Портрет художника: Кровавые этюды безумия

Пустой холст

Холод пронизывал насквозь. Несмотря на летнюю ночь, сквозняк, пробиравшийся сквозь щели старой мастерской, казался колючим, словно тысячи ледяных игл вонзались в кожу. Элиас поежился, плотнее запахнув тонкий шелковый халат. Материал, когда-то бывший символом достатка и утонченности, теперь казался жалкой пародией на защиту, лишь подчеркивая его нынешнюю уязвимость. Он стоял перед огромным, в полный рост, зеркалом, прислоненным к стене, и всматривался в собственное отражение, словно пытаясь найти там ответы на вопросы, которые терзали его душу.

Он видел бледное, изможденное лицо, обрамленное спутанными прядями темных волос, тронутых первой сединой. Глаза – некогда яркие и полные жизни, сейчас потускнели, в них читалась лишь усталость и какая-то странная, зловещая сосредоточенность. Под глазами залегли глубокие тени, свидетельствующие о бессонных ночах, проведенных в раздумьях и сомнениях. Тонкие губы, обычно тронутые ироничной полуулыбкой, сейчас были плотно сжаты, выдавая внутреннее напряжение. Он больше не видел в отражении художника. Там был лишь призрак, тень человека, одержимого маниакальной идеей, которая поглотила его целиком, выжигая изнутри все человеческое.

Мастерская тонула в полумраке. Единственным источником света была настольная лампа, стоявшая на столе рядом с мольбертом. Ее тусклый свет выхватывал из темноты лишь отдельные предметы – беспорядочно разбросанные кисти, баночки с краской, испачканные палитры, глиняные слепки. В воздухе витал густой, удушающий запах скипидара, масляных красок и чего-то еще, неуловимо мерзкого, какого-то сладковато-гнилостного аромата, который заставлял Элиаса морщиться.

Он медленно подошел к мольберту. На нем, вместо привычного холста, стояла большая фотография. Цветное изображение молодой женщины, стоящей на залитой солнцем лужайке. Сара. Ее лицо было открытым и приветливым, глаза лучились радостью и беззаботностью. Она улыбалась солнцу, словно впитывая в себя его тепло и энергию. Жизнь била в ней ключом, и эта жизнь, эта светлая, невинная энергия, должна была скоро угаснуть. По его вине.

“Пустой холст,” – прошептал Элиас, его голос звучал хрипло и тихо, словно шелест осенних листьев. Он протянул руку и нежно коснулся пальцем изображения Сары. “Он жаждет красок, жаждет истории. Он ждет, чтобы его наполнили смыслом.”

Элиас знал, что то, что он затеял – безумие. Общество назвало бы это преступлением, мерзким и непростительным. Но в его воспаленном сознании это было не просто убийство. Это было искусство. Единственный способ выразить ту боль, то отчаяние, тот гнев, которые терзали его душу и не находили выхода. Он создавал шедевры, используя человеческое тело в качестве материала, как скульптор использует мрамор, как художник использует холст и краски. Он верил, что только так сможет донести до мира свою правду, свою боль, свою гениальность.

В комнату вошла фигура. Сгорбленная, одетая в длинное темное платье, она двигалась бесшумно, словно тень. Это была Агнесса, его давняя помощница и единственная, кто знал о его планах. Она остановилась в дверях, наблюдая за ним своим пронзительным взглядом. Ее глаза, глубоко посаженные в морщинистом лице, казались бездонными колодцами, полными мудрости и понимания.

– Ты уверен, Элиас? – спросила она, ее голос был тихим и скрипучим, словно старая дверь. – Еще не поздно остановиться.

Элиас вздрогнул и обернулся к ней. В ее голосе он услышал не осуждение, а лишь беспокойство. Агнесса была рядом с ним уже много лет, она знала его лучше, чем кто-либо другой. Она была свидетельницей его взлетов и падений, его гениальных прозрений и его самых темных кошмаров.

– Я должен, Агнесса, – ответил он, его голос звучал глухо. – Я не могу остановиться. Это… это моя судьба.

– Судьба? – усмехнулась Агнесса. – Судьба – это лишь красивое оправдание для наших собственных слабостей. Ты сам выбрал этот путь, Элиас. Не вини судьбу.

– Я не виню судьбу, – возразил Элиас. – Я принимаю свою судьбу. Я знаю, что это безумие, я знаю, что это неправильно. Но я не могу иначе. Я должен создать это. Я должен доказать… доказать, что я чего-то стою.

– Доказать кому? – спросила Агнесса, ее глаза сузились. – Обществу, которое тебя отвергло? Критикам, которые тебя осмеяли? Ты хочешь доказать им свою гениальность ценой жизни невинного человека?

Элиас отвернулся от нее, не в силах выдержать ее пронзительный взгляд. Он подошел к окну и посмотрел на ночной город. Огни далеких домов мерцали, словно звезды на черном небе. Он чувствовал себя одиноким и потерянным в этом огромном, безразличном мире.

– Ты не понимаешь, Агнесса, – сказал он, его голос дрожал. – Это не ради них. Это ради меня. Я должен доказать себе, что я способен на нечто большее, чем просто рисовать красивые картинки. Я должен создать нечто, что потрясет мир, что останется в истории.

– А ты уверен, что это искусство, Элиас? – спросила Агнесса, подойдя к нему ближе. – Или это просто способ выплеснуть свою злобу и ненависть?

Элиас молчал. Он не знал, как ответить на этот вопрос. Он сам сомневался в том, что делает. Но он не мог признаться в этом даже себе.

– Я не знаю, Агнесса, – наконец сказал он. – Я просто знаю, что должен это сделать.

Агнесса вздохнула. Она подошла к нему и положила руку ему на плечо.

– Я понимаю, Элиас, – сказала она. – Я всегда понимала. Но я боюсь за тебя. Ты играешь с огнем. И этот огонь может тебя уничтожить.

– Я не боюсь огня, Агнесса, – ответил Элиас. – Я сам – огонь.

– Хорошо, – сказала Агнесса, отступая назад. – Тогда я буду рядом с тобой. Я помогу тебе создать твой шедевр. Но помни, Элиас, за все приходится платить.

– Я знаю, Агнесса, – ответил Элиас. – Я готов платить.

Агнесса кивнула и вышла из комнаты, оставив Элиаса одного. Он снова посмотрел на фотографию Сары. Теперь ее улыбка казалась ему издевательской. Он чувствовал, как в его душе поднимается волна ненависти.

– Ты заплатишь, – прошептал он, глядя на ее изображение. – Ты заплатишь за все.

Он подошел к столу и открыл ящик. Там лежал старый, ржавый скальпель. Элиас взял его в руки и провел пальцем по лезвию. Оно было острым, как бритва.

– Начнем, – сказал он. – Пора создавать искусство.

Следующие дни прошли в лихорадочной подготовке. Элиас изучал анатомию, перечитывал старые медицинские трактаты, чтобы досконально знать строение человеческого тела. Он часами просиживал в интернете, изучая искусство грима и постижерства, чтобы уметь создавать реалистичные маски и парики. Он хотел, чтобы все выглядело безупречно. В его понимании, совершенство – это единственный способ оправдать то, что он собирался сделать. Он должен был создать не просто убийство, а произведение искусства, где каждая деталь важна, где каждая линия имеет смысл.

Агнесса помогала ему во всем. Она находила необходимые материалы, следила за тем, чтобы он не забывал есть и спать, хотя сам Элиас уже давно забыл об этих потребностях. Она стала его правой рукой, его верным соратником в этом безумном предприятии.

– Тебе нужно отдохнуть, Элиас, – говорила Агнесса, когда видела, что он совсем измотан. – Ты скоро не сможешь держать кисть в руках.

– У меня нет времени на отдых, Агнесса, – отвечал Элиас. – Я должен закончить это. Я должен создать свой шедевр.

Первым шагом было создание маски. Элиас хотел, чтобы Сара не просто умерла, а стала частью его искусства. Он хотел запечатлеть ее образ, ее лицо, ее душу. Поэтому он решил создать ее точную копию, маску, которую она наденет в последние минуты своей жизни. Маску, которая скроет ее страх и превратит в послушный инструмент в руках художника.

Он снял слепок с лица Сары, используя специальную глину. Затем, кропотливо, деталь за деталью, он воссоздал ее черты. Он работал с маниакальным упорством, стараясь передать каждую морщинку, каждую родинку, каждое выражение ее лица. Он хотел, чтобы маска была идеальной, чтобы она была неотличима от оригинала.

– Ты слишком увлекся, Элиас, – сказала Агнесса, наблюдая за его работой. – Это уже не маска, а портрет.

– Это и есть портрет, Агнесса, – ответил Элиас. – Портрет ее души.

Затем он занялся деталями. Он нашел в старинном магазине старое платье, идеально подходящее по размеру Саре. Платье было из тонкого шелка, цвета слоновой кости, украшенное кружевами и жемчугом. Оно выглядело словно из другой эпохи, словно из потерянного рая.

Он покрасил волосы Сары в яркий алый цвет, напоминающий цвет свежей крови. Он хотел, чтобы ее волосы стали ярким акцентом, контрастирующим с бледностью ее кожи. Он хотел, чтобы ее образ был одновременно прекрасным и пугающим.

Каждая деталь была важна, каждая деталь должна была говорить о чем-то, о каком-то потерянном рае, о какой-то несбывшейся мечте. Элиас хотел создать сложную, многослойную композицию, полную символизма и аллюзий. Он хотел, чтобы его шедевр заставлял людей думать, чувствовать, страдать.

Он работал без сна и отдыха, подгоняемый неутолимой жаждой. Он чувствовал, что близок к кульминации, к созданию своего magnum opus. Он чувствовал, что скоро сможет выплеснуть на холст свою душу, свою боль, свою гениальность.

– Скоро все закончится, Агнесса, – сказал он однажды, глядя на нее усталыми глазами. – Скоро я закончу свой шедевр.

– Я надеюсь на это, Элиас, – ответила Агнесса. – Я надеюсь, что это принесет тебе покой.

Элиас промолчал. Он не верил в покой. Он верил только в искусство.

Он нашел Сару случайно. Он просто бродил по городу, словно в тумане, и вдруг увидел ее. Она стояла на автобусной остановке, читая книгу. Ее лицо было открытым и приветливым, глаза лучились радостью и беззаботностью. Она напомнила ему ангела, сошедшего с небес.

Элиас подошел к ней и заговорил с ней. Он представился фотографом и предложил ей работу моделью. Он пообещал ей славу и деньги, пообещал ей возможность реализовать свой творческий потенциал.

Сара сначала засомневалась. Она не знала этого человека, и ей было немного страшно. Но Элиас был убедителен. Он говорил с таким жаром, с таким энтузиазмом, что она не смогла устоять.

– Я подумаю, – сказала она, взяв его визитку.

– Пожалуйста, позвоните мне, – сказал Элиас. – Я уверен, что мы сможем создать что-то невероятное.

Сара кивнула и ушла. Элиас проводил ее взглядом, чувствуя, как в его душе рождается новая волна ненависти. Он знал, что обманывает ее. Он знал, что использует ее. Но ему было все равно. Она была просто инструментом в его руках, холстом, на котором он собирался нарисовать свой шедевр.

Через несколько дней Сара позвонила ему. Она согласилась на его предложение. Элиас был вне себя от радости. Он чувствовал, что близок к своей цели.

Он назначил ей встречу в своей мастерской. Он сказал ей, что хочет обсудить детали съемки и показать ей костюмы. Сара согласилась приехать.

В назначенный день Элиас тщательно подготовил мастерскую. Он убрал все лишнее, расставил мебель так, чтобы создать нужную атмосферу. Он хотел, чтобы Сара чувствовала себя комфортно и расслабленно. Он не хотел ее пугать. Он хотел, чтобы она сама пришла к нему в руки, словно жертва, идущая на заклание.

В просторной, освещенной мягким лунным светом комнате, Элиас приготовил сцену. Посреди комнаты стоял старинный стул, обтянутый бархатом цвета ночи. На полу были разбросаны лепестки роз, покрашенные в черный цвет, создавая жуткий, но завораживающий контраст. Воздух был напоен ароматом ладана и каких-то экзотических благовоний, создавая атмосферу таинственности и декаданса.

На столе стояла бутылка дорогого вина и два бокала. Элиас хотел, чтобы Сара почувствовала себя особенной, желанной гостьей. Он хотел, чтобы она расслабилась и доверилась ему.

На вешалке висело то самое платье из тонкого шелка, украшенное кружевами и жемчугом. Рядом лежала маска, точная копия лица Сары. Элиас смотрел на нее, чувствуя, как его охватывает трепет. Он был готов.

Наконец, раздался звонок в дверь. Элиас глубоко вздохнул и пошел открывать.

Сара вошла в мастерскую, робко оглядываясь по сторонам. Она была одета в простое джинсовое платье и белую футболку. В руках она держала небольшую сумку.

– Здравствуйте, Элиас, – сказала она, улыбаясь. – Я надеюсь, я не опоздала.

– Здравствуйте, Сара, – ответил Элиас, стараясь скрыть свое волнение. – Нет, вы пришли вовремя. Проходите, пожалуйста.

Сара вошла в комнату и остановилась, пораженная увиденным.

– Вау, – сказала она, оглядываясь по сторонам. – Это… это потрясающе.

– Спасибо, – ответил Элиас, улыбаясь. – Я рад, что вам нравится.

Он посмотрел на нее, испытывая странную смесь жалости и отвращения. Она была так молода и красива, так полна жизни. И он собирался отнять у нее все это.

– Присаживайтесь, Сара, – сказал он, указывая на стул. – Я хочу показать вам костюмы.

Сара села на стул. Элиас подошел к вешалке и снял платье.

– Это для вас, – сказал он, протягивая ей платье. – Попробуйте его.

Сара взяла платье и посмотрела на него с восхищением.

– Оно такое красивое, – сказала она. – Я никогда не носила ничего подобного.

– Я думаю, оно вам подойдет, – ответил Элиас. – Пойдемте, я помогу вам его надеть.

Он повел Сару в соседнюю комнату, где была примерочная. Он помог ей снять платье и надеть то, которое он приготовил.

Когда Сара была одета, Элиас достал маску.

– И это тоже для вас, – сказал он, протягивая ей маску.

Сара взяла маску и посмотрела на нее с недоумением.

– Зачем мне маска? – спросила она.

– Это часть концепции, – ответил Элиас. – Я хочу, чтобы ваш образ был загадочным и таинственным.

Сара засомневалась. Она чувствовала, что что-то не так. Но она не могла понять, что именно.

– Я… я не знаю, – сказала она. – Мне это не нравится.

– Пожалуйста, Сара, – сказал Элиас, беря ее за руку. – Просто поверьте мне. Я знаю, что делаю.

Сара посмотрела на него в глаза. В его взгляде она увидела что-то странное, что-то пугающее. Но она не могла понять, что это.

– Хорошо, – сказала она, надевая маску. – Я доверяю вам.

Элиас улыбнулся. Он знал, что победил. Он знал, что Сара полностью в его власти.

– Отлично, – сказал он. – Теперь все будет так, как я хочу.

Он повел Сару обратно в комнату, где был приготовлен стул. Он усадил ее на стул и встал напротив нее.

– Теперь, Сара, – сказал он, его голос звучал тихо и спокойно. – Мы начнем создавать искусство.

В руках у него был шприц.

– Что это? – спросила Сара, ее голос дрожал.

– Это успокоительное, – ответил Элиас. – Тебе нужно расслабиться.

Сара попыталась встать со стула, но Элиас схватил ее за руку.

– Не двигайся, Сара, – сказал он. – Все будет хорошо.

Он ввел ей шприц в вену. Сара почувствовала, как по ее телу разливается тепло. Она почувствовала, как ее сознание начинает меркнуть.

– Что… что ты делаешь? – прошептала она, ее глаза застеклились.

– Я создаю искусство, Сара, – ответил Элиас, улыбаясь. – Я создаю свой шедевр.

Сара обмякла на стуле. Она потеряла сознание.

Элиас посмотрел на нее, чувствуя, как его охватывает безумие. Он был готов. Пора начинать.

Палитра боли

Слепящий свет настольной лампы выхватывал из темноты лишь небольшую область вокруг мольберта, отбрасывая причудливые тени, пляшущие по стенам мастерской. Элиас стоял над беззащитным телом Сары, безвольно склоненным на старинном бархатном стуле. Ее бездыханное лицо, скрытое под холодной, безжизненной маской, казалось фарфоровой куклой, лишенной души. Алое платье, выбранное им с такой тщательностью, теперь выглядело как кровавая пелена, обволакивающая безмолвную жертву.

В воздухе, помимо запаха ладана, вина и скипидара, витал едва уловимый, но уже отвратительный аромат смерти. Элиас глубоко вдохнул, пытаясь унять дрожь, пронизывающую его тело. Адреналин, выплеснувшийся в кровь, бился в висках, заставляя сердце колотиться в бешеном ритме. Он должен был сосредоточиться. Каждая деталь имела значение.

Он достал из ящика небольшой ящик с инструментами. Серебристый металл мерцал в тусклом свете. Скальпель, пинцет, иглы, шприцы. Все было тщательно продезинфицировано, разложено в строгом порядке. Он никогда не пренебрегал этим аспектом, хотя понимал, что его “клиентка” уже не нуждалась в стерильности. Это было проявление его уважения к искусству, к процессу, к тому, что он считал своим высшим призванием.

– Ты уверен, что готов, Элиас? – раздался тихий голос Агнессы, появившейся в дверях, словно призрак. Ее фигура, утопающая в тени, казалась частью этой мрачной картины.

Элиас обернулся к ней, его взгляд был полон решимости.

– Да, – ответил он, его голос звучал твердо, хотя внутри все дрожало. – Я готов. Я должен это сделать.

– Помни о последствиях, – сказала Агнесса, медленно подходя к нему. – Ты играешь с огнем, Элиас. Он может тебя уничтожить.

– Я знаю, – ответил Элиас. – Но я должен рискнуть. Я должен создать свой шедевр.

Агнесса подошла к стулу и осторожно коснулась руки Сары.

– Она прекрасна, – прошептала она, ее голос был полон грусти. – Даже сейчас.

Элиас кивнул.

– Она была прекрасна, – поправил он. – Теперь она – холст.

– Не забывай, что холст тоже имеет свою историю, – сказала Агнесса. – И ты пишешь ее кровью.

Элиас взял в руки скальпель. Холодное лезвие приятно обжигало его ладонь. Он внимательно посмотрел на маску, скрывающую лицо Сары. Она была безупречна. Идеальная копия.

– Я начну с глаз, – сказал он. – Я хочу, чтобы они говорили.

– Говорили о чем? – спросила Агнесса. – О страхе? О боли? О безысходности?

– О красоте, – ответил Элиас. – О красоте смерти.

Он медленно поднес скальпель к веку Сары. Его рука дрожала. Он глубоко вдохнул и сделал первый надрез.

– Не слишком глубоко, – посоветовала Агнесса. – Не повреди нервы.

Элиас послушался ее совета. Он аккуратно разрезал кожу, создавая тонкую, изящную линию. Затем он начал наносить грим. Он обвел глаза черным карандашом, делая их неестественно большими и выразительными. Он хотел, чтобы они выглядели широко открытыми, полными ужаса и удивления, даже если они больше ничего не видели.

– Она выглядит, как кукла, – сказала Агнесса, наблюдая за его работой. – Мертвая кукла.

– Она и есть кукла, – ответил Элиас. – Кукла, которую я создаю.

Он нарисовал на ее губах улыбку. Широкую, неестественную, жуткую улыбку Джокера. Он хотел, чтобы эта улыбка стала символом его искусства, символом его безумия.

– Зачем ты это делаешь? – спросила Агнесса. – Зачем ты пытаешься превратить смерть в искусство?

– Потому что искусство – это единственный способ выразить то, что я чувствую, – ответил Элиас. – Единственный способ рассказать о своей боли.

– А что ты чувствуешь? – спросила Агнесса.

Элиас задумался. Он не знал, как ответить на этот вопрос. Он чувствовал все и ничего. Он чувствовал гнев, ненависть, отчаяние, одиночество. Он чувствовал пустоту, поглощающую его изнутри.

– Я чувствую пустоту, – наконец сказал он. – И я пытаюсь заполнить ее.

– И ты думаешь, что убийство – это способ заполнить пустоту? – спросила Агнесса.

– Это единственный способ, который я знаю, – ответил Элиас.

Он отступил назад и полюбовался своей работой. Сара выглядела словно живая кукла, застывшая в безумном танце. Ее лицо было одновременно красивым и ужасающим, притягивающим и отталкивающим.

– Ты переходишь грань, Элиас, – сказала Агнесса. – Ты забываешь о человечности.

– Я никогда не был человеком, Агнесса, – ответил Элиас. – Я всегда был художником.

Он взял в руки скальпель.

– Теперь мы начнем самое интересное, – сказал он. – Теперь мы начнем писать картину.

Следующим этапом было нанесение ран. Элиас использовал скальпель, чтобы аккуратно разрезать кожу Сары. Он делал это с хирургической точностью, создавая замысловатые узоры на ее теле.

Он начал с рук. Он нанес на них несколько небольших надрезов, создавая рисунок, напоминающий паутину. Затем он перешел к груди. Он вырезал на ней несколько геометрических фигур, словно пытаясь создать какой-то тайный код.

– Ты делаешь это, как будто вырезаешь статую, – сказала Агнесса, наблюдая за его работой. – С такой аккуратностью, с такой тщательностью.

– Потому что это статуя, Агнесса, – ответил Элиас. – Статуя моей боли.

Он использовал пинцет, чтобы приподнимать кожу, и скальпель, чтобы делать надрезы. Он работал медленно, методично, не спеша, словно перед ним был не человек, а мраморная глыба.

– Тебе не жалко ее? – спросила Агнесса.

– Жалко? – переспросил Элиас. – Почему мне должно быть жалко ее? Она – всего лишь материал. Холст. Краска.

– Она была человеком, Элиас, – сказала Агнесса. – Она жила, она чувствовала, она мечтала.

– Она была всего лишь сосудом, – ответил Элиас. – Сосудом, который я должен был заполнить.

Он продолжил наносить раны. Он создал на ее теле целый ряд узоров, символов, загадок. Он хотел, чтобы его шедевр был понятен не всем, чтобы он был доступен лишь избранным.

– Что это значит? – спросила Агнесса, указывая на один из узоров.

– Это секрет, – ответил Элиас. – Секрет моей души.

Он работал без устали. Он забыл о времени, о еде, о сне. Он был полностью поглощен своим искусством.

– Ты должен остановиться, Элиас, – сказала Агнесса, когда он закончил. – Ты зашел слишком далеко.

– Я еще не закончил, – ответил Элиас. – Я должен сделать еще кое-что.

Он взял в руки шприц.

– Что ты собираешься делать? – спросила Агнесса, ее голос был полон тревоги.

– Я собираюсь добавить немного цвета, – ответил Элиас.

Он набрал в шприц немного своей крови.

– Это отвратительно, – сказала Агнесса.

– Это необходимо, – ответил Элиас. – Это последний штрих.

Он ввел кровь в тело Сары.

– Теперь она – мой шедевр, – сказал он, отступая назад.

Он посмотрел на свою работу. Тело Сары было искорежено, покрыто ранами и шрамами. Оно выглядело словно произведение современного искусства, пугающее и завораживающее одновременно.

– Ты доволен? – спросила Агнесса.

Элиас кивнул.

– Да, – ответил он. – Я доволен.

Он подошел к столу и взял в руки фотоаппарат.

– Я должен запечатлеть это, – сказал он. – Я должен сохранить это навсегда.

Он начал фотографировать тело Сары. Он делал снимки с разных ракурсов, меняя освещение, подбирая наиболее удачные композиции.

– Ты должен быть осторожен, – сказала Агнесса. – Эти фотографии могут попасть не в те руки.

– Я знаю, – ответил Элиас. – Но я не боюсь.

Он сделал последний снимок и отложил фотоаппарат.

– Теперь все, – сказал он. – Теперь я закончил.

Он посмотрел на свою работу, чувствуя странную смесь удовлетворения и пустоты. Он достиг своей цели, он создал произведение искусства. Но это не принесло ему удовлетворения. Лишь холод и отчаяние.

– Что ты будешь делать дальше? – спросила Агнесса.

– Я не знаю, – ответил Элиас. – Я, наверное, пойду домой.

– Ты хочешь, чтобы я убрала это? – спросила Агнесса, указывая на тело Сары.

Элиас задумался.

– Нет, – сказал он. – Оставь все как есть.

– Почему? – спросила Агнесса.

– Потому что я хочу, чтобы мир увидел это, – ответил Элиас. – Я хочу, чтобы мир знал, на что я способен.

Элиас вышел из мастерской и побрел по ночному городу. Он чувствовал себя усталым и опустошенным. Он сделал то, что хотел, но теперь его душа была еще более пустой, чем раньше.

Он шел по пустынным улицам, не зная куда. Он чувствовал себя одиноким и потерянным.

– Элиас! – услышал он вдруг чей-то голос.

Он обернулся. К нему бежала девушка. Она была одета в яркое красное платье, ее волосы развевались на ветру.

– Сара! – воскликнул Элиас.

Но это была не Сара. Это была другая девушка, похожая на Сару, но другая.

– Ты что здесь делаешь? – спросила она, задыхаясь.

– Я… я гуляю, – ответил Элиас. – Я просто гуляю.

– Ты выглядишь странно, – сказала девушка. – С тобой все в порядке?

– Да, со мной все в порядке, – ответил Элиас. – Все хорошо.

– Ты уверен? – спросила девушка. – Ты какой-то бледный.

– Я просто устал, – ответил Элиас. – Мне нужно отдохнуть.

– Ты хочешь, чтобы я тебя проводила? – спросила девушка.

– Нет, спасибо, – ответил Элиас. – Я сам дойду.

– Ну, ладно, – сказала девушка. – Тогда пока.

– Пока, – ответил Элиас.

Девушка ушла. Элиас остался один. Он посмотрел ей вслед, чувствуя, как его охватывает страх. Он понял, что он больше не может доверять своим глазам. Он начал видеть галлюцинации.

Он пошел в бар и заказал виски. Он выпил залпом, пытаясь заглушить внутренний голос, который твердил ему, что он чудовище.

Он сидел в баре, один, и пил виски. Он чувствовал себя все хуже и хуже. Он понимал, что он совершил ужасную ошибку. Он убил человека. Он разрушил свою жизнь.

Вдруг к нему подошел полицейский.

– Элиас? – спросил полицейский.

– Да, – ответил Элиас.

– Вы арестованы, – сказал полицейский. – По подозрению в убийстве.

Элиас застыл. Он знал, что его скоро поймают. Но ему было все равно. Он уже создал свой шедевр. Он уже оставил свой след в этом мире.

– Я знаю, – сказал он. – Я готов.

Полицейский надел на него наручники и повел его из бара. Элиас шел спокойно, не сопротивляясь. Он знал, что его ждет.

На следующий день Элиас сидел в своей мастерской. Полиция обыскала его дом и забрала все фотографии, все инструменты, все улики. Они нашли тело Сары, и теперь он был главным подозреваемым.

Он сидел один, в пустой комнате, и смотрел на фотографии Сары, которые ему удалось спрятать. Он видел ее улыбку, ее глаза, ее лицо. Он видел свой шедевр.

Он знал, что его скоро поймают. Он знал, что его посадят в тюрьму. Но ему было все равно. Он уже достиг своей цели. Он создал искусство.

Вдруг в дверь постучали.

– Элиас? – раздался голос Агнессы. – Открой, пожалуйста.

Элиас встал и подошел к двери. Он открыл ее.

Агнесса стояла в дверях, ее глаза были красными от слез.

– Элиас, – сказала она. – Зачем ты это сделал?

– Я должен был это сделать, Агнесса, – ответил Элиас. – Я должен был создать искусство.

– Ты уничтожил жизнь человека, – сказала Агнесса. – Ты совершил преступление.

– Это не преступление, Агнесса, – возразил Элиас. – Это искусство.

– Это безумие, Элиас, – сказала Агнесса. – Ты сошел с ума.

– Может быть, – ответил Элиас. – Но это мое безумие.

Агнесса заплакала.

– Я люблю тебя, Элиас, – сказала она. – Я не знаю, что делать.

– Не делай ничего, Агнесса, – ответил Элиас. – Просто запомни меня таким.

Агнесса обняла его.

– Я всегда буду помнить тебя, – сказала она. – Я никогда тебя не забуду.

Она ушла. Элиас остался один. Он посмотрел на фотографии Сары. Он улыбнулся.

– Я сделал это, – прошептал он. – Я создал искусство.

Вскоре его арестовали. Его признали виновным и приговорили к пожизненному заключению.

В тюремной камере Элиас снова начал рисовать. Он рисовал на стенах, на полу, на своей одежде. Он рисовал кровью, грязью, всем, что попадалось под руку.

Он создавал новые шедевры, еще более безумные и ужасные, чем прежде. Он рисовал свою жизнь, свою боль, свою одержимость.

Он рисовал Сару. Он рисовал себя. Он рисовал мир, который его отверг.

Однажды утром его нашли мертвым. Он лежал на полу своей камеры, окруженный своими рисунками. В его руках был окровавленный кусок стекла. Он покончил с собой, завершив свою последнюю, самую страшную картину. Картину собственной смерти.

Его история стала легендой. О нем говорили, как о гении, и как о безумце. О художнике, который пожертвовал своей душой ради искусства. Искусства, которое оказалось проклятым. Его “шедевры” стали предупреждением, напоминанием о том, что даже самые благородные стремления могут привести к чудовищным последствиям, если ими овладевает безумие. И вопрос о том, было ли это искусство или просто зверство, остался открытым.

Финал был близок. Элиас знал это. Он чувствовал, как его душа покидает тело. Он знал, что его шедевр будет завершен. Он просто должен был уйти.

Танец смерти

Тюремные стены давили. Четыре голые бетонные плиты, выкрашенные в грязно-серый цвет, служили ему пристанищем, его мастерской, его могилой. Элиас сидел на жесткой койке, поджав колени к груди, и смотрел в одну точку. Его глаза, впалые и воспаленные, казалось, видели нечто, не доступное зрению обычных людей. Он слышал голоса, шепот теней, музыку, которую никто, кроме него, не мог услышать.

Дни сливались в однообразную серую массу. Еда, сон, редкие посещения адвоката, попытки заглушить кошмары. Ночью, когда тюрьма погружалась в тишину, его посещали видения. Сара, с маской на лице и с улыбкой Джокера, танцевала перед ним свой безумный танец. Она кружилась, взмахивая окровавленным платьем, и смеялась, ее смех был пронзительным и зловещим.