Тайна поместья Эбберли

Размер шрифта:   13
Тайна поместья Эбберли
Рис.0 Тайна поместья Эбберли

© Margarita Fedorenko, Nosyrevy / Shutterstock.com / FOTODOM

Используется по лицензии от Shutterstock.com / FOTODOM

© Латимер К., 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

* * *
Рис.1 Тайна поместья Эбберли
Рис.2 Тайна поместья Эбберли
Рис.3 Тайна поместья Эбберли

К счастью, по роду своих занятий я имею большой опыт чтения неразборчивых рукописей.

Диана Сеттерфилд

Пролог

7 сентября 1964 года

Она раздвинула шторы и невольно задержалась у окна. За окном был парк. Посыпанные белым гравием дорожки разбегались между деревьями и терялись в густой тени, а осенние цветы на клумбах пестрели жёлтым и винно-красным. Точно переговариваясь, посвистывали невидимые птицы, и любой бы подумал, как счастливы должны быть люди, живущие в подобном месте…

Айрис Бирн и раньше не была уверена, что Дэвид Вентворт, хозяин поместья Эбберли, так уж счастлив, но то, что произошло здесь вчера… Она не думала, что когда-либо станет свидетельницей подобных событий.

Наверняка во всём Эбберли никто ночью и глаз не сомкнул. Айрис уж точно, и никакие приготовленные миссис Пайк травяные чаи не помогли. Пока она не чувствовала себя невыспавшейся, – слишком взвинченной была, – но в висках уже ощущалась тяжесть, предвестница головной боли.

Айрис не знала, во сколько именно Уилсон ездил за газетами в деревню, но решила, что даже если сейчас ещё рано, она всё равно спустится в кухню и подождёт там, чтобы просмотреть газеты сразу, как только Уилсон их принесёт.

Уходя, Айрис закрыла дверь спальни на ключ – впервые за всё время, что провела в Эбберли. Вообще, большинство дверей в доме было заперто, потому что комнаты не использовались, но спальни хозяев, гостей и прислуги оставались открытыми. Свою Айрис закрыла не потому, что боялась, что кто-то прокрадётся в её комнату и что-то унесёт, она просто безотчётно боялась.

Когда она вошла в кухню, миссис Пайк сидела на стуле возле окна и – чрезвычайно редкое явление! – ничего не делала. Просто смотрела на розовые кусты за окном. Глаза у неё были заплаканные.

Айрис поздоровалась и хотела спросить, был ли уже Уилсон с почтой, как заметила, что в печи горит огонь. В кухне до сих пор стояла монструозно-огромная чугунная печь, которая появилась здесь, наверное, при строительстве дома, в восемнадцатом веке. Миссис Хендерсон, повариха, готовила на современной плите, но печь убирать не стали: с литьём в виде витых колонн и медальонов, с изящно выгнутой решеткой, она выглядела почти как украшение. Угля в печи, конечно же, не было, но сегодня в топке ярко полыхало пламя. Сквозь решётку Айрис рассмотрела, что это горят газеты.

Не прошло и десяти секунд, как пламя утихло, а бумага превратилась в горстку пепла.

– Да, это сегодняшние, – сказала миссис Пайк, не дожидаясь, когда Айрис её спросит. – Не хочу, чтобы сэр Дэвид читал ту дрянь, которую они понаписали!

Миссис Пайк поднялась со стула, взяла метёлку, стоявшую в углу, и подошла к печи. Громыхнула решёткой и вымела пепел в поддон.

– Вот так! – объявила она.

– Он всё равно прочитает, если захочет, – сказала Айрис.

– Да, но не сегодня утром! Сразу после… – миссис Пайк вернула веник в угол и пошла к мойке сполоснуть руки.

Её покатые плечи высоко поднялись, а потом медленно опустились. Миссис Пайк издала громкий вздох, похожий на стон.

– Бедные, бедные мальчики… – прошептала она. – Как тяжело им придётся.

– Надо перетерпеть первые несколько дней. – Айрис пыталась придумать что-то утешительное. – Потом всё утихнет.

Миссис Пайк бросила на неё гневный и порицающий взгляд исподлобья.

Айрис замолчала. В свои слова она и сама не верила. Утихнуть может разве что шум в газетах, а вот что будет происходить в поместье…

Но и Вентворты уже не мальчики. Обоим по двадцать пять лет, старше Айрис. Сэр Дэвид Вентворт уже два года как работал в компании, которую ему предстояло возглавить, а у Руперта Вентворта вообще были жена и ребёнок. И бедными они точно не были. Одно только поместье Эбберли чего стоило!..

Айрис, когда только прибыла сюда, подумала, что попала в сказку. Разумеется, она понимала, что едет в Эбберли работать, а не гулять вдоль цветников или посещать званые ужины, но поместье было великолепное и не могло не восхищать… Трёхэтажный главный дом, оранжерея, четыре коттеджа, – два для слуг, два для гостей, – парадный парк со статуями и малый парк, который перетекал в знаменитый Ковенхэмский лес. Не такой знаменитый, как Шервудский или лес Дин, но Айрис слышала о нём ещё до приезда сюда.

Позавтракав, Айрис посмотрела на часы. Они с сэром Дэвидом договорились, что она будет начинать работу в восемь тридцать, а сейчас было только семь двадцать. И, если на то пошло, её сегодня точно никто не хватится… Сэр Дэвид после вчерашнего вообще вряд ли вспомнит о существовании в его доме библиотеки, а мисс Причард точно будет крутиться подле него и не пойдёт проверять, занимается ли Айрис Бирн своей исключительно важной работой.

А значит, она успеет съездить до Тэддингтон-Грин и купить газеты.

Возле дверей в кухню стояли велосипеды. Когда Айрис только приехала в Эбберли, ей сказали, что велосипеды принадлежали Уилсону и садовникам, – вроде бы, – но пользовались ими все, кому было нужно.

До деревушки Тэддингтон-Грин было чуть меньше двадцати минут езды: пять минут по парку Эбберли до ворот, сбоку от которых открывалась небольшая калитка, а потом ещё десять с хвостиком минут по дороге. На одном из её поворотов Айрис и заметила полицейскую машину – голубой с белым «Форд-Англия». Констебль из Тэддингтон-Грин ездил на велосипеде, значит, прислали кого-то рангом повыше из Стоктона, а может, даже из Луиса.

Расследование будет громким, в этом никто не сомневался.

«Форд» пронёсся мимо Айрис. За рулём сидел молодой полицейский в форме, а на пассажирском сиденье – мужчина в коричневом костюме, Айрис не успела рассмотреть его лицо.

Тэддингтон-Грин был достаточно большой деревней со своим почтовым отделением, но Айрис пошла не туда, а в магазинчик мистера Дента. Магазинчик был пуст, но свежие газеты уже лежали на стойке у входа.

Айрис мельком взглянула на «Таймс» и «Дэйли мейл», чтобы проверить даты, – разумеется, вчерашние. В этих краях свежими были только местные газеты. Айрис взяла «Литтлхэмптон газетт» и «Аргус». «Аргус» не надо было даже разворачивать. На первой странице огромными буквами было набрано:

НЕОЖИДАННАЯ РАЗВЯЗКА ТРАГЕДИИ В ЭББЕРЛИ

– Мистер Дент! – громко позвала Айрис.

Над головой Айрис заскрипели половицы – мистер Дент жил в комнатушке над магазином, – а потом послышался грохот шагов на лестнице.

– Доброе утро, мисс Бирн, – поздоровался Дент.

– Доброе утро, мистер Дент. Я взяла у вас две газеты, деньги на подносе.

Мистер Дент понимающе закивал головой, однако же не задал ни одного вопроса про Эбберли: тактичность, на которую Айрис не могла бы рассчитывать, если бы пошла на почту.

– И, мистер Дент, насчет той газеты, про которую мы говорили раньше…

– Да-да, я помню… – Дент медленно побрёл к стойке, заставленной коробками со сладостями и школьными принадлежностями. – Приготовил её для вас.

Мистер Дент выложил на стойку пожелтевшую, но нисколько не помятую газету. Её даже не разворачивали. У Айрис заколотилось сердце, в груди смешивались радость и страх, и ещё неясное чувство, как будто она делает что-то запретное.

– Один фунт, – объявил мистер Дент.

Всю радость как волной смыло.

– Фунт? – переспросила Айрис. – Вы шутите?

Она получала двенадцать фунтов в неделю, и отдать почти что десятую часть недельного заработка за какую-то старую газету было просто глупо!

– Я же сказал: этот номер с годами приобретает всё большую ценность. Как вино, – безжалостно пояснил мистер Дент.

Айрис стиснула зубы от обиды, но всё равно открыла сумку и достала кошелёк.

Когда она ехала назад в Эбберли, то на разные лады пыталась убедить себя, что это была разумная трата. Ей всё равно была нужна эта газета. Нужна. Если бы мистер Дент просто дал её прочитать (что вряд ли, то ей бы пришлось конспектировать статью, а может, и переписывать слово в слово. То же самое с библиотекой в Стоктоне – Айрис очень сомневалась, что там есть аппарат для копирования. Даже в оксфордском Сомервиль-колледже[1], из которого Айрис только что выпустилась, новенький «Халоид-Ксерокс» появился не так уж давно.

А теперь у неё будет свой собственный экземпляр той самой статьи. Она внимательно ее прочитает и сможет вернуться к нужному отрывку в любой момент.

Несмотря на сентябрь и пока ещё раннее утро, солнце светило жарко, а дорога незаметно для глаза, но заметно для крутящих педали ног поднималась в гору, так что Айрис даже немного запыхалась, когда добралась до Эбберли. Ещё с середины подъездной аллеи она увидела, что у главного входа до сих пор стоит полицейская машина.

Полицейские всё это время говорили с Дэвидом Вентвортом? Или опять опрашивали прислугу? Миссис Пайк и горничные, должно быть, в ужасе.

Айрис отнесла газеты в свою комнату, переоделась, а потом спустилась вниз. Она проскользнула в узкий коридор, который вёл от кухни к столовым. Через главную столовую попасть в библиотеку было быстрее всего.

Айрис прожила в поместье уже пять недель и теперь прекрасно ориентировалась в этом лабиринте.

Из главной столовой она попала в зал для приёмов, где вся мебель стояла в чехлах, потом в малую гостиную и остановилась.

У двери в библиотеку на крошечном старинном диванчике сидела мисс Энид Причард, секретарь сэра Дэвида. В разговоре с Айрис или прислугой мисс Причард обычно называла его кузеном Дэвидом, но Айрис уже через неделю после прибытия в Эбберли узнала, что на самом деле кузеном он ей не был.

– Доброе утро, мисс Бирн, – холодно поздоровалась мисс Причард. – Почему вы позволяете себе опаздывать? Сейчас уже восемь тридцать шесть.

– Доброе утро, мисс Причард. – Айрис не знала, что ещё сказать. У неё не было никаких оправданий для отсутствия, она просто понадеялась, что никто не заметит. – У меня возникли важные дела. Вечером я поработаю подольше.

– Хорошо, – процедила мисс Причард, и губы у неё странно дёрнулись.

Вообще рот мисс Причард был единственной живой частью её лица. Так Айрис казалось. Энид Причард была красива как журнальная обложка. Во всех смыслах: она была очень хороша собой и, как напечатанная в типографии картинка, никогда не морщила лоб, не сводила и не приподнимала брови и всегда загадочно смотрела из-под полуопущенных век, которые, возможно, просто не поднимались – столько было туши на ресницах. И даже тушь никогда не осыпалась и не размазывалась. Макияж Энид Причард был неизменно безупречен, в какое бы время дня Айрис её ни встретила. Они с Айрис были примерно одного возраста, но Энид казалась старше: в её голосе, движениях, выражении лица читалась почти высокомерная солидность. Встретив её в городе, вы бы подумали, что это не она работает секретарём у сэра Дэвида, а ей прислуживают сразу пара секретарей.

Айрис не поняла, что на этот раз означали подёргивания этих покрытых блеском, точно лакированных, губ, на всякий случай кивнула мисс Причард и сделала шаг в сторону двери.

– Пока туда нельзя, – остановила её мисс Причард. – Дэвид разговаривает с… полицией.

На последнем слове голос мисс Причард дрогнул.

Только теперь Айрис поняла, почему у Энид Причард было такое необычно напряжённое лицо. Она приняла это странное выражение за злость из-за опоздания, но на самом деле мисс Причард переживала.

– Мне подойти позже? – спросила Айрис, не зная, что делать.

Университетское образование, к сожалению, отстояло слишком далеко от реальной жизни, и ни оно, ни весь предыдущий опыт Айрис не давали никаких подсказок на тот счёт, что следует делать, когда ты не можешь попасть на своё рабочее место, потому что твоего работодателя допрашивает полиция.

Айрис сразу предупредили, что сэр Дэвид приглашает в кабинет только самых близких знакомых, всех же прочих принимает в библиотеке или в одной из гостиных. Но за пять недель Айрис ни разу не пришлось уступать ему библиотеку. В поместье вообще редко приезжали гости.

– Подойдите через полчаса, – ответила мисс Причард.

За дверью послышались шаги и голоса, а потом правая створка распахнулась. Из библиотеки вышел сэр Дэвид, а вслед за ним выглянул тот молодой незнакомый констебль, которого Айрис видела за рулём полицейской машины.

– Мисс Причард, можно вас пригласить для короткой беседы?

– Меня? Зачем? – Глаза мисс Причард, к невероятному изумлению Айрис, широко открылись.

– Вы ведь были здесь.

– Но я же не…

– Мисс Причард, произошло убийство, – констебль, несмотря на юный возраст, умел говорить строгим, не терпящим возражений тоном.

Он шире распахнул дверь.

Когда Энид Причард вошла в библиотеку и дверь закрылась, сэр Дэвид сделал несколько шагов и остановился у камина. Он замер и опёрся рукой о каминную полку, словно ему было тяжело стоять.

Дэвид Вентворт изменился за тот день, что Айрис его не видела. Его лицо было бледнее обычного, под глазами темнели лиловые круги. Он был чисто выбрит, тщательно причёсан, одет в идеально отглаженный костюм, но всё равно казался каким-то растрёпанным, словно человек, который сутки находился в вагоне третьего класса.

– Мисс Бирн, – повернулся к ней сэр Дэвид, словно только сейчас заметив. – Я хочу принести вам извинения за неудобства. Это всё…

Сэр Дэвид покачал головой, а потом провёл ладонью по тёмным волосам.

– Ничего страшного, – сказала Айрис, которой тут же стало неловко за банальность этой фразы. Она опять не знала, что будет уместно сказать в таком случае, в таком ужасно запутанном случае…

– Если вы захотите покинуть Эбберли, вам выплатят жалованье за четыре недели. И, разумеется, рекомендации будут самыми лучшими.

Айрис в очередной раз удивилась тому, как сэр Дэвид строил предложения. В колледже училось довольно много девушек из аристократических или просто богатых семей; Айрис никогда не общалась с ними близко, у них был свой круг, но замечала, что о некоторых вещах они говорили точно так же – словно что-то произошло или должно было произойти само собой. Не «я выплачу вам жалованье», а оно окажется выплачено каким-то чудесным способом. Но, может быть, за этих людей действительно всё делала прислуга, и они даже не знали, каким образом исполняются их пожелания.

– Я собираюсь продолжить работу, – сказала Айрис.

Сэр Дэвид поднял на неё тёмные измученные глаза:

– Благодарю вас.

– Может быть, принести вам чай, или воду, или кофе? – неожиданно для самой себя выпалила Айрис. В её обязанности не входило подносить сэру Дэвиду напитки, но ей хотелось сделать для него что-то хорошее.

– Спасибо, мне ничего не нужно, – сказал он.

Айрис поняла, что он хочет, чтобы его оставили одного.

Рис.4 Тайна поместья Эбберли

Глава 1

Большой дом

2 августа 1964 года

На станции Айрис встречал Уилсон. Людей на перроне было мало, и Айрис сразу догадалась, что именно этот немолодой уже, но крепкий мужчина в низко надвинутой кепке приехал за ней. В отличие от прочих встречающих, он не ждал, не высматривал с надеждой среди выходящих из вагонов пассажиров кого-то своего. Он прибыл сюда по поручению, выполнить работу. Несмотря на свой незаинтересованный вид, Айрис он приметил быстро:

– Мисс Айрис Бирн? – спросил он. И в то же мгновение, не дожидаясь ответа, потянул чемодан из её рук.

Пока они ехали в поместье Эбберли, находившееся в тридцати милях от Стоктона, Уилсон время от времени показывал на что-то, по его мнению примечательное, и давал короткие пояснения:

– Здесь была обувная фабрика, давно закрылась. Видите парк по ту сторону железной дороги? В нём дуб, которому не менее шестисот лет.

Центр Стоктона, где, как Айрис читала, была примечательная церковь четырнадцатого века и замок двенадцатого, они не увидели. Уилсон быстро свернул к окраинам, а потом они и вовсе выехали на дорогу, вьющуюся меж ферм, садов и полей.

– Вон там у нас руины монастыря Святого Ботольфа.

Айрис посмотрела туда, куда указал Уилсон: далеко, где поля заканчивались, поднимался невысокий пологий холм, и на нём были заметны крошечные серые строения, как будто бы даже арки… С такого расстояния было не разобрать.

Дорога повернула, и руины монастыря исчезли из виду.

– Это единственное место на всём пути, откуда видно монастырь, – похвастал Уилсон. – Буквально двадцать секунд – и всё.

– Он открыт для посещения? – спросила Айрис. – Или это частные владения?

– Монастырь-то? Открыт. Землю ещё до войны передали в Национальный траст, так что можно туда сходить… Но он не так близко от города, как отсюда кажется. В Стоктоне есть туристическое агентство, позвоните туда, они по выходным устраивают экскурсии. До монастыря на автобусе доезжают. О, видите впереди указатель?

Айрис видела, хотя прочитать, что там было написано, пока не могла.

– Поворот на ферму Хемингби… Будем проезжать там, посмотрите налево, увидите железную дорогу. Это точно то место, где Руперта, брата сэра Дэвида, чуть не переехал поезд. Машина застряла на путях, они с шофёром еле успели выскочить. А у поезда два вагона с рельсов сошли. Жуткая история.

Айрис действительно увидела фермерский дом, стоявший недалеко от дороги в окружении деревьев, а далеко за ним тянулась блестящая полоса железной дороги.

Они долго ехали вдоль неё.

Места были красивые, не поспоришь… Айрис выросла в городе, и чтобы увидеть поля и фермы, нужно было сесть на автобус. Мать никуда ездить не любила, да и нужды у неё не возникало. Почти у всех соседей, у всех девочек в школе были родные и друзья в других городах, были заболевшие тётушки и выходящие замуж кузины – кто-то, к кому можно было поехать. У Айрис никаких тётушек или дядюшек не было. Ездили они только раз в год на море, в Борнмут или Торки.

Её слегка потряхивало от нетерпения и возбуждения. Она окажется в огромном старинном поместье с огромной старинной библиотекой, в доме, где писала свои книги Клементина Ситон… Айрис не была её горячей поклонницей (книги Ситон для детей ей и вовсе не нравились), но если бы посчастливилось найти какие-то неизвестные рассказы, или черновики, или какие-то важные заметки, то это стало бы настоящим открытием, а значит, у неё был бы шанс получить место в университете и заняться исследовательской работой, чем-нибудь более интересным, чем преподавание истории в частной школе для девочек.

К тому же свой шанс стать учительницей в частной школе Айрис уже упустила. Перед отъездом из Оксфорда она отправила в Бененденскую школу письмо, в котором объяснила, что не сможет приступить к работе в конце августа и принесла извинения за доставленные неудобства. Айрис не чувствовала в себе призвания учить других, и как только профессор Ментон-Уайт предложил ей поехать в Эбберли, немедленно согласилась.

До места они добирались около часа (Уилсон объяснил, что им приходится делать большой крюк до единственного на много миль моста через реку Арун), а когда приехали, Уилсону пришлось выйти из машины, чтобы открыть ворота. Айрис обратила внимание, какой он достал из сумки ключ: старинный, длиной с ладонь, с красивой резной головкой.

Пока Уилсона не было в машине, Айрис заколотила ладонями по коленям в каком-то неуёмном восторге. Да, она приехала сюда всего лишь разбирать книги в библиотеке и составлять каталог, но это было настоящее поместье с парком, с коттеджем привратника, с коваными воротами и ключами величиной с ладонь… К этому просто невозможно было отнестись равнодушно!

Главный дом оказался даже больше и великолепнее, чем Айрис предполагала. Эбберли-Хаус на фотографиях казался довольно простым: у него не было ни барочных башенок, ни георгианских портиков, ни неоготической каменной резьбы – скромный фасад из светлого камня, почти без украшений. Но именно в этой простоте скрывалось что-то значительное и благородное, вызывавшее нечто похожее на трепет.

Дом был выстроен в форме буквы П, и Уилсон поехал вдоль западного крыла: Айрис не была гостьей, поэтому её, разумеется, никто не встречал у главного входа. Впрочем, никто её не встречал и на входе для слуг, располагавшемся со стороны внутреннего двора. Уилсон вытащил из машины чемоданы и понёс в дом, Айрис последовала за ним.

Миссис Пайк, домоправительница, обложившаяся со всех сторон тетрадями и счетами, сидела в столовой для слуг. Айрис уже потом узнала, что в поместье работали девять человек; столовая же была рассчитана по меньшей мере на двадцать пять.

Их с миссис Пайк представили друг другу, и та отправила с ней горничную показать комнату.

Джоан, девушка лет на пять старше Айрис, невысокая, плотная, с некрасивым лицом и большими зубами, показалась куда более доброжелательной, чем миссис Пайк. А когда она улыбалась, то становилась почти хорошенькой. По её выговору было понятно, что выросла она в деревне где-то на западе, до бирмингемского произношения было далеко, но что-то похожее слышалось.

– Жить вы будете на третьем этаже. Пользуйтесь, пожалуйста, этой лестницей… Та, что у главного входа, от вашей комнаты слишком далеко, и она семейная: для хозяев и гостей. Сэр Дэвид не обращает на это внимания, если честно, но тут так принято. Хотя, может быть, вы и гость… А вообще в доме сделаны даже отдельные коридоры для прислуги между парадными комнатами. Сейчас не буду показывать, а то у вас голова пойдёт кругом.

Джоан была совершенно права, Айрис уже не была уверена, что сможет найти дорогу назад: к столовой для слуг и кухне. Та часть дома, что предназначалась для прислуги, представляла собой невероятный лабиринт из лестниц, коридоров и череды одинаковых дверей.

Джоан продолжала рассказывать:

– Сейчас все живут в главном здании, даже прислуга. Хотя вы-то не прислуга, конечно, – поправилась Джоан. – А раньше здесь жили только старшие слуги, внизу, рядом с кухней, а кто попроще – в восточном крыле. А на третьем этаже были детские и комнаты для гостей. Но потом устроили отопление, котельную в подвале, а трубы ни в западное, ни в восточное крыло не провели. Там по-прежнему камины. Так что там никто не живет, только хозяйственные комнаты остались. А вот и ваша спальня! Она третья от этой лестницы. А самая первая дверь – ванная.

Джоан открыла перед Айрис дверь комнаты.

Спальня, как и ожидалось от старого дома, оказалась маленькой, но зато уютной. У окна стоял узкий письменный стол, рядом – кровать, напротив неё шкаф. В углу у двери был старинный умывальный столик с зеркалом в бронзовой раме, но Джоан сказала, что это больше для красоты – удобнее пользоваться обычной ванной, пусть туда и надо идти по коридору. Стены были оклеены светлыми обоями с ярким рисунком в подражание Моррису, кроме одного участка фута в три шириной: там проходила покрытая глянцевыми белыми плитками труба, видимо, часть упразднённого каминного отопления. Окна выходили не на главный парк перед домом, который Айрис успела рассмотреть, пока ехала, а на так называемый «малый парк», не такой парадный.

– Если что, моя комната – следующая, – сказала Джоан.

– Получается, вы все живёте здесь? – спросила Айрис.

– На третьем этаже только я и вторая горничная, Мэри Тёрнер, нам внизу места не хватило. Сейчас же по двое или трое в комнату не селят. Все остальные живут на первом этаже, в старых комнатах для слуг. Кроме садовников, конечно. Они – в Утином коттедже. Но Мэри – из Стоктона, так что она уезжает к родителям, когда у неё выходной. Хендерсон, повариха, тоже. Остальные всегда здесь. Вам ещё что-то нужно?

– Разве что карту, чтобы снова выйти к людям.

– Ничего, – рассмеялась Джоан, – за неделю освоитесь.

Айрис ещё от Уилсона узнала, что ни сэра Дэвида Вентворта, ни его секретаря в поместье сейчас нет; они уехали на одну из фабрик по делам и будут через день. Айрис не представляла, чем ей заниматься остаток дня: она никого не знала, никуда пока не решалась заходить, кроме кухни и столовой, и даже не знала, может ли она гулять по парку. Выручила её миссис Пайк, которая после обеда сказала, что отведёт Айрис в библиотеку, а там она сама разберётся, что ей делать.

Библиотека была на первом этаже, но чтобы дойти до неё, пришлось пересечь комнату для завтрака, столовую, галерею со статуями и тёмными старинными картинами, холл, гостиную – и только из неё они попали в библиотеку. Айрис надеялась, что не выглядит слишком уж ошеломлённой; ей не хотелось показаться простушкой, которая никогда не бывала в респектабельных домах, – хотя в таких, как Эбберли, Айрис действительно никогда не бывала. Их семья не была бедной: они с матерью жили в благополучном районе, покупали недешёвую одежду, Айрис ходила в старую школу с репутацией, а потом училась в Оксфорде, но то, что она видела в Эбберли, не шло ни в какое сравнение с просто хорошим достатком. Поколение за поколением предки Дэвида Вентворта умножали своё богатство, собирали прекрасные вещи и строили прекрасные залы, чтобы демонстрировать свои сокровища в достойном обрамлении.

Библиотека, как Айрис и думала, оказалась огромной. Одна её половина была двусветной, с двумя рядами окон один над другим, а вторая, дальняя, – высотой в один этаж. И там и там книжные полки поднимались до самого потолка. Посередине стояли столы с выдвижными ящиками, видимо, для хранения коллекций, и витрины.

Здесь были тысячи томов…

Профессор Ментон-Уайт говорил ей, что работы в библиотеке Эбберли примерно на год. Айрис показалось, что хватит и на пять лет. Составить картотеку, изучить все книги на предмет сохранности, ценности и наличие маргиналий – это Айрис не пугало, но вот разработать какую-то систему для расстановки (которая ещё и не испортит внешний вид библиотеки) и расставить по полкам… Айрис пока даже не представляла, с какого конца к этому подступиться. Она решила, что пока об этом не будет думать – подумает, когда будет хотя бы в общих чертах представлять содержимое собрания.

– Предполагаю, вы знаете, что делать, – произнесла миссис Пайк, оторвав Айрис от размышлений. – Давайте покажу, как поднимать и опускать шторы. Те верхние, от второго света, не трогайте, хорошо? Люстры зажигаются вот тут, – миссис Пайк указала на выключатель возле двери, через которую они вошли. – Если войти через другую дверь, придётся идти по темноте до этой. Но вам, я думаю, будет достаточно включать настольные лампы на столе. Не стоит жечь свет без необходимости.

– Да, конечно, буду иметь в виду, – сказала Айрис.

– Ах, ещё камины… Пока лето, они вообще не нужны, но на будущее скажу: здесь оставили один работающий камин, остальные нельзя разжигать.

– Я запомню, – сказала Айрис, которой даже в голову не приходило начать разжигать здесь камины. – Джоан мне сказала, что в доме современное отопление.

– Да, леди Клементина решила всё сделать по-современному, поставила радиаторы. Спасибо ей за это! Вы когда-нибудь жили в доме с камином, мисс Бирн? Нет? Значит, вы не представляете, сколько от него сажи и копоти и сколько сил нужно, чтобы поддерживать комнаты в чистоте. Но изредка посидеть возле огня приятно, так что часть каминов работает. Для леди Клементины мы часто затапливали вон тот, – вздохнула миссис Пайк и указала на один из четырёх больших каминов.

Оказывается, леди Клементина Вентворт, как писательница известная под своим девичьим именем – Клементина Ситон, работала прямо в этой комнате, сидела у камина… А ещё она занималась радиаторами отопления. Конечно, лично она ими не занималась, но сам факт, что она вообще думала о таких прозаических вещах, почему-то удивил Айрис. Писатели вообще представлялись ей существами особыми, а Клементина Ситон – тем более. Даже те, кто не читал её книг, были наслышаны, что она очень-очень богата, живёт в поместье, которым её семья владеет с четырнадцатого века, а если сельская жизнь наскучит, то приезжает в Лондон, где у неё есть роскошный дом в Белгравии… Точнее говоря, леди Клементина была очень-очень богата – теперь и поместье, и лондонский дом перешли её сыну, сэру Дэвиду Вентворту.

– Спасибо, миссис Пайк, обещаю не трогать камины. Пока просто начну осматриваться…

– Хорошо, я тогда пойду. Ужин в шесть, не забудьте.

Миссис Пайк ушла, а Айрис остановилась посреди библиотеки, точно под свисающей с расписного потолка хрустальной люстрой, и ещё раз обвела взглядом уходящие ввысь полки. Библиотека выглядела как дворец. Чего только стоили застилавшие пол ковры с геометрическими орнаментами, уютные диваны, обтянутые старинным бархатом или кожей, резные столы… Айрис прошлась вдоль полок, потрогала плавно скользящие лесенки из отполированного дерева, провела пальцами по кожаным переплётам книг.

Головокружительной высоты полки и бесконечные ряды книг… От их количества Айрис сначала немного растерялась, но теперь решила, что начнёт с самого очевидного: найдёт записи своего предшественника и посмотрит, что сделал он, а потом просто продолжит.

Айрис подошла к одному из двух письменных столов у окна. Что странно, на окнах были решётки, на вид лёгкие и изящные, но всё же довольно надёжные. Впрочем, ничего удивительного: в доме полно столового серебра, картин и антиквариата, возможно, где-то даже хранятся драгоценности…

На обоих столах стояли похожие писчие приборы, лежали чистые листы, закреплённые в специальных уголках, а столешницы были покрыты зелёной тиснёной кожей. Только на правом столе кожа была более потёртой, а сбоку от него, на отдельном столике, стояла печатная машинка. Графитно-серая, с клавишами необычной формы.

В отличие от современно выглядевшей машинки, все прочие вещи на столе были старинными и, Айрис подозревала, очень ценными. Особенно ей понравились лежавшие рядом ножницы и нож для бумаг: и то и другое в виде птичек. У птички на ноже вместо глаза был вставлен яркий зелёный камушек, и смотрела она им очень неодобрительно. Айрис, сначала невольно потянувшаяся к ножу, отдёрнула руку.

И в этот момент она заметила на приготовленных листах бумаги монограмму «КЭВ». И на книжке в коричневом кожаном переплёте, лежащей слева от настольной лампы, было такое же тиснение.

Клементина Элен Вентворт.

Это были её вещи. Они до сих пор лежали здесь.

Айрис сунула руки в карманы юбки, словно и не собиралась ничего трогать. Но даже если потрогала бы – в библиотеке всё равно никого не было.

Она всё же приоткрыла книгу. Это была вовсе не книга, а большой блокнот.

Айрис перелистнула страницу. Потом ещё одну.

Несколько секунд сердце у неё колотилось в восторженном предвкушении – неужели это личный дневник? Личный дневник знаменитой писательницы!

Восторг был недолгим. Это было что-то вроде ежедневника. Клементина Ситон записывала в блокнот не произошедшее за день, а номера телефонов, даты визитов к дантисту, кому и на какую сумму выписать чеки… Там были короткие заметки вроде «Подобрать имя для адвоката» или «Уточнить, когда Летучий Шотландец[2] перестал останавливаться в Йорке», и они явно относились к написанию книг, но ничего ценного в них не было. Потом Айрис попался черновик письма к некой миссис Стивенсон, и она закрыла блокнот, потому что ей стало неловко, даже стыдно. Пусть это и не был дневник, всё равно на страницах блокнота раскрывалось нечто личное.

Видимо, леди Клементина писала в библиотеке, и в память о ней здесь решили оставить всё так, как было. Это место словно ждало её возвращения.

Айрис на секунду сделалось немного жутко от мысли, что леди Клементина действительно могла вернуться. Никто не верил в это по-настоящему. Если за шесть лет не было найдено её следов, то вряд ли она вернётся.

Айрис поправила блокнот, чтобы не было заметно, что к нему кто-то прикасался, и занялась поисками бумаг, оставленных Гербертом Редбриджем, её предшественником в деле каталогизации библиотеки Эбберли.

Айрис не была с ним знакома, хотя Редбридж выпустился в том же году, что и она, и учился, можно сказать, в соседнем Кибл-колледже. Она услышала о нём от профессора Ментона-Уайта буквально две недели назад. Айрис казалось, что профессор ей симпатизировал. Не в каком-то непристойном смысле, разумеется. Он хвалил её эссе, с удовольствием их обсуждал и давал советы. Он считал, что Айрис Бирн могла бы сделать научную карьеру – у неё, по его мнению, был подходящий склад ума. Однако для человека с подобным складом ума не нашлось места ни в одном из колледжей, куда Айрис разослала письма, так что она с конца августа должна была начать преподавать историю в школе для девочек. Пока же учебный год не начался, Айрис подрабатывала в библиотеке Сомервиля. По большей части разбирала архив, который завещал колледжу один из бывших профессоров.

Айрис работала в хранилище и почти никогда не бывала в публичных залах, так что то, что в один из дней ей зачем-то потребовалось туда пойти, можно было считать знаком судьбы. За одним из столов, окружённый книгами по археологии Ближнего Востока, сидел профессор Ментон-Уайт. Они поздоровались, а когда Айрис пошла обратно в хранилище, он окликнул её и пригласил на чашечку чая. За столиком кафе профессор и рассказал о Герберте Редбридже.

Эрик Ментон-Уайт был известен не только как учёный, но и как автор рассказов и талантливый редактор, работавший в издательстве «Чатто и Виндус». В частности, он редактировал все романы Клементины Ситон, пока она не переключилась на книги для детей, которые выходили в другом издательстве. Не было секретом и то, что он гостил в Эбберли в день исчезновения леди Клементины. Оказалось, что он поддерживал переписку с её сыном, и в одном из писем тот поинтересовался, не может ли профессор порекомендовать ему человека, который мог бы разобрать и привести в порядок библиотеку в Эбберли. Когда-то у Вентвортов был даже личный библиотекарь, но с тех пор, как должность упразднили в конце восемнадцатого века, книгами никто по-настоящему не занимался, хотя владельцы свою библиотеку постоянно пополняли. Ментон-Уайт решил предложить работу своим выпускникам, и несколько человек вызвались. И вовсе не потому, что их так прельщали двенадцать фунтов в неделю и жизнь в глуши, а потому что это было Эбберли, то самое поместье, где писала свои книги Клементина Ситон и где она таинственно исчезла. Библиотека Эбберли представлялась сокровищницей, в которой можно обрести всё, что угодно – от бесценного манускрипта двенадцатого века до черновиков неизданного романа леди Клементины.

Редбридж принял предложение и сразу после церемонии вручения дипломов отправился в Эбберли. Он пробыл там меньше месяца, а потом отказался от места. Айрис не могла понять, то ли Ментон-Уайт на самом деле не знал причин его ухода, то ли просто не хотел делиться с ней.

– Мистер Редбридж в Эбберли не прижился, – сказал старый профессор. От чая его лицо раскраснелось. Айрис отчётливо видела сетку сосудов на его носу и округлых, гладких щеках. – Они все замкнутые, закрытые. Никогда не поймёшь, что у них на уме.

– У кого?

– У Вентвортов. В тихом омуте черти водятся – это про них. Взять леди Клементину, ведь что говорили? Что её изменило рождение ребёнка, но это всё ерунда… Глупости! Так говорят только те, кто её не знал. Она могла вот так взбрыкнуть в любой другой момент, она всегда была такой. Никогда нельзя было предсказать, что она сделает. – Ментон-Уайт замолчал, а когда заговорил вновь, голос звучал уже совершенно спокойно: – Так вот о чём я хотел с вами поговорить, мисс Бирн: раз вы всё равно работаете в библиотеке, не хотите поехать в Эбберли? Это, кстати, не так уж далеко от Лондона. Мне кажется, эта должность вам бы отлично подошла. Вы умны, самостоятельны, хорошо воспитанны, сдержанны… И вы самодостаточны, это очень важно! Я уверен, вы не из тех, кто затоскует оттого, что не с кем поболтать, или будет рыдать в подушку, потому что в деревню не привезли последнюю пластинку «Битлз». Работа несложная – разобрать и каталогизировать книжное собрание Вентвортов. Оплата для вчерашней студентки более чем достойная, учитывая, что вам не надо будет тратиться на жильё и еду. Что думаете?

Айрис думала, что, судя по описанию, в Эбберли требовалась первостатейная зануда, каковой профессор её и считал. Слышать это было неприятно – особенно неприятно как раз потому, что профессор был во многом прав. Но само предложение было интересным. В итоге она растерялась и смогла сказать только, что ей нужно время до завтра, подумать.

На самом деле она всё решила уже через час после разговора. Конечно же, она поедет в Эбберли!

Это был шанс, который нельзя упускать. Поработать в школе она всегда успеет, а вот получить доступ к частной библиотеке одной из старейших британских фамилий и пожить в поместье Клементины Ситон – вряд ли.

Когда шесть лет назад Клементина Ситон пропала, Айрис было всего шестнадцать, она читала только один роман Ситон, и он не произвёл на неё впечатления, потому что был слишком взрослым… Конечно, Айрис слышала, что писательница бесследно исчезла, но тогда это её совершенно не взволновало и не затронуло. Больше всего она удивилась фотографиям в газете: леди Клементина оказалась совсем не старой женщиной. Она почему-то думала, что та родилась ещё в девятнадцатом веке и сейчас была старушкой, доживающей свои дни в поместье в Сассексе и от нечего делать сочиняющей детские книжки для своих внуков. У леди Клементины не было внуков, у неё было два сына, родной и приёмный, возрастом ненамного старше Айрис, а детские сказки, если вчитаться и задуматься, скрывали под яркой, щедро раззолоченной обёрткой из принцесс, эльфов, волшебных кубков и хрустальных замков что-то тревожащее и мрачное. Как будто леди Клементина знала, что её ждёт.

Леди Клементина Вентворт вышла на прогулку в четыре часа дня 28 августа 1958 года, скрылась под деревьями парка Эбберли, и больше её никто не видел.

Рис.4 Тайна поместья Эбберли

Глава 2

Хозяин Эбберли

Несколько дней спустя Айрис поняла, почему Герберт Редбридж не продержался в Эбберли и месяца. В библиотеке не было ничего ценного для исследователя. Конечно, там хранились прекрасные старинные книги и атласы, продав которые, можно было бы купить поместье размером чуть не с Эбберли, но ничего по-настоящему уникального. Конечно, Айрис не могла просмотреть каждую книгу, но она изучила записи Редбриджа, полазила по полкам и поняла, что открытие, о котором она втайне мечтала, сделать не получится. Пока она, вопреки пословице, судила книги по обложкам, но даже беглого осмотра корешков хватало, чтобы понять, что библиотеку начали собирать в семнадцатом веке. Были единичные книги более раннего периода и даже инкунабулы. Например, французский перевод «Гипноэратомахии» Франческо Колонны 1546 года и его удивительной красоты гравюры привели бы в восторг букиниста или аукциониста, но не историка и не специалиста по литературе: эта книга была известна и хорошо изучена. Манускриптов здесь не было вовсе, если только их не переплели в новую обложку, а узнать это наверняка можно было, только пересмотрев все книги вручную.

Кое-какие надежды Айрис возлагала на полки, где были собраны книги по архитектуре и устройству парков. Это была незнакомая ей тема, и чтобы понять, было ли там что-то перспективное, надо было поехать в более крупную библиотеку, изучить соответствующие журналы и каталоги.

Пока такая возможность не представилась, Айрис старательно вносила записи о книгах в журнал и на карточки. Карточки она печатала на машинке, и её стук – весьма отчётливый, несмотря на надпись «Quiet De Luxe» на каретке, – был единственным звуком, который нарушал тишину огромного дома. Даже трудно было поверить, что кроме Айрис в доме обычно находилось ещё семь человек и одна собака. Если миссис Хендерсон готовила и редко покидала кухню, как и её помощница, то миссис Пайк и две горничные часто перемещались по дому, но, как видимо, совершенно бесшумно. Сэр Дэвид проводил большую часть дня или в кабинете, или у себя в комнате. В библиотеке было четыре двери, и одна вела как раз в кабинет, так что Айрис иногда слышала доносившиеся оттуда звуки телефонного звонка и отрывистые фразы, когда сэр Дэвид разговаривал, но такое случалось редко. Мисс Причард сказала, что он не любит говорить с людьми и предпочитает решать все вопросы в переписке. Уилсон ездил на почту в Стоктоне каждый день. Он сказал, что пересылать письма через отделение в Тэддингтон-Грин значило потерять день, а то и два, а почту из Стоктона отправляли поездом каждый день. Но Айрис подозревала, что дело было не только в этом. Наверняка почтальон в Тэддингтон-Грин изучал адреса на каждом пришедшем и отправленном письме, потому что деревушка, кажется, столетиями жила сплетнями о том, что происходило в «большом доме». Айрис уже через пару дней поняла, что вся прислуга была не отсюда, то есть не из Тэддингтон-Грин и ближайших деревень. Двое были из Стоктона, а остальные вообще из других графств. Айрис сначала решила, что сэр Дэвид намеренно не берёт на работу местных, чтобы не распространялись слухи, но когда спросила об этом Джоан, та сказала, что они сами не идут.

– Говорят, это приносит несчастья.

– Что приносит несчастья? Работать в Эбберли? – переспросила Айрис.

– Работать на Вентвортов. Поверье здесь такое. Что это несчастливая семья, и дел с ними лучше не иметь.

– Вроде как проклятие?

У Айрис даже похолодело в груди от собственных слов, хотя в проклятия она не верила.

– Много всего болтают. Даже Мэри, а она из Стоктона, родители отпускать сюда не хотели. Последние, кто в доме из местных работали, плохо кончили, – Джоан перешла на шёпот. – Одна совсем опустилась, уехала в Лондон официанткой работать, а потом, говорят, жила с какими-то бродягами. Родные пробовали её вернуть, но всё без толку, а сейчас и вовсе не знают, где она. А парень, который шофёром работал у леди Клементины… – Джоан сделала глубокий вдох. – Уже и в живых нет. Молодой совсем был, говорят.

– Он из-за леди Клементины умер?

– Нет. И умер он даже не в поместье, но оно тому причиной. Здесь в это верят. Местные считают, что Вентворты и сами несчастны, и другим от них беды. Особенно если это женщина. Это всё пошло с тех времён, как монастырь разрушили. С тех пор Вентворты и мучаются.

– Но монастырь разве не при Генрихе Восьмом разрушили? – удивилась Айрис. – В шестнадцатом веке.

Джоан на секунду задумалась, а потом сказала:

– Да, при нём.

– Я не заметила, чтобы они мучились. – Айрис вспомнились парк, маленькая армия прислуги, машины в гараже, картины в гостиных и столовое серебро, спрятанное под замком, которое Айрис увидела лишь мельком, но всё равно смогла оценить его количество. – Живут себе прекрасно.

– Вот когда Эбберли принадлежал Ситонам, те хорошо жили, счастливо. А как только вернулись Вентворты, опять начались беды-несчастья. А уж когда бедная леди Клементина исчезла, то последние, кто не верил, поверили.

– И ты веришь?

Джоан перевела глаза на потолок, разгладила сначала зачёсанные за уши волосы, потом воротничок платья, а потом, хорошенько подумав, сказала:

– Только необразованные люди верят в проклятия, но вот как не верить? Хотя сама я ничего такого за два года тут не заметила, только этот плач по ночам… Вот сегодня опять был. Вы не слышали?

– Плач? – Айрис ничего похожего на плач не слышала ни этой ночью, ни когда-либо ещё.

– Да, тихий такой… Или вой, или стонет кто-то. Мэри говорит, что на пение больше похоже, такое, без слов, знаете… У вас, видно, сон крепкий. Мы с Мэри обе слышали. Только я ночью, а она вечером, что-то относила в спальню мисс Причард, идёт назад, а в коридоре точно пение разносится. Почти неслышное. И главное, не понять, откуда звук. Он везде, а начнёшь прислушиваться – нет его. Мэри говорит, до меня тут девушка работала, так та говорила, что звук – точно колокол звонит, где-то далеко-далеко. Как на похоронах. Или как струну тронули… Вот такой звук. Не слышали?

– Нет.

– А вот послушайте. – Джоан задержала на Айрис долгий взгляд. Смотрела она точно с укором и очень серьёзно.

– Вот уж не думала, что окажусь в доме с привидениями! – попробовала обратить всё в шутку Айрис.

Джоан не улыбнулась в ответ.

– Про привидения не слыхала, а вот даму в чёрном…

– Джоан! – раздался грозный окрик миссис Пайк, которая выглянула из кухни. – Что за глупости вы опять пересказываете?! Если закончили с гостиной, я найду вам работу!

Джоан опустила глаза:

– Я решила предупредить мисс Бирн насчёт звуков.

– Вы не предупреждаете её, а намеренно запугиваете. Скоро восемнадцать лет, как я живу в этом доме, и не слышала никаких звуков. Вы, поди, и про проклятие рассказали? – миссис Пайк грозно уставилась на бедняжку Джоан.

Та до ушей залилась краской.

– Я сама спросила, миссис Пайк, – вмешалась Айрис. – Джоан и не думала мне ничего рассказывать, я просто хотела узнать, почему никто из окрестных деревень не работает в поместье.

– Это всё глупые суеверия и выдумки слишком впечатлительных девушек! – заявила миссис Пайк. – Да, с некоторыми из тех, кто тут работал, произошли неприятные события. Но могу сказать, никакие женщины в чёрном в этом не замешаны, те люди своими поступками сами навлекли на себя беду. А теперь, Джоан, займитесь делом. И у мисс Бирн дела тоже наверняка есть.

Этот разговор состоялся на четвёртый день после того, как Айрис приехала в Эбберли. Она хотела ещё порасспросить Джоан, но та словно нарочно избегала её. Наверняка миссис Пайк отчитала её потом – и гораздо сильнее, чем при Айрис. Миссис Пайк, с её седыми кудряшками, пухлыми ладошками и всегда чуть прищуренными улыбающимися глазами, казалась женщиной требовательной, но добродушной. Однако когда речь зашла о проклятии, её словно подменили. А глаза её, оказалось, могли метать молнии. Маленькие злые молнии.

Айрис не верила в проклятия и призраков, но история поместья и окрестностей её заинтересовала. Она в один из первых дней нашла в библиотеке книгу с описаниями сассекских поместий и почитала в «Британнике» про монастырь Святого Ботольфа, некогда стоявший близ Стоктона. Ни там ни там упоминаний о проклятии, конечно же, не было.

Айрис вспомнила, что сняла с полки, но пока не внесла в картотеку ещё одну книгу по истории Сассекса, и решила поискать в ней. Надежды было мало, но вплоть до начала двадцатого века историки часто включали местные легенды в свои сочинения, с соответствующими пометками, разумеется. Вдруг кому-то показалась достаточно интересной история о разрушенном монастыре и проклятии?

Она быстро пролистывала страницы книги и, наверное, пропустила бы упоминание Вентвортов в главе про тюдоровскую эпоху, если бы не маленький листок бумаги, вложенный меж страниц вместо закладки. На нём быстрым неразборчивым почерком было нацарапано «Анна Вентворт». Айрис посмотрела на страницу более внимательно.

«Прибывшая в деревню Эбберли Анна Вентворт осталась недовольна домом. Он был стар, мал по её нуждам и нуждался в ремонте. В 1549 году она начала его перестройку, и так открылась светлая глава в истории этого поместья. Именно сюда двадцать лет спустя приехал сын леди Вентворт, решив устраниться от слишком опасной в те времена придворной жизни. Вентворты не всегда жили в поместье, но именно Эбберли оставалось их родовым гнездом до того момента, пока после смерти Чарльза Натаниэля Вентворта в 1853 году оно не перешло его единственной дочери Элинор Александре, которая вышла замуж за графа Эдварда Ситона. С тех пор поместье находится в собственности семьи Ситон».

Книга была издана в 1912 году, и автор, конечно, не мог знать, что вскоре Эбберли опять вернётся к Вентвортам, когда леди Клементина Ситон, также единственная наследница своего отца, выйдет замуж за своего дальнего родственника сэра Джона Вентворта.

Айрис нашла в книге ещё четыре закладки – и все они были на страницах, где говорилось о Вентвортах. На одной из закладок были записи, явно не относящиеся к истории Сассекса, но Айрис всё равно из любопытства прочитала:

10 ф. Томсон

2 ф. цв-ы

100 ф. бр.

4 ф. портной

12 ф. ужин и пр.

Ещё в двух строках Айрис не сумела разобрать ничего, кроме цифр. Почерк был округлый, аккуратный, но последние записи были явно сделаны второпях.

Этот кто-то жил на широкую ногу, с ужинами по двенадцать фунтов, но, судя по цвету чернил, жил довольно давно.

В Эбберли Айрис иногда чувствовала себя так же, как в первые месяцы в колледже: частная жизнь других людей невольно оказывалась тебе известной. До того Айрис жила с матерью, а мать не стремилась сближаться с соседями, да и вообще с кем бы то ни было. Подруги у Айрис были такие же, как она сама: больше жили книгами, чем настоящей жизнью, мечтали поехать изучать птиц в Бирму или руины городов в Греции, а не о перекрашивании в блондинку или свиданиях с молодыми людьми. В колледже Айрис поселили в одной комнате с Мередит, которая после «доброго утра» могла сообщить, что ночью у неё начались месячные, и рассказывала Айрис всё про свою многочисленную родню в Брайтоне. Её родителям принадлежала гостиница там, и благодаря этому Айрис узнала ещё и подробности жизни некоторых постояльцев за последние пять лет. Она так и не смогла привыкнуть к этой непрошеной откровенности.

Конечно, листок с записями чьих-то расходов был мелочью, но иногда Айрис находила дарственные надписи на книгах, которые были очень эмоциональны или намекали на какие-то события, свидетелями которых оказались даритель и даривший. Айрис чувствовала одновременно отторжение оттого, что ей раскрывалась часть чьей-то потаённой жизни, и стыдное любопытство. Возможно, её воображение подстёгивали до сих пор не разгаданное исчезновение леди Клементины и рассказы Джоан о злом роке Вентвортов, но Айрис действительно начали занимать тайны дома, в котором она оказалась.

Возможно, так на неё действовал сам особняк: уединённый, огромный, так много видевший и так много помнящий…

Айрис, снова отвлёкшаяся на никак её не касавшиеся тайны Эбберли и семьи Вентвортов, вернулась к работе и начала печатать карточку для издания «Лавки древностей» 1928 года.

Чем больше Айрис узнавала о библиотеке Эбберли, тем быстрее увядали её надежды найти в ней что-то стоящее. Разве что попадётся какое-то письмо или рукопись. Но, как Айрис поняла, вся переписка леди Клементины и прочих Вентвортов и Ситонов хранилась в кабинете сэра Дэвида под замком. Сэр Дэвид, кстати, думал, что в библиотеке может быть что-то ценное. Он сказал это Айрис во время их второй встречи.

Первую даже встречей нельзя было назвать. Сначала – это было на второй день после того, как Айрис приехала в Эбберли, – она услышала лай. Она уже познакомилась с Наггетом, немолодым уже биглем, который обычно лежал в лежанке-корзинке на кухне или в тени у входа в оранжерею. Наггет был дружелюбным, но очень независимым псом. Миссис Пайк и миссис Хендерсон он ни в грош не ставил, слушался только Уилсона и почему-то Джоан. Но отдавать ему команды или запрещать что-то даже и не требовалось. Наггет был умён, хорошо знал, каков порядок в этом доме, и почти никогда не делал ничего такого, за что его могли бы наругать. Может быть, сказывался преклонный для собаки возраст – десять лет, но Айрис представляла биглей вовсе не такими терпеливыми и тихими. За два дня, что Айрис пробыла в Эбберли, она не слышала от него ни звука.

А в тот день раздался звонкий лай. Он доносился с улицы, и Айрис подошла к окну.

Она не разбиралась в моделях машин, но узнать «Ягуар» по фигурке на капоте могла. Это был именно «Ягуар», длинный и голубовато-серебристый. Уилсон держал дверь открытой, чтобы из машины могла выйти девушка в лёгком бежевом плаще, а Наггет с лаем прыгал у ног молодого мужчины в светлом костюме. Тот присел, чтобы погладить собаку, и Айрис не успела рассмотреть его лицо, видела лишь, что он был высоким и волосы у него были тёмными.

Девушка (Айрис догадывалась, что это должна была быть секретарь, мисс Энид Причард) наконец выбралась из машины. С такого расстояния разобрать было трудно, но мисс Причард показалась Айрис очень красивой. Её темно-русые волосы были уложены в «бабетту» – причёску, которую в Оксфорде среди студенток сейчас было уже и не встретить: они делали начёс впереди и завивали концы; да и такой цвет считался скучным. Но мисс Причард её причёска шла; в её облике было что-то царственное, и высокая «бабетта» это подчёркивала. Мисс Причард, чуть покачиваясь на высоких каблуках ярко-фиолетовых туфель, ждала, пока Дэвид Вентворт наиграется с собакой, и вид её выражал нетерпение, а может, и раздражение. Наверняка ей хотелось быстрее попасть в дом и отдохнуть с дороги, сбросить эти высоченные каблуки…

Наконец Дэвид Вентворт выпрямился и быстро зашагал к крыльцу. Мисс Причард семенила за ним.

Айрис отошла от окна и вернулась к работе. Она была уверена, что сэр Дэвид поднимется в свою комнату (она уже знала, что его спальня была на втором этаже), но он, оказывается, решил познакомиться с новым человеком в доме.

Айрис стояла на лесенке и снимала книги с седьмой сверху полки, когда дверь в библиотеку распахнулась и вошёл сэр Дэвид. Мисс Причард последовала за ним, а миссис Пайк остановилась в дверях. Наггет уселся на пол возле её ног.

Айрис потом сама вспомнить не могла, как она слетела с лестницы вниз. Где-то на половине пути возникла мысль, что она понятия не имеет, как приветствовать человека с титулом баронета. Не делать же реверанс?

Сэр Дэвид просто протянул ей руку:

– Мисс Бирн, как я понимаю? – сказал он, чуть улыбнувшись.

– Да, это я, – ответила вконец растерявшаяся Айрис, осторожно освобождая свою ладонь из его. – Рада познакомиться.

– Я Дэвид Вентворт. А это мой секретарь – мисс Энид Причард. Надеюсь, вы здесь хорошо устроились?

– Да, спасибо, у меня чудесная комната.

– Если что-то понадобится, обращайтесь, пожалуйста, к миссис Пайк.

– Разумеется. И благодарю, что взяли меня на работу. Это честь – оказаться в этом доме. Я читала все романы леди Клементины, кроме детских…

По лицу Дэвида Вентворта словно пробежала тень. Он по-прежнему улыбался, но только губами. Глаза не улыбались.

Он не был похож на свою мать. Но в лице леди Клементины вообще не было ярких черт. У неё было удивительно обыкновенное и незапоминающееся лицо. Её нельзя было назвать привлекательной, но некрасивой тоже никто бы не назвал. Её фотографировал Сесил Битон, и даже он не сумел найти во внешности леди Клементины интересную и яркую грань, не смог показать умную, неординарную, тонко чувствующую женщину, какой она была за фасадом своего обычного лица.

Сэр Дэвид был всего на три года старше Айрис, и на его лице уже не осталось ни капли юношеской мягкости. Черты были резкими, хорошо вылепленными, острыми. И даже если в нём, как и в леди Клементине, не было яркости, узнаваемости, он всё равно был довольно красивым молодым мужчиной.

– Надеюсь, уединение и двенадцать тысяч книг не испугают вас, как это произошло с вашим предшественником? – взгляд глубоко посаженых глаз Дэвида Вентворта был тяжёлым, пронизывающим, как будто он хотел узнать все тайны Айрис.

Если бы они у неё были…

– Мне нравится уединение. И книги тоже…

– Мистер Ментон-Уайт дал вам прекрасные рекомендации.

– Он был очень добр.

– Как мы видим, на мистера Ментона-Уайта не во всём можно полагаться, – вдруг вступила в разговор мисс Причард, остановив на Айрис неодобрительный взгляд. – Ему ясно дали понять, что нужен молод…

– Энид! – резко оборвал её сэр Дэвид.

Та замолчала, но продолжала смотреть на Айрис тем же осуждающим взглядом. Айрис даже не могла понять, на что мисс Причард так смотрит. На её одежду?

Что поделать: у неё не было возможности купить такой изящный деловой костюм, какой был у мисс Причард. На Айрис была тёмно-синяя юбка в складку, белая блузка и туфли на низком каблуке. Красный лаковый ремешок юбки немного разбавлял эту унылую картину, но Айрис и не была такой красоткой, как Энид Причард. Она скорее попадала в категорию милых девушек или тех, кого утешающе называют симпатичными, имея в виду, что до настоящей красоты им ещё далеко. И она не собиралась каждое утро тратить по часу, укладывая волосы в сложную причёску и нанося на глаза слои теней и туши.

Когда Дэвид Вентворт ушёл, Айрис раз пять проиграла в голове их короткую встречу, и каждый раз собственные слова и поступки казались всё более глупыми. Она так и не забралась назад на лесенку, чтобы расставить книги, которые уже просмотрела, когда дверь библиотеки снова открылась.

На этот раз Энид Причард была одна. Без всякого вступления она объявила:

– Мисс Бирн, хочу озвучить вам некоторые правила этого дома. Правила эти касаются сэра Дэвида. Мой кузен – занятой человек, и вы ни в коем случае не должны его беспокоить.

– Я и не собиралась, – сказала немного оторопевшая Айрис.

– Очень хорошо. Но если у вас вдруг появится необходимость что-то обсудить касательно вашей работы, обсуждать вы это должны с миссис Пайк, если дело касается шкафов, бумаги и прочего, или в крайнем случае со мной. Даже если вы найдёте переписку леди Клементины с Черчиллем или первое издание Вивальди, то сообщите об этом мне. Ни в коем случае не сэру Дэвиду напрямую. И не очень-то задирайте нос. Может, вы и окончили Оксфорд, но настоящих достижений у вас пока нет.

– Я поняла, мисс Причард, – сказала Айрис.

Почему-то больше всего её в этот момент занимала мысль: что имела в виду мисс Причард под первым изданием Вивальди? Что в библиотеке были ещё и старинные ноты? Или она просто думала, что Вивальди – это писатель? Вряд ли. Она, выходит, была родственницей сэра Дэвида и должна была получить хорошее образование. Однако её выговор как будто бы говорил об обратном. У сэра Дэвида произношение было безупречным, наверняка полученным в местах вроде Итона, Кембриджа и Оксфорда, а вот в речи Энид проскакивало что-то похожее на северные диалекты. Айрис была не из тех специалистов, которые по паре предложений могли назвать деревню, где человек вырос, но какие-то нетипичные отзвуки в речи Энид она слышала.

Как бы там ни было, Айрис не собиралась нарушать указаний грозной мисс Причард. Та сразу отнеслась к ней с предубеждением, словно ждала от нового человека неприятностей.

Во второй раз Айрис увидела Дэвида Вентворта через два дня. В этом доме действительно можно было жить почти что бок о бок и не видеться.

Айрис просматривала книги, которые сняла с одной из полок, и думала о том, что работать стало бы гораздо приятнее, будь в библиотеке проигрыватель или хотя бы радио. Заполнять журналы и карточки – довольно скучное занятие, и если в библиотеке колледжа она время от времени болтала с другими служащими, то здесь осталась совершенно одна.

Айрис напевала себе под нос «Little Miss Lonely», когда услышала позади щелчок двери. Она обернулась.

Дэвид Вентворт стоял в дверях, точно не решаясь войти. Наггет вынырнул откуда-то сбоку, сделал несколько шагов, лениво повиливая хвостом.

Айрис вскочила на ноги – опять слишком резко, так же как в тот раз, когда стояла на лестнице.

– Добрый день, сэр, – поздоровалась Айрис.

– Добрый день, мисс Бирн. Извините, я… Когда я увидел вас за столом, то со спины вы показались мне немного похожи на мою мать. Как будто она снова здесь.

Айрис и самой казалось, что призрак леди Клементины витает над этим местом. Живущие в Эбберли люди постоянно вспоминали её, говорили о ней как о том, кто только что вышел, – как будто после её исчезновения время в доме остановилось. Наверное, так и происходит, когда человек исчезает внезапно и необъяснимо… Если бы они точно знали, что леди Клементина мертва, то могли бы оставить её в прошлом, но она не отпускала: ни своего сына, ни свой дом, ни даже слуг. Даже те, что поступили на службу уже после исчезновения леди Клементины, начинали говорить о ней так, точно знали её, словно она оставалась где-то в доме, как больной человек, которого стараются не беспокоить, но за которого непрестанно тревожатся.

– Простите, – ответила Айрис. – Я не хотела, чтобы так получилось… Я думала, она работала за тем столом, и поэтому никогда за него не садилась.

Айрис указала на второй из столов, возле которого стояла печатная машинка.

– Она работала и за тем столом, и за этим, и за теми, – Дэвид Вентворт указал на дальнюю часть библиотеки, – и на диване, и в кабинете, и у себя в комнате, и в новой гостиной. Она постоянно меняла место.

– Это очень трогательно, что здесь лежат её вещи. – Айрис начала говорить это скорее из вежливости, но потом от нахлынувших чувств перехватило горло, и ей пришлось остановиться, чтобы сглотнуть. – Что всё сохраняется в том виде, как было, пока она… работала здесь.

Дэвид Вентворт, до того слушавший со спокойно-равнодушным лицом, вдруг резко перевёл на Айрис глаза. Он понял, какие слова едва не слетели с её языка: «пока она была жива».

– Это была идея дяди Роланда, – сказал он, подходя к столу леди Клементины. – Оставить всё так, как было при ней. Это её любимая ручка и именно та бумага, на которой она писала. Печатной машинкой она редко пользовалась, почти никогда… – Дэвид Вентворт чуть заметно улыбнулся. – Просила перепечатывать меня. Кроме самой последней рукописи. Я тогда уже уехал в колледж. Здесь только нож для писем не тот, что был, но похожий. У нас пропало несколько серебряных вещей: ножи, вилки, солонка – нож с письменного стола в том числе, но потом оказалось, что таких ножей был целый набор, отличаются только камни. У этой птички вместо глаза вставлен маленький изумруд, а на старом ноже был синий камень. – Он повернулся к Айрис. – У вас есть всё, что нужно для работы?

– Да, всё есть.

– Я уже говорил, но повторюсь: надеюсь, вы здесь не заскучаете и не сбежите.

– Думаю, что мой предшественник рассчитывал на большее, может быть на открытия… Но меня пригласили каталогизировать библиотеку, и именно за этим я и приехала. Я не считаю эту работу скучной или примитивной. Лорд Бернерс занимался таким в Оксфорде, значит, для меня это и подавно хорошо.

– Вы тоже думаете, что в библиотеке нет ничего особенно ценного? – вопрос был произнесён со странным нажимом.

– Здесь есть книги, которые могут стоить несколько сотен фунтов, но ничего такого, что вы не могли бы купить в антикварном магазине в Лондоне или на аукционе.

– То есть ничего уникального?

– Об этом можно будет сказать наверняка, только когда я разберу все книги до единой, но пока у меня сложилось такое мнение, – осторожно ответила Айрис.

– Подозреваю, что это не так. Отчасти поэтому я и затеял историю с каталогом. Дело в том, что… Даже не знаю, как сказать, чтобы не напугать вас, мисс Бирн. Я думаю, что здесь есть нечто очень и очень ценное. За последние полтора года Эбберли трижды пытались ограбить. И каждый раз преступники хотели проникнуть именно в библиотеку.

Айрис встревоженно осмотрелась, словно надеясь заметить следы взлома.

– Когда это произошло в первый раз, все решили, что это какие-то случайные люди. Может быть, бродяги. Хотя в этих местах такого раньше не было. Но я велел садовникам на всякий случай выпускать на ночь собак. Во второй раз преступники забрались в дом днём. Представляете, какой риск наткнуться на людей?

– Честно говоря, небольшой, – не удержалась Айрис. – Я по несколько часов никого не вижу и не слышу, когда сижу в библиотеке.

– Но откуда грабителям про это знать? И не так уж тут безлюдно. Когда в дом залезли во второй раз, Джоан, горничная, шла к боковой лестнице и почувствовала, что тянет холодом. Она зашла в угловую гостиную и увидела, что выставлено стекло. Конечно, сразу подняла крик. Уилсон и миссис Пайк даже видели, как двое мужчин убегают к воротам, но поймать их не сумели. Они пытались взломать дверь в библиотеку. Я тогда жил в Лондоне, а когда хозяев в доме нет, кабинет, библиотеку и непроходные гостиные запирают. Для чего-то грабителям нужна была именно библиотека, хотя в комнатах, через которые они прошли, было много дорогих вещей. После этого я решил, что надо поставить решётки на окна. Но на такое количество окон решётки изготавливаются долго, и за это время в дом забрались ещё раз. В тот раз тревогу поднял Наггет, он уже старичок, мало что слышит, наверное просто повезло. Это было в январе, больше в дом залезть не пытались, но меня не отпускает мысль: что же они искали? Все самые ценные вещи закрыты в сейфе в серебряной комнате[3], но в столовых и гостиных их тоже немало. Зачем идти в библиотеку?

– А вы уверены, что ничего не пропало? – Айрис с сомнением посмотрела на книжные полки. – Если забрать даже десяток книг, никто этого не заметит.

– Думаю, что нет. Они сумели проникнуть в библиотеку только в самый первый раз, но не успели ничего найти. Даже когда я знаю, где примерно искать, у меня уходит несколько минут. А это моя библиотека. По грязи на коврах поняли, что они топтались вон там, – сэр Дэвид показал на «низкую» часть библиотеки. – Один даже зачем-то снял с себя плащ вроде дождевика. Бросил на кресло у камина.

Айрис задумалась. История была интересной. И очень странной.

– Если вы правы и кто-то действительно охотится за книгой, то этот человек должен был бывать здесь раньше. Потому что искать книгу, не зная, на какой она полке, – полнейшее безумие. Тут и за день не управиться…

– Я думаю точно так же. Хотя, знаете, эти попытки ограбления были довольно отчаянными. В дом пытались залезть среди бела дня, зная, что тут есть прислуга.

– Но если этот человек бывал в доме, что помешало ему просто взять книгу? Он мог бы положить её в свой чемодан и уехать.

– Про это я тоже думал, – кивнул Дэвид Вентворт. – Пока здесь жила моя мать, у неё нечасто, но бывали гости, обычно родственники. Некоторые жили здесь неделями, кто-то приезжал на выходные. Сейчас здесь никого не бывает, кроме моего брата и изредка сотрудников компании.

Айрис хотела спросить: разве у него нет друзей? Но вовремя закрыла рот. Вопрос получился бы ужасно бестактным. И, кроме того, она за те пять дней, что провела здесь, уже поняла, что сэр Дэвид вёл жизнь почти что затворническую. Исчезновение матери шесть лет назад сильно его изменило.

– Тогда можно предположить, – сказала Айрис, – что кто-то из гостей несколько лет назад обнаружил здесь книгу, но не понял, насколько она ценна. Или обстоятельства его жизни были таковы, что ему не нужно было ничего красть. Впоследствии что-то меняется: или этому человеку становятся нужны деньги, или он осознаёт ценность книги.

– У вас быстрый ум, – улыбнулся Дэвид Вентворт. – Наверное, любите читать детективы?

– Нет, не очень. Я кое-что читала, но мне больше по душе другие вещи.

– Хорошо. Не буду больше вам мешать. Просто хотел предупредить, чтобы вы не пропустили то самое сокровище.

Когда Дэвид Вентворт вернулся в свой кабинет, Айрис прошлась вдоль полок, разглядывая корешки. Если сэр Дэвид был прав, где-то здесь скрывалось нечто ценное… А вокруг рыскали грабители.

И кто бы мог предположить, что работа в библиотеке может оказаться опасной?

Рис.4 Тайна поместья Эбберли

Глава 3

Река

8 августа 1964 года

Айрис последовала совету, полученному от Уилсона, и записалась на экскурсию по Стоктону. Из достопримечательностей там были: остатки замковой стены и обнаруженные рядом с ней полы римской виллы, собор Девы Марии и руины монастыря Святого Ботольфа.

В ближайшую неделю экскурсий не было, и Айрис записалась на следующую. Пока она разговаривала по телефону, который был повешен в коридоре на стене напротив комнаты миссис Пайк, мимо неё прошествовала Энид Причард. По случаю воскресенья она была одета не в обычный строгий костюм, а в лёгкое платье лимонно-жёлтого цвета. Миссис Пайк в комнате не оказалось, и Энид прошла дальше. Когда она возвращалась, Айрис, закончившая разговор, столкнулась с ней в коридоре. Энид окинула её холодным, почти враждебным взглядом:

– Доброе утро, мисс Бирн. Хочу сказать, что джинсы в этом доме недопустимы, даже если у вас выходной.

– Сэр Дэвид меня не увидит.

– Уж надеюсь, – протянула Энид и прошла дальше по коридору.

– Господи, вот же змея… – тихо произнесла Айрис, когда дверь в столовую за Энид закрылась. Или, может быть, не в столовую, а в комнату для завтрака. Айрис до сих пор путалась в огромном количестве одинаковых дверей в коридорах, предназначавшихся для слуг.

Айрис расстроило не столько само замечание, – она считала, что в своё свободное время может надевать что угодно, лишь бы оно не было откровенно неприличным, – сколько тон и придирчивый, едкий взгляд.

– Не переживайте из-за неё, мисс, – послышался за спиной Айрис голос миссис Пайк, которая стояла в дверях кладовой. – Носите что хотите. Уж насколько я не люблю эти нелепые штаны, но и то считаю, что пока вы не на работе, можете носить их на здоровье, раз вам нравится. Мисс Причард вам не хозяйка.

– Я знаю, но… – Айрис вздохнула. – Она всё же секретарь сэра Дэвида и к тому же его кузина.

Мисс Пайк покачала головой:

– Я думала, она уже унялась… – и добавила со смешком: – Никакая она ему не кузина!

– Она сама мне сказала в первый же день, как…

– Не хотите выпить чашечку кофе? – внезапно предложила миссис Пайк.

Айрис уже пила кофе, но не стала отказываться от второй чашки, чтобы послушать, что миссис Пайк расскажет. Домоправительница никогда раньше не обсуждала ни сэра Дэвида, ни леди Клементину – по крайней мере не говорила о них ничего личного. Но Энид Причард её, судя по всему, не на шутку разозлила.

У миссис Пайк, как у экономки, в доме были свои комнаты внизу. Первая служила одновременно гостиной и кабинетом: вечером туда приходили горничные и миссис Хендерсон посмотреть телевизор, днём миссис Пайк планировала покупки и разбиралась со счетами – кроме случаев, когда бумаг накапливалось так много, что требовался чуть ли не весь стол в столовой для слуг. Из гостиной маленькая дверь вела в спальню миссис Пайк. Как раз ближе к этой двери и стояли красивый овальный стол с розовой скатертью и четыре стула с гнутыми спинками.

Миссис Пайк достала из шкафа чашки и блюдца, выложила в фарфоровую корзиночку печенье из коробки, даже достала мармелад. На маленькой плитке тем временем грелся кофейник.

Миссис Пайк села наконец на стул и положила сжатые в пухлые кулачки руки на стол. Вид у неё был весьма решительный, словно она не кофе пить собиралась, а отчитать нерадивого зеленщика за увядшую петрушку.

– И ведь знаете, мисс Бирн, её старания не впустую! – сказала она наконец. Выражение лица у неё было уязвлённым, почти расстроенным. – Многие так и думают, что она родственница Вентвортам. Птица высокого полёта… При сэре Дэвиде она никогда не называет себя его кузиной. Не смеет!

– Она это просто выдумала? – Айрис была озадачена. Зачем Энид Причард так делать?

– Вы ведь знаете, что поместье, да и вообще всё, принадлежало… принадлежит леди Клементине? Она была богатой наследницей, завидной невестой…

Конечно, Айрис знала: говорили, что у её мужа, сэра Джона Вентворта, за душой не было ничего. На самом деле у его отца был большой дом в Кембридже и адвокатская практика, но в сравнении с состоянием Ситонов это была капля в море.

– Она замуж не торопилась, но родители всё давили, говорили про наследника. Это я знаю от мисс Фенвик. Она начала работать у Ситонов ещё до Великой войны, заботилась о леди Клементине с рождения. Я-то сюда пришла в сорок шестом, уже после смерти сэра Джона, но мисс Фенвик любила иногда поговорить. С годами люди делаются болтливее, заметили? Так вот, мисс Фенвик рассказывала, что леди Клементине никто был не по душе. А потом вдруг раз – и появился Джон Вентворт. Он производил впечатление на женщин. Это я сужу по девушкам с фабрики – а я на фабрике Вентвортов всю войну проработала… И когда он там появлялся, все так и таяли, хотя он просто мимо проходил. Видели его фотографии в гостиной?

Айрис покачала головой.

– Гляньте потом, – посоветовала миссис Пайк. – Стоит в рамке в новой гостиной, а в угловой есть альбомы. Смотришь на фотографию – ничего особенного, но вживую было у него обаяние, этого не отнимешь.

– Простите, что спрашиваю, – заговорила Айрис, когда миссис Пайк отвернулась проверить кофейник, – но эти девушки на фабрике…

Она не решилась продолжить. Но миссис Пайк её поняла:

– Нет-нет, никогда о таком не слышала, а уж посплетничать мы любили. Но сэр Джон был не дурак! Если он и позволял себе некие… развлечения, – она поморщилась, – то уж так, что никто не знал, ни одна живая душа. Он же понимал, что потеряет всё, если леди Клементина подаст на развод. Он управлял её фабриками, землями – всем. Так что не в его интересах было безобразничать на стороне. Хотя когда это останавливало мужчин?! О чём я говорила? Ах да! У сэра Джона был младший брат, Роберт. И у него-то ничегошеньки не было, даже титула. Он кое-что унаследовал бы от родителей, но пока они были живы, не было ничего. Когда сэр Джон женился, он стал помогать брату, потом дал ему хорошее место на одном из заводов. Не знаю, что уж он там делал… В сороковом году Роберта призвали, вернулся он в сорок третьем, без обеих ног. Выше колена обе ампутированы. Ещё у него было ранение в грудь, весь покалеченный. Ужас просто!

– А сэр Джон? Его не призвали? – спросила Айрис.

– Нет, у него с детства сердце было не в порядке. Да и если бы было в порядке, то не призвали бы. У фабрик были военные заказы, они и двигатели делали, и прожекторы, и снаряды. Этим всем надо было управлять, так что на заводе от сэра Джона было больше пользы, чем если бы он погиб на каком-нибудь пляже. А бедный Роберт остался без ног, да… Он потом вернулся на фабрику, но проработал совсем мало. Здоровье было никудышное. После войны он нанял одну женщину, медсестру, чтобы она помогала ему. Ну, знаете, уколы делала, растирала, культи у него воспалялись часто. Он ведь так и мучился до конца жизни… И эта медсестра за два года его так обработала, что он на ней женился. Да! На обычной медсестре. Когда они поженились, она привезла сюда своих дочерей от первого брака, которые воспитывались у бабушки где-то в Лидсе, что ли. Маргарет и Энид. Но Роберт Вентворт их не удочерял, так что никакая Энид не кузина сэру Дэвиду. Просто его дядя её воспитывал. Да и сомневаюсь, что воспитывал, ему с каждым годом делалось всё хуже. До того ли ему было? Но вот его жена, та из кожи лезла, чтобы своих девочек протолкнуть куда повыше, познакомить с детьми леди Клементины, с прочей состоятельной родней. Она постоянно подчеркивала, что леди Клементина её невестка, а сэр Дэвид – племянник. Ну, положим, ей-то он племянник, но вот её девочкам вообще не родня. При леди Клементине Мюриэл постоянно напрашивалась в гости и в Эбберли, и в лондонский дом. Бедняге Роберту нужен был покой, а она таскала его туда-сюда! Он ничего уже не хотел… Тем более сэр Джон тогда уже умер. От сердца. Если бы Роберт ещё к родному брату приезжал, а то ведь к его жене. Чужой дом, поездки… Думаю, это его и доконало. А всё Мюриэл! Мужу говорила, что леди Клементина его приглашает, а ей писала, что Джон очень скучает по племянникам, в общем врала всем и думала, что никто не догадывается. Она и девочек своих подучивала, чтобы те крутились постоянно возле Дэвида и Руперта. Руперт, конечно, не родной ребёнок, усыновлённый, но Мюриэл знала, что его тоже в обиде не оставят, будет и хорошее содержание, и наследство.

– Вы имеете в виду, она хотела, чтобы… чтобы они…

– Очень даже хотела. У неё и план такой был: дети растут вместе, дружат, а потом поженятся… Плохо ли? А меня и мисс Фенвик, хоть это нас и не касается, до того эти уловки раздражали!

Миссис Пайк выключила плитку, чуть подождала и начала разливать кофе по чашечкам. Выговорившись, она немного успокоилась, но видно было, что Мюриэл Вентворт ей ужасно не нравится. И эта неприязнь, судя по всему, по наследству досталась и дочери Мюриэл. Но нельзя было сказать, что Энид страдала невинно: милой простушкой она точно не была.

Сделав глоток из чашечки, – она пила кофе без молока, тёмный, густой, – миссис Пайк снова заговорила:

– Я к леди Клементине с такими вещами подойти не могла, но Фенвик – другое дело, она её с рождения на руках качала. Как мать ей была… Она леди Клементине говорила, когда дети постарше стали, что не приведи господь одна из этих девочек Причард заберется в постель кому-нибудь из молодых господ. Они обе хваткие были, что Мардж, что Энид. Палец в род не клади. Мюриэл их, конечно, потом пообтесала, но воспитание-то у них считай уличное, а там такие нравы!

Айрис поставила чашку, которую так и не донесла до рта, обратно на блюдце:

– Вы слишком строги, миссис Пайк. Я не думаю, что мисс Причард…

– Вы её просто плохо знаете! Вот посмотри́те, Энид так тут и прижилась. Окончила курсы секретарей, и вот она здесь! Старого секретаря, мисс Дарэм, оставили в офисе, в Лондоне, мол, там она нужнее, ей ездить тяжело, а Энид прыгнула на её место.

Айрис, кажется, начинала понимать причины настоящей неприязни Энид. Если у той до сих пор были виды на сэра Дэвида и его огромное состояние, то ей, конечно же, не понравилось, что в Эбберли появилась ещё одна девушка. Горничные и посудомойка вряд ли заинтересовали бы сэра Дэвида, а вот молодая образованная женщина, окончившая Сомервиль-колледж, не такая красавица, как она сама, но и не страшненькая, в глазах Энид должна была представлять серьёзную угрозу.

– Она из-за этого так на меня фыркает? – спросила Айрис.

– А из-за чего ещё? Уилсон сказал, она настаивала, чтобы мужчину прислали, а как пришла телеграмма, кого встречать и во сколько, её всю перекосило. Да вы пейте, пейте… Я вам потому и рассказываю, чтобы вы не думали, что что-то не так делаете. Вы для Энид всегда неладны будете, найдёт, к чему придраться. Просто не принимайте на свой счёт и не позволяйте себя выжить.

– Знаете, миссис Пайк, – сказала Айрис, сделав наконец глоток, – может быть, мне стоит дать ей понять… Что я… Что у меня нет никаких замыслов в отношении сэра Дэвида.

– У вас-то, может, и нет, а что, если у сэра Дэвида есть? Вдруг вы ему понравитесь? – усмехнулась мисс Пайк. – Так что это Энид не успокоит.

Айрис, забывшись, приложила руки к щекам. Они горели то ли от слишком горячего кофе, то ли от предположений миссис Пайк.

– Да я шучу, – неожиданно ласково произнесла миссис Пайк. – Сэр Дэвид, он… Ох! Он всегда был замкнутый, а после того, как леди Клементина пропала, совсем ничего не видит, кроме работы, книг и музыки. Каждый раз гору пластинок привозит. Сейчас ещё ничего, хотя бы пластинки, а первый год, второй… – Миссис Пайк покачала головой и хлюпнула носом. – Он совсем был не в себе. Учиться плохо стал, ладно не исключили… Он только и делал, что греблей этой своей занимался, в жару и в холод. Потом боксом ещё. Приедет на каникулы, всё лицо разбитое!.. Руперт, тот быстро оправился. Но он и не родной всё же, она ему не мать. Кровь – дело такое. А вот надо отдать Энид должное, польза от неё тоже есть. Она иногда уговаривала сэра Дэвида куда-нибудь сходить, съездить… А то так бы и сидел безвылазно в офисе у себя да тут. Ну и в детстве они с Мардж его спасли, можно сказать.

– Расскажете? – Айрис решила, что надо пользоваться разговорчивостью миссис Пайк. Она столько всего могла рассказать о поместье и людях, которые в нём жили! Больше всего Айрис хотела бы услышать об исчезновении леди Клементины, но спрашивать напрямую она, конечно, не решалась.

– Мальчишеские проказы. Мальчикам, наверное, лет по девять было. Да, это было первое лето, как Мюриэл своих детей привезла. Руперт с Дэвидом решили пробраться в ружейную комнату. Она всегда на замке. Ружья и у садовников в коттедже есть, и на кухне одно стоит, но их же сразу хватятся. И вот они решили спуститься по каминной трубе. Высчитали, которая труба им нужна, вылезли на крышу через чердак – и вперёд… Не знаю, кто уж это придумал, оба горазды были. Выдумать они могли что угодно, но Дэвид всегда был… разумнее, что ли. Руперт не думая бросался! – миссис Пайк махнула рукой. – Даже когда нога отниматься стала, хромает, бедный, тяжело ему, а всё равно. В трубу первым начал спускаться Дэвид, Руперт за ним. А потом Руперт застрял. Ни туда, ни сюда. Хотя тоже тощий был, что прут… Они давай кричать, а кто их из трубы услышит? Дом же огромный. А труба так проходит, что в этих комнатах обычно и нет никого, особенно днём. Дэвид хотел вниз спуститься, а там какой-то то ли уступ, то ли изгиб да заслонка ещё. Хватились бы их, конечно, но неизвестно когда. Ладно девочки тут были. Они как приклеенные за Дэвидом ходили. Подглядели, что тот на крышу вылез. Они сами подниматься туда боялись, но потом не утерпели, решили выглянуть – а на крыше мальчиков нет. Мардж весь дом оббежала вокруг – нет никого не крыше. Они всё думали, что мальчики специально от них прячутся, те часто так делали, но потом всё-таки пошли и матери рассказали. Трубу пришлось разбирать, представляете? Сколько и мальчишки страху натерпелись, и мы тут все! А ещё в том же году…

Рассказ прервал стук в дверь.

– Миссис Пайк, вы тут? – послышалось снаружи. – Миссис Хендерсон послала меня за бренди, он ей нужен для какого-то пирога.

Миссис Пайк поднялась на ноги.

– Да-да, сейчас! – крикнула она, повернулась к Айрис и подмигнула: – Бренди-то у нас под замком. А что в выходной свой думаете делать?

– Я хотела съездить в Тэддингтон-Грин. Ещё по парку погулять…

– Парк здесь великолепный. Только не заблудитесь. А то забредёте в Ковенхэмский лес. Тут ни ограды, ни границы, ни знаков никаких нет.

* * *

После кофе с миссис Пайк Айрис отправилась в Тэддингтон-Грин. В деревушке не оказалось ничего примечательного: несколько магазинов на главной улице, маленькая церковь и мемориал погибшим в Великой войне. Айрис купила шляпу с широкими полями, выпуск «Сандэй миррор» и печенье, а ещё поболтала с общительной женщиной в бакалейном магазине, которая сразу же спросила, откуда Айрис здесь взялась, – все здесь знали друг друга. У женщины за прилавком аж глаза загорелись, когда она узнала, что Айрис работает в Эбберли, и видно было, что она с трудом удерживается от расспросов. Потом Айрис погуляла по садику, разбитому возле церкви, и съела сэндвич. Она сидела на скамье и наблюдала за происходящим вокруг.

Дети, играющие на пыльной улице, женщины, куда-то несущие цветочные горшки или отчитывающие расшумевшихся детишек, сонный мужчина в грязной измятой рубашке, только к обеду вышедший на крыльцо, чтобы забрать бутылки с молоком, старичок со скрипучей тачкой, соседи, обсуждающие через забор футбольный матч… Всё это напоминало о настоящей, обычной жизни, потому что жизнь в Эбберли была совсем другой.

Призрачной. Застывшей. Айрис иногда казалось, что, сидя часами в тишине библиотеки, наедине с тысячами книг и вещами мёртвой женщины, ждущими её возвращения, она начала утрачивать связь с реальностью. Порой она думала, что для обитателей поместья леди Клементина была реальнее, чем эта невидимая Айрис Бирн. Уж для сэра Дэвида точно.

Они жили в одном доме, работали в соседних комнатах, и Айрис не видела его уже три дня: вопреки её представлениям о жизни в таких поместьях, семья не собиралась за столом для завтрака, обеда и ужина. Всем подавали еду в комнаты, и только Айрис иногда приходила попить чай с миссис Пайк и остальными. У неё было немного двойственное положение в доме: она не принадлежала к прислуге, но гостем хозяина тоже не была, так что вполне могла поболтать с миссис Пайк и горничными. А вот поболтать с сэром Дэвидом – нет. И она вообще не представляла, чем он занимается. Только иногда слышала телефонные разговоры и звонки, а ещё как-то вечером, когда вышла во двор, – музыку из приоткрытых окон его комнаты на втором этаже. Это была песня Бена Кинга, только исполняла её женщина с голосом ясным и чистым, как хрусталь. Сэр Дэвид сам напоминал призрака.

Может быть, поэтому Редбридж и сбежал? В Эбберли было что-то… Нет, не безумное. Что-то поломанное.

Айрис вернулась к велосипеду, который оставила у бакалейной лавки, и поехала назад в Эбберли.

На прогулку по малому парку она отправилась после обеда. Главный парк, более нарядный и понятный, она уже обошла несколько раз, а сегодня в её планах был тот парк, что простирался позади дома и срастался с Ковенхэмским лесом. По неизвестным причинам он назывался малым, хотя по размерам был гораздо больше.

Она могла бы пойти туда в любой другой день, но вечером после работы, когда уже начинали опускаться сумерки, было страшновато. Она не могла бы сказать, чего боится. Даже сама тишина парка была пугающей – и его размеры тоже. Айрис привыкла понимать размеры тех мест, где бывала, видеть их границы, а малый парк Эбберли, не имевший даже очевидной границы с лесом, был бесконечен, необъятен.

Надев новую шляпу, Айрис вышла на задний двор – и почти сразу же она наткнулась на Уилсона, который, сидя в тенёчке, крутил ручки радиоприёмника с длиннющей, чуть не в рост Айрис, антенной.

– Вот, пытаюсь поймать одну станцию, – пояснил, поздоровавшись Уилсон. – В комнате плохо ловит.

– У вас сегодня выходной, мистер Уилсон? – спросила Айрис.

– Да. У вас тоже? – Уилсон что-то покрутил, и приёмник, издававший до того скрежет, замолк. – Решили прогуляться?

– Да, я… Хочу дойти до причала. Надеюсь, не заблужусь.

– Когда обогнёте дом, будут цветники. Так вот, вам надо идти по дорожке, которая идёт через цветник, посередине. А потом через мостик, дальше будет развилка, вам надо идти по левой дорожке, потому что ручей подмыл одну тропинку, и там теперь так просто не пройти…

– Я думала, будет просто одна дорожка.

– Их несколько, но вы всё равно рано или поздно выйдете к реке. Хотя знаете что? – Уилсон поднялся на ноги. – Хотите я вас провожу? Заплутаете ещё…

– Если вы не заняты, я бы не отказалась от провожатого, – сказала Айрис. Ей на самом деле было немного не по себе идти одной.

– Вы небось в городе выросли, мисс? – Уилсон достал из кармана куртки кепку, пару раз ударил ею по колену, чтобы она распрямилась, и натянул на лысеющую голову. – Не привыкли к лесу.

– Да, я выросла в городе, и парки у нас были огороженные.

– Пойдёмте. – Уилсон бодро зашагал вперёд. – Покажу, что тут как. К реке или от реки идёшь – сориентироваться просто. К реке всегда небольшой уклон, от реки подъём. Но вот где вы именно к реке выйдете, это вопрос.

Айрис уже гуляла вдоль этих цветников, но дальше не заходила, а теперь Уилсон уверенно вёл её сначала прямиком через лужайку по траве, потом, когда они вернулись на посыпанную белым гравием дорожку, под густую тень старых раскидистых буков. Казалось, что они просто разбросаны по лужайке, а дорожка петляет меж ними, приспосабливаясь, но на деле их расположение было чётко продумано, как и плавные изгибы дорожки.

– Это красивый путь, для прогулок, – пояснил Уилсон. – Но есть быстрее. Им ходят, когда надо поскорее попасть к реке.

– А леди Клементина… – начала Айрис, но потом остановилась в смущении. Такой интерес к чужой тайне, к чужому горю был… Он был не просто неприличным, он был почти низким.

Но Уилсон, кажется, не видел в её вопросе ничего дурного. Для него это, возможно, было то же самое, что рассказывать о руинах монастыря возле Стоктона.

– Леди Клементина пошла быстрой дорогой. Вдоль речушки, а потом во-о-он туда, – указал Уилсон.

– Вы её видели?

– Я-то? Видел как раз. Я был у оранжереи. – Уилсон обернулся.

Айрис тоже посмотрела назад. Оранжерея действительно была хорошо видна.

– Вдоль неё дорожка и бордюр из камня, он мхом зарастает, надо счищать. Я парням помогал, камни эти тяжело ворочать. Мы остановились передохнуть и смотрим: она идёт. К реке, значит…

– А как вы поняли, что к реке? – Айрис не могла заставить себя замолчать.

– На ней рубашка была и юбка синяя, длинная. И шляпа. Теннисные туфли ещё. Она так одевалась, когда лодку брала. А леди Клементина часто плавала. Говорят, с детства любила. Тут, если на середину реки не выплывать, течения почти нет… И с лодкой она управлялась так ловко.

Айрис помнила из газетных статей, что лодку-плоскодонку леди Клементины обнаружили четыре дня спустя в одной из многочисленных проток в устье реки. В лодке стояла дождевая вода, но никаких повреждений не было: не было похоже, что она переворачивалась или с чем-то сталкивалась. Весло было в ней же. И никаких следов леди Клементины. В это же примерно время люди, продолжавшие прочёсывать лес и берега, нашли в зарослях тростника теннисную туфлю – точь-в-точь какая была у леди Клементины.

– Получается, вы были последними, кто её видел? – только сейчас сообразила Айрис, уставившись на Уилсона.

– Да, я и Пит с Сэмом. Садовники. Она быстро так шла… Как будто нервничала или злилась. А про это мы тоже знали: она, когда злилась, на реку уходила. Успокоиться чтобы. Сплавает милю туда, милю обратно – и успокоится. Но она и дальше могла уплыть… Поэтому тогда никто всерьёз не забеспокоился. Она на реке и по три, и по четыре часа могла пропадать. Уже когда темнеть стало, тогда заволновались. Побежали её искать.

Они дошли до следующей речушки или канала, Айрис не знала, как их правильно называть. Настоящего мостика не было: в русле стояли высокие прямоугольные куски гранита. Перебраться на другой берег можно было, ступая по ним.

Айрис перебежала по камням на другой берег, а Уилсон, верный своей роли экскурсовода, добавил:

– Вон там мостик есть. Для дам… Но все тут переходят.

Дальше они шли молча. Айрис любовалась парком, который незаметно сменился лесом. Ухоженным, чистым, но лесом. Она была рада, что Уилсон пошёл с ней. Лес был очень тихим, немного пугающим; ни одного звука не было слышно, кроме их шагов и шелеста листьев. Изредка где-то очень далеко вспархивала птица… Одной здесь было бы не по себе.

Или она просто всё выдумывает. Если бы не загадочная и мрачная история исчезновения леди Клементины где-то здесь, разве казался бы лес опасным? Он казался бы спокойным и красивым. Но шесть лет назад леди Клементина прошла по этой дорожке, посыпанной белым гравием, и исчезла; и это словно отбрасывало гигантскую, невообразимую тень на всё Эбберли.

И, несмотря на эту тень, в лесу ощущалось что-то торжественное, почти как в соборе, так что даже говорить здесь, нарушая тишину, казалось святотатством.

Пахло влажной землей, чем-то прелым и чем-то свежим, травяным.

Айрис снова начала думать об исчезновении и не заметила, как они вышли к реке. Недалеко от берега, на пригорке, стоял сложенный из серого камня коттедж. Каменная дорожка, что вела от него к причалу, была с одной стороны обсажена плакучими ивами. Ив было много и у самой воды, и их серебристо-зелёные нити стекали в речную воду точно водопад. От мелкой ряби отражения в воде подрагивали – и отражённый водопад оживал.

– Как красиво! – прошептала Айрис.

Река была медленной и тёмной. На другом берегу виднелись ровные ряды деревьев, а за ними зеленели то ли поля, то ли просто луга. Зелень была уже желтоватой, но всё равно: река словно была границей между двумя мирами – ярким, залитым солнечным светом зелено-золотистым миром того берега и тёмным и скрытным этого.

Айрис начала спускаться вниз, к деревянному причалу, и только тогда заметила рядом с ним низкий, приземистый эллинг. Его крыша поросла рыжим и зелёным мхом, так что сверху он был почти незаметен. Это маленькое строение казалось старше всего, что Айрис видела в Эбберли. Оно вполне могло стоять здесь с тюдоровских времён…

Ни одной лодки не было видно, судя по всему все были заперты в эллинге.

– Какой он старый! – Айрис всё рассматривала эллинг.

– Уж постарше главного дома, точно, – согласился Уилсон. – Вроде даже старше моста, а тот уже давно рухнул. Вон только опора одна осталась, видите?

Уилсон указал вниз по течению реки. Из воды действительно торчало что-то вроде сложенной из бурых камней колонны. На её верхушке рос низкий куст.

– Опоры ближе к берегу подчистую разобрали, а ту поди достань.

– А зачем разобрали мост?

– Так он сам обрушился. Хотя говорят, что Анна Вентворт приказала ночью выдолбить несколько камней из опоры и заменить на куски глины, а как пошли подводы, он и рухнул. А ещё есть легенда, что леди Вентворт спелась с дьяволом, и он по её приказу взял и мост этот развеял. Напустил туман, а когда туман рассеялся, оказалось, что, кроме столба вон того, ничего и нет.

– Та самая Анна Вентворт, которая начала строить Эбберли?

– Это не скажу… Та самая, что с монастырём враждовала. Его, кстати, видно отсюда. Вон, между деревьев мелькает.

Айрис присмотрелась: деревья на том берегу были высажены в три ряда, кроны были густыми, но если смотреть ниже, меж стволов, действительно виднелось что-то вроде маленьких светло-серых колонн прямо посреди поля.

– Это тот самый монастырь, который возле Стоктона? Святого Ботольфа? – удивилась Айрис. – Мы, получается, прямо напротив него?

– Да, прямо напротив. Я же говорил, что крюк из-за моста приходится делать. А по прямой – рукой подать.

– Получается, когда был мост, можно было из Стоктона быстро перебраться на эту сторону… А почему его не восстановят?

– А куда по нему ездить? Тогда-то на нашей стороне уголь добывали и медь вроде, а сейчас там только Ковенхэмский лес, а дальше болота. На них раньше скрывались беглые преступники и контрабандисты. Как в книгах.

Айрис смотрела на причал, на свинцово-тёмную воду, на берега, заросшие густым тростником.

– Думаете, она пришла сюда, взяла лодку и… И что?

Уилсон снял кепку и начал мять её в руках.

– Никто не знает. Она каждый фут реки знала, с чего бы ей перевернуться? Если бы даже упала за борт, то выплыла бы. Здесь река не очень быстрая, а плавала она хорошо. – Уилсон вздохнул. – Разве что сама выбросилась. Но я представить не могу, чтобы леди Клем вот так… Я вот что думаю. Она могла на тот берег переплыть. Если вон туда по течению держать, там удобное такое местечко есть, чтобы причалить.

– И что дальше?

– А дальше до Стоктона совсем близко. Меньше часа пешком. Села на поезд и уехала. Вот только зачем? Но она особенная была, леди Клементина… Что там в голове у неё творилось, кто знает. Иногда идёшь по двору, а она в библиотеке или в кабинете у себя ходит, как будто разговаривает с кем-то. А никого нет. Аж жутко было. Это она, видно, книжки так писала. Она как будто бы…

– А вы полиции про это говорили? – прервала Уилсона Айрис.

– Про Стоктон-то? А то они сами не знают! Местные же. Ходили по городу, на станции тоже, фотографию показывали. Кондукторов в поезде опросили. Но она, может, и не в Стоктон отправилась. Вон там ещё деревня есть в паре миль, а за ней ещё одна.

Айрис ещё немного постояла, глядя на противоположный берег.

Десятки людей ломали голову над исчезновением леди Клементины несколько лет и ничего не смогли выяснить. Разумнее всего было предположить, что она утонула, упав с лодки, и тело никогда не было найдено, но что-то как будто не клеилось, и это происшествие до сих пор многим не давало покоя. До приезда в Эбберли Айрис этой историей не интересовалась, но сейчас чувствовала тот же зуд, что и многие другие.

– Хотите ещё тут побыть? – спросил Уилсон, снова надевая кепку. – Или назад?

– Назад. И, мистер Уилсон…

– Что?

– Боюсь, я показалась вам бестактной… Из-за вопросов.

– Разве что любопытной, – усмехнулся он. – Это, как говорится, в человеческой природе. Интерес к таким вещам… Когда что-то происходит, дом горит или ещё что, все сбегаются посмотреть.

– Мне кажется, это не самое хорошее чувство.

– Что ж поделать, если оно во всех нас есть?

Айрис начала подниматься по ступенькам обратно. На одной из них она вдруг остановилась:

– То есть вы думаете, что она жива?

Уилсон потёр подбородок:

– Я считаю, что леди Клементина никогда бы не вывалилась из лодки. А если бы вывалилась, то выплыла бы. Это единственное, что я знаю. Так что это не несчастный случай.

– А что тогда?

– Кто ж его знает?

– А если она жива, то… То зачем ей бросать дом, детей? – Айрис поднималась наверх и в такт своим шагам рассуждала. – И как она планировала жить дальше? Она никогда не работала… Да что не работала, она, наверное, даже посуду никогда не мыла и одежду не гладила!

– А вы про деньги, значит, не слышали? – раздался голос Уилсона позади.

– Какие деньги? – Айрис резко обернулась.

– Через пару месяцев после исчезновения статья большая вышла, там расписали про всю родню, кто с кем в ссоре, кто в день исчезновения был в доме, и про деньги там было. Я думал, вы читали.

– Мне тогда шестнадцать было, я такое не читала. Хотя как будто бы слышала… – Айрис нахмурилась. Точно слышала. Теперь она вспомнила! В «Дэйли миррор». Мать её покупала.

– Ох, какой тут был скандал! Мы-то догадались, конечно, кто эти гадости газетчикам понарассказывал. Кто из прислуги. А вот остальное… Ну, родни у них много, каждый мог.

– А что про деньги?

– Такая история интересная вышла, с деньгами-то. Поиски долго продолжались, и тут вдруг бухгалтер из Лондона приезжает, он деньгами леди Клементины управлял. Не фабриками и прочим, а её личными. Оказывается, она за два дня до исчезновения выписала чеки на предъявителя. Она раньше такого не делала, ну, может, на двадцать фунтов могла, на пятьдесят от силы. Если сумма большая, всегда аккуратно писала, кто получатель. А в тот раз даже бухгалтера заранее предупредила, чтобы не пугался, когда их предъявят к оплате. Ну, чтобы не подумал, что подделка. И они все были обналичены уже после исчезновения, за три дня. В разных банках, разных городах, хотя все тут недалеко.

– И какая сумма?

– Говорят, десять тысяч.

– Десять тысяч фунтов?! – Айрис не поверила своим ушам.

Она лихорадочно пыталась сообразить, что это могло значить. Что леди Клементина была жива и начала новую жизнь на эти деньги? А на десять тысяч действительно можно было начать новую жизнь. Купить дом и сдавать в нём квартиры внаём, просто положить в банк и понемногу снимать… И если даже эти деньги получила не леди Клементина, а кто-то другой – кому и зачем она могла выплатить такую большую сумму?

А что, если найти ту статью, про которую упомянул Уилсон? Там может быть много интересного, чего не расскажут ни Уилсон, ни миссис Пайк. Они никогда не говорят о хозяевах плохо, ничего такого, что выставило бы их в дурном свете. Но действительно ли Вентворты такие? Кто-то ведь нашёл, что о них рассказать газетчикам.

Только где ей взять эту газету? В поместье тот номер хранить точно не станут. Будь она у себя дома, Айрис пошла бы в библиотеку. Ближайшая публичная библиотека находилась в Стоктоне, в часе езды. Она будет там в следующее воскресенье на экскурсии, но в библиотеку забежать точно не успеет. Уилсону и без того придётся задержаться из-за неё в городе подольше, потому что экскурсия шла три часа. Или отменить экскурсию, а вместо этого…

Айрис велела себе остановиться. Не думает же она, что, прочитав статью, обнаружит что-то, чего не заметили детективы и тысячи читателей.

– Вы не туда свернули! – окликнул Айрис Уилсон, шедший чуть позади.

Айрис, оказавшись на развилке тропинок, действительно пошла по той, что вела прямо, – она казалась более широкой. Она перешла на правильную тропинку и спросила:

– А та куда ведёт? – насколько она помнила, в той стороне уже не должно было быть никаких строений.

– Там заброшенная часовня и этот ещё… вроде надгробия, но не надгробие.

– В следующий раз схожу туда.

– Дурное место, – пробормотал Уилсон.

Рис.4 Тайна поместья Эбберли

Глава 4

Два сына леди Клементины

В воскресенье, несмотря на то что у неё был выходной, Айрис провела пару часов в библиотеке. Возможно, кто-то из домашних подумал, что она так увлечена работой, что даже в выходной трудится, но на самом деле Айрис занималась своими изысканиями. Для начала она решила изучить блокнот-ежедневник леди Клементины. Было даже странно, что он вот так лежал на столе и его мог взять любой желающий, но, с другой стороны, в Эбберли почти не бывало гостей.

Может быть, именно его пытались похитить?

Очень сомнительно, потому что ежедневник лежал на виду и его можно было легко схватить. Айрис считала, что прав скорее Дэвид Вентворт: грабители искали книгу, а на то, чтобы её найти, требовалось время. Но зачем для этого снимать плащ?

Всё, связанное с этим поместьем, казалось безумно странным. Даже грабители, которые в него вламывались.

Как ни вдумывалась Айрис в написанное в ежедневнике, ничего ценного она в нём не обнаружила. Разве что имена. Она не читала последние книги Клементины Ситон, потому что та после рождения сына писала только детские сказки, но все издания стояли на полках в библиотеке, и она проверила: ни в одной из книг не было упоминания Летучего Шотландца, не было юристов или персонажей с именами Барнаби, Сирил или Ганнинг. Леди Клементина, разумеется, могла дать им другие имена в финальной версии, но в книгах, написанных за последние годы, не оказалось ни поездов, ни адвокатов, ни поверенных, ни закладных на дом. Героями были дети и волшебные существа, и они не оформляли закладных на свои замки и не путешествовали поездами компании British Railways. Возможно, это были не вымышленные персонажи, а настоящие знакомые леди Клементины, но больше было похоже на то, что она писала новую книгу, и на этот раз не детскую.

Изредка попадались черновики писем, очень скучные, если честно. Айрис заинтересовал только один. В первый раз она не стала читать зачёркнутые строки: леди Клементина перечеркнула их несколькими жирными линиями, так что это было непросто. Айрис работала с манускриптами и письмами, пока училась в колледже, и у неё хорошо получалось разбирать даже самые непонятные почерки, но когда слова были перечёркнуты, это усложняло дело. Когда она переписала прочитанное на листок, то получилось следующее:

Приезжай Эбберли срочно

Получила важные новости тчк сможешь

Сможешь приехать эбберли

Нужно обсудить важное дело приезжай эбберли тчк очень жду тчк клементина

Это были черновики телеграмм, и из них было ясно: леди Клементина узнала кое-что, что её встревожило, и сначала телеграмма выглядела почти как просьба о помощи. Потом она, видимо чтобы не напугать адресата, написала более спокойный текст.

К сожалению, понять, когда именно письмо было написано, оказалось невозможно. Леди Клементина почти никогда не проставляла даты в отведённой для этого строке. Но страница была предпоследней из исписанных, так что это произошло незадолго до 28 августа, дня исчезновения. На следующем листке были не очень интересные записи: даты примерок в Лондоне, время прибытия поездов в Стоктон и ещё что-то про солнечные затмения – наверное, для книги, которую она писала.

Потом торчал неровный край, оставшийся от вырванного листа, а дальше страницы были чистыми.

Вдруг это письмо что-то значило? А что, если тот человек успел приехать в Эбберли? Что, если леди Клементина именно про него узнала нечто ужасное, и он убил её, чтобы скрыть правду? А вдруг всё было наоборот: её кто-то шантажировал, и она отдала те десять тысяч за то, чтобы всё осталось в тайне?

У Айрис было огромное количество версий. Беда в том, что ни одну из них нельзя было ни подтвердить, ни опровергнуть.

Возможно, кто-то в доме знал, кому предназначалось это письмо. Но она не может просто подойти к сэру Дэвиду и ни с того ни с сего спросить: а вы не знаете, кому ваша мать отправляла телеграмму с просьбой приехать за несколько дней до исчезновения?

Как хорошо полицейским! Они могут ходить и задавать вопросы. А ей только и остаётся, что рыться в старых бумагах.

Ещё можно было бы проверить фотографии. Маловероятно, что Вентворты фотографировались каждый день, но вдруг она что-то найдёт… Айрис, которой Джоан провела коротенькую экскурсию по нижнему этажу, знала, где хранятся семейные альбомы. К столовой примыкала угловая гостиная – более скромная и уютная, чем остальные, и предназначалась она не для приёма гостей, а для самих хозяев Эбберли и их близких. Там, на низком столике возле дивана, и лежали фотоальбомы в одинаковых кожаных переплётах.

Сейчас в этой гостиной никто не бывал. По современным меркам даже эта скромная комната казалась чересчур помпезной, поэтому леди Клементина велела переделать комнаты дворецкого в ещё более обычную гостиную. Айрис очень удивилась, узнав, что у дворецкого, оказывается, были свои комнаты: спальня, кабинет-приёмная, где под замком хранились спиртные напитки хозяина дома, и собственная столовая, где он обедал и ужинал в компании старших лакеев. Прислуга рангом пониже ела в другом помещении. После смерти дворецкого, который служил в доме с двадцатых годов, нового нанимать не стали, а пустующие комнаты переделали в современную на вид гостиную, где можно было лечь на диван перед телевизором, не боясь повредить драгоценный бархат восемнадцатого века или вышивку девятнадцатого, которая к тому же ещё и царапала кожу.

Самые старые альбомы с фотографиями начали вести ещё в девятнадцатом веке. И снимки в них оказались по большей части парадно-статичными. В альбомах поновее парадные фотографии уже перемежались кадрами, где Вентворты и их друзья играли в теннис и крикет, гуляли с собаками, учили детей ездить верхом, задували свечи на торте.

В последнем альбоме фотографий было на удивление мало. Несколько первых разворотов были посвящены свадьбе леди Клементины и сэра Джона и их медовому месяцу во Франции. Юная, худенькая леди Клементина была хороша именно своей элегантной хрупкостью, однако в облаке многослойной фаты и пышного кружевного платья её невыразительное лицо совершенно терялось. А Джон Вентворт действительно был привлекательным мужчиной. Не красавцем, как из кино, а просто привлекательным; было в его лице что-то располагающее и одновременно очень уверенное, надёжное. Что любопытно, у Дэвида сходства и с ним тоже не было, по крайней мере выраженного. Джон Вентворт с его внушительным телосложением и широкой, решительной челюстью походил на спортсмена; его сын выглядел так, как представляют себе молодых поэтов, особенно погибших в расцвете лет, вроде Руперта Брука. Ни гребля, ни бокс, про которые рассказывала миссис Пайк, не превратили его в крепыша.

Дальше шли фотографии из каких-то поездок, пара снимков, на которых беременная леди Клементина гуляла по парку Эбберли, торжественные фото с новорождённым малышом, а потом – долгий пропуск. Дэвид Вентворт родился 22 февраля 1939 года, были фото с его крестин, потом фото с коляской в мае, а следующий снимок был датирован уже октябрём 1945 года. На нём Дэвид Вентворт (хотя Айрис не была уверена, что это именно он, так как он сильно повзрослел со времён предыдущего фото) был снят на фоне главного дома Эбберли. У его ног сидел пёстрый спаниель с высунутым языком. На следующей фотографии – 1 ноября 1945-го – десяток людей собрались в библиотеке. Айрис узнала леди Клементину, изрядно постаревшую за годы войны. По обе стороны от неё сидели два мальчика одного возраста. Сложно было сказать, кто из них кто, особенно когда лица были такими крошечными. Потом был портрет Руперта Вентворта от 4 ноября – в руках он держал крошечного белого щенка, – а затем несколько фотокарточек, где все были в чёрном. Умер сэр Джон. Как уже выяснила Айрис, от сердечного приступа.

Новые фотографии в альбом не добавляли почти год. Лишь в октябре 1946 года появилось фото мальчиков, судя по всему с их домашним учителем, молодым мужчиной с пушистыми усами и строгим лицом. По редким фото, два-три на год, можно было увидеть, как старела леди Клементина и как взрослели дети. Особенно сильно менялся Руперт: из тощего, похожего на голодного цыплёнка мальчишки он превратился в симпатичного молодого человека. Айрис не назвала бы его красавцем. Как и сэр Джон, он был скорее интересным. Среди Вентвортов он не смотрелся чужеродно; если бы Айрис не знала, что он приёмный, ей бы это ни за что не пришло в голову.

В 1958 году в альбом добавили три фото. Самое последнее – 20 июля, за месяц с лишним до трагедии.

Альбомы не помогли Айрис узнать ничего нового, разве что про нелюбовь леди Клементины к фотографированию. И ешё как выглядит Руперт Вентворт.

Если подумать, само решение его усыновить было удивительным. Айрис читала, что для леди Клементины появление собственного ребёнка стало испытанием, ей явно приходилось непросто, особенно в годы войны.

Если бы кого-то спросили, что ему известно о жизни Клементины Ситон, то, кроме её исчезновения, назвали бы ещё одну вещь: несчастная женщина в холодном доме с двумя детьми на руках. Это была известная история. Детские книги леди Клементины начали выходить в начале пятидесятых, но все были наслышаны, что писать их она начала гораздо раньше. После того как началась война, Вентворты остались без прислуги. Не совсем, но старого дворецкого и немолодой служанки им, конечно, не хватало. А потом они и вовсе уехали в одно из своих поместий на север Ланкашира, подальше от бомбёжек «Блица». Сэр Джон остался на юге Англии и, по сути дела, жил в кабинете одной из фабрик, которую нужно было срочно переделать под производство снарядов и военной техники. И там, на севере, в крошечной ланкаширской деревушке, мучаясь от вечного холода, с болеющими детьми, Клементина Ситон написала свою первую сказку. За годы войны она сочинила шесть коротких историй. Потом начала писать настоящие повести и романы для детей и жила при этом в уютном Эбберли, но всем запомнилось именно самое начало и зимние ночи в Ланкашире.

Руперта усыновили незадолго до отъезда леди Клементины. У неё уже был двухлетний сын, заботы о котором она, по слухам, переложила на прислугу, шла война, бомбы сыпались с неба, и среди этого всего Вентворты вдруг решили усыновить ребёнка. Множество детей оставались тогда сиротами, и никого бы не удивило, если бы состоятельная женщина взяла себе на воспитание даже пятерых детей, но именно усыновлять, давать свою фамилию – зачем?

За две недели у Айрис сложилось кое-какое представление о леди Клементине – да и её книги многое о ней говорили. Она не была доброй или душевной женщиной. Умной, сложной, порывистой, эмоциональной, необычной, но не сердобольной. Она умела быть преданной и благодарной; всем слугам, которые по старости уже не могли на неё работать, она назначала щедрое содержание из своих средств, но это было скорее рассудочное деяние. И вдруг она усыновляет ребёнка. Странно.

Конечно, Руперту Вентворту невероятно повезло. Неизвестно, какая судьба его ждала бы, не возьми его под своё крылышко леди Клементина. Но тем не менее странно.

Айрис не стала задерживаться с альбомами надолго – ей бы не хотелось, чтобы кто-то застал её трогающей личные вещи сэра Дэвида. Не могла же она сказать, что решила поискать ключи к исчезновению леди Клементины. Сэр Дэвид наверняка вышвырнет её за ворота в тот же день. Айрис почему-то была уверена: ему это расследование не понравится.

* * *

В своей комнате она взяла блокнот и стала записывать всё, что ей удалось узнать, даже те детали, которые казались незначительными. Вдруг они на самом деле важны? Просто сейчас она этого ещё не понимает.

Айрис пыталась обдумать всё, что теперь знала, и соблазн увязать черновик письма с исчезновением леди Клементины и даже с таинственными десятью тысячами фунтов в чеках на предъявителя был очень велик… Но мысли почему-то скатывались к Руперту Вентворту и усыновлению. В них ей тоже чудилась тайна и ложь. Как чувствовалась ложь в истории собственной семьи. Она не знала отца – он служил во флоте и погиб до её рождения, – и хотя у неё осталась мать, Айрис невольно примеряла историю Руперта на себя. А если бы что-то случилось и с матерью тоже? Нашлась бы та семья, что приняла бы её? Мало кому было дело до чужих детей в годы войны.

Она начала выводить вверху страницы имя «Руперт», когда в дверь постучали.

– Входите! – крикнула Айрис, пряча блокнот под подушку.

В комнату вошла Джоан и с загадочной и довольной улыбкой сообщила:

– Сэр Дэвид велел узнать у вас, не хотите ли вы присоединиться к нему и мисс Причард за ужином.

Айрис в первые секунды не нашлась что и сказать. За всё то время, что она здесь провела, ужины никогда не накрывались в столовой, никто не ел вместе.

– Но я же… Я же не… – только и сумела пробормотать она, а потом сказала на одном долгом выдохе: – Энид меня живьём сожрёт!

Джоан закатила глаза и сказала:

– Вы работаете не на неё, а на сэра Дэвида.

Видно было, что Джоан хочет, чтобы Айрис пошла. Айрис и самой хотелось.

– А ты не знаешь, в честь чего вдруг ужин?

– Не знаю. Может, ему наконец надоело прятаться у себя в комнате? Так что мне ответить? И миссис Пайк ждёт, ей надо заранее знать, на сколько человек накрывать стол.

– Скажи, что я с радостью приму приглашение, – решительно произнесла Айрис.

Джоан улыбнулась.

– Только я не знаю, в чём мне идти… Здесь, наверное, принято спускаться к ужину в жемчугах?

– Какие жемчуга? Сейчас же не тридцатые годы. Сэр Дэвид выходит к ужину в смокинге, только когда здесь гости. Сегодня точно не будет. Мэри гладила для мисс Причард шёлковую блузку и юбку. Просто оденьтесь понаряднее.

У Айрис не было ничего по-настоящему нарядного, поэтому она выбрала самое строгое синее платье с белыми манжетами и отложным воротничком. Матери оно очень нравилось (именно она настояла на этом фасоне), и она говорила, что в таком даже Джеки Кеннеди не постыдилась бы показаться.

До ужина ещё оставалось время, и Айрис сумела соорудить более интересную причёску, чем обычно. Длинные каштановые волосы спускались ниже лопаток, и обычно она собирала их в высокий хвост на затылке, чтобы не мешали, а сейчас распустила. Концы у неё вились сами по себе, а выглядело это так, словно она делала укладку.

Айрис слегка подкрасила глаза и брови и посчитала, что этого достаточно. Красавицу Энид ей всё равно не затмить, да она и не собиралась вступать с ней в дурацкие состязания. Зачем? У неё-то не было цели охомутать Дэвида Вентворта.

* * *

Ужин прошёл не так плохо, как Айрис боялась. Возле тарелки не лежала дюжина столовых приборов, в которых она могла бы запутаться и опозориться, а с сэром Дэвидом оказалось легко поддерживать разговор. Особенно когда выяснилось, что он тоже учился в Оксфорде. Правда, он был старше, и они с ним там не пересеклись; но даже если бы проучились все три года вместе, и то вряд ли бы свели знакомство. И не потому, что были в разных колледжах. Просто Айрис была не из того круга.

Но всё равно им было о чём поговорить: о преподавателях, о местах, где любили гулять, об отличиях колледжей, даже о том, что подавали на завтрак… Энид Причард сидела с каменным лицом. Оживилась она лишь тогда, когда Айрис сказала, что поступила в университет на год позже, чем должна была. Она сразу спросила, по какой причине – видимо, надеялась, что Айрис скрывает какие-то неприятные подробности. Вопрос был бестактным, но Айрис ответила:

– Я ещё в школе пропустила год учёбы. У меня были проблемы со здоровьем. – И, предвосхищая вопрос мисс Причард, добавила: – Сильные отиты на протяжении трёх лет, я даже начала терять слух… Я подолгу не ходила на занятия, потом догоняла, конечно, но один год пропустила полностью и доучивалась с теми, кто был младше меня.

– Это очень тяжело. Болезни в детстве… – сочувственно покачала головой Энид. – Нам, к сожалению, это тоже знакомо, – и она бросила на Дэвида Вентворта многозначительный взгляд, как бы намекая Айрис, что они семья и делят многое, а она посторонний, ни во что не посвящённый человек.

Сэр Дэвид тут же пояснил:

– Мисс Причард имеет в виду моего брата Руперта. Он болен с детства, но в его случае это, кажется, неизлечимо…

– Я не знала, – тихо произнесла Айрис. – Сочувствую.

– Болезнь не мешала ему учиться или работать. Он женился, недавно родился ребёнок, так что не всё так плохо, – пояснил сэр Дэвид. – Если не заглядывать в будущее… Думаю, вы с Рупертом познакомитесь. Он живёт в Кроли, это не слишком далеко отсюда, и иногда приезжает.

Энид закатила глаза, пока Дэвид не смотрел в её сторону. Было понятно, что она не очень-то жаждет видеть Руперта Вентворта.

Рис.4 Тайна поместья Эбберли

Глава 5

Монастырь Святого Ботольфа

23 августа 1964 года

Уилсон высадил Айрис у церкви Архангела Михаила. Так ей сказали в туристическом агентстве: экскурсия собирается у входа после окончания службы.

Окна церкви, простой и основательной, были как будто от другого сооружения: высокие, стрельчатые, изящные, все в прихотливой каменной резьбе. По витражам бежали солнечные блики, но снаружи было сложно понять, что на них изображено. Колокольня с плоской крышей и зубцами поверху была похожа на башню Магдалины, но казалась её дальней родственницей, приземистой, низкой и угрюмой. Насколько Айрис разбиралась в архитекторе, – а пожив в Оксфорде, ты почти невольно начинал разбираться в архитектуре, – это была ранняя английская готика. Очень-очень ранняя. Айрис не удивилась бы, если бы церковь оказалась ровесницей Тауэра. Очевидно, что её постарались чуть облагородить позже, но древняя основа всё равно была видна.

Айрис, стоявшая задрав голову, опустила наконец глаза и тут же увидела невысокого мужчину лет пятидесяти, блондина с глазами чуть навыкате и в аккуратнейшем светлом костюме. В руках у него была картонная табличка с надписью «Экскурсия». Так как Айрис пришла первой, они немного поболтали, и она узнала, что мистер Хоутон был местным дантистом и увлечённым знатоком истории Стоктона и окрестностей.

Экскурсия началась с церкви Архангела Михаила, затем они осмотрели несколько башен и остаток стены стоктонского замка, кусочек римского пола в пять шагов длиной и ещё одну церковь, а затем автобус отвёз их к руинам монастыря Святого Ботольфа.

К этому моменту часть туристов изрядно подустала, к тому же на небе не было ни облачка, а на огромной лужайке было тяжело спрятаться от солнца. Арки разрушенной церкви отбрасывали тени: тонкие, острые, изогнутые.

Руины монастыря напомнили выбеленный солнцем скелет доисторического животного, чей колоссальный костяной гребень выглядывал из-под земли.

– Вопреки мнению, что в монастыри, подлежащие закрытию, врывались солдаты, всё крушили и ломали, это не так, – рассказывал мистер Хоутон. – На самом деле монахи уходили, из монастырей забирали всё ценное – оно обычно передавалось в казну, а здания разрушались позднее. Посмотрите на останки церкви Святого Ботольфа! Её крыша была сделана из свинца, по тем временам ценного материала. Поэтому свинцовые листы снимали, а без крыши здания начинали постепенно обрушаться, приходить в упадок. Местные жители использовали камень для постройки домов, мощения улиц, так что постепенно…

Айрис, вполуха слушая долгий рассказ мистера Хоутона, посмотрела в сторону реки: она текла далеко внизу. Гладь воды было не разглядеть – её скрывали деревья, лишь противоположный берег, покрытый лесом, виднелся вдали. Где-то в этих густых тенях прятались Ивовый коттедж и старый эллинг.

Другой мир по ту сторону реки.

– …один из очень-очень немногих в Англии, чей настоятель был казнён. Большинство монастырей добровольно соглашалось распуститься, – звонко вещал мистер Хоутон. – Король предлагал пожизненное содержание монахам в размере пяти фунтов в год. Монахиням – три фунта. Для шестнадцатого века очень большая сумма. Только если настоятель противился воле короля, устраивали суд. Так произошло с последним настоятелем монастыря Святого Ботольфа, Эдмундом Корнхиллом. Он и ещё двое монахов были подвергнуты пыткам, а затем повешены за измену.

– А почему они решили воспротивиться? – спросила молодая женщина в соломенной шляпке с ярко-алой лентой. – Если все остальные, как вы говорите, соглашались по-хорошему отдать свои богатства?

– Наш монастырь был распущен одним из первых. Если быть точнее, третьим в королевстве. Это позднее настоятели уже всё знали и, скажем так, приняли правила игры. Настоятели тех монастырей, что были первыми, поверить не могли, что король и Томас Кромвель решатся на захват монастырей и казни. Они думали, никто не посмеет поднять руку на священнослужителя, как я это понимаю. На самом деле мы можем лишь предполагать, что здесь происходило. Судебные записи утеряны, а местные жители, если спросить, расскажут сказку о том, что Эдмунда Корнхилла сгубило проклятие.

Толпа немного оживилась: проклятие её заинтересовало больше, чем рассказы мистера Хоутона про контрфорсы и аркбутаны, и даже больше, чем казнённый настоятель.

– Что за проклятие? Расскажите! – послышалось сразу несколько голосов.

Айрис продвинулась чуть ближе к мистеру Хоутону. Тот, сумев привлечь внимание аудитории, расплылся в улыбке.

– О, это длинная история! И она, кстати, не вся выдумка, некоторые её сюжетные повороты находят подтверждение в документах той эпохи. Итак, чтобы объяснить, что за проклятие пало на голову Эдмунда Корнхилла, надо начать с моста. – Мистер Хоутон развернулся и зашагал в сторону от руин, поманив всех за собой. – К сожалению, деревья скрывают от нас реку, но там когда-то был большой каменный мост. Видите, куда спускается тропка? Когда-то в этом месте проходила широкая дорога. Она вела от моста к монастырю, а от монастыря – к Стоктону.

Тропинка, слабо различимая в траве, действительно здесь была, но, видимо, по ней мало кто ходил.

– Мост называли Чёрным, потому что по нему возили уголь, и он был засыпан пылью. Уголь добывали вон там, – мистер Хоутон указал на противоположный берег. – Больше чем в двадцати милях от моста. Там же примерно добывали и железо. И происходило это на землях некоего Литкота, о котором нам мало что известно. А Чёрный мост стоял на землях барона Френсиса де Вернея, и он собирал большую пошлину за провоз что угля, что железной руды, а везти её другим путём не было возможности. Дело в том, что почвы здесь, особенно на том берегу, неустойчивые, местами топкие. Построить другой мост было нельзя, тем более что южнее моста были королевские охотничьи угодья, а на несколько миль севернее земля тоже принадлежала де Вернею, и он не желал её продавать. Надо думать, его устраивало то, что Литкот платил большие деньги за проезд по его землям и мосту. А Литкота это, разумеется, не устраивало. На его стороне были и город, и монастырь, потому что от Литкота зависели плавильни, кузни и прочие мастерские. Вражда между соседями кипела годами, пока наконец всё не завершилось ужасным образом. – Мистер Хоутон сделал долгую паузу. – Френсиса де Вернея нашли повешенным в лесу, в паре миль от дома. Слуга, сопровождавший его, исчез. И вот тут начинается самое любопытное! Де Вернея объявили самоубийцей. Настоятель монастыря запретил хоронить его по церковному обряду. Он должен был быть похоронен на неосвященной земле ночью, и могила никак не должна была быть обозначена. Убитая горем баронесса де Верней пыталась добиться справедливости, потому что была уверена, что её мужа убили, но все были в сговоре: и священники, и городской совет, и коронер, и люди шерифа. Литкот с настоятелем со всеми успели договориться или, быть может, подкупить. Де Вернея так и похоронили в безымянной могиле.

– И как это могло помочь Литкоту с его углём? – спросил кто-то из туристов.

– А очень просто, – ответил мистер Хоутон. – Самоубийство только три года назад перестало считаться преступлением. Парламент принял специальный акт на этот счёт. Но во времена Френсиса де Вернея отношение к самоубийству было гораздо строже, чем в двадцатом веке или даже в восемнадцатом. Самоубийц не просто не хоронили на кладбищах. Так как они были преступниками, их наказывали и после смерти – всё их имущество отходило короне.

Несколько человек ахнуло.

– В шестнадцатом веке эти законы соблюдались не особенно сурово. Судьи и коронеры шли навстречу семье и писали, что погибший находился в припадке безумия или ещё что-то. Но с семьей де Верней поступили по всей строгости. У барона было трое детей: дочь и двое сыновей. Один сын жил с ним, второй учился в Оксфорде, а дочь уже была замужем за каким-то малозначительным придворным и жила в Лондоне. Она получила письмо от матери, но к тому времени, как прибыла сюда из Лондона, уже состоялся суд, и её мать выдворяли из дома. Они поселились на постоялом дворе в Стоктоне. Баронесса де Верней и её дети пытались бороться за своё имущество, но скоро стало понятно, что всё бесполезно.

А потом случилось ещё одно несчастье. Старший сын Френсиса де Вернея должен был жениться на дочери графа, он долго мечтал об этом браке, его не так-то просто было устроить, но как только родители невесты узнали, что у жениха ровным счётом ничего нет за душой, сразу же разорвали помолвку. Благородные господа, с которыми он раньше водил знакомство, не желали более общаться с сыном самоубийцы, к тому же нищим. Так что юноша в совершенном отчаянии сбросился с колокольни церкви Святого Ботольфа. Она стояла вон там. – Мистер Хоутон указал на какое-то неопределённое место среди руин монастыря. – Он тоже был похоронен как самоубийца. Баронесса де Верней, говорят, повредилась рассудком от горя, и Анна, её дочь, увезла её к родственникам. Больше никаких сведений об этой женщине нет. Анна была довольно богата и имела кое-какие связи при дворе, но их было недостаточно для того, чтобы дело вновь рассмотрели… Да и доказать что-либо было уже невозможно. Зато она выяснила, где были похоронены её отец и брат. Примерно в миле от Чёрного моста, недалеко от перекрёстка двух дорог.

– На той стороне? – спросила Айрис. – Или на этой?

– На той, на бывших землях де Вернеев, – ответил мистер Хоутон. – В лесу. Анна начала строить недалеко от перекрёстка часовню. Ей пытались помешать. Часовню разрушали, она её строила заново, и так по кругу. За это время монастырь Святого Ботольфа выкупил бывшие земли де Вернеев из казны. Причем очень задёшево. Видимо, так всё изначально и задумывалось. Литкот добывал уголь, свободно возил его по землям монастыря и наверняка щедро делился прибылью с настоятелем. Анна вернулась в Лондон и вскоре овдовела. Она была молода, детей у неё не было, и вскоре она вышла замуж повторно за сэра Генри Вентворта. Вентворты владели кое-какими землями на западе графства, а в деревеньке Эбберли, здесь неподалёку, у них было что-то вроде охотничьих угодий с небольшим домом, и с де Вернеями они ранее были хорошо знакомы.

Айрис теперь слушала внимательнее, чем прежде, стараясь не упустить ни единого слова.

– По слухам, Генри Вентворт женился на Анне ради наследства, оставшегося ей после смерти мужа, но они составили хорошую пару. У неё были деньги, у него – умение заводить связи при дворе. А у Литкота дела шли неважно. Запасы угля внезапно иссякли, он держался только за счёт железной руды, хотя месторождение было бедным, но потом обрушился мост. А его сообщник, отец Эдмунд, начал терять зрение. Все заговорили о том, что Анна Вентворт их прокляла. А она на самом деле в одну из встреч с Эдмундом Корнхиллом сказала: «Гореть вам всем в аду за ваши преступления!» Или что-то похожее. Свидетелей было множество. Настоятель даже выдвинул против Анны Вентворт обвинения в колдовстве. Но вскоре ему стало не до неё. Сначала к нему прибыли посланники короля с предложением распустить монастырь, а когда он отказался, то через несколько дней прибыл воинский отряд. Эдмунда Корнхилла схватили и бросили в тюрьму. Вскоре его казнили, монастырь распустили – и слухи о проклятии Анны Вентворт только укрепились. Хотя есть и более простое объяснение: её муж Генри сделал карьеру при дворе, а когда решил вернуться в родные места, стал правой рукой шерифа Суррея и Сассекса, причем шерифы-то менялись каждый год, а он оставался. Он обладал властью достаточной, чтобы расквитаться с Эдмундом Корнхиллом за страдания своей жены. Поэтому неизвестный монастырь в глуши и был разогнан одним из первых.

– А как же всё остальное? – спросили сразу женщина в шляпе и её спутник.

– Да, почему рухнул мост? И почему настоятель ослеп? И что Вентворт мог сделать с углём под землёй? Выкрасть? – добавилось ещё несколько голосов из толпы.

– Совпадения, не более того, – развёл руками мистер Хоутон. – Но эти совпадения дали пищу для воображения суеверных и необразованных людей. Слухи распространялись как пожар… Литкот пробовал починить мост, но найти работников было невозможно. Люди говорили, что мост разрушил сам дьявол по сговору с Анной Вентворт, и кто начнёт его чинить, тот сам будет проклят, потому что мост был отнят у де Вернеев обманом. Литкот постепенно разорился, и во всём опять винили проклятие. Но это, разумеется, просто домыслы, леди Анна была обычным человеком, просто упорным и мстительным.

– А что с ней было потом? – спросила Айрис. – Мне говорили, что у всех Вентвортов несчастливая судьба.

Мистер Хоутон вздохнул:

– Эти сказки просто неискоренимы… Мисс, у тех, кто жил в правление Генриха Восьмого и его детей, почти у всех была тяжёлая, полная перипетий судьба. Вентворты не отличаются от прочих аристократических семей, у всех, если поискать, случались потери и трагедии. Но что касается Анны Вентворт, она прожила долгую жизнь. Правда, она потеряла четверых детей, но остальные-то выжили, и в Эбберли до сих пор живут её прямые потомки. На склоне лет её муж влюбился в дочь краснодеревщика из Лондона, сделал её своей любовницей, а жену отправил в Эбберли. Это она велела построить новый дом. Он не сохранился, но тем не менее именно Эбберли стало родовым гнездом Вентвортов, и они живут там по сей день. А если вам интересно, можем спуститься к реке, оттуда видно кое-что построенное при Анне Вентворт. На том берегу есть эллинг, его подновляли, но в основе строение шестнадцатого века. И с ним тоже связана одна очень мрачная история. – Проигнорировав просьбы рассказать, что это была за история, мистер Хоутон опять вернулся к тому, что, очевидно, привлекало его более всего, – к зданиям и архитектуре: – От тех времен на другом берегу сохранились два других примечательных сооружения. Первое – часовня, та самая, которую построила Анна Вентворт якобы на месте могил отца и брата. После того как земли монастыря отошли казне, её муж сумел выкупить то, что ранее принадлежало де Вернеям, и ей уже никто не мешал строить то, что она хотела. Второе сооружение – кенотаф, гробница без останков внутри. Анна Вентворт, конечно, не называла его так, она выдумала какую-то благочестивую историю, но неподалёку от часовни она поставила высеченную из камня точную копию церкви Святого Ботольфа. Не сохранилось ни одного рисунка, ни одной гравюры с изображением монастыря, и только благодаря кенотафу мы знаем, как выглядел храм. Это была невероятной красоты готическая церковь!

– Он до сих пор там? – спросила женщина в шляпе. – Этот кето… кенотаф?

– О да! У того места в лесу дурная слава, очень дурная. Его ещё при жизни Анны называли «Лес самоубийц». Разумеется, разрушить кенотаф боялись. Тем более он находился на землях Вентвортов. А ещё эта копия церкви устроена как ящик. То есть крышку можно сдвинуть. И, конечно же, пошли слухи, что Анна Вентворт поместила внутрь останки отца и брата. Примечательно, что всех де Вернеев до этого хоронили в крипте церкви Святого Ботольфа, и Анна, получается, перехитрила священников и всё же похоронила своих родных в церкви, пусть и крошечной, но зато той самой. Символически, разумеется.

Слушатели удивлённо загудели.

– Так вот, ещё при жизни Анны Вентворт кто-то настоял, чтобы кенотаф открыли. Внутри ничего не нашли, а двое парней, которых отправили сдвинуть крышку, вскоре погибли. Когда я был ребёнком, мы переправлялись на ту сторону посмотреть на часовню и кенотаф, и это было вроде испытания на смелость. Сейчас, конечно, я понимаю, что это просто камни, но тогда… Хотя не знаю, кого мы больше боялись: призраков или егерей. Девять лет назад часовню и кенотаф очистили от мха, подновили. Я в детстве даже и не знал, что копия церкви настолько точная и красивая. Загляденье! Но было сделано и одно страшное открытие… – Мистер Хоутон воздел руку вверх. – Учёные, которые проводили реставрацию и раскопки, сняли кенотаф с основания, основание подняли, а под ним нашлись два гроба. Останки были в очень плохом состоянии, но по возрасту и по тому, что в одном из гробов многие кости были переломаны, решили, что это отец и сын де Верней. Анна Вентворт всё же нашла их тела!

– Какой ужас! Кошмар! Боже мой! – зашептались вокруг.

– Тела перенесли на кладбище, а кенотаф возвратили на место, – поспешил успокоить всех мистер Хоутон. – Но оцените хитрость Анны Вентворт! Она специально сделала эту крышку, чтобы отвлечь внимание! Все были уверены, что тела лежат внутри кенотафа, а когда их там не оказалось, успокоились. Это всё было устроено лишь для отвода глаз.

– А можно на эту штуку посмотреть? – спросил какой-то мужчина. – Туда бывают экскурсии?

– Исключительно редко, – покачал головой мистер Хоутон. – Дело в том, что лес по ту сторону принадлежит Вентвортам, а заходить в частные владения мы можем только с разрешения. Иногда хозяева его давали, иногда нет. Мы переправлялись на лодках на ту сторону, осматривали часть парка Эбберли, которая примыкает к реке, а потом шли в «Лес самоубийц». Это была прекрасная прогулка и одновременно экскурсия. Я попробую связаться с владельцами, и, может быть, в этом году нам посчастливится увидеть кенотаф. Это произведение искусства! Я знаю, что большинство из вас не из этих мест и вскоре уедет, но тем, кто живёт поблизости, предлагаю записаться в агентстве, если желаете посетить те места. Я пока ничего не обещаю, но увидеть парк Эбберли и все эти старинные постройки – это редкая, редчайшая возможность!

* * *

Всю дорогу назад из Стоктона Уилсон пытался разговорить Айрис, но та отвечала на его расспросы неохотно. Да, ей понравилась экскурсия. Да, было жарковато. Да, самое интересное – это руины монастыря. И Анна Вентворт.

Айрис никак не могла заставить себя включиться в беседу. Мысли занимали Вентворты. Экскурсовод, по опыту зная, чем привлечь слушателей, рассказал то, чего было не найти в серьёзных книгах, полную странных совпадений историю де Вернеев и Вентвортов.

А она, несмотря на слова Уилсона про дурное место, всё же сходила пару дней назад посмотреть на часовню и маленькую, высотой чуть выше пояса, копию церкви – та показалась ей красивой, но странной, Айрис никогда не видела ничего подобного, но только теперь она поняла, зачем копия была здесь поставлена и что значила… Она бы посмотрела на неё совсем другими глазами, если бы снова оказалась там.

Эбберли было местом удивительным и немного пугающим. Сколько ещё загадок скрывалось здесь? И сколько таилось в библиотеке?

Когда они вернулись назад, мистер Уилсон, встретив на крыльце Джоан, даже пошутил:

– Мисс Бирн, видно, вконец напугалась. Им на экскурсии про проклятие рассказывали, про «Лес самоубийц», поди про женщину в чёрном тоже…

– Про женщину в чёрном? – повернулась к Уилсону Айрис. Словно в ответ на эти слова, у неё начала болеть голова.

Уилсон довольно хохотнул:

– А как же? У любого уважающего себя особняка должна быть своя женщина в чёрном! Или же в белом, это уж у кого какой вкус. И тут своя есть!

– Не болтайте, чего не следует, мистер Уилсон, – недовольно проговорила Джоан. – Вы всё шуточки шутите, а это ведь не просто так.

– Что не просто так? – спросила Айрис.

– Не на пустом месте эти рассказы. – Заметив, как Айрис изменилась в лице, Джоан добавила: – Да вы не переживайте так, мисс Бирн! Здесь она давно не показывается.

Джоан говорила это так, словно была убеждена: женщина в чёрном существует, просто сейчас занята чем-то другим и не посещает Эбберли.

Но Айрис не могла сейчас думать над этим, ей на самом деле было нехорошо. Возможно, немного перегрелась на солнце, пока была на экскурсии. Айрис пробормотала что-то про то, что у неё есть дела, и вошла в дом. Внутри царили прохлада и полумрак, пахло воском для мебели и выпечкой с кухни.

Айрис дошла до нижней ступеньки боковой лестницы и остановилась. Несмотря на головную боль, здесь ей стало лучше. Этот коридор с белым плиточным полом, череда тёмных дверей, желтоватые лампы, свисающие с потолка на коротких массивных цепях, домашние уютные запахи, даже потёртости на ковре, покрывавшем лестницу, – всё было болезненно, трогательно-прекрасным. Прекрасным не в том смысле, в котором прекрасны картины, развешанные в гостиных, или фарфоровые статуэтки в витринах… Это был дом, которого Айрис так не хватало, пока она жила в колледже. И было непонятно, почему это неуместное чувство нахлынуло на неё именно сейчас, когда ей было почти до головокружения плохо.

Она полюбила Эбберли. Вот и всё. Ей нравилось сюда возвращаться.

Айрис медленно поднялась наверх и, скинув у двери туфли и бросив шляпу на стол, упала на кровать, на прохладное покрывало.

Пролежала она так полчаса, а потом заглянула Джоан – проведать ее. В руках у неё был подносик со стаканом лимонада:

– Я немного волновалась за вас, – сказала Джоан. – Вы такая бледная пришли!

– Просто голова заболела. – Айрис села на кровати. – Наверное, от жары. Сейчас почти прошло.

– После лимонада ещё лучше станет. Могу вам аспирин принести.

– Нет, спасибо… Мне на самом деле уже лучше.

– Я уж подумала, вы из-за чёрной женщины…

– Нет, – улыбнулась Айрис. – Я не верю в такое.

Она сделала глоток лимонада. Как и всё, приготовленное миссис Хендерсон, он был невероятно вкусным.

Джоан покосилась на дверь, а потом подошла поближе к Айрис:

– А я думаю, что дыма без огня не бывает. Вот смотрите: местные здесь не работают. Ну неужели у них просто придурь такая? Или деньги не нужны? Они не просто верят, что этот дом несчастливый, они знают.

– Мне он не кажется несчастливым, Джоан. До того, как произошла эта история с леди Клементиной, Вентворты были счастливы. А когда пройдёт время, сэр Дэвид тоже… С ним всё будет хорошо.

– Дай-то бог! Молодой совсем, а целыми днями работает, или музыку слушает, или читает. Съездил бы куда! А то только фабрики да Лондон. Руперт-то, его брат, взял и женился, например.

– Я слышала, он серьёзно болен?

– Жениться это не мешает. Он, ну… Как вам сказать, хилый такой и перекошенный. Хромает сильно. Увидите, если здесь подольше проживёте, а не как предыдущий библиотекарь. – Джоан указала на стакан: – Вы допивайте, мисс, а я сразу вниз отнесу.

Айрис в пару больших глотков допила лимонад и отдала стакан Джоан. Та дошла до двери и взялась за ручку, а потом остановилась:

– Хотите про женщину в чёрном расскажу?

– Джоан! – едва ли не взмолилась Айрис. Её все эти стародавние истории не то что по-настоящему пугали, скорее рождали какое-то неприятное смятение.

– Это не выдумки! – с уверенностью произнесла Джоан. – Ни Пайк, ни Уилсон не верят, но объяснить-то никак такие совпадения не могут.

– Какие совпадения?

– Про чёрную женщину. Когда умерла та леди, которая мост разрушила и монахов погубила, здесь стала являться женщина в чёрном. Её многие видели и тогда, и позже… А потом она надолго исчезла. И знаете, когда её снова увидели? В то лето, когда леди Клементина пропала. И из деревни люди видели, и кто-то из садовников. Но после того она опять перестала являться. А на Рождество сюда приезжал Руперт с женой и ребёнком, и с ним была няня. Девушка из Корнуэлла, никогда здесь раньше не была, проработала у них всего месяц. И вот мы как-то болтали на кухне, про всякое, ну, знаете… А она и говорит: «Я возле нашего дома такую женщину странную вижу, вся в чёрном и исчезает как призрак. Прямо жутко становится! Один раз из окна выглянула, а она стоит у изгороди, точно статуя, не шевелится и смотрит на дом, как будто ждёт кого, а лица не разобрать…» А потом она с коляской на улице была и опять ту женщину увидела. И соседи видели. Такая странная, жуткая, всегда вечером приходит, в сумерках. Вот откуда той девочке про Анну Вентворт знать, а?

– Но если это призрак Вентвортов, то зачем ему появляться у дома того, кто Вентворт только по имени? – возразила Айрис. – Вряд ли призраки признают усыновление. Это просто какая-то женщина. Мало ли сумасшедших, которые подглядывают под чужими окнами?

Джоан с заговорщицким видом склонилась к Айрис:

– А откуда нам знать, Вентворт он или нет? С чего им было усыновлять этого ребёнка? Леди Клементина и своим-то не занималась… Ну, пока он не подрос. Она терпеть не могла все эти пелёнки и кормления. Здесь это не секрет!

– Так странно… – Айрис прикусила губу. – Я думала об этом же. Да не о женщине в чёрном! – махнула Айрис рукой, увидев, как загорелись глаза Джоан. – О том, зачем им вообще нужно было усыновлять ребёнка.

Джоан только пожала плечами.

* * *

Вечером Айрис опять должна была ужинать с сэром Дэвидом и Энид Причард. Это был не первый их ужин, так что она уже не волновалась, в том числе за свой внешний вид. Жемчуга здесь действительно не требовались, хотя Энид надевала очень красивые серьги с яркими лиловыми камнями, наверное аметистами. Больше у неё драгоценностей, видимо, не было. Что касается одежды, то Айрис за несколько недель поняла, что даже если Энид и носила исключительно эффектные туалеты, то все равно их было не так и много. В колледже Айрис была знакома с девушкой, у которой был такой подход: пусть у меня будет одно-единственное платье, но зато от Харди Эмиса[4]. Видимо, для Энид было так же важно одеваться в самое лучшее и казаться девушкой из состоятельной семьи – кузиной сэра Дэвида Вентворта.

Пока у Айрис сохли волосы, она села за маленький стол у окна и начала писать письмо матери. Во-первых, она обещала ей писать не реже чем раз в две недели, во-вторых, она хотела, чтобы мать прислала ей кое-какую одежду из той, что осталась дома.

Айрис выкинула три листа, прежде чем смогла написать десять хороших предложений: таких, какие бы одновременно удовлетворили любопытство матери относительно Эбберли и не выдали одержимость Айрис этим домом, его историей и его тайнами, а также её глупых надежд, что она сможет или найти в библиотеке невероятно ценное издание, или прольёт свет на тайну исчезновения леди Клементины. Она боялась, что мать её высмеет. Не в буквальном смысле, но миссис Кэтрин Бирн умела всего одной фразой показать смехотворность чего угодно.

Она так и не дописала письмо. Её отвлекали мысли о том, что она узнала сегодня о Руперте Вентворте. Нет, она вовсе не думала, что фамильные привидения могут послужить установлению родства, её заинтересовала идея Джоан, что Руперт вовсе не был Вентвортам таким уж чужим.

Потом пришло время одеваться к ужину, после ужина стало лень садиться за стол, утром же ждала работа. Подобным образом Айрис каждый вечер отвлекалась на что-то более важное, так что к письму вернулась лишь четыре дня спустя.

Рис.4 Тайна поместья Эбберли

Глава 6

Тайна умрёт со мной

4 сентября 1964 года

Каждый день Айрис начинала работу в библиотеке едва ли не с замиранием сердца и думала, что, может быть, сегодня ей попадётся именно та книга, которую искали грабители. Она даже представляла, как войдёт в кабинет сэра Дэвида и скажет ему.

Но она не думала о спрятанном в библиотеке сокровище слишком часто. Её увлекала сама работа. Ей нравились отполированное дерево полок, запах бумаги и кожи, тяжесть томов в руках и то, какими по-особенному гладкими казались страницы, когда она трогала их в перчатках. Листать в них было сложнее, чем голыми руками, но это никогда не вызывало у Айрис раздражения. Она была не так уж терпелива с людьми, но когда дело касалось книг, её терпение становилось бесконечным.

В первой же книге, которую она в то утро сняла с полки, Айрис нашла дарственную надпись от автора. В большинстве случаев разбирать подписи не представляло сложностей: книги, особенно если речь шла о временах до Великой войны, писали люди с хорошим образованием, а в частных школах уроки чистописания были такими же обязательными, как математика и английский язык. Так что авторы, даже если обычно писали неразборчиво, дарственную надпись выводили старательно. Но так было далеко не всегда, и порой у Айрис уходило до получаса на разбор особенно длинного послания. А некоторые авторы писали целые сопроводительные письма к своим книгам, и Айрис попалось именно такое.

Покончив с одним томом, Айрис взялась за следующий, на вид скучный, обтянутый серой тканью: иллюстрированное издание «Оливера Твиста» 1900 года. Издательство «Меррил и Бейкер», 500 экземпляров, все номерные. У этого был проставлен в соответствующей строчке на первой странице номер 105.

В этой книге уж точно не было ничего особенного, и Айрис, списав нужную информацию с титульного листа, начала быстро просматривать страницы на предмет повреждений или надписей.

Книгу явно читали, но она была в отличном состоянии. Прекрасная плотная бумага, не потерявшие яркости иллюстрации. Айрис подумала, что долистывать до конца не имеет смысла, и уже собиралась закрыть книгу, как увидела вложенный между страниц листок.

Вынув его, Айрис замерла, не смея дышать.

Она столько раз рассматривала точно такие же, что этот узнала мгновенно: это был листок, вырванный из ежедневника леди Клементины.

Не прочитав ни слова, Айрис вскочила на ноги и подошла к соседнему столу. Из ежедневника было вырвано несколько листов – Айрис их не пересчитывала, но точно не меньше десяти, – и она боялась даже додумать мысль до конца… В голове вертелось: «А если это тот самый? Что, если тот самый?!»

Самый последний исписанный лист.

Она открыла ежедневник на нужном месте и даже до того, как дрожащими пальцами приложила листок к оборванному краю, поняла: это он. Это точно он.

Мир вокруг и само биение крови в сердце стали заторможенно-гипнотическими. Айрис положила листок рядом с ежедневником, и руки её двигались словно не в воздухе, а в воде, в чём-то даже более густом, чем вода.

Всё сошлось. В точности.

Заставив себя выдохнуть, Айрис несколько раз встряхнула руками, чтобы расслабилить плечи, точно сведённые судорогой.

«Это ничего не значит, – говорила себе Айрис. – Абсолютно ничего. Это опять может быть расписание поездов или напоминание позвонить кому-то».

Но она уже успела подсмотреть, пока прикладывала. Это был черновик чего-то, похожего на рассказ.

Прежде чем начать читать, Айрис не торопясь выложила на стол рядом листок бумаги, лупу и ручку и села на стул, выпрямив спину, как в школе.

Листок был исписан с обеих сторон. С одной – полностью, со второй – примерно на две трети. Большинство строк были зачёркнуты. У ежедневника была бледно-голубая линовка, и если в начале леди Клементина её соблюдала, то на обратной стороне уже не попадала в строки. Она или очень торопилась, или нервничала.

Айрис аккуратно положила ладони по обе стороны от листка и начала читать.

Кровь стучала в висках.

Айрис уже привыкла к почерку леди Клементины, так что даже зачёркнутые слова не вызвали у неё большого затруднения. Уже через тридцать минут у неё была готова копия письма.

«Писать вместо того, чтобы открыто, глядя в глаза, сказать лично, – очень трусливо, но мне проще будет

После нашего разговора я поняла подумала

Мне жаль, что наш разговор получился таким неприятным. Всё произошло внезапно Скажу честно, я была напугана, и моей первой Я повела себя не так, как должна была, и это полностью моя вина. То, что я услышала, настолько ошеломило меня, и я не Я не совладала с Я чувствовала себя так, будто меня загнали в ловушку, и поэтому наговорила все те жестокие и вот почему я

Меня и раньше спрашивали, почему я решила усыновить Это болезненный вопрос

Всё не так, как тебе представляется.

Как ты мог подумать, что мать могла бы

Тебе будет трудно в это поверить, но то, что ты знаешь всё на самом деле не так, как тебе представляется. Это не моя тайна, вернее не только моя, и даже сейчас она способна сломать Я не обещаю тебе всей правды, потому что ещё раньше я обещала другим людям, что эта тайна умрёт со мной.

Боюсь, что нового разговора у нас может не выйти, если мы опять Мы должны поговорить спокойно, не обвиняя друг друга. Не могу доверить это бумаге, но хочу, чтобы к нашей встрече ты пришёл с пониманием осознанием до того, как мы поговорим, ты знал: это ошибка. У меня есть объяснение и про усыновление, и про всё остальное. Ты должен его выслушать. Подойди к этому вопросу без предубеждения, иначе мы опять»

Возможно, это было последнее, что написала леди Клементина.

Почерк был более размашистым, чем обычно, да и по самим фразам, по многочисленным зачёркиваниям было понятно, что автор письма был крайне взволнован.

А что, если эти строки – ключ ко всему? К исчезновению, к десяти тысячам фунтов, к полному безвестию?

Очевидно, что у леди Клементины был секрет, который она не решалась доверить бумаге. Но был человек, который тоже его знал. Быть может, не во всех деталях, но знал. Леди Клементина писала, что он всё неверно понял. Возможно, она была права, а возможно, лгала и изворачивалась, например пытаясь выиграть время. Как муж, которого жена застаёт тискающим няню их детей, говорит, что его неправильно поняли. Айрис не хотелось думать о леди Клементине дурно, но она не была так наивна, чтобы полагать, что если кто-то пишет такие прекрасные книги, то он обязательно будет столь же прекрасным человеком.

Если верить письму, то из него следовало, что адресату была известна лишь малая часть правды, и леди Клементина соглашалась раскрыть ещё немного, но не всё. Она сказала «тайна умрёт со мной» и, вероятно, оказалась права.

А если нет? Если она всё ещё жива и раскрытие некоей тайны вынудило её исчезнуть? Вдруг кто-то узнал про неё нечто такое, что ей пришлось бежать?

Письмо было слишком неясным, полным намёков, понятных только тем, кто знал предмет того самого разговора.

Но леди Клементина дважды упомянула усыновление. Вряд ли речь могла идти ещё о каком-то усыновлённом ребёнке, кроме Руперта Вентворта. Возможно, усыновление и было ключом к её исчезновению. Айрис не раз слышала и даже сама думала о том, что усыновление Руперта не вязалось со всем остальным, что они знали о леди Клементине. Да, она была своевольной и непредсказуемой, но в её непредсказуемости была своя логика. Приёмный же ребёнок всегда был чем-то необъяснимым. И вот, возможно, всего за несколько часов до исчезновения, чем-то очень расстроенная леди Клементина пишет об усыновлении. Оно явно не к слову пришлось, а имело важное значение.

Чьим ребёнком на самом деле был Руперт? Ведь даже Джоан, которая проработала в поместье всего пару лет, говорила о том, что Руперт мог быть Вентвортом не только по фамилии, но и по крови тоже. Понятно, что среди прислуги могли зарождаться самые фантастические слухи, но вдруг они появились не на пустом месте? Что, если Руперт не был каким-то случайным ребёнком?

Айрис и сама думала об этом: Вентворты, ни муж, ни жена, не походили на тех, кто усыновит случайного ребёнка по доброте душевной. Должно было быть что-то ещё. Настоящая причина.

Чем больше Айрис размышляла над письмом, тем больше уверялась, что оно могло быть разгадкой. И если она, Айрис Розмари Бирн, выяснит, что в действительности произошло в Эбберли шесть лет назад, это может стать началом её карьеры.

Она вспомнила, как одна молодая исследовательница, разбиравшая – тоже без особых надежд – архивы какой-то незначительной семьи из Беркшира, нашла переписку матери хозяина архива с известным поэтом, погибшим в Великой войне. Выяснилось, что они были любовниками. Исследовательница сумела установить адресата более тридцати стихов, истолковала некоторые неясные моменты, которые описывали обстоятельства их встреч, защитила диссертацию, издала несколько книг и теперь преподавала в Кембридже.

Пожалуй, обнаружение письма Клементины Ситон не будет иметь такого эффекта, но может дать толчок её карьере…

Айрис покачала головой. Это звучало так, как будто она хочет извлечь выгоду из трагедии Вентвортов, но…

Она хотела, совсем чуть-чуть. Несмело мечтала об этом. На самом же деле она просто хотела узнать правду.

В любом случае, этот черновик принадлежал не ей, а Дэвиду Вентворту, и всё зависело от него: он мог разрешить его опубликовать, а мог просто сжечь. Насколько Айрис его знала, он выберет второе. Нет, вряд ли он сожжёт письмо, написанное рукой матери. Просто решит сохранить всё в тайне, как и хотела леди Клементина.

Да, вот что надо сделать первым делом: отдать письмо сэру Дэвиду и объяснить ему, насколько ценным оно было.

Сэра Дэвида сейчас не было в Эбберли. Он ещё вчера куда-то уехал, то ли на один из заводов, то ли в Лондон. Уилсон говорил, но Айрис не запомнила. Запомнила она, что зимой сэр Дэвид жил в основном в лондонском доме, а сюда приезжал очень редко. Айрис даже стало немного грустно, когда она представила, как будет проводить здесь тёмные и промозглые зимние дни.

А ведь до зимы не так уж и далеко… Сентябрь пролетит быстро, а затем её ждут дожди, серый парк без листьев и вечная тишина этого огромного дома.

Айрис решила, что передаст Дэвиду Вентворту черновик, как только сможет. Мисс Причард, конечно, разозлится, если она обратится к нему напрямую, но письмо было очень личным делом, и секретаря никоим образом не касалось. А пока настоящего владельца документа здесь не было, она могла подумать, о чём же шла речь в письме и кому оно могло быть адресовано.

Первым на ум приходил, разумеется, Руперт. Приёмный сын.

Но это не значило, что леди Клементина не могла писать кому-то другому. Айрис знала, что нельзя сужать круг ответов до самого очевидного.

Но если не Руперт, то кто? Это мог быть Дэвид, профессор Ментон-Уайт, кто-то из членов семьи, кто гостил здесь и с кем она имела возможность поговорить…

А что, если речь шла про телефонный разговор?

Нет, по тону письма не похоже. И вряд ли бы даже первый разговор состоялся по телефону, если речь шла о тайне. Разговор могли подслушать с другого аппарата в доме или телефонистки. Леди Клементина не доверила бы тайну телефонной линии, точно так же как не доверила бумаге. Значит, это был кто-то из тех, кто находился в доме.

Айрис поняла, что ей просто необходима та самая газета, где был в деталях описан день исчезновения леди Клементины и названы все гости и слуги. Её мать точно читала эту статью, но вряд ли у неё сохранился настолько старый номер. Можно её спросить – она, кстати, так и не отправила письмо, и будет стимул наконец его дописать.

Айрис, понимая, что всё равно не сможет сейчас работать – так велико было волнение – поднялась наверх за незаконченным письмом.

На этот раз она не сомневалась в важности своей находки, и слова сами собой приходили в голову, и не нужно было ничего по три раза переписывать:

«Мне кажется, я нашла то, что действительно может стать открытием! Я приехала сюда с уверенностью, что это произойдёт, и оно произошло. И нет, моя находка не неизвестная трагедия Шекспира и не потерянный дневник Клементины Ситон. Пока я даже не могу сказать тебе, что это, потому что это очень личная вещь. Мне нужно сначала обсудить это с Дэвидом Вентвортом».

Айрис добавила просьбу поискать газету и положила листок в конверт.

Письмо она отвезёт на почту сама.

Айрис минут пять думала над тем, что делать с драгоценным черновиком леди Клементины. Не могла же она оставить его на столе? Забрать листок в свою комнату она тоже не решалась: если бы кто-то заметил его там, то мог бы решить, что она собирается утаить письмо или, может быть, присвоить. В конце концов, Айрис вложила письмо обратно в книгу и поставила её на полку. Как будто ничего и не было.

Хотя сейчас было всего одиннадцать утра и по всем правилам она должна была работать в библиотеке над каталогом, Айрис поехала в деревню.

Летняя жара наконец-то отступила, и поездкой до Тэддингтон-Грин можно было бы даже наслаждаться, если бы не мысли о письме, Руперте, гостях, чеках и прочем.

Айрис ездила в Тэддингтон-Грин по два-три раза в неделю, иногда потому, что ей действительно что-то было нужно, иногда просто чтобы развеяться. За это время она изучила все магазинчики на главной улице, и поэтому после того, как завезла письмо на почту, остановила велосипед у захудалой на вид лавчонки мистера Дента. Если верить надписи над входом, в магазинчике продавались скобяные товары; но этой вывеске, разумеется, верить было нельзя. У мистера Дента можно было купить всё: и книги, и столовые приборы, и писчую бумагу, и непромокаемые плащи, и фонарики, и галеты. Если бы вам понадобились садовые ножницы или соломенная шляпа, их тоже можно было бы там отыскать. В отдельном углу были сложены старинные вещи: вперемешку хлам, достойный разве что свалки, и настоящий антиквариат. Газеты у мистера Дента, разумеется, тоже были: и обычная стойка возле входа, и старые журналы, которые пыльными стопками громоздились в «антикварном» углу.

Мистер Дент поздоровался, а потом снова вернулся к своим делам: он, скрючившись за стойкой, что-то записывал в толстую тетрадь.

Айрис для вида посмотрела на новые газеты, повертела кофейник, к ручке которого была привязана ниточка с бумажным ценником, а потом подошла к мистеру Денту поближе, хотя в магазинчике никого не было и никто не мог их подслушать. Просто ей было неловко. Она пыталась убедить себя, что это всего лишь обычное, здоровое, свойственное всем людям любопытство, но получалось плохо. В её любопытстве по отношению к семье Вентворт, кажется, с самого начала не было ничего здорового.

– Мистер Дент, вы ведь давно держите магазин? – осторожно начала Айрис. – Я хотела спросить вас про одну газету. Старую. Вы, наверное, слышали…

– Какую именно? – мистер Дент поднял глаза от тетради.

– «Сандэй миррор», насколько я помню. В ней была большая статья про Вентвортов, якобы служившая в поместье горничная рассказала…

– А! Знаю-знаю, – снова не дал ей договорить мистер Дент. – Только тогда эта газета ещё называлась по-старому, «Сандэй пикториал». Ох, наделала та статья шума у нас, боже мой!

– Так вот, я подумала, может, вы знаете кого-то в деревне, кто бы мог её сохранить и дал бы мне почитать? Я здесь мало с кем познакомилась.

Мистер Дент понимающе хмыкнул и почесал взлохмаченный седой затылок.

– Знаете, мисс, я думаю, что в каждом, – он поднял вверх потрескавшийся указательный палец, – в каждом доме на тридцать миль в округе есть тот самый номер «Пикториал» со статьей про Вентвортов, но ни один человек не сознается, что он её читал. Ведь они же не сплетники какие-нибудь, – язвительно добавил Дент.

– Получается, что и у вас эта газета есть? – спросила Айрис.

– Даже четыре экземпляра, если мне не изменяет память. А было больше. Я так и знал, что через несколько лет эта история приобретёт куда большую ценность, так что купил несколько номеров. С удовольствием продам вам один!

Айрис чуть не рассмеялась. Всё складывалось даже проще, чем она думала.

– С удовольствием его у вас куплю! – объявила она.

– Не так быстро, мисс Бирн, не так быстро. Мне потребуется какое-то время, чтобы найти эту газету… Что-то не могу так сразу вспомнить, куда же я её прибрал. Кажется, положил в коробку наверху.

– Хорошо, я приеду завтра.

– Нет-нет, к завтрашнему дню я не обещаю.

– В воскресенье?

– Утром я буду в церкви, так что приезжайте после обеда.

* * *

Поездка в Тэддингтон-Грин помогла Айрис успокоиться. С утра она была слишком взбудоражена находкой, чтобы работать, а теперь нездоровое возбуждение сменилось обычным желанием что-то сделать. Взяться для разнообразия за карты и атласы, например… Или лучше разобрать начатый книжный шкаф до конца? Вдруг она ещё что-то в нём найдёт?

Айрис тут же одёрнула сама себя. Шансы, что она найдёт что-то ещё, были равны нулю.

Леди Клементина писала в письме про какую-то тайну, и поэтому не захотела оставлять черновик у всех на виду; она вырвала листок и вложила в книгу, которая, возможно, лежала рядом на столе. Маловероятно, что она делала так и раньше. У людей не так уж много тайн. А даже если и делала, то наверняка потом забирала черновики. Но именно этот, самый последний, не успела.

Мысли Айрис снова понеслись дальше – к тому, как письмо станет сенсацией, и даже поможет напасть на след леди Клементины, и…

Айрис заставила себя успокоиться и надеть перчатки. У неё полно работы.

Но, господи, это так невероятно заманчиво! Про неё тоже напишут в газетах. Не то чтобы Айрис мечтала попасть на страницы газет, но, если подумать, ей всегда было грустно оттого, насколько правильной была её жизнь. Её одноклассницы и однокурсницы крутили романы один за другим, сбегали в Нью-Йорк, соблазняли друзей своих отцов, уезжали на каникулы в итальянские деревушки, позировали обнажёнными для сумасшедших фотографов из Сохо… Она же была другой. Она никогда не чувствовала той скуки, которая толкала других на безумства, а ещё она слишком много думала. Но её не покидала надежда, что даже если она пойдёт своим «скучным» путём, её тоже может ждать что-то захватывающее, необыкновенное – и вот оно, кажется, произошло!

1 Сомервиль – один из немногих на тот момент женских колледжей Оксфордского университета.
2 «Летучий Шотландец» – название поезда-экспресса между Лондоном и Эдинбургом, с 1928 года поезд начал ходить без остановок.
3 Серебряная комната – комната-сейф для хранения столового серебра и прочих ценных вещей, например, драгоценностей хозяйки дома.
4 Харди Эмис – британский модельер, популярный в 1950–1990 гг.; один из трёх официальных портных королевы Елизаветы.
Продолжить чтение