Клинок Возрождения

Глава 1

Я явилась в мир иной.

В Королевстве Ветра, где сам воздух – это не просто шёпот заклинаний, а симфония магических голосов, где каждый порыв ветра несёт на себе пыльцу чар и отзвуки древних пророчеств, где даже камни мостовых, кажется, шепчут забытые заклинания под стопами прохожих, судьба начертала для меня путь, отличный от других. Пока мои ровесники, словно юные деревца, тянулись к солнцу магии, я ощущала себя чужой в этом мире. Мои родители, простые маги, чьи дни были наполнены будничным волшебством уютной рутины, не могли постичь моей сути. Их скромная лавка с домашней выпечкой и волшебными снадобьями служила тихой пристанью для местных жителей, источая ароматы свежеиспечённого хлеба с корицей и едва уловимые нотки колдовских трав. Дом наш, хоть и уютный в своей простоте – стены из потемневшего дерева, утварью, хранящей тепло прикосновений многих поколений, – был лишён того искрящегося волшебства, что словно невидимая аура наполняла сердца других. Мы жили подобно многим семьям Королевства Ветра: мать, с руками, всегда посыпанными мукой и искорками магии, случайно вырывающимися из-под кончиков пальцев, выпекала колдовские пироги, а отец, внимательно склонившись над котлом, где булькали и шипели диковинные зелья, колдовал над снадобьями, а я… я была лишь безмолвным наблюдателем этого мира чародейства, стоя у окна и глядя, как магические искры кружатся в воздухе ночи. Но интуиция – этот тихий голос души, звучащий едва слышно, как шёпот ветра в кронах деревьев, шептала мне об иной правде. Вглядываясь в лица сверстников, так непринуждённо творящих волшебство, в их глаза, сияющие от избытка магической силы, в их жесты, лёгкие и уверенные, я видела лишь собственное отражение – иное, отличное, словно осколок зеркала, не просто выбившийся из целого полотна, а выброшенный в пыль, покрытый трещинами времени и забвения. «Отверженные»… Это клеймо преследовал меня, вынуждая прятаться в тени страха, боясь нарушить негласную тишину.

Мучительный вопрос терзал душу: есть ли ещё такие, как я, за пределами этого мрака неприкаянности, за чертой, отделяющей свет магии от бездны моего собственного… ничего? Но невидимые оковы страха, холодные и липкие, сковывали уста, обрекая на молчание и навеки замуровывая меня в темнице одиночества.

Родители мои грезили о дочери, и когда свершилось чудо – появилась я, их мир, казалось, озарился новым ослепительным рассветом, раскрасив всё вокруг в нежнейшие тона. Любовь их ко мне была безграничной, словно океан, всеобъемлющей, порой даже трепетно чрезмерный. Пусть детство моё и отступает в туманную даль прошлого, но осколки тёплых воспоминаний мерцают в сердце до сих пор. Иногда в памяти всплывают картины: родители, не отходившие от моей колыбели ни на шаг, бесконечные игры, полные звонкого смеха и беззаботной детской радости, материнский голос, льющийся сладостной тихой рекой колыбельной песни каждую ночь перед сном, унося меня в волшебные сны о далёких странах и сказочных существах. И даже сейчас, кажется, ощущаю то тепло, когда, притворившись спящей, я ждала, пока мать погасит пламя свечи, стоя́щей у кроватки, коснётся моего лба в прощальном поцелуе и шепнёт слова, полные нежности и заботы, звучащие так трепетно и воздушно: «Я люблю тебя, мой ветерочек», перед тем, как раствориться в бархатном полумраке ночи, оставляя в комнате лишь лёгкий аромат лаванды и призрачный свет луны.

Любовь отца была иной – не столь эмоционально излившейся, но не менее глубокой в своей молчаливой сути. Он окружал меня особой заботой, не навязчивой, но постоянной, будто оберегая хрупкое сокровище. Когда детский плач, звонкий и безутешный, оглашал дом, именно отец брал меня на руки, с силой, но в то же время невероятной нежностью, усаживал на колено, и его большая ладонь, нежно гладила мои волосы. Я до сих пор помню контраст: его руки, кажущиеся с виду грубыми и большими, покрытые сетью тонких морщинок, под прикосновением любви становились невероятно мягкими и тёплыми. Под этим теплом тревога исчезала мгновенно, слёзы высыхали, и я, успокоившись, целовала отца в грубую, но любимую щеку, спрыгивала с колен и тянула его за руку в мир детских игр, где время текло незаметно, а волшебство было реальностью. Всё окутывало меня теплом и светом безмятежности, пока не наступил мой шестой день рождения, подобный черте на песке времени, день, когда солнце моего детства начало скрываться за горизонтом судьбы, оставляя за собой лишь длинные тени грядущих испытаний.

В мире, где само дыхание пронизано магией, где колдовство – не диковинка, а основа мироздания, я оказалась чужеродным элементом. Шесть оборотов солнца, шесть зимних лун – черта, которую судьба, по всей видимости, нарочно воздвигла передо мной, непреодолимую и мрачную. Это был рубеж, за которым для каждого ребёнка расцветал внутренний огонь, пусть слабым мерцанием, едва заметной искоркой, но магическая искра должна была проявиться. В моей же груди вместо пылающего сердца мага зияла пустота, поглощающая свет надежды.

Мои родители, чьё сияние омрачил нежданный месяц, поначалу полные радужных грёз, с каждым бесплодным днём погружались в сумрак разочарования. В их глазах, когда несбыточность чуда стала горькой очевидностью, я читала немой укор, отражение собственной беспомощности. Отец, обычно непоколебимый, не выдержав тяжести наступившей тишины, как буря, вырвался из дома, хлопнув дверью так, что стёкла в окнах содрогнулись. В последний миг, перед тем как отец исчез за порогом, я увидела в его глазах не гнев, не презрение, а такое безысходное отчаяние, такую густую печаль, что сердце моё, ещё детское и беззащитное, разорвалось на мириады осколков острой боли.

Я не понимала, не могла осмыслить причин их страданий. Разве я перестала быть их дочерью? Разве девочка, которую они ещё вчера баловали и любили, превратилась в кого-то другого из-за отсутствия магического дара? Холодное ощущение собственной ненужности, словно зимний мороз, проникло в каждую клеточку моего существа, окутало меня с головой тяжёлым покрывалом безысходности. Я ощутила себя призраком в собственном доме, лишней тенью в свете магического величия.

В наших землях, отсутствие дара – не просто личная трагедия, но клеймо, выжигающее имя рода калёным железом позора на скрижалях вечности. В глазах общества ты становишься изгоем, осквернённым, словно тебя вываляли в сточных нечистотах, бросили в зловонную темницу, где сырость и мрак навеки лишают тебя права на свет и чистоту. Именно такая густая тень позора пала на наш дом. Но мои родители не дрогнули, не склонились под бременем общественного презрения. Они выстояли, гордо подняв головы навстречу злобным шёпотом и испепеляющим взглядам жителей Королевства, когда весть о бездарном ребёнке разнеслась по нему. В этой ситуации единственным спасением, единственным щитом от ненависти толпы стало добровольное изгнание из общества, полный разрыв связей, словно обрезание корней, питавших нашу семью.

Долгие годы тянулись после дня откровения моей магической непригодности. Это было время невыносимой скорби, дни, сотканные из слёз и отчаяния, ночи, полные кошмаров и бессонницы. Я плакала почти беззвучно, словно раненая птица, забившись в угол, роняя горькие слёзы, обжигающие кожу. Ела как призрак, едва касаясь пищи, и училась с потухшим взором, не в силах проникнуть в книги, когда собственная судьба казалась бессмысленной и мрачной. Но родители всегда были рядом, стараясь согреть меня теплом своей любви, поддержать мою слабую волю, хотя я остро чувствовала, что их собственная боль ничуть не легче моей. Они несут это бремя вместе со мной.

Прошло около десяти долгих лет. И чудо, подобное первому лучу солнца, пробившемуся сквозь густые тучи отчаяния, забрезжило на горизонте. Медленно с годами магическое общество стало отпускать нашу историю. К родителям вернулось прежнее уважение, а их скромная лавка вновь распахнула двери для жителей Королевства, став любимым местом, где можно укрыться от суеты и невзгод, насладиться теплом и уютом. Казалось бы, время залечило раны и всё вернулось к началу. Но глубоко внутри, в самых потаённых уголках моей души, я ощущала, что шрам от прошлого так и остался, напоминая о пережитом. И всё же, сквозь дымку воспоминаний пробивалось чувство благодарности. Я была безмерно признательна родителям за их безграничную любовь, за их непоколебимую веру в меня, за их готовность разделить мой позор и страдание, и благодарна другим магам, за их великодушие, за то, что, в конце концов, смилостивились, дали мне шанс на новую жизнь, шанс на искупление, на возможность забыть тяжёлое бремя прошлого и вдохнуть полной грудью свежий воздух настоящего.

В этом безбрежном мироздании, где нити времени сплетаются в бесконечную пряжу, мне отпущено лишь ничтожное мгновение, хрупкая искра, гаснущая в бездонном мраке. В нашем мире, где само понятие жизни простирается до необозримой вечности, где дни и ночи сливаются в непрерывный хоровод, я – нежеланная гостья, заблудившаяся на великолепном пиру бессмертных. Вокруг меня величественные маги, избранные дети вечности, чьи столетия жизни – лишь мимолётный миг в бескрайней летописи, чьи тела не знают ни малейшей усталости, чьи лица неподвластны тлению времени. Всё это дар магии, незримая река, струящаяся в их нетленных жилах, дарующая им неувядающую молодость и абсолютную вечность.

Окружённая бессмертными, я чувствую себя беззащитной песчинкой, затерянной на огромном берегу вечности, которую вот-вот накроет неумолимая волна времени и унесёт в бездонную пучину забвения. Моя душа изнывает от жажды бесконечного существования, стремится раствориться в вечном потоке времени, но магия, щедро одарившая бессмертием избранных, злая насмешница, отвернулась от меня, лишив меня священного дара. Эта вопиющая несправедливость заставляет меня судорожно сжимать кулаки от бессильного гнева, от невыносимой боли перед лицом неотвратимой обречённости. Я восстаю против жестокой судьбы, против равнодушного мироздания, но мой протест – лишь слабый шёпот в вечном урагане, лишь бледная тень, исчезающая в лучах бессмертного солнца.

Тринадцать долгих лет пролегло с того дня, когда привычный мир опрокинулся для меня в бездну. Сейчас я стою на пороге новой жизни, заканчивая последний год обучения в стенах Академии магии. С тех пор бесчисленные ветры перемен пронеслись над моей судьбой. Душевные раны давно зарубцевались, утихнув ноющей болью, но глубокие, неизгладимые отметины всё ещё зримо отпечатаны в самом сердце.

Я смирилась с участью, приняла своё отличие как врождённый недостаток. Но глубинный голод по магии не утолим. В сердце по-прежнему пульсирует неистребимое желание раствориться в обществе магов, слиться с их потоком, обрести неведомую гармонию. Я страстно жажду ощутить всепоглощающее могущество, испытать непоколебимую самоуверенность, избавиться от унизительной боязни осуждающих взглядов. Кровью сердца готова заплатить за один лишь миг истинного единения с магией, за прикосновение к сокровенной силе, что незримым вихрем клубится в жилах властителей стихий.

Магия стала моей роковой одержимостью, всепожирающей страстью, мучительной жаждой, иссушающей душу до дна. День за днём, ночь за ночью, я безмолвно исчезаю в сумрачных хранилищах библиотеки и предаюсь безрезультатным поискам на пожелтевших страницах запретных томов. Ищу, цепляясь за каждую строку, выуживая из мрака веков мерцающие искры утраченных знаний. Тщетно пытаюсь разгадать тайну древних ритуалов, постичь сокровенный смысл забытых заклинаний, уловить хоть слабый намёк на способность пробудить дремлющую искру в своём теле. Но каждая минута, безвозвратно поглощённая тщетными поисками в книжной пыли, лишь углубляет пропасть безнадёжности. И тогда меня охватывает неодолимое чувство бесцельности и понимание бессмысленности своих усилий.

Почти каждый вечер, когда сумрак опускается на землю, я ухожу из дому, стремясь к уединённой лесной чаще. Там, среди величественных деревьев, чьи ветви переплетаются в мрачные своды, я предаюсь изнурительным тренировкам, оттачивая своё мастерство в безмолвном поединке с собственной слабостью. Боль, жгучая память о пережитом унижении, становится моим движущим мотивом. Учиться драться, защищаться своим телом, я начала в горькие шестнадцать лет, после того злополучного дня, когда надменные одноклассники, воспользовавшись бесстыдным могуществом магии, устроили показательную расправу надомной. Каждый резкий выпад, каждое напряжённое движение, каждый рваный вздох – это живое напоминание о той невыносимой боли, что они мне причинили. Тогда, в тёмном переулке Академии, они цинично лишали меня воздуха, сжимая невидимыми тисками магического давления, держав безвоздушной пустоте две долгих минуты. Затем, словно издеваясь, давали жалкие секунды для судорожного вздоха, чтобы с новой жестокостью продолжить пытку удушьем. Это садистское развлечение длилось до тех пор, пока сознание не покинуло меня, погрузив в спасительное забвение. Потом они трусливо скрылись, скорее всего, испуганные собственной жестокостью, боясь непредвиденных последствий.

Когда тяжёлое забвение, наконец, освободило свою цепкую хватку, оставляя после себя лишь пустоту, холод и неясные осколки страшных воспоминаний, жизненные силы безвозвратно утекли сквозь пальцы, покинув моё измученное тело. Каждая мышца отзывалась изнуряющей слабостью, дрожа, как осенний лист на ветру, кожа покрылась мурашками и горела мучительным льдом онемения. Я отчаянно пыталась собраться с силами, пошевелить хотя бы пальцем, но тело предательски не слушалось, лежало неподвижно. Я не могла даже примерно определить, сколько времени минуло над моей головой, пока я лежала без движения на жёсткой и бездушной земле, всё ещё недалеко от проклятого места позора, где рухнул мой мир. Раскинувшись бессильно звездой на стылой почве, усыпанной опавшей листвой, хрустящей под невидимым дыханием ветра, пропитанной резким запахом осенней влаги и прелой травы, я лишь тупо взирала стеклянным взглядом в бесстрастное небо, что нависало сверху непостижимой ледяной высью. И в этой беспредельной космической холодности, в этом мрачном безмолвии вечности, я вдруг с пугающей остротой осознала, что осталась совершенно одна на всём свете, брошенная на произвол безжалостной судьбы в этом жестоком и абсолютно непостижимом мире. Их злые насмешки, их жестокость, их циничное презрение – всё это теперь воспоминания, которые навсегда превратились в вечную, не заживающую рану, что будет ныть и кровоточить до конца моих дней.

Но даже сквозь густую пелену невыносимой боли, словно первые ростки жизни, пробивающие мёртвый асфальт, в самой глубине моей души начало прорастать нечто новое, тёмное и неукротимое, непохожее ни на что прежде испытанное. Это было горькое откровение полной беспомощности, ледяной ужас бессилия перед лицом несправедливости, но уже переплетённое с глухим рокотом клокочущей злобы. Я была в бешеной ярости на своих трусливых мучителей, чьи лица теперь нависали ожесточёнными масками в каждом уголке помраченного сознания, я была в слепом гневе на весь этот, прогнивший до основания, чёртов мир, где магия стала орудием унижения и жестокости, мир, погрязший в лицемерии и несправедливости, где сильные безнаказанно издеваются над слабыми. Именно тогда, лёжа распластанная на холодной земле, омываемая слезами бессилия, я с окончательной и бесповоротной ясностью осознала горькую правду: не видеть мне никогда ни крупицы уважения в их надменных взглядах, ни искры тепла в этом жестоком и лицемерном мире, где «Отверженные» обречены на вечные страдания, на презрение и одиночество. Это ужасное откровение стало той самой последней каплей, что переполнила до краёв чашу моего истощенного терпения, сорвав конечные оковы смирения.

В тот судьбоносный миг, под безразличным взглядом звёздного неба, я приняла решение: в следующий раз никто и никогда больше не сможет причинить мне эту ужасную боль, я сумею постоять за себя, дать жёсткий отпор любому врагу, не дрогнув перед его магией и презрением, пусть даже ценой собственной крови, ценой собственной жизни. Отныне слабость стала для меня не просто недостатком, а личным врагом, которого необходимо уничтожить любой ценой, а сила, любая сила, физическая или духовная, превратилась в единственный путь к спасению.

Моё училище – безмолвие лесной чащи, мой наставник – пыльный том древних сказаний, и лишь одиночество – мой неизменный спутник на этом не лёгком пути самосовершенствования. В лесу, где шёпот ветра в кронах деревьев – единственный звук, где тени скользят словно призраки ушедших эпох, я истово предаюсь тренировкам, вгрызаясь в каждую строку потёртой книги. Именно по этим страницам, исписанным неизвестными мастерами минувших веков, я кропотливо оттачиваю своё ремесло, изучая забытые техники и древние боевые приёмы. Моё верное оружие – закалённый в огне страсти и упорства меч. Совсем недавно я обрела его в кузнице нашего местного мастера. У сурового старика, чья борода сединой спорила с пылью угольной копоти, чьи руки помнили жар горна и удары молота бесчисленных лет. Не заколебавшись ни на миг, я рассталась со всеми своими скудными накоплениями.

Каждый рассвет я встречаю в тишине леса. Моё трепещущее сердце бьётся в унисон с ритмом бегущих ног, барабанной дробью отдаваясь в груди. Эти утренние пробежки, на грани истощения и изнеможения, – моя ежедневная дань непокорной силе духа. Когда тренировка подходит к концу, пот струится ручьями, дыхание сбивается, а мышцы горят огнём усталости, я бережно прячу свой меч. Оборачиваю его в старую, потрёпанную ткань, и закапываю в землю возле серого, замшелого камня. Так поступаю день за днём, стабильно следуя заведённому порядку, лишь один раз в неделю изменяя место тайника, чтобы мой верный меч никогда не был обнаружен случайным магом.

Глава 2.Осень

Оторвавшись от роящихся в голове тревожных мыслей, я бережно укутала меч в кусок старой, прохладной парусины. Ткань, грубая и шершавая на ощупь, хранила слабый запах погреба и железа. Сердце затрепыхалось учащённо и гулко, как барабан перед битвой, когда я начала закапывать клинок под огромным, плоским валуном, поросшим мхом и лишайником. Стараясь не оставлять ни малейших признаков, я присыпала тайник землёй, принесённой с дальнего края поляны, искусно маскируя свежую насыпь опавшими листьями и веточками. Убедившись, что всё выглядит естественно, мой взор невольно упал на наручные часы. Циферблат, словно осколок лунного света, ярко вспыхнул в сгущающихся сумерках леса. «Чёрт возьми!» – вырвалось у меня сдавленным шёпотом. Забывшись в тягостных раздумьях о грядущем, я задержалась здесь непростительно долго. Я сорвала с плеча потёртый, выцветший от времени плащ и бросилась бежать. Ветер, пропитавшийся запахом хвои и влажной земли, хлестал по лицу, трепал спутанные волосы и отдавался колющей болью в лёгких. Ноги несли меня вперёд с неумолимой силой, словно одержимые стремлением как можно скорее покинуть это мрачное место, хранящее теперь свою безмолвную тайну. Кривая усмешка тронула мои губы. Даже после изнурительных тренировок, когда мышцы гудели от усталости, дикий адреналин был способен творить чудеса, разгоняя кровь по венам и даруя обманчивую лёгкость.

Я остановилась у знакомой стены дома, сложенной из грубого, серого камня, и прислонилась к его прохладной, словно утренний туман, поверхности. Сердце всё ещё бешено колотилось в груди после бега, но дыхание постепенно выравнивалось, становясь спокойнее и глубже. Утро в Королевстве дышало тишиной, но эта тишина была обманчива, наполнена жизнью и многообразием звуков: звонкое щебетание невидимых в кронах деревьев птиц, приглушённый гомон ранних прохожих, доносящийся издалека размеренный стук молотка, возможно, кующего магические артефакты. Маги, облачённые в строгие, тёмные одеяния, торопились по своим делам, их лица выражали сегодня непривычную спешку и какую-то тайную, почти нервозную суету. Я любила наблюдать за ними украдкой: пыталась представить их дома, скрытые от посторонних глаз за неприметными дверями и защитными рунами, где, возможно, их ждали любимые семьи, дымящиеся паром чашки с ароматным утренним напитком, уютные завтраки у камина и тихие, тёплые объятия, дарящие покой перед началом дня, полного волшебства и ответственности. Улыбнувшись этой мимолётной, греющей сердце мысли, я заметила маленькую девочку, держащуюся за руку своей мамы, проходящих мимо. Она, с ясными, как утреннее небо, глазами, тоже увидела меня, заметила мой одинокий силуэт у стены, и доверчиво, радостно помахала маленькой ладошкой. Я не смогла сдержать ответной улыбки, сердце, ещё недавно бешено бьющееся, наполнилось внезапным, нежным теплом. Мама девочки, поглощённая водоворотом собственных утренних забот, в своих мыслях, закрытых от внешнего мира, данного тёплого жеста не заметила. И, пожалуй, в этот миг, это было даже к лучшему. Её покой не был нарушен, а моё одиночество рассеялось на мгновение в луче детской непосредственной радости.

Отдышавшись после утренней пробежки, я неслышно скользнула в дом, стараясь не потревожить ранний покой. Едва переступив порог, меня тут же окутал густой, обволакивающий аромат свежесваренного кофе – терпкий, с лёгкой горчинкой, но такой уютный и домашний. Запах приятно защекотал ноздри, прогоняя остатки утренней прохлады. Родители, как обычно, сидели за массивным дубовым столом, его столешница лоснилась от времени и прикосновений многих поколений. Их лица, в лучах восходящего солнца, пробивающихся сквозь витражные стёкла окон, казались безмятежными, словно гладь тихого озера ранним утром.

– Всем доброе утро! – бодро произнесла я, стараясь вложить в голос как можно больше искренней радости, надеясь, что это прозвучит убедительно. Внутри всё ещё трепетало от недавнего напряжения, но внешне я хотела казаться лёгкой и беспечной.

Родители медленно подняли головы, удивлённо и как-то изучающе глядя на меня. Обычно по утрам я скорее напоминала тень, чем источник света, тихая и замкнутая. Даже я сама на мгновение удивилась тому, насколько легко и непринуждённо мне далась эта улыбка, словно маска, которую я научилась надевать почти незаметно.

– Привет, Кейт, – кивнул отец, не отрываясь от своей ежедневной газеты и ароматной каши с лесными ягодами, которую так любил.

– Доброе утро, доченька, – мама, отложив в сторону тонкую фарфоровую чашку, полную дымящегося травяного настоя, встала и неторопливо подошла ко мне. Её глаза, глубокие и мудрые, как тёмные лесные озёра, светились мягкой, всепонимающей теплотой, которая всегда меня успокаивала.

– Как прошла пробежка, милая? – спросила она с лёгкой улыбкой, словно уже знала ответ.

Я уверена, они ничего не знают о моих настоящих тренировках, о том, что пробежка – это лишь малая часть утреннего ритуала, подготовка к чему-то большему, опасному и неизвестному. Пусть так и останется. Слишком много ненужных тревог принесло бы им открытие этой тайны.

– Отлично, – ответила я.

– Присаживайся к завтраку, – сказала мама, жестом приглашая меня к столу.

Я благодарно кивнула ей и поспешила в ванную, чтобы окончательно проснуться и освежиться. Тёплая, словно парное молоко, вода мягко окутала тело, смывая остатки утренней усталости и напряжения, оставляя после себя приятное ощущение лёгкости и свежести распустившегося цветка. Выйдя из ванной, я остановила выбор на длинном платье нежного оттенка морской волны, напоминающем о далёких путешествиях и безбрежных горизонтах. Ткань, тонкая и мягкая, как шёлк феи, струилась между пальцев, приятно облегая фигуру. Волосы я оставила свободно распущенными, они каскадом спадали на плечи, слегка колыхаясь от лёгкого, едва ощутимого ветерка, проникавшего в комнату через широко распахнутое окно, смотрящее в цветущий сад. В этом платье я чувствовала себя не просто хорошо одетой, но по-настоящему свободной, лёгкой и неуловимой.

До Школы было недалеко – всего лишь около двадцати минут неспешной ходьбы по извилистым улочкам. Я любила эти утренние прогулки, когда первые лучи солнца ещё только окрашивали горные вершины в нежно-розовый цвет, а чистый, прохладный ветер, срываясь с заснеженных пиков, нёсся по улицам, словно живое, шаловливое существо. Он играл с моими волосами, перебирая пряди, трепал полы плаща, щекотал кожу лица, будто приветствуя новое утро в Королевстве Ветра.

В нашем Королевстве, где воздух был не просто средой, а самой сутью жизни, маги Ветра почитались как избранные, как проводники необузданной стихии. Их магия, сильнейшая и древнейшая, действительно охватывала собой всё живое и неживое в мире, будучи не просто силой, а фундаментальным законом мироздания. Величественная и мощная, она пронизывала собой каждый камень, каждое дерево, каждое живое существо, пульсируя в самом сердце Королевства, как невидимая кровь. Воплощение этой стихийной магии в повседневную жизнь происходило через глубокое и почтительное взаимодействие с природой. Именно природа, с её бесконечным разнообразием форм и явлений, даровала магам Ветра ту самую мудрость и неиссякаемую силу, что делала их столь уникальными и влиятельными. Говорят, что через медитации на горных вершинах и в вихрях ветров они могут общаться с самими духами ветра – невидимыми, но вездесущими сущностями, шепчущими тайны мироздания и открывающими скрытые пути. Только эта связь позволяла им проникать в затерянные места, недоступные обычному глазу, видеть сквозь время и пространство, ощущать тончайшие изменения в потоках магии, чувствовать дыхание самого мира. Сила ветра, как и стихия, может быть поразительно разнообразной: нежной и ласковой, как летний бриз, или же неистовой и разрушительной, как горный ураган, способной в одно мгновение изменить ландшафт, поднять в небо огромные массы воды или согнуть вековые деревья до самой земли. Именно поэтому те, кто действительно овладевал магией Ветра, почитались не только как могущественные волшебники, но и как хранители гармонии и равновесия в природе. Их уникальные способности позволяют им влиять на погоду, призывая дожди в засуху или разгоняя густые тучи, наполнять окружающий воздух живительной энергией, исцеляя болезни и защищая слабых от невзгод. Тем не менее каждый Маг Ветра знал, что с такой огромной силой необходимо быть предельно осторожным. Ведь ветер оставался прежде всего природной стихией, непокорной и свободолюбивой, имеющей собственную волю, и поэтому далеко не всегда поддавался полному контролю даже самым одарённым магам. Уважение к стихии ветра, понимание её непредсказуемой природы и постоянное стремление к гармонии – вот что отличало истинного мага Ветра от просто могущественного волшебника.

В сердце мира, где стихии играли свою вечную симфонию, располагался не только мой дом. Королевство Ветра – это край безграничных, волнистых равнин, где ветер – не просто явление природы, а живая сущность, невидимый скульптор ландшафта. Здесь, под неусыпным дыханием воздушных потоков, простирались поля изумрудных трав, похожие на шелковое море, колышущееся под невидимой рукой. Жители Королевства Ветра, народ свободолюбивый и отважный, черпают свою силу из неукротимой энергии стихии. Их одежда, изготовленная из лёгких, струящихся тканей, потакает движению ветра, а в глазах отражаются бескрайность горизонтов. Но, за пределами нашего воздушного царства, континент был поделён между ещё тремя исполинскими силами, каждая из которых являлась воплощением одной из первозданных стихий.

На востоке, где небосвод пылал багровыми закатами и рассветами, раскинулось Королевство Пламени. Это были земли, выкованные из самой ярости огня. Земля там изрыта кратерами дремлющих и вечно бушующих вулканов, их вершины, венчанные клубами дыма и пепла, возвышаются над выжженными лавовыми полями. Правитель Королевства Пламени, истинный огненный маг, чьи волосы напоминают языки пламени, а глаза горят внутренним жаром. Говорят, будто в жилах огненных магов вместо крови течёт жидкий огонь, наделяя их невероятной мощью и неистовым темпераментом.

На юге же зеленело Королевство Земли. Его границы были укрыты не песками, а стеной вековых лесов, где царил вечный полумрак и тишина, нарушаемая лишь шёпотом листьев и пением птиц. Это было царство пышной растительности и древней магии, где гигантские деревья, чьи кроны сплетались под самым небом, охраняли покой земли. Сквозь густую листву едва пробивался солнечный свет, окрашивая всё вокруг в изумрудные тона. Здесь, среди переплетённых корней, уходящих вглубь земли на невообразимую глубину, обитали древние духи, хранители лесных секретов и мудрости, накопленной за тысячелетия. Говорят, что корни деревьев Королевства Земли помнят ещё сотворение мира, и в их сплетении можно прочесть историю мироздания.

И, наконец, на западе, где горизонт сливался с бесконечностью небес, простиралось таинственное Водное Королевство. Там почти не было твёрдой земли в привычном понимании. Лишь бескрайний, необъятный океан, чьи воды, меняющие цвет от лазурного на поверхности до чернильно-синего в глубинах, скрывали в себе целый мир загадок и опасностей. Бесчисленные острова, покрытые тропическими зарослями или увенчанные скалистыми утёсами, разбросанные по водной глади, служили редкими оплотами суши среди бескрайнего водного простора. Глубины океана таили не только чудовищных кракенов, чьи щупальца могли утащить на дно целые корабли, и пленительных русалок, заманивающих моряков своим чарующим пением, но и осколки давно ушедших цивилизаций. Руины затонувших городов, храмы, погребённые под толщей воды, шёпот забытых богов, отголоски древней магии – всё это покоилось на дне океана.

Каждую весну, когда утомлённая зимней стужей природа вздыхала с облегчением и мир вновь пробуждался к жизни, расцветая всеми красками палитры – от нежных подснежников до ярких тюльпанов, маги всех четырёх Королевств стекались на Нейтральные Земли. Эти земли, расположенные в самом сердце континента, будто благословенные стихиями, являлись извечной ареной для Весеннего бала. Это событие пересказывали шёпотом в тёмных тавернах, где мерцал свет свечей, и воспевали звонкими балладами странствующие менестрели, аккомпанируя себе на звучных лютнях. Говорили, будто в эти особенные дни, когда весеннее равноденствие открывало врата новой жизни, само полотно реальности истончалось, позволяя избранным прикоснуться к первозданной магии, той силе, что сотворила мир.

Я часто представляю себе эту картину: просторы зелёных полян, усыпанные мириадами первоцветов – крокусов, нарциссов, гиацинтов – чей сладкий, дурманящий аромат пьянил и завораживал сильнее любого выдержанного вина. В воздухе, наполненном жизнерадостным звоном птичьих трелей, жужжанием хлопотливых пчёл и лёгким дуновением тёплого ветерка, витали невидимые нити магии, словно искрящиеся ленты, сплетаясь в причудливые, калейдоскопические узоры и мерцая всеми цветами волшебной радуги. Музыка, сотканная из самых звуков природы – шелеста ветра в ветвях, мелодичного журчания ручьёв, звонкого голоса лесных нимф и завораживающих мелодий, извлекаемых из диковинных инструментов, изготовленных мастерами всех четырёх Королевств, – заполняла собой всё пространство, погружая каждого в глубокий транс волшебства. Но попасть в этот сияющий центр весеннего великолепия было дозволено далеко не каждому магу. Весенний Бал принимал лишь избранных, тех, чьё имя было вписано золотыми буквами в историю мира. Недостаточно было обладать даже самой непостижимой магической силой, владеть секретами древних заклинаний и покорять стихии. Вход в этот рай открывался лишь перед теми, в чьих жилах текла голубая кровь древних родов, перед гордыми потомками легендарных героев, мифическими основателями четырёх Королевств и их наследниками. Для меня, «Отверженной», чьё имя не звучало в балладах, и чьи предки не совершали великих подвигов, такое невероятное торжество оставалось недосягаемой мечтой, далёкой и холодной звездой на небосклоне, мерцающей за непроницаемой вуалью невозможности. Я могла лишь жадно впитывать легенды о Весеннем бале, шёпотом передаваемые из уст в уста, у трескучего костра по вечерам, пока моё сердце, томимое неутолимым желанием, билось в груди трепетной птицей, рвущейся на волю, в самый центр этого празднества.

Несмотря на разительные различия в магических традициях, укоренившихся в каждом из четырёх Королевств – воздушного Ветра, пылающего Пламени, непоколебимой Земли и переменной Воды, – на континенте поддерживалось удивительно хрупкое равновесие. Это балансирование на грани, постоянная игра с силами, готовыми в любой момент вырваться из-под контроля, подобно танцу на лезвии клинка. Ведь каждая из стихий, будучи воплощением фундаментальных сил мироздания, не терпела ограничений и стремилась к доминированию. Маги Ветра, лёгкие и неуловимые, порой смотрели свысока на земных магов, считая их медлительными и слишком привязанными к материи. Огненные маги, вспыльчивые и страстные, не скрывали своего презрения к водным магам, называя их бесхребетными и непостоянными. И лишь водные маги, мудрые и проницательные, казалось, понимали необходимость гармонии, хотя и их спокойствие порой граничило с отстранённостью, что также вызывало недоверие у остальных.

Основой этого зыбкого равновесия служил Кодекс Стихий – древний, почти мифический свод неукоснительных законов, строго регулирующий магическую деятельность на всём континенте. Этот Кодекс был чем-то бо́льшим, чем просто набор правил и ограничений. Он был квинтэссенцией вековой мудрости, результатом долгих лет войн и переговоров, горьким уроком истории, выученным ценой крови и магических катаклизмов. Кодекс определял границы дозволенного в применении стихийной магии, устанавливал правила взаимодействия между Школами разных Королевств, и пресекал попытки использования магии в разрушительных целях. Копии Кодекса, переписанные от руки на пергаменте и скреплённые печатями четырёх Королевств, были доступны каждому магу, независимо от его происхождения и Школы магии. Их можно было найти в любой библиотеке и даже в скромных домах сельских ведуний. Знание Кодекса считалось обязательным для каждого, кто ступал на путь магии. Но подлинник Кодекса, написанный, по легендам, первыми правителями четырёх Королевств и заверенный самими стихийными духами, хранился в недрах сокровищницы Королевства Пламени. Это место, скрытое в сердце вулканических гор, считалось неприступным и полным магических ловушек. Говорят, что именно там, среди стеллажей, уставленных пыльными старинными книгами, свитками и артефактами, скрыты древние тайны и знания, недоступные простым магам. Слухи ходили о забытых заклинаниях невероятной мощи, о ключах к управлению самими стихиями, о пророчествах, способных изменить судьбу мира. Королевство Пламени, будучи хранителем оригинала Кодекса, словно ненавязчиво подчёркивало своё особое положение, свою власть над знанием, а знание, как известно, – это сила.

Я часто задумывалась о том, какие же истинные сокровища могли бы скрываться в пожелтевших страницах настоящего Кодекса. Вдруг там содержатся ответы на самые сокровенные вопросы, которые мучают меня с детства? Вопросы о природе магии, о связи между стихиями, о пределах возможностей магов, о судьбе и предназначении. Иногда мне казалось, что если бы мне удалось одним глазом взглянуть на подлинный Кодекс, моя жизнь изменилась бы навсегда, и я нашла бы ключ к пониманию не только мира магии, но и самой себя. Эта мысль жгла меня изнутри, словно слабый, но неугасимый огонёк надежды, заставляя мечтать о невозможном и стремиться к недостижимому.

Легенды гласят, что когда мир был юным и магия текла по жилам земли неиссякаемым потоком, сильнейшие маги, избранники стихий, могли по своей воле принимать лик мощных драконов. Эти великолепные существа, символизирующие мощь и величие своих Королевств, не были просто зверями – они являлись живым воплощением сильнейшей магии. Говорили, что драконы Ветра были лёгкими и стремительными, словно сами воздушные потоки, их чешуя сияла перламутром, а дыхание вызывало ураганы. Драконы Пламени пылали внутренним огнём, а чешуя была подобна раскалённой лавы и рёв их сотрясал землю. Драконы Земли были непоколебимы и мощны, как горы, их чешуя была цвета плодородной земли, усыпанной самоцветами, а шаги вызывали землетрясения. Водные драконы были загадочны и изменчивы, как сам океан, их чешуя переливалась всеми оттенками морских глубин, а голос звучал, словно пение сирен, уводя путников в морские пучины. Говорили, что на каждом из четырёх дальних островов существовали великолепные города, где обитали маги-драконы со своими семьями и последователями. Эти города, возведённые с помощью магии и украшенные чудесами архитектуры, были центрами силы драконов. Но с течением беспощадных веков, по мере того как маги всё реже и реже обращались к своим древним силам, предпочитая более тонкие и контролируемые формы магии, связь с драконами стала неумолимо ослабевать. Причины этого упадка остаются тайной, покрытой пылью времён. Кто-то говорит о том, что мир стал слишком рациональным и прагматичным, не оставляя места для дикой, первобытной магии драконов. Кто-то утверждает, что сами стихийные духи отвернулись от магов, разочаровавшись в их гордыне и неблагодарности. А кто-то шепчет о древнем проклятии, обрёкшем магов на утрату связи с драконами в расплату за какой-то забытый грех. Как бы то ни было, факт оставался неоспоримым – постепенно, год за годом, век за веком, маги неумолимо утрачивали драгоценную способность превращаться в величественных существ. И вместе с этим угасала жизнь в драконьих городах. Острова, когда-то кипящие магией и полные жизни, постепенно опустели, погружаясь в молчание и забвение. Великолепные здания ветшали, сады дичали, магия уходила, оставляя после себя лишь пустоту и ощущение невосполнимой утраты.

Наш мудрый король Крилумон, дальновидный правитель и стратег, видя в одном из этих островов, расположенном в стратегически важной точке, отдал его под военную базу. Остров, когда-то известный как Остров Драконьих Ветров, теперь носил прозаичное имя – Крепость Крилумона. И вот уже не века магии и величия, а дни суровой военной службы и неустанных тренировок кипят на землях острова. Крепостные стены, возведённые на основании древних драконьих руин, увешаны не магическими рунами, а боевыми знамёнами и осадными орудиями. Воины нашего Королевства неустанно тренируются, готовясь дать отпор любым внешним угрозам, защищая границы Королевства Ветра от врагов. А от былого величия драконов остались лишь молчаливые древние руины, поросшие мхом и временем.

Я торопливо шла по длинному школьному коридору. Каждый шаг отдавался гулким эхом под высокими сводами, украшенными витражными окнами, сквозь которые лился причудливый, разноцветный свет. В воздухе, пропитанном запахом старых книг и лёгким ароматом магических благовоний, витало особенное напряжение, предвкушение чего-то важного. Вся школа, казалось, жила в ожидании начала уроков, но для меня этот день был отмечен совсем иным предчувствием – встречей с Лесли. Она была для меня не просто подругой, а моей единственной, непоколебимой опорой в зыбком и часто враждебном мире. В мире, где магия ценилась превыше всего, а её отсутствие становилось клеймом неполноценности, Лесли была тем редким лучом света, который согревал мою измученную душу. Мы познакомились ещё в далёком первом классе, когда странная прихоть судьбы, или, быть может, скрытое желание школьного магистра распределения, посадила нас за одну парту. Я, вечно «Отверженная», привыкшая скользить по краю жизни, избегая внимания и насмешек, не питала никаких особых иллюзий относительно этого случайного соседства. В глубине души я уже смирилась с уготованной мне ролью одиночки. Но Лесли оказалась совершенно, поразительно другой. Она заговорила со мной первой, не с высока, не с жалостью, а с такой неподдельной теплотой и искренностью, которые меня по-настоящему разоружили. Её голос, мягкий и мелодичный, прозвучал как музыка в моих ушах. Её улыбка, светлая и открытая, заставила на мгновение отступить привычную мглу вокруг меня. Её дружелюбие было настолько неожиданным, настолько контрастировало с тем отношением, к которому я уже успела привыкнуть. Первое время я даже боялась, что это какой-то жестокий розыгрыш, готовый вот-вот раскрыться во всей своей безжалостности. Я ждала подвоха и очередную порцию унижения, но дни шли за днями, недели за неделями, а Лесли неуклонно, терпеливо доказывала, что её чувства ко мне искренни и её дружба – не мимолётная игра, а настоящая ценность. Так, незаметно и постепенно, она стала моим единственным другом, моей невольной защитницей в мире, где я чувствовала себя чужой и беззащитной.

Лесли всегда была рядом, готовая подставить плечо и поддержать меня в самую трудную минуту. Она первая по-настоящему поняла не только умом, но и сердцем, что моё отсутствие магических способностей – это вовсе не проклятие, не повод для презрения, а уникальная черта, делающая меня не хуже, а просто другой. Благодаря её непоколебимой вере в меня, её мягкому убеждению в моей ценности, я постепенно, шаг за шагом, начала переставать стыдиться себя и научилась хотя бы отчасти принимать себя такой, какая я есть. Её слова, простые и искренние, лечили мои душевные раны. «Не переживай, – часто говорила она, беря меня за руку своими тёплыми и нежными пальцами, – я всегда буду рядом». И в эти моменты, глядя в её ясные, добрые глаза, цвета весеннего неба, я действительно полагалась на неё безоговорочно, всем сердцем. Верила, что пока Лесли рядом, я не одинока в этом мире, и что даже для такой, как я, «Отверженной», есть место под солнцем и надежда на счастье.

Школа, величественно возвышавшаяся в густой тени Королевского дворца Крилумона. Её остроконечные башни, увенчанные флюгерами в виде мифических существ, тонули в зелени ухоженных садов, а мощёные дорожки помнили шаги как знатных аристократов, мантии которых шелестели фамильными заклинаниями, так и простых магов, чья одежда отличалась скромностью, но глаза горели не менее ярким пламенем таланта. Говорили, что даже сам наследник престола, принц Мабергор Кэлибрант, старший сын короля Крилумона, когда-то разделял потёртую деревянную парту с обычными учениками. И вот теперь, спустя годы, он возвращался в эти стены уже в новом качестве – преподавателя «истории магии», предмету, который моя дорогая Лесли, с присущим ей сарказмом окрестила «усыпляюще-нудным, но с невероятно красивым профессором».

Звук шагов эхом разнёсся по гулкому коридору, когда я вошла в просторный класс. Солнечные лучи, проникавшие сквозь высокие стрельчатые окна, освещали пылинки, кружащиеся в воздухе, и блики на гладких поверхностях старинных парт. На стенах висели пожелтевшие от времени свитки с магическими формулами и портреты великих магов прошлого, чьи мудрые глаза, казалось, следили за каждым учеником. Я сразу же направилась к нашей любимой парте у окна, где уже расположилась Лесли. Заметив меня, она одарила меня своей фирменной, ослепительной улыбкой, способной растопить даже самое холодное сердце. Её большие глаза лучились неподдельной радостью, а густые волосы цвета спелой пшеницы, обычно слегка растрёпанные, живописно ниспадали на плечи.

– Ну, как прошли твои выходные, Кейт? – спросила она, непринуждённо скрестив руки на груди, её пальцы нервно постукивали по рукаву мантии.

– Как всегда, – ответила я, опуская свою сумку на пол. – Много тренировалась.

– Опять? – Лесли с укоризной покачала головой, прядь светлых волос скользнула ей на лицо. – Кейт, ты же себя изводишь!

Я лишь слабо улыбнулась в ответ, зная, что её беспокойство искренне. Лесли всегда чрезмерно переживала за моё здоровье, хотя сама обладала такой мощной и необузданной магией, что, казалось, могла бы сдвинуть целые горные хребты одним лишь усилием воли.

– Не волнуйся, Лесли, я в порядке, – попыталась я успокоить её, устраиваясь на своём месте. – Просто-напросто хочу быть готовой ко всему.

– А я хочу, чтобы ты жила долго и счастливо, – тихо призналась Лесли, и в её обычно сияющих глазах промелькнула тень грусти.

Я прекрасно понимала, что её тревожит. Она, как и все потомственные маги, обладала практически неограниченным сроком жизни, в то время как моя жизнь по сравнению с её казалась лишь мимолётным мгновением. Эта разница в продолжительности жизни часто становилась невысказанной, но ощутимой преградой между нами.

– Всё будет хорошо, – сказала я, стараясь придать своему голосу уверенность и нежность, и крепко сжала её руку. – Главное, что мы сейчас вместе. И это самое важное.

Через пару томительных минут ожидания дверь кабинета с тихим скрипом отворилась, и внутрь вошёл профессор Мабергор. Его появление вызвало в классе едва уловимый, почти благоговейный шёпот. Это был не просто шум любопытства, а скорее вздох восхищения и уважения, пронёсшийся по рядам учеников. Я невольно обернулась, чтобы получше рассмотреть его, и тут же поняла, что Лесли была абсолютно права: он был невероятно красив. В его строгих чертах лица чувствовалась какая-то аристократическая отточенность, а в каждом изящном движении сквозила скрытая сила и загадочность. Его длинные, цвета воронова крыла, волосы были аккуратно зачёсаны назад и заложены за уши, открывая высокий лоб и чёткую линию скул. На нём была белоснежная рубашка из тонкого шёлка, украшенная изысканными золотыми вставками на манжетах и воротнике, а сверху был накинут длинный, ниспадающий до пола плащ из чёрной, мерцающей ткани, казалось, поглощающей свет. Утончённые пальцы неторопливо скользили по гладкой, отполированной веками поверхности древней трости из тёмного дерева, инкрустированной загадочными, едва заметными символами королевского рода – переплетёнными драконами и сияющими звёздами.

Любопытство взяло надо мной верх, и я решила в последний раз украдкой взглянуть на него, пытаясь уловить каждую деталь его облика. В этот самый момент наши взгляды неожиданно встретились. Его глаза, глубокие и тёмные, как бездонная пропасть в лунную ночь, казалось, пронзили меня насквозь, проникая прямо в самую душу, обнажая все мои мысли и чувства. От этого внезапного испепеляющего взгляда по коже пробежали мурашки, и я невольно отвела глаза, чувствуя, как предательски вспыхивают щёки. В тот же миг мои волосы, обычно послушно лежавшие на плечах, вдруг слегка качнулись от лёгкого дуновения невидимого ветерка, и я почувствовала нежный, едва уловимый аромат лесных ягод, свежий и манящий. Инстинктивно подняв голову, я увидела, что профессор Мабергор как раз проходил мимо моей парты, распространяя вокруг себя эту мимолётную ауру.

– Видела? – прошептала Лесли, её глаза буквально сияли от восторга. – Он ещё прекраснее, чем я могла себе представить! Просто воплощение какой-то древней легенды.

Я лишь смогла кивнуть в ответ, всё ещё находясь под впечатлением от его взгляда.

– Слышала, – продолжила Лесли, наклоняясь ко мне и понижая голос до глухого шёпота, – ходят слухи, что у него есть какой-то невероятно древний артефакт. Говорят, он обладает неимоверной силой.

– Правда? – мои глаза округлились от удивления. – И что это за артефакт? Какая-нибудь старинная книга заклинаний?

– Нет-нет, – Лесли многозначительно покачала головой. – Это та самая трость, с которой он всё время ходит. Шепчутся, что она способна управлять всеми четырьмя стихиями. Представляешь, какая мощь в одной руке!

– Итак, – начал профессор Мабергор, его глубокий, бархатный голос наполнил класс, мгновенно прекратив все шепотки. Его взгляд скользнул по лицам учеников и на мгновение задержался на мне. В его тёмных, как омут, глазах мелькнуло что-то похожее на сочувствие, словно он видел сквозь мою внешнюю оболочку внутреннюю борьбу. – Я думаю, вы всё прекрасно помните, что до поступления в Высшую академию магии осталось всего полгода. Время летит неумолимо, поэтому я прошу вас отнестись к экзаменам с максимальной серьёзностью. Поверьте мне, они будут… весьма непростыми.

С задних парт, где обычно располагались самые самоуверенные и избалованные аристократы, раздался едкий, издевательский смех.

– А как же наша маленькая «Отверженная»? – прогнусавил чей-то противный голос, принадлежавший, как я знала, сыну одного из влиятельных герцогов. – Она же точно завалит даже самое простое испытание!

Весь класс тут же разразился оглушительным хохотом. Чьи-то пальцы показывали на меня, чьи-то лица кривились в презрительных ухмылках. Мои руки невольно сжались в кулаки, ногти впились в ладони. В глазах предательски потемнело от ярости и унижения. Каждое издевательское слово вонзалось в самое сердце. Мне отчаянно захотелось вскочить, броситься на обидчиков и дать им достойный отпор, показать, что я не слабая и не заслуживаю такого отношения. Но вместо этого я почувствовала, как по щеке медленно скатывается горячая слеза, обжигая кожу. Тёплая рука Лесли легла мне на плечо, пытаясь успокоить дрожащее тело. Её прикосновение было единственным лучом света в этой кромешной тьме. Но я больше не могла выносить этих насмешек и постоянного унижения. С резким движением я встала из-за парты и, не глядя ни на кого, выбежала из класса, оставив за спиной едкий хохот. В этот раз я просто не могла остаться.

Оказавшись на улице, я опустилась на землю, прислонившись спиной к шершавой, холодной каменной стене Школы. Закрыв глаза, я позволила слезам беспрепятственно катиться по щекам, обжигая кожу и оставляя мокрые дорожки. Вся боль и обида, копившаяся во мне долгими месяцами, а, казалось, и целыми годами, наконец, нашла выход, вырвавшись наружу неудержимым потоком. Горькие рыдания сотрясали моё тело, и я не могла их остановить. Не знаю, сколько времени прошло в этой мучительной тишине, нарушаемой лишь моими всхлипами, когда я вдруг почувствовала лёгкое, почти невесомое прикосновение к своим волосам. Чья-то тёплая ладонь осторожно дотронулась до прядей, спутавшихся от слёз и ветра.

Резко открыв глаза, я с удивлением увидела профессора Мабергора, стоя́щего рядом со мной. Его высокая фигура возвышалась надо мной, отбрасывая длинную тень на мощёный двор. Моё сердце на мгновение будто бы замерло, пропустив удар, а затем бешено заколотилось в груди. Во рту мгновенно пересохло, и я почувствовала, как по спине пробегает неприятный холодок. С трудом поднявшись на ноги и отряхнув подол помятого платья, я нерешительно встретилась взглядом с профессором. Несмотря на произошедшее, его глаза были полны какого-то невозмутимого спокойствия, в них не было ни удивления, ни осуждения.

– С тобой всё в порядке? – спросил он ровным, спокойным голосом, в котором, однако, чувствовалась едва уловимая нотка беспокойства.

Я лишь смогла коротко кивнуть, ощущая, как ком в горле мешает произнести хоть слово.

– Ты должна научиться не обращать внимания на подобные выходки, – продолжил он, и в его голосе прозвучала неожиданная холодность, словно он отстранился от проявленного ранее сочувствия. – Ты уже не маленький ребёнок, Кейт. Пора научиться держать удар и не позволять чужой злобе тебя сломить.

– Простите, профессор, – пробормотала я едва слышно, опустив голову. Мне было стыдно за свою слабость, за то, что не смогла сдержать слёз.

Неожиданно его длинные, утончённые пальцы коснулись моего подбородка. Он осторожно, но настойчиво приподнял моё лицо, заставляя посмотреть ему прямо в глаза.

– Больше такого не повторится, – произнёс он тоном, не терпящим возражений. – Я поговорю с этими юнцами. Но и ты должна пообещать мне, что не будешь срывать мои лекции из-за подобных пустяков.

По пустякам? Это слово сильно кольнуло меня в самое сердце. Неужели вся та боль, все унижения, которые я вынуждена терпеть каждый день, для него – всего лишь незначительный пустяк? Неужели он не понимает, как тяжело мне приходится среди этих надменных магов, считающих меня никем из-за отсутствия магии?

– Да, хорошо, – прошептала я едва слышно, опустив глаза к своим потемневшим от пыли ботинкам. В горле снова встал горький ком.

Что ещё я могла сказать? Спорить с ним, пытаться объяснить всю глубину своей обиды, было абсолютно бессмысленно. Его взгляд, его манера держаться – всё говорило о превосходстве Мабергора и о пропасти, лежащей между нами. Он отпустил мой подбородок, и я тут же почувствовала, как по коже пробежал неприятный холодок, словно меня лишили какого-то важного тепла. Его взгляд скользнул по мне сверху вниз, оценивающе и, как мне показалось, с лёгкой примесью презрения. Затем он без единого слова развернулся и неспешной, уверенной походкой направился обратно к массивным дверям Школы. Я осталась стоять на месте, не в силах пошевелиться. Лёгкий ветер, который всегда сопровождал членов королевской семьи, коснулся моих волос, слегка трепля их, но я не чувствовала ни холода, ни тепла. Внутри меня царила какая-то странная пустота, словно все эмоции разом иссякли, оставив лишь горькое послевкусие несправедливости.

Глава 3

Ещё один день изнуряющих тренировок истёк. Каждая мышца ныла, словно её терзали невидимые клещи, чьи челюсти сомкнулись на самой кости, а в висках пульсировала усталость, подобная ударам кузнечного молота по раскалённому железу, выбивающим искры боли. Я опустилась на жёсткую землю в лесу, чувствуя, как сквозь прорехи в старой, истерзанной одежды проникает вечерняя прохлада, несущая с собой запах гнили и едва уловимый аромат диких трав, цепляющихся за жизнь перед скорым похолоданием. В такие моменты, когда тело отказывается повиноваться, а разум затуманен пеленой изнеможения, особенно остро ощущается хрупкость моей решимости. Легко потерять из виду ту далёкую, манящую цель, ради которой я терплю все эти муки, как будто добровольно взваливаю на себя проклятие. Иногда передо мной возникает образ Высшей Академии магии – шпили из чёрного обсидиана, вздымающиеся к расколотым облакам, мерцающие руны, вырезанные на стенах, шёпот заклинаний, разносящийся по её внутренним дворам. Но чем сильнее я погружаюсь в рутину тренировок, тем дальше кажется этот заветный образ.

Предстоящий экзамен… само это слово звучит как древнее проклятие, наложенное на весь мой род. Не простое испытание силы или знаний, а многодневное противостояние на Нейтральных Землях. Это место, где магия струится свободно и непредсказуемо, где грань между реальностью и иллюзией тонка, как паутина, натянутая между мирами, и в её липких нитях легко запутаться навеки. Говорят, что даже самые опытные маги испытывают там трепет и неуверенность. Что уж говорить обо мне, девушке без магии. Но я знаю, что отступать нельзя. Слишком много поставлено на карту. И пусть усталость сковывает моё тело, а сомнения шепчут на ухо слова поражения, в глубине души ещё тлеет слабый, но упрямый огонёк надежды.

Экзамен состоит из двух частей. Одна его часть – теория, древние трактаты, написанные на пергаменте, сплетения рун, мерцающих зловещим светом, и законы мироздания, выгравированные на скрижалях самой реальности. Это мой тихий омут, где я чувствую себя уверенно. Я могу часами просиживать над пыльными фолиантами, постигая мудрость веков, расшифровывая забытые письмена. Теория для меня – это не просто набор фактов, а живой, дышащий организм, который я понимаю и чувствую.

Но другая сторона экзамена практическая. Она нависает надо мной, как грозовая туча, чреватая не дождём, а проклятиями и молниями, предвещая бурю, которая может смыть меня в небытие. Предстоящие поединки. Само это слово отзывается в моём сердце холодным ужасом. Я представляю себе поле битвы, где маги со всех уголков Королевств будут демонстрировать свои самые могущественные заклинания. Огненные шары, способные испепелить целые рощи, превратив их в безжизненный пепел, ледяные копья, пронзающие сталь и плоть, вихри энергии, сметающие всё на своём пути. Зрелище обещает быть поистине захватывающим, но в то же время – пугающим до глубины души.

И среди этого буйства магической силы буду стоять я. Маленькая песчинка, затерянная в бескрайней пустыне волшебства. Как я смогу противостоять им? Как бросить вызов тем, чьи пальцы сплетают заклинания с такой же лёгкостью, с какой я дышу? Они владеют силой, которая для меня остаётся чем-то далёким и недостижимым. Я чувствую себя ничтожно малой частью этого величественного, но в то же время устрашающего мира магии, где я могу лишь робко наблюдать за их мощью, не смея даже прикоснуться к их дарам, боясь навлечь на себя их гнев.

И самый мучительный вопрос, который терзает мой разум: как я смогу противостоять таким могущественным соперникам без магии? Моя особенность, которая одновременно является и моим проклятием, тяжким грузом лежит на плечах. Смогу ли я обратить свой недостаток в преимущество? Или же моя попытка поступить в Высшую Академию магии окажется всего лишь наивной и обречённой на провал затеей? Ответ ждёт меня там, на Нейтральных Землях. И страх перед этим ответом холодит кровь в моих жилах.

Каждый раунд безжалостного отбора будет подобен жерновам, перемалывающим слабых и неуверенных в кровавую пыль. Лишь двести избранных, двести лучших из сотен претендентов удостоятся чести переступить порог Высшей Академии магии. Но я не собираюсь сдаваться без боя. Нет, это не в моём характере. Моя сила – в другом. В скорости. В той молниеносной реакции, которая не раз выручала меня в самых отчаянных ситуациях. Ни один маг, сколь бы могущественным он ни был, не сможет угнаться за мной в честном поединке, где решающее значение имеет не только сила заклинания, но и быстрота ног, ловкость тела и острота зрения, словно взгляд хищника, выслеживающего добычу.

Я помню школьные соревнования, эти яростные баталии среди таких же юных и амбициозных магов, чьи души ещё не были осквернены властью. Они пытались сбить меня с ног потоками ветра. Но моя реакция была подобна танцующему пламени – я уклонялась, изворачивалась, проскальзывала мимо их атак. И почти всегда финишировала первой, невзирая на все козни и ухищрения. Но иногда даже самые быстрые ноги не спасают от подлости. Бывало, что меня подставляли, насылали незаметные чары, заставляющие споткнуться на ровном месте, и я падала, чувствуя горечь поражения и обиду на несправедливость. В такие моменты, когда мир вокруг казался враждебным и предательским, рядом всегда была Лесли. Мой единственный настоящий друг, чья душа ещё не была сломлена жестокостью мира. Её глаза, обычно лучистые и полные веселья, в такие минуты становились серьёзными и сочувствующими. Она молча подавала мне руку, помогая подняться, и её поддержка была для меня дороже любых побед. Она верила в меня безоговорочно, была самой преданной болельщицей, чьи слова поддержки звучали в моих ушах даже тогда, когда собственные силы, казалось, иссякли. Её вера – это ещё одна искра, тлеющая в моём сердце, не позволяющая мне погаснуть под натиском сомнений и страха. И ради этой веры, ради памяти о её поддержке, я обязана пройти этот экзамен.

Рассвет окрасил небо в нежные оттенки розового и золотого, когда я, с влажными от пота волосами и гудящими от напряжения мышцами, вернулась домой. С каждым взмахом меча, с каждой отточенной стойкой, во мне крепла уверенность. Это ощущение власти над мечом, эта физическая сила, которой я никогда прежде не ощущала, давала хрупкую, но такую желанную надежду на поступление в Академию. Переступив порог, я направилась к своей комнате, желая лишь одного – смыть с себя усталость и облачиться в привычную, удобную одежду. Дверь оказалась приоткрыта, и в царившем внутри полумраке я увидела две знакомые фигуры, неподвижно сидящие на краю моей кровати. Родители. «Что-то случилось?» – промелькнула тревожная мысль, но я постаралась сохранить внешнее спокойствие.

Отец, как всегда, взял инициативу на себя. Его взгляд, обычно скользящий мимо меня, сейчас был серьёзен и пронзителен.

– Мы видели тебя в лесу, – произнёс он.

Воздух в лёгких, казалось, заледенел. Они видели, как я прячу меч? Эта мысль пронзила меня иглой страха. Если они узна́ют о моих тайных тренировках, о моём стремлении овладеть оружием, то мне не поздоровиться. Но я быстро собралась:

– И что? Я часто бегаю в лесу, – ответила я, стараясь придать голосу как можно больше небрежности.

– А то, что ты прятала кое-что, – продолжил отец, его взгляд не отрывался от моего лица, словно он выискивал на нём признаки лжи и предательства.

Сердце колотилось в груди. Я чувствовала, что сейчас решается моя судьба, словно я стояла на краю пропасти. Мне необходимо было придумать правдоподобное объяснение, но разум отказывался работать. Внезапно отец усмехнулся, но в этой усмешке не было ни злорадства, ни презрения, только усталая и горькая ирония. Он лишь взглянул на мать и едва заметно кивнул. Мама извлекла из-за своей спины мой меч, туго обёрнутый в старую, знакомую тряпку. Мир вокруг меня пошатнулся. Сердце рухнуло куда-то в бездну, конечности предательски задрожали, а по лбу скатилась крупная капля холодного пота.

– Это твоё, Кейт? – спросил отец, приподняв одну бровь. В его голосе не было обвинения, лишь тихий, изучающий вопрос.

Я молчала. Слова застряли где-то глубоко внутри, отказываясь вырваться наружу.

– Значит, твоё. Отдай ей, Розалинда, – распорядился отец, и в его тоне впервые за долгое время прозвучала мягкость, словно проблеск света в кромешной тьме.

Мама поднялась и протянула мне меч. Я невольно отшатнулась.

– Успокойся, Кейт. Мы не собираемся тебя ругать, – попытался унять меня отец, и в его глазах я впервые увидела что-то похожее на сочувствие.

– А что тогда? – спросила я.

Я перевела взгляд на мать, ища в её обычно отстранённых глазах хоть искру понимания и каплю поддержки. Но она стояла неподвижно, опустив голову.

– Знаешь, может быть, мы и правда ведём себя с тобой слишком холодно, особенно я, – сознался отец, и эти слова прозвучали для меня неожиданно. – Тебе и так хватает насмешек в школе… за твою… особенность.

Я в полном недоумении уставилась на него. Неужели все эти годы я неправильно его понимала? Неужели за этой маской строгости скрывалось что-то другое, словно за каменной стеной – живое сердце?

– Сядь, пожалуйста, – мягко попросила мама, и в её голосе впервые за долгое время прозвучала нежная интонация.

Я послушно опустилась в старое кресло у окна, чувствуя себя совершенно растерянной.

– Кейт, мы любим тебя, – продолжил отец, и эти простые слова, произнесённые его обычно скупыми на эмоции губами, прозвучали как откровение. – Ты наша дочь, наша плоть и кровь.

Я не могла поверить в услышанное. Всё это время я жила с ощущением, что являюсь чужой в собственном доме. Отец всегда был отстранённым и молчаливым, а мама часто изображала заботу, но в её глазах я всегда видела лишь усталость и какую-то скрытую печаль, будто тень прошлого всё ещё преследовала её.

– Прости, – тихо произнесла мама, и это слово, сорвавшееся с её губ, было наполнено такой болью, что моё сердце сжалось от жалости.

Слёзы, которые я так долго сдерживала, наконец-то хлынули из глаз. Я никогда не думала, что услышу от них эти слова. Все эти годы я винила их в холодности, в отсутствии любви, а оказалось…

Откинувшись на спинку кресла, тело загудело от усталости. Я не могла произнести ни слова, лишь смотрела на родителей, пытаясь понять, что происходит. Мама всегда относилась ко мне чуть лучше, чем отец, но и ее сдержанность, ее кажущаяся отстраненность, ранили меня, как заноза, засевшая глубоко под кожей. И в этот момент я внезапно осознала, что все мы, каждый по-своему, были одиноки в нашей семье, словно три призрака, блуждающие по заброшенному дому.

– Мы понимаем, что ты чувствовала все эти годы, – начал отец, его голос звучал непривычно неуверенно.

– Да ни черта вы не знаете! – вырвалось у меня сквозь слёзы, и в этом крике прозвучала вся боль и обида, накопившиеся за долгие годы.

– Знаем, – тихо ответила мама, её глаза были полны слёз. – Мы чувствовали то же самое. Когда ты родилась, мы были вне себя от счастья. Но потом всё изменилось. Ты же знаешь, что случилось с нашей семьёй после того, как тебе исполнилось шесть лет. Я опустила глаза, вспоминая тот роковой день, который перевернул нашу жизнь. Конечно, я знала. Слух о моём проклятии, накрыл наше Королевство, отравляя каждый вздох. Маги сторонились нас, как прокажённых, шептались за спинами, бросали презрительные взгляды. Мы потеряли все – наше положение, наше уважение, почти все наши средства.

– Мы были молоды и неопытны, – продолжил отец. – Не знали, как справиться с этим. Замкнулись в себе и отдалились друг от друга. И больше всего пострадала ты, наша маленькая Кейт.

Я не могла поверить своим ушам. Все эти годы я винила их, считала, что они просто не любят меня, стыдятся моей… особенности. А оказалось…

– Прости нас, Кейт, – тихо произнесла мама, и слёзы ручьём потекли по её щекам.

Я больше не могла сдерживаться. Рыдания сотрясали моё тело. Я поднялась и обняла их обоих крепко-крепко, чувствуя, как их руки неуверенно, но с такой силой сжимают меня в ответ. Все эти годы я так нуждалась в их любви, в их поддержке и тепле. Мы сидели втроём, обнявшись, и долго молчали, позволяя слезам смыть горечь прошлых обид и недоразумений. В этот момент, впервые за долгое время, я почувствовала, что наша семья, несмотря на все испытания, сможет преодолеть любые трудности. И, возможно, именно сейчас, когда я стою на пороге такого важного испытания, эта внезапная близость, это признание любви, и есть та самая поддержка, которая мне так необходима.

– Расскажи нам всё, что мы могли упустить из твоей жизни, – произнесла мама, её лицо, ещё недавно искажённое слезами, теперь светилось мягкой улыбкой. Она вытерла остатки влаги с ресниц тыльной стороной ладони, и в этом простом жесте сквозила такая трогательная нежность, которой я не видела в ней долгие годы.

– И для чего тебе понадобился меч, тоже расскажешь, – добавил папа, хотя в его голосе уже не звучала строгость, лишь лёгкое любопытство.

– Дуттрок! Не надо, – отмахнулась мама, легонько толкнув отца локтем. В этом шутливом движении чувствовалось возвращение теплоты, которая когда-то связывала их, и от этого зрелища стало легче на душе.

– Я обещаю, что всё расскажу, – ответила я, чувствуя, как камень обиды и непонимания наконец-то свалился с моего сердца.

И я рассказала. Обо всём. О тайных тренировках с мечом, которые стали для меня не просто способом выжить в этом жестоком мире, но и источником силы и уверенности. О надёжной Лесли, чья дружба была для меня единственным лучом света в долгие годы одиночества. О тяжёлой, но такой необходимой подработке на ранчо, где я научилась выносливости и упорству. И, конечно, о моей самой заветной мечте – поступить в Высшую академию магии, мечте, которая казалась такой далёкой и несбыточной, но теперь, с их поддержкой, обретала новые краски. Некоторые особенно пасмурные моменты, связанные с насмешками и предрассудками, я предпочла опустить, не желая омрачать этот долгожданный момент единения. Но и так было сказано немало. Закончив свой рассказ, я с замиранием сердца ждала их реакции.

– Мы гордимся тобой, Кейт, – наконец произнёс отец, и эти слова, простые и искренние, прозвучали для меня как исцеляющее заклинание. Слёзы сами собой полились из глаз, но на этот раз это были слёзы радости и облегчения, смывающие многолетнюю боль. Я никогда прежде не слышала от него таких слов, и их вес был огромен.

– И мы любим тебя, – добавила мама, её голос дрожал от волнения. – Прости нас за то, что нас столько времени не было рядом с тобой.

Я сдержала рвущиеся наружу рыдания с больши́м трудом. Все эти годы я так отчаянно нуждалась в их поддержке, в их понимании, и теперь, когда это наконец-то произошло, я боялась, что это окажется лишь сном и я прямо сейчас проснусь в своей одинокой комнате.

– Я вас тоже очень люблю, – прошептала я, и эти слова, вырвавшиеся из самой глубины души, стали клятвой нашей новой, возрождённой семье.

Надеюсь, обиды и недопонимания остались в прошлом, сброшенные как змеиная кожа. Нас объединила любовь, та самая невидимая нить, которая, как оказалось, никогда не рвалась, а лишь была запутана горечью и страхом. Мы просидели так долго, просто наслаждаясь обществом друг друга. Я рассказывала о своих мечтах, о своих надеждах, они делились со мной своими планами, планами, в которых теперь было и моё место. Казалось, что мы только вчера познакомились, узнавая друг друга с новой, неожиданной стороны.

Папа, отстранившись от нас, улыбнулся тёплой, отеческой улыбкой:

– Ну что, Кейт, садись.

Он кивнул маме, и я почувствовала, что сейчас произойдёт что-то важное.

– Мы видели твой меч. Честно говоря, он недостаточно хорош, – улыбнулась мама, но в её глазах не было насмешки, лишь ласковое поддразнивание.

– Ну уж простите, на что хватило денег, – отпарировала я, стараясь скрыть волнение, и сложила руки на груди.

– Да ладно тебе, – махнул рукой папа, и я почувствовала, как напряжение покидает моё тело.

Мама передала ему меч. Отец взял его за рукоять, оценивая баланс и вес. Я невольно напряглась, предчувствуя что-то необычное. Он начал концентрировать свою магию в руке, сжимавшей рукоять. Я нечасто видела, чтобы родители использовали магию при мне, особенно отец. Его метка на шее, сплетённые из света волны, засияла нежным голубым сиянием.

Метки… эти удивительные символы, выгравированные на коже каждого мага, были не просто знаком принадлежности к одному из четырёх королевств – Ветра, Воды, Пламени или Земли. Они были отражением самой сути магии, уникальным отпечатком души. У нас, в Королевстве Ветра, метка напоминала застывшие в стремительном взлёте вертикальные волны. У магов Водного Королевства волны текли плавно и горизонтально. У жителей Королевства Пламени метка пылала ярким, неугасимым огнём, а у представителей Королевства Земли она имела форму прочного, незыблемого треугольника, словно высеченного из гранитной скалы. В нашем мире смешанные браки не были редкостью, и дети, рождённые в таких союзах, могли унаследовать классическую метку одного из родителей или же получить совершенно уникальный символ. Я видела таких детей, чьи метки напоминали причудливые узоры, неподвластные описанию. Говорили, эти дети могли обладать способностями, сочетающими в себе силу разных стихий, что делало их одновременно удивительными и немного пугающими. Когда маг использовал свою силу, метка начинала светиться, излучая мягкое, завораживающее сияние.

Мой старый, потрёпанный меч в руке отца начал окутываться нежно-голубым сиянием, как будто его обнимали светящиеся нити, сотканные из чистого ветра, несущего в себе шёпот духов. От лезвия повеяло лёгким, едва ощутимым ветерком, ласково коснувшимся моего лица.

– Что ты делаешь? – спросила я, затаив дыхание.

– Тише, – прошептала мама, глядя на меня с такой нежностью, что моё сердце забилось быстрее.

Я замолчала, наблюдая за отцом. Казалось, всё замерло в ожидании чуда. Через несколько мгновений отец отнял руку от меча. Сияние вокруг него медленно стихло, но меч выглядел совершенно по-другому. Он словно стал легче и утратил свою прежнюю грубость, а лезвие заиграло новыми, едва уловимыми оттенками стали.

– Это меньшее, что мы могли сделать для тебя, – сказал он, протягивая мне меч. В его голосе звучала непривычная забота. – Хоть он мне и не очень нравится.

– А что ты с ним сделал? – спросила я, осторожно принимая обновлённое оружие. Оно действительно казалось легче и как будто дышало какой-то скрытой энергией.

– Я немного его улучшил, – улыбнулся он загадочно, и в его глазах мелькнул озорной огонёк.

– Как это «улучшил»?

– После контакта с моей магией меч стал прочнее и легче. Теперь самые слабые магические воздействия будут для него нипочём.

Я не могла поверить своим глазам. Мой старый, неприглядный меч, который я с таким трудом достала, превратился в настоящее, пусть и не волшебное, но всё же особенное оружие.

– Я не великий кузнец и не особый маг, но я постарался сделать всё, что в моих силах, – сказал он, и в этот момент я окончательно поняла, он действительно любит меня, по-своему, сдержанно, но искренне.

Я взяла меч обеими руками. Он лежал в ладони как продолжение моей руки.

– Спасибо, – прошептала я, глядя на родителей с благодарностью, переполнявшей моё сердце.

– Конечно, он не обладает магическими способностями, но благодаря твоим тренировкам и твоей силе духа, он сможет помочь тебе, хотя бы немногого, – сказал папа, потрепав меня по волосам, и этот простой, отцовский жест растопил последние льдинки в моей душе.

Я обняла их обоих, крепко-крепко, чувствуя, как их руки сжимают меня в ответ. В этот момент я поняла, что наша семья снова стала единым целым, а все обиды остались позади. И этот меч был теперь не просто куском металла, а символом нашей новой, крепкой связи, символом их веры в меня и моей любви к ним. И с этим новым ощущением силы и поддержки я была готова к любым испытаниям, которые ждут меня на Нейтральных Землях.

Глава 4

Прошло уже несколько недель с тех пор, как слова, пронзили застоявшуюся тишину между нами. Эти недели тянулись медленно. После той судьбоносной беседы мои отношения с родителями начали свою неспешную, но верную трансформацию. Поначалу в воздухе висела густая дымка неловкости, словно между нами воздвигли невидимую стену из молчания и недосказанности. Эта преграда ощущалась почти физически, но эта стена начала кирпичик за кирпичиком, поддаваться теплу наших робких попыток к примирению. Каждое сказанное слово, каждый мимолётный взгляд, наполненный пониманием, становился крошечным, но важным камнем, выпадающим из этой некогда неприступной твердыни. Наши отношения, словно раненое, но стойкое дерево, начали пускать новые побеги, тянуться вверх, к свету. Это новое ощущение связи наполняло меня чувством глубокой внутренней ценности и значимости.

Наши семейные ужины теперь напоминали скорее пир в кругу верных соратников, нежели мрачное собрание теней. Прежде окутанные тишиной, мы каждый варились в собственном котле проблем, не смея нарушить зловещее молчание. Теперь же за столом царила атмосфера тепла и уюта. Аромат домашней еды смешивался со звонким смехом, когда мы обсуждали перипетии минувшего дня, делились забавными историями и смеялись над общими шутками. Каждый вечер стал маленьким праздником, наполненным светом и надеждой.

В нашей семье зародились новые традиции. Раз в неделю мы стали совершать совместные походы к озеру, чья гладь в ясную осеннюю погоду отражала небесную лазурь. Шелест прибрежных камышей звучал как тихий шёпот древних духов, а крики улетающих птиц напоминали мелодии небесных арф. Иногда мы вместе колдовали над ужином, превращая простые ингредиенты в ароматное волшебство. Каждый взмах ножа, каждое добавление специи становилось частью священного действа, сплавляющего нас воедино. Эти маленькие, казалось бы, незначительные ритуалы сплетали невидимые нити между нашими душами, сближая нас сильнее, чем любые слова, и создавая ощущение нерушимого единства. Я начала замечать, как в глазах родителей исчезает прежняя суровость, уступая место мягкости и пониманию. Они стали более открытыми и готовы были признавать свои ошибки. Они больше не пытались насильно направить мою жизнь по однажды выбранному ими пути, а старались найти компромисс. Поначалу я чувствовала себя несколько растерянной. Эти новые, тёплые отношения с родителями были для меня в диковинку. Я так долго привыкала к определённой дистанции, к той невидимой стене напряжения, что теперь мне приходилось заново учиться дышать в этой атмосфере доверия и любви. Но, я была безмерно рада, что наконец-то почувствовала, что я не одинока в этом мире, полном опасностей и неопределённости, и у меня есть надёжное плечо, на которое можно опереться в любой момент, надеясь, что оно никогда не предаст.

Казалось, буря миновала, и наши отношения, словно корабль, выдержавший шторм, наконец-то вошли в тихую гавань. Каждый рассвет приносил с собой ощущение спокойствия, а дни вновь сплетались в привычную цепочку событий. Я по-прежнему изнуряла себя тренировками, оттачивая свои навыки до той грани, где мышцы горели, а разум становился острым, как клинок зачарованного меча. Школа поглощала бо́льшую часть моего времени, наполняя голову древними знаниями и сложными теориями. Лесли всегда была рядом, рассеивая мои сомнения. Иногда, поддавшись её беззаботному настроению, я даже жертвовала драгоценными часами тренировок, чтобы прогуляться с ней по извилистым улочкам Королевства или побродить по тенистым аллеям парка.

Вот и сегодня день повторял сам себя. Мы с Лесли встретились у величественных каменных врат Школы, чьи арки напоминали вход в древний храм, и направились в кабинет, где нас ждала «История магии» с профессором Мабергором. С того странного происшествия я старалась избегать его общества. Иногда мне даже казалось, что он нарочно следует за мной. Чаще всего наши пути пересекались в обширной библиотеке, чьи высокие полки, уставленные древними фолиантами, напоминали лабиринт мудрости. Возможно, в этом и не было ничего необычного – преподаватель, погруженный в изучение старинных текстов, интересующийся тайнами мироздания… Но дело в том, что прежде я никогда не замечала его в этом святилище знаний. Ещё более странным было то, что, находясь с ним в одном помещении, я всегда ощущала на себе чьё-то пристальное внимание. Поднимая голову от раскрытой книги, чьи страницы пахли пылью веков, я невольно смотрела в его сторону, и наши взгляды неизменно встречались. Его глаза, глубокие и проницательные, казались окнами в иные миры, и я никогда не могла выдержать их изучающего взгляда, тут же отводя свои, словно провинившаяся ученица. Именно это ощущение необъяснимого беспокойства я сейчас пыталась донести до Лесли, которая, задумчиво нахмурив брови, слушала мой сбивчивый рассказ.

– Глупышка ты, Кейт, – Лесли легонько толкнула меня локтем, её глаза лучились весельем. – Тебе бы радоваться, что такой статный маг, как профессор Мабергор, не сводит с тебя глаз.

– Может, я бы и порадовалась, – вздохнула я, – если бы он не был моим преподавателем и если бы мне не нужно было корпеть над свитками в преддверии экзамена. И, Лесли, не забывай, что он ещё и будущий король. Однажды он воссядет на трон, и тогда…

– Не факт, что именно он будет королём, – загадочно улыбнулась Лесли.

– В смысле? Есть кто-то ещё? – я удивлённо распахнула глаза, не отрывая взгляда от её лица.

– Ты что, совсем ничего не знаешь о королевском дворе? – Лесли с укоризной покачала головой.

Я лишь пожала плечами в ответ.

– Как же так можно, Кейт? – Лесли чуть повысила голос, её обычно мягкий тон стал более настойчивым. – У короля Крилумона есть ещё один сын. Младший сын, принц Эйвинд Кэлибрант.

– На самом деле мне нет никакой разницы до их королевских распрей и уж тем более до профессора Мабергора, – честно призналась я, чувствуя, как внутри нарастает какое-то смутное беспокойство.

– Да ладно тебе, Кейт! А вот я бы не отказалась стать королевой, – мечтательно закатила глаза Лесли, её фантазии, казалось, унесли её в далёкие дворцовые залы.

Я невольно рассмеялась, представив Лесли в королевских одеждах.

– Что? – обиженно надула губы Лесли, но уже через мгновение её заразительный смех присоединился к моему.

Через несколько минут мы уже сидели за длинной дубовой партой в кабинете, чьи стены были увешаны старинными картами и магическими артефактами, и бурно обсуждали предстоящую тему лекции по «Истории магии». Внезапно дверь отворилась, и в кабинет вошёл профессор Мабергор. Все как один поднялись, приветствуя его почтительным молчанием. Он не спеша, с той величественной неторопливостью, что была ему свойственна, направился к своему преподавательскому месту, расположенному на небольшом возвышении. С каждой секундой его шаги, размеренные и гулкие, становились все громче, а он сам казался всё ближе и ближе ко мне. С каждым его движением моё сердцебиение учащалось. Непреодолимое желание убежать, скрыться, раствориться в воздухе охватило меня с новой силой. Да что же со мной такое сегодня?

Но вот профессор уже прошёл мимо меня, и в тот же миг лёгкий ветерок коснулся моего лица, принеся с собой едва уловимый, но такой знакомый аромат лесных ягод и чего-то ещё, терпкого и таинственного.

– Садитесь, – негромко, но властно произнёс Мабергор, и его взгляд, тёмный и пронизывающий, скользнул по мне.

Я совсем растерялась и не сразу среагировала, продолжая стоять и смотреть на него, как кролик, загипнотизированный взглядом змеи. Я почувствовала, как Лесли легонько дёрнула меня за рукав моего простого полотняного платья, и, словно очнувшись от наваждения, я резко села на жёсткий деревянный стул, так и не отрывая взгляда от фигуры Мабергора, стоя́щего у стола.

– Кейт, ты чего? – нервно прошептала Лесли, обеспокоенно глядя на меня.

– Всё хорошо, наверное, задумалась и не сразу поняла, что сказал профессор, – пробормотала я в ответ, хотя сама так и не могла объяснить причины своего внезапного ступора.

– Ладно, поговорим после урока, – тихо сказала Лесли, всё ещё не сводя с меня встревоженного взгляда.

Я лишь слабо кивнула, не находя в себе сил произнести ни слова. В голове царил полный сумбур, словно после сильного заклинания. Взглянуть на профессора я так и не решилась. После моего недавнего замешательства он, чего доброго, решит, что я не в себе, или ещё хуже – что я неуважительно отношусь к его королевской особе.

– Итак, уважаемые ученики, – властный голос Мабергора вырвал меня из водоворота собственных мыслей, – сегодня я поведаю вам о том, что редко встретишь на пыльных полках библиотек. Держу пари, даже не каждый профессор Школы владеет теми знаниями, которыми я собираюсь с вами поделиться.

Мабергор сделал многозначительную паузу, обвёл взглядом притихшую аудиторию, затем неспешно подошёл к своему массивному столу, чья поверхность была испещрена таинственными символами. Он взял с него сложенный лист пергамента, пожелтевшего от времени, и передал его ближайшему ученику.

– Передайте по рядам, пусть каждый внимательно изучит изображение.

Мабергор снова погрузился в молчание, лишь его проницательный взгляд скользил по лицам учеников, следя за медленным продвижением листка. Меня буквально разрывало от любопытства. Очередь тянулась мучительно долго. Наконец, спустя томительные мгновения, пергамент оказался в руках Лесли, а затем и моих. На нём был искусно изображён клинок.

– Как вы могли заметить, на этом свитке изображён клинок, – начал Мабергор, как только убедился, что каждый успел рассмотреть рисунок. Его голос звучал теперь с особой торжественностью. – Сегодня наша лекция будет посвящена именно ему. Этот клинок был выкован из многослойной стали, собранной по крупицам каждого из Четырёх Королевств. Каждый фрагмент металла был насквозь пропитан могущественной магической энергией различных стихий – огня, воды, земли и воздуха. Клинок был создан величайшим кузнецом своего времени, чьё имя давно стёрлось из людской памяти, несколько тысячелетий назад. Его целью была защита от магов, чья сила могла бы нарушить хрупкое равновесие мира. Десять долгих лет, не зная сна и отдыха, он трудился над своим шедевром, вкладывая в него частицу своей души.

Сам кузнец жил на Нейтральных Землях, где издревле процветало ремесло и торговля, и создавал оружие для всех четырёх Королевств, не отдавая предпочтения ни одному из них. Он обладал уникальной способностью черпать силу из всех стихий, не владея при этом собственной магией, и именно это, как ни парадоксально, и стало причиной создания этого необыкновенного меча. Этот клинок, при условии правильного владения, обладает поистине колоссальной мощью, способной противостоять любой магической силе, независимо от её природы.

Весть об изготовлении столь могущественного оружия быстро распространилась по всем Королевствам, вызвав небывалый ажиотаж. Множество магов, движимых жаждой власти и могущества, объявили настоящую охоту на Клинок, мечтая заполучить его и многократно усилить свои способности. Бо́льшую часть этих охотников составляли бедняки и изгои, видевшие в Клинке шанс изменить свою судьбу. Кузнец быстро осознал, что ему не справиться с таким количеством разъярённых магов, чьи намерения были далеко не благородны. Поэтому в тот же день, взяв свой драгоценный клинок, он отправился в древний и таинственный Митенский лес. Его целью было сокрыть Клинок в самой глубине леса, закопать его в землю, чтобы ни один маг никогда не смог его отыскать. Спустя несколько дней кузнец вернулся домой, но его триумф был недолгим. Уже на следующий день он был публично казнён на территории Нейтральных Земель. Причиной столь сурового наказания стало совместное решение королей четырёх Королевств, усмотревших в его действиях грубое нарушение правил Кодекса Стихий и самовольное использование магии для создания орудия без их ведома. Маги искали Клинок несколько десятков лет, некоторые утверждали, что исходили весь Митенский лес вдоль и поперёк, но так и не смогли его найти. Большинство магов, участвовавших в этих безуспешных поисках, впоследствии находили мёртвыми, павшими жертвами обитавших в лесу опасных тварей. Клинок, естественно, так и не был обнаружен, и поэтому на сегодняшний день подавляющее большинство магов даже не подозревает о его существовании. Его история, казалось, погибла вместе с его создателем.

Единственное, что мне доподлинно известно об этом легендарном Клинке, – продолжил Мабергор, его голос приобрёл почти мистичный оттенок, – так это то, что найти его сможет лишь тот, кому он действительно необходим, тот, кто по-настоящему достоин обладать такой силой. При создании Клинка кузнец часто повторял своим подмастерьям, что это оружие будет необычайно верным своему хозяину и будет служить ему до самой его смерти.

Произнося последние слова, Мабергор бросил на меня мимолётный, но ядовитый взгляд, от которого по моей спине пробежал холодок, словно прикосновение ледяного ветра. Что он хотел этим сказать? Или мне просто показалось?

Мои мысли метались, словно пойманные в вихрь листья осеннего леса. Если этот Клинок действительно существует, то обладание им могло бы стать ключом к моей мечте – поступлению в Высшую Академию. Это был бы не просто пропуск на следующий уровень обучения, а возможность обрести ту невероятную силу, о которой я всегда грезила, с завистью наблюдая за уверенными в себе магами, окружавшими меня. Сегодняшний визит в библиотеку должен был стать решающим. Я просто обязана вытянуть из профессора Мабергора как можно больше информации об этом Клинке, чего бы мне это ни стоило.

– Эй, Кейт, ты чего такая задумчивая? – голос Лесли вырвал меня из плена грёз. – Всё об этом клинке думаешь, я права?

– Да, – честно призналась я, чувствуя, как внутри разгорается огонёк решимости.

– Ты что, правда хочешь отправиться на его поиски в Митенский лес? – в голосе Лесли послышались тревожные нотки.

– Да нет же, Лесли, перестань, – я мягко улыбнулась, стараясь успокоить её. – Сначала я должна собрать как можно больше сведений об этом Клинке, прежде чем предпринимать хоть какие-то действия. Нельзя же бросаться в самое сердце опасного леса, не имея ни малейшего представления о том, что меня там может поджидать.

Лесли всегда отличалась излишней впечатлительностью и склонностью к преждевременной панике. Она была самой верной и заботливой подругой, какую только можно пожелать, но её беспокойство иногда начинало меня утомлять.

– Слава Ветру, ты меня совсем напугала, – выдохнула Лесли, прикладывая руку к груди.

– Всё будет хорошо, не переживай, – ответила я, легонько толкнув её в плечо. Это был наш негласный знак, означавший, что все тревоги напрасны.

Пока мы с Лесли обменивались успокаивающими репликами, урок незаметно подошёл к концу. Мы попрощались с профессором, на этот раз обошлось без неловких ситуаций, и отправились на другие занятия. Весь оставшийся день тянулся для меня мучительно долго. Каждая минута казалась вечностью, а стрелки часов двигались с черепашьей скоростью. Я с нетерпением ждала окончания занятий, чтобы как можно скорее оказаться в библиотеке и поговорить с Мабергором.

Наконец, когда последний урок подошёл к концу, я помчалась в библиотеку. Но на этот раз меня влекли туда не книги и не жажда новых знаний, а горячее желание встретиться с профессором и выведать у него все тайны Клинка.

С каждым шагом по широкой каменной лестнице, ведущей на верхние этажи библиотеки, моё волнение нарастало. Сердце колотилось в груди, а ладони предательски вспотели. Я, сгорая от нетерпения, ждала встречи с Мабергором и предстоящего разговора. С другой стороны, меня терзали сомнения и страхи. Как он отреагирует на мою настойчивую просьбу рассказать больше о Клинке? Вдруг он сочтёт мои вопросы дерзкими и неуместными и устроит мне публичный выговор на глазах у всей библиотеки? В конце концов, он же принц, будущий король, а я, простая ученица, буду отнимать его драгоценное время своими глупыми вопросами. Но я решительно отогнала все эти тревожные мысли и распахнула тяжёлую дубовую дверь, ведущую в святилище книг.

Я сразу же принялась взглядом искать профессора Мабергора, не спеша продвигаясь вперёд, к своему обычному месту за одним из дальних столов. Он часто сидел напротив меня, через несколько столов, погруженный в чтение древних манускриптов. Поэтому я шла с надеждой увидеть его именно там. Приблизившись к своему столу, я села и, подняв глаза, увидела сидящего Мабергора на привычном для нас обоих месте. Но он был не один. За его столом сидел ещё какой-то маг. Лица этого незнакомца я разглядеть не смогла, так как он сидел спиной ко мне и увлечённо о чём-то беседовал с профессором. Я решила терпеливо ждать столько, сколько потребуется, чтобы этот маг ушёл, и мы смогли бы наконец-то поговорить с профессором наедине, хотя бы за одним столом. В воздухе повисло напряжённое ожидание.

Время текло медленно, словно густая патока, сквозь пальцы. Прошло уже около получаса, и монотонное перелистывание страниц школьного учебника стало для меня настоящей пыткой. Я отчаянно пыталась сосредоточиться на тексте, но буквы плясали перед глазами, складываясь в бессмысленные узоры. Переживания и нетерпение застилали мой разум, не давая ни одной мысли зацепиться за прочитанное. Я медленно, с нарочитой небрежностью, переворачивала страницу за страницей, делая вид, что увлечена изучением магических формул, в то время как все мои мысли были прикованы к двум фигурам за дальним столом. Иногда обрывки их разговора, произнесённые чуть более громким тоном, долетали до меня. Я напрягала слух, пытаясь уловить смысл их беседы, но удавалось разобрать лишь отдельные слова и фразы, которые не складывались в целостную картину. Это лишь усиливало моё любопытство и раздражение от собственного бессилия. Вскоре я бросила эти тщетные попытки подслушать, чувствуя, как нарастает скука и желание поскорее узнать, что же так долго они обсуждают.

Наконец, неизвестный мне маг поднялся со своего места. До меня донеслись последние слова их беседы.

– Спасибо тебе, Эйвинд, – произнёс профессор Мабергор с теплотой в голосе.

– Без проблем, брат, – ответил ему маг, хлопнув Мабергора по плечу дружеским жестом.

Так вот кто это был! Принц Эйвинд, младший брат Мабергора. Неужели он настолько скрытен, что ни разу не появлялся на публике? Даже о его существовании я узнала совсем недавно, да и то случайно, от Лесли. Какой странный и загадочный принц! Меня уже нестерпимо распирало от любопытства увидеть, наконец, его лицо. В конце концов, принц Эйвинд развернулся, и его взгляд скользнул по книжным полкам, прежде чем он направился в сторону моего стола. В этот момент я впервые смогла рассмотреть его.

Он был словно соткан из противоположностей своему брату. Серебряные пряди его волос, густые и блестящие, словно нити лунного света, струились по спине, достигая самого пояса. В их серебристом сиянии чувствовалась некая потусторонняя сила, связь с древней магией стихий. Казалось, в них заключена мощь шквала, способного смести всё на своём пути, и одновременно стойкость сильных ветров, противостоящих любым бурям. На миг я представила, как эти волосы развеваются на ледяном ветру, переливаясь под лучами солнца. В них читалась безграничная свобода духа и непоколебимая вера в своё предназначение. Из-под этой копны пепельных волос на лоб спадали непослушные пряди чёлки, словно заблудшие искорки звёздного неба, запутавшиеся в земных ветрах. Они небрежно обрамляли его лицо, то игриво падая на лоб, то устремляясь вверх. С его широких плеч ниспадал плащ цвета воронова крыла, сотканный, казалось, из самой ночи. Тяжёлая, бархатистая ткань, отливающая при тусклом свете ламп едва заметным лунным сиянием, струилась по его стройной фигуре, подобно тёмному водопаду, скрывая очертания тела и придавая ему загадочный вид. На правом плече плащ был скреплён изящной золотой застёжкой, украшенной тонкой резьбой в виде переплетающихся витиеватых узоров, напоминающих завихрения ветра. В центре застёжки мерцали небольшие драгоценные камни глубокого лазурного цвета, добавляя в его образ нотку королевской роскоши и величия. Под плащом угадывалась тёмная рубашка, сшитая из тонкого, но прочного материала, плотно облегавшая его стройный стан и подчёркивавшая силу скрытых под ней мускулов. Тёмные, хорошо сидящие штаны были заправлены в высокие сапоги из мягкой кожи, завершая его строгий и одновременно элегантный облик.

Я так долго изучала его, опьянённая его неземной, почти пугающей красотой, что совершенно потеряла счёт времени. Лишь когда мой взгляд невольно задержался на глубине его ледяных голубых глаз, я осознала, что наше мимолётное наблюдение друг за другом затянулось. В тот же миг он тоже поднял на меня свой взгляд. Меня словно пронзила ледяная игла страха. Инстинктивно я резко наклонила голову, делая вид, что поглощена чтением раскрытого на столе учебника, хотя ни одна строчка не задерживалась в моём сознании. Я всем телом ощущала его приближение. И вот меня накрыла волна резкого, тяжёлого аромата, исходившего от него. Это была странная, завораживающая смесь запахов – терпкой лаванды, горьковатого орегано и пьянящей герани. Этот необычный букет ударил мне в голову, взбудоражив чувства и заставив сердце бешено колотиться в груди. Я чувствовала, как его испепеляющий взгляд скользит по моей спине. Не поднимая головы, я украдкой взглянула на него исподлобья, стараясь остаться незамеченной.

– Хм, – прозвучала низкая усмешка.

Он всё ещё смотрел на меня, и в его голубых глазах мелькнуло что-то, чего я не смогла разгадать, прежде чем он прошёл мимо, его тёмный плащ взметнулся за спиной и он исчез за дверями библиотеки. Меня тут же охватило жгучее чувство стыда от осознания того, что я так бесцеремонно разглядывала его и он это заметил. Щёки вспыхнули. Но, вспомнив о цели своего визита в библиотеку, я быстро взяла себя в руки, отбросив смущение. Я подняла глаза и посмотрела на профессора Мабергора, чтобы убедиться, что он никуда не ушёл. К моему облегчению он всё ещё сидел за тем же столом, на том же самом месте, погруженный в чтение толстого тома в кожаном переплёте. Я тихо выдохнула, собралась с оставшимися силами, решительно встала из-за своего стола и направилась прямиком к профессору. Каждый шаг казался мне маленькой битвой с собственной неуверенностью.

Я приблизилась к его столу, чья столешница была покрыта россыпью раскрытых книг и свитков, источающих слабый аромат старой бумаги и сухих трав, и приготовилась к формальному приветствию, как вдруг неожиданно для себя услышала его низкий, бархатистый голос:

– Я ждал тебя, Кейт, – сказал Мабергор, отрывая взгляд от страниц книги и поднимая на меня свои тёмные глаза. – Присаживайся, не стесняйся.

Я молча опустилась на жёсткий деревянный стул напротив него, чувствуя, как его взгляд проникает в самую глубь моей души.

– Почему вы меня ждали? – не удержавшись от любопытства, спросила я, стараясь скрыть волнение в голосе.

– Я знал, что тебя заинтересует тема сегодняшней лекции, – в уголках его губ мелькнула едва заметная улыбка, – и ты захочешь узнать гораздо больше, чем я рассказал сегодня в аудитории.

Я невольно удивилась его проницательности. Угадать мой интерес к Клинку было, конечно, несложно, учитывая мой статус «Отверженной» в обществе. Но понять, что я захочу поговорить об этом с ним лично, да ещё и в библиотеке… это казалось мне почти сверхъестественным.

– Вы правы, – призналась я, встретившись с его глубоким, как ночное небо, взглядом. – Вы сможете мне рассказать о Клинке подробнее?

– Смогу, но не здесь. Это место не подходит для таких разговоров, слишком много любопытных ушей, – его голос понизился до шёпота, хотя вокруг нас почти никого не было. – Насколько мне известно, ты подрабатываешь на ранчо. Можем прокатиться верхом на лошадях. Там нас никто не побеспокоит.

– Думаю, это хорошая идея, – согласилась я, чувствуя, как внутри меня нарастает волнение.

– Тогда будь добра, подготовь через два часа моего коня и возьми себе любую лошадь, какая тебе по душе. Встретимся у главных ворот.

– Хорошо, профессор.

Мабергор бросил на меня последний, долгий взгляд, в котором я попыталась прочитать хоть что-то, но так и не смогла. Затем он медленно поднялся из-за стола, его мантия скользнула по полу, и он покинул библиотеку, оставив меня в одиночестве. Лишь спустя несколько мгновений до меня дошло осознание того, что совсем скоро мы с профессором Мабергором будем кататься на лошадях. Наедине. По моим щекам пробежал лёгкий румянец, и я невольно вспомнила о Лесли. Улыбнувшись своим мыслям, я решила, что обязательно расскажу ей всё завтра. Она точно будет в восторге от этой неожиданной новости.