Феноменальные фантастические истории

Прекрасная весна

Так уж сложилась моя судьба – вместо того, чтобы сидеть весной в уютной, тесной и душной квартире, я сижу в двухэтажном, огромном и просторном частном доме. Всех моих родственников на Земле не стало, и лишь изредка ко мне приезжали старые друзья, а дети просто звонили и присылали сообщения. Каких-то два дня назад я маялся за уборкой внезапно выпавшего большого количества снега и после этой тяжелой работы еще не отдохнул, а только начал свой отдых. Зима постепенно сдавала свои позиции и вместо стойкой минусовой температуры днем и по ночам, вплотную подобралась к абсолютному для этого время года нолю.

После того, как я полдня помахал лопатой, мне как минимум надо было отдохнуть недели две, – я на это твердо рассчитывал, потому что прекрасно помнил, что в это время вовсю катался на лыжах и одновременно загорал под ярким весенним солнцем. Это было в юности: – каких то несколько десятков лет тому назад. Но я отлично это помнил, как будто это происходило вчера, или на той неделе. Но этот день или неделя так быстро пролетели, что погода успела измениться, и я ее сейчас просто не узнаю.

Вместо того чтобы дать лыжникам немного время на то, чтобы покататься по свежевыпавшему вчера пушистому снегу, весна решила покончить с долгой зимой и установить свое господство над городом и его окрестностями. Никакого переходного периода она решила не устраивать – просто, когда пробила полночь, температура на улице стала расти, и когда я проснулся, на улице уже было плюс десять, а в моей спальне было так жарко, что я начал раздеваться – сначала снял пижаму, потом трусы с майкой, а потом, когда этого оказалось мало, мне пришлось снять свою искусственную кожу и остаться в чем мать родила, – в чешуе и слизистой оболочке.

Я уже и не помню, когда я раздевался до такой степени: – в моей жизни это было всего несколько раз, когда мне становилось до такой степени жарко и душно. Последний раз это было, по-моему, в Помпее, когда лава и пепел от проснувшегося вулкана устроили всем жителям самую настоящую баню. Мне пришлось спасаться в море, где тоже было жарковато. Но это было попрохладней, чем на суше. Тогда я быстро сбросил свою накладную кожу и остался в чешуе.

Мне было в ней удобно плавать, и я провел в океане пару столетий, пока вновь не выбрался на сушу. За годы, которые я провел в океане, моя чешуя превратилась в твердый панцырь, на моем хребте вырос гребень, а на ногах и руках образовались когти и шпоры. Врагов в океане у меня не было – все меня боялись и уважали за мирный мой нрав. Но меня постоянно тянуло на сушу, и в один прекрасный день я вылез из воды и остался на континенте, чтобы продолжить свою жизнь на суше.

Несмотря на то, что я был довольно крупной особью, несколько раз я впадал в оцепенение и, проснувшись после такой оздоровительной спячки, начинал свою жизнь с ноля – сначала с эмбриона, покрытой слизью и чешуей, а потом мой организм принимал ту форму, в которой мне было удобно жить. В последний раз мой организм принял форму человека и я, спрятав свое первоначальное, с чешуйками тело под накладной кожей, дальше развивался как обычный человек: – провел детство и юность с моими друзьями, потом поучился в средней школе и сходил в армию.

Прежняя моя жизнь в теле ящера вспоминалась мне очень редко, и мне ее было, совсем не жаль. Наоборот, в обличье человека я чувствовал себя очень уверенно и свободно. Превращаться снова в ящера с другой планеты мне не хотелось: – я бы оставался человеком на несколько сот или тысяч лет. Свою настоящую родину я совсем не помнил, лишь несколько рассказов моих родителей. По их словам, на планете, откуда они прилетели, был огромный теплый океан, а суши было совсем немного. Что их заставило построить звездолет и улететь в другую галактику, мне непонятно – это для меня осталось тайной. И когда после нескольких сотен лет они погибли, я остался совсем один и почти не вспоминал своих настоящих, биологических родителей.

Быть человеком было в основном нормально – кроме некоторых случаев. Особенно меня донимала перемена климата: – после некоторых периодов небытия, по-моему, просто спячки, я с трудом приспосабливался к погоде. Разные в ней были перемены, как, допустим сегодня, – когда вдруг весна наступала так неожиданно и стремительно. Хорошо, что я сейчас жил один – ни одна подруга бы не вынесла моего тела в слизи и чешуе. Когда у меня была жена, как и у многих особей мужского пола, я скрывал свою истинную кожу, и она до самого развода не подозревала, кто я на самом деле.

Сейчас у меня не было повода опасаться кого-либо, и я спокойно мог оставаться в своей чешуе. А может у меня на носу очередное обновление? Черт его знает… Сейчас меня больше беспокоила весна, которая наступила очень быстро. Снег, который выпал два дня назад, стал таять с такой скоростью, что за один день от него осталось пара снежинок в тени. Зато половодье всем моим соседям, а также мне, доставило кучу хлопот – несмотря на то, что в общем-то снега зимой выпало мало, на первом этаже вдруг выступила вода, и мне пришлось убирать ее тряпкой. Никому не выгодна такая быстрая смена зимы на лето, и мне пришла в голову отличная идея – поймать эту симпатичную, юную красавицу весну и поговорить с ней, как мужчина с женщиной. В конце концов, и мне иногда хотелось оставить потомство…

У меня, в отличие от настоящих теплокровных особей на этой планете, было отличное качество – я мог рассмотреть любую жизнь на Земле и пообщаться с ней. Весна также была одной из проявления жизни: – такой как зима, лето, осень. Если с осенью и зимой я не общался, то с весной такая надобность, наконец, настала. Отличные потомки у меня будут! – сильные и крепкие.

Вечером я вышел из моего дома и направился в свой огород. Остановился на дорожке, уже свободной от снега и стал смотреть. Глаза мои изменились, пришло внутреннее и внешнее зрение и мне стали видно то, чего не видно ни одному человеку на земле, – в одном диапазоне нановолн я заметил сидящую на заборе совсем юную и симпатичную особу. Я тотчас ей свистнул и помахал ей рукой. Она сначала не поверила тому, что я ее увидел, но я продолжил махать рукой и она, наконец, поняла, что я ее вижу. Это для нее было совсем неожиданно. С изумленным видом она слезла с забора и направилась к источнику свиста. Не доходя нескольких метров, она остановилась, и когда до нее дошло, что я ее вижу, тотчас улыбнулась и подошла ближе. Я не стал рассказывать ей, как я ее нашел и подозвал – просто поднял и понес в дом.

Там, в тепле и домашнем уюте мы расположились на просторной кровати и занялись делом. А когда под утром она устала после ночи непрерывной любви, я сказал, что с ее стороны невежливо так поступать со всеми обитателями этого земного региона. Потом я стал учить, как она должна себя вести – постепенно и плавно, чтобы у старых особей не обострялись болезни, а у юные вели себя степенно при общении с женскими особями. Она после моей краткой проповеди уснула на моем плече, а когда я проснулся, ее уже не было.

Я накинул на себя куртку и вышел во двор. Начинался рассвет. Было свежо, но мороза и тепла я не чувствовал:– был твердый ноль, – отличная, с моей точки зрения, погода. Она продолжалась целую неделю. Больше таких скачков температуры до десяти градусов тепла, не было. Остатки снега постепенно таяли, ночью был небольшой мороз, а днем небольшой плюс. Все пришло в норму, и я до своей родной кожи с чешуей больше не раздевался.

Но потепление на планете Земля продолжалось – я это чувствовал всей своей кожей. У меня было три выхода – дождаться очередного обновления на земле, в своем доме, переехать поближе к океану, чтобы вновь стать обитателем океанских глубин и третий – это ждать прибытия своих родных с далекой планеты, которая находилась в другой галактике. В принципе я мог это сделать в любой момент: – они и так знали, где нахожусь и как живу, но не делали ничего, чтобы помешать мне жить, как я хочу. У меня был выбор, но я его оставил на утро. Посмотрим…

Ковчег

В тайге заканчивался июнь и начинался июль. Все сугробы около наших палаток растаяли, и дело оставалось за снегом, который еще лежал в тайге. Мы, геологи и геофизики расхаживали по маршруту, который проложили от вагончика до кухни, а дальше к большой штабной палатке. Делать пока было абсолютно нечего: мы приехали в свой лагерь несколько дней назад и все эти дни занимались уборкой. Медведи, которые проснулись после своей зимней спячки, оставили нам после своего визита настоящий бардак: – сломали все наши палатки и каким-то образом залезли в вагончик, где мы оставили пару ящиков с рыбными консервами.

Не знаю, как это им удалось – окна были такие маленькие, что пролезть в них мог только ребенок. Но им удалось приникнуть в него и обнаружить ящики с консервами. Банки с сайрой были плотно запечатаны еще на рыболовецком траулере, но, тем не менее, мишки учуяли, что в них находиться вкусная рыба и хорошо потрудились, чтобы ее достать: можно только догадываться, как они в тесном пространстве открывали сначала ящики, а потом банки. Подавляющая часть банок была просто расплющена, а остальные носили на себе следы зубов. Наверное, у них не было консервных ножей, и они пользовались своими когтями и зубами.

Мы потратили несколько дней, чтобы привести наш летний санаторий в порядок – поставили палатки, навели порядок в вагончике и сейчас днем ходили между кухней вагончиком. Геофизики сидели со своими приборами, а мы, геологи, выучили геологические карты района наизусть, днем с утра до вечера завтракали, обедали и ужинали, а перед сном играли в карты и курили. Весь алкоголь был нами уничтожен в первые дни, и сейчас мы, все, как один, бросили пить – магазин, в котором можно было купить водку, находился в трехстах километрах и сходить за ней и рисковать своим здоровьем никто не хотел.

Можно конечно часть пути пройти по реке, но она готовилась освободиться ото льда, и это было рискованное занятие – пройти сто пятьдесят километров на лыжах. Кроме того, медведям был нужен белок и они рыскали везде, чтобы съесть все, что удастся им найти. Быть пищей для медведей никто из нас не желал, и мы все держались вместе: – держали наготове ракетницы и карабины, – на всякий случай.

В один прекрасный солнечный день я плюнул на отдых, надел сапоги и по колено в снегу побрел к скалам. Там где-то находилась рудная линза, и я хотел проверить свой концентрометр. Мы с одним геологом ее нашли, и я приступил к заклинаниям, без которых прибор никак не хотел работать. В конце концов, я вспомнил, что кроме заклинаний и проклятий надо было проверить батареи, и когда я их все заменил, то прибор оживился и сказал мне, что здесь никакого урана нет, один торий с калием. Так и должно быть, – но я все-таки надеялся на уран…Возня в тайге с прибором продолжалась часа четыре и под вечер я почувствовал, что стал мерзнуть: – несмотря на июль, кругом был снег и ночью температура опускалась до минус десяти градусов.

Поэтому, после того, как следует замерзли, мы с приборами сразу побежали на кухню, а потом сразу в вагончик, где уже топилась печка и, попив горячего чая, сразу достали карты – игральные. Геологические же карты лежали в наших полевых сумках и ждали, когда снег изволит растаять. Это произошло через день: на улице уже наступило настоящее лето, и температура в тайге достигла максимума – двадцать пять градусов. Этого конечно не мог выдержать ни один сугроб, а река, через которую нам надо было переправиться, вздулась и начала освобождаться от своего ледяного панциря.

Нам по идее надо было подождать еще неделю, чтобы все в тайге успокоилось, но нам так надоело сидеть в лагере, что я, посмотрев карту с геофизическими полями, придумал себе работу: пройти по прибрежным скалам вверх по течению до хребта, проверить в горах несколько аномалий, а потом на плоту сплавиться до лагеря. Это была замечательная идея – на плоту я плавал когда-то, и кроме того, не надо было тащить на себе образцы и пробы целых семь километров. Я с рабочим буду сидеть на плоту, а река вмиг домчит нас до лагеря. Красота…

Начиналось все прекрасно – мы с рабочим взяли продуктов дня на три и утром вышли в свой маршрут. Мы шли по узкой тропинке вдоль реки, и смотрели, как по ней с огромной скоростью плывет всякий мусор – кусты, стволы деревьев и остальное, что река нашла по дороге. Все перекаты скрылись под бешеным напором воды, и мы были этому очень рады. Мы были молоды и не обращали на предстоящий, экстремальный сплав по весенней горной реке – если мы были уверены, что все пройдет хорошо, то так и будет на самом деле.

Я шел впереди с включенным радиометром, с наушниками на голове и несколько раз натыкался на радиометрические аномалии. Судя по показаниям прибора, содержание радиоактивных элементов в них было маленьким и мы, накопав проб, шли дальше. Река, которая по своей дороге лишилась нескольких притоков, немного успокоилась и в нескольких местах были видны перекаты, которые, однако, были скрыты под водой. Начались отроги высоких гор, на которых находились наши радиометрические аномалии.

Мы перешли реку, сделали затес на березе и поклялись ей, что через несколько часов вернемся, срубим несколько сухих сосен и поплывём обратно. Главное для нас быстро найти наши объекты, разобраться с ними и благополучно вернуться, нагруженными образцами и пробами.

Начался склон, но по нему было удобно идти – никаких деревьев и курумника. Когда мы взобрались на вершину, то пред нами открылась величественная и суровая картина Уральского хребта – везде были горы, и кроме гор пред нами ничего не было. Здесь мы пообедали, напились чаю и принялись кружить по округе. Накануне вечером я забил все аномалии в память навигатора, и теперь мы обходили их по длинному эллипсу, чтобы вернуться на место, где мы отобедали, и спуститься к нашей березе.

Благодаря своему опыту, мы достаточно быстро обошли несколько аномалий, нашли у них эпицентры, наколотили множество образцов и отобрали целый рюкзак проб на анализ. Я писал в своей полевой книжке мало, так как это дело отнимало много времени, а я надеялся, что когда буду в лагере, напишу целую повесть о своем путешествии – где, что как увидел. А сейчас я записывал только координаты, номера проб и значения гамма-поля в эпицентрах.

На часах уже было часа четыре, когда я завершили свою работу и вернулись на место, где обедали. Отсюда мы по своим следам спустились до березы и начали рубить сосны. Нам надо было как минимум шесть или семь стволов длиной метра по семь. Потом мы вырубили в них пазы и засунули в них по палке. В принципе, плот был готов. Мы с рабочим столкнули его в реку, привязали свои рюкзаки и, взяв в руки шесты, отправились в путь. На реке не было ни водопадов, ни перекатов, ни поворотов – идеальная ложбина среди каменистого склона, которая была заполнена водой. Семь километров мы должны проплыть часа за полтора, чтобы потом нас поймали и пришвартовали к кухне – вот и все путешествие.

Мы проплыли какие-то полкилометра, а потом с нашей рекой началось что-то непонятное: вместо того, чтобы течь по своему прямому руслу, она вдруг свернула на девяносто градусов и помчалась на север. Я тут же достал карту и удивился – никаких поворотов не должно быть, но вместо того, чтобы плыть на восток, мы плыли на север. Это было невероятно!

Мы с рабочим стояли на плоту и готовились к неприятностям – так не бывает, чтобы вдруг река свернула к – черту на рога. Она должна течь прямо, – к нашему лагерю, а не к северному полюсу.

Через пару минут река все равно повернула – на восток. Но это меня только насторожило – что это за повороты… Я уже не верил этой реке и оглядывал ее берега, которые сильно изменились: на них гуляли какие-то жирафы со слонами и росли бананы с пальмами. Может я заснул?

Я посмотрел на своего рабочего и понял, что я не сплю – он также заинтересовался пальмами и жирафами. Один сон не может присниться двум людям одновременно. Я крикнул рабочему, чтобы он причаливал к берегу – а то мы уплывем к чертовой матери, и что нас там ждет, одному богу известно.

Мы пристали к берегу, покидали на берег все свое имущество и привязали на всякий случай плот. Дальше у нас был один выход – добраться до поворота и посмотреть, куда делась наша настоящая река. Мы с проклятиями взвалили рюкзаки и пошли по берегу. Я на всякий случай загнал в карабин обойму и шел, оглядываясь на каждом шагу.

Скоро мы дошли до какой-то розовой завесы, которая перегородила реку. Я засунул в нее руку, потом ногу и шагнул вперед. Рабочий последовал моему примеру и через несколько метров мы, миновав этот розовый туман, очутились в родной тайге, на берегу реки, по которой неслись кусты, палки и бревна. Это место я хорошо помнил – по прошлому году. Но тогда никакого розового тумана не было, и я свободно ходил по берегу.

До лагеря мы усталые, как две собаки, добрались только вечером. Поужинали, достали пробы с образцами и уснули. Когда проснулись, все происшедшее с нами показалось сном. Может, это и было сном??

Червяки

Мне еще не удалось отдохнуть после тяжелой весенней работы: – после посадки на грядках зеленых витаминов, – как вдруг, среди лета, на них вдруг повалил снег зеленого и голубого цвета. Несмотря на то, что на улице было тепло, и мне можно было не бояться, что у меня замерзнет пара редисок и укроп, вид покрытого огорода зеленым и голубым снегом меня раздражал до такой степени, что я смотреть на него не мог. Вдобавок он был зеленый и голубой… Что за ерунда! Я немного подумал и добавил пару фраз, которые нельзя приводить в этой невероятной, но правдивой истории.

Потом я достал лопату для снега и с проклятиями стал чистить дорожки между грядками. Этого разноцветного снега оказалось много – он был мне по колено. Сначала я кидал снег направо и налево, но потом, когда моя ярость стала проходить, я остановился и задумался – куда его девать. Потом решил сделать одну большую кучу, и работа вновь закипела.

Дорожек в огороде было масса, и мне пришлось поработать лопатой как следует, чтобы весь снег с дорожек лежал в одной куче. В самом конце работы я почувствовал, что похож на кипящий чайник – так мне надоела возня с разноцветным снегом и лопатой. Мне осталось убрать снег с последней дорожки, и я заметил под зелено-голубым снегом отличных червяков, которые, несмотря на их толщину и невероятную длину старались от меня скрыться и ползали так быстро, что с моей точки зрения, были отличной насадкой для рыб в нашем пруду.

Я изловчился и поймал десятка два этих чересчур проворных червяков, потом закрыл их в стеклянную банку, которая послужила временной камерой для их содержания. В ее крышке я шилом проделал несколько дырок, чтобы они не задохнулись и добавил туда немного земли со снегом зеленого цвета. Все было закончено – посредине огорода красовалась большая куча сине-зеленого цвета, и я надеялся, что она скоро растает.

Тяжелая работа со снегом оказалась последней каплей, которая переполнила мое терпение, и я подумал, что мне просто необходимо как следует отдохнуть. Лежать на диване я не мог, так как потом мне пришлось бы еще отдыхать от дивана. А вот идея заняться активным отдыхом, типа охоты или рыбалки мне понравилась, – к тому же у меня была отличная наживка, которую я недавно сумел поймать в своем огороде.

Сказано – сделано! Я тут же схватил свой рюкзак, кинул в нее банку с червяками, термос с чаем, взял свою удочку, большой мешок для рыбы, запер дом и, пока мое желание не исчезло, помчался с горы к пруду. Когда я спустился с горы, то уселся на большой камень, достал сигареты и перевел дух. Теперь уже было поздно менять решение – если бы я передумал раньше, мог бы избрать другой способ отдыха. Но теперь для этого надо было лезть в гору, а это мне было уже не под силу. Все пути к отступлению были отрезаны, и мне волей-неволей надо было заняться активным отдыхом – ловить рыбу. До пруда надо было пройти несколько сотен метров, и я решил, что немного отдохну на этом камне, а потом пойду.

На камне было сидеть очень удобно: – погода стала нормальной, летней, – светило солнышко, было тепло, и снег на тропинке почти весь растаял. Он был здесь, на склоне, не такой, как в огороде, – белый и пушистый, как зимой. Так бы и сидел на этом камне до вечера…

Я собрал всю свою волю в кулак, поднялся с камня и пошел на пруд. Еще не доходя до воды, распутал леску и когда подошел к воде, сразу же закинул ее в воду. Посидел минут пять, весь в напряжении, ожидая поклевки, но потом расслабился и только сейчас вспомнил, что рыбачу на голый крючок. Любая рыба отвернется от железного крючка, если на нем не будет даже дохлого червяка. А в банке у меня была куча очень живых и аппетитных червяков, которые понравятся любой рыбе.

Я достал банку, достал из нее самого большого и аппетитного червяка и поместил его на крючок. То, что из него появилось не черная масса земли, а зеленая субстанция, меня как-то не волновало. Главное было в том, что червяк был не дохлый, а извивался всем своим телом – таких очень любят большие окуни и ерши. Теперь посмотрим на голодных рыб…

Поклевка последовала еще до того, как червяк долетел до воды – из воды вылетел громадный ерш и кинулся на червяка. Дальше произошло совсем необъяснимое: из червяка сверкнула зеленая молния, а затем выскочили красные щупальца и обняли ерша. Так что хотя у меня была хорошая реакция на поклевку, я даже не увидел, как поплавок нырнул в воду – я уже дернул удочку, и червяк с ершом валялись на траве. Щупальца спрятались, передо мной лежал громадный ерш, а на крючке по-прежнему сидел оживленный червяк. Он извивался так оживленно и радостно, что, по-моему, был рад снова нырнуть в воду и поймать еще одну рыбу.

Я не стал медлить, и червяк снова полетел в воду. Снова повторилась та же история. На этот раз на червяка кинулся большой окунь – он был размером почти полметра, и я таких окуней никогда в жизни не видел, тем более летающих. Он выпрыгнул на полметра из воды, немедленно получил разряд молнии и попал в объятия червяка. Червяк был еще тот рыболов: – он убивал любую рыбу, которую видел и так крепко хватал ее своими руками, что никакая рыба не могла вырваться из этих объятий. Окунь валялся на берегу, и я понял, что в садок, в котором уже плавал ерш, он не войдет. Мне оставалось засунуть его в мешок и придавить большим камнем. Неплохое начало …

Я нашел пустую банку, засунул в нее крючок с этим червяком – любителем рыбы и тоже придавил камнем. Потом сел, достал термос и отпил из него горячего чая. Потом посмотрел на часы – прошло всего несколько минут, а у меня был улов, которой мне хватит и на уху и на второе. Но я не собрался заканчивать эту замечательную рыбалку. И когда покурил, снова бросил червяка в воду. Между тем вода в пруду словно кипела – по-моему, вся рыба в пруду собралась на этом небольшом участке и просто мечтала сожрать этого червяка.

Я не успевал засовывать рыбу в мешок, а когда очнулся, то понял, что такую тяжесть мне просто не унести домой. Пришлось поступить просто – выйти на дорогу и разложить всю пойманную рыбу на мешке. Скоро ко мне подъехал автомобиль, потом второй, и кончилась эта рыбалка тем, что я пошел домой налегке, но с полными карманами денег. На леске по-прежнему болтался червяк, очень недовольный тем, что идет домой…

Мы пришли с ним домой и первым делом я достал его с крючка и засунул в банку, где столпились остальные червяки. Потом, когда вся наживка оказалась в банке, я отправился в огород, где зеленый снег на грядках уже растаял, и только зелено-синего кучка осталась от снега, который выпал утром.

Я походил по грядкам и, в конце концов, обнаружил небольшую капсулу, около которой ползали такие же оживленные червяки. Тогда я принес стеклянную банку с червяками и высыпал их около этой капсулы. Потом сел на табуретку и принялся наблюдать за червяками и капсулой.

Моя догадка оказалась правильной: – как только я высыпал остальных червяков, вся компания забралась в капсулу, которая через несколько секунд сначала поднялась в воздух, а потом рванулась в голубое небо с такой скоростью, что мгновенно скрылась из моих глаз.

Это, как я правильно догадался, был звездолет, который был набит инопланетянами. Они приземлился в моем огороде, где только случайность, моя наблюдательность и случай помогли им избежать гибели. Я был рад за них и за себя – редко получается оказать услугу внеземной цивилизации, представителями которой оказываются так похожие на наших обычных червяков инопланетянине.

Ухо

В своей знаменитой поэме «Руслан и Людмила» А.С. Пушкин написал об огромной голове, которая попалась Руслану, когда он искал свою невесту. Именно эти строки я вспомнил, когда впервые пробирался по курумнику на Полярном Урале. Этими проклятыми глыбами были усеяны все подножия гор и их склоны. Несмотря на их исполинские размеры – до трех-четырех метров в поперечнике, они спокойно лежали на таких же огромных, но поменьше, глыбах. С моей точки зрения, они только и ждали, когда я по ним начну прыгать, как белка или заяц, чтобы тотчас прийти в движение и похоронить меня под другими валунами или раздавить меня в лепешку.

Со временем я привык прыгать по этим гранитным валунам и не обращал на легкие их колебания, потому что они лежали здесь на склоне не одну тысячу лет и готовились пролежать еще столько же. А я, со своим рюкзаком и радиометром, представлял для них просто муравья, на которого они не обращали никакого внимания. Единственную опасность для меня представляли дожди, после которых удержаться на них было трудно, если прыгать в кроссовках или пластиковых сапожках. Поэтому приходилось всегда ходить в маршруты в резиновых болотниках, которые практически не скользили на курумниках.

Я допрыгал до ровной, как стол вершины горы и удивился странным сооружением. Оно стояло в метрах трестах от меня, ровно посередине горы, и мне показалось, что это странное сооружение мне напоминает большое, – больше двадцати метров в поперечнике и около десяти метров в высоту, ухо. Я так и сел от увиденного, потому что Пушкина здесь, на Полярном Урале, отродясь не было, а Черномора тем более. Не сводя своих глаз с этой диковины, я сначала достал фляжку с водой, глотнул из нее, а потом достал махорку и набил ей свою трубку.

Пока я не спеша суетился по хозяйству, мне показалось, что это исполинское ухо повернулось и стало чуть выше. Но потом, когда начал выпускать дым, плюнул на свои ощущения и пришел к выводу, что передо мною просто останец крепких горных пород, которые сохранились среди вмещающих их гранитов. Чтобы узнать, что это за породы, мне надо было как следует поколотить эти скалы, отломить образец со свежим сколом и посмотреть на него в семикратную лупу: – узнать, из каких минералов состоит эта порода, а потом напрячь свои мозги и вспомнить петрографию. Если минералы окажутся мелкими, то надо изготовить из образца шлиф и отдать минералогам. Вот и все, ничего загадочного. Так я сидел и размышлял с трубкой в руках. Все казалось мне логично и понятно.

Я докурил, стукнул трубкой по каблуку сапога, сунул ее в карман энцефалитки и поднялся. Надо двигаться вперед, – за горой меня ждала рудоносная залежь, которую я обнаружил несколько недель назад. До горы ее я проследил канавами, которые прокопал бульдозер, а на склонах рыть канавы он не мог и я взобрался на гору, чтобы поискать руду там. Если на горе ее нет, то мне надо спуститься по склону и поискать ее по ту сторону горы. Все осложнял курумник: – под гранитными глыбами могли быть самые неожиданные горные породы – от гранита до фосфоритов. Самое главное было позади – я взобрался на гору, и теперь все зависело от удачи – найду я руду, или мне придётся спускаться и искать ее дальше – на противоположном склоне..

Про исполинское ухо я уже забыл, пока размышлял про рудную залежь. Но когда привел радиометр в рабочее положение, то решил и ухо проверить на радиоактивность. По ровной поверхности было идти очень приятно, – не то, что прыгать как заяц по этим глыбам: – одно удовольствие. Я прогулочным шагом добрался до уха и обошел его кругом. В одном его крае очень сильно затрещало, и я моментально остановился: – оказалось, что, несмотря на то, что я перешел на другую шкалу, радиометр не смог показать мне, сколько микрорентген он обнаружил. Это было интересно, но не похоже на пропавшую руду. Все равно мне надо было определить координаты и взять образец с пробой для анализа.

Я достал из рюкзака молоток и стал отбирать образец. Но после десятка ударов пришел к выводу, что не смогу этого сделать: – молоток отскакивал от уха, как будто бы от железной чушки весом в несколько сот килограмм. Вдобавок ухо начало поворачиваться вокруг вертикальной оси, и я еле успел отскочить. Что за ерунда?!

Ну, ладно. Если я уж не смогу отобрать пробу из активной зоны, то придётся ее взять из другого места, а потом пригнать сюда Пашу на экскаваторе и он покажет, как японская техника умеет работать с ушами, носами и прочими каменными органами осязания, на которые смахивали эти непонятные скалы. Я начал двигаться по периметру этого непонятного уха и стучал то в одном, то в другом месте. Ухо не поддавалось моему молотку, хотя я не стал жалеть свой молоток, а представил себе, что у меня в руках тяжелое кайло. Но у меня ничего не получалось – не удалось отбить даже маленький кусочек. Я даже отбил свою руку, и когда дошел до своего рюкзака, понял, что обошел все ухо и ничего от него не добился.