Путь

1 Трое

По песчаной выжженной дороге шли трое. Девочка с белым лицом. Парень с душой змеи. И Охотник.

– Здесь, – сказал Охотник. – Лапа, не хочешь отдохнуть? – обратился он к Девочке через плечо.

Та подняла на него тяжелый черный взгляд и медленно, очень медленно показала ему длинный средний палец, затянутый в тонкую черную кожаную перчатку. Пальцем второй руки она нарисовала на своем лице улыбку, ее губы даже не дрогнули.

– Она сказала… – начал было Парень с душой змеи.

– Я понял, – беззаботно улыбнулся Охотник. Почесал переносицу, принюхался, посмотрел на небо.

Солнце садилось. Оранжево-алые облака, запах раскаленной пыли и желтые поля, пока хватало взгляда. Можно, конечно, просто идти дальше, но Статут не позволял игнорировать проблему… усыновлять или брать в спутники, правда, тоже, но это другая история.

Охотник устало потер глаза, развернулся. Девочка с белым лицом не успела затормозить и впечаталась в его грудь, оставив мазки белого грима. Она посмотрела на него исподлобья, а серые глаза Охотника замерцали прозрачной водой, и он тихо произнес:

– Спать.

Черные глаза Девочки закатились куда-то в голову, тело одеревенело, и она упала вслед за глазами назад. Только облако пыли поднялось в закатном солнце. Грим пошел мелкими серыми трещинками. Тонкие паукообразные пальцы пытались ухватиться за саму суть дороги, но тщетно. Она тонула. Все глубже. Давило на череп. Давило на ребра. Ни вдоха, ни выдоха. Ни земли под спиной.

Только нависшее потное чудовище. Огромная туша закрывала собой закатное солнце, последний огненный отблеск. Последнюю защиту и надежду. На ее лицо капнула желтая слюна, окрасившись мутной белой краской, и потекла вниз по щеке вместо слезы.

– Твоя очередь, – приказал Охотник.

Парень с душой змеи замер, наблюдая, как кошмар Девочки материализуется в их мире. Ему совсем не улыбалось зубами вгрызаться в отравленную плоть.

Последний луч спрятался за горизонт. Чудовище взревело. Парень бросился на него, врезавшись макушкой в лохматую челюсть и отталкивая его от парализованной спящей девчушки. Рядом с ней тут же на корточки присел Охотник и взял ее руку в свои. Пальцы все так же сводила судорога.

Самое сложное в драке с демоном – это подобраться к нему достаточно близко. Демоны —твари древние и отлично адаптированные к человеческим слабостям. У них длинные ядовитые когти, мускулистые хвосты, словно хлысты, рассекающие плоть. Рога, копыта, чешуя. Огонь, дым, морок. Бессмертие. Бессмертие. Бессмертие…

Только Охотники могут их победить. Охотники и сами демоны.

Парень с душой змеи вцепился зубами в смрадное плечо демона и начал сжимать все сильнее и сильнее. Мышцы челюсти запылали огнем, казалось, желваки сейчас прорвут кожу. Но вот он, заветный привкус тухлой крови. Парень сглотнул, сморщив в отвращении нос, но все-таки расслабил небо. Он чувствовал, как там формируется густая капля яда, как она медленно стекает, опускается к его гладким зубам и беспрепятственно проникает в маленькую царапинку, что он смог оставить в шкуре зверя.

Демон замер. Его бешеный взгляд вращался, рыжий, желтый, тусклый, он скосил глаза вниз и смотрел вдоль носа на троих. Горло демона издавало хлюпающий рык, и слюна становилась пеной. Но он смотрел.

– Чего ты ждешь? – спокойно поинтересовался Охотник. Под своими пальцами он ощущал ускоряющийся пульс. Девочка с белым лицом скоро проснется. – Рви его горло.

Но Парень с душой змеи стоял, прижав ладони ко рту. Его трясло всем телом. Он старался не смотреть ни на демона, ни на Охотника, ни на Девочку. Он старался остановить яд, что капля за каплей накапливался в его ладонях. Но он не мог убить демона.

– Слабак, – тихо произнес Охотник, вставая, и добавил громче:

– Ты не выживешь один.

– Конечно нет,– приглушенно сквозь ладони сказал Парень. – Ты убьешь меня раньше. Мы же договорились.

Охотник возвел глаза к небу и тяжело вздохнул:

– За что мне эти олухи… – он достал нож из-за пояса.

Глаза Охотника замерцали в темноте, словно луна отразилась в озере.

– Прими смертный вид, – сказал он, глядя в глаза чудовищу, замахнулся и… замер.

На коленях, подставив ему спину под нож, стояла Девочка. Она мотала головой из стороны в сторону, и ее волосы, покрытые толстым слоем пыли, разлетались тусклым облаком.

– Это демон! – рявкнул Охотник. Но девочка продолжала прижимать к себе смертную форму чудовища. Охотник взял ее за косу и с силой потянул.

– Не смей! – он направил нож в сторону шагнувшего к ним Парня с душой змеи. Девочка открыла рот в безмолвном крике, но прикрыла тельце коленями и скрутилась в клубочек. Она подняла черные глаза на Охотника. Сквозь плотный белый грим было видно, как изогнулись в сухом плаче ее брови.

– Нет! Я убью тебя вместе с ним! – пообещал Охотник.

Девочка с белым лицом медленно села на колени, подняла ладонь с вытянутыми пальцами и поднесла руку ребром к губам, смиренно опустив глаза в землю.

Парень с душой змеи рухнул перед ней, закрывая, в ту же позу.

Охотник держал нож у горла Парня секунду, две.

– Господь всемогущий, я жив до первой встречи с другим Охотником, – сказал он, в сердцах пнув дорогу. Облако пыли поднялось в лицо Девочки и Парня. Они послушно его вдохнули.

По песчаной выжженной дороге шли четверо. Девочка с белым лицом в трещинах. Парень с душой ядовитой змеи. Охотник. И Щенок со сломанным хвостом.

2 Четвертый

Девочка с белым лицом наблюдала остекленевшими черными глазами за пляской костра, прислушиваясь к тихому треску. Это трещало ее лицо. Грим нагревался и сох.

Она не любила огонь. Она предпочитала холод и безысходность ночи.

– Смотри, что передали для бедной калеки, – по другую сторону огня появился Охотник. Девочка подняла на него немигающий взгляд. Охотник достал из кармана то, что когда-то было белым платьем. Горячий сухой ветер всколыхнул кружевной воротничок и рукава, подобные облакам.

– Нравится?

Она никак не отреагировала, и Охотник бросил тряпку в огонь.

Девочка пальцем на лбу вывела у себя «Ха-ха», потом брезгливо посмотрела на испачканные в белой краске перчатки и начала старательно их оттирать. Об шерсть, об песок, об параллельное пространство. Рядом с ней сел Парень с душой змеи – об него она тоже вытерла пальцы.

Где-то под согнутыми коленями раздался тихий писклявый рык. Девочка с белым лицом посмотрела вниз и приложила палец к губам. Но Щенок не послушал. Он вытащил из укрытия длинных костлявых ног свою морду. Влажные подслеповатые глаза сфокусировались на Охотнике, и он сделал неуверенный шаг, болтая тяжелой головой из стороны в сторону. Вислые уши настороженно пытались подняться.

Охотник не обращал внимания. Он морщил нос, заглядывая в котелок на палках. Палки пахли вкусно, содержимое котелка – не очень. Он доставал из своей огромной заплечной сумки жестяную тарелку и кружку, и ту странную вещь, которую он считал одеялом. Он наваливал себе булькающей еды с торчащими хрупкими косточками и удовлетворенно ухмылялся, устраиваясь на том самом одеяле.

Щенок шел на дрожащих лапах и грозно смотрел влажными голубыми глазами. Нос почти волочился по земле. Хвост торчал от напряжения. Но шерсть, шерсть на холке стояла дыбом в предупреждении.

Охотник извлек откуда-то початок ароматной вареной кукурузы. От него пахло теплом, сливочным маслом и солью. И швырнул его Девочке. Она поймала кукурузу и в предвкушении облизала белые потрескавшиеся губы черным языком. Открыла влажный рот, в свете огня блеснули черные зубы, когда она с явным удовольствием вгрызлась в подаренную еду. Вера не разрешала ей есть убитую плоть. Бывали дни, даже недели, когда они шли по выжженным полям, а на пути попадались только пустые желтые стебли и чудом выжившие мыши (то тут, то там уже и не выжившие, раз они перешли дорогу Охотнику). В такие дни, и даже недели, у нее болел желудок, голова, черные десны, ногти… И Девочка шла по его следам, облизывая пересохшие белые губы черным языком.

Щенок приблизился к костру. Он ткнулся носом в угли, посопел, раздувая пепел, и сделал шаг вперед. В огонь.

Парень с душой змеи, натиравший чешуйки, спрятанные под одеждой, звериным жиром замер. Он неотрывно смотрел за щенком. Он был пружиной, готовой к действию. Правда, Парень пока не решил к какому: то ли следом сунуть руку в огонь, то ли добить тупую тварь, чтобы не мучилась, то ли отвернуться. Парень чувствовал, как рядом с ним, с початком в зубах напряглась Девочка. Она-то смотрела на Охотника, который ел, не поднимая взгляда, только серые отблески заиграли на жиже в его тарелке.

Щенок вышел из костра. Лапы его окрепли, тело стало более пропорциональным. Он снова дышал дымом и злостью. Он приближался к цели.

– Стоять, – тихо произнес Охотник. Он поднял руку и пальцем ткнул себя в грудь. – Охотник, – сказал он и перевел руку. – Парень, – и следом: – Девочка, – потом он сунул палец прямо в нос Щенку и уточнил:

– А ты – Пес. Понял?

– Нет, – сиплым басом ответил Щенок и рванул.

Он открыл пасть и попытался ухватить одну из торчащих из жестяной тарелки косточек. Он был так близко. Он уже чувствовал вкус теплого мяса. Но Охотник поймал его одной рукой под брюхо, поднес маленькое тельце к лицу и с силой вцепился зубами в холку Щенку, после чего убрал руку из-под брюха. Щенок повис всем весом на растянувшейся коже и завизжал, суча лапами в воздухе.

Охотник тряхнул головой из стороны в сторону – Щенок только беспомощно ударился об его щеки – и выплюнул тельце обратно на песок.

– Охотник, – сказал он, ткнув себя в грудь. – Парень, – он указал на привставшего на одно колено Парня. – Девочка, – она сидела, вжав голову в плечи и прикрыв ладонью шею под волосами. – Пес, – закончил свою лекцию Охотник. – Понял?

Щенок не ответил, наблюдая, как по пухлому мягкому носу стекают слезы обиды и боли.

Перед ним легла кость с мясом. На макушку в скупом жесте опустилась ладонь – иди, мол, чего уж, с кем не бывает.

Но Щенок остался.

3 Угли

– Тебя не смущает, что даже Щенок говорит, а ты – нет? – Парень с душой змеи аккуратно расчесывал влажные после мытья волосы Девочки. Сегодня им досталась комната. Одна на всех, но тем не менее это была достойная благодарность за зачистку домика старой женщины.

– Проблемы?! – грубым басом поинтересовался Щенок, занявший плоскую подушку в изголовье единственной кровати.

– Никаких, – сухо ответил Парень и снова перевел взгляд на черный затылок Девочки.

Она передернула плечами, закинула голову назад и уставилась немигающим взглядом на Парня. Потом привычно медленно открыла рот, показывая черные зубы, черные десны, черный язык… Парень знал, что и слюна у Девочки была черная. Это все угли, которые ей вложили в рот, когда ей было три или около того. Возраст посвящения.

– Что за хрень? – вмешался Щенок. – Это что за нахер такой?! – он подошел и засунул нос прямо в рот Девочке, принюхиваясь. Она только открыла глаза шире, вцепилась в тонкое одеяло под собой и засопела носом, стараясь не откусить Щенку морду.

– Это люди, – вздохнул Парень. Он прихватил Щенка за шкирку и достал из зева Девочки. – У них странные обычаи. Не стоит им уподобляться. И следи за речью.

Девочка с белым лицом обхватила свою челюсть тонкими пальцами, затянутыми в перчатку, и странными движениями проверила, нет ли вывиха. Парень ненавязчиво потянул ее за волосы, и Девочка снова развернулась к нему спиной, выпрямившись по струнке, и терпеливо ждала, пока он пробирался своими когтистыми пальцами сквозь колтуны. Она любила Парня своеобразной любовью спасенного от неминуемой гибели человека, который все еще не мог понять, за что это чудовище спасло именно его.

Когда Парень заплел ей две косы – единственную прическу в его арсенале, да в принципе единственную прическу, одобренную Орденом, – Девочка развернулась к нему, приложила палец к своим губам, потом к его и потом несколько раз собрала пальцы в щепотку, изображая речь.

– Скажи: ”Расскажи, как все прошло”, – потребовал он.

Девочка удивленно выгнула спрятанные под гримом брови. По лбу пошли трещинки. Парень вздохнул, облизнул палец и разровнял белую краску. Потом с грустью осмотрел покрытую прозрачной чешуей подушечку пальца и отстраненно подумал, что вымывать эту краску придется еще неделю. Он не знал, как объяснить Девочке, что скоро его не станет и ей придется самой договариваться с Охотником и, возможно, самой выживать… ведь неизвестно выживет ли Охотник, исполняя свое обещание убить Парня.

– Расскажи, как все прошло! – не выдержав, рявкнул Щенок со своей подушки.

Парень вздохнул. Он за двести лет в смертном обличии не вздыхал столько, сколько за последний месяц с этим Щенком.

– Однажды по пыльной дороге шли Охотник, Девочка с белым лицом, Парень с душой змеи и Щенок со сломанным хвостом, – начал он, поглаживая Девочку по еще влажным волосам. Она обняла колени и смотрела сияющими черными глазами. Угли. Ну точно же…

– И вот, когда начало уже смеркаться, они наткнулись на покосившуюся хижину. Там стоял грохот и вопил ребенок. И тогда Щенок…

– Я! Я! Я первый заметил!! – радостно перебил Щенок, переминаясь с лапы на лапу на подушке. Его сломанный хвост восторженно вилял.

– И тогда Щенок сказал, что в доме находятся умирающая не очень аппетитная старуха, умирающий почти обескровленный пацан и демон, пытающийся ими двумя насытиться. Охотник велел Девочке оставаться и следить за Щенком, так как тот предложил доесть пацана – все равно не жилец. Девочка взяла Щенка на руки и стала ждать. А Охотник в это время ворвался в хижину. Там действительно стоял мальчик с кочергой в руке. Он защищал старую женщину с окровавленными седыми волосами. Она была без сознания. Перед ними стоял демон, схожий с крокодилом и волком… ты видела в книжках изображения крокодила и волка?.. Хорошо… и мальчик бил по морде демона раз за разом, не давая подобраться к старой женщине. Это злило ослабленного демона, но веселило, ведь он не чувствовал боли. Он не ведал страха. Он познал только голод, и голод вел его на запах крови и греха. Ведь эта женщина погубила младенца, чтобы она и этот мальчик могли выжить. Но демону не важны причины, важен только сам грех, делающий человеческую кровь питательной и целебной. Охотник не стал ждать. Он использовал всю свою силу и приказал демону замереть, принять свою смертную форму, после чего вскрыл демону горло, слил его кровь в землю, сцедил яд в баночку, а тело сжег. Старую женщину он привел в чувство, а мальчику сказал, как найти Орден, если тот захочет стать охотником… когда ему будет больше нечего терять. Охотник хотел уже идти дальше, но добрая женщина нашла в себе силы принять спасителей. Она поделилась с ними последней буханкой хлеба и рассказала, где можно найти чистой воды. Она позволила Девочке с белым лицом обмыться на заднем дворе и дала Парню с душой змеи старые ботинки своего мертвого мужа, чтобы Парень не ходил босиком… она… была доброй женщиной…

Парень с душой змеи еще какое-то время поглаживал волосы уснувшей Девочки с белым лицом. Щенок устроился в изгибе ее живота. Парень ждал, затаив дыхание, и осматривался. Все углы. Все тени… но сегодня Девочка не видела снов.

Парень встал, подошел к окну. На улице, глядя в небо стоял Охотник. Глаза его едва заметно мерцали в темноте. Он перевел взгляд на Парня, не поворачивая головы. Парень медленно покачал головой из стороны в сторону. Охотник кивнул, опустил взгляд и еще раз посмотрел на зажигалку в руке.

Парень потянулся и щелкнул хвостом, закрывая на другом конце комнаты дверь. Потом вздохнул и сел под окном, продолжая лениво осматриваться.

Сегодня они в безопасности.

А завтра этот дом сгорит и останутся только угли.

4 Одеяло

Охотник сидел на земле. Он смертельно устал и хотел есть. Но это была наименьшая из его проблем. Щенок поймал несколько белок и уже сожрал одну вместе с шерстью. Парень откопал какие-то клубни.

А вот эти гребанные нитки никто кроме него, Охотника, не распутает. Ну конечно. Зачем кому-то этим заниматься, когда можно бесцельно следить за ходом облаков, да?

Он вздохнул и снова попытался подцепить узелок.

Солнце садилось. Надо бы успеть набраться сил до того, как из каждой тени полезут демоны. Но пока что воздух пах только приближающимся дождем и тонким ароматом пыльной земли. Где-то, Охотник чувствовал, на ветках зарождалась жизнь, а это значило, что он не зря топтал пути и дороги.

– Как ты это делаешь? – поинтересовался он в пустоту.

– М? – уточнил Парень с душой змеи.

– Это! – Охотник поднял в воздух свое так называемое одеяло, из которого торчали спицы и запутанный клубок.

– Ноооо, – Парень перевел растерянный взгляд с Охотника на Девочку, та покрутила пальцем у виска и равнодушно пожала плечами. – Но я этого не делаю, – закончил свою мысль Парень.

– Да? – беззаботно улыбнулся Охотник. – А кто меня этому научил?

– Не я.

Солнце рухнуло за горизонт внезапно и фатально. Девочка с белым лицом закусила и начала нервно пожевывать кожу на своих тонких перчатках. Охотник все с такой же холодной улыбкой, не глядя, достал и положил рядом с собой кинжал. Щенок со сломанным хвостом едва заметно увеличился в размерах, а Парень продолжил заниматься костром и приготовлением редкого ужина.

Им повезло. Они далеко забрались от мертвых земель и теперь все чаще встречали домики и живность. Иногда попадалась даже тень, отброшенная живыми зелеными деревьями.

– Старик, а куда мы идем? – спросил Парень через плечо Охотника.

– В Город, – отрезал тот. Ответ всегда был один и тот же. Охотник мог забыть что угодно: свое имя и имена спутников, как держать ложку и как застегивать свои сапоги. Но он всегда знал, что они идут в Город.

– Почему “старик”? – вдруг спросил Охотник. – Мне не так много лет, и ты явно меня старше! – Он выглядел искренне возмущенным. – На сколько? Лет на двести-триста??

– Тысяч, – поправил его Парень. – Двести-триста тысяч лет.

– И при этом я – старик… – пробурчал Охотник и снова попытался вязать свое… одеяло.

Боковым зрением он видел, как их обступают тени. Он видел, как Девочка, отчаянно отодвигавшаяся от огня, все-таки протянула избитые окровавленные стопы в круг теплого света. Парень, проходя мимо, кинул ей за спину мешок с их вещами. Парень с душой змеи не любил, когда спины были открыты.

Охотник видел. Но он вязал полотно, вплетая в каждую петлю свое воспоминание. Завтра он скорее всего не вспомнит этой ночи, но вдруг он сможет прочитать ее в этих завитках из грубой колючей пряжи.

Охотник принюхался. Он вдохнул полной грудью, пропуская через себя воздух, ночь, искры, грязь, приближающиеся тучи, небо, бесконечное небо над ними и еще выше, звезды, весь их жар и весь их холод. Охотник дышал. Серые глаза его мерцали под трепыхающими веками. Обожженные, белесые от злого солнца ресницы склеились. Он так устал. Он отлично помнил, что очень устал.

Он открыл глаза. Перед ним стоял какой-то Парень с его жестяной миской в протянутой руке. Он пах ядом и гнилью. Плохо. Там в тени пряталась какая-то Девочка. Судя по всему одна из Ордена Видящих Сестер. У его ног лежал и беззаботно грыз кость Демон.

Охотник положил руку на кинжал.

– Эй, старик… – с едва заметной улыбкой произнес Парень и снова ткнул его в плечо миской. Охотник моргнул раз, другой. Сияние покинуло его глаза.

– Первое правило Статута Охотников: Демон – это грех. А греху не место на земле. Второе правило Статута Охотников: Человек может стать демоном, демон человеком – никогда. Третье правило Статута Охотников: Демон – это зараза. Где есть один, на запах греха обязательно придут другие…

Охотник всегда помнил Статут.

Но сегодня он не пригодится. Охотник взял плошку и с аппетитом стал поглощать тушеную белку с какими-то сытными клубнями, надеясь, что и в этот раз им повезет и еда не будет отравлена грехом.

– Ложитесь спать, – сказал наконец Охотник. Он не помнил своих спутников, но должен был проявить… гостеприимство что ли, – здесь чисто. Нет ни одного демона… – он скосил свой серый взгляд на Щенка. Тот дернул вислыми ушами, не отрываясь от трапезы.

Девочка с белым лицом уснула тут же, сидя, опрокинув голову на грудь, пальцами ног касаясь алых углей. Парень аккуратно положил ее на бок на мешок с вещами, согнув ей колени, а сам обошел и лег рядом спина к спине.

Охотник встал, отряхнулся и вышел в тень. За ним шаг в шаг шел Щенок. Шерсть по его хребту стояла жесткой щеткой. Зубы оскалены. Глаза светятся во тьме. Охотник перехватил кинжал поудобнее, махнул Щенку, мол, сиди. Сделал шаг в ночь и одним движением поймал демона прямо за пасть. Зубы клацнули – жертвой демона стала пустота. А Охотник зажал ему пасть покрепче, не давая снова разжать ядовитые зубы, заглянул демону в глаза и приложил палец к губам.

– Шшшшшшшш, – прошептал он, потом медленно, очень медленно отпустил пасть и мотнул подбородком в противоположную от костра сторону. Демон посмотрел на Щенка, потом в глаза Охотнику, облизнулся и слился с темнотой.

Охотник проводил его мерцающим взглядом. Потом лениво поднял это, прости Господи, одеяло с земли, отряхнул его и накинул на свернувшиеся на земле две фигуры.

Достал спутанный моток пряжи и продолжил с ним возиться, цепляя узелки лезвием ножа.

5 Пытка

И вот наконец-то пошел дождь.

Даже ливень. Тонны воды падали с неба.

Охотник запрокинул голову и открыл рот. Парень с душой змеи снял рубаху, прикрывающую его чешую, и подставил под тяжелые капли сухую потрескавшуюся кожу спины. Щенок со сломанным хвостом начал слизывать грязную влагу прямо с земли, пытаясь успеть до того, как вода бесследно впитается в изголодавшуюся почву.

Они пять дней шли по выжженным территориям.

А Девочка?

Она села на корточки, опустила лицо и дрожала всем телом. Она старалась прикрыть лицо руками в тонких кожаных перчатках, но видела, как белые разводы стекают по ладоням вниз.

Девочка открыла свой черный рот и взвыла бы, если бы могла.

Но они не слышали ее.

Зато она слышала. Тихий шелест капель, разбивающихся о пыль. Шипение воды, моментально испаряющейся от соприкосновения с жарким телом. Она слышала, как поднимается влажным паром душный туман.

Охотник лег на землю, раскинув руки, и промокал. Потом, позже, он достанет из сумки все фляги и миски, но сейчас он становился озером. Он согласился бы утонуть, но утонуть он смог бы только в грязи, что постепенно образовывалась вокруг.

Парень танцевал под дождем и хохотал. Как давно он смеялся в последний раз? Год назад? Сто лет? Тысячу? Но сейчас запекшаяся кровь вымывалась из трещинок его чешуи. Он снова становился гибким и гладким.

Они выжили.

Они будут жить.

Парень с ужасом осознал, как радует его эта мысль.

Он остановился. Запрокинул голову к небу и стоял так, в надежде захлебнуться дождем.

А Девочка?

Она стояла на коленях, прижавшись ладонями к чернеющей земле, опустив лицо, и смотрела, как намокают ее черные косы. Как с кончиков волос начинают капать мутные капли воды. Ее выжженные слезные каналы болели от неспособности излить душу. Ее одежда стала тяжелой и практически прозрачной. Ее ступни стали скользкими и морщинистыми. Каждая капля оставляла синяк на ослабленном теле.

С кончика ее носа сорвалась прозрачная дождинка.

С кончика ее носа сорвалась прозрачная дождинка.

С кончика ее носа…

сорвалась…

прозрачная…

Девочка подскочила и оглянулась в ужасе. Рядом с ней лежал Щенок. Он тяжело и сыто пыхтел, его мягкое брюхо раздуло от выпитой воды. Она аккуратно его потрогала, и он булькнул всем телом, а из ноздрей вытекла тоненькая струйка. Девочка со смытым белым лицом подхватила Щенка, прижала к себе и оглянулась. Они были в поле. В гребаном выжженном поле, постепенно затапливаемом благословенным дождем.

Девочка побежала к блаженно улыбающемуся небу Охотнику. Он перевел на нее мерцающий взгляд, но сквозь пелену воды Девочка была для него спотыкающимся и вязнущим в грязи пятном. Она падала, не могла встать, ее давили тонны воды… Тогда она закусила холку Щенка, приподняла свою голову вместе с его мордой повыше и поползла. Добравшись до Охотника, она закинула на него руку, ища поддержки, но увидела, как его тело просело глубже во влагу. Охотник был счастлив. Скоро он станет озером. Девочка положила на его грудь Щенка и спустила его морду с плеча. Из пасти тут же полилась вода.

Девочка встала и пошла к Парню с душой змеи. Он стоял, запрокинув лицо к небу. В его носу была вода. В его глазах была вода. В его открытом рту была вода. Он был счастлив. Он скоро утонет.

Но она, как она будет жить без него? Девочка толкнула парня. Со всей своей силой. Всем своим весом. Но куда ей пытаться сдвинуть с места века и века, и века.

Она встала на цыпочки, обхватила его блестящее от чешуи и дождя лицо своими руками, измазанными черной грязью и остатками белого грима и кричала, заглядывая в его глаза. Но куда ей перекричать природу.

Тогда она обошла его со спины, разбежалась и врезалась в него, повалив лицом в грязь. Вот поэтому Парень и не любил открывать свою спину. А Девочка отдышалась немного, сидя на его плечах, откинула мокрые волосы с уже не белого лица и потащила его то за руку, то за ногу, то вспахивая лицом землю, обдирая колени, ломая спрятанные в перчатках ногти, зубами цепляясь за камни, чтобы продвинуться еще на миллиметр туда, где тонули в озере Щенок и Охотник.

А дальше?

Дальше было все просто. Она нашла то, что Охотник называл одеялом, собрала какие-то платки и натянула над ними подобие крыши. Какое-никакое, а укрытие. Она стянула с себя некогда белые одеяния. Она спрятала в коленях некогда белое лицо. И дрожала. А на выпирающих под кожей позвонках постепенно проступали синяки, набитые благословенным дождем.

Позже, намного позже, Охотник перестанет быть озером и сможет развести огонь, потому что то, что он называл одеялом, и не горело, и не промокало… только он мог продолжать называть это одеялом.

Позже, намного позже, Парень не утонет, он накинет на избитые кости Девочки свою пыльную, со следами крови, но теплую рубаху и сядет причесывать ее мокрые волосы, пока они не высохнут, чтобы заплести чистые блестящие косы.

Позже, намного позже, Щенок откопает во влажной грязной земле жилку белой глины. И молча будет тыкать Девочку носом, пока она, сжавшись и все еще дрожа, будет наносить ее на лицо.

Позже, намного позже, Девочка будет сидеть и смотреть в небо и думать, что это небо плачет все те слезы, что она не может.

А пока?

Дождь шел пять дней.

И вот наконец-то дождь закончился.

6 Благородный

Проблема заключалась только в том, что Девочка с белым лицом… спала. Спал и Парень с душой змеи. И даже Щенок.

Не спал только Охотник.

И он смотрел мерцающими серыми глазами, как там, за пределами круга света от костра, к ним начала свое движение тень. То была огромная тень. От ее тела в прохладной ночи валил пар. Она дышала, каждый раз выдыхая тихое “пф” в ночи. Глаза ее тускло светились.

Охотник аккуратно, чтобы не шуметь лишний раз, повел по земле рукой, ища Девочку в темноте. Он нашел ее стопу и дернул за поджатые пальцы. Она не проснулась. Тогда Охотник взял ее за щиколотку и с силой потянул, продолжая наблюдать за тенью. Но Девочка не проснулась. Даже жар ненавистного костра рядом с пятками не пробудил ее.

Тень снова сделала шаг. Земля содрогнулась.

– Проснись! – приказал Охотник тем самым голосом. Но и тогда Девочка не разомкнула глаз. Охотник не знал, то ли это от того, что он в принципе не мог пробудить ее, а мог только погрузить в сон. То ли страх все-таки разбавил необходимую концентрацию голоса. То ли надо было на нее все-таки посмотреть… Но как отдавать приказ закрытым глазам.

Шаг.

Пфффф…

Шаг.

Тень походила на движущийся дом, нет, крепость, да что там, замок! Целый город надвигался на них, а он, Охотник, не заметил этого, упустил, не почувствовал, и теперь Тень их раздавит, растопчет с тихим выдохом “Пф” в темноту. Не заметит и уйдет.

Уйдет пожирать души.

Охотник запрокинул голову, пытаясь рассмотреть морду тени в темноте. Сейчас он выдохнет, встанет, и вступит в бой. Так сказано в Статуте. И он отдаст жизнь, защищая людей – своих и не только.

Он продолжил слепо водить рукой в темноте, пытаясь отсрочить неизбежно. Вот холка Щенка, он заскулил. Вот снова обтянутая кожаной перчаткой тонкая рука. Где-то там должен быть нож…

Шаг.

Дрожь.

Подскочили даже поленья.

Глаза Охотника болели, но он отказывался моргать – вдруг он моргнет, а тень уже тут. Охотник не мог дышать – его ноздри заполнил смрад греха и разложения, отвратный запах демона, которого не сможет победить никто. Охотник не мог шевелиться…

Но что это?.. вот она, рукоятка ножа, его пальцы наконец-то нашли его.

Охотник готов.

Он выдохнул, приготовился встать. Сжал кинжал покрепче…

Ему в руку впились два острых клыка.

Медленно, очень медленно Охотник оторвал взгляд от надвигающейся неизбежности, обернулся и увидел сонного Парня с душой змеи. Тот одной рукой прикрывал спящую Девочку с белым лицом, второй растирал глаза.

Шаг.

Пфффффф

Парень содрогнулся всем телом, на щеках блеснула чешуя. Он вскинул голову, в ужасе уставился на тень, потом перевел взгляд на Охотника, на его замершую в воздухе руку… на выпадающий из парализованных ядом пальцев кинжал…

Нет. Нет-нет-нет-нет!

Нет, он не хотел, он не специально…

Охотник и Парень долго смотрели друг другу в глаза. Охотник смог улыбнуться, глаза его потухли. Парень пожал слегка плечами, взял Щенка на руки, прижал его к груди, сел так, чтобы касаться и Охотника, и Девочки.

Они закрыли глаза.

Огромное копыто тени наступило на их жалкий костер, потушив моментально. Морда опустилась. Влажный нос коснулся их макушек. Вдохнул. Выдохнул “пф”.

Шаг.

Земля содрогнулась.

Тень последовала дальше.

А Девочка с белым лицом продолжала видеть сон, где по зеленой сочной поляне шел по своим делам

Олень.

7 Поля

Охотник ел голубя.

Не то чтобы это было очень вкусно или даже сытно, но жареное мясо есть жареное мясо. Он напевал себе что-то незатейливое под нос, облизывая пальцы, и запрокинул голову, чтобы подмигнуть серому небу – сегодня день удался.

Темная ночь пылала огнем.

Сегодня им не повезло. Сегодня ночью Девочка с белым лицом, никого не предупредив, решила, что видеть сны – это хорошая идея. И приснила же, дура набитая, огнедышащую тварь.

Сухое поле горело, освещая всполохами фиолетовое небо. Дым уходил во все стороны. Скоро, возможно, сбегутся другие демоны и тогда Парню, конечно же, не жить.

Охотник перевел сытый взгляд на Парня с душой змеи. Тот тяжело дышал. Рубашка на нем местами обуглилась, местами просто тлела, оголяя тщательно спрятанную пересохшую чешую. По подбородку Парня стекал зеленоватый яд, который, судя по подпаленным волосам Парня, так и не попал в организм демона. Оно и неудивительно. Огромная ящерица представляла из себя живой факел.

С пронзительным визгом к ногам охотника приземлился Щенок, его дымящаяся тушка прокатилась немного по земле, прежде чем Щенок поднял голову, потряс ею, хлопая ушами по морде, и сообщил сиплым басом:

– Гнида!

– Я? – поинтересовался равнодушно Охотник.

– И ты, – согласился Щенок. Он повел носом, и на темных губах тут же заблестела слюна.

Охотник только хмыкнул.

В этом мире, после сошествия демонов, вымерли практически все птицы. Согласно Статуту тихие наблюдатели ангелов покинули этот мир вместе со своими небесными благодетелями. Но не голуби. Голуби остались.

Ящерица подняла голову к небу и издала утробный рев, плюнув в небо столпом пламени.

Ну точно… своих звала.

С неба посыпались обугленные, но зато хорошо проготовленные тельца.

– Хочешь жрать – неси, – посоветовал Охотник Щенку и остался сидеть и наблюдать как Щенок, прихрамывая и виляя пухлой пушистой задницей, опустившись к земле, прижав уши, за крыло тащит голубя обратно, ловко маневрируя между лап демона и уворачиваясь от его хвоста.

Щенок лег рядом с Девочкой с белым лицом. Тело ее было выгнуто в неестественной позе, макушкой и пятками она уперлась в землю, а животом тянулась к небу, словно там кто-то поймал ее на удочку за пупок. Руки в черных перчатках болтались, кончиками пальцев она скребла землю, выводя только ей понятные узоры.

Охотник выбросил косточку и принялся за следующую.

– Помочь не хочешь?! – рявкнул Парень с душой змеи.

– Так прими истинный облик, что ты ноешь, – пожал плечами Охотник. В его глазах отражались гектары сожженной полыхающей земли, но сам взгляд оставался холодным и отстраненным. Щенок навострил уши.

– Да ты же убьешь меня тогда! – заорал Парень. Огненный демон сделал еще один шаг в сторону бессознательного тела Девочки с белым лицом.

– Демоном больше, демоном меньше, – пожал плечами Охотник.

Парень с душой змеи замер. Он повернулся спиной к огненному чудовищу. Он опустил руки и слегка приоткрыл рот, чтобы не наглотаться собственного яда. Он посмотрел на Охотника – тот жевал, но вторую руку удерживал на пульсе Девочки с белым лицом. Он посмотрел на Щенка, все еще дымящегося и запертого в смертном теле. Он посмотрел на Девочку с белым лицом. Он помнил ее рождение. Помнил ее посвящение. Он помнил, как тихой тенью под кроватью прислушивался к ее слезам, пока те не выгорели, как и все ее существо. А сейчас она даже не увидит его конца.

– Да зачем же столько драмы… – вздохнул Охотник, покачал головой, достал из-под плаща древний револьвер и выстрелил, практически не целясь.

Мимо вытянувшейся безгубой морды Парня пролетела ледяная пуля. Своими истинными глазами он видел только силуэт Охотника. Синий, практически ледяной силуэт. Только глаза его пылали алым огнем и в сердце затаилась черная бездна.

За спиной Парня с душой змеи рухнул демон в своем смертном обличье. Щенок опустил морду на лапы и делал вид, что спит. Девочка с белым лицом свалилась тряпичной куклой и дрожала, так и не проснувшись.

Охотник бросил на нее это отвратительное подобие пледа, посмотрел на горящие поля и покачал головой.

– Костер, наверное, разводить сегодня не будем.

И протянул руку к следующему голубю.

8 Ведьма

Солнце опускалось за горизонт, когда они увидели маленькую черную точку, рябящую на фоне оранжевого шара. Дорога была все так же покрыта трещинами. Справа и слева – пустые поля. Охотник шел вразвалочку, ссутулив плечи и поднимая облака пыли, за ним след в след шел Парень с душой змеи, опустив голову и подставив чешуйчатую шею жаркому небу. За заскорузлую рубашку, когда-то белую, его держала пальцами, обтянутыми в тонкие черные кожаные перчатки, Девочка с белым лицом. Во второй руке она держала беспрерывно ругающегося матом Щенка со сломанным хвостом. Он больше не мог идти. Его следы высыхали бурыми пятнами на пыли.

Казалось, они умирали.

Казалось, они умерли уже давно.

Оставалось непонятным только, почему они идут по этому аду вместе.

Но вот Девочка с белым лицом подняла черные глаза и увидела точку. Это могли быть пятна перед обмороком. Это могла быть муха, присевшая на ресницы. Это мог быть камень, в конце концов.

Но она остановилась. Кусок рубашки отломился и остался в ее пальцах, потому что Парень с душой змеи не сразу заметил и продолжил идти. Охотник бросил взгляд через плечо и увидел только статую посреди раскаленной дороги.

Черная точка на горизонте пошевелилась. Девочка вздрогнула всем телом. Тут же она отправила палец себе в рот и попыталась послюнявить его. Не вышло. Она топнула ножкой, и подошва осталась в горячей пыли. Недолго думая, она сунула палец в пасть Щенку.

– Да ты охренела, – пробасил тот, пытаясь языком вытолкать ее палец. Был бы палец – палец, он, может, и откусил бы, но это же перчатка – какой толк жевать перчатку. Щенок долго возил языком, но избавился от нежелательного вторжения.

Девочка внимательно изучила поверхность перчатки и, обнаружив влажный отблеск, быстро провела две линии по белому потрескавшемуся гриму от глаз до подбородка, изображая слезы.

Она сделала шаг.

Другой.

Третий.

Она на ходу впихнула Щенка в руки Парня.

Она оттолкнула Охотника, наблюдающего за ней мерцающими серыми глазами.

Она побежала. Хромая и дергая одной ногой, той, на которой отвалилась подошва. Ее ноги давно не были белоснежными. Давно не были нежными. Она прошла сотни тысяч километров. Об мозоли на ее ногах можно было точить ножи… но кожа пузырилась от жара дороги. А Девочка с белым лицом шаг за шагом приближалась к точке на горизонте.

Она упала на колени. Те тихо зашипели и запахли сладковато.

Перед ней, прислонившись к столбу, сидела старуха: колени подтянуты к груди, татуированные руки покоятся расслабленно сверху. Она была толстой. Почти лысой, только у висков торчало пара седых клоков. Она была красной. Макушка бордовая. Щеки, лежащие на плотном платке, намотанном на шее, были розовые. Глаза залиты кровью лопнувших сосудов. И нежные-нежные десны, которые она оскалила, глядя на Девочку с белым лицом.

А Девочка раз за разом делала один и тот же благоговейный жест в районе живота и била лбом поклон. От души так. Со всей дури. Сперва пыль покрылась белым гримом, следом каплями алой крови.

Старуха зашипела по-звериному и попыталась пнуть Девочку.

– Чего это она, – прошелестел подошедший Охотник. – Что она говорит? – он перевел мерцающий взгляд на озадаченного Парня с душой змеи. Парень пытался бездумно гладить Щенка и чудом каждый раз вовремя успевал убрать пальцы от острых молочных зубок.

– Она говорит: ”Мать” …

– Это ее мать? – если бы в Охотнике оставались силы, он бы, наверное, удивился.

– Нет, – Парень пожал плечами. – Так называют настоятельниц в храмах Ордена Видящих Сестер.

– Тех, что в младенчестве кормили ее тлеющими углями?

– Да.

– Охренеть, – успел вставить Щенок, пытаясь укусить хоть кого-то. Демоны легко обходились без воды. Гораздо тяжелее они переносили голод.

– Это Мать? – поинтересовался Охотник.

– Уже нет, – все так же озадаченно ответил Парень. – Матери не покидают храмов. Это изгой. Она должна была умереть давно.

Старуха уперлась пяткой в лоб согнутой Девочки и смотрела неотрывно черно-красными глазами то на Охотника, то на Парня.

– Дииииитяяяяяя, – проскрипела вдруг она. Девочка, услышав голос, нежно прижалась белой щекой к грязной ноге. – Воооодааааааа.

Девочка с белым лицом осмотрелась. Ее фляга давно опустела. Парень с душой змеи не пил. Охотник… он ткнул в нее указательным пальцем и покачал в предупреждении головой, рукой отводя свой бурдюк за спину. Его глаза мерцали, но тухли.

Тогда Девочка с белым лицом кивнула себе. Поджала невидные за гримом губы, схватила острый камень, выпростала тонкую руку вперед, занеся ее над жирным красным потным лицом лысой старухи. Та хихикала. Она не смотрела на Девочку. Она смотрела на Охотника.

Девочка поднесла камень к нежной тонкой коже и…

На белый грим брызнула бурая горячая кровь. Голова старухи накренилась под странным углом. Из горла виднелись белые кости в алой влажной пленке. Алая пена, булькая, сорвалась с дряблых губ. Залитые кровью глаза все так же не смотрели на Девочку. Тяжелая вытянутая нога подрагивала, поднимая облака пыли.

Если бы Девочка могла, она бы взвыла. Она повторяла жест рядом со своим впалым животом. Она сжимала в руках пригоршни пыли и посыпала ею свое оскверненное лицо, закидывая в открытый сухой рот, глаза, нос. Она била себя в грудь обтянутым в черную перчатку кулаком…

Парень с душой змеи подошел и взял ее на руки. Он укачивал ее, как дитя, молясь про себя, что ей не будут сниться сны.

– Вы того, – сказал щенок, поднимая морду, – идите. Я догоню, – его шерсть была алой. Он сыто икнул.

9. Дом

Охотник, Парень с душой змеи, Девочка с белым лицом и Щенок со сломанным хвостом стояли, задрав головы вверх. Перед ними посреди выгоревшего поля высилась дырявая стена.

На плече Охотника висела гирлянда из на удивление жирных тушек крыс – видимо, они питались либо собратьями, либо не здесь. Желудок Охотника уже даже не урчал, он рычал, словно старый демон. Они так долго шли без отдыха. Они не позволяли спать себе. Не позволяли сомкнуть веки Девочке. Они только шли. Охотник все обещал им, что Город рядом, но на самом деле он знал только одно: они окружены и в безысходности.

И вот в середине ничего стоит стена.

– Что это? – спросил наконец Охотник. Он понимал, что зря они остановились. Ведь больше они не смогут сделать ни шагу.

– Сыр? – предположил Щенок басом.

Охотник слегка склонил голову набок и, не смотря, спросил Парня.

– Что такое сыр?

– Твердое молоко с солью, – пожевав губами, ответил тот. – Нас кормили им пару месяцев назад на ферме, помнишь?

– Нет.

– Демон отравил колодец и утаскивал к себе жителей.

– Ах этот… Не, тогда точно не сыр. Там он белый и мягкий и… ну… небольшой.

– Мы ж не знаем, сколько он тут стоял, – Щенок вяло чухал мягкой лапой ухо. – Может, вырос и того… зачерствел.

Парень с душой змеи прикусил кончик своего большого пальца. На зубах остался лоскуток прозрачной чешуйчатой кожи. Его тревожило какое-то далекое воспоминание. Он знал, что это. Он должен был знать. Он не помнил. Вместо ответа к нему врывались непрошенные образы его прошлых жизней, тех, где не было этой Девочки с белым лицом и тех, где не было Охотника с потухшим от усталости взглядом. Парень опустил глаза. Охотник поклялся, что когда-нибудь убьет его, Парня. Оставалось только надеяться, что они успеют дойти до безопасного Города. Вообще до какой-нибудь безопасности, потому что сейчас они стояли открытые, как на ладони.

Парень вздохнул и решил обойти эту стену – может, ответ таится с другой стороны?

– Это куб, – сообщил Парень.

– Дырявый? – уточнил Охотник.

– Такой же, – подтвердил Парень.

– Бесполезная постройка, – хмыкнул Щенок.

Девочка с белым лицом внимательно скользила взглядом черных глаз по стене, она подмечала каждое отверстие, каждую трещину, каждый выступ. Девочка приоткрыла выкрашенные белым гримом губы, и небо увидело ее опаленный черный зев. Пальцем в черной перчатке Девочка прикоснулась к стене и ладонью по-паучьи поползла вверх, изучая симметричный странный узор. Краем уха услышав знакомое слово, Девочка ударила ладонью себя по лбу, с него посыпались белые хлопья, оголяя намек на кожу под плотным покровом краски. Она сложила руки – пальцы к пальцам – подняла их углом над головой и замерла.

Порыв сухого горячего ветра всколыхнул толстые темные косы Девочки.

Щенок передумал и опустил лапу.

Охотник перевел уставшие серые глаза на маленькую тощую фигуру в некогда белом платьице, замершую на фоне бесцветной стены. Ее черные глаза остекленели.

– Дом, – тихо произнес Парень. – Она говорит, это дом.

– Безопасность? – слабо уточнил Охотник.

– Очень сомневаюсь, – честно ответил Парень, но все же двинулся к Девочке, раскрывая ей навстречу руки. В последнее время она совсем ослабла. Она стала тенью тени. Ей нужен был сон. А им – чтобы она не спала.

Шаркая и поднимая пыль, след в след за Парнем пошел Охотник. Вздохнув, за ними потрусил Щенок. Они подняли Девочку в кокон из рук и вздохов, и сожалений, примостили ее голову то ли одному на плечо, то ли на грудь второму и вошли в разверзшуюся пасть того, что, она им пообещала, может быть домом.

Они вошли.

Щенок встал в дыре, где раньше была дверь, где теперь не осталось даже воспоминания о закрытости и защищенности. Он смотрел в спины удаляющимся Парню и Охотнику, слегка сощурив вечно слезящиеся молочные глаза и, мотнув головой, медленно, не торопясь, лег. Щенок занял собой весь дверной проем, его передние лапы, на которые он опустил мощную теперь узкую морду с тускло светящимися глазами, выступали наружу и закапывались в пыль. Его хребет касался верхнего косяка. Длинный пушистый хвост заметал следы ушедших смертных во всем холле.

Щенок остался один на один с открытой дверью, луной над небом и опустившейся ночью за дырявой стеной.

– Дом, – фыркнул он, и из его влажного носа вырвалось облако жаркого пара, а с алого мясистого языка начала капать желтоватая гнойная слюна. – Скажешь тоже.

Охотник замер и со сдерживаемым любопытством изучал ступеньки. Конечно, он знал, что такое лестница. Он видел такие в деревянных домах: скрипучие, но надежные. Он взбирался по шатким лестничкам на сеновал. Он сотни тысяч раз босиком полировал каменную кладку ступеней в храме Охотников. Он даже горы проходил по лестницам. Но эта была какая-то странная. Она шла вверх и обрывалась. А там, если изогнуться и заглянуть, можно было увидеть, что она снова шла вверх и обрывалась.

Вверх. Обрыв. Вверх. Обрыв.

Лестница не вела ни в коридор, ни в комнаты, ни к другим лестницам. Просто на пустые каменные площадки с дырами в стене. Куда такая лестница могла привести?

Да только к падению.

Возможно, это им было нужно.

Возможно, это их благодать.

И Охотник ступил на первую каменную ступень. Только потревоженный песок зашуршал – ушедший далеко вперед Парень с душой змеи не оставлял следов. Охотник покачал головой и принял решение.

Он бродил по этим пустым площадкам и собирал. Тут кусок бумаги оторвал от стены. Тут нашел книгу со странными значками на страницах. Тут целую ножку от стула.

Охотник знал, что такое этажи. И на каждом он оставлял небольшой костер.

Потому что огонь ночью – это безопасность.

Парень с душой змеи нес свое предназначение на руках, на плечах и на сердце. Он до сих пор удивлялся, что в этой слабой жалкой смертной форме бьется его сердце, что иногда оно диктует ему решения и забирает воспоминания. Но он продолжал идти, держа Девочку с белым лицом на руках. Парень пробирался сквозь дыры в стенах и заглядывал в помещения, которые раньше были жилыми.

Парень тихим шепотом, одними губами озвучивал мягкие движения рук Девочки.

– Да-да, кажется, это был ковер, видишь, возможно, даже красный, так странно, я много тысяч лет не видел красного. Что говоришь? Охотник? Точно же! Его ужасное одеяло! Где он только взял эти красные нитки! А тут осталась даже… дверь? Да, дверь. Интересно, что за ней. Комната. А вот это вот? Нет, давай по буквам. Д.И.В.А… ааа! Мягкая кушетка! Диван! Такой странный! Нет, не трогай его. Он уже заплесневел. Направо? Давай. Что это? Кажется, хозяйская спальня и, смотри, настоящий шкаф. Может найдем тебе новое платье? Ну зачем обязательно белое, ты же не в Ордене больше, давай хоть какое, скоро сезон сменится, а у тебя платье тоньше тюли. Погоди, может, и пару рубашек найдем и… о…

Парень с душой змеи замер.

Перед ним висело зеркало.

Он увидел себя. Он так не хотел этого, но вот он тут. Стоит и наблюдает, как медленно опускает тонкую фигурку Девочки на пол.

Она похлопала его по плечу теплым жестом. Прижалась осыпавшимся лбом к спине на секунду: “Я тут”. И медленно двинулась в следующую дверь.

Девочка с белым лицом стояла в ванной комнате. Она усталым взглядом осматривала пыльную плитку на стенах, разбитые баночки на полу. Кончиком пальца в перчатке коснулась флакона духов незнакомой женщины – там все еще плескалась ароматная жидкость, законсервированная в стекле. Девочка с белым лицом позволила себе скрытую под гримом улыбку, подумав о мумиях.

Она присела на закрытую крышку унитаза и с любопытством нажала на кнопку. Девочка такие только во сне видела. Белые и холодные. А внутри…

Загрохотала вода?

Девочка подскочила, открыла крышку с отпечатком ее костлявых ягодиц на пыли и с удивлением увидела бурление зловонной воды.

Девочка оглянулась, увидела грязную ванну, открыла кран и долго завороженно смотрела на тонкую струю грязной ржавой воды. Акриловая ванна была просто пыльной, вода только пачкала и оставляла рыжие разводы на гладкой поверхности, собирая песок и осыпавшуюся крошку со стен в неудобоваримую кашицу.

Девочка сняла с себя тонкое ситцевое платьице, скомкала его и начала собирать влажную грязь со дна. Вода была ледяная, кожа перчаток промокла и от этого ломило пальцы. Но Девочка привыкла мыться и под дождем, и в озере, и, если повезет, в бочке.

Ее передернуло, когда тощая оголенная грудь коснулась холодной белой ванны. Какой же грязной была Девочка.

Она вздохнула.

Отодрала от ног приварившиеся к ступням ботиночки, аккуратно палец за пальцем стянула перчатки и разложила их на крышке туалета. Села в ванну, заткнула пяткой слив и подставила позвонки, выпирающие из шеи, под тонкую грязную ледяную струйку. Девочка наблюдала, как ванна заполняется мутной от белого грима водой, и голыми пальцами, слегка дрожа, распускала свои толстые косы.

В комнате стало тепло.

Это Охотник нашел их и развел огонь, поближе к Девочке. Он сидел к ней спиной и методично разделывал крыс. Парень с душой змеи изучал содержимое ящиков и дразнил Охотника, смотри, мол, из этой подушки можно будет сделать еще одно ужасное одеяло. Охотник добродушно отшучивался и доставал из своей сумки яблоко за яблоком, нанизывал на палочки и пристраивал над открытым огнем.

Девочка с белым лицом закрыла глаза.

Щенок со сломанным хвостом прижал уши. Шерсть встала дыбом.

Мир содрогнулся.

Горизонт заволокло демонами.

10. Сон

– Не хочешь ли ты отдохнуть? – спросил Охотник, и Девочка с белым лицом только и успела подумать: ”Нет! Небо! Пожалуйста! Нет!”

Она вяло мотнула головой, но уже проваливалась в сон.

На самом деле не было ничего ужасного в самом сне как таковом. Как бы она ни спала, где бы и когда бы, Девочка с белым лицом раз за разом оказывалась в одном и том же сне. Так научили ее в Ордене Видящих Сестер. Ведь каждый раз, если она видела другой сон, к ее голой детской коже прикладывали кусочек алого угля. И так до тех пор, пока других снов просто не осталось.

Девочка не принимала самого насилия. Этого искусственного погружения в забытие. Нет, это не больно, это в самом прямом смысле никак.

Но как же Девочка ненавидела Охотника, когда его серые, словно зимний дождь, глаза начинали слегка мерцать, и выбора у нее, у Девочки, больше не оставалось.

Трудно разве подождать до ночи?

Но вот Девочка с белым лицом уснула и как всегда оказалась на улице Города. Она по привычке посмотрела направо – там высилась в небо витрина торгового центра, в которой отражалось ее миловидное лицо и худощавое тельце, укутанное в какой-то несуразно большой и пушистый свитер, доходящий почти до колен. На плечах мягкими темными волнами лежали волосы, а лоб, на котором Девочка обычно писала короткие послания, был прикрыт аккуратной прямой челкой. Здесь она была похожа на куклу с пухлыми губками и длинными ресницами. Здесь она была Викки.

И Викки знала, чем все закончится. Видеть и помнить сны. Вот предназначение Ордена Видящих Сестер.

В руках Викки пиликнул дорогой телефон, она достала его из крохотной, но очень дорогой сумочки, название которой она никак не могла прочитать, но раз за разом оно ассоциировалось у нее с мяуканьем кошки.

Во второй руке Викки потекло мороженое – она и пару раз не успела от него откусить, но уже выкинула его в урну, ведь сможет купить еще.

Избыточность.

Викки разблокировала телефон аккуратными трепетными пальцами с почти прозрачной кожей, с голубыми прожилками и нежно блестящими ноготками. Викки ненавидела эти руки.

Викки ненавидела свои оголенные ноги, прикрытые только несуразно длинными носками и какими-то огромными неудобными ботинками. Ненавидела свое лицо, на котором было нарисовано лицо. Эти волосы, распущенные и пахнущие цветами.

Викки знала, к чему это приведет.

Она вздохнула и последовала течению сна.

Викки села на подогреваемую лавочку, справа от нее самозабвенно целовалась парочка. Парень запустил руку девушке под одежду и ворошил там, постанывая и укладывая свою подругу Викки чуть ли не на колени. Викки подвинулась слегка.

Мимо прошла молодая мама, она говорила по телефону и волочила за руку ребенка, не отрывающего взгляд от экрана своего гаджета.

Напротив сидел бродяга и скептически разглядывал брошенный ему бургер в бумаге. Он остался недоволен качеством подношения и выкинул его, как минуту назад выкинула мороженое сама Викки.

Через толстую подошву ботинок… Викки все время в этот момент вспоминала волдыри на своих пятках там, где она шла почти босиком по раскаленному песку… Через толстую подошву Вики почувствовала мелкую, едва заметную дрожь земли под слоями бетона и цивилизации. Содрогнулось метро. Содрогнулись парковки. С крыши высотки слетел голубь.

– Хэй! – гласило радостное сообщение в телефоне Викки. – Го сегодня тусить! Открылась новая кафешка, говорят там лапша – высший класс! Возьмем баблти и успеем еще уроки сделать.

– Сегодня не могу, – смайлик, смайлик, смайлик. Викки задумалась. Может, стоит написать: “Сегодня мы умрем” ?

Заворчали недра.

Это услышали все, даже сквозь рев пробки за спиной, даже сквозь непрекращающийся гул голосов и стрекот ногтей по экранам.

Гул земли услышали все.

И пока жрущие, идущие, покупающие, целующиеся, пинающие, орущие, незамечающие, все те, кто жил в этом-о-городе опустили взгляд к земле…

Девочка подняла взор к небу.

Она знала.

Только ее глаза оставались черными. Видящими.

И Викки увидела, как разверзлось небо и с него спустились ангелы, похожие на острые и всепоглощающие лучи солнца. Они касались земли и выжигали ее. Они касались людей, и те становились чудовищами. Они касались зверей, и те бросались в горло друг другу.

Не было больше неба. Было пламя, пожирающее бытие.

И кричали люди. И трещали рассыпающиеся стекла. И пошла трещинами земля, поглощая поглощающих.

Девочка стояла, а вокруг нее рушился мир.

Всего лишь сон.

Один из ангелов обернулся к ней через плечо, встретился своими золотыми глазами с ее желтыми и медленно приложил палец к губам. О том, что случилось с этим миром, знает только Орден Видящих Сестер. Так и должно остаться.

После этого, ангел указал перстом на нее, Девочку обдало лучом жгущего солнца, и кожа на лице тут же обуглилась и сварилась. Но не это было страшно.

А то, что от месива пожирающих друг друга монстров отделился один и пошел к ней. Он был стар, бородат, многорук и многолап. Его жвала вяло мяли выброшенный бургер.

Старик.

Бродяга.

Он сделал к ней шаг. Другой. Открыл пасть и уже предвкушал отличную трапезу, но Викки проснулась.

Как же здесь было… тихо.

Девочка с белым лицом смотрела черными глазами в небо. Небо смотрело солнцем на Девочку с белым лицом.

Где-то рядом сидел Охотник и оттирал свой нож от зеленой вонючей крови. Парень с душой змеи уже теребил Девочку за плечо, пытаясь помочь ей подняться. Щенок пытался отгрызть демону похожую на тараканью лапу.

Девочка с белым лицом на мгновение закрыла глаза.

Она видела.

11. Память

На самом деле обязанностью Видящих Сестер было помнить. Помнить свои сны. Помнить облики демонов. Помнить облики ангелов. Помнить, что произошло с миром, чтобы предотвратить это в будущем.

Но это приводило и к тому, что Сестры помнили то, как их сделали… ну… Сестрами.

Их забирали из колыбелей, тех девочек, что с первых дней жизни могли видеть сны. Их видели там, в том сожженном дотла мире старшие Сестры. Дело в том, что эти дети оставались людьми в хаосе тел и черной крови. Они лежали и сосали палец или плакали от ужаса, или жались к огненной груди ангела, что прикрывал их собой от кошмара разрушений. И тогда увидевшая Сестра запоминала примерное расположения девочки и шла за ней, находила, забирала у родителей и приобретала статус Матери, а вместе с этим – право говорить.

Так в свое время забрали и Девочку с белым лицом. Конечно, тогда ее лицо еще не было покрыто толстым слоем белого грима, скрывающего черные шрамы. Тогда глаза ее не были черными. Тогда десны ее не были черными.

Тогда Девочка с белым лицом была милым розовощеким пухлым младенцем, откормленным молоком и манной кашей, кажется, даже с маслом. Она, окутанная любовью и нежными муслиновыми пеленками, засыпала, вдыхая аромат теплой материнской плоти, эту смесь солоноватого пота, безопасности и счастья. Тогда ей не снились ни ангелы, ни демоны. Ей снился покой, Девочка точно помнила это, покой.

Но с тех пор, как за ней пришла Мать, Девочка больше не знала ни покоя, ни счастья, ни любви.

Сестры не были предназначены для этого.

Девочка с белым лицом помнила, как с ней, младенцем, разговаривали Матери и раз за разом повторяли ей:

– Молчи. Ты не смеешь предавать веру ангелов. Мы несем наши знания молча.

Матери не повышали голоса. Нет, они не били девочек. Не морили их голодом. На тарелках перед несознательными малышами всегда лежало картофельное пюре на воде, тертая морковочка и даже иногда тыква. Вот же ложка. Вот еда. Бери да ешь.

Нельзя было только плакать или издавать других звуков.

Девочка с белым лицом помнила это правило.

Сестер обучали. Старательно и терпеливо. Им читали Тексты. Им рассказывали истории. Их учили писать и читать. Рисовать – это был обязательный навык, ведь девочек не учили говорить, каждая из них должна была изъясняться как может.

Девочка с белым лицом всегда для речи выбирала собственное тело. Единой системы жестов практически не было, только некоторые универсальные жесты, означавшие “Мать”, Ангел”, “Демон”, “Охотник”… Поэтому Девочка брала кусочек угля – уголь был здесь повсюду – и писала слова прямо на себе. На руках, на худощавых бедрах. На бугристом от шрамов лбу.

Девочка с белым лицом помнила, как появились эти шрамы.

Их так обучали. Матери называли это подобием. Если ты увидела неправильный сон – ангел поцелует тебя. Если ты произнесешь звук – ангел поцелует тебя. Если ты забудешь текст и не сможешь жестами передать его значение – ангел поцелует тебя.

Ангелами называли пылающие жаром алые угли.

Девочка с белым лицом была нерадивой ученицей, чего уж скрывать.

Нет, Матери не были злыми, они выполняли наказ ангелов – тот самый, когда во сне каждой из них ангел просил, нет, требовал молчания, приложив палец к губам.

И Сестры молчали.

Сестры помнили.

Сестры несли это знание веками. Поколениями. Они были рождены, чтобы видеть, что произошло с миро, и не позволить этому повториться. Сестры не позволяли себе излишеств. Одно платье. Одна пара обуви. Растительная пища. Минимум удобств. Трагедия избыточности не должна повториться.

Сестры помнили это.

Помнили, каково это – сгорать заживо в пламени ангельского гнева.

Ведь они сгорали каждый раз, засыпая.

Девочка помнила, что такое боль, но, конечно, давно перестала придавать этому значение.

Самым важным моментом в жизни Сестер был день определения пути. Все Видящие Сестры становились или Смотрящими – те, кто искал новых Сестер, или Идущими – те, кто следовал с Охотниками и помогал демонам переродиться, или же Сведущими – те, кто познавал историю прошлого и накапливал знания.

Смотрящих лишали возможности ходить.

Идущих лишали возможности говорить.

Сведущих лишали возможности видеть.

Девочка с белым лицом стала Идущей. И ангел поцеловал ее сперва в голосовые связки. Потом в небо и язык. Ангел целовал ее десны и слезные железы. Ангел навсегда остался с Девочкой.

Девочка помнила это.

Девочка не держала зла на Матерей. Девочка была верной Сестрой Ордена Видящих. Она была готова отдать жизнь за Мать, за Орден, за Сестер. В принципе, Девочка просто не против была бы отдать жизнь, но ее раз за разом спасали.

Девочка помнила, что значит уважать, она помнила значение слова “любовь”, помнила все тексты, молитвы и обряды.

Девочка помнила.

Поэтому, когда однажды во сне она увидела, как ангел поднимает свою величественную солнцеподобную голову и смотрит ей в глаза, как он указывает перстом на помятую машину, где в детском креслице ворочался розовощекий младенец, укутанный в белоснежные пеленки…

Девочка проснулась.

И Девочка с белым лицом забыла.

12. Чудовище

У каждого ребенка в детстве должен быть невидимый друг, так полагали Сестры Ордена и благосклонно закрывали глаза, делая вид, что не слышат, как их маленькие подопечные бормочут греховные слова в темноте. Им это позволялось лет до пяти.

У Девочки же, тогда еще без белого лица, было Чудовище под кроватью.

И о нем не знали даже Сестры.

Девочка молчала. Она действительно, истинно молчала. Она была воплощением ангельского предназначения и не издавала ни звука. Матери тогда предполагали, что им попалась немая, и возносили благодарственные молитвы небесам, но на самом деле Девочка просто умела молчать.

А ночью, когда засыпали Сестры и Матери, когда переставали всхлипывать другие девочки, когда затихали сквозняки и просыпались демоны, Девочка залезала к себе под кровать, ложилась, морщась, на спину и протягивала израненную ладонь Чудовищу.

Чудовище был прохладным и гладким. Он не мог говорить, не материализовавшись в этом мире, а воплотившись, но он всегда с тихим шипением обхватывал ладонь Девочки и проливал на вздутые ожоги соленые слезы. Девочке было больно, конечно, но она молчала.

Девочка всегда была в ранах. Ее наказывали за то, что она отказывалась есть или ела слишком много, за то, что она потратила слишком много времени на умывание и слишком мало на расчесывание волос, за то, что она не забыла постирать свое единственное платье и за то, что она надела его еще влажным, потому что в Ордене не было отопления, был только гнев ангелов.

И их поцелуи.

– Нашлась тут бедняжка Джейн Эйр, – отчитывала Девочку ее Мать прямо на ней горячим утюгом разглаживая влажное платье, чтобы то высохло быстрее, – Знаешь ли ты, что можешь и умереть, если заболеешь? Ты думаешь, мы хотим твоей смерти? Ты думаешь, ангел выбрал тебя, чтобы ты просто простыла и исчезла??

Девочка подняла только глаза и корявыми печатными буквами углем прямо на стене спросила, что такое Джейн Эйр. Мать тогда покачала головой, дернула девочку за ухо, дала ей тряпку, чтобы отмыть стену и ушла. Но вечером под подушкой Девочка нашла старый Текст.

Ночью Девочка медленно беззвучно шевелила губами и водила по Тексту трясущимся пальцем, показывая Чудовищу на особенно интересные места.

Утром ее наказали за то, что она прикоснулась к Тексту.

Когда Девочка научилась видеть Тот Самый Сон, Чудовище покинуло ее. Девочка продолжала каждую ночь забираться под кровать. Она искала худощавой, похожей на паука рукой своего друга в темноте, но ногти скребли только пол. Тогда Девочка плакала, все так же беззвучно, потому что единственное, чего она на самом деле боялась, – это остаться одной и окунуться в сон.

Она не любила ангелов.

Другие девочки давно уже отказались от своих невидимых друзей. Или просто научились прятать свое сумасшествие от Матерей. Девочка до сих пор иногда слышала, как в темноте то одна, то другая что-то бормочет, тихо-тихо запихивая в рот желтоватую пахнущую плесенью наволочку, чтобы заглушить голос, а потом визг и тишина, ведь каждая девочка на самом деле знала, что в темноте стоит Мать с закрытой жаровней, чтобы Ангельские Очи не мерцали и не мешали Сестрам спать. Девочки знали, что их услышат, но не могли себя остановить.

Девочки не любили одиночество.

Девочка стала Девочкой со шрамами на лице. Но Чудовище не вернулось к ней. Девочка стала Девочкой с сожженными ладонями. Но Чудовище не вернулось к ней. Девочка стала Девочкой с обугленными ступнями. Но Чудовище не вернулось к ней.

Однажды Мать, уже слегка сумасшедшая, но все еще слишком влиятельная, привела Девочку в купель и сказала:

– Ты, Девочка, дар ангелов. Твое молчание – дар ангелов. И ты станешь следующей Настоятельницей, пройдя обряд Омовения.

И она сорвала с Девочки ее белое платье, подвела к купели, наполненной тлеющими мерцающими углями, и толкнула.

Девочка только ахнула беззвучно.

Успела почувствовать запах жженых волос и сильную боль в черепе.

Девочка зависла в воздухе. Изуродованными пальцами ног она все еще пыталась цепляться за край бассейна. Ее костлявое тело струной вытянулось над открытой жаровней, и с кончика носа Девочки капала смесь пота и слез, а вся кожа, вся ее опаленная кожа была покрыта мурашками, но Девочка точно знала, что если она дернется, если она нарушит баланс, ее ноги окунутся в ад, а за ними и вся она.

Девочка скосила глаза в сторону.

Запутав пальцы в ее темные непослушные дымящиеся волосы, ее держал за косы одной рукой огромный отвратительный демон. Его кожа вздувалась гнойными волдырями, разлагающаяся плоть не давала закрыться зловонной пасти. Воск со свечей на потолке заливался ему в белесые, слепые глаза, а раздвоенный алый ядовитый язык свисал и волочился по полу.

Кап.

Зашипели угли.

Демон медленно разжал руку. Вторую. На колени встало обезглавленное тело Матери. Мать склонилась в поклоне и прошла обряд Омовения.

Кап.

Угли шкворчали, получив дань.

Ангелы, наверное, пировали.

Демон все так же за волосы поднял Девочку к своему лицу, она болталась безвольной куклой, в безмолвном крике открыв черный рот.

Демон провел прохладной, влажной от крови когтистой лапой Девочке по щеке, поставил ее, нагую, на пол рядом с порванным платьем и снова исчез в зловонном облаке, не способный задержаться в смертном мире, если его не Видит одна из Сестер.

Девочка села на пол. Ее Чудовище вернулось.

Девочка улыбалась.

Девочка видела его крылья.

13. Окно

Сны Ордена Видящих Сестер наделяли Демонов… плотью.

Это догма. Это правило. Это истина.

Никто и никогда не мог объяснить, почему так происходило. Матери и Настоятельницы приносили живые жертвы ангелам. Охотники потрошили демонов и пытались гадать на их внутренностях, но ничего, кроме бессмысленного кровопролития, это не принесло.

Демоны становились материальными, если Сестра видела его во сне. Да-да, в Том Самом Сне, где ангелы, разгневавшись, выжгли все живое и приказали молчать об этом.

Только все живое не вымерло, конечно, а деформировалось, как это всегда и случалось.

      И вот, чтобы жить, демону всего лишь необходимо было попасть в поле зрения спящей Сестры там, во сне. Для этого демону надо было быть рядом. И именно в этом таился основной трюк. Дело в том, что для Сестер как и для почти всех оставшихся жителей этого опустошенного гневом ангелов мира, демоны были невидимыми. Но сами демоны прекрасно видели всех и все, им не был страшен солнечный свет или ночная тьма, им не страшна ни вода, ни огонь. Они уже погибли когда-то и теперь практически неуязвимы. Просто они… бестелесны…

Поэтому Сестер Ордена учили наряду с возвращением в один и тот же сон, как сны не видеть вообще.

Но этому приходилось учиться. Иногда долго. Иногда с трудом.