Докучаев. Книга вторая. Душевская

Глава 1

1904 год.

С окончанием весеннего половодья и дождей в город наконец-то пришло тепло. Каменистые улочки и длинные площади просохли после долгого ледяного плена. В ожившем старом парке внизу над Тихим озером грелись кованые скамейки, теперь можно хоть до поздна сидеть и любоваться соловьиными трелями. Меж дубами дотлевали искрящиеся бугорки прошлогодней листвы, дымок от них полз, петляя по зеркальной поверхности, уходя к другому краю водоёма. Усталые фигуры бородатых дворников на огненно-розовом закате шоркали о гранит берёзовыми метёлками. Ещё видны были верёвки фиолетовых облаков, натянутые к уходящему горизонту. Когда же на Тверь опускалась ночная прохлада, тёмные дворики таинственно затихали. Исчезали стуки лошадиных подков и гудки паровозов, уходящих в даль от закопченных колонн вокзала. Мог быть слышен лишь шёпот едва раскрывшихся листьев в уснувшей аллее. А на утро из распахнутых окон станет доноситься детский смех. В закутке Соборного переулка внизу у дощатых плесневелых досок тенистого спуска к ручью, поросшему сиренью, можно будет застать пушистое одеяло тумана.

У высоких кирпичных ворот Владимирской церкви как всегда многолюдно, позади за стеной тянутся цветастые короба торговых рядов, громко фырчат запряженные в телегу лошади, размахивая черными и рыжими хвостами. Пахнет конским навозом и куревом. Пока, перекрестившись, о чем-то громко спорят мужики, перламутровые голуби примостились к дыроватым мешкам с фуражом.

Она спешила с экзамена, счастливая и полная надежд. Быстро щёлкая каблучками, миновала Земскую площадь, а затем повернула в аллею цветущих яблонь. После вышла на Театральный переулок, здесь ещё с давних времён теснятся, привлекая дорогими витринами, ювелирные и мебельные лавки. В одну из них, потянув за бронзовую ручку, вошла Нина. Над шляпкой обшитой розовыми цветками неожиданно стукнул колокольчик. Её встретил освещенный электрическими лампами прохладный интерьер с овальными сводами красного дерева. Пахло застывшим лаком. Всюду вдоль стен расставлены к продаже полированные до блеска старинные комоды, секретеры, посредине чернело прекрасное фортепиано. На стеллаже выстроились разноцветные испанские гитары, отсвечивали медным сияньем духовые инструменты. Стены до потолка заполнены пейзажами и массивными панно со сценами из мира античности. Глядят с портрета зелёные глаза генерала Пушкарёва. В углу толпятся изваяния греческих статуй, на полках – гипсовые головы исторических деятелей, Цицерон, Марк Аврелий.

– Здравствуйте, юная леди! Желаете что-нибудь особенное? – поглаживая седую бороденку, интересовался пожилой лавочник в атласном бордовом жилете с хитрецой, прячущейся за толстыми линзами.

– Добрый день, я хотела бы купить отцу на именины… Я уже бывала у Вас. Вот, ту скрипку, я знаю, что в молодости он играл.

– Ту, что на полке?

– Да, да её.

– Она к сожалению, продана, сегодня к вечеру её уже доставят господину Белавскому на малую Поварскую. Вы слышали, как он играет? О! Сходите в трактир «Золотой рог» там по выходным солируют цыгане, он им аккомпанирует…

– Благодарю, а есть ли ещё такая?

– Возьмите вот эту! Правда она подороже…

– Ой… У меня столько нет.

Стоявший неподалеку молодой человек с двумя рядами гладких пуговиц на смоляном мундире и в мятой фуражке, отстранился от комиссионных охотничьих ружей и направился к ним:

– Я куплю скрипку! Упакуйте в бумагу…

– Извольте сударь, – пожал плечами седовласый торговец и приподнял позолоченные очки на расстроенную Нину, – Сожалею, юная леди, но других скрипок не водится… Кстати в соседней галантерее торгует Анжела Семёновна, моя сестра, помнится ей завозили виолончель, сходите, взгляните.

– Благодарю, – она сунула серенький кошелёк в сумочку, и поспешила к выходу.

Шагнув на залитую лучами весеннюю улицу, она поправила шляпку, и слегка омрачённая отправилась домой. Из распахнутых окон булочной пахло горячим мёдом и свежей выпечкой, волшебный аромат плыл по улице вслед за ней. На уже нагретых кирпичных карнизах, чирикая о чем-то, перепирались взъерошенные синицы. Раскинувшиеся серо-зелёными паутинами ветви акаций защищали Нину от начавшегося зноя. Она подобрела, увидев своё отражение в витрине недавно открывшегося салона модной одежды, где за стеклом ей в ответ грустно улыбалась парочка забавных женских манекенов с жирно обведёнными глазами в клетчатых платьях. За спиной послышался приближающийся стук ботинок.

– Девушка, постойте!

Она на ходу повернула голову и встретилась взглядом с тем юношей из лавки, купившим дорогую скрипку. Он тут же протянул ей завёрнутый в упаковочную бумагу и перетянутый бечёвкой музыкальный инструмент:

– Вот…, это Вам! Прошу, примите! – волновался голубоглазый парень.

Запах и следы машинного масла на руках, а также не чищенная обувь и запылившиеся штаны, сперва вызвали недоверие. Однако молодой человек излучал добродушную нерешительность.

– Нет, что Вы… – Нина, глянув, отступила, и нахмурившись прибавила шагу.

Он снова поравнялся с ней и набравшись духу дрожа продолжал настаивать, будто удивившись её отказу:

– Девушка, но позвольте?! Ведь Вы ничего не должны мне за это!

Она глянула на него раздражённо:

– Как можно? Я Вас не знаю.

Поняв, что шансы угасают с каждой секундой, он был вынужден идти напролом:

– Тогда давайте знакомиться…! Меня Алексеем зовут! А Вас? – он шёл рядом, разглядывая её румяную щёчку и качающиеся пружинки локонов, чёрные ресницы и поднимавшийся время от времени уголок розоватых губ.

– Простите, я не знакомлюсь с людьми на улице, – с укоризной ответила девушка.

– А я Вас итак знаю, Вы Нина! Вы с Мариинки…

– Хм…– она повернулась к нему, щурясь от солнца, и казалось, немного смягчилась, – Откуда? Я Вас не помню.

Алексей был гораздо выше её ростом и чуть прибавил шаг, стараясь собой прикрыть её от сияющих лучей.

– Вы с Софьей…, моей сестрёнкой, с одного потока. Семёновой… Я Вас видел зимой.

– Ну… И где Вы могли меня видеть…, зимой? – Нина чуть замедлилась, и теперь полы её коричневого платья колыхались плавней. Ей стало любопытно.

– На крещение. И запомнил…, – он говорил, ощущая кружившее голову едва уловимое благоуханье духов от её нагретого тела.

– И что, так и ходите за мной с тех пор?

– Нет… Я случайно…зашёл за обувной мазью… гляжу, а там Вы.

– Хм. В такие лавки за обувными мазями не ходят…, разве что люди состоятельные. Да и я видела, Вы больше оружие смотрели…

– Простите… Нина, я и вправду …, просто заметил Вас в начале, почти…, почти у входа! – растерялся юноша и побледнел, он решил, что теперь она его точно не станет более слушать.

– Что ж я за Вас очень рада, – впервые улыбнулась ему Нина.

– Ой… Это как хорошо, Нина… Нина! Возьмите скрипку, я Вас очень прошу! – он снова протянул ей хрустящий бумажный свёрток.

Нина вдруг остановилась, и повернувшись к нему, держа в руках сумочку и небольшой чёрный тубус, подняв бровь, задумчиво поглядела на перевязанную бечевой дорогую вещь. Повертелась по сторонам. Мимо навстречу прошагал, елозя калошами, хмурый дворник с метёлкой и ведром.

– Что ж, Алексей…, тогда такое предложение… Я куплю у Вас эту скрипку.

– Да что Вы Нина? Зачем?! Берите так!

– Согласны? Или я ухожу?

Он, не думая, преисполнившись, кивнул:

– Берите за сколько хотите!

– Я возьму по цене той скрипки, что была продана.

– Договорились!

Они прогуливались вдвоём, по цветущей аллее на набережной вдоль Тихого озера, уже не спеша. Юноша, держал проданную девушке скрипку, и изо всех сил пытался развлекать прекрасную спутницу. Благо после успешной сдачи экзамена настроение у неё и без того было на подъёме, тому же способствовал и случай с покупкой замечательного подарка. Внезапный ветерок, разбежавшись рябью по воде, вскочил по камням на брусчатку и, разметав опавшие лепестки цветущих магнолий, всколыхнул подол её летнего гимназистского платья и фартук. Нина ухватилась за одежду, и рассмеялась, другой рукой придерживала сползавшую шляпку. Алексей пытался прикрыть её неширокой спиной, расставив руки. Потом отдыхали в тени на зелёной скамейке, почти у самой воды, взяв с собой вкусное мороженое на палочках. Алексей рассказывал о себе и шутил, Нина давно так не радовалась.

– Экзамены почти закончились…

– Значит впереди окончание учёбы? А что дальше?

– Окончание? Да что Вы… Предстоит ещё курс и тогда я уже наконец получу аттестат. Надеюсь.

– Это здорово, Нина.

– А Вы чем таким занимаетесь, Алексей? – она еле заметно показала на его пальцы со следами мороженого поверх пятен мазута.

– Ох, простите…, кажется, это уже не отмыть… Я помощник мастера на вагоностроительном заводе. Верхнеобского общества. Вы о таком слышали?

– Алексей, я многое знаю, но не из этой области… И каковы же Ваши занятия? Рассказывайте.

– Чтобы становиться механиком, то есть помощником машиниста, нужно пройти обучение. Вот этим я и занимаюсь. По вечерам при локомотивном бюро посещаю школу машинистов.

– Значит, паровозное дело познаете?

– Да, очень хочу освоить, Нина.

– И, в чем же Ваш труд заключается? Бросаете уголь в топку? – она выдержала паузу и усмехнулась.

– Бросаю, Нина. Это может показаться простой задачей, но поверьте, тоже требует навыков.

– Не сомневаюсь.

– Представляете, каково это? Полностью отвечать за пар в котле!

– Наверное, это очень интересно.

– Это ещё и верный путь становиться машинистом!

– Тогда Вы молодец Алексей, что так стараетесь.

– Спасибо. Да, пока что я в составе паровозной прислуги, но… это обучение все проходят.

– И почему же Вас так тянет к паровозному делу?

– Да потому что паровоз Нина, он… огромный, и состоящий из тысяч меж собой сочленённых деталей. Понимаете? Я душой его стальной, горящей так чаруюсь, что… Не передать… Такого никогда не было… Это чудо техники.

Она внимательно разглядывала, как он светился при этом, и лицо его в волнении наполнилось красноватым оттенком.

– Хм, я вижу, как Вы неравнодушны. Не знаю, как бы я, смогла ли?

– Вам Нина это показалось бы делом непростым, да и к тому же испачкались бы, в будке все в гари да саже.

– Я Алексей грязи не боязливая, бывало и отцу в конюшнях помогаю. Так, что, Вы не думайте, я не только к знаниям, но и к труду привычку имею.

– Что же… Это и вовсе замечательно. А знаете Нина, какие сейчас толпы путешествующих…?! Их, уже больше чем нас самих во всей Тверской губернии. И представьте, всех надо перевезти!

– Значит, Вам работы хватит. А я никогда на поезд не садилась.

Он задумался.

– Это верно…, я хоть и далёк от пассажиров, но скучать не приходится… А хотите я Вам вагоны, да что там вагоны?! Целый паровоз покажу!

– Настоящий? – удивилась Нина.

– Конечно…!

Они приближались к воротам парка, Нина подняла голову на возвышающиеся над входом большие часы в золотистой оправе.

– Ой.

– Что?!

– Я совсем забыла…, мне же надо домой…

– Не волнуйся, сейчас возьмем фиакр! Вот…, эй?! – он поднял руку и побежал к извозчику, дремавшему в тени акаций.

По дороге, внутри трясущейся повозки она с лёгким подозрением, шутя, поинтересовалась у довольного попутчика:

– И откуда же у Вас деньги, помощник машиниста? Вы что сын миллионера? И, кстати, давно ли мы перешли на «ты»?

– Предлагаю, Нина, перейти…, не откладывая.

Спустя неделю, уже в канун лета из прохладного фойе каменного здания Мариинского училища гимназистки с косичками, задорными ручейками весело выкатывались в тепло залитой солнцем улицы. Денёк стоял нескучный и обещал быть жарким. Прячась под унылыми тополями, девушки тревожили тишину бульвара звонким смехом, наперебой обсуждая прошедшие занятия и нерасторопного молодого учителя немецкого. Пошумев ещё немного, разбившись по кучкам одни стали расходиться, другие ещё оставались неподалёку от главного входа. Вдоль по мостовой приближался всадник в тёмном мундире. Вороной конь, застучав о гранит копытами неожиданно подскочил к испугавшимся его девчонкам и остановился, мотая гривой. Алексей выскочил из седла, и, извинившись перед всеми, держа в руках свежую корзинку майских ландышей направился к Нине. Девушки, поняв, что к чему, расступились. Нина в гимназистском коричневом платье и выглаженном фартуке, заплетённая, стояла на месте и серьёзно глядела на своего давешнего знакомого, теребя папку для черчения.

– Здравствуйте, Нина… – он, увидев её, будто бы оробел и, неловко держа корзину, едва не выронив из рук, протянул ей цветы, – Это Вам, то есть тебе…

– Зачем? Не стоило…, – тон её был суховатым как начинавшийся зной.

– Прими, прошу… Я… – Алексей позабыл все слова, которые твердил про себя пока верхом добирался к девушке.

Гимназистки стояли в сторонке и, поглядывая, тихо смеялись и перешептывались, поочерёдно комментируя возникшую ситуацию.

– Хорошо, давай, – она вдруг подобрела и приняла букет, – Ты точно не сын миллионера? – спросила.

– Нет…, Нина, я … – он замешкался в ответе, пытаясь отыскать нужное, но всё перемешалось в голове, – Просто я…

– Хм… Ладно. Спасибо. Очень красивые… И куда ты собрался? На скачки? Чей это конь?

– Я…никуда… Это… Масик, взял у Сергея…, мастера по цеху, – Алексей робко погладил коня по морде и тот зафыркал.

– Мм…, – она улыбнулась уже по-настоящему.

– Извини…, Нина, но… мне… мне надо ехать… Ждут на фабрике. – он подошёл к ней ближе, кареглазой, смугловатой со слегка вздернутым носиком, глядел, не отрываясь на вспотевшую шею, на волосы, прилипшие к виску. Он уже был искренне болен ею, словно вдыхал свежий цветок на весенней пригретой поляне.

– Я тебя не задерживаю, – она взволновалась от его близости и с трудом скрывала ростки разочарования от мимолётности встречи.

– Давай увидимся в это воскресенье?

– Давай, а где?

– В парке над Тихим озером. Помнишь в углу беседку с колоннами, белую?

– Да, я помню.

– Так я буду ждать тебя там, после полудня.

– Хорошо.

Дождавшись наконец заветного воскресенья, с утра она не находила себе места. Собиралась. Погода стояла хмурая, и к обеду всю Тверь накрыло проливным дождём. Накинув синий плащ с капюшоном и, прихватив дорогой отцовский зонт, Нина примчалась к назначенному времени на свидание. Сердце колотилось в груди, пока она спешила по мокрому парку, оббегая широкие лужи. Алексея не было. Она ждала его долго, больше часа в той самой беседке, пахнущей намокшей краской. Затем она сидела и грустила, вслушиваясь в барабанную дробь по жестяной крыше. Потом задумчиво наблюдала, как струящаяся с водостока вода в конце разбивается о гранит. Надоевшие виды дубовой рощи, за косыми черточками дождя, стали наполняться дымкой тумана. Она поймала себя на мысли, что не хочет уходить, и решила ждать его столько, сколько будет нужно, на этом самом месте. Минут через пять к увитой коваными цветами арке с западного входа резво подкатила бричка, и Алексей, бросив вожжи, бежал, пролетая над ручьями. Он стоял перед ней, грудь его вздымалась, осторожно держал её руки, чуть влажноватые и прохладные. Она позволила, ей хотелось обогреть его, промокшего.

– Ты прости меня, Нина, я… так глупо… Начальство задержало прямо у ворот, представляешь? Симагулов говорит: Иди корпус доделывай, или без жалованья останешься! А я ему: Так завтра продолжу, я норму выполнил…! А он ни в какую! Ну ничего! Эти эксплуататоры… они у нас ещё попляшут!

– Ладно, успокойся… Ты почему без зонта? В одном сюртуке, ведь простынешь?!

Она легонько дотронулась до его черной пуговицы у воротника, капли упали с его волос ей на ноготь, он вдруг взял её за плечи, легонько прижал и поцеловал. Она не сопротивлялась, но через три секунды отпрянула, раскрасневшись, и осторожно огляделась по сторонам.

– Лихой ты Лёша… На первом же свидании… А, ежели кто увидит?

От волненья у него потемнело в глазах, ослабли ноги, не в силах скрыть это он ответил ей первое попавшееся, что пришло в голову:

– Пускай…

– Тебе то может и пускай. А мне…? И со многими так в парке целовался?

– Что ты Нина, только с тобой…, клянусь!

– Хм… Ладно, пока поверю.

– Нина, а ты… учиться любишь…?

– Ну конечно люблю, – она рассмеялась над его возбуждённым видом.

–А предметы…, предметы какие тебе нравятся?

– Ну…, – мне нравится Закон Божий, арифметика, естественную историю люблю. А что? – она хихикнув вытерла белой перчаткой каплю с его кончика носа.

– Стрельбе вас не учат? – вдруг неожиданно спросил Алексей, поглядев в сторону проходившей мимо угрюмой пожилой пары с зонтами.

– Что? Из лука? – пошутила девушка.

– Хотя бы… Хотя бы из ружья стреляла?

Нина заметила перемену в его состоянии, когда он заговорил об этом, и ответила:

– Нет, у нас в семье, Лёша, не было ни военных, ни охотников. Папа был музыкантом. Поэтому я не знакома с оружием. И никогда не брала его в руки.

– А хочешь попробовать…?

Мокрая чёрная бричка с запряжённым в неё серым рысаком, выбравшись за город, доставила их к тихой заболоченной речушке, окружённой густыми ивовыми зарослями, тут же неподалёку тянулся ельник, восходя по ступенькам убегающих вдаль пригорков. Дождь уже давно закончился и из-за белых пушистых облаков, прогнавших серые надоедливые тучи снова стали пробиваться яркие тёплые лучи. Внутри влажных кустарников щебетали пташки. По извилистой тропинке среди подросшего разнотравья, сиявшего тысячами изумрудных капель, Алексей повел Нину. Она шла следом, вымочив и придерживая отяжелевший подол. Дорожка привела их на вытоптанную поляну, примыкавшую к илистому берегу. Пахло сырой свежестью. Сколоченный деревянный столик приютился в стороне под раскидистой кроной берёзы, его окружали вкопанные в землю две скамейки, неподалёку расположилось кострище, аккуратно выложенное булыжниками. Всё было мокрым.

– Лёша, что это за место такое?

– Это место… К слову сказать, мы здесь рыбачим, Нина. А, бывает, и охотимся, с друзьями. Вот там лодка в камыше запрятана, вёсла, – он положил на стол суконный свёрток, стукнуло что-то тяжёлое. Развязав, принялся вынимать из мешка потёртого воронения ствол и приклад тёмного дерева с двумя отполированными временем курками, собрав увесистый двуствольный дробовик.

– Не боишься? – спросил он с тревогой.

– Смотря чего?

– Стрелять…

– Боюсь немного. А громко будет?

– Да.

Алексей, поковырявшись, снарядил дробью оба ствола. Нина наблюдала, как он немного любуется собой при этом. Она подумала, что, наверное, все мужчины становятся такими же, когда словно дети, берут в руки такие игрушки.

– Значит так…, смотри, вот там… мишени, – он показал ей на сколоченный из толстых жердочек стенд с прикрепленным к нему сверху настилом из досок, на котором выстроилось несколько зелёных бутылок из-под вина и шампанского.

– Хм… вы с друзьями ещё и выпиваете?

– По правде говоря, если уж совсем нечего делать… Вот держи, берись здесь…, а так целиться…

Алексей тщательно показывал Нине, как удерживать спину, и управляться с дробовиком. Куда нажимать, задержав дыхание.

– Давай! Стреляй!

Грохот раздался для неё неожиданно, и немного оглушил девушку. На другом берегу речки всполошились вороны, спешно покидая насиженные места. После того как сизое облако порохового дыма отплыло в сторону она увидела, что пару бутылок снесло, они разлетелись вдребезги на сотни осколков. Нина обрадовалась, что не подвела.

– Оглушило?

– Звенит немножко в ушах…

– Давай ещё?

– Давай…

– Целься и жми на второй курок!

Затем она сделала ещё несколько метких выстрелов, несмотря на сильную отдачу старого охотничьего ружья, ей понравилась его мощь. Девушка всякий раз восторгалась удачным попаданиям.

Узрев такой подъём её настроения, Алексей, долго не решаясь, всё же вынул из-за пояса изрядно потёртый «Наган».

– А с такого испробуешь…?

Через два дня они встретились вечером, уже смеркалось. Нина соврала родителям, что сегодня заночует у подруги Софьи. С младшей сестрой Алексея заранее сговорились, что в случае чего та прикроет их, сказав, что Нина оставалась у неё. Они же с Алексеем уже в темноте через пробитую брешь в дощатом заборе незаметно пробрались в вагонное депо, и держась за руки побежали к шипящему составу. Алексей обещал прокатить её, пора было сдерживать слово. Могучий паровоз с растопленным котлом и включенными фонарями, окутанный паром, пыхтел, стоя на фабричных путях.

– Только посмотри, Нина, вот это механика! Представляешь, у нас почти на таком же недавно ставили рекорд скорости, он разбежался до ста двадцати километров в час!

Сверху из будки на них величаво взирал машинист с седыми бакенбардами в фуражке с натянутыми на неё круглыми очками. Махнув перчаткой, крикнул:

– Скорее, Ляксей! Время!

Юноша подхватил Нину, и они по лесенке, держась стальных поручней, взобрались в прокопченную будку паровоза.

– Здрасте! Знакомьтесь…, это господин машинист Ткаченко Борислав Евгеньевич, а это Нина Дмитриевна, я Вам Борислав Евгеньевич про неё рассказывал…!

– Здравствуйте, очень рада! – взволнованная девушка очень боялась ненароком зацепить какой-нибудь рычажок, и поэтому, удивленно оглядывая кабину, застыла на месте, расставив ноги и вцепившись в локоть своего спутника.

– Добрый вечер! Садитесь туда, девушка… – он показал ей на местечко в виде прикрученного к стенке металлического стульчика в дальнем углу, – И держитесь! Поехали!

Паровоз, шипя, заскользил по сияющим в полутьме рельсам, потянув за собой несколько пустых грузовых платформ усыпанных опилками и древесной щепой, предназначенных для перевозки пиломатериала. Пройдя мимо рабочих цехов, и складов со штабелями леса, громыхая колёсами, они выкатились за территорию и вскоре уже шли по длинному мосту через вечернюю Волгу. На тёмно-синей её зеркальной поверхности зажигались одна за другой перламутровые звезды. Алексей подозвал к себе девушку и показывал ей, не видевшей до этого ничего подобного, приборы с дрожащими в них красными стрелками на белых циферблатах, объяснял их устройство и назначение. Она была под впечатлением от увиденного, глаза её светились от восторга. Юноша, жестикулируя, очень старался. Борислав Евгеньевич иногда выглядывал наружу в окно, и то и дело смеялся над поведением Лёши.

– Шурани ка ещё Лексей…

Лёша схватил лопату и принялся умело бросать уголь в открытые своры полыхающей жаром печи.

Нина с любопытством внимательно наблюдала за движениями своего друга.

– А можно мне попробовать? – спросила девушка.

– Конечно…, держи! – он протянул ей берёзовый почерневший от угольной пыли черенок.

– Нина быстрыми движениями стала повторять то, что минуту назад проделывал юноша.

– Хорошо у Вас получается, барышня! – похвалил её машинист, – так и до Москвы докатим…

В субботу после обеда они вдвоём гуляли по набережной, было безоблачно и лучисто, затем немного покатались на лодке. Настроение было идеальным.

– Нина, если желаешь, я познакомлю тебя с товарищами…

– С кем?

– С моими друзьями…, единомышленниками.

– Теми рыбаками с поляны? – Нина поглядела на него и рассмеялась.

– Ну… да, почти… Я хочу представить тебя в нашем социал-демократическом кружке….

В следующий вторник они посетили собрание Тверского комитета РСДРП, сели рядом у окна в полуподвальном помещении цокольного этажа типографии. В воздухе присутствовал запах плесени. В зале собралось человек шестьдесят. Алексей держал её за руку и поглядывал на юную девушку, с заплетёнными аккуратно косичками в гимназистском платье с воротничком-стоечкой. Ему хотелось сжать её ладонь до боли, лишь бы она взглянула на него в тот момент, когда так пламенно выступает товарищ Красицкий. Но она лишь внимательно слушала важную речь оратора, на весь зал он кричал о народном отчаянии. И только аплодисменты заставили Алексея отпустить Нине руку. Снаружи за полуовальным оконцем снова полил дождь и мимо по сырой брусчатке то и дело мелькали чьи-то ноги. К стеклу подбежала мокрая худая собака и обнюхала оконную раму.

– Нина, сейчас будет выступать Ваня, секретарь комитета, мой друг! – шептал ей на ухо Алексей.

Она подняла на него глаза и тихонько кивнула. На её лице он вдруг почувствовал какую-то безысходность.

– Нина, что с тобой?

– Ничего…

Человек в светлой рубахе, размахивая кулаком на трибуне очень старался:

– Товарищи, мы более терпеть этого не станем! Объявим бессрочную забастовку! Ударим по низким зарплатам на заводах и мануфактурах! Скажем решительное нет отвратительному состоянию фабрик и жилищ рабочих! Скажем долой труду наших детей на производствах!

Зал продолжал хлопать, в спертом воздухе чувствовалась грань решимости.

В феврале 1905 года по всей Твери выли метели, плотным снегом забивало застывшие окна выше подоконников. После известия о поражении Московского восстания стачечный комитет города решил прекратить борьбу. Люди устали от кровопролития. Алексей умолял Нину:

– Едем со мной в Москву?! Меня ценит товарищ Выпин! Напиши письмо отцу… Потом обязательно вернёмся…, вместе, когда всё закончится! Я прошу тебя…

Глава 2

Глава вторая. Доктор

Затушив первую выкуренную сегодня папиросу о дно ещё чистой стеклянной пепельницы, генерал Костюченко прохаживался вдоль длинного стола по своему кабинету и разгонял узкими плечами дымную взвесь. Капитан Докучаев, выправившись на зелёной дорожке, наблюдал за движениями шефа, и докладывал:

– Подготовка к операции «Мелех» почти завершена, группа практически готова к работе. Остались лишь технические нюансы.

– Почти… практически. Какие именно, нюансы, капитан? Выражайтесь яснее…

– Взрывчатка, снаряжение, специальные сумки. Самолёт дожидается запчастей из Франции, это вопрос пары дней.

– Хорошо, действуйте. Меня уже достала эта чёртова ситуация. Твой план конечно дерзок. Но реализуем. Ты вот, что. Возьми второй самолёт, чтоб уж точно всё сошлось. Вдруг с первым возникнут проблемы?

– Как прикажете.

– И больше людей.

– Пилоты опытные, Польшу прошли. Думаю, лучше не сыскать. А, увеличивать группу – придётся вовлекать… Не считаю это нужным.

– А, что если встанет задача – действовать по обстановке? Справитесь?

– Постараюсь всё предусмотреть.

– Ладно… Как супруга? Ей, надеюсь, не сообщил?

– Никак нет Ваше превосходительство. Ей знать незачем.

– Хм… Она у тебя боевая. Если вдруг выведает – сорвёт дело …

– Она и не вспоминает об этом поезде.

– Это тебе кажется…

В каждом сезоне – своя тоска. С началом лета 1919 года в Крыму такая жара, что и людей днём не встретишь. А вот в улочках Феодосии веет морским бризом, он просачивается сквозь щели каменистой кладки и колышет цветущие ветви распустившихся яблонь. В недрах Петровского переулка скромная усадьба давно требовала покраски стен и ремонта протекающей кровли. Но хозяев тревожили проблемы иного толка. В тени заросшего сада белая ажурная скатерть накрыла стол на резных ножках. Чайные ложечки сияют у расписных блюдец, отражаясь небесным светом, медный самовар уже готов, и кипящая вода струится по двум чашкам, изъятым из чужого домашнего сервиза. Над банкой с цветочным мёдом зажужжала пчела. Ермилов потянулся к фарфоровому чайнику, на белых его манжетах мелькнули дорогие запонки. Теперь он хорошо одевается.