную женщину рядом с собой.

– А теперь мама позвала меня на семейный ужин, которого они с отцом не устраивали даже в браке. Это странно.

Про гостей из Чечни девушка благополучно умолчала. Кате показалось, что она и так о многом поведала иностранцу.

– Прохладительные напитки? – веселый голос Александра неожиданно проник в сознание двоих.

Катя обернулась и ей тут же всучили в руку бокал.

– Немецкое, – с гордостью и воодушевлением произнес Александр, уже делая первый глоток пива и подначивая Катю.

Поначалу девушка застыла в нерешительности, чувствуя на себе взгляд Нойманна, но затем решила попробовать напиток, который немец одобрил. Точнее, наполовину немец, но все же.

– Она не будет это пить. Забери и унеси обратно, – холодный голос и такие же холодные руки Нойманна выдернули из рук Кати бокал с пивом. Точнее почти выдернули, ведь Катя успела отвести руку в сторону.

– Все нормально, – успокоила Катя Нойманна.

– Видишь, она хочет попробовать. Не мешай, Макс.

Сжав челюсти, Макс опустил руки и позволил девушке сделать несколько глотков. Она сказала, что не против попробовать, а вот сам Макс был не против отвернуть голову этому Александру, вновь приблизившегося к Кате. К тому же Макс не хотел, чтобы девушка пила.

Не хотел, но и запретить не мог.

– Давай до дна, Катя, – произнес Александр на русском, заставив Макса выйти из себя. Он совсем не понимал русскую речь.

Дождавшись, пока Катя сделает несколько глотков, Макс буквально выдернул из ее рук бокал и впихнул огорчившемуся Александру со словами:

– Отнеси, – прозвучало железно и на немецком, а затем Макс повернулся обратно и решил смягчиться перед Катей, – просто это все равно не то, Катья. Если бы ты попробовала этот напиток в Германии, ты бы удивилась разнице.

– Возможно, – скованно улыбнулась девушка.

Макс, по ее мнению, был слишком правильным и каким-то чересчур жестким. Александр был помягче, с ним ей было комфортнее и легче, а вот от взглядов Нойманна Кате было порой не по себе.

Александр ушел, и немец вновь принялся разглядывать русую сероглазую девушку. Он слышал, что именно серый цвет глаз особенно ценится за ту грозность, с которой смотрит их обладатель. Именно так и было: Катя смотрела на него ровно, но мягко…

А кто бы только знал, как ему нравилось ее имя – такое обычное для России, но такое притягательное для иностранцев. Макс не скрывал: ему нравились и ее фигура, и широкие бедра, граничащие с миниатюрностью девушки. А нравился ли он Кате?

Из квартиры послышалась медленная иностранная музыка, и Нойманн не преминул воспользоваться случаем:

– Потанцуем?

Глава 5

– Потанцуем…

Катя аккуратно вложила свою ладонь в руку мужчины. Нойманн не желал упускать возможности коснуться девушки, и едва они вышли в гостиную, как мужчина увел Катю в танце.

Поначалу ей было некомфортно находиться так близко с Максом, но затем, едва музыка проникла в сознание Кати, как она тут же перестала бояться его глубокого взгляда и теплого дыхания в то время, как большие, несомненно сильные руки Макса, удерживали девушку за талию, словно она была чем-то хрупким и недосягаемым для него.

Возможно, так оно и было.

А Нойманн просто сходил с ума. От прикосновений, от ее тепла, от улыбки Эриха, так несвоевременно подмигнувшего Максу.

А Эрих, этот весельчак и лучший друг, тем временем уже все понял. И медленную музыку включил, зная способность и влечение Макса к танцам. Нужно отдать должное: Нойманн умел и любил танцевать, он мог увлечь в танце сотни девушек за один вечер, но никогда ранее он не испытывал такие чувства, как сегодня – в танце с Катей.

Страсть или влечение – да, но вот когда челюсти сводит от желания сжать девушку в своих объятиях и никуда не отпускать… Черт!

– Мне пора уходить, Макс. Спасибо тебе… – в голову Нойманна проникает звонкий голос Кати, а немец даже не заметил, что все вокруг затихло.

Музыка закончилась. Эрих издалека неоднозначно ухмыляется, а Катя отходит от Макса.

– Я провожу тебя домой, – решительно произнес Макс, стряхивая с себя туманный дурман.

Не слушая и не принимая отказов, Нойманн решил предупредить Эриха, что он проводит Катю.

– Уже поздно своим ходом добираться, – хмурится Эрих, – я выпил, поэтому не подвезу. Возьми мою машину, Макс, там есть навигатор.

– Думаешь, это хорошая идея? – с сомнением спрашивает мужчина, поглядывая на приближающуюся к нему девушку.

– Так будет безопаснее. Если нарветесь на власти и возникнут проблемы, позвонишь мне.

Макс ухмыльнулся, но по-дружески хлопнул Эриха по плечу.

– Настрой навигатор на немецкий, – сказал Макс с улыбкой, – иначе я случайно уеду в Германию.

– У тебя одна дорога, Нойманн, но девушку-то зачем похищать? – рассмеялся в ответ Эрих и встретил хмурый взгляд Кати, выглянувшей из-за спины Макса.

– Что я прослушала?

Катя услышала последнее предложение, но вот шутки не поняла. Какое похищение?

Эрих объяснил:

– Я пошутил, прекрасная Катя. Я был рад знакомству с тобой, и надеюсь, что это не последняя наша встреча. Ну а тебя, друг мой, – повернулся он к Нойманну, – я жду через час, будем продолжать банкет.

Обменявшись улыбками, вскоре Катя попрощалась со всеми. Порядка трех часов пролетели слишком незаметно.

…Макс направился к машине Эриха, на что Катя только прищурилась и одарила его непонимающим взглядом.

– Ты в своем уме? А если остановят?

– У меня все под контролем. Садись, Катья, – с улыбкой отвечает Макс, встречая сопротивление.

Смерив недолгим взглядом Макса, Катя садится в иномарку, которую уже видела у своего дома, когда Эрих приезжал за другом. Она решила не спорить с Максом, а довериться ему, и поэтому вскоре машина плавно затормозила у ее подъезда. Как и обещал, Нойманн довез Катю до дома.

Макс направлялся к подъезду как можно медленнее, чтобы еще немного побыть рядом с нею. Подольше. Катя прислонила ключ к домофону, он запиликал в ответ, но никто так и не зашел в подъезд – Катя ждала, пока Макс откроет для нее дверь, однако, вместо этого мужчина посмотрел на Катю с непониманием.

– Что такое? – не понял Макс, – дверь не открывается?

Не выдержав, Катя произнесла:

– Дверь-то открывается, а твоя галантность оставляет желать лучшего, – тихо рассмеялась Катя, но взгляд ее был серьезен.

Нойманн перевел взгляд на серую подъездную дверь, а затем снова на Катю:

– Но ведь ты стоишь рядом. Тебе удобнее самой открыть ее. Я не хочу обидеть тебя тем, что открою перед тобой дверь.

– Я заметила странности еще раньше, но не думала, что для тебя это является оскорблением. Мужчины всегда открывают дверь перед девушками, помогают донести тяжелые сумки, да и вообще…

– Постой. То есть мне можно открыть тебе дверь? – удивляется немец, мягко перебивая Катю, – и ты будешь этому рада? Тебя это не оскорбит?

– А почему я могу быть не рада? Это очень приятно, – убеждает Катя, удивляясь проскользнувшему опасению в глазах немца.

Больше не задавая вопросов, мужчина с легкостью распахнул перед Катей подъездную дверь, но так, словно для него это было в новинку. И это поразило девушку.

– Спасибо большое, – нежно улыбнулась Катя, и ей было действительно приятно, что он сделал для нее это.

Позже немец объяснил:

– Что у вас считается проявлением галантности, то у нас считается проявлением неуважения. Точнее, наших женщин оскорбляет это. Таким образом они делают вывод, что мы видим их несамостоятельными, считаем обузой и неспособными на что-либо. Признаться честно, ты – первая девушка в этой жизни, от которой я услышал в ответ слова благодарности, – рассказал немец в подъезде, и рассказывал он это с удивлением. Искренним.

Кате показалось, что ему было приятно сделать это – открыть для нее дверь. Это было точно в новинку.

– Макс?.. – еле заметно позвала Катя, едва они вошли в лифт. Нойманн настоял на том, чтобы проводить Катю до двери.

– Что?

– С днем рождения, Макс, – вымолвила Катя на прощание.

Нойманн улыбнулся концами губ – вот оно, самое лучшее для него поздравление. Катя искренне сказала это. И он был рад. Мужчина увидел, как красный оттенок прилил к ее щекам, и от трепета и нежности к этой девушке все внутри у него перевернулось.

«Если бы она только знала, как она меняет меня… Разве когда-нибудь я хотел закинуть девушку себе на плечо и увезти ее отсюда подальше, забрать в свою берлогу ото всех?!», – с недовольством заметил Макс. Вот только увезти подальше, в понимании Нойманна, была другая страна. Была Германия.

– Прости, я не успела подготовить для тебя подарок, – с грустью пожала плечами Катя, по-своему расценив молчание немца.

А еще Катя не знала, будет ли уместным дарить подарок человеку, которого она знала без году неделю.

– Твое присутствие в этот день было моим подарком, – уверенно отчеканил Макс, собравшись и совладав со своим разумом.

А разум хотел прижать эту девушку к себе и не отпускать. Пальцы, черт возьми, сводило от безумного притяжения к ней.

А Катя, вновь чувствуя его проницательный взгляд на своем лице, в ответ начала крутить ключи в руках. Она вставила их в замочную скважину.

– Тебе пора, – проговорила девушка, распахивая входную дверь и намереваясь уйти в темноту.

Но Макс не уходил, и тогда Катя нерешительно тронула его за руку, привлекая в квартиру. Она зажгла свет и закрыла следом за ним дверь. Катя боялась того, что кто-то из любопытных соседей услышит немецкую речь и непременно выглянет в глазок, где в свете подъезда увидит Катю с мужчиной. Тогда ей не жить, ведь это сразу доложат ее родным…

– У тебя кто-то есть? – Макс задает вопрос, а Катя нерешительно замирает возле немца.

– В квартире пусто, о чем ты? – непонимающе спрашивает Катя, облизывая вмиг пересохшие губы от того взгляда, которым ее одаривает Макс.

Но немец даже не собирается уходить, пока не услышит ответ на свой вопрос. Если Катя ответит, что есть, то Макс непременно исчезнет из ее жизни… Исчезнет ведь?

Поэтому его очень волновал этот вопрос.

– У тебя есть кто-то? Не в квартире, – спрашивает Макс, опираясь рукой в стену на уровне шеи Кати.

– Нет, ты неправильно понял. Просто у меня очень проницательные соседи и строгие родственники, а между ними взаимовыгодное сотрудничество, – честно отвечает Катя, не понимая, куда приведет их диалог, – в общем, мне было приятно с тобой познакомиться, Макс. Я усовершенствовала свои навыки в знании языка, но, боюсь, они мне более не пригодятся.

Макс молчит, переваривая информацию. У нее никого нет, и эта девушка чиста подобно утренней расе. Ее губы не целует мужчина, а сердце еще не познало чувств. Макс, словно глупый подросток, очень надеялся на это.

– Разве что с Александром теперь будем пересекаться в стенах университета, – неуверенно добавляет Катя, едва улыбнувшись.

Она не понимала молчания Макса, его вопросов и не понимала, почему он не уходит. Ей было страшно привязываться к тому, кто на днях улетит в свою родную страну.

– Прощай, Макс, – решительно произнесла девушка, намереваясь закрыть за бывшим незнакомцем дверь, – я желаю хорошего продолжения вечера. Запомни этот день рождения.

Она нашла силы сказать «прощай», так было нужно. Она сильная девочка и не будет горевать по чувствам, которые едва задели ее душу. Пока что – едва.

– Спасибо за этот вечер, – наконец, произнес Макс, обводя ее взволнованное лицо глазами, – и за то, что пришла, спасибо. Это лучший подарок, я тебе не лгу.

Нойманн раньше думал, что причина ее волнения – парень или жених, а, может, и вовсе муж, ведь чего бы иначе ей переживать за то, что их кто-то увидит? Но теперь, после ее ответа, Макс не понимал, почему глаза Кати все равно тревожно блестят.

Она боялась, что их кто-нибудь заметит, это было явно.

Макс развернулся к двери, но затем сдался своему внутреннему голосу и оглянулся на несколько секунд. Еще чуть-чуть посмотреть на нее – русую девочку.

– Я еще вернусь, Катья, – в его голосе лед, в его голосе – обещание.

Глава 6

Сентябрь

– И что, ты подошла к взрослому мужчине и спросила, не нужна ли ему помощь? – улыбнулась Марина, заинтересованно оглядев Катю после ее рассказа.

Закончилась последняя пара по истории, и они с одногруппницей двинулись к выходу из университета. Марина была погружена в себя, Катю тоже не покидали мысли о немце, с которым она попрощалась пять дней назад.

– У меня сестра ведь замужем за немцем. Вроде, у них все хорошо… – напомнила Марина с намеком, но Катя было глубоко в своих мыслях.

Девушка не знала, уехал ли Максимилиан в Германию или еще нет, и этот вопрос мучил ее время от времени.

– А что такого? Судя по нему, он был интеллигентным мужчиной, ему явно была нужна моя помощь. Оказалось, что он просто…

– Что просто? – недоуменно спрашивает Марина, а затем переводит взгляд туда, куда смотрит Катя.

А Морозова уже и забыла, о чем рассказывала подруге – совсем рядом, у ворот университета стоял Макс, поджидавший Катю.

– Это он, – тихо прошептала Катя, а затем вспомнила, что немец все равно не понимает русский язык.

Непослушные ноги замерли на месте, но затем сами же понесли ее к мужчине, к Нойманну. Марина двинулась следом, а что делать?

– Здравствуй, Катья, – протянул Макс на немецком, и вскоре в его руках возник большой букет цветов, – я же сказал, что я еще вернусь.

Прохладная улыбка тронула губы голубоглазого мужчины, а Марина тут же испарилась из виденья этих двоих. Все равно ни черта не понимала немецкий, да еще и звучит он пугающе.

– Здравствуй. Спасибо за цветы… Но разве ты уже не должен был улететь?

Макс опустил руку на плечо девушки, но все лишь на секунду – он хотел подтолкнуть ее к выходу. Кате тоже не понравились чересчур любопытные взгляды идущих мимо одногруппниц, и она двинулась следом за Максом.

– Мне пришлось задержаться в Москве, Катья. К тому же, я обещал тебе вернуться.

А Катя совсем ничего не понимала. Зачем он пришел? К чему эти цветы? И что делать, что говорить? Разве не из-за чувства благодарности Макс позвал Катю на свой день рождения? Разве не должны были закончиться их приятельские отношения, даже не начавшись?

– Зачем ты пришел?

– Ты мне не рада?

Вопросом на вопрос. Пересечение взглядов, которое Катя не выдержала. Она опустила взгляд первой.

Может быть, в глубине души она и рада их встрече. Только не рада Катя привязываться к тому, кто скоро покинет ее страну. Она совсем не рада тем чувствам, что пока легонько стучатся в ее сердце.

Пока – стучатся, но вскоре, когда Катя пошлет их куда подальше и решительно не откроет дверь, чувства назло ворвутся внутрь, устроив там вихрь и ураган. Она этого боялась.

А еще внутри нее почему-то все расцветало от знакомого немецкого акцента «Катья», который она не слышала уже пять дней. Преподаватели немецкого языка – не в счет.

– Я счастлив, что ты знаешь немецкий. Между нами нет барьера, и это прекрасно, Катья.

Прижимая немаленький букет к груди, Катя взглянула на задумчивого Макса. До дома оставалось идти порядка часа, ведь навряд ли Макс хочет испытать на себе все прелести московского метро в самый час пик.

– Да… Учила ради того, чтобы спасти незнакомца на периферии Москвы, – усмехнулась девушка.

Он посмотрел на Катю, улыбчивую и красивую девушку в чуть обтягивающем платье до колен, и совсем сошел с ума. Макс чувствовал, как ее улыбка затягивает его в омут, как закрывается сеть, в которой Макс остался лежать пойманным, но ничего не мог с этим поделать. Его руки, конечно, были развязаны, в них даже был нож – Макс, черт возьми, был способен разрезать эту сеть и выплыть на свободу из оков этой девушки, но было одно большое НО: Макс не хотел.

– Учила, чтобы со мной говорить, – поправил Макс после продолжительной паузы.

– Еще с Эрихом и Александром, а также с другими твоими друзьями. Только я забыла их имена, если честно, – призналась Катя, и они ступили на аллейку.

– Их имена тебе ни к чему. Я приехал сюда только из-за Эриха, остальные – мои приятели. У меня мало друзей, больше товарищей и приятелей, Катья.

– Почему? – немного удивилась девушка, приноравливаясь к широким шагам Макса.

– Я работаю там, где нельзя заводить друзей. Только товарищи, – уголки губ Макса приподнялись.

«Вот же, проболтался…», – чертыхнулся немец.

– Где ты работаешь? – Катя умело подхватила тонкую нить.

– Я расскажу. Чуть позже, – коротко и прохладно осведомил Макс, давая понять, что разговор на эту тему окончен.

Катя отвела взгляд, больше не став задавать вопросы. Конечно, ей стало не по себе от его холодного тона, и Макс это понял. А еще Макс понял, что он не расскажет: ни завтра, ни сегодня, и даже чуть позже Макс не сможет рассказать, где он работает. Катя не станет его, она не улетит с ним в Германию – точно не улетит, а это значит, что он ей не расскажет.

– Жизнь не знает языковых барьеров, – задумчиво протянул Макс, направляясь рядом с Катей по аллее, где встречалось множество людей.

Уже вечерело, все шли с работы.

– Если бы ты не знала, я бы научил.

Катя только рассмеялась, и Макс улыбнулся в ответ. Еле заметно. Она перевела в шутку его слова, но Нойманн был серьезен. Он подозревал, что, если бы им пришлось встретиться в иных условиях, он бы непременно обучил ее немецкому языку. И Катя бы так же сильно завлекла его и в других условиях. Как девушка. Непременно.

– Я уезжаю двадцать пятого сентября, – внезапно произносит Макс.

«Как же ничтожно мало времени осталось, она точно не уедет со мной. Домашняя девочка, с ними не все так просто», – подумал Нойманн.

«Как же чертовски много времени осталось. Он не оставит меня в покое, а затем просто уедет», – подумалось Морозовой с сожалением.

– Что ж, – Катя подняла на мужчину свои глаза, – приезжай почаще.

– В Германии вся моя семья, – слышит Катя в ответ и замедляет шаг.

Они преодолели уже половину пути к ее дому, когда он заявил о семье. Открыто. Честно.

«Женат», – удостоверилась Катя.

Девушкам простительно делать поспешные выводы, и Катя их сделала.

– Наверное, твоя семья очень скучает по тебе, Макс. Не оставляй их надолго, – с улыбкой произносит девушка, чувствуя на себе внимательный взгляд Нойманна.

Она чувствовала этот холодный взгляд, даже когда его не было рядом. Двадцать четыре часа в сутках Катя ощущала его…

– Я не женат, если ты об этом, – догадывается Макс, усмехаясь.

Мужчина достал смартфон из кармана своих брюк, проверил время, а Катя думала о его словах. Она ошиблась – он не женат, и почему-то Катя была этому рада.

– Мои родители живут в Лейпциге, там мама с папой познакомились и оттуда они не желают перебираться ко мне в Берлин. Хотя одно время я очень настаивал на этом. Вообще им очень сложно путешествовать и именно не из-за физического состояния. Просто там их малая Родина, там их дом. Но я спокоен за них, ведь в Лейпциге живет мой младший брат с женой, они рядом с родителями и довольно часто видятся.

– У тебя есть брат? – приятно удивляется девушка.

– У меня их два, – улыбнулся Нойманн, и в уголках его глаз показались морщинки.

Они придавали ему мужественность и зрелость.

– Старший тоже живет в Берлине, мы вместе работаем. А у тебя? У тебя есть кто-то?

– Да, – взгляд Кати немного потух, – у меня есть старший брат, его зовут Вадим и он – надежда моего отца, – с печальной улыбкой произносит девушка, – однажды мой отец признался, что сожалеет о втором ребенке. Обо мне.

– Что? – не понял Макс.

Он не понял, как можно было сказать такие слова своей дочери. Как можно было вообще подумать об этом?

–Да. Он хотел второго мальчика, но родилась я… Мой отец желал больше преемников, девочек он не берет в расчет.

Катя не заметила, как Нойманн презрительно поджал губы и сощурился, посмотрев куда-то в даль. Он не понимал, он не мог понять такого отношения к своей родной крови! Нойманн понимал желание родителей привить самостоятельность своему чаду и отправить куда-то подальше от дома, Макс и сам придерживался такого мнения, но чтобы не любить ребенка – такое он вообразить себе не мог.

– Ты знаешь… Нас трое в семье, и все трое – мальчики. Но мой отец очень хотел девочку. Он хотел, чтобы у него была одна дочка, вот только не сложилось. Но, несмотря на это, он никогда не ругал мою маму, да и в чем она виновата? Он хотел дочку, но не до такой степени, чтобы когда-то посметь упрекнуть в этом своих сыновей. К сожалению, последние роды у моей мамы были тяжелыми, и после рождения моего младшего брата они перестали пробовать. И отец не видит в этом трагедии, он всегда благодарит судьбу за нас, сыновей.

Макс немного помолчал. Катя тоже притихла, ей была приятна поддержка мужчины.

– Давай остановимся здесь. Не нужно меня провожать, – шепотом попросила Катя, когда они приблизились к ее дому, – мой брат… Он не потерпит, если узнает о тебе. Я хочу тебе сказать, что у тебя прекрасные родители, Макс. И твоя братья, я уверена, тоже.

Нойманн понимал, что девушка собирается вновь с ним проститься, и он сразу же заметил поползновения Кати к подъезду. Он боялся не увидеть ее больше, а потому несильно, но крепко сжал ее руку повыше локтя и приблизил растерянную девушку к себе.

Никогда в своей жизни он не позволял себе принимать решения, которые не были обдуманы на все сто процентов. Никогда. Но здесь, в сердце России и рядом с этой девушкой, все полетело к чертям.

– Что тебя держит здесь, Катья? – с искренним удивлением спросил Макс, все еще удерживая удивленную девушку рядом с собой.

Немец нутром чувствовал, что она собирается сбежать от него, заведомо попрощавшись.

– Если я правильно понял, то ты одинока. Со стороны друзей, – Катя медленно кивнула, – со стороны мужчины… И, к сожалению, со стороны родителей. Что тебя держит здесь, скажи?

Катя не понимала, куда ведет этот разговор и к чему немец задает эти до боли странные вопросы, а еще она была удивлена тому, какая крепкая хватка была у Нойманна. Она, и правда, собиралась сбежать, не позволив им как следует проститься, но Катя не успела.

Она положила свою ладонь поверх его длинных пальцев и мягко освободила себя из захвата мужчины. Пока Нойманн не понял ее задумки, Катя осторожно вложила свои пальцы в его широкую ладонь и, прошептав возле его губ всего лишь слово «Москва», убежала с букетом цветов в раскрытый подъезд.

Нойманн остался стоять, провожая улыбчивую девушку цепким, пристальным взглядом.

Сбежала. Окутала его, Максимилиана Нойманна, одарила его теплым дыханием и сбежала. Катя не поняла, не разглядела в спокойном мужчине хищника, и откровенно сбежала, тем самым распалив собственнический и разбудив охотничий инстинкты в немце.

Глава 7

А затем Нойманн встретил Катю еще раз. Это была просто очередная прогулка по городу, когда Кате пришла идея посетить парк аттракционов, и вскоре они двинулись в нужном направлении. Успешно добравшись до парка, вскоре они сели на их первый аттракцион под названием «Вальс».

Только вот взгляд у немца уже не был столь уверенным. Макс с сомнением посмотрел на Катю, потому что он, в отличие от Эриха, совсем не любил подобные приключения.

– Это совсем не страшно! Держись, будет очень круто! – хохоча от адреналина, произнесла Катя.

Их и остальных людей пристегнули. Работница ракушек направилась запускать механизм.

– Катья, эти металлические ракушки обладают достаточной безопасностью? – спросил Макс, сидя совсем рядом с Катей.

Макс никогда не был на аттракционах. Его просто не интересовали такие развлечения, а вместо адреналина он предпочитал тихую езду за собственной баварке, ожидающей его в Берлине. А еще лучшим времяпрепровождением он считал встречу с друзьями в боулинге.

Эта дьявольская машина начала свое движение, а Максу уже поплохело. Неосознанно мужчина схватил Катю за руку, она же в ответ широко улыбнулась и подвинулась ближе к Максу, чтобы немного успокоить его. Вид у Нойманна был напряженный, но после прикосновения к девушке Макс действительно почувствовал себя лучше, однако… ее руку он не отпускал. Пока ракушка с бешеной скоростью крутилась по этому кругу ада, Макс сильно сжимал Катины пальцы, но иногда одумывался и начинал нежно поглаживать их, как бы извиняясь за причиненную боль. Но Кате было по-прежнему радостно, и когда Макс смотрел на нее, ему становилось даже легче.

Но после «Вальса» мужчина наотрез отказался от других видов подобных развлечений. С немца, пожалуй, хватило.

– Спасибо тебе за билеты и за то, что отважился пойти на «Вальс», – искренне поблагодарила Катя, – ты меня удивил…

Нойманн подарил ей билеты на этот вечер, и он был счастлив, когда девушка приняла его подарок. Хотя и было видно, что Кате неудобно принимать деньги из рук мужчины, но Макс был очень рад поухаживать за ней. Для него это было в новинку. Немец почти успокоился, присев на лавочку напротив большого аттракциона, который, подобно поезду, поднимался ввысь, постепенно набирая обороты. Но вскоре Макс напрягся, увидев Катю возле кассы в окружении двоих парней. Она стояла в очереди за билетом, но после его покупки она явно намеревалась отойти от кассы, только эти двое перегородили ей путь.

Нойманн резко поднялся с лавочки и поблагодарил бога за то, что заметил ситуацию вовремя. Больше никто не собирался вступаться за девушку, которой не давали прохода. Катя выглядела взволнованной.

Макс не знал, что говорить и как вступиться на девушку в чужой стране. На немецком языке? Едва ли они поймут его намерения. А русский он не знал за исключением нескольких слов, которые он выучил благодаря Кате. Но и они здесь не помощники.

Нойманн оказался рядом, решив действовать по мере развития событий. В нескольких метрах от него стояла Катя, а рядом с ней несколько довольно щуплых парней. По сравнению с Максом они выглядели совсем хилыми.

– Катья, все в порядке? – Макс надвинулся на парней, а от громкости и резкости немецкого языка (Макс уж постарался) незнакомцы непроизвольно расступились и оглянулись.

Макс оценил произошедшую ситуацию: парни оттеснили Катю от кассы после покупки билетов, и ни один работник или прохожий не вызвался помочь ей за то время, что немец рассекал расстояние между ними. Незнакомцы не трогали ее, но по лицу Кати было понятно, что они говорили ей нелицеприятные вещи. Она точно не знала этих парней.

Катя тут же бросилась к Максу, едва незнакомцы расступились. Он прижал девушку к себе, а затем быстро спрятал ее за спину, кинув взгляд на парней лет двадцати-двадцати трех. Что им было нужно? Он не знал, а Катя молчала.

Вдруг они начали что-то говорить в его адрес, и в этот момент Макс проклял все на свете из-за того, что не понимает русский язык. Как ему вступиться за девушку в данном случае? Кулаками помахать он всегда успеет, но только в чужой стране это должно произойти лишь в крайнем случае.

Особенно в случае Макса и его места работы в Германии.

– Катья, что они говорят? – нахмурился Макс, выходя из себя.

Если бы эти двое начали буянить, Нойманну бы пришлось вступиться. Макс никому не позволит обидеть Катю – он это четко понимал.

– Они, вроде, извиняются, – ответила Катя, – пойдем отсюда. Я не хочу находиться здесь.

Макс вновь перевел взгляд на этих двоих и произнес на своем языке несколько простых предложений. Может быть, они знают немецкий? Мужчина предпочел не молчать, однако его тело в случае чего было готово к ответной реакции, и, к счастью, оба разгильдяя заметили это. Ощутили, что лучше не связываться с иностранцем, и через несколько секунд их и след пропал.

Макс не понял, что произошло. Пока Катя не сказала правду.

Все оставшееся время она выглядела подавленной. Катя с Максом двигались к выходу из парка, больше кататься на аттракционах никому из них не хотелось, хотя один билет был куплен. Когда они сели в такси, Катя стала нервно теребить ткань платья, и от взгляда Нойманна не укрылось состояние Морозовой.

Не сразу, но Макс понял в чем было дело:

– Что они сказали тебе, Катья?

Катя покачала головой и не произнесла ни слова. Ей было не по себе от слов, что сказали подростки в ее адрес. Это было ужасно.

Нойманн ощутимо сжал руку Кати, привлекая к себе внимание:

– Ты обидишь меня, не сказав правду. Я хочу знать, где я допустил ошибку и нужно ли было заставлять их извиняться!

– А они и извинились, увидев тебя, Максимилиан. Обидели, но извинились. Спасибо тебе, – Катя посмотрела в голубые глаза Нойманна, а затем отвернулась.

– Что они тебе сказали? – настойчиво повторил вопрос Нойманн, предчувствуя неладное, – ладно, тогда по-другому спрошу. Это связано с тем, что я немец?

– Связано, – ответила Катя, хотя у самой ком в горле стоял, – но это не стоило того, чтобы связываться с нашей полицией, поверь мне.

Макс резко замолчал. Он все понял, а затем отчитал ее за то, что укрыла от него правду, и произнес:

– Такие слова позволяли себе немногие. В те годы так, не разбираясь ни в чем, люди прозывали девушек, так или иначе связанных с немцами во времена войны. Даже если это не девушка, а немец проявил симпатию – было неважно. Это уже считалось клеймом. Сейчас же такие слова – признак недалекости, максимализма и ужасной глупости.

Макс притянул к себе Катю. Водитель был увлечен дорогой, за сидением пару не было видно, и Макс позволил себе вольность – он обнял Катю за плечи и заставил положить ее голову себе на плечо.

С этой девушкой он был сам не свой.

Глава 8

В назначенное время и назначенный час Катя была у ворот отцовского дома. Перед ней открылся вид на роскошный особняк, в котором много лет назад они жили одной семьей – папа, мама, старший брат Вадим и она, Катя.

Когда все успело настолько кардинально поменяться? Когда начался процесс, ведущий к разводу? Почему после развода мама приводила мужчин к себе домой, фактически заставляя уходить еще несовершеннолетнюю дочь к бабушке? Катя не знала, как ее семья пришла к такой жизни и что случилось в те злополучные далекие годы. И вот теперь у четырех ранее близких людей – своя дорога.

Охрана пропустила девушку, поздоровавшись с нею. Василий Геннадьевич уже многие годы занимает пост начальника охраны у Морозова Алексея, и он всегда уважительно относился ко всем членам семьи. В частности, он привязался к тогда еще маленькой девочке по имени Катя, над которой иногда по-отечески подшучивал. К тому же, зарплату владелец крупной сети торговых предприятий Морозов-старший всем своим работникам платил достойную.

– Добро пожаловать в дом, Екатерина Алексеевна, – добродушно поприветствовал Катю начальник охраны.

– Не стану скрывать, но, вероятно, из этого дома по мне искренне скучали только вы, Василий Геннадьевич. Здравствуйте.

Грустно улыбнувшись, Катя направилась внутрь. Василий Геннадьевич смотрел ей вслед с такой же печальной улыбкой. Он все прекрасно знал и видел.

Алексей Морозов появился из ниоткуда – он зашел в дом следом за Катей, а его руки были перепачканы в земле. Как и всегда, он возился в огороде, Морозов-старший называл это хобби и считал способом отвлечения от работы.

От него не последовало даже приветствия, Катя не говорила уже о родных объятиях или отцовской улыбке. Девушка, конечно, на многое не рассчитывала и готовилась сама подобающе встретить отца, поприветствовать Морозова Алексея Николаевича и даже обнять, но он не позволил ей такой роскоши. Прошел мимо – быстро, молниеносно.

– Он просто занят, Катя. Ты снова дуешься? – раздался звонкий голосок помолодевшей мамы.

Виктория не выглядела на свои годы, ведь она всегда следила за собой. Даже открыла свой собственный салон красоты в Москве, и Кате нравилось это качество в своей маме – желание совершенствоваться. Вот только если бы этот салон не отнимал так много времени, что порой его не хватало на дочь, все было бы лучше.

– Настолько, что даже не позволил мне его обнять? И тебе здравствуй, мама. Ты, как всегда, прекрасна…

– А ты выглядишь усталой, деточка. За собой нужно следить с ранних пор, а у тебя очень болезненный вид.

Скорее, не болезненный вид, а болезненные слова от родного человека задели Катю.

– Если бы ты не была так занята своим салоном, то ты бы помнила: свои ночи я провожу за курсовыми…

– Это не повод выглядеть уставшей. В конце концов, ты бы могла приехать ко мне в салон.

– Я об этом не знала, но учту, – сухо ответила Катя вслед уходящей матери.

Виктория уже беззаботно упорхнула на кухню.

Катя не отреагировала, но уже поняла, что ничего хорошего ее на этом «семейном ужине» не ждет. Мама копошилась в телефоне в гостиной – выставляла фотографии довольных клиенток в Инстаграм в профиль своего успешного салона. Эта женщина тридцати восьми лет выглядела на все двадцать пять.

Может быть, будь у Виктории время на свою дочь, Катя бы рассказала маме о произошедших в ее жизни событиях. О немце. О своих чувствах…

– Кого мы ждем? Разве мы будем не одни? – как можно радостней спросила Катя, направляясь к маме.

– Гостей, – коротко ответила мама, и Катя поняла, что разговор окончен.

Вскоре приехал Вадим – он был один и без жены. Холодно поздоровавшись с сестрой, он поднялся наверх в кабинет отца.

Кажется, что все знали зачем они сегодня собрались. Все, кроме Кати, и ей это совсем не нравилось.

В гостиной был накрыт стол в лучших традициях Морозова-старшего, и накрыто было на шесть человек. Пройдясь по гостиной, Катя сообразила, что гостей будет двое. Но кто?

В доме было как всегда чисто. Возможно, это заслуга новой женщины отца, но, скорее всего, это работа горничных. Родители Кати были богаты, и лучшая подруга Марина не раз спрашивала прямым текстом, почему дочь таких родителей живет на окраине Москвы. Только вот Катя и сама не знала ответа.

После смерти бабушки Кате никуда не хотелось переезжать, она решила оставить все, как есть и остаться жить в квартире бабушки. Родительская помощь была не нужна слишком гордой девушке, а родители и сами не стремились к тому, чтобы поддерживать ее. Для них на первом месте был сын, для Морозова-старшего наследник играл большую роль. Особенно в бизнесе.

Отвлекшись от собственных печальных мыслей, Катя увидела Вадима. Он уже поговорил с отцом и спускался на первый этаж.

– Может быть, ты мне расскажешь? В чем дело, брат? Для чего нас здесь собрали?

Вадим внимательно оглядел платье Кати – оно было незамысловатым, но в нем была безумно красивая простота. Девушка любила такие вещи, которые цепляли взгляд не излишествами, а простотой, а вот Вадим – не очень.

– Дочь Морозова не может ходить вот так…

– Я так живу, Вадим, – резко поправила Катя, встречая злой прищур брата, – ты не можешь упрекать меня в чем-то. Я обеспечиваю себя сама. Без упреков и без обид, но ты до сих пор зависишь от отца. Не так ли? – уколола Катя в ответ.

Она не из тех, кто даст себя в обиду. Катя точно не из тех.

– Ты… Ты что о себе возомнила, сестричка?

– Хватит! – раздался ледяной тон Морозова-старшего, и отец вошел в гостиную, – ты как разговариваешь со старшим братом, Катя? Какое тебе дело, кто и от кого зависит?

Морозов приблизился к детям. Проглотив ком обиды, Катя не произнесла ни слова. Было тяжело говорить из-за убийственного взгляда отца, направленного на нее.

– Значит, так. К нам скоро приедут гости, и у нас есть несколько минут на разговор, – решительно и четко произнес отец, указывая на свой кабинет, – поднимайся за мной, Катя.

Девушка считала Макса холодным, но она просто забыла, как может быть холоден собственный отец. Нет, Катя не считала, что он ее не любит – как можно не любить собственную дочь? Но причину вдруг изменившегося отношения к ней Катя не знала. Девушка даже не помнила точно с какого года все переменилось.

Едва Катя зашла в богато устроенный и роскошный кабинет отца, как он тут же приступил к разговору.

– Прежде, чем я раскрою цель прибытия в наш дом, я хочу сказать, что все, что я делаю для тебя – к лучшему. Я, как и любой отец, желаю благополучия своей дочери.

Катя облизала пересохшие от волнения губы и присела на кожаный диван. Ноги ее перестали держать от плохого предчувствия, а холодный взгляд отца, желающий самого лучшего для своей дочери, так вообще подкосил Катю.

– Прежде, чем ты скажешь мне цель прибытия, я хотела бы задать всего один вопрос, папа.

Вздрогнув словно от испуга, Морозов сфокусировал взгляд на дочери. Создалось впечатление, что он лишь сейчас заметил ее в поле своего зрения и был сильно удивлен, что дочь – рядом.

– Задавай, – пожал плечами мужчина и сел за стол.

– Пап, а что случилось?

– В смысле, Катя? Это твой вопрос? – прищурился мужчина.

– Что случилось между тобой и мамой, что вы развелись? Мне было четырнадцать, когда я почувствовала холод с твоей стороны. Вы развелись, я осталась с мамой, а Вадим – с тобой. Почему? Ведь я хотела быть с тобой, к тебе я была привязана больше…

– Катя, сейчас не время для таких разговоров, – поджал губы Алексей.

– А когда у тебя будет время на меня? – нахмурилась Катя.

Она встала и решительно подошла к столу. Села напротив отца.

– Мне тебя не хватало. Но, ты знаешь… – Катя попробовала улыбнуться, поймав взгляд Морозова, – недавно я встретила человека, похожего на тебя. Он такой же мужественный, немного холодный, однако, есть одно но…

– Ты встретила кого-то? – прищурился отец, и сделал он это недобро.

– Да, – призналась Катя, надеясь на поддержку, – но я бы хотела взять у тебя совет.

– Катя, здесь не нужны никакие советы. Начнем с того, зачем мы здесь сегодня собрались.

Катя вздрогнула, отец решительно поднялся со своего места.

– Слушай внимательно, Катя. Я – твой отец, – тяжело произнес Алексей, – и на правах родителя я выдаю тебя замуж. Сегодня ты познакомишься с своим будущим мужем, а остальные шалости выброси из головы.

– Что? – прошептала Катя, подскочив со своего места.

Пропасть. Целая пропасть возникла в данную минуту между отцом и дочерью.

– Тебе пора замуж.

– Мы живем не в средневековье, чтобы выдавать меня замуж против моей воли, – возмутилась девушка, вглядываясь в родные черты отца и не узнавая их.

Ярость, холодность и надменность – это были не отцовские чувства!

– Я все сказал, – отрезал Морозов-старший, – и забудь всех, о ком ты мечтаешь, потому что к нам в гости едут мои уважаемые партнеры, а твой будущий муж. Киселев Вадим, может, ты слышала.

Пропасть? Не-ет, целый мир разделил дочь и отца!

Катастрофа, масштаб которой Катя еще не поняла до конца.

И поймет – нескоро.

– Поэтому, – более мягче продолжил Алексей, видя состояние дочери, – я надеюсь, что ты не опорочила честь нашей семьи, проживая самостоятельно и без родительской опеки.

Что там мир? Целая вселенная возникла между ними…

Катя замерла, а кончики ее пальцев начало покалывать от напряжения.

– Я не опорочила. Я просто забыла твою любовь ко мне. Отцовскую любовь…

Морозов резко повернулся к и без того напуганной Кате, а затем проговорил звенящим от ярости голосом:

– Я ничего не хочу слышать, на этом наш разговор окончен.

Стрельнув холодными глазами в сторону дочери, Морозов резко направился к столу и схватился за сигарету.

Не желая больше находиться в бездушном кабинете, который так любила Катя в детстве, девушка стремглав вышла из него и побежала вниз по кованой лестнице. Ее руки дрожали, глаза застилала пелена острых слез, а тело бежало к свободе – к выходу из этого дома, вдруг ставшего чужим.

Судорожно вздохнув, Катя часто заморгала, пытаясь разглядеть перед собой хоть что-то, однако на улице она вскоре угодила в чьи-то сильные руки. Силы покинули девушку, едва она встретилась взглядом с тем, кого она меньше всего ожидала здесь увидеть. С тем, с кем Катя уже была знакома.

Глава 9

Катя сразу это поняла, потому что некоторыми официальными вечерами им уже доводилось видеться и даже приветствовать друг друга, когда Катя еще посещала эти самые вечера.

И как она могла забыть о столь говорящей фамилии? Вадиму, как никому другому, подходила фамилия Киселев, потому что и своим телосложением, и медлительностью, и манерой тормозящей монотонной речи он и в самом деле напоминал кисель.

И этот наглый любитель выпить станет ее мужем? Да если он только начнет говорить, Катя тут же провалится в сон – будь то свадьба, будь то брачная ночь!

Она застыла, напряженная до кончиков пальцев.

Киселев в свою очередь рассматривал Катю из-под своего прищура, словно разглядывал какую-то диковинную игрушку в своих руках, и это Морозовой совсем не нравилось. Всего за одну совместно проведенную минуту Катя почувствовала отвращение – от его взгляда, от его тяжелых рук и от его ленивой ухмылки.

«Теперь будет еще два часа неторопливо возвращать свои губы в положение «Я – самая важная персона»», – подумалось Кате отстраненно.

Однажды, когда Катя назвала его медлительным (на встрече все было в формате доброй шутки, хотя Катя и говорила всерьез), Вадим величественно сказал: «Кто понял жизнь, тот не спешит». Они все посмеялись, а Катя вскоре ретировалась из этого кружка понимающих жизнь и не спешащих.

И вот теперь Кате было с чем сравнить, точнее с кем. Макс смотрел на нее иначе. У немца взгляд, хоть и был холодным, но не смотрел так развязно и скользко. Макс не позволял себе подобных взглядов, так кто же этот Киселев такой, чтобы раздевать ее глазами?!

Это довело Катю до дрожи. До дрожи отвращения.

Скривившись от его неприятного скользкого взгляда, Катя вырвала свою конечность из его загребущих лап и сделала несколько шагов назад.

Придя в себя, Катя в ту же секунду развернулась от его полноватого отекшего лица. Однако, даже сейчас она чувствовала его взгляд на себе – на спине, на ягодицах, на ногах.

Вот мерзавец!

Глубоко вздохнув, девушка резко смахнула появившиеся слезы и холодно глянула на этого мужчину. В последнюю их встречу он выглядел стройнее и опрятнее, чем сейчас, да и тогда Киселев более сходил на парня, нежели сейчас – на мужчину под сорок. Кажется, ему около двадцати пяти лет, но сейчас Катя уже не была уверена в этом.

– Мы так долго не виделись, Екатерина, что я успел соскучиться по тебе… – и опять его губы начали медленно расползаться в подобии улыбки, вот только от этой улыбки Катя едва в обморок не упала.

Тебе?!

Она не верила, что все это происходит с ней. Неужели можно вот так взять и выдать замуж насильно? Этот его оценивающий отвратительный взгляд очень злил Катю. Макс никогда не позволял себе смотреть на нее так, словно Катя стояла голой. Никогда.

– ЗдравствуйТЕ, – вздернув голову, Катя выделила формат общения, – прошу меня простить, но мне пора.

Однако, рядом тут же появился Киселев-старший. Не лучше, чем его сынок, только взглядом разве что не раздевал, и на том спасибо. Сухо поздоровавшись с папиным партнером, Катя тотчас же направилась туда, куда собиралась – к выходу из прежнего дома.

– Как это? Вы уже уходите? – нахмурился его отец.

– Мне нужно… – сделала шаг девушка, намереваясь быстро покинуть территорию, однако…

Однако Катя еще совсем ничего не понимала.

Не понимала, что ее уже «продали». И обо всем договорились.

– Задержись ненамного. Нам нужно многое обсудить, – подал голос его сынок, и это была уже не уважительная просьба, а просьба с предупреждением.

Отвратительно вязким предупреждением.

Катя метнула взгляд в сторону Вадима, но встретила в его маленьких глазах, похожих на пуговки, только злой разврат. Совпадение, или все мужчины по имени Вадим – такие злые? А она чувствовала негатив, отравившийся на его лице. Видимо, Катя не должным образом встретила своего «жениха».

Но она не хотела здесь даже находиться! Катя не хотела ни с кем знакомиться, не хотела выходить замуж и даже, о боже, не хотела видеть своих родителей! И она была готова сбежать, вот только…

– Катенька, миленькая, – показался рядом Василий Геннадьевич, выходя из охранного помещения, – ваш отец направляется сюда, не будите вулкан остывший. Останьтесь, послушайтесь родителей, и потом я отвезу вас домой.

Не прошло и пяти минут знакомства, как ее отрезали от мира сего.

Оторвали!

Привыкать к такому Катя была не готова.

– Дочь! – оборвал диалог Алексей Морозов, встречая званых гостей, – прошу в дом, Андрей, – поприветствовал он Киселева-старшего, – Вадим, я поговорю с дочерью. Оставьте нас на несколько минут.

Гости ушли, и Геннадий Васильевич испарился, понимая, что в этой ситуации он бессилен. Катя осталась с «вулканом остывшим» – с отцом. Цепкие глаза Алексея Морозова тут же нашли взволнованную до предела дочь.

– В моих руках – вся твоя жизнь и ее успех, Катя. Если ты будешь сопротивляться моему решению и продолжать показывать себя в свете непослушной девушки, то я превращу твою жизнь в ад. Ты не сможешь продолжать учиться, жить в квартире своей бабки и не сможешь найти работу. Даже санитаркой не устроишься! И масштаб этой трагедии – не город, – замолчал отец, оглушая бедную Катю своей яростью, – а вся Россия. Ты знаешь, на что способны связи, Катя. Ты знаешь.

Катя не заметила, как отец подтолкнул дочь к дому и «заботливо» открыл перед нею дверь. Она не заметила, как сняла пальто, как разулась и как оказалась в гостиной, где был накрыт шикарный стол. Она сидела напротив сына Киселева, но замечала только равнодушный взгляд своего старшего брата.

Равнодушие – вот, что царило в этом доме.

И казалось, что только Киселеву Вадиму до бледной девушки было дело. Кажется, она ему понравилась. Так сказала мама с добродушной улыбкой:

– Кажется, наша девочка запала Вадиму прямо в душу. Вот он – восхищенный мужской взгляд, его из тысячи узнать можно. Так ведь, Катя?

Катя отрешенно смотрела в свою тарелку и изредка попивала сок. Что за бред мама несла? Едва ли Виктория посмотрела бы в сторону этого Киселева, не будь карманы его отца набиты деньгами.

– Красотой она, и правда, пошла в вас, Виктория, – ровно произнес Андрей Киселев, – а гордостью в отца.

Отец поспешил вставить свои дорогие пять копеек:

– Какая гордость, Андрей! Это лишь переходный возраст, и абсолютно нет поводов для волнения, я вас уверяю.

– Пусть и гордость, зато изюминка! – восхищенно произнесла Виктория, скользнув взглядом по дочери, – в нас, женщинах, всегда должна быть изюминка…

– Вы правы, – в тон ответил Вадим, одарив Катю заинтересованным взглядом.

Впрочем, его интерес за версту чувствовался.

Морозова отвела взгляд, чтобы посмотреть на своих родных. В первую очередь она посмотрела в глаза отцу, но, к собственному ужасу, она не нашла в них ничего прежнего. Только выдержка деловая была в его взгляде, словно не дочь сидела рядом, а товар, который нужно продать как можно с большей выгодой.

А в ее детстве глаза отца пылали любовью. Что же произошло?

– Улыбнись, Катя. Я понимаю, что для тебя это все неожиданно, – сухо произнес отец, подливая ей апельсиновый сок.

Катя посмотрела на мать. Улыбаясь во все свои тридцать два белых зуба, она заискивающе разговаривала с Андреем Киселевым.

– Катюша, выпей сок, а то вид у тебя бледный, – ласково произнесла мама, встречая взгляд дочери.

«И снова сок… Я же ваша дочь, а вы пытаетесь соком меня заткнуть?», – обреченно подумалось Кате.

Она перевела взгляд. Брат угрюмо молчал. Вероятно, он вспоминал и прокручивал слова сестры, как всегда, зациклившись на них. Он очень хорошо помнил плохое. Встретив взгляд Кати, он только неприязненно поморщился. Но не произнес ни слова – вероятно, опасался гостей.

Катя сидела за столом, но время вокруг нее остановилось. Все сидели и сладко улыбались ей – невесте, но девушку было не обмануть. Ее родные были равнодушны к ней, и причину никто не желал раскрывать.

– Тогда, как и договаривались, свадьбу назначаем на 17 января? – с присущей деловой хваткой Морозов поднял свой бокал. Кажется, это был тост, а в согласии «невесты» тост не нуждался.

– Да. Давайте выпьем за наших жениха и невесту, – поддержал Киселев-старший с такой же масляной улыбкой и дряблыми руками.

Взяв себя в руки и вспомнив о том, что она – личность, Катя не позволила воспринимать ее, как пустое место. Взяв в дрожащую руку стакан с соком, Катя подняла взгляд на Вадима.

– Желание родителей понятно, ведь вы – завидный жених, – громко произнесла Катя с долей сарказма, привлекая внимание всех присутствующих, – что ж, свадьба так свадьба.

Подняв брови в немой радости, Катя сделала первый глоток. Она пыталась казаться уверенной под напором пяти пар глаз.

– Но я бы хотела удалиться. Меня ждет работа и самостоятельная жизнь. Прекрасно ни от кого не зависеть, не правда ли? – взгляд-укол в сторону папенькиного сыночка Киселева.

Катя знала, о чем говорит.

Дрожащими руками поставив стакан на стол, Катя медленно встала из-за стола.

Никто не имеет права использовать ее, как вещь. И даже родители, которые давно забыли о ней – о Кате. Они не имеют право продавать ее!

– Теперь мне пора, – выдохнула Катя, тотчас же лишившись воздуха.

Не слушая доводов разума и приказов отца и брата, Катя выбежала вон из этого серого и бездушного дома. Только от себя не сбежать – не сделаться дочерью другого человека!

Глава 10

Максимилиан Нойманн прислонился плечом к мощному толстому дереву и продолжил ждать. Этим он занимался порядка получаса после того, как посмотрел на время окончания занятий и сориентировался по времени. Макс взял машину Эриха, но понял, что подъехать к университету он уже не успеет, а потому заехал в уже знакомый цветочный магазин и решил наведать девушку прямо у дома.

«Подкараулить собрался», – усмехнулся Эрих, узнав о намерениях друга. Эрих понял о чувствах друга еще в вечер дня рождения, когда Макс увел Катю в танце, таким образом избавляя девушку от общества назойливого Александра.

Эрих усмехнулся и протянул ключи Максу, добавив с намеком:

– Ничего ли больше тебе не одолжить, друг мой?

Мазнув по двусмысленной улыбке Эриха холодным взглядом, Макс схватил ключи и молча ушел собираться. Хозяин квартиры виновато двинулся следом, подмечая настроенность Максимилиана к подобным шуткам, и тут же извинился.

– Она хорошая девушка, – отчеканил Максимилиан, направляясь к выходу из квартиры Эриха.

– Так, может, заберешь ее отсюда? Москва портит, знаешь ли! – кинул Эрих вдогонку.

Нойманн распахнул дверь и оглянулся задумчивым взглядом на друга.

– А я уже все решил, Эрих.

Эриху же осталось молча наблюдать за стремительно закрывающейся дверью.

Переместив нежный матовый букет цветов в другую руку, Макс медленно оттолкнулся от дерева и скинул муравья, нагло перебравшегося с местной ветки на руку немца. Макс прищурился, потому что увиденное издалека ему совсем не понравилось: он заметил Катю в сопровождении их общего знакомого – Александра. Подойдя к торцу дома, Макс наблюдал за тем, как пара останавливается совсем рядом, и Катя начинает прощаться. Нойманн догадывался, что именно она говорит Александру, ведь то же самое она говорила и Максу: дальше нельзя, спасибо за прогулку и прощай. К сожалению, речь этих двоих предназначалась явно не для понимания Нойманна – они говорили на русском языке, но он догадывался о мотиве разговора.

Попрощавшись, Катя не успела проделать и нескольких шагов, как тут же почувствовала внимательный взгляд на своем лице, а затем встретила холодный взгляд, направленный на нее.

Макс стоял у торца ее дома, и взгляд его был холоднее всех московских ночей. Катя не соврет, если признается себе в испуге: Нойманн стоял у ее дома, как всегда одетый с иголочки и с шикарным букетом цветов, постоянно разных комбинаций, но вот его глаза были холодны, как никогда раньше с нею.

Преодолев смешанные чувства, Морозова зашагала дальше, к своему дому и Максу навстречу. Катя не знала, видел ли Макса Александр, но сама девушка точно не заметила, что Нойманн за ними следит.

– Здравствуй.

Ее губы растянулись в улыбке, губы Макса даже не шевельнулись. Еще Катя заметила, как мужчина задолго до ее шагов стиснул зубы и на его скулах выступили желваки. Девушка даже вспомнила шуточные слова бабушки:

«– Бабушка, а что значит фраза «желваки заиграли»?

– Это означает сдержанную ярость твоего собеседника, когда только работа его жевательных мышц может спасти собеседника от незамедлительного удара в нос, – ответила бабушка и сама же бодро посмеялась».

Вот только сейчас Кате было не очень смешно, потому что собеседницей Макса являлась она сама, и еще Катя совсем не понимала его злости.

Глаза Нойманна долго рассматривали как всегда улыбчивую девушку, и затем он ответил на тихом, но четком и жестком немецком:

– Здравствуй, Катья.

Нойманн протянул Кате цветы сочного синего цвета, уверенный в том, что она их примет. Но девушка стояла на расстоянии вытянутой руки и в какой-то момент просто отвела взгляд от мужчины.

– Тебе не нравятся? Это самые нежные цветы. Они подходят тебе, – произнес Нойманн, приблизившись к девушке легкой поступью.

– Макс, – девушка поднимает глаза, встречаясь с голубоглазым мужчиной взглядом, – к чему все это?

– В смысле? – не понимает Нойманн, сводя брови к переносице.

Ему претила мысль, что Катя к нему равнодушна. И ему не понравилось, что Александр принялся провожать девушку до дома. Совсем не нравилось, но виду он старался не подавать.

– Ты уедешь совсем скоро, ведь так? А на легкие отношения без обязательств я не согласна, – выпалила Катя, отступая от немца.

Немец поджал губы от недовольства. Ее слова зацепили Макса.

– Я хотел пригласить тебя в кино, – Нойманн пытается пропустить ее странную фразу мимо ушей.

Макс не собирался позволить ей сбежать и в этот раз.

– Я подожду тебя здесь, а ты можешь сходить домой и переодеться.

– Ты меня не слышишь, Макс? – выдыхает Катя, все же принимая букет, – хорошо, но это наша последняя встреча…

– Тебе понравился мой друг?

Катя вздрагивает, как от нахлынувшей огромной волны. Она поняла, что Нойманн имеет в виду Александра, и тихо проговорила:

– Нет, мы встретились случайно после занятий, он предложил прогуляться и проводить меня до дома.

– Катья, тебе не стоит оправдываться. Я просто хотел бы провести время с пользой и узнать Москву получше. Насколько позволяет мне время, разумеется. Ты поможешь мне в этом? Я был бы очень рад, – легкая улыбка трогает губы Макса, и Катя расслабляется, – к сожалению, завтра мне придется улететь.

Он не злится на нее.

– Я переоденусь и выйду, – пообещала девушка, но в этот раз она дала себе обещание.

Это будет их последняя встреча.

Ведь уже завтра он улетит…

***

– Это очень остро и… вкусно, – тщательно прожевав пищу, Макс поделился своими вкусовыми ощущениями.

Катя улыбнулась и подхватила на вилку один перчик халапеньо.

– Попробуй этот сорт, и ты удивишься, насколько блюда могут быть острыми, – рассмеялась Катя и протянула вилку с насаженным овощем.

– Это ведь не один из коварных способов избавиться от надоедливого немца? – с прохладной улыбкой спросил Макс, желая оказаться с Катей наедине, а не в многолюдном ресторане, где он не желал выставлять свои искренние эмоции и улыбку напоказ.

Катя тоже тонко чувствовала разницу в поведении мужчины, когда они находились в общественном месте и когда – наедине. Вскоре она поняла, почему так холоден немец на людях и искренен тогда, когда их никто не видит – сдержанность во всем и везде, кроме личного. Это была главная черта Нойманна.

Без лишних эмоций Макс вдруг немного покраснел и тут же попросил холодную воду. Вид у немца после перца холопеньо был так себе, и Катя, сдерживая смех, подала ему стакан воды. Нойманн жевал этот перец, а из его глаз едва слезы не катились, но было видно, что немец сдерживался изо всех сил. Крепко сжав бокал в своих руках, он выразительно посмотрел на девушку, которая явно решила поиздеваться над ним в этот вечер.

– Я отведу тебя на самый страшный фильм, девочка, – тихо пообещал немец, когда действие перца было заедено и запито, и вот тогда Кате стало немного не по себе.

– Я не люблю страшные фильмы…

– На то и есть расчет. Будет уроком за этот ужасный зеленый перец…

Все-таки нельзя шутить с Максом, теперь ей это будет дорого стоить. Катя четко это осознала.

– Это ресторан с кухней востока, здесь все традиционное – это в основном острое, – попыталась оправдаться девушка, – просто ты не привык.

– Это невозможно есть, – прохрипел Макс, вновь делая глоток лимонада со льдом.

Вскоре Катя продолжила кушать, ведь для нее это была привычная и вкусная еда, хотя в ресторане с действительно стоящей и вкусной восточной кухней за всю свою жизнь она была несколько раз – с родителями.

– Очень остро? Вы, немцы, не переносите острую еду? – полюбопытствовала Катя, и зря.

– Лично я – нет, не смешивай всех немцев.

Кате подумалось, что если бы Нойманн знал русский, то он непременно бы произнес: «Не греби всех под одну гребенку», именно так и не иначе.

Девушке вообще порой было сложно принимать холодность мужчины в свой адрес, а холодность эта быстро появлялась, когда немцу что-то не нравилось. Именно это было неким барьером, которого в общении с Александром она не замечала или того вовсе не было.

– Прости. Я привык так разговаривать на работе, моя прекрасная фройляйн… – тихо произнес Макс, поймав растерянный взгляд Морозовой.

Она не спрашивала, к чему он привык, потому что и так догадывалась, что он упоминает о работе. А все, что о работе – то табу. И если это была столь секретная информация, то Катя была только рада ее не знать.

«Меньше знаешь – крепче спишь», – считала Катя, и потому больше ничего не спрашивала. Ей не нужны были секреты.

Катя решительно поменяла тему, доедая свою порцию божественной восточной еды:

– Зачем же ты приглашаешь меня в кино, если ты не поймешь там ни слова?

– Я хочу сводить тебя в кино, – признался Макс, поймав взгляд серых глаз, – к тому же, в фильме ужасов слов мало. Учти это.

А затем они пошли на фильм ужасов, как Макс и обещал. Им повезло, и сеанса не пришлось ждать долго, а чтобы девушка не отвертелась от его выбора в плане самого страшного фильма, Макс позвонил Эриху и попросил забронировать нужные места на самый подходящий, по мнению Тирбаха, фильм.

Эрих, усмехнувшись, сделал все по высшему разряду для лучшего друга, и отключился. Нойманн признался и себе, и Кате, что это был его первый раз, когда он заплатил за девушку и в кино, и в ресторане, и ему это ощущение полезности и важности, черт возьми, понравилось. Макс впервые ощутил себя тем человеком, в котором нуждаются. Рядом с русоволосой девочкой он ощущал себя тем самым сильным мужским плечом.

Вскоре начался сеанс. Катя еще не до конца понимала, на что шла, потому что в кинозал она заходила с воодушевлением, а вот через двадцать минут после начала фильма сдалась в прямом смысле этого слова:

– Можно выйти? – шепнула Морозова, в очередной раз закрывая от страха глаза.

– Нет, – с непоколебимым выражением лица ответил Нойманн, смотря ровно в экран.

– Если это месть за восточную кухню, то это жестоко! – поджала губы девушка, а затем с прищуром проследила за действиями Нойманна.

А Нойманн с видом знатока уже отодвигал подлокотник между своим и Катиным сидением.

– Что ты делаешь? – шепнула она.

– Можешь разве что уткнуться в мою рубашку. Глаза тоже нечестно закрывать, даже если тебе страшно.

– Где это написано? Что за правила?! – возмутилась Катя, пока сзади на нее не шикнули добродушные соседи по фильму.

Макс одарил ее спокойным взглядом, мол, как хочешь, а затем невозмутимо вернулся к просмотру фильма. С открытыми глазами было сложно смотреть фильм ужасов про страшных существ, больше напоминающих змей, которые заползали первопроходцам пещеры под одежду и превращали их в мумий, и однажды Катя все-таки прикрыла глаза.

«Немцы все злопамятные?», – с опасением подумала Катя, краем глаза посмотрев на Макса. Мужчина так и не опустил подлокотник, говоря о том, что его предложение в силе.

Недолго думая, на самом страшном моменте Катя прижалась к Максу и прикрыла глаза. Наказание оказалось довольно страшным, и теперь Катя думала лишь об одном: как сегодня засыпать одной в квартире и не просыпаться от каждого шороха?

Через несколько минут ее талии коснулась широкая рука мужчины, и тогда Нойманн склонился к Кате:

– Посидим еще пару минут и поедем, – пообещал немец, и Катя спокойно выдохнула, прижимаясь к сильному плечу.

Глава 11

Вскоре баварка выезжала с темной парковки торгового центра. В сумерках Катя только слышала, что по капоту баварского автомобиля стучат сильные капли дождя, но на улице царила темнота.

– А какая была хорошая погода днем, – тихо произнес Макс, с особой осторожностью минуя пешеходный переход и выезжая на главную дорогу.

Непогоде мужчина был удивлен не меньше Кати. Вероятно, ливень начался еще когда они пришли в ресторан, потому что все улицы буквально были затоплены. Катя с волнением посмотрела на Нойманна:

– Я боюсь, что в такую погоду мы не доедем до моего дома. Макс, давай я вызову такси, а ты поедешь обратно к Эриху? – спросила девушка, уже доставая телефон и вспоминая номер такси.

– Я отвезу тебя до дома, ты не поедешь на такси в такую погоду, – возразил Макс, смотря на дорогу через неустанно работающие дворники. Кажется, что они двигались тридцать километров в час, ведь на дорогах были огромные пробки.

– И все же я вызову такси, – с волнением произнесла Катя, когда они попали в очередной затор, – как ты потом будешь добираться обратно в центр? К тому времени все улицы затопит, а машины начнут плыть по течению.

– Значит, поплывем, – с улыбкой произнес Нойманн, давая понять, что не отпустит Катю одну по такой погоде, – все, Катя. Ты из машины только выйдешь, а уже по колено окажешься в воде. В незнакомой обстановке я вожу с особой осторожностью, так что будь спокойна.

– Но дороги у тебя дома получше будут, – буркнула девушка, скосив взгляд на немца.

– Не стану возражать, – усмехнулся Нойманн, пропуская соседний отечественный автомобиль в свой ряд, – кстати, я тоже не люблю фильмы ужасов.

– Что? – удивилась девушка, – а зачем мы пошли на этот сеанс, если мы оба не любим ужасы?

Катя покраснела и прищурилась, кажется, раскрыв все замыслы Макса.

– Я не люблю, а вот ты – боишься, и это разные вещи. Те десять минут, что ты прижималась ко мне, а я имел возможность обнять тебя – стоили восточной кухни.

Нойманн коснулся теплым взглядом Катю, а затем полностью переключил свое внимание на дорогу, оставив девушку в растрепанных чувствах.

Катя ведь обещала себе, что это будет их последняя встреча, но отчего же тогда так больно было прощаться?

Остальной путь Катя с Нойманном преодолели молча. Порядка двух часов они добирались до периферии города, и вот они почти доехали до ее дома, а ливень, самый настоящий сильный ливень даже не собирался прекращаться.

– Wir sind angekommen, Katja.8

(– Мы приехали)

Катя вздрогнула и вынырнула из своих мыслей. Макс смотрел на нее с улыбкой, пока до девушки доходило, что он сказал.

– Да, – согласилась она с запозданием.

– О чем ты задумалась?

Слушая размеренный шум сильного дождя, Катя пожала плечами. Ей отчего-то было грустно, и Катя знала причину. Это их последняя встреча, и Катя не хотела признаваться себе в том, что… привязалась.

Нойманн приложил все усилия к этому, возможно, сам того не подозревая.

Макс же, наоборот, думал о том, как красива Катя и как волнительно ему находиться рядом с ней, но, к сожалению, ему пора было возвращаться к Эриху и отдыхать. Он признался себе, что вождение и многочасовые пробки дались ему тяжело, но Макс бы все равно ни за что не отпустил Катю в такую погоду даже на такси.

Нойманн позволил себе отвлечься от мыслей, чтобы еще раз взглянуть на нее…

«Интересно, опять сбегать надумала? И снова решила прощаться навсегда?», – усмехнулся немец.

Макс уже сполна отдал себя во власть чувств к этой девушке, он давно перестал противостоять им, но Катя – нет, эта девушка не перестала. Она продолжает упорно игнорировать его взгляды и мимолетные касания, она продолжает игнорировать Его.

– Катья… – позвал Макс, а в это время по крыше автомобиля не переставал колотить нещадный ливень.

Он заглушил автомобиль у ее дома, но она так и не заметила этого. Морозова лишь задумчиво смотрела перед собой.

Катя вздрогнула от неожиданности, когда на ее колено опустилась мужская ладонь костяшками вниз. Макс предлагал ей свою руку и молча ждал, пока она вложит свою ладонь в его пятерню.

Мужчине казалось, что без ее прикосновения он сегодня не уснет.

Одернув платье и прикрыв свои утонченные колени, Катя и в этот раз проигнорировала его.

– Пожалуйста, не сопротивляйся самой себе, – прошептал Макс, приблизившись к девушке, чтобы заглянуть в ее серые бездонные глаза.

Макс тут же все понял. Она потянулась к ручке, он – к блокировке. Щелчок замков в баварке прозвучал раньше, чем Катя успела что-либо сделать. Девушка посмотрела на Нойманна: в ее взгляде не было страха к мужчине, в них было волнение от охвативших ее чувств.

– Максимилиан, – Катя называет его по настоящему имени, а Макс сходит с ума от ее глаз, от ее шепота и от того, как звучит его имя в ее устах.

За окном лютый холод, лютый холод в сентябре! Но ей стало жарко. Ему – тоже.

Облизав пересохшие губы, Катя в ответ посмотрела на губы Макса – на тонкие и суровые губы. Макс не был похож на мальчика с обложки журнала, он был мужчиной – суровым и прекрасным мужчиной одновременно.

Макс больше не хотел сопротивляться своим чувствам, он возложил эту ношу на хрупкие плечи Кати, а сам же поддался порыву и многодневному желанию прикоснуться к ней. Еще в доме Тирбаха он хотел поцеловать Катю. Еще тогда.

И трех секунд хватило, чтобы завладеть ее губами: секунда на приближение, секунда на прикосновение и секунда на противостояние. Ее руки тут же уперлись в его грудь.

– Ка-атья, – недовольно протянул Макс, позволив себя отстранить, но лишь ненадолго.

В ту же секунду он вновь завладел губами девушки, которая уже не могла и не хотела сопротивляться чувствам, охватившим ее.

– Ты многого не знаешь, – шепнула она, предупреждая.

Мало ли что он не знает? В данную минуту он хотел ее целовать, а не думать о запретах. Все остальное он узнает потом. Непременно узнает… если не станет поздно.

А сейчас Нойманн желал прижимать ее такое хрупкое и одновременно красивое тело к своему. Хотел, и она тоже желала, ведь Макс бы никогда не сделал что-то против ее воли. Просто он – взрослый мужчина, который становится мальчишкой в ее присутствии, и его одолевают те чувства, которые ранее он умел держать в узде. И одно Макс точно знал наверняка: никогда ранее он не целовал девушку столь жадно, безумно и бездумно.

Катя принимала поцелуй, поддавшись мимолетному порыву. Ведь это их последняя встреча, так почему бы не сделать ее запоминающейся? Ей настолько нравились его губы, что только в самых скрытых мечтах она желала попробовать их на вкус. Эти губы всегда придавали точность суровому лицу Нойманна, именно они часто улыбались ей, Кате, когда они были наедине.

Только один поцелуй, всего один… за которым должно последовать прощание.

Катя выдохнула:

– Как ты поедешь? Погода разбушевалась, Макс…

– С мыслями о тебе, – прошептал Нойманн, зарываясь своей пятерней в ее густые русые локоны, а другой рукой он прикоснулся к ее плечу, постепенно направляясь к запястью.

Гром пророкотал где-то издалека, за пределами их автомобиля, а в Кате вдруг вспыхнула та самая острота чувств, едва теплая широкая ладонь мужчины коснулась края ее невесомого платья. Там, где одежда граничит с оголенным коленом.

Катя положила свою ладонь поверх ладони Макса, но остановить их обоих, кажется, было уже невозможно.

Глава 12

Ливень беспощадно стучал по крыше автомобиля, укрывая двоих влюбленных от чужих глаз. Впрочем, на улице в такую погоду и днем с огнем не сыщешь, не так ли?

Ливень тарабанил по крыше, прося Катю одуматься и вспомнить о том, что Макс – иностранец. Вспомнить о том, что в Германии у него семья, что он непременно уедет и уедет уже совсем скоро. Буквально через несколько дней.

«Зачем ты позволяешь подняться его руке выше? Зачем позволяешь ему касаться тебя так, словно ты – принадлежишь ему?», – пронеслось у нее в голове, но… мимолетно.

Макс стиснул зубы, когда почувствовал огромное возбуждение и тесноту в собственных брюках. Он понял одну простую вещь: Максу не нравится Катя, он даже в нее не влюблен.

У него было другое чувство к ней. Более веское, чтобы… чтобы остаться в России ненадолго. Чтобы приучить к себе девушку, привязать ее к себе, а затем увезти. Именно так! И вместе с этой вдруг осенившей его мыслью Нойманн с силой сжал бедро девушки, губы которой не отпускал из своего плена вот уже которую минуту.

Катя вскрикнула, отшатнувшись от Нойманна.

Он не сумел сдержать свои порывы.

«Теперь на ее нежной коже точно останется синяк… Черт, я ведь не должен был так сильно увлекаться Катей и тем более увлекать ее за собой в этот темный, черный и нескончаемый омут», – подумалось немцу, но с запозданием.

Нойманн не должен был продолжать. Макс вспомнил, что вскоре ему придется покинуть Россию.

– Verzeih mir9, – глухо бросает он.

(– Прости меня)

Учащенное дыхание, бешеное сердцебиение и плен, в который их обоих захватило безумие. Захватило и отпускать, похоже, не собиралось.

На улице стало совсем темно, а ливень лишь усиливался.

Девушка одернула платье, Макс включил печку. Им было жарко, но ветер и дикая погода совсем скоро могли это исправить. К тому же, Максу еще предстоял долгий путь к дому Эриха.

– Наверное, к девяти вечера пробки уже быть не должно, – произносит мужчина, сжимая руки в кулаки от непреодолимого желания и тяги к этой девушке, сидящей рядом.

– Если бы, – без надежды отвечает Катя, посматривая на Макса, – передавай привет Эриху…

Она видела, как Нойманн стиснул зубы. Он сидел на водительском сидении подобно пружине – только тронь его руку, и мужчина подскочит, набросится и, будет его воля, поцелует ее еще раз. Лицо его застыло маской равнодушия, глаза – прикрыты, дыхание… впрочем, это учащенное дыхание Катя прекрасно слышала, и оно выдавало их с головой.

– Я сейчас поставлю машину к подъезду как можно ближе, и ты сразу забегаешь внутрь. Хорошо? Чтобы не промокла… – хрипота мешает говорить более сурово, немец откашливается.

Катя кивнула, нервно перебирая края платья. Нойманн завел авто, а она была в ужасе от той гаммы чувств, что сейчас бурлили в ее душе.

Макс, как и пообещал, встал максимально близко к подъезду – бампер автомобиля находился у краев бетонной лестницы, ведущий к подъезду. Катя взволнованно оглядела Нойманна, он тоже посмотрел на нее.

Она ждала, пока Макс скажет: «Я еще вернусь», ведь он говорил эти слова после каждой их встречи и действительно возвращался, но сейчас он молчал. Катя прикусила губу, однако, откладывать неизбежный уход было нелепой глупостью.

Она поняла, что Макс больше не вернется. Завтра он улетает.

Нойманн подвел дворники, они начали неустанно работать и мало-мальски открывать обзор. В такую погоду, не зная ни страны и ни города, ехать куда-то было опасно, а уж иностранцу – тем более.

– Катья… Посмотри на меня, – попросил Макс, и Катя подняла на него взгляд.

В эту же секунду немец потянулся к задним сидениям и вскоре достал ставший для нее таким родным – букет синих васильков. Катя не представляла, откуда он их достает…

Только ей уже пора было уходить.

– Я еще вернусь, – звучит то самое обещание.

Макс и сам не понял, как фраза «Я еще вернусь» стала наркотиком для него. Самым настоящим наркотиком.

Для нее – тоже.

– Я пойду, – проговорила Катя, расцветая от очередной дозы этих трех слов.

Он еще вернется. Глупое обещание последней встречи… глупое. Но пусть вернется еще. Это будет точно в последний раз.

Все мысли о последней встрече, бурлившие в ее голове минутами ранее, были развеяны томлением и ожиданием новой встречи.

– Я пойду, но ты подожди несколько минут. У меня для тебя кое-что есть. Хорошо? – прошептала Катя с улыбкой на губах.

– Я подожду, – согласился Макс, ни о чем не спрашивая, и вскоре Катя быстро направилась к подъезду.

А спустя несколько минут ожидания Макс удобнее расположился на водительском сидении, снова завел дворники и нащупал педали ногами. Он приготовился ехать. Подождет еще немного и тронется.

Тихо открылась дверца, громко ворвался ливень в глубину идеального салона и мягко забралась внутрь русая сероглазая девушка, а следом за ней потянулся шлейф цветочных духов.

– Катья? – спросил Макс с удивлением, когда она закрыла за собой дверь и приготовилась чего-то ждать, – ты хочешь поехать со мной к Эриху?