По следам Дягилева в Петербурге. Адреса великих идей

История Сергея Павловича Дягилева начинается не в Петербурге, школьные годы он тоже провел вдали от блеска столицы. Но несмотря на то, что он переедет в Петербург из провинции только в 18 лет, он по праву рождения принадлежал к высшим и самым культурными слоям российского общества.

Сергей Дягилев родился в 1872 году в селе Селищи Новгородской губернии, где тогда служил его отец, офицер-кавалергард Павел Павлович Дягилев. Мать, Евгения Евреинова, умерла через несколько месяцев после родов. Когда мальчику было два с половиной года, его отец женился снова. Мачеха Сергея, Елена Валериановна Панаева, действительно заменила ему мать, а главной чертой ее характера, которая, помимо любви к искусству, формировала мировоззрение юного Сережи в целом, был оптимизм: любые неудачи она отметала, либо забывая о них, либо просто не замечая. Именно мачехе Дягилев обязан своей исключительной силой воли: она приучила его никогда не пользоваться словами «я не могу», идти к своим целям во что бы то ни стало и всегда завершать начатое. Елена Валериановна объясняла детям, что трудности – часть жизненного пути и к ним нужно относиться как к приключению.

Детство Сережи проходило в основном в Перми, где у семьи был дом, построенный еще его дедом, и винокуренный завод в селе Бикбарда. Хотя до переезда в Пермь он вместе с семьей успел некоторое время пожить в Петербурге на Шпалерной улице.

В доме Дягилевых на Шпалерной улице все были очень увлечены искусством, это была семейная традиция.

Еще дед Сергея, Павел Дмитриевич, был большим меломаном, играл на клавикордах, пел. Он не скрывал своей гордости, что учился игре на фортепиано у самого Джона Филда (лучшего петербургского пианиста и педагога), среди учеников которого был даже Михаил Глинка.

Поэтому неудивительно, что почти все его дети (а их было 8!), в том числе отец Сергея, обладали прекрасным музыкальным вкусом.

Живя в Петербурге, Дягилевы организовали у себя дома музыкальный кружок: поводом к постоянным собраниям на квартире Павла Павловича стал приезд из Парижа Александры Панаевой – тети Татуси (родной сестры мачехи Дягилева). Она была известной певицей, ученицей Полины Виардо, первой исполнительницей партии Татьяны в опере Чайковского «Евгений Онегин». Французская пресса была в восторге от ее исполнения и предсказывала ей блестящую карьеру, отмечая исключительное драматическое дарование певицы. Пока она гостила у Дягилевых, петербургские меломаны собирались в доме у ее родных, чтобы насладиться пением молодой, но уже известной исполнительницы.

Когда тетя Татуся снова отбыла в Париж, Павел и Елена Дягилевы решили продолжить домашние музыкальные концерты. Павел Павлович, человек весьма энергичный, подошел к делу обстоятельно: приобрел ноты, отдал в переписку партитуры, собрал хор и вскоре эти музыкальные встречи стали регулярными. Проводились концерты в вечернее время по четвергам, поэтому и стали называться «четвергами Дягилевых». Отношение к музыке как к развлечению, а не как к серьезному занятию, равно как и пренебрежение дисциплиной, было полностью исключено. Такой вдумчивый подход лишь способствовал популярности концертов: на «дягилевские четверги» собиралось еженедельно около тридцати человек. Дети Дягилевых, Сережа и его младший брат Линчик (Валентин), по «четвергам» засыпали под хоровое пение и звуки музыки, которые продолжались с девяти вечера до полуночи, а порой заканчивались и позже.

Слухи о дягилевских «четвергах» разносились по городу, и многие желали на них попасть, но допускались туда только исполнители. Забавно, что, когда в очередной раз из Парижа вернулась тетя Татуся, композитор Цезарь Кюи восторженно рассказывал ей о “каких-то Дягилевых” и их музыкальных концертах и советовал с ними познакомиться, даже не предполагая, что Александра Панаева – родная сестра Елены Дягилевой.

Репертуар концертов, за которым следил Павел Павлович и который включал очень разные по сложности произведения, действительно впечатлял. Как и исполнительское искусство постоянных гостей, хотя завсегдатаи домашнего кружка были представителями разных профессий: врачи, юристы, военные, чиновники, студенты, – но всех их объединяла страстная любовь к музыке. Таким образом, родители Сергея были знакомы со всей культурной элитой Петербурга, поэтому, несмотря на то что впоследствии рос он в вдали от столицы, Павел и Елена Дягилевы сумели передать своему сыну очень многое: музыкальное воспитание, вкус и, конечно же, связи.

Весной 1879 года Павел Павлович вышел в отставку. Прежде всего из-за финансовых соображений: служба в полку не приносила достаточных средств, содержание дома на Шпалерной обходилось недешево, а семья росла – на тот момент было уже трое детей: Сергей, Валентин и Юрий. Дягилевы решились на переезд в Пермь, когда Сереже исполнилось 8 лет. В Перми к тому моменту уже проживал дедушка, Павел Дмитриевич (контролировать бикбардинский завод, естественно, было удобнее из Перми, а не из Петербурга).

Пермский дом Дягилевых, по воспоминаниям современников, был центром культурной жизни города, его называли «Пермскими Афинами». Культурную жизнь, которую Дягилевы вели в столице, они перевезли с собой и в Пермь. Раз в неделю в их доме собирались городские интеллектуалы, а также часто приезжали родственники из Петербурга. Например, тетя Нона – Анна Павловна Философова (родная сестра отца) с детьми. Она была довольно известной дамой: активно занималась социальными вопросами, ратовала за женское образование и за общественные реформы. В какой-то момент ее бурная деятельность даже стала причиной временного отъезда за границу: император Александр II предложил ей таким образом поумерить пыл. Часто выступала у Дягилевых на домашних концертах и тетя Татуся. В доме Дягилевых царила артистическая атмосфера: регулярно устраивались музыкальные вечера, ставились спектакли, Павел Павлович тоже пел, продолжая традиции «четвергов», которые сложились в Петербурге. Кузен Сергея, Дмитрий Философов, вспоминал о своих пермских родственниках и, прежде всего, о дяде, как о людях бесконечно добрых, лишенных каких-либо карьерных устремлений.

Они были независимы и открыты, являлись хлебосольными хозяевами и смогли создать в своем доме особую атмосферу, которую можно было охарактеризовать не иначе как «дягилевской»: с одной стороны – строгие правила традиций, которые неукоснительно соблюдались, с другой стороны – удивительная свобода и терпимость.

Карьеризм и честолюбивые мечты, что придворные, что служебные, их не интересовали, хотя Дягилевы могли сделать блестящую карьеру: все возможности для этого были. Но никто из четырех братьев Дягилевых карьерой не интересовался. Они любили жить и служить, но не любили работать.

В 1887 году семья Дягилевых организовала в городском театре «Русский исторический концерт с живыми картинами», включив в программу произведения русских композиторов. Кстати, строительство Пермского городского театра тоже не обошлось без участия Дягилевых: Павел Дмитриевич пожертвовал 4300 рублей серебром (в переводе на нынешние деньги – около 4,5 млн рублей) на работы по устройству театрального здания.

Сейчас, анализируя биографию Сергея Дягилева и его творческое наследие, мы видим, как сильно повлияла на него семья. Сколько нематериальных благ он получил от своих близких – какие любовь и уважение к искусству были привиты ему родными с самых ранних лет. Родители, конечно же, позаботились и о хорошем образовании своих детей. Учитывая статус семьи и дворянские традиции, вполне закономерно, что Сергей был определен в городскую гимназию.

Рис. 1. Статья «Сережа Дягилев»

Очень любопытны воспоминания его одноклассника, правда, опубликованные уже после смерти Дягилева как некролог в парижской газете. Однако, они, пожалуй, являются единственной возможностью взглянуть на тот период жизни Сережи «со стороны», не из семейного круга. В них Дягилев предстает не по летам крупным, высоким мальчиком, очень образованным и эрудированным. Он во многом опережал своих сверстников в развитии: разбирался в русской и иностранной литературе, в театре и современной музыке. Юный Сережа уже тогда говорил по-французски и по-немецки совершенно свободно, уже тогда он музицировал почти на профессиональном для своего возраста уровне. Эта разница с другими детьми была заметна даже внешне: фигура его поражала какой-то особой изысканностью, что-то аристократическое было в его манере держаться. Сережа Дягилев казался исключительным ребенком и для одноклассников, и для преподавателей: он как будто бы существовал в ином мире, более совершенном, более красивом, более изящном. К нему можно было применить как нельзя удачнее слово «барич».

В 1890 году в 18 лет юный Дягилев приезжает в Петербург из Перми, чтобы поступить на юридический факультет Санкт-Петербургского Императорского университета.

Сохранилось в архиве его личное дело, к которому прикреплены фотографии будущего студента, аттестат из гимназии и характеристика выпускника. Оценки в аттестате не блестящие, но отмечено, что поведение и прилежание всегда были отличные, а любознательность ко всем предметам одинаково хорошая. К моменту поступления Сергея в университет финансовые дела его семьи были расстроены: бикбардинский завод пришлось продать. Тем не менее, сам он находился в довольно стабильном положении, поскольку нерастраченное приданое своей матери он унаследовал в полной мере по достижении совершеннолетия, и даже некоторое время обеспечивал своих младших братьев, которые тоже приехали в Петербург поступать в военные училища.

Рис. 2. Личное дело С.П. Дягилева. ЦГИА СПб. Фонд 14. Опись 3. Дело 27819.

Рис. 3. Оценки. ЦГИА СПб. Фонд 14. Опись 3. Дело 27819.

Рис. 4. Аттестат зрелости. ЦГИА СПб. Фонд 14. Опись 3. Дело 27819..

Глава 1

Детство и юность, университет

Родители Дягилева переехали в Пермь из-за финансовых соображений, однако давать образование сыновьям они предпочли в столице. Естественно, Петербург тогда – центр огромной империи, поэтому их выбор вполне понятен. Для дворянина в конце XIX века было несколько способов добиться успеха в жизни: военная карьера (которую выбрал Павел Павлович и которая была уготована его младшим сыновьям), придворная карьера и государственная служба. Чтобы попасть на государственную службу в штат чиновников, необходимо было иметь юридическое образование, кроме того, наличие университетского диплома давало определенные возможности для роста (выпускникам университета сразу давался более высокий класс согласно Табели о рангах).

Когда Сергей приехал в Петербург, он остановился в пустой квартире своих родных в доме 12 по Галерной улице. Философовы жили недалеко от Сената и Синода в очень просторной квартире, занимавшей целый этаж. Их соседями была семья Вальтера Нувеля (они снимали квартиру чуть выше – на третьем этаже – и она была как минимум вполовину меньше, чем у родственников Дягилева).

Летом семья тети Ноны обычно жила в своем псковском имении Богдановское. Так было и в момент приезда Сергея, но Дима, его двоюродный брат, конечно, заранее обо всем позаботился: перед отъездом он поручил присмотреть за кузеном из Перми своим друзьям-одноклассникам – Вальтеру Нувелю и Александру Бенуа.

Сразу после приезда на Галерную, Сережа Дягилев поднялся к Нувелям и познакомился с Вальтером, которого друзья обыкновенно называли Валечкой.

Новый знакомый, высокий, красивый, статный молодой человек, пышущий здоровьем и силой, показался Нувелю человеком незаурядным, страстной натурой с волевым характером. В то же время его образу не хватало лоска и столичного шика, во всем чувствовалась провинциальность и даже какая-то неуклюжесть. Александр Бенуа свои первые впечатления о Сергее тоже запомнил ярко: цветущий вид, идеально белые ровные зубы, громкий заразительный смех. Этакий здоровяк-провинциал, добродушный и безобидный, вполне симпатичный, но приземленный и недалекий. Единственная причина, почему Дягилева сразу приняли в компанию, – его родство с Философовым.

Рис. 5.Фото из личного дела. ЦГИА СПб. Фонд 14. Опись 3. Дело 27819.

Кстати, и Нувель, и Бенуа, впрочем, как и Философов – выпускники знаменитой гимназии Карла Мая, «маевцы», как их называли. Эта школа находилась на Васильевском острове и представляла собой элитное учебное заведение для мальчиков, весьма известное в Петербурге. Эмблемой гимназии был майский жук – так директор и владелец школы, обрусевший немец Карл Май, иронично обыграл звучание своей фамилии. Девиз Мая и его педагогов был таков: детей нужно любить, а потом учить. Гимназия действительно не была похожа ни на казенные учебные заведения, ни на другие частные школы. В некоторой степени ее можно сравнить с Царскосельским лицеем, где учился Пушкин. Педагоги в школу подбирались очень тщательно: учитывали и их личные качества, и их научные и педагогические таланты. В школе преобладала ярко выраженная практическая направленность, что совершенно не отменяло фундаментальной теоретической подготовки. Благодаря такому гармоничному подходу, а также взаимоуважению между учениками, учителями и родителями студентов, гимназия Карла Мая считалась одним из лучших учебных заведений. Среди учеников школы были, например, дети князя Гагарина, Голицына, графа Стенбок-Фермора, представители купечества – Елисеевы, Дурдины, Варгунины, и, конечно, творческая и научная интеллигенция: Рерихи, Римские-Корсаковы, Семеновы-Тяньшанские. У Мая учились поколениями. Рекорд в данном случае принадлежит семье Бенуа – 25 выпускников за годы существования школы (1856–1918).

Таким образом, «провинциал» Дягилев, только что окончивший обычную гимназию, попал в элитный интеллектуальный кружок. С его участниками он потом будет работать большую часть своей жизни: издавать и редактировать журнал, организовывать выставки, писать критические статьи, спорить и ставить балеты. Но тогда в Петербурге это общество золотой молодежи отнеслось к Сергею не слишком приветливо и даже высокомерно. Особенно это касалось Александра Бенуа, который хоть и знал, что Дягилев неплохо разбирается в музыке и собирается стать певцом, считал его вкус не вполне соответствующим, а музыкальные взгляды – не подходящими. Но Сергей не дал себя в обиду. Однажды во время прогулки, пока Бенуа изводил своего нового знакомого остроумными (как ему казалось) вопросами, тот напал на своего мучителя и доказал, что издеваться над собой он не позволит.

Благополучно подав документы, Сергей был свободен до начала занятий. Наверняка у него было много планов на то, как провести это время. Учитывая, что у родителей в Перми финансовые дела шли не очень хорошо, думается, он и не предполагал, какой подарок его ожидает.

Летом 1890 года перед началом занятий Сергей вместе с Димой едут в заграничную поездку, посещая музеи и знакомясь с современным европейским искусством. Также они оба поклонники Вагнера и бесконечно слушают его оперы в разных городах по своему маршруту. Несмотря на сложное финансовое положение (отец Сергея был объявлен несостоятельным должником и на все имущество наложили арест) родители выделили ему на поездку 1 000 рублей (!!!). Более обеспеченная и финансово стабильная семья Философовых дала Диме только 500 (зарплата преподавателя гимназии в столице в то время составляла 90-120 рублей в месяц. А жалованье гвардейского офицера – 70 рублей. Учительницы начальных классов – 25).

Рис. 6. Письмо из путешествия

Тогда же во время этого путешествия Дягилев впервые посещает Венецию – город, с которым будет тесно связана его судьба, город, который будет для Дягилева всем: и местом отдыха, и местом творчества, и местом вдохновения, и… местом упокоения.

Рис. 7. Билет Дягилева ЦГИА СПб. Фонд 14. Опись 3. Дело 27819.

Рис. 8. Расписка Дягилева. ЦГИА СПб. Фонд 14. Опись 3. Дело 27819.

После поездки по Европе молодые люди понимают, что устаревшие, на их взгляд, идеи художников-передвижников уступают место новому искусству эпохи модерна. Они полны новых идей и готовы реализовывать их во что бы то ни стало. Однако начинается учеба в университете, к которой Дягилев, по словам его кузена Дмитрия, относится не очень-то ответственно. Нувель подтверждает эти сведения, отмечая, что некоторые курсы были друзьям интересны, но все же главной причиной посещения университета была дружба и желание держаться вместе. Из всей компании только Философов задумывался о будущей карьере, а вот Дягилев первым потерял интерес к учебе.

А вот что касается самообразования, то тут Дягилев старался, как мог. Он быстро влился в кружок «маевцев» – друзей своего двоюродного брата, а также завел новые знакомства. Стал бывать и у Александра Бенуа в его квартире на улице Глинки, хотя отношения с ним всегда складывались сложнее, чем с остальными.

Кружок, который собирался у Бенуа, существовал еще со времени учебы в гимназии. В него входил, кроме упоминавшихся, также Лев Бакст – в будущем знаменитый художник, а тогда просто «Левушка». Друзья называли себя «невскими пиквикианцами» по аналогии с Пиквикским клубом Чарльза Диккенса. Участники собраний тяготели, в основном, к литературе и живописи, они готовили доклады о различных художниках и писателях, вели протоколы заседаний, а Шуру Бенуа, который привносил серьезность во все эти занятия, почитали за своего руководителя и педагога-наставника. Подготовка каждого докладчика была на довольно высоком уровне, лекции читались на самые разнообразные темы: «Развитие искусства в Германии», «О современной критике», «История оперы». Сам Дягилев готовил лекцию-доклад о Карамазовых и, конечно же, о столь им любимой музыке.

Сегодня эти встречи можно было бы назвать студенческими семинарами, но в любом случае поражает уровень самоорганизации молодых людей, их настрой и отношение к затеянному делу.

Свой первый год в Петербурге в качестве студента Дягилев прожил у Философовых, в одной комнате с Димой. Вальтер Нувель регулярно навещал своих друзей, поскольку сам тоже увлекался музыкой: с Дягилевым они практически ежедневно играли в четыре руки на фортепиано, исполняли оперы и разучивали новые произведения. Молодых людей, конечно же, интересовали современные композиторы: Чайковский, Глинка, Бородин – здесь их предпочтения были схожи. А в том, что касается манеры исполнения, их вкусы и способности различались, но это не приводило к конфликтам и противоречим: у Сергея был довольно сильный баритон, он любил демонстрировать всю его мощь, темперамент и страсть. У Вальтера голос срывался и не давал ему возможности показать все свои способности, но это его нисколько не задевало.

Помимо домашних экзерсисов Сережа в свою первую петербургскую зиму не отказывал себе в удовольствии окунуться в музыкальный мир столицы: он проводил в театре буквально каждую свободную минуту, ежевечерне бывая на спектаклях или концертах, жадно впитывая все то, что могла ему предложить музыкальная культура.

По окончании первого курса Сережа ненадолго переезжает на Адмиралтейскую набережную, 6 в небольшую квартирку, которую он делит с однокурсником Михаилом Андреевым. По соседству на Адмиралтейской набережной, 4 в то время находился знаменитый Панаевский театр. Отец Елены Дягилевой, Валериан Панаев, был его основателем и первым владельцем, и, конечно же, Сергей был в числе постоянных зрителей. Удивительно, что оба деда Дягилева имели отношение к театру!

Панаевский театр не имел собственной труппы, однако благодаря своим внушительным размерам (2500 мест, 4 яруса лож и галерея на пятом ярусе) сразу привлек внимание антрепренеров и арендаторов. К сожалению, затянувшееся строительство здания привело к его вынужденной продаже, но название осталось неизменным, даже несмотря на то, что у театра сменился владелец. Панаевский театр отмечен тем, что именно на его сцене русской публике были впервые представлены многие премьеры; именно в этом театре Михаил Врубель познакомился со своей будущей женой – певицей Надеждой Забелой; здесь же впервые в столице выступил Федор Шаляпин.

Через некоторое время, но уже с братьями Юрием и Валентином, Сергей находит другую квартиру, побольше и переезжает обратно на Галерную, в дом 28. Квартира была просторная, пятикомнатная, настоящая «барская». По сохранившемуся в архиве рисунку (Сережа отправил его в письме мачехе) можно живо представить и расположение комнат, и дружеские посиделки с беседами на тему искусства, и то, как молодые люди, вырвавшиеся из-под крыла родителей, культивировали дух свободы и независимости мысли.

Любопытно, что Дягилев поселился в весьма престижном районе Петербурга: Галерная проходит параллельно Английской набережной, где находились многочисленные дворцы Великих князей (родственников императора) и особняки богатых аристократов, купцов, промышленников, словом, финансовой элиты той эпохи. Среди жителей Английской набережной нас, прежде всего, интересуют двое: двоюродный брат императора Николая II, Великий князь Андрей Владимирович, и княгиня Мария Клавдиевна Тенишева. И если Андрей Владимирович причинит Дягилеву немало неудобств и создаст множество препятствий в будущем, то Мария Тенишева будет финансировать журнал «Мир искусства» и всячески поддерживать начинания молодых людей (об этом скажем далее).

Дома по нечетной стороне Галерной – сплошь служебные флигели дворцов, главный фасад которых обращен к Неве. Отсюда за несколько минут можно доехать и до Мариинского театра, куда любил захаживать Дягилев, и до университета на Васильевском острове, где он учился.

Добраться с Галерной зимой до университета на Васильевском острове можно было пешком прямо по льду.

Ледовый трамвай, ходивший в зимнее время от Сенатской площади до Академии художеств, был не так удобен – во-первых, он появится только в 1895 году, а во-вторых идти до его остановки будет все же неблизко. Проще было пересечь Неву на финских санках, правда, не бесплатно – за пятак. Зато с ветерком!

Ну а летом все более прозаично – через Благовещенский мост, который был открыт еще в 1850 году. Так что, как только сходил лед, можно было спокойно взять извозчика (своего рода такси того времени) и отправиться в университет. Кстати, любопытно, что определенных тарифов у извозчиков в конце XIX века не существовало: они оглядывали своего клиента с ног до головы, примерно оценивая его финансовую состоятельность, учитывались также погодные условия и наличие «конкурентов» – других извозчиков, то есть потенциальных конкурентов, а затем уже называлась цена поездки.

О своем переезде на новый адрес Дягилев подробно пишет мачехе. В итоге: площадь втрое больше прежней, адрес Галерная, дом 28, квартира 3. Тогда же из Перми в Петербург приехала няня Сергея и его братьев – Дуня, ужиться с которой было непросто: она переживала за своих подопечных, хоть и уже взрослых, по любому поводу. Видимо поэтому, как бы в оправдание, в письмах родителям Дягилев описывает завтраки, которые он готовил братьям, когда они приходили к нему (и Валентин, и Юрий поступили в военные училища и бывали дома только в выходные), а также рисует план своей квартиры с указанием всех комнат.

Во время учебы в университете Сережа не оставляет занятий музыкой: он продолжает брать уроки пения у тети Татуси и готовится к поступлению в консерваторию, штудируя основы музыкальной теории. Помимо уроков с тетей (кстати, именно с ней Дягилев побывал в гостях у Чайковского!), Сережа берет уроки у известного итальянского певца Антонио Котоньи, который работал в Петербурге по приглашению Консерватории. Котоньи, кстати, был очень доволен успехами Сергея и восторженно отзывался о его вокальных данных. Музыкальные устремления Сережи Дягилева не понимала его другая тетя – Анна Павловна Философова, хотя и очень хвалила его пение. Она считала мечты своего племянника о консерватории эгоистичными и недостойными времени, ведь важно думать о народе и решать социальные противоречия, а не витать в облаках, рассуждая об абстрактных теориях или сочиняя симфонии.

Мечта Дягилева о композиторстве чуть позже сбудется: он все таки поступит в Консерваторию в класс Н. А. Римского-Корсакова. Несмотря на некоторые исполнительские успехи в Перми и опыт музыкальных сочинений, талантом композитора, по всей видимости, Дягилев не обладал, о чем ему сразу и было заявлено его же наставником. Обидевшийся Дягилев перед тем, как удалиться, хлопнув дверью, и навсегда оставить попытки сделаться музыкантом, пообещал Римскому-Корсакову превзойти его собственную славу и стать более знаменитым. Как говорится, будто в воду глядел… Хотя на самом деле этот случай можно рассмотреть и под другим углом: у тети Татуси, например, был собственный взгляд на способности племянника: она считала, что критикуют обычно перспективных учеников, тех, кто талантлив и имеет большое будущее. Недюжинные способности племянника были для нее совершенно очевидны. Да и Римский-Корсаков никогда не хвалил своих учеников, даже если ему нравились их сочинения. Когда Игорь Стравинский, тогда еще начинающий композитор, принес ему на урок новую работу, Римский-Корсаков раздраженно обругал его, назвав сочинение выкрутасами и дрянью. А вечером признался жене, что никто из его учеников и вполовину не справится с тем, что он задает Стравинскому. Так что, сделать однозначный вывод относительно музыкального таланта Сергея Дягилева невозможно. Но совершенно точно ясно, что ему была уготована другая судьба.

Регулярные собрания студентов продолжаются, причем теперь не только у Бенуа, но и в квартире Дягилевых на Галерной. Но если у Бенуа в основном беседы-лекции, то у Дягилева – домашние концерты. Из Перми, из отчего дома, в Петербург был переправлен рояль фирмы «Бехштейн», занявший в квартире центральное место. Появление концертного инструмента стало для Сережи одним из самых радостных событий, и он сразу же решает организовать нечто вроде музыкального салона. Об этом мы знаем из сохранившихся писем 1893 года, в которых Дягилев приглашает Бенуа на свои концерты. Собиралось в квартире у Дягилева не более 10–12 человек, исполняли Бетховена, Шумана, Чайковского, Рубинштейна. Начинали обычно в 8 часов, а заканчивали за полночь. Так что Сергей продолжает традиции своей семьи: «четверги» его детства переместились со Шпалерной на Галерную.

Что касается музыки, тут надо упомянуть музыкального критика и коллекционера Платона Львовича Вакселя (он жил на набережной реки Мойки, 26), а также певицу Александру Молас, известную своей активной поддержкой композиторов «Могучей кучки». Дягилев писал родителям о своих частых визитах к ней и о музыкальных вечерах у Вакселя. Молас была родственницей Римского-Корсакова: ее родная сестра вышла замуж за композитора в 1872 году, после чего дом Моласов (Моховая, 41) превратился в центр музыкальной жизни столицы: по воскресеньям здесь устраиваются музыкальные вечера, ведутся разговоры о русской музыкальной культуре. Это семейство даже упомянуто в энциклопедическом словаре (!), а их дом назван сборным пунктом всего яркого и интересного в музыкальном мире. Супруг Александры был заведующим типографией императорских театров (где позже будет служить и Дягилев, так что, очевидно, это было важное знакомство, хотя Дягилев, наверное, тогда этого еще не осознавал. Кстати, типография тоже находилась на Моховой, правда, в доме № 40). Николай Молас также состоял в Товариществе передвижных выставок в качестве художника-любителя. Примечательно, что Дягилев, будучи еще совсем молодым человеком, становится вхож в этот круг любителей русской культуры. Он определенно обладал талантом налаживать связи и заводить полезные знакомства. Учитывая, что Дягилев прославится на весь мир именно как антрепренер-импресарио, понятно, что основа его успеха – потрясающие навыки коммуникации.