Любовь оставляет отпечатки
© Лена Коро, текст, 2022
© Евгения Артюх, обложка, обложка, 2022
Любовь оставляет отпечатки
…ей есть что вспомнить, как и вам.
Какое чудесное минное поле
для совместных прогулок.
М. Жванецкий
Сугробы грязного снега заполонили площадь перед вокзалом и уходили вдаль по Лиговскому, оставляя свободными только проезжую часть и узкую полоску асфальта на тротуаре. Стоял декабрь. Вернее, он уже потихоньку сдавал позиции новому году. Европа суетилась в ожидании Рождества, и у нас люди потянулись в отпуска.
Поезда в сторону Москвы и Питера ломились везунчиками. Теми, кто на работе получил каникулы раньше других и определился с желанием смотаться куда подальше.
Место и расстояние определялись размерами кошелька. Поэтому самыми востребованными были автобусные туры, которые в экс-столице дополнялись еще и паромными переправами.
Отправную точку у гостиницы «Октябрьская» ежедневно, начиная с полуночи, окружало бесчисленное количество турперевозчиков. По неубранному рыхлому снегу привычно сновали гиды, собиравшие в чрева автопоездов своих будущих подопечных. А сами эти счастливчики носились вокруг гостиничного комплекса, дергая по сугробам чемоданы, в поисках заветного номера на стекле автобуса.
Броуновское движение достигало пика к четырем утра – времени «Ч», считавшегося почему-то самым удобным для отъезда в сторону границы. По мнению туроператоров, тогда стоять в очереди на проверку паспортов придется меньше. Однако этого не происходило – видимо, все были «такими умными», и в преддверии праздников вереницы автобусов на всех пунктах пропуска были чудовищными.
Но, похоже, это мало смущало заядлых туристов, ведь на горизонте маячило долгожданное путешествие.
– Меня всегда озадачивал график движения поездов, – с трудом вытаскивая из очередной снежной преграды маленькую торбу на колесах, пыхтела Надежда. – Почему надо в столицу прибывать к ночи? Чтобы дать заработок гостиницам? Неудобно же ни командировочным, ни транзитникам.
– Зато удобно нам, – выдохнула на прыжке через серое месиво ее напарница. Высокая блондинка в узких джинсах и меховой куртке автоледи повернулась к подруге, – вот здесь перешагивай. Немного осталось. Сейчас автобус отыщем и пойдем пить кофе.
– Не рискну, наверное, в одиннадцать часов.
– Какая разница? Одиннадцать утра или вечера? Кофе всегда хорош. Для общения, для сближения, для сплетен, наконец.
– Да уж… Кофе располагает к мечтам.
– О вчерашнем хорошо поговорить, о завтрашнем – помечтать… А сегодня надо просто делать! Давай мне свой чемодан.
Лина дернула видавший виды кофр, и ручка осталась у нее в кулаке. Надежда остановилась.
– Ну вот, не хотела же его брать, а ты: возьми, стильно, маленький. Я еле впихнулась с парой трусов… надо было все же с нормальным чемоданом ехать. Не на «Победе» летим.
Лина расхохоталась. Она любила подругу за то, что та, бесконечно попадая в нелепые истории, ворчала, но никогда не впадала в уныние. Вот и сейчас, обхватив поклажу двумя руками, она перекинула ее через сугроб.
– У тебя скотч есть? – спросила спокойно.
– Точно нет. Но я знаю, где его можно купить.
– Ночь на дворе.
– Это место круглосуточное.
– Как-то не очень хочется по такому бездорожью куда-то бежать. Давай оставим до первого тамошнего магазина. Куплю новый чемодан. А сейчас о кофе помечтаем.
– Чего о нем мечтать? Он там же, где и скотч. Видишь эту дверь? – Лина помахала оторванной ручкой в сторону гостиницы. – Постой тут с чемоданами. А я поищу автобус, без вещей это полегче. Он, конечно, еще закрыт. Но знание – сила. Вычислив стоянку, сможем почти до отхода сидеть в книжном клубе.
– Так ты кофем меня манила…
– Кофе не склоняется. Но подается в клубе. А еще купим в дорогу пару книжек.
– И скотч.
– И его тоже.
Подружки пристроили багаж у стенки «Октябрьской», Надежда обосновалась рядом, по-хозяйски осмотрев отвоеванные у сугроба полметра территории. Получив конкретное задание, почувствовала себя уверенней. Хотя она никогда не волновалась в паре с Линой. Та обычно брала на себя все решения, трудные и легкие. Заказать путевку, выбрать каюту, обеспечить питание… Казалось, ей нравится все время что-то преодолевать. Надежда никогда не понимала того куража, с которым ее подруга ввязывалась в новые приключения. Но всегда была согласна следовать за ней – это обещало нескучное времяпрепровождение и новые ощущения.
Лина тем временем, прыгая через сугробы, разглядывала темные ветровые стекла. Наконец, на излете квартала она обнаружила заветные три цифры. И вдруг чувство горечи, что придется тащиться так далеко, уступило место восторгу. Автобус оказался двухэтажным красавцем. На таких Лина еще не путешествовала. Она тут же представила, как, слегка раскачиваясь, будет поглядывать с верхотуры на набегающий пейзаж.
Именно так – набегающий. Сидеть у окна она не любила. Всегда в транспорте, а тем более на длительных переездах, выбирала место у прохода.
Если удавалось, в первых креслах. И смотрела исключительно в лобовое стекло, получая удовольствие от сочетания расслабленности пассажира и возможности видеть дорогу как водитель.
Лина даже задрала голову, чтобы взглянуть на панорамное остекление второго этажа ярко-красного «Скайлайнера». Увиденное более чем вдохновило. Хотя она и понимала, что эти слишком лакомые места могут быть уже зарезервированы.
– Ага, – рассуждала она, разглядывая автобус со всех сторон, – если это так, то и у нас в билетах должны стоять определенные числа.
Но память отказывалась представить даже вид посадочного талона. Лина открыла маленькую кросс-боди и, нарушая свои жизненные установки не делать ничего на бегу, вытащила конверт с документами. Она стояла под фонарем и четко видела напечатанное. Оно ее порадовало. В путевках места указаны не были.
Это и понятно, решила Лина, добавляя себе еще большую надежду на облюбованные кресла второго яруса. Оператор просто не знает заранее, какой автобус будет подан на маршрут. Значит, расписывается посадка буквально перед отъездом или вообще все рассаживаются в порядке живой очереди.
– Нет, – остановила она свои рассуждения.
Иначе пришлось бы рвануть за вещами и встать у дверей спящего неоплана. Этого не хотелось.
Хотелось кофе. – Так быть не может. Не экскурсия же по городу. Слишком дорогие путевки, чтобы позволить туристам драться за кресла.
Все же она поспешила назад, как бы сокращая время ожидания до посадки. И уловив знакомое борзое чувство где-то внутри живота, ухмыльнулась: даже знание предмета не страхует нервную систему от стереотипных реакций.
– Я же классический ждун, – пытаясь подавить легкий тремор, продолжала убеждать себя Лина. – Мне несложно преодолеть этот временнóй буфер. Что для меня часовое ожидание? Эта узкая нейтральная полоса между моим желанием и его осуществлением. А на нейтральной полосе что? Правильно, цветы. Успокойся. И главное – не грузи Надежду своими грезами. Она как губка – враз представит, что уже сидит за приставным столиком у панорамного окна. Что здесь плохого? Да вроде ничего. Но ты же знаешь, в ожиданиях есть некая двойственность. Страх и предвосхищение.
– Но, кажется, Надежда из тех, кто как раз больше надеется, чем боится будущего, – парировало внутреннее «я», – в отличие от тебя, между прочим…
– Ладно, решено. Расскажу об автобусе, а то умолчать – это как-то нечестно. И потом, почему у нее должны возникнуть такие же ассоциации, как у меня? Нет, конечно. Даже интересно проверить.
И Лина порысила вдоль длинной стены гостиницы. Подбегая к подруге, со смехом отметила ее стойку. Надежда держала спину ровно, при этом ноги были скрещены, руки сложены на груди. Поза явно оборонительная, что и понятно – ночь, чужое место, да еще и багаж охранять надо. Ответственная подружка, удостоверилась Лина, но спросила про другое.
– Замерзла?
– Есть немного, – Надежда сразу обмякла, заулыбалась.
«Какая же она все-таки непосредственная», – с любовью подумала Лина, еще раз убеждаясь, что не прогадала с выбором напарника в поездку.
Они путешествовали не впервой. Просто когда-то очень давно попали в один гостиничный номер на отдыхе в Болгарии. Подружились. Оказалось, обе в зачатке педагоги. Правда, Надежда сеяла вечное и доброе среди дошколят, а Лина была ориентирована на более старших. Но, видимо, фундамент подхода к любым проблемам лежал у них в одной плоскости. Они радовались похожим вещам, смотрели на мир легко и доверчиво. Огорчались тоже одинаково.
Хотя внешне похожи не были. Надежда являла собой симпатичную брюнетку, коротко стриженую, с длинными ухоженными ногтями. Лина выглядела более скромно, несмотря на блонд и изысканность в одежде. Но было у них общее в корне – обе исповедовали простоту и свободу. Не красили ни волос, ни губ, не носили ярких цветов и трендовых шмоток, не смеялись громко на людях. И вообще старались и на работе, и в обществе не выступать, что называется, с трибуны.
– Ну, так что? – выдернув из снега свой чемодан, заговорчески подмигнула Лина. – Идем пить кофе?
– Ты автобус нашла? – Надежда обеими руками подхватила и прижала к животу свой баул.
– Нашла. Далековато, но какой красавец. Пойдем скорее, в тепле расскажу.
В предбаннике читального клуба было тесно – люди с вещами то ли ленились подняться на пол-этажа собственно к входу, то ли вид книжных стеллажей, начинающихся сразу за стеклянной дверью, смущал. Притормозила и Надежда.
– Ты точно знаешь, что здесь наливают?
– Точно, точно, – лавируя между чемоданами и детьми, откликнулась Лина. – Была здесь месяц назад.
– Так ты вроде не ездила никуда.
– Не ездила за границу. Но жила наверху, в гостинице. В командировке. И спускалась вечерком в книжный. Поверь, все нужные нам атрибуты на месте.
С трудом толкнув тяжелую дверь, Лина попридержала ее перед подругой, чьи руки по-прежнему были заняты чемоданом без ручки.
– Не отставай, столики в конце зала.
Лина уверенно продвигалась вглубь книжного магазина. Надежда семенила следом, не переставая удивляться. Обстановка ей явно нравилась. Обилие книг на ярких полках и тумбах, снабженных опознавательными знаками, плюс манящий запах кофе – это было нестандартно и приятно.
Кафе нежданчиком открылось взгляду за очередным стеллажом. Красные столики, штандарт с меню, смешные надписи на огромных фанерных зернах, свисавших с потолка.
– Кофейня, в которой едят буквы… Это как?
– Сейчас узнаешь.
Свободных столиков оказалось, как ни странно, достаточно. Лина облюбовала дальний. Как раз тот, что и Надежде понравился – у стеночки, с тремя стульями. Есть куда чемоданы прислонить и одежду сбросить.
В кофейне было простенько, но уютно. Люди тихонечко сидели-почитывали или неслышно, как в библиотеке, переговаривались. Это еще больше располагало к расслабленному отдыху. Лина сразу разделась, показывая всем видом, что намерена пойти к стойке бара.
– Ты кофе какой будешь?
– С молоком и побольше. И чего-нибудь сладенького.
– Поняла. Значит, фирменный эклер и латте. Я тоже о нем подумала.
Прошло минут двадцать, прежде чем Надежда нарушила молчание. Она бы еще посидела так, держа в руках высокий стакан с кофе и глядя в одну точку. Но вспомнила про обещание подруги рассказать о необычном автобусе.
– Так что там за чудо-юдо на колесах? – вопрос прозвучал достаточно вяло, напарницу не взбодрил, и она ответила односложно, совсем не так, как эмоционально упреждала вначале.
– Очень красивый. И главное – двухэтажный.
– Ой, не хотела бы лезть на второй этаж, – реакция Надежды оказалась для Лины неожиданной.
– Почему?
– Даже в кабине грузовика чувствую себя неважно. Высоко. Как-то непривычно, неустойчиво, что ли.
– И правда, – Лина почему-то представила себя в кабине БелАЗа. – Но там, рядом с автобусом, облюбовала кресла в верхнем ярусе. Хотя не факт, что это реально.
– Молись, чтобы было не так. А то придется ехать с закрытыми глазами.
– Вот уж чего бы не хотелось.
– Так и не мечтай. Мысль материальна.
– Прекрасный совет. Как можно заставить себя не мечтать?
– Не отказывайся от любых советов, но обязательно их сепарируй.
– Вот именно, поэтому пойду-ка отвлекусь, в книжках пороюсь, – Лина встала, набросила на плечи шубейку. – Посмотрю только новинки. Не скучай.
Надежда вновь воткнула взор в рядом стоявший стенд, но разглядывать ничего не стала. Ей просто хотелось сохранить шаткое пока чувство восторга от новизны происходящего. Она потихоньку отхлебывала уже остывший кофе, подкидывая в организм вкусовые дровишки. Нет, кофе сам по себе не был тем триггером, что запускал ее нынешнее предвкушение счастья. Но в сочетании с ожиданием встречи с чем-то неизведанным, придавал чувствам «невыносимую легкость бытия».
«Кстати, – подумала Надежда, – я бы не прочь перечитать Кундеру. Хороший роман, читался на одном дыхании. Мужчина, две женщины… чем там дело кончилось? Не помню. Надо бы Лину напрячь».
Она потянулась к телефону.
– Лин, глянь, есть ли Кундера? Да не что-то, а хочу перечитать «Легкость бытия». Почему? Да кто его знает. Вот пришло в голову. Поищи.
Лина появилась у столика буквально через три минуты. В руках – стопка книг, которую она положила на стол со словами «посмотри и выбери». Сама же отправилась в противоположную сторону под вывеску «канцелярские товары». Надежда отставила стакан и потерла руки. С одной стороны, от удовольствия, с другой – проверяя, сухие ли.
Взглянула на разномастную кипу в поисках заказанного романа. Знакомого корешка не было. Пришлось перебирать книги. Кундера все же обнаружился, но переплет Надежде не понравился. Почему-то хотелось перечитать именно тот вариант, что когда-то давно попал в руки и произвел впечатление. Она четко помнила некую загадочность обложки, манящую картинку. Сегодняшний издатель предложил чудовищное, с ее точки зрения, оформление. При чем тут любовные искания героя и пикассовское лицо мира?
«Или я опять что-то упустила», – упрекнула она себя, усмехнувшись.
– Ты разглядываешь книгу, словно изучаешь состав продукта на этикетке, – Лина села напротив Надежды, положив перед ней веретено скотча. – Что-то не так? Ты же сама просила «Легкость бытия». Я бы, конечно, в дорогу взяла что-то полегче… прости за каламбур.
– Да нет, все в порядке. Наверное. Просто мой мозг не хочет получать удовольствие от того, что сам же и заказал для этого. Оказывается, ему был важен только визуальный образ, а не содержание. Поэтому мне грустно.
– Не похоже на тебя.
– Вот и ты туда же. Усугубляешь. Я почему-то подумала, что раз так, то все мои знания – лишь познания… они поверхностны. То есть я четко следую принципу… помнишь, один наш преподаватель говорил постоянно, что институт учит студента знанию, где можно раздобыть знания? Вот, наверное, я этим и занимаюсь по жизни.
– Как ни странно, мы усваиваем обучение только от тех, кто нам симпатичен. Тот профессор был милашкой. Мне он нравился. И я тоже помню многие его перлы. Но что из этого?
– Ну, вот скажи, какое отношение имеет голубка мира к Пражской весне? Или я вообще ничего соединить в голове не могу, или я права?
– Я бы не покупала при таком отношении к себе эту книгу. Выбери из тех, что я нашла.
Надежда взяла верхнюю в стопке.
– Ой, только не эту, – Лина просто выхватила из рук Надежды облюбованный фолиант. – Это для меня.
– Жалко?
– Тебя жалко. Если «Легкость…» тебе тяжеловата, то что ты будешь делать с Гуэррой?
– Читать. Я такого автора даже не знаю.
– Знаешь, но не подозреваешь, что это его шедевры. «Амаркорд», «Ностальгия» да и «Брак по-итальянски» не видела разве? Его сценарии.
– А, сценарист, значит. Я не очень пьесы люблю… Мне бы что-то про любовь…
– Ты твердишь «люблю цветы» и все же рвешь их… и дождик в мае любишь ты, но из окошка… – Тихонько пропела Лина.
– Ободзинский, кажется.
– И я так думала. Но это (не песня, конечно) – Гуэрра. Это его посыл. «Ты любишь животных и ешь их мясо; ты говоришь, что любишь меня, – а я боюсь тебя». И так далее. Он сказал, другие подхватили.
– Ладно. Прочтешь, расскажешь.
– Не зли меня. Книги надо читать самой. Ведь как бы мы ни были похожи, в текстах вылавливаем разное.
– Ты права, но название книги смущает.
«Гражданин мира». Там голубка, тут гражданин.
Я, пожалуй, судоку возьму.
Где-то в три утра подружки покинули теплое застолье и отправились к стоянке автобуса. Гид – неопределенного возраста мадам в вязанной финской шапке с длинными ушами, – завидев две одинокие фигуры на опустевшей улице, рванулась навстречу.
– Парижское турне? – кричала она, невзирая на ночь и сочувствие к постояльцам гостиницы. – Вас весь автобус уже час ждет.
– Так отправление в четыре, – попыталась возразить Лина. Надежда молча спряталась за ее спину.
– Так если все на месте, можно ехать, – возвращаясь к автобусу, уже спокойнее огрызнулась гид. – Давайте ваши путевки, паспорта… ставьте чемоданы в багажник… надеюсь, самое необходимое вы переложили в ручную кладь.
– Лина, – чуть не шепотом окликнула подругу Надежда, – я ничего не положила. У меня и клади-то ручной нет.
Она уже пристроила свой обмотанный изолентой баул в полупустой отсек багажника.
– Успокойся, попить-перекусить предусмотрено в самом автобусе. Лекарства, если помнишь, мы еще в поезде в сумки переложили. Книги, журналы у меня. Одежда у нас, как у капусты, многослойная: жарко будет, разденемся. Да не так долог и переезд. В любом случае в Хельсинки чемоданы заберем.
Однако, передавая документы гиду, Лина все же не удержалась.
– Мы, конечно, поставили чемоданы в багажник, но они у нас и есть ручная кладь. По размеру, имею в виду. В принципе, могли бы взять с собой. На полку закинуть или под ноги поставить.
– В том-то и дело, что не смогли бы, – было видно, что женщина себя сдерживает, поэтому, отвечая, она сделала вид, что глубоко изучает путевки, тщательно сверяет паспорта со списком. – У вас пятое и шестое места. Это внизу, за столиком. Багаж под ноги поставить не получится. Напротив такие же туристы.
– Ух ты, – Лина даже чуть присела от неожиданности. Сразу поняла, что панорама у нее будет отличная. Но сомнение тут же заскребло затылок. С чего бы это такие классные места им достались?
Ощущение какой-то неуловимой тайны защекотало еще сильнее, когда она поднялась по мягким широким ступеням в салон. Он оказался очень камерным, всего четыре ряда кожаных кресел. У задней стенки поблескивала хромом буфетная стойка. Пахло дорогой обивкой и кофе.
Видя, что Лина тормознула на входе, Надежда, оставаясь на земле, заглянула внутрь. Но ничего, кроме ступеней, не увидела и отпрянула назад.
– Уважаемая, – тут же взяла ее под локоть раздраженная чичероне. – Поднимайтесь побыстрее, мы отъезжаем.
Надежда рывком заставила себя преодолеть подъем. Лина все еще стояла в проходе между кресел, но была уже в свитере.
– Давай, давай… раздевайся и заползай к окошку, – увидев подругу, распорядилась она. – Ты ведь любишь там сидеть?
Быстро, чтобы не злить еще и Лину, Надежда дернула молнию на куртке. И с удовольствием плюхнулась в кожаное кресло. Места с другой стороны столика пустовали.
– Простите, – Лина обратилась к зашедшей в автобус распорядительнице. Та первым делом стащила с себя дубленку, кинула ее на первый ряд кресел справа (видимо, служебные), но осталась в странной пестрой шапке с ушами, свисающими до талии. – Вы сказали, что напротив нас тоже туристы. Но их нет. Значит, мы все же не последние?
– Последние на посадке у «Октябрьской», – назидательно проскрипела гид. – В Питере у нас еще две остановки. И несколько человек присоединятся уже в Хельсинки.
– Спасибо, теперь понятно, – и Лина уселась рядом с Надеждой, которая с интересом оглядывала пространство. Оно ей явно нравилось.
В центр Хельсинки неоплан вкатился, тихо прошуршав по старинному мосту Питкясилта, прямо к железнодорожному вокзалу. Народ зашевелился. Заработала кофемашина, и Надежда открыла глаза. Лины рядом не было. Пришлось привстать с удобного кресла, но и это не помогло разглядеть подругу. Люди двигались у стойки бара, перекрывая обзор. Надежда заволновалась, хотя и понимала, что в закрытом пространстве автобуса Лина исчезнуть не могла. И через каких-то пять минут она, довольная и смеющаяся, нарисовалась у их пустующего пока стола.
– Ты меня напугала. Я проснулась, а тебя нет, – тихонько заскулила Надежда. – Почему не разбудила? Где была?
– Ты не поверишь… я умывалась.
– Да брось…
– И ты, если поторопишься, успеешь. Держи несессер. Твоя щетка – розовая. Не перепутай. Видишь дверь рядом с баром? Вот туда и заходи. Разберешься. Я пока кофе налью и завтраком нас обеспечу.
Лина оказалась права, что надо поспешать. Они еще жевали выданные круассаны, когда ожил динамик и заспанный голос невидимого гида сообщил, что через двадцать минут начинается плановая экскурсия по Хельсинки. Затем прозвучало предложение для тех, кто хочет самостоятельно погулять по городу.
– Автобус заберет вас с этого же места в пятнадцать часов по местному времени – часы пока переводить не надо. Просьба не опаздывать – ждать не будем, придется самостоятельно добираться до порта. Вы можете оставить чемоданы в багажнике. И обязательно отметиться у меня на первом этаже.
– Мы отмечаемся или остаемся? – На всякий случай спросила Надежда.
– Кофе пей и не суетись. Мы смоемся позже. Договорились же, что посмотрим церковь в скале и памятник Сибелиусу. Ну, и как-то нехорошо не отметиться у монумента Александру Второму, великому князю финляндскому.
– Так Александру Второму или князю финляндскому?
– Это тебе экскурсовод расскажет. Кто из них главнее был, – Лина улыбнулась, и Надежда поняла, что попала впросак. Но не обиделась, потому что в подобных случаях тон подруги никогда не был менторским, да и вообще она старалась не указывать на ошибки. А то, что шуткой давала понять о них, – так это для учителя высший пилотаж. Надежда считала Лину педагогом от Бога. Не завидовала, но многое брала на заметку и старалась применить в своей практике.
– Я, кстати, посмотрела перед поездкой кое-что о Финляндии, – Надежда была уверена, что переключила тему. – Мне бы хотелось пройтись по центру, там еще музей есть интересный – пивоваров русских.
– Хорошо. Тогда на Сенатской площади сядем на трамвайчик и прокатимся по городу. Что касается дома Синебрюховых, наверное, не успеем. Но обещаю поставить первым пунктом в наш шорт-лист на обратный путь.
– А может, пожертвуем Сибелиусом? Что там смотреть? Парк в сугробах? Я на картинке видела этот памятник – ничего особенного – куча трубок типа органа.
– А прикоснуться?
– К памятнику?
– К величию финской культуры.
– То есть ты считаешь, что музей – это не культура.
– Не особо финская, я бы так сказала. Красивый дом, начиненный картинами европейских художников. А Сибелиус – это гордость саамов.
– Изюминка на торте финской аутентичности?
– Ух ты как! Изюминка. Но нет, ведь он все-таки полукровка. Больше швед, чем финн.
– Не помню его музыки.
– Как не помнишь? Мы же с тобой недавно были на концерте Сьёберг.
Надежда выпучила глаза в попытке ухватить витавшие в воздухе образы.
– Надя, сосредоточься. Михайловский замок, сопрано такое чудесное. Ты еще автограф брала. Певица – высокая брюнетка, улыбчивая, общительная.
– Да, конечно, – обмякла памятью Надежда. – Датская оперная дива. Мы диск купили, я слушаю… Иногда.
– Вот. Она Сибелиуса тогда исполняла. Музыка необычная. Как пение птиц.
– У меня не прошло ассоциаций с Финляндией.
– Хорошо. Тогда такая информация – эта певица замужем за внуком Сибелиуса.
– О, так легче запомнить. Он тоже композитор?
– Вот тут я не уверена. Но певец точно.
Надежда замолчала, так как их уединению пришел конец. Туристы потянулись к гиду отметиться на выход. Двери открылись, стало шумно и неуютно. Ушло ощущение камерности. Надо было одеваться и настраиваться на новые впечатления.
– Хорошо, тогда последний вопрос. Мы где будем обедать? Или с собой из бара возьмем?
– Чтобы в Хельсинки и не найти ресторан?
– Лин, ты же знаешь, я не очень люблю рестораны. Тем более за границей. Я чувствую себя там, как на голгофе.
– Типа?
– Куча народу, смотрящего на тебя, как на мученика.
– Господи, когда ты уже себя переломишь? Ладно, в Макдоналдсе поедим. Но замечу: там, как и в библиотеках с музеями, женихов нет.
Лина сказала и сразу пожалела о последней фразе. Надежда была одинокой, а точнее – имела статус «в поиске». Когда-то по молодости у нее был гражданский муж. И дело шло к свадьбе, но он неожиданно погиб при странных обстоятельствах. Будучи в командировке с финансовой проверкой в одной из южных республик, утонул в спокойном заливе. Местное следствие особо разбираться не стало, хотя и приняло к сведению, что погибший был трезв, вырос на море и имел чемпионский титул в плавании.
Его образ – лежащего в гробу в синяках и подтеках на лице, не скрытых даже гримом – преследовал Надежду долгие годы. Однако сегодня масса новых впечатлений, видимо, пригасила многолетнюю боль, и Надежда восприняла посыл Лины как заботу о ее будущем. Она даже попыталась отшутиться.
– Не понимаю, как ты переживешь мой переезд в другую страну, если в Макдоналдсе все же найдется подходящий мужчина?
– Прости, дорогая. Даже предположить не могу, что ты вдруг исчезнешь из моей жизни. А ведь это реально может произойти. Я же сама тебя подталкиваю все время – ищи любовь, ищи любовь.
– Тут ты неправа. Надо быть откровенной. Я уже не надеюсь на любовь. Ищу мужчину, удобного для жизни рядом. Вот тупо – ищу партнера.
– «Приходит время, когда начинаешь искать себе в партнеры человека, с которым будешь слушать дождь».
– Умеешь ты, Линка, точно подметить настроение.
– Да это не я. Это Гуэрра. Просто прочитала первое, что увидела на странице, – и Лина пододвинула к Надежде лежащую на столе книгу.
Подружки вернулись в автобус заблаговременно, чем неожиданно заслужили похвалу гида. Было приятно, так как совсем недавно на посадке это казалось невозможным. Но суровая с виду женщина на поверку оказалась доброжелательной. К тому же и весьма осведомленной как по части организации поездки, так и исторических подробностей.
Лина еще в начале экскурсии по Хельсинки смекнула, что в их отношениях с опас должно сработать простое педагогическое правило: успех обучения кроется во взаимном интересе. И решила эту сентенцию поддержать.
Она точно знала, что хороший учитель – это всегда лидер, он берёт на себя ответственность за любые ситуации. При этом ученики прекрасно понимают, кто в классе главный. Второй маркер – способность заражать интересом к предмету. Но без дискуссии, обратной связи здесь тоже не обойтись.
В этом смысле тургруппе, в которую влились Лина с Надеждой, повезло. Гид со странным, как и ее шапка, именем Ловииса оказалась как раз «хорошим учителем». Была прекрасным экскурсоводом, но при этом и достаточно жесткой синявкой – туристы, собранные на две недели в один автобус, стали сродни гимназистам под присмотром заботливой классной дамы.
С морозца было приятно оказаться в теплом салоне. И чтобы усилить это ощущение, Лина сразу прошла к кофемашине. Та, моргнув синими огоньками, тут же выдала ароматный эспрессо. Захватив два стаканчика одной рукой, другой Лина на всякий случай взяла сливки и только после этого, осторожно ступая по коврам, добралась до своего стола. Надежда уже уютно устроилась у окна.
– Вот сейчас кофе как раз вовремя, – с улыбкой встретила она подругу. Но увидев количество напитка, расстроилась. – Опять ты пытаешься меня своим шотом напоить.
– Надя, Надя, Надя, ты неправа, – Лина закинула шубейку на полку над головой, немного порылась в сумочке и уселась рядом, протирая руки влажной салфеткой. – На, руки вымой и послушай. Американо сейчас неуместен. К нему надо что-то сладенькое, десертное, печенюшку хотя бы. А мы с тобой налопались уже булок в Макдоналдсе. Нам нужен просто кофе – погасить нашу сиюминутную потребность в кофеине. С крема, крепкий и на несколько глотков.
– Я люблю удовольствие растягивать.
– Тянуть удовольствие надо в любви – она с годами вкуснее становится. А кофе всегда конечен.
Надежда хотела возразить, но тут открылась передняя дверь и в салон зашли двое.
Седовласый мужчина в распахнутой коламбии, блеснув подкладкой, остановился у первого ряда кресел, на которых расположилась Ловииса. Он молча протянул ей документы и также без вопросов получил их обратно. Только после этого женщина в черном длинном пальто и такого же цвета шапке и перчатках поднялась по ступеням на уровень салона.
Надежда напряглась. Почему-то она сразу поняла, что это их «сотоварищи». Возрастной брюнет ей приглянулся, а вот его партнерша своим траурным образом смутила. Пытаясь получить подтверждение неясным пока предположениям, она повернулась к подруге, и ей показалось, что та слегка улыбается. С чего бы это, мелькнул вопрос. Но остался без ответа, так как через мгновение Лина, обняв стаканчик с кофе двумя руками, уставилась в лежащую на столе книгу. По ее лицу не было понятно, рада она предполагаемому соседству или нет.
Тем временем мужчина, не колеблясь, подошел к их автокупе, буднично поздоровался и, стянув куртку, забросил ее на полку.
– Кажется, мы составим вам компанию на ближайшие десять дней, – слова прозвучали так же безлико, как и его взгляд на новых визави. – Меня зовут Никита, мою жену – Вера. А вас как величать?
Надежда вновь взглянула на Лину, которая в таких случаях обычно брала бразды правления в свои руки. Но та молчала, уткнувшись в роман.
– Меня Надей зовут, а это моя подруга Лина, – прервав небольшую паузу, сообщила Надежда.
– Вот и отлично. Познакомились.
Никита протиснулся в кресло у окна. Вера продолжала стоять на входе. Казалось, она ждала приглашения мужа. Но тот почему-то даже не смотрел в ее сторону.
«Наверно, поссорились перед посадкой», – подумала Надежда. И чтобы смягчить неловкость ситуации, обратилась к Никите:
– Если хотите кофе, то здесь очень приличный. Вы пьете кофе? В смысле, с утра пьете или можете себе позволить после обеда? И вообще какой любите?
– Я люблю засыпать в предвкушении завтрашнего кофе.
Ответ прозвучал достаточно развязно для первого знакомства, но Надежда отметила, что где-то уже слышала эту фразу. Поэтому тут же предположила, что он читает те же книжки, что и она. «Замечательно», – тут же отозвалось внутреннее удовлетворение.
Вера продолжала стоять одетой. И это вновь заставило Надежду вступить в разговор.
– Вера, если вам пальто надо повесить, то там, за баром, есть гардероб.
– Спасибо. Дело не в пальто, – женщина говорила словно на чужом языке, стараясь правильно и четко произносить слова. – Меня укачивает при поездке спиной вперед. Но гид отказалась поменять места. Оставила проблему на наше усмотрение.
«Странно, – подумала Надежда, так как видела, что общение Никиты с гидом проходило как в немом кино. – Зато теперь ясно, почему он так странно ведет себя с женой. Они точно поссорились. И, скорее всего, именно из-за невозможности обмена».
Она поняла, куда Вера клонит. Но ей очень нравилось ее место, и она не собиралась из-за прихоти чужого человека делать реверанс. Неожиданно со своего кресла поднялась Лина.
– Вас устроит мое сиденье? – И, не дожидаясь ответа, резко пересела на страпонтен рядом с Никитой.
– Да, спасибо.
Вера, все еще в пальто, пристроилась на освободившееся кресло. Но радости от сделки, судя по всему, не испытала. Муж оказался далековато и даже не напротив. Это сбивало ее с панталыку, так как хотелось сидеть с ним рядом.
К тому же, отправляясь в путешествие, она наверняка нарисовала какие-то приятные картинки, что-то запланировала и была в предвкушении исполнения задуманного.
«Неосуществленные планы рушат нашу стабильность… – наблюдая краем глаза за соседкой, вспомнила Надежда постулат из лекции по психологии. И, пытаясь описать состояние Веры, мысленно добавила уже от себя: – Но самое противное, что они становятся нетленкой, не уходят в небытие, остаются в нас и не пускают позитив».
По Вере было видно, что ее планы на безоблачную поездку если не рухнули, но треснули под тяжестью обстоятельств. Она безуспешно пыталась унять раздражение, появилось чувство обиды. Причем она точно его ориентировала. Подавленность усугублялась еще и тем, что муж, похоже, не испытывал неудобств.
– Не пора ли повесить пальто на вешалку? А заодно и кофе организовать, – словно назло ей, беззаботно предложил Никита, развалившись в кресле у окна. И философски заключил: – Жизнь штука непредсказуемая, и чтобы наслаждаться ею, надо учиться терпеть, ждать и быть проще.
Фраза повисла в воздухе. Надежда хотела вновь разрядить обстановку, но ничего придумать не успела, потому как вдруг не Вера, а Лина встала с места и молча отправилась к кофемашине.
Ловииса пристроилась в конце длинной стойки регистрации. Она почти закончила выдачу посадочных и ключей от кают. Проход на паром до Стокгольма пока не открыли, и туристы коротали время преимущественно по периметру огромного зала ожидания. Лина с Надеждой предпочли ту же стойку check-in, рядом с гидом, благо из двадцати окошек работали лишь два, что позволило удобно облокотиться и вести неспешную беседу.
Подруги обсуждали возможность поменять класс кают. Не бесплатно, конечно. Но Надежде хотелось шикануть. Лина же считала это пустым.
– У нас каюта на девятой палубе, в центре. Ни под нами, ни над нами нет никаких ресторанов и игровых. О чем еще мечтать?
– Каюта без окна.
– У тебя клаустрофобия?
– Не знаю. Но хочется иметь окно.
– Зачем? Мы в каюту только спать придем. Думаю, не раньше двенадцати. На море темень будет такая, что без разницы, какие там пейзажи. Проснемся и сразу на завтрак, а в девять – привет, на выход.
– А как же «утро красит нежным светом»? Приятно же проснуться под лучом солнца.
– Дороговат будет луч. Пятьдесят евро. Давай я тебе фонариком в глаза посвечу. За полцены.
Надежда, ослепленная мечтой, издевки не поняла и продолжала канючить.
– А вот Вера поменяла каюту.
– Так это ее кредо – не соглашаться с предложенным. В автобусе мена не совсем удалась, так хоть на пароме получилось. Кстати, они не до класса «А» доплатили, а до «Променада». Это не одно и то же. Там окна на торговую улицу выходят, внутрь корабля. А питейные заведения работают всю ночь. Думаю, ей опять не свезло.
– Ты знала? И промолчала?
– Не в моих правилах лезть в чужую жизнь. Даже если она у тебя на ладони происходит.
И Лина подвинулась ближе к гиду, давая понять, что вопрос с каютой решен бесповоротно.
– Ловииса, подскажите, мы завтракаем в большом буфете?
– Да, там же, где и ужинаем, – откликнулась руководительница. – Ах, вы же только завтраки купили. А я, честно говоря, хотела с вами скооперироваться, посидеть, поболтать вечерком.
– Без проблем. Давайте встретимся в «Старлинге». Он еще так называется? В носовой части который.
– Я поняла. Там, где шоу бывают. Только столик надо заранее занять.
– Этим займется Надежда. Она у нас большой спец по части посторожить. Ты не против?
Но Надежда не слышала подругу. Она с любопытством поглядывала в дальний угол зала, где в ожидании парома обосновались их соседи по автобусу. Вера сидела в кресле под пальмой, Никита медленно расхаживал туда-сюда. И вот в тот момент, когда он оказывался рядом с Верой, она говорила ему одну-две фразы. Затем замолкала и ждала, когда он снова поравняется с нею. Иногда Никита что-то отвечал, но чаще просто проходил мимо. Казалось, Веру это не смущает.
– Надя, – проследив ее взгляд, Лина тронула подругу за рукав, – не так явно. Тебе взаправду это интересно?
– Еще как, – почти шепотом откликнулась Надежда. – Я никогда такого не видела. А тут люди, которые вроде как не последние в нашей жизни.
– В чьей жизни? С каких это пор пару часов, проведенных в компании с человеком, ты оцениваешь как жизнь?
– Ну, я утрирую, конечно. Однако любопытно видеть нестандартные отношения так близко.
Лина приобняла подругу и постаралась сместить ее подальше от гида, чтобы не посвящать Ловиису в болтовню, которую они вели. Обсуждать других не было табу в их среде. Хотя иные педагоги обычно прикрывались заботой о подопечных, Лина считала такие разговоры полезными лишь для психологического просвещения. Зачастую она даже записывала какие-то поведенческие эксцессы и использовала их в своих лекциях.
Но в данной ситуации внимание коллеги не поддержала.
– Какой смысл в твоих наблюдениях? Ты только видишь. Но не слышишь. А это крайне важно, чтобы не скатиться в предвзятость.
– Все и так ясно. Смотри…
– Не стану я смотреть.
– Тогда оппонируй. Понятно же, что жена ему не интересна.
– Вот так сразу и не интересна. С чего ты такой вывод поспешный делаешь?
– Ну, холод между ними. Как еще объяснить? Стена стеклянная. Это он ее видит, но не слышит. Хотя цепляет другое. Он даже не пытается.
Обычно мужчина, который выводит в свет свою отлюбленную жену, все же сохраняет комильфо.
А тут, такой с виду неглупый, представительный… и полный игнор. Что-то не так в их паре.
– Может, не в паре, а в ситуации.
– Понимаешь, как бы он ни относился к ней, он должен ее слышать и соответственно реагировать. Ведь она делает все правильно – говорит спокойно, без истерики, без назидания даже.
– Прекрати, не на сеансе у психолога. Ты так мало знаешь.
– Вот, я хочу узнать побольше.
– Зачем?
– Ну, понравился он мне. Такую позицию примешь?
– Принять-то приму, но одобрю ли? – Лина усмехнулась той загадочной улыбкой, какую Надежда уже ловила в автобусе. Но, так же как и тогда, не придала ей значения.
– Главное не одобрение, будь просто консультантом.
– То есть мои чувства тебе не интересны?
– Ты же не хочешь наблюдать. Поэтому я буду рассказывать, ты выводы делать.
– Здорово. Ну, давай попробуем. Авось на курсовую наберешь материала.
– Это ты правильно предложила… Что же не так в их общении? Чего он как маятник мотается, а она делает вид, что это нормально?
– Потому что в их паре это и есть нормальное состояние. Он действительно может ее не слышать. На людях тем более. В ином эмоциональном фоне. Предположим, она говорит сейчас не тем, привычным для него, тембром голоса, паузы делает не в том ритме.
– То есть ты думаешь, что на кухне он ее услышал бы и отреагировал, а здесь ее песня ему не понятна?
– Да. Такое сплошь и рядом. Как там Жванецкий говорил? «Никогда не буду женщиной… интересно, что они чувствуют?» Это как раз тот случай. Мозг мужчины так устроен, что обрабатывает голос как сложное музыкальное произведение.
– Ты сейчас смеешься или серьезно?
– Можешь конспектировать. Серьезно. И слова… они, чтобы до мужчины достучаться, должны быть ему знакомы.
– В смысле?
– Если женщина говорит только о своих претензиях, притязаниях, – это же не то, что ему близко, что его самого тревожит. И он это не слышит. Записала?
– Ты опять меня подкалываешь.
– Я пытаюсь сложное простым языком подать. Вот ты сейчас тоже меня не воспринимаешь. Потому что цели у нас с тобой разные. Ты хочешь убедить себя в том, что брак у этой пары развалился. А мне так не кажется. У тебя цель понравиться Никите, а мне это ни к чему. Понимаешь? Целеполагание у нас с тобой в разных плоскостях.
В это время ожил динамик, и диктор что-то сообщил на финском языке. Тут же, не дожидаясь знакомой речи и лишь уловив название «Силия-Серенада», народ потянулся к турникетам.
Пока на сцене готовилось ночное шоу, можно было спокойно поговорить – музыка в баре звучала не слишком громко.
– Да, да, я по генам финка, по рождению – русская, – попивая томатный сок из высокого стакана, рассказывала Ловииса. – Еще до войны мои родители оказались в СССР. И я выросла в Ленинграде. Дома мы говорили на суоми. И так получилось, что мой финский вдруг стал востребован. Начала ездить с экскурсиями, вышла замуж, теперь имею двойное гражданство.
– Я по вашей шапочке сразу поняла, что вам дороги корни, – Лина хотела расспросить подробнее о семейной истории, но решила, что это сейчас неуместно. И предпочла сдвинуть интерес в профессиональное русло. – Ловииса, а у нас будет возможность посетить Хельсингёр? Мальчика-русалку посмотреть бы…
– У нас запланирован только замок.
– То есть замахнемся лишь на Вильяма нашего Шекспира?
– Кстати, он никогда не был ни в Хельсингёре, ни в замке Кронборг, куда поселил своих героев. Шекспир был личностью творческой, однако фабулу самой пьесы он подсмотрел у датского летописца в саге о братоубийстве. Он даже имена не слишком менял. Так принц ютландский звался Амледом. В переводе это означает «дурачок».
Поэтому, видимо, появился Гамлет. Герута превратилась в Гертруду… Был и Рорик, король всей Дании…
– Вы хотите сказать, что Шекспир, живя в туманном Альбионе, зачем-то владел датским языком? – Надежда впервые за полчаса открыла рот. До этого она пребывала в каком-то странном упоительном состоянии. Ей, впервые попавшей на круизный лайнер, все казалось в диковинку. И широкие крытые палубы, и длинные коридоры со светящимися указателями, и променад с магазинами. А оказавшись в шоу-баре, она и вовсе обалдела. Сидела тихонечко на мягком крапо, даже не озираясь. Хотя очень хотелось на время стать совой и крутить головой во все стороны.
– Нет, конечно. А вот латынь, наверняка, знал. – Ловииса садилась на своего конька, увидев заинтересованных слушателей. – Эти самые исторические хроники были написаны еще в двенадцатом веке на латыни. Потом утрачены. И только через четыре века датский переводчик издал их под названием «Деяния данов». Примерно за восемьдесят лет до того, как их прочел Шекспир.
– Если мне не изменяет память, то в пьесе другое название у замка, – Надежда приободрилась, так как речь зашла о том, что ей было знакомо. И легко процитировала: – «Акт первый, сцена первая. Эльсинор. Площадка перед замком.
Франсиско на страже. Входит Бернардо. Бернардо:
Кто здесь?»
– Надо же, – удивилась Ловииса. – Вы цитируете Шекспира?
– Да, – кокетливо подтвердила Надежда и даже позволила легкую иронию в свой адрес, – так же, как и большинство из нас Пушкина – «Мой дядя самых честных правил». Начало только.
Но все равно удивление гида было ей приятно. Она никогда не чувствовала себя докой и постоянно старалась учиться, узнавать что-то новое. Но, как Лина, рыться в источниках не любила. Хорошо запоминала со слуха. Поэтому в поездках старалась держаться поближе к экскурсоводу, не стеснялась задавать вопросы и сохраняла полученную информацию достаточно долго. Во всяком случае, до тех пор, пока не использовала ее хотя бы для надписей под фотографиями.
– Англичане знали эти места как Эльсинор. В ту пору это была шикарная резиденция Фредерика Второго. Он потому и назвал ее Кронборг, то есть «королевский замок». Однако до нас крепость дошла уже в перестроенном Кристианом Седьмым виде. Тогда замок превратился в тюрьму. В нем отбывала наказание королева датская. О, это такая драматичная история. Кстати, у меня есть замечательный фильм «Королевский роман».
Если не смотрели, могу в автобусе, на перегоне, поставить.
Внезапно беседу перекрыл взрывной рок. На сцену выскочили шестеро в костюмах Санта-Клауса. Надежда не любила рок, поэтому интуитивно от сцены отвернулась. Но тут Лина прокричала сквозь музыкальную пургу:
– Смотри, смотри, как двигаются. Какая пластика, – и стала рыться в рекламных проспектах на столе. – Вот. Это ребята из Венгрии. Какой-то «Квантум». Первый раз слышу. И вижу. Здорово.
– Вы любитель хип-хопа?
– Да нет. Я бальники люблю. Но не противник новой культуры. Особенно когда такое мастерство.
Ловииса хотела порассуждать на тему современной музыки, тем более что тема была близка – она воспитывала двух мальчиков-подростков. Но у Лины ожили часы, нестерпимой вибрацией сообщившие о входящем звонке, она извинилась и поднялась с места.
Надежда уютно устроилась у окна и поймала себя на мысли, что с трепетом ждет появления визави. Не то чтобы его образ будоражил, но интересовал точно. И присутствие жены в соседнем кресле явно не смущало, если только не подогревало азарт.
Никита виделся мужчиной, с которым не слишком комфортно иметь семью, но партнером в постели казался прекрасным. Однако Надежда понимала и то, что самого необходимого для этого не произошло. А именно – не пролетела между ними некая искра, способная разжечь дальнейшие отношения. Она гнала от себя эти доводы, так как была наэлектризована интересом. Ей хотелось его внимания.
Что-то дерзкое и неясное вдруг поселилось в голове. Забытое чувство кокетства стало диктовать тембр голоса, жесты, подкидывало темы для бесед. Никита как будто не сопротивлялся. Слушал внимательно, что-то комментировал. Причем общался исключительно с нею. Это было и приятно, и ставило в тупик.
Об этих неясных пока чувствах она не решалась поговорить с Линой. Та как-то чрезвычайно равнодушно восприняла своего соседа. Впрочем, это происходило с ней постоянно. Мужчины, которые оказывали повышенное внимание, получали как раз обратное – высокомерный взгляд и язвительные речи. Однако, находясь рядом с Никитой, она просто уходила в себя, становилась серой мышкой, цедила слова и эмоции.
Надежда знала, что после развода Лина года два, что называется, сидела в девках. Работала как вол, занималась дочками, параллельно училась и писала диссертацию. Потом очень аккуратно сообщила подруге, что она не одна – есть мужчина, с которым не прочь выстроить долгосрочные отношения. Но на людях, в компаниях и любимых ею театрах Лина с ним не появлялась. Из чего Надежда сделала вывод, что партнер этот – или человек несвободный, или иностранец. Как-то Лина проговорилась о редких духах – «мне Низье подарил».
Надежда не удивилась и не осудила – редко в возрасте за сорок можно найти холостяка, желающего впервые создать семью. Они, конечно, есть. Но это не тот тип мужчин, по ее мнению, которые могут стать опорой. Есть и разведенные. Но она была убеждена: кто в паре переболел изменой, тому любовью там не заразиться. В общем, оптимистка по натуре, в этом вопросе Надежда была неисправимой пессимисткой. И вдруг – опаньки.
Вот он – сидит напротив, глаза бархатные, спокойный и уверенный. Это судьба, решила Надежда. И будь что будет.
Лина, все еще одетая, стояла у кофемашины. Она ждала, когда в автобус из придорожного ресторана, в котором они только что обедали, зайдет Никита. Ей не хотелось угодливо вскакивать с места, чтобы пропустить его к окну. К тому же и кофе пить приятнее без лишних телодвижений. А еще она исключала для Никиты возможность показать свою воспитанность и заботу на глазах у жены.
Хотя утверждать, что ее сосед рванется к ней с целью принять с плеч шубейку, она не могла. Ведь возвращаясь в автобус, он несколько раз уже игнорировал правила хорошего тона по отношению к супруге. Это сразу отметила и Надежда. Правда, тут же попыталась оправдать его. Вера снимала свое длинное пальто у гардероба. А так как заходили они почему-то через передние двери, Никита сразу останавливался у своего ряда кресел, а Вера проходила дальше, в центр неоплана. Поведение мужа ее не напрягало.
«Все из детства, от родителей, – рассуждала Надежда. – Ее папа точно не подавал пальто маме, и это для нее является нормой. Иначе бы она расстраивалась и пыталась укорять мужа. А она не реагирует. Интересно, что Лина думает по этому поводу».
Надежда оглянулась, и вид Лины в углу салона дал ответ сам по себе.
«Конечно, она тоже мыслит в этом же ключе: Никита относится к жене крайне безразлично, – успокоила она свои сомнения. – При этом Вера делает вид, что все нормально».
Вот тут у Надежды проснулась солидарность – брак не должен делать из женщины икону, на которую муж постоянно молится.
С другой стороны, эти нестарые еще супруги казались людьми друг другу чужими. Они селились в один номер гостиниц, рядом сидели за столом в ресторанах. Но при этом практически не разговаривали. И что особенно бросалось в глаза – Вера даже не пыталась просить мужа о каких-то мелочах типа «передай, пожалуйста, солонку» или «у тебя есть носовой платок? У меня салфетки закончились».
«Однако то, что лежит на поверхности, не всегда отражает глубину, – Надежда сделала робкую попытку пригасить свой интерес к Никите. И тут же в противовес решила спровоцировать Веру на ревность. – И, если он почувствует свою вину после этого, я отцеплюсь».
Никита с Верой зашли в автобус. Ситуация не поменялась – он скинул пуховик и, улыбаясь Надежде, умостился напротив. Жена, раздеваясь на ходу, двинулась к гардеробу. Вернулась и без слов пристроилась на свое место.
Неловкость разрядила Лина – она принесла ароматный кофе и плюшки с корицей. Никита запотирал руки, готовясь к вкусовому наслаждению. Вера молчала, но всем видом дала понять, что перекус ее не касается, хотя напитки и выпечка на столе появились из расчета на четверых.
– Лина, Лина, что же ты творишь? – Надежда взяла в руки стаканчик. Поднесла к лицу, глубоко вдохнула. Зажмурилась от удовольствия. Выдохнула. – Мы только что пообедали. К чему булки?
– К тому, чтобы познакомиться со шведскими традициями, – это уже со своего места прокомментировала Ловииса. Она поднялась с кресла в первом ряду, чтобы оглядеть салон – убедиться, что все туристы вернулись с обеда и можно продолжать движение в сторону Дании.
– Пробуйте, не пожалеете. Это же те самые плюшки, которые так любил Карлсон. Устройте себе шведский фика. То есть перерыв на кофе. Проверю второй этаж и присоединюсь обязательно.
Вернулась она быстро – судя по всему, группа была в полном сборе. Гид немного поговорила с водителем, и автобус медленно стал выруливать со стоянки.
– Друзья мои, – Ловииса взяла в руку микрофон. – Мы продолжаем наше путешествие. Следующий перегон будет короче – где-то два с небольшим часа. Время достаточное, чтобы посмотреть прекрасный фильм. Кстати, номинированный на «Оскар». Это история недолгого замужества Каролины Матильды с королем Дании и Норвегии Кристианом Седьмым Безумным… Не просто так предлагаю эту ленту. Впереди у нас экскурсия в Кронборг, который вам наверняка известен как место действия шекспировского «Гамлета». Однако стены замка такого персонажа не помнят. А вот королеву Дании, заключенную туда вместе с грудным ребенком, да…
Заинтересовала? Тогда приятного просмотра. Фильм называется «Королевский роман», я включу его через десять минут. Мониторы перед вами, разовые наушники найдете в подлокотнике каждого кресла слева.
– Как здорово, настоящий хюгге, – тихо пробормотала Лина, вытягивая рукава толстого свитера. – Можно устроиться поудобнее и расслабиться. Кому еще кофе принести?
– Мне, – повернулся к ней впервые за поездку Никита. – Какой же хюгге без кофе?
– Ой, а я не знаю, что это такое, – кокетливо заявила Надежда. И, обращаясь исключительно к Никите, спросила: – Это на шведском?
– Майк Викинг и его секреты датского счастья.
– Понятно, – протянула Надежда, хотя ни черта понятно не было. Поэтому через секунду она все же уточнила: – Викинг – это воин или фамилия?
– Это, Надя, писатель, – и Лина, чтобы снять неловкость, вновь отправилась к кофемашине. Плюшек почти не осталось, поэтому она поспешила забрать последние и, пока наполнялись стаканчики, отнесла тарелку с булочками на свой стол. Но предпочла не задерживаться, так как видела – в ее отсутствие Надежда более раскованно допрашивает своего визави.
– Я обязательно найду его книги. Никита, советуете почитать?
– Вы даже не представляете, насколько они необычны.
– Предвосхитите.
– А вы знаете, что по уровню счастья датчане занимают первое место в мире?
– Даже не догадывалась. Неужели островная жизнь располагает?
– Хорошая мысль. Если рассматривать Данию как закрытый мир, что-то такое уютное и сближающее. Это не противоречит Викингу. Он считает, что у датчан своя жизненная философия, которая формируется из мелочей. Уютное кресло, доверительная беседа, вкусные булочки под кофе…
– Мы почти у цели, – Лина поставила на стол поднос с новой порцией перекуса, чем отвлекла от тона легкой иронии, – разбирайте.
– Так, последний вопрос, – Надежда зыркнула в сторону подруги. – Что все-таки означает это слово «хюгге»? Я правильно произнесла?
– Много чего означает, – Никита ускорился. – Но самое, наверное, главное в этом состоянии – то душевное тепло, которое многие из нас утратили или забыли, как его использовать, чтобы сделаться счастливее.
– Печаль и счастье – сообщающиеся сосуды, – вклинилась Лина, устраиваясь в кресле рядом с Никитой. Она старалась не касаться его под пристальным взглядом жены.
Вера поджала губы. Она, как и Надежда, не знала ни что такое хюгге, ни такого писателя. Ей вдруг стало очень обидно. Ее муж, с которым она прожила двадцать пять лет, никогда не обсуждал с нею прочитанных книг. И никогда не рекомендовал ей что-то почитать. Она напрягла память, вспоминая, есть ли упомянутые книги в их библиотеке. Ничего не вышло, и она заподозрила, что это что-то научное, чем она не интересовалась. Она же не эта серая мышка Лина, которой, видимо, нравится сидеть в архивах. И не эта бестолковая Надежда со своими наивными речами. Даже то, что ее соседка тоже была не в теме последних диалогов, досады не сняло.
В это время ожил экран, висевший прямо перед ее глазами. Беззвучно поплыли заставки, и началось действие. Вера не потянулась за наушниками, так как гид предупредила, что фильм – историческая хроника, основанная на реальных событиях. А ей всегда казалось, что эта далекая чья-то жизнь не слишком полезна для сегодняшней ситуации. Примеры поведения и общения мертвы, диалоги занудны. И что самое неприемлемое – жестокость происходящего, чем обычно грешила история.
Вера исповедовала благонравность. Постила в соцсетях странички с призывами помочь брошенным животным, выставляла фотографии цветов и природы, интересовалась всякими полезными советами. И напрочь избегала говорить на проблемные темы, а тем более смотреть и читать о войне и насилии.
Она оглянулась и была поражена количеством желающих смотреть драму – во всяком случае, все находившиеся в нижнем ярусе туристы были в наушниках. Одни сосредоточились на мониторе, висевшем прямо напротив Веры, другие, сидящие против хода, – на расположенном у гардероба. Экраны были небольшие, но замелькавшая картинка отвлекала. Кринолины, парики, кареты – нет, все это скучно. Вера попыталась вглядеться в набегающий пейзаж. Он тоже не радовал. Дорога петляла в лесах. Тогда краем глаза она стала наблюдать за мужем и двумя соседками. Никита казался равнодушным, он жевал плюшку и попивал маленькими глотками кофе. Лина, в очках и все равно прищурившись, смотрела словно на пустую стену – ни тени эмоций не пробегало по ее лицу.
«Какая же она все-таки мышка, – как бы подтверждая свое недавнее рассуждение, подумала Вера. – Хоть бы губы накрасила. Волосы собрала в пучок, думает, это красиво. Замоталась в свой дурацкий свитер. Сама, небось, вязала. Хотя достаточно ровно, наверно, все-таки машина. Нет – этот смешной хомут на шее, который она напяливает на улице вместо шапки, такой же по ниткам и узору. Сама. Долгими зимними вечерами, должно быть. И цвет никакой. Не белый, не серый. В общем, под стать ее стати. Ха-ха, каламбурчик получился. Подружка не лучше. Конечно, она более яркая. И одета модно. Но простовата. Или прикидывается? Жаль, не вижу, как она на Никиту смотрит. Но заигрывает точно. Незамужняя, без детей. Надо бы ее из виду-то не выпускать. Хотя… Как мама говорила? Не по печке заслонка. Никита разборчив. На любую не западет. Мы это уже проходили. Одинокие его не интересуют. Хлопот много. Не отвяжешься. С другой стороны, он не глуп и находчив. Однако не до такой степени, чтобы на глазах изменять… И брак для него – не пустой звук… Но отчего же она меня так раздражает?»
Из автобуса пришлось выгрузиться. Его загнали в чрево огромного парома. Туристам предложили на полчаса расположиться в кафе и на палубах. Надежда отметила, что люди предпочли сесть за столики. Они обсуждали только что просмотренный фильм. Ей тоже хотелось обменяться впечатлением, но Лина еще в автобусе идею не приняла. Сказала, импрессия должна устаканиться. Поэтому Надежда обрадовалась, когда Ловииса пригласила составить ей компанию в кафетерии верхней палубы.
– Лина, ты уже готова говорить о картине? – подруга поднималась по узкому трапу чуть впереди. – Твое мнение уже созрело?
– Если ты имеешь в виду впечатление от фильма, то можно.
– Отлично. Поболтаем.
– Болтать легко, когда нет планов говорить о чувствах.
– Что-то я тебя не узнаю, – выбирая столик с видом на море, кинула Надежда.
– Если ты о кофе, то сейчас обеспечу. Как всегда.
И Лина отправилась к стойке бара. Подошла Ловииса.
– Мне даже неудобно, что Лина постоянно за нами ухаживает.
– Это для нее нормальное состояние. Не переживайте. Без заботы о других она и вовсе уснет. Ваш фильм на нее сильно подействовал.
– На меня тоже, если честно.
– Расскажите что-нибудь о замке. Я его уже вижу, – Надежда прищурила взгляд в остекление носовой части парома. – Или мне кажется?
– Не кажется. В этом месте пролив сужается до «бутылочного горлышка». Нам предстоит пройти лишь пять километров. И мы уже на датской территории. Еще минут десять – и мы у цели, в замке. Там, кстати, придется разделиться. Времени не так много, поэтому до закрытия все посмотреть не успеем. Кто-то осмотрит замок, а кого-то казематы, может, заинтересуют.
– Казематы? Это же страшно.
– Нисколько. Вы же детям читаете Андерсена и не боитесь. Вот и тут сказка. Скажу по секрету, – Ловииса, как на сопровождении детских групп, загадочно понизила голос, – сидит там Хольгер Данске. Великан, который во сне видит все, что делается в Дании. Это ее защитник. Вдруг что – он выйдет из подземелья да как ударит противника мечом.
– Умеете вы, Ловииса, заинтриговать, – Лина привычным жестом поставила на стол три стаканчика. – На сей раз чай. И без закуски. Времени мало. Но я так поняла, что есть возможность посмотреть казематы. Здорово. Не была. Вы куда пойдете?
– Я туда, где желающих из группы будет больше. Чтобы экскурсовода не брать. Думаю, люди захотят, тем более после просмотра фильма, все-таки осмотреть замок. Тем более и детей у нас много.
– Жаль. Ничего не знаю о подземелье. Надя, ты со мной или замок выбираешь?
– Наверное, замок. Не обижайся.
– И не подумаю. Надеюсь, не заблужусь.
– Там все понятно, как обычно, по стрелочкам, – Ловииса с удовольствием отхлебнула чай. – Робуста. Хорошо, сидя в тепле и глядя на суровое море. Вот оно – хюггелиг ощущение…
И продолжила через паузу:
– Вы правильно сделаете, Лина, если спуститесь в казематы, это очень крутое место. Подземелье подземельем. Могильный холод в сочетании с освещением керосиновыми лампами. Встречи с узниками… и тишина…
– Еще больше захотелось туда попасть.
– Ты кровожадная, – Надежда глазами поискала среди посетителей кафе Никиту с женой. – Интересно, наши соседи куда пойдут?
Этот вопрос она первым делом и задала Никите, как только они пересели с парома на автобус. И скороговоркой повторила все, что только что узнала от Ловиисы.
– Мы уже были в замке, – сухо сообщила Вера. – Мы погуляем.
– С удовольствием посмотрю казематы, – не обращая внимания на заявление жены, тут же сказал Никита. – Вы, Надя, собрались по верху прогуляться или спуститься в подвал?
– Я не видела замок, – тихо проговорила, расстроившись его ответом, Надежда. – Там красиво. И еще есть живая голография.
– Ну, тогда я тоже пойду в замок. Тем более что голография…
Вера не ожидала такого удара под дых. Она замерла, не в силах сообразить, отвечать или промолчать. И что в таких ситуациях вообще принято делать. Положение спасла Лина.
– Билет один на все. Поэтому у вас еще десять километров раздумья в запасе.
– Мне нечего думать, – мгновенно переключилась на нее Вера. – Мы уже посещали замок во время поездки в Копенгаген. Там в принципе мало что представлено. Интерьеры не ахти. Картины, картины… неизвестных авторов.
– Позвольте не согласиться, – это со своего места откликнулась Ловииса. – А семь уникальных гобеленов? Не буду рассказывать сейчас историю их создания, но увлекательно.
– Мы это уже видели, – парировала Вера. – А вот осмотреть замок снаружи не успели. Никита тогда завис в морском музее.
– Я не против, если каждый из вас выберет экскурсию по душе, – Ловииса включила «учителку», – просто к назначенному часу все обязаны быть в автобусе.
Качнуло. Прибыли. Народ под бдительным взором Ловиисы поспешил к Темным воротам замка. Группа, пожелавшая осмотреть покои короля Фредерика, оказалась преобладающей, в катакомбы изъявили желание попасть лишь пять человек. Лину это вполне устроило – они быстро нашли общий язык и отправились в один из углов внутреннего двора, чтобы спуститься в подземелье.
Вера в позе «проглотила кол» молча сидела в своем кресле. Надежда рядом делала вид, что рассматривает пейзаж за окном автобуса. Лина читала. Казалось, она научилась входить в состояние хюгге, как только брала в руки стаканчик с горячим напитком. Ловииса стояла у раскрытых пока дверей и каждую минуту смотрела на часы. Туристы собрались, кроме двоих. Не было Никиты и еще одного юноши со второго яруса. До времени «ч» оставалось буквально пять минут.
– Вера, – гид зашла в салон, тон просьбы был вежливым, но напористым, – вы не могли бы позвонить вашему мужу, чтобы поторопить.
– У него телефон выключен.
– Простите, но я видела, как он звонил куда-то из замка.
– Этого не может быть, аппарат у него разрядился еще в ресторане на перекусе.
– Странно. Может, конечно, музыку слушал.
– У него нет плеера.
Надежда не без удовольствия внимала препирательству Веры с Ловиисой. И не проронила ни одного замечания, хотя ей тоже показалось, что Никита в какой-то момент доставал из кармана телефон. А чуть позже и вовсе исчез из зала. Она обнаружила это уже в конце экскурсии, когда все увлеченно смотрели на голографические сценки из жизни датских королей. Как раз перед этим Ловииса закончила свой рассказ и, еще раз повторив время явки в автобус, тоже смылась.
Тогда у Надежды под ложечкой поселилось смутное чувство досады. Казалось, она враз потеряла ориентацию в пространстве, исчезла какая-то эмоциональная опора. Лина в подземелье, Никита скрылся, а Ловииса отправилась непонятно куда. Кругом вроде бы и свои, соотечественники, но чужие люди. И было больно, что приходится просто примыкать к их развеселой толпе, не имея удовольствия обменяться впечатлением. Брести рядом, делая вид, что все в порядке. Радость от посещения нового места испарилась.
«Правильно, это тебе за дурные мысли, – пришло ей в голову. – Тот боится быть счастливым, кто ожидает за это наказания… Не надо было сомневаться. А ты Веру пожалела. Надо было просто радоваться, что Никита выбрал на экскурсию именно тебя. Ну, и где этот ловелас?»
Никита появился тютелька-в-тютельку. Ловииса так обрадовалась, что протянула ему руку. И он достаточно фамильярно хлопнул по подставленной ладошке. Вера жеста не видела, но то, что Никита достаточно близко подошел к гиду, расплывшись в улыбке, в поле зрения попало. Чувство неясной тревоги погрузило ее внутрь себя. И хорошо – это отвлекло от того, как игриво ее муж рокировался с Линой. Вера усекла его уже сидящим у окна, но не спросила, почему он задержался. Хотя через минуту, устроившись в своем кресле, он сам пояснил:
– Вы даже не представляете, насколько здесь вкусная рыба. Слышал и раньше, но попробовал впервые.
И этим было все сказано. Человек зашел в ресторан, движимый интересом к местной кухне. Надежду объяснение устроило, поэтому она легко и непринужденно начала расспрашивать.
– Как здорово. Расскажите. Я тоже люблю рыбу.
– Но не рестораны, – не поднимая головы от книги, произнесла Лина.
– Так я и не напрашиваюсь. Но интересно, какую рыбу попробовали?
– Акулу не решился. Заказал рыбную тарелку – всего понемногу. Но лосось превзошел все ожидания. Под свежее пиво зашел прекрасно.
– Как хорошо, что ты сидишь не напротив, – наконец-то выйдя из ступора, пробурчала Вера. Она пришла в себя, пригасив адреналин и настроившись на обычное свое поведение в ответ на абьюз. Это новое для себя понятие она открыла недавно на занятиях с психологом. И почему-то решила, что в отношениях с Никитой именно она жертва, а он ее использует. Чтобы убедиться в собственной зависимости, она даже начала читать в интернете различные статьи на эту тему.
И несмотря на то, что на кальку их отношений попадала лишь одна позиция с постелью, Вера продолжала убеждать себя, что именно Никита манипулирует и унижает ее.
– Вера, а где вы провели эти полтора часа? – повернулась к ней Надежда. Интуитивно она встала сейчас между супругами, не желая быть свидетелем семейных разборок. Однако она ошибалась с оценками их сожительства. Никита абьюзером не был. Наоборот, он постоянно пытался нивелировать реакцию жены на внешние раздражители. Хотя и понимал, что самым сильным из них является как раз он сам. Вернее, так: его пассивность в любых вопросах рядом с женой. Нежелание вестись на скандал, тихий уход с места предполагаемой битвы. И явная апатия к обсуждению глупостей. Он прекрасно видел, когда Вера пыталась манипулировать. А если честно, она в этом состоянии находилась практически постоянно. Сначала искала слабое место, потом начинала сеанс навязывания своей позиции. Обычно маркировала здоровьем. Типа, давление поднялось, потому что не взял трубку. Давила на жалость – кто же кроме мужа мне поможет? Или призывала к чувству долга: ты обещал, когда женился.
В общем, все по учебнику. И Никита смотрел на эти проделки со снисхождением. Действительно, это же был его выбор. Пусть и четверть века назад, но это его подпись навечно теперь останется в книге записей актов гражданского состояния.
На что же он тогда купился? На то, что он у Веры был первым мужчиной? Да, льстило, но не это главное. То, что она восхищенно смотрела ему в рот? Ерунда. Многие девчонки, стараясь его заарканить, делали то же самое. Была статной и ухоженной? Это теплее. Оказалась фригидной, что подтверждало ее верность до гроба? Горячо. Никогда не обсуждала даже с близкими семейных дел? О, самое прекрасное в жене. Итого: совокупность перечисленного стало неким бруствером его семейного окопа, который Никита с удовольствием постоянно покидал, уверенный за тылы.
– Я обошла замок вокруг, – Вера нехотя тянула слова. Мысли были далеко от желания отвечать на чей-то сиюминутный интерес. – А потом зашла в маленькое кафе. Пила капучино с рождественскими пончиками.
– А дениши, дениши попробовали? – Опять Ловииса со своего места впереди салона присоединилась к разговору. Веру это напрягло. Слух у гида оказался отменным. К тому же Вера не знала, что такое дениш. Ловииса поняла это с лету, ни впервой. И даже обрадовалась, так как нашла повод поделиться знаниями.
– Наверняка в Европе вы пробовали разные булочки из слоеного теста. С джемами, кремами, марципаном. Там их называют исключительно датскими. Дениш. И вот какой казус: в Австрии эти слойки называют копенгагенскими, а в самой Дании они носят название «Венский хлеб». Вера, вы сможете попробовать дениши в нашем мини-баре к вечернему кофе.
– Я уже выпила свою чашку.
– Кофе много не бывает, – попыталась шутить Надежда, будучи уверенной, что этим закончит неприятный для ее соседки разговор. Но не тут-то было. Вдруг, оторвавшись от книжки, Лина подбросила дровишек.
– Самый ужасный кофе, который я пила, путешествуя по миру, – это в Копенгагене. Жидкий и невкусный. Поэтому, друзья, давайте порадуемся, что у нас в автобусе он почти спешелти. Кому принести?
– Лин, давай в Бремен рванем, – Надежда задержалась у багажника автобуса, избегая демонстрировать всему честному народу свой перевязанный скотчем баул. – Когда еще будет шанс?
– Подожди, надо в номер загрузиться. И посмотреть, насколько мы далеко от Бёттхерштрассе. Ты же туда хочешь? – Лина стояла рядом, на парковке, вглядываясь в вывеску отеля. – Такое впечатление, что мы не совсем в центре. Вот Ловииса освободится, спросим.
Подружки потрусили к дверям скромного, но внешне вполне современного отеля. Получив ключи, зашли в лифт, который оказался без внутренних створок.
– Господи, это что? Почему дверей нет? – отпрянув от входа, заныла Надежда. – Точно Ловииса сказала – бюджетный вариант.
– Она имела в виду не лифт. А то, что туалет на улице, – улыбнулась Лина.
– Нет, ты шутишь. Прямо на улицу надо будет идти?
– Юмор. В комнате у тебя только раковина будет. Все остальное – по коридору налево. Или направо.
Номер, вопреки самым плохим ожиданиям, Надежде понравился. Очень маленький, две кровати и стол. Но светлый, с новой мебелью, не замызганный.
– Слава Богу, что хоть это не разочаровало. Давай распакуемся, и можно попробовать до темна увидеть осла, кота и петуха.
– Ты располагайся, а я в туалет. Заодно проверю, где номер наших соседей.
– Зачем?
– Если повезет, приглашу их прогуляться с нами.
– Надя, так нельзя. Мало того, что ты играешь с огнем, ты еще и пытаешься манипулировать. Чужим мужчиной, между прочим.
– Все нормальные особи, когда хотят завлечь противоположный пол, манипулируют. Кто-то пользуется внешностью, кто-то обеспеченностью, а кто-то и возможностью быть другом.
– То есть ты хочешь быть Никите просто другом?
– Это уж как получится. Но ты же видишь, жена ему не товарищ.
– Как ты это определила?
– Они не разговаривают. От слова «вообще». Он по отношению к ней просто рав-но-ду-шен.
– Может, поссорились перед поездкой.
– Слушай, ты какая-то странная. Защищаешь Веру?
– Нет, просто супруги могут не общаться на людях по разным причинам. Плюсом к ссоре можно предположить, что у них в паре это дело обычное. И предтеча, между прочим, как раз манипуляция. Может, Вера, чтобы заманить Никиту в сети, поначалу все обязанности, все решения брала на себя. И он эту заботу оценил. Так и потекло у них в семье. Она делает, он принимает.
– Не пыли. Ты же его видишь. Не похож он на мужика, который купился на легкую жизнь под крылом женщины. Тут скорее ситуация, когда она ему стала неинтересна. Включи-ка память. Чему нас учили? Сначала женщина в сексе перестает быть желанной, затем это распространяется на другие сферы. Ты же заметила, что он не ловит ее настроение, не слышит, что она говорит, на экскурсии и вовсе порознь.
– Это тебе выгодно сейчас так думать.
– Могу доказать эмпирическим путем. Если у Никиты окажется какое-то хобби типа рыбалки, которое не подразумевает участия жены, он большую часть времени проводит вне дома.
То есть стремится как можно меньше ее видеть. И это от равнодушия. Которое не лечится.
Увы.
– Надя, ну если и так, о чем это говорит? Только о том, что ему не нужно совместное времяпрепровождение. Тем не менее мы видим – они вдвоем поехали в Париж. Значит, не все в отношениях потеряно. Еще.
– Ох, Линка, ты опровергаешь, но доводы-то слабенькие. Ты словно поп на паперти, который в Бога не верит. Их узы совместная поездка не спасет. Это теория, подтвержденная многолетней практикой. Если люди могут сутками находиться вместе, но при этом перекидываются всего лишь парой пустяковых фраз, кто-то из них уже из отношений вышел. Даже без официального развода. Думаю, перед нами как раз такой случай. И тогда мой интерес к Никите ей тормозить нечем. А тебе – незачем.
Лина замолчала, так как решила, что пока Надежду мало что убедит. Она сосредоточилась на логистике перемещения по Бремену.
– Давай поедем трамвайчиком. Заодно посмотрим окрестности.
– А билеты сумеешь купить?
– Германия не Швеция. Здесь все проще. У водителя или просто в салоне карточкой. Так что собирайся, поужинаем в городе. Соскучилась по колбаскам, да и штоллен только у немцев правильный.
– Ты, я вижу, не просто так один кофе жучила. Голодала, можно сказать, чтобы в Германии налопаться.