Бутылка, законченная питьём

АНТИ–ЭККЛЕЗИАСТ

Ничто никогда не кончается, однажды начавшись. Всё ново под луной, и ушедший ветер никогда не сможет найти круги свои.

Хочешь потерять друзей? Полюби женщину больше жизни.

Хочешь, чтобы твои подруги вновь и вновь приходили к тебе? Влюбись в мужчину.

Хочешь потерять семью? Люби чужих людей и отдай им хлеб свой.

Есть ли повтор в этом? Можно ли вступить в след ушедшего? Только те, кто живёт позавчера, наступают на свои вчерашние следы. И радуются – о, как здесь всё понятно!

А разве можно понять, что представляет собой жизнь, если не знаешь, что такое смерть? И как узнать смерть, если ни разу не умирал? А тот, кто умирал, тот боялся. Можно ли назвать храбрым того, кто ничего не боится? И понимает ли он жизнь?

Нам даны пять чувств и шестое – сердечное. Без него нет смысла в первых пяти – с помощью сердца мы различаем то, что нам нравится, от того, что не нравится. Что же ты делаешь равнодушным своё сердце? Не для того ли, чтобы уснули и твои пять чувств? Разве в этом мудрость?

Бывает и того хуже. Разложат костры, ударят в барабаны, задуют в трубы и возбуждаются от чужой любви. Как газовая плита – сжигают чужое топливо, добытое из сердца земли. И веселье кончается с поворотом крана горелки, с восторгом последнего мужчины, с улыбкой последней женщины. Они – устали. Но ты-то уже знаешь, что такое усталость сердца, правда, Равнодушный?

У каждого – своё. Видишь, я соглашаюсь с тобой. Но в чём же разница между мёртвым львом и живой собакой, если они равно бесчувственны. Согласишься ли ты со мной?

А когда болит сердце, чувства на пределе различают тончайшие ароматы. Можно чувствовать завтра и оттуда увидеть сегодня. Нам не договориться с тобой – ты был вчера и всегда, а моё время – из будущего в настоящее, оно никогда не наступит. Ведь прошлого – всё больше, а будущего – всё меньше, и ты в этом уверен.

Сердце моё говорит, что лучше быть мотыльком-однодневкой, чем пирамидой египетской. А я трачу время короткой жизни своей на спор с теми, чьи пальцы жёстки и не улавливают биения шёлковых крыльев.

И это уже принадлежит прошлому.

апрель 2001

БУТЫЛКА, ЗАКОНЧЕННАЯ ПИТЬЁМ

Начатая бутылка полна разговоров, пустая – сожалений. Раньше я спокойно относился к пустым бутылкам у себя на столе, теперь они меня раздражают, напоминая об объёме выпитого, и я сразу пытаюсь их убрать, а по возможности – и выкинуть. Если бы был шанс, то я попытался бы заменить свою судьбу на другую, как перегоревшую лампочку, или, если угодно, как пустую бутылку на полную, но Господь давно не желает ко мне прислушиваться. Хотя, признаться, я сейчас часто пытаюсь обратиться к Нему за помощью. Ничего другого не остается.

Искусство выпивать в одиночку требует бережного отношения к своей памяти. Для этого надо уметь разрешить себе вспоминать; недаром такие посиделки в народе называют "чокнуться с дьяволом". Мне предстоит длинный вечер. И я начинаю вспоминать. Прошлое путается с настоящим и сворачивается кольцом, как собака, свернувшаяся в клубок у порога. Несмотря на повышенную лохматость, два печальных собачьих глаза глядят на меня сквозь шерсть не отрываясь…

Этот город был ничем не хуже других, просто я прожил в нём уже достаточно много времени. Мне надоели его плоские пейзажи, грязная неширокая река, в которой уже давно никто не купается, пустыри и холода. Сколько я бываю в сибирских городах, столько же меня достают холода и пустые пространства. Почему бы какому-нибудь современному художнику не написать полную психологизма картину: «В ожидании общественного транспорта»? Или они одновременно с палитрой приобретают личный автомобиль?

Всё на свете имеет начало и конец, но эта история кажется мне нескончаемой. Было время, мне казалось, что я никогда не смогу из неё выпутаться. Всё началось несколько лет назад, когда я взял взаймы у своих друзей пятнадцать тысяч долларов. Дело моё процветало, но не хватало оборотных средств. «Зачем тебе банк? – сказали они. – Мы дадим тебе деньги гораздо дешевле».

Процент действительно был намного ниже, и я согласился. Через год у них якобы случилась какая-то беда, и уже они попросили у меня взаймы. Тридцать тысяч долларов. Для того чтобы собрать эти деньги, я выгреб свои чёрно-белые кассы и ещё пришлось занимать под разные активы. Друзья исчезли, а я остался должен кредиторам после всех расчётов теперь уже пятьдесят тысяч.

С тех пор я перестал быть автомобилистом, хотя и редко пользуюсь общественным транспортом.

Впоследствии я узнал, что подобные операции у нас в ходу, даже термин есть: «откормить поросёнка». Однако обидно, когда в качестве поросёнка выступаешь ты сам. И, как мне объяснили, я должен ещё радоваться, что меня не убили. Действительно, одно время радовался. Сейчас как-то уже не очень.

Впрочем, всё и в самом деле не так уж плохо. Хотя мы и разъехались с женой, но ни её, ни сына всё это практически не коснулось. Можно сказать, они даже выиграли материально после официального развода – естественно, большая часть имущества у нас была оформлена на жену. Жизнь идёт дальше, говорю я сам себе, затягиваясь в туалете своего номера самокруткой из местной анаши. Как ни смешно, я не курю табак. Но анаша примиряет меня с ситуацией.

Официально я торгую в этом городе продукцией одной московской фирмы. На самом деле у этой фирмы нет своей продукции, она – чистый посредник. И её прибыли напрямую зависят от эффективности действий сети местных дилеров. А я контролирую их действия. Но уже неофициально. Это – мой секрет Полишинеля. Этакий Хлестаков наоборот.

Большая часть наших поставок – это соли, увеличивающие отдачу нефтяных пластов. И соли, которые, наоборот, помогают консервировать скважины после окончания нефтедобычи. Это приносит фирме большой доход. Своего рода лекарства от медвежьей болезни Земли. Мне приятно причислять себя к почтенной когорте медиков.

За последние четыре года я уже отдал сорок тысяч не считая процентов. А проценты оказались большие. Собственно, их я и отрабатывал. По мере уменьшения долга у меня всё чаще возникал вопрос: а что же я буду делать дальше? Прямо будущий декабрист во время войны с Наполеоном. Может быть, опять сойдёмся с женой. Или я обзаведусь другим домом. Может быть.

Я стараюсь запретить себе такие мысли, пока окончательно не погашен долг. Но – поневоле думается. Мы ведь часто нужны людям в качестве их должников. Пока ты должен, в тебе заинтересованы. Ты возвращаешь долг, платишь проценты. Тебе помогают. А когда ты никому ничего не должен, ты – сам по себе. И никому не нужен. И начинаешь бороться за то, чтобы теперь тебе стали должны другие. Такая вот нехитрая логика жизни.

После анаши я тщательно чищу зубы, умываюсь, пью слабый чай и сажусь писать диссертацию на заказ. Вообще-то, я, как нынче принято выражаться, дипломированный химик. Кандидат наук. Мой приятель в Москве эти диссертации продаёт. Говорят, в области естественных и технических наук эти труды стоят сравнительно дёшево: сейчас в основном котируются экономисты, философы, социологи. Не знаю. Мой гонорар должен составить две тысячи зелёных. Почему бы за эти деньги не обработать данные о результатах применения наших солей на различных месторождениях. Даже самому интересно.

Фирма поделила страну на «зоны ответственности». В каждой зоне есть своя «столица» – город, где расположен филиал фирмы. С филиалом связываются дилеры. Всего филиалов десять. Я больше всего люблю Северо-Западный – там представительство фирмы расположено в Питере. Мне нравится этот город, да и кому он, собственно, не нравится? Но я там редко бываю.

Основные нарушения дилеров заключаются в том, что они начинают «крутить» деньги фирмы как свои собственные. Иногда это совсем плохо для них кончается. Иногда же нарушения бывают сравнительно незначительные: задерживают средства клиентов на два-три дня. При больших оборотах это немалые суммы, а выявить задержку бывает очень непросто. Примерно этим я и занимаюсь. Разговариваю с заказчиками, спрашиваю, как идут дела, в какие сроки исполняются их заказы и как быстро они перечисляют деньги… И пошло-поехало.

Мне платили неплохие деньги, основная часть из которых уходила в оплату за долг. Но с таким долгом из жалованья, конечно, не расплатишься. И я занимался взаимозачетами. Кто же только их придумал, особенно налоговые. На нефтепродуктах это – беспроигрышное дело.

Гляжу на очередного чиновника, подписывающего проведение взаимозачета, в котором участвует нефтяная компания, управление транспорта и моя фирма при дисконте в тридцать процентов. Фактически эти деньги теряет бюджет, а я думаю о любимой милиции. Напрямую платить им нехорошо, поэтому деньги перечисляются… куда-нибудь. Например, в фонд общественной безопасности с юридической физиономией некоммерческого партнёрства. В качестве спонсорского взноса. И ведь всегда они тут как тут. Вместе с государством, которое они помогают обворовывать.

Суть взаимозачёта проста: нефтяная компания говорит, что у неё нет денег, чтобы заплатить налоги. Но есть нефтепродукты. Если с этой позицией государство соглашается, то начинается поиск тех, кто получает деньги из бюджета. Например, предприятие общественного транспорта. Оно получает дотации на погашение своих убытков. Почему бы вместо денег ему не взять бензин?

Оно и берёт. Только вот бензин немножко дороговат по сравнению с тем, что можно купить на соседней бензоколонке. В этом и суть взаимозачёта: разница между ценами на бензин за деньги и по взаимозачёту и есть дисконт. Его пилят… то есть делят, между всеми участниками сделки. Моя доля в этом пироге уж совсем невелика, от трех до пяти процентов. И со мной тоже осуществляют взаимозачёт: деньги идут через Москву моим кредиторам по фиктивным договорам. Все обо всём знают. Что ж, иногда я даже горжусь своей репутацией честного идиота.

В последний год мысли о будущей свободе стали приходить чаще. Я, видимо, стал выдыхаться. И вот тогда-то я познакомился с Таней.

Это было забавно – я принял её за девицу в поисках развлечений, скажем так. Кочевой образ жизни располагает к знакомствам. Торговые партнёры фирмы, в свою очередь, всегда стараются познакомить меня с какими-нибудь дамами. Делается это на самом деле не только из мужской солидарности: из чужих рассказов я знаю, сколько деловых секретов обсуждается в постели. Но за себя я не боялся. Не то чтобы я неразговорчив. Просто то, что интересно обсуждать мне, мало волнует ещё кого-нибудь. Так что в постели я предпочитаю действовать и слушать, а не говорить.

В этом ночном клубе я часто покупал свою траву. Здесь же ошивался сынок одного большого городского начальника, поэтому в клубе было сравнительно прилично. Можно было даже поужинать без риска съесть кошку вместо кролика. И был очень неплохой эспрессо, от которого мне в последние дни приходилось с сожалением отказываться. Бессонница – еще один повод для того, чтобы заснуть рядом с женщиной. Правда, засыпая рядом с проституткой, имеешь очень большой шанс проснуться один и без последних штанов. Поэтому предпочтительней, конечно, дамы с рекомендациями; я стараюсь избегать случайных знакомств. Здесь – не такая тонкая грань, как кажется. Дам с рекомендациями, в свою очередь, тоже – лучше не обижать. И меня, и их это устраивает.

Забавно, между тем. Брак по расчёту – довольно неприятная и нервная штука. А секс по расчёту – милое дело. К общему удовольствию.

Меня познакомил с Таней в клубе наш торговый партнёр. Потом, конечно же, у него обнаружились какие-то срочные дела, и он ушёл. А я к тому времени уже успел несколько нагрузиться и… Полагаю, что я мог быть весьма навязчив. Но ничего не получилось. Я проводил её домой, в квартиру меня не пустили, и я уехал к себе в гостиницу с твёрдым намерением больше с ней не встречаться. Собственно, наутро я и помнил-то её плохо.

Однако к вечеру она позвонила и предложила прогуляться вместе с ней и её дочерью. Последнее обстоятельство меня позабавило, и я решил согласиться.

Дочери Тани было пять лет, и она страстно любила мороженое. Как всегда в таких случаях именно мороженого ей и было нельзя. У неё было слабое горло и лёгкие, она легко простужалась. Прежде чем мы уселись в кафе, её мать перебрала пару столиков, чтобы избежать сквозняков.

Она ела мороженое с клубничным вареньем и горячим чаем. Каждый раз, прежде чем съесть мороженое, она дисциплинированно грела чайную ложку с ним в горячем чае. Я впервые такое видел.

Как ни странно, Лена – так звали дочь Тани – сблизила нас, а не разделила. Я смотрел на неё и вспоминал своего сына, которому было в два с лишним раза больше лет и которого я теперь так редко видел. К тому же эти редкие встречи теперь бывали всё время немного тягостными. Он торопился домой, к каким-то своим друзьям и матери. Всё меньше рассказывал мне о том, как он живёт. И уже не спрашивал меня, когда я приеду снова и останусь с ним навсегда. А Лена – Лена пока ещё рассказывала обо всём.

Она была на удивление неэгоистична, в отличие от тех детей, которых я хотя бы немного знал. Бросалось в глаза, как она пытается ухаживать за матерью, а Таня заботится о ней. И обе они были ужасно доверчивы.

Таня была замужем, но каким-то странным современным браком. Уже после того, как мы стали любовниками, она познакомила меня со своим мужем. Признаться, я напрягся и приготовился ретироваться. В последний раз я дрался (если это можно так назвать) пару раз с нанятыми для физического воздействия людьми своих кредиторов. В первый раз это были местные бандиты, с которыми я вдобавок был знаком. Они, если так можно выразиться, схалтурили. Второй раз была любимая милиция. Эти отработали на совесть.

Не люблю ни драк, ни скандалов. Тем более в крайне неприятной для себя роли наглеца, разрушающего семью. Никак не могу привыкнуть к новому писку моды коллег по бизнесу – рассматривать жен приятелей как свою собственность.

Знакомство с мужем Тани произошло дежурно: всё в том же клубе. Мы пришли туда в одной компании, он – в другой. Потом компании частично объединились. Но провожать свою жену домой он не пошёл.

Этим же вечером мне было заявлено, что в меня влюбились. О да, конечно.

В этот год любимое федеральное правительство сделало нефтяникам подарок. В связи с ростом цен на энергоносители они приняли постановление из двух пунктов. В первом говорилось, что королям нашей экономики устанавливаются задания по продаже энергоносителей муниципалитетам согласно усреднённым нормам. А вторым пунктом… вторым пунктом разрешалось вывозить газ и мазут за рубеж столько, сколько они захотят. А разница между ценой на внешнем рынке и внутреннем была всего пять раз.

Это был последний мой взаимозачёт. На этот раз мы за нашу соль взяли газом и мазутом по внутренней цене и отправили товар за рубеж. В городе поговаривали, что с нефтяниками заключили договора на поставку, закрыв только половину потребностей, но меня это мало волновало. Я доживал последний месяц в гостинице и ждал сообщения о том, что мой долг закрыт.

Думаю, теперь я способен понять рыбу, которую снимают с крючка и отпускают обратно в воду.

Я почти ничего не рассказывал Тане о своей истории. Да и зачем это учительнице математики в средней школе? Из любопытства я узнал, чем занимается её муж. У него было несколько мини-заводиков: по производству майонеза, сметаны и молока, прохладительных напитков плюс небольшая крупорушка в деревне. Просто отец Фёдор со свечным заводиком. На жизнь ему более чем хватало. Но Таня вечно сидела без денег. Это тоже меня не удивляло: я давно заметил эту манеру богатых мальчиков без крайней нужды не давать своим жёнам наличные.

Тем временем наша интрижка стала перерастать в роман. Полагаю, всему виной Лена, опять-таки Лена. Я водил её в цирк, катал на пароходе, занимался ещё какой-то кучей жизненно важных детских дел. А Таня – она была просто весёлой.

Да, ещё – в ней отсутствовала хищность. Я этого не то что не понимал. Я просто не мог в это поверить.

Наступила осень – время моего Юрьева дня. Я попрощался с Сибирью и уехал в Москву. Таня немного поплакала и сказала, что она будет всегда меня любить. Что ж, очень приятно – и без последствий.

Я уволился из фирмы и получил выходное пособие. Мне сказали, что я зря ухожу, да я и сам это знал. Но мне хотелось какой-то другой жизни.

Приехав в свой бывший дом, я сказал, что рассчитался с долгом. Моя жена спросила меня, где мои вещи. «В чемодане», – ответил я. «В этом одном чемодане?» – уточнила она. – «Ну да, конечно».

Я её обманул, и она не поверила. Те две недели, которые я провёл у неё с моим сыном, она внимательно следила, не пойду ли я обновлять гардероб и куда я звоню. А потом познакомила меня со своим гражданским мужем, как нынче принято выражаться.

Забавно – люди, знавшие меня, рассказали, что они обвенчались в церкви, но не зарегистрировались в загсе. Всё смешалось в моей жизни, в отличие от любимого коктейля «Микеланджело». Никогда не мог его сделать: у меня даже водка с томатным соком смешивалась, не желая существовать отдельными слоями. Такой уж вот я химик.

И всё же спать со мной в одной постели при своём венчально-гражданском замужестве ей было совсем не обязательно.

Впрочем, я совсем ненамного обманул свою жену. Моих денег, оставшихся после работы в фирме, хватило только на частный дом в трёх часах езды от Москвы. Это уже не Московская область, потому и отдали сравнительно дёшево. Зато недалеко – Ока.

По весне я собираюсь посадить картошку в своём огороде. С ума сойти. Не занимался этим последние лет пятнадцать.

Мне отдали деньги за написанную для кого-то диссертацию, и я решил заняться преподаванием и наукой. Я решил держаться подальше от российского бизнеса какое-то время и нашёл своих старых приятелей. Они помогли мне устроиться доцентом в московский вуз. Смешно: я и представления не имел, сколько зарабатывают нынешние доценты. Оказалось, что в два раза больше, чем учителя математики.

Хотя… Мне почти сразу начали предлагать заняться репетиторством, охотой за грантами и ещё невесть чем. Но в эту зиму мне ничего не хотелось. У меня были соседи, с которыми я ходил в баню и выпивал водку по выходным. А во дворе меня всё время ждала взявшаяся откуда-то здоровая косматая собака, по виду – помесь немца с колли.

Иногда казалось, что вокруг меня вдруг появилась уйма народу.

Бывало, я вспоминал Таню. Это всегда поднимало волну тёплой горькой грусти. В феврале я собрался позвонить.

Я попал на её мужа, который дал новый номер её телефона. Не понимая, я набрал ничего не говорившие цифры. Трубку сняла Таня.

Оказалось, что произошло много событий. Осенью они с мужем развелись. В качестве признательности за отсутствие претензий он купил ей с дочерью однокомнатную квартиру. Но в ней зимой было очень холодно.

Холодно было и во всём этом далёком теперь сибирском городе. Не хватало газа, мазута, даже угля. Правда, не отключали свет, и огромной популярностью пользовались электроплитки. Таня радовалась, что уже февраль и основные холода позади. Лена у неё опять часто болела, а сейчас лежала в детской больнице.

Таня не спросила меня, зачем я звоню, но сказала, что рада меня слышать. Повинуясь какому-то неясному мне чувству, я стал звать их с Леной приехать ко мне. И она сказала, что если я их перевезу, то они поедут.

Странно, но у меня всегда были какие-то обязанности. Даже сейчас, когда я вёл вольную жизнь, переговоры о моём отъезде, подменах на лекциях и прочем отняли у меня почти неделю. Но и это осталось позади. И я снова позвонил Тане. И в ответ услышал, что Лена умерла. «Но от воспаления лёгких не умирают», – глупо сказал я. «Умирают», – сказала Таня.

Я перенёс свой отъезд на два дня и ушёл в холодное расчётливое пьянство. Жизнь научила меня понимать причинно-следственные связи. Я был одним из тех людей, из-за которых умерла Лена. У меня было множество оправданий, жаль только, что мне некому их было рассказать.

Я не представляю, как буду смотреть в глаза женщине, которая меня любит.

Водка не помогала, и я достал последний пакетик своей травы. Мне необходимо было дойти до состояния, когда в голове помещается не больше одной мысли. Оказалось, что это совсем не просто.

По приливу идиотского веселья я понимаю, что обкурился южной конопли. Через час это пройдёт; сейчас главное не выходить из дома и не предпринимать никаких действий. Я заставляю себя лечь, уставиться в потолок и пробую считать слонов. Вместо слонов вспоминается старый разговор с одним колоритным сибирским бухгалтером. «Изделие, законченное производством», – сказал он.

Любовь, законченная ребёнком.

Долги, законченные деньгами.

Бутылка, законченная питьём.

В конце концов, не так уж и смешно.

Я приехал в этот сибирский город спустя одиннадцать дней после смерти Лены. Таня не повела меня на кладбище, а сам я не просил её это сделать. За два дня я оформил документы об увольнении её из школы и забрал трудовую книжку, в которой оказалось всего три записи.

Всё время мне приходилось уворачиваться от множества её подруг, которые смотрели на меня стеклянно-блестящими птичьими глазами. Наверное, был кто-то и ещё, кто пытался объяснить Тане, что она должна делать в эти и все последующие моменты её жизни. В два-три дня, которые понадобились для того, чтобы собрать семь или восемь килограмм её личных вещей, она плакала и изредка криво и жалко улыбалась мне дрожащим лицом.

Я познакомил её со своими соседями. Как оказалось, в огородах она понимает больше меня. За три недели пустырь вокруг дома приобрёл вполне ухоженный вид, и к Пасхе из земли стало вылезать множество невиданных мной зелёных ростков. Как-то Таня посвятила целых десять минут довольно энергичному объяснению мне разницы между стеблями моркови и укропа.

Я стою в церкви. В этом старом русском городе недалеко от Оки много старых православных храмов. Я шепчу молитвы, которым в детстве учила меня строгая бабка, смысла которых я не понимаю и до сих пор. «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный…» Господи, накажи моих кредиторов. Укажи мне путь. Укрепи волю мою.

Я стою перед старыми потемневшими иконами. Здесь красиво и спокойно, и мне не хочется уходить. Тем более что дороги мои не ведут никуда.

Я допиваю свою бутылку, приканчивая остатки воспоминаний. Она задержалась с соседками в бане, и, как мне кажется, это уже хорошо. Таня много времени проводит с ними, и уже занимается математикой с их детьми. Сегодня она говорила мне, что собирается на следующей неделе сходить в местную школу, – оказывается, о её занятиях узнали и передавали приглашение на работу.

Она нравится моим соседям, и я даже зафиксировал пару мужских взглядов, брошенных украдкой. При мысли об этом я усмехаюсь над собой.

Мой лохматый барбос свернулся рядом на крыльце; я никак не могу заставить себя посадить его на цепь. Ночью здесь ещё прохладно, и светят апрельские крупные звёзды.

В этом году мне исполнится тридцать шесть лет, а Тане двадцать восемь.

Пёс лижет мне руку. Где-то далеко начинают свой концерт коты. Они начинают на низких октавах, постепенно повышая мяв до визга. Мне вдруг начинает казаться, что это плачет ребёнок. Я ухожу в дом.

Я достаю чистые простыни и собираюсь постелить общую постель.

январь 2001

ВОСПИТАНИЕ ЧУВСТВ

Думаю, первую часть этого произведения не рекомендуется читать людям до сорока лет, вторую – по крайней мере, до двадцати пяти, а третью – так и вообще не рекомендуется читать никому. Разве что – после шестидесяти, по выходе на пенсию. Но в это время обычно уже не читают новое, а перечитывают старое.

Да здравствует спасительная сила лжи, её длинные ноги и лёгкое дыхание! Замечательность «парадокса лжеца» состоит в том, что стоит лжи заявить о себе открыто, как к ней все начинают относиться серьёзно. И кому-то нравятся яблоки, а кому-то – ящики от яблок. А если полагаться только на обоняние, то между ними – не такая уж и большая разница. В конце концов, если кто-то выглядит, как медведь, рычит, как медведь, пахнет, как медведь, не благоразумно ли будет решить, что это – медведь и есть? И вовремя убраться подобру-поздорову. Даже если реальной опасности и нет. Потом всегда можно будет разобраться.

«Сказка – ложь, да в ней намёк», «обмануть меня нетрудно, я сам обманываться рад», «…нас возвышающий обман»… что ж, а почему бы – и нет? Твёрдая почва жизненной неправды никогда не подведёт того, кто хорошо понимает, что любую неправду всегда можно поменять на другую. Попробуйте-ка проделать такой фокус с истиной. Открытие шила, спрятанного в мешке, может привести к нешуточным последствиям. Мироощущение человека расстраивается, удваивается и даже учетверяется. Он серьёзен и печален. А что такое это шило? Кусок дерева с загнанным внутрь и заточенным гвоздём. Всего-навсего.

Наши чувства постоянно лгут нам. Ничего удивительного – мы их так воспитали. Нам нравится думать, что нас любят, что мы – самые лучшие, понимаем всё на свете; конечно, всё это с оговорками, оттеняющими нашу объективную субъективность. Да будет так! Пусть они лгут нам и дальше, лишь бы нам было хорошо. К тому же – если не верить собственным чувствам, то – чему же верить? Уж не чужим ли словам?

Да, есть ещё одна замечательная штука – жизненный опыт. Он, как и история, ничему не учит, но зато позволяет чувствовать себя уверенно. Жизненный опыт не позволяет другим сбить нас с толку! Он не даст нам совершить те ошибки, которые мы уже совершили!

Именно поэтому данное произведение и не рекомендуется читать людям без жизненного опыта. Право же, я никого не хочу сбивать с толку; поскольку в России с её богатой историей предпринимать подобные попытки – исключительно без толку.

Приём множества зеркальных отражений используется достаточно часто; ребёнок сталкивается с этим простым изобретением, начиная рассматривать калейдоскоп. Главные герои кинофильмов, оказываясь среди множества зеркал и подчиняясь воле режиссёра, образуют из своих физиономий причудливую художественную картину. И, как ни странно, зеркальные искажения первичного объекта настолько малы, что во всех зеркалах легко узнаётся одно и то же лицо.

Меня всегда интересовало, а что будет, если поставить вместо обычных зеркал – кривые? Как долго многократно повторенное изображение будет сохранять свою аутентичность? Или уже после первых двух изображений внешность исходного объекта исказится неузнаваемо?

Как мне представляется, в обыденной жизни женщина и мужчина – зеркала друг для друга. Представленные ниже тексты являются записью своеобразных зеркальных отражений чужих мыслей. Полагаю, поскольку эти зеркала – кривые, то к читателям они не имеют никакого отношения. Все написанное, конечно, ложь сравнительно с опытом личной жизни каждого (каждой); не говоря уже о том, что эти женщина и мужчина, выступающие перед своими аудиториями с нравоучительными речами, абсолютно не слышат друг друга. Но – что бы мы делали и как бы уживались с противоположным полом, если бы на свете существовала только одна правда?

Наконец, это произведение также посвящается писателям любовных (женских) романов. С благодарностью, от всей души.

1.

Невозможно придумать такую грубую лесть, в которую не поверил бы мужчина. Самые толстенькие ждут слов о том, как они похудели, здоровенные – изящны и худощавы, глупые ждут похвалы своему уму, умные – огромному и редкому таланту. Они считают, что им невероятно повезло родиться мужчиной, это само по себе достаточный повод для счастья. Надо быть беспредельно наивной (чтобы не сказать больше), для того чтобы вопрошать мужчину по нескольку раз в одном и том же стихотворении: «Мой милый, что тебе я сделала?». Ещё бы ты сделала ему что-нибудь. Само наличие слабого пола является достаточным поводом для того, чтобы сильный пол был счастливым. Ну а кто из нас тогда должен быть несчастным?

Девушка должна быть несчастной, её надобно пожалеть. Это – романтическая ловушка, которую мужчине ставит сама его природа. Женщина – «отдаётся», мужчина её «берёт». Он – обладает, овладевает, захватывает. Глаголы-то какие. В идеале они вообще применимы к чему-нибудь неодушевлённому. Тем проще, не надо лишний раз шевелиться. Он всё сделает сам. Зовите его просто – Хозяин.

2.

Ничто так не задевает женщин, как отсутствие комплиментов. Самое интересное, что они мало в них верят, однако говорить им, как они хороши, необходимо постоянно. Даже самое сомнительное, типа «вам к лицу эта погода», воспринимается как должное.

Тем не менее для начала неплохо бы определиться, что вам от неё надо. Любая похвала воспринимается как атака на её замужнее целомудрие. Свободных женщин не бывает, они всегда кому-нибудь принадлежат. Пусть даже этот кто-то находится за тридевять земель и вообще существует только в её воображении. Начиная делать намеки, помни, что тебе могут и уступить.

Будет большой ошибкой, если вы посчитаете, что одна уступка ещё ничего не значит. В этот момент начинается передача прав собственности на неё. В это трудно поверить, но здесь объекты меняют субъектов. Помните, что все права она постоянно носит с собой, а не оставляет вам, как бы вы ни были уверены в обратном. Оформление сделки происходит во время полового акта. Она вам отдалась. Это значит, что теперь вам не избавиться от неё до тех пор, пока она не найдёт кого-нибудь получше.

3.

Удивительно, как действует на мужчин половой акт. После совершения этого подвига он надувается, как индюк, и смотрит на вас взглядом довольного собственника. Хотите оскорбить его на всю жизнь? Сразу после этого пошлите его подальше и потом избегайте встреч с ним наедине.

Имейте в виду, это опасный эксперимент. От обиды он может вас ударить. Он чувствует себя обманутым, а стало быть, глупым. Но первое, во что верит любой мужчина, что бы он вам ни говорил, это не Бог, а его собственный ум. Разочарование – дело опасное, но полезное. Некоторые могут даже поумнеть с перепугу.

Начать интимные отношения легко, но трудно придумать достойный повод, чтобы их закончить. Как бы вы ни изворачивались, ваш отказ от их продолжения всё равно заденет его. Обида будет тем меньше, чем дольше вы живёте друг с другом. Лучше всего придумать такую ситуацию, в которой он решит, что сам вас бросил, тогда есть даже шанс остаться в добрых отношениях. Если, конечно, вас не будет сильно раздражать его снисходительный взгляд с выражением на физиономии: «смотри, дура, какого ты мужчину потеряла!»

4.

Как бы ни протекала первая близость, вы после неё непременно почувствуете себя идиотом. Естественная реакция, которую обязательно надо скрыть от неё, заключается в сакраментальной фразе: «как, и это – всё?» с последующим непременным (и, по сути, правильным) продолжением: «и какого чёрта я здесь делаю?». Если бы мужчины следовали своим глубинным инстинктам, то каждый попытался бы удрать в течение первой же четверти часа. Но в реальности на это способны немногие, которых с лёгкой руки женщин и принято считать подлецами.

Чувство идиотизма ситуации крайне разнообразно. Надменный взгляд томно-удовлетворённой женщины, бросаемый на вас снизу вверх, ставит мужчину в положение только что использованного рабочего инструмента. Несчастный вид уставшей женщины, которая только что отдала вам самое дорогое, но так и не получила ожидаемого взамен, заставляет мужчину живо представить себе молоток со сломанной ручкой. Всё это в одинаковой степени нестерпимо. Смотреть на это невозможно. Бежать некуда. Остаётся отвернуться и попытаться заснуть.

5.

Мужчины все одинаковы, но не в том обычном смысле, в каком принято считать. Конечно, все они стремятся к физиологической близости, но это – лишь повод для того, чтобы впоследствии перейти к главному, ради чего всё и затевалось – к бесконечному ночному разговору и сплетням. Выдержать это можно только при помощи кофе и полном игнорировании начала завтрашнего рабочего дня. Причём мужчин наличие завтра никогда не волнует, они, видите ли, живут всегда сегодня. На самом деле он копит в себе свою исповедальность, как воду – сливной бачок, и ваше неосторожное согласие на ночь с ним означает, что вся эта душевная гидродинамика непременно придёт в движение. Единственный способ избежать этого – дневной секс, но вы днём работаете.

Разговор начинается с того, что ещё может быть вам интересно, – с наличия у него других женщин. Это удивительно, но они есть всегда, даже если ему только что исполнилось четырнадцать лет. Конечно, он с ними несчастен (а иначе бы он с вами не оказался – подтекст), однако, как заметил мужиковатый граф, несчастен по-разному. На это вы и покупаетесь. Простой вариант вашей предшественницы-стервы даёт вам прообраз того, что он скажет потом вашей сменщице. Сложный вариант «кошмарного стечения обстоятельств и страшной невезухи»* позволяет вам пожалеть его без чувства лёгких угрызений совести перед вашими сёстрами по полу.

* В.М. Шукшин. Калина красная

Он, конечно же, в душе тайный диссидент и еретик, но об этом никому, кроме вас, никогда не станет известно. Он ужасно, непростительно доверчив, тонок, ребячлив и, конечно же, поэт. Эти стихи он не забудет никогда (целых две штуки, так что можно и стерпеть, стиснув зубы). Кроме того, он ужасно силён (как правило, в руках; хотя иногда мускулы могут оказаться где-нибудь уж совсем в неожиданном месте – например, он умеет шевелить ушами).

Разговор о карьере, квартире, машине и деньгах предполагает, что он уже дожил до определённого физиологического возраста. В этой поре женщины превращаются для него в мизансцену, непременный атрибут его жизненного успеха. Конечно же, вы всё поймёте неправильно, сделав вывод о том, что он предлагает поделиться этим успехом с вами. Он и не думает об этом. Он просто перечисляет экспонаты своей коллекции, где вы находитесь где-то между навороченным внедорожником и выигранной партией в боулинге.

Стандартный путь мужской исповеди – от жалости к самому себе, вызывая ваше сочувствие, через позицию несгибаемого борца (с кем, о господи? – с ними – с кем конкретно? – нет, ты не понимаешь, их слишком много, чтобы перечислять) к самоутверждению путём рассмотрения под микроскопом своих материальных достижений. Видимые сомнения в последних должны вами решительно и безоговорочно опровергаться. Утвердившись в своём самомнении, получив ваше удостоверение в своей компетентности, таланте, красоте, здоровье, богатстве, он непременно захочет вас отблагодарить, подарив вам своё сердце ещё раз. Сердечный такой. И вам не удастся отвертеться от этого подарка, если, конечно, вы ещё не уснули. А если уснули, то можете наблюдать из-под прикрытых век очаровательную картину: он смотрит на вас и бережёт ваш сон, не желая будить ради удовлетворения своей ненасытной потребности в общении. В глазах его стоят слёзы от восхищения собственным благородством и жалости к себе, поскольку это благородство уже некому оценить. В этот момент он – ваш. Если, конечно, вы захотите распахнуть глаза и прибрать к рукам это чудо.

6.

Все женщины одинаковы, и пытаться искать что-то новое – бросать вызов Судьбе. Они знают о вас нечто такое, чего вы точно о себе не знаете, и первое, что вы пытаетесь выяснить, что же это о вас такое неожиданное ей известно. В конце концов выяснится, что у вас совершенно невероятная, редко встречающаяся форма пятки, но это вы сможете узнать только после трёхчасового допроса с пристрастием.

Однако, как правило, сей страшный секрет Полишинеля бережётся ею для вас на крайний случай. Обычно её выходки заставляют вас забыть о поисках своих неизвестных особенностей гораздо раньше, и вы переключаетесь на прослушивание длинной аудиозаписи, повествующей о трудной женской судьбе.

Как известно, у каждой уважающей себя дамы есть свои скелеты в шкафу. Стандартный набор черепов состоит из абортов, несчастной любви к женатому высокопоставленному чиновнику (для женщин, родившихся в докапиталистическую эпоху, эквивалентом является партийный работник) и неудавшихся попыток изнасилования. Каждый из черепов достраивается позвоночником и берцовыми костями в форме жалоб на перманентную суету по дому, проблемы со свекровью, долги и выпивающего (изменяющего) мужа (бойфренда). Некоторые из мужчин начинают сочувствовать и тают сразу. Но большинство сдаётся по мере доставания очередного скелета. Многие из вас ещё помнят о своих проблемах с залетевшей девушкой, поэтому аборт цепляет не всех. Нелюбовь (а скорее, зависть) вашего брата к людям, облечённым властью, имеет уже больший процент успеха, но и здесь возможны промахи. Неудавшееся изнасилование косит практически всех без разбора, включая самых стойких. Вы пускаете слюни и пытаетесь согреть её в своём сердце, уже не обращая внимания на то, что следующей историей после рассказа об изнасиловании будет многосерийная повесть о подвигах на поприще получения (покупки) квартиры и приобретения мебели.

Жалость к ней – это только верхушка айсберга. Женское коварство заключается в том, что вы рядом с ней чувствуете себя сильным, умным и благородным. На фоне её бывших поклонников (из которых, конечно же, считаные единицы – или вообще никто – добивались её настоящей благосклонности) вы выпукло ощущаете своё превосходство не только над слабой, но и над сильной половиной человечества. Попросту сказать, вы лучше всех. Единственный. Все остальные, кто был у неё, – подлецы, слабаки, недоумки. За это ощущение можно всё отдать. Жаль, что оно не может длиться бесконечно.

Оторвавшись от неё, вы ещё какое-то время с превосходством поглядываете на других мужчин. Теперь-то вы знаете о них нечто такое, в чём никогда не признаетесь никому (разве что другой женщине, которая поднимет вас на очередной пьедестал). Ваша страсть и ваше самомнение разрастаются до необъятных размеров, и вы, вопреки мнению Козьмы Пруткова, готовы всё это объять и вместить в себя. Вы хотите испытать это чувство ещё и ещё раз; вы летите к ней, рассказываете ей всё о себе (или не всё, но то, что, как вам кажется, соответствует её ожиданиям). Особую прелесть таким откровениям, по вашему мнению, добавляет то, что вы подчёркиваете свои отрицательные черты и пороки. В этот момент вы почти искренни с ней (и с самим собой). Её провокация удалась. И если сейчас вы получите от неё медаль за ваши пороки, как раньше она уже вручила вам кубок за ваши достоинства, вы признаете её несомненную проницательность и выдающиеся умственные способности. Развитие того, что вы считаете идиллией, приводит к браку или возникновению длительной привязанности.

…Если, конечно, она, подобно герою «Обыкновенного чуда», не решит отказаться от своей любви и своего счастья. Это проделывается со слезами на глазах во имя высшего блага. И вы в очередной раз чувствуете себя дураком – как это она решила переплюнуть вас в благородстве! Что ж, если не страшно, то попробуйте – ради её высшего счастья с другим – объявить, что вы отказываетесь от неё. Но на всякий случай заранее наденьте на её прекрасные руки с чудным маникюром хотя бы тонкие шелковые перчатки…

7.

Кто сказал, что браки заключаются на небесах? Они регистрируются в бюро записи актов гражданского состояния. Ибо брак есть гражданско-правовое отношение женщины и мужчины друг к другу. При чём здесь любовь?

Если вы не заключаете с ним брачный контракт, то на вашу долю будет приходиться только половина совместно нажитого имущества. Разве это справедливо? Вы отдаёте ему свою молодость и красоту, растите и воспитываете детей, ведёте дом, а ваш партнёр, оглядевшись кругом где-то в районе сорока – сорока пяти лет, решает обзавестись новой семьёй. И это происходит именно в тот момент, когда доходы его достигают максимума, дети уже подросли и настало самое время развлечься и поухаживать за собой. Вместо этого приходится искать денежную работу и взамен личной жизни думать о карьере.

Вы воспитали его, вложили в его пустую голову свои мозги, пересказали ему большинство книг, о которых он теперь с апломбом рассуждает, как о прочитанных им лично. Вы научили его разбираться в музыке, живописи, еде, одежде, женской красоте, наконец. Вы победили его многочисленные комплексы и пороки, сделав из него почти социальное существо, и доставили ему несказанное счастье, позволив жениться на вас. Вы – чемпион, победитель, а разве победителю не должно доставаться всё? И лучше не забыть позаботиться об этом заранее: у мужчин, как известно, такая короткая память.

8.

Женщинам вечно чего-то не хватает. Спустя какое-то время вы обнаруживаете, что общества детей и одного мужчины ей мало, необходимо окружение вещей, подруг и каких-то совсем посторонних людей. По мере того, как вы отбиваетесь от её растущих потребностей, в голову приходит горькое понимание того, что вас обманули. Вы не единственный гений, где-то рядом с вами у неё существуют какие-то Давид Голощёкин и Алексей Козлов. Требуется рояль, картины и дом, где всё это можно разместить. Она хочет посмотреть мир и поехать за рубеж. Но в последнем, кроме твёрдой валюты, есть только две замечательные вещи – немецкое пиво и гонки «Формулы-1». Да, на нудистском пляже иногда бывает приятно, но с ней же об этом не поговоришь.

К тридцати годам она окончательно сходит с ума и начинает делать вам упрёки в дефиците финансовых средств. Теперь-то вы убеждаетесь в том, что никогда её не любили, но мужественно пытаетесь спасти семью. Почти каждый уик-энд вы покорно выслушиваете нелестные сравнения вашего характера, умственных способностей и внешности с очередными Ивановым, Бульбой и Рабиновичем. Окончательный диагноз, конечно же, всегда не в вашу пользу, хотя она, по её мнению, «держит дверь открытой». Бывает, что вы и проходите в эту дверь, но уже робко, бочком. У вас нет никакой уверенности в том, что голова ваша не украшена рогами, но такие ночи дают вам неопределённую надежду, что эти костные наросты пока ещё не очень выступают.

Странно было бы, если в это время вы не начинали озираться кругом, пытаясь обрести вновь утерянную уверенность в себе. Однако воспитание ваших чувств ещё не закончено: в лучшем случае вы сможете променять шило на мыло. Вы ещё слышите пение сирен, хотя уже привязали себя к мачте.

К сорока годам её и ваши срока выходят: она вновь обращает свой взгляд на вас, а вы уже можете смотреть только в сторону. Делёж имущества окончательно добивает остатки ваших иллюзий: кроме всего прочего она забирает ваш любимый набор пивных кружек. Можно начинать жизнь заново: теперь вы знаете, чего ждать от нового брака.

9.

Естественное состояние женщины – безудержный, ничем не ограниченный эгоцентризм. Мир вращается вокруг вас, так было всегда, это – закон природы. «Пускай умрут, кому мы не достались, пусть сдохнут те, кто нас не захотел». Вот это – по-нашему.

Всё, что вы ни делали в своей жизни, освящено вашим правом, правом женщины. Вы – та реальная шея, которая вертит мужской головой. Женщина не может быть не права. Она может иногда искренне ошибаться, но – с кем не бывает.

Часто говорят, что вокруг вас – мужской мир, но это не так. Мужчины конкурируют между собой исключительно из-за женщин, если бы не было вас, то остановился бы прогресс. Все мужчины рано или поздно изменяют своим любимым, ибо не может быть такой женщины, которая смогла бы постоянно одерживать победу над другими женщинами. Конечно, можно договориться о правилах поведения относительно друзей своих подруг, когда охотничьи угодья достаточно велики. Но если добычи кругом так мало, то – почему бы и нет?

Ради разнообразия можно пойти у него на поводу и кинуться на шею, встречая после долгой разлуки. Но в остальном – этот лак для ногтей всегда так долго сохнет, поэтому пусть подождёт, а если ему очень надо, то пусть подождёт и всю жизнь. Хотя – гранатовые браслеты симпатичны в книгах, в реальности алмазные колье гораздо предпочтительнее.

Не вздумайте всерьёз пытаться меняться ради него – максимум, что можно сделать, это сменить причёску. Мужчины вращаются вокруг вас на нестационарных орбитах: один требует, чтобы вы постоянно были веселы, как заводные, другой говорит, что грустить вам идёт больше. Что за глупости! Вы должны всегда оставаться самими собой.

Мужчины – животные, которым не хватило времени для завершения их превращения в человека. Их примитивизм освежает, их эгоизм бывает забавен, но все они – лишь подручные средства для реализации женщины. Не надо бояться их менять: любые инструменты со временем портятся. Пусть они боятся вас – к любой женщине должна подходить приставка роковая. Пользуйтесь ими, оставляя после себя пустые оболочки, лишённые денег и души. Наполнить их снова – дело следующих женщин: спасать – это такое же развлечение, как и губить. Вы – в своём праве, что бы по этому ни говорили общественные ханжи.

10.

Женщины – это всего лишь необходимое дополнение к основным вещам мужской жизни. Как когда-то писал Киплинг:

Четыре есть вещи на все времена:

Женщины, лошади, власть и война.

Никогда не пытайтесь откровенно разговаривать с женщинами о том, что вас по-настоящему волнует. Даже лучшие из них не смогут вас слушать, если у них плохо побелен потолок или не так сидит платье. А что-нибудь не так у них происходит всегда. Единственное, что может отвлечь женщину от неё, – это ваша страсть к ней. Тогда и только тогда вы на какое-то время можете стать для неё интересным. И перестанете быть таковым, когда ваши откровения начнут повторяться. Необходимо быть бесконечно изобретательным в придумывании новых комплиментов.

Как известно, самый приятный способ разориться – женщины, самый быстрый – тотализатор, самый надёжный – сельское хозяйство. Если женщина заставляет вас заниматься садом и огородом, готовьтесь к худшему. Времени не остаётся ни на что, кроме неё и овощей, но под эту закуску вам далеко не всегда позволят употреблять спиртные напитки, так примиряющие вас с этой жизнью.

Нет ничего более скучного, чем бесконечность. Когда вас потянет к другой женщине, не удивляйтесь: они, вообще-то, появляются и растут каждое лето, как грибы. Почему бы и не попробовать что-нибудь новое? Если есть начала, то должны же где-то существовать и концы. И женщины, очевидно, это инстинктивно подозревают.

Берите и бросайте, бросайте и вновь берите. Не пытайтесь сочувствовать – не брошенная никем женщина не способна оценить полноту жизни, а именно этим они и живут. Полагая, что этим же живут и мужчины, бросая вас, они также пытаются доставить вам счастье. Поэтому будьте им благодарны: если они от вас уходят, это всегда вовремя. Просто вы не сразу способны это оценить.

Все эти страсти, если к ним правильно относиться, стоят не дороже денег. Когда последние у вас кончатся, кончатся и женщины. Начнется мужская жизнь, начнётся работа. Бывает немного хуже, если с деньгами вы на них потратили и здоровье. Но сожалеть об этом тоже не стоит – скорее всего, у вас этого здоровья было слишком много, и теперь-то вы наконец пришли в норму.

Не пытайтесь понять женщин: что бы вы себе ни придумали, всё равно с их точки зрения всё обстоит иначе. А поскольку только вы понимаете всё правильно, женская точка зрения на происходящее будет ужасно раздражать. Спорить с ними бесполезно, если только вы не собираетесь сильно поругаться.

Что бы вы в конечном счёте о них ни думали, они думают о вас гораздо хуже. И это заранее вас оправдывает: какие бы действия вы ни предпринимали, они им заранее известны. Хотя определённых поступков всё же лучше не совершать, хотя бы из чувства самосохранения (скажем, если вы перед этим так негодовали по поводу её аборта от другого мужчины, что же теперь сами собираетесь наступить на эти грабли?)

А в остальном… В остальном, оставаясь с ней, уходя от неё, старайтесь быть щедрым. Она, конечно, всё равно этого не оценит, но вам будет приятно об этом вспоминать.

Умным быть лучше, чем глупым. Образованный человек знает больше, чем неграмотный. А ум, по распространённому представлению, всего лишь некая производная образования.

В свою очередь, в соответствии с тем же распространённым в обществе предрассудком, деньги и статус – лишь оборотная сторона ума. Любимый народный герой Буратино, видимо, мог бы высказаться и иначе: "а если вы такие богатые, то где же ваше образование?". Надо полагать, в России ему бы сразу всё и предъявили.

Особенно большого умственного напряжения (а заодно и хорошего образования) требуют научные занятия. По Платону, миром правят философы. По его идейному оппоненту Диогену, мудрецы – друзья богов, а у друзей – всё общее. "Валите все в Шамбалу", одно слово.

Молодые люди, вас обманывают. И золотые горы, и слава, и хорошая еда с уютными жилищами – всё это находится совсем в другом месте. Здесь уже давно ни черта нет. Так что если вы пришли в науку за этим, то лучше поскорей свалить отсюда.

В общем, это – попытка написать роман-предупреждение. Но поскольку романтик (или романист?) я – никакой, то получилась открытая лекция.

1.

От природы мы любопытны. Все наше детство посвящено познанию мира, знакомству с другими людьми и первым наивным попыткам понимания себя. Каждый ребёнок – учёный-исследователь в буквальном (и лучшем) смысле этого слова.

Познание мира даётся нелегко. Искушение лизнуть никелированную дверную ручку на сильном морозе, сжевать первую приглянувшуюся в лесу траву и провести другие естествоиспытательские опыты является очень сильным. Сколько бы педагоги и психологи ни объясняли (а точнее, ни отрицали) теорию таких экспериментов, она по трудности понимания никак не проще, чем изучение букв, правил арифметики и начал физики. Остановить юного человека невозможно. Он разбирает и пытается собрать обратно всё, что попадает ему в руки, колется иголками, режется ножами и пытается сделать парашют из первого попавшегося ему зонтика. Жизнь и наука для него, в сущности, одно и то же и представляет собой непрерывные поиски истины.

Первая развилка, по-видимому, наступает в школе. Он открывает для себя, что за знания ставят отметки. Оказывается, можно измерить, кто знает больше. И делается это просто: отличники знают всё, двоечники – ничего. Истина принимает точные количественные очертания. Она становится простой и социальной. Простой – потому что путь познания мира приобретает строго расчерченный маршрут школьной программы. Социальной – потому что надо понять то, что якобы понимают все. Вот оно – настоящее счастье обретения парадигмы по Т. Куну.

2.

Школьное обучение сейчас дополняется уроками репетитора. Ребёнок должен поступить в институт. В советское время весьма желательно было заниматься спортом. Это давало определённые преимущества. Сейчас необходимо осваивать программу вступительных экзаменов. На вопрос – зачем всё это? – моделируются самые различные ответы:

– чтобы не попасть в армию;

– удачно выйти замуж;

– получить образование и хорошо устроиться в жизни;

– потому, что так делают все.

Уже на этом этапе молодой человек становится полностью частью этого общества. Мало кто идёт в вуз потому, что ему просто интересно. Хотя любопытство ещё не исчезло совсем, но оно почти полностью вытесняется другими приоритетами. Здесь есть свои моды: в советское время – на ядреных физиков, сейчас – на программистов, нефтяников и специалистов по пищевой промышленности. Возник спрос на финансово-экономические профессии, куда раньше шли только неудачники. Ослабел конкурс на специальность «коммерция», что радует. Раньше выпускники институтов советской торговли вызывали нездоровый ажиотаж.

3.

Вуз – это такое специальное заведение, где торгуют дипломами. Диплом – частью напечатанное, частью – написанное от руки свидетельство о полученном его владельцем высшем образовании. Институтское, как правило, стоит дешевле, университетское – дороже. Столичное – дороже, чем провинциальное, зарубежное – дороже, чем российское.

Раньше, когда высшее образование было ещё сравнительно редким, его владельцам вместе с дипломом выдавался ромбовидный значок, который они могли носить как знак отличия. Те, кто мог относиться к этому с юмором, говорили, что если не хватает ума в голове, то этот недостаток перекочёвывает на лацкан пиджака.

Какое отношение купля–продажа дипломов имеет к науке? Практически никакого. Если бы не одно «но»: в вузе иногда можно увидеть живого исследователя. Было бы некорректно утверждать, что эта встреча не оказывает совсем никакого влияния на судьбу молодого человека. Ещё более некорректно – полагать, что она может оказывать хоть какое-то влияние, сравнимое хотя бы с проигрышем любимой футбольной команды в чемпионате.

4.

Тем не менее что-то всё же происходит. Разглядывая лектора, прицениваясь к его костюму и плохо почищенным ботинкам, студенты иногда слышат какие-то фразы, улавливая обрывки смысла. В свою очередь, для человека, оторвавшегося от размышлений над парадоксами этого мира и вошедшего в аудиторию, встреча с новым поколением также представляет определённый интерес. В целом это напоминает зоопарк – только непонятно, кто с какой стороны клетки находится.

Впрочем, в качестве редкостного экспоната живой природы чаще выступает всё-таки профессор. Студентов просто больше, и они чаще встречаются в этой жизни. Действующий, искренне увлечённый своим ремеслом профессор редок даже на воле, в своей естественной среде обитания. А уж увидеть его в студенческой аудитории…

5.

То, что мы называем идеей, представляет новую, ранее незамеченную нами взаимосвязь между уже известными понятиями. Однако для того, чтобы увидеть эту взаимосвязь, нужна большая внутренняя свобода. Свобода – одно из условий науки, без которого она, по большому счёту, не может существовать.

Кроме того, нужны ещё и те самые понятия, причём чем больше, тем лучше; очевидно, без них не может возникнуть идей. И здесь-то и начинаются проблемы. Кто-то что-то по тому или иному поводу уже говорил. Совпадает ли то, что когда-то говорилось, с тем, что мы ищем? Или ситуация изменилась радикально?

А если – что достаточно часто встречается – признанные авторитеты по этому поводу говорят совершенно противоположное? Казалось бы, надо радоваться – есть возможность ниспровергнуть банальность.

Но обычно банальность оказывается сильнее. И требуется честность, чтобы признать, что полученная нетривиальность была результатом обычной ошибки. А чтобы не было потом стыдно за неудавшееся ниспровержение, нужны ещё терпение и скромность. Это – по крайней мере.

Всё вместе и представляет специфический «аромат науки», её стиль. В чём-то это похоже на джаз или рок-н-ролл. Именно это и задевает струны в сердцах молодых, которые ещё не до конца забыли своё детство. Это волнует.

Волнение продолжается недолго. Пока молодёжь учится в университете, у них есть подруги, друзья и любимые. Когда они его заканчивают, у них есть семья и конкуренты. Надо делать карьеру и зарабатывать деньги. При чём здесь наука?

6.

Впрочем, так было не всегда. В роскошные шестидесятые, когда строились поточные дома, сажали кукурузу, а Стругацкие верили в коммунизм и писали про пять спичек, в России в науке, по сравнению с другими отраслями, была самая высокая зарплата. Огромное количество молодых людей решило стать учёными. Быстро продвигаясь по служебной лестнице во вновь создаваемых государственных НИИ, они занимали места директоров и начальников отделов. Но уже в семидесятые все потенциально доходные и статусные места в науке как сфере народного хозяйства были заняты сравнительно молодыми задницами. Новому поколению можно было в лучшем случае дослужиться до места завлаба. И ждать, пока очередного академика хватит кондратий, чтобы эскалатор служебной лестницы опять пришёл в движение.

Российские академики живут подолгу. Да и какой смысл умирать, если признание твоих заслуг ожидает тебя только после начала получения пенсии по старости? Альтернативный путь – стать и.о. премьера или хотя бы депутатом Госдумы – доступен не для всех…

Да, вот ещё: в шестидесятые за счёт резкого увеличения численности научного поголовья возродилось понятие российской интеллигенции. Правда, тогда часто стыдливо прибавляли эпитет трудовая. Это был такой класс – российская трудовая интеллигенция.

Интеллигенция, по определению Н. Федотова, всегда оппозиционна: то она с государем против народа, то и против народа, и против государя, то, наконец, с народом против государя. И всегда по Чаадаеву – «русский либерал (читай – интеллигент) – мошка, греющаяся в лучах Запада». При этом, естественно, живущий в основном за государственный счёт, а потому – страстно мечтающий о реформировании государства.

В шестидесятые интеллигенция была трудовой – соответствовать приходилось рабоче-крестьянскому правительству. А костяк трудовой интеллигенции составляли учёные. Это такие люди, которые думают о будущем. В расчёте на душу населения в России (и даже в Советском Союзе) учёных больше, чем в других странах. У России очень сложное будущее, поэтому они думают (и думали) о нём изо всех сил.

7.

Молодые люди после окончания высшего учебного заведения представляют собой, безусловно, высшую фазу развития человеческого организма. В этот сравнительно недолгий момент своей жизни они знают решительно всё о взаимоотношениях полов, своих потребностях, тонкостях избранной профессии, о своём внутреннем мире и об окружающей их среде. Устремляясь, подобно акуле на запах крови, на охоту за большими деньгами и карьерой, они устраиваются на вожделенную работу, используя все доступные им средства: от родственных связей до хорошей фигуры и дорогого макияжа.

Мечта сбывается: они попадают во взрослый мир и учатся ходить строем. Для этого в гражданской жизни необходимо производить как можно больше шума, двигаясь не в ногу и постоянно попадаясь на глаза начальству. Бравый солдат Швейк по сравнению с этим напяленным на себя энтузиазмом служебного рвения и молодого идиотизма представляется просто невинным младенцем.

В первый год своей производственной деятельности они ещё отдают себе отчёт, насколько мала от них отдача и как мало, в сущности, они делают. Во второй год они уже вынуждены бороться с ощущением, что начальство их слишком сильно напрягает. К третьему году они уже работают не поднимая головы, и к концу этого периода им впервые увеличивают жалованье. Хотя, если бы им всё же удалось повертеть головой из стороны в сторону и слегка пострелять глазами, некоторые из них могли бы заметить, что ни объём трудовых усилий, ни их результаты по большому счёту не изменились.

Большинство этих воспитанных родителями и обществом социальных особей укрепляют костяк последнего, двигаясь торными дорогами карьерно-денежно-семейных переживаний. Будущие столпы общества осваивают потребительскую и впитывают политическую культуру, уверенностью в своей правоте и гладкостью скольжения по наблюдаемой действительности чем-то напоминая стаю утюгов. Однако парадоксальным образом некоторым из них становится скучно.

В свой студенческий период они чувствовали себя скорее учёными – в том смысле, что думали, что чему-то учились (даже могли заодно подумать о будущем). Теперь же они становятся практиками, которые знают всё «по жизни». Практик – это такой человек, который, вообще-то, не знает ничего, но с уверенностью заключает, что знает всё. В свою очередь, это последнее всё является комплексом условных рефлексов, вбитых в него начальством. И на весь мир, подобно герою пьесы Н. Эрдмана, он начинает смотреть исключительно с практической (читай – марксистской) точки зрения.

Условные рефлексы представляют собой стройную систему идеологических убеждений. И если из левого крана с синей пипкой вдруг польётся горячая вода, мир практика начинают колебать землетрясения. А уж когда цена водки начинает равняться стоимости четырёх бутылок пива, он вообще превращается в буриданова осла. Но практик всегда с лёгкостью находит решение любых вопросов, объединяясь с себе подобными. Приятно наблюдать, как на так называемых научно-практических конференциях они начинают позиционироваться, называя свою должность, место работы и говоря: «Я как практик вам сейчас скажу…». И ведь говорит ничтоже сумняшеся. После чего вопрос о возможностях полёта аппаратов тяжелее воздуха решается общим голосованием.*

* «Не принимать к рассмотрению заявки на изобретение вечного двигателя и летательных аппаратов тяжелее воздуха» – одно из постановлений Французской Академии наук

8.

Скука – явно недостаточный повод для того, чтобы прочесть специальную книжку, не говоря уже о том, чтобы потом предпринять какие-то действия. Редко какая птица полетит против ветра. Разве что в условиях экстремальной оплаты в инвалюте с учётом возможностей дальнейших сезонных миграций за рубеж.

Более всего молодым людям нравится позиция консультанта. Это – редкостное сочетание ощущения своего умственного превосходства со свободным режимом работы и постоянной сменой впечатлений. Советник, консультант, аудитор, руководитель проекта… Какого проекта? – Того, по которому пишется отчёт. – О чём отчёт? – О том, как писали отчёт по проекту.

…Но некоторые всё же возвращаются из делового мира в мир науки. К безденежью и давно разбитым хрустальным дворцам. Найти второе оказывается непросто: к ним давно заросли дороги, а на ещё сохранившихся тропах подстерегают городские сумасшедшие.

9.

Когда-то К. Чапек написал, что «самое большое бедствие цивилизации – это учёный дурак». К концу двадцатого века это уже перестало быть бедствием и стало неотъемлемой чертой, своего рода визитной карточкой цивилизации. Людей, владеющих научным (и псевдонаучным) жаргоном, похоже, стало существенно больше, чем всех остальных.

Однако «настоящих буйных», могущих претендовать на роль вожаков, среди них мало. Большинство использует жаргон со стандартной для человечества целью – показать, что они умнее, чем есть. Сумасшедший же учёный дурак искренне убеждён, что разговаривать можно только на одном ему понятном жаргоне, заниматься стоит только тем, что ему интересно, и по-другому существовать он не может. Забавно, что среди власть и деньги имущих это заумное бормотание и считается за науку. Шансы получить финансовую помощь на реализацию проектов-отчётов у городских сумасшедших гораздо выше, чем у обычных исследователей. Последние понятно объясняют обладателю денег с неполным средним образованием, выдаваемым за высшее, что и зачем они собираются делать, однако это их роковая ошибка. Необходимо, чтобы слова воспринимались собеседником максимум на треть, тогда это воспринимается как наука.

Такова большая часть научной «тусовки» – это тоже стиль. Необходимо научиться ему соответствовать, иначе тусовка сожрёт, переварит и превратит претендента в отходы раньше, чем он успеет придумать свою первую формулу. Среда, в которой закаляется разум, крайне агрессивна; глядишь, оторвавшийся от добывания денег молодой человек погружается в статусную болтовню на месяц, полгода… а, вот и опять он с уже слегка поношенным лицом.

10.

Исследование, написание диссертации и её защита – это три разные вещи, которые можно совместить, но с достаточно большим трудом. Защита диссертации – это очень своеобразный ритуальный танец с множеством различных фигур: поиск оппонентов, прохождение через обсуждение на кафедре (в лаборатории), представление в совет, наличие списка публикаций… Очень важны самые последние ритуальные па, когда во время защиты диссертации по гидродинамике кто-нибудь из членов диссертационного совета может задать философский вопрос: «А что такое струя?». Отвечать на такие вопросы желательно быстро, уверенно, но не нагло, иначе члены могут обидеться. И чёрные шары потекут рекой.

Важно всё – вплоть до меню банкета. Относительно маловажной вещью является сам текст диссертации: его читает от начала до конца только сам диссертант. Да и то при условии, что он сам его написал.

Старая поговорка о том, что надо пройти через «два часа позора, зато потом на всю жизнь – кандидат», верна только отчасти. Сегодняшние советы укладывают эту процедуру зачастую уже в сорок минут. Два часа теперь требуется для докторской.

В России примерно три с лишним тысячи учёных советов по защите диссертаций на разнообразнейшие темы, в которых постоянно заседает более шестидесяти тысяч ученых. Поэтому учёные в России размножаются по экспоненте, как кролики. Только представить, что на каждого члена учёного совета приходится по меньшей мере двадцать аспирантов, превращающихся в кандидатов наук, как последних становится уже больше миллиона. Это сопоставимо с численностью российской армии – этакие Вооруженные учёные силы. А если представить, что каждый кандидат наук выступает перед студенческой аудиторией в сто человек…

Н-да. Что-то в России для учёных уже населения не хватает. Нет сомнений – мы все уже должны быть давно с обязательным высшим образованием.

11.

Столь значительный рост научного поголовья, естественно, в первую очередь задевает самих носителей знаний о вечности. Им не хватает пастбищ. В связи с чем, как в средневековой Англии, здесь вовсю идёт процесс огораживания.

В качестве главного феодала, восседающего на мешке с шерстью (финансируемой отдельной строкой в бюджете и получающей львиную долю средств по грантам), выступает Академия наук. У её членов через серое вещество прокачивается голубая кровь. Благородство происхождения гарантируется огромным масштабом имущества, которое, будучи сданным в аренду, приносит ренту самым большим учёным – директорам НИИ и их заместителям.

Но даже и внутри Академии есть своё размежевание. Тематика исследований поделена и закреплена за соответствующими фамилиями на десятки лет, в том числе и внутри каждого академического института. Это в общем упрощает дело – молодым, решившим заняться наукой, известны все имена богов, которым они обязаны молиться. Коммунистический (капиталистический?) лозунг: «Каждому козлу – свой огород!» здесь реализовался в полной мере.

12.

«Советская наука должна служить народу!» Такой лозунг достаточно часто можно было встретить на фасадах научных учреждений. Иногда его можно увидеть и сейчас.

Здесь всё обман:

нет такой специальной «советской» науки;

наука никому ничего не должна;

наука ни у кого не служит;

наука никак не соотносится с народом;

наконец, восклицательный знак своей дубиной над точкой подчёркивает глупость сказанного.

Первая вредная иллюзия, от которой приходится избавиться исследователю, это то, что он делает что-то полезное для людей, живущих в одной с ним стране. За полезность, вообще-то, принято платить; она редко встречается. За хорошее научное исследование в России платить не принято. В лучшем случае эту плату получат те, кто впоследствии своровал результаты. А народ и начальство считает, что исследователь должен доплачивать им за то, что ему не мешают заниматься интересующим его ремеслом. И, видимо, заставили бы заплатить, да обычно с экспериментатора взять нечего.

Хотя, в общем, наука дело полезное… для Господа Бога. Перед ним-то и приходится отчитываться. Проблема для многих профессионалов заключается в том, что они, подобно Лапласу, «не нуждаются в этой гипотезе». Поэтому можно ставить опыты на военнопленных, синтезировать новые наркотики или придумывать новые легальные схемы ухода от налогов. Или записывать таблицу умножения римскими цифрами, выдавая это за пионерные исследования в области численных методов.