Туда, где светлячки

Глава 1 Последнее и лето

– Как же классно жить! – Вы когда-нибудь думали так? Вот я постоянно думаю, стоит мне только приехать сюда. Особенно когда вижу рассвет. Яркое пятно над горизонтом освещает скучную серость предрассветной тишины, и скоро всё зашевелится, забегает, засуетится! Обожаю, когда свежесть с лёгким ночным холодком отступает под натиском летнего солнца.

Я люблю свою тётю, её дочку и мои летние каникулы. Я всегда приезжаю рано утром и стою на просёлочной дороге перед их домом, любуясь, как ленивое алое пятно окрашивает белый сайдинг золотым, мягким светом. Это мой ритуал открытия лета. Меня неизменно привозит сюда моя мама , и я люблю её намного больше, когда она уезжает, оставляя меня в этом маленьком городишке.

Меня зовут Джоан, и мне 17 лет. Я приехала из душного Нью-Йорка к своей любимой тёте Нэтали на свои последние каникулы. Сбежала от своих чопорных и вечно занятых родителей к моей толстушке-хохотушке.

В доме послышались визги и писки. Дверь громко распахнулась, стукнувшись о слегка обшарпанную стену. Из неё юрко выскочила шестилетняя малышка Крис, а за ней вывалилась вся в бигудях и в смешном голубом халате с рюшами моя прекрасная тётя. Следом, ковыляя и хрипя, вышел старик – Банан, старый-престарый бигль с уставшими, но такими добрыми глазами.

Я только и успела подставить руки, как маленькая обезьянка запрыгнула на меня. И тут же была зажата между мной и тётей.

– Джоан, боже, какая ты худая! – запричитала тётя, отпрянув от меня и критично оглядев. – Одни кожа да кости. Твоя мать тебя вообще не кормит? Я ей задам!

Малышка на руках комично отвалилась от моего тела и упала на траву, имитируя, что её раздавили.

– Ты меня расплющила, – прокряхтел «бедный» ребёнок. Бигль Банан глухо гавкнул.

– О горе! Моя несчастная Кристи, – артистично взревела тётя. – А я только приготовила ей шоколадный торт. Но придётся всё выбросить…

– Я скорее поверю, что она птеродактиль, – хитро открыв один глаз, выдала Кристин, – чем в то, что ты выбросишь еду.

Понятно, девочка выучила новое смешное слово и теперь будет совать его в любую щель разговора.

Кристина оценила свою же шутку и теперь каталась по траве уже от смеха, да так заразительно, что вскоре гоготали все. Даже старый Банан прерывисто тявкал и кашлял, что такая смесь звуков казалась смехом.

– А я вот очень даже верю. Только неведомое чудовище может столько есть сладкого и не толстеть, – объявила тётя, завистливо потирая свой немаленький живот.

Я была счастлива. Мои любимые люди были рядом, а лето только начиналось. Сейчас мы пойдём завтракать шоколадным тортом с какао. И я смогу всё-всё рассказать своей тёте. И о том, что так и не смогла определиться, что делать дальше после школы, и о всём давлении, которое я испытываю дома. А она обнимет и скажет, что всегда со мной и что бы я не спешила.

Глава 2 Почему?

Я никогда не могла понять, почему тётя Нэт не могла иметь детей. Она была лучше всех матерей, жён и хозяек, которых мне довелось знать. Была предана мужу и даже проявляла понимание, когда он бил и изменял ей. Нэтали не винила его. Они жили в хорошей квартире с его мамой, несмотря на тяжёлое положение, Нэт ухаживала за старушкой и подрабатывала в магазине. Когда старая мисс Джоунс ушла на тот свет, муж, демонстративно привёл любовницу, а Нэт выставил на улицу. И даже тогда она молча собрала свою скромную сумку и переехала на старую фамильную ферму в маленький городок, навела порядок и высадила чудесные цветы.

После её развода родители быстро решили «сдать меня на лето». Мне тогда было всего семь лет. Однажды утром я проснулась, спустилась вниз по холодным ступенькам и услышала тихий плач на кухне. Моя толстушка-хохотушка плакала. Впервые. Я подошла к ней и обняла за шею.

– Ты плачешь потому, что в тебе слишком много любви? – спросила я.

– Почему ты так решила, Джоан?

– Тебе просто грустно, потому что некому подарить свою любовь. А если не появится такого человека, ты взорвёшься от любви.

Нэтали засмеялась и крепко прижала меня, так что я не могла дышать.

Тётя потратила три года, чтобы привести дом в порядок и уладить свои мысли. В 43 года она удочерила Кристин. Это была любовь с первого взгляда – как у неё, так и у меня. Мы ездили на удочерение вместе, и в ту же секунду, как зашли в комнату, поняли, что это наше маленькое чудо. Зайка Кристин, рыжая как рассвет, – наше семейное чудо.

К концу лета приехала моя мама. Она громко обсуждала что-то с Нэт на кухне, а я сидела на ступеньках с маленьким свёртком на руках. Долетали лишь обрывки маминых криков: «Приди в себя, Нэт», «Что ты собираешься делать?», «Нэтали, чем ты думала?».

Моя мама выбежала из кухни, как фурия. Я лишь успела отдать малышку Крис тёте, как мать схватила меня за руку, не дав даже попрощаться, и потащила к машине.

Мы ехали в новеньком «Роуз Розе» по просёлочной дороге. Я боялась что-то спрашивать и лишь тихонько всхлипывала. Мама нервно курила сигареты одну за другой.

Я никогда не понимала, как две сестры могут быть такими разными. Моя мама – высокая, худая красавица с огромными голубыми, холодными глазами и тонкими аристократическими чертами лица. Невыносимо высокомерная, учтивая, завистливая, холодная даже к близким. Она была полной противоположностью моей любимой тёте.

Тётя Нэтали – толстушка-хохотушка, любит всех людей на земле, самая понимающая и добрая душа. Она не может ни на кого злиться, похожа на курочку-наседку, готовую обнять весь мир. В ней нет ни капли зависти или гнева. Она даже ругается с такой любовью, что это больше умиляет.

Моя мама не плохая. Она готова отдать всё ради близких. И тот факт, что чек на круглую сумму был отправлен Нэт на следующий день, это доказывает. Но нет в ней той душевности. Рядом с ней я всегда чувствую себя на экзамене или на минном поле.

– Мам, почему ты не дала мне попрощаться с Нэт и Крис? – спросила я. БУУУУХ! Мина взорвалась. Машина дернулась и понеслась быстрее.

– Ты в своём уме? Тебя сейчас это волнует? Когда ты открываешь рот, ты думаешь о последствиях? Это ты её уговорила? Безответственная Джоан, ты знаешь, что нужно, чтобы иметь детей…

Я уже не слушала и лишь смотрела на дорогу. Машина неприятно хрустела по камням грунтовой дороги. Деревья сменяли друг друга, внешне почти не отличаясь.

– …Еда, доктор, школа… – не унималась мать. Она притормозила, чтобы зажечь очередную сигарету рядом с незнакомой компанией и уронила зажигалку. Чертяся, мама нервно ёрзала рукой по коврику под ногами.

Ребята моего возраста увлечённо болтали. Две девчонки звонко засмеялись. Одна блондинка постарше заплетала вторую косичку и лукаво посматривала на парня, напротив. Мальчишка же, не обращая внимания, увлечённо вырезал что-то на дереве. Рядом громко смеялась и комментировала темнокожая девочка. Большой, скромный темнокожий парень мял шляпу и поддакивал своей подруге.

– Аминь, сестра – глухо повторял он время от времени.

Рядом, облокотившись на дерево, стоял высокий, худощавый парень с самоуверенной ухмылкой, смотревший на всё происходящее.

Мама торжествующе подняла руку с зажигалкой. Мотор взревел, и вся компания обернулась. Высокий мальчик с волосами цвета каштана заглянул на заднее сиденье, и наши взгляды встретились. В ушах раздался звон, цвета стали ярче, а щеки запылали огнём. Мамины причитания, звук мотора, крики восторга ребят… Всё слышалось, как сквозь воду.

Мне казалось, машина движется так медленно, дыхание перехватило. Мы оставили ребят позади. Я обернулась назад. Парнишка оторвался от дерева, но так и не смог оторвать широко распахнутых глаз и сделал несколько шагов в сторону удаляющейся машины.

***

Я навещала свою тётушку Нэт и Кристин каждое лето. Мы дружили с теми ребятами у обочины уже целое десятилетие, жили не подоплёку и общались каждый день. Они приняли меня в свою компанию и даже вырезали моё имя рядом со своими на том самом дереве. Теперь на Дереве красовалось: Джоан, Джон, Минди, Марк, Мо, Бо. – Меня поставили наверх нарочно, потому что, во-первых, вырезанное сердце позволяло вписать новое имя только сверху, а во-вторых именно так всё звучало как детская считалочка.

Я перестала думать о том, что произошло тогда. С Джоном мы никогда это не обсуждали, я убедила себя, что это его так машина впечатлила. Джон, кстати – тот самый шатен, который заставил меня так волноваться. Марк, его лучший друг и ближайший сосед, именно он вырезал имена на дереве. А в тринадцать лет Марк попался в любовные сети Минди, той самой блондинки, но об этом позже. Темнокожая парочка – Мо и Бо – оказались братом и сестрой.

Это был маленький городок, совсем крошечный, а как говорила моя мама, «деревня». Наш дом был построен ещё два поколения назад, но, как говорила бабушка, именно её дом считался самым замечательным. Сейчас же это была большая трёхэтажная развалюха явно не занимала пьедестал лучших домов.

Третий этаж мы вообще закрыли. Кристин утверждала, что там ходят призраки, но мы с ней решили, что ни одному призраку не добраться до нас, пока слышен храп тёти, а он был слышен отлично.

Кристин была отличным ребёнком. Моя мама сменила свой гнев на милость и любила её побаловать. Вернее, завалить её одеждой и игрушками. Там были как мои бывшие вещи, так и новые. Пришлось выделить целую комнату под подарки. К счастью, в доме комнат хватало. Пока меня не было, за Кристин присматривали мои друзья.

Но в прошлом году случилась неприятность.

Ближайший к нам дом выкупила мерзкая семейка. Мои, так сказать, земляки из Нью-Йорка. Если я никогда не хвасталась, что из большого города, то эта пара выворачивалась наизнанку, чтобы показать это.

Моя мама со своим зловредным характером, конечно же, не упустила шанса их унизить. Мы заехали в маленький магазин по пути к тёте, чтобы купить булочек с корицей у старика Томаса и подоспели как раз в самый разгар пафосного диалога супружеской пары.

– Посмотри, Генри, я не знаю, как мы здесь выживем, – обратилась к супругу выскочка, скривив страдальческую мину. Жена из Нью-Йорка выглядела так же нелепо, как их автомобиль на фоне нашего. Казалось, она нацепила все украшения из дома и одела вечернее платье черного цвета в полуденную жару.

– Эти булки, – с отвращением тыкнула пальцем «эстетка», – совсем чёрствые.

– Слушай, парень, – обратился Генри к дядюшке Тому, – мы из Нью-Йорка, не обращай внимания на мою жену, она привыкла к другому сервису.

Пухлый мужик был действительно в дорогом пиджаке. Правда, на несколько размеров меньше, из-за чего, вероятно, он и дышал с хрипами, покрывшись бардовыми пятнами. Он постоянно ёрзал, видимо, из-за того, что туфли были тоже малы, зато из крокодильей кожи.

– Понимаешь, о чём я? – произнёс он деловито, вытирая мокрый лоб платком.

Дядюшка Том совсем не понимал, о чем он. Он тоже вытирал грязным платком мокрый лоб и беззвучно таращился на пару.

– Это грязное подобие сервиса! – театрально закатив глаза, вскрикнула «избалованная» жена. – О, я этого не вынесу!

– Здравствуй, Томас! – громко поздоровалась с продавцом мама. Я уже узнала эти металлические нотки в голосе и профессиональную растяжку каждого слога. Я невольно вжала голову в плечи. – Будь добр, дюжину булочек с корицей.

Мама медленно прошла вперёд, слегка подвинув главу семьи приезжих рукой. Неспешно достала шелковый платок из сумочки, вальяжно протёрла шею и бросила платок в урну.

Дядюшка Томас покорно засуетился за прилавком. Мама обернулась на горе-семейку и окинула их долгим оценивающим взглядом.

Лицо мужа побагровело и стало ещё более неприятным. Жена, казалось, перестала дышать и уставилась на маму, с иголочки одетую даже для Нью-Йорка.

Продавец протянул пакет, мама отдала купюры.

– Доброго дня, Томас, сдачи не надо, – протянула мама.

Я прижала пакет с булочками к себе и двинулась к выходу, стараясь не смотреть на всю эту сцену и создавая как можно меньше шума. Было слышно только неспешный стук маминых каблуков.

– Пойдём быстрее, Джоан, – велела мама, но сама отнюдь не спешила. Стук каблуков замедлился, а, судя по громкости голоса, она обернулась через плечо и набрала в грудь воздуха перед «атакой».

– Здесь воняет подобием Нью-Йорка, – презрительно фыркнула мать и продолжила свой путь.

Я не видела «соседей», но слышала, как оба задохнулись, не в силах подобрать ответ.

Вот она, королева пафоса и унижений. Применяет своё «оружие», смазанное ядом, редко, но действительно больно, а не кидает смешные, надоедливые дротики по каждому случаю. Она не ранит, она уничтожает, заносит инфекцию, заставляющую гнить самооценку ещё долго. Я знаю, что это такое на собственной шкуре.

Мы удалились под противное сопение и ошалевшие взгляды. Мама победно села в машину и завела свой новый Мустанг.

***

После происшествия мы доехали до дома тётушки. Мама сидела за столом, элегантно запрокинув ногу на ногу, и, затягиваясь сигаретой, передразнивала горе-соседей.

– Ой, Генри! – гнусавила мама. – Эти булки совсем не как в Нью-Йорке…

Тётушка смеялась так, что время от времени переходила на забавное хрюканье.

Крис дома не было, она была на уроках скрипки – мама настояла и оплатила лучшего учителя в этом районе, потому что «если бы Джоан занималась музыкой, не была бы такой бестолковой».

Мы с Бананом, сидя на его лежанке, наблюдали за театральным представлением и считали минуты, когда же мама уедет, и можно будет выйти на прогулку. Моя компания, наверное, давно ждёт меня у того самого дерева на дороге.

– Может, останешься на денёк? – всё ещё с трудом сдерживая смех, спросила тётя.

Мы с Бананом забеспокоились. Мама бы точно не одобрила моих друзей, да и лишних проблем в долгожданное лето не хотелось.

– Хотя перспектива ещё "покошмарить" твоих соседей очень привлекает, – мы напряжённо задержали дыхание, – но всё-таки мне пора. Много дел, знаешь ли…

Мама встала, и Банан облегчённо выдохнул.

– Джоан, от тебя будет вонять псиной, – брезгливо предупредила мама. А я надеялась, что это были её последние слова, которые я услышу за это лето.

Как только машина скрылась за поворотом, я схватила рюкзак, поцеловала тётю и побежала по дороге мимо дома наших «любимых» соседей. На пороге играл мальчик. По-видимому, их сын. Хоть и было далеко, я успела рассмотреть его небольшой, но всё же лишний вес и тяжелые очки. Он выглядел потерянным и несчастным.

Из глубины дома слышались крики его родителей. Мальчик поднял голову и растеряно посмотрел на меня. Я улыбнулась и дружелюбно помахала рукой, не сбавляя темпа, и пронеслась дальше.

Мои попытки бесшумно подкрасться к друзьям были тщетны. Раздались счастливые девчачьи писки, и через секунду меня подхватили на руки. Это был тот самый лопоухий Джон; он кружил меня, пока мы не свалились на дорогу.

Рюкзак с грохотом ударился об пыльную дорогу, внутри что-то лопнуло и начало шипеть. Мо попыталась открыть его, и через секунду в неё ударила мощная струя из рюкзака.

Мо подкинула взбесившуюся банку, и она оказалась уже в руках у Минди. Это было сворованное из холодильника пиво. Как в наказание за проступки, пиво усердно поливало фонтаном подругу прямо в лицо. Девчонка открыла рот и, захлебываясь, откинула банку под ноги Марку, окатив его штаны алкоголем.

Один Бо стоял и мял шляпу. Все смеялись.

– С приездом, Джоан! Отличное начало лета! – поздоровалась Мо.

Мы с Джоном лежали в пыли, смеясь и кашляя.

– Это что было, пиво? – удивилась Минди. – Я же буду вонять!

Все засмеялись.

– Нам не отмыться! – в тщетных попытках оттереть с брюк пятна объяснил Марк. – Лучше пойдём на речку.

– Лучше уж прийти мокрой, чем вонять пивом. Родители меня убьют, – забеспокоилась Минди.

– «Мама меня убьёт!» – передразнила Мо. – Ох уж эти белые, да, Бо? Наши предки только спросят: «Чем это так вкусно пахнет?»

Бо гулко засмеялся, помог нам подняться, и мы двинулись к речке.

По пути я рассказала историю о магазине, чем вызвала не меньшую истерию, чем с банкой. Оказалось, соседи переехали меньше недели назад, но уже успели разозлить полгорода.

Мы начали обмениваться новостями за год. Нам было 15, Минди и Марку 16, и главной темой было будущее. Мо и Бо хотели остаться здесь. Хотя Бо, несмотря на всю кротость, был боксером и выходил на профессиональный уровень.

Минди мечтала о Нью-Йорке, а Марк о свадьбе с Минди. Родители же Марка мечтали его отправить учиться в престижный вуз, а родители Минди хотели выдать её замуж за Марка. Родители Марка же этих желаний не разделяли.

– Боже, я не дождусь окончания школы, – с восхищением мечтала Минди. – Мы можем оказаться даже соседями, да, Джоан?

– Да, было бы неплохо, – соглашалась я, прекрасно зная, что Минди не сможет позволить себе жильё на Манхэттене, а мама не позволит ей остановиться у нас. И чем больше Минди говорила о Нью-Йорке, тем грустнее становился Марк.

– Вам ещё целый год! – попытался успокоить парочку Джон. – Зачем так суетиться?!

– Значит, это лето последнее, когда мы все вместе? – огорчилась я.

Все на минуту замолчали. Мы подошли к речке и открыли по пиву, поскольку одна банка с боем дезертировала. Минди и Марк пили на двоих.

– Я вот что вам скажу, – снял зелёную шляпу Бо. – Пускай это последнее лето, когда мы вместе. Но тем лучше, мы обязаны его провести.

Тост был короткий, но был от Бо и тем ценнее казался. Мы ударились банками, и Бо замолчал, израсходовав свой дневной запас слов.

Через минуту мы уже плавали в озере прямо в одежде, громко смеялись и пили пиво. Прохладная вода бодрила, а полуденное солнце обжигало и заставляло нырять, а нырять я никогда не умела, просто опускала лицо в воду. Минди протестовала, что не хочет мочить прическу, но Мо всё-таки утянула её под воду. Марк и Джон без остановки прыгали с нависших деревьев, красуясь перед нами и друг другом. Бо просто наматывал круги, как пароход. Окончательно вымотавшись, мы легли на воду, голова к голове, и взялись за руки. Небо было таким чистым и светлым. Я держала руку Джона с одной стороны и руку Мо с другой, но чувствовала каждого из своих друзей. Слезы счастья и наслаждения выступили на глазах. Я старалась запомнить каждый вдох, каждое мгновение, прикосновение рук и воды к телу, запах, тепло… Запомнить всё, чтобы в мыслях возвращаться сюда.

К вечеру мы уже высохли, помятые и уставшие, плелись обратно. Джон предложил проводить меня.

– А что ты собрался делать? – спросила я.

– Ещё не знаю, нам можно еще подумать два года.

Я успокоилась. Ведь ещё есть время. Кто бы знал, что я так и не смогу придумать, чем хочу заниматься, а родители будут каждый день говорить и намекать, как сильно разочарованы во мне.

Но рядом с Джоном я всегда чувствовала себя спокойнее. Вот и сейчас безмятежность накрыла меня летним, травянистым одеялом.

Мы шли мимо дома «земляков». Скрежетали сверчки, пели вечерние песни птицы, всё вокруг окрасилось алым из-за надвигающегося заката. Я вдыхала запах томного вечера первого дня лета.

– Эй, что уставился? – крикнул Джон, выдернув меня из грёз.

У низенького зелёного забора стоял сосед – сын той зловредной пары. Его лицо перекосило от волнения и удивления. Похоже, он ожидал увидеть меня одну, и, судя по примятой траве, ждал давно.

– Не надо, Джон, – взмолилась я. Мне стало жалко парня. Тот поспешил ретироваться. – Может, он хороший.

– Да ты только взгляни на него! – «Нью-йоркский сынок» выглядел жалко. Весь скукоженный, он быстрым шагом направлялся в дом, руки в кулаках нелепо подрагивали.

Как выяснилось позже, нового соседа звали Джим – сын Генри и Вивиан Миллер. Ему предстояло учиться с моими друзьями. И, возможно, я бы смогла убедить всех, ну, если не дружить, то хотя бы не трогать его, но репутация его родителей слишком снижала шансы.

***

С Джимом мы разговаривали, перевалившись через забор, пока я ждала своих друзей утром и вечером до захода солнца. Он оказался интересным парнем и напомнил мне саму себя в Нью-Йорке – неуверенный и словесно забитый своими родителями. Аутсайдер в школе, без друзей и с целой кучей комплексов. Так же, как и я, он чувствовал себя «без талантов» и «сплошным разочарованием». Мы обсуждали наших родителей часами. Только с ним я могла быть откровенна на эту тему.

Конечно, мои друзья его не приняли. Иногда мне казалось, что если бы я жила здесь и не была бы их «летним» другом, то, скорее всего, они и со мной не общались бы. Красотка Минди была болельщицей. Марк и Джон играли в американский футбол в школьной команде. Мо – главная заводила. Бо – профессиональный боксер и просто выглядел угрожающе. Я не вписалась бы в их компанию. Поэтому я жалела соседа и пыталась давать ему поддержку и тепло, как могла.

Друзья же психовали из-за этого, и тема совместного с Джимом времяпрепровождения была под запретом. А однажды всё вышло из-под контроля.

Середина лета начался с запаха тётушкиных блинчиков. Мы прямо в пижамах завтракали и пили кофе.

В Нью-Йорке выходить из комнаты в домашнем халате или тем более в ночнушке было под запретом. Пить кофе вне закона, громко смеяться, сутулиться, хмуриться и перечить – неслыханная наглость.

– В обители тётушки Нэт запретов нет, – пританцовывая, напевала хозяйка дома и наливала мне кофе.

– Всем доброе утро! – вышла заспанная Кристин.

– Доброе утро! – хором отозвались мы.

Шестилетняя Кристин недовольно взобралась на стул.

– Мам, я не хочу идти на скрипку, – прогундела она.

– Ну и не ходи, – разрешила Нэталин.

– Но ведь у меня талант! – запротестовала сама себе Кристин. Нэталин каждый день говорила это и так гордилась своей дочкой, что все окружающие были в этом уверены, включая девочку.

– Талант, – согласилась тётушка, не отрываясь от сковородки.

– И если я его не буду развивать, то согрешу, – эти слова прилипли к ней в церкви.

Все молчали, ответил только Банан, старый пёс, хрипло и коротко выпрашивая свежие блинчики.

– И ещё разочарую тебя и всех остальных. Ты не будешь мной гордиться, – а вот это уже мамины слова. Мне даже показалось, что запахло её духами.

Тётушка Нэталин в миг стала серьёзной, оторвалась от сковородки и села напротив дочки.

– Кристин, – начала она, проникновенно посмотрев малышке в глаза, – ты никогда меня не разочаруешь, и ты никому ничего не должна. Я хочу, чтобы ты наслаждалась каждым днём своей жизни. И если скрипка тебе не по душе, можешь ей не заниматься.

В груди защемило. Кристин – счастливица. Её взяла к себе такая замечательная мама. Я знала, что никогда не услышу таких слов от своих родителей. Как же так получилось, что сестры такие разные? Моя мама никогда не говорила, что гордится. Ей нужны были только первые места и результаты.

Когда-то я занималась рисованием и заняла второе место на конкурсе. Мама поджала губы, когда объявили результаты, и мы молча ехали до дома всю дорогу. После этого я рисовала только потому, что нужно, а не потому что хочу. И никогда больше не брала в руки кисть ради удовольствия. Каждый мазок напоминал мне мамины поджатые губы. То же самое произошло со спортом, пением, математикой… В итоге родители поставили на мне штамп – «талантов нет». Я искренне брала в руки карандаш только здесь, под крылом тёти и при поддержке друзей, они восхищались моими рисунками и просили нарисовать что-то забавное.

– Ну, честно говоря, – задумчиво откусывая блин прямо руками, призналась Кристин, – скрипка мне нравится. И я хочу стать знаменитой скрипачкой.

Банан вдохновенно чавкал под столом. Кристин не нашла ответа и резюмировала сама.

– Тогда нужно практиковаться, – девочка с выдохом встала из-за стола.

– Не переживай. Я дождусь тебя, и мы пойдём гулять с «бандой» – я так называла своих друзей. Они были без ума от маленькой взбалмошной Кристин. Она, как маленькая обезьянка, обычно сидела на шее у Бо, пока мы слонялись по округе. Кристин сразу повеселела, видимо, это то, что её тревожило на самом деле.

Закончив с завтраком, мы расправились с грязной посудой и пошли в сад. Тётушка была фонтаном любви. С каждым цветочком она разговаривала и делала каждому комплименты, из-за чего они расцветали в полной красе и, казалось, источали аромат намного больше, чем могли физически.

Человек, фонтан, может излучать как любовь, так и ненависть. И это было открытием, которое привело меня в ужас и заставило задуматься, есть ли во мне такой демон.

Мы ковырялись в саду в последний месяц лета: я выдергивала сорняки, а тётя подрезала розы, когда прибежала Кристин в слезах. Это была истерика; она еле дышала сквозь слёзы, понадобилось какое-то время, чтобы понять и распознать те страшные слова.

– Ты… ты меня удочерила, – кричала Крис, дрожа всем телом.

Тётушка сразу посерела.

– Ты не моя мама! – билась в истерике малышка у меня на руках.

Следом вбежал Джон. Ребята, должно быть, как раз шли за мной.

– К ней подошли, она побежала… – запыхавшись, начал друг.

Я заметила ссадины на коленках у девочки. Кровь текла по ногам; видимо, она упала, пока неслась домой, но сейчас её это не беспокоило. Ведь у ребёнка рухнул мир – она приёмная.

– Кто? – Нэталин почернела как грозовая туча; воздух наполнился электричеством. В звучании голоса я услышала маму. Нет, не такие уж они и разные, эти две сестры.

– Миллеры, – как солдат рапортовал Джон.

Не убирая ножниц, Нэталин, словно сильнейшая в мире буря, двинулась к соседям. Больше у неё не было ничего общего с моей толстушкой-хохотушкой. Это была сама жестокость, гнев и разрушение в пухлом теле. Я знала, как это происходит с мамой, я видела такое тысячу раз.

Это не типичные люди в гневе, нет. Она не будет трястись, кричать, сыпать оскорблениями и слабыми аргументами, как обычные люди, когда их накрывает злость. Её слова запомнят и запомнят на всю жизнь. Они вонзятся в сознание и поразят каждую клетку, отравят сознание. И не важно, близкий это человек или молодая официантка в кафе. Все будут чувствовать себя ничтожными, и вроде бы после такого разговора найдётся тысяча причин, чтобы не принимать это близко к сердцу. Но молодую официантку уволят, потому что руки предательски трясутся, стоит взяться за поднос, а голос дрожит, принимая заказ. А девочка больше никогда не получит удовольствия от рисования и не возьмётся за кисти.

Джон многозначительно посмотрел на меня и махнул головой в сторону дома. Мол, «унеси ребёнка». Я с Крис на руках двинулась на кухню. Джон следом за «бурей». Я слышала голоса своих друзей.

– Здравствуйте, миссис… – осеклась на полуслове Мо, уступаю дорогу тёти «тучи».

Я посадила плачущую Кристин на столешницу. «Пожалуйста, не задавай никаких вопросов, только молчи».

– Почему она мне врала? – прозвучал детский слабый голосок. Я вздрогнула, как будто бы меня ударили по лицу.

– Почему ты мне врала? – вопрос добил меня; из рук выпал пузырёк с зеленкой и разбился об деревянный пол. Я кинулась вытирать. Зеленая жидкость впитывалась в дерево и в мою кожу.

– Подожди немного, нужно убрать и обработать ранку, – на одном дыхании проговорила я. Мне хотелось, чтобы дома начался пожар. Всё лишь бы не отвечать. В дом вошла Минди.

– Это всё слишком для меня… – начала подруга, – ой, что здесь происходит? Нужно обработать рану!

Я была готова расцеловать подругу, она спасла меня от риска сказать что-то не то, от неудобных вопросов. Минди занялась Кристин. Она ловко управилась с её коленками, параллельно отвлекая ребёнка.

– Кристин, мы собирались покататься на машине Марка сегодня. Как думаешь, мы все вместе залезем в кабриолет? – весело начала Минди.

– Нет, – коротко, насупившись, ответила девочка.

– Как думаешь, кто будет водителем? – Минди закончила с пластырем.

– Очевидно, Марк, – без особого удовольствия ответила Кристин.

– Да, но мы голосовали, и выиграл не Марк, – Минди поставила чайник на плиту.

– А кто? – уже с большим интересом спросила девочка.

– Он в этой комнате, – хитро обозначила границы подруга.

Минди, и в правду, могла бы быть замечательной женой и мамой. Я так и видела её глубоко беременной за плитой в доме Марка.

– Это Банан!!! Банан! – уже весело кричала Крис.

Минди справилась. А я тёрла щёткой позеленевшее дерево. Это уже не имело никакого смысла, но успокаивало. Туда-сюда, туда-сюда. Ширк-ширк. Да и под столом я имела меньше шансов быть замеченной. Я всегда так пряталась, когда родители ругались; это был бой двух титанов, которые могли легко задушить меня в пылу сражений.

Вошла выдохшаяся тётушка Нэталин. Она была выжата, как тряпка, как туча, вылившая весь дождь на город и нуждающаяся в покое. Она распласталась на стуле. Из-за двери показались головы моих друзей. Минди поставила две чашки чая на стол и схватила меня за руку, вытащив из-под стола. Мы вышли, оставив маму и дочку для тяжёлого разговора.

***

– Это мать семейства сказала, просто подошла и сказала мимо пробегающей Крис. Идиотка, – проинформировала меня Мо.

– А это правда? – нерешительно спросила чернокожая подруга.

Мы все, как ошарашенные птички, уселись на ограде и смотрели в сторону дома Миллеров.

– Да, – выдохнула я. Скрывать было уже глупо.

– Откуда они узнали? – продолжила с расспросами Мо. Самая разговорчивая в нашей стае, она напоминала говорящего ворона.

Действительно, откуда? Нэталин взяла Крис почти сразу, как приехала. Детский дом находился даже не в этом округе. Никто не знал. Могли догадываться по внешности, но это совсем маловероятно.

Вдруг внутри всё похолодело. Пальцы мертвой хваткой вцепились в изгородь. «Боже, это всё я» – дошло осознание. Я никогда не говорила про удочерение Крис друзьям, самым верным людям на свете. Но сказала Джиму, сыну Миллеров, когда жаловалась на мать, а мы знакомы совсем недавно. Какая глупая! Я обещала не говорить…

На глазах выступили слёзы. Мне хотелось провалиться на месте. Первый заметил Джон.

– Эй, с тобой всё хорошо? – этот вопрос открыл затворки дамбы, и слёзы потекли рекой по щекам.

Все вскочили со своих жердочек и начали кудахтать надо мной.

– Чего ты? Что случилось? Всё наладится… – на перебой звучали голоса.

– Я… – я хотела признаться, но не находила сил. – Я… я сказала.

– Кому? Миллерам? – удивилась Мо.

– Их выродку Джиму! – догадался Марк.

– Ему конец, – произнёс Бо. Я могла ожидать такой жестокости от кого угодно, но не от Бо. Огромные руки мяли зелёную шляпу с особой агрессией. Бо с такой нежностью относился к Крис, что я не сомневалась: ему конец.

Минди обняла меня и успокаивающе погладила по голове.

– Не беспокойся, Джоан, я ему всю морду расцарапаю. – Но это не успокаивало.

Я обвела взглядом друзей. Джон сжимал кулаки. Мо грязно ругалась в отношении Джима. Марк и Бо охотничьим взглядом впились в дом Миллеров. Рассказать Джиму про Крис было глупо. Но рассказать про Джима друзьям было то же самое, что выписать смертельный приговор мальчишке. А ведь ему с ними учится.

– Слушайте, не надо, это моя вина… – начала я.

Но, конечно, было поздно и бесполезно. Теперь это их дело. На меня же зла никто не держал. Вечером я призналась тёте Нэталин. Но ни слова агрессии, ни осуждения не было с её стороны.

Мы разошлись, и я с ужасом вернулась домой. На кухне сидела тётушка; Крис наконец-то уснула. Мы пили чай, руки тряслись, нужно было, признаться и я расплакалась, расклада правду.

– Ничего страшного, ты ведь ребёнок. Рано или поздно она бы узнала, – тётушка поцеловала меня в макушку и поковыляла наверх, держась за бок и еле слышно охая с каждым шагом.

Так стыдно.

***

Утром всё было так же, но не так. Завтрак и кофе. Яйчница с ломтиками бекона, овощи. Казалось, все боялись замолчать. Пели песни, рассказывали анекдоты. Кристин хвасталась моим рисунком.

– А ты научишь меня так же? – спросила Крис.

– Конечно.

– Прямо сейчас?

– Прямо сейчас! – согласилась я. А что ещё делать? Я же виновата.

Мы уселись на изгороди. Банан пошёл с нами и с нескрываемым удовольствием завалился в густую траву. Тётя дала нам дощечки, которые заменили нам планшеты, раздала карандаши и бумагу. И на своих рисунках девочки изобразили Банана в различных забавных ситуациях. На одном из рисунков он спускается с горы на лыжах, весело размахивая лапами, а на другом – лежит на жарком пляже, наслаждаясь солнцем и морским бризом.

В самом разгаре урока Кристин сдалась.

– Нет, это не моё. Я всё-таки музыкант. Ты проводишь меня на скрипку?

– Конечно, – согласилась я, мы всё равно договорились встретиться с друзьями в обусловленном месте на речке.

Идти было недалеко. Но самое приятное, что идти надо было в противоположную сторону от дома Миллеров. Полуглухой старик, первая скрипка филармонии на пенсии, с фанатизмом обучал Кристин. А моя мама не скупилась на чаевые.

– Вот она, моя красотка, мой талант! – проскрипел преподаватель с переигранным воодушевлением.

– Здравствуйте, мистер Джоунс, – хором поздоровались мы.

Старик внимательно и сочувствием оглядел нас. Он знал о вчерашнем; слухи быстро расходятся.

Кристин показывала мой рисунок, весело комментируя, топая за преподавателем. Я смотрела им в след, пытаясь определить, знает ли мистер Джоунс, кто виноват на самом деле. Казалось, что все меня осуждают.

Лето стало не таким уж счастливым. Я, опустив голову, поплелась на встречу. Друзья уже собрались.

Марк игрался с ножом, втыкая его в землю. Мо плела косички Минди. Бо показывал удары Джону.

– Привет, – тихо произнесла я.

– Привет! – отозвались ребята.

– Как ты? – обеспокоено поинтересовался Джон. Я только сейчас поняла, насколько он перерос всех остальных, почти сравнявшись с огромным Бо. Такой смешной, долговязый, заботливый.

– Ничего. Вроде всё наладилось. Кристин всё поняла, – спешно ответила я.

– Мы хотели сказать кое-что, – начала Минди. Белокурая красотка встала с травы; косы расплелись без фиксации.

В горле образовался нервный ком.

Я хотела запомнить их всех, даже если они не захотят со мной дружить. Мне казалось, что сейчас Минди продолжит фразу: «Ты такая болтушка и эгоистка. Мы не хотим больше тебя видеть». А когда я пойду домой под оскорбляющее улюлюканье и крики «фу», то замечу своё зачеркнутое имя на нашем дереве. Но мне было всё равно. Я любила этих ребят. И хотела запомнить каждого. Мозг жадно впитывал их образы.

Белокурая красотка Минди. Весёлая, заботливая, капризная, слегка истеричная, но всё же очень милая. Она страсть как любила милые вещички. Я часто привозила ей подарки: вещички, сумочки, рюкзачки, а она их дорабатывала, украшала лентами, камушками, рюшами. В детстве это было перебором, а сейчас даже мама, не узнав свои же ненавистные туфли, сказала, что «это прелесть». На чёрных лодочках красовались синие камни из старых брошей и атласные бантики красного цвета. Минди страшно гордилась тогда. Она превращалась в женщину, стильную и амбициозную.

В женщину совсем не хотела превращаться пацанка Мо. Из маленького чертёнка она выросла в настоящего мастера шуток и приколов. «Ей бы работать на радио», – комментировала тётя Нэталин. Она питала особую любовь и солидарность к пухленькой Мо. Зажигалка Мо корректурно боролась за право быть женщиной и время от времени удивляла нас пушистыми платьями, яркими губами и ногтями. Но потом всё же обратно скатывалась к шортам и свободным майкам.

Бо любил сестру, несмотря на то, что являлся главной темой её шуток и насмешек. А Мо, чувствуя за собой гигантского брата, говорила всё, что хотела и кому хотела. Большой, пугающий Бо производил жуткое впечатление. Но удивительным было как такое тело вмещает в себя на столько доброе сердце. Бо всегда был в зелёной шляпе, никто уже не представлял его без неё. В детстве она смешно болталась на маленькой голове, сейчас же была в пору. Главным страхом Бо было перерасти шляпу. Его не беспокоил бокс; тренер сулил ему большое будущее. Джо был неповоротлив, но, как говорил тренер был «неваляшкой», да и почти не падал. За то от одного удара отправлял противников в нокаут. Но Бо беспокоила шляпа. Мо рассказывала, что однажды спрятала его шляпу, и он ревел, как маленький. Мы все посмеялись, но никто не сомневался в правдивости рассказа.

Марк, логичный и даже немного сухой блондин, напоминал эльфа своей идеальностью. Отличник, ведущий игрок школьной команды в футбол. Его редко можно было увидеть в пылу эмоций. Минди была его Ахиллесовой пятой; влюблённый с детства, он сильно переживал за неё. За её страстное желание поехать в Нью-Йорк, за своих родителей, которые отказывались признавать Минди. Папа Марка был мэром, и он страстно желал меня в свои невестки, чтобы быть поближе к моей «непростой» семье. А Минди со своей скромной роднёй, по его мнению, мешала. Но я бы сказала: не будь Минди, шансов у высокомерной семейки не прибавило бы. Конечно, из-за меня, но даже больше, из-за моей высокомерной мамы. Марк был влюблён и готов был биться за свою леди всю жизнь. Мы не сомневались, наш эльф победит, и в отсутствие Марка и Минди мы планировали их свадьбу. Какие будут платья у подружек невесты, кто будет выступать, что дарить и какая будет арка…

Джон, настоящий харизматичный лидер. Он никогда не унывал, всегда знал, что делать. Из маленького несносного мальчугана он вырос в ещё более несносного балбеса подросткового возраста, который легко шёл по жизни и решал проблемы по мере их поступления. Он напоминал Тома Сойера; мы даже как-то красили ему забор. Его аура действовала на всех и на меня особенно, я, не приходя в сознание, лезла воровать яблоки, ловить ежей или на спор подбегала к скунсу. Джон имел дар убеждения; он мог поговорить и договориться с кем угодно. Джон мог бы стать отличным оратором, мог бы пойти в конгресс, но проблемы его мало волновали. Я была восхищена им, даже представляла нас вместе. Но быстро пресекала разбушевавшуюся фантазию, понимая, что такая серость как я, не может заинтересовать такого яркого парня как он и была рада просто быть рядом.

На моих глазах выступили слёзы. Сейчас они откажутся от меня, и я их потеряю. Я не достойна их.

– Мы хотели сказать, – повторила Минди, растерявшись от моей реакции.

– Да боже ты мой, вот ты любишь затягивать, блондинка – ворвалась Мо. – Мы хотели сказать, что всё хорошо.

– Ты не виновата, – подхватил Джон, обняв меня за плечи.

– Ну, виновата, конечно, – поправила его Мо. – Просто ты наивная!

– Наивная и открытая, – нерешительно дополнил скромняга Бо.

Бо мял шляпу, и тут я заметила ссадины на костяшках его рук. Я хотела было подумать, что он тренировался без перчаток, но повернула голову – рука Джона, обнимающая меня за плечи, тоже была в крови. Меня обдало холодом.

– Мы объяснили кое-что говорливой свинье, он больше так не будет, – пояснил Марк с ножом в руке.

Я отпрянула от Джона.

– Что вы сделали? – от ужаса на лбу выступил пот.

– Милая, он жив и здоров, не переживай, – объяснила Минди. – Марк, спрячь ты уже нож!

– И ещё ты впечатлительная, – добавил Бо. – И хорошая…

– Уймись! – рыкнула Мо и подошла ко мне вплотную. – Дорогая Джоан, пожалуйста, знай: мы лишь хотели сказать, что ты можешь доверить нам любые тайны, мы никогда тебя не предадим. Обещаем.

– Обещаем, обещаем, обещаем! – посыпались подтверждения с разных сторон.

Дни потекли почти как раньше. Джон научил Крис плавать, а Бо так и не выучил урок – шел ко дну, как камень, смешно прибирая лапками. Даже Банан участвовал в подготовке «плавца». Бесполезно. Всё было бы хорошо, но однажды я увидела Джима около дома. Мне казалось, что вся семья куда-то уехала, но, как шептались в городе, им пришлось вернуться из-за долгов.

Мне было жаль Джима, очень жаль. Я видела, что его «здоровье» было весьма условным. Широкий шрам на руке от ножа – метка за «мерзкую болтовню» от Марка, разбитый нос и фингал под глазом. Конечно, он никого не сдал – его запугали так, что при появлении кого-то из друзей он старался ретироваться, как забитый щенок, сильно хромая.

Мне было его жаль. Друзья не унимались и в слег кричали насмешки.

– Грязный болтун! – кричала Мо.

– Беги в свою нору, крыса! – поддакивал Джон.

Больше всего не унимался Марк, который недавно сбил его с велосипеда на своём кабриолете.

Мама Джима выглядела не лучше; видимо, тётушка всё-таки задела даму из Нью-Йорка за живое. Она выглядела откровенно плохо. Миссис Миллер сменила свой вечный вечерний гардероб на какие-то большие обноски, слишком большие, не по фигуре. Королевская осанка испортилась, и миссис Миллер стала ковылять по городу, скривившись. Неприлично много украшений куда-то подевались, и осталось лишь одно обручальное кольцо. А потом и его не стало. Её Генри – мистер Миллер – ушёл, не выдержав таких изменений. И бывшая Миссис Миллер, Вивиан из Нью-Йорка, а теперь простушка Вив работает у старика Томаса, продаёт те самые черствые булочки.

Мне было жаль их.

***

Почти миновало лето, и скоро должна была приехать моя мама. Тётушка подарила мне мольберт, краски и кисти, и я рисовала закат, сидя возле забора.

– Джоан, – меня еле слышно окликнули. Я вздрогнула: Джим научился совсем бесшумно ходить. Как и его мама, он старался быть как можно менее заметным.

От неожиданности у меня выпала кисть.

– Я не хотел напугать, – продолжил парень, потупившись на свои ботинки. – Я лишь хотел сказать… хотел извиниться…

– Это ты прости меня, Джим, – перебила я его. Я давно хотела извиниться, оправдаться перед ним за своих друзей и за себя. – Я не хотела, чтобы так всё вышло. Я бы поменяла их отношение, если бы могла…

– Я понимаю, я виноват, – испуганно начал Джим. – Пообещай, что не скажешь им, что мы с тобой говорим.

– Обещаю, – мне стало стыдно. Всё-таки был шанс «спасти» его. Если бы я более настойчиво просила их прекратить, если бы я поставила ультиматум… Но я боялась. Я боялась их потерять, не готова была портить себе даже одно лето. Я эгоистка, а парень страдал.

– Что я могу для тебя сделать? – мне хотелось помочь ему хоть чем-то.

– Можно с тобой говорить, хоть иногда?

– Я скоро уеду. Но ты можешь мне писать, – я вручила адрес на незаконченной картине и спешно отдала Джиму.

Джим уставился на клочок бумаги у себя в руках и аккуратно положил его в нагрудный карман рубашки, прижав адрес рукой со шрамом. Сердце защемило; мне стало жалко мальчишку, который зря доверился своим родителям. Семья разрушена, издевательства моих друзей породили цепную реакцию, и озлобленность распространилась на всех их знакомых.

– В школе будет тяжко, – как будто прочитав мои мысли, грустно сказал Джим.

– Мне очень жаль… – продолжала я раскаиваться.

– Не стоит… Я сам виноват, – Джим застенчиво взглянул на меня. Его лицо озарял красный закат. Некогда пухлые щеки впали, а глаза отражали отчаяние и грусть.

– Можно я тебя нарисую? – неожиданно спросила я и, не дождавшись ответа, взялась за карандаш.

Джим неуверенно кивнул в знак согласия. А я уже меняла лист бумаги. Мы сидели в высокой траве рядом с фонарным столбом. Я посматривала то на Джима, то на бумагу. Получалось сносно, я неожиданно для себя добавила несуществующую ковбойскую шляпу.

– Ты никогда не рассказывала про своего отца? – начал Джим. – Я пойму, если ты не захочешь мне больше доверять…

– Ничего. Он политик, и, наверное, на этом всё. Не потому, что я тебе не доверяю. Я просто больше ничего не знаю. Он завтракает овсянкой, пьёт кофе и уходит. А вечером возвращается, мы ужинаем дома или в ресторане. Он спрашивает, как дела в школе и вообще. Всегда отвечает одно и то же: «понятно», «ага» – передразнила я безучастный голос папы.

– Папа, я получила отлично по всем предметам, – спародировал меня Джим.

– Понятно, – передразнила я низким голосом отца.

– Папа, я беременна и ограбила банк, – смеялся Джим, кокетливо хлопая ресницами.

– Ага, – я театрально взяла невидимую чашку чая, сделала глоток и перевернула несуществующую газету.

Мы посмеялись. Портрет Джима стал походить на оригинал.

– Ну а выходные и отпуск?

– Выходные – это дополнительная учёба. А в отпуск они едут с мамой. Меня нет в его жизни, Джим.

– Меня тоже, – понимающе вздохнул парень.

Я закончила с портретом. Он вышел похожим, но вот только лицо было более уверенным, волосы героически развевались, в глазах был огонь, а ухмылка даже пугала своей агрессивностью.

– Ого! – удивился Джим. – Мне нравится.

Рисунок вызывал неоднозначные чувства: внешность соседа, но душа рисунка не соответствовала тому Джиму, которого я знаю.

– Наверное, это из-за фонаря, плохое освещение… – начала я.

– Мне очень нравится, – Джим таращился с каким-то ужасающим трепетом на портрет.

Я поспешила свернуть рисунок и отдать владельцу. Джим помог собрать вещи и проводил до калитки. Мы тепло распрощались, на душе стало легче, но всё же червячок вины перед мальчиком выедал сердце.

Глава 3 Портрет

За день до отъезда я уговорила друзей позировать для портрета. Конечно, было скучно и неудобно, но все стойко терпели. Джон сидел на перекладине забора, о чем сильно жалел – деревянная жердочка доставляла неудобства после нескольких часов сидения на одном месте. Минди и Марк стояли, держась за руки: Минди облокачивалась на кавалера и что бы красиво вытянуть ножку, а Марк не подавал вида, что ему тяжело. Бо перевалился через забор и, как всегда, был увлечён своей шляпой. Мо сидела на траве и, кажется, чувствовала себя лучше всех, смеясь и шутливо подкалывая всех за выбор поз. Фоном был дом тётушки Нэталин.

– И… готово! – торжественно объявила я.

Друзья, как молнии, соскочили со своих мест, потирая затёкшие места и на перегонки помчались смотреть на результат. Получилось очень хорошо. Я ещё не добавляла красок, но картина уже вызывала восторг.

– Только дом вышел жутковато, – задумчиво прокомментировал Марк.

– Да он и есть жуткий, вспомни, как мы его боялись, – ответила Мо.

Минди не могла оторваться от себя на картине, поворачивая голову то так, то сяк.

– Очень жуткий, – Боб будто бы съёжился от воспоминаний.

– Ой да, в шесть лет этот балбес залез к вам в дом и обделался от страха, – смеялась Мо, показывая пальцем на брата.

– Ничего не обделался, – Бо густо покраснел, насколько это возможно с его цветом кожи.

– Визжал как недорезанная свинья, когда удирал по улицам, – не унималась Мо.

Бо только обиженно сопел.

– А я ведь тоже залез в этот дом на спор. Он ведь пустовал уже как четверть века, – отозвался Джон. – На третьем этаже творилась какая-то чертовщина…

Джон подошёл ко мне в плотную и понизил голос:

– Но самое страшное – это подвал. Я был на третьем этаже, а мой друг Винки пошёл в подвал… – Джон приближался ко мне. Мне стало жутко.

– Он так кричал, страшно, я никогда не слышал, чтобы кто-то так кричал… – я понимала, что рассказчик утрирует, но волосы начали вставать дыбом.

– Я побежал на крик, и последнее, что увидел, как Винки пытается вырваться из подвала, и уже на половину вылез из него, как нечто рывком затянуло его обратно! Бу!!!

Мо схватила меня сзади. Я закричала и чуть не опрокинула мольберт.

– Дураки! Смотрите, что наделали. – Лицо Джона на картине чуть смазалось, но было ещё различимо.

– Ничего, мышка. Это был тренировочный рисунок. У тебя ещё будет шанс меня запечатлеть, – Джон успокаивающе обнял меня.

– Только не пищи и не позволяй монстру из подвала утащить тебя, – добавил парень. Я ударила его в бок и обиженно отвернулась, собирая инструменты.

Я понимала, что Джон шутит, и никакого друга Винки в помине не было. Но стало не по себе.

Мы ещё немного постояли. Минди с Марком ушли первыми. Минди опять начала мечтать о Нью-Йорке, Марк нервничал. Потом он схватил Минди за руку, коротко попрощался и ретировался со своей спутницей. Бо сославшись на режим перед тренировками, попрощался и они с Мо тоже ушли пораньше. Мо же по пути громко хохотала, пытаясь вырвать шляпу. Я сидела на ограждении, свесив ноги, и слушала удаляющийся смех Мо.

– Ну и занимательный последний день ты нам устроила, – шутил Джон, возникший передо мной.

– Я старалась, – отозвалась я смущённо. Хотя и я представляла последний день по-другому. Прощание с друзьями оказалось совсем сухим и коротким. Но Джон остался.

Мы обменивались взглядами, и с каждым мгновением я всё больше ощущала, как внутри меня пробуждается нечто похожее на волну. Я не раз замечала его взгляды, внимание, поддержку, но отмахивалась от навязчивой мысли «что всё это не просто так» как от временного бреда. В голове крутились слова: «Это какая-то неправильная влюблённость», – шептала я себе. «Слишком тихая, уютная, трепетная.»

Но когда он приблизился ещё ближе, страх и нежность смешались в моём сердце, и я почувствовала, как его глаза гипнотизируют меня, словно звёзды на ночном небе, манящие к себе. Они говорили: «Успокойся, я с тобой». Сложно было списать такой взгляд на дружбу. Все мои внутренние барьеры разом рухнули, и я осознала, насколько я хочу этого момента.

И, словно в замедленной съемке, наши губы соприкоснулись. Этот поцелуй был таким сладким и нежным, что я даже не могла поверить, что он реальный. Это было нечто большее, чем просто физическое прикосновение; будто наши души наконец нашли друг друга. Сердце колотилось, как молот, пытаясь вырваться из груди – оно то замирало, то вновь набирало безумный темп. Я боялась улететь в небеса или упасть в бездну, но Джон обнял меня за талию, словно прочитав мои мысли, и прижал к себе с такой теплотой, что весь мир вокруг исчез.

В этот миг я растворилась в нём – моё тело растеклось у него на руках, а душа парила где-то в облаках. Все заботы, все страхи, все сомнения остались позади. Я просто была – только он и я, и никакие слова не могли передать ту магию, что мы создали вдвоём. Это был мой первый поцелуй, и он стал началом чего-то, что обещало быть гораздо большим, чем я могла себе представить. Так мне хотелось верить, сомнения стали меньше, но не пропали совсем, шепча, что Джон просто не знает, кто перед ним.

– Я буду скучать и очень ждать тебя, – нежно прошептал Джон, когда поцелуй закончился.

Я хотела ему ответить, но в кустах что-то зашевелилось. Я спрыгнула с перекладины и спряталась за спину Джона.

– Эй, мышка, трусишка, это должно быть просто кошка, – посмеялся Джон, взял мою руку в свою и чмокнул в макушку.

Мы пошли в сторону дома, держась за руки, как настоящая пара. Как Минди и Марк, мне всегда хотелось идти вот так же. И это случилось! Я была на седьмом небе от счастья. Хотелось петь, прыгать и летать… Но у садовой калитки пришлось расстаться.

Джон подарил мне ещё один поцелуй и, нежно взяв за подбородок пальцами, прошептал заветные слова: – Я влюблён в тебя, Джоан Бредли.

И растворился в темноте прежде, чем я успела что-то ответить. Он влюблён в меня!!! Не верится!

Я развернулась и, ватными от счастья ногами, зашагала в сторону дома, ускорив шаг проходя мимо подвала. Всё-таки, рассказ друзей сильно напугал меня, мне показалось что из подвала действительно слышны шумы и там кто, то есть, я попыталась отогнать страх, заскочив в дом и заперев дверь.

Меня встретила тишина. Не горела ни одна лампочка. Сердце ёкнуло от страха. Где же все? Друзья нагнали невесть откуда пришедшего ужаса, и теперь дом пугал, эйфория от поцелуя быстро улетучивалась.

– К-к-кристин? – крикнула я в пустоту.

Когда сильно боишься, привычные вещи выполнять становится сложнее. Я никак не могла нащупать выключатель. От этого паниковала ещё больше и уже истерично шарила по стене пальцами.

– Тётушка Нэтали! – едва не плача, кричала я.

Выключатель нашёлся. Я была рада свету на кухне и готова была сидеть здесь до утра, но нужно было найти семью – вдруг они в беде. Я уже видела бездыханное тело тётушки и привязанную Кристин в крови. Я решительно взяла нож и осторожно направилась в темноту.

– Кто-нибудь есть? – что-то гулко стукнуло в темноте. На глазах выступили слёзы от ужаса. Я направила нож в сторону шума.

– СЮРПРИЗ!!!! – хор голосов. Свет резко включили, заставив сощуриться. Мои друзья с тётушкой и Кристин стояли в разных позах и таращились на меня во все глаза. Вместо улыбок – непонимание.

А я так и стояла, сильно сжимая нож в руках.

– Можно я это заберу? – Джон аккуратно забрал нож.

Первая взорвала смехом Мо, но вскоре волна истеричного хохота накрыла и всех остальных.

Парадная была украшена шарами, а по бокам находились столы с угощениями: индейка, тарталетки, канапе, салаты, пирожные всех форм и расцветок украшали столы. Неудивительно, что друзья согласились занять весь день позированием. Даже Мо не сильно возмущалась потерянным временем, ведь тётушке пришлось попотеть не мало часов, чтобы наготовить такие яства. А я могла бы заметить что-то неладное, не увлекись так сильно рисованием.

Я всё ещё находилась в шоке, стояла, как истукан. В дверь постучали, и Кристин, весело прыгая, пошла открывать.

– Ой, ну ты и заставила нас подождать. Сидеть так долго в одной позе – не для меня, – пожаловалась тётушка Нэталин. Судя по слегка сдувшимся шарикам, они ждали действительно долго. Мы с Джоном потеряли счёт времени.

– Это она ещё не заставляла вас позировать, – отозвалась Минди. Подруга выглядела шикарно: белые кудри, розовое платье, блестки. Понятно, почему они ушли раньше всех.

– Это и правда было долго. Чем ты её отвлек, проказник Джон? – спросила Мо.

– А вот и выпивка подоспела, – не ответил улыбающийся во весь рот Джон, принимая пакетом со звенящими бутылками у только что вошедшего Марка.

Всё встало на свои места. Джон просто отвлекал меня и, конечно, просветил Марка на счет способов отвлечения. Стало обидно. Очень обидно.

Но я улыбнулась, старалась не подавать вида. Весь вечер мы смеялись и пили вино. Благоразумия тётушки Нэталин хватало только для того, чтобы не наливать Кристин, но та справлялась сама, сделав пару глотков из чьего-то стакана. Судя по сморщенной моське девочки, вино не произвело впечатления. «Ведь в доме тётушки Нэт запретов нет!»

Я решительно сторонилась Джона; в груди жгла обида и злость. Я не хотела вспылить и устроить скандал. В голове рисовались картины, как они с Марком придумывают план. Я так и слышала, как Марк даёт советы на счёт поцелуев, как Джон просил его успокоиться, ведь я легкая добыча. Моя больная фантазия не успокаивалась и наносила удары всё глубже и больнее. «Конечно, он ничего к тебе не испытывает», – заверял внутренний голос. – «Самая ярая фанатка Джона – Молли, в сто раз лучше тебя. Выше, стройнее, красивее, популярнее. А он даже на неё не обращает внимания, куда тебя, глупая…»

Я с грустью смотрела на ошметки лопнувшего шарика на полу и пила вино из большого фужера. Видимо, только этот жалкий кусок резины и мог понять моё состояние. Я ведь тоже только недавно парила в воздухе, а сейчас оказалась на самом дне.

«Наивная, глупая девчонка. Что ты о себе возомнила, Джоан?» – внутренний голос не унимался, заставляя давить слёзы.

Звучал заводной рок-н-ролл, все веселились. Мо травила анекдоты. Минди учила красить губы Кристин перед большим зеркалом. Тётушка предлагала мне что-нибудь съесть, рассказывая, как готовила индейку и тарталетки. Марк и Джон о чём-то шептались в углу. Они, должно быть, обсуждают, какая я идиотка. Струна лопнула.

– Я схожу… мне надо… – выпалила я и быстро ретировалась на кухню.

На кухне подрагивал свет лампочки. Я открыла кран и умыла лицо; слёзы предательски капали.

– Вот же дура. Надо было просто оттолкнуть его, свести всё к шутке, – безмолвно казнила я себя, склонившись над раковиной.

Кто-то тихонько взял меня за плечи и развернул. Обеспокоенное лицо Джона возникло из неоткуда; я спешно отвела глаза.

– Что случилось, мышка? – Джон взял меня за руку.

– Ничего, – я одёрнула руку и попыталась выйти. Джон не шелохнулся. Я оставалась зажатой между раковиной и ним.

– Я просто испугалась – это жестоко, Джон! Дай пройти! – я толкнула его в грудь. Джон устоял.

– Это просто вечеринка-сюрприз. Так все делают, – Джон попытался взять меня за подбородок. Я отбросила его руку.

– Пожалуйста, дай пройти. Я оценила ваш план и все ваши шутки, – я сделала акцент на слово «ваши». – Ты отлично меня отвлек.

– Аааа, – заулыбался Джон. – Вот в чём дело!

Я оказалась в ещё более глупом положении, и это придавало мне сил. Я сильно толкнула Джона и пошла к выходу. Он схватил меня за руку и притянул к себе.

– Я влюблён в тебя, Джоан! – я пыталась вырваться, но Джон прижимал меня только сильнее. – Пожалуйста, послушай: никто не шутил. Я влюбился, когда впервые увидел тебя, ещё тогда, когда вы впервые проехали на машине. Ты, наверное, и не помнишь.

Помню. – не произнесла я.

Я недоверчиво хмыкнула и отвела глаза.

«Конечно, а тот табун девчонок во главе с Молли Хантер просто так за ним бегает. В этом списке ты будешь последней», – взбесился внутренний голос.

Джон слегка встряхнул меня, заставив посмотреть в глаза.

– Ты себе не представляешь, какая ты замечательная. Как светятся твои серые глаза. Я даже не думал, что серый может светиться. Какое чистое и доброе у тебя сердце. Если бы ты видела себя со стороны… Я знаю, я виноват… – Джон разволновался. – Я знаю, что ты обо мне думаешь…

«Конечно, мистер коллекционер. Решил попробовать кого-то похуже», – гулко заметил внутренний судья. Я предприняла последнюю попытку вырваться, но Джон вернул меня на место.

– Ты и только ты мне нужна. Я люблю тебя, Джоан, – парень наконец отпустил меня. Я не ушла. В голове был кавардак, мы все изрядно выпили, и я хотела было открыть рот, как за спиной раздался возглас умиления.

Это Минди не выдержала и охнула; из двери торчали головы Минди и Мо. Как же я сразу не заметила, что утих фон смеха девчонок. Мы с Джоном стояли красные с ног до головы. Нам пришлось выйти из кухни. Без лишних слов все догадались.

– Джон – хороший мальчик, – тётушка Нэт слегка толкнула меня в бок локтем.

Ближе к полуночи мы проводили ораву и разошлись по койкам, решив разобраться с посудой завтра. Я лежала в постели и задумчиво таращилась в потолок. И всё-таки не сходилось; они должны были договориться о поцелуях. Иначе бы Марк не успел нарисовать нас и подбросить бумагу. Даже если они и договорились, Джон говорил серьёзно. Внутренний голос ещё недоверчиво бубнил, но внятных сомнений не оставалось. Я уснула.

***

Утро последнего дня было солнечным. Я хотела встать пораньше и помочь с уборкой, но к 7 утра всё было уже прибрано. Тётушка привычно стояла у плиты. Банана не было. Кристин мучила скрипку в своей комнате.

– А где банан? – удивилась я. Пёс никогда не пропускал завтрак.

– Гуляет где-то. Может, хлебнул вчера винца и проснулась вторая молодость? Я сама чуть не уехала на танцы, – засмеялась милая тётушка.

Голова была тяжёлой после вчерашнего веселья. Я задумчиво начала рисовать Банана на бальных танцах с моноклем в глазу в реверансе перед напыщенной пудилихой. Кристин спустилась.

– А где банан? – повторила мой вопрос девочка.

– Он оставил тебе записку, – я протянула листочек с корректурой; Кристин засмеялась. – Мама, смотри!

– Я думаю, наш Банан лучше танцует кантри, – тётушка засмеялась.

После завтрака я поплелась собирать вещи и переодеваться, одев строгие платья от именитого дизайнера, начищая туфли и делая тугой хвост. Было грустно. Я мечтала, чтобы родители оставили меня здесь хотя бы ещё на один день, чтобы остаться с Джоном. Я не хотела возвращаться в большой город, в школу, где меня либо не замечают, либо издеваются. Красотка Стейси и её подружки наверняка наготовили много шуток про серость и тень. Это последний год в школе, но свободой не пахнет.

– Может, тебе пойти в бухгалтера или секретарши? – спросила мама. – Там не нужно… знаешь… выделяться.

У мамы был талант вроде предлагать помощь, но в то же время унижать человека.

Мы проезжали мимо дома Джима Миллера и его мамы. Женщина, скрюченная, суетилась по двору.

– Так ей и надо, – прыснула мама. – Будет знать, как разевать свой рот.

Мама была уже в курсе главной драмы лета. Мне стало жаль женщину: она, конечно, виновата, но не настолько, чтобы ломать ей жизнь. Около дома стоял Джим и внимательно провожал взглядом нашу машину. Я с ним даже не попрощалась; попросту забыла выйти с утра к изгороди, где мы условились встретиться. Стало стыдно.

Мы проезжали по аллее. Возле «нашего» дерева стопились друзья. Бо забавно махал своей шляпой, и ребята кричали в след: «Пока-пока!» Джон вышел на дорогу как тогда, когда в детстве мы впервые увиделись. В сердце защемила тоска.

– Этот сброд твои друзья? – якобы запамятовала мама.

Я молчала и уже начала отсчитывать дни до следующего приезда. Хотя следующее лето обещало быть без Минди – она воинственно собиралась в Нью-Йорк – и соответственно без Марка. Он наверняка поедет за своей девушкой

Глава 4 Я буду

Дни летели один за другим. Всё, что меня спасало в череде неприятностей дома, в школе и снова неприятностей дома, – это были письма. У нас, конечно, был телефон, и не один, но мама нервничала, когда я занимала его надолго, и так и норовила подслушать разговоры. Так что я подпрыгивала от счастья, как щенок, стоило заметить белый краешек конверта в почтовом ящике.

Из писем Кристин я узнала, что Банан вернулся, но с поломанными рёбрами. То ли какие-то хулиганы пинали несчастную собаку, то ли его сбила машина, но всё закончилось хорошо. Ветеринар вылечил беднягу, но Банан ещё долго будет ходить в собачьем корсете. В ответ я отправила рисунок Банана на светском балу в корсете и пушистом платье. Кристин, в свою очередь, отправила фотографию с её первого концерта. Юная скрипачка с гордой мамой держала какой-то сертификат.

Мо и Бо писали всегда вместе, причём на одном листе бумаги. Подписи сильно отличались. Бо старательно выводил каждую букву и старался простым, но культурным языком рассказать о случившемся. В неожиданных местах возникала его безумная сестра.

«Я не хочу хвастаться, но думаю, стоит сообщить, что еду на соревнования. Очень надеюсь победить», – аккуратно писал Бо. «Конечно, победит! У него уже морда похожа на кирпич от тренировок!» – размашисто добавляла следом Мо. Я смеялась, когда читала такие странные сообщения. Мне казалось, что они действительно рядом и я слышу голоса друзей.

Из писем сестры и брата я узнала, что Джон работает в автомобильной мастерской некоего Ларри после школы. Джим всё так же отлынивает от школы, а Минди и Марк без конца ссорятся.

Марк прислал открытки со скудными поздравлениями, а Минди писала, что Марк её ограничивает и давит мечты о большом городе. Его чопорные родители заносчиво вели себя на совместном ужине и рассмеялись, когда она сказала о своей мечте. Минди писала, что всё-таки решила стать дизайнером, а не актрисой и не танцовщицей, как уверяла меня в предыдущих письмах. Я посоветовала ей отослать свои эскизы в главные дома моды в ответном письме и добавила, что верю в неё.

Джим писал почти каждый день. Я удивлялась, как он находил темы. Ведь про школу он не рассказывал, про мать тоже, а про отца не было ни строчки. Поэтому словами виртуозно рисовал природу, осенний городок, которого я никогда не видела, в жёлтых и бордовых листьях. Старательно рассказывал, как всё «золото» осыпалось, и однажды утром всё покрылось белым пушистым снегом. Мы обсуждали книги, эссе и задания по всем предметам. После Нового года он рассказал, что ему подарили настоящий пистолет и гантели на Рождество, и Джим намерен удивить меня своей крутизной, когда я вернусь. Я подумала, что это отец приезжал и сделал широкий жест как компенсацию за его отсутствие в жизни мальчика. Если он хотя бы каплей похож на мою мать, то обязательно сопроводил свой презент словами «поддержки» – что-то типа «будь мужиком, сын, хоть тебе это и тяжело». По той же схеме моя мама подарила мне чемодан дорогой косметики и духов, новую сумочку. Но стоило мне предстать перед родителями с кривыми стрелками и новой сумочкой, не подходящей к туфлям, как папа снисходительно засмеялся, а мама наградила вздохом разочарования:

– А говорят у художников есть чувство стиля, не зря ты проиграла – комментировала она.

Я привычно подавила слёзы и вышла проверить почту. К моему счастью, в ящике был спасительный конверт, конечно от Джона. Я прижала к груди заветную бумагу и засела в своей ванной.

Он писал часто, но до рекордсмена Джима ему было далеко. Я трепетно вскрыла письмо, перевернула, чтобы достать лист, и в мою ладонь упало что-то твёрдое. Это было маленькое серебряное сердечко, подвеска с цепочкой. Джон был не из богатой семьи, и ему пришлось немало поработать, чтобы позволить себе такой подарок. Я сжала в ладони маленький кусочек серебра; металл потеплел. В коротком письме говорилось, что он очень скучает и думает обо мне каждый день. На душе стало мягко и спокойно. Я встала перед зеркалом и надела цепочку. Кулон поблескивал на свету. И ничего, что стрелки кривые – зато Джон меня любит такой.

***

Пришла весна, настал день моего семнадцатилетия. С самого утра я караулила ежегодную посылку от друзей. Как только желанный ящик оказался у меня в руках, я с немалым усилием воли заставила себя оставить его неоткрытым и бережно положила под кровать. Мы отпраздновали день рождения дома, ведь, как колко заметила мама, «друзей у меня нет». Я выслушала сухие поздравления от отца и ностальгирующую историю мамы о том, как она была популярна в свои 17. Приняла подарки: книги, духи, проспекты с информацией об университетах страны. Отец горделиво заверил, что я смогу учиться в любом из них, и мне нужно определиться с выбором до конца лета. Мама взбеленились, что я безответственно отношусь к будущему, и мне следует дать ответ уже сейчас. Как только каторжная вечеринка закончилась, я поспешила в свою комнату принимать «пилюлю» радости в виде деревянного ящичка из любимого городка.

В посылке оказался ворох открыток под слоем разноцветных бумажек. На каждом маленьком листочке были разные короткие послания. «Ты хорошая!», «И добрая!» – всем своим красноречием заверял аккуратным почерком Бо. «Спасибо, что веришь в меня!» – благодарила Минди, заканчивая предложение сердечком. «Будь всегда такой красивой!» – желала аристократичная надпись Марка. «НЕ БУДЬ ГРУСНОЙ КАКАШКОЙ, КРАСОТКА!» – весело кричала надпись Мо. «Я скучаю по тебе, моя мышка!» – говорил мне через красный листик Джон. В щеки ударил жар.

На дне ящика лежали подарки. Красивая свеча темно-синего цвета от Минди была завернута в крафтовую бумагу и пахла сиренью. Минди по своему обыкновению украсила свечку фиолетовыми бусинами, аккуратно впаянными в воск, что ещё больше укрепляло ассоциацию с сиренью. Я бережно поставила подарок на прикроватную тумбочку.

Розовое складное зеркальце с камнями от Марка. Тяжелая штука, – заметила я. Марк руководствовался тремя правилами при выборе презента для девочек: подарок непременно должен быть розовым, дорогим и связанным с красотой. Впрочем, и меня, и Минди всё устраивало. Только Мо не всегда могла оценить всю «фантазию», с которой подходил Марк к выбору, и заставляла его краснеть, уставившись на него с пудрой в руках. Дорогая вещь отправилась в дорогую сумочку.

Мо и Бо подарили мне игрушку в зеленой шляпке. Я рассмеялась: кукла была сшита наспех, глаза на разной высоте, руки и ноги разного размера. Явно работа Мо. Но шляпа, шляпа была сшита с большой любовью и аккуратностью. Я так и видела, как огромный Бо держит своими ручищами маленькую иголочку и шьет каждый вечер. Шляпа была почти как у него, напоминала рыбацкую, но из новенькой темно-зеленой ткани и с красивым пером на боку.

Я в очередной раз запустила руку в коробку. Лаковый чехол лег в ладонь. Я нетерпеливо открыла подарок – часы. Маленькие серебряные часики едва слышно тикали. На обратной стороне циферблата красовалась выгравированная надпись: «Я считаю минуты до встречи с тобой. Твой Джон». Так трогательно! «Я тоже скучаю по тебе, прости, что не могу сказать, что люблю тебя. Это ведь так, я люблю, но я же просто трусливая мышка», – думала я, синхронно отсчитывая секунды с драгоценными часиками.

Я отчаянно пыталась писать слова любви на бумаге каждый день, но комкала и выбрасывала листы в урну. Вместо этого я часто высылала друзьям посылки. Бо получал новые перчатки и всякие непонятные для меня штуки для бокса. Мо вручались все новинки из магазина приколов. Минди доставались все новомодные шмотки – как мои, так и мамины. Маме быстро надоедали вещи, поэтому она и не замечала пропажи. А Джон и Марк получали рыболовные снасти, ножи и папин коллекционный алкоголь. Я не хотела их подкупать, просто не могла выразить любовь словами. Меня этому не учили. Меня учили выражаться «материально».

Заканчивалась весна. В карманах еще оставались непрочитанные записки, и я шла на экзамен. В почтовом ящике я нашла запоздалое поздравление от Джима и подарок – позолоченную ручку. Без труда заполнив тест раньше отведенного времени, я запустила руку в карман. «Я люблю тебя, Джоан!» – громом ударила надпись на розовом листочке. Я вылетела из класса, по пути кинув экзаменационный лист и позабыла осиротевшую ручку на столе. Быстрым, решительным шагом направилась вдоль улицы.

«Я должна! Я хочу ему это сказать!» Влетев на почтовую станцию, я выбрала самую яркую и самую романтичную открытку. На красном фоне сидела скромная мышка и протягивала сердечко читавшему.

«Я люблю тебя, Джон! И считаю минуты до нашей встречи. Мне невыносима мысль, что ты так далеко. Пожалуйста, не отпускай меня больше!» – подписала и решительно бросила в ящик.

Красная от решимости, но довольная собой, я шла домой.

«Да он поспорил: как только ты ему признаешься, он тебя бросит», – подло загудел голос. Каждый новый шаг становился всё более неуверенным: «Они дружат с тобой из-за подарков, сама по себе ты ничего не стоишь».

Я уже плелась до дома, понурив голову. Хотелось ограбить почту и забрать открытку обратно. Дома меня ждали новые неприятности. Мама сидела в кресле и держала в руке помятые листки. Её лицо было спокойным и внимательным. Она подняла на меня свои серые, почти прозрачные глаза.

– Как экзамены, Джоан? – протянула мама. Я узнала этот тон с первого слога. Отчаянно захотелось выпрыгнуть в окно.

– Я думаю, хорошо, – неуверенно объяснила я, перебирая ответы в голове. Может, я что-то не знаю, я перепутала ответы и позвонил директор.

– Кто такой Джон? – ледяным голосом поинтересовалась мама. Сердце упало в пятки. Мама держала мои черновики с признаниями в любви.

– Никто! – крикнула я и побежала в свою комнату. Я щелкнула замком и привалилась к двери спиной. Пол уходил из-под ног, в голове отчаянно скакали мысли.

– Не смей уходить, когда я с тобой разговариваю! – кричала в закрытую дверь мать. Я запрыгнула в кровать прямо в одежде и накрылась одеялом.

– Ты никуда не поедешь этим летом! ЗАБУДЬ ОБ ЭТОМ! – Мама ударила кулаком о дверь, продолжая ругаться.

Я плакала навзрыд, прижимая к себе куклу от Мо и Бо. Это конец. Лучше бы друзья подарили мне верёвку и мыло. Позже я услышала крики уже из кухни. Мама разговаривала с тётушкой Нэт.

Пожалуйста, Нэталин, справься с ней – умоляла я.

– Что за Джон, Нэталин? – орала мама.

– Это какой-то деревенский нищий быдло! Что значит «успокойся»? Ты понимаешь, сколько сил я вкладываю… мне не нужно, чтобы она нагуляла выродка!

– Да иди ты, Нэталин! – мама громко бросила трубку.

– Ах ты дрянь! – мама барабанила в дверь кулаками. – Неблагодарная дрянь без способностей и желаний. Зачем мы тянем тебя, чертова амёба?!

Я зажала уши руками и поняла, что этот жест для меня до боли привычен. Из груди вырвался протяжный стон и плач – даже не плач, а бесшумная истерика. Я скатилась с кровати и обняла себя за колени. Крики удалялись на кухню, и наступила долгожданная темнота. Я так и не разобралась, потеряла ли сознание или уснула. Но когда открыла глаза, стояла уже ночь. Правая часть тела сильно затекла и замёрзла от холодного, твёрдого пола. Я присела и привалилась к кровати. Когда слух пришёл в норму, я услышала новую порцию криков. В этот раз ругались оба родителя.

– Либо оставляй её здесь, и сама оставайся, либо вези в деревню! – орал отец.

Я приложила ухо к двери, чтобы слышать лучше.

– Я не уверена, что этот Джон не из её школы! Ты меня вообще слышишь? – кричала мама.

– Тогда отвези её в эту чертову деревню! – отрезал отец и зашагал по коридору мимо моей комнаты.

– А если это деревенский увалень? Ты об этом подумал? – не унималась мать, стук каблуков пронесся в сторону отца.

– Слушай, не смей портить наш отпуск! Либо деревня, либо пусть остаётся здесь с тобой, – дверь хлопнула, ознаменовав конец разговора. Отец поехал ужинать с кем-то другим.

На кухне что-то разбилось. Наверняка, кружка полетела в закрытую за отцом дверь. Я подбежала к окну. Отец сел в такси. Сегодня он не придёт, он никогда не возвращается домой, когда едет на такси. Я не могла сказать, счастливая ли они пара; в газетных заголовках и общественных местах они, безусловно, пытались такими казаться.

Мама отчаянно ударила в дверь моей комнаты.

– Это всё из-за тебя, Джоан! – крикнула она в гневе. – Это всё твоя вина! Слышишь?

«Ты разваливаешь семью, ничтожество», – подытожил внутренний голос. Я не спала всю ночь. Всё писала и писала на бумаге уже другие фразы. Не про любовь, а то, что диктовал мне внутренний голос: «Ты ничтожество, Джоан. Ты плохо выглядишь, ты глупая, ты никому не нужна, ты во всём виновата». Ручка протыкала и рвала бумагу; я обводила буквы, пытаясь сбросить их на бумагу. Пусть прекратят!

***

В дверь постучали.

– Джоан, вставай. Последний экзамен! – напомнила мама, как ни в чём не бывало.

Я опомнилась за столом: в лицо бил солнечный свет. Передо мной лежала изуродованная страшными чернильными словами бумага. Я скомкала листы и, научившись на своих ошибках, засунула страшные послания в глубину шкафа, на самую верхнюю полку.

Дальше всё было как во сне. Я еле добралась до зеркала: черные круги под глазами, измождённая бледная кожа, красные от слёз глаза. Мама извинилась и обняла меня, выбрала для меня одежду.

Мы доехали до школы. Мама зашла в класс и обсудила мой болезненный вид с учителем. Я выслушала все насмешки и села за стол. Раздали тесты с каким-то непонятным мне языком. Буквы прыгали и петляли. Я наугад проставила ответы и уставилась в стену. Мне уже было без разницы. Это не имеет значения.

Потом снова машина. Мама трепетно поправляет мне прическу, целует в лоб. Курит одну за другой. Я уже почти её не слышу. Ничего не слышу: ни птиц, ни машин, ни голосов. Всё как в тумане. Даже не различаю запаха сигаретного дыма.

– Что ты хочешь? Хочешь в кафе? – откуда-то из глубины послышался голос мамы.

Я отрицательно закачала головой.

– Ты должна есть, Джоан… Может, ты хочешь пить… давай по молочному коктейлю?– доносились обрывки фраз мамы.

Я потрогала языком засохшие губы.

– Я очень устала… – осипшим голосом сказала я.

– Конечно, конечно, – мама прибавила газу.

Кровать и сон. Снова крики.

– Ты хочешь как тогда? Ты понимаешь, что это плохо для моей карьеры!!! – взревел отец. – Ей нельзя в больницу! Не сейчас! Разберись с этим!

– Пожалуйста, тише! – умоляла мама.

Я снова провалилась в сон. Вот «наше» дерево: я вижу вырезанные имена – Джоан, Джон, Марк, Минди, Бо, Мо. Какие забавные имена. Эта мысль посещала мою голову не в первый раз. Я иду в сторону тётушкиного дома – всё плывёт, меня кидает из стороны в сторону. Небо затянуто красными облаками.

Джон стоит на обочине, я тяну к нему руки.

– Привет, мышка, – он тянется ко мне за поцелуем. Но лицо трансформируется, и на меня уже смотрит Джим с вытянутыми губами.

– Отстань! – я отталкиваю его. Парень превращается в искореженное дерево. Я с усилием обхожу дерево «Джима»: Марк с безумной улыбкой колотит по стволу ножом, из мест удара хлещет кровь, заливая Марку рубашку.

– Выбирай, мы или он, – не останавливаясь, предлагает Марк.

И вот я уже бегу, медленно, как это бывает в кошмарах. А сзади доносится истошный крик Джима.

– Я не могу, прости! – кричу я, убегая.

Небо светлеет, и я уже на зеленой полянке перед изгородью.

– Привет! – встречает меня хор друзей. Марк уже улыбается, как ни в чём не бывало. Все друзья приветственно машут и зовут меня. Я иду к ним, бегу, но расстояние не сокращается. Кто-то схватил меня за руку. Это мама. Она тащит меня мимо ребят. Я слышу их издевательский смех в спину.

– Мама, пожалуйста! – умоляю я.

– Ты не достойна! – орёт она мне на ухо.

Мы заходим в сад с цветами тётушки Нэт, которые тоже осуждают меня и перешёптываются тонкими голосками. «Фу, какая гадкая!» – комментирует особенно красивый ландыш. Подвальная дверь раскрывается, подобно пасти чудовища. И я лечу в эту пасть, хватая ртом воздух и размахивая руками.

***

 Я вздрагиваю и просыпаюсь. Подушка мокрая от слёз. С усилием отдираю голову от прилипшей наволочки. На прикроватной тумбочке стоит стакан воды. Губы пересохли и треснули. Голова кружится. Нужно попить, руки предательски трясутся, вода проливается. Губа болит, а краешек стакана бьётся об зубы.

– Я уверяю вас, это просто стресс. Она спит уже два дня. Вы должны понять, она не может получить такую оценку, все остальные экзамены она сдала успешно. – я слышу, как мама разговаривает по телефону.

«О нет, я провалила экзамен», – доходит до меня. Послышались шаги. Я подняла глаза на обеспокоенную маму в дверях.

– Прости меня, Джоан, – тихо извинилась мама, присаживаясь ко мне на кровать. Она попыталась обнять меня, я вздрогнула от прикосновений.

– Прости меня, – повторила мама со слезами на глазах.

– Хорошо, – соврала я. Нельзя так ранить и просто извиниться.

– И ты меня прости, – выдавила я из себя.

– Скоро ужин, приведи, пожалуйста, себя в порядок, – уже привычным тоном повторила мать. Со вздохом поднялась с постели и вышла на кухню.

Я не ела два дня, желудок недовольно пробурчал в подтверждение.

Я встала, пошатываясь, и поплелась в ванную комнату. Из зеркала на меня смотрело жалкое подобие человека: с грязной головой и отёкшим лицом.

На шее блестело маленькое серебряное сердечко. Я прикоснулась к украшению рукой, будто бы пыталась удостовериться, что оно настоящее. Именно оно, это небьющееся сердце, как волшебный артефакт, придавало сил. Я приняла душ, почистила зубы, распаковала чемодан косметики и старательно замаскировала недостатки.

Выбрала самое белое платье из гардероба и, как обреченный преступник, идущий на эшафот, проследовала на кухню.

Стол был накрыт, отец читал газету. Мама сидела, скрестив пальцы. Я присела напротив и накинула шелковую салфетку на платье. Мама положила пасту мне на тарелку и чмокнула меня в лоб.

– Как дела, Джоан? – поинтересовался папа, не опуская газету.

– Я провалила последний экзамен, – сообщила я, ковыряя вилкой в тарелке.

– Ок, – отреагировал отец.

– Милая, мы понимаем, что выпускные экзамены – это всегда стресс, – похоже, мама поверила в свою же историю. – Я поговорила с директором. Ты можешь пересдать в конце недели.

– Хорошо, – уподобилась я отцу в без эмоциональности, продолжая гонять макаронину по тарелке.

– И если ты сдашь хорошо, я отвезу тебя к Нэталин, – продолжила мама. – И вот ещё: тебе письмо.

Я подняла взгляд, полный надежды, пытаясь увидеть, от кого оно. Мама держала конверт в руках. Сердце затрепыхалось.

– Тогда я пойду готовиться, если вы не против, – как можно спокойнее предложила я.

– Возьми хотя бы сэндвич, – предложила мама.

***

Я еле дождалась, пока она намажет тост арахисовой пастой и удалится в свою комнату. Конверты, конечно, были вскрыты. Мама попыталась их снова заклеить, но можно было легко отличить подделку. Письмо было от Минди, а не от Джона, и это после моего признания.

«Тебе же сказали, ты была всего лишь спором!» – ликовал внутренний судья.

Минди сообщала, что Марк сделал ей предложение, и они помолвлены (с тремя восклицательными знаками в виде сердечек). Её родители счастливы, а вот родители жениха рвут и мечут. Минди говорит, что я очень здесь нужна. Мы должны подобрать мне платье в цвет галстука главного свидетеля. Этот свидетель очень ждёт меня именно для этого. Она не поедет в Нью-Йорк раньше осени, и это лето мы будем проводить в полном составе. Далее было много всего о дураках Миллерах, о том, какой нелепый Джим и как безвкусно одевается его мама.

Видимо, Нэталин успела предупредить ребят. Они замаскировали Джима под того свидетеля и отвлекли внимание мамы рассказами о бедных Миллерах.

«Ты просто хочешь в это верить», – недовольно буркнул внутренний голос и показал мне картинку Джона с Молли в обнимку.

Я перечитывала письмо раз за разом. Да, точно, что это за таинственный свидетель? Нужно готовиться. Я взяла книги, которые и так знала на зубок, и штудировала их так тщательно, что позавидовали бы сами авторы произведений.

Долгая неделя подошла к концу. Календарь оповещал о первом дне лета, а стрелка серебряных часиков напоминала, что ещё только 4 утра. Экзамен прошёл более чем успешно, и я, довольная, грузила сумки в машину. Их было много: Минди пообещала научить меня краситься, и только для косметики был отдельный чемодан. Мама, стараясь загладить вину, купила лучший мольберт, кисти, карандаши и краски, и сейчас предпринимала попытки всё это погрузить на заднее сиденье.

Машина была, как всегда, новая – в этот раз Порше чёрного цвета. Мама обязательно покупала новый автомобиль перед поездкой в «деревню», ведь именно там особенно «вкусно» можно было покрасоваться. Она с удовольствием смотрела на отвисшие челюсти местных жителей и неспешно дефилировала по просёлочной дороге на своём роскошном новом автомобиле.

Глава 5 Жить

Мама не захотела заходить, она была всё ещё в ссоре с тётушкой, и мы выгрузили вещи прямо на дорогу. Мотор взревел, мама напомнила, что мне нужно определиться с университетом, и умчалась обратно в большой город.

Неужели этот кошмар закончился и началось лето? Мой летний сон с лучшими друзьями и первой любовью. Здесь я почти нормальная. Я бы отдала всё, лишь бы это лето не кончилось. Мы оставили сумки прямо на дороге и ушли есть шоколадный торт и пить какао. Любимая кухня пахла горьким шоколадом и сладкой ванилью. Солнце окрасило потрёпанные стеновые панели золотистым светом. Даже капельки, с звоном падающие из протекающего крана, казались олицетворением уюта.

– Как же классно жить! – Вы когда-нибудь думали так? Вот я постоянно думаю, стоит мне только приехать сюда. Особенно когда вижу рассвет…

После праздничного завтрака Кристин и Банан отправились охранять чемоданы, а мы с тётушкой смогли поговорить наедине.

– Как же я рада, мой любимый пупс вернулся! – тётушка чмокнула меня в макушку и присела напротив.

– Я не хочу ничего спрашивать, милая. Но если ты хочешь что-то рассказать… – тётушка смотрела на меня с тревогой. Видимо, следы пережитого стресса не окончательно стерлись с моего лица.

Я рассказала, говорила и говорила о том, как боюсь будущего. О том, как на меня давят родители. Как больно мне жить с ними и как я виновата во всём. Слёзы капали и капали, но с каждой слезинкой уходило и огорчение. Тётушка держала меня за руку. А когда последний ручеёк слёз высох, произнесла:

– Я люблю тебя любой. Ты нам нужна, Джоан, мне нужна и Кристин. И маме с папой тоже нужна, хоть и сложно иногда в это поверить. И своим друзьям нужна. Бедный Джон извёлся, когда я сказала, чтобы больше не писал.

Вдруг дверь отворилась. Лёгок на помине! В дверях стоял мой милый Джон. Наши взгляды встретились, и в груди что-то оборвалось. Захотелось прыгнуть ему на руки и просидеть так весь день. Однако Джона бесцеремонно отпихнули.

– Привет, красотка! – громко поздоровалась Мо. Она сильно прибавила в весе и заняла почти весь проём, прервав наш с Джоном контакт глазами. Подруга выглядела уставшей, должно быть, не привыкла вставать в такую рань.

Сзади послышался радостный писк. Это была Минди.

– Дай пройти, ну же! – Минди протиснулась между дверью и Мо и весело обняла меня. – С приездом, моя дорогая! Нам столько всего нужно сделать! Взгляни на моё кольцо!

Минди демонстрировала новенькое золотое колечко с нескромным камнем.

– Ох, бестолковая Барби! – возвела руки в небо Мо. – Ни минуты покоя со своим кольцом. Как дорога, Джоан?

– Нормально, – улыбаясь чеширской улыбкой, ответила я.

Лето начинается!

Мо наконец покинула проход и с трудом уселась на стул рядом с тётушкой. Они были уже одной весовой категории. Парни принялись таскать чемоданы наверх.

– Привет, Джоан! Как твои дела? – смущённо поздоровался Бо, когда проходил мимо с самым большим чемоданом. Похоже, вес чемодана не создавал ему никаких трудностей.

– Давай, таскай уже, зачем ещё тебе мускулы? – не дав мне открыть рот, прокомментировала Мо.

Следом зашёл гордый Марк, он улыбнулся и коротко махнул головой в знак приветствия.

– Шевели задницей, не всё неграм за тебя вкалывать! – не унималась Мо, обдувая себя веером из салфеток. Её юмор стал острее. Минди писала, что Мо задирала, в основном Джима, но и им периодически доставалось.

А Джон повзрослел, появилась грубая щетина. Марк жаловался, что Джон окончательно бросил футбол в угоду зелёным бумажкам. Но тяжёлая работа сделала его тело ещё более поджарым, руки мускулистыми, а плечи широкими. Мы зацепились взглядами, и я не могла насмотреться в эти два зелёных глаза с хитрым прищуром.

– Ой, потом налюбуешься на свою принцессу, ковбой. За работу! – командовала Мо. Тётушка предложила подругам шоколадный торт. Минди вежливо отказалась, а Мо расправилась с обоими кусками.

Парни закончили, и все уселись за столом на кухне. Пришлось притащить стулья с третьего закрытого этажа. Стулья были старыми и очень пыльными. Минди заботливо протёрла каждый тряпочкой, ветхую мебель.

Все затаив дыхание смотрели, как громадина Бо скромно присел на один из них.

– Может, всё же возьмёшь мой? – предложила я, вставая с места.

И только я произнесла эту фразу, как стул под Бо затрещал и развалился. Бедняга Бо, как подаренная им же тряпичная кукла, сидел на полу с вытянутыми ногами.

– Я в порядке, – наконец произнёс громила.

Все прыснули смехом.

– Кто бы знал, что чемпиона победит стул, – Мо хваталась за бок и грозилась сама слететь на пол.

Марк помог громиле встать, и я почувствовала мозолистые руки на своём запястье. Пока все были заняты происшествием, Джон увлёк меня в сад.

Дверь едва успела закрыться, а мы уже целовались. По телу разлилось тепло и счастье – впервые за долгое время. Джон без труда взял меня на руки и закружил. Я смеялась: с ним мне не страшно. Парень аккуратно поставил меня на землю. Я припала к его губам. Щетина царапалась, но мне было всё равно – вырасти у него даже иголки вместо волос. Однако знакомый от мамы запах табачного дыма насторожил.

– Ты куришь? – удивилась я.

– Ну… – парень стыдливо почесал затылок и поднял плечи. Я обняла его за торс, он обнял в ответ и чмокнул в макушку.

Мне не хотелось говорить о курении, не хотелось вообще говорить. Вот бы стоять так всегда: в обнимку и молчать, ощущать, как шершавые от работы руки гладят по волосам, влажные губы нежно целуют в лоб. Вдыхать запах постиранной футболки, табака и любимого был божественно приятным.

– Я очень скучал по тебе, милая, – шёпотом произнёс Джон.

– А я без тебя не жила, – призналась я без преувеличения.

Джон поднял мою руку с часиками и улыбнулся.

– Это лучшие подарки в моей жизни. Спасибо. – Уже привычным движением я прикоснулась к серебряному сердечку на груди и, благодарная, чмокнула Джона в колючую щеку.

Джон посмотрел на циферблат, поцеловал ладонь и неохотно отстранился.

– Мне нужно на работу, мышка, – сообщил парень. Я была расстроена.

– Я зайду вечером, ладно?

– Хорошо, – ответила я немного грустно.

Джон наградил меня прощальным поцелуем и в два прыжка перемахнул через забор.

– Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ДЖОАН!!! – во всю глотку закричал он, хитро подмигнул и скрылся.

Я, красная, но счастливая, направилась на кухню. За дверью стоял гул голосов, но стоило открыть дверь, как воцарилась мёртвая тишина. Остатки «погибшего» стула убрали, все мирно пили чай прихлёбывая.

– Петухи стали больно громкие, вы не находите? – прервала тишину Мо, аристократично оттопыривая мизинец и сделав глоток из незнакомой фарфоровой чашечки. Присутствующие рассмеялись в кулаки. Одна Кристин с криками «тили тили тесто, жених и невеста» убежала собираться на скрипку.

Видимо, на третьем этаже раскопали старый фарфоровый сервиз. Розовые пухлые чашечки с позолоченными ручками. На корпусе чашек красовались рисунки кукол в белых платьишках с рюшками.

– Какая прелесть! – расхваливала посуду тётушка Нэталин. – Это ещё моей бабушки. Она никогда не разрешала ими пользоваться.

Нэталин с восхищением осмотрела чашечку и передала её мне. Я восторгов не разделяла: позолота кое-где осыпалась от времени, а на меня уставили свои пустые и агрессивные глаза девочки, ангелочка с картинки.

– Нужно там покопаться, вдруг что-то ещё интересное найдём, – предложила я, отодвигая странную чашку.

– Может, там будет свадебное платье, которое моль ещё не поела, – со смехом предположила Мо, намекая на нашу с Джоном близость.

– Кстати, мы сегодня должны поехать смотреть мне платье. Я только тебя ждала, – сообщила Минди, собирая посуду со стола. – Мальчики, сходите за машиной.

– И ещё, дорогие мои, пожалуйста, заведите Кристин на скрипку, – попросила тётушка Нэт.

Марк и Бо беспрекословно встали, поблагодарили за торт с чаем и вышли. Кристин выбежала следом через минуту.

Глава 6 Платья

Мы с девчонками поднялись в мою комнату. Минди и Мо разбирали подарки, а я наблюдала милую картину за окном. Огромный Бо аккуратно взял за ручку малышку Кристин и вёл её на занятия по скрипке. Кристин прыгала, пытаясь достать ему хотя бы до груди, а Бо терпеливо топал по дорожке короткими шажочками.

Мо называла Бо «шуткой природы», и я отчасти соглашалась с ней. Меня всегда поражало, как у такого большого и опасного зверя с поставленным ударом и гигантскими ручищами может быть такой покладистый характер.

– Ой, а этим бисером можно расшить куртку и кеды! – комментировала Минди. Я привезла ей целый чемодан различных штук для шитья из магазина для швей.

– А как же его родители? Вы решили вопрос? – спросила Мо. Она нашла косметику и теперь наспех рисовала огромные стрелки. Подруга прикрыла один глаз и смешно скосила рот.

– Я думаю, они скоро сдадутся, – пропела Минди, восхищаясь выходящими из чемодана атласными лентами разных цветов.

– Ну да, сдаваться у них в крови, – комментировала Мо, вытянув губы и любуясь чрезмерно ярким макияжем в тяжёлое розовое зеркало, подарок Марка.

– Что ты имеешь в виду? – озадачилась я.

– Ну… – Минди начала отвечать за Мо. Она уже закончила рассматривать подарки и теперь воевала с чемоданом, который никак не хотел закрываться. – Марк решил не поступать в этом году, он поедет со мной в Нью-Йорк после свадьбы.

Я закашлялась. Мо начесала шапку волос и, не жалея аэрозоля, распыляла лак на прическу. Едкое облако раздражало горло.

– Я знаю, как это звучит, – оправдалась Минди. – Но я его не просила!

Чемодан швейных принадлежностей категорично отказывался закрываться, и я подошла помочь Минди. Совместными усилиями мы наконец свели застёжки.

– Никто тебя не обвиняет, – начала я.

– Я! – Мо подняла руку с кисточкой для румян. – Я обвиняю. Ты эгоистка и шантажистка, Минди!

– Ты достала меня! – вскочила на ноги блондинка с яростью и грацией кошки. Я так и осталась сидеть на чемодане, стараясь казаться как можно меньше.

– Ты знаешь, как он к тебе относится, Барби, – Мо тоже с трудом встала на ноги и подошла к подруге. – Ты знала, что он никуда не поедет, если ты согласишься на свадьбу!

– Да что ты несёшь? Я люблю его, поэтому и согласилась! – Минди переходила на крик.

– Может, и любишь, но это эгоистично! – Мо тыкнула кистью с румянами прямо в голубой рукав платья Минди, оставив еле заметный след.

Минди начала набирать воздух в лёгкие, но в это время послышался гудок автомобиля.

– Нам пора! – ликовала я, схватив Минди за руку и увлекла прочь с поля брани.

У парадного входа стоял белый кабриолет, за рулём которого сидел Марк. Минди элегантно села на переднее сиденье и поцеловала его. Мы разместились сзади. Ехали молча. Мо обиженно сопела, Минди напевала что-то под нос, а Марк был сосредоточен на дороге. У соседского дома дежурил Джим. Он и правда похудел и, кажется, немного возмужал. Джим провожал взглядом наш автомобиль, и я незаметно махнула ему рукой.

– Привет, придурок! – подала голос Мо. – Смотри, не обделайся от страха!

Марк посигналил. Джим поспешил к дому, сжимая и разжимая кулаки на выпрямленных, напряженных руках. Это нелепое движение отличало его от остальных, и я часто вспоминала соседа именно таким.

– Вы так и достаёте беднягу, – грустно заметила я.

– Да ладно тебе, он заслужил, – пытался успокоить Марк. – Представляешь, запрудил свои штаны, когда мы с парнями из команды его догнали.

– Догнали и побили, – дополнила Минди.

– Ну, дали пару тумаков, а он обоссался, – засмеялся Марк.

– Эти придурки засунули его к нам в раздевалку, – рассказала Мо. – В пустой шкаф, представляешь?

– А этот твой Джим молчал, когда я там переодевалась! – возмутилась Минди. – Мы только по хрипам его нашли. Одному Богу известно, чем он там занимался!

– Ну да, ты же одна там переодеваешься, – с сарказмом сказала Мо и продолжила. – В общем, когда мы его достали, я сделала этому сопляку свой лучший макияж на какой способна.

– Лучший макияж портовой шлюхи, – добавила Минди, тихонько поколотив себя по губам за бранное слово.

– Вот и подумай, кто из нас более жестокий. Моя прекрасная невеста привязала твоего соседа к столбу перед школой, – Марк одобрительно похлопал Минди по коленке.

– Без штанов! – Мо сделала гримасу отвращения. – Он стоял там только в обсосанных трусах.

– Я не снимала ему штаны, – уточнила Минди. – Они сами слетели, ну не одевать же мне их обратно!

Все весело смеялись, но не я. Мне было горько за соседа.

– Да ладно тебе, – попыталась успокоить Мо. – Ты и сама приложила к этому руку.

– Я? – удивлению не было предела.

– Ты, ты! – Мо тыкнула пальцем несколько раз в мою подвеску, подарок Джона.

– Перед Рождеством мы с Джоном пошли на почту и встретили твоего соседа, – пояснил Марк. – Мы поинтересовались, кому это он шлёт подарочки. Представляешь, как взбесился Джон, когда увидел твой адрес?

Я никогда не задумывалась, насколько ревнивый Джон. Но судя по дальнейшему рассказу, очень. Оказалось, Джим хотел отправить мне книгу «Мёртвые души» русского писателя и самодельный браслетик.

– Представляешь, Джон решил, что эти «Мёртвые души» романтическая литература, – смеялся Марк. – Заставил Джима съесть несколько листов, а всё остальное сжёг. Если бы не работа Джона в мастерской, твой сосед бы получал гораздо чаще.

Вот почему Джим больше не отправлял мне посылки, только письма, и вот от чего он опоздал с поздравлением на день рождения. Бедняга настрадался из-за меня. Тем временем мы въехали в центр городка и припарковались у единственного, а оттого такого помпезного свадебного салона. Колонны, банты, цветы – казалось, все мыслимые и немыслимые, но обязательно дешёвые украшения накидывали на фасад лопатой.

– Мы где-то час, – сообщила Минди Марку. Он отдал честь и уехал. В салоне пахло конфетами и шампанским, Минди презрительно прохаживалась мимо платьев и фукала на каждое третье. Мы с Мо сидели на диванчике и пытались отвлечь хозяйку магазина от вопиющего поведения невесты. Владелица салона – высокая дама с мощным подбородком, в классическом костюме, белой рубашке и цветком в переднем кармане пиджака – давно не участвовала в выборе и просто листала журналы за стойкой, стараясь не слушать критику Минди.

– Она просто переживает, – оправдывала я подругу.

Хватило 20 минут, чтобы Минди села на диван и горько зарыдала. Единственное приглянувшееся платье не сходилось на груди.

– Здесь нет ни одного достойного платья, – Невеста положила голову мне на плечо и размазывала тушь под глазами. – Ни одного, всё ширпотреб!

– Ой, ну и трагедия! – прыснула Мо.

– Да, трагедия! Тебе никогда не понять! – огрызнулась Минди.

– Хочешь сказать, что я никому не нужна? – взревела толстушка.

Минди молчала и только критически осматривала поправившуюся подругу.

– Девочки, пожалуйста, без ссор! – попыталась я успокоить обеих слабым голоском. Любые конфликты выводили меня из равновесия.

– Ты высокомерная, капризная, тупая, белая стерва! – оскорбила Мо Минди. Она с трудом встала и поковыляла из салона.

Я разрывалась между подругами, Минди рыдала у меня на плече. Мо хлопнула дверью и ушла. То, что должно было быть весёлым времяпрепровождением старых подруг, рисковало превратиться в трагедию.

– Минди, пожалуйста, успокойся, – я вытирала слёзы подруги, опасаясь, что она испортит платье тушью, и всё же придётся его покупать. Минди вместо того, чтобы успокоиться, только сильнее всхлипывала.

– Слушай, Минди, а что, если купить более-менее подходящий фасон, а ты переделаешь его под себя? – меня озарила гениальная мысль. Всхлипы резко прекратились.

– Но на это уйдёт минимум месяц… – ещё заикаясь от недавней истерики возразила Минди.

– Но зато оно будет самым лучшим и эксклюзивным, – тут же возразила сама себе невеста и обняла меня за шею. – Ты гений, Джоан.

Минди бросилась к платьям, а я отсчитывала минуты, хотелось догнать Мо, но и Минди оставлять было нельзя. Всё-таки ругались они каждый день, а свадьба бывает раз в жизни. К счастью Минди довольно быстро нашла, что нужно и повисла на моей шеи с благодарностями.

– Ты не против, если я сбегаю найду Мо? И мы сразу вернёмся. – я постаралась воспользоваться благодушным настроением подруги, поглядывая на часы.

– Конечно. Она, должно быть, покупает булочки с корицей у старика Тома, – уже веселее дала подсказку подруга.

***

Я пулей вылетела из магазина. Идти минут 15, Мо ушла минут 10 назад, ходит она медленно, но мне нужно поторопиться. Я решительно ускорилась. Гравий хрустел под ногами, а солнце слепило, заставляя щуриться и частично лишая зрения. Магазин рыболовных снастей, парикмахерская, всё для ремонта… здания пролетали мимо. В таком малюсеньком городе тяжело было заблудиться, но я была в этом талантлива.

– Привет, красотка! – послышался знакомый голос. Я и забыла, что автомастерская Лари находился по пути. Весь перепачканный, Джон вышел из открытого гаража, вытирая руки о грязную тряпку.

Я остановилась, переводя дыхание.

– Как дела? – парень притянул меня к себе. Он пах машинным маслом и бензином.

– Ты меня испачкаешь! – наиграно запротестовала я, а сама, довольная как слон, жалась к грязной и некогда белой майке Джона.

– Куда ты так спешишь? За тобой гоняться? Минди совсем озверела? – шутил Джон.

– Некогда объяснять, но в целом ты прав. Ты не видел Мо?

Джон отрицательно закачал головой и принялся зацеловывать меня, пачкая лицо.

– Джон! А ну за работу! – гаркнул только что вышедший из мастерской толстяк. Видимо, это был сам Лари, хозяин мастерской в ковбойской шляпе.

– Посмотри у Томаса, она наверняка уплетает булочки. До вечера, мышка! – напоследок крикнул Джон.

– Леди! – толстяк Лари приподнял шляпу и закрыл за ними дверь.

Я развернулась и, улыбаясь широкой улыбкой, продолжила свой путь.

Магазин старика Томаса почти соседствовал с автомастерской Лари, так что оставалось пройти 30 метров.

– Действительно, мышь, – раздался презрительный женский голос. Я обернулась: три девушки стояли за спиной. Одну из них звали Молли, она была в группе поддержки и обожала Джона с самого детства. Говорили даже, что они встречались какое-то время. Две другие были мне незнакомы, но судя по развязным позам и одежде, тоже входили в элитный состав местной школы.

– И что Джон в ней нашёл? – две другие девушки обступили меня по сторонам.

Молли, высокая голубоглазая блондинка с поджарым телом, внимательно смотрела на меня: в её глазах читались ненависть, презрение и отвращение.

– Наверное, повёлся на большой город, – ответила вторая подружка и сильно дёрнула за волосы.

– Откуда ты только вылезла? – обращалась ко мне третья подруга, попыталась подставить подножку, пока я пятилась.

– Грязная крыса из сточной канавы Нью-Йорка! – Молли подошла ко мне вплотную. Тело парализовал страх. Глаза Молли не здорово блестели, и казалось, она вот-вот вцепится мне в лицо. Зная местные нравы, на такой исход были все шансы. Хотела бы я сказать, что чувствовала себя Джимом, но на самом деле это был мой обычный образ жизни в родном городе. Я чувствовала себя самой собой – девочкой для издевательств из Нью-Йоркской частной школы.

– Эй, сучки, отошли от неё! – спасительный громкий голос Мо разрезал воздух.

– Жуй булки, толстуха! – огрызнулась одна из подруг, но всё же троица сделала несколько шагов назад.

– Уберите свои тощие, напыщенные, белые задницы с дороги! Быстро! – орала Мо, жестикулируя булочками. Она только вышла из магазина и выглядела как очень злая фея с булкой вместо волшебной палочки. – Молли, ты что, хочешь проблем, мерзкая дрянь?

Агрессоры развернулись и спешно покинули поле брани. Я подбежала к спасительнице и благодарно обняла подругу – она была вся мокрая. Ей действительно стоило бы заняться своим весом.

– Спасибо, Мо. Не говори никому, пожалуйста, – попросила я жалостливо.

– Ладно, я могила, – заверила подруга, доедая булку. – Что, эта клоунесса нашла платье?

– Будет шить сама. Я думаю, она жалеет о том, что сказала.

Мо закатила глаза. Мы уселись под крышей магазина на старую деревянную лавку. От булочки я отказалась, а Мо доедала третью.

– Слушай, Мо, а ты чем собираешься заняться? – спросила я с беспокойством.

Я закончила школу экстерном на год раньше обычного, родители запихивают меня в элитный вуз, и дело с концом. В этом же году состоялся выпускной Минди и Марка. Кстати, именно там он сделал блондинке предложение. Уедут они или останутся, их будущее было более или менее прозрачным. Бо собирался уходить в профессиональный спорт, Джон почти бросил школу, однако всегда был полон идей, и никто никогда не сомневался, что он найдёт себе занятие. Но вот Мо. Мо казалась совсем опустившими руки.

– Не знаю. У меня нет талантов, – грустно заявила подруга, облизывая пальцы. – Устроюсь официанткой или ещё кем-то…

– Знаешь, я была с родителями в комедийном клубе этой зимой, – я соврала. Меня никто не приглашал, но я с упоением слушала, как мама обсуждает этот вечер со своей подругой.

– Дай догадаться: и там выступали одни мужики? – отсекла идею Мо.

– Это не имеет значения! Ты заставляла всех держаться за животы и кататься по полу без исключения, – ободрила я её. Мо расправила плечи.

– Это талант, подруга. Да тебя с руками оторвут в любом шоу, ты можешь стать звездой! – продолжала я.

– Ну… можно и попробовать, – заулыбалась Мо.

На заднем фоне что-то замаячило. Я сфокусировала взгляд: мама Джима как-то странно смотрела на нас из пыльного окна магазина. А я и забыла, что она здесь работает. Она выглядела пугающе: волосы посидели без краски и были собраны в неаккуратный пучок, лицо казалось обескровленным, глаза безумными. Стоило нашим взглядам встретиться, как миссис Миллер резко ретировалась.

Подъехал автомобиль Марка. Впереди сидела Минди в свадебном платье.

– Прости меня, мой пирожок! – прокричала она из машины.

Мо продолжала жевать булку, не сходя с места.

– Ну прости меня! Ты обязательно встретишь свою любовь и будешь так же психовать из-за платья, как я, – Минди привстала, на ней было подвенечное платье. – Я не должна была хамить, Мо. Пожалуйста, садись в машину! Ну, прости меня!

– Ладно – Мо одобрительно хмыкнула, и мы залезли в автомобиль.

– Жених не должен видеть свадебное платье, бестолочь! – буркнула Мо.

– Во-первых, я не бестолочь, – возразила Минди, отряхивая платье. – Во-вторых, это не свадебное платье. Вот когда я с ним закончу, тогда да. А пока это не оно.

Мо закатила глаза.

– Мне не терпится приступить! – потирала руки Минди.

***

Меня вернули к тётушке Нэталин, которая посапывала где-то наверху. Ребята забрали чемодан с швейными принадлежностями и поехали по домам. Времени оставалось много, и я взяла плед, планшет и карандаши, направившись на любимое место у забора. Старый брюзга Банан составил мне компанию. Бигль улёгся на плед.

– Эй, я не для тебя расстилала, – сказала я. В ответ старый пёс только перевернулся на спину, подставляя животик солнышку. Банан подвизгивал от боли из-за резких движений. Я пожалела собаку и устроилась на оставшимся кусочке покрывала. Вдохновения особо не было, и я решила изобразить то, что вижу – соседский дом, скромный и не выделяющийся, побитый временем и непогодой, будто отражение самого соседа, карандаш лениво ползал по бумаги, я и сама часто отвлекалась, поглаживая пса и подставляя лицо солнышку.

Из соседского дома вышел Джим, потягиваясь. Я помахала ему рукой. Он быстро поднялся ко мне на опушку.

– Привет! – радостно обняла я соседа. Он обнял меня в ответ.

Бигль недовольно гавкнул на пришедшего и, к всеобщему удовольствию, ушёл домой. Мы с Джимом расположились на пледе.

– Я слышала про тебя и Джона. Мне так жаль… – начала я.

– Пожалуйста, не стоит, – сморщился Джим. Он и правда похудел и подкачался.

– Ты хорошо выглядишь, – сделала я комплимент после продолжительного молчания. Парень сидел боком, и можно было наблюдать, как мышцы на руках выпирают из под футболки.

– Спасибо, я же говорил, что удивлю тебя, – Джим заулыбался. – Я научился стрелять. Хочешь, и тебя научу?

– Очень хочу, – соврала я. – Обязательно, выберем время.

– Как твои дела? Как экзамены? – поинтересовался парень. Он казался расслабленным, но время от времени посматривал с опаской на дорогу.

– Ну, я закончила школу, теперь буду самой младшей в университете… если поступлю, – я взяла в руки карандаш и принялась рисовать дом Джима.

– Куда поступаешь?

– Не знаю, наверное, отец выберет в конечном счёте. Хочется подальше, – сообщила я, но сердце болезненно сжалось от мысли, что Джон останется здесь.

– Сообщи мне, я поступлю туда же в следующем году, – рассмеялся сосед.

Дом на рисунке казался безжизненным, а перед глазами стоял безумный взгляд миссис Миллер в той лавке.

– Как твоя мама? – осторожно спросила я.

– Мама… – задумался парень. – Мама нормально, только устаёт.

Про отца спрашивать было бесполезно, Джим старательно обходил тему семьи и школьных издевательств. Мы болтали на отвлечённые темы: литература, политика, погода, животные. Я закончила с рисунком и подарила его Джиму.

– Отгадай кто? – маленькие ладошки закрыли мне глаза. Кристин как-то смогла прокрасться мимо нас.

– Это маленькая обезьянка со скрипкой! – засмеялась я и повалила скрипачку на землю.

– Нет, не надо щекотки! – взмолилась девчонка.

– Как это не надо? Знаешь, сколько ты мне задолжала за год? – смеялась я, безжалостно щекоча Кристин.

– От тебя пахнет бензином! – вворачиваясь, кричала Кристин. Я смущённо перестала щекотать. Действительно, Джон наградил меня не только жирными пятнами на футболке, но и запахом автомастерской.

– Мне пора, – откашлялся сосед и пошёл в сторону своего дома.

– А твой жених знает? – спросила Кристин, когда фигура соседа удалилась достаточно далеко.

– Во-первых, Джон мне не жених… – начала я.

– Тили-тили-тесто, жених и невеста! – прыгала вокруг Кристин.

– Во-вторых, – стараясь перекричать её, продолжила я, – пусть и дальше не знает!

– Ладно, но ты меня нарисуешь! – Кристин присела рядом.

– Ах ты, маленькая шантажистка, – возмутилась я шутливо. Но покорно взялась за планшет и карандаш.

Серебряные часики показывали пять часов вечера, я ускорилась. Нужно было ещё привести себя в порядок.

– Так вы поженитесь? – Кристин тяжело было сидеть спокойно, но она стойко выдерживала, а её язык нет.

– Тш, – я не желала отвечать, да и думать об этом не хотелось. Будущее было туманным. Да и внутренний голос время от времени напоминал о моей никчёмности и выражал сомнения на счёт искренности Джона. Я прикоснулась пальцами к серебряному сердцу и успокаивающе погладила теплый металл.

– Закончила! – из белой бумаги выглядывало милое личико Кристин.

– Какая красота! – девочка взяла в руки лист и, не прикасаясь, поцеловала своё отражение.

«Вот у кого всё хорошо с самооценкой» – подумала я, собирая карандаши и складывая плед. Кристин побежала хвастаться рисунком тётушке Нэталин, а я поплелась в свою комнату, отказавшись от обеда.

***

Нужно было привести себя в порядок, глаза были закрыты. Мы встали очень рано, да я и не спала почти, томилась в ожидании поездки. В комнате царил хаос: чемоданы частично открыты, заполонили пространство. Даже прошлогодний рисунок друзей бессильно висел на одной кнопке. Я приняла душ, избавиться от едкого запаха автомастерской оказалось не так уж просто.

– И что он во мне нашёл? – спросила я у отражения в зеркале. Мокрые волосы каштанового цвета свисали сосульками. Под глазами чернота, белая кожа без грамма загара, худое тело с едва отличимыми женскими формами. Я умыла лицо холодной водой в надежде ободрить себя. Но отражение всё ещё напоминало, что нужно поспать.

Я одела светло-розовое платье, которое так критично выбирала накануне, накрасила губы вкусно пахнущей помадой. Застегнула часики на руке и взглянула на циферблат. Время шесть, у меня есть минут 30, а то и час, чтобы поспать. Не разбирая постели, я рухнула на кровать, распихивая вещи по сторонам.

– Скоро мы увидимся, Джон, – согрела я себя мыслью и провалилась в пустоту.

Когда я открыла глаза, вокруг была темнота. Лунный свет проникает в комнату, слышен храп тётушки. Голова тяжела, но постепенно в неё приходит осознание. Я посмотрела на циферблат: время три пятнадцать, ночь. Рука с отчаяньем рухнула на кровать. Где-то вдалеке завыла собака. Я ещё раз с надеждой глянула на часы, может, всё-таки стемнело рано. Но нет, стрелка упрямо констатировала факт: три часа пятнадцать минут, и я проспала, и никто не разбудил. От обиды весь сон окончательно выветрился.

Полежав ещё пару минут и как следует пожалев себя, я наконец села. На прикроватной тумбочке лежал выдернутый из блокнота лист бумаги, сложенный в несколько раз. Окончательно проснувшись, я схватила записку и подбежала к окну, ловя лунные лучи письмом.

– Ты проспала наше первое свидание, мышка. Завтра я тебя заберу, даже если ты упадёшь за мёртво! Твой Джон, – гласило письмо.

Я улыбнулась и взглянула на ночную природу. Окно моей комнаты выходило на сад. Приветливо стрекотали сверчки. Ухоженные цветы казались волшебными при лунном свете. Все мирно спали. Я взглянула на луну. Джон, наверное, видит девятый сон. Что-то хрустнуло, я опустила глаза – кто-то зашевелился под тенью раскидистой ивы. Я с трудом вглядывалась в темноту, ещё ослеплённая лунным светом.

Как вдруг тень отделилась и, тревожа кусты, прошмыгнула в сторону подвала. Подвал был прямо под окном, поэтому потребовалось бы время, чтобы открыть окно и взглянуть вниз. Вместо этого я отпрянула и поспешила включить свет, перевернув по пути коробку. Храп тётушки на минуту прекратился. Я стояла в оцепенении, некоторое время таращась в окно, боясь отвести взгляд или даже моргнуть. Казалось, неведомое чудовище вот-вот влезет в проём. Я прислушивалась к каждому шороху. Тётушка возобновила свою «симфонию» храпа, и это придало мне смелости.

Стараясь как можно более бесшумно, я открыла створки окна и неуверенно взглянула вниз. Всё было так же. Но стоило мне выдохнуть, как в подвале что-то рухнуло. Я спешно закрыла окно, несколько раз проверила замки и задернула шторы.

– Это всё твоя фантазия, Джоан, – нарочито уверенным голосом объяснила я сама себе. – Тебе опять что-то кажется!

Посторонних шумов больше не было слышно. Спать не хотелось, и я занимала себя уборкой в комнате и разбором чемоданов. Где-то в полпятого замаячил рассвет, храп прекратился. Я распахнула шторы, поприветствовав красный солнечный диск, скромно вылупившийся из-за деревьев.

***

Я ещё раз перечитала записку, пахнущую бензином. Ночное происшествие уже не казалось чем-то пугающим и вообще мало походило на реальность. Мимо комнаты тяжёлой походкой прошла тётушка Нэталин. Я умыла лицо, стерла размазанную помаду с щек, сменила помятое розовое платье на скромное синее ситцевое платьишко на бретельках. Наблюдая за результатами уборки, я вышла.

– Доброе утро! – поздоровалась я.

– Ой, ты меня напугала! – вздрогнула тётушка. – Доброе утро, солнышко!

– Тебе помочь? – поинтересовалась я, заглядывая в турку.

– Нет, что ты! Садись и жди оладушек, соня, – весело предложила тётушка, наливая подоспевший кофе.

– Ты бы видела лицо Джона, когда я сказала, что ты спишь беспробудным сном. Пускай помучается, с ними так и надо! – захохотала Нэталин.

– Я всегда хотела спросить, тётушка Нэталин, а что там в подвале? – мне не хотелось обсуждать тему романтических отношений.

– Не знаю, детка, я даже не знаю, где ключ, по правде. Мы с твоей мамой один раз спускались туда, когда были детьми. Ожидался какой-то ураган, но он облетел стороной. Мы пробыли там совсем немного.

– Ясно, – сделала глоток кофе. Бодрящий напиток оказался густым и горьким и с непривычки ударил в голову.

– Мы до жути боялись этого подвала. А твоя мама утверждала, что там живут чудовища, – смеялась Нэталин. Я насторожилась.

– Но все знают, что чудовища живут на третьем этаже, – поправила сонная Кристин, спустившаяся со второго этажа.

– Милая, ты бы хотя бы умывалась, – сказала Нэталин, накладывая оладьи.

– Не хочу, – протестовала Кристин.

– Нехочушка, – тётушка поцеловала Кристин в макушку.

А я снова провалилась в размышления о ночном происшествии, факты в сторону моей больной фантазии призывали к здравому смыслу, но по спине всё же, бегали мурашки.

– Кстати, тебе звонила вчера Минди и просила подойти помочь с платьем, – сообщила тётушка.

Мы покончили с оладьями. Я помогла убраться на кухне, пока Кристин ушла умываться.

– Дорогая, отведи пока Кристин на скрипку, а я сварганю пирог для вашей швейной компании. А может, ещё закину винца во фляжке. Вашей невестушке не мешало бы выпустить пар.

Я заулыбалась. «В доме тётушки Нэт, запретов нет».

– Кристин! – закричала я через проём лестницы. – Ты там скоро?

– Пять минут! – послышался детский голосок в ответ.

Я вернулась на кухню.

– Тётя, вы с мамой не ладили?

Нэталин обернулась. Я спрашивала маму об их детстве, но она не испытывала вдохновения мне рассказывать, и я часто нарывалась на грубость.

– Ну… не совсем. Твоя мама была лидером книжного клуба, главной болельщицей и самой популярной девочкой в школе. А я… нет, – с заминками объяснила Нэталин.

– А дедушка с бабушкой? – поинтересовалась я, присаживаясь к тёте.

– Ну, мне было 11, когда отца не стало. Он занимал пост мэра этого городка. Мама страшно им гордилась. Постоянно что-то строил и достраивал в этом доме. А однажды его придавила насмерть балкой в том подвале, – Нэталин грустно выдохнула.

Бабушка умерла, когда мне было 7 лет. Она жила с нами, и я её прекрасно помнила. Я часто вспоминала, как она гордилась этим домом и мамой. Я взяла пухлую руку тётушки в свою и утешающе погладила её. Она была такой же тихоней, как и я. У нас так много общего, вот только ей было тяжелее добиться одобрения с такой сестрой.

– Но готовишь ты намного лучше, – подмигнув, заметила я, тётя улыбнулась и потрепала меня по голове.

– Я готова! – вихрем влетела Кристин. В жёлтых новых шортах и красной футболке, мамины подарки.

Девчонка схватила вещи, и мы вышли через парадный вход.

На пол пути Кристин заявила о своей самостоятельности и независимости, отказавшись от моей компании и я вернулась домой и поспала на диване ещё несколько часов. Тётя растолкала меня ближе к обеду и вручила провиант, направилась к подруге. У одного из деревьев, я заметила Кристин и мальчугана, они о чём-то увлеченно шептались.

–Ой, а я как раз тебя ждала! – девочка густо покраснела – хотела пойти с тобой.

Мальчик ретировался, коротко поздоровавшись и нелепо попрощавшись. Я узнала в нём младшего брата Джона. И не разговаривая, мы дошли, наконец, до пункта назначения.

Глава 7 Выпускной

Мы прошли через ярко розовую парадную-кухню, не успев открыть рот, Минди затолкала меня в свою комнату, убежав с гостинцами в обратном направлении. Всё было в розовом и белом, приятно пахло ванилью. На полу с клубками игрался белый персидский кот. В центре комнаты, на манекене, висело свадебное платье. Но я не смогла удержаться от смеха, когда увидела главную швею. В розовом кресле восседал Бо, аккуратно пришивая бусинки огромными руками к подолу подвенечного платья, не обращая на мой истерический смех никакого внимания.

– Ты попробуй сделать лучше, – намеренно стервозно ответил Бо, подражая сестре и вытянув губы, что вызвало ещё один всплеск смеха.

– Хватит хохотать, за дело! Вот вам перекус, – командовала блондинка, принося поднос с пирогом и фляжкой.

– А где твоя сестра? – спросила я, приступая к теплому сливочному пирогу.

– Эта стерва решила «заболеть», – ответила за Бо Минди.

– Она и правда плохо себя чувствует, – заступился за сестру Бо.

– Конечно, конечно, – недоверчиво согласилась Минди и принялась рассказывать про концепцию платья. После первого предложения про шлейф я запуталась, но продолжала согласно кивать, заедая непонимание пирогом. Бо проглотил самый большой кусок за раз, сделал глоток из фляжки и вернулся к вышивке.

– Так, кто не работает, тот не ест! – Минди забрала у меня из подноса почти полную тарелку и вручила два лоскута белой ткани. Я недовольно принялась за работу.

– Так что, ты правда проспала своё первое свидание? – спросила Минди, не отрывая взгляда от манекена.

– Да, – ответила я, больно кольнув пальцем иголкой. Как же быстро расходятся слухи.

– Марк сказал, что Джон был расстроен, – не унималась подруга. Я промолчала.

– Он заедет за тобой сюда, – прояснила Минди. Я с отчаяньем выдохнула. Это значит, что ближайшие три часа мы проведём за шитьём. Стрелять по бутылкам было бы куда интересней.

– И ещё мы приведём тебя в порядок, – эта фраза добила меня окончательно. Из груди вырвался жалостливый вздох. Я сделала вид, что дую на палец.

***

Совсем искалечив себе пальцы иголками и запачкав ткань своей кровью, я сдалась. Минди отправила меня в душ и сообщила, что одежда на вешалке в ванной комнате. И конечно, меня ждало нечто экстравагантное. Платье нежно-голубого оттенка едва доходило до колен, с пушистой юбкой и многочисленными подюбниками и открытыми плечами. Я влезла в платье легко и даже подумала, что оно мне большое. Но с ужасом заметила корсетные шнурки сзади. Сбегать было уже как-то глупо, и я пошла в комнату к Минди, прижимая ткань к груди.

Подруга развернула меня и начала затягивать корсет, потом подключился Бо, и я окончательно похоронила идею дышать этим вечером. Да и желание съесть пирог пропало начисто. Я бахнулась на кресло и закрыла глаза.

– Эй, у нас остался лишь час, вставай! – прервала мой отдых Минди, раскладывая орудия пыток на кровати. И зачем целый час?

– Я думаю, не стоит сильно усердствовать насчёт меня. Джон ведь меня видел раньше и всё такое, – возразила я. Она лишь жестом приказала встать.

Бо оказался мастером на все руки и сделал мне укладку – локоны на всю длину, а это ни много ни мало почти до лопаток. Я, признаться, в нём сомневалась, особенно когда подозрительный пар с шипением вырвался из-под плойки. Но вышло сносно, вне зависимости от того, насколько коротко придётся подстричься завтра. Минди придирчиво рисовала мне лицо – выводила стрелки, красила светлыми тенями веки и приклеивала ресницы.

Послышался звук автомобиля, переходящий в кряхтение и стуки.

– О, твой кавалер приехал! – Минди отвернулась к двери и закричала: – МАМА, СКАЖИ ДЖОНУ, ЧТО МЫ ЕЩЁ НЕ ГОТОВЫ!

Послышался стук каблуков миссис Вандербери. Мы даже слышали их разговор из-за тонких стен.

– А КОГДА ВЫ БУДЕТЕ ГОТОВЫ? – закричала мама Минди и жутко раскашлялась.

– ПЯТНАДЦАТЬ МИНУТ! – громко ответила подруга.

– ХОРОШО! – смеясь, закричал в ответ Джон.

Стоило услышать его голос, как я вся провалилась в волнение.

– Успокойся, – заметила мою нервозность подруга. – Чего ты? После моего волшебства ты от него вообще никогда не отделаешься.

Минди сунула мне фляжку с вином для успокоения. Я сделала несколько больших глотков. Подруга, довольная, бегала по комнате и засыпала меня блёстками. Бо атаковал мои волосы лаком.

– Последний штрих, – Минди демонстрировала голубые туфли на высоком каблуке, обтянутые той же тканью, что и платье. На каждом красовался маленький белый цветок. Я с ужасом уставилась на туфли.

– Только не говори, что не умеешь ходить на каблуках. Ты же из Нью-Йорка!

Я отрицательно замотала головой. Минди закатила глаза.

– ЕЩЕ ПЯТНАДЦАТЬ МИНУТ! – закричала она в дверь.

И начались экспресс-тренировки: я, с несгибаемым из-за корсета корпусом, валилась в разные стороны. Минди постоянно кричала. Даже для Бо нашли старые разношенные босоножки на ещё более высоких каблуках, и он, демонстрируя неожиданную грацию, уверенно ходил по комнате, задевая потолок. В конце концов, я прошлась без падений пару раз по комнате. Минди устало махнула рукой. Задачей лишь было дойти до машины.

– ПА, ГОТОВЬ ФОТООПАРАТ! – заорала в стену Минди.

Я в последний раз взглянула в зеркало. Из отражения на меня смотрела кукла с чашки тётушки Нэталин, только с живыми глазами. Толстые стрелки на светлых тенях делали глаза огромными. Длинные ресницы создавали порывы ветра при взмахах. Розовые щеки и губы не оставили ни следа от былой бледности.

Платье светло-голубого, почти белого цвета, предназначалось больше для выпускного, чем для спокойного вечера. Покрой делал фигуру женственной, а чрезмерная стройность придавала хрупкости образу. В довершение всё было в блёстках. Я подумала, что оставлю силуэт из блёсток на сиденье машины.

Бо открыл передо мной дверь.

Джон стоял, облокотившись на старый «Додж», и докуривал сигарету. Он был одет в тёмный костюм классического покроя. Волосы зализаны назад, а на лице была мечтательная улыбка.

Я, как можно аккуратнее и, от того, очень медленно, вышла из дома. Глаза Джона расширились от удивления, стоило ему меня заметить. Парень продолжал таращиться, не проронив ни слова. Я смутилась. Сигарета обожгла пальцы Джону и вывела его из оцепенения. Он в два шага подскочил к двери и подал руку.

– СТОЯТЬ! – закричала Минди. Она казалась безумным шляпником. Волосы были неаккуратно собраны на затылке, тушь кое-где размазана, а фартук утыкан кистями и иголками.

Минди приняла фотоаппарат и велела встать в обнимку по уличным фонарём. Яркая вспышка ослепила, но я радовалась, что мы, наконец, сможем уехать из «дома мод».

Джон элегантно открыл мне дверь и помог сесть. Это было кстати, потому что без помощи я просто ввалилась бы в машину, что рвало в клочья весь мой образ. Все участники «проекта» по моему перевоплощению нас провожали, добряк Бо махал нам шляпой.

Машина с трудом завелась, и мы двинулись в неизвестном направлении.

***

– Я болел за тебя, мышка, ну, когда ты готовилась к забегу на каблуках? – смеялся Джон, закуривая ещё одну сигарету. Я покраснела.

– И вот твоя награда, – Джон что-то нащупывал рукой на заднем сиденье, не выпуская сигарету изо рта. Через некоторое время появился букет алых роз в позолоченной бумаге.

– Ого, спасибо! – деликатно приняла я цветы из рук парня. Вдохнула аромат и в очередной раз уколола многострадальный палец. Джон, не сбавляя ход, поцеловал пораненную руку и убрал обратно опасный букет. Из ранки лениво выползла капля крови.

– Это твоя машина? – спросила я, оглядев прожжённый салон.

– Да, заработал за почти год, – с гордостью сообщил Джон, любовно погладив потёртый руль.

– Куда мы едем? – спросила я, оттягивая ползущее вверх по коленям платье, надеясь не запачкать голубую ткань кровью.

– Сюрприз, – Джон положил свою руку на мои колени. Сразу стало спокойнее. Но стоило ему убрать руку, чтобы переключить передачу, как сердце боязливо ёкнуло.

Мимо пролетали деревья, ночь ярко освещалась луной и звёздами. Мы поднимались вверх уже минут десять, и это всё, что я знала о нашем маршруте. Спешить было некуда. Тётушка не будет волноваться, ведь я у Минди, шью платье и могу остаться на ночь. Подруга, скорее всего, подтвердит моё присутствие по телефону. «Видишь, как всё продумано, вот сейчас он тобой воспользуется и бросит на следующий день», – зверел внутренний голос, когда рука Джона покидала меня. Но стоило ему вернуть прикосновение, как внутренний тиран, скуля и, пожимая хвост, бежал из моей головы.

– Ты очень красивая, Джоан, – сделал комплимент парень. – Ты всегда красивая, но я не представлял, что вожу гулять мисс мира.

Я смутилась и не ответила. Мы определённо забирались на какую-то гору. Внизу оставались огни домов и освещение улиц, а звёзды становились всё ярче с каждым пролётом.

– Ты думаешь, Мо и в правду заболела? – спросила я, пытаясь погасить неловкое молчание.

– Не знаю, не исключено, что просто не захотела идти в ваш клуб кройки и шитья. Но она действительно часто чувствует себя плохо. Жалуется на головную боль и плохой сон, – Джон закурил. В моём сердце сразу поселилось беспокойство.

– Как жаль, что мы можем сделать? – я нервно закусила губу, представляя бедную Мо, лежащую на кровати.

– Я на днях буду выходной. Мы с Марком планируем поехать на речку все вместе. Порыбачить, отдохнуть весь день., как всегда все вместе – Джон выкинул бычок, и его мозолистая рука вернулась мне на колени.

– Я думаю, ей это пойдёт на пользу, – я аккуратно положила уколотые пальцы на руку Джона.

– Ты не против, что я курю? – вдруг спросил Джон, смутившись.

– Нет, – соврала я. Мы подъезжали.

Додж, кашляя и чертыхаясь, всё же доставил нас на самую высокую точку. Открывался шикарный вид на небольшой городок: не слишком активное освещение там внизу давало возможность увидеть яркие звёзды. На смотровой площадке стоял стол, покрытый белой скатертью, горела свеча в прозрачном подсвечнике, и бутылка шампанского остужалась в металлической таре со льдом. Джон припарковался совсем близко, вышел и открыл дверь, подавая мне руку.

– Я просто поражена! – восхищалась я, оглядываясь по сторонам. Звёзды были так близко, что мне казалось, достаточно протянуть руку и схватить несколько. Джон аккуратно подвёл меня к столу. Наш переход из машины выглядел комично, будто ведут инвалида. Я то и дело порывалась свалиться и поскальзывалась на камешках, забыв все уроки дефиле.

– Прошу прощения, юная леди. Мне нужно удалиться ненадолго, – Джон хитро улыбнулся, поцеловал в руку и направился к автомобилю.

Я задрала голову и рассматривала причудливый рисунок звёзд. «Вот большая медведица, малая… – вспоминала я уроки астрономии. – Вот созвездие козерога…» Небо озарила яркая вспышка. Падающая звезда! «Пусть это лето не кончается», – загадала я вслед тускнеющему световому хвосту.

Заиграла музыка.

– Oh, my love, – затянул исполнитель The Righteous Brothers.

– My darling! – подпевал Джон, возвращаясь с двумя бокалами, тарелкой винограда и чем-то в бархатном мешочке.

– I've hungered for your touch – пели мы уже вместе.

Джон встряхнул несколько раз мокрую бутылку и с громким выстрелом открыл её. Я не отреагировала, пристрелялась уже за сегодня. Джона, судя по взгляду, это удивило, но он не стал заострять внимание. Парень разлил шампанское по бокалам и встал, готовясь провозгласить тост.

– Дорогая Джоан! Сегодня особенный день, – начал оратор. Я смутилась, перебирая даты и праздники в голове. – Сегодня твой выпускной!

– Что? – мне показалось, что я не расслышала.

– Сегодня твой выпускной, мышка. У тебя же его не было? – я не поверила своим ушам. Конечно, не было, я закончила экстерном и попросила вместо выпускного отвести меня сюда.

– Ты должно быть шутишь, – я закрыла лицо руками. Щёки полыхали.

– Да и это, – развёл руками Джон, – твой выпускной бал.

Я улыбнулась, мы сделали по глотку игристого напитка. Романтическая мелодия заливалась, а парень завязывал бутоньерку на моём запястье, стоя на одном колене.

– Всё как в сказке, – кажется, произнесла я вслух. Джон взглянул на часы, потом на меня. Поднялся с колен и с таинственным видом достал бархатный мешочек.

– За выпускной! – провозгласила я и ударила своим бокалом об его.

– Милая Джоан, – загадочно потряхивая мешочком, начал Джон, – мы все единогласно здесь решили…

– Да скажи ей, Джонни! Мы все так решили, – Джон скосил губы подобно чревовещателю, изображая разные голоса. – Не тяни, Джон.

Я смеялась в захлёб. Парень с зализанной прической и в непривычно строгом костюме походил на гангстера.

– Королева бала объявляется мисс Джоан Брэдли! – провозгласил Джон.

– Это всё подстроено! – парень тонким голосом передразнил несуществующую конкурентку. Джон достал из бархатного мешочка переливающуюся диадему и возложил на мою голову.

Я встала и театрально помахала рукой несуществующей толпе.

– Я бы хотела поблагодарить всех присутствующих. Особенно тех, кто в меня верил и голосовал за мою кандидатуру, – произнесла я свою речь.

– Признаться честно, я очень долго думал, кому отдать свой голос, – смеялся Джон, подходя ко мне вплотную. – Но ты меня покорила, знаешь чем?

– Чем же? – я положила руки на сильные плечи парня, он обнял меня за талию.

– Своей походкой, – прошептал на ухо Джон. Я прыснула смехом и чуть не свалилась обратно на стул, парень вовремя придержал меня.

Я опустошила остатки бокала и закусила виноградинкой.

– Эй, полегче, принцесса, нас ещё ждёт выпускной танец, – Джон прижал меня ближе к себе и закружил в медленном танце.

– Я хотела сказать… – слегка разволновалась я, – Джон, мне важно сказать тебе…

Парень поправил мне выбившийся локон, а шампанское придало мне уверенности.

– Я, кажется, люблю тебя! – на одном дыхании призналась я и уткнулась в рубашку Джона.

– Эй… – Джон слегка отстранился, чтобы видеть мои глаза. – Я тоже очень люблю тебя, крошка.

Он поцеловал меня, моё сердце готово было выпрыгнуть из груди и стучало ещё громче, чем при первом нашем поцелуе. Он слегка отстранился и взглянул на часы.

– Сейчас будет ещё один сюрприз, – Джон повернул меня лицом к обрыву и обнял сзади.

Я смотрела то на город, то на небо. Ничего не происходило. Опять переводила взгляд то вниз, то вверх. Взгляд метался несколько минут, пока я не услышала громкий хлопок, протяжный писк, и слегка яркий огонёк поднялся в небо. Огонёк раскрылся гигантским цветком в небе, послышался взрыв. Фейерверк! Я прижалась ближе к парню и с наслаждением наблюдала за красными, синими, зелёными вспышками в небе. Взрывы продолжались минут 15, последние 3 минуты мы страстно целовались, и только когда настала тишина, оторвались друг от друга.

Было давно за полночь, холодало. Джон отдал мне свой пиджак. Он приготовил плед, и мы уселись на капот автомобиля допивать шампанское.

– Так ты решил, что будешь после школы? – спросила я, устраиваясь на капоте.

– Так я уже «после школы», – ответил парень, закуривая.

– Ты всё-таки бросил учёбу, – грустно заметила я.

– Милая, чтобы зарабатывать, аттестат не нужен. Я поеду куда ты там поступишь и открою свою автомастерскую. А в зале ожидания будут подавать кофе, – мечтательно смотря на небо, объявил о своих планах Джон.

Я онемела от счастья и только с удовольствием скинула туфли. Джон взглянул на меня и ослабил галстук.

– Спасибо тебе, – я подняла полные благодарности глаза.

– Это тебе спасибо. Ты моё всё, – Джон подсел поближе и обнял меня за талию.

Мы просидели в обнимку до самого рассвета, прерываясь на долгие поцелуи и болтовню ни о чём. Джон рассказывал о концепции своего автосалона. Поведал, что нашёл записку с признанием в любви к Кристин у своего младшего брата. Мы даже говорили о том, у кого какой любимый цвет. У меня белый, а у него голубой. Говорили о прошлом, вспоминали смешные моменты из детства. Много мечтали о будущем. Представляли, как будем выглядеть в старости, какой бы муж подошёл Мо и какой бы мы хотели дом. А потом опять долго целовались. В целом Джон вёл себя прилично. Только губы к утру у обоих опухли и слегка болели.

Стало светать, алый диск лениво поднимался над горизонтом. Голова кружилась от очередного недосыпа, счастья и любви. Оставалось только гадать, от чего больше. Но я точно знала, что теперь на седьмом небе. Моё будущее ещё никогда не было таким оптимистичным. Мы оба были помятые, прически растрепал шаловливый ветер, косметика осталась на рубашке кавалера, и, кажется, я чувствовала, как отваливается левая ресница. Но Джон смотрел влюблённым, масляным взглядом.

– Кажется, нам пора, – вывела я из оцепенения Джона. Парень согласно кивнул и усадил меня на сиденье авто, не давая вставать на землю. Аккуратно поставил туфли у моих ног.

– Мы забыли «столик», да и плед забыли – озадачилась я. Джон махнул рукой, мол «черт с ним», и закурил. плед сполз и сиротливо замер на земле.

Мне было хорошо, но жаль, что эта ночь закончилась. Мы быстро доехали до моего дома. Я попросила остановить подальше, чтобы не разбудить звуком мотора домочадцев. Мы вышли возле пограничного с Миллерами забора. Джон довёл меня до калитки сада, поцеловал, вручил букет, дал краткую инструкцию, как его нести, и взял клятвенное обещание не уколоться в этот раз. Поцеловал в макушку и попрощался. Потом передумал отпускать, прижал к себе и поцеловал ещё раз в губы. Потом ещё раз и ещё раз…

– Мне правда пора, да и тебе бы поспать, – я совсем забыла, что Джон должен быть на работе сегодня. Парень нехотя отпустил и поцеловал руку.

– Я люблю тебя, – неожиданно легко произнесла я. – Люблю!

Джон набрал в грудь воздуха, чтобы крикнуть, но я закрыла его рот руками.

– Я тоже тебя люблю, мышка, – шепотом подтвердил Джон, улыбаясь.

Я закрыла калитку за собой и послала воздушный поцелуй. Джон улыбался и махал мне, прижав лоб к сетке калитки.

Вот это была ночка! Я перепачканная помадой, пахнущая сигаретами и алкоголем, в вечернем платье, с диадемой на голове и букетом в руках, босиком крадусь мимо спящей тётушки. Неужели это ты, Джоан Брэдли? – спросила я сама себя, опуская алые розы в воду. Пришлось сделать вылазку на кухню, чтобы забрать вазу. Я не без усилий развязала корсет и с упоением сделала первый полный вздох за много часов.

Кажется, моя голова не успела долететь до подушки, как я провалилась в приятный сон.

Глава 8 Расплата

Я проснулась от того, что кто-то меня настырно толкает. Я попыталась отмахнуться.

– Вставай, пьянчужка, – весело будила меня Мо.

– Джоан, проснись и пой, – мотивировала Минди.

Я подняла голову. Девушки с улыбками рассматривали мою распластавшуюся фигуру.

– Ты в курсе, что у тебя нет левой ресницы? – громко смеялась Мо в своей манере. Голова трещала, а её смех делал только хуже.

– Кто вас пустил? – я перевернулась на бок и попыталась прикрыть ухо подушкой.

– Лучше так, чем сюда зайдёт тётушка Нэт. Даже в её доме есть некоторые ограничения. – Мо отобрала подушку. Я была вынуждена сесть, прижимая к груди расшнурованный корсет.

Минди открыла окно на распашку. Свежий, но горячий воздух слегка ободрил. Я взглянула на часы. Время полдень.

– Вставай и иди в душ, а потом расскажешь нам все подробности, – скомандовала Минди, шаря в моём гардеробе. – О, а вот и платье на сегодня.

Похоже, Минди понравилось меня одевать. Она стояла перед зеркалом, прикладывая к себе хлопковое красное платье в мелкий белый горошек ниже колен. Я была слишком разбитой, чтобы спорить, да и радовалась всему, что было без корсета. Под смех подружек я поковыляла в душ, заваливаясь то в одну, то в другую сторону.

В голове был салют из приятных воспоминаний. Губы всё ещё побаливали, напоминали о поцелуях. Я нежилась под тёплыми струями воды, пытаясь по кадрам восстановить в памяти всё, что было прошлой ночью. Перед глазами стоял улыбающийся Джон с зализанной назад прической.

– Ты долго там? – в дверь забарабанили.

– Да сейчас, думаешь, твои блёстки легко отмыть? – закричала я в ответ.

Блестки и вправду нескончаемым потоком уплывали в канализацию, к ним вскоре присоединилась и правая ресница. Минут через 15 я всё же справилась с залипшими от лака волосами и почти устранила все блёстки с тела.

Я одела красное платье и подошла к зеркалу. На меня смотрела яркая девушка с красивыми длинными волосами и слегка уставшими, но счастливыми глазами. Я взяла красную помаду под цвет платья и накрасила губы, улыбнулась своему новому отражению и вышла из ванной комнаты.

– Ого, привет, красотка! – Мо присвистнула. Подруга выглядела болезненно, но в целом не плохо.

– Я же говорила, отличное платье, – Минди критично оглядела меня и нырнула обратно в гардероб.

Я подсела к Мо и мечтательно улыбаясь, положила тяжёлую голову ей на колени.

– Вот же влюблённая дурочка, – обозвала меня подруга, поглаживая по мокрым волосам.

Я перевернулась на спину, чтобы видеть её лицо. Карие глаза подруги всегда смотрели по-разному, но никогда равнодушно. Мо мне была дорога, особенно сейчас, когда я любила весь мир. На неё всегда можно было положиться, она как рыцарь в юбке, с детства была нашей защитой. Отгоняла стаю бездомных собак, пока мы с Минди визжали на деревьях. Шла ловить под кроватных монстров и залезала в самый жуткий шкаф на наших девчачьих ночёвках. И ещё она отрезвляла нас едкими замечаниями и смешила так, что животы болели.

– Спасибо, – поблагодарила я подругу и обняла за плечи.

– Ты что, ещё пьяна, дурёха? – спросила Мо, ошарашенная приливом нежности.

Минди достала черные туфли на каблуках. Я, вдохновленная, взлетела с кровати, запрыгнула в высокие туфли и улетела на ковёр в центре комнаты с первого же шага.

Мо взорвалась смехом.

– Уроки прошли даром, – разочаровано констатировала Минди, поднимая меня.

Я уселась обратно на кровать, потирая ушибленный локоть. Минди одела на меня белую шляпу с широкими полями и нырнула обратно в шкаф.

– Вчера мне казалось проще, – обиженно объяснила я подругам. «Еще бы казалось проще, когда тебя везде таскал Джон», – мысленно поправила саму себя, но не стала сообщать окружающим.

Взгляд упал на диадему на подушке. Я взяла её в руки. Минди получила статус королевы в этом году на своём выпускном и я могла легко определить реального владельца украшения.

– Минди, спасибо, это твоё. – Я протянула украшение реальной владелице. Блондинка вылезла из шкафа с синими лодочками на плоской подошве в руках.

– Ой, милая, это тебе. То, что меня выбрали королевой, было и так понятно. Я хочу, чтобы она осталась у тебя, как знак нашей дружбы. – Я прослезилась, Минди зарыдала, и вот уже через минуту мы сентиментально завывали в обнимку.

– Спасибо, девочки, вы мои лучшие подруги, – сквозь слёзы призналась я.

– Ой, да хватит, – закатила глаза Мо. – Вставайте. Джоан, ты мне должна, так что пойдёшь со мной до города. Я не выдержу больше без булочек с корицей.

– А как же шитьё? – удивилась я, не скрывая радости улизнуть с ненавистного занятия.

– Ну, на тебе я вчера поставила крест. А с Мо даже пробовать не буду, – объяснила Минди, поднимаясь. Обколотые пальцы болели в подтверждение слов блондинки.

Я натянула туфли лодочки, без намёка на каблуки и мы вышли из комнаты. Безумно хотелось пить. На кухне никого не было, и я с жадностью припала к крану. На столе под полотенцем пахло свежей выпечкой, но меня замутило, и мы поспешили вон из дома.

– Ну давай, рассказывай, – не терпелось Минди, когда мы вышли на дорогу.

– Ну, мы целовались и пили шампанское, – начала я. Минди восхищённо ахнула, а Мо скривилась в отвращении.

– Мы пробыли там до утра, танцевали и разговаривали… Кстати, салют был из дома Марка?

– Да, но обещай не рассказывать, ладно? – не выдержала белокурая сплетница.

– Обещаю.

– Ой, ну раскололась на первом же вопросе, – возмутилась Мо. Минди показала язык и продолжила.

– Джон, конечно же, не смог бы позволить себе салют. И они с Марком подгадали дату вашего свидания так, чтобы выпала на день рождения богатой тётки Марка. Она всегда приезжает к его родителям. Скверная особа, как, впрочем, вся его семейка, – тараторила Минди.

– Ближе к теме, – осекла её Мо.

– В общем, парни планировали убить двух зайцев, но ты уснула в тот день, и Марку с Джоном пришлось прятать фейерверк до следующей ночи. Два семейства за день успели разругаться, все думали, что это братья Джона утащили со двора. И представляешь, лицо миссис Гранд, когда Марк сообщил, что нашёл салют у неё в машине, в багажнике! – захлёбывалась от веселья Минди.

– И она не извинилась? Нет, мэм, – продолжила Мо. – Они решили скрыть этот факт и оставить шоу до лучших времён, тем более что тётка уехала.

– И Марку с Бо пришлось выкрадывать салют заново. К назначенному времени они, конечно, не успели, но всё же было красиво, – закончила Минди.

– Наверное, ребятам влетело? – Я была растрогана такой командной работой и самопожертвованием.

– Ещё как! Теперь мы передвигаемся пешком, его лишили машины – развела руками Минди. – Только у Джона есть автомобиль, если можно это так назвать.

– Ты ещё не замужем за сыном мэра, так что оставь свои «богатые» замашки, – остудила истинную королеву бала Мо. – Машина ей не нравится.

– Вот будешь толкать её, когда она заглохнет, я на тебя посмотрю! – огрызнулась Минди.

На улице было невыносимо жарко, а вчерашняя ночь усугубляла состояние. Мы почти дошли до конца дома Миллеров, и я предложила передохнуть под деревом, обмахиваясь шляпой.

– Ты же понимаешь, что вам ещё час идти до города? – спросила Минди, оценивающе смотря на меня и явно не веря в успех похода.

– Она понимает, и это того стоит, – ответила за меня Мо, забрала из рук шляпу и принялась обдувать меня интенсивнее.

– Боже, женщина, ты душу продашь за эти булки! – Минди подставила руки солнышку и прикрыла глаза, я же заползла подальше в тень клёна.

– Так и что, вы целовались и всё такое, Джон признался тебе в любви? – спросила Минди, не открывая глаз.

– Да, – скромно ответила я.

– Ну а ты? – Почему-то этот вопрос бросил в жар моё и без того горячее тело.

– Да, – тихо ответила я.

– Ну а ещё что-нибудь было? На какой фазе вы остановились? Остановились ведь? – улыбалась подруга, приоткрыв один глаз.

– Всё было прилично! – возмутилась я.

– Эй, урод! – неожиданно закричала Минди в мою сторону. Я оглянулась, за деревом стоял растерянный Джим. Минди подошла к забору. – Ты что, подслушиваешь, придурок?

– Да похоже, его возбуждают твои рассказы, Джоан, – смеялась Мо. – Тебе не хватило раздевалки, козёл?

Я отступила назад, стараясь не смотреть на удаляющуюся фигуру Джима.

– Какой же ты мерзкий! – крикнула вдогонку Минди.

Жалость к Джиму отравляла недавнюю эйфорию. Мне стало стыдно, что я не нашла смелости за него заступиться. Дальше я шла молча, пока подруги вспоминали издевательства над парнем. У дома Минди уже стоял Бо и привычно мял шляпу, пока мистер Вандербери что-то ему доказывал, пошатываясь.

– Па, отвали от него, иначе сам будешь шить мне платье! – закричала Минди. Лицо Бо выражало облегчение. Глава семейства отдал честь бутылкой пива и поковылял к дому. Мы с Мо решили удалиться до того, как выйдет болтливая миссис Вандербери. Коротко попрощались с ребятами и поспешили на аллею.

– Зря вы издеваетесь над Джимом, – сделала я слабую попытку примирить подругу с соседом.

– Ты забыла как твоя сестра рыдала? Она нам важна – бескомпромиссно отрезала Мо, «нам» звучало как укор.

– Но, Джим не виноват, что доверился маме… – запротестовала я против приговора.

– Виноват, и этот урод будет страдать, – отрезала Мо.

Дальше мы шли молча. Слева стояло дерево с нашими именами. В голове всплыли жуткие воспоминания о недавнем кошмаре, где бедный Джим превратился в дерево и кричал от боли, пока Марк бил в него ножом.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – стараясь отбросить навязчивые воспоминания, спросила я.

– Ну, получше, чем ты, но вчера весь день лежала. Наверное, любовь к булочкам вернула меня к жизни, – потирая живот, ответила толстушка.

– Сыграйте двойную свадьбу. Минди с Марком и ты с гигантской булкой, – смеялась я.

– Тогда сразу четыре свадьбы, – смеялась в ответ Мо.

– Почему четыре? – не поняла я подругу.

– Ну, ещё ты с Джоном и Бо со своей любимой шляпой.

Мы закатились смехом. Далеко позади остался свадебный салон, и мы уже почти подходили к любимым булкам Мо. Я слегка занервничала в предвкушении, оставалось пройти мимо автомастерской Лари. Рядом стоял побитый временем додж Джона. Я представляла, как парень лежит под чьим-нибудь автомобилем и шестым чувством определит моё присутствие. Он встанет, пахнущий мазутом и бензином, и подойдёт ко мне… Но двери и гараж были закрыты. Я разочарованно выдохнула.

В магазине Томаса было всё: старик расширил свой ассортимент до предела – от скрепок до химии. Мне казалось, что в воздухе, вперемешку с корицей, пахнет даже лекарствами. На прилавке соседствовали кастрюли и мышеловки, розовые бигуди и подкормка для азалий. За прилавком никого не было.

– Эй! – закричала Мо. – Ау! Есть кто-нибудь?

– Подожди немного, – попыталась я успокоить нетерпеливую подругу.

– Давайте уже быстрее, – не унималась Мо.

Из-за тряпочной ширмы выглянуло злое лицо миссис Миллер и тут же скрылась.

– Давай уже быстрее, – взбеленилась подруга и принялась долбить руками по деревянному столу.

Миссис Миллер с натянутой вежливой улыбкой вышла из подсобки, на вытянутых руках она несла бумажный пакет, пахнущий свежей выпечкой.

– Пять штук и две колы, – облизываясь, сообщила подруга.

– Там семь. Две в подарок, – ледяным голосом сообщила миссис Миллер и смерила меня холодным взглядом. – Может, и ваша подруга угостится?

– Вот ещё! – посмеялась Мо, бросила монетки на прилавок и поспешила выйти на улицу. Я не отставала, жуткая женщина буравила мне спину взглядом.

Полуденная жара не сбавляла обороты. Стрелки часов указывали на римскую цифру два. Мы уселись на лавку под крышей логова булочек и странной мамы Джима. Было как раз видно фасад автомастерской. Мо ловко открыла нам стеклянные бутылочки колы, ударив краешком крышек об выступ лавки. Я залпом осушила половину бутылки. Мо залпом съела половину булок.

– Я думала над твоим предложением, – сбавив обороты в поглощении выпечки, рассказала Мо.

– Ммм? – не поняла я, о чём речь.

– Ну, о комедийных клубах.

– Правда? Это здорово! – одобрила я.

– Я даже начала писать вам номер. Так что готовьтесь к жёсткому выступлению, – объявила Мо. Я обняла Мо за плечи.

– Даже пригодился твой плешивый блокнот пятилетней давности, – в своей особой манере поблагодарила подруга. Я вспомнила розовый «волосатый» блокнотик с замочком, который я подарила Мо в детстве.

– Это тоже будет в твоём номере? – поинтересовалась я.

Мы смеялись, обсуждая будущие выступления и мечтая о больших городах. Мо обещала забыть имя Минди, как только прославится, а я предсказывала ей славу благодаря шуткам про блондинок. Так весело миновал час.

Дверь мастерской Лари открылась, и я затаила дыхание. Но вышел владелец в ковбойской шляпе и закурил сигарету. Я слегка расстроилась. Лари докурил и вернулся в свою мастерскую, гонимый палящим солнцем. Мо закончила доедать любимые булочки и, облизывая пальцы, произнесла:

– Фу!

– Ой, ну надо же, тебя Минди покусала? – намекая на заносчивость блондинки, спросила толстушка.

– Ты не хочешь сбавить обороты? – аккуратно спросила я, подметив лишний вес подруги.

– Ой, не начинай! – отмахнулась она и откинулась на спинку лавки. – Давай посидим ещё немного.

Мо явно объелась и не хотела шевелиться в жару. Я с радостью согласилась, надеясь увидеть Джона. В четыре часа наконец-то стало чуть прохладнее. Вдалеке замаячили три знакомые фигуры – Молли со своими подружками уверенно выхаживали на каблуках.

– Она всё не может от него отвязаться! – со злостью выпалила Мо, когда троица остановилась у мастерской. Я понимала, что «он» в данном контексте – это Джон. Внутри зашевелился червячок ревности.

– ЧТО СТОИТЕ, КЛУШИ? – закричала Мо.

– Тшшш! – зашипела я на подругу, стараясь её утихомирить.

Подружки во главе с Молли звонко засмеялись, показывая на нас пальцами и вальяжно перешептываясь. Мо воинственно встала, и я попыталась усадить её обратно, дёрнув за руку.

– Ну, я им сейчас задам! – разозлилась Мо, не обращая на меня внимания. Она, как танк, медленно, но верно шла к врагам.

– Пожалуйста, Мо, давай уйдём! – умоляла я подругу, труся следом.

Мы были совсем близко, и я видела высокомерный взгляд Молли.

– Мо, я тебя прошу! – жалостливым голосом воскликнула я.

– Ах ты, стревозина гадкая… – уверенно начала Мо, но запнулась на полуслове и шатнулась в сторону. Я старалась придержать её.

– Мо, что с тобой? – изо всех сил удерживая подругу, я заметила, как цвет с её лица исчезает.

– Булок переела? – смеялись девчонки.

Ноги подруги окончательно подкосились, и я изо всех сил пыталась удержать её, но в итоге Мо рухнула на пыльную дорогу.

– МО! ОТВЕТЬ! КТО-НИБУДЬ! – кричала я, но Мо не реагировала.

Молли забарабанила в дверь автомастерской, и первым выбежал Лари.

– Принесите воды! – быстро сообразила соперница. Лари вернулся в мастерскую. В ту же секунду появился заспанный Джон.

– Джон, нужно её поднять! – скомандовала Молли. – Девочки, принесите скамейку.

Пара подружек ринулась в бой, и через несколько секунд скамейка стояла в тени мастерской. Молли отодвинула меня назад, впившись в плечо. Они с Джоном перетащили толстушку на скамейку. Лари вышел с бутылкой воды.

– Холодная, – заверил он, обеспокоенно глядя на Мо.

– Отлично! – девушка набрала в рот воды и с шумом распылила её по лицу Мо.

Мо открыла глаза на секунду, но потом опять потеряла сознание. Я хотела подойти, но подружки отгородили меня своими спинами.

– Твоя мама работает в больнице, сможешь договориться? – спросил обеспокоенный Джон.

– Конечно! – еле скрывая улыбку, согласилась Молли.

Я хотела помочь донести Мо до машины, но снова была отброшена назад. Джон с Молли уложили пострадавшую на заднее сиденье его форда. Джон открыл Молли дверь, а сам прыгнул за руль. Червячок ревности уже нервно ёрзал в сердце, превращаясь во что-то большее. Автомобиль, многострадально чихнув, с пробуксовкой унесся в сторону больницы, оставив меня на обочине в облаке пыли.

– Жирабасина оказала ей услугу, – обсуждали ситуацию оставшиеся девчонки. Лари цыкнул на них и ушёл обратно в мастерскую.

Тело парализовало от всего произошедшего. Я проводила автомобиль глазами, судорожно соображая, что делать дальше.

Мне нужно было сказать Минди и Бо. Я развернулась и побежала к дому подруги. Но очень скоро выдохнулась и просто шла быстрым шагом. Спорт – это не моё, особенно сейчас.

Вот свадебный салон, вот аллея. Замаячил домик семейства Вандербери. Я нервно постучала в дверь, совсем забыв о существовании звонка.

Хозяйка дома вальяжно открыла дверь, обдав меня клубом сигаретного дыма.

– Джоан? Ты не в больнице? – удивилась женщина.

Я не могла выговорить ни слова и просто уставилась на неё с недоумением.

– Позвонил красавчик Ларри и сказал, что Джон со своей девушкой увезли Мо в больницу. Минди позвонила Марку, и тот с оравой поехал в больницу, – поспешила объяснить миссис Вандебери.

Сердце упало.

– Хорошо, – одними губами повторила я и поплелась в сторону дома.

Миссис Вандебери что-то говорила мне в след, но я уже ничего не слышала.

Я плелась мимо дома Миллеров, съедаемая ревностью, беспокойством и стыдом.

«Ты серьёзно в себя поверила?» – ревел внутренний голос. – «Думаешь, Джон скажет, что такая замарашка, как ты, его девушка?»

«И вместо того чтобы убиваться из-за Мо, ты только о себе и думаешь!» – ликовал внутренний самоед. – «Какая мерзкая девчонка, эгоистка!»

По щекам текли слёзы, и я уже видела спасительный парадный вход.

«Джону будет в сто раз лучше без тебя!»

«ТЫ НЕ ДОСТОЙНА ЛЮБВИ!» – орал голос. Я всхлипывала и вздрагивала от ударов.

«ТЫ НЕ ДОСТОЙНА ТАКИХ ДРУЗЕЙ!» – из груди вырвался стон.

– Что случилось? – встретила меня Нэтали, обняв и поведя на кухню. Я снова громко зарыдала у неё на груди. Кристин не было, видимо, она играла с братьями Джона.

– Мммо… – еле выговорила я, – в больнице…

Тётя поставила стакан воды передо мной и заставила выпить. Я поперхнулась пару раз, но постепенно стало немного легче.

– Она упала… потеряла сознание, – сбивчиво продолжила я.

– Успокойся, это жара, обычный солнечный удар. Дамам в нашем весе лучше не выходить на солнцепёк, – попыталась утешить меня тётушка. Но по лицу было видно, что она беспокоится не меньше моего.

– Её увез Джон, – вытирая слёзы, продолжила я. – А остальные уехали с Марком.

– Почему же ты не поехала? – удивилась тётушка.

– Джон поехал с Молли, – выдавила я, пытаясь сдержать новые ручьи слёз.

– Понятно, – протянула тётя. Ей стало действительно всё понятно, хотя она и не знала кто такая Молли.

– Давай так, я попытаюсь узнать, в чём там дело, а ты посиди, – тётушка поцеловала меня в макушку и пошла к телефону.

– Я… я посижу на улице, – хотелось уйти. Я схватила карандаши и лист бумаги.

– Да, родная, только в тени, ладно? – попросила тётушка, набирая номер.

Я вдруг поняла, что шляпу уже где-то потеряла, а плечи сильно покраснели и начали побаливать.

***

Я вышла в сад, и птицы щебетали уже не так приветливо. В каждом чириканье слышалось осуждение. Особенно красивый нарцисс предпочёл отвернуться. При взгляде на калитку, у которой так недавно стоял Джон, у меня сжималось сердце. В саду стало невыносимо находиться. Из кустов выглянул старый бигль, посмотрел на меня внимательно и, потянувшись, пошёл следом.

Моё обычное место у забора тоже не подходило. Мозг взорвался воспоминаниями: как я рисовала друзей в прошлом году и наш первый поцелуй с Джоном. Я всхлипнула и завыла. Развернулась и направилась к старому дубу в пятнадцати метрах от калитки. Я села на траву и привалилась спиной к дереву, а бигль положил голову мне на ноги и поднял полные сострадания глаза.

– Не смотри на меня так! – попросила я пса.

«Даже пёс понимает, какая ты жалкая». Я сбросила голову Банана и прижала колени к груди. Пёс запротестовал и положил лапу мне на плечо.

– Отстань! – закричала я, утыкаясь в колени.

Верный Банан не сдавался и привалился ко мне всем телом, поскуливая в такт моим всхлипам. Я потеряла счёт времени, когда меня окликнули.

– Ах, вот ты где! – отыскала меня тётушка Нэталин. – С Мо всё хорошо, состояние стабильное.

Я подняла взгляд на обеспокоенную тётю.

– Бо и Джон останутся в больнице, – сообщила она. «И Молли», – добавил внутренний голос.

Я отвернулась.

– Милая, давай пойдём в дом. Тебе нужно покушать, – попросила Нэталин.

– Пожалуйста, дай мне посидеть ещё немного, я хочу порисовать, – как можно сспокойнее попросила я.

Нэталин нерешительно удалилась. Слёзы высохли, я уже ничего не слышала, птицы не пели, ветер бесшумно гонял листья на деревьях. Я посмотрела на часы и с трудом определила время: около шести с каким-то хвостом. Мозг упорно не воспринимал минуты. С болью я разогнула колени.

Возле дома Миллеров подъехала машина, из неё вышел сосед. Я подняла руку, он увидел меня, но развернулся и ушёл обратно, громко хлопнув дверью.

«Ты трусиха, не смогла даже взглянуть на него, когда его унижали. А сейчас хочешь помощи?»

Глаза снова намокли. «Сейчас Молли утешает Джона», – шептал внутренний изверг, посылая картинку обнимающейся парочки. Я съёжилась от обиды. Пёс тыкнул в руку мокрым носом.

– Да отстань ты уже! – во весь голос закричала я.

Бигль отшатнулся.

– Отвали!!! – орала я на старого пса. Тот гулко гавкнул и поплёлся в сторону дороги. Я залилась слезами.

«Дура, уродина, идиотка…» – нескончаемым потоком звучали оскорбления. «Кому ты нужна?» – спрашивал внутренний голос. Я схватилась за карандаш и размашистыми линиями чертила нечто на бумаге.

«Ты не нужна даже родителям», – резкие штрихи рвали бумагу.

«Эгоистка. От тебя одни проблемы. Даже тётя мечтает от тебя избавиться», – кричали голоса. Пальцы побледнели от усилий.

«Мерзкая тварь, думаешь только о себе?» – слёзы застилали глаза, я уже не видела рисунок. Карандаш сломался пополам и выпал из рук. Я протёрла глаза, пытаясь рассмотреть картину. Всё тело пробила дрожь.

С некогда белого листа смотрело моё собственное искажённое от боли лицо, заточенное в сухое, страшное дерево. Я с ужасом отбросила лист. Рисунок подлетел в воздух, его подобрал ветер и понёс куда-то вдаль. Я проводила бумагу глазами, в надежде, что рисунок больше не вернётся, и облокотила напряжённую спину на ствол дуба. По мере того как тело расслаблялось и затихали голоса, я проваливалась в сон.

Боль уходила, и нахлынуло долгожданное забытьё. Я видела счастливую и здоровую Мо и разодетого в смокинг Бо. Мы стояли возле церкви в толпе знакомых и незнакомых лиц. Вот тётушка Нэталин за руку с Кристин готовят пакет с рисом. Малышка взяла горсть белых зернышек и готовится бросить в молодоженов. Мистер и миссис Гранд, родители Марка, высокомерно держатся в стороне. Уже пьяненькие супруги Вандербери утирают слёзы. Всё большое семейство Джона нетерпеливо что-то весело обсуждает. Даже Миллеры тут – Джим уверенный и красивый, как с того рисунка, учтиво придерживает свою безумную мать.

Тяжёлые двери церкви распахнулись, и пара Минди и Марка сбегает по дорожке. Все кричат и кидают рис в воздух. Я тоже стараюсь кинуть горсточку, радуясь за друзей, но вдруг все останавливаются. Толпа осуждающе смотрит на меня. Я замечаю на своих ладонях кровь. Марк и Минди недовольно садятся в машину.

– Ну, какая идиотка! – комментирует блондинка.

Мо цыкает на меня и отворачивает. Толпа не расходится и продолжает ждать.

Вторая счастливая пара торжественно выходит из церкви. Красивый и уверенный Джон, вынося на руках смеющуюся Молли в белом платье. Сердце рвётся от боли. Я наблюдаю, как они целуются под ликующие звуки толпы. Текут слёзы.

– Да уйди ты уже! – командует Мо и толкает меня в грудь.

Я очнулась. Кроваво-красный закат больно слепил заплаканные глаза. Я нашла себя на пять метров дальше, чем скомканный плед. Тяжёлая голова гудела. Голоса не выражали активности. Я попыталась встать, но шлёпнулась обратно. Вторая попытка всё же увенчалась успехом. Я не нашла остатки карандаша и собрала плед с планшетом. Голова кружилась, и я сильно шатаясь поплела в сторону дома.

На кухне меня встретила Кристин. Девочка обняла меня за талию.

– Мама сказала, что ты рисуешь. Покажи! – с нетерпением потребовала малыш.

– Я… я забыла карандаши, – соврала я.

Кристин разочаровано выдохнула. Я бросила плед и поднялась к себе в комнату. На стене висел прошлогодний рисунок моих друзей со слегка размазанным лицом Джона. Я упала на кровать и уснула, на этот раз без сновидений.

***

Я очнулась рано утром с рассветом, но так и не решилась встать. Смотрела в потолок уже часа два. В дверь легонько постучали. Вошла тётушка Нэталин.

– Привет, красавица, – нежным голосом поздоровалась тётя. Я недоверчиво хмыкнула в ответ на комплимент.

– На завтрак твои любимые оладушки, – оповестила она.

Я наградила её отсутствующим взглядом.

– Слушай, нужно встать. Ты нужна своей подруге, возможно, сегодня получится её навестить.

– Сейчас спущусь, – послушно привстала я на локтях. Тётушка закрыла за собой дверь.

Я приняла душ, натянула какие-то брюки и блузку – первое, что попалось под руку. Намеренно не глядя в зеркало, спустилась вниз.

На столе уже стояли кружка кофе и горячие оладьи. Я не чувствовала запаха, не ощущала вкуса, но настойчиво продолжала жевать, чтобы не расстраивать тётушку.

– А где Банан? – обречённо поинтересовалась я, поедая безвкусную выпечку.

– Да его не было со вчерашнего дня. Наверное, опять в загуле, – ответила Нэталин. Мне стало жаль старого пса, он хотел помочь, а я… «А ты злая и неблагодарная», – закончил внутренний голос.

Телефон зазвонил. Тётушка поспешила взять трубку.

– Да, да… конечно, – звучал её голос. – Милая, это тебя.

Я не слишком активно перехватила трубку, ожидая услышать Минди.

– Привет, мышка! – поздоровался знакомый мужской голос. – Как ты?

В теле вспыхнул пожар, и я не нашла, что ответить.

– С Мо всё нормально, под утро она пришла в сознание, – сообщил парень.

– Хорошо, – только и смогла выговорить я скрипучим голосом.

– Я скучаю по тебе, любимая, но мне нужно работать, – объяснил он. Мне стало жаль Джона, у него шли третьи сутки без полноценного сна.

– Хорошо, я тоже скучаю, – пальцы дрожали, внутренний тиран психанул и уполз обратно в своё логово.

– Береги себя, мышка. Я с тобой, – трубку повесили с той стороны, а я всё ещё стояла и слушала гудки. В нос ударил терпкий запах кофе и свежих оладушек. Обоняние вернулось. «Джон со мной».

Я повесила трубку и с удовольствием доела свежие, мягкие оладьи с малиновым джемом и допила свой терпкий, густой кофе. Вкусно.

Пока мы мыли посуду, тётушка проводила лекцию о том, как важно беречь нервы. О том, что мы пока молодые и здоровье у нас крепкое. Потом перешла на погоду, природу и свою молодость.

Вскоре её голос стал фоном, и я совсем перестала улавливать смысл. Я погрузилась в размышления. Моё поведение, этот очередной срыв, казалось большой нелепостью. Мне стало безумно стыдно за вчерашнее помешательство. Я казалась сама себе сумасшедшей истеричкой, не способной контролировать свои мысли и даже тело. Вспомнила, как сползала с пледа на траву в истеричных конвульсиях. Ужас.

Самобичевание прервал ещё один звонок. Тётушка в очередной раз позвала меня к телефону.

– Алло?

– Привет! Ты как? – спросила Минди и, не дождавшись ответа, затараторила. – Ты представляешь, я вчера сижу, шью своё платье. Бо заканчивает с подолом. Влетает моя маман и в панике орёт, что Мо умирает и ты с Джоном отвезли её в больницу. Я звоню Марку, а телефон берёт его чокнутая мамаша. Я сказала, что дело важное, а она взяла и кинула трубку. – подруга набрала воздуха.

– Тогда я позвонила еще раз и, конечно, наговорила ей гадостей. Короче, сказала в грубой форме, что о ней думаю. Она молча передала трубку сыну, и я наорала уже на него. После этого он, конечно, сразу приехал.

Возникло минутное молчание и шум мотора на фоне.

– О, это он, жди, я сейчас приеду, – закончила подруга и бросила трубку.

Я выдохнула и пошла встречать гостей.

Я вышла на парадный вход и присела на ступеньках лестницы под тенью козырька. Ехать было совсем недолго, и скоро на широком дворе припарковался белый кабриолет. Марк привычно открыл дверь Минди, но подруга была одета не типично. Голову покрывала широкая шляпа, водолазка с очень высоким горлом закрывала горло, а на глазах носила тёмные очки.

– Не спрашивай, – остановила меня Минди, проходя мимо. Марк лишь поднял плечи, еле сдерживая улыбку.

Мы прошли на кухню. Минди уже успела снять свою «обмундирование шпиона». Перед ней на стуле сидела тётушка Нэталин и держалась за сердце. Я поспешила обойти подругу. Один глаз у Минди был подбит, всё лицо в царапинах, а на голове, казалось, не хватало клочка волос.

– Вот такая свадебка! – сердито показала она на своё лицо.

Я тоже ошарашенно присела на стул рядом с шокированной тётушкой Нэт. Марк сел сзади и задумчиво изучал потолок. Минди решила занять руки и разливала всем чай.

– Вот гадина! Нет, ну вы представляете? – ругалась блондинка.

– Да объясни ты толком! – не выдержала я.

– На чём я остановилась? Ах да. Марк заехал за нами, уже через минуту гнал до самой больницы. Правда? Молодец, мой пупсик? – погладила Минди жениха. Марк поцеловал ей руку.

– В общем, мы влетаем в больницу. Там уже эта Молли с Джоном. Ты представляешь моё удивление? Бо бежит к сестре, а я вызываю Джона на разговор. Он мне типа: «О чём ты, Минди, у неё просто мама здесь работает». – Подруга передразнила мужской голос и принялась мыть овощи. – Я ему, конечно, поверила, хотя зачем какая-то вшивая овца, когда здесь сам сын мэра! Правда, милый?

Марк пожал плечами на манер «ну да, я сын мэра».

– Всё бы хорошо, но я сама видела, как Молли жалась к Джону. Марк, скажи, я права? – Минди уже строгала салат и рефлекторно направила нож в сторону Марка, дожидаясь ответа.

Марк согласно кивнул. Но когда Минди отвернулась, жестами показал, что всё не так.

– Короче, я пошла освежиться и только зашла в кабинку, как слышу голос Молли: «Да я клянусь, Джон будет мой к концу вечера…» – как можно противнее спародировала её подруга. Минди ещё агрессивнее начала резать помидоры.

– Уже подоспели её змеиные подружки и они обсуждали тебя. Я не выдержала и налетела на неё со спины. Завязался неравный бой, но я-то капитан команды болельщиц и наваляла ей по полной. Пусть запомнит с Милиндой Вандербери шутки плохи! – Минди с силой отрубила последний кусочек огурца и устало свалилась на стул.

– Короче, она подралась в туалете. – подытожил Марк. А салат был готов. Мы с тётушкой Нэт зааплодировали.

Минди улыбнулась и явно наслаждаясь овациями наконец села за стол.

Мы втроём остались дома ждать весточки от Бо. Марк со скучающим видом читал какую-то книгу. Мы с Минди и Нэталин приготовили обед. Прибежала Кристин и застав нас за готовкой, затем ретировалась к себе в комнату. Мы решили заняться ужином и плавно перешли на пирожные.

В этот день нас не пустили к Мо, попросили и завтра не приходить. Но Бо сообщил, что она уже в сознании. Мы выдохнули с облегчением. Уже ближе к ночи ребята с полными животами и сумками разных блюд, начали собираться домой. Тётушка пообещала помочь Минди с платьем, и мы тепло распрощались.

Я была растрогана поведением друзей, в особенности воинственной подруги. День пролетел быстро, готовка отвлекала от черных мыслей.

Зазвонил телефон, и я сорвала трубку, прижав к уху, надеясь услышать любимый голос.

– Алло, это Джоан! – сообщила я собеседнику.

– Надеюсь, ты не против, что я звоню? – спросил знакомый голос.

– Здравствуй, Джим, – немного разочарованно поздоровалась я с соседом. – Конечно, не против.

– Я заезжал к маме на работу и она рассказала, что случилось. Мне очень жаль, – сочувствовал парень. «Рассказала она, лучше бы помогла тогда», – подумала я.

– Я хотел извиниться, что не подошёл вчера. Не знаю, что на меня нашло. Я уже сбросил пар и успокоился, – замешкал сосед.

– Ничего, я понимаю. Ты, наверное, ожидал, что я заступлюсь. Прости меня, я такая трусиха.

– Нет, мужчина должен решать свои проблемы сам. Я сам творец своей судьбы! – обозначил Джим уверенным голосом.

– Ну хорошо, – усмехнулась я над забавной цитатой.

– Если нужно поговорить, я всегда готов, – предложил парень.

– Спасибо, Джим, спокойной ночи. – Мне показалось милым и необычным этот разговор.

– Спокойной ночи, Джоан.

Я повесила трубку, но телефон опять зазвонил.

– Да, Джим… – устало произнесла я.

– Скажи, мне уже начинать ревновать к этому неудачнику? – в трубке зазвучал любимый голос.

– Да, он только что звонил. Спросить про Мо, его мама интересуется, – соврала я, краснея с ног до головы.

– Ну ладно, – недоверчиво протянул парень. Я нервно закусила губу.

– Ты почему мне не рассказал про драку? – я решила пойти в контрнаступление.

– Не хотел портить тебе первое впечатление, – смеялся Джон. – Ну скажи, это же того стоило?

– А почему не сказал, что Молли к тебе жалась? – я крутила пальцами пружинистый телефонный провод.

– Мышка, ты чего? Никто ко мне не жался. Только тебе так можно, – взволновался Джон.

Я помолчала несколько секунд.

– Ладно, убедил, – согласилась я с его аргументами. Джон облегченно выдохнул.

– Как твоя работа? – я присела на пол, прижимаясь спиной к стене.

– Устал немного за эти дни, но в целом не жалуюсь, – ответил парень. На фоне что-то разбилось, и закричали дети. Видимо, его неугомонные братья опять что-то учудили.

– Джон, а можно я завтра принесу тебе обед? – неожиданно предложила я.

– Я буду счастлив, – после секундного молчания ответил Джон, в голосе слышна была улыбка. Детские визги были совсем близко. – Милая, мне пора. Люблю тебя.

– А я тебя люблю, – призналась я и повесила трубку

***

Утро началось не с кофе. Тётушка Нэталин застала меня в фартуке и обсыпала мукой на плохо освещенной кухне. Я открыла окна и активно махала полотенцем, стараясь избавиться от клубов черного дыма, обидно выходящих из духового шкафа как страшный джин.

– Мммм, что-то вкусненькое на завтрак! – посмеялась тётя, вытаскивая противень с угольками.

– Да, итальянская паста, – ответила я, указывая на слипшийся кусок макарон в кастрюле, больше напоминавший клубок червей.

– А там – великолепная шарлотка! – дым из духовки наконец, начал униматься.

– Мы горим? – поинтересовалась только что спустившаяся Кристин, потирая глазки, не слишком довольная таким пробуждением.

– Нет, это кулинарный шедевр! – хохотала тётя.

Я обреченно расплылась на стуле.

– Ну, что ты! Если хочешь научиться, я тебя научу, – утешила меня тётушка.

– Правда? – обрадовалась я.

– Конечно, давай всё приберём и начнём заново.

Мы оттерли несчастный противень, утилизировали все "шедевры кулинарии" и начали готовиться к обучению.

– Банана нет уже два дня, – заметила Кристин, грустно наблюдая за опустевшим лежаком. Она сидела на стуле и болтала ножками.

– Он и раньше пропадал, не стоит переживать, – успокоила её мама.

– Когда он придёт, мы устроим ему праздничный ужин? – предложила девочка.

– Я лично этим займусь, – смело вызвалась я.

– Ну нет! – отказалась малышка. Тётушка прыснула смехом.

– Да ладно, Кристин, давай ты меня сейчас будешь инструктировать, и воспитаешь из меня шеф-повара.

Девочка оживилась, но я уже через пять минут пожалела о своём предложении.

– Живей, Джоан! – хлопала в ладоши малышка и деловито расхаживала по кухне.

Я на скорость резала яблоки, пока Нэталин замешивала тесто.

Кристин взяла одну дольку и, недовольная результатом, вернула её на место.

– Там косточки, исправь! – велела она и пошла проверять безукоризненную работу тёти.

Мы справились до 10 утра. Я призналась, что понесу обед другу.

– Ну тогда сыпь корицу в виде сердечка, – предложила Нэталин. Я покраснела, но сделала именно так.

Мы быстро перекусили и наспех выпили по чашечке кофе из ненавистных мне фарфоровых чашек. Кристин опаздывала на занятия в школе, а тётушка собиралась к Минди, помогать с платьем.

Я всё упаковала и оставила под полотенцем. В запасе было ещё пару часиков, и я решила, что не мешало бы привести и себя в порядок. Готовить мне понравилось, но от старательности я вся вспотела, а кусочки теста застряли в волосах.

Я приняла душ, встряхнула волосы и взглянула в зеркало.

– Ты никогда не будешь сомневаться в себе! – обратилась я к своему отражению.

– А в особенности в Джоне, он тебя не предаст, – приказала я себе твёрдо.

Внизу послышались шаги, но домочадцы давно ушли. Я обернулась в полотенце и тихо вышла из комнаты.

– Кто здесь? – крикнула я с лестничного пролёта. Ответа не последовало. Я спустилась и, с опаской, начала открывать дверь кухни. Но вдруг она резко захлопнулась, с такой силой, что от звука слегка зазвенело в ушах. Я отпрыгнула назад, ошарашено оглядываясь.

– Тётя Нэталин, это ты? – слабым голоском спросила я. Ответа не было, а фантазия рисовала чудовище из подвала.

Я перебрала в голове разные варианты, но решила, что бежать из дома с визгом в одном полотенце глупо, а подниматься обратно страшно. Я набрала в грудь воздух и ворвалась на кухню, навалившись на дверь всей массой. Окно резко открылось, а створки с шумом начали колебаться туда-сюда. Я облегченно выдохнула: это всего лишь сквозняк. В подтверждение где-то наверху завыл ветер.

Совершенно успокоившись, я закрыла окно. Чтобы окончательно убедиться в своей безопасности, я выглянула в сад. Пели ничем не обеспокоенные птицы, жарило солнце. Я босиком перебралась в центр сада и огляделась.

– Банан? – закричала я в сторону кустов лаванды, надеясь увидеть его заспанную морду, но ничего не произошло.

Я пожала плечами и решила, что надо заканчивать. Но на подходе к дому что-то мощно ударилось об дверь подвала с внутренней стороны. Я съёжилась, мне хотелось подойти, проверить замок и выяснить всё раз и навсегда. Но лимит смелости был исчерпан, и я трусливо ретировалась в дом, закрыв все замки и проверив их работоспособность несколько раз.

Оставаться одной совсем не хотелось. Я спешно натянула белую юбку и рубашку горчичного цвета, заплела волосы в тугой хвост. Прокралась на кухню, схватила обед для Джона и выбежала из дома, стараясь не оглядываться.

«Вот же трусиха, там всего лишь енот, прорыл где-нибудь яму под домом», – успокаивала я себя.

***

Я без проблем миновала дом Джима. Насладилась звуками скрипки, вылетающими из окна преподавателя Кристин. Ускорила шаг, проходя мимо дома Минди, кашель её мамы угрожающе приближался. Вышла на пустую аллею, и через пару минут меня нагнал автомобиль. Знакомый красный Шевроле поравнялся со мной.

– Эй, крыса, куда спешишь?! – шепеляво крикнула Молли, неизменная свита мерзко засмеялась.

Минди не обманывала: сопернице и правда досталось. Судя по опухшей щеке и манере разговаривать, пострадали даже зубы. Из-под тёмных очков виднелся как минимум один фиолетовый синяк. Лицо было исцарапано, как после встречи с дикой кошкой.

– Что, твои заступницы вышли из строя? – смеялась Молли с подружками.

Я ускорила шаг. Автомобиль не отставал.

– Жирная так вообще не скоро встанет с койки! – кричала блондинка, и во мне что-то изменилось: вместо страха зарождалось совсем другое чувство.

– И передай психичке Минди, что я подарю ей её же волосы на свадьбу! – весело поддакивали пассажиры машины, хотя свадьбы и не будет!

Струна лопнула. Я резко встала, автомобиль проехал ещё метр и тоже остановился, я взяла с пыльной дороги камень и внезапно, даже для себя, подбежала к машине и выбила с силой боковое зеркало.

– Ты что творишь?! – закричала Молли.

– Это тебе подарок! Будет реальный повод съездить к Джону, – не узнала свой собственный ледяной голос, но хорошо услышала в нём маму. – Но только знай, что даже такая «крыса», как я, способна увести у тебя парня.

Я держала камень на изготове и смотрела на соперницу, даже через тёмные очки было видно, как она нервничала.

– Ты жалкая, Молли. Твоё время прошло, – с улыбкой наблюдала я за её перекосившимся лицом.

– Ты психопатка, – испуганно обозвалась девушка и поспешно нажала на газ.

***

Я с удовольствием наблюдала за удаляющимся автомобилем и вспоминала маму. Вот и доказательство, что я её дочь. Камень выпал из моих рук. Внутри меня вспыхнула гордость за свой поступок, и захотелось рассказать кому-нибудь об инциденте, похвастаться. Но я остановила себя в этих мыслях, ведь всю жизнь осуждала родную мать. А сейчас, когда проявился семейный «талант», я наполнялась положительными впечатлениями.

Так в рассуждениях и прошёл весь путь. Я очнулась только тогда, когда завидела автомастерскую и увидела знакомые фигуры. Джон курил, облокотившись на стену, и увлечённо разговаривал с Ларри.

– Привет, мышка! – Джон перехватил меня на подходе и поцеловал, слегка наклонившись. Сердце радостно забилось, как щенячий хвост при виде любимого хозяина.

– Ларри, познакомься, это моя любимая девушка Джоан.

– Да мы вроде знакомы, – Ларри слегка приподнял шляпу в знак приветствия. – Мисс Брэдли, племянница Нэталин, верно?

– Я хочу, чтобы ты понял, что именно она – моя девушка, – настаивал Джон, не желая повторения произошедшего.

– Ну хорошо, – недовольно произнёс Ларри. – Добрый день, Джоан, девушка Джона.

– Я вам обед принесла, – скромно оповестила я. Лицо Ларри просияло.

– Мисс Брэдли, не стоит дышать бензином. Джон, вытащи стол, – приказал Ларри, улыбаясь.

Джон исчез в дверях, а мы с Ларри остались вдвоем.

– Послушайте, мисс Брэдли, могу я рассчитывать на то, что наш разговор останется между нами? – спросил он, казалось, нервничая. Он то снимал, то одевал шляпу, не знал, куда деть руки.

– Конечно, – согласилась я.

– Ваша тётя… – продолжил Ларри. Я улыбнулась, поняв, о чем речь. – Нэталин, она, кажется, в разводе?

Джон, насвистывая, вынес стол и вернулся обратно за стульями.

– Да, в разводе и я поняла вас, Ларри, я всё узнаю. Никто и не поймёт, – успокоила я мужчину.

Мы наслаждались погодой и поедали вкуснейший пирог прямо перед мастерской. Ларри рассыпался в комплиментах, а Джон с завидным постоянством целовал меня, осыпая крошками с губ. Я призналась, что тётя помогала мне с готовкой и пообещала передать всё сказанное. Мужчина, как маленький мальчик, покраснел с ног до головы.

– Будет верхом неблагодарности отправлять мисс Брэдли пешком после такой замечательной трапезы, – объявил Ларри. – Джон, отвези свою девушку домой.

– Спасибо вам. Тётя Нэт будет рада узнать, что вы оценили её старания, – поблагодарила я и подмигнула мужчине в ковбойской шляпе.

***

Джон неторопливо вёл автомобиль.

– Я у тебя в долгу, маленькая кухарка, – улыбался сытый Джон.

– Еще в каком долгу? – согласилась я.

– Я и не подозревал, что у тебя столько талантов, помимо шикарной походки, – пошутил парень, беря меня за руку. Я засмеялась, вспомнив себя на каблуках.

Мы выехали на аллею, ласково светило солнце, и всё казалось в розовом свете. Мне совсем не хотелось отпускать Джона на работу.

– Слышно что-то про Мо? – спросила я, ведь весточек не было со вчерашнего дня.

– Она терроризирует всю больницу, требует свои булочки и колу, – рассказал Джон.

– Наверное, не легко было договориться с врачами, —саркастично заметила я. Джон стал серьёзным, а я снова уловила нотки маминой колкости в своём голосе.

– Этот вопрос решил Марк, – сухо ответил парень, но руку не убрал.

– Прости, – раскаялась я.

– Не извиняйся. Посмотрим, как я себя поведу, если снова узнаю, что ты развлекаешься с соседом, – пригрозил Джон.

Значит, Марк всё-таки видел нас тогда. Я хотела что-то ответить, но Джон резко остановился.

– Посиди, – приказал парень и вышел из автомобиля.

Я посмотрела на дорогу и закрыла рот от ужаса. Весь в пыли и грязи лежал знакомый силуэт.

«Банан!» – пронеслась мысль, и я выскочила из машины. Джон остановил меня жестом и склонился над телом. В груди затеплилась надежда, что это какая-то другая собака с похожим окрасом. Пусть это будет кто угодно, но не мой милый, добрый Банан. Я отвернулась, еле сдерживая слёзы.

Джон вернулся ко мне и крепко обнял. Земля ушла из-под ног. Я всё поняла и разразилась рыданиями в пропахшую бензином рубашку. Это всё-таки он, наш славный Бананчик. Его тело больше не дышит. Я больше не увижу его преданный взгляд. Банан никогда больше не попросит косточку, не гавкнет гулко и не завалится в кусты после сытного обеда. Он лежит сейчас на дороге, весь в грязи, пыли и крови, и не дышит…

– Тшш, – приговаривал Джон, укачивая меня. – Садись в машину, милая.

Я покорно села на место.

«Ну что, Джоан, собаку убила?» – внутренний самоед лениво вылез из берлоги. «Я не убивала, я лишь крикнула на него…» – оправдывалась я, заливаясь слезами. Голос многозначительно молчал.

Джон открыл багажник, взял плед и аккуратно накрыл несчастное животное. «Это всё Молли», – зародилась мысль. Я ненавидела убийцу и проклинала себя за провокацию. Фантазия рисовала гневное лицо девушки, несущейся на полном ходу красным Шевроле, испуганные глаза собаки и удар. Джон положил бездыханное тельце в багажник и сел за руль, закурив.

– Это Молли, – сообщила я парню свои догадки.

Джон отрицательно покачал головой.

– Я знаю, что это Молли его сбила, – настаивала я.

– Пожалуйста, Джоан, – остановил меня парень, затягиваясь.

Дальше мы ехали молча. Я рыдала, Джон был серьёзен и погружён в свои мысли. Перед глазами мелькали последние минуты любимца семьи. Я представляла, как он делает свой последний вздох, как напрягаются его мышцы в предсмертных судорогах, как стекленеют его глаза. И представляла мерзкий смех Молли, руки сжались в кулаки.

Джон припарковал автомобиль и обеспокоено посмотрел на меня. В доме раздавался детский смех.

– Милая, ты сможешь посидеть? – спросил Джон.

Я утвердительно кивнула, утирая слёзы.

Я наблюдала, как Джон подошёл к двери и нажал на дверной звонок. Он чесал затылок в поисках нужных слов. Через минуту вышла улыбающаяся тётушка. Похоже, она совсем недавно вернулась от Минди и сразу принялась готовить обед: в руках было кухонное полотенце, а на животе наспех повязан фартук. Я не слышала их разговор, но видела, как за секунду лицо Нэталин меняется – улыбка спадает, тётя хватается за сердце и впадает в оцепенение.

Я вышла из машины, но не решилась подойти. Они несколько минут обсуждали что-то, тётя нервничала: то дёргала ручку двери, то отступала. Она наверняка не могла определиться, что делать с Кристин. Но всё же, после минутного молчания, зашла в дом. Джон вернулся.

– Твоя тётя решила сказать правду дочке, – сообщил он и закурил сигарету.

Я понимающее кивнула и уткнулась в плечо парня.

– Так бывает, милая. Не плачь. Не пугай ребёнка, – наставлял он, поглаживая меня по плечу.

Я собралась с мыслями и решила стойко пережить утрату. Из дома со всех ног выбежала Кристин. Джон подхватил её на руки, не давая приблизиться к машине.

– Банан! Пусть он очнётся, мама! – кричала девочка, била парня руками по широкой спине.

Я поджала губы, стараясь не разрыдаться.

– Джоан, пусть он оживёт! Пожалуйста! Банан! – умоляла меня малышка. Я лишь развела руками, не в силах ничего сказать.

Кристин кричала до хрипоты ещё какое-то время, а потом, уже без сил, вся красная от слёз, повисла на Джоне, всхлипывая. В багажнике старого Доджа лежал её верный друг. Мы зашли в дом, полный горя. Тётя Нэталин сидела бледная на кухне. Джон передал дочку её маме, и Нэталин успокаивающе гладила Кристин по голове, приговаривая что-то. Я была уверена, что тётя найдёт нужные слова и ослабит боль первой утраты в жизни ребёнка.

Я вспомнила, как тётушка успокаивала меня, несмотря на то, что ей самой нужна была помощь. Вспомнила белые стены больницы и нервную, злую мать, отрешенного отца и заботливую Нэталин. Семилетняя я рыдала одна на стуле возле палаты, ненавидела всех вокруг, особенно любимую, умирающую бабушку за то, что она оставляет меня одну. Мне казалось, что у неё есть выбор. Ей просто, как и мне, осточертело жить в такой семье, и она нашла выход. Она бросила меня, ей надоело заступаться за меня перед родителями, надоело пить лекарства, лежать, не вставая, и она уходит навсегда. Рыдания переходили в истерику, а из истерики в ступор. Тогда я услышала шёпот своего внутреннего судьи: «Это всё ты. Её сердце не сломалось бы, если бы ей не приходилось за тебя заступаться». Но Нэталин прогнала этот голос. Она села рядом и начала говорить о том, что так бывает: люди уходят независимо от наших желаний, что её мама – моя бабушка, прожила хорошую жизнь и теперь будет смотреть на нас сверху, без боли. Банально, но должен быть кто-то, кто это скажет.

Вот и сейчас Нэталин нашёптывает подобные слова своей дочке. Девочка заметно успокаивается и расслабляется у неё на коленях.

Мы с Джоном вышли в солнечный сад, где весело чирикали ни о чём неподозревающие птицы, а цветы хвастались своими яркими бутонами, беззаботно зеленела трава. Всё это казалось неуместным, и хотелось крикнуть: «Прекратите, вашего друга больше нет!» Я вспомнила, как старый пёс с упоением нюхал маргаритки, а потом смешно чихал, закрывая нос лапой.

– Где лопата, Джоан? – вырвал меня из мыслей жестокий вопрос.

Я попыталась вспомнить, видела ли я вообще здесь инструменты. Пока я думала, Джон подошёл к подвалу. Мне хотелось одёрнуть его, сказать, что там чудовища и призраки, не стоит туда идти. Но я лишь сжалась, представляя, как глупо буду выглядеть.

– Я спрошу у тёти, – предложила я и быстро зашагала в сторону дома.

– Не надо, замок спилен, – ответил он, срывая заржавевший кусок металла с двери и открывая створки дурно пахнущего подвала. Затхлый, гнилой смрад ударил в нос, заставляя морщиться. Джон закрыл лицо майкой и смело шагнул в темноту.

– Джон, пожалуйста, не ходи туда! – умоляла я. Но фигура парня упрямо спускалась в темноту. – Это опасно! Вернись!

Но Джон ничего не ответил, лишь попросил успокоиться жестом. Когда парень окончательно скрылся в подземелье, я обратилась в слух и старалась не моргать, глядя в темноту. Я умоляла про себя: «Ну, выйди уже оттуда», «Скорее, пожалуйста». Но Джон всё не выходил. Казалось, прошло не меньше десяти минут.

– Джон? – позвала я. Тишина.

Я прислушалась; мне показалось, что прямо под лестницей кто-то тяжело дышит. Вдруг воздух прорезал громкий удар. Я, не разбирая дороги, ринулась вниз. Ступенька подо мной хрустнула и надломилась. Я успела лишь развести руки, но Джон не дал мне упасть: он схватил меня одной рукой за талию, а второй держал старую лопату.

– Там целые катакомбы! – рассказал Джон, когда мы выкарабкались из зловещего подвала.

– Туда не заходили много лет. Ты мог пораниться! – критиковала я его поступок.

– Во-первых, замок спилен, кто-то туда спускался, и не раз. – Парень ходил по саду и искал место для могилы. – А во-вторых, в неприятности попадаешь у нас ты, а я спасаю.

– Вот там, – я показала место возле любимых кустов погибшего друга. Сердце сжалось; с подземным приключением удалось забыть на несколько минут о произошедшем горе.

– Джоан, сходи позвони Марку, пусть привезёт новый замок, – попросил парень, вонзая лопату в землю. – Мне не нравится, что здесь кто-то шастает.

***

Я вернулась в дом. Нэталин и Кристин на кухне уже не было. Я взяла трубку и, с трудом вспоминая, набрала цифры.

– Алло, – прозвучал холодный, женский голос.

– Добрый день, миссис Гранд, – поздоровалась я.

– О, Джоан, здравствуй, моя дорогая. Как твои дела? Ты давно не звонила и не заходила, – высокий голос женщины уже не был полон высокомерия, она благоговела перед моими родителями, мечтая заполучить меня в невестки.

– Миссис Гранд, могу я услышать Марка? – мне совершенно не хотелось говорить, а тем более стараться произвести приятное впечатление. Однако так устроен мир: чем меньше мы стараемся, тем больше нас любят.

– Конечно-конечно, дорогая. Такая же деловая, как папа, – залебезила миссис Гранд.

Прошло несколько минут, прежде чем я услышала голос Марка.

– Привет. Банан умер, кто-то ходит к нам в подвал. Привези, пожалуйста, новый замок, – выпалила я.

– Хорошо, – с некоторой заминкой ответил собеседник. – Сейчас буду.

Почти нетронутый заварник чая стоял на кухонной тумбе. В воздухе витал запах мяты и мелисы. Я налила себе успокаивающий напиток. С ненавистной фарфоровой чашки пустыми глазами смотрела выцветшая кукла. Я сразу подумала о мёртвых глазах славного Банана, чья задавленная тушка лежала в багажнике машины. Слёзы прыснули, но я успокоила поток несколькими глубокими вздохами.

В широкое окно кухни хорошо было видно весь сад. Джон ловко орудовал лопатой. Из маленького проказливого мальчика вырос заботливый, смелый и сильный мужчина. Я не могла представить, что бы делала без него, окажись я на дороге одна. Мне было непонятно, почему такой уверенный в себе лидер выбрал такую закомплексованную тихоню. Я хотела подбежать, отобрать у него лопату, обнять и сказать «спасибо». Размышляя, я осознавала, что не достойна каждого своего друга. Они не оценивали меня, а всегда были рядом. Наверное, так должно быть в семье, но я была благодарна за таких друзей.

– Джоан, я приехал, – тихим голосом, стараясь не пугать, оповестил меня Марк. Я всё же вздрогнула от неожиданности. – Извини, что не позвонил в дверь, не хотел беспокоить Кристин.

В проёме стоял высокий блондин в куртке футбольного клуба.

– Мне очень жаль, – произнёс Марк и опустил взгляд. – Пёс был славным.

Слово «был» отозвалось болью в сердце.

– Спасибо, – старалась я не разрыдаться и тоже опустила глаза.

Марк, успокаивающе похлопав по плечу, вышел в сад заниматься замком.

Раздался дверной звонок. Я услышала шевеление на верхнем этаже и поспешила открыть. На пороге стояли мои менее прагматичные друзья: Минди в тёмных очках и огромный запыхавшийся Бо. Я жестом пригласила компанию войти.

Кристин, услышав гостей, неслась во весь опор нервно всхлипывая.

– Банан умер, он улетел на небо, я его никогда не увижу! – кричала девочка, обнимая своего гигантского друга. Бо гладил маленькую голову Кристин огромными руками, не зная, что сказать. Но за это время Минди всегда знала, что сказать.

– Малышка, а ты уже знаешь про рай для собак? – спросила блондинка, опускаясь на колени. Девочка отрицательно покачала головой, не отнимая рук от Бо.

– Ты знаешь, сколько вкусных косточек в день теперь полагается твоему Банану? – продолжала интриговать Минди.

– Расскажи, – потребовала Кристин, вытирая слёзы.

– Пойдём вымоемся, и я тебе всё расскажу, – предложила Минди.

Кристин послушно взяла её за руку, неохотно отпуская Бо, и поднялись наверх. Я в очередной раз, подумала, какой замечательной мамой будет Минди.

Я предложила доброму громиле выпить чай. Бо сильно сопереживал всем нам, его доброе сердце давно приняло всех и сочувствовало каждому. Я вспомнила маленького мальчика в смешной шляпе, который плакал над раздавленной случайно бабочкой. И сейчас взрослый гигант всхлипнул при виде разрытой могилки за окном.

– Как Мо, себя чувствует? – попыталась отвлечь я друга от тёмных мыслей.

– Хорошо, она просит булочек. Врачи сказали не приносить их. Я не приношу, – большой парень тяжело формулировал слова, предпочитая обычно молчать.

– Когда можно будет её навестить? – я жалела парня, без сестры он казался абсолютно потерянным. Бо уже не мял шляпу, а просто прижимал её к груди, как дети прижимают любимую игрушку.

– Врачи сказали, никаких гостей, только родственники, – с горечью произнёс Бо.

Через 20 минут спустилась Кристин и заявила, что готова к похоронам. Вечером, под закат солнца, Марк и Джон опустили собачий трупик, завёрнутый в плед, в могилу.

Кристин и Бо тихо рыдали в обнимку. Тётушка Нэталин попросила принести стул, не в силах держаться на ногах.

– Мы прощаемся сегодня с Бананом, – начала Минди похоронную речь. – Это был не просто пёс. Банан был другом и членом семьи. Он прожил долгую и счастливую жизнь, обрёл настоящих друзей, погрыз немало костей и ботинок. Банан будет жить у каждого из нас в сердце, и мы все будем вспоминать его добрые умные глаза, хриплый лай и мокрый нос.

Минди первой бросила горстку земли на плед, и все остальные последовали её примеру. Джон принялся закапывать могилу. Когда солнце окончательно опустилось, в саду возле кустов лаванды образовался небольшой холмик с собачьими игрушками и большой костью на вершине.

Тётушка Нэталин увела Кристин в кровать, а мы вышли прощаться с другой стороны дома.

– Это Молли, – завелась я вновь, обращаясь к друзьям. Глаза Минди округлились.

– Перестань уже, – Джон грубо отмёл эту идею и закурил.

– Почему ты так решила, Джоан? – беспристрастно спросил Марк.

– Мы с ней повздорили сегодня, я сильно ей нагрубила. Что ей стоило сбить Банана на своём авто?

– Вот же дрянь, – выругалась Минди.

– Стоп! – остановил всех Джон. – Хватит молоть чепуху!

– Это звучит правдоподобно, – согласилась Минди.

– Ты уверена в том, что это не она? – спросил Марк Джона.

– Да, – коротко ответил парень и закурил ещё одну.

Марк кивнул в знак согласия с Джоном. Бо молча мял шляпу, не решаясь принять чью-либо сторону.

– Да почему ты её защищаешь? – разозлилась я и выдернула сигарету из рук Джона. Испуганно отступила, не узнав саму себя.

– Садись, Бо, я тебя увезу, – резко ответил Джон.

– Пока, Джоан, – попрощался гигант, и они вместе ушли к старому Доджу.

Я готова была разрыдаться, смотря за удаляющимися фигурами.

– Ну перестань, – Минди обняла меня за плечи. – Всё будет хорошо.

– Хочешь, мы ещё останемся? – неожиданно предложил Марк.

– Да, хочешь? – согласилась Минди.

Я отрицательно закачала головой, стараясь не разрыдаться от недавней обиды.

– Я в порядке, просто нужно поспать, – попыталась успокоить я друзей.

Минди обняла на прощанье и нерешительно села в машину. Автомобиль скрылся за поворотом.

Стоя на деревянных ступеньках, я вдруг почувствовала гложущее одиночество, перемешанное с ревностью и болью утраты. Как он смеет защищать эту Молли? Почему так яро отстаивает её?

Из-за поворота на высокой скорости вылетел старый Додж. Джон вернулся, вышел из автомобиля и через пару секунд уже был возле меня.

– Милая, я понимаю, ты расстроена. Не думай ничего плохого, ладно? – парень подтянул меня к себе и поцеловал. – Я люблю тебя и только тебя. Просто верь мне.

Я растаяла в его объятьях.

– Веришь? – спросил Джон.

Я рассеяно кивнула.

– Иди в дом, ладно? Не нужно сидеть на улице, – парень заботливо втолкнул меня внутрь и закрыл за мной дверь.

Через минуту я услышала звук удаляющегося автомобиля. Чай подействовал, и как только я уложила уставшее тело в кровать, сразу уснула.

Глава 9 Шанс на искупление

Я проснулась и несколько секунд пребывала в забытье, но вскоре, как приливная волна, накатило осознание. Бедный, добрый пёс зарыт у нас в саду.

Я лениво встала и поплелась в душ. Меня не беспокоило моё душевное состояние; я даже сочла себя жестокой и недостаточно наказанной, появился стыд за то, что сегодня чувствую себя лучше. Больше беспокоила всхлипывающая всю ночь Кристин и неестественная бледность тёти. Тёплые струи облегчали чувство трагедии, но не могли справиться с неприятной тяжестью на сердце.

Одежду выбирать совсем не хотелось, но яркие цвета были неуместны. Я натянула джинсы с высокой талией и чёрную майку. Смотрелось скучно и слегка нелепо, но именно так было надо.

На кухне стояла тётя Нэталин и тоскливо смотрела в окно. Пухлые блинчики, классический шоколадный торт и различные салаты украшали стол. Тётя не могла уснуть; с самого рассвета она снимала стресс готовкой. Не хватало бигля; Банан обычно сидел у ног и, не теряя достоинства, слегка поскуливал, выпрашивая лакомства. Я составила компанию Нэталин и грустно уставилась на холмик возле кустов лаванды.

– Знаешь, Банан пришёл ко мне сам, когда муж выгнал из дома, и я рыдала с чемоданами, сидя на тротуаре, – рассказывала Нэталин, не отрывая взгляда от могилки. – Он был такой же бездомный, как и я. И мы вместе выкарабкивались.

Тётя всхлипнула, и я обняла её за плечи.

– Почему ты назвала его Бананом? – меня всегда интересовал этот вопрос, пёс любил поесть фруктов, но предпочитал всё же мясо.

– У меня ничего не было в тот день, и мы съели банан на двоих, – рассказала о происхождении клички Нэталин.

Мне стало жалко тётю; она тихо убивалась по любимцу и страдала гораздо больше, чем я могла представить.

– Тётушка, можно тебя попросить? – спросила я жалостливым голосом.

– Конечно.

– Отнеси обед Джону, пожалуйста. Я очень плохо себя чувствую, – я присела на стул, имитируя головокружение.

– Что такое, может врача? – обеспокоилась тётя, отрывая наконец взгляд.

– Не стоит, просто Джон рассчитывает. А он столько помогал… – я сделала жалостливое лицо. – Я могу попросить кого-нибудь из друзей, но у всех сейчас свои дела.

– Не надо, и Кристин стоит прогуляться, и купить кое-что нужное, – согласилась Нэталин и пошла собираться. Я встала, забыв о своей «болезни», и начала упаковывать обед. Ларри отвлечёт тётушку, а Кристин вдоволь повеселится.

Я была довольна своим планом. Пришлось постараться заставить тётушку накрасить губы и одеть что-нибудь привлекательное.

– Ну на улице жара, как ты пойдёшь в чёрном? – я сидела на широкой кровати Нэталин и перебирала наряды. В итоге мы остановились на лёгком платье синего цвета, хорошенькой соломенной шляпке и славной белой сумочке.

– Ну я же не на бал иду в самом деле, – возмущалась Нэталин.

Кристин присоединилась к нам; хоть и грустно, она с интересом наблюдала за подготовкой своей мамы.

– Ну ты же идёшь в город; почему бы и не покрасоваться? – напомнила я.

– Всё, хватит, я упыхалась переодеваться – запротестовала Нэталин и шлёпнулась на кровать.

– Хорошо, хорошо. Только губы накрась и всё. Мы столько сил потратили, давай, последний штрих, – уговаривала я тётю. Тётушка, ругаясь, наспех нарисовала алые губы и быстро вышла из комнаты, опасаясь новых корректировок.

Я проводила домочадцев и, пройдя мимо сада, быстрыми шагами устроилась на привычном месте возле изгороди, расстелив плед. Рисовать не хотелось; я пила утренний кофе, поглощая запас фирменных сэндвичей и слушала шелест деревьев.

Из дома Миллеров зашагал Джим. Я отметила про себя, что его походка действительно стала увереннее, а осанка прямее. Он даже одет был по-другому: джинсы и тёмная помятая рубашка на белую майку. Ничего общего с идеально отглаженными брюками и примерным видом старого Джима.

– Привет, Джоан, что у вас произошло? – спросил парень, присаживаясь ко мне.

– Привет, Банан умер… Его сбила стерва Молли, но никто мне не верит.

– Сочувствую. А почему ты думаешь, что она?

– Ну, потому что мы с ней повздорили. Я впервые в жизни дала отпор, и вот результат, – я повторила вчерашний диалог.

– Я тебе верю, – сказал Джим, произнося заветные слова, которые я так хотела услышать, тем самым открыв фонтан откровений.

Мы говорили и говорили; вернее, без умолку болтала я. Признания лились на соседа, а Джим всё внимательно слушал. Я поплакала у него на груди, вспоминая Банана. Честно рассказала про Джона, про наше первое свидание и свои чувства. Я рассказывала про Минди и Марка. Про бедную Мо и глупых врачей, которые не могут определить точный диагноз. Про то, как страдает её брат Бо, про подвалы и странное поведение Джона. Вместе обсуждали красавицу Молли, находя и раздувая её недостатки. Я болтала без умолку, Джим слушал, заедая остатками завтрака.

– И я не могу понять, кто лазил к нам в подвал.

– Спроси у своей тёти. Может, он и был спилен, а твой друг всё драматизирует, – посоветовал Джим.

– Я так много болтаю, боже, сколько времени прошло! – я случайно взглянула на часы и с ужасом обнаружила, что стрелка показывает четыре. На душе стало намного легче; груз свалился после такого долгого разговора.

– Прости, я не хотела тебя так задерживать, – извинилась я, поднимаясь.

– Ничего, я же сказал, я всегда в твоём распоряжении, – Джим помог мне собрать плед. Я обняла его на прощание и пошла в сторону дома.

На кухне трезвонил телефон. Я услышала его ещё в саду и испугалась, сколько звонков могла пропустить.

– Алло! – я сорвала трубку и прижала к уху, слегка запыхавшись, ведь мне пришлось немного пробежаться по саду.

– Алло, ты в порядке? Я уже собирался ехать к тебе. Как голова? – услышала я обеспокоенный голос Джона.

Я испугалась, представив, как Джон застаёт нас с Джимом. А ещё хуже, как он стоит у калитки и слушает мой рассказ о нашем первом поцелуе. Руки похолодели от ужаса.

– Всё хорошо, я просто задремала, – на автомате соврала я.

– Хорошую ты устроила отличную засаду, Джоан. Ларри чуть под землю не провалился, – смеялся парень. – Он обхаживал Нэталин как мог, а мы с Кристин ходили смеяться в лавку Томаса.

Я улыбнулась, представив картину.

– Тогда я «поболею» ещё и завтра, – предложила я.

– Тогда я приеду тебя навестить, – обещал таинственным голосом Джон.

Мы посмеялись, и он сказал, что Ларри увёз Нэталин и Кристин к Минди. И что с Мо всё хорошо; Марк поделился секретом: Мо лежит там больше с целью нормализовать питание.

– Почему же нам не дают её навестить?

– Думаю, чтобы не таскали ей сладости, – объяснил Джон.

– С ней точно всё хорошо? – я всё ещё сомневалась; Джон вёл себя вчера странно, и казалось, что он что-то скрывает.

– Не переживай, мы её навестим через несколько дней. Мне пора работать. Я люблю тебя, – попрощался Джон.

Довольная улыбка расплылась по моему лицу. Мне всё ещё не привычно было слышать такие признания.

– И я тебя, – я положила трубку и прижалась лбом к стене, стараясь унять мимолётную радость.

***

Последующие дни проходили всё так же, следуя правилам, я решила проболеть положенную неделю. Тётушка, велела измерять температуру. Я не нашла ничего лучше, чем опустить градусник в чашку горячего чая. Тётушка ахнула и чуть не вызвала врача. Потребовалось время уговорить её покинуть меня на часик.

Вечером явился Джон и спешно передал букет полевых цветов с пожеланиями «Скорейшего выздоровления». Мои актёрские таланты были настолько хороши, что Нэталин запретила друзьям со мной общаться. Она переживала, как бы не заразить будущую невесту и жениха, работника месяца Джона, и особенно пеклась о Бо, который каждый день навещал сестру в больнице. Так что я осталась без живого общения с друзьями, но утешала себя тем, что это на великое благо, и у Кристин может появиться папа.

Единственным, с кем я очно болтала, был сосед. Мы действительно подружились, и мне казалось, что я выложила ему о себе всё. Я воспользовалась его советом и разузнала больше о подвале, хотя не узнала ничего нового. Тётушка не подходила к нему много лет и явно припоминала, что замок действительно мог быть спилен. Это немного успокоило меня.