Секс рабыня для двух преподов
Самая развратная студентка
Артем стоял у окна своей съемной квартиры и смотрел на серый двор. Ему было сорок, за плечами два развода, ни детей, ни стабильности, ни уверенности в завтрашнем дне. Раньше он верил, что писательство прокормит его, что романы и рассказы откроют двери в большой мир. Но теперь оставались лишь неоплаченные счета и пустой холодильник.
Пора было признать очевидное: литературный успех так и не пришел, а жить на что-то нужно. Пришлось податься в преподаватели.
Это было не самое плохое решение. В конце концов, работать он собирался в том же университете, где когда-то слушал лекции Вениамина Иосифовича. Старик, помнится, был добряком, но с тем ледяным прищуром, который выдавал в нем человека, знающего, как устроен этот мир. Несколько месяцев назад Артем позвонил ему, почти в панике, и прямо сказал:
– Мне нужны деньги.
– Есть вакансия, – сухо ответил тот. – Я как раз вхожу в комиссию по собеседованиям. Так что можешь считать, что вопрос уже решен.
Слова звучали легко, но реальность оказалась сложнее. Влияния Вениамина Иосифовича не хватило.
Приступить к работе в московском университете оказалось не так-то просто. Процесс затянулся, словно старый механизм, который скрипит и сопротивляется каждому движению. Два долгих интервью вымотали его до изнеможения, напоминая марафон, в котором финишная черта то приближалась, то отдалялась. Каждое слово, каждое предложение тщательно анализировали, поднимали на свет, выворачивали наизнанку. Его публикации разбирали на куски, словно охотничьи птицы, выискивающие малейшие следы слабости, неточности, сомнительных выводов, которые могли бы стать поводом для отказа. Он чувствовал себя оголенным, лишенным защиты, словно стоял перед судом без права на апелляцию. Но он выдержал. Ответил на все вопросы, выдержал цепкие взгляды экзаменаторов, и в конце концов получил работу. Теперь это было позади.
Он уехал из Архангельска, оставив позади узкие улицы, серые дома и ощущение тупика. Москва не принимала его с распростертыми объятиями. Но в ее ледяном воздухе была та самая электрическая энергия, что заставляла думать: может, еще не все потеряно. Он всегда мечтал написать роман – настоящий, острый, разрывающий сердце любовный роман. Но пока приходилось вести чертов курс композиции текста для первокурсников. Кабинет больше смахивал на кладовку: узкое помещение, запах пыли, скрипучий стул, которому явно было больше лет, чем ему самому.
Но если внимательно прислушаться, если задержаться в этом городе подольше… кто знает? Может, из этого еще выйдет что-то стоящее.
***
Спустя месяц после своего приезда Артем впервые оказался на университетской вечеринке. Его пригласили скорее из вежливости, чем по искреннему желанию видеть его среди гостей, но он все же пришел – из любопытства или, может, из-за давящего чувства одиночества.
Он стоял в углу, лениво крутя в руках бокал с чем-то подозрительно сладким. Вокруг шум, смех, сигаретный дым, запахи духов, слишком громкие разговоры. Вечеринка была устроена в честь какого-то заезжего писателя, чьи книги погружали в такую тоску, что, казалось, могли заменить снотворное. Народ толпился вокруг него, но Артем держался в стороне.
Вениамин Иосифович возник рядом, как всегда, неожиданно. В одной руке он держал пиво, в другой – что-то более хитрое, цвета заплесневелого лайма. Его седые волосы стояли дыбом, очки сползли на кончик носа, а улыбка говорила о том, что вечер ему явно по душе.
– Ну что, Артем, – хрипло пробасил он. – Ты еще не продегустировал местных прелестниц, а?
Артем не сразу понял, о чем речь.
– Что?
– Молодняк, – расхохотался Вениамин, отхлебнув из бокала. – Старшекурсницы поутихли, а вот первокурсницы… эх! Все пылают огнем.
Акцент у него был легкий, московский, но временами проскальзывали странные нотки – десять лет назад он приехал из Италии и теперь говорил так, словно этот город навсегда въелся ему в кровь.